Аннотация: Первый рассказ о мире Сианука, экспериментальный... Возможно, некоторые особенности мира в будущих рассказах претерпят изменения.
Грязь летела из-под копыт. Лес был окутан сизой пеленой рассвета. В этот час весь мир казался нарисованной картиной. Ни звука, ни шороха, ни голоса... Лишь гулкими хлопками отдаются удары копыт по земляной жиже.
Вперед, быстрее!
На голове капюшон: всадник прячет лицо, все еще надеется уйти. Каждую минуту его подмывает желание посмотреть назад. Там продолжается погоня. Люди Седзи. Скорее всего, это они жаждут его крови. Многие говорили, что глупый Седзи находится на побегушках у Ордена лисиц (1). И вот он получил возможность услужить. Отчего же не помочь бестиям?! Да и заплатят купцу Седзи неплохо.
Не оборачиваться! Если постоянно ждать этой встречи, она непременно произойдет. Лишь вперед, смотреть только туда!
Проносятся куцые деревца, высокая сухая трава... На губах бессильная мольба. "Услышь меня, Мирра! Прояви милость ко мне! Вчерашний поступок заслуживает смерти. Это была промашка, да, ужасная ошибка, но что я мог поделать?! Я защищал свою жизнь".
В этот невзрачный городишко он заехал вчера вечером по пути домой. Дождь лил как из ведра и ехать далее было настоящим безумием. Прохудились небеса, того и гляди, тебя самого утопит в чужих слезах. Ночь, деревянные водостоки, в которых бурлит и пенится вода, по мостовой бегут мутные потоки... Ноги совсем промокли. Он идет рядом с лошадью, укрыв голову капюшоном. Дождь ощутимой дланью прижимает его затылок к земле, давит на него сверху, словно приказывая пасть на колени. Лошадь недовольно фыркает. Что ж тут не понять, животное по более хозяина понимает толк в тепле. Лошади невдомек, зачем тащиться в ночь, в бушующий ливень? Разве может быть цель где-то там?!
Шум посуды, приглушенные голоса. Он посмотрел на окна - в них теплый, желтый свет, похожий на растопленное масло. Поднял голову. С неба на лицо устремились мириады капель. Дернул головой, затем, прикрыв лицо ладонью, снова задрал голову. Так и есть - на крыше с десяток дымящих труб. Похоже, оба этажа над кабачком занимают комнаты для путников. Даже если предположить, что один этаж занимает владелец заведения с семьей, то остается еще один этаж. А это как минимум 10-12 комнат. Остается надеться, что хотя бы одна из них свободна в этот час.
Слева от входа в кабачок был жестяной навес. Под ним стояло несколько животных. Шумел дождь, и черные угрюмые силуэты стояли не шелохнувшись. Чего это их в теплый сарай не загонят? Мысль пронеслась стремительно. За два шага от животных он остановился, как вкопанный. Затем отшатнулся и схватился покрепче за уздцы своей красотки. Лошадь тревожно заржала - почуяла. Да, это не ее родичи!
Он обошел силуэты слева. С детства побаивался этих стальных тварей, пускающих из ноздрей обжигающий пар своего мертвого сердца (2). Остановился. Подумал, а стоит ли останавливаться в заведении, в котором, судя по зиварам, отдыхают сейчас либо чиновники, либо странствующие самураи. Самураев он не боялся. Главное - не вставать у них на пути. Раз они здесь, значит, выполняют какой-то приказ своего господина. Хуже обстоят дела, если в кабачок нагрянули местные чиновники. Самураи уставятся в даль и жуют то, что им поставили, отстраненные, пребывающие где-то там. А чиновники жрут сакэ или пиво, а затем начинают приставать к посетителям. Хозяин им ничего не скажет. Разве что они чем-нибудь заденут самурая. Тогда тот порубит их в крошку, невзирая на должности и регалии, на древний род и положение в обществе.
Нет, желания столкнуться в этом захудалом городишке со свихнувшимися от скуки и безделья сынками богатеев он не хотел. Путник для них славная игрушка. Над таким поиздевался, а завтра никто и не вспомнит о нем. Откуда он шел, из чьих он был? Шут с ним!
Потянул лошадь в сторону от навеса. Та недовольно помотала головой.
- Пошли от греха подальше, - шептал он лошади на ухо.
И они пошли дальше. Дождь хлестал их словно плетьми, подгонял, торопил. Они шли узкими проулками, маленькими площадями. В окнах проплывающих мимо домов теплился свет. Из-за тонких стен были слышны бормотание и смех. За каждой из этих стен кто-то бормотал и смеялся, и все эти дома походили на пчелиные ульи. Заброшенная пасека. Зайти в любой из ульев, значит, потревожить покой этих невидимых хищных созданий. Вряд ли они любят чужаков. Точнее сказать, вряд ли они любят чужаков, когда за окном такая погодка.
На миг даже захотелось уйти из городка, пуститься в путь, несмотря на дождь, несмотря на ночь. Он даже стал присматриваться в поисках верного направления. Но вовремя остановил себя. Не дело он затеял, ох, не дело! Дождь стучал в темечко, говорил: "Иди, вперед!"
Спустя час, или около того, они вновь вышли в кабачку. Тому самому. Вероятно, в столь маленьком городишке было туго с подобными заведениями.
- Решено, - сказал он лошади. - Останемся здесь.
И он вновь обошел молчаливых, мертвых с виду зиваров. Прикрикнул в темноту открытого сарая:
- Эй, есть кто?
Из мрака пахло сеном. Одуряющий запах сена. Лошадь дернулась вперед, но хозяин охладил порыв. Дернул поводья, резко сказал команду. Оставалось ждать, когда же появится хранитель ароматного сена и пригласит войти.
К ним вышла молодая девушка. В ее волосах трепетала лента. Белая лента. Путник сразу же приметил это и улыбнулся (3). Девушка тоже улыбнулась. Она спросила:
- Господин желает найти стол и ночлег?
Он поклонился. Так низко, что натянулись поводья в руке и, похоже, лошадь поклонилась тоже. Правда, она это сделала без особого энтузиазма, но девушке это показалось забавным.
- Я ищу ночлег уже несколько часов. Буду признателен, если ваш дом примет меня.
Девушка поманила его вглубь сарая. Он сделал несколько шагов и остановился под аркой, украшенной резьбой и разноцветными лентами. Лошадь фыркнула, но тоже встала. Ее ноздри хватали воздух, она клацала зубами, предвкушая долгожданную охапку сена.
В следующий миг свои глаза открыл безымянный дух. Он внимательно смотрел сквозь путника. Изучающее крутил его душу, словно найденный на дороге камушек. Он был насторожен, очень насторожен. Казалось, этот ками (4) ждет чего-то (или кого-то) очень нехорошего.
Путник почувствовал напряжение. Постарался успокоиться. Бывали случаи, когда ками дома не разрешал путнику войти. Ками не объяснял хозяевам, почему так. Но все знали, что духи видят хитросплетение судеб. Если они не впускают путника, значит, на то есть веская причина, значит, встреча этих людей - путника и хозяев - могут принести беды в дом.
Изучение затянулось. Путник открыл глаза и увидел удивленный взгляд девушки. Ее бледное лицо висело прямо перед ним, как диск луны. Но ками молчал. Девушка казалась разочарованной, даже испуганной. А путник видел лишь белую ленту в ее волосах и беззвучно молил ками впустить его в дом.
Когда дух оставил путника и исчез, тот вдруг понял, что это был вовсе не ками дома, а досодзин (5). Похоже, здесь что-то назревает, подумал молодой человек, раз меня проверил сам досодзин! Он по мелочам не распыляется. Чувствует дух, что неладное что-то готовится. Путник вновь подумал, что еще есть возможность попросить прощения, раскланяться и уйти в ночь. Но лошадь уже ушла вперед и припала мордой к ароматному сену, а в темноте сарая мелькала белая лента...
Мирра, я тебя умоляю! Да, дернул меня черт вмешаться в чужие дела! Но разве мог я отказать в помощи?! К тому же досодзин!
Ох! Боги, как я не понял сразу?! Он проверял меня, сам досодзин. А значит, он видел будущее и пустил меня именно потому, что знал... Он знал, что я исполню свою миссию. Он видел и тот черный коридор, и отблески газовых фонарей, он слышал приглушенные шаги тех бестий и возню у двери. Он все это видел и слышал! А впустил меня потому, что видел больше. Он видел, как я, согретый сакэ и утомленный дорогой, подойду к двери и, встав на цыпочки, приложу ухо к гладкому дереву. Мирра, все это была моя судьба! Раз ты служишь мне, то должна следовать всеми тропами моей судьбы. Ведь так, Мирра, ведь так?
О, Мирра, чем мне еще вымолить твое прощение?
Чу! Топот копыт? Или это стук сердца? Не оборачиваться! Вперед, только вперед! Преследователи летят на крыльях его страха и беспомощности. Не более того.
Он мысленно вспомнил карту местности. Он скакал по единственной дороге, которая давала шанс уйти живым. Но если это не люди Седзи? Он встал на пути лисиц, так что они могут и сами пуститься в погоню. А их зиваров у кабака он видел. Это, безусловно, были их зивары. Такие твари могут скакать без отдыха сутки напролет - было бы топливо. А его лошадь? Красотка уже вся в мыле. Долго такой темп поддерживать она не сможет.
Если это лисицы, то надежды избежать поединка у него быть не может. Бой, только бой. Но он вряд ли сможет им что-либо противопоставить, пока не попросит прощения у Мирры.
Мирра, о, мудрая и всепрощающая Мирра!
Путник натянул поводья, сбив темп и изменив направление движения. Он сделал выбор: раз бой, значит, он должен был к нему приготовиться. Насколько он запомнил карту, в стороне от этой дороги располагалась старое заброшенное святилище. Пусть даже это будет святилище не родственного Мирре духа... Был хороший шанс. Его нельзя упускать.
Хэй! Хэй! Вперед!
Есть надежда!
Белая лента мелькала в гулкой темноте. Где-то за стеной звенело стекло, и хлесткие костяные удары выдавали поклонников домино.
Видя трепещущий маячок во мраке, путник вспомнил свою маленькую дочурку. Веселую и озорную Еги. Каждый раз подходя к дому он предчувствовал ее появление, он видел, почти ощущал ее шажки босыми ножками по деревянному настилу. Она спешила к нему навстречу. Увидела его, чертовка, в окошке! Но сама постаралась, чтобы отец ее не заметил. И вот он открывает дверь, и получает на свою шею визжащую от восторга Еги. Это было похоже на запланированный сюрприз, на веселого бесенка из шкатулки, про существование которого все уже знали и видели его не раз. Но, несмотря на это, каждый раз подходя к дому, он ждал ее появления. Это было глотком родниковой воды после долгой дороги. Не протяни ковш с водой уставшему путнику, и упадет он без сил, и поселится в его душе тревога и страх.
И он возвращался домой, и он выпивал этот ковш со студеной родниковой водой и он садился на пол перед женой, еле сдерживая улыбку. И на его шее висели сладкая ноша.
Годы летели подобно птицам. Что мог он вспомнить из своей тяжелой жизни? Весну любви да руки Еги на своей шее. Он видел ее каждый вечер, и совсем скоро стал думать, что работает весь день напролет лишь затем, чтобы их встречи были еще слаще. Вся жизнь как разлука с частицей души. Он должен вымолить у судьбы, у жизни право вновь вернуться и увидеть ее. И весь день он живет этой минутой, а дождавшись минуты и насладившись ею, он вынужден вновь ее потерять, вновь уйти. Пытка разлукой.
Он запоминал годы, он ориентировался в своей жизни не по месяцам и временам года, не по получкам или тумакам начальства. Он чувствовал ход времени, отражавшийся на его любимой Еги. Сладкая ноша становилась все тяжелее. Его маленькая Еги стала девушкой. Он уже чувствовал смущение, когда в очередной раз обнимал юркую дочь, и ее небольшая грудь упиралась в его бок. Годы пролетали и он ощущал их бег. Он чувствовал время, которое тяжелело на его руках, словно песок в часах пересыпался в его ладони. Год, другой, десять, пятнадцать... Время навалило гору песка в его ладони. И чувствуя его тяжесть, он думал о старости и, возможно, смерти.
Когда жена сказала ему про белую ленту, он не сразу понял, в чем дело. Он сидел и пил чай. Он устал после работы. Еги была на улице - развешивала белье.
Затем, спустя минуту, он копался в душе, пытался понять, уловить, что же он чувствует. Его душа теряет частицу. Сможет ли она дальше жить в таком неполном виде? Как будет он ощущать свою жизнь, ход времени, если не будет больше того бесенка из шкатулки, если не будет более ковша родниковой воды после тяжкой дороги?!
Жена сказала, что вплести дочери белую ленту еще не означает ее скорого ухода. Ее должен сначала кто-либо приметить, выбрать из числа других девушек их города, затем начнутся переговоры между родами, которые, кстати, могу затянуться не на один месяц... Но что она говорила?! Месяц, два месяца! Пятнадцать лет он возвращался в свой дом и подхватывал на руки свою Еги. Что значат эти два месяца по сравнению с пятнадцатью годами жизни?! Пятнадцать лет - срок для дерева. Пятнадцать лет - срок для чувства. Пятнадцать лет - целая жизнь для любви. Его маленькая Еги вросла в его душу, как молодая ива. Вырвать ее теперь, вытянуть из мягкой тучной земли, оставляя ошметки оборванных корней! Эти ошметки будут незаживающими ранами, ядовитыми стрелами судьбы.
Он знал, кто уже готов прийти в его дом. Он знал, что как только он повяжет своей дочери белую ленту, род Сосэки поспешит к его дверям. Его Еги будет прекрасной женой.
И он тянул время. Он находил предлоги, он наваливал на себя массу поручений от барона Тоса. Пожалуй, все секретари барона не скрывали удивления, видя такой пыл в работе. Они не знали причины. И он хранил ее в глубине своего сердца.
Но долго так не могло продолжаться. День, когда он должен вплести белую ленту в волосы дочери, приближался стремительно. Это тоже был бес в шкатулке, о существовании которого все знали.
Когда он уезжал в город Симон по очередному поручению барона, жена молча смотрела в его глаза. Она ждала, что в его руках появится лента. Она ждала, что он позовет дочь. Тишина была тяжелой, три сердца бились в четырех стенах дома. И он знал, что третье сердце сейчас находится за ширмой. Еги сидела и молилась ками их дома. Просила вразумить любящего отца. И три их сердца стучали, как молоты.
- Не искушай судьбу! - сказала тихо жена. Раз она сказала такое, значит, их женскому терпению точно пришел конец.
- Но я же не солдат...(6)
Она молчала и ждала. Она ждала, что он позовет Еги, что он достанет из кармана белую ленту. Но он лишь похлопал по груди и кивнул:
- Она со мной. Как только я вернусь, сразу же вплету моей маленькой Еги белую ленту...
Ему показалось или он на самом деле услышал плач. Кто плакал в его доме? Малышка Еги? Его малышка!
- Иди! - неожиданно властно сказала жена. Она преградила ему дорогу за ширму. За ту ширму, за которой билось третье сердце их семьи.
В темноте сарая путник видел белую змею. Было темно, но он отчего то видел ее, и вспоминал про свою маленькую Еги. Он представил вдруг ее маленьким комочком, спрятавшимся за ширмой. Комочек подрагивал. Его Еги плакала.
На глаза накатили слезы. Еги! Я вернусь, я уже еду! Еще одна ночь и длинный день. Я буду скакать, Еги, во весь опор! Я загоню нашу единственную лошадь. Пусть! Барон даст еще, он поймет, у него тоже есть дочь. Ветер будет бить в лицо, и я буду весело кричать в пустой, безлюдной степи. И мимо будут проноситься карликовые деревца, и под копытами Красотки будут петь ручьи. Стук о землю, словно бесконечная партия домино. И ты увидишь меня, Еги, в окошко. И ты не будешь пытаться спрятаться от меня. И ты выбежишь мне навстречу. И я знаю, Еги, тебе станет стыдно оттого, что ты так спешила меня встретить, что ты так спешишь со мной расстаться.
- У нас есть два свободных номера. Один у выхода, а другой - в самом дальнем углу коридора. Они оба одинаково комфортны.
Девушка оторвала путника от его мыслей. Что? Номера?
- Мне не важно, - ответил он. - Можете дать тот, что у выхода.
Она улыбнулась и кивнула. Она так ему улыбалась, что путник почувствовал себя чуточку моложе. Улыбки молоденьких девушек разглаживают кожу старцам, а уж он-то мужчина еще хоть куда. Он усмехнулся. Подумал о жене. Она была так строга в тот миг, когда сказала: "Иди!" Теперь он мечтал увидеть ее улыбку. Она так улыбалась в ту весну.
Но нет же! Не только в ту весну! Каждый вечер он возвращался домой и видел ее улыбку. Он ловил на руки Еги и видел улыбку жены. И когда он был в Симоне, ему не хватало не только озорной Еги, но и улыбки его жены. У него были две шкатулки! У него были два бесенка! И почему он так мрачно думал про потерю жизни, когда часть ее оставалась с ним.
Путник улыбнулся. Стало чуточку легче. Он дотронулся до кармана, в котором лежала белая лента. Дьявол, он настоящий эгоист! Он измотал своими прихотями двух самых дорогих сердцу людей, двух прекрасных женщин. Он эгоист! Пора исправлять свои ошибки. Завтра же!
Девушка провела путника мимо двери в кабак. Дверь была распахнута. В заведении было шумно, накурено и слышался костяной стук, словно там танцевала сама смерть. Но успокойся, это лишь домино!
Поднялись на второй этаж.
- Это здесь, - сказала девушка. - Вы закажете ужин?
- Пожалуй, да.
- Спуститесь в кабачок или прикажете принести в номер?
Спуститься в кабак? Ему не нравился отчего-то стук костей. Ему хотелось побыть одному, разделить с самим собой радость прозрения. А чем не прозрение? Сброшены мелочные прихоти главы семейства. Отчего? Может, тому причиной стук костей? Страх, предчувствие? Судьба привела его в это заведение. Судьба привела его в заведение, рядом с которым стояли зивары. Может, это искушение судьбы. А, может, эта та необходимая крупица страха, которой не доставало именно для того, чтобы он понял свою ошибку. Мудрая судьба распутала этот клубок. Реки сами знают, куда бежать. Судьба сама знает, куда ей спешить. Все разрешилось само. И теперь он понимает, что был неправ. Теперь он готов вплести белую ленту в волосы Еги...
И девушка. Да, и девушка тоже - это знак. Ее белая лента неспроста замаячила на его горизонте.
- Завтра я вплету белую ленту в волосы своей дочери, - неожиданно сказал путник девушке.
Ее глаза заблестели. Он увидел это в свете газовых фонарей. Или то отражался свет фонарей? Но нет же! То был восторг! Девушка и сама когда-то сидела за ширмой, сжавшись в комочек. Она и сама слушала стук своего сердца, ожидая когда же отец позовет ее. А он все не звал и не звал. Проходили дни, солнце всходило и садилось, а отец все молчал. Возможно, он также взвалил на себя уйму работы. Нашел причину, чтобы не совершить этот торжественный обряд. И ее отец сидел за стойкой своего кабака, поглощенный своей печалью, и невидящими глазами смотрел сквозь толпы выпивох, игроков и курильщиков гашиша. Перед ним клубилась чужая жизнь, в жерло которой необходимо было лишь подливать выпивку. И он слышал где-то далеко стук костей. Это партия домино? Или это смерть пришла за тобой? Очнись! Вплети ленту, иначе завтра в твое тело вонзится меч, твою спину найдет нож, твое горло обнимут руки убийцы, твои пальцы и глаза заберет пожар... Что почувствует твой разум, когда ты поймешь, что это танец смерть исполняла для тебя?
- Отец вплел мне ленту на прошлой неделе, - улыбнулась девушка.
- И уже нашелся тот счастливчик?
Она замялась, пряча улыбку руками. У нее были изящные длинные пальцы. Путник сразу же это приметил. У его жены были такие же пальцы.
Девушка засмеялась, добежала до лестницы и лишь оттуда сказала шепотом, так, что путник с трудом разобрал имя:
- Симадзу.
Его звали Симадзу. Вот оно - имя того, кто совсем скоро украдет это дитя у любящего отца.
Святилище выглядело ужасно. Оно было фактически целиком уничтожено пожаром. Тории (7) не сохранились. Путник приметил лишь полуразрушенные каменные фонари, что стояли по обе стороны от тропинки, ведущей к месту для поклонений.
Остановил Красотку. Спрыгнул на землю. Быстро прошел вперед. В бесформенном куске камня он узнал обезглавленную статую левособаки, охраняющей святилище. Второго стража вообще не было на месте. Видимо, какой-то князек на славу позабавился, желая прогневать ками своего соседа. Как некстати! Именно тогда, когда вопрос поклонения встал так остро.
Мирра! Услышь меня!
Путник подошел к павильону для поклонений, точнее к тому, что от него осталось. Лишь черные обугленные ребра небесного зверя. Путник коснулся пепла. Тот был легок и холоден.
О, Мирра! Молю тебя о прощении! Позволь мне вновь прибегнуть к твоей силе и дать отпор своим преследователям!
Чуть вперед, еще! Священное дерево. Оно стояло. Над ним фанатики не стали глумиться. Путник припал ладонями, черными от пепла, к стволу дерева. Он простоял несколько минут. Он молил о прощении. Он уже готов был умереть, лишь бы успеть вплести белую ленту в волосы своей милой Еги.
Затем он вскочил на Красотку и поскакал дальше. Заехав к святилищу, он сделал значительный крюк. Теперь его преследователи, верно, сократили расстояние. Вперед, не сдаваться! Может быть, этот финт несколько смутил преследователей, и они наоборот сбавили скорость. Хотя нет, пустые надежды...
Девушка принесла ужин. Она была очень красива. Путник махом выпил сакэ и спросил:
- Хозяйка, а кто же из постояльцев прибыл к вам на зиварах?
Она отмахнулась, как от мухи:
- Да, какие-то гости к отцу.
- Ты не опасаешься, что это родственники от другого жениха?
По смятению на лице девушки было видно, что об этом она даже не подумала. Для нее существовал лишь этот Симадзу.
- Но... - она с надеждой посмотрела на путника. - Ведь это могут быть и родители Симадзу, да?
- Ты что же, крошка, их совсем не разглядела? - путник принялся за баранину. Лишь сейчас, когда по его пальцам потекло теплое масло, он понял, как чертовски голоден.
- Они приехали, сами в капюшонах, лица скрыты платками. Не снимали их, а сразу же прошли к отцу. Я даже не различила их лиц...
- А голоса? - что за аппетитная баранина!
- Они ничего не сказали. Молча прошли...
- Может, и верно, - постарался успокоить девушку путник. - Они могли специально не говорить, чтобы ты не признала их голоса. Хотя... может быть, что это вообще иного свойства визит.
- Как так? - не сразу поняла девушка.
- Так. Твой отец держит гостиницу и кабачок. Могут же у него быть и деловые отношения.
- Могут, - согласилась дочь хозяина. - А то, что в капюшонах, так дождь лил.
- Верно, крошка!
Он посмотрел на ее молодое личико. Почувствовал свою вину. Ну, зачем он ей настроение испортил?! Напридумывал всяких женихов. Шутник. Всем лишь бы нервы мотать.
- Простите меня, хозяйка.
- За что?
- За испорченное настроение.
- Нет, нет. Вы мне его вовсе не испортили. Все хорошо.
- На самом деле?
- Да.
- И вы будете улыбаться как прежде?
- Да.
Теперь он был спокоен. Захотел провести рукой по карману, но вовремя себя остановил - ведь все руки же в масле! Затаил дыхание и услышал удаляющиеся шаги. Затем выпил еще сакэ и доел баранину.
Впереди замаячило черное пятно. Он припал к ушам своей Красотки.
- Давай же, моя любимая! Возможно, вон там наше спасение.
Лошадь выбилась из сил и значительно сбросила скорость за последний час. Но если то, что путник увидел впереди именно то, о чем он думает, то это будет настоящим спасением.
- Постойте! - крикнул он в сизую дымку.
Пятно вздрогнуло и остановилось. Затем метнулось куда-то в сторону. Что происходит? Это не человек? Это зверь? Нет, слишком крупный. Откуда здесь крупным-то взяться?! Это скорее был странствующий монах. Они были своего рода посланники богов, их вестники и слуги.
- Мы догоним его и обратимся к Мирре, - шептал путник Красотке. - И все будет как прежде. Как прежде.
Он скакал долго, несколько раз ему казалось, что монах появляется слева или справа, и он пускал за ним лошадь. Было удивительным то, что слуга богов убегал. Здесь определенно было что-то не так. Но путник первое время даже не думал об этом. Он так увлекся погоней, он так поверил в то, что все еще возможно исправить, что не думал ни о чем, кроме черного миража.
Когда мысль о призраке настигла путника, он разом остановил лошадь. Значит, это не монах? Это духи шутят над ним. Возможно, его преследователи могут вызывать таких духов, чтобы запутать беглеца.
Он вновь направил свою лошадь на дорогу, но тут из тумана вынырнул тот самый монах. Встал как вкопанный.
- Боги, вы милостивы! - выкрикнул путник.
Однако монах неожиданно бросился наутек. Да что же это такое?!
- Стой! Всеми богами тебя молю! Стой!
- Отстань от меня! - послышался ответ.
И лишь сейчас путник понял, что это был вовсе не монах. Тоже беглец. Возможно, из тюрьмы. А одежда - никак монаха раздел. Дьявол! Вот незадача! Поманила удача и тут же бросила. Сам, мол, выкарабкивайся.
Выехал на дорогу. Прислушался: стук костей. Или это ему уже кажется?
За ним идет смерть?
Путник уже собирался ложиться в постель, как услышал странную возню за дверью. Замер. Стоит ли выглядывать? Стоит ли искушать судьбу?
"Не искушай судьбу! Но я же не солдат. Она со мной. Как только я вернусь, сразу же вплету моей маленькой Еги белую ленту".
Он медлил. Ждал чего-то. Реки знают, куда нужно бежать. Он им не помощник.
Едва уловимый вскрик. Какой-то даже писк. И мычание. Кого-то схватили и зажали рот. Только так. Здесь было сложно ошибиться.
Путник вскочил на ноги. Бросил взгляд на свой короткий меч.
Когда он осторожно приоткрыл дверь, то увидел черный силуэт и светлое платье. Затем он увидел белую ленту и уже не мог оставаться в стороне. Он должен был помочь этой девушке, которая ждала своего Симадзу. Он должен был спасти ее. Спасти Еги!
И путник бросился в коридор. На полу были расстелены ковры и его шаги были еле слышны. Похититель не сразу понял, что происходит. В следующий момент путник вызвал ками своего меча и бросил его магическую силу в противника. Голубой язык вырвался из металла и полоснул врага по плечу. Удар получился мощным. Отрубленная рука упала на ковер, разбрызгивая черную кровь. Дочь хозяина отскочила в сторону. Похититель взвыл, но путник тут же нанес следующий удар. Язык холодного пламени отрезал врагу голову. Тело в черном плаще рухнуло на пол.
Рядом, в черном капюшоне, словно в сумке, лежала отрубленная голова. Девушка вжалась в стену и закрыла уши руками. Ее глаза были огромны, в них отражался бесстрастный свет фонарей.
Путник вложил меч в ножны. Протянул руку к трофею. Капюшон уже был полон крови. Путник отбросил в сторону край материи, набухшей от влаги. В следующий момент он увидел чужое лицо. Оно ничего не говорило путнику. Несмотря на это, он побледнел.
Это была воительница из ордена лисиц.
Он уже не помнил, сколько часов провел в седле. Погоня была столь же бесконечной, как и сама жизнь. Вечное бегство от страхов.
Путник гнал свою Красотку и в который раз вспоминал, как сбежал по лестнице вниз, как миновал распахнутую дверь в кабак, как оказался в черном сарае. Здесь пахло сеном и животным теплом, но теперь он принес сюда и запах крови. Лошади почувствовали это и заржали. Откуда-то появилась девушка. Она держалась молодцом. Сказала тихо:
- Убежим вместе!
- Нет! - ответил он. - Она была не одна. Лисы могут меня поймать. И тогда тебе уж точно не уйти от них.
- Но...
- Тебе нельзя оставаться. Это точно. Ищи убежища в доме своего Симадзу. Это далеко отсюда?
- Не очень.
- Беги туда! Быстрее!
Он выехал их сарая, миновал навес, под которым стояли зивары. Путник насчитал трех стальных тварей. Три мертвых духа. Один из них неожиданно открыл глаза. И путник увидел стеклянный зрачок. А за ним пустота...
- Беги! - повторил он девушке. И она бросилась в чем была по дороге. Лил дождь. Уже не так сильно, но все же лил. Ее платье быстро намокло. Ее белая лента прыгала в ночи, словно озорной зверек. Она убежала босиком, разбрызгивая воду в лужах. Черный гудящий улей и девушка с белой лентой в волосах. Она обязана была спастись!
А вот что ждало его?
Убить девственницу - это очень плохо. Расплата за подобный поступок - смерть. А ведь все воины ордена лисиц были девственницами.
Ее голова в черной материи до сих пор лежала на ковре в коридоре. Весь ковер вокруг нее стал черным. А рядом, как опрокинутая статуя, лежало мертвое тело.
О, Мирра!
Молю тебя! Я должен совершить этот обряд. Я должен успеть!
Белая лента, белая, дьявол возьми, лента!
Но преследователи настигают. Слышен паровой рев их зиваров. Стальные твари несут лисиц вперед. Не зная усталости, не зная прощения. Только догнать. Только уничтожить. Они уже за спиной...
Стоп!
Больше нет сил бежать. Остановись, выйди на свой последний бой!
Тишина. Уши словно набиты черной землей. Ни-че-го. Ничего не слышно.
Путник развернул Красотку и стал всматриваться в туман. Его ладонь лежала на рукоятке меча.
О, Мирра! Разреши мне провести этот бой и я буду чтить тебя еще больше, я построю тебе огромный храм. Ты не смотри, что я беден. Ерунда! Я смогу, я попрошу у барона денег и он даст. Я попрошу на свадьбу, и часть денег потрачу на твой храм. Еги поймет меня. Ведь она будет в долгу перед тобой, Мирра. Ну как? Слышишь меня?
Дыхание, тяжелое, отрывистое. Это вырывается пар из стального сердца.
Туман качнулся. Он потек, расплылся, словно кисель. Густой кисель утреннего тумана. Они рядом! Они вот-вот вынырнут из этого воздушного пирога.
Стук...
Дыхание...
Они пришли...
Путник выхватил меч из ножен. В следующее мгновение проснулся ками меча. Распустился большой голубой цветок, словно бы путник держал в руке небесный огонь. Тело ками замерло на мгновение, затем плавно свернулось в клубок и... полоснуло путника по шее. Его голова отлетела в кусты. Обезглавленное тело продержалось в седле еще несколько мгновений, затем качнулось и упало на землю.
Ками меча по имени Мирра успокоился и растаял на лезвие. Он не мог простить своему хозяину убийства девственницы. Он должен был это сделать, несмотря на все мольбы господина.
Туман расступился и на тропинке появился всадник. Он был один. Посмотрел на коня, на лежащее рядом обезглавленное тело и чертыхнулся. Соскочил с коня и шагнул к телу, но тут же отшатнулся - ками меча лишь задремал и не собирался отдать тело хозяина без боя.
- Опоздал, - сказал еле слышно всадник.
Вновь запрыгнул на коня и помчался обратно в город. Там, в маленьком городишке, похожем на улей, его ждала заплаканная девушка с белой лентой в волосах...
1 марта 2005 года
ССЫЛКИ:
1 - Орден лисиц - один из самых воинственных орденов мира Сианука. Возможность вступить в ряды послушников ордена имеют лишь девственницы. Основой культа Ордена является ожидание прихода в мир Сианука девятихвостой белоголовой лисицы, способной поработить умы императоров и ввергнуть мир в хаос.
2 - Речь идет о стальных конях - зиварах - паровых машинах, имитирующих животных. Помимо зиваров-коней есть зивары, имитирующие слонов, быков и даже хищников - тигров и львов. Стоят, к примеру те же зивары-кони, недешево, поэтому приобрести такого стального красавца могут лишь люди состоятельные.
3 - Белая лента в волосах означает, что девушка на выданье.
4 - Ками - дух.
5 - Досодзин - ками, оберегающий целое поселение от приходящих извне бед и напастей.
6 - Речь идет о том, что по традиции нескольких стран мира Сианук белую ленту в волосы дочери мог вплести лишь отец. В случае его внезапной смерти, либо кончины девушке требовалось выждать не менее 20 лет, прежде чем дух умершего успокоится и превратится в ками. Лишь после этого девушке можно было выходить замуж. В силу такой традиции, в семьях воинов и людей с опасными специальностями белую ленту дочери вплетали сразу же после рождения. В связи с этим, не редки были браки, заключаемые между маленькими детьми.