Старшина Козик, ефрейтор Чуркин, рядовые Паньшин и Дьяков сели в двухвесельную лодку, переправились на другой берег реки и пошли облавливать бреднем заречные озера. Мы с рядовым Долотовым освободились позже, но тоже решили поучаствовать в рыбалке. Решили форсировать речку вплавь. Прошли по левому берегу вверх по течению до поворота ее вправо, а это как раз напротив озер, разделись и, связав одежду в узлы, вошли в воду. Плыть нужно было метров семьдесят на спине, подняв одну руку с одеждой над водой. Я поплыл первым. В селе мы этот способ переправы практиковали постоянно.
У противоположного крутого берега было что-то похожее на омут. Движущаяся вниз по течению вода, натыкаясь на препятствие, откатывалась назад, создавая почти незаметное обратное течение. Со стороны посмотреть - она просто стояла. Я быстро доплыл до этого места, а потом хоть и медленно, но преодолел коварное встречное течение и вышел на берег.
К этому времени рядовой Долотов уже плыл там, где вода его отталкивала назад. Он усиленно работал ногами и одной рукой, но не продвигался ни на шаг. Оглянется, чтобы узнать, далеко ли еще до берега, и опять барахтается на одном месте. Раза три он оглянулся все на том же месте. Наконец, перевернулся на живот и поплыл вразмашку, загребая и той рукой, в которой держвл одежду. Так и пришли мы к рыбакам: один сухой, а другой мокрый.
Было это в 1957г. Под Хабаровском.
НАД ПРОПАСТЬЮ
Мы, группа практикантов горного техникума, спускались в карбасах вниз по бурной горной реке Усе. Сейчас все знают город Междуреченск, а тогда это было большое мало кому известное село. Шахты там только строились. Вот к нему мы и стремились, чтобы потом на автобусах уехать в Новокузнецк.
Две реки там сливались - Томь и Уса. Уса потому так называется, что образуют ее две равноценные речки, как усы. Каждая называется Уса, только одна - Черная, другая - Белая. Мы спускались по Белой Усе. Вода в ней чистейшая, на перекатах отливает голубизной и зеленью. А в Черной Усе вода тогда была мутной: на ней в верховье работала драга - золото мыла.
Пристали мы к берегу, объявили привал. Я тут же этим воспользовался и пошел прогуляться в гору. Поднялся довольно высоко. И вышел на такое место, что оказался на краю обрыва. Он был очень крутой, на нем ничего не было, кроме голых камней. И что меня поразило: над этой пропастью рос необычной формы могучий кедр. Ствол его толщиной в два обхвата метра на три нависал горизонтально над кручей, а только потом, как всякое нормальное дерево, устремлялся кверху. Был он метров тридцать высотой. Крона у него раскидистая, шикарная, так как с ним рядом других деревьев не могло быть. Над кручей ему хватало и воздуха, и солнца. Он весь был облеплен кедровыми шишками.
Глядя на дерево, я стал размышлять. Представил, как стройный саженец закрепился на самом краю пропасти и давал хороший ежегодный прирост. Что-то случилось, стихия какая-нибудь, и он наклонился. Но часть корней крепко вцепилась в грунт, удержала его, и молодой кедр завис над пропастью горизонтально. Корни продолжали питать дерево. Оно оставалось живым, и по законам природы кедр развернул верхушку кверху. Чем крупнее становилось дерево, тем больше укреплялась корневая система.
Я увидел дерево красивым и могучим. Поразмышлял над тем, как велика сила жизни и как причудливы условия, в которые попадают растения. Представил, сколько бурь и ливней испытывали кедр на прочность, а он стоял и стоит. Решив, что мой вес великан даже не почувствует, я прошел по толстой горизонтальной части ствола к самому дереву. Я буквально парил над пропастью, стоя под могучей кроной. Было интересно осматривать раскинувшуюся подо мной далеко внизу узкую долину с блестящим ручьем посредине.
Над моей головой были толстые скелетные ветви дерева, но до них я не мог дотянуться. Нужно было подпрыгнуть сантиметров на сорок. Так хотелось ухватиться и взобраться наверх! Но здравый смысл мне подсказывал, что этого делать не стоит. Вернулся на твердую землю, снова прошелся по стволу туда-сюда. А потом без всякого раздумья подпрыгнул, привычным движением гимнаста закинул свое тело на ветку и осмотрелся. Ветви кедра располагались так удобно, что по ним, как по лестнице можно было подниматься выше и выше. Путь наверх был открыт.
Куда бы я ни глянул - повсюду были крупные кедровые шишки. Но они располагались далеко от ствола, по концам ветвей. Отломив один из сучков и вооружившись палкой, я стал сбивать их просто из озорства. Они летели в пропасть, ударяясь об каменный обрыв и, кувыркаясь, исчезали из поля зрения. Так я забавлялся несколько минут. Пора было возвращаться к баркасам.
Спустился на нижнюю ветку, повис на руках, чтобы спрыгнуть на горизонтальный ствол, и замер от ужаса. Дерево ведь круглое, и где гарантия, что я удержу равновесие? Или мне придется догонять кедровые шишки в пропасти? Быстро вернулся на ветку, отлично сознавая, что мое глупое любопытство завело меня в ловушку.
Что делать? Звать на помощь? Дождаться, пока меня начнут искать? И то, и другое - позорно. Надо действовать самому. Как же избежать прыжка и спокойно спуститься на ствол? Как? Снять штаны и, "посадив" их верхом, удерживаться за них? Вариант! Но зачем снимать штаны, если есть брючной ремень? Коротковат, правда, но нужно проверить.
Сделав вокруг нижнего сука петлю, я застегнул ремень на пряжку. Рядом спустился на руках. Взял обе стороны ремня в одну руку, повис на нем, перенес ниже на ремень другую руку и оказался на стволе. Расстегнул пряжку, снял ремень и благополучно вернулся на землю. Только после этого вздохнул свободно.
Спуск с горы к реке казался мне легкой прогулкой. К группе я вернулся в отличном настроении. Вскоре мы погрузились в баркасы и поплыли, чтобы к вечеру успеть в село, где сливаются Томь и Уса.
1954 год, август. Василий ХРАМЦОВ.
МОТОЦИКЛИСТЫ
Ерофей Конюхов уже лет двадцать ездил на мотоциклах. Сначала у него был маломощный, но ему хватало. Потом он приобрел серьезную машину с сильным мотором. А преимущества - никакого. Как возил он жену на заднем сидении, так и возит. А чтобы подвезти к дому песок. Кирпичи, да все, что угодно, - опять грузовик нанимать надо.
И решил Ерофей соорудить к своему мотоциклу коляску. Парень он мастеровой. Да еще кум помог. Так что мечта вскоре стала явью. Все проверил Конюхов: и параллельность колес, и амортизаторы, и гайки все закрутил и перепроверил. Настал торжественный момент - обкатать коляску.
Вывел Конюхов мотоцикл из двора, завел его и посмотрел вперед, на дорогу. Она была широка и безлюдна. Только шагах в тридцати, совсем в стороне, стояла на земле большая черная цистерна. Включил первую скорость, следом вторую, привычно дал газу и помчался. Наблюдавшие за ним жена и дети с ужасом увидели, что он на всей скорости летит прямо на цистерну! Потом раздался удар. Они подбежали. Повреждений заметно не было. Только глаза у Конюхова были широко открыты, и на лице отразилось крайнее удивление.
- Я его поворачиваю вправо, а он не подчиняется! Его как магнитом притянуло к цистерне! Я же опытный мотоциклист. Но почему так вышло?
Потом он еще долго ездил с разной скоростью в местах, где никому не мешал. Все пытался понять, почему его заносит влево? Пришлось особенно тщательно отрегулировать развал колес. И добился своего. Мотоцикл стал послушным, как прежде. С тех пор чего только не перевозил в коляске! И только иногда с улыбкой вспоминал свой первый выезд.
...Николай Ключник всегда был одет красиво и модно. Все, что он делал, отличалось изяществом и добротностью. Такой вот он был человек. Ездил на работу на мотоцикле без коляски. Техника у него сверкала никелем и блеском краски. После каждой остановки он брал в руки чистую, как полотенце, ветошь и протирал своего стального коня. И стоило в продаже появиться более совершенному образцу, как Николай менял мотоцикл на новый.
Было время, когда изяществом форм и высокими скоростями отечественный двухколесный транспорт затмил мотоцикл "Ява". Николай приобрел его в числе первых. Вот уж он на нем красовался! Казалось, в мгновение ока исчезал он со двора предприятия после работы, и так же внезапно появлялся, уже на подходе заглушив мотор. Дорогу от дома до работы и обратно он преодолевал буквально за минуты.
Путь его пролегал по прямой как стрела центральной улице, и любое препятствие было видно издалека. Так и сновал он, как челнок, от дома на работу и обратно, развивая на этом участке очень высокую скорость. Но если есть дорога, есть транспорт, то должно быть и происшествие - ДТП. И оно возникло из ничего. В то время, когда Николай несся на предельно допустимой скорости по центральной дороге, в нескольких метрах от него из переулка выдвинулся поперек дороги деревянный кузов грузовика. Не было никакой возможности избежать тарана. На маневр не хватало ни пространства, ни времени.
Кто-нибудь другой на месте Николая так бы и влип в этот грузовик вместе с дорогим и любимым мотоциклом. Но не таков Николай. Он молниеносно принял решение и прыгнул вверх. Мотоцикл ударился о колесо, отлетел от него назад и заглох. А "Шумахер", описав в воздухе дугу, влетел в кузов автомобиля к противоположному борту. Ошалевший от случившегося шофер долго не мог понять, как все произошло. Николай, видя перед собой законченного тупицу, не стал с ним разбираться, завел мотоцикл и уехал на обед.
Прошло несколько дней, и к нему обратился слесарь по ремонту автомобилей с просьбой дать ему мотоцикл, чтобы быстренько съездить к приятелю за запчастью.
- А не боишься, что не справишься с управлением?
- Да ты что! Я с детства на мотоциклах!
- Но этот скоростной.
- Не переживай, я мигом.
Слесарь бодренько уселся на мотоцикл, завел его, включил скорость и, прибавив газу, отпустил сцепление. Ему нужно было принять вправо, отвернув от угла здания. В ту же секунду он рванул напрямую и угодил прямо в стену. Выбравшись из-под мотоцикла и поставив его на подножку, он сказал сердито:
- Да ну его! Я пешком схожу быстрее, чем на нем!
...Зоотехнику Альберту Маслакову дирекция совхоза выделила персональный транспорт: тяжелый мотоцикл с коляской. С техникой он сталкивался редко, но в армии служил в танковых частях, поэтому мотоцикл освоил быстро. Но управлять им так лихо, как умел это инженер Евгений Рупец, он, конечно, не мог. В этом он завидовал приятелю.
- А я тебя научу, Хочешь?
С этого дня мотоциклисты уезжали за село, и там Маслаков осваивал виртуозные приемы. И вот когда он научился на скорости поднимать над дорогой коляску и ехать на двух колесах столько, сколько захочет, обучение посчитали законченным.
Прием этот в сельской местности и применять-то не к чему, разве что в порядке лихачества. Но раз уж он освоен, то и показать его кому-нибудь сильно хочется. Такая мысль пришла в голову Маслакову, когда он вез в коляске бухгалтера отделения совхоза Ивана Рубца, своего одногодка. Ехали они по приподнятой над местностью дороге, по сторонам которой образовались застарелые лужи, больше похожие на неглубокие болота. Решив приподнять коляску и так прокатить своего пассажира, Альберт сказал приятелю:
- Сейчас посмотришь, что будет.
С этими словами он поддал газу, рванул, как учили, руль, но коляска не поднялась, а потянула мотоцикл вправо. Они слетели в болото и остановились метрах в шести от дороги. Мотор заглох. Стало так тихо, что и лягушки перестали квакать.
- И это все? - спросил иронично бухгалтер.
- Да нет, не все. Будем выталкивать мотоцикл на дорогу.
Разувшись и засучив штаны, они стали толкать мотоцикл. Но он стоял, как вкопанный, и не сдвигался с места. Если и продвигался чуть-чуть, то только юзом.
- Тяжелая это работа - тащить бегемота из болота! - шутили они и продолжали пыжиться.
Тут, к их стыду, на легковой машине подъехал директор совхоза.
- И что вы там делаете? - спросил он с ухмылкой. Решив помочь неопытному мотоциклисту, он тоже разулся, завернул брюки и подошел к экспериментаторам. Осмотрев мотоцикл, он переключил коробку перемены передач на нейтральную скорость и сказал:
- Теперь можно выкатывать.
Мотоцикл легко подчинился. Выбравшись на дорогу, возбужденно переговариваясь, Маслаков и Рубцов продолжили свой путь. Но уже без экспериментов.
Василий ХРАМЦОВ.