Утро выдалось солнечное и тихое. Проснулся я не от грохота мусоровоза, как обычно, а от ярких лучей ближайшей к планете звезды. Не знаю, в чём тут дело, но каждое утро этого мутного, холодного, туманного августа ровно в половине шестого за окнами гулко громыхали допотопными мусорными контейнерами весёлые и громкоголосые ребята в оранжевых комбинезонах. Прежнее моё место жительства отличалось тишиной и спокойствием, даже детишки во дворе играли только в куличики, не скандаля из-за лопаточек и ведёрок, а ребятня постарше устраивала чемпионаты по шахматам и дартcу. Тоже аномалия, если честно, дети должны бегать, прыгать, кричать и драться. Физические упражнения способствуют развитию и росту, как я думаю. Но меня очень даже устраивали покой и тишина, изредка прерываемые одобрительным гулом при верном попадании дротика, или уверенно проведённой атаке чёрных против белых. Или белых против чёрных. Таких же чёрных, как форма нацистов.
Мы сидели в развалинах почти такого же дома, в каком я живу сейчас. Хоть и кирпичная, но 'хрущёвка', с маленькими квартирками и низкими потолками. Правда, от потолков ничего не осталось, а за остатками одной из стен прятались мы, трое молодых дурачков из интер-бригады. Слово всплыло само собой из глубин истории, теперь наши наспех сформированные отряды так и назывались. Не высовывать носа из укрытия было особенно унизительно именно сейчас, когда нациков удалось выловить почти всех, а тех, что отказались сложить оружие, блокировали в центре города регулярные войска. Всё это, и сама ситуация с путчем, и бригады миротворцев до скуловоротного зёва напоминало один из сюжетов старой книжки, прочитанной ещё в детстве. Главный герой там прибыл из светлого будущего, и вынужден это самое будущее приближать неустанной борьбой с пережитками жестокого прошлого в сознании таких глупых людей. Вот и мы оказались сейчас в шкуре таких борцов, только происходит всё не в книжке, и никто не требует от нас охотиться за вражескими танками. Нету их уже, танков, доблестные войска ООН постарались. Нацики представляли теперь разрозненные банды, пытающиеся не то сбежать из города, не то устроить напоследок пару терактов. Никакой организации уже нет, есть озлобленная и напуганная шпана. Близнецов Крутицких повязали на второй день путча. Первого в принадлежащем ему ресторане взяли сотрудники российского ФСБ, второго арестовали "голубые каски" в аэропорту города Лимасол. Теперь интер-бригады и патрули нациков бегали по городу друг за другом, как будто играли в дурацкую и опасную игру. Только чернорубашечники, в отличие от нас, использовали огнестрельное и нарезное, а не засекреченные парализаторы, выданные под личную ответственность руководителей бригад. Этот дурацкий карнавал мог бы закончиться и пораньше и почти без жертв, если бы не явное сочувствие путчистам со стороны некоторых чинов из генштаба. И если бы орбитальные излучатели включили сразу! А сколько воя было о вводе войск ООН! Испугались американского примера. Двоих генералов, старых тупых пердунов, уволили в запас, третьего арестовали, подогнали спецназ, впустили "голубых касок", набранных сплошь из бывших 'братских' республик. Шибко агрессивных путчистов заперли в старых казармах за городом, а самых злобных ликвидировали. Как оказавших ожесточённое сопротивление. Такие как мы, патрульные, отправились вслед за спецназом, обеспечивать безопасность мирных граждан, прочёсывать освобождённые районы. И вот надо же было такому безобразию случиться! Вляпались в патовую ситуацию. Напротив, почти в таком же полуразрушенном здании сидит группа нациков, они требуют от нас сдаться и немедленно связаться со штабом. Наш старший, Миша Завгородный, неторопливо водя пальцем по карте на планшетке, монотонно вещает в микрофон громкоговорителя условия сдачи путчистов и требования международного комитета безопасности. Перекричать Мишу у нациков не получается, изредка они постреливают в нашу сторону, отчего Миша усмехается, продолжая уточнять координаты нашего местоположения. Почему-то сбоит система местонахождения. Наконец он находит нас на карте, и через мгновение мы уже любуемся на свои макушки, благодаря подробному виду сверху, со спутника. Завгородный сместил ракурс, и теперь можно было видеть засевших в доме напротив нациков, пятерых пацанов в камуфляже, у всех автоматы, но, судя по прекращению стрельбы и разбитым пустым ящикам от боеприпасов, патроны на исходе. Наш связист, Вазген, слушая сводку из центра, нахмурился, посмотрел на меня и, смахнув гарнитуру с головы, с усилившимся от волнения акцентом глухо сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Чэрэз пать мынут, аны вклучатса. Гаварат, парализатары на максымум и не рыпаца.
Миша оторвался от планшетки и удивлённо посмотрел на Вазгена, потом на меня. Инструктаж в штабе был суровым, кратким и невразумительным. В случае выхода на группу экстремистов следует немедленно уточнить координаты, связаться со штабом, перевести парализаторы на максимальный режим и ждать. После чего отконвоировать задержанных к ближайшему центру самообороны. Как будто они так просто дали себя отконвоировать! И ни слова про использование парализаторов! Зачем нам их раздали, зачем изводили тренировками с огнестрельным оружием? Вся ерунда в том, что это не пистолет, о том, что стреляешь, узнаёшь только по смене цвета индикатора с зелёного на красный. Мощность удара выставляешь верньером, удобно расположенным под большим пальцем на рукояти. Когда разряжен аккумулятор, цвет жёлтый. Сами понимаете, дальтоникам парализатором пользоваться нельзя. Такая вот дискриминация. А кто пользуется, ещё может регулировать ширину луча, но уж этой премудрости я вообще не понял и не запомнил ни слова из нудного повествования невозмутимого штабного инструктора. Разгильдяйство! Я ведь, такой непонятливый, не один, наверняка. Но вот же забросили нас в город!
И вот, теперь мы загораем среди развалин с бесполезными высокотехнологичными игрушками в руках. Никакого приказа из штаба, только подготовить парализаторы и всё! Вазген развёл руками, а я взял у Миши микрофон и срывающимся голосом сказал:
- Хватит, пацаны. Всё уже. Поиграли. Район через три минуты накроют залпом, мирных жителей тут не регистрируется, а нас с вами за людей уже не считают, мы кто присягу, а кто клятву давал, наше дело кончено. Выходите.
Миша повертел пальцем у виска и опять уткнулся в планшетку, Вазген крутил верньер у парализатора, а из развалин напротив вылез долговязый, бритый наголо парень в камуфляже и, обернувшись, махнул своим подельникам, вылезайте, мол. Из-за груды битого кирпича поднялись остальные, без оружия, неуверенно поднимая руки и всё ещё недоверчиво глядя на 'наше' здание. Вышли все, это было хорошо видно на экране планшета, картинка со спутника оказалась на редкость чёткой, как в кинотеатре. Я, стянув ремень тяжёлого парализатора, тоже встал, выпрямившись во весь рост, не обращая внимания на попытки Миши меня удержать. Вазген удручённо качал головой, явно сожалея о моём поступке, а Миша со щелчком перевёл свой парализатор на максимальную мощность и теперь смотрел на меня прямо, не моргая, и в этом его взгляде было одно - ожидание. Долговязый напротив поднял руки ещё выше над головой и развернул ладони к небу, не отрывая взгляда от меня. Рядом с ним стоял плотный белобрысый парнишка, держа руки, вверх, но чуть перед собой, как сдающиеся немецкие нацисты в старой кинохронике, и тоже не отрывал от меня настороженного взгляда. Тут будто тупая игла ударила меня в висок, прошла сквозь череп, задев глаза и выскочила наружу, оставив идиотское чувство глупости и нереальности происходящего. Белобрысый покачнулся и недоумённо огляделся вокруг, а у долговязого и остальных гопников на лицах расплылись улыбки детей, осчастливленных в жаркий полдень пачками пломбира. Я и сам испытывал смутное желание обнять весь шар земной, пока Миша не положил мне на плечо свою тяжёлую ладонь и не сказал низким 'подпольным' голосом:
- Хорошо, что ты машинку на максимум вывернул, а то бы также стоял, дурак-дураком.
Вазген между тем обходил сдавшихся нациков, деловито опускал им руки и стягивал запястья наручниками. Возле белобрысого крепыша он слегка задержался, внимательно посмотрел ему в глаза, и резко, неуловимо быстро ударил поддых. Крепыш мгновенно сложился пополам, тогда наш связист связал и его.
В голове у меня тошнотворно шумело, я видел всё происходящее, как через мутное стекло и сил моих только хватило сказать Михаилу:
- А я не трогал 'машинку'. Там на 'нуле' всё.
Миша отшатнулся и испуганно посмотрел на меня. А я не говорил, не видел и не слышал уже ничего.
В инвалидском посёлке нас немного, на самом деле. Здесь живут вполне нормальные и добропорядочные граждане, обслуживающие местный молочный комбинат и скотоферму. А мы тут в меньшинстве, на нас хоть и не смотрят с жалостью, но то и дело норовят предложить помощь, за продуктами сходить в магазин, скрасить одиночество партией в шахматы... Я вежливо отказываюсь, а Ефрем, тот самый белобрысый качок, подрастерявший юношеский энтузиазм радикальной политики, изрядно набравший вес и облысевший, неприятно улыбается и зовёт молодёжь на озеро, пострелять уток. Когда Ефрем говорит про уток, у него опять появляется то странное выражение, как тогда, когда он стоял, неуверенно подняв руки и настороженно глядя на Вазгена. Совершенно не изменился, старый маразматик! Он живёт в соседнем трёхэтажном симпатичном домике на два подъезда, выстроенном немецкой строительной фирмой во время презентации их плана решения жилищной проблемы. Я ему немного завидую, потому что в моём доме вентиляция хуже, и в летнюю жару, как сейчас, приходится включать древний кондиционер, от которого насморк. Насморк, надо же... Михаил тогда мне всё рассказал. Точные координаты группы были нужны для калибровки лучевого удара со спутника. Включённые на максимум парализаторы создавали локальное нейтрализующее поле, которое должно было защитить нас от волны эйфории и телячьего восторга, упавшей с низкой околоземной орбиты в обезображенный взрывом переулок. А безвольных юных экстремистов мы, не подверженные воздействию, должны были спокойно вязать. Но случилась малоприятная для начальства накладка. На испытаниях излучателей, проходящих безо всякого предупреждения населения, было выявлено 'несколько особей' (Миша так и сказал, кривя рот в неприятной усмешке), воздействию не подверженных. Впрочем, процент таких неуправляемых был столь низок, что Международный Комитет Безопасности принял решение о применении 'психокоррекционного излучения'. И было это решение принято за год до российских событий, ещё во время американского кризиса. Нас-то, молодых волонтёров миротворческих сил ООН удивляло, как быстро удалось обезвредить уличные банды и отряды наёмников, и почти без жертв! Как это радовало гуманистов вроде выпускников института международных отношений, вроде всех нас, красавцев, оказавшихся в когда-то тихом российском городке Тарлов, ставшем ещё одним плацдармом борьбы за такое светлое будущее. Мише про всё это разболтала девица, работавшая оператором наведения. Тут тоже история идиотская. В операторы брали чемпионов соревнований по виртуальным 'стрелялкам'. На одном из которых Миша с этой девой и познакомился. А тут, глядь, по территории базы в камуфляжном комбинезоне и армейских ботинках гордо движется коллега и партнёр по сетевым баталиям! Ну как не вспомнить былые подвиги в теплой компании? Вот и вспомнили... Самое смешное, что и Завгородный мне всё это рассказал, изрядно налившись местным пивом в маленьком баре на окраине города, где мы сидели уже после официального заявления о подавлении мятежа, сменив пыльный камуфляж на белые майки и драные по старой моде джинсы. 'А на меня и того парнишку, кажется, его зовут Ефрем, излучение не подействовало?' 'Выходит, нет, - проговорил Миша,- выходит, такое вот стечение обстоятельств, хорошо, что этот нацик вслед за командиром попёрся и автомат бросил, а то кто знает, как оно могло повернуться?' 'Миша, Миша, - закричал я ему пьяно и громко на весь бар, - а где гарантия, что вот сейчас и нас с тобой и всех, кто здесь, не обрабатывают с низкой орбиты, а?' 'Окстись, - вяло отмахнулся Завгородный, - ты знаешь, сколько энергии надо на включение хотя бы одного спутника?' 'Меня это не утешает, - сказал я.' 'А что тебя бы утешило? Лежать там, в кирпичной пыли, под стволом автомата и этот долговязый раздумывал, стрелять ему, или взять тебя в заложники?' 'Нет, Миша, это бы меня не утешило точно.'
Запись нашего с Мишей разговора мне показали на следующий день, когда я по вызову штаба прибыл в одно из отделений районной полиции. Я только кивнул и подписал все бумажки, которые мне подсунули на подпись, правда, внимательно их прочтя. И без напоминания приложил к идентификационной пластинке ладонь. Это как 'с моих слов записано верно'. А то мало ли, качественный монтаж... Потом был психологический карантин, как для всех штатских, кто побывал в зоне боевых действий. Потом я вернулся домой и без проблем устроился преподавателем родного языка и литературы в школу, где сам учился целую жизнь тому назад. И теперь я здесь, в посёлке, который даже мои бывшие ученики называют 'инвалидским'. Не имею понятия, где Миша и его напарница по сетевым баталиям, где Вазген, и почему он так давно не отвечает на письма. Честно говоря, даже неинтересно. Мало приятного в воспоминаниях, и Ефрема бы не видеть... И ещё, я не представляю, что сделать с этим антикварным кондиционером! Чтобы качественно работал и не вызывал насморк у пожилых людей, немало сделавших для нормальной человеческой жизни на этой планете. В новостях вчера было сообщение, очень красивое видео, серебристая перчатка скафандра, зелёное яблоко, и серо-кирпичный ландшафт планеты. В оранжерее на Марсе получен первый урожай антоновки. Таки я спрашиваю вас, что мой насморк по сравнению с марсианскими яблоками?