Аннотация: охота за мечтой - вовсе не обязательно охота мечты:)
На нетвердых ногах она вошла в кабинет, - очевидно, ее уже успели просветить о нравах нового руководства. Некоторое время, игнорируя визитершу, я еще вслепую стучал по клавиатуре, погрузившись взглядом в графики и расчеты. Она была рада отсрочке и, судя по всему, уже подумывала скрыться, но тут я поднял на нее тяжелый взор. Она не сопротивлялась и секунды, уронив взгляд на пушистый ковер.
- Вы... Меня вызывали, - промямлила она.
- Ага. Вызывал. Извольте впредь быть на рабочем месте. Может случиться, что вы мне понадобитесь.
- Прошу прощения, понимаете...
Боже, какие все одинаковые. Я прервал этот неприятное для нас обоих начало разговора:
- Все понятно. Не нужно объяснений. Просто выполняйте мои просьбы. Итак, что у нас с последним контрактом, с этим, как его, каучуковым бароном?
Она подобралась:
- Контракт на полгода. Задача - решить бизнес-проблемы клиента. Он уперся в потолок, дальше без персонального брендинга никак. Рынок сбыта уже не расширить, потому нужно наращивать клиентскую базу на существующих территориях, контролируя антимонопольные комитеты...
- Чего конкретно от нас ждут?
В ответ она затараторила что-то о шейрах и джиаре, все это я также вполне сознательно пропустил мимо ушей, продолжая блуждать взглядом по фото передо мной, интересовавшим меня много больше всей этой тарабарщины. Я подавил зевок.
- Так, солнышко, не перегружай меня информацией. К утру жду тайминг наших действий, - по ее расширившимся зрачкам я понял, что чуть перегнул палку. - Нет, давай послезавтра - завтра у меня министерство целый день. Можешь идти.
Я намеренно перешел на "ты", так людям легче, включается программа подчинения.
Она, пятясь, вышла. В какой-то момент мне показалось, что она готова отвесить земной поклон - полагаю, за то, что не съел заживо.
Я глянул на монитор. В абракадабре, набранной во время моей напряженной работы, преобладали согласные. Печать вслепую - не мой конек.
И, интересно, что такое джиар? Надо будет глянуть википедию.
Глаза привычно скользнули на фото, стоящее в рамке на столе. Ну ладно, это не фото, а вырезка из журнала. Но оттого не менее дорогое. Знаешь же, улыбнулся я, для кого все это.
Разумеется, я не намерен оставаться в этом удобном кресле больше двух месячных гонораров. Потому судьба каучукового барона мне по барабану. А потом перееду в кресло получше. И, что самое главное, поближе к тебе. А потом еще в одно, и так до тех пор, пока мы не встретимся. Это как спорт и наркотик одновременно - хотя "Оскара" ждать не приходится, но, видит бог, я его достоин не меньше чем этот, ну как его? Надо посмотреть в википедии.
...
Новый кабинет чудо как хорош. Чтобы добраться до моего стола, нежданным визитерам придется прилично попотеть и преодолеть ряд препятствий в виде коллекции трухлявых предметов антиквариата. А я хоть успею проснуться и принять достаточно недовольный вид. Только вот она вряд ли меня посетит здесь. Хотя ее агент - вполне возможно. Если уж не в этом кабинете, то точно в следующем. А пока - гм, чем я тут командую? Кажется, сетевым рекламным агентством? Забавно, наниматель при нашей беседе два-три раза очень гордо добавлял "полного цикла". Какого же еще, не тощего же! Впрочем, я не просижу здесь и полного цикла луны.
Мои сонные размышления прервал звонок. Экая наглость, начальство ведь думать изволит. Телефон женским голосом сообщил, что пора принимать - и вовсе не чашку кофе, что было бы еще как-то приемлемо, а некоего дизайнера с непроизносимой фамилией. Ладно. Но сначала пусть подождет минут 15.
Создание непонятного пола в мехах, закатившееся ко мне, судя по всему, и было дизайнером. Вставать навстречу было лень.
- Присаживайтесь, - вежливо позволил я.
- О, благодарю, я вполне достаточно насиделся, пока вас ждал. - Дизайнер лучезарно-ядовито улыбнулся. Чудо мое, да я таких на завтрак ем, не надо со мной играть в василиска.
- Не расстраивайтесь, вы в хорошей компании, - я вернул ему улыбку, - встречи со мной ждут многие. Так что рисуем?
Он странно закашлялся.
- Воды? - я подтолкнул к нему графин. Тот не нашел ничего лучше, чем упасть и щедро освежить суховатое дерево антикварного стола. Главное, чтоб листики не полезли, - думал я глядя, как оперативно растет лужа, понемногу впитываясь в трещинки.
- Нет, спасибо. - Его тон был, пожалуй, суше дерева до потопа. - Я, как вы изволили сказать, рисую. Причем карандашиком - и преимущественно фигурки людей. Одетых. По ним 3 моих ассистента реконструируют костюмчики, я утверждаю эскизики, после чего в работу включается еще человек 30 - кто лекальчики делает, кто тканечку выкраивает, кто модельки шьет... А потом я выхожу на подиум, где мне, извольте заметить, - часто стоя, аплодируют первые люди моей страны. Среди них я никогда не видел вас. Боле того вам скажу - и не увижу. Ка-те-го-рически ни-ког-да. Ни вас, ни ваше уважаемое агентство.
От удара дверью закачались тяжелые шторы. А выглядел таким хлюпиком. Почему меня не предупредить, что это дизайнер одежды, и пришел он не на собеседование? Кто нанимает этих невменяемых секретарей? Я поправил неизменное фото на столе. Безобразие!
Но неприятный осадок тут же уступил место размышлениям. О, кажется, я проснулся, и почище иных декабристов! На меня снизошло понимание. Во-первых, мне надоело тратить время на встречи с толпами инвесторов перед тем, как на пару недель усесться в новый кабинет, из которого моя память не вынесет ничего, кроме экрана с тетрисом. Которые, надо сказать, весьма одинаковы, как бы не называлась контора и сколько бы этажей не занимала. Похоже, выгуливание заветной фотографии по шедеврам офисной архитектуры пора прекращать. Не сократить ли мне путь к ней? Кто работает с дизайнерами? - Правильно, модели. А с топ-дизайнерами - топ-модели. А кто у нас топ-модель? Светла! А кто такая Светла? Мне уже поднадоел этот странный внутренний диалог, но на последний вопрос я не мог не ответить: Светла - это та девушка, которая стоит тысячи работ, миллиона собеседований и вообще всего, что может наворотить скромный человек со скромным актерским опытом. Ведь в театре мне довелось работать всего полгода - именно столько времени понадобилось, чтобы после полутора сотен полуголодных вечеров, проведенных в репетициях перед облупленным зеркалом общежития, наконец, найти правильный ответ на вопрос: за какие роли актеру платят больше всего? Да за роли бизнесменов, и не в малобюджетных сериалах, а в многобюджетном бизнесе. Светла же нашла другой ответ - бросив институт, где училась на курс старше, сбросила пару килограмм с парой лишних букв в имени заодно, и укатила покорять подиумы Европы. Где и преуспела настолько, что вряд ли обратила бы внимание на скромного актера, годы копящего на 10-летний "форд". Впрочем, я уже давно сократил время накопления денег на такую машину до одного рабочего дня. И, уверен, это далеко не мой предел.
Процесс самолюбования пришлось прерывать почти силой - все же сказывается специфика актерства без занавеса, зрителей и оваций. Очень не достает букетов и криков "браво". Так вот - о чем я? Нелепый Венер в мехах громко удалился, обронив по пути простую и изящную идею. Не надо становиться главой заметного европейского дома мод, чтобы познакомиться с ней. И, соответственно, не надо возглавлять эти глупые агентства, чтоб мое резюме было достойным этого назначения. Мне всего лишь надо стать - пусть ненадолго - модным дизайнером одежды. А там - показ, долгожданные овации, желательно, несмолкающие, и она выходит под руку со мной, мэтром стиля, мы проходим по всему подиуму, щелкают затворы фотоаппаратов, она улыбается, всем - и немного мне, человеку, в голове которого родился ее неземной успех, принявший форму фантастического наряда, облегающего ее фантастическое тело, ставшее родным за эти годы грез о ней, и мы, ко всеобщему удивлению, не останавливаемся для поклона, не возвращаемся обратно за кулисы, а продолжаем рука об руку идти дальше, спускаемся с подиума, идем, не обращая внимания ни на кого, погруженные друг в друга, как будто мы одни в мире и вокруг нет никого и ничего, ни времени, ни пространства, чтобы расставание стало просто невозможным.
Ну, и скучные костюмы, наконец, смогу сменить на что-то более яркое, сознательно сбил себя с мыслей о нас я, чтоб окончательно не расплакаться.
Кажется, я все же хлопнул дверью почище прежнего дизайнера, хоть оценить эффект раскачивающихся штор уже не смог - поскольку сосредоточенно несся к выходу, сжимая подмышкой то самое фото. "Билет на свободу, в один конец", шепчу себе под нос - так я обычно себя обнадеживаю, когда очередная роль подходит к концу.
...
Многое уже позади. Слезовыжимательные статьи о великом Антонио Захарове, сыне бедствовавших эмигрантов, вскормленном в мастерской великого Рисаччи заняли свои места в архивах, ведущие глянцевые журналы возвестили возвращение блудного сына русской земли и пасынка итальянской моды, костюмеры двух провинциальных театров впервые увидели Рим, восторженно перещупали там все ткани и, вдохновленные римскими каникулами, сшили прекрасные вечерние платья, топ-модели получили топ-чеки в качестве аванса за топ-выступление, журналисты уже ждут не дождутся вечера показа. Она приняла приглашение. Я сам звонил ее агенту. Перевел гонорар, и даже цифры ее счета показались мне невероятно красивыми.
И все вроде складывается, но отчего-то подкашиваются ноги, наверное, впервые в жизни. Даже когда вся семья со всеми двоюродными родственниками сидела в первых рядах на моем первом спектакле, было не так. Волнение жило отдельно от меня, а сам я играл азартно, не стесняясь и не боясь. Куда девалась эта легкость?
Столько сил, столько лет... Нельзя сдаваться в последний момент. Я вернулся, сделав вид, что не пытался только что улизнуть, позорно спрятав лицо за охапкой роз. Ее самолет уже приземлился. Сейчас откроются стеклянные двери и... Дыхание снова перехватило... Выйдет она. Розы отчаянно колют руки, левую щеку, их запах, наверное, уже достиг трапа, по которому спускается она, шаг за шагом сокращая расстояние между нами, шаг за шагом, цок-цок, как стук сердца... Двери разъехались. Я высматриваю ее, кажется, у меня шея растянулась вдвое, что это за люди передо мной со своими дурацкими табличками, куда им оттеснить меня, меня, который ни перед чем не остановится, дурацкие цветы, лица, лица, где же она, неужели что-то стряслось и она не вылетела, не может быть. Десяток нанятых мной фотографов топчутся перед центральным входом, не разбежались бы, негодяи. Вот выходит последний пассажир. Девчушка, рыжая, лет десяти. Неужели ей позволяют летать одной? Я растерянно вглядываюсь в зал прибытия, но он пуст. И вокруг меня уже пусто, все встретили всех. Я тут один. Оглядываюсь вокруг, вместо того, чтоб повернуть шею, кручусь всем телом, голова отказывается работать, что происходит?
Невдалеке, метрах в десяти, покачивается бледная невзрачная девушка в нелепом косом пальтишке, она, как и я, растерянно озирается, ища водянистым взглядом что-то или кого-то. Нервно набирает номер, чудом удерживая два чемодана костлявой ручонкой. Боже. Из моего кармана доносится трель. Нет. Не может быть.
- Светла...на, это счастье видеть вас, добрый день, выглядите шедеврально! Помните еще русский? Я - Захаров, сошел с пьедестала, чтоб встретить вас лично. Хотел заказать подиум вместо трапа, но эти русские плоховато понимают русский и подали обычный трап, варвары. Дайте помогу с багажом, о ослепительная...
Я слышу темпераментный поток своих слов как будто со стороны. Глубокий баритон. Приятный. Если он не остановится, возможно, удастся запихнуть ее в лимузин и распрощаться, так и не дав ей раскрыть рта. Сердце, кажется, просто отказалось во всем этом участвовать, капитулировало и не беспокоит организм надоевшими сокращениями. Ничего. Репетиция, бессонная ночь, показ и - билет на свободу. В один конец.