Суббота, вторая половина дня. Еду домой, солнышко, глядя в окно, по-весеннему пригревает. Шоссе вьётся серой, убегающей вдаль лентой. Автобус слегка покачивает на неровностях дороги, навевая дремоту. Остановка. Заходят две женщины бальзаковского возраста (вопреки расхожему мнению, женщины бальзаковского возраста - это немного за тридцать), продолжая о чём-то оживлённо беседовать. Судя по всему, одна из них явно имеет отношение к медицине. Как и в любом виде деятельности, в здравоохранении существует свой язык, на котором общаются врачи. Он малопонятен окружающим, поскольку изобилует терминами и идиоматическими речевыми оборотами. В принципе это нормально. Свой язык есть у программистов, монтажников, дизайнеров, электриков, фотографов, сварщиков. То есть в любой отрасли можно услышать специфичные слова и малопонятные термины. И вот одна из дам что-то старательно пытается объяснить второй. Но то, что любому медицинскому работнику абсолютно просто и понятно, как дважды два, для обывателя звучит как речь шведского посла из известного кинофильма. "Дер гроссе кеик, дас шведешен кёнингсх-рейх, зандемих, Цэр и Великий Кнэзе, Ивфан Фасилъевичь..." Примерно вот так воспринимается людьми общение врачей между собой. Вторая собеседница пытается вникнуть в речевой поток, но по лицу видно, что понимает только отдельные фрагменты. Неоднократно переспрашивает, уточняет значение некоторых терминов, пару раз возвращается к началу разговора. Её подруга, видимо устав от бесконечных разъяснений, решает сменить тему разговора.
─ Знаешь, по-моему, ты одному немцу очень нравишься, ─ говорит она после непродолжительной паузы.
─ А он меня знает?
─ Ну, не скажу, чтобы уж очень хорошо, но отчасти он с тобой знаком.
У дамы на лице проступает явное выражение досады, смешанное с негодованием. Ещё бы! От неё скрывали столь интересную новость!