...Глаза резало. Проклятый манипулятор снова заело и Коваленко, ругаясь сквозь зубы, неестественно оттопыривал локоть, пытаясь поднести контейнер пусть боком, но всё же вплотную к извивающемуся щупальцу-протуберанцу. В стальной коробке было тесно. Единственная дверца открылась и хлопала. Лязг стоял такой, как будто черти молотили кувалдами по листовому железу.
В голове зловеще пел безумный хор... во всяком случае, много позже, другого определения Коваленко дать не смог. Тягучий ветер, казалось, проходил сквозь стальной щит, наспех сваренный на Уралмаше военными. Как всегда, смотровая щель оказалась неверных размеров и жёлтое освинцованное стекло, обложенное прорезиненной лентой защиты, чтобы держаться в чересчур широком отверстии, перекосилось, угрожая выпасть в любую минуту. Поправлять его было некогда - Коваленко впервые был так близко. Из-за перекоса поверхность стекла бликовала, заставляя Коваленко мучительно вытягивать шею куда-то вбок. Несчастный позвоночник ныл, напоминая о всех травмах.
- Не берёт, Антоныч! - заорал в ушах Прохоров. - Не берёт, сука... на всех режимах не берёт!
- Прохоров, иди на х...й, - пробормотал Коваленко. - Ты меня ближе, ближе подтолкни... хер с ними, с замерами, Прохоров, милый! Полметра всего! В жопу целовать буду, дочку замуж отдам, только подтолкни меня своим ё...ным трактором!!
Ветер завыл, заглушив ответ. Дверцу оторвало и она наконец-то перестала греметь. По шлему забарабанила какая-то чёрная труха. Чёрный лоскут с размаху шлёпнулся на стекло шлема. Скосив слезящиеся глаза, Игорь Антонович увидел, как в нескольких сантиметрах от его носа проклятый ошмёток шевелил тысячами корешков, впивающихся в тонкое стекло. Коваленко мотнул головой, пытаясь потереться поверхностью выпуклого стекла шлема о пульт и соскоблить проклятую дрянь. Часть её действительно прилипла к железу и пластику. Оставшаяся часть была уже не такой активной... и во всяком случае, уже не загораживала весь обзор... впрочем, думать сейчас об этом было некогда.
Кабина дёрнулась и проползла вперёд метра на полтора. Хор в голове взвыл. Коваленко отчётливо увидел, как манипулятор косо воткнул контейнер в протуберанец кокона... и почувствовал удар такой силы, что потерял сознание.
На записи хорошо видно, как отбрасывает импровизированное укрытие Коваленко. Манипуляторы торчат переломанными лапками гигантского насекомого. Стальная коробка укрытия, пролетев над толкавшей её штангой, сминает кабину трактора. Видно, как из неё вываливается Прохоров. В спину ему впивается один из чёрных лоскутов, неведомой силой выброшенных из кокона. Название "брызги", подхваченное прессой, довольно неудачно. Более всего эти образования походят на мокрые клочья одежды.
Прохоров падает и из спины его начинает расти "чёрный саксаул". Одна из боковых камер, установленных на тракторе, показывает это с пугающей чёткостью. Прохоров пригвождён к земле. К вечеру от его скафандра останутся только окровавленные клочья, грязными перекрученными тряпками обвивающие основание ствола...
Кабина-укрытие Коваленко откатывается ещё несколько метров, будто подталкиваемая ураганом... и замирает, упёршись в землю обрубками начисто срезанных оконечных захватов манипулятора. Из сорванной дверцы безжизненно выпадает Коваленко. Шлема на нём уже нет. Из помятого короба укрытия вымахивает ствол "чёрного саксаула". Спасатели тянут к Коваленко длинные штанги. Одна из них цепляет его за рукав. Игоря Антоновича осторожно тянут на асфальт проезжей части улицы Серова. Там уже безопасно.
Спирали чёрных вихрей вокруг кокона становятся толще. По-прежнему, рядом с коконом нет никакого движения воздуха. Вешка, поставленная Коваленко накануне, вяло трепещет полосатым флажком - его шевелит приятный июньский ветерок. Камера, установленная на вешке, выдаёт четыре кадра чёрно-белых геометрически правильных полос и оплавляется. Термометр вешки передаёт температуру окружающей среды: плюс двадцать семь градусов Цельсия.