Аннотация: Иногда грань, разделяющая науку и квазинауку, необычайно тонка. Историк Лев Моисеевич Серебрянц познал это на собственном опыте.
Chorgorr
История с фотографией: за кадром
Звёздный час подкрался незаметно
Когда спросят нас, что мы делаем, мы ответим:
мы вспоминаем. Да, мы память человечества, поэтому
мы в конце концов непременно победим; когда-нибудь
мы вспомним так много, что выроем самую глубокую
могилу в мире.
(Р.Брэдбери)
Чернявый возник на очередной лекции. Удобно устроился на втором ряду и стал наблюдать, как и кем заполняется зал.
Лев Моисеевич Серебрянц считал это своей привилегией. Приходил сильно заранее, вставал за кафедру и встречал будущих слушателей пристальным, горящим взором. Каждого из них считал своим приобретением. А тут вдруг будто обокрали: такое чувство возникло через десять минут наблюдения за типом на втором ряду.
На фоне большинства публики чернявый казался до неприличия красивым. Вернее, вызывающе породистым и элегантным. Умница жена терпеливо вдалбливала Лёвушке понятия хорошего вкуса и стиля. Если верить ей, на втором ряду восседало живое воплощение того и другого. Даром, что очень молодое, лет двадцати на вид. Но у парня, похоже, в крови текло то, что историк, внезапно став публичным человеком, кое-как усваивал под давлением жены. Хотя и физиономией-то чернявый, если приглядеться, не особо вышел. Слишком глубоко посаженные тёмные глаза, слишком хищный вырез ноздрей, слишком тонкие и бледные губы. Вот они по-волчьи изогнулись, когда парень что-то ответил соседу слева. А вот белобрысая девочка, которую очередные слушатели подвинули к чернявому справа, что-то робко пискнула. Он тут же сверкнул ослепительной улыбкой, наклонился к соседке, шепнул что-то на ушко. Та зарделась, спрятала взгляд в раскрытую на коленях тетрадочку...
"Пора!" -- Серебрянц посмотрел на часы, на битком набитый зал. Солидно откашлялся, проверил микрофон и начал вещать. По хорошо заученному уже, почти не заглядывая в конспект, поэтому в полной мере наслаждался вниманием слушателей. Это был его звёздный час. Вчерашний книжный червячок блистал красноречием перед публикой. Конечно, историк предпочёл бы коллег. Но и обыватели, внимающие с раскрытыми ртами, тешили самолюбие.
Только на этот раз взгляд лектора упорно возвращался в одну и ту же точку на втором ряду. Чернявый слушал, весь внимание. Иногда едва заметно кивал, делал пометки в блокноте. Но сохранял на лице скептическую мину, и вопросов в конце лекции задавать не стал.
После лекции Лев Моисеевич некоторое время продолжал купаться в лучах славы. Раздавал автографы, отвечал на вопросы экзальтированных особ, которым жаждали ещё тайн. И ещё! И ещё! Не только тайн -- личного контакта с лектором, да потеснее, это ясно читалось в глазах некоторых. Он говорил жене, что никто, кроме неё, ему не нужен. Чистую правду говорил. И сегодня снова не попался лакомый кусочек, чтоб позариться. Отбившись от поклонниц, потом ещё от парочки существ мужского пола -- с идеями -- утомлённый Серебрянц скрылся за кулисы.
Верный "Москвич" поджидал историка на стоянке: "Надо сменить на что-нибудь попрестижнее. Вот, например..."
-- Лев Моисеевич! -- окликнули его из той самой машины, которую он завистливо разглядывал.
Правая передняя дверь тёмно-синей "Ауди", припаркованной вплотную к потрёпанному "Москвичу", распахнулась, перекрывая историку возможность сесть в свою машину. Водитель -- тот самый чернявый -- похлопал рукой по сиденью:
-- Лев Моисеевич, присядьте, есть разговор.
-- А? -- душа почему-то разом ушла в пятки. Не в силах отказаться или хотя бы задать вопрос, Серебрянц подчинился, с ужасом глядя на молодого мужчину за рулём.
Тот сверкнул веселой и хищной ухмылкой:
-- Ну зачем же так волноваться, Лев Моисеевич? Вам ровным счётом ничего не грозит. Надолго я вас не собираюсь задерживать. Просто не хотел беседовать при толпе.
-- А... Э... -- дар речи не спешил возвращаться к историку, который всегда был трусоват, а сейчас впал в самую настоящую панику.
-- Меня зовут Роман. Я учусь на археолога, но работа с письменными источниками меня всегда тоже привлекала. Хочу выразить восхищение проделанной вами работой, -- речь чернявого лилась, как по писанному, а машина тронулась с места и теперь плавно выруливала со стоянки.
Серебрянц, слегка совладав с ужасом, смотрел сбоку на водителя и тщетно пытался отыскать ему место в знакомой и понятной классификации человеческих типов. Машина, новая и дорогая, так же безупречно подходила Роману, как все его вещи. "Вряд ли взял покататься у богатенького папаши. Либо своя, либо служебная. Не из Конторы ли он? Или из бандюков? Что хуже?"
Пару фраз Романа историк попросту прослушал, включился на:
-- Лев Моисеевич, давайте поставим мысленный эксперимент? Предположим, найденная вами информация и выводы, которые вы сделали, соответствуют действительности.
-- А как же иначе? Конечно, соотвествует! -- возмутился Серебрянц, разом почти забыв о страхе.
Чернявый не стал спорить, только ухмыльнулся. Машина неслась по Ленинградке, ловко перестраиваясь из ряда в ряд.
-- Предположим, найдутся подтверждения вашим теоретическим выкладкам. Вы понимаете, насколько это взрывоопасно? Представляете политические последствия?
-- Я учёный, а не политик. Не моё дело думать об этом.
Снова взгляд вполоборота и сверкание белых зубов:
-- Лев Моисеевич, вы живёте в мире, который сами готовы с энтузиазмом перевернуть вверх тормашками. Вы слышали про комплекс Оппенгеймера?
-- Да, один из. Кто сильнее всех ужаснулся содеянного.
-- Хиросима и Нагасаки -- на совести политиков и вояк! А история -- не такая взрывоопасная наука, как физика!
Радостная улыбка:
-- Да, ничего такого взрывоопасного история пока не накопала. И по первому пункту соглашусь. Я тоже за разделение труда. Пусть учёные изучают, политики принимают политические решения, люди действия действуют. Однако необходима координация усилий. Продолжим наш с вами мысленный эксперимент. Предположим, ваши теоретические выкладки заинтересовали некоторые властные структуры. Те, которые отвечают за безопасность государства и общества.
-- Вы оттуда? -- спросил Серебрянц, обмирая от собственной смелости.
Чернявый весело фыркнул:
-- Не важно. В рамках нашего эксперимента, допустим. Итак, люди там конкретные. Самой красивой и стройной теории им будет мало. Захотят практического подтверждения. Доказательств. Где бы вы их посоветовали добывать? А, Лев Моисеевич?
-- Я работал с подлинными документами в архивах. С дневниками и письмами семнадцатого -- девятнадцатого веков.
-- Бумаги, подлинники -- это здорово. Как историк историка я вас понимаю. Но конкретные люди захотят чего-то более конкретного и современного. Сами понимаете: их интересуют имена, пароли, явки. А ещё процедура определения нелюдей среди прочего населения.
-- Но там же все маги. И поднаторели в обмане...
-- Все? Абсолютно?
-- Н-не знаю, -- сведения, которые Серебрянц собрал по крупицам с обрывков пожелтевших рукописей, складывались в очень красивую картину. Но сейчас, беседуя с чернявым, Лев Моисеевич сполна ощутил, насколько картина неполна. Правы, ох, правы были старшие коллеги, что он слишком рано вытащил её на всеобщее обозрение.
-- Но у вас есть идеи, как узнать? -- не унимался Роман.
-- Во времена Инквизиции нелюдей и примкнувших к ним колдунов и ведьм определяли очень просто, -- промямлил историк.
-- Вам известны детали?
Серебрянц всё острее ощущал себя двоечником, "поплывшим" на экзамене. Но вкусив успеха перед полными залами, теперь не собирался сдаваться:
-- Это совсем не мой период и тематика. И большая часть архивов за границей, сами понимаете. Но если бы ваши конкретные деятели выделили грант, мне видится целая программа исследований. Думаю, понадобятся не только историки. Медики, биологи, генетики. Судя по тому, что я узнал, эти существа очень похожи на людей, но отличаются анатомией и физиологией. Не знаю, скрещиваются ли они с людьми. Если да -- гибриды, случайные потомки могли бы быть отличным следом к ним.
Машина припарковалась у какой-то обочины. Теперь чернявый смотрел на Серебрянца, заинтересованно приподняв бровь:
-- Каким образом?
-- Я предполагаю, что общество нелюдей замкнуто, блюдёт свои границы и строго учитывает всех своих. Но если гибриды возможны, отследить случайных потомков на стороне сложнее. Особенно, когда через "эн" поколений кровь разбавляется до почти неуловимой примеси. Но современная генетика такие вещи учится отслеживать. Мне знакомый рассказывал интереснейшие вещи про изучение миграций. Он говорил, даже наследственные заболевания маркируют переселение народов в дописьменные времена. Естественно, не только заболевания -- разные генетические особенности. Подробно я не запомнил, но если нужно будет...
-- Я бы почитал публикации. Мне, как археологу, это ближе, чем вам, и очень интересно. Даже помимо наших мысленных экспериментов, -- чернявый подмигнул, а у Серебрянца почему-то снова мурашки побежали по спине. -- Как фамилия вашего приятеля? Он работает с ископаемыми останками или только с живым материалом?
-- Эээ... Ощепков Виктор Петрович. Статьи у него были. Но их лаборатория два года сидит без финансирования. Когда мы последний раз виделись, Витя собирался уходить из науки в бизнес.
-- Какая жалость! -- воскликнул Роман.
Историка царапнула ехидная нотка. Он возмущённо поджал губы, но не решился высказать, что думает про "археологов" на таких роскошных машинах. А чернявый продолжил, подбавив ещё ехидства:
-- Да, очень жаль. Однако мы с вами, Лев Моисеевч, хорошо понимаем. Кушать хотят все. Желательно, каждый день. Продолжим наш мысленный эксперимент. Под эгидой конкретных людей ваш друг генетик мог бы продолжить работу по специальности. За очень приличные деньги. Одно "но": тема "горячая", все исследования будут глубоко засекречены. Никаких открытых публикаций, поездок на международные конференции и вообще выездов за границу. Никаких научно-популярных лекций. И вам тоже, Лев Моисеевич, придётся свернуть ваши замечательные выступления. Вероятно даже, на какое-то время уехать из Москвы. В тихое место с пропускным режимом, -- пристальный взгляд пугающе тёмных глаз.
Серебрянц вспомнил, как любимая Софочка из двух ухажёров выбрала его. Предпочла столичного историка -- физику с распределением в "ящик". А во вкус публичных выступлений он только начал входить. Но спросил о другом:
-- А как же доступ к архивам? Они, по большей части, в Москве и Ленинграде? Ну, и мы говорили про зарубежные?
-- Командировки. Под пристальным контролем и охраной. Но работать и жить с семьёй лучше в безопасном месте. Между прочим, сделать его безопасным от магии, от существ, чьи возможности толком не известны -- очень не тривиальная задача. Как думаете, учёных каких специальностей надо включить в рабочую группу? Чтобы разобраться, чем и как могут навредить ваши потенциальные противники? И что им противопоставить?
-- Потенциальные? Противники?
-- Нелюдям наверняка не понравится, что кто-то пытается вывести их на чистую воду. Узнают, что дело зашло дальше развлечения для любопытных домохозяек -- начнут противодействовать. Не боитесь?
Серебрянц смолчал на обидное "развлечение для домохозяек", так окатило его очередной волной ужаса. Молодой мужчина в роскошном автомобиле вёл себя весело и непринуждённо, через фразу поминал "мысленный эксперимент". Но у историка крепло ощущение, что разговор их -- предельно серьёзный. Из тех, что резко и радикально меняют судьбу. В мозгу билось: "Одно из двух: либо я таки сделал открытие, способное всерьёз изменить мир. Заинтересовать конкретных людей... И прочих существ... Поставить под угрозу моё благополучие и саму жизнь. Либо оно не открытие вовсе. Зато отлично годится, чтобы развлекать домохозяек. Имея с этого хороший доход, между прочим!" Мысль была неприятная, скользкая...
А чернявый молчал, ждал ответа, сверлил историка беспросветно чёрным взглядом. Внешне -- вылитый нав, самый опасный из "сортов" нелюдей, описанных в старинном дневнике. "Может, он не из Конторы, не из бандюков, а вообще оттуда?" Серебрянц зябко передёрнул плечами, промямлил:
-- Если ваши конкретные люди обратятся ко мне, я, вероятно, продолжу свои изыскания, но...
-- Если вы попадёте в сферу интересов конкретных людей, они могут попросту не дать вам права выбора, -- усмехнулся чернявый. -- Однако научное сообщество не приняло же ваших выкладок?
-- Нет, не приняло, -- с облегчением отозвался Серебрянц. -- Сочло доказательства недостаточными.
Перед любой другой аудиторией стал бы гневно обличать ретроградов коллег. Перед этим типом... "Да ну его к чёрту! Даже знать не хочу, из какой норы он выполз! Кто или что он такое!" Огляделся -- узнал место: "Ауди" стояла на парковке перед большим красивым зданием недалеко от метро "Сокол". Кое-как набрался смелости, запинающимся голосом попросил:
-- Роман, отвезите меня, пожалуйста, обратно к моей машине!
Чернявый несколько томительных секунд разглядывал историка: пристально, недобро. Потом щёлкнула, открываясь, правая дверь:
-- Мы недалеко отъехали. Доберётесь на общественном транспорте. Или сразу домой. Завтра выступаете там же? Увидимся.
Серебрянц не помнил, как очутился на тротуаре. Да и дорогу домой запомнил с пятого на десятое. Дома Софочка долго отпаивала его валокордином.
Назавтра Лев Моисеевич, против обыкновения, не спешил выходить к залу. Занял кафедру лишь перед самым выступлением. Обшарил взглядом ряды, с ужасом высматривая знакомое лицо: чернявого не было. Вздох облегчения, и тут же мысль о подвохе...
Лекция шла по накатанной колее. Минуте на пятой Серебрянц перестал запинаться и путать слова, увлёкся. Всё хорошо, но в конце на лектора пираньями налетела вдруг дружная студенческая компашка. Представились историками и филологами. Мол, ведут совместное исследование по мистификацям конца девятнадцатого -- начала двадцатого века. Забросали вопросами, на которых историк реально "поплыл". Не ожидал таких глубоких познаний и хватки у студиозусов. Растерялся, начал терять лицо перед публикой... Тут-то паршивцы и передали ему привет от Романа Чернова, пожелали новых научных успехов и смылись.
Тех студентов Серебрянц больше никогда не встречал. Однако был уверен: они продолжают приходить. Разные, но в чём-то неуловимо похожие. Иногда являются с неприкрытым намерением поиздеваться. Иногда с каверзными вопросами, на которые у него нет ответов. Иногда просто смотрят... "Или это один и тот же нелюдь в разных обличьях? В тех документах сказано, они могут. А физиономии у всех одинаково наглые и самодовольные. И пусть тёща помалкивает, что мне пора лечить паранойю!"
История с фотографией: за кадром. Звёздный час подкрался незаметно, 06.11.2012