Либерия была устроена слишком рационально, чтобы избежать извращений. Излюбленное место туристов, особенно с востока, неизменно удостаивалось от них массы всевозможных эпитетов. Вот только все чаще эти эпитеты сопровождались словом "слишком". Употреблялось оно в основном подсознательно, от избытка положительных эмоций, но существа думающие уже успели обратить внимание на эту особенность и крепко задуматься.
Мышонок-альбинос Миклош в последнее время задумывался чаще, чем кто-либо другой. Потому как директор бюро общественного спокойствия чаще других сталкивался с самими извращениями.
Вот и сейчас он стоял посреди великолепного фруктового сада, широко расставив ноги и заложив руки за спину. Поза была для этого скромного и тихого существа нехарактерной, но только таким образом ему удавалось подавлять в себе дикое желание закурить излюбленную сигару. Идеально ухоженный сад министра здраворазвития был не очень подходящим местом для курения. И все же Миклош не удержался, вызвав удивленные взгляды присутствующих оперативников, криминалистов и свидетелей. Один из сотрудников, направлявшийся в сторону Миклоша, резко остановился, словно напоролся на невидимую стену, и с выражением легкой брезгливости на лице начал докладывать первые результаты осмотра места извращения, или как теперь было принято говорить, патологии.
-Молодая самка, едва достигшая половой зрелости. Нездешняя, документов при ней не обнаружено, на отпечатки пальцев рассчитывать тоже не приходится, - они у нее просто отсутствуют вместе с руками. Судя по обработке ран и швам, конечности ампутировал не извращенец, а профессиональный хирург, или, по крайней мере, студент старших курсов медицинского факультета какого-то престижного университета.
"Когда же нам начнут присылать нормальных сотрудников, а не всяких Шерлоков и Эркюлей", - подумал Миклош. Доклад тем временем продолжался.
-Смерть наступила около полуночи в результате удушья. Колотых или резаных ран на теле не обнаружено, следов изнасилования - пока тоже. - Тут, видимо, хладнокровие все-таки покинуло юношу, и в голосе проскользнула дрожь. - Шеф, тело просто нафаршировано грушами. Через все возможные отверстия.
Миклош и сам это видел, но, похоже, сотрудник не смог удержать в себе то, что его больше всего поразило.
-Продолжайте осмотр, - приказал мышонок и скрылся за клубами табачного дыма.
-Похоже, у нас будут серьезные проблемы с этим делом, - услышал он рядом с собой голос своего заместителя Эрика, прозванного за цвет волос Рыжим.
В это момент утреннее солнце наконец-то соизволило подняться над садом и тень огромного эльфа, словно в подтверждение сказанных им слов, полностью накрыла непосредственного начальника.
-Откуда такая уверенность? - больше для проформы поинтересовался Миклош, и так не сомневавшийся в резонансе, который вызовет лежавшее в нескольких метрах от него фаршированное грушами тело.
Но Эрик все же сумел его удивить.
-Она эльфийка, Мик. Из "возвышенных", - сказал он.
Миклош по-новому посмотрел на жертву и только теперь обратил внимание на некоторые особенности ее внешности, указывавшие на происхождение. Самым веским доказательством был волосяной покров на ее стройных ножках. Только самки и дочери рыцарей древнего эльфийского ордена оставляли природную растительность на теле в первозданном виде, тогда как представительницы других видов всячески с ней экспериментировали: красили, мелировали, завивали, а то и вовсе удаляли.
-Только этого нам и не хватало, - подвел предварительные итоги осмотра места извращения Миклош и в сопровождении рыжего заместителя направился к дому хозяев чудесного сада.
Министр здраворазвития Савонорола обладал тремя довольно распространенными в Либерии добродетелями: ленью, коммуникабельностью и чувством меры. Многие граждане могли похвастаться наличием этих достойных качеств, но по отдельности. Савонорола же был одним из немногих обладателей всех трех сразу, что и ставило его в один ряд с самыми выдающимися руководителями в истории государства. Он никогда не делал то, что за него могли сделать другие, всегда находил точки соприкосновения даже с самыми ярыми своими оппонентами и принципиально не употреблял слова "никогда" и "всегда". Его сад, дом и семья воспринимались общественностью всего лишь как удачное дополнение почти идеального образа министра, и вездесущие папарацци давно потеряли к нему интерес. Даже Миклошу понадобилось какое-то время, чтобы воспринять сад министра как место произошедшей патологии. Поэтому, увидев хозяев дома в хорошем расположении духа, мышонок решил, что они еще не успели увязать труп молодой самки со своими уникальными грушами.
Министр и его супруга приняли Миклоша и Эрика в гостиной, которую можно было приравнять к шедеврам импрессионизма.
-Так вот где ночует солнце, - восхищенно высказался Эрик, оглядевшись по сторонам.
Савонорола, услышав столь изысканный комплимент, отложил в сторону утреннюю прессу, а его жена Екатерина, урожденная Медичи, оторвалась от любимой коллекции кукол и мило улыбнулась гостям. Миклош же просто искренне забавлялся происходящим, - любой либерийский первоклассник знал, что звери видят все в черно-белых тонах, люди - с розовым оттенком, а эльфы - дальтоники. Но, в конце концов, получасовой разговор о живописи утомил мышонка и он начал нервничать. Настолько, что бесцеремонно прервал светскую беседу просьбой о пепельнице. Три пары возмущенных глаз тут же уставились на него.
-Кстати, только вчера пришли результаты последних исследований на эту тему. Так вот, курение сокращает продолжительность жизни самцов в среднем на десять лет, - жизнерадостно заявил министр здраворазвития, пытаясь сгладить неловкость.
-Если это те десять лет, которые я должен провести в подгузниках, в обществе сиделки-садистки и с детскими мыслями в голове, то лучше я буду курить, - ответил Миклош, демонстративно вытягивая из кармана сигару.
Первой его доводы убедили служанку, и она, не дожидаясь указания хозяев, принесла мышонку пепельницу. Из уважения к хозяевам директор бюро общественного спокойствия еще несколько минут потратил на то, чтобы придавать выпускаемым им клубам дыма причудливые формы, и только после этого перешел к делу.
-Вам была знакома молодая самка, труп которой сегодня утром обнаружен в вашем саду?
-Дорогая, я думаю, нам следует все рассказать директору, - обратился к своей супруге Савонорола, неотрывно наблюдая за дымчатой фигуркой Немезиды, медленно плывущей к нему по воздуху.
-Конечно, дорогой. Мы ведь законопослушные граждане, - мило улыбаясь, ответила Екатерина.
Присутствующие по-разному отреагировали на ее слова: Савонорола почему-то погрустнел и нервно заерзал, Немезида под воздействием исходящих от хозяйки флюидов добропорядочности трансформировалась в жалкое подобие слизняка, Миклош, укрывшись за клубами дыма, ехидно скалился, и только Эрик смотрел на женщину с явным одобрением, если не восхищением.
-Приблизительно неделю назад, поздним вечером, она появилась в нашем саду и изрядно всех перепугала своими страшными ранами. Мы хотели отправить ее в больницу, но несчастная наотрез отказалась. Тогда наш сын Гудвин самостоятельно оказал ей медицинскую помощь и накормил. Затем она поблагодарила нас за помощь и ушла. Больше мы ее не видели, - заявил Савонорола.
-Ваш сын врач? - поинтересовался Миклош.
-Еще нет. Учится на последнем курсе, - ответила за мужа Екатерина.
-Можно с ним побеседовать? - обратился уже к ней мышонок.
-Понимаете, наш мальчик очень впечатлителен. Это ужасное происшествие сильно на него подействовало, и он укрылся в своей комнате. Так что..., - попыталась отказать хозяйка дома, но, увидев выпущенного Миклошем ослика, поменяла тон. - Но, если это так необходимо...
Мальчик действительно выглядел немного ушибленным, но не по случаю, а по жизни. Огромный детина с немыслимо волосатыми руками, небритой детской рожицей и бейсбольной битой под мышкой тупо глазел в окно, практически закрывая доступ света в помещение. С появлением сыщиков изменилось на 180 градусов только его расположение. Потом появились слабые проблески разума в маленьких глазках и подобие улыбки на больших губах. Затем в руках оказалась бита, и Миклош с Эриком стали улыбаться ему в ответ, нервно, но искренне.
-Знаете, кому принадлежала эта замечательная вещица ручной работы? - первым вступил в разговор Гудвин.
-Наверное, кому-то из величайших бейсболистов всех времен и народов, - предположил Эрик, с облегчением вернувшись в родную стихию.
После этой фразы Эрик Рыжий для сына министра здраворазвития просто перестал существовать. В дальнейшем он обращался только к мышонку.
-Эта бита принадлежала знаменитому Робину Гуду. Именно ею он забил до смерти последних своих девять жертв. Мамочка подарила мне ее на день благодарения. Даже представить не могу, чего ей стоил такой подарок.
-Да уж, подобные раритеты сейчас ценятся повыше некоторых картин, уж Ван Гога то точно, - согласился с ним Миклош, припоминая, как совсем недавно начальник склада вещественных доказательств сокрушался по поводу деградации нации. Поводом для этого как раз и стала кража биты, тогда как находившийся на той же полке автопортрет Ван Гога не тронули.
-У меня еще много таких штучек. Показать? - смачно шмякнув губами, предложил Гудвин.
-С удовольствием посмотрим, - попытался обратить на себя внимание Эрик и тем самым спас положение.
-Вы, наверное, по поводу ночного происшествия, - отказавшись от своей затеи, перешел к делу Гудвин.
-Да. Ваша матушка сказала, что вы оказывали помощь жертве несколько дней назад.
Неожиданно из глаз Гудвина брызнули слезы, а нижняя губа стала истерически барабанить в подбородок.
-Какая помощь? - истерически взвыл амбалоид, до посинения в пальцах сжав биту. - Это была любовь с первого взгляда. Но откуда примитивным ищейкам знать, что такое любовь с первого взгляда?
-Только со второго, - зачем-то ляпнул Эрик.
-Что, со второго? - тут же угрожающе уставился на него Гудвин. Но пока эльф подбирал слова, интерес сына министра успел угаснуть вместе с немотивированной яростью, и он снова обратился к Миклошу. - Как только я увидел эти уставшие от невыносимой боли глаза, эти изуродованное тело, эти руки, я уже не сомневался, что наконец-то встретил ту единственную, о которой мечтал. Как только наступала ночь, она приходила в сад, и я мог беспрепятственно, невзирая ни на какие условности, наслаждаться ее обществом. Как смешно она ела пирожные из моих рук, если бы вы только видели.
Неожиданно Гудвин вскочил со своего места и прыгнул под кровать. Оттуда он достал пару крыльев, таких как обычно бывают у бабочек, только намного больше и из пластика.
-Вот, - это я мастерил для нее. Но, не успел.
После этих слов Гудвин собрался было снова расплакаться, но мышонок успел отвлечь его.
-Вы что-то говорили о ее руках. Не знаете, где они сейчас? - спросил он.
На дне приютившегося в углу аквариума, залитые формалином, действительно лежали две волосатые конечности. Миклош сразу же обратил внимание на то, сколь грубо они были отделены от основного тела.
-Нам придется их забрать как вещественное доказательство, - уведомил он Гудвина.
-Только когда все закончится, верните мне их, пожалуйста. Это единственное, что мне осталось на память о ней, - смиренно попросил тот.
Эрик незаметно для него покрутил пальцем у виска, а мышонок задал еще один вопрос.
-Кстати, как ее звали?
-Не знаю, - пожал плечами Гудвин. - Она почти не говорила. Я ее все время кормил сладостями. Но иногда она успевала что-то пробормотать о Чебурашке. Но я думал, что это она его благодарит за то, что ниспослал меня. А имени не называла.
Задав еще несколько стандартных вопросов, сыщики упаковали обнаруженные улики и, не прощаясь с хозяевами, покинули дом. В сад возвращаться они не стали, отправившись прямиком в бюро. По пути произошел обмен мнениями.
-Похоже, у нас появился первый подозреваемый, - подвел промежуточный итог Миклош.
-Угу, - нехотя согласился с ним Эрик и развил мысль шефа дальше. - И проблемы нарастают, словно снежный ком.
-Что-нибудь придумаем, - попытался успокоить помощника мышонок.
2
Вольфганг не любил утро, точнее, раннее утро. Он любил ночь. Любил одиночество. Ночью он оставался наедине со временем. Вы знаете, как оно, остаться наедине со временем? Нет? Попробуйте как-нибудь. Хотя... Возможно, никто, кроме Вольфганга и не знает, что значит остаться наедине со временем. По крайней мере, даже те, кто проводил иногда часть ночи в обществе Вольфганга, не замечали ничего особенного. Вольфганг ночью ничем не отличался от Вольфганга днем. Когда на него смотришь или слушаешь его, трудно представить себе мир без Вольфганга. Представьте себе мир без солнца, без зеленой травы, без моря. Нет? А без Вольфганга? Представили? Значит, вы просто не знаете Вольфганга. Это нормально. Вы можете его не знать. Главное, что теперь вы всегда его узнаете, как только увидите эльфа, без которого трудно представить мир.
В замке ордена "возвышенных" все просыпались с первыми лучами солнца. Все, кроме Вольфганга. Здесь все знали, что он не любит раннее утро и любит ночь, потому что ночью остается наедине со временем. И все закрывали на это глаза. Потому что каждый мог представить орден без самого себя, но не мог представить орден без Вольфганга.
Тот день сразу же начался не так, как обычно. Проснувшись, Вольфганг с удивлением уставился на часы, - уже добрых полчаса, как у дверей его комнаты должен был не прекращаться шум и гам, с помощью которого братья-рыцари иногда ненавязчиво намекали, что даже у привилегий Вольфганга есть границы. Но в этот раз было тихо, подозрительно тихо. И не потому, что за массивной стеной никого нет, а потому, что подавленные чем-то рыцари стараются бесшумно прошмыгнуть мимо его комнаты и тихо перешептываются по углам. Только вот слух Вольфганга ничего не улавливал, да и когда он, наконец, выбрался из своих покоев, коридор был пуст.
Все рыцари эльфийского ордена находились в зале для молитв и в полной тишине дожидались прихода Вольфганга. Но когда он появился, никто даже взглядом не выразил своего недовольства его опозданием, потому что глаза всех присутствующих были потуплены в холодный мраморный пол. Вольфганг занял свое место за кафедрой и стал растерянно листать Книгу Песен. Тяжелые взгляды братьев, упершиеся в его спину, мешали сосредоточиться и открыть нужную страницу. В конце концов, Вольфганг потерял над собой контроль и, совершенно не задумываясь, не глядя в книгу, запел Песню Розы. Нужно было видеть изумленные лица рыцарей, когда они услышали первые звуки едва ли не единственной эльфийской песни, заставляющей кровь стынуть в жилах. Понадобилось несколько мгновений, чтобы присутствующие один за другим стали помогать певцу. Еще через мгновение несколько десятков эльфов пели настолько слаженно и с таким внутренним трепетом, будто это самое важное, что все они должны сделать в своей жизни.
Вольфганг слышал только свой голос и ничего более. Внешний слух отказал ему вместе со зрением и осязанием. Песня закончилась, а оцепенение осталось. Потом кроваво-красный лучик стал с остервенением прожигать стену, отгородившую сознание Вольфганга от внешнего мира, и, пробившись сквозь нее, взорвал мозг эльфа. Вольфганг повернулся к своим собратьям и заговорил, совершенно не осознавая смысл своих слов, отрешенным голосом, лишенным даже самых ничтожных эмоциональных красок.
-Роза, багровая роза в моих руках. Ее сочные лепестки источают приторно-сладкий запах, запах крови. С не менее изящных глянцевых листьев, словно капли утренней росы, стекают глухонемые слезы, полные немыслимой и неотвратимой боли. И шипы, холодные и беспощадные, как сама судьба, готовые впиться в живую плоть и разорвать ее на части, как только я передам розу тому, кто тщетно пытается укрыться во мгле и избежать расплаты. Все тщетно... Я вижу, как иссохнут листья и тело, как превратятся в прах прекрасные лепестки и убогая душа.
Вольфганг не видел мужественных и открытых лиц своих братьев-рыцарей, не ощущал крепких рукопожатий и дружеских похлопываний по плечу, не слышал слов одобрения и сопереживания. Только мерзко копошащийся шорох множества ватных ног, спешащих унести возвышенные рыцарские души подальше от удушающей реальности, неожиданно извергнутой на них помраченным разумом Вольфганга. Рыцари, до сих пор с поистине возвышенным вдохновением принимавшие непостижимые откровения Вольфганга, наотрез отказались осознать то, что оказалось доступным для их понимания, слишком доступным. Даже потом, немного придя в себя, эльфы вели себя так, словно не было Песни Розы и последующих слов Вольфганга. И только уважительные взгляды в сторону брата Готфрида, нашедшего в себе мужество остаться наедине с Вольфгангом и исполнить возложенную на него миссию, напоминали о произошедшем.
Мутный взгляд Вольфганга, наконец, перестал блуждать, а на его лице появилась жалкая затравленная улыбка.
-Гуру Готфрид...- в голосе молодого рыцаря проскользнули первые признаки возвращения разума.
Готфрид не спешил вступать с ним в беседу. Он молча смотрел на своего воспитанника, которого когда-то еще мальчишкой заприметил и привел за руку в орден. Уже тогда Готфрид не сомневался, что отыскал для ордена настоящий бриллиант, и время давно подтвердило его правоту. Теперь же пришел час испытаний, жестоких испытаний.
-Альма, - назвал гуру имя, подействовавшее на Вольфганга словно нашатырь.
-Что с ней? - твердым голосом спросил рыцарь, уже готовый ко всему, даже самому худшему.
-Ее больше нет с нами, - попытался как можно мягче подать худшее Готфрид, если это вообще представлялось возможным.
-Как это произошло?
-Отправляйся домой. Сейчас твоим родителям нужна поддержка, - уклонился от ответа гуру.
Вольфганг посчитал разговор оконченным и собрался уходить. Вопрос наставника остановил его.
-Ты видел его?
-Кого? - не понял молодой эльф.
-Того, кому ты должен отдать Розу.
Какое-то странное чувство на мгновение исказило лицо Вольфганга, но он тут же спрятался за горькой улыбкой.
-Я видел Розу. Для меня и этого достаточно.
Готфрид облегченно вздохнул и стал первым, кто в это трагическое утро смог посмотреть в глаза Вольфгангу.
-Вольфганг, ты можешь стать величайшим из рыцарей нашего ордена, если уже сейчас не являешься таковым. Я не сомневаюсь, что ты достойно справишься с этим тяжелым испытанием, но все же считаю своим долгом дать тебе совет наставника. Вольфганг, мир за стенами замка создан не эльфами и не для эльфов. Помни об этом, когда будешь принимать важные решения.
-Если меня будут одолевать сомнения, я приду к тебе за советом. Как всегда, - пообещал молодой эльф своему наставнику, но тон, которым это было сделано, заставил Готфрида усомниться в искренности воспитанника.
Больше Готфрид не стал надоедать Вольфгангу своим присутствием. Еще раз он подошел к молодому рыцарю у ворот замка и уже без лишних слов передал ему довольно внушительную сумму денег.
-Может, пригодятся, - объяснил гуру свой поступок и, не дожидаясь слов благодарности, ушел.
Вольфганг несколько секунд смотрел ему вслед, потом обвел взглядом окна замка, за каждым из которых угадывался силуэт эльфа, и отправился в мир, созданный не эльфами и не для эльфов, в мир, погубивший его единственную сестру Альму, в мир, к которому у эльфа теперь были вопросы.
Мир встретил Вольфганга глупой беззубой улыбкой, хроническими соплями и странным взглядом, сочетающим в себе патологический цинизм и такую же патологическую рассеянность. Не заставил себя ждать и первый, предсказуемо банальный вопрос.
-Эльф?
-Я рыцарь, из ордена возвышенных, - без малейших признаков гордыни уточнил Вольфганг.
-Я Леонидас. Меня здесь все знают. Но можешь называть меня просто Лео, - так мы сможем быстрее подружиться, - представилось маленькое лохматое существо в мешковатых шортах и футболке размытых цветов, обутое в совершенно новые балетные тапочки. Огромный блестящий кошелек, висевший у него на шее, смотрелся еще абсурднее, чем специфическая обувь.
-Ты кто? - поинтересовался эльф, впервые столкнувшийся с подобным творением природы.
-В прошлой жизни наверняка какой-нибудь король, а в этой - гнусс. Это не я придумал, - это партитура такая, - ответил Лео и ловким движением лапы избавился от спровоцированных труднопроизносимыми словами соплей.
-Аббревиатура, наверное, - предположил эльф, обращаясь скорее к самому себе.
-Ага, - радостно подтвердил его догадку Лео и вдохновенно продекламировал с огромным трудом заученную фразу, явно предмет своей гордости. - Гражданин с неопределенным или условным социальным статусом.
-Это как? - не понял молодой рыцарь.
-Не знаю, но звучит круто, - пожал щуплыми плечиками экс-король. -Только во всех бумажках "гнусс" пишут, - им, видите ли, облом полностью писать, законоосновательно.
-Ладно, мне пора. Извини, - удовлетворив в какой-то степени свое любопытство, заявил эльф и продолжил свой путь.
Но Лео, которого все знают, и не подумал оставить его в покое. Он засеменил рядом с Вольфгангом, ни на секунду не умолкая.
-Я еще и лев. Ты не смотри, что маленький. Неразумение получилось, - маманька перед родами генетически мумифицированных продуктов объелась. И папка не алкаш, не. Он тоже объелся. И не болтун я вовсе. Я может, пытаюсь установить между нами доверительные отношения, контромис, так сказать.
От непрекращающегося потока откровений и непривычной вони у Вольфганга начала болеть голова и он таки вынужден был пойти на компромисс.
-Что тебе от меня надо? - спросил эльф остановившись.
Беспорядочный словесный поток сразу начал приобретать определенную стройность и конкретный смысл.
-Мы с тобой, конечно же, друзья, но еще не настолько, чтобы безоговорочно доверять друг другу. Думаю, краткосрочный кредит под залог и умеренные проценты будет в самый раз, - ответил Лео, напустив на себя такой вид, будто делает своему собеседнику невероятное одолжение.
-Что? - в который уже раз не уловил ход мысли собеседника Вольфганг.
-Ну, ты эльф или кто? - возмутился тот, но тут же вернулся в конструктивное русло. - Идея у меня одна появилась. Нужно бы реализовать, пока пираты не украли. Ты платежеспособный?
-Да, - признался сбитый с толку эльф.
-Вот и хорошо, - обрадовался гнусс, - вот мы и договорились.
-Сколько? - устало поинтересовался эльф, наконец вникнувший в суть проблемы.
Тут модифицированный лев взял самую длинную паузу за все время знакомства. Близость цели лишила его уверенности.
-Двадцать, - наконец с огромным трудом выдавил лев из себя.
-Больше нет, - заявил рыцарь, протягивая генератору идей купюру номиналом в два раза меньше затребованного.
Пока Лео взял деньги, его физиономия успела отобразить самые противоречивые эмоции: от торжества до опустошенности. Но, в конце концов, победил мутировавший ген благородства.
-Верну с первой прибыли. Если что, зови. А то я вижу, ты без меня пропадешь. Как та эльфийская самка.
-Какая самка? - насторожился Вольфганг.
-Ну та, без рук. Точнее с руками, но они у нее в рюкзаке были. Я с ней на днях разговаривал, вот как с тобой, а сегодня ночью ее порешили. Ведро шикарных груш изверги перевели. А мне за одну такую недавно зуб выбили. Да, кстати, я у нее одну вещицу одолжил, - в руке зажата была. Прикольная вещица. Может, возьмешь в залог? Только доплатить придется, - знаешь, как она теперь в цене вырастет после такого происшествия. У меня ее с руками и ногами заберут.
Лео долго копался в своем блестящем кошельке, зачем-то отвернувшись от эльфа. Когда лев снова повернулся к нему, на его безобразной роже сияла идеальная рекламная улыбка. В руке он держал обычный черный шнурок с янтарным яблоком размером с вишню.
-Альма, - простонал Вольфганг и вырвал простенькое украшение из рук гнусса.
-Кто такая Альма? - пришел черед Лео не понимать происходящего.
-Моя сестра, - успел объяснить эльф, прежде чем из его глаз покатились слезы.
Какое-то время гнусс тупо разглядывал шокированного эльфа, потом картинно развел руки в стороны и с торжествующим видом медленно повернулся вокруг своей оси, так, будто весь мир сейчас с восхищением взирал на него.
-И кто теперь осмелиться заявить, что я не баловень судьбы? - с пафосом вопросил Лео пустоту и окончательно сформулировал смысл собственного бытия. - Само Приведение привело меня в этот незавершенный мир. Больше просто некому.
3.
Провидение действительно обитало где-то в ухоженных парках Либерии, подобно легендарному Робину Гуду объявляясь на больших и малых дорогах, дабы развлечься процессом справедливого перераспределения благодати между злыми и добрыми. Хотя все чаще сами либерийцы предпочитали сравнивать Провидение с доброй феей, которая одаривает их словно малых детей всевозможными подарками за примерное поведение и послушание. Игра в хороших мальчиков и девочек стала основным развлечением жителей Либерии, постепенно превращаясь в навязчивую идею. Как однажды выразился министр здраворазвития Сованорола: "В Либерии звери, люди и эльфы даже Чебурашку сумели поделить так, что никто не почувствовал себя обделенным". Толерантность и политкорректность достигли таких высот, что стали главной приманкой для иностранных туристов, непрекращающимся потоком хлынувших в страну, с целью на себе ощутить диковинную атмосферу уникального общества.
Чего стоил хотя бы знаменитый либерийский зоопарк. Придумал его один меценат, пожелавший облегчить жизнь эмигрантам из слаборазвитых стран. В этом зоопарке представители редких для Либерии видов получали возможность зарабатывать на своей экзотичности, но вскоре они были лишены такой возможности. Причиной тому стала позиция людей, посчитавших, что посещать зоопарк ради развлечения означало унижать достоинство его обитателей. Так что пришлось перепрофилировать это учреждение в обычную карантинную зону для новоприбывших.
Отдельные представители человеческого рода достигли таких высот, что даже из своего лексикона полностью исключили слова с малейшим намеком на негативный смысл. Иногда им становилось неимоверно тяжело выразить какую-либо мысль, но желание не травмировать нечаянно чью-то ранимую натуру было превыше всего. Не обошлось и без парадоксов.
Так, такое нетривиальное понятие как "гуманизм" практически исчезло из употребления. Если оно и употреблялось, то скорее в звериной среде, но никак не среди людей. Идеи гуманизма, которые на протяжении нескольких веков служили путеводной звездой для человеческой части либерийского общества и, в конце концов, способствовали установлению существующего ныне порядка вещей, в тот же момент превратились в политически некорректные. Подобные случаи изредка становились предметом иронии, особенно в среде молодых эльфов, слегка злоупотребивших любимым цветочным пивом. Но в целом, по негласному соглашению, они воспринимались как недоразумения или издержки развития. По-настоящему в обществе вызывала беспокойство только одна проблема: чем выше становился уровень толерантности людей, тем глубже и шире становилась пропасть, отделявшая их от зверей и эльфов. И эта проблема действительно настораживала, так как реального ее решения, несмотря на старания лучших умов Либерии, не находилось. Самые отъявленные пессимисты уже начали предрекать социальный взрыв.
В определенный момент эти пессимистические настроения начали охватывать и руководителей бюро общественного спокойствия.
-Если втечение нескольких дней жертвой патологии не станет какой-нибудь представитель человеческого рода, ситуация может выйти из под контроля, - обращаясь к непосредственному начальнику, почти шепотом сказал Эрик Рыжий.
Директору бюро общественного спокойствия мышонку-альбиносу Миклошу не оставалось ничего другого, как молча с ним согласиться. Очередная жертва извращения на корню пресекала любые возражения против этого дикого по своей сути заявления. Как и днем ранее, зрелище было не для слабонервных.
Гнусс Лео, которого знали все, наконец-то оказался востребованным, став центральной фигурой зловещей композиции. Он возлежал под яблоней в центральном ботаническом саду, философски подперев голову рукой и уставившись остекленевшим взглядом на желто-розовые плоды, усеявшие сплошным ковром ярко-зеленую траву и заодно служившие ему чем-то вроде давно забытой постели. В двух шагах от него сидел смотритель сада, обнаруживший во время обхода тело. Покачиваясь словно маятник, смотритель периодически подвывал и в отчаянии закатывал кверху глаза.
-Знаешь, никогда не думал, что когда-нибудь увижу в глазах Лео проблески разума. А сейчас вот точно принял бы за мыслителя какого-нибудь, если бы не знал кто это, - снова обратился к Миклошу Эрик, присев над трупом, чтобы получше его разглядеть.
-Все плоды, все до единого. Каким же извергом нужно быть? Это ведь уникальная яблоня, - единственная в своем роде, - вдруг вместо воя выдал смотритель, и все присутствующие дружно перевели взгляд с трупа на ветви дерева, потом - на яблоки и снова на тело Лео. Но даже под несколькими укоризненными взглядами, гнусс продолжал невозмутимо пялиться в одну точку.
Тем временем Миклош обошел труп и стал изучать вид сзади. Положение тела фиксировалось двумя колышками, незаметными спереди, а в голове Лео зияла огромная окровавленная рана, закупоренная одним из уникальных плодов.
-Похоже, извращенец шутить изволит, - предположил оказавшийся рядом заместитель мышонка.
-Да уж, на попытку направить следствие по ложному следу не тянет, - в очередной раз согласился с эльфом Миклош.
-И что будем делать?
-Напьемся, устроим дебош, и пускай нас отстранят от работы на время служебного расследования.
-Ты, я вижу, тоже решил пошутить, - сказал Эрик, но оценил шутку альбиноса только кислой ухмылкой.
-Не я один, - ответил ему Миклош, наблюдая, как два оперативника ухватили тело за ноги и осторожно, не раздавив ни одного яблока, отволокли в сторону. Один из них поднял выпавшее из раны яблоко и застыл в растерянности, не зная, что с ним делать: попытаться вставить на место или отдать смотрителю.
Предложение мышонка напиться было осуществлено лишь частично, - ограничились несколькими бокалами пива. Первый выпили молча с фисташками, второй - под разговор.
-Что будем делать? - вернулся к фундаментальному вопросу Эрик.
На этот раз Миклош ответил вполне серьезно, предварительно пригубив пиво и выпустив с помощью любимой сигары целую грозовую тучу.
-Нужен эксперт, - независимый, в меру циничный и беспринципный, без нравственных комплексов и чувства ответственности, в общем, иностранец.
-Способный и дело раскрыть и всю ответственность взвалить на себя, - продолжил логический ряд эльф. Мышонок возражать не стал. - Но где мы такого найдем?
-Найдем, - заверил его Миклош, но раскрывать причины своей уверенности не стал. Впрочем, эльф и не настаивал. Он уже начал подготовку к самоустранению. На всякий случай, - вдруг шеф не найдет нужного специалиста. Да и родители Миклоша были иммигрантами.
Здесь наиболее уместным будет на время приостановить повествование и объяснить ход мыслей руководителей бюро общественного спокойствия.
Были они руководителями опытными и, как следствие, рассчитывали свои действия на несколько шагов вперед. А перспектива не выглядела однозначной в любом случае, независимо от того, найдут они извращенца или нет. Если не найдут, тогда все понятно и без лишних объяснений: это дело основательно подпортит их послужной список и поставит под большой знак вопроса их дальнейший карьерный рост. Ну, по крайней мере, одного из них, - того, на кого будет возложена большая часть вины. Если же извращенец будет найден, возникнут проблемы другого рода, но не менее неприятные. Все дело в том, что в Либерии, как в любой демократической стране, поимка нарушителя общественного спокойствия означает только одно: следствие окончательно становится достоянием общественности, если та проявляет к нему хоть какой-то интерес. В том, что такой интерес присутствует, ни у кого сомнений не возникало. В общем, шоу обеспечено. И все предусмотренные процессуальные нормы превратятся в составляющие этого шоу. Малейшие нарушения законности в процессе следствия станут достоянием общественности и предметом всеобщего обсуждения. Бесконечные теледебаты, мнения экспертов и профанов, сенсационные подробности и неожиданные повороты затмят собой даже личность самого извращенца, какой бы яркой и неординарной она не была.
Можно, конечно, провести следствие без малейшего сучка и задоринки, но это равносильно самоуничижению, - шоу ведь не может быть скучным. Может не быть процессуальных недостатков, но ответственные за их отсутствие лица есть всегда. А идеальных существ, как известно, уж точно не бывает. Миклош и Эрик были руководителями опытными...
О себе они знали многое, но не все. И узнать "все" не стремились. Кому из них первому пришла в голову идея "громоотвода", не суть важно. Главное, что с тех пор она не единожды их выручала. Дозированное и контролируемое нарушение процессуальных норм и привлечение к следствию в меру а то и без нее экстравагантного деятеля, - вот и вся суть "громоотвода". Публика получала шоу, а руководители бюро общественного спокойствия регалии и, главное, относительное спокойствие. Относительное по отношению к какому-нибудь причастному к следствию деятелю, в меру а то и без нее экстравагантному.
Но на этот раз выручить их могло только привлечение к делу гениального клоуна или иностранного эксперта. А лучше всего, и того и другого, желательно в одном лице. В ином случае, эту роль придется сыграть кому-то из руководителей бюро. По мнению Эрика, Миклош для этой цели подходил больше. В конце концов, его родители действительно были иммигрантами, - хоть что-то от иностранца, да и задатки клоуна в мышонке при большом желании можно было разглядеть.
Миклош был руководителем опытным, догадывался о многом, но не обо всем. Догадаться обо всем желания не было. Эксперта нужно было искать самому и срочно. Благо, кандидат у него действительно был.
4.
Старинный дилижанс с суперсовременным салоном бесшумно подкатил к сияющему словно новогодняя елка мотелю. Как только он остановился, маленькое существо с выдающимися ушами ловко спрыгнуло на идеально чистый тротуар. Существо не спешило уходить, а дилижанс - двигаться дальше, - ждали появления еще одного пассажира. Тот доигрывал со своим соседом по салону партию в шахматы. "Мат", - наконец радостно объявил один из зрителей, и остальные пассажиры дилижанса поддержали его дружным вздохом облегчения. Странного вида кот в огромных наушниках молча пожал руку своему случайному сопернику, подхватил тощий засаленный рюкзак и покинул салон. Дилижанс двинулся с места еще до того, как красные сапоги кота коснулись мостовой. Ушастое существо все также не спешило покидать свой пост, провожая взглядом четверку лошадей.
-Если ты пришел в этот мир лошадью, то тебе все равно в какой стране это произошло и в какое время. Будь ты хоть трижды коньком-горбунком, потребность кого-нибудь повозить на своем горбу никуда не денется, - объяснил своему спутнику кот, когда дилижанс покинул освещенную часть дороги, после чего направился в сторону мотеля.
-Одноместный номер, пожалуйста, - попросил кот вахтера, но тот не спешил отвечать, недоуменно переводя взгляд с кота на ушастое существо и обратно. - Он предпочитает спать на коврике. Может, конечно, и в кресле. В номере есть кресло?
Вахтер утвердительно качнул головой и, наконец, протянул ключ. Как только новые постояльцы повернулись к нему спиной, недоумение на его лице сменилось неприязнью.
-На коврике он спит... Глупее отмазки еще не слышал. Жлобы они все, эти иностранцы, - проворчал вахтер, сам еще не получивший вид на жительство в Либерии.
На улице кот и его спутник разошлись в разные стороны: существо, прихватив рюкзак и ключ, пошло осваивать номер, а кот - местный бар.
-Валерьянку и водку, - заказал кот и, уловив подозрительные движения бармена, добавил. - Отдельно.
Выполненный заказ был приправлен очередным недоумевающим взглядом.
-Кажется, я все время делаю что-то не то, - предположил кот, усаживаясь за свободный столик.
Надев наушники и включив плеер, он полностью погрузился в процесс пития. Но ненадолго, - какое-то жизнерадостное тело тут же уселось напротив него и начало приветственно размахивать руками. Плеер пришлось выключить.
-Дружище, тебе следовало бы смешать напитки. Так было бы толерантнее, - обратился к нему с непрошенным советом хмырь с чересчур опухшей рожей, отдаленно смахивающий на крота. Сомнения в видовой принадлежности были вызваны не только характерной опухлостью, но и неестественно голубыми глазами.
-С чего вдруг? - довольно неприязненным тоном поинтересовался кот.
-Могут заподозрить в стратификации. А в Либерии это грозит определенными неприятностями, особенно иностранцам, - объяснил непрошенный собеседник. - Кстати, зови меня Гермес. Это мой псевдоним. Я - довольно известный журналист, убежденный экзистенциалист и в каком-то смысле гомосексуалист.
-Это как? - удивился кот, в каком-то смысле материалист.
-Вообще-то никак. Это я так эпатирую. Сам понимаешь, творческой личности без пиара не обойтись. Гомосексуалистов и гетеросексуалов и без меня хватает, бисексуалы уже тоже приелись, а вот когда представляешься "в каком-то смысле гомосексуалистом", сразу привлекаешь к себе внимание.
-А почему не "в каком-то смысле гетеросексуалом"? - искренне заинтересовался кот.
Этот вопрос так рассмешил Гермеса, что он невзначай придвинул к себе стакан с водкой и даже опрокинул в себя его содержимое. Потом он на мгновение замер, осознавая свершившийся факт, и, признав свою ошибку, смачно крякнул от удовольствия.
-"В каком-то смысле гетеросексуалами" в толерантных кругах принято называть импотентов. В принципе, тоже пиар, но, согласись, далеко не лучший.
Кот молча согласился и тут же выключился из разговора, погрузившись в свое личное. Гермес великодушно выделил ему на медитацию несколько минут, а потом непринужденно восстановил утраченный контакт.
-Кстати, кто ты, я знаю. Тебя зовут Бегемот, хотя в мотеле зарегистрировался как Базилио. Бывший инспектор в управлении шерифа сказочного леса, с завтрашнего утра - консультант при бюро общественного спокойствия Либерии. К торжественной встрече парохода, на котором ты должен прибыть, уже все готово. Об интимных подробностях биографии скромно умолчу, надеясь на взаимность в виде обоюдовыгодного сотрудничества.
-А ты молодец, - искренне похвалил его кот, по достоинству оценив профессиональные качества Гермеса.
Гермес был явно польщен, и даже немного стушевался.
-У меня просто дар копать в нужных местах. К тому же я неплохо изучил не только твою биографию, но и повадки, - будто оправдываясь, объяснил журналист.
-Думаю, мы сработаемся, - подытожил разговор Бегемот, допил валерьянку и, не замечая громкоговорящего выражения голубых газ крота, встал из-за стола. - Увидимся.
Когда Бегемот зашел в свой номер, его спутник уже спал, развалившись поперек кровати. Кот выключил телевизор, в котором громко орали мультипликационные герои, бережно снял свои красные сапоги и плюхнулся в неудобное кресло. Через секунду комната наполнилась мелодичным храпом.
Утром путешественников разбудил настойчивый стук в дверь.
Маленькое существо вскочило с кровати так быстро, словно ожидало этого раннего визита. Гораздо больше времени у него ушло на то, чтобы провернуть ключ в замке. Гермес проскользнул в едва образовавшуюся щель раньше, чем луч восходящего солнца. Комната сразу же наполнилась тошнотворным коктейлем из запахов перегара и перебродившего пота.
-Бегемот, собирайся скорее, - у меня для тебя сюрприз. - Кот даже не пошевелился, подозрительно глядя прямо кроту в глаза, которые поменяли странный голубой цвет на легко объяснимый красный. Гермес понял, о чем думает Бегемот, но не собирался отступать. - Говорю тебе, я точно что-то раскопал.
Тем временем ушастое существо начало пошатываться, явно собираясь грохнуться в обморок. Бегемот сочувственно посмотрел в его сторону и начал одеваться.
Гермес вел кота через спальный район города, едва начавший подавать признаки жизни. Шли молча, так как каждое движение и без того давалось кроту с огромным трудом. Его грязная шерсть слиплась от пота, из груди время от времени раздавался омерзительный хрип, ноги то и дело сводило судорогой. Глядя на его мучения, Бегемот уже не сомневался, что впереди их ожидает что-то действительно необычное.
Местность, по которой пролегал их путь, резко контрастировала с внешним видом убежденного экзистенциалиста. Внимание кота привлекали не столько изящные дома либерийцев, среди которых не наблюдалось ни одного похожего, сколько чудесные сады, скверики и самые настоящие цветочные поляны. Даже такой законченный циник как Бегемот не мог остаться равнодушным к подобному зрелищу.
-У вас есть лесорубы? - вдруг спросил он своего спутника.
-У нас нет лесов, - не задумываясь, ответил ему крот, разум которого, несмотря на тяжелые обстоятельства, продолжал функционировать, хотя и в экономном режиме.
-Я почему-то так и подумал, - заявил кот, и остаток пути провел в глубоких философских размышлениях.
-Видишь ту бочку? Нам туда, - голос Гермеса дрожал от волнения, а рука, которой он пытался указать нужное направление, отказывалась ему подчиняться.
К тому времени они уже покинули жилой район и оказались на берегу полноводной реки. Берег был пологий и пустынный. Вниз по течению он упирался прямо в пристань, приютившую на ночь несколько небольших суденышек. На полдороге к ней находилась та самая бочка, на которую пытался указать крот. Это была внушительных размеров емкость, предназначенная для хранения жидкого топлива. Подойдя к бочке, Бегемот обошел ее по кругу и носком сапога постучал по металлическому корпусу, а потом удивленно уставился на своего провожатого. Бочка была закрыта с обеих сторон и явно чем-то до отказа заполнена. Ничего примечательного возле нее тоже не было.
Гермес не обратил на удивление своего спутника ни малейшего внимания, видимо, и не предполагая увидеть ничего иного, кроме закупоренной бочки.
-Эта бочка была открытой, - начал крот с самого главного. - Она не может быть закупоренной, потому что в ней живет Несмеян. Несмеян - это мой давнишний приятель, собутыльник, проще говоря. Когда меня выбрасывают из кабака, я обычно беру пузырь и наношу ему визит вежливости. Собеседник из него, по правде говоря, никакой. Он отдает предпочтение собственным монологам, да и те у него в основном о смерти. Но с другой стороны, иногда достаточно знать, что кому-то в этом мире хуже, чем тебе самому. Своего рода психотерапия. После его занудной бредятины мир становился светлее и приветливее, даже с перепоя. Вот и сегодня ночью я явился к нему. Посидели как обычно. Потом я дошел до кондиции и уснул. Под утро просыпаюсь, а тут такое. И Несмеяна нигде нет. Не мог же он сам себя в бочку закатать. Чувствую, - что-то тут не ладно.
Бегемот внимательно выслушал объяснения журналиста, еще раз постучал сапогом по емкости и посмотрел в сторону пристани.
-Когда прибывает мой пароход?
-Утром, наверное, уже скоро, - ответил крот и угадал ход мыслей кота. - Директор Миклош будет лично тебя встречать. Возможно, он уже на пристани.
-Ну, тогда отправляйся за ним. И пускай сразу нужных специалистов с собой прихватит. А я вас здесь подожду. Не люблю я этих торжественных мероприятий, - распорядился Бегемот.
5.
Не прошло и часа, как возле бочки собралось больше народу, чем на пристани. Сам директор бюро общественного спокойствия с многочисленной свитой ждал, пока бригада спасателей вскроет емкость. За импровизированным ограждением гудела толпа репортеров и просто случайных зевак. На проплывший мимо пароход и скромно затерявшегося в толпе Бегемота никто не обращал внимания. Самой заметной фигурой пока был крот Гермес, допущенный на правах важного свидетеля за ограждение. Он успел где-то привести себя в порядок и теперь свысока поглядывал на своих менее удачливых коллег, изредка перебрасываясь с ними скабрезными шуточками, а заодно строя из себя важную птицу. При этом он язвил с поистине королевским высокомерием, тогда как в замечаниях его оппонентов постоянно проскальзывала зависть, а сами шутки ограничивались в основном глазами крота, все еще не восстановившими свой естественный цвет.
Но вот металлическое дно с треском отлетело в сторону и все присутствующие мгновенно умолкли. Казалось, даже на пристани хорошо слышно грохот посыпавшихся из бочки яблок. Потом из емкости достали тело несчастного Несмеяна, и толпа снова приступила к бурному обсуждению происходящего. Пока все переваривали первые впечатления от общей картины, никем не потревоженный Бегемот принялся рассматривать детали.
В первую очередь кот обратил внимание на яблоки, каждое из которых кто-то не поленился надкусить. Сотни надкушенных яблок сами по себе уже давали немалую пищу для размышлений, а в придачу с трупом - и подавно. Само тело с характерной синюшной отечностью не оставляло ни малейших сомнений в причине смерти. Вопрос у кота вызывала только одежда жертвы, явно дорогого покроя, хотя и давно приведенная в непотребное состояние. Ответ на этот вопрос Бегемот получил сразу же. Просветил его Миклош.
-Этого человека звали Несмеян. Он иностранец. Когда-то был президентом небольшой страны Хаосии. Мне кажется, этот пост понадобился ему только для того, чтобы непрерывно ездить в гости к другим правителям. В общем, закончилось все тем, что однажды, возвращаясь домой, он не нашел своей страны. Она просто исчезла с политической карты мира, рассосалась, как вовремя обработанный чирей. К несчастью, последней страной, которую он успел посетить, была Либерия. Наверное, виной тому наша толерантность, - к тому времени никто другой с ним иметь дело не желал. В общем, пришлось оставить его у себя. Ему предлагали неплохие условия в зоопарке, но он мнил себя выдающимся философом и поселился в этой бочке. Небольшого пособия ему вполне хватало. К тому же и туристы приплачивали, как местной достопримечательности. Уникальный тип был, скажу я тебе. Мог часами говорить ни о чем. Особенно наркоманам это нравилось. Они к нему толпами "повтыкать" собирались. Он у них даже кем-то вроде гуру числился.
В этот момент к Миклошу и Бегемоту подошел Эрик Рыжий. Директор бюро представил кота и эльфа друг другу, после чего Эрик доложил первые результаты осмотра места извращения.
-Причина смерти - отравление, судя по всему, пестицидами. Уж не знаю, каким образом, добровольно или принудительно, Несмеян влил в себя эту гадость, но факт на лицо. В Либерии эта муть давно не используется, соответственно не производится и не ввозится. Возможно, этот факт поможет нам ухватиться за ниточку, ведущую к извращенцу. Еще одна странность, - все яблоки надкушены. - Тут, прежде чем продолжить, заместитель замялся. - Эксперт склоняется к выводу, что надкусы сделаны эльфом. Но без полноценной экспертизы не может утверждать это со стопроцентной гарантией. В дополнение свидетели утверждают, что вчера вечером видели на берегу какого-то молодого эльфа из возвышенных. Подходил он к бочке или нет, никто не видел.
-Эрик, ты не помнишь, кто это давеча считал, что убийство человека облегчит наше положение?
Эльф ничего не ответил, но его лицо приняло такое мрачное выражение, что никакие слова и не требовались.
Бегемот не совсем понимал смысл происходящего, но не спешил с уточняющими вопросами. К тому же в присутствии эльфа он чувствовал себя не совсем комфортно. Никаких предубеждений в отношении эльфов у кота не было, поэтому объяснить причины возникшей неприязни Бегемот не мог. Хотя Эрик, уловивший настрой заезжего эксперта, для себя объяснил все именно предубеждением. В общем, отношения двух сыщиков не сложились изначально. В дальнейшем почти все общение между ними происходило через Миклоша.
Не дожидаясь завершения всех необходимых процедур и не желая попасть в лапы стаи журналистов, Миклош передал управление процессом заместителю, а сам в сопровождении Бегемота незаметно покинул место извращения. Единственным, кто заметил его маневры, был Гермес. Он собрался было последовать за сыщиками, но кот одним взглядом остановил его.
Центральный офис бюро общественного спокойствия больше походил на элитный пансионат, чем на серьезное государственное учреждение. Ни единого признака силового ведомства, только спортивные площадки, теннисные корты, огромный бассейн и обязательный атрибут благополучия - поле для гольфа. Само здание бюро представляло собой старинный особняк, нафаршированный самыми новейшими технологиями. И только напряженные лица изредка попадавшихся на глаза сотрудников никак не соответствовали окружающей идиллии. Роль исключения, подтверждающего правило, играла личная секретарша Миклоша, миловидная древняя старушка по имени Ангела, которая была самим воплощением счастливой умиротворенности. Усадив сыщиков за стол, она подала им огромный фарфоровые чашки с ароматным травяным чаем и внушительных размеров блюдо с румяными пирожками. Случайно или нет, но среди разнообразной фруктовой начинки не оказалось яблочной. Поэтому о делах сыщики вспомнили только тогда, когда основательно набили свои желудки.
-Как там сказочный лес? - зашел издалека Миклош, дожидаясь пока Ангела уберет со стола и покинет его кабинет.
-Функционирует понемногу, - нехотя ответил кот.
Мышонок уловил нежелание своего гостя вспоминать родные края и закрыл тему. Он и так был неплохо осведомлен о проблемах своего старого друга, совершившего головокружительное падение на самое дно общества. В сказочном лесу кот потерял все, даже имя, превратившись в одухотворенное ничтожество, кумира злачных заведений Базилио. Миклошу пришлось проявить все свои дипломатические способности, чтобы вытянуть Бегемота в Либерию. И теперь директор бюро общественного спокойствия надеялся на соответствующую отдачу.
-Я очень рад, что могу рассчитывать на твою помощь. Ты себе представить не можешь, насколько нам необходимо скорейшее раскрытие всех этих извращений, - сказал мышонок, и его голос действительно был преисполнен надежды.
-Что у вас тут происходит? - перешел к делу Бегемот.
Миклош ответил не сразу. Для начала он медленно раскурил сигару и ненадолго скрылся в табачном дыму. Обратно мышонок вынырнул, уже твердо решив ничего не утаивать от своего старого приятеля. Что и подтвердилось первыми же его словами.
-Мы в глубокой заднице, Бег. И как выбраться из нее, я пока даже не представляю. С каждым новым убийством подымается все больший шум. Мне нужно, чтобы ты отвлек часть внимания на себя, а заодно помог раскрыть все эти извращения.
-Решил использовать старого приятеля в роли громоотвода? - съязвил кот.
-У меня просто нет другого выхода. Если бы ты знал, какие нравы царят в Либерии, ты бы меня понял, - начал оправдываться мышонок.
-И, наверное, не приехал бы, - мне и в сказочном лесу было весело, - перебил его Бегемот. - Ладно, раз уж я тут, то помогу, чем смогу. Конечно же, за соответствующий гонорар. Либерия ведь не бедное государство.
-За это можешь не переживать, - не обидят, - уверил друга директор бюро.
-Ну, тогда вернемся к нашим баранам, - закрыл вступительную часть Бегемот.
-К жертвам, - поправил альбинос, - не забывай о толерантности, Бег. А жертв у нас на сегодняшний день три. О последней ты знаешь уже достаточно, так что более подробно остановлюсь на двух предыдущих. Первой жертвой стала молодая эльфийская самка, которую задушили и нафаршировали грушами. За несколько дней до этого кто-то отрезал ей руки. Проблема состоит в том, что убита она была в саду нашего министра здраворазвития. Мало того, его сынок словно специально создан на роль главного подозреваемого. Такой себе увалень с фонтанами в голове. Сам понимаешь, открыто брать его в разработку нам не с руки.
-У вас же здесь демократия. Так в чем проблема? - не удержался от язвительного вопроса Бегемот.
-Демократия, как и частная собственность, поровну не делится, - отмахнулся директор бюро общественного спокойствия и перешел к следующей жертве. - Вторым был убит лев-мутант Лео. Гнусс, его здесь все знали. Все инсценировано так, будто ему яблоко проломило голову, когда он отдыхал под деревом. Инсценировано не с целью скрыть извращение, а скорее своеобразно "пошутить". Если добавить сюда Несмеяна, имеем три извращения, объединенные между собой всякого рода странностями. Жертвы - эльфийка, зверь и человек. Всюду присутствуют фрукты: в первом случае - груши, в двух следующих - яблоки. Что из этого следует, я пока не понимаю.
Бегемот внимательно выслушал рассказ друга и перешел к уточняющим вопросам.
-В саду министра яблони растут?
-Кажется, нет, - после некоторых раздумий ответил мышонок.
-В случае с Лео яблоки были надкушены?
-Нет, только яблоки какого-то редкого сорта были все сбиты. Смотрителя чуть инфаркт не хватил.
-Жертвы могут быть между собой чем-то связаны?
-В принципе могут, но я очень сомневаюсь. Разве что случайно встретились где-то. Эльфийка все-таки была из возвышенных, а в их кругу общение с посторонними не очень приветствуется.
-Что значит "из возвышенных"? - не понял мышонка кот.
-Орден возвышенных. Его создали эльфы-ортодоксы, которые почитают себя рыцарями, хранителями древних эльфийских традиций и веры. Проще говоря, это та часть эльфийского народа, которая всеми силами пытается сохранить свою обособленность от других видов, населяющих Либерию. В стране построено несколько укрепленных замков под старину, в которых и проходит большая часть жизни возвышенных. Семьи же проживают в отдельных районах городов, которые покидают только по необходимости.
-А что, им есть чего бояться в Либерии? - удивился Бегемот, успевший вкусить прелести всеобщей толерантности.
-Да нет, - пожал плечами Миклош, никогда ранее не смотревший на уклад жизни возвышенных в таком ракурсе, - у нас давно уже нет проблем подобного рода. И надеюсь, уже не будет.
-Странная особенность, - строить укрепления там, где тебе ничего не угрожает, - задумчиво произнес кот.
-Возможно, - согласился с ним мышонок, - но это их право. Пока деятельность возвышенных не ущемляет права других жителей, я не вижу никакой проблемы. К тому же, все больше эльфов предпочитают вести светский образ жизни, не забивая голову видовыми предрассудками.
-Ты хочешь сказать, что в Либерии некому недолюбливать эльфов? - в голосе кота чувствовалось сомнение.
-Бег, в нашей стране ни один зверь, а тем более никто из людей, сплошь двинутых на толерантности, не считает себя чем-то хуже любого из эльфов. Так откуда взяться нелюбви к ним? И давай закроем эту тему. Я, конечно же, догадываюсь, что у вас в сказочном лесу все немного по-другому, но в нашей стране видовая принадлежность - это всего лишь видовая принадлежность. И точка.
Миклош даже наклонился в его сторону, чтобы придать своим словам большую значимость. А в его голосе явно читалась гордость за свою страну, и отнюдь не с позиции директора бюро общественного спокойствия.
Бегемот прекрасно понял своего приятеля, но Базилио, укрывшийся в темных уголках его души, понимать отказывался.
На этой пафосной ноте разговор был, по сути, окончен. Бегемот перед уходом заявил, что ему нужно несколько дней, чтобы освоиться в Либерии, а потом он сможет приступить к работе. Мышонок не возражал.
Покинув бюро, кот действительно целый день праздно шатался по улицам, понемногу впитывая непривычную атмосферу, заодно пытаясь определить причину столь разительного контраста со своей родиной. Ближе к вечеру ему показалось, что разгадка найдена. В сказочном лесу общественная жизнь зиждилась на общих же идеях, ниспосланных или одобренных свыше. Мало кто вникал в их смысл, но каждый сознательный гражданин считал своим долгом демонстрировать свою приверженность им. Неосмысленные идеи воспринимались как некий идеал, к которому следует стремиться, независимо от его достижимости. Идеи как цель, - вот в чем состоял их истинный смысл. В Либерии же общая идея была всего лишь одна. И она была не целью, а средством. У нее не было четко определенной формы, и она не выставлялась напоказ. Она просто читалась в глазах каждого существа, которое попадалось на пути Бегемота.
"У каждого свой путь", - читал Бегемот в этих глазах. "У каждого свой путь", - думал Бегемот и чувствовал, как где-то в темных уголках его души ворочается Базилио, устраиваясь поудобнее. "У каждого свой путь" - величаво подхватывал легкий ветерок и, упиваясь своей значимостью, набирался сил и уносился вдаль, чтобы будить горы и злить моря, смеяться над зыбучими песками и драться с непроходимыми лесами. И только "возвышенный" замок оставался безучастным к шалостям вездесущего проказника. "У каждого свой путь", - витало над замком, презрительно наблюдающим за тем, как жизнелюбивый ветер робко облизывает его холодные стены.
Голубые глаза, излучавшие обогащенное ехидство, моментально вывели Бегемота из благодушного состояния. Крот долго ждал сыщика в номере отеля, но то, что он успел увидеть, стоило ожидания.
-Великий Бегемот, прослывший далеко за пределами своего леса отъявленным циником, похоже, попался на ту же удочку, что и самые заурядные туристы. Иначе чем объяснить это глупое умиление на его лице? - прокомментировал он увиденное.
Бегемот неожиданно для себя стушевался и вместо того, чтобы осадить наглеца, долго искал, а потом раскуривал ментоловую сигарету. Случайно направленная на крота струя ароматного дыма оказала куда более сильное действие, чем самый грубый ответ. Как только дым достиг Гермеса, он тут же скривил недовольную рожицу, а затем и вовсе сплющился, будто из него выпустили всю жидкость.
-Я и не подозревал, что есть еще идиоты, которые курят эту гадость. Почему бы не курить приличные сигары, как всякий уважающий себя гений сыска?
Следующее облако дыма было выпущено в сторону крота уже целенаправленно, и "в каком-то смысле гомосексуалист" на некоторое время заткнулся.