Хруцкая Татьяна Васильевна. Пьеса в стихах ...

Татьяна Хруцкая

ПЬЕСА В СТИХАХ...

"Пьеса в стихах,

и, как это всегда бывает при стихотворных переводах,

переводчика в ней много..."

Санкт-Петербург

2017 год

"Мне часто приходит в голову мысль о том,

что неплохо бы пересказать на особом листе,

вернее, листов понадобится несколько -

все те сюжеты литературных произведений,

которые поразили меня...

Надо, в конце концов, это сделать..."

"Великий драматург Древней Греции Эсхил жил в 525-456 годах до нашей эры. В те времена проходили публичные соревнования драматургов. Многие историки искусств считают его величайшим из поэтов, особенно по стилю языка. Хотя на соревнованиях сочинителей публика первое место отдала Софоклу. К сожалению, большая часть написанных Эсхилом трагедий утрачена, сохранилось только семь (из семидесяти). Знатоки убеждены, что переводы не могут передать блеск стихов Эсхила..."

"Прожита жизнь и пройден весь путь, что судьбой мне отмерен". Так читается стих Вергилия..."

13 век... Данте Алигьери (1265 - 1321) БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ

В мировой литературе есть герои, которые покинули свои книги, то есть первоисточники, и поселились среди нас. Живут самостоятельно, независимо от автора и его сюжета. У них для этого есть всё необходимое - характер, внешность, язык, свой образ мышления и действия. Таковы Гамлет, Фауст...

Счастлив писатель, кому удалось создать такого героя..."

16 век... Шекспир (1564 - 1615) ГАМЛЕТ, ПРИНЦ ДАТСКИЙ

"В принципе мы живём в рамках 12 сюжетов Шекспира,

только нюансы могут меняться иногда..."

Так создан мир: что живо, то умрёт Королева

И вслед за жизнью в вечность отойдёт...

Гамлет Каким ничтожным, плоским и тупым

Мне кажется весь свет в своих движеньях!

Какая грязь! И всё осквернено,

Как в цветнике, поросшем сплошь бурьяном.

Как это всё могло произойти?

Два месяца как умер. Двух не будет.

Такой король! Как солнца яркий луч

С животным этим рядом. Так ревниво

Любивший мать, что ветрам не давал

Дышать в лицо ей. О земля и небо!

Что поминать! Она к нему влеклась,

Как будто голод рос от утоленья.

И что ж, чрез месяц... Лучше не вникать!

О женщины, вам имя - вероломство!..

Расчётливость, Гораций! С похорон

На брачный стол пошёл пирог поминный.

Врага охотней встретил бы в раю,

Чем снова в жизни этот день изведать!

Отец - о, вот он словно предо мной!

Где, принц? Горацио

В очах души моей, Гораций. Гамлет

Я видел раз его: краса-король. Горацио

Он человек был в полном смысле слова Гамлет

Уж мне такого больше не видать.

Представьте, принц, он был тут нынче ночью. Горацио

Был? Кто? Гамлет

Король, отец ваш. Горацио

Мой отец? Гамлет

Спокойнее. Сдержите удивленье Горацио

И выслушайте. Я вам расскажу -

Меня поддержат эти очевидцы -

Неслыханное что-то...

Я слов не нахожу! Гамлет

Ручаюсь жизнью, принц, что это правда.

И мы за долг сочли вас известить... Горацио

Я стану с вами на ночь. Может статься, Гамлет

Он вновь придёт...

Лаэрт А Гамлета ухаживанья - вздор,

Считай их блажью, шалостями крови.

Фиалкою, расцветшей в холода.

Нежданной, гиблой, сладкой, обречённой,

Благоуханьем мига, и того

Не более...

Офелия Не более?

Лаэрт Не боле.

Рост жизни не в одном развитье мышц.

По мере роста тела в нём, как в храме,

Растёт служенье духа и ума.

Пусть любит он сейчас без задних мыслей,

Ничем ещё не запятнавши чувств.

Подумай, кто он, и проникнись страхом.

По званью он себе не господин.

Он сам в плену у своего рожденья.

Не вправе он, как всякий человек,

Стремиться к счастью. От его поступков

Зависит благоденствие страны.

Он ничего не выбирает в жизни,

А слушается выбора других

И соблюдает выгоду народа.

Поэтому пойми, каким огнём

Играешь ты, терпя его признанья,

И сколько примешь горя и стыда,

Когда ему поддашься и уступишь.

Страшись, сестра; Офелия, страшись,

Остерегайся, как чумы, влеченья,

На выстрел от взаимности беги...

Оклеветать нетрудно добродетель.

Червь бьёт всего прожорливей ростки,

Когда на них ещё не вскрылись почки,

И ранним утром жизни, по росе,

Особенно прилипчивы болезни.

Пока наш нрав неискушён и юн,

Застенчивость - наш лучший опекун.

Офелия Я смысл ученья твоего поставлю

Хранителем души. Но, милый брат,

Не поступай со мной, как лживый пастырь,

Который хвалит нам тернистый путь

На небеса, а сам, вразрез советам,

Повесничает на стезях греха

И не краснеет...

Стань под благословенье Полоний

И заруби-ка вот что на носу:

Заветным мыслям не давай огласки,

Несообразным - ходу не давай.

Будь прост с людьми, но не запанибрата.

Проверенных и лучших из друзей

Приковывай стальными обручами,

Но до мозолей рук не натирай

Пожатьями со встречными. Старайся

Беречься драк, а сцепишься - берись

За дело так, чтоб береглись другие.

Всех слушай, но беседуй редко с кем.

Терпи их суд и прячь свои сужденья.

Рядись, во что позволит кошелёк,

Но не франти, - богато, но без вычур.

По платью познаётся человек,

Во Франции ж на этот счёт средь знати

Особенно хороший глаз. Смотри,

Не занимая и не ссужай. Ссужая,

Лишаемся мы денег и друзей,

А займы притупляют бережливость.

Всего превыше верен будь себе.

Тогда, как утро следует за ночью,

Проследует за этим вечность всем...

Отец, он предлагал свою любовь Офелия

С учтивостью...

И в подтвержденье слов своих всегда

Мне клялся чуть ли святыми всеми.

Силки для птиц! Иль я забыл, когда

Полоний Играет кровь, как щедр язык на клятвы!

Нет, эти вспышки не дают тепла,

Слепят на миг и гаснут в обещанье.

Не принимай их, дочка, за огонь.

Будь поскупей на будущее время.

Пускай твоей беседой дорожат.

Не торопись навстречу, только кликнут.

А Гамлету верь только в том одном...

Точней - совсем не верь.

А клятвам и подавно. Клятвы - лгуньи.

Не то они, чем кажутся извне...

Гамлет А чем он для души моей опасен,

Когда она бессмертна?..

Это - голос

Моей судьбы...

Марцелл Какая-то в державе Датской гниль.

Горацио Наставь на путь нас, Господи!..

Я дух родного твоего отца, Призрак

На некий срок скитаться осуждённый

Ночной порой, а днём гореть в огне,

Пока мои земные окаянства

Не выгорят дотла...

Но вечность - звук не для земных ушей...

Так был рукою брата я во сне

Лишён короны, жизни, королевы;

Так был подрезан в цвете грешных дней,

Не причащён и миром не помазан;

Так послан второпях на Страшный суд

Со всеми преступленьями на шее...

Прощай, прощай и помни обо мне!

Нет в Дании такого негодяя, Гамлет

Который дрянью не был бы притом...

О день и ночь! Вот это чудеса! Горацио

Гамлет Как к чудесам, вы к ним и относитесь.

Есть в мире тьма, Гораций, кой-чего,

Что вашей философии не снилось...

Порвалась дней связующая нить.

Как мне обрывки их соединить!

Пойдёмте вместе...

Полоний Ну, поняли? Насаживайте ложь

И на живца ловите карпа правды.

Так все мы, люди дальнего ума,

Издалека, обходом, стороною

С кривых путей выходим на прямой.

Рекомендую...

Здесь явный взрыв любовного безумья,

В неистовствах которого подчас

Доходят до отчаянных решений,

Но таковы все страсти под луной,

Играющие нами. Очень жалко!..

Но видит Бог, излишняя забота - Полоний

Такое же проклятье стариков,

Как беззаботность - горе молодёжи...

В иных делах стыдливость и молчанье

Вреднее откровенного признанья...

Я долг привык блюсти пред королём,

Как соблюдаю душу перед Богом...

Гамлет "Не верь дневному свету,

Не верь звезде ночей,

Не верь, что правда где-то

Но верь любви моей".

Полоний "Лорд Гамлет - принц, тебе он не чета.

Тому не быть"...

Гамлет Быть честным - по нашим временам значит

Быть единственным из десяти тысяч...

Полоний В молодости и я ох как натерпелся от любви...

Что читаете, милорд?

Гамлет Слова, слова, слова...

Гильденстерн По счастью, наше счастье не чрезмерно:

Мы не верхи на колпаке Фортуны.

Гамлет Но также не низы её подошв?

Розенкранц Ни то, ни это, принц.

Гамлет Ну что же, превосходно. Однако что нового?

Розенкранц Ничего, принц, кроме того, что в мире

Завелась совесть.

Гамлет Значит, скоро конец света...

Гамлет Да, конечно: Дания - тюрьма.

Розенкранц Тогда весь мир - тюрьма...

Гамлет И притом образцовая, со множеством арестантских, темниц

и подземелий, из которых Дания - наихудшее.

Розенкранц Мы не согласны, принц.

Гамлет Значит, для вас она не тюрьма, ибо сами по себе вещи

Не бывают хорошими и дурными, а только в нашей оценке.

Для меня она тюрьма

Розенкранц Значит, тюрьмой делает её ваша гордость.

Вашим требованиям тесно в ней...

Гамлет Если бы только не мои дурные сны!

Гильденстерн А сны и приходят из гордости.

Гордец живёт несуществующим.

Он питается тем, что возомнит о себе

и себе припишет. Он тень своих снов,

отражение своих выдумок.

Гамлет Сон - сам по себе только тень.

Розенкранц В том-то и дело. Таким образом, вы видите,

Как невесомо и бесплотно преувеличенное

Мнение о себе. Оно даже и не тень вещи,

А всего лишь тень тени...

Гамлет

Недавно, не знаю почему, я потерял всю свою весёлость и привычку к занятиям. Мне так не по себе, что этот цветник мирозданья, земля, кажется мне бесплодною скалою, а это необъятный шатёр воздуха с неприступно вознесшееся твердью, этот, видите ли, царственный свод, выложенный золотою искрой, на мой взгляд - просто-напросто скопление вонючих и вредных паров. Какое чудо природы человек! Как благородно рассуждает! С какими безграничными способностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям! В поступках как близок к ангелу! В воззреньях как близок к Богу! Краса вселенной! Венец всего живущего!..

Полоний Принц, я обойдусь с ними по заслугам.

Гамлет Если обходиться с каждым по заслугам, кто уйдёт о порки? Обойдитесь с ними в меру вашего великодушия. Чем меньше у них заслуг, тем больше будет их у вашей доброты...

Я сын отца убитого. Мне небо Гамлет

Сказало: встань и отомсти...

Быть иль не быть, вот в чём вопрос.

Достойно ль

Терпеть без ропота позор судьбы

Иль надо оказать сопротивленье,

Восстать, вооружиться, победить

Или погибнуть? Умереть. Забыться

И знать, что этим обрываешь цепь

Сердечных мук и тысячи лишений,

Присущих телу. Это ли не цель

Желанная? Скончаться. Сном забыться.

Уснуть. И видеть сны? Вот и ответ...

Кто бы согласился,

Кряхтя, под ношей жизненной плестись,

Когда бы неизвестность после смерти,

Боязнь страны, откуда ни один

Не возвращался, не склоняла воли

Мириться лучше со знакомым злом,

Чем бегством к незнакомому стремиться?

Так малодушничает наша мысль

И вянет, как цветок, решимость наша

В бесплодье умственного тупика.

Так погибают замыслы с размахом,

Вначале обещавшие успех,

От долгих отлагательств...

Если вы порядочная и хороши собой, вашей порядочности нечего делать с вашей красотою.

Разве для красоты не лучшая спутница порядочность? Офелия

Гамлет О, конечно! И скорей красота стащит порядочность в омут, нежели порядочность исправит красоту. Прежде это считалось парадоксом, а теперь доказано. Я вас любил когда-то.

Действительно, принц, мне верилось. Офелия

Гамлет А не надо было верить. Нераскаян человек и неисправим.

Я не любил вас.

Тем больней я обманулась. Офелия

Гамлет

Ступай в монастырь. К чему плодить грешников? Сам я - сносной нравственности. Но и у меня столько всего, чем попрекнуть себя, что лучше бы моя мать не рожала меня. Я очень горд, мстителен, самолюбив. И в моём распоряжении больше гадостей, чем мыслей, чтобы эти гадости обдумать, фантазии, чтоб облечь их в плоть, и времени, чтоб их исполнить. Какого дьявола люди вроде меня толкутся меж небом и землёю? Все мы кругом обманщики. Не верь никому из нас. Ступай добром в монастырь...

Гамлет

Каждое нарушение меры отступает от назначения театра, цель которого во все времена была и будет: держать, так сказать, зеркало перед природой, показывать доблести её истинное лицо и её истинное - низости, и каждому веку истории - его неприкрашенный облик...

Гамлет

Взгляните, какой радостный вид у моей матери, а всего два часа, как умер мой отец.

Офелия Нет, принц, полных два месяца.

Гамлет

Как? Так много? Ну, тогда к дьяволу траур! Буду ходить в соболях. Силы небесные! Умер назад два месяца и всё ещё не забыт. Тогда есть надежда, что память о великом человеке переживёт его на полгода. Но только пусть жертвует на построение храмов, а то никто не вспомнит о нём...

Не по любви вступают в новый брак. Королева на сцене

Расчёт и жадность - вот его рычаг.

Чтоб жить, должны мы клятвы забывать, Король на сцене

Которые торопимся давать.

У каждой страсти собственная цель,

Но ей конец, когда проходит хмель.

Печаль и радость в дикости причуд

Сметают сами, что произведут.

Печали жалок радости предмет,

А радости до горя дела нет.

Итак, когда всё временно и тлен,

Как и любви уйти от перемен?

Кто вертит кем, ещё вопрос большой:

Судьба любовью иль любовь судьбой?

Ты в силе, и друзей хоть отбавляй,

Ты в горе, и последние прощай...

Выспись всласть, Королева на сцене

И да минует в жизни нас напасть...

Розенкранц Долг каждого - беречься от беды

Всей силой, предоставленной рассудку.

Какая ж осмотрительность нужна

Тому, от чьей сохранности зависит

Жизнь множества! Кончина короля -

Не просто смерть. Она уносит в бездну

Всех близстоящих...

Удушлив смрад злодейства моего. Король

На мне печать древнейшего проклятья:

Убийство брата. Жаждою горю,

Всем сердцем рвусь, но не могу молиться.

Помилованья нет такой вине...

Что делала бы благость без злодейств?

Кого б тогда прощало милосердье?

Мы молимся, чтоб Бог нам не дал пасть

Иль вызволил из глубины паденья.

Отчаиваться рано. Выше взор!

Я пал, чтоб встать. Какими же словами

Молиться тут? "Прости убийство мне"?

Нет, так нельзя. Я не верну добычи.

При мне всё то, зачем я убивал:

Моя корона, край и королева.

За что прощать того, кто твёрд в грехе?

У нас не редкость, правда, что преступник

Грозится пальцем в золотых перстнях,

И самые плоды его злодейства

Есть откуп от законности. Не то

Там наверху. Там в подлинности голой

Лежат деянья наши без прикрас,

И мы должны на очной ставке с прошлым

Держать ответ...

Слова парят, а чувства книзу гнут,

А слов без чувств вверху не признают...

Гамлет Вот два изображенья: вот и вот.

На этих двух портретах - лица братьев.

Смотрите, сколько прелести в одном:

Лоб, как у Зевса, кудри Аполлона,

Взгляд Марса, гордый, наводящий страх,

Величие Меркурия, с посланьем

Слетающего наземь с облаков.

Собранье качеств, в каждом из которых

Печать какого-либо божества,

Дающих званье человека. Это

Ваш первый муж. А это ваш второй.

Он - словно колос, поражённый порчей,

В соседстве с чистым. Где у вас глаза?

Как вы спустились с этих горных пастбищ

К таким кормам? На что у вас глаза?

Ни слова про любовь. В лета, как ваши,

Живут не бурями, а головой.

А где та голова, что совершила б

Такую мену?..

Стыдливость, где ты? Искуситель-бес,

Когда так властны страсти над вдовою,

Как требовать от девушек стыда?

Какой пример вы страшный подаёте

Невестам нашим!..

Призрак Кто волей слаб, страдает больше всех...

Гамлет Вам надо исповедаться. Покайтесь

В содеянном и берегитесь впредь.

Траву худую вырывают с корнем.

Прошу простить меня за правоту,

Как в наше время просит добродетель

Прощенья у порока за добро,

Которое она ему приносит.

Королева Ах, Гамлет, сердце рвётся пополам!

Гамлет Вот и расстаньтесь с худшей половиной,

Чтоб лучшею потом тем чище жить...

Вот как опасен он, пока на воле! Король

Сурово с ним расправиться нельзя:

К нему привязано простонародье,

Где судят всё на глаз, а не умом...

Гамлет Можно вытащить рыбу на червяка, пообедавшего королём, и

пообедать рыбой, которая проглотила этого червяка...

Гамлет Всё мне уликой служит, всё торопит

Ускорить месть. Что значит человек,

Когда его заветные желанья -

Еда да сон? Животное - и всё.

Наверно, тот, кто создал нас с понятьем

О будущем и прошлом, дивный дар

Вложил не с тем, чтоб разум гнил без пользы...

Первый могильщик

А насчёт дворян - нет стариннее, чем садовники, землекопы и могильщики. Их звание - от самого Адама...

Гамлет

С этим народом надо держать ухо востро, а то пропадёшь от двусмысленностей. Клянусь Богом, Горацио, за последние три года я заметил: время так подвинулось вперёд, что мужики стали наступать дворянам на пятки. - Давно ли ты могильщиком?

Первый могильщик

Изо всех дней в году - с того самого, как покойный король наш Гамлет одолел Фортинбраса.

Гамлет А когда это было?

Первый могильщик

Аль не знаете? Это всякий дурак знает. Это было как раз в тот день, когда родился молодой Гамлет, тот самый, что сошёл теперь с ума и послан в Англию.

Гамлет Вот те на! зачем же его послали в Англию?

Первый могильщик

Как это зачем? За умом и послали. Пускай поправит мозги. А не поправит, так там и это не беда.

Гамлет То есть как это?

Первый могильщик А так, что никто не заметит. Там все такие сумасшедшие...

Гамлет Как часто нас спасала слепота,

Где дальновидность только подводила.

Есть, стало быть, на свете божество,

Устраивающее наши судьбы

По-своему...

Гамлет Меня не мучит совесть. Их конец -

Награда за пронырство. Подчинённый

Не суйся между старшими в момент,

Когда они друг с другом сводят счёты...

Горацио Если у вас душа не на месте, слушайтесь её...

Гамлет

Надо быть выше суеверий. На всё Господня воля. Даже в жизни и смерти воробья. Если чему-нибудь суждено случиться сейчас, значит, этого не придётся дожидаться. Если не сейчас, всё равно этого не миновать. Самое главное - быть всегда наготове. Раз никто не знает своего смертного часа, отчего не собраться заблаговременно? Будь что будет!..

___________________

"- Расхождение нашей внутренней оценки и той оценки, которую нам даёт социальная среда, не может не мучить человека, даже самого бескорыстного...

- Все вещи, о которых вы говорите и которые считаются абсолютными, отнюдь не абсолютны. Я недавно прочёл критическую статью Льва Николаевича Толстого о "Короле Лире". Безумно интересная статья, очень аргументированная, серьёзная статья, в которой было для меня много убедительного. Я вдруг подумал: всё относительно. Толстой не ревновал Шекспира, это слишком примитивно, но "Король Лир" не нравился, для него это была не великая вещь...

- Сугубому реалисту не нравилась искусственность, напыщенность. С тем, что это романтический мир, особый шекспировский мир, - с этим он знаться не желает...

- Да, не великая вещь... То, что мы считаем бесспорным и абсолютным, не всегда так... Это очень важно - иметь такие вещи. Я рад, что в нашей литературе есть такие скептические, иронические суждения...

- Но вот заметьте: казалось бы, живёт себе Шекспир в каких-то умах, и не трогай ты его, пиши свои великие романы. однако же этот Шекспир доставал Толстого бог знает сколько лет, пока он не вытерпел и наконец врезал. Что его бесило? Превознесение недостойного. Но позвольте ещё один некорректный вопрос... Конечно, это очень хорошо, когда один классик берётся разбирать другого и не оставляет камня на камне, - мы от этого делаемся только богаче..."

Уильям Шекспир "КОРОЛЬ ЛИР"

Лир, король Британии...

Гонерилья, Регана, Корделия - дочери короля...

Граф Глостер...

Эдгар, сын Глостера...

Эдмунд, побочный сын Глостера...

Граф Кент...

Герцог Альбани...

Лир Мы ж огласим сокрытое желанье.

Подайте карту. Знайте: разделили

Мы королевство натрое, решив

С преклонных наших лет сложить заботы

И поручить их свежим силам. Мы же

Без груза к смерти побредём. Корнуол

И Альбани, нам столь же милый сын,

Решили обнародовать мы ныне

Приданое за дочерьми, чтоб споры

Предотвратить навеки. Оба принца,

Французский и Бургундский, что так долго

Любовь оспаривали младшей дочери,

Ответ сейчас получат. Объявите ж

Теперь, когда от власти отрекаюсь,

И от земель, и от самодержавья,

Скажите, дочери: как мы любимы?

Чтобы щедрее доброта открылась

В ответ любви природной. Гонерилья,

Тебе как старшей - речь.

Гонерилья Я так люблю вас, что скрыть не в силах.

Вы мне дороже глаз, свободы, мира,

Всего, что ценится и что бесценно,

Дороже жизни, красоты и чести.

Дитя не может так отца любить.

Бедны слова, и речь моя бессильна;

Не выразить, как вы любимы мною...

Регана Я из того ж металла, что сестра.

Цены одной достойны. Я от сердца

В её речах свою любовь узнала;

Но кратко слишком. Я же заявляю,

Что мне враждебны всякие утехи,

Нам доставляемые высшим чувством.

В одном я нахожу блаженство -

Любить ваше величество.

Корделия Я так несчастна. То, что в сердце есть,

До губ нейдёт. Люблю я вашу милость,

Как долг велит: не больше и не меньше...

Добрый государь,

От вас имею жизнь, любовь, питанье

И полностью за это вам плачу:

Люблю вас, повинуюсь, уважаю.

Зачем же у сестёр мужья, когда

Так любят вас? Случись мне выйти замуж,

С рукою отдала б я половину

Любви моей, забот и уваженья.

Нет, никогда б я не вступила в брак,

Любя лишь вас одних...

Лир Возьми ж в приданое себе правдивость...

Лучше б

Не родилась, чем мне не угодить...

Корделия Откроет время всё, что нынче скрыто,

И будет злая цель стыдом покрыта.

Бог в помощь вам!..

Гонерилья: Сестра, у меня есть немало что сказать, касающегося непосредственно нас обеих. По-видимому, отец сегодня вечером уедет отсюда.

Регана: Почти наверное - к вам. Следующий месяц он проведёт у нас.

Гонерилья: Вы видите, как непостоянен он стал с годами. Из того, что мы видели, можно сделать немалые выводы. Прежде сестра была его любимицей; и по какому ничтожному поводу он отрёкся от неё, это бросается в глаза.

Регана: Это старческая слабость, хотя он сам никогда не знал в точности, чего хочет.

Гонерилья: В лучшие годы своей жизни он был слишком горяч, и теперь мы видим, что он не только не утратил ни одной из закоренелых привычек, но приобрёл ещё причуды, связанные с дряхлой и взбалмошной старостью...

Регана: Мы ещё всё обдумаем.

Гонерилья: Будем ковать, пока горячо...

"Такое отношение и уважение к старости отравляет нам лучшие годы нашей жизни. Оно не допускает нас к нашему состоянию до тех пор, когда мы уже не в силах им воспользоваться. Я прихожу к убеждению, что подчинение тирании старости, властвующей над нами не в силу власти, а по отсутствию сопротивления, - следствие нашей лености и глупого рабства. Приходите ко мне, ещё поговорим об этом..."

Глостер: Он никогда не заводил разговора с вами о подобных делах?

Эдмунд: Никогда, милорд, но я часто слышал, как он высказывал мнение, что когда сыновья взрослые, а отцы престарелые, то отцы должны перейти под опеку сыновей, а сыновья распоряжаться доходами...

Глостер: Недавние солнечное и лунное затмения не сулят нам ничего доброго. Пускай исследователи природы толкуют их так и сяк, природа сама себя бичует неизбежными последствиями. Любовь охладевает, дружба падает, братья враждуют между собой, в городах восстания, в сёлах раздоры, во дворцах крамола, и распадается связь отцов с сыновьями. В моей семье этот негодяй восстаёт против предписанных законов, - сын против отца; король идёт наперекор природе, - отец против дитяти. Наши лучшие времена в прошлом. Махинации, коварства, плутовство и разрушительные беспорядки следом идут за нами, грозя нам гибелью...

Эдмунд: Вот поразительная глупость: чуть только мы не в ладах с судьбою, хотя бы нелады эти зависели от нас самих, - винить в наших бедах солнце, луну и звёзды, как будто подлыми быть нас заставляет необходимость, глупыми - небесная тирания, негодяями, лгунами и предателями - давление сфер, пьяницами, обманщиками и прелюбодеями - покорность планетному влиянию; и всё, то в нас есть дурного, всё приводится в движение божественной силою. Удивительная уловка блудливого человека - сваливать ответственность за свои козлиные склонности на звёзды...

Эдгар: Что нового, брат Эдмунд? О чём вы так глубоко задумались?

Эдмунд: Я всё думаю, брат, о предсказании, о котором читал несколько дней тому назад, насчёт того, что будет следствием этих затмений.

Эдгар: Разве вы этим занимаетесь?

Эдмунд: Наперёд говорю вам: всё исполняется, к несчастью, так как написано. Отношения между детьми и родителями противоречат законам природы; смертность, дороговизна, расторжение стариннейших дружеских отношений, раздоры в государстве, угрозы и проклятия королю и дворянству, необоснованная подозрительность, изгнание друзей, падение дисциплины, расторжение брачных союзов. Всего не перечесть...

Ты не должен был стариться, пока ума не нажил...

Когда больны, собой мы не владеем,

И дух в плену у тела...

Регана О сэр, вы стары;

Природа в вашем возрасте идёт

К пределу. Нужен вам руководитель,

Что знал бы ваше положенье лучше,

Чем сами вы...

Лир Дочь, дорогая, сознаюсь, я стар

И бесполезен. На коленях вас

Прошу об одеяньи, крове, пище?..

Дочь, не своди, прошу, меня с ума.

Дитя, не буду я мешать. Прощай.

С тобою я не встречусь, не увижусь,

Но ты - моя по плоти, ты - мне дочь...

Иль нет, скорей болезнь в моей ты плоти,

Которую я должен звать своей,

Волдырь, гнойник, раздувшийся карбункул

Испорченной крови. Я не браню,

Я не стыжу, - самой пусть стыдно станет...

Созданье злое кажется приятным,

Когда другое злее. Кто не худший,

Достоин похвалы...

Эдмунд Там молодым расти, где старым - пасть...

Лир Пусть вскроют Регану; посмотрю, какой нарост у неё около сердца.

Есть ли в природе причины, которые делают сердца чёрствыми?..

Эдгар Кто видит, как других судьба гнетёт,

Свою беду скорей перенесёт.

Один страдаешь - кажется тебе:

Погибло всё, судьба с тобой в борьбе,

Но легче вытерпеть страданья нам,

Когда беда приходит и к друзьям.

Теперь не тяжки мне ни стыд, ни боль,

Когда под горем изнемог король.

Он - от детей, я - от отца...

Плачевна перемена для счастливцев.

Несчастным поворот - на радость...

Придворный Скорбела...

Но в исступленье не впадала. Горе

С терпеньем в ней боролись. Вы видали

Во время солнца дождь? Так и у ней,

Как в дни весны, и слёзы, и улыбки

Мешались...

Кент В небе звёзды

Судьбою нашей сверху руководят,

Иначе не могли б родные сёстры

Быть так различны...

Лир Через лохмотья малый грех заметен,

Под шубой - скрыто всё. Позолоти порок -

И сломится оружье строгих судей...

Эдгар О смесь бессмыслицы и здравой мысли!

В безумье разум!..

Придворный И подлого холопа было б жалко,

А тут - король! Нет слов. Но у него

Есть дочь, которая позор загладит,

Что нанесли природе две другие...

Корделия Благие боги!

Пошлите исцеленье слабым силам

И лад утраченным верните чувствам

Отца, что стал дитятей!..

Отец мой милый, пусть выздоровленье

Нисходит с губ моих, пусть поцелуй

Исправит зло, что сёстры причинили,

Забыв почтенье!..

Лир Я сумасшедший, взбалмошный старик,

Мне восемьдесят лет, ни часу меньше.

Сказать по правде,

Боюсь, не выжил ли я из ума

Но будто знаю вас, да и его...

Колеблюсь. Главное, мне неизвестно,

Где нахожусь я. Не могу припомнить

Я платья этого, и я не знаю,

Где эту ночь провёл. Прошу, не смейтесь,

Но думаю, что леди эта будет -

Дитя моё Корделия.

Корделия Да, да!

Лир И слёзы влажны? Да - Прошу, не плачьте!

Коль яд у вас есть для меня, я выпью.

Не любите меня вы. Ваши сёстры

Меня обидели, но без причины.

У вас причина есть.

Корделия Нет, нет причин...

Лир Не будьте строги ко мне. Простите и забудьте. Я стар и глуп...

Эдмунд В любви поклялся я обеим сёстрам.

Одна к одной ревнует, как змеёю

Ужалены. Кого же предпочту?

Одну? Обеих? Ни одну? Нет счастья,

Покуда обе живы...

Эдгар Должен каждый

Терпеть, являясь в мир и удаляясь:

На всё - свой срок...

Корделия Не первых нас,

Добра желавших, злой постиг приказ...

Лир Мы будем жить,

Молиться, петь средь сказок и улыбок,

Как золотые бабочки. Услышим

От бедняков - придворных кучу сплетен.

Кто выиграл, кто нет, кто вверх, кто вниз, -

Поймём тогда мы тайну всех вещей,

Как Божьи соглядатаи...

Альбани Небесный суд внушает трепет нам,

Не сострадание...

Друзья и лорды, знайте нашу волю,

Чем в силах мы великому обломку

Помочь, поможем. Мы восстановляем

Пожизненно седого короля

В верховной власти...

Кент Не мучь души. Пускай она отходит.

Лишь враг старался б удержать его

Для пыток жизни.

Эдгар Он и вправду умер.

Кент Дивиться можно бы, как долго жил он

Наперекор природе...

Альбани Склонимся мы под тяжестью судьбы,

Не что хотим, сказав, а что должны.

Старейший - претерпел; кто в цвете лет,

Ни лет таких не будет знать, ни бед.

------------------------------

Лев Николаевич Толстой "О Шекспире и о драме"

Статья г-на Э. Кросби об отношении Шекспира к рабочему народу навела меня на мысль высказать и моё, давно установившееся, мнение о произведениях Шекспира, совершенно противоположное тому, которое установилось о нём во всём европейском мире. Вспоминая всю ту борьбу, сомнения, притворства, усилия настроить себя, которые я переиспытал вследствие моего полного несогласия с этим всеобщим поклонением, и полагая, что многие переживали и переживают то же самое, я думаю, что не бесполезно определённо и откровенно высказать это моё несогласие с большинством мнение, тем более что выводы, к которым я пришёл, разбирая причины этого моего несогласия с установившимся общим мнением, мне думается, не лишены интереса и значения.

Несогласие моё с установившимся о Шекспире мнением не есть последствие случайного настроения или легкомысленного отношения к предмету, а есть результат многократных, в продолжение многих лет упорных попыток согласования своего взгляда с установившимися на Шекспира взглядами всех образованных людей христианского мира.

Помню то удивление, которое я испытал при первом чтении Шекспира. Я ожидал получить большое эстетическое наслаждение. Но, прочтя одно за другим считающиеся лучшими его произведения: "Короля Лира", "Ромео и Юлию", "Гамлета", "Макбета", я не только не испытал наслаждения, но почувствовал неотразимое отвращение, скуку и недоумение о том, я ли безумен, находя ничтожными и прямо дурными произведения, которые считаются верхом совершенства всем образованным миром, или безумно то значение, которое приписывается этим образованным миром произведениям Шекспира. Недоумение моё усиливалось тем, что я всегда живо чувствовал красоты поэзии во всех её формах; почему же признанные всем миром за гениальные художественные произведения сочинения Шекспира не только не нравились мне, но были мне отвратительны? Долго я не верил себе и в продолжении пятидесяти лет по нескольку раз принимался, проверяя себя, читать Шекспира во всех возможных видах: и по-русски, и по-английски, и по-немецки в переводе Шлегеля, как мне советовали; читал по нескольку раз и драмы, и комедии, и хроники и безошибочно испытывал всё то же: отвращение, скуку и недоумение. Сейчас, перед написанием этой статьи, 75-летним стариком, желая ещё раз проверить себя, я вновь прочёл всего Шекспира от "Лира", "Гамлета", "Отелло" до хроник Генрихов, "Троила и Крессиды", "Бури" и "Цимбелина", и с ещё большей силой испытал то же чувство, но уже не недоумения, а твёрдого, несомненного убеждения в том, что та непререкаемая слава великого, гениального писателя, которой пользуется Шекспир и которая заставляет писателей нашего времени подражать ему, а читателей и зрителей, извращая своё эстетическое и этическое понимание, отыскивать в нём несуществующее достоинство, есть великое зло, как и всякая неправда.

Хотя я и знаю, что большинство людей так верят в величие Шекспира, что, прочтя это моё суждение, не допустят даже возможности его справедливости и не обратят на него никакого внимания, я всё-таки постараюсь, как умею, показать, почему я полагаю, что Шекспир не может быть признаваем не только великим, гениальным, но даже самым посредственным сочинителем.

Возьму для этого одну из наиболее восхваляемых драм Шекспира - "Короля Лира", в восторженном восхвалении которой сходится большинство критиков.

"Трагедия Лира заслуженно превозносится между драмами Шекспира. Может быть, нет ни одной драмы, которая бы так сильно приковывала к себе внимание, которая сильно волновала бы наши страсти и возбуждала наше любопытство"...

"Король Лир" может быть признан самым совершенным образцом драматического искусства всего мира"...

"...Что-то вроде благоговения охватывает вас на пороге этой трагедии - чувство, подобное тому, какое вы испытываете на пороге Сикстинской капеллы..."

Таковы суждения критиков об этой драме, и потому считаю, что я не ошибаюсь, выбирая её как образец лучших драм Шекспира. Постараюсь как можно беспристрастнее изложить содержание драмы и потом показать, почему эта драма не есть верх совершенства, как определяют её учёные критики, а есть нечто совершенно иное...

Начинается драма Лира сценой разговора двух придворных, Кента и Глостера...

Таково вступление. Не говоря о пошлости этих речей Глостера, они, кроме того, и неуместны в устах лица, долженствующего изображать благородный характер...

Вслед за этим трубят трубы, и входит король Лир с дочерьми и затьями и говорит речь о том, что он по старости лет хочет устраниться от дел и разделить королевство между дочерьми. Для того же, чтобы знать, сколько дать какой дочери, он объявляет, что той из дочерей, которая скажет ему, что она любит его больше других, он даст большую часть...

Не говоря уже о том напыщенном, бесхарактерном языке короля Лира, таком же, каким говорят все короли Шекспира, читатель или зритель не может верить тому, чтобы король, как бы стар и глуп он ни был, мог поверить словам злых дочерей, с которыми он прожил всю их жизнь, и не поверить любимой дочери, а проклясть и прогнать её; и потому зритель или читатель не может и разделять чувства лиц, участвующих в этой неестественной сцене.

Вторая сцена "Лира" открывается тем, что Эдмунд, незаконный сын Глостера, рассуждает сам с собой о несправедливости людской, дающей права и уважение законному и лишающей прав и уважения незаконного, и решается погубить Эдгара и занять его место. Для этого он...

Отношения между Глостером и его двумя сыновьями и чувства этих лиц так же или ещё более неестественны, чем отношения Лира к дочерям...

В таком роде идут продолжительные разговоры, вызывающие в зрителе и читателе ту тяжёлую неловкость, которую испытываешь при слушании несмешных шуток...

Такова эта знаменитая драма. Как ни нелепа она представляется в моём пересказе, который я старался сделать как можно беспристрастнее, смело скажу, что в подлиннике она ещё много нелепее. Всякому человеку нашего времени, если бы он не находился под внушением того, что драма эта есть верх совершенства, достаточно бы было прочесть её до конца, если бы только у него достало на это терпения, чтобы убедиться в том, что это не только не верх совершенства, но очень плохое, неряшливо составленное произведение, которое если и могло быть для кого-нибудь интересно, для известной публики, в своё время, то среди нас не может вызывать ничего, кроме отвращения и скуки. Точно такое же впечатление получит в наше время всякий свободный от внушения читатель и от всех других восхваляемых драм Шекспира, не говоря уже о нелепых драматизированных сказках...

Положения эти, в которые совершенно произвольно поставлены лица, так неестественны, что читатель или зритель не может не только сочувствовать их страданиям, но даже не может интересоваться тем, что читает или видит. Это первое.

Второе то, что все лица как этой, так и всех других драм Шекспира живут, думают, говорят и поступают совершенно несоответственно времени и месту...

Принято говорить, что характеры Шекспира есть верх совершенства. Утверждается это с большой уверенностью и всеми повторяется как непререкаемая истина. Но сколько я ни старался найти подтверждение этого, в драмах Шекспира я всегда находил обратное...

С самого начала при чтении какой бы то ни было драмы Шекспира я тотчас же с полной очевидностью убеждался, что у Шекспира отсутствует главное, если не единственное средство изображения характеров, "язык", то есть то, чтобы каждое лицо говорило своим, свойственным его характеру, языком. У Шекспира нет этого. Все лица Шекспира говорят не своим, а всегда одним и тем же шекспировским, вычурным, неестественным языком, которым не только не могли говорить изображаемые действующие лица, но никогда нигде не могли говорить никакие живые люди...

Но мало того, что все лица говорят так, как никогда не говорили и не могли говорить живые люди, они все страдают общим невоздержанием языка.

Влюблённые, готовящиеся к смерти, сражающиеся, умирающие говорят чрезвычайно много и неожиданно о совершенно не идущих к делу предметах, руководясь больше созвучиями, каламбурами, чем мыслями.

Говорят же все совершенно одинаково. Лир бредит точно так, как, притворяясь, бредит Эдгар. Так же говорят и Кент, и шут. Речи одного лица можно вложить в уста другого, и по характеру речи невозможно узнать того, кто говорит. Если и есть различие в языке, которым говорят лица Шекспира, то это только различные речи, которые произносит за свои лица Шекспир же, а не его лица.

Так, Шекспир говорит за королей всегда одним и тем же дутым, пустым языком. Также одним и тем же шекспировским фальшиво-сентиментальным языком говорят его, долженствующие быть поэтическими, женщины - Юлия, Дездемона, Корделия, Имоджена, Марина. И также совершенно одинаково говорит то же только Шекспир за своих злодеев: Ричарда, Эдмунда, Яго, Макбета, высказывая за них те злобные чувства, которые злодеи никогда не высказывают. И ещё больше одинаковые речи сумасшедших с страшными словами и речи шутов с несмешными остротами.

Так что языка живых людей, того языка, который в драме есть главное средство изображения характеров, нет у Шекспира... И потому, что бы ни говорили слепые хвалители Шекспира, у Шекспира нет изображения характеров.

Те же лица, которые в его драмах выделяются как характеры, суть характеры, заимствованные им из прежних сочинений, послуживших основой его драм, и изображаются большей частью не драматическим способом, состоящим в том, чтобы заставить каждое лицо говорить своим языком, а эпическим способом - рассказа одних лиц про свойства других.

Совершенство, с которым Шекспир изображает характеры, утверждается преимущественно на основании характеров Лира, Корделии, Отелло, Дездемоны, Фальстафа, Гамлета. Но все эти характеры, так же как и все другие, принадлежат не Шекспиру, а взяты им из предшествующих ему драм, хроник и новелл. И все характеры эти не только не усилены им, но большей частью ослаблены и испорчены. Так это поразительно в разбираемой драме "Король Лир", взятой им из драмы "King Leir" неизвестного автора. Характеры этой драмы, как самого Лира, так и в особенности Корделии, не только не созданы Шекспиром, но поразительно ослаблены и обезличены им в сравнении с старой драмой...

Как ни странно покажется это мнение поклонникам Шекспира, но и вся эта старая драма без всякого сравнения во всех отношениях лучше переделки Шекспира. Лучше она потому, что...

То же самое и с Отелло, взятым из итальянской новеллы, то же и с знаменитым Гамлетом. То же с Антонием, Брутом, Клеопатрой, Шейлоком, Ричардом и всеми характерами Шекспира, которые все взяты из каких-нибудь предшествующих сочинений...

Нет никакой возможности найти какое-либо объяснение поступкам и речам Гамлета и потому никакой возможности приписать ему какой бы то ни было характер.

Но так как признаётся, что гениальный Шекспир не может написать ничего плохого, то учёные люди все силы своего ума направляют на то, чтобы найти необычайные красоты в том, что составляет очевидный, режущий глаз, в особенности резко выразившийся в Гамлете, недостаток, состоящий в том, что у главного лица нет никакого характера. И вот глубокомысленные критики объявляют, что в этой драме в лице Гамлета выражен необыкновенно сильно совершенно новый и глубокий характер, состоящий именно в том, что у лица этого нет характера и что в этом-то отсутствии характера и состоит гениальность создания глубокомысленного характера. И, решив это, учёные критики пишут тома за томами, так что восхваления и разъяснения величия и важности изображения характера человека, не имеющего характера, составляют громадные библиотеки. Правда, некоторые из критиков иногда робко высказывают мысль о том, что есть что-то странное в этом лице, что Гамлет есть неразъяснимая загадка, но никто не решается сказать того, что царь голый, что ясно как день, что Шекспир не сумел, да и не хотел придать никакого характера Гамлету и не понимал даже, что это нужно...

Так что ни характеры Лира, ни Отелло, ни Фальстафа, ни тем менее Гамлета никак не подтверждают существующее мнение о том, что сила Шекспира состоит в изображении характеров...

"Ну, а глубокомысленные речи и изречения, произносимые действующими лицами Шекспира?" - скажут хвалители Шекспира...

Мысли и изречения можно ценить, отвечу я, в прозаическом произведении, в трактате, собрании афоризмов, но не в художественном драматическом произведении, цель которого вызвать сочувствие к тому, что представляется. И потому речи и изречения Шекспира, если бы они и содержали очень много глубоких и новых мыслей, чего нет в них, не могут составлять достоинства художественного поэтического произведения. Напротив, речи эти, высказанные в несвойственных условиях, только могут портить художественные произведения...

У Шекспира всё преувеличено: преувеличены поступки, преувеличены последствия их, преувеличены речи действующих лиц, и потому на каждом шагу нарушается возможность художественного впечатления.

Что бы ни говорили, как бы ни восхищались произведениями Шекспира, какие бы ни приписывали им достоинства, несомненно то, что он не был художником, и произведения его не суть художественные произведения. Без чувства меры никогда не было и не может быть художника, так, как без чувства ритма не может быть музыканта...

Произведения Шекспира заимствованные, внешним образом, мозаически, искусственно склеенные из кусочков, выдуманные на случай сочинения, совершенно ничего не имеющие общего с художеством и поэзией...

Но, может быть, высота миросозерцания Шекспира такова, что если он и не удовлетворяет требованиям эстетики, он открывает нам такое новое и важное для людей миросозерцание, что ввиду важности этого открываемого им миросозерцания становятся незаметны все его недостатки как художника? Так и говорят хвалители Шекспира...

В чём же состоит этот бесспорный этический авторитет избраннейшего учителя в мире и жизни? Гервинус посвящает этому разъяснению... около пятидесяти страниц...

Этический авторитет этот самого высокого учителя жизни, по мнению Гервинуса, состоит в следующем. Исходная точка нравственного миросозерцания Шекспира, говорит Гервинус, та, что человек одарён силами деятельности и силами определения этой деятельности. И потому Шекспир считает хорошим, должным для человека то, чтобы он действовал (как будто человек может не действовать)... При этом счастье и успех, по Шекспиру, достигаются людьми, обладающими таким деятельным характером, совсем не благодаря большему превосходству их натуры; напротив того, несмотря на меньшие их дарования, способность к деятельности сама по себе даёт им всегда преимущество перед бездеятельностью, совершенно независимо от того, вытекает ли бездеятельность одних из прекрасных, а деятельность других - из дурных побуждений.

"Деятельность есть добро, недеятельность - зло. Деятельность превращает зло в добро"... Иными словами, Шекспир, по Гервинусу, смерть и убийство из честолюбия предпочитает воздержанию и мудрости... Он учит, что мораль, так же как и политика, такая материя, в которой, вследствие сложности случаев и мотивов, нельзя установить какие-либо правила. "С точки зрения Шекспира, нет положительных религиозных и нравственных законов, которые могли бы создать подходящие для всех случаев предписания для правильных нравственных поступков".

Яснее всего выражает Гервинус всю нравственную теорию Шекспира тем, что Шекспир не пишет для тех классов, которым годятся определённые религиозные правила и законы (то есть для 0,999 людей), но для образованных, которые усвоили себе здоровый жизненный такт и такое самочувствие, при котором совесть, разум и воля, соединяясь воедино, направляются к достойным жизненным целям... Собственность, семейство, государство - священны. Стремление же к признанию равенства людей - безумие. Осуществление его привело бы человечество к величайшей беде...

Таково мировоззрение Шекспира по разъяснению величайшего его знатока и хвалителя.

Другой же новейший хвалитель Шекспира, Брандес, прибавляет к этому ещё следующее: "Конечно, никто не может сохранить своей жизни совершенно чистой от неправды, от обмана и от нанесения вреда другим. Но неправда и обман не всегда бывают пороком, и даже вред, причиняемый другим людям, - не непременно порок: он часто лишь необходимость, дозволенное оружие, право. В сущности, Шекспир всегда полагал, что нет безусловных запретов или безусловных обязанностей..."

Иными словами, Шекспир ясно видит теперь, что мораль цели есть единственная истинная, единственная возможная. Так что, по Брандесу, основной принцип Шекспира, за который он восхваляет его, состоит в том, что цель оправдывает средства...

Если прибавить к этому ещё шовинистический английский патриотизм, проводимый во всех исторических драмах, такой патриотизм, вследствие которого английский престол есть нечто священное, англичане всегда побеждают французов, избивая тысячи и теряя только десятки... англичане - герои, а греки - трусы и изменники и т.п., то таково будет мировоззрение мудрейшего учителя жизни по изложению величайших его хвалителей. И кто прочтёт внимательно произведения Шекспира, не может не признать, что определение этого мировоззрения Шекспира его хвалителями совершенно верно.

Достоинства всякого поэтического произведения определяются тремя свойствами:

1) Содержанием произведения: чем содержание значительнее, то есть важнее для жизни людской, тем произведение выше.

2) Внешней красотой, достигаемой техникой, соответственной роду искусства. Так, в драматическом искусстве техникой будет: верный, соответствующий характерам лиц, язык, естественная и вместе с тем трогательная завязка, правильное ведение сцен, проявления и развития чувства и чувство меры во всём изображаемом.

3) Искренностью, то есть тем, чтобы автор сам живо чувствовал изображаемое им. Без этого условия не может быть никакого произведения искусства, так как сущность искусства состоит в заражении воспринимающего произведение искусства чувством автора. Если же автор не почувствовал того, что изображает, то воспринимающий не заражается чувством автора, не испытывает никакого чувства, и произведение не может уже быть причислено к предметам искусства.

Содержание пьес Шекспира, как это видно по разъяснению его наибольших хвалителей, есть самое низменное пошлое миросозерцание, считающее внешнюю высоту сильных мира действительным преимуществом людей, презирающее толпу, то есть рабочий класс, отрицающее всякие, не только религиозные, но и гуманитарные стремления, направленные к изменению существующего строя.

Второе условие тоже, за исключением ведения сцен, в котором выражается движение чувства, совершенно отсутствует у Шекспира. У него нет естественности положений, нет языка действующих лиц, главное, нет чувства меры, без которого произведение не может быть художественным.

Третье же и главное условие - искренность - совершенно отсутствует во всех сочинениях Шекспира. Во всех их видна умышленная искусственность, видно, что он не всерьёз, что он балуется словами.

Произведения Шекспира не отвечают требованиям всякого искусства, и, кроме того, направление их самое низменное, безнравственное. Что же значит та великая слава, которою вот уже более ста лет пользуются эти произведения?

Ответ на этот вопрос тем более кажется труден, что, если бы сочинения Шекспира имели хоть какие-нибудь достоинства, было бы хоть сколько-нибудь понятно увлечение ими по каким-нибудь причинам, вызвавших неподобающие им преувеличенные похвалы. Но здесь сходятся две крайности: ниже всякой критики, ничтожные, пошлые и безнравственные произведения, и безумная всеобщая похвала, превозносящая эти сочинения выше всего того, что когда-либо было произведено человечеством.

Как объяснить это?

Много раз в продолжение моей жизни мне приходилось рассуждать о Шекспире с хвалителями его, не только с людьми, мало чуткими к поэзии, но с людьми, живо чувствующими поэтические красоты, как Тургенев, Фет и др., и всякий раз я встречал одно и то же отношение к моему несогласию с восхвалением Шекспира.

Мне не возражали, когда я указывал на недостатки Шекспира, но только соболезновали в моём непонимании и внушали мне необходимость признать необычайное, сверхъестественное величие Шекспира, и мне не объясняли, в чём состоят красоты Шекспира, а только неопределённо и преувеличенно восторгались всем Шекспиром, восхваляя некоторые излюбленные места...

"Откройте, - говорил я таким хвалителям, - где хотите или где придётся Шекспира, - и вы увидите, что не найдёте никогда подряд десять строчек понятных, естественных, свойственных лицу, которое их говорит, и производящих художественное впечатление" (опыт этот может сделать всякий)...

Так что вообще я встречал в поклонниках Шекспира, при моих попытках получить объяснение величия его, совершенно то же отношение, какое встречал и встречается обыкновенно в защитниках каких-либо догматов, принятых не рассуждением, а верой. И это-то отношение хвалителей Шекспира к своему предмету, отношение, которое можно встретить и во всех неопределённо-туманных восторженных статьях о Шекспире и в разговорах о нём, дало мне ключ к пониманию причины славы Шекспира.

Объяснение этой удивительной славы есть только одно: слава эта есть одно из тех эпидемических внушений, которым всегда подвергались и подвергаются люди. Такие неразумные внушения всегда были и есть во всех областях человеческой жизни: религиозной, философской, политической, экономической, научной, художественной, вообще литературной; и люди ясно видят безумие этих внушений только тогда, когда освобождаются от них. До тех же пор, пока они находятся под влиянием их, внушения эти кажутся им столь несомненными истинами, что они не считают нужным и возможным рассуждение о них. С развитием прессы эпидемии эти сделались особенно поразительны...

Ещё во времена Рима было замечено, что у книг есть свои и часто очень странные судьбы: неуспеха, несмотря на высокие достоинства их, и огромного, незаслуженного успеха, несмотря на их ничтожество. И было высказано изречение: судьбы книги зависят от понимания тех людей, которые их читают...

До конца 18-го столетия Шекспир не только не имел в Англии особенной славы, но ценился ниже других современных драматургов: Бен Джонсона, Флетчера, Бомона и др. Слава эта началась в Германии, а оттуда уже перешла в Англию. Случилось это вот почему.

Искусство, в особенности драматическое искусство, требующее для себя больших приготовлений, затрат труда, всегда было религиозное, то есть имело целью вызывать в людях уяснение того отношения человека к Богу, до которого достигли в известное время передовые люди того общества людей, в котором проявлялось искусство.

Так это должно быть по существу дела и так это было всегда у всех народов... И всегда происходило то, что с огрублением религиозных форм искусство более и более уклонялось от своей первоначальной цели и вместо религиозного служения задавалось не религиозными, а мирскими целями удовлетворения требованиям толпы или сильных мира, то есть целям развлечения и увеселения.

Это уклонение искусства от своего истинного, высокого назначения происходило везде, произошло и в христианстве.

Первые проявления христианского искусства были богослужения в храмах: совершение таинств и самое обычное - литургия. Когда же, со временем, формы этого богослужения искусства оказались недостаточными, появились мистерии, изображавшие те события, которые считались самыми важными в христианском религиозном миросозерцании. Потом, когда с 13-го, 14-го веков центр тяжести христианского учения стал всё более и более переноситься из поклонения Христу, как Богу, в уяснение его учения и следование ему, формы мистерий, изображавших внешние христианские явления, стали недостаточны, и потребовались новые формы. И как выражение этого стремления явились моралитэ, драматические представления, в которых действующими лицами были олицетворения христианских добродетелей и противоположных им пороков.

Но аллегория по самому роду своему, как искусство низшего рода, не могла заменить прежних религиозных драм; новая же форма драматического искусства, соответствующая пониманию христианства как учения о жизни, ещё не была найдена. И драматическое искусство, не имея религиозного основания, стало во всех христианских странах всё более и более уклоняться от своего высокого назначения и вместо служения Богу стало служить толпе (я разумею под толпой не одно простонародье, но большинство людей безнравственных или не нравственных и равнодушных к высшим вопросам жизни человеческой). Содействовало этому уклонению ещё и то, что в это самое время были узнаны и восстановлены неизвестные ещё до тех пор в христианском мире греческие мыслители, поэты и драматурги. И поэтому, не успев ещё выработать себе ясной, соответствующей новому христианскому мировоззрению, как учению о жизни, формы драматического искусства и вместе с тем признавала недостаточной прежнюю форму мистерии моралитэ, писатели 15-го, 16-го веков в поисках за новой формой, естественно, стали подражать привлекательным по своему изяществу и новизне вновь открытым греческим образцам. А так как преимущественно могли пользоваться в то время драматическими представлениями только сильные мира сего, короли, принцы, князья, придворные - люди, наименее религиозные и не только совершенно равнодушные к вопросам религии, но большей частью совершенно развращённые, то, удовлетворяя требованиям своей публики, драма 15-го, 16-го и 17-го веков уже совершенно отказалась от всякого религиозного содержания. И произошло то, что драма, имевшая прежде высокое религиозное назначение и только при этом условии могущая занимать важное место в жизни человечества, стала, как во времена Рима, зрелищем, забавой, развлечением, но только с той разницей, что в Риме зрелища были всенародные, в христианском же мире 15-го, 16-го и 17-го веков это были зрелища преимущественно предназначенные для развращённых королей и высших сословий.

Такова была драма испанская, английская, итальянская и французская.

Драмы этого времени, составляющиеся во всех этих странах преимущественно по древним греческим образцам из поэм, легенд, жизнеописаний, естественно отражали на себе характеры национальностей: в Италии преимущественно выработалась комедия с смешными положениями и лицами. В Испании процветала светская драма с сложными завязками и древними, историческими героями. Особенностью английской драмы были грубые эффекты происходивших на сцене убийств, казней, сражений и народные комические интермедии. Ни итальянская, ни испанская, ни английская драма не имели европейской известности, а все они пользовались успехом только в своих странах. Всеобщею известностью, благодаря изяществу своего языка и талантливости писателей, пользовалась только французская драма...

Так продолжалось до конца 18-го столетия. В конце же этого столетия случилось следующее. В Германии, не имевшей даже посредственных драматических писателей, все образованные люди, вместе с Фридрихом Великим, преклонялись перед французской псевдоклассической драмой. А между тем в это самое время появился в Германии кружок образованных, талантливых писателей и поэтов, которые стали искать новой, более свободной драматической формы...

Шекспировскую драму они избрали из всех других английских драм по тому мастерству ведения сцен, которое составляло особенность Шекспира.

Во главе кружка стоял Гёте, бывший в то время диктатором общественного мнения в вопросах эстетических. И он-то, вследствие отчасти желания разрушить обаяние ложного французского искусства, отчасти вследствие желания дать больший простор своей драматической деятельности, главное же вследствие совпадения своего миросозерцания с миросозерцанием Шекспира, провозгласил Шекспира великим поэтом. Когда же эта неправда была провозглашена авторитетным Гёте, на неё, как вороны на падаль, набросились все те эстетические критики, которые не понимают искусства, и стали отыскивать в Шекспире несуществующие красоты и восхвалять их...

Вот эти-то люди и были главными виновниками славы Шекспира...

Эти-то эстетические критики писали глубокомысленные трактаты о Шекспире (написано 11000 томов о нём и составлена целая наука - шекспирология); публика же всё больше и больше интересовалась, а учёные критики всё более и более разъясняли, то есть путали и восхваляли.

Так что первая причина славы Шекспира была та, что немцам надо было противопоставить надоевшей им и действительно скучной, холодной драме более живую и свободную. Вторая причина была та, что молодым немецким писателям нужен был образец для писания своих драм. Третья и главная причина была деятельность лишённых эстетического чувства учёных и усердных эстетических немецких критиков, составивших теорию объективного искусства, то есть сознательно отрицающую религиозное содержание драмы...

Под религиозным содержанием искусства я разумею не внешнее поучение в художественной форме каким-либо религиозным истинам и не аллегорическое изображение этих истин, а определённое, соответствующее высшему в данное время религиозному пониманию мировоззрение, которое, служа побудительной причиной сочинения драмы, бессознательно для автора проникает всё его произведение. Так это всегда было для истинного художника вообще и для драматурга в особенности. Так что, как это было, когда драма была серьёзным делом, и как это должно быть по существу дела, писать драму может только тот, кому есть что сказать людям, и сказать нечто самое важное для людей, об отношении человека к Богу, к миру, ко всему вечному, бесконечному.

Когда же благодаря немецким теориям об объективном искусстве установилось понятие о том, что для драмы это совершенно не нужно, то очевидно, что писатель, как Шекспир, не установивший в своей душе соответствующих времени религиозных убеждений, даже не имевший никаких убеждений, но нагромождавший в своих драмах всевозможные события, ужасы, шутовства, рассуждения и эффекты, представлялся гениальнейшим драматическим писателем.

Но это все внешние причины, основная же, внутренняя причина славы Шекспира была и есть та, что драмы его... соответствовали тому арелигиозному и безнравственному настроению людей высшего сословия нашего мира...

Ряд случайностей сделал то, что Гёте, в начале прошлого столетия бывший диктатором философского мышления и эстетических законов, похвалил Шекспира, эстетические критики подхватили эту похвалу и стали писать свои длинные, туманные статьи, и большая европейская публика стала восхищаться Шекспиром. Критики, отвечая на интересы публики, стараясь, соревнуя между собой, писали новые и новые статьи о Шекспире, читатели же и зрители ещё более утверждались в своём восхищении, и слава Шекспира, как снежный ком, росла и росла и доросла в наше время до того безумного восхваления, которое, очевидно, не имеет никакого основания, кроме внушения...

"Шекспир... величайший... гений... реформатор всей литературы... пророк..."

Очевидная преувеличенность этой оценки убедительнее всего показывает то, что оценка эта есть последствие не здравого рассуждения, а внушения...

Внушение же всегда есть ложь, а всякая ложь есть зло. И действительно, внушение в том, что произведения Шекспира суть великие и гениальные произведения, представляющие верх как эстетического, так и этического совершенства, принесло и приносит великий вред людям.

Вред этот проявляется двояко: во-первых, в падении драмы и замене этого важного орудия прогресса пустой, безнравственной забавой и, во-вторых, прямым развращением людей посредством выставления перед ними ложных образцов подражания.

Жизнь человечества совершенствуется только вследствие уяснения религиозного сознания (единственного начала, прочно соединяющего людей между собою). Уяснение религиозного сознания людей совершается всеми сторонами духовной деятельности человеческой. Одна из сторон этой деятельности есть искусство. Одна из частей искусства, едва ли не самая влиятельная, есть драма. И поэтому драма для того, чтобы иметь значение, которое ей приписывается, должна служить уяснению религиозного сознания...

Я думаю, что чем скорее люди освободятся от ложного восхваления Шекспира, тем это будет лучше. Во-первых, потому, что, освободившись от этой лжи, люди должны будут понять, что драма, не имеющая в своей основе религиозного начала, есть не только не важное, хорошее дело, как это думают теперь, но самое пошлое и презренное дело. А поняв это, должны будут искать и вырабатывать ту новую форму современной драмы, той драмы, которая будет служить уяснением и утверждением в людях высшей ступени религиозного сознания; а во-вторых, потому, что люди, освободившись от этого гипноза, поймут, что ничтожные и безнравственные произведения Шекспира и его подражателей, имеющие целью только развлечение и забаву зрителей, никак не могут быть учителями жизни и что учение о жизни, покуда нет настоящей религиозной драмы, надо искать в других источниках.

-------------------------------

Книжный вопрос: "Назовите одну из ключевых эпох в истории европейской культуры, связанную с бурным развитием научной, философской и общественной мысли, в основе которого лежали рационализм и свободомыслие.

Правильный ответ: эпоха Просвещения.

Читаем книгу: Иоганн Вольфганг Гёте "Фауст".

Книжный вопрос: "Назовите имя героя сочинения Александра Сергеевича Пушкина, сказавшего следующие слова: "Мне скучно, бес...".

Правильный ответ: Фауст.

"Это сочинение Александра Сергеевича Пушкина, сцена из "Фауста":

- Мне скучно, бес...

- Что делать, Фауст..."

Читаем книгу: Иоганн Вольфганг Гёте "Фауст".

Эта трагедия принадлежит к числу самых известных произведений мировой литературы, её признанных шедевров. В этом сочинении отразилась вся глубина литературных, философских и научных исканий Гёте. Место действия в трагедии - всё мироздание. Главный конфликт разыгрывается между силами Добра и зла, Светом и тьмой, Высоким и низменным. Главная интрига заключается в том, что Господь Бог, поспорив с Мефистофелем, Сатаной, разрешает тому подвергнуть своего самого верного слугу Фауста любым искушениям, утверждая, что Фауст одержит победу и выстоит. Главный искуситель начинает свою охоту за доктором Фаустом, который пройдёт через испытания любовью, властью, высшим знанием, преступлением, могуществом и свободой.

"- ...И всё же философы утверждали, что теория сера, а вечно зелено дерево жизни...

- Знаток... Между прочим, какой это философ утверждал?

- Из древних.

- Из древних! Ну да, всё, что до революции, у него из древних. К вашему сведению, это Гёте. Был такой древний поэт. Была у него такая пьеса - "Фауст", и произносит эти слова Мефистофель, желая вызвать сомнения у Фауста... А Фауст был учёный, а не аспирант. Можно сказать, академик. А у вас ещё конь не валялся. Всё рассуждаете. Так вы и останетесь вечнозелёным деревом...

Чтобы к понедельнику прочитали "Фауста". Небось всякими Хемингуэями упиваетесь...

- Я этого "Фауста"... я его наизусть выучу!..

- Наука - это лес дремучий. Не видно ничего вблизи...

- Всё же прочёл "Фауста"?

- Прочёл. Надо бы ещё перечесть, да разве успеешь. Сколько книг написано хороших, кошмар! Человечеству хватит на сотню лет. Да ещё сколько фильмов, пьес, музыки! Это если только одни шедевры брать. Хватит. Я бы прикрыл искусство лет на двадцать...

- Вот кто мракобес..."

18 век... Иоганн Вольфганг Гёте (1749 - 1832) ФАУСТ

Остановись мгновенье, ты прекрасно!

"Трагедия "Фауст" - великое произведение, созданное гениальным немецким поэтом. В ней поиски смысла бытия, вечное стремление человека постигнуть тайну мироздания, коллизия созерцательного и действенного отношения к жизни расширяются до "рокового" вопроса о возможностях и пределах человеческого разума и духа.

Гёте представляет, быть может, единственный в истории человеческой мысли пример сочетания в одном человеке великого поэта, глубокого мыслителя и выдающегося учёного"...

В сферу исследований и научных интересов Гёте вошли геология и минералогия, оптика и ботаника, зоология, анатомия и остеология; и в каждой из этих областей естествознания он развивал столь же самостоятельную новаторскую деятельность, как и в поэзии.

Обращение Гёте к различным литературным жанрам и научным дисциплинам теснейшим образом связано с его горячим желанием разрешить на основе всё более обширного опыта постоянно занимавший его вопрос: как должен жить человек, ревнуя о высшей цели? Не успокоенность, а борьбу, упорные поиски истины всеми доступными путями и способами - вот что на деле означала универсальность Гёте. Занимаясь естествознанием, вступая "в молчаливое общение с безграничной, неслышно говорящей природой", пытливо вникая в её "открытые тайны", Гёте твёрдо надеялся постигнуть заодно и "тайну" (то есть законы) исторического бытия человечества...

"Фауст" занимает особое место в творчестве великого поэта. В нём мы вправе видеть идейный итог его более чем шестидесятилетней кипучей творческой деятельности. "Фауст" начат в 1772 году и закончен за год до смерти поэта, в 1831 году. С неслыханной смелостью и с уверенной мудрой осторожностью Гёте на протяжении всей своей жизни вкладывал в это творение свои самые заветные и светлые догадки. "Фауст" - вершина помыслов и чувствований великого немца. Всё лучшее, истинно живое в поэзии и универсальном мышлении Гёте здесь нашло своё наиболее полное выражение.

"Есть высшая смелость: смелость изобретения, создания, где план обширный объемлется творческой мыслью, - такова смелость... Гёте в Фаусте..." (Пушкин).

Герой народной легенды, доктор Иоганн Фауст, - лицо историческое. Он скитался по городам протестантской Германии в бурную эпоху Реформации и крестьянских войн. Фауст стал героем ряда поколений немецкого народа. Одна из этих книжек о знаменитом народном герое попала в руки маленькому Вольфгангу Гёте ещё в родительском доме...

Почти все "бурные гении" написали своего "Фауста". Но общепризнанным его творцом был и остаётся только Гёте...

Молодой Гёте был занят целым рядом драматических замыслов, героями которых являлись сильные личности, оставившие заметных след в истории. То это был основатель новой религии Магомет, то великий полководец Юлий Цезарь, то философ Сократ, то легендарный Прометей, богоборец и друг человечества. но все эти образы великих героев, которые Гёте противопоставлял немецкой действительности, вытеснил глубоко народный образ Фауста, сопутствовавший поэту в течение долгого шестидесятилетия...

Гёте сообщил стиху замечательную гибкость интонации, как нельзя лучше передающей и солёную народную шутка, и высшие взлёты ума, и тончайшие движения чувства... В уста Господа Гёте вкладывает собственные воззрения на человека - свою веру в оптимистическое разрешение человеческой истории.

Завязка "Фауста" дана в "Прологе на небе"...

Господь, небесное воинство, потом Мефистофель. Три архангела.

Рафаил ... Дивятся ангелы Господни,

Окинув взором весь предел.

Как в первый день, так и сегодня

Безмерна слава Божьих дел.

Гавриил И с непонятной быстротою

Внизу вращается земля,

На ночь со страшной темнотою

И светлый полдень круг деля.

И море пеной волн одето,

И в камни пеной бьёт прибой,

И камни с морем мчит планета

По кругу вечно за собой.

Михаил ...Но мы, Господь, благоговеем

Пред дивным промыслом твоим.

Мы, ангелы твои Господни,

Окинув взором весь предел,

Поём, как в первый день, сегодня

Хвалу величью Божьих дел.

Мефистофель, прерывая славословия архангелов, утверждает, что на земле...

К тебе попал я, Боже, на приём,

Чтоб доложить о нашем положенье,

Вот почему я в обществе твоём

И всех, кто состоит тут в услуженье.

Но если б я произносил тирады,

Как ангелов высокопарный лик,

Тебя бы насмешил я до упаду,

Когда бы ты смеяться не отвык.

Я о планетах говорить стесняюсь,

Я расскажу, как люди бьются, маясь.

Божок вселенной, человек таков,

Каким и был он испокон веков.

Он лучше б жил чуть-чуть, не озари

Его ты Божьей искрой изнутри.

Он эту искру разумом зовёт

И с этой искрой скот скотом живёт.

Прошу простить, но по своим приёмам

Он кажется каким-то насекомым...

Да, Господи, там беспросветный мрак,

И человеку бедному так худо,

Что даже я щажу его покуда...

Господь выдвигает, в противовес жалким, погрязшим в ничтожестве людям, о которых говорит Мефистофель, ревностного правдоискателя Фауста. Мефистофель удивлён: в мучительных исканиях доктора Фауста, в его раздвоенности, в том, что Фауст

...требует у неба звёзд в награду

И лучших наслаждений у земли, -

он видит тем более верный залог его погибели. Убеждённый в верности своей игры, он заявляет Господу, что берётся отбить у него этого "сумасброда"...

Поспоримте! Увидите воочью,

У вас я сумасброда отобью,

Немного взявши в выучку свою.

Но дайте мне на это полномочья.

Господь принимает вызов Мефистофеля.

Они тебе даны. Ты можешь гнать,

Пока он жив, его по всем уступам.

Кто ищет - вынужден блуждать.

Он уверен не только в том, что Фауст

Чутьём, по собственной охоте

Он вырвется из тупика, -

но и в том, что Мефистофель своими происками лишь поможет упорному правдоискателю достигнуть высшей истины.

Тема раздвоенности Фауста проходит через всю драму. Но эта раздвоенность совсем особого рода, не имеющая ничего общего со слабостью воли или отсутствием целеустремлённости. Фауст хочет постигнуть "вселенной внутреннюю связь" и вместе с тем предаться неутомимой практической деятельности, жить в полный разворот своих нравственных и физических сил. Фауста тянет и к "созерцанию", и к "деятельности", и к "теории", и к "практике". Он хочет проникнуть в сокровенный смысл природы и истории человечества. Разочарованный в мёртвых догмах и застойных схоластических формулах премудрости, Фауст обращается к магии. Он открывает трактат Нострадама на странице, где выведен "знак макрокосма", и видит сложную работу механизма мироздания. Но зрелище беспрерывно обновляющихся мировых сил его не утешает: Фауст чужд пассивной созерцательности. Ему ближе знак действенного "земного духа", ибо он и сам мечтает о великих подвигах.

Я богословьем овладел,

Над философией корпел,

Юриспруденцию долбил

И медицину изучил.

Однако я при этом всём

Был и остался дураком.

В магистрах, в докторах хожу

И за нос десять лет вожу

Учеников, как буквоед,

Толкуя так и сяк предмет.

Но знанья это дать не может,

И этот вывод мне сердце гложет...

И к магии я обратился,

Чтоб дух по зову мне явился

И тайну бытия открыл.

Чтоб я, невежда, без конца

Не корчил больше мудреца,

А понял бы, уединяясь,

Вселенной внутреннюю связь,

Постиг всё сущее в основе

И не вдавался в суесловье.

Знак макрокосма Какой восторг и сил какой напор

Во мне рождает это начертанье!

Я оживаю, глядя на узор,

И вновь бужу уснувшие желанья.

Кто из богов придумал этот знак?

Какое исцеленье от унынья

Даёт мне сочетанье этих линий!

Знак земного духа Я больше этот знак люблю.

Мне дух земли родней, желанней.

Благодаря его влиянью

Я рвусь вперёд, как во хмелю.

Тогда, ручаюсь головой,

Готов за всех отдать я душу

И твёрдо знаю, что не струшу

В крушенья час свой роковой.

На троекратный призыв Фауста является "дух земли"...

Молил меня к нему явиться,

Услышать жаждал, увидать,

Я сжалился, пришёл и, глядь,

В испуге вижу духовидца!

Ну что ж, дерзай, сверхчеловек!

Где чувств твоих и мыслей пламя?

Что ж, возомнив сравняться с нами,

Ты к помощи моей прибег?..

Дух отступается от заклинателя потому, что тот ещё не отважился действовать.

Я, образ и подобье Божье...

В этот миг величайших надежд и разочарований входит Вагнер, адъюнкт Фауста. Их диалог ещё более чётко обрисовывает мятущийся характер героя.

Вагнер Простите, не из греческих трагедий

Вы только что читали монолог?

Осмелился зайти к вам, чтоб в беседе

У вас взять декламации урок.

Чтоб проповедник шёл с успехом в гору,

Пусть учится паренью у актёра.

Фауст Да, если проповедник сам актёр,

Как наблюдается с недавних пор.

Мы век проводим за трудами дома

И только в праздник видим мир в очки.

Как управлять нам паствой незнакомой,

Когда мы от её так далеки?

Где нет нутра, там не поможешь потом.

Цена таким усильям медный грош.

Лишь проповеди искренним полётом

Наставник в вере может быть хорош.

А тот, кто мыслью беден и усидчив,

Кропает понапрасну пересказ

Заимствованных отовсюду фраз,

Всё дело выдержками ограничив.

Он, может быть, создаст авторитет

Среди детей и дурней недалёких,

Но без души и помыслов высоких

Живых путей от сердца к сердцу нет.

Но много значит дикция и слог,

Я чувствую, ещё я в этом плох.

Учитесь честно достигать успеха

И привлекать благодаря уму...

Когда всерьёз владеет что-то вами,

Не станете вы гнаться за словами,

А рассужденья, полные прикрас,

Чем обороты ярче и цветистей,

Наводят скуку, как в осенний час

Вой ветра, обрывающего листья.

Ах, господи, но жизнь-то недолга,

А путь к познанью дальний. Страшно вчуже!

И так уж ваш покорнейший слуга

Пыхтит от рвенья, а не стало б хуже!

Иной на то полжизни тратит,

Чтоб до источников дойти,

Глядишь - его на полпути

Удар от прилежанья хватит.

Пергаменты не утоляют жажды.

Ключ мудрости не на страницах книг.

Кто к тайнам жизни рвётся мыслью каждой,

В своей душе находит их родник.

Однако есть ли что милей на свете,

Чем уноситься в дух былых столетий

И умозаключать из их работ,

Как далеко шагнули мы вперёд?..

Но вот Фауст снова один, снова продолжает бороться со своими сомнениями...

Охота надрываться чудаку!

Он клада ищет жадными руками

И, как находке, рад, копаясь в хламе,

Любому дождевому червяку...

Я, названный подобьем Божества,

Возмнил себя и вправду богоравным.

Насколько в этом ослепленье явном

Я переоценил свои права!..

Как быть с внушеньями и снами,

С мечтами? Следовать ли им?

Что трудности, когда мы сами

Себе мешаем и вредим!

Мы побороть не в силах скуки серой,

Нам голод сердца большей частью чужд,

И мы считаем праздною химерой

Всё, что превыше повседневных нужд.

Живейшие и лучшие мечты

В нас гибнут средь житейской суеты...

Не в прахе ли проходит жизнь моя

Средь этих книжных полок, как в неволе?

Не смейтесь надо мной деленьем шкал,

Естествоиспытателя приборы!

Я, как ключи к замку, вас подбирал,

Но у природы крепкие затворы.

То, что она желает скрыть в тени

Таинственного своего покрова,

Не выманить винтами шестерни,

Ни силами орудья никакого...

Наследовать достоин только тот,

Кто может к жизни приложить наследство...

Размышления приводят его к мысли о самоубийстве. Однако эта мысль продиктована не усталостью или отчаянием: Фауст хочет расстаться с жизнью лишь для того, чтобы слиться со вселенной и проникнуть в её тайну, купить истину ценою жизни.

Но отчего мой взор к себе так властно

Та склянка привлекает, как магнит?

В моей душе становится так ясно,

Как будто лунный свет в лесу разлит...

И я готов, расправив шире грудь...

К неведомым мирам направить путь.

О, эта высь, о, это просветленье!..

Чашу с отравой от его губ отводит внезапно раздавшийся пасхальный благовест...

Христос Воскрес!

Преодоление

Смерти и тления...

Христос Воскрес!

Грехопадения,

Смерти и тления

След с поколения

Смыт и исчез...

Вы мне вернули жизнь, колокола,

Как в памятные годы детской веры...

Я убегал на луговой откос,

Такая грусть меня обуревала!

Я плакал, упиваясь счастьем слёз,

И мир во мне рождался небывалый.

С тех пор в душе со Светлым воскресеньем

Связалось всё, что чисто и светло.

Оно мне веяньем своим весенним

С собой покончить не дало.

Я возвращён земле. Благодаренье

За это вам, святые песнопенья!..

Выстоим преданно

Все превращенья.

Нам заповедано

Это ученье...

В живом общении с народом мы видим Фауста в следующей сцене - "У ворот".

Да не беги ты! Видишь, сзади две, Второй студент

И обе из порядочного дома.

Одна из них с соседями в родстве.

И потому мы шапочно знакомы.

Раскланяемся с ними, подойдём

И совершим прогулку, вчетвером.

Нет, брат, одно стесненье эта знать. Первый студент

Я отдаю служанкам предпочтенье.

Та, что в субботу будет подметать,

Всех лучше приголубит в воскресенье...

Второй горожанин По праздникам нет лучше развлеченья,

Чем толки за стаканчиком вина,

Как в Турции далёкой, где война,

Сражаются руг с другом ополченья...

Третий горожанин Я тоже так смотрю, сосед.

Пусть у других неразбериха,

Передерись хотя весь свет,

Да только б дома было тихо...

Простые люди любят Фауста, чествуют его как врача-исцелителя. Он же, Фауст, самого низкого мнения о своём лекарском искусстве. Он сознаёт, что столь дорогая ему народная любовь не заслужена им, более того - держится на обмане.

Мне, доктор, поручил народ

Вам благодарность принести.

Вы оказали нам почёт,

Не погнушавшись к нам прийти.

Учёность ваша у крестьян

Прославлена и всем видна.

Вот полный доверху стакан,

И сколько капель в нём вина,

Пусть столько же счастливых дней

Вам Бог прибавит к жизни всей.

Фауст Желаю здравья вам в ответ

В теченье столь же многих лет...

День прожит, солнце с вышины

Уходит прочь в другие страны.

Зачем мне крылья не даны

С ним вровень мчаться неустанно!..

Вагнер Меня леса и нивы не влекут,

И зависти не будят птичьи крылья.

Моя отрада - мысленный полёт

По книгам, со страницы на страницу.

Зимой за чтеньем быстро ночь пройдёт,

Тепло по телу весело струится,

А если попадётся редкий том,

От радости я на небе седьмом.

Фауст Ты верен весь одной струне

И не задет другим недугом,

Но две души живут во мне,

И обе не в ладах друг с другом.

Одна как страсть любви, пылка

И жадно льнёт к земле всецело,

Другая вся за облака

Так и рванулась бы из тела...

Так замыкается круг: обе "души", заключённые в груди Фауста, "созерцательная" и "действенная", остаются неудовлетворёнными. В этот миг трагического недовольства к нему и является Мефистофель в образе пуделя.

Вагнер Пойдёмте, впрочем. На землю легла

Ночная сырость, нависает мгла,

Хорош по вечерам уют домашний!

На что, однако, вы вперили взор

И смотрите как вкопанный в упор?

Фауст Заметил, чёрный пёс бежит по пашне?..

Рабочая комната Фауста.

Оставил я поля и горы,

Окутанные тьмой ночной.

Открылось внутреннему взору

То лучшее, что движет мной.

В душе, смирившей вожделенья,

Свершается переворот.

Она с любовью к провиденью,

Любовью к ближнему живёт.

Пудель, уймись и по комнате тесной не бегай!..

Но вновь безволье и упадок,

И вялость в мыслях, и разброд.

Как часто этот беспорядок

За просветленьем настаёт!

Паденья эти и подъёмы

Как в совершенстве мне знакомы!

От них есть средство искони:

Лекарство от душевной лени -

Божественное откровенье,

Всесильное и в наши дни.

Всего сильнее им согреты

Страницы Нового Завета...

Неутомимый доктор трудится над переводом евангельского стиха: "В начале было Слово". Передавая его как "В начале было Дело", Фауст подчёркивает не только действенный, подвижно-материальный характер мира, но и собственную твёрдую решимость действовать. В этот миг он как бы предчувствует свой особый путь действенного познания. Проходя "чреду всё более высоких и чистых видов деятельности", освобождаясь от низких и корыстных стремлений, Фауст, по мысли автора, должен подняться на такую высоту деятельности, которая в то же время будет и наивысшей точкой познавательного созерцания: в повседневной суровой борьбе его умственному взору откроется высшая цель всего человеческого развития.

"В начале было Слово". С первых строк

Загадка. Так ли понял я намёк?

Ведь я так высоко не ставлю слова,

Чтоб думать, что оно всему основа.

"В начале Мысль была". Вот перевод.

Он ближе этот стих передаёт.

Подумаю, однако, чтобы сразу

Не погубить работы первой фразой.

Могли ли мысль в созданье жизнь вдохнуть?

"Была в начале Сила". Вот в чём суть.

Но после небольшого колебанья

Я отклоняю это толкованье.

Я был опять, как вижу, с толку сбит:

"В начале было Дело" - стих гласит...

Но пока Фауст лишь смутно предвидит этот предназначенный ему путь действенного познания: ещё он по-прежнему полагается на "магию" или на "откровение", почерпнутое в Священном писании.

Такая двойственность фаустовского сознания поддерживает в Мефистофеле твёрдый расчёт на то, что он завладеет душою Фауста. Теперь он является Фаусту, отбросив личину пуделя, "в одежде странствующего студента".

Фауст Ты кто?

Мефистофель Часть силы той, что без числа

Творит добро, всему желая зла.

Нельзя ли проще передать?

Я дух, всегда привыкший отрицать.

И с основаньем: ничего не надо.

Нет в мире вещи, стоящей пощады.

Творенье не годится никуда.

Итак, я то, что ваша мысль связала

С понятьем разрушенья, зла, вреда.

Вот прирождённое мой начало,

Моя среда...

Так вот он в чём, твой труд почтенный!

Не сладив в целом со вселенной,

Ты ей вредишь по мелочам?

И безуспешно, как я ни упрям.

Мир бытия - досадно малый штрих

Среди небытия пространств пустых.

Однако до сих пор он непреклонно

Мои нападки сносит без урона.

Я донимал его землетрясеньем,

Пожарами лесов и наводненьем, -

И хоть бы что! Я цели не достиг.

И море в целости, и материк.

А люди, звери и порода птичья,

Мори их не мори, им трын-трава.

Плодятся вечно эти существа.

И жизнь всегда имеется в наличье...

Но обольщение строптивого доктора даётся чёрту не так-то легко. Пока Мефистофель завлекает Фауста земными усладами, тот остаётся непреклонным.

Мефистофель Я убеждён, поладить мы сумеем

И сообща твою тоску рассеем...

Фауст В любом наряде буду я по праву

Тоску существованья сознавать.

Я слишком стар, чтоб знать одни забавы,

И слишком юн, чтоб вовсе не желать.

Что даст мне свет, чего я сам не знаю?..

Бог, обитающий в груди моей,

Влияет только на моё сознанье.

На внешний мир, на общий ход вещей

Не простирается его влиянье.

Мне тяжко от неполноты такой,

Я жизнь отверг и смерти жду с тоской.

Смерть - посетитель не ахти какой.

Блажен, к кому она в пылу сраженья,

Увенчанная лаврами, придёт,

Кого сразит средь развлечений

Или в объятьях девушки найдёт...

Я проклинаю самомненье,

Которым ум наш обуян,

И проклинаю мир явлений,

Обманчивых, как слой румян.

И обольщенье семьянина,

Детей, хозяйство и жену,

И наши сны, наполовину

Неисполнимые, кляну.

Кляну Мамона, власть наживы,

Растлившей в мире всё кругом,

Кляну святой любви порывы

И опьянение вином.

Я шлю проклятие надежде,

Переполняющей сердца,

Но более всего и прежде

Кляну терпение глупца.

О, бездна страданья Хор духов (незримо)

И море тоски...

Мефистофель Оставь заигрывать с тоской своей,

Точащею тебя, как коршун злобный.

Как ни плоха среда, но все подобны,

И человек немыслим без людей...

Давай столкуемся друг с другом,

Чтоб вместе жизни путь пройти.

Благодаря моим услугам

Не будешь ты скучать в пути.

Фауст А что ты требуешь в уплату?

Сочтёмся после, время ждёт...

Что можешь ты пообещать, бедняга?

Ты пищу дашь, не сытную ничуть.

Дашь золото, которое, как ртуть,

Меж пальцев растекается; зазнобу,

Которая, упав тебе на грудь,

Уж норовит к другому ушмыгнуть...

Увлечённый смелой мыслью развернуть с помощью Мефистофеля живую, всеобъемлющую деятельность, Фауст выставляет собственные условия договора: Мефистофель должен ему служить вплоть до первого мига, когда он, Фауст, успокоится, довольствуясь достигнутым:

Фауст Едва я миг отдельный возвеличу,

Вскричав: "Мгновение, повремени!" -

Всё кончено, и я твоя добыча,

И мне спасенья нет из западни.

Тогда вступает в силу наша сделка,

Тогда ты волен, - я закабалён.

Тогда пусть станет часовая стрелка,

По мне раздастся похоронный звон.

Мефистофель Имей в виду, я это всё запомню.

Не бойся, я от слов не отступлюсь...

Зачем ты горячишься? Не дури.

Листка довольно. Вот он наготове.

Изволь тут расписаться каплей крови.

Вот вздор! Но будь по-твоему: бери...

Кровь, надо знать, совсем особый сок.

Увы, тебя я не надую.

Я - твой, тебе принадлежу,

Раз обещаю к платежу

Себя и жизнь свою пустую,

Которой я не дорожу...

Мефистофель принимает условия Фауста. Он уверен, что всё мироздание, на охват которого - делом и мыслью - столь смело посягает Фауст, ему, как любому человеку, никогда не станет доступно. Краткосрочность всякой человеческой жизни Мефистофелю представляется непреодолимой преградой для такой познавательной и практической деятельности. Ведь Фауст "всего лишь человек". Постоянная неудовлетворённость в конце концов утомит его, и тогда он всё же "возвеличит отдельный миг" - недолговечную ценность "конечного" бытия и изменит своему стремлению к бесконечному совершенствованию.

Мефистофель В теченье многих тысяч лет

Жую я бытия галет,

Но без изжоги и отрыжки

Нельзя переварить коврижки.

Вселенная во весь объём

Доступна только провиденью.

У Бога светозарный дом,

Мы в беспросветной тьме живём,

Вам, людям, дал он во владенье

Чередованье ночи с днём.

Фауст А я осилю всё.

Похвально.

Но жизнь, к несчастью, коротка,

А путь до совершенства дальний,

Нужна помощника рука...

Довольно гнить в каморке!

Объедем мир! Я вдаль тебя маню!

Брось умствовать!..

Куда ж махнём?

Куда глаза глядят...

Студента, кстати, вижу я в окно.

Сейчас я занят. Он пришёл не в пору.

Я заменю тебя. Он ждёт давно.

Я в дом пущу его из коридора.

Дай шапку мне свою и балахон...

Мефистофель и студент...

Я здесь с недавних пор и рад

На человека бросить взгляд,

Снискавшего у всех признанье

И кем гордятся горожане.

Душевно тронут и польщён.

Таких, как я, здесь легион.

Вы осмотрелись тут отчасти?

Прошу принять во мне участье.

Для знанья, не щадя души,

Я к вам приехал из глуши.

Меня упрашивала мать

Так далеко не уезжать,

Но я мечтал о вашей школе.

Да, здесь вы разовьётесь вволю.

Скажу со всею прямотой:

Мне хочется уже домой.

От здешних тесных помещений

На мысль находит помраченье.

Кругом ни травки, ни куста,

Лишь сумрак, шум и духота.

От грохота аудиторий

Я глохну и с собой в раздоре.

Тут только в непривычке суть.

У матери не сразу грудь

Берёт глупыш новорождённый,

А после не отнять от лона.

Так всё сильней когда-нибудь

Вы будете к наукам льнуть.

Но если с первого же шага

Во мне отбили эту тягу?

Наметили вы или нет

Призвание и факультет?

Я б стать хотел большим учёным

И овладеть всем потаённым,

Что есть на небе и земле.

Естествознаньем в том числе.

Что ж, правильное направленье.

Всё дело будет в вашем рвенье...

Употребляйте с пользой время.

Учиться надо по системе.

Сперва хочу вам в долг вменить

На курсы логики ходить.

Ваш ум, нетронутый доныне,

На них приучит к дисциплине,

Чтоб взял он направленья ось,

Не разбредаясь вкривь и вкось...

За тьму оставшихся вопросов

Возьмётся вслед за тем философ

И объяснит, непогрешим,

Как подобает докам тёртым,

Что было первым и вторым

И стало третьим и четвёртым...

Не понял вас ни в малой доле.

Поймёте волею-неволей.

Для этого придётся впредь

В редукции понатореть,

Классифицируя поболе.

Час от часу не легче мне,

И словно голова в огне.

Ещё всем этим не пресытясь,

За метафизику возьмитесь.

Придайте глубины печать

Тому, чего нельзя понять.

Красивые обозначенья

Вас выведут из затрудненья.

Но более всего режим

Налаженный необходим.

Отсидкою часов учебных

Добьётесь отзывов хвалебных.

Хорошему ученику

Нельзя опаздывать к звонку.

Заучивайте на дому

Текст лекции по руководству.

Учитель, сохраняя сходство,

Весь курс читает по нему.

И всё же с жадной быстротой

Записывайте мыслей звенья.

Как будто эти откровенья

Продиктовал вам Дух Святой...

Какой же факультет избрать?

Законоведом мне не стать.

Вот поприще всех бесполезней.

Тут крючкотворам лишь лафа...

Да, мне юристом не бывать.

Я отношусь к ним с нелюбовью.

Отдамся лучше богословью.

О нет, собьётесь со стези!

Наука эта - лес дремучий.

Не видно ничего вблизи.

Исход единственный и лучший:

Профессору смотрите в рот

И повторяйте, что он врёт...

Да, но словам

Ведь соответствуют понятья.

Зачем в них углубляться вам?

Совсем ненужное занятье.

Бессодержательную речь

Всегда легко в слова облечь...

Простите, я вас отвлеку,

Но я расспросы дальше двину:

Не скажете ли новичку,

Как мне смотреть на медицину?..

Смысл медицины очень прост.

Вот общая её идея:

Всё в мире изучив до звёзд,

Всё за борт выбросьте позднее.

Зачем трудить мозги напрасно?

Валяйте лучше напрямик.

Кто улучит удобный миг,

Тот и устроится прекрасно...

Ступайте к дамам в будуар.

Они - податливый товар.

Их обмороки, ахи, охи,

Одышки и переполохи

Лечить возьмитесь не за страх -

И все они у вас в руках...

Вот эта область неплоха,

Теперь гораздо ближе мне вы.

Теория, мой друг, суха,

Но зеленеет жизни древо...

Мефистофель - "дух, всегда привыкший отрицать", хулитель земного несовершенства.

Я дух, всегда привыкший отрицать.

И с основаньем: ничего не надо.

Нет в мире вещи, стоящей пощады.

Творенье не годится никуда.

Фауст стремится "расширить" свою жизнь до жизни всего человечества. Он верит в лучшее будущее на этой земле.

Странствие Фауста в сопровождении Мефистофеля начинается...

Фауст Я в жизни не умел усвоить лоска

И в обществе застенчивей подростка.

Мефистофель Потрёшься меж людьми и, убеждён,

Усвоишь независимость и тон...

Колдовской напиток возвращает Фаусту его былую молодость...

А вам чего?

Шампанского, пожалуй,

Чтоб пена через край бежала...

Зачем во всём чуждаться иноземцев?

Есть и у них здоровое зерно.

Французы не компания для немцев,

Но можно пить французское вино.

Я кислых вин не пью. Моя лоза

Должна всех слаще быть в саду хозяйском.

Тогда что скажете вы о токайском?..

Кухня ведьмы...

Фауст Не старой бабке и кликуше

Мне три десятка сбросить с плеч.

И если у самой природы

Нет средства мне вернуть покой,

То нет моей хандре исхода

И нет надежды никакой.

Мефистофель Ты снова рассуждаешь здраво.

Есть средство посильней питья,

Но то - особая статья.

Едва ль оно тебе по нраву.

Что это?

Способ без затрат,

Без ведьм и бабок долго выжить.

Возделай поле или сад,

Возьмись копать или мотыжить.

Замкни работы в тесный круг,

Найди в них удовлетворенье.

Всю жизнь кормись плодами рук,

Скотине следуя в смиренье.

Вставай с коровами чуть свет,

Потей и не стыдись навоза -

Тебя на восемьдесят лет

Омолодит метаморфоза.

Жить без размаху? Никогда!

Не пристрастился б я к лопате,

К покою, к узости понятий.

Вот, значит, в ведьме и нужда.

Зачем нам обращаться к бабе?

Питья б ты сам сварить не мог?

Кухарничать не мой конёк,

Я навожу мосты над хлябью.

Готовить вытяжку из трав -

Труд непомерного терпенья.

Необходим спокойный нрав,

Чтоб выждать много лет броженья.

Тут к месту кропотливый дар,

Предмет по-женски щепетилен.

Хоть чёрт учил варить отвар,

Но сам сварить бессилен...

Ведьма и Мефистофель

Не узнаёшь? А я могу

Стереть, как твой прямой владыка,

С лица земли тебя, каргу,

С твоею обезьяньей кликой!..

Слепа, простите за приём!

Но что ж не вижу я копыта?

Где вороны из вашей свиты?

Всё в мире изменил прогресс.

Как быть? Меняется и бес...

Я просто обворожена,

Вас видя, душка-сатана!

Найди другие имена,

А это мне вредит во мненье.

Что вредного в его значенье?

Хоть в мифологию оно

Давным-давно занесено,

Но стало выражать презренье.

Злодеи - разговор иной,

Тех чтут, но плохо с сатаной.

Ты можешь звать меня бароном,

И я, как всякий князь и граф,

На то имея больше прав,

Горжусь своим гербом исконным.

Ха-ха-ха-ха! Года идут,

А вы всё тот же шалопут!

Все эти ведьмы льнут ко мне.

Учись, как с ними обходиться.

Чем я могу вам пригодиться?

Нужда у нас в твоём вине...

Маргарита - первое искушение на пути Фауста, первый соблазн возвеличить отдельный "прекрасный миг"...

Мефистофель и Маргарита...

Влюблённых мания - подарки...

Не дай мне Бог любви изведать силу.

Утрата милого меня б убила.

Бояться горя - счастия не знать...

При склонностях таких благоговейных

Вы созданы для радостей семейных...

Покориться чарам Маргариты означало бы подписать мировую с окружающей действительностью...

Сад... Фауст и Маргарита... Марта и Мефистофель...

Маргарита Моя незанимательная речь

Не может вас ни капельки увлечь.

Фауст Один лишь взгляд, один лишь голос твой,

Дороже мне всей мудрости земной...

Да, с глаз долой, из сердца вон небось?

Вы вежливы, вот всё и объясненье.

У вас друзей учёных тьма, хоть брось.

Я с ними не могу идти в сравненье.

Поверь, мой ангел, то, что мы зовём

Учёностью, подчас одно тщеславье.

Ужель?

О, как в неведенье своём

Невинность блещет, как алмаз в оправе.

Не помышляя о своей цене,

Своих достоинств ни во что не ставя!..

Но временами я теряла силы...

Почувствуешь себя такой разбитой!

Зато как сладок съеденный кусок,

Как дорог отдых и как сон глубок!..

Марта Так вы в разъездах, стало быть, всегда?

Мефистофель Проклятое занятие такое.

Стрелою мчишься через города

И ни в каком нельзя пожить в покое.

По молодости всё нам нипочём,

Свищи в кулак да по дорогам рыскай,

Когда ж к концу подступит дело близко,

Не сладко доживать холостяком.

Представишь это, сердце жить не радо.

Об этом вовремя подумать надо...

Неисправимые холостяки!

Как обратить вас в истинную веру?

К такой учительнице, для примера,

Охотно б я пошёл в ученики...

Я вас не отпустила бы так скоро

Со своего двора,

Но городок наш - страшная дыра,

Начнутся разговоры.

Здесь у людей другого дела нет,

Как наблюдать через заборы,

Куда и с кем пошёл сосед...

Маргарита, Гретхен, при всей её обаятельности и девической невинности, - плоть от плоти несовершенного мира, в котором она живёт. В ней много хорошего, доброго, чистого. Но это пассивно-хорошее, пассивно-доброе само по себе не сделает её жизнь ни хорошей, ни доброй. По своей воле она дурного не выберет, но жизнь может принудить её и к дурному. Вся глубина трагедии Гретхен, её горя и ужаса - в том, что мир её осудил, бросил в тюрьму и приговорил к казни за зло, которое не только не предотвратил её возлюбленный, но на которое он-то и имел жестокость толкнуть её.

Неотразимое обаяние Гретхен, столь поразившее Фауста в том, что она не терзается сомнениями. Её пассивная "гармоничность" основана на непонимании лживости общества и ложности, унизительности своего в нём положения. Это непонимание и не даёт ей усомниться в "гармонии мира", о котором говорят священники, в правоте её Бога, в правоте пересудов у городского колодца. Она так трогательна в своей заботе о согласии Фауста с её миром и с её Богом:

Маргарита Как обстоит с твоею верой в Бога?

Ты добрый человек, каких немного,

Но в деле веры просто вертопрах.

Фауст Оставь, дитя! У всякого свой толк.

Ты дорога мне, а за тех, кто дорог,

Я жизнь отдам, не изощряясь в спорах.

Но верить по Писанию твой долг.

Мой долг?

Ах, уступи хоть на крупицу!

Святых даров ты, стало быть, не чтишь?

Я чту их.

Но одним рассудком лишь,

И тайн святых не жаждешь приобщиться,

Ты в церковь не ходил который год?

Ты в Бога веришь ли?

О милая, не трогай

Таких вопросов. Кто из нас дерзнёт

Ответить не смутясь: "Я верю в Бога"?..

Фауст не принимает мира Маргариты, но и не отказывается от наслаждения этим миром. В этом его вина - вина перед беспомощной девушкой. Но Фауст и сам переживает трагедию, ибо приносит в жертву своим беспокойным поискам то, что ему всего дороже: свою любовь к Маргарите. Цельность Гретхен, её душевная гармония, её чистота, неиспорченность девушки из народа - всё это чарует Фауста. В Маргарите воплощена патриархально-идиллическая гармония человеческой личности, гармония, которую, быть может, вовсе не надо искать, к которой стоит лишь "возвратиться". Это другой исход - не вперёд, а вспять, - соблазн, которому можно поддаться.

Фауст первоначально не хочет нарушить душевный покой Маргариты, он удаляется в "Лесную пещеру", чтобы снова "созерцать и познавать"...

Фауст и Мефистофель

Когда б ты ведал, сколько сил Фауст

Я черпаю в глуши лесистой,

От зависти одной, нечистый,

Ты б эту радость отравил.

Вот неземное наслажденье! Мефистофель

Ночь промечтать средь гор, в траве,

Как Божество, шесть дней творенья

Обняв в конечном торжестве!

Постигнуть всё под небосводом,

Со всем сродниться и потом

С высот свалиться кувырком -

Куда, сказал бы мимоходом,

Но этого простейший стыд

Мне выговорить не велит...

Сгинь, искуситель окаянный,

О ней ни слова, негодяй,

И чувственного урагана,

Уснувшего, не пробуждай!

А девочку терзает страх,

Что ты остыл к ней и в бегах...

Но влечение к Маргарите в нём пересиливает голос разума и совести: он становится её соблазнителем.

Он для проказ,

Не обручась,

Возьмёт что надобно от вас

И - с богом, до свиданья!

А нужен глаз,

На всё отказ,

Чтоб честь осталась про запас

До самого венчанья...

В чувстве Фауста к Маргарите теперь мало возвышенного. Низменное влечение в нём явно вытесняет порыв чистой любви. Многое в характере отношений Фауста к предмету его страсти оскорбляет нравственное чувство. Фауст только играет любовью и тем вернее обрекает смерти возлюбленную. Его не коробит, когда Мефистофель поёт под окном Гретхен непристойную серенаду. Всю глубину падения Фауста мы видим в сцене, где он бессердечно убивает брата Маргариты и потом бежит от правосудия...

Фауст и Мефистофель

Фауст Уж дышит по-весеннему берёза,

И даже веселее ель глядит.

Ужель весна тебя не молодит?

Мефистофель Нет, у меня в душе стоят морозы,

Но я люблю и стужу, и буран...

Блуждающий огонёк Не прекословлю никогда природе:

Я двигаться зигзагами привык,

Всегда с оглядкой, а не напрямик.

Мелких волн курчавя гребни,

Ручеёк бежит по щебню.

Что мурлычет он ворчливо

День и ночь без перерыва?..

Но скажите мне по чести,

Не стоим ли мы на месте?

Может, всё, что есть в природе,

Закружившись в хороводе,

Мчится, пролетая мимо,

Мы же сами недвижимы?..

Колдуны Ползут мужчины, как улитки,

А видите, как бабы прытки.

Где пахнет злом, там бабий род

Уходит на версту вперёд...

Мефистофель Я враг таких больших компаний,

И мне милее у костра

Ночные толки на поляне...

Давай побудем в тишине.

Лишь в маленьком кружке интимном

Есть место тонкостям взаимным.

Здесь, видишь ли, полутемно,

И это лучше полусвета.

На старых ведьмах домино,

Молоденькие же раздеты...

Таиться здесь - бесплодная попытка,

Здесь сразу видят каждого насквозь...

Группа старичков вокруг полупотухшего костра

Что вы засели тут в тени ракит? Мефистофель

Поближе к поколенью молодому!

Там в середине спор вовсю кипит,

Отмалчиваться можно ведь и дома.

Генерал Стоишь за честь и гордость наций,

Как вдруг на них находит стих:

Народы вероломней граций

И любят только молодых.

Министр Все изолгались, вот в чём горе.

Былой уклад невозвратим.

Покамест были мы в фаворе,

Век был взаправду золотым.

Разбогатевший делец. И мы ловить умели случай,

И мы хватали через край,

Вдруг всё закрылось чёрной тучей,

И славные деньки прощай.

Писатель К чему писать большие книги,

Когда их некому читать?

Теперешние прощелыги

Умеют только отрицать.

Не день ли скоро Страшного суда? Мефистофель

Как погляжу на этих я каналий,

Вся бочка вытекла, на дне бурда,

Невольно мысль приходит о финале.

Фауст Кто там?

Лилит... Мефистофель

Первая жена Адама

Весь туалет её из кос.

Остерегись её волос:

Она не одного подростка

Сгубила этою причёской...

Интермедия

Расторгайте Гименей

Временами, семьи,

Чтобы жить ещё тесней

Остальное время...

Если в браке двое злюк,

Надо в час досужий

Отослать жену на юг

И на север мужа...

Я набрасываю суть

Красками скупыми,

Но и я когда-нибудь

Побываю в Риме...

Пудру на лицо и лиф

Надо престарелым,

Я ж красуюсь, всё раскрыв,

Обнажённым телом...

Сливки общества, верхи,

Только званым место.

Избранные женихи,

Лучшие невесты!

Надрываются сверчки

Так, что вянут уши,

И считают, чудаки,

Что у них есть души.

Я пришёл на юбилей

И застрял до часу.

Ведьмы севера милей

Девственниц Парнаса...

Идеалист Я - содержанье бытия

И всех вещей начало.

Но если этот шабаш - я,

То лестного здесь мало.

Реалист Реальность мира - мой кумир.

Что может быть бесспорней?

Сегодня, впрочем, внешний мир

Мне неприемлем в корне.

Скептик Забыли, так попутал чёрт,

Где зад у них, где перед.

Нет, только тот во взглядах твёрд,

Кто ничему не верит...

Падающая звезда Я лежу от вас на пядь

На навозной куче.

Не поможете ли встать

Вы звезде падучей?..

За время отсутствия Фауста Гретхен умерщвляет ребёнка, прижитого от Фауста, и в душном смятении возводит на себя напраслину - признаёт себя виновной в убийстве матери и брата...

Мефистофель и Фауст

Уничтожить несогласного - какой простой выход из затруднения!

Доставь меня к ней! Она должна выйти на волю!

А опасность, которой ты себя подвергаешь? Отчего мы бежали? В городе ещё свежа память о пролитой тобою крови. Над местом убийства реют духи мщенья, подстерегающие возврат убийцы.

Перенеси меня к ней и освободи её!

Тюрьма. Гретхен безумна...

Слышать безумный, страдальческий бред любимой женщины и не иметь силы помочь ей - этот ужас выжег всё, что было в чувстве Фауста низкого, недостойного. Теперь он любит Гретхен чистой, сострадальческой любовью. Но - слишком поздно: она остаётся глуха к его мольбам покинуть темницу. Безумными устами она торопит его спасти их бедное дитя:

Какой ты равнодушный стал! Маргарита

Где растерял ты страсть былую?

Ты мой был. Кто тебя украл?..

На волю?..

Нельзя и некуда идти,

Да если даже уйти от стражи,

Что хуже участи бродяжьей?

С сумою по чужим одной

Шататься с совестью больной,

Всегда с оглядкой, нет ли сзади

Врагов и сыщиков в засаде!..

Скорей! Скорей!

Спаси свою бедную дочь!

.....

Хватай скорей за ручонку,

Она жива, жива!

Теперь Фауст сознаёт всю безмерность своей вины перед Гретхен...

Ей никогда не встать. Она

Старательно усыплена

Для нашего веселья.

Тогда у нас была весна.

Где вы теперь, те времена?

Куда вы улетели?..

Зачем я дожил до такой печали!..

Ты будешь жить! Живи! Ты жить должна!

Я покоряюсь Божьему суду...

Мефистофель Она осуждена на муки!

Голос свыше Спасена!..

Сделать из Фауста беззаботного "ценителя красоток" и тем отвлечь его от поисков высоких идеалов Мефистофелю не удалось. Таким путём пресечь великие искания героя оказалось невозможным...

Вторая часть "Фауста"... Действие начинается с исцеления Фауста. Благодетельные эльфы сумели унять "его души страдальческий разлад", смягчить угрызения совести.

Отошли часы мытарства,

И веселья час забыт.

Время - лучшее лекарство,

Верь тому, что предстоит.

Пред тобою край лесистый,

Горный благодатный край.

Волны нивы серебристой

Обещают урожай.

Наберись желаний новых,

Встретив солнечный восход.

Сон держал тебя в оковах,

Сбрось с себя его налёт.

Подражать другим не надо

И бояться неудач:

Побеждает все преграды,

Кто понятлив и горяч...

Фауст Вот солнце показалось! Я не смею

Поднять глаза из страха ослепленья.

Так обстоит с желаньями. Недели

Мы день за днём горим от нетерпенья

И вдруг стоим, опешивши, у цели,

Несоразмерной с нашими мечтами...

Вина перед Маргаритой и её гибель остаются на нём, но нет такой вины, которая могла бы пресечь стремление человека к высшей правде. Только в этом духовном порыве - её искупление. Перед нами не Фауст из первой части трагедии: он уже не мнит себя, как некогда, ни "Богом", ни "сверхчеловеком". Теперь он и в собственных глазах - только человек, способный лишь на посильное приближение к абсолютной конечной цели. Но эта цель причастна к абсолютному, к бесконечному - осуществлению всемирного блага, к решению загадок и заветов истории.

Образ "потока вечности" вырастает во всеобъемлющий символ - радугу, не меркнущую в подвижных струях низвергающихся горных потоков. Водный фон обновляется непрерывно. Радуга, отблеск "солнца абсолютной правды", не покидает влажной стремнины: "всё минется, одна только правда останется" - залог высшей, грядущей правды, когда Человек - наконец-то! - "соберётся вместе"...

Нет, солнце, ты милей, когда ты - сзади.

Передо мной сверканье водопада.

Я восхищён, на это чудо глядя.

Вода шумит, скача через преграды,

Рождая гул и брызгов дождь ответный,

И яркой радуге окрестность рада,

Которая игрою семицветной

Изменчивость возводит в постоянство,

То выступая слабо, то заметно,

И обдает прохладою пространство.

В ней - наше зеркало. Смотри, как схожи

Душевный мир и радуги убранство!

Та радуга и жизнь - одно и то же...

Новый смысл, отныне влагаемый Фаустом в понятие правды как непрерывного приближения к ней, по сути, делает невозможным желанный для Мефистофеля исход договора, им заключённого с Фаустом. Но Мефистофель не отказывается от своих "завлекательных происков". Ранее познакомивший Фауста с "малым светом", он вводит его теперь в "большой", суля ему блестящую служебную карьеру. И вот мы уже при дворе императора, на высшей ступени иерархической лестницы Священной Римской империи...

Император Вы в добрый час сошлись у трона,

Могу порадовать собранье:

К нам звёзды неба благосклонны

И нам сулят преуспеянье...

Канцлер К чему

Душе беззлобье, широта уму,

Руке готовность действовать и воля,

Когда в горячке зла и своеволья

Больное царство мечется в бреду

И порождает за бедой беду?

Лишь выглянь из дворцового окна,

Тяжёлым сном представится страна.

Всё, что ты сможешь в ней окинуть оком,

Находится в падении глубоком,

Предавшись беззаконьям и порокам...

Тот скот угнал, тот спит с чужой женой,

Из церкви утварь тащат святотатцы,

Преступники возмездья не боятся

И даже хвастают своей виной.

В суде стоят истцы дрожа.

Судья сидит на возвышенье,

А рядом волны мятежа

Растут и сеют разрушенье.

Но там, где все горды развратом,

Понятия перемешав,

Там правый будет виноватым,

А виноватый будет прав.

Не стало ничего святого.

Все разбрелись и тянут врозь.

Расшатываются основы,

Которыми всё создалось.

И честный человек слабеет,

Так всё кругом развращено.

Когда судья карать не смеет,

С преступником он заодно.

Я дело мрачно описал,

Но ведь ещё мрачней развал.

Когда, враждуя меж собою,

Все ищут, на кого б напасть,

Должна добычею разбоя

Стать императорская власть.

Начальник военных сил Не стало мирного приюта,

Везде усобицы и смуты,

Нужна жестокая борьба,

А власть верховная слаба...

Казначей Пришёл конец союзным взносам

И денег никаким насосом

Теперь в казну не накачать.

Иссяк приток подушных сборов,

У нас что город, то и норов,

И своевольничает знать.

Теперь в любом владенье княжьем

Хозяйничает новый род.

Властителям мы рук не свяжем,

Другим раздавши столько льгот.

Из партий, как бы их ни звали,

Опоры мы не создадим.

Нам так же чужды их печали,

Как мы и наши нужды им.

Кому теперь какое дело,

Ты гвельф или ты гибеллин?

Своя рубашка ближе к телу,

Все за себя, всяк господин.

У всех желанье стать богаче,

На всех дверях замок висячий,

Но пусто в нашем сундуке.

Смотритель дворца И я в таком же тупике.

Пусть экономией мы бредим,

Мы прямо к разоренью едем...

Пред всеми я один в ответе.

А я ростовщику-жиду

Так много задолжал в году,

Что по своей бюджетной смете

Концов с концами не сведу.

От недокорму чахнут свиньи.

Хозяйство всё по швам трещит.

Спим на заложенной перине

И даже хлеб едим в кредит.

Император А у тебя нет жалоб, шут?

Мефистофель А место ли сомненьям тут?

Какие жалобы возможны

Средь этой пышности надёжной,

Когда держава так прочна,

Когда твои войска готовы

Разбить любые вражьи ковы,

Когда усердия полна

Трудолюбивая страна?

Средь неба ясного такого

Какая буря нам страшна?

Ропот толпы Без мыла лезет, егоза.

Умеет пыль пускать в глаза.

А врать-то, врать-то как горазд!..

Астролог Рассеянным житьём досужим

Даров небес мы не заслужим.

Кто блага ждёт - пусть будет благ

В своих желаньях и делах...

Император В забавах время проведём

Пред наступающим постом

И кутерьмою беспечальной

Наполним праздник карнавальный...

Мефистофель Им не понять, как детям малым,

Что счастье не влетает в рот.

Я б философский камень дал им, -

Философа недостаёт...

Маскарад

Розы ждут начала лета,

Это время их расцвета.

В это время с ними в лад

Дышат клятвы и обеты,

И огнём любви согреты

Сердце, чувство, ум и взгляд...

Блеск цветов доступен глазу,

И о них шумит молва.

А плодов не хвалят сразу,

Не отведавши сперва...

Дочка, чуть ты родилась,

Чепчик обновила.

И лицом ты удалась

И фигуркой милой.

И тебе я, дочь моя,

Богатейшего в мужья

В мыслях находила.

Годы шли, за годом год,

Полные заботы.

Разлетелся хоровод

Женихов без счёта.

Мы плели им сеть интриг,

Звали их на бал, пикник,

Ставили тенета.

Были фанты и лото

Лишнею затеей.

Не повис из них никто

У тебя на шее.

Хоть сегодня не глупи

И на танцах подцепи

Мужа-ротозея...

Встаём с постели,

Живём в безделье...

От дражайшей половины

Вылетел я кувырком.

Назвала меня скотиной

И гороховым шутом...

Всякому своя дорога,

И у всякого свой вкус,

А лежачего не трогай,

Если я под стол свалюсь...

Жизнь даря, в её деянье

Вкладывайте обаянье.

Обаяния печатью

Наделяйте восприятье.

Обаятельней всего

Благодарных существо...

Вошедших женщин вид неузнаваем,

Хотя бы изучили вы античность.

Под ласковостью внешней скрыта личность,

Которой с вами мы не разгадаем.

Они красивы, молоды и чинны,

Что это - фурии, никто не скажет.

Приблизьтесь к ним, и вам они покажут

Змеиный нрав под маской голубиной.

К их чести, впрочем, здесь они сегодня,

Где каждый недостатком щеголяет,

Овечками себя не выставляют,

А вслух зовутся карою Господней.

Мы - фурии и не хотим таиться.

Но мы вас усыпим. Наш голос вкрадчив,

И мы, по-женски с вами посудачив,

Взведём на ваших милых небылицы.

Мы скажем, что они - кокетки, лживы,

Нехороши ни кожею, ни рожей,

Что если вы жених, избави боже,

Помолвку надо привести к разрыву.

Мы пред невестами вас оклевещем.

Мы скажем: "Перед вашим обрученьем

Он говорил другим о вас с презреньем", -

И вас поссорим карканьем зловещим.

Игрушки это! Дай им пожениться,

И я несоответствием пустячным

Испорчу жизнь счастливым новобрачным,

Различны времена, несхожи лица.

Всегда желанья с разумом боролись,

Довольство не спасает от фантазий,

В привычном счастье есть однообразье,

Дай людям солнце - захотят на полюс.

Я парами людей губить умею,

Ни разу пальцем жертв своих не тронув.

Я подсылаю в дом молодожёнов

Ночами злого духа Асмодея...

Меч и яд, а не злословье

Подобают каре грозной.

Каждый, рано или поздно,

За измену платит кровью.

Где ты был в тот миг, в ту пору,

Как предательство лелеял?

Ты пожнёшь, что ты посеял,

Не помогут уговоры.

Если даже за бесчестье

Мир простит и не осудит,

"Кто неверен, жить не будет!" -

Камни вопиют о мести...

Женщина же на вершине,

Простирающая крылья,

Представляет ту богиню,

Власть которой всюду в силе.

Светлая богиня дела.

Преодолевая беды,

Блещет славой без предела,

И зовут её Победой...

Молод ты, красив, здоров.

Зелен ты, пострел, лукавец,

Но созрел на взгляд красавиц,

А как вырастешь, вконец

Будешь горем их сердец...

Я - творчество, я - мотовство,

Поэт, который достигает

Высот, когда он расточает

Всё собственное существо.

Я тоже сказочно богат.

Чем был бы Плутус без поэтов?

Я для его балов, банкетов

Незаменимый, редкий клад...

Подальше, подлое бабьё!

Вы - наказание моё.

Я звался Скупостью, пока

Жена стояла у горшка.

Хозяйство множилось в те дни:

Всё в дом, а из дому - ни-ни!

Ужель не доблесть, а порок,

Что я копил, что я берёг?

Но с женщинами перемена:

Копить теперь несовременно.

Теперь у баб, как у банкротов,

Желаний больше, чем расчётов,

И муж, влезающий в долги,

На положении слуги.

Что сбережёт жена, припрятав, -

Всё для любовников и сватов.

Забыта честь, потерян стыд,

С утра до ночи дом открыт.

Я скряга сам, и я за скряг,

Я за мужчин, я бабам враг...

О, резвой юности года,

Где мера шуткам и проказам?

Могущество, когда, когда

Соединишь ты с властью разум?..

При вступлении в "большой свет", на поприще бытия исторического, Мефистофель начинает с фокусов, с обольщения умов непонятными чудесами. Но императорский двор требует фокусов не столь невинного свойства, как те, пущенные в ход в компании пирующих студентов. Любой пустяк, любая пошлость приобретает здесь политическое значение, принимает государственные масштабы.

На первом же заседании императорского совета Мефистофель предлагает обедневшему государю выпустить бумажные деньги под обеспечение подземных кладов, которые, согласно старинному закону, "принадлежат кесарю". С облегчённым сердцем, в предвидении счастливого исхода, император назначает роскошный придворный маскарад, и там, наряженный Плутосом, ставит свою подпись под первым государственным кредитным билетом.

Губительность этого финансового проекта в том, что он попадает на почву государства, способного только грабить и вымогать. Подземные клады, символизирующие все дремлющие производительные силы страны, остаются нетронутыми. Кредитный билет, который при таком бездействии государства не может не пасть в цене, по сути, лишь продолжает былое обирание народа вооружёнными сборщиками податей и налогов. Император не способен понять выгоды и опасности новой финансовой системы. Он и сам простодушно недоумевает:

И вместо золота подобный сор

В уплату примут армия и двор?

Я поражаюсь, но не протестую...

Фауст Твоя земля таит без пользы тьму

Сокровищ, не известных никому.

Мысль самого высокого полёта

Не может охватить богатств без счёта.

Восторженный мечтатель и фантаст

Понятья никогда о них не даст,

Но дальновидный риска не боится

И в безграничность верит без границы.

Мефистофель С билетами всегда вы налегке,

Они удобней денег в кошельке.

Они вас избавляют от поклажи

При купле ценностей и их продаже.

Понадобится золото, металл,

Имеется в запасе у менял,

А нет у них, мы землю ковыряем

И весь бумажный выпуск покрываем,

Находку на торгах распродаём

И погашаем полностью заём.

Опять мы посрамляем маловера,

Все хором одобряют нашу меру,

И с золотым чеканом наравне

Бумага укрепляется в цене.

Император Благополучьем край обязан вам.

По мере сил я равным вам воздам.

Даю вам на храненье наши недра,

Заведуйте статьёю этой щедрой.

Разметьте на поверхности земли,

Где надо рыть, где клады залегли,

Вдвоём казной заведуя, без шума

Копите государственные суммы,

Чтобы у нас в гармонии одной

Слились подземный мир и мир земной.

Казначей Мне очень нравится, что казначею

Ты в помощь назначаешь чародея...

Кредитные билеты всеми безропотно принимаются. Все счета уплачены. Император с "наследственной щедростью" одаряет бумажными деньгами своих приближённых, мечтающих кто о бесценном вине, кто о продажных красавицах, и тут же требует от Фауста новых, неслыханных увеселений. Тот обещает государю вызвать из загробного мира легендарных Елену и Париса...

Тёмная галерея. Фауст и Мефистофель

Фауст Пойми, я должен непременно

Закончить с блеском карнавал,

А я Париса и Елену

На днях им вызвать обещал,

Мужчины олицетворенье

И лучшей женщины пример.

Наш император в нетерпенье,

Как я узнал из высших сфер.

Все ждут. Об этом ежечасно

Напоминает государь.

Исполнить надо, дело ясно.

Подумай, поищи, пошарь!

Мефистофель Ты обещанье дал напрасно...

Елену вызвать - это шаг

Опасный и немаловажный,

Не то что призрак благ бумажный...

Богини высятся в обособленье

От мира, и пространства, и времён.

Предмет глубок, я трудностью стеснён.

То - Матери...

Фауст Где путь туда?

Мефистофель Нигде. Их мир - незнаем,

Нехожен, девственен, недосягаем,

Желаньям недоступен. Ты готов?..

Фауст спускается в царство таинственных Матерей, где хранятся прообразы всего сущего, чтобы извлечь оттуда бесплотные тени спартанской царицы и троянского царевича.

Для императора и его двора, собравшихся в слабо освещённом зале, всё это как сеанс салонной магии. Но не для Фауста. Он рвётся всеми помыслами к прекраснейшей из женщин, ибо видит в ней совершенное порождение природы и человеческой культуры.

Фауст и Мефистофель

Я не ищу покоя столбняка,

Способность потрясаться - высока,

И непривычность чувства драгоценна

Тем, что роднит с безмерностью вселенной...

Так вечный смысл стремится в вечной смене

От воплощенья к перевоплощенью...

Ярко освещённые залы. Император и князья. Двор в оживленье.

Камергер Вы обещали с духами картину.

Скорей! Не раздражайте властелина...

Блондинка Зимой я, сударь, недурна собой,

Но лето делает меня рябой.

Коричневые пятна эти - с детства.

Не знаете ли от веснушек средства?

Мефистофель Душа моя! При белизне такой

Полгода быть пятнистой, как пантера,

Испортить может женщине карьеру.

Вы жабью слизь с лягушечьей икрой

Порядком вскипятите в полнолунье

И смажьте кожу майскою порой.

Веснушки пропадут у вас в июне...

Влюбился я, а говорят - я мал.

Оставьте молодых и их причуды.

Для пожилых вы - лакомое блюдо...

Рыцарский зал. Слабое освещение...

Появляется Парис...

Появляется Елена...

Дама Сокровище ходило по рукам.

С неё порядком стёрлась позолота.

Другая дама Гуляла, видимо, лет с десяти...

Фауст Узнав её, нельзя с ней разлучиться...

Фауст хочет отнять Елену у призрачного Париса. Но - громовой удар: дерзновенный падает без чувств, духи исчезают в тумане...

Тесная готическая комната Фауста...

Мефистофель Лежи, несчастный, в забытьи.

Кого ошеломит Елена,

Отдаст ей помыслы свои

И уж не вырвется из плена...

Иной к штудированию пристрастится

И уж не знает этому границы.

Большое множество простых умов

Живёт постройкой карточных домов,

Хотя при жизни даже самый стойкий

Доводит редко до конца постройку...

Как и всему, ученью есть свой срок.

Вы перешли через его порог.

У вас есть опыт, так что вам пора,

По-моему, самим в профессора.

Все опыт, опыт! Опыт - это вздор. Бакалавр

Значенья духа опыт не откроет.

Всё, что узнать успели до сих пор,

Искать не стоило и знать не стоит.

Я это с незапамятных времён

Подозревал, и сам себе смешон.

Признать ошибку никогда не поздно,

Вы - первый старец, мыслящий серьёзно...

Большая дерзость - притязать на то,

Чтоб что-то значить, превратясь в ничто.

Ключ жизни - кровь, она родник здоровья,

А что свежее юношеской крови?

Кровь юноши - в цвету, она горит

И жизнь из жизни заново творит.

Кипит работа, дело создаётся,

И слабость перед силою сдаётся.

Пока полмира мы завоевали,

Что делали вы? Планы сочиняли,

Проекты, кучи замыслов и смет!

Нет, старость - это лихорадка, бред

С припадками жестокого озноба.

Чуть человеку стукнет тридцать лет,

Он, как мертвец, уже созрел для гроба...

Вот назначенье жизни молодой:

Мир не был до меня и создан мной...

Ступай, чудак, про гений свой трубя! Мефистофель

Что б стало с важностью твоей бахвальской,

Когда б ты знал: нет мысли мало-мальской,

Которой бы не знали до тебя!..

Лаборатория в средневековом духе...

Вагнер по таинственным рецептам мастерит Гомункула, который вскоре укажет Фаусту путь к Фарсальским полям. Туда полетят они - Фауст, Мефистофель и Гомункул - разыскивать легендарную Елену...

Вагнер О Боже! Прежнее детей прижитье

Для нас - нелепость, сданная в архив.

Тот нежный пункт, откуда жизнь, бывало,

С волшебной силою проистекала,

Тот изнутри теснившийся порыв,

Та самозарождавшаяся тяга,

Которая с первейшего же шага

Брала и отдавалась и с собой

Роднила близкий мир, потом - чужой,

Всё это выводом бесповоротным

Отныне предоставлено животным,

А жребий человека так высок,

Что должен впредь иметь иной исток...

Мефистофель Кто долго жил - имеет опыт ранний

И нового не ждёт на склоне дней.

Я в годы многочисленных скитаний

Встречал кристаллизованных людей...

Вагнер Светлеет муть, сейчас всё завершится.

Я видом человечка восхищён,

Который в этой колбе шевелится...

Гомункул А, папенька! Я зажил не шутя.

Прижми нежней к груди своё дитя!..

В конце концов приходится считаться

С последствиями собственных затей...

У Гомункула своя жизнь, почти трагическая, во всяком случае кончающаяся гибелью. Если Фауст томится по "безусловному", по бытию, не связанному законами пространства и времени, то Гомункул, для которого нет ни оков, ни преград, томится по "обусловленности", по жизни, по плоти, по реальному существованию в реальном мире.

Гомункул знает то, что ещё неясно Фаусту на данном этапе духовной биографии. Он, Гомункул, понимает, что чисто умственное, чисто духовное начало, в силу своей бесплотной "абсолютности", необусловленности, несвязанности законами жизни, способно лишь на ущербное существование...

Классическая Вальпургиева ночь. Фарсальские поля...

Перед нами развёртывается картина грандиозной работы Природы и Духа, всевозможных созидающих сил - водных и подпочвенных, флоры и фауны, а также отважных порывов разума - над созданием совершеннейшей из женщин, Елены.

На подмостках толпятся низшие стихийные силы греческих мифов, чудовищные порождения природы, её первые мощные, но грубые создания: колоссальные муравьи, грифы, сфинксы, сирены, всё это истребляет и пожирает друг друга, живёт в непрерывной вражде и борьбе. Над тёмным кишением стихийных сил возвышаются уже менее грубые порождения: кентавры, нимфы, полубоги. Но и они ещё бесконечно далеки от искомого совершенства. И вот предутренний сумрак мира прорезает человеческая мысль, противоречивая, подобно великим космическим силам, по-разному понимающая мир и его становление, - философия двух, друг друга отрицающих, мыслителей - Фалеса и Анаксагора: занимается утро благородной эллинской культуры. Всё возвещает появление прекраснейшей.

Владычества

Тот не уступит никогда сопернику,

Кто крепок властью, силою захваченной,

И кто собой не в состояние властвовать,

Тот властвовать желает над соседями...

Гриф Конечно! Кто хватает, тот и хват.

Хватай именья, девушек, короны,

И золото хватай, и ты - богат.

Судьба к хватающему благосклонна...

Хирон Живут урокам вопреки,

Своим умом ученики...

Мудрый кентавр Хирон, наставник Геракла и Ахилла, сострадая герою, уносит Фауста к вратам Орка, где тот выпрашивает у Пресефоны Елену...

Мефистофель Мужчины-дурни, род упрямый,

Посмешища со дня Адама!

Вы, и составившись весьма,

Не прибавляете ума.

Проверено на деле всеми,

Что бабы - порченое племя.

Всё сделано, всё из прикрас,

Стан сужен, растопырен таз...

Решительней! Без остановок!

Раздумывать в мои лета!

Быть только чёртом без чертовок

Не стоило бы ни черта...

При не полном освещенье

Все вы просто восхищенье.

Говорю не в осужденье...

От всех в чужом краю скрываюсь,

На родственников натыкаюсь...

К красивейшей подъеду храбро,

О ужас! Тощая, как швабра!..

Поездишь, смотришь, нет различий,

Что север наш, что юг...

Двух мудрецов подслушал я беседу, Гомункул

Шёл о природе философский спор.

Я всё верчусь по свежему их следу,

Чтоб до конца дослушать разговор.

Наверно, всё известно им, всесильным,

Они укажут, может быть, пути,

Как поступить мне в деле щепетильном

И полностью на свет произойти...

Нет, лучше верь себе лишь одному. Мефистофель

Где призраки, свой человек философ.

Он покоряет глубиной вопросов,

Он всё громит, но после всех разносов

Заводит новых предрассудков тьму.

Кто не сбивался, не придёт к уму,

И, если ты не крохоборец жалкий,

Возникни сам, сложись своей смекалкой!

Благой совет порой неоценим.

Счастливый путь! Потом поговорим...

Фалес Природы превращенья шире,

Чем смена дня и ночи в мире.

Во всём большом есть постепенность,

А не внезапность и мгновенность...

Анаксагор Гомункулу Ты не мечтал о власти над толпой,

Жил, оградясь своею скорлупой,

Но, если изберёшь судьбу иную,

Тебя царём я здешним короную...

Фалес Пропадёшь.

Средь малых действуя, мельчаешь,

А средь больших и сам растёшь...

Дриада Ты смыслом доморощенным хорош,

А на чужбине этим не возьмёшь.

Чем к нам соваться со своим уставом,

Ты поклонился б здесь святым дубравам...

Мефистофель Покинутый вдали родимый край

Всегда в разлуке дорог, словно рай...

Уже, как странник по святым местам,

Я поклонился старым всем богам...

Скалистые бухты Эгейского моря

Фалес Но он ужасный мизантроп,

Ворчлив, упрям и твердолоб.

Одно уже людское имя

Рождает злобу в нелюдиме.

Но будущность ему ясна,

Вот оправданье ворчуна.

Старик своим сужденьем строгим

Нередко был полезен многим...

Совета? Кто оценит мой совет? Нерей

Для увещаний в мире слуха нет.

Хоть люди платятся своей же шкурой,

Умней не делаются самодуры...

Фалес Шаг этот не дал ничего. Найдётся

Протей, он тут же тотчас расплывётся,

А если даст ответ, его язык

Загадочен и ставит всех в тупик

Но так как выход всё необходим,

Попробуем, Протея посетим...

С собой захватили мы трёх, Нереиды и тритоны

Четвёртый остался, не мог.

Он главный, его к вам не тянет,

Он важными мыслями занят...

Никто не мог дать справок.

Идёт с Олимпа слух,

Что есть восьмой, вдобавок

К семи примкнувший вдруг.

Они нам дали слово

Быть тут, но не готовы...

Надо праздник с блеском справить.

Он нас может всех прославить...

Дай нам совет. Вот в чём его нужда. Фалес

Хотел бы он родиться не на шутку.

В рожденье он, как понял я малютку,

Остался, так сказать, на полпути

И лишь наполовину во плоти.

Духовных качеств у него обилье,

Телесными ж его не наградили.

Он ничего б не весил без стекла.

Как сделаться ему, как все тела?

Он ранний плод, созревший до посева, Протей

Как преждевременное чадо девы.

Хотя вопрос пока ещё открыт,

Мне кажется, что он - гермафродит.

Тем лучше. Он в тот пол и попадёт,

К которому он больше подойдёт.

Послушай, малый! В море средь движенья

Начни далёкий путь свой становленья.

Довольствуйся простым, как тварь морей.

Глотай других, слабейших, и жирей

Успешно отъедайся, благоденствуй

И постепенно вид свой совершенствуй...

Сирены Вам, молитвенники лета,

Солнца и дневного света,

Мы, поклонницы Луны,

Кланяемся с вышины...

Протей Стихии солнечной нимало

Не нужны мёртвые дела.

Они кричат, как о победе,

О выделке богов из меди,

Как будто б польза в том была.

Стоят недолго истуканы,

И лава первого вулкана

Растапливают их литьё.

Существование на суше

Ведёт к ничтожеству, к бездушью

И обрекает на нытьё.

Итак, в извечную пучину

Скорее на спине дельфина

Перебирайся на житьё.

Сбеги по отмелям песчаным

На обреченье с Океаном,

В котором - счастие твоё...

Фалес Пленись задачей небывалой

Начни творенья путь сначала.

С разбегу двигаться легко.

Меняя формы и уклоны,

Пройди созданий ряд законный, -

До человека далеко...

Этих молодых матросов, Дориды

Выброшенных близ земли,

Мы нашли среди утёсов,

Обогрели и спасли.

И теперь от них в награду

Мы получим жар любви,

Ты ж, не отвращая взгляда,

Наш союз благослови.

Двойным добром должно считаться Нерей

Добра плодами наслаждаться.

Если ты не осудил

Нас, что мы судьбою вертим,

Одари их всех бессмертьем,

Как и нас ты одарил.

Порадуйтесь прекрасным пленным

И можете их взять в мужья,

Но Зевс лишь делает нетленным,

В чём властен он, не властен я.

Вас волны зыблют, как качели,

И так же зыблема любовь.

Когда пройдёт её похмелье,

Верните на берег их вновь.

Счастливый путь вам, дорогим,

Расстанемся на полдороге.

Мы вечной верности хотим,

Которой не желаю боги...

Фалес Слава вам! Слава вам дважды!

Я ожил, цвету, торжествую

И большего в мире не жажду...

Елена перед дворцом Менелая в Спарте. Ей кажется, будто она только сейчас вернулась в Спарту из павшей Трои. Она в тревоге и сомнениях...

Елена Случилось в мире столько необычного!

Чужим приятно это пересказывать,

Но слушать тяжело самим участникам,

Которых жизнь, как сказку, приукрасили...

Кто я? Его жена, царица прежняя,

Иль к жертвоприношенью предназначена

За мужнины страданья и за бедствия,

Из-за меня изведанные греками?

Свободна я или в плену - не ведаю.

Двусмысленность судьбы и славы двойственность

Мне дали боги в роковые спутники,

И грозное присутствие неясности

Со мною даже у порога этого...

Здесь есть над чем задуматься,

Но я не беспокоюсь. Боги ведают,

Что надо и что нет, и так и сделают,

Чем люди ни считали б их веления,

Добром иль злом. Что решено бессмертными,

То, смертные, должны суметь мы вынести...

Хор Что предначертано, знать не ищи.

Смело, царица, входи

И не робей!

Зло и добро

Застигают врасплох.

Тем, кто предскажет их наперёд,

Не верит никто...

Славьте богов - обновителей,

Восстановителей прежнего,

Вновь приводящих на родину...

Но её, изгнанницу

Выхватил бог из грозы

И назад перенёс

Из разрушенной Трои

В этот древний, украшенный заново

Отчий дом,

Чтоб после мук и блаженств

Неописанных

Здесь она освежила

Память детства и юности

Дом надо освятить, чтобы, очищенный, Елена

Он встретить мог хозяина с хозяйкою

В согласии у очага домашнего...

Форкиада говорит Елене о грозящей ей казни от руки Менелая и предлагает скрыться в замок Фауста. Получив на то согласие царицы, она переносит её и хор троянских пленниц в этот заколдованный замок, неподвластный законам времени. Там совершается бракосочетание Фауста с Еленой...

Форкиада Стара и всё же не стареет истина,

Что красота несовместима с совестью

И что у них дороги в жизни разные.

С давнишних пор их разделяет ненависть.

Когда случайно встретятся противницы,

Друг другу спину повернуть торопятся

И врозь идут: стыдливость опечаленно,

А красота с победоносной дерзостью,

Пока её не скроет сумрак Оркуса

Иль зрелый возраст не научит разуму...

Корить домашних - это право высшее

Супруги повелителя счастливого,

Которое достойно ею добыто

Домохозяйства долголетним опытом...

С красотой уродство как уродливо! Предводительница хора

А глупость как глупа в соседстве с разумом! Форкиада

Елена Я огорчаюсь вашей перебранкою.

Глухой разлад меж преданными слугами

В домохозяйстве самое опасное.

Тогда никто не слушает хозяина,

Всё тонет во взаимных пререканиях,

Все ссорятся и ничего не делают...

Форкиада Кто счастьем пользовался годы долгие,

Тому былое сновиденьем кажется.

Богов дарами ты была осыпана

Без меры и числа. Всю жизнь ты видела

Одних самозабвенных обожателей,

Готовых на безумства и на подвиги...

Боязливо мы ждём: Хор

Где, когда, каким образом

Сквозь личину участья

Коварство проявится?

Вместо слов утешительных,

Дарящих забвение,

Ты ей в жизни напомнила

Самое худшее.

Омрачив настоящее,

Ты порочишь грядущее,

Отнимая надежду

На судьбы улучшение...

Елена Из беспамятства, шатаясь, я в сознанье прихожу.

Я усталостью разбита и забыться вновь не прочь.

Но царице подобает, как и прочим смертным всем,

Пред опасностью грозящей силы духа не терять...

Вы, словно статуи, застыли, призраки, Форкиада

Дрожа за жизнь, вам не принадлежащую.

Так люди, тоже призраки не меньшие,

Расстаться не хотят со светом солнечным.

Но нет от рока никому спасения.

Все это знают, редко кто смиряется...

Елена Их страх простителен, а я расстроена,

Но не страшусь. Я выходом воспользуюсь.

Кто мудр - для тех возможно невозможное.

Итак, скажи, что ты нам посоветуешь...

Форкиада Кто бережёт добро и домоседствует,

Кто в доме подновляет стены старые,

Кто крышу от ненастья чинит вовремя,

Протянет долго под родимой кровлею,

Но кто через порог свой легкомысленно

В чужую землю прочь уходит из дому,

Тот, возвратясь, находит место старое

Переменившимся или разрушенным...

Он мне понравился.

Живой, бесстрашный, вежливый, понятливый.

Такой понятливости нет меж греками...

Из-за него с тобой он так расправится.

Красы не делят. Кто владел ей полностью,

Всю истребит сполна, а не поделится...

Как раздирает уши резкость трубная,

Вселяется в мужчину ревность грубая,

Долбя о том, чем обладал он некогда

И что невозвратимо им утрачено...

Вертушки, дуры, истинные женщины, Предводительница хора

Игрушки мига, жертвы настроения!

Ни в счастье, ни в несчастье не умеете

Вы показать характер свой с достоинством.

Ни в чём у вас нет лада и согласия...

В общении с Еленой Фауст перестаёт тосковать по бесконечному. Он мог бы уже теперь "возвеличить миг", если бы его счастье не было только лживым сном, допущенным Персефоной. Этот-то сон и прерывается Эвфорионом. Сын Фауста, он унаследовал от отца его беспокойный дух, его титанические порывы. Этим он отличается от окружающих его теней. Как существо, чуждое вневременному покою, он подвержен и закону смерти. Гибель Эвфориона, дерзнувшего, вопреки родительскому запрету, покинуть отцовский замок, восстанавливает в этом заколдованном царстве закон времени и тлена, и они вмиг рассеивают лживые чары. Елена "обнимает Фауста, телесное исчезает"...

Елена На склоне дней я как бы родилась,

В любви твоей всецело растворяясь.

Фауст Не умствуй о любви. Какой в том толк?

Живи. Хоть миг живи. Жить - это долг.

Елена Двух сливая воедино,

Длит любовь блаженства миг,

Но конечная вершина -

Единение троих...

Хор Нет разве радости

В рощах прохладных,

Брызжущих сладостью

Лоз виноградных?

Зелень долинная

Яблок полна,

Ягоды винные,

Мир, тишина!

Тот, кто воинственным

Пылом отравлен,

Миром, единственным

Счастьем, оставлен...

Елена На мне сбывается реченье старое,

Что счастье с красотой не уживается.

Увы, любви и жизни связь разорвана.

Оплакивая их, с тобой прощаюсь я,

В последний раз к тебе в объятья падая.

Прими меня, о Персефона, с мальчиком!..

Действие кончается великолепной трагической вакханалией хора, превращением служанок Елены в дриад, ориад, наяд и вакханок. Форкиада вырастает на авансцене, сходит с котурнов и снова превращается в Мефистофеля.

Такова сюжетная схема действия, философский же смысл сводится к следующему: можно укрыться от времени, наслаждаясь однажды созданной красотой, но такое "пребывание в эстетическом" может быть только пассивным, созерцательным. Художник, сам творящий искусство, - всегда борец среди борцов своего времени, не мог пребывать в замкнутой эстетической сфере и неспособный к бездейственному созерцанию активный дух Фауста, ибо:

"Жить - это долг".

Так подготавливается новый этап становления героя.

Какие любопытные подходы Фауст

У вас, чертей, во взглядах на природу!

Что мне природа? Чем она ни будь, Мефистофель

Но чёрт её соавтор, вот в чём суть.

Мы с жилкой творческой, мы род могучий,

Безумцы, бунтари. Взгляни на кручи.

Вся ширь земная - дело наших рук.

Теперь ты облетел её вокруг.

В какой-нибудь из точек перелёта

Спуститься ты не ощутил охоты?

Ты видел как-никак с высот своих

"Все царства мира и всю славу их"...

Правитель добрый недоспит,

Чтоб был народ одет и сыт,

И лишь бунтовщиков плодит

На голову свою, несчастный...

Не разгадав твоих мечтаний,

Я всё ж предположить дерзну,

Что захотел ты на Луну

В своём заоблачном мечтанье.

О нет! Широкий мир земной

Ещё достаточен для дела.

Ещё ты поразишься мной

И выдумкой моей смелой!

Ты сделался славолюбив,

У древних героинь побыв?

Не в славе суть. Мои желанья -

Власть, собственность, преобладанье.

Моё стремленье - дело, труд.

Ты можешь не нуждаться в шуме,

Тебя поэты вознесут,

Чтоб пламенем твоих причуд

Воспламенять других безумье...

Опять война? Мудрец не любит смут...

А этот, правда, пожил всласть!

И при начавшемся развале

Несостоятельную власть

В стране сменило безначалье.

Всех стала разделять вражда.

На братьев ополчились братья

И города на города.

Ремесленники бились с знатью

И с мужиками господа.

Шли на мирян войной попы,

И каждый встречный-поперечный

Губил другого из толпы

С жестокостью бесчеловечной.

По делу уезжал купец -

И находил в пути конец.

Достигло крайнего размаха

Укоренившееся зло.

Все потеряли чувство страха.

Жил тот, кто дрался. Так и шло.

Шло, падало, плелось, тащилось,

Пока совсем не развалилось.

Никто в том не был виноват.

Всем значить что-нибудь хотелось.

Выгадывал второй разряд,

А первым это лишь терпелось.

Однако этот ералаш

Не по душе стал лучшим людям.

Они задумали: "Добудем

Порядок. Император наш

Нам не оплот в борьбе суровой.

Давайте выберем другого,

Который властною рукой

Нам будет обновленья знаком,

Чтоб сочетать счастливым браком

И справедливость и покой"...

Мне жаль его. он был так прям.

Пойдём, примкнём к его войскам...

Фауст участвует в междоусобной войне двух соперничающих императоров. "Законный государь" побеждает - благодаря тому, что Мефистофель в решительную минуту вводит в бой "модели из оружейной палаты".

Но победа "законного императора" приводит только к восстановлению былой государственной рутины. Недовольный Фауст покидает государственную службу, получив в награду клочок земли, которым думает управлять по своему разумению.

Мефистофель усердно помогает Фаусту. Он выполняет грандиозную "отрицательную" работу по разрушению здания феодализма и устанавливает бесчеловечную "власть чистогана". Для этого он сооружает мощный торговый флот, опутывает сетью торговых отношений весь мир; ему ничего не стоит с самовластной беспощадностью положить конец патриархальному быту поселян, физически истребить беспомощных стариков. Он выступает здесь как воплощение капитализма, его беспощадного хищничества и предпринимательства.

Фауст не сочувствует жестоким делам, чинимым скорыми на расправу слугами Мефистофеля, хотя отчасти и сам разделяет его образ мыслей.

Однако и эта жизнь во имя обогащения не по сердцу герою, вовлечённому в стремительный круговорот капиталистического развития.

(молодой, легко вооружённый, Кого ни встречу, в ухо дам

в пёстром наряде) И съезжу кулаком по рылу,

А беглеца обратно сам

Доставлю за волосы силой.

(средних лет, хорошо вооружённый, Драчливость - это вздор ребячий,

богато одетый) Не стоящий моей руки.

Я граблю, чтобы стать богаче.

Всё остальное - пустяки.

(пожилой, тяжело вооружённый, Награбить денежки не штука,

без лишней одежды) Труднее их скопить для внука

И не потратить пятака.

Кто молод - тратит без расчёта,

А уберечь добро от мота,

Вот в чём задача старика.

Вот она, двуличная родня, Император

Которая презренных выгод ради

Притворно-ласково звала меня

Кто братом, кто племянником, кто дядей!

Они мне рознью расшатали трон

И довели страну до безначалья.

Край ненасытностью их разорён.

И на меня они ещё восстали!

Толпа слепа, и ловок демагог.

Народ пошёл, куда понёс поток...

Хоть широким населеньем Первый разведчик

Ты по-прежнему любим,

Страх пред нынешним правленьем

Не даёт сплотиться им.

Все врозь, всяк о себе самом,

Долг, честь и верность отрицая,

А вспыхнет у соседа дом,

Не скажешь: "Наша хата с краю"...

Фауст Ты знаешь, горцам тайна гор открыта.

К природе близки эти племена.

Они прочли давно в кусках гранита

Её рунические письмена.

С тех пор как духи с низменных лугов

Переселились в горные пещеры,

Они в них трудятся средь атмосферы

Насыщенных металлами паров,

Готовят смеси, превращают в газ

Сорта руды, с единственною целью

Найти состав, невиданный доселе,

На новое наткнуться в первый раз.

При помощи подвластных им начал

Совершены великие открытья.

Они провидят сквозь кристалл,

Земли неотвратимые событья...

Спор лично мною должен быть решён. Император

Кто у меня оспаривает трон,

Пускай докажет, что его достоин...

Мефистофель Но нет свирепей ничего

Междоусобных старых споров:

Здесь безрассудства торжество...

Телохранители У нас в войсках иной разбор.

Солдат не вор, не мародёр,

И к нам на службу лишь идёт

Высокой честности народ...

Известья добрые: везде успокоенье, Император

В стране подавлен бунт, нам радо населенье.

Нам скажут, в наш успех вмешалось колдовство,

Плоды достались нам - довольно и того.

А мало ли ещё случайности какие

На памяти хранят анналы боевые?..

Мефистофель Флот этот твой! Таков устав:

В ком больше силы - тот и прав.

Никто не спросит: "Чьё богатство?

Где взято и какой ценой?"

Война, торговля и пиратство -

Три вида сущности одной...

Что похороны, что крестины,

Для колокола всё едино...

О, если бы мне магию забыть, Фауст

Заклятий больше не произносить,

О, если бы, с природой наравне,

Быть человеком, человеком мне!

Таким я был, но преступив устав,

Анафеме себя и жизнь предав.

Теперь всё привиденьями полно,

И поделом, оно не мудрено.

Ведь даже если мы разумны днём,

Нас ночь пугает нехорошим сном.

Услышу - на прогулке поутру -

Прокаркает ворона - не к добру!

Поверьями кругом опутан свет,

Всё неспроста, и всё полно примет.

И мы дрожим, и всюду колдовство.

Дверь скрипнула. Не вижу никого...

Забота Если внять мне не желаешь,

Сердцем ты меня узнаешь.

В разных видах, я везде

Всех держу в своей узде.

Я на море и на суше

Повергаю в малодушье,

Незнакома, незвана,

Всем судьбой предрешена.

Что, ты Заботы не знавал в былом?

Фауст Я шёл всю жизнь беспечно напролом

И удовлетворял свои желанья,

Что злило - оставлял я без вниманья,

Что умиляло - не тужил о том.

Я следовал желаньям, молодой,

Я исполнял их сгоряча, в порыве.

Тогда я жил с размахом, с широтой,

Ну а теперь - скромней и бережливей.

Я этот свет достаточно постиг.

Глупец, кто сочинил потусторонний,

Уверует, что там его двойник,

И пустится за призраком в погоню.

Стой на своих ногах, будь даровит,

Брось вечность утверждать за облаками!

Нам здешний мир так много говорит!

Что надо знать, то можно взять руками.

Так и живи, так к цели и шагай,

Не глядя вспять, спиною к привиденьям,

В движенье находя свой ад и рай,

Не утолённый ни одним мгновеньем!

Забота Кто в мои попался сети,

Ничему не рад на свете.

Солнце встанет, солнце сядет,

Но морщин он не разгладит.

Всё пред ним покрыто мраком,

Всё недобрым служит знаком,

И плывёт богатство мимо

У такого нелюдима.

Полон дом - он голодает,

Копит впрок, недоедает,

Тихо усидеть не может,

Чёрный день его тревожит.

Будущее роковое

Не даёт ему покоя...

Фауст Навязчивые страхи! Ваша власть -

Проклятье человеческого рода.

Вы превратили в пытку и напасть

Привычный круг людского обихода.

Дай силу демонам, и их не сбыть.

Не выношу их нравственного гнёта.

Но больше всех бессмыслиц, может быть,

Я презираю власть твою, Забота!

Забота Так ощути ту власть краями век!

Плачу тебе проклятьем за презренье.

Живёт слепорождённым человек,

А ты пред смертью потеряешь зренье...

Фауст считает, что он подошёл к конечной цели своих упорных поисков только в тот миг, когда, потеряв зрение, тем яснее увидел будущее свободного человека...

Его власть над людьми резко отличается от традиционной власти. В его руках она преобразилась во власть над вещами, в управление процессами производства. Фауст прошёл долгий путь через ряд иллюзий, обернувшихся горчайшими разочарованиями. Всё это осталось позади. Он видит перед собою не разрушение, а грядущее созидание, к которому он думает теперь приступить...

Фауст Вокруг меня сгустились ночи тени,

Но свет внутри меня ведь не погас.

Бессонна мысль и жаждет исполненья,

И жив распорядителя приказ.

Вставайте на работу дружным скопом!..

Труд тысяч рук достигнет высшей цели,

Которую наметил ум один!..

Внутри по-райски заживётся.

Пусть точит вал морской прилив,

Народ, умеющий бороться,

Всегда заделает прорыв.

Вот мысль, которой весь я предан,

Итог всего, что ум скопил.

Лишь тот, кем бой за жизнь изведан,

Жизнь и свободу заслужил.

Так именно, вседневно, ежегодно,

Трудясь, борясь, опасностью шутя,

Пускай живут муж, старец и дитя.

Народ свободный на земле свободной

Увидеть я б хотел в такие дни.

Тогда бы мог воскликнуть я: "Мгновенье!

О, как прекрасно ты, повремени!

Воплощены следы моих борений,

И не сотрутся никогда они".

И, это торжество предвосхищая,

Я высший миг сейчас переживаю...

Фауста охватывает чувство единения с народом. Теперь он знает, что истинная искомая форма этого единения - коллективный труд над общим, каждому одинаково нужным делом.

Пусть задача эта безмерно велика, требует безмерных усилий, - каждый миг этого осмысленного, освящённого великой целью труда достоин возвеличения...

Мефистофель вправе считать это отказом от дальнейшего стремления к бесконечной цели. Он вправе прервать его жизнь, согласно их договору: Фауст падает...

Мефистофель В борьбе со всем, ничем не насытим,

Преследуя изменчивые тени,

Последний миг, пустейшее мгновенье

Хотел он удержать, пленившись им.

Кто так сопротивлялся мне, бывало,

Простёрт в песке, с ним время совладало,

Часы стоят...

Стоят. Молчат, как ночь.

Упала стрелка, делу не помочь.

Упала стрелка. Сделано. Свершилось.

Но, по сути, Фауст не побеждён, ибо его упоение мигом не куплено ценою отказа от бесконечного совершенствования человечества и человека. настоящее и будущее здесь сливаются в некоем высшем единстве; "две души" Фауста, созерцательная и действенная, воссоединяются.

Конец.

Конец? Нелепое словцо!

Чему конец? Что, собственно, случилось?

Раз нечто и ничто отождествилось.

То было ль вправду что-то налицо?

Зачем же созидать? Один ответ:

Чтоб созданное всё сводить на нет.

"Всё кончено". А было ли начало?

Могло ли быть? Лишь видимость мелькала,

Зато в понятье вечной пустоты

Двусмысленности нет и темноты...

Чуть дух покинет тело, договор

Ему представлю, кровью подкреплённый.

Но столько средств есть с некоторых пор

Отбить у чёрта душу беззаконно!

Поверья предков, словно старый хлам,

Лишились силы, всякий смысл утратив.

Бывало, я со всем справлялся сам,

Теперь нуждаюсь в помощи собратьев.

Тяжёлые для чёрта времена!

В загоне честь, обычай, старина.

Всегда готовым надо быть к подвохам,

А в старину душа была честна

И вылетала вон с последним вздохом.

Я схватывал её, как кошка мышь,

Без промаха, и вмиг, без проволочки,

Сжимал в когтях. Теперь не то, шалишь!

Душа нейдёт из грязной оболочки...

Ангелы Чем ни прикрашивай

Духа чужого,

Рода не нашего

Это основа.

Только с любовью

Ладит краса.

Им наготове

Вход в небеса...

Пламенем ясным,

Светом прозренья

Падшим несчастным

Дай исцеленье.

Пусть одолеют

Зло и прозреют,

Чтоб благодать

С нами познать...

Пламя священное!

Кто им охвачен,

К жизни блаженной

Добра предназначен.

Воздух очищен.

Братья, в полёт!

Дух сей похищенный

Вольно вздохнёт...

Мефистофель На крыльях унеслись, озорники!

А где душа? Украли воровски!..

Какой удар! Но сам я виноват.

Со мной побившись об заклад

Ценою участи своей небесной

Высокая душа, залог наград,

Украдена из рук моих бесчестно...

Святые отшельники

Отец углублённый Дай, Боже, мыслям проясниться

И сумрак сердца освети!..

Отец ангелоподобный Что за облачко белеет

В глубине за сосняком?

Догадался, что там реет:

Это юных духов сонм.

Хор блаженных младенцев Где мы тут, отец, ответствуй,

Кто мы, милый, вразуми,

Мы, оставшиеся с детства

Непорочными детьми.

Вы, родившись в полночь, вскоре

Взяты маленькими в рай,

Для родителей на горе,

К радости крылатых стай.

Сердце любящее чуя,

Станьте с этой стороны.

Вы, по счастью, в жизнь земную

Не были посвящены.

Но в глаза мои войдите,

Я их вам даю взаймы.

Изнутри вовне смотрите:

Вот деревья, вот холмы,

Вот текущая средь леса

И с крутого бугорка

Водопадом вниз с отвеса

Рушающая река...

Подымайтесь кверху стаей

И растите без конца,

Как мужает, вырастая,

Дух в присутствии Творца.

Это духов пропитанье,

Высшее их торжество:

Раствориться в созерцанье

Явленной любви Его.

Руки протянем,

Станем кольцом,

Господу грянем

Громкий псалом!

От колыбели

Взятые Им,

Бога у цели

Улицезрим.

Ангелы (парят в высшей атмосфере, Спасён высокий дух от зла

неся бессмертную сущность Произволеньем Божьим:

Фауста) Чья жизнь в стремлениях прошла,

Того спасти мы можем.

А за кого любви самой

Ходатайство не стынет,

Тот будет ангелов семьёй

Радушно в небе принят.

Младшие ангелы Розами из рук смиренниц,

Приносящих покаянье,

Выиграно состязанье,

Побеждён был отщепенец.

Наша сторона отбила

Душу от нечистой силы,

В бегство обратив лукавых

И цветами закидав их.

Вместо адских мук, с печалью

Боль любви они познали.

Перед ней сдалась природа

Сатаны, их коновода.

Он не снёс её укола.

Милосердье побороло...

Вон над вершиною

Этой скалистой

Нечто невинное,

След чей-то чистый.

Мгла тонкостенная,

И в промежутке -

Души блаженные,

Дети, малютки.

Чуждые бремени

Горестей лишних,

Дышат вне времени

Славою в вышних.

Ощупью шарящий

Дух для начала

Пустим в товарищи

К братии малой...

Возвеститель Дева безневестная,

почитания Богоматери Ты для жертв обмана

Пристанью небесною

Будешь постоянно.

Слабых женщин скользок путь,

Где найти спасенье?

Как самим им разомкнуть

Цепи искушенья?

Как не поскользнуться им

На дороге вязкой?

Нежный взгляд неотразим,

Манят лесть и ласка...

Одна из кающихся, Собраньем духов окружённый,

прежде называвшаяся Гретхен Не знает новичок того,

Что ангельские легионы

В нём видят брата своего.

Уже он чужд земным оковам

И прежний свой покров сложил.

В воздушном одеянье новом

Он полон юношеских сил.

Позволь мне быть его вожатой,

Его слепит безмерный свет.

Богоматерь Направься в высший круг. Объятый

Догадкой, двинется он вслед...

Мистический хор Всё быстротечное -

Символ, сравненье.

Цель бесконечная

Здесь в достиженье.

Здесь - заповеданность

Истины всей.

Вечная женственность...

"В начале было Дело"... Оно-то и привело Фауста к познанию высшей цели человеческого развития.

Тяга к отрицанию, которую Фауст разделял с Мефистофелем, обретает наконец необходимый противовес в положительном общественном идеале, в свободном труде "свободного народа", чуждого магии, не полагающегося на даровые сокровища, откуда бы они ни попадали в его руки - с неба или из ада...

В монументальный финал трагедии вплетается и тема Маргариты. Но теперь образ "одной из грешниц, прежде называвшейся Гретхен", сливается с образом девы Марии, здесь понимаемой как "вечно женственное", как символ рождения и смерти, как начало, обновляющее человечество и передающее его лучшие стремления и мечты из рода в род, от поколения к поколению.

Матери - строительницы грядущего людского счастья!

То, что открывается незрячим глазам Фауста, - это не настоящее, это будущее. Фауст видит неизбежный путь развития окружающей его действительности. Но это видение будущего не лежит на поверхности, воспринимается не чувственно - глазами, а ясновидящим разумом. Перед Фаустом копошатся лемуры, символизирующие те "тормозящие силы истории, которые не позволяют миру добраться до цели так быстро, как он думает и надеется"... Но на этом поле будут работать свободные люди, это болото будет осушено, это море исторического "зла" будет оттеснено плотиной. В этом - нерушимая правда прозрения Фауста, нерушимая правда его пути, правда всемирно-исторической драмы Гёте о грядущей социальной судьбе человечества.

Фаусту удаётся жить жизнью всего человечества, включая грядущие поколения.

_________________

ПУТЬ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ и САМОСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ ЧЕЛОВЕКА

Школа

1 класс - каникулы - 2 класс - каникулы - 3 класс - каникулы - 4 класс - ...

Школа жизни

1 жизнь - смерть - 2 жизнь - смерть - 3 жизнь - смерть - 4 жизнь - смерть...

ЭТО ПУТЬ в БЕССМЕРТИЕ, в БЕСКОНЕЧНОСТЬ...

ИДИ... ЖИТЬ - ЭТО ДОЛГ...

МОЁ СТРЕМЛЕНЬЕ - ДЕЛО, ТРУД...

© Copyright Хруцкая Татьяна Васильевна (wslwsl@yandex.ru) Размещен: 19/04/2017, изменен: 19/04/2017. 300k. Статистика. Очерк: Публицистика Скачать FB2		Ваша оценка:

Хруцкая Татьяна Васильевна : другие произведения.

Пьеса в стихах ...