Как-то так вышло, что в детстве я часто ездил в Барнаул по железной дороге, за 120 километров от дома: родственники туда переехали. Добираться приходилось без билета. Валентин, старший брат, уже закончил к тому времени учебу в железнодорожном училище и работал слесарем-инструментальщиком. И к нему я ездил в город Чесноковку. Это еще дальше, от Барнаула - на другой берег Оби. На поезд садился в Алейске.
Способы попасть в вагон были разные. Один из них заключался в том, что я шел вдоль вагонов и внимательно всматривался в лица проводников. По каким-то признакам, а скорее сердцем, я определял, кто из них самый человечный.
Даже самый добрый проводник не мог взять меня в вагон. В лучшем случае разрешал устроиться в нерабочем тамбуре, который специально не замыкал. Когда состав трогался, я вскакивал в тамбур и быстро закрывал за собой дверь. Однажды в спешке так прищемил ногу, что долго не мог избавиться от боли. Часто в тамбуре уже кто-нибудь прятался.
Если же не удавалось обнаружить доброго дядю, то ехать приходилось на подножках. У вагонов старой конструкции ступеньки были снаружи. Когда двери вагона закрывались и поезд трогался, мы усаживались на ступеньках и ехали. Иногда на одной такой лесенке нас, "зайцев", висело человек по пять-шесть. На остановках спрыгивали и старались не попадаться на глаза милиционерам.
Оставаться на перроне нельзя - заберут как беспризорника. Поэтому приходилось нырять под вагоны и скрываться за грузовыми составами. Там я и ждал, пока пассажирский поезд тронется. Выскочив из-под вагонов, я цеплялся за подножку, да так и ехал. На следующей остановке - снова прохаживался за каким-нибудь составом.
Только однажды, неожиданно для меня, первым рванул с места не пассажирский, а грузовой состав, за которым я прятался. Это был порожняк. Он быстро набрал скорость. В это же время тронулся и пассажирский поезд. Почему-то у грузовых вагонов не оказалось ни одного перехода, по которому я смог бы перебраться на другую сторону состава. И вагонов в нем было так много, что конца-края не было видно. Я представил себе, что глядя на ночь остаюсь на незнакомом полустанке, без копейки денег и без документов, и мне стало жутко. Примут за бродягу или вора...
Положение ухудшалось с каждой секундой. Я лихорадочно соображал, что же делать. Решил, что нужно пробежать под движущимся составом. Другого выхода не видел.
На соседних пустующих рельсах потренировался. Глядя на бегущие рядом колеса вагонов и пропустив переднюю пару, нагнувшись, я перебегал через свободные пути. Получалось, что успеваю проскочить под вагоном.
После очередной промчавшейся мимо меня передней пары колес я бросился под состав. Увернулся от тормозного устройства и различных тяг и вылетел на противоположную сторону. Постукивая на стыке рельсов, мимо моей пятки пробежала задняя пара колес.
А дальше было все как обычно. Я уцепился за ступеньку уходящего пассажирского поезда и, полный гордости за свой поступок, продолжил путешествие. И лишь много лет спустя, став взрослым, я с содроганием сердца вспоминал этот случай. Да и было от чего. Одному из наших односельчан, Митьке Аладинскому, поездом отрезало обе ноги. И не только ему.
Иногда удавалось просочиться в вагон. Усядешься около какого-либо семейства, будто их ребенок, и сидишь с беспечным видом, поглядывая в окно. В вагоне тепло, ветер не дует. Сажа от паровоза в глаза не летит. Надо только вовремя сойти - перегона за два до конечной станции. В это время, как правило, ревизоры начинали проверять билеты. А дальше - ехать на ступеньках или на крыше вагона.
После семилетки я хотел работать пастухом. Скоплю, дескать, денег и поеду поступать куда-нибудь. Других возможностей по материальным соображениям не предвиделось. Но Валентин меня отговорил. Решили, что я буду учиться вместе с ним в Прокопьевском горном техникуме в Кузбассе. А вдвоем - не пропадем! Он к тому времени уже перешел на второй курс.
Было это на шестом году после войны. Ездили в Кузбасс тогда через Новосибирск. В очередях за билетами простаивали сутками. В кассу нужно было обязательно предъявить билет из бани. Это для того, чтобы пассажиры перед поездкой обязательно мылись и не заносили в вагоны паразитов. В бане всю одежду прожаривали.
Пока Валентин работал слесарем-инструментальщиком, он купил себе хороший костюм, носил галстук, по тем временам выглядел респектабельным молодым человеком. Любил пошутить, поговорить, особенно с женщинами. Поэтому кассирша в бане, завороженная его ослепительной улыбкой, не заставила его идти мыться. Мне же он велел стоять в сторонке.
Мы купили один билет на двоих. Сначала в вагон вошел Валентин, занял место, а потом через кого-то передал мне билет.
В купе, в котором мы устроились, ехала очаровательная молодая женщина с ребенком. Это очень вдохновляло Валентина. Он шутил, рассказывал анекдоты, откровенно ухаживал за дамочкой. Он так заболтался, что забыл обо мне и обо всем на свете.
Контролеры пришли, когда мы их совсем не ждали. Огромные мужики с бляхами на груди перекрыли оба выхода из вагона и закрыли туалет. Они методично двигались от купе к купе. Через такой "невод" прорваться было невозможно. И спрятаться было некуда.
Оценив сложившуюся ситуацию, брат, все так же улыбаясь, шепнул мне на ухо: "Я тебя не знаю, ты едешь один". Ему, видимо, не хотелось плохо выглядеть перед соседкой. Да и что он мог сделать? Билеты контролеры пробивали компостером, так что второй раз не покажешь.
Не спеша, с достоинством проследовал я в конец вагона. Стали подходить и другие "зайцы". Нас там толпилось уже человек пять разного возраста. Я мучительно думал над тем, как спастись.
Окно перед туалетом было открыто. Я выглянул. Совсем недалеко виднелись ступени вагона. За окном торчал кронштейн для фонаря. До него можно было достать рукой. Я дотянулся и подергал его. Он показался мне прочным. Тогда я крепко уцепился сначала левой рукой, потом, подавшись в окно, обеими руками и, вытащив свое худенькое тело через окно, повис на руках. Внизу мелькали шпалы, за спиной - телеграфные столбы. Встречный ветер пытался оторвать меня от моей небольшой опоры. Поезд мчался на высокой скорости. Нащупав в стороне ступеньки ногой, я очень медленно, с трудом перебрался на них. Радости моей не было предела! Я нашел выход! Не подвел ни себя, ни брата!
"Зайцев" увели в отделение милиции. А я снова прошмыгнул в вагон и уселся на прежнее место. Проводник был уверен, что я имею билет.
В Новосибирске ждали поезда почти сутки. Чемодан сдали в камеру хранения. Валентин встретил своих однокашников и отправился с ними в город. А меня оставил на вокзале. Я был плохо одет, не вышел ростом. Возможно, что он меня слегка стеснялся.
Через какое-то время передо мной возник милиционер в сопровождении дежурного по вокзалу. Потребовали документы, билет на поезд. Моему рассказу о том, что все это у брата, они не поверили. Забрали меня в дежурную часть при вокзале. Долго выспрашивали о том, кто я и откуда взялся. Потом стали объявлять по радио: "Гражданин Храмцов Валентин Иванович! Просим зайти в дежурную часть милиции". А брат все не шел и не шел. Меня уже собирались куда-то отправить. Я сильно волновался. Наконец Валентин появился. Показал документы, и меня отпустили.
Выйдя из отделения, я хотел рассказать, как я храбро держался. Но от перенесенного напряжения голос мой задрожал. После первых же слов я расплакался, как маленький. Пролившиеся слезы успокоили меня. Я вскоре уснул, лежа на цементном полу, где удалось нам устроиться. Вокзал был битком набит людьми.
На вступительных экзаменах произошла неприятная история. Задачка по математике попалась ну очень легкая. Решил я ее моментально и с видом победителя сидел, поглядывая по сторонам. И получил двойку. Десять раз мог бы проверить решение, но я был самоуверен. Остальные предметы сдал хорошо.
Вот тут-то мой братец и показал, что он не только не стесняется меня, а готов ради меня на подвиг! Он повел меня, упиравшегося, к директору техникума и с уверенностью доказал, что случай с решением задачи - недоразумение, что я - крепкий ученик и буду хорошо учиться. Директор принял меня "условно", то есть без стипендии. Надежды я оправдал. Только первый квартал мы жили с братом на одну стипендию. Потом я был зачислен, и всем на удивление быстро вошел в число лучших учащихся курса. А на отчетно-выборном комсомольском собрании меня даже выбрали членом комитета комсомола техникума.
А потом оказалось, что он готов защищать меня, как лев!
Однажды, наблюдая со стороны за группой первокурсников, среди которых был и я, Валентину не понравилось, что один из них развязно облокотился на мое плечо. Это привело его в ярость. Он подошел, грубо сбросил с плеча руку и пригрозил парню, что если еще раз увидит, что он обижает меня, то ему не поздоровится.
Парень сильно перепугался. И не без причины. По тем временам в Прокопьевске драки и поножовщина возникали по любому поводу. Мой однокурсник был совсем юным, как и я, поступил в техникум после семилетки. А брат был уже тертым калачом. Все мы жили в одной комнате, в бывшей аудитории старого корпуса, где стояли 22 койки. Парень кричал, что он держит под подушкой нож и никого не боится. Я переживал, боялся, что это может плохо кончиться. Валентин же просто забыл о происшедшем. А вскоре юношу отчислили за неуспеваемость.
Полтора года учился я с братом в одном техникуме. А потом нас разлучили. Наш курс отправили учиться в Осинники. Вместо обогащения каменного угля стал я изучать разведочное бурение. А брат по-прежнему осваивал свой шахтный подземный транспорт.