Аннотация: Иванов заканчивает журналисткий факультет и приезжает в провинциальный городок. По заданию главреда он отправляется в село Ивановку, где сталкивается с необъяснимыми явлениями.
Иванов заканчивает журналисткий факультет и приезжает в провинциальный городок. По заданию главреда он отправляется в село Ивановку, где сталкивается с необъяснимыми явлениями.
ПЕРВОЕ ЗАДАНИЕ
РАССКАЗ
1
За его спиной глухо ударила тяжелая дверь. Он обернулся. За пять лет это общежитие стало для него родным домом, который так не хотелось покидать, как будто расстаешься навсегда с лучшим другом. Было такое ощущение, что здесь он, как улитка в скорлупе. А что такое улитка без скорлупы? Кусок слизи. Наступил случайный прохожий - и всё! Мокрое пятно. А со скорлупой и защита, и красиво, и достойно. Он знал, что когда-то ему придется покинуть общежитие, но, казалось, что это произойдет не скоро, а, может, и вообще не произойдет. Сколько было связано с этой скорлупой - общежитием: и мечты о славе, и овладение мастерством, и признание его таланта, и работа, работа, работа, которая должна была ему принести всё: известность, богатство, большую любовь, массу ярких впечатлений, знакомств с людьми, которые там на самом верху. Всё это у него отобрали в один момент. У него нет угла, стола, привычных лекций, семинаров, шкафа, куда он может повесить свою куртку. Его выбросили как котенка из уютного гнездышко, и всем безразлично, что будет с ним дальше, будет ли у него что-нибудь на обед и ужин и где он преклонит главу и смежит, то есть закроет, очи. Никто не заплакал на его груди и не помахал ему на прощание.
Вообще он считал себя неудачником. И другие были такого же мнения. Он должен был получить красный диплом, но не получил, потому что в одном семестре у него был незачет по физической культуре, которую он бесстыдно прогуливал или посещал только так для видимости. Не любил он бегать за мячом по очищенной от снега площадке или ходить гусиным шагом кругами по спортзалу, после чего несколько дней болели ноги.
Он должен был стать сотрудником городской вечерней газеты, где охотно принимали его материалы и даже немного платили за них. Главред хвалил его за яркий стиль. Но когда он перед самым выпуском пришел в редакцию, главред усмехнулся и сказал:
- Я только вчера сократил трех сотрудников. А ребята были неплохие. Нам урезали финансирование. Спонсор его сократил в два раза. Боюсь, что на этом он не остановится. Сейчас его больше интересуют интернет-ресурсы. Может, кого-нибудь и примет туда. Кстати, я же тебе говорил про фамилию? Ну, что такое Иванов? Разве с такой фамилией добьешься славы и известности. Лимит на Ивановых уже исчерпан. Придумай же, в конце концов, псевдоним! Ну, Причиндалов там какой-нибудь, Маньяковский, Дам-в-морду. Ну, ты же творческий человек! Чего я тебя учу, Иванов? Нельзя быть Ивановым.
Но он не хотел никаких псевдонимов. Сменить фамилию - это значит предать своих родителей, предков. Ладно, женщина меняет фамилию, когда выходит замуж. Но мужчины это недостойно. На это он не пойдет.
- И что мне теперь? - робко спросил Иванов.
Главред почесал пузо. Он всегда так делал, когда ему задавали неудобные вопросы.
- В журналистике теперь правят блогеры, программисты. А ты же традиционник. Разве что сунуться в какую-нибудь районку. До глубинки новации всегда доходят с опозданием.
Он послушался совета. Купил рекламную газетку и нашел желаемое. "Редакции районной газеты "Светлый путь" требуется сотрудник". Про зарплату ни слова. Позвонил.
- Конечно! Конечно! - уверили его. - Ждем! Возьмем! Да еще и с журналистским образованием!
Поехал на автовокзал, купил билет до Чернореченска. Редактор, низенький, лысенький, крепко пожал ему руку, заглянул в глаза. Наверно, надеялся там увидеть будущие шедевры.
- Нам нужна свежая кровь, свежий взгляд. Так что оформляйтесь и с завтрашнего дня приступайте к работе. Работы у нас ого-го и еще вот столько. Так что расслабляться некогда.
- Мне бы...
Иванов помялся. Огляделся по сторонам.
- Мне бы какое-нибудь жилье. Я же не могу жить в гостинице.
- Да! Вашего оклада и на неделю гостиничного жилья не хватит. Хотя по сравнению с гостинцами в областном центре она просто бесплатная.
- Может быть, какое-нибудь общежитие?
- Общежития у нас нет, молодой человек. В городке осталось единственное общежитие у педколледжа. Тут уж сами подсуетитесь. Снимите комнату. Если в частном секторе, то обойдется дешевле. Кстати, объявления можете посмотреть в нашей подшивке.
- А у вас?
- Что у нас?
- Ну, вот в редакции. Может быть, какая-нибудь комнатка? Я ведь комфорта не требую.
- Ну, дорогой мой! Я тут одного пустил переночевать у себя в кабинете. Так потом неделю находил то женские трусики, то стринги. Про резиновые изделия я уж молчу. Из скромности. Ну, не поселю же я вас в клетушке, где технички свои принадлежности хранят.
- Я понял вас.
- Так что пошерстите нашу подшивку. В каждом номере объявления печатаем: сдам, пущу квартирантов и всё такое прочее. А уж завтра с утра пожалуйте на работу! Оформитесь, побываете на планерке, получите редакторское задание и перо вам в руки.
Бабушка, у которой он снял комнатку, уверила, что мышей, крыс, тараканов и клопов у нее не водится. Хоть в чем-то повезло. Но потребовала оплату за неделю вперед.
2
Утром была планерка. Их здесь называли летучками. Главред представил Иванова коллегам. Женщины улыбались. Мужчины кивали. Но их было всего трое вместе с Ивановым. Женщин было четверо. Две из них были симпатичными, но выглядели далеко за сорок. И конечно, были замужем. Из мужчин, кроме главреда и Иванова, был еще высокий худощавый Алексей, фотограф и сидмин по совместительству. Когда он не ездил на задание, то сидел в своей небольшой каптерке, заставленной до потолка различной оргтехникой. После летучки главред попросил Иванова задержаться. Они остались вдвоем в кабинете.
- Ну, что, Петя, включайтесь в работу. Газета не терпит перерывов. Это непрерывное производство. Вот вам первое задание. Есть у нас в районе село, Ивановкой называется. Феноменальное село. Не буду разрушать интригу, скоро всё сами увидите.
- Феноменальное в каком смысле?
- В прямом. Съездите, походите, поговорите с людьми, посмотрите. А там есть на что смотреть. И напишите репортаж. Только, Петр, придется ехать на рейсовом автобусе. Служебный автомобиль у нас в единственном числе и разорваться он не может. Мотается, не покладая колес.
Главред икнул.
- Везде надо поспеть. Сами понимаеьте! А на бензин лимит такой, что только из гаража выехать и вокруг редакции объехать. Приходится самим сбрасываться на бензин. Сейчас рейсовый автобус уже ушел. А завтра утречком отправляйтесь на автовокзал. А вечером тем же автобусом назад вернетесь. Если останетесь переночевать, я ничего не буду иметь против. Сходите в бухгалтерию, возьмите командировку. Билеты не выбрасывайте! Приложите их к командировке. Их вам оплатят. Ну, и возьмите нашу газетку, почитайте чтобы проникнуться, так сказать, духом, увидеть ее специфику. У каждой газеты свое неповторимое лицо, как и у каждого человека.
Через час чтения Иванов проникся спецификой до самых печенок. "Ладно, - подумал он, щуря глаза. - Я разбужу ваше сонное болото. Волью такую свежую струю! Газетку будут зачитывать до дыр".
Работы особой не было. В отделе кадров он сказал, что идет на экскурсию по городу. Ему же нужно изучить город, поскольку он будет писать о нем. Инспекторша улыбнулась и помахала ему пухлой ручкой с ярко алыми ногтями. Иванов отправился бродить, осмотрел все достопримечательности, благо их было раз, два и обчелся, заходил на остановки, в магазины, слушал, о чем говорят местные жители. И к вечеру - он был уверен в этом - имел полную картину районного центра. В его записной книжке были исписаны несколько страниц. Это были идеи, замыслы, метафоры, отдельные фразы, которые пригодятся для будущих шедевров, что взорвут затхлую жизнь провинциального районного центра. Кто сказал, что жизнь возможна только в столице и областных городах? Она возможна везде, где появляются творческие натуры. Так-то вот!
Ранним утром следующего дня он был на автовокзале, купил билет до Ивановки. В "пазике" он оказался единственным пассажиром.
Что было неудивительно. Кто в такую рань поедет из города в село? Разве только Иванов,
2
Иванов помнил совет своего любимого преподавателя профессора Крановского: "Журналист - это тот же следователь. Любой журналист может стать следователем. Но не каждый следователь может быть журналистом. Журналист должен видеть детали, на которые другие не обращают внимания. Детали расскажут гораздо больше, чем самое пространное интервью. Оторванная на пальто пуговица гораздо красноречивей говорит о хозяине пальто, чем десятки его характеристик и отзывов коллег. Причем характеристики и отзывы не лишены субъективности. Чего не скажешь о пуговице".
Поэтому, когда автобус прибыл на конечную остановку, то есть в село Ивановка, Иванов, сойдя с автобуса, первым делом заглянул в урну, которая стояла возле остановочного павильона. Это было металлическое изделие, похожее на большую граненную стопку. И удивился. Урна была пустой. Ни тебе окурков, ни пустых бутылок из-под пива. Обычно в селах остановочные павильоны становятся местами тусовок местных тинэйджеров, которые спать ложатся далеко за полночь или уже под утро. Здесь они курят, пьют пиво, матерятся от души и лезут к визжащим девчонкам в трусы, если те, конечно, не забудут их надеть. Поэтому к утру урна доверху наполнятся мусором, и вся территория вокруг павильона похожа на место пикника людей, которые от всей души презирают экологию. Они приезжают отдыхать, а не заниматься глобальными проблемакми.
"Вряд ли в такую рань опорожняют урны и убирают подобные места от мусора", - хмыкнул Иванов и сделал в записной книжке первую запись. "Село Ивановка. Автобусная остановка. 7:30. Пустая урна. Чистая территория!!" Какой вывод он должен сделать из этой детали, ему еще было неясно.
Он медленно побрел по улице. Конечно, в селе встают рано, но всё равно улица была пуста. Навстречу ему шла девушка с русой косой, которая опускалась до пояса. У нее были большие темные глаза, про которые влюбленные обязательно пишут "Твои глаза - два океана" Вариант: "как два колодца". Одета она была старомодно: длинная серая юбка и старушечья кофта, которая скрадывала ее фигуру. Иванов же был уверен, что у ней потрясающая фигура. Не может девушка с такими глазами и такой косой не иметь фигуры, как у конкурсанток "Мисс года"!
Девушка, действительно, была очень красива. И когда она поравнялась с ним, он спросил:
- Извините! Доброе утро! Мне нужен сельский совет.
Девушка улыбнулась. Иванов чуть не замурлыкал, как кот, которому бросили рыбку.
- Вы идете в противоположную сторону. Идемте со мной! Я как раз туда.
- Хорошо! - кивнул Иванов. - Я Петр. Петя. Журналист. Вот приехал, чтобы написать о вашем селе репортаж. Может быть, очерк. Пока не знаю. Как говорится, поживем - увидим.
- Иванна.
Больше они не говорили. Какие здесь чистые улицы. Как будто их вымели и вымыли с шампунем. Возле каждого дома цветники. Ровные крепкие ограды. Тявкают собаки, перекликаются петухи. На ветках деревьев качаются синицы и воробьи.
- Вот сельский совет!
Они остановились перед одноэтажным зданием из белого кирпича. Перед советом разбиты клумбы.
- Еще рано. Но Иван Иванович в это время всегда на работе,- сказала Иванна, улыбнулась и пошла дальше. О такой походке говорят "летящая".
У Иванова как будто кусок сердца вырезали из груди. "Неужели это всё? Какая несправедливость!" Иванов посмотрел ей вслед. Если бы модный прикид и походку сделать чуть поразвязней, на конкурсе "Мисс мира" ей было бы обеспечено первое место. Что-то сегодня Иванов часто вспоминал конкурс красавиц. Не известно только, к добру ли это или к худу.
Глава администрации высокий моложавый мужчина был похож на голливудского красавчика, а не рядового сельского начальника. Правда, имидж портил старомодный костюм.
- Журналист? Милости прошу! Будете писать о селе? Это хорошо. Я, к сожалению, занят. Но я вам выделю гида, секретаря сельского совета. Всё, что надо, она вам покажет.
Он приоткрыл двери и крикнул:
- Иванна!
Как? Он же видел, как Иванна пошла дальше. Не мог же он просмотреть ее? Разве что она зашла с запасного входа. Но это была другая Иванна. Тоже ослепительная красавица. Шатенка. Но одета тоже по старинке. В длинном платье, которые сейчас можно увидеть только в советских фильмах.
- Петр! Давайте попьем чаю, а потом я проведу вас по селу.
За чаем, который оказался необычайно ароматным, с мелкими сушками он спросил:
- Встречаю девушку с одним и тем же именем.
- А у нас все Иванны.
- Как?
Его сушка упала на блюдечко.
- Иванны Ивановны Ивановы. А представители мужского пола Иваны Ивановичи Ивановы.
- Но как? Разве такое возможно? Почему?
- И деревня Ивановка. И улицы у нас Ивановские. Первая Ивановская, Вторая Ивановская, Третья Ивановская. И речка у нас Ивановка.
- Да! И все Иваны Ивановичи и Иванны Ивановны. Это что прикол такой? Ообъясните!
- А у нас иначе не может быть. Если дать ребенку другое имя, он или рано умрет или будет больным. Или уродцем каким-нибудь будет. Поэтому никто не рискует давать других имен. Кроме Ивана и Иванны. Ну, что, Петр, можно отправляться! Уже все работают.
Асфальтированная дорога, тротуары, отделенные от дороги железным парапетом, окрашенным в яркие цвета. Такого не в каждом крупном городе увидишь. Но машин мало. Пока они дошли до школы, мимо них проехало только две легковушки: "жигули" и "москвич". Даже для деревни, где сейчас почти в каждом двору автомобиль, это было странно. Им попалось несколько пешеходов. Нет, они не были похожи друг на друга. Но все они были выше среднего роста, стройными, подтянутыми и с красивыми чертами лица. Голливуд отдыхает. Вряд ли там такая же плотность красавцев и красавиц.
- Вот и наша школа!
Они зашли в фойе. Как и в любой школе, здесь бегали и визжали младшеклассники. Но Иванова удивило то, что в сельской школе была одинаковая униформа. В городе такое можно было увидеть только в продвинутых школах, куда не каждый ребенок мог попасть. И еще. Ни у кого из детей он не увидел телефонов.
- А как у вас с успеваемостью? - спросил Иванов.
- Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, - сказала Иванна. - На какой урок вы бы желали сходить?
- В школе мне больше всего не нравилась химия. Это щелочи, кислоты, соли, формулы, реакции. Я не понимал, зачем это мне нужно. Я никогда не буду смешивать соли с кислотами. Что может быть скучнее?
- Ну, что же, идемте на химию в восьмой А! Думаю, что вы измените свое мнение о химии.
В школе были параллели. И это в сельской школе, где во многих классах не больше десяти человек. Иванов даже читал, что в глубинке в начальных классах сидят по одному-два ребенка. Причем один может быть первоклассникам, а второй учащийся четвертого класса.
В восьмом А тридцать два ученика. Тишина идеальная. И в то же время чувствуется, что тишина и дисциплина здесь естественны, а не из чувства страха перед наказанием. А разве иначе может быть? Еще как может! Иванов вспомнил свой класс.
Учительница Иванова и, конечно же, красивая, начала опрос по пройденному материалу. Среди подростков не было нервозности и страха, что сейчас спросят тебя, как это обычно бывает. Девчонки и мальчишки поочередно выходили к доске, писали формулы и уравнения и комментировали их четко, по-военному строго, без всяких там "ну, вот, значит". Держались они уверенно, как держатся, когда твердо знают материал.
"Может быть, она специально для меня вызывает отличников? Но даже если это и так, но полкласса отличников! - подумал Иванов. - Или химию здесь преподают настолько интересно, что она стала любимым предметом у ребят?"
Это было нечто. А потом после короткого инструктажа ребята делали практическую работу. Иванову впервые захотелось тоже сделать какой-нибудь химический опыт.
3
Утром Иванов первым делом к главреду.
- Вот!
Он положил ему на стол листы, исписанные ровным четким почерком без всяких завитушек.
Главред хмыкнул.
- Целых шесть страниц! А вам не говорили в вашем университете, что мы живем в информационную эпоху.
- Знаю, Павел Иванович. Электронная версия на почте редакции. Но я делаю бумажные варианты всех своих текстов. Так нам советовал мой любимый преподаватель Крановский. Так как-то лучше воспринимается. Чувствуешь себя на месте читателя. Так сказать, совместное чтение.
- Знаете, Петя...
Главред икнул. Иванов уже понял, что все мысли у него рождаются в области желудка
- Я углублюсь.
Он стал читать рукописи. По его лицу можно было прочитать все его эмоции. Иванов решил, что главред совершенно не умеет скрывать то, что у него творится на душе. Брови его ползли то вверх, то опускались, губы постоянно шевелились, иногда он их вытягивал вперед и дул, как будто играл на дудочке.
- Недурственно! Да вы талант, батенька! Как чувствуете слово! Какие сочные детали! Несомненно, и беллетристикой балуетесь. Балуетесь, балуетесь! Меня, батенька, не проведешь. Одним предложением можете создать запоминающийся портрет человека. Да! Видна рука мастера. Я не удивлюсь, если через пару лет выпустите в свет какой-нибудь свой шедевр. Что ж поздравляю вас с дебютом! Вы успешно прошли испытание. А редакция в вашем лице приобрела ценного сотрудника. И надеюсь, что наше сотрудничество продлится не один год. Талантище! Талантище!
Иванов улыбался. Он никогда и не сомневался в своей талантливости. Еще в школе учительница всегда вслух читала классу его сочинения и говорила, что в нем есть Божья искра. Конечно, это всего-навсего лишь репортаж. Но с репортажей начинали и Булгаков, и Куприн, и Ильф с Петровым.
- Павел Иванович! А мой материал будет опубликован уже в текущем номере?
- Нет! Не будет.
- Да. Понимаю. Это даже хорошо. У меня есть фотографии. Надо с ними повозиться, подредактировать. Только придется растянуть на два номера.
- Не придется! - сказал редактор.
- Вы о чем, Павел Иванович?
- А о том, Петя, что ничего нам не придется растягивать. То есть печатать. От слова "совсем". И никаких фотографий, видео, аудио у тебя нет. И никогда не будет, даже если сильно захочешь.
- Я не понимаю вас. Да вот же! Сейчас я вам покажу! Вот погодите!
Он выхватил из кармана смартфон и стал водить пальцем, приговаривая "Сейчас покажу!"
- Ну! - усмехнулся главред.
У Иванова затряслись губы. Всё, что он вчера наснимал, записал, ничего не было. Первая мысль, что со смартфоном что-то неладно: завелся какой-то зловредный вирус.
- Наверно, вирус подхватил. Сегодня же схожу в сервис. Может быть, восстановят. Не посоветуете, к кому лучше обратиться. Я тут пока еще ничего не знаю.
- Петя! Не утруждайте себя!
- О чем это вы?
- О том, что ничего вам не восстановят. И не помогут никакие самые лучшие мастера. Ваш замечательный репортаж мы положим вот в эту папочку и отправим его в архив. А печатать ничего не будем. Вот такие пирожки, батенька! Вы уж не огорчайтесь!
- Объяснитесь! Я ничего не понимаю.
- Объясняюсь. Всех дебютантов мы отправляем в Ивановку для проверки их профессиональных качеств. Но ничего об Ивановке мы не печатаем. Можете пролистать подшивку, там вы ничего об Ивановке не найдете.
- Почему? Это же удивительные село! Там талант на таланте, там гении, вундеркинды. Я никогда в жизни и подумать бы не мог, что такое возможно. не могу объяснить это. Но это феноменально! Об этом должны знать не только у нас, но и по всей стране. Я непременно пошлю материал в центральные издания. Да туда же начнется паломничество. Приедут из Москвы, приедет телевидение, жители Ивановки станут героями программы Малахова. Ивановку покажут в главных новостях.
- Не надо ничего посылать. Вы сами себя посадите в лужу. Хотите знать почему? У вас же не осталось никаких медиаматериалов из Ивановки. Всё, что вы привезли оттуда, это ваши впечатления, которые вы записали на бумаге.
- Но почему на телефоне ничего не осталось? Ничего не понимаю.
- Потому что это патогенная аномальная зона. Вы же там ни у кого не видели телефонов. А в школе, в совете - где вы там еще были? - вы не видели компьютеров. А в магазинах нет терминалов, по которым можно рассчитываться карточкой.
- Это так. Это удивило меня.
- А они там не нужны. У них нет интернета. Вот если бы вы попытались позвонить, то убедились бы в этом. Там сигнала нет. А на стене магазина вы видели пластиковый прозрачный козырек, под которым обычный телефон. Так что если куда надо позвонить, им и пользуются.
- Да. Так.
- Вот! Потому что у них работает только проводной телефон. Кстати, единственный на всё село. И они до сих пор пишут письма родным и знакомым, которые кладут в конверты.
- Да! Мне еще говорили, что писание писем развивает интеллект, обогащает словарный запас и формирует письменную культуру. У них даже в школьном расписании есть урок письма.
- Вот! В школе вас поразило то, что все отличники, что там не только нет двоечников, но даже троечников, даже хорошистов нет. И слышали, как они отвечают на уроках. Но когда эти отличники приезжали к нам на районную олимпиаду, то не могли решить задачки даже для начальных классов. Поэтому они больше не участвуют в олимпиадах. А будущие победители-олимпийцы, которых вы видели на уроках физкультуры, у нас на соревнованиях прибегали последними. А талантливые певцы и музыканты, которых вы слышали в доме культуры, у нас не могут взять ни одной ноты, а поют так, что приходится затыкать уши. Это не пение, а какое-то завывание.
- Как же так? Разве такое возможно, Павел Иванович?
- Я же говорю, аномальное зона. Иначе ничем этот феномен не объяснишь. Только так! Ведь вы же обратили внимание, что в Ивановке все улицы Ивановские и все Иваны Ивановичи и Иванны Ивановны. Других имен там не дают. Не странно ли это? Вам не рассказывали о том, что один житель решил нарушить традицию и назвал своего сына Васей. Нет, скорей всего не рассказывали. О таком они предпочитают молчать. И что? Вырос уродец, дебил. И больше никто не экспериментирует. Поняли, что это тупиковый путь, так сказать.
- Вы хотите сказать, что если человек из Ивановки переместится в другое место, то все его таланты, дарования пропадут?
- Об этом я вам и толкую. Хотите убедиться, сходите на автовокзал. Там постоянно трется бомж. Зовут его Ваня. Бывший житель Ивановки. Отвратительное, скажу вам, зрелище. Близко не садитесь, чтобы на вас не перебрались паразиты. Да и парфюм от него такой исходит.
- Павел Иванович, надо же пригласить ученых, чтобы они нашли рациональное объяснение этому. Вам или кому-то это не приходило в голову? Да и для науки этот феномен очень интересен.
- Вы один такой умный? Приглашали, конечно.
- И что?
- Разводят руками. Не на все явления, говорят, есть рациональное объяснение. Аномальная зона. А откуда она взялась? В чем проявляется эта аномальность, наука ответа не дает.
4
Вечером Иванов пришел на автовокзал. Народу было немного. Рейсовые автобусы по селам уже разошлись. Несколько человек ждали транзитного автобуса из областного центра или сами хотели попасть в областной центр на позднем автобусе. Иванов опустился на уличную скамейку. Полукольцом на привокзальной площади стояли такси. Ждали звонка диспетчера. Кто-то дремал, кто-то кучковался со своим братом таксистом. Надоедало болтать, доставали телефон, играли, смотрели видики. Изредка местные мальчишки быстро пересекали площадь на велосипедах. Еще реже проходили\а парочка полицейских, одинаково высоких и худощавых.
- Дай закурить, братан!
Обернулся. Сомнений не было. Это он. В лоснящейся ог грязи черной куртке, в черных же штанах и в ботинках без шнурков. Волосы на голове сбились в полуседые, серые комки. Обрюзгшее лицо кирпичного цвета, густо заросшее щетиной, которая росла клочками.
Иванов достал пачку. Он специально купил ее для нового знакомого. Сам он не курил.
Кивнул:
- Присаживайтесь!
Обычно нормальные люди избегают близкого соседства с ним. Даже, встречаясь, на улице стараются держаться подальше. Бомж удивился, помялся, потом опустился на скамейку, обдав Иванова душистым ароматом помоек и свалок. Иванов протянул ему пачку. Бомж посмотрел по сторонам, как будто боялся, что кто-то подойдет и вперед заберет пачку сигарет.
- Забирай всю!
- Во! Благодарствую!
- Выпить хочешь?
Бомж задержал сигаретку у губ. Иванов увидел обкусанные толстые ногти. Пальцы были красные.
Бомж уставился на него.
- Ну, хочу!
Такого, чтобы цивилизованные граждане предлагали ему выпить, с ним еще не случалось. Нижняя потрескавшаяся губа его подползла под верхнюю губу. Глаза округлились.
- Ответь мне на несколько вопросов, и я дам тебе на пузырь.
- А ты кто? Мент?
Челюсть его опустилась, и нижняя губа вернулась на прежнее место. В ротовой щели желтели три кривых зуба.
- Ты же вроде опытный бродяга, не можешь отличить нормального человека от мента. И сидел бы сейчас мент с тобой на одной скамейке, дарил бы тебе целую пачку сигарет.
- Братан! Прости!
- Я журналист, работаю в местной газете "Светлый путь". Слыхал про такую? Самая популярная в районе газета.
- Слыхал. Даже держал вот этими руками. Хорошая газета. Если была бы плохая, ты бы там не работал.
- Вот! Вчера я был в Ивановке. Знаешь такое село?
- Ну!
Ни один мускул на его лице не дрогнул. Так бывает, когда тебе совершенно безразлично.
- Я тоже Иванов. Только Петр Васильевич. А сам ты из Ивановки?
- Ну... Может, братан, дашь на пузырь? Я сгоняю. Тут не далеко. Не боись, я приду.
- Немного потерпи! А как ты попал сюда и стал тем, кем ты стал?
- Ну, как? Как? Каком к верху! Хы-хы! Поехал за покупками. Да, за покупками. У меня денег было много. Как раз получку дали. Я работал там и деньги получал. Решил съездить в город. По хозяйству надо было кое-что купить, детишкам там. А! новые спортивные костюмы хотел им купить. А то они жаловались, что на физру им уже стыдно в старом ходить.
- У тебя и дети есть?
- Да! Ваня и Иванна. Приехал, слажу с автобуса, иду на рынок. Он же тут вот через дорогу. Ну, это... Мужик подходит такой же, как и я сейчас. "Ну, это, - говорит,- братан! Дай пятьдесят рэ! Три дня не жрал ничего. Сдохну же, блин, с голодухи". Жалко стало. Достаю деньги. А он видит, что у меня много денег. "Дай,- говорит, - братан, стольник! Не жадничай! У тебя же много бабла. Не обеднеешь ничуть. А я черноголовку куплю".
- А черноголвка - это что?
- Бухло в пластиковой бутылочке с черной пробкой. Оно самое дешевое. Вот тут тоже на складах продают.
- Ну, что дальше-то?
- А что дальше? Ну, дал. Он и умотал. Я иду себе. Думаю, какие покупки куплю и как обрадуются мои. Опять этот мужик попадается. "Ну,- думаю. - Сейчас снова начнет просить. Не дам! Совесть иметь надо. А я не олигарх какой-нибудь, чтобы разбрасываться деньгами по сторонам". Вот так!
Бомж вздохнул.
- Он пальцем манит "Иди, братан, сюда!" Подошел. Кто его знает, может, случилось что. Он достает бутылку. А в пакете два беляша. "Не побрезгуй, - говорит, - выпей! Выручил ты меня! Хороший ты человек, братан! Хочу за твое здоровье выпить. И одному, говорит, как-то западло". А я до этого и не пил никогда, и не курил. У нас же в Ивановке никто не пьет и не курит. И в магазинах ничего такого не продают. Тут гляжу ему в глаза и не поверишь: глаза такие черные, цыганские, а в них как будто бесенки танцуют и манят так "Ну, давай-давай, Ваня! Уважь человека!" А бесята еще и зубы скалят и смеются. И рожки у них и хвосты. Всё как положено.
- Кошмар какой! - пробормотал Иванов.
- Как увидел я это, не то, чтобы напугался, а как будто подменили меня. Словно совсем это не я. "Давай!" Беру бутылку и несколько глотков сделал. Из горлышка. Чувствую, как кипятком внутрь меня плеснули. Волосы дыбом стали, глаза округлись и вот сейчас под ноги мне упадут. А в ушах звон стоит. Ничего не слышу, кроме этого звона. Потом так тепло стало и такая радость, счастье. Хочется обнять этого мужика и поцеловать его за то, что он мне такое счастье доставил, какого я раньше никогда не знал. Приговорили мы с ним бутылку, а я уже забыл, зачем в город приехал. И никуда не хочу идти. Хочется сидеть только рядом с этим мужиком. Когда он предложил добавить, я ему опять дал деньги. Он хмыкнул и пошел. Дальше не помню, как будто по башке огрели. Проснулся в каком-то подвале на тряпье. Кручу башкой и ничего не могу понять: где я, что я, почему я тут. Глаза открываю. На меня этот мужик смотрит. "Худо тебе,- спрашивает, - братан?" - "Худо,- говорю, - братишка. Совсем худо. Никогда так худо не было. Сердце вот сейчас выскочит". Он протягивает мне. "Вот лекарство! Подлечись!" И правда, сделал несколько глотков и стало хорошо. И сердце бьется нормально и в голове прояснилось. Но ни о чем не помню. Зачем приехал, откуда приехал. Вот с тех пор и обитаю здесь. И такое ощущение, что я здесь всю жизнь прожил и нигде больше не бывал. Тут братан все мои, тут моя семья. Тут меня и в землю закопают.
- Неужели про дом не вспоминаешь и не хочешь вернуться туда, в прежнюю жизнь?
- Нет! Хотя такое было как-то. Шел мимо магазина, а там витрина богатая такая. Я повернулся к ней. Что это за мужик? Морда опухшая, синюшная, щетина, волосы клочками. Куртка грязная, блестит от грязи. И глаза какие-то вялые, блёклые, тусклые. Поднял руку, и он поднимает. И тут я догадался. Так это же я! Сначала поверить не мог. Ведь я же был высокий, стройный, красивый, одежда на мне всегда была чистая. А тут пугало огородное.
- А тебя не пытались найти ваши из Ивановки? Хотя, чего тут пытаться, ведь ты тут на автовокзале и в его окрестностях обитаешь. У тебя же семья там. Вернуть тебя хотели?
- Нет. Я теперь для них отрезанный ломоть. Да и не признают они во мне прежнего Иванова.
- Из той прежней жизни в Ивановке ты что-нибудь помнишь?
- Да чего там? Хотя помню. Я же роман писал. Да! Роман в стихах.
- Роман в стихах?
- Да. Несколько глав написал. Читал в доме культуры. Мне так хлопали, поздравляли. Еще я романсы пел. Да, грустные такие. И еще лампочки ремонтировал. Все мне несли лампочки отремонтировать, если они перегорали. Я их ремонтировал.
- Лампочки?
- Да! Ко мне всей деревней несли. И еще что-то... Нет, не помню. Что-то такое, но не помню.
Лицо его жалобно сморщилось.
- Братан! Ну, не томи! Давай! Трубы-то горят!
Иванов протянул ему три сторублевки. Бомж откинул голову назад, потом медленно наклонил ее к руке Иванова.
- Пожрать купи! Обязатекльно!
- Ага! Спасибо, братан! Век не забуду!
Он поднялся и быстро зашаркал прочь. А точнее в сторону рынка, где на складах можно было купить черноголовку. Всех местных алкашей продавцы знали.