Повестку в армию Илисар получил на середину июня 1989 года. Медкомиссию он проходил еще за месяц до этого. Вообще-то, как ему потом объяснили более сведущие люди, со зрением минус семь он не подлежал призыву на срочную службу, поэтому, скорей всего, сотрудники военкомата просто кого-то "отмазали", а на его место впихнули Илисара.
В военкомате у Илисара забрали паспорт и оформили военный билет. После короткой приветственной речи военкома, призывников на поезде отправили в Котлас, где они переночевали на голых койках в сборном пункте. На следующий день приехали "покупатели" из воинских частей. Один из них, прибывший из сибирской военно-строительной части, увидев анкету Илисара, воскликнул: "О, наконец-то, к нам хоть кого-то с образованием по профилю части направили". Он записал Илисара в свою команду и назначил его как выпускника промышленного техникума помощником старшего команды, что тогда очень воодушевило Илисара, который посчитал это хорошим знаком, хотя в действительности, как выяснилось позднее, это никакого значения не имело. Тем же вечером команда призывников погрузилась в поезд до Канска. В поезде Илисар по утрам занимался зарядкой и пытался с "важным" видом помогать старшему команды, что очень раздражало одного из призывников с фамилией Кремер. Как позже Илисар узнал, Кремер был из поволжских немцев, его родителей еще детского возраста, с их семьями в 1941 году сослали в Коми АССР, где те и обосновались, и позднее, когда при Брежневе у них появилась возможность переселиться южнее, они этой возможностью не воспользовались: с одной стороны, у них здесь уже появилось свое жилье и кой-какое имущество, с другой стороны, в возникающих на севере городах создавалась своя социально-экономическая инфраструктура, мало чем уступающая аналогичным городкам южнее, поскольку от Калининграда до Находки и от Кушки до Воркуты почти всё делалось по единым советским нормативам, а в Коми АССР в советское время имелись еще и такие серьезные плюсы, как северные коэффициенты, существенно увеличивавшие зарплату, "северный привоз" - снабжение многими дефицитными товарами в приоритетном порядке, более ранний выход на пенсию, более высокие пенсии и щедрое снабжение путевками в разные южные курорты и санатории. Как в дальнейшем выяснилось, у Кремера имелись какие-то проблемы со здоровьем, которые попали в список болезней, при наличии которых согласно принятому в 1989 году указу Горбачева военнослужащие- "срочники" подлежали "комиссованию" из армии. Кремер воспользовался своим правом на "комиссию" и уже в январе 1990 году покинул стройбат. Дальнейшей его судьбы Илисар не знал, не исключено, что Кремер перебрался на свою историческую Родину, то есть в Германию.
Никакой пользы Илисару от его "усердия" в качестве помощника старшего команды в дальнейшем не было, и в будущем он скептически оценивал свой тогдашний "пыл".
Во время поездки в поезде призывников кормили в вагоне-ресторане, причем еда была вкусной и сытной. Никаких инцидентов в пути не было, все призывники занимались какими-то своими делами, другим своим товарищам по дороге не докучали. Не надоедали излишним вниманием и сопровождавшие их офицер и сержант. Их роль по большому счету свелась лишь к побудкам, поверкам и сопровождению в вагон-ресторан.
Через пару суток их поезд прибыл на небольшую станцию за Канском. Здесь их уже ждали грузовики, на которых призывников отвезли в военный городок при небольшом поселке, застроенном частично частными, а частично многоквартирными домами.
2. "Карантин"
По прибытии в часть призывников загнали в баню, по выходу из которой им сразу же были выданы комплекты нательного белья, военно-строительной одежды (ВСО), парадной формы, сапоги с портянками. Сразу же после этого в учебной комнате группа призывников из Коми зашила в предоставленные им фанерные ящики свою гражданскую одежду и другие вещи. Илисар отправил домой свой черный костюм с голубой рубашкой. Посылка благополучно дошла до его родителей, и тот черный костюм он в дальнейшем носил во время учебы в вузе и донашивал еще и в 1998-2000 годах.
В течение последующих десяти дней призывники посещали учебные классы, где они учили присягу, подшивали подворотнички на комбинезоны ВСО, эмблемы и погоны на парадную форму, наносили на нее белой краской свои фамилии.
Проживали они в это время в казарме учебной части военного городка, питались в столовой соседней воинской части. Питание было очень хорошим: на утро выдавались гречка с густым гуляшом из больших кусков жирной свежей говядины, густой черный чай с сахаром, черным хлебом и маслом, на обед- то же самое, а также густой наваристый суп на мясном бульоне, на ужин- перловка или гречка, остальное - то же, что и утром.
Погода стояла солнечная, приятная, занятиями в классах призывников особо не утруждали, старослужащие в карантине их не донимали. Единственная неприятность у Илисара возникла из-за его доверчивости: он по просьбе своего сопризывника Кротова в день, когда тот был дневальным, отдал ему свои часы "ЗИМ", подаренные родителями на 15 лет, - якобы, тому нужно было отслеживать время, чтобы вовремя подавать команды "отбой" и "подъем". На следующий день Илисар попросил у Кротова свои часы обратно, но тот заявил, что он передал их сержанту Картонникову, который был старшим наряда. Эта "простота" напомнила Илисару его одноклассника Свистунова, который тоже мог попросить какую-нибудь вещь на время, а затем без согласия собственника вещи передать её кому-то другому, а на требование возврата вещи, невинно похлопывая ресницами, посылать собственника вещи к этому другому. Того сержанта Илисар так тогда и не смог найти, и в итоге он остался на все время службы без часов. Уже в октябре Картонников случайно попался ему на встречу, сержант долго вспоминал про тот "карантин", но так и не признался, что присвоил себе часы Илисара. Поэтому не исключено, что на самом деле Кротов и не передавал ему часы Илисара, а "оставил" их себе.
Поскольку Илисар привык сверять свой распорядок жизни с часами, их отсутствие серьезно выбило его из колеи, фактически он частично потерял свою обычную ориентацию во времени. Это было одной из причин, почему он совершил серьезную ошибку: в один из дней в их класс вошли двое офицеров из учебной части, расположенной в Новосибирске, и сообщили, что они набирают учащихся на 6-месячные курсы поваров. Требования: наличие среднего образования и отсутствие судимости. Поднялись две трети группы, Илисар же как пригвозденный остался сидеть на своем месте, хотя у него и было большое желание подняться: у него было такое ощущение, что кто-то подвесил на его ноги тяжелые гири, а язык пришили к нёбу. В результате отсева одних - из-за того, что у них была судимость, а других - из-за того, что у них не было среднего образования, стоять остался только один призывник - Кремер, который заявил, что он поедет в Новосибирск только, если туда возьмут его товарища - Кротова. Однако, офицеры смущенно ответили, что не могут его взять, поскольку у того нет среднего образования. В результате, Кремер отказался записываться на обучение на повара. Офицеры, немного смятенно потоптавшись на месте, ушли ни с чем. В дальнейшем Илисар сильно сожалел из-за того, что он не поднялся и не записался на курсы поваров, не понимая, что за столбняк на него нашел в тот момент. Он представлял себе в уме, как он мог бы там хорошо учиться, получил бы хорошую и практичную профессию повара, по которой смог бы потом работать во время будущей учебы в вузе, ходил бы в увольнительные в город, где гулял бы по красивым улицам Новосибирска и пил пепси- и кока-колу. Потом, думал он, его, может быть, оставили бы на обучение на сержантских курсах и, может быть, даже оставили в поварской учебке до конца срока службы. В дальнейшем, однако, он понял, что, если бы он поехал учиться на повара, то совесть не позволила бы ему демобилизоваться на год раньше срока, и он прослужил бы полностью все положенные два года, а не комиссовался бы из-за плохого зрения уже в марте следующего года. Так же, он уже летом следующего года поступил в гуманитарный вуз и в дальнейшем работал менеджером среднего звена за вполне сносную зарплату. В противном же случае, он, скорей всего, поступил бы в инженерно-строительный институт и затем, с большой долей вероятностью, завершил бы свою карьеру малооплачиваемым слесарем на какой-нибудь заштатной рембазе, поскольку на самом деле у него никогда "душа не лежала" к работе с техникой, соответственно, на этой стезе он и не смог бы сделать какой-либо мало-мальски сносной "карьеры".
Уже после возвращения из армии Илисар купил себе электронные часы, которые прослужили около трех лет, а на тридцатилетие родители подарили ему надежные командирские часы производства Чистопольского часового завода.
В один из следующих дней у призывников сняли отпечатки пальцев и сфотографировали для личного дела. Лишние фотографии 5х3 отдали призывникам. Илисар отослал их родителям. Бабушка Бадрия сказала потом, что на этой фотографии он выглядел как тюремщик, то есть заключенный. Спустя еще пару дней призывники принесли присягу.
3. "Точка"
Через десять дней после прибытия в "карантин", спустя час после завтрака без какого-либо предварительного предупреждения и без возможности пообедать Илисара и еще с десяток призывников вызвали из классов, погрузили в грузовик и повезли развозить по "точкам", то есть по отдельным казармам, расположенным вне места расположения основной части, как правило, в лесистой местности.
Ближе к вечеру Илисара и еще двух парней высадили у казармы на краю высокой горы. Казарма была пуста, потому что взвод, который размещался в ней, находился на работах. Несмотря на то, что вновь прибывшие не обедали, им не только не дали обеда, но даже не дали ужина: они легли спать голодные. В дальнейшем чувство голода стало для Илисара в армии постоянным ощущением.
Казарма делилась на две части: слева от входа - жилая часть, справа от входа - столовая с кухней. Несмотря на июль, ночи стояли холодные, из-за сквозняков в дощатом бараке казармы было очень холодно: если натянешь одеяло на голову - мерзнут ноги, натянешь одеяло на ноги - мерзнут голова и руки.
Еда была очень плохой: суп - вода с 3-4 тонюсенькими кружочками моркови или картошки, второе - две-три ложки вареного риса или овсянки, чай - светло-коричневая вода с привкусом железной кружки, а также тонкий-претонкий, просвечивающий на свет небольшой кусочек хлеба. Мяса, сахара, масла и иных "деликатесов" не было. Через две недели пребывания на точке стройбатовцам дали по ложке плова - это был настоящий праздник для них.
Подъем объявлялся в шесть утра, один из сержантов сразу же включал проигрыватель с пластинкой какой-то французской певицы с тонким гнусавым голоском. За полтора месяца пребывания на той "точке" ее песни настолько набили Илисару "оскомину", что в нем на всю жизнь поселилась нелюбовь как к этим песням, так и к самой этой певице с ее противным голоском. В дальнейшем ее песни ассоциировались у него с каторжными условиями жизни в армии.
Сразу же после завтрака стройбатовцы шли на работу - углублять в скальной породе траншею трехметровой глубины. Скала была монолитной, даже несколько ударов ломом не давали никакого результата. Солдаты, отслужившие по шесть-десять месяцев, говорили, что в скале есть "точка разрушения": если по ней попасть, то от скалы начнут откалываться отдельные кусочки. Но Илисару ни разу не удалось найти этой точки, в результате его ударов ломом по скале от нее даже пыль не отлетала. Тяжелая физическая работа под палящим июльским солнцем, практически без перерыва на отдых и при скудной пище была изнуряющей и абсолютно бессмысленной, поскольку отдачи от нее практически никакой не было. Два сержанта - командиры отделений - не помогали, а ходили сверху по краю траншеи, засучив рукава и постегивая прутиками по своим начищенным сапогам. Илисару эта жизнь чем-то напоминала жизнь советских военнопленных в немецких концлагерях так, как она изображалась в советских фильмах и книгах. Уже через месяц в одежду, которая по прибытии Илисару была как раз впору, можно было поместить одновременно 2,5 человека той комплекции, которую Илисар приобрел по истечении этого месяца пребывания на этой "точке". Если на второй день после прибытия туда, Илисар вечером смог подтянуться на турнике 18 раз, за что один из сержантов-таджик похвалил его и покровительственно похлопал по плечу, то через месяц он уже не был в состоянии подтянуться и одного раза. В самом конце пребывания их взвода на той "точке" на площадку привезли отбойный молоток с компрессором, при помощи которого работу, которую этот взвод не мог выполнить в течение пары месяцев, сделали за один день.
Командира у взвода Илисара не было, команды по очереди отдавали два сержанта, изредка приезжал лейтенант- замполит роты. В свой первый приезд примерно через пару дней после "заброски" Илисара с сотоварищами на ту "точку" замполит в присутствии обоих сержантов заполнил на новобранцев анкеты. Среди прочих вопросов заполит задал вопрос и о вероисповедании. Илисар ответил, что он - не верующий. На сержантов его ответ почему-то произвел впечатление: по-видимому, они решили, что Илисар- настоящий убежденный комсомолец- такой, как их показывают в советских фильмах. Сержант-таджик при этом даже покивал своему коллеге головой. Он, скорей всего, имел некоторые иллюзии насчет справедливости социалистических идей. На самом же деле, тогдашний атеизм Илисара никак не был связан с коммунистическими идеями, просто в его городе не было ни мечетей, ни церквей, не было ни мулл, ни попов, жители его города в своем большинстве были обычными трудягами, работавшими в будни на заводах и фабриках, а в выходные- на своих огородах, в своих гаражах, либо же просто "бухавшими", впитывать мистические идеи им было негде и для этого у них не было ни времени, ни возможности.
Сержант-таджик, скорей всего, испытывал определенное доверие к Илисару, по-видимому, считая его честным человеком, и иногда разговаривал с ним о том, что его волновало. Так, он был недоволен тем, что его зачислили в строительные войска, поскольку он считал, что в силу своего хорошего образования и отличного знания русского языка вполне мог служить в строевых частях. Этот таджик был честным человеком, и было жаль, что дальнейшие события в стране определенно разочаровали его. В силу знакомства с ним Илисар в дальнейшем в целом положительно относился к таджикам, даже несмотря на то, что иногда встречался потом и с плохими представителями этого народа. В то же время доля вины за полуголодное существование на той точке солдат лежала и на сержантах: может быть, снабжение точки было и плохим, но рядом находилась татарская деревня, солдатам ежемесячно выплачивали по 5-7 рублей довольствия и вполне можно было сложиться, чтобы купить в той деревне картофеля в количестве, достаточном для сытного питания молодых парней.
Один из новобранцев - азербайджанец с фамилией Зандаров - оказался вороватым типом: Илисар однажды заметил пропажу своей записной книжки с красной матерчатой обложкой, спустя неделю он увидел ее в обрезанном сверху и снизу виде у азербайджанца, но тот, не моргнув глазом, уверенно заявил Илисару, что это- записная книжка, приобретенная им в Азербайджане. Зандаров довольно неплохо уклонялся от работы, и никто ему никаких претензий по этому поводу не предъявлял. В дальнейшем Илисару встречались и другие азербайджанцы, и все они, как на подбор, были наглыми, вороватыми и не любящими работать руками. Скорей всего, этот факт не характеризует азербайджанский народ в целом, возможно, просто азербайджанские военкоматы работали тогда хорошо, и в строевые части направляли своих отборных парней, а в стройбат они отправляли разный свой человеческий "шлак".
Во взводе также была группа парней, призванных из Узбекистана. Они были довольно спокойными и интеллигентными. Один из них, отслуживший полгода, был очень рассудительным и самым авторитетным среди них. Однажды он сказал Илисару, что хотел бы, чтобы в дальнейшем именно Илисар стал сержантом и командиром отделения (наверно, потому что Илисар всегда старался честно работать, не отлынивал, ни на что и ни на кого не жаловался и имел свое мнение, которого старался придерживаться). Этот же парень сообщил Илисару, что под горой есть татарская деревня, куда сержанты иногда ходят в самоволку. Другой узбек, более скромный и без амбиций, как в дальнейшем выяснилось, был сыном полковника милиции одного из узбекских городов. В отличие от солдат, призванных с Кавказа, большинство из которых в целом негативно относилось к советскому строю, большинство ребят, призванных со Средней Азии, напротив, к Советскому Союзу относилось в целом лояльно. Никто из них особых иллюзий насчет социализма, конечно же, не испытывал, но они рассчитывали, что в стране удастся провести успешные политические и экономические реформы без развала страны и с сохранением большинства имевшихся социальных благ.
Однажды Илисар с группой сослуживцев обмазывал смоляным варом одно из строений, и одно смоляное пятно сверху попало на рукав его ВСО, которое он не смог вывести. После этого он нашел брошенный кем-то на площадке старый комбинезон, стал натягивать его, несмотря на жару, поверх своей формы, а после работы прятал его там же на площадке.
Как-то на точку приехала кинобудка и вечером в столовом помещении казармы солдаты смотрели фильм "Десять негритят". Этот фильм показался Илисару неинтересным, поскольку все эмоции перебивали чувства постоянного голода, усталости и бессмысленности ежедневной рутинной работы.
Как выяснилось, двое русских парней, призванных из Ухты и прибывших на точку вместе с Илисаром, имели условные судимости. Они не буянили, но и особого желания работать, да еще и при жизни впроголодь, у них не было. Поэтому через две с небольшим недели они сбежали. Спустя какое-то время их поймали. Чтобы не получить реальный срок лишения свободы, они решили свалить вину за свой побег на сержантов и сообщили, что сбежали, потому что сержанты их сильно избивали. Началось следствие по факту побега и избиений, но Илисар и его сослуживцы об этом вначале ничего не знали. По-видимому, в связи с проведением следственных мероприятий весь взвод в начале августа перевели на другую точку, которая была ближе к Ужуру и где размещалась целая рота военных строителей.
4. Ротная "точка"
Ротная казарма была значительно больше в размерах, чем казарменный барак на предыдущей точке. Напротив входа в казарму по ее центру находились пост дневального и вход в каптерку. Из каптерки открывался спуск в подпол, где находился склад с одеждой и обувью. Налево от входа в казарму находились кухня и столовая, а направо - жилой отсек, в одном из углов которого был оборудован спортивный уголок со штангами, гирями и гантелями. В конце жилого отсека имелся вход в красную комнату, заставленную шкафами с периодической литературой. В правом торце казармы располагалось офицерское общежитие с отдельным входом.
Хотя питание в роте было получше, чем на предыдущей точке, но Илисару его хватало только для того, чтобы окончательно не "протянуть ноги". После обеда обычно давалось минут 10-15 для послеобеденного отдыха и перекура. Однажды Илисар после обеда чуть не заснул, и заметивший это солдат-казах с улыбкой спросил у него: "Что после обеда разморило?".
Во взвод Илисара включили еще одного новобранца-русского. Поскольку на новой точке было еще несколько земляков Зандарова, в частности, солдат, выполнявший функции старшины, Зандаров начал вести себя более нагло. Как-то, когда он, новобранец, Илисар и еще один солдат работали на крыше здания на военной площадке, Зандаров, не работая сам, попытался заставить вновь прибывшего работать быстрее. Когда тот начал возмущаться, Зандаров начал изрыгать на него угрозы и махать кулаками. Илисар, который еще не успел растерять остатки своей уверенности в необходимости соблюдения принципов справедливости, заступился за новобранца, взял лопату и пригрозил Зандарову ударить того, если он не отпустит парня. Зандаров отступил и ничего не сказал.
После работы Илисар возвращался в казарму полностью обессиленный и засыпал мертвым сном. Однажды кто-то ночью потушил свой окурок об его руку, Илисар даже не почувствовал этого, и только утром он обнаружил на своем предплечье круглое пятно оплавившейся кожи и верхнего слоя мышц. Предъявлять кому-либо по этому поводу претензии было бессмысленно: из новопризванных каждый был сам за себя, имевшиеся же группы старослужащих защищали только себя и своих шестерок.
Через неделю после прибытия на ротную точку на Илисара в казарме беспричинно напала группа русских старослужащих и сильно его избила, но без переломов. Один из них поинтересовался у Илисара, будет ли он сообщать об этом руководству части, но тот сказал гордо, что он не "стукач". В дальнейшем приятель того парня сказал, что в награду за несообщение об инциденте руководству части Илисару помогут хорошо устроиться и поспособствуют его переводу в компрессорщики. Илисар этому обещанию не слишком то и поверил, но через полтора месяца его и в самом деле перевели в компрессорщики.
Среди недавно призванных был один парень-грузин, который, по-видимому, полагал, что ему следует снискать уважение остальных стройбатовцев за счет нападения на более слабого из числа тех, кто не сможет дать ему серьезного отпора. Заметив исхудалого и обессилевшего от голода Илисара, к которому некоторые из солдат тем не менее относились с уважением, грузин решил, что тот больше подходит для его цели. Он начал придираться к Илисару по разным мелочам, но сержант-таджик с прежней "точки" предложил подраться им в уединенном месте. Грузин оказался прав в отношении слабости Илисара, который из-за своей истощенности не смог дать тому достойного отпора, и грузин поставил Илисару синяк. Замполит роты, увидев синяк Илисара, вызвал его к себе и стал допытываться, кто ему поставил синяк, но Илисар не стал ничего рассказывать, поскольку для него смысла в этом не было: замполит заработал бы себе галочку в отчетности о работе с личным составом, но у Илисара испортились бы отношения с другими стройбатовцами и дальнейшая служба в армии для него превратилась бы в ад. Шагая в строю на рабочую площадку, Илисар сказал грузину, что, если бы он рассказал, кто ему поставил синяк, то грузин попал бы в дисбат. Грузин недоверчиво хмыкнул в ответ на это. В дальнейшем, однако, когда Илисар вернулся на эту "точку" уже в качестве компрессорщика, грузин, учтя то, что двух сержантов из их роты в самом деле отправили в дисбат, оценил поступок Илисара и заступался за него, когда на него пытался нападать один из тех парней-уголовников, которые сбежали с прежней "точки" якобы из-за того, что их избивали сержанты.
В середине сентября начались первые заморозки, тяжелой работы стало немного меньше, и Илисар стал ходить в свободное время в красный уголок казармы, расположенный в ее торце. Там была подборка журналов какого-то военного издательства, в которой Илисар нашел роман про службу советских офицеров где-то в тайге и начал с интересом читать его.
Еще в июле 1989 года Илисар написал два письма родителям с интервалом в две недели. Но затем у него было плохое настроение, и около полутора месяцев он им не писал. В сентябре казарму посетил комбат- подтянутый высокий стройный офицер лет тридцати пяти, и рота выстроилась в строй в два ряда в центральном проходе. Поприветствовав роту и пройдя вдоль строя, комбат начал задавать стройбатовцам различные вопросы: о том, как служится, какие есть жалобы и просьбы и т.п. В какой-то момент он выкликнул фамилию Илисара. Тот откликнулся. Комбат подошел и поинтересовался:
- А почему, товарищ солдат, Вы не пишите писем родителям?
- Я пишу им письма, - ответил Илисар, - но последнее письмо в самом деле отправил уже где-то месяц или полтора месяца назад.
- Мне поступило письмо от Ваших родителей, - продолжил комбат, - в нем они переживают из-за отсутствия писем от Вас. Они также дали краткую характеристику Вам и Вашей доармейской жизни. А Вы в самом деле хорошо играете в шахматы?
- Раньше играл в шахматы на второй взрослый разряд, - пояснил Илисар, - сейчас скорей всего похуже играю- нужна постоянная практика, а я уже давно в шахматы не играл.
Комбат более внимательно взглянул на лицо Илисара, обратил внимание на темные круги под его глазами и спросил:
- Мне не нравятся эти большие темные круги у Вас под глазами. Может быть, у Вас почки болят?
- Нет, не болят, - ответил Илисар отрицательно.
В дальнейшем Илисар встретил комбата еще три раза: один раз на одном из строительных объектов, который тот посещал вместе с женой - молоденькой и очень красивой черноволосой стройной медсестрой; другой раз- когда после госпиталя его послали в командировку на точку с компрессором. Илисар тогда не мог найти свой военный билет для передачи его в комиссию, рассматривавшую вопрос о демобилизации солдат по состоянию здоровья, а ротный отказался ему помочь найти "военник". Случайно столкнувшись с комбатом, Илисар обратился к нему с просьбой о содействии в обнаружении "военника". Комбат поинтересовался о причине для комиссования и очень удивился, узнав, что у Илисара плохое зрение. В третий раз они повстречались, когда из-за невнимательности Илисара был поврежден обслуживавшийся им компрессор.
Однажды Илисара и еще троих солдат отправили в поселок за хлебом. Их посадили внутрь "глухого" фургона-хлебовозки. В поселковой пекарне они погрузили в кузов лотки с белым хлебом и снова сели внутрь фургона. Пока стройбатовцы ехали около часа до своей казармы, каждый из них успел съесть всухую по буханке свежего горячего хлеба, который они оценили как чрезвычайно вкусный.
5. "Городок" военных строителей
В конце сентября взвод Илисара перевели в поселковый городок военных строителей. Это был тот самый городок, где Илисар с призывниками из Коми АССР находился в "карантине". Городок состоял из нескольких частей: учебной части со своими жилыми и учебными казармами и библиотекой, нескольких военно-строительных частей со своими административными и жилыми казармами, плацем, библиотекой и столовой с кухней, а также гауптвахты.
Казарма, в которой поселили взвод Илисара, находилась в самом южном углу городка на краю строевого плаца. Здесь тоже размещалась одна из рот батальона, но она занималась строительством не военных площадок, а жилых домов для военно-кадрового и гражданского персонала воинских частей, размещенных в поселке и рядом с ним. Кроме того, в роте числились ремонтники и грузчики, обслуживавшие рембазу на краю поселка, и несколько машинистов, обслуживавших компрессоры и некоторую другую технику вспомогательного характера.
После завтрака каждое отделение роты отправлялось на объект, на котором оно работало. Как правило, эти объекты находились недалеко от военно-строительного городка, поэтому почти все отделения роты на обед возвращались в городок, а после обеда снова отправлялись на свои работы. Поскольку определенные роте объекты работы уже были распределены между отделениями роты, которые здесь находились ранее, взводу Илисара отдельного объекта работы не нашлось, и всех солдат его взвода прикрепили для работ к различным отделениям, которые здесь находились ранее. Илисара "придали" отделению, солдаты которого работали разнорабочими на рембазе в полутора километрах от городка. Шли они туда пешком строем по два человека в ряд. По-видимому, это было в порядке вещей, и, несмотря на то, что их отделение никто из офицеров никогда не сопровождал, в ходе движения их отделение никто ни разу не останавливал- ни комендантские патрули, ни какие-либо офицеры. Примерно за 15-20 минут они доходили до рембазы, где местные распорядители распределяли их по конкретным работам: кого-то таскать стройматериалы, кого-то разгружать-загружать машины, а кого-то- в помощь ремонтникам. Минут за 20 до обеда отделение отправлялось обратно в городок, после обеда оно возвращалось на рембазу, а в конце рабочего дня снова отправлялось обратно к месту своей дислокации.
Каждый вечер старожилы казармы заставляли солдат взвода Илисара мыть полы. Так продолжалось более полутора недель. Сотоварищи Илисара возмущались про себя, но жаловаться офицерам смысла не было: жалобщика записывали в "стукачи" и били всей ротой, результат избиения был непредсказуем. Так, в одной из казарм городка одного из стройбатовцев избили до состояния комы, и Илисар не знал, выжил тот или нет. Еще одного стройбатовца, отказывавшегося выполнять приказы "дедов" одной из частей городка, те сожгли в топке кочегарки.
Однажды вечером Илисар решил уклониться от очередной мойки полов, после ужина он не вернулся в казарму, а "технично" зашел за угол столовой и пошел погулять по военному городку. На удивление, после того как все роты разошлись после ужина по своим казармам на дорожках городка стало пустынно, и никого на "открытом воздухе" не было- все "решали свои вопросы" в помещениях казарм. Только ближе к 20 часам вечера рядом с одним из складов Илисар натолкнулся в сгущающихся сумерках на солдата другого батальона.
- Привет, - поздоровался тот первым. - Что, в казарме не отдыхается? Наверно, старослужащие напрягают?
Илисар удивился доброжелательному тону и проницательности незнакомца, но не стал отрицать факта:
- Да, надоели уже: каждый вечер заставляют мой взвод мыть полы во всей казарме. Решил вот сегодня пройтись и немного проветрить свою голову, может быть, какие-нибудь умные мысли придут.
- Могу помочь: тут рядом есть хороший теплый чердак - там вполне можно переночевать, может быть, и без особого комфорта, но нам-солдатам не привыкать, верно?- предложил незнакомец.
- Верно, - согласился Илисар, - показывай.
Примерно в десятке метров от места разговора незнакомец указал Илисару на место стыка кирпичных зданий двух складов. Стык был заделан так, что кирпичи в этом месте образовывали своеобразную лестницу, по которой Илисар и незнакомец поднялись на крышу одного из складов, откуда имелся проход на чердак соседнего склада.
Незнакомец показал рукой на этот проход и попрощался, не заходя на чердак:
- Ну ладно, ты располагайся, а я пойду - нужно на вечернюю поверку успеть. Будь здоров!
На чердаке в самом деле было тепло и сухо, наверно, под ним находилась котельная. После этого вечера Илисар каждый раз после ужина сразу же уходил из столовой прямиком на свой чердак, ночевал там прямо в одежде, подстелив под себя теплую рабочую куртку, и возвращался в казарму только к завтраку, умывался, с ротой отправлялся в столовую, а оттуда уходил с отделением, к которому был прикреплен, на рембазу. Того незнакомого солдата он больше никогда не встречал, поэтому ему иногда думалось, что, возможно, то был призрак - фантом, а не реальный человек: он внезапно появился в самый нужный момент, сделал доброе дело, после чего сразу же исчез, растворившись в мировом космосе.
Только через две недели после начала вечерних отлучек Илисара один из старослужащих абхазов добродушного вида утром придержал его за рукав и предупредил, что, если он не явится на вечернюю поверку, то абхаз и его приятели устроят Илисару "темную".
Пришлось Илисару, скрепя сердце, отказаться от ночевок на гостеприимном чердаке. Вечернюю поверку проводил бывший замполит его роты, который, судя по всему, получил повышение до замполита батальона. Когда он выкликнул фамилию Илисара, один из стройбатовцев опередил ответ Илисара и сообщил, что Илисар находится в командировке. Так Илисар узнал, что, оказывается, чтобы не получить себе "на голову" офицерскую проверку из-за исчезновения одного из солдат, старослужащие приказали одному из солдат ежевечерне на выклик фамилии Илисара на поверке сообщать, что Илисара отправили "в командировку" на точку.
За время отсутствия Илисара в казарме произошла пара изменений: 1) по-видимому, испугавшись отсутствия Илисара на вечерних поверках, старослужащие отменили ежевечернее мытье полов для взвода Илисара; 2) в казарме появились двое уголовников из взвода Илисара, устроивших ранее побег и обвинивших в этом сержантов.
Приближались ноябрьские праздники, а у стройбатовцев еще сохранялись некоторые советские порядки, в числе которых был и обычай приурочивать к праздникам сдачу в эксплуатацию каких-либо строительных объектов. Один из таких объектов не успевали подготовить, поэтому почти всех стройбатовцев сняли с других объектов и направили на "горящую" стройку. В их числе оказались и солдаты взвода Илисара, которых задействовали на подсобных работах: подать-принести, замесить штукатурный раствор и т. п.
На обед привычно вернулись в военный городок, по возвращении из которого на стройку к работе приступили не сразу, а вначале устроили небольшой перекур. Двое уголовников из взвода Илисара устроили во время перекура своеобразную игру в "классики". Похожая игра практиковалась хулиганистыми ребятами в Альметьевском промышленном техникуме: один парень прыгал на ноги других парней, которые должны были вовремя их отдернуть; тот, кто не успевал отдернуть ногу, не только получал сильный ушиб ноги, но еще и считался проигравшим и должен был, в свою очередь, прыгать на ноги других ребят. Уголовники взвода Илисара "усовершенствовали" эту "игру": нужно было не прыгать на ноги других парней, а бить по ним ломом. Уголовники утверждали, что это безопасно, поскольку все солдаты были обуты в крепкие кирзачи, которые, по уверению этих уголовников, было сложно пробить ломом.
К удивлению Илисара, нашлись такие, которые присоединились к этой "игре" уголовников. Одним из присоединившихся был парень, за которого Илисар в свое время заступался на ротной точке перед азербайджанцем Зандаровым. Как понял Илисар, этот парень решил пойти "под защиту" этих двоих уголовников. Илисар не знал, получил ли он от этого какие-то "плюшки", но, как утверждается, армия как "рентген" высвечивает все хорошие и плохие, сильные и слабые стороны в характере человека. Из жизненного опыта Илисара, приобретенного им уже в будущем, следовало, что то, что тот парень примкнул к уголовникам, скорей всего, говорило о его потенциальной готовности в трудной для себя ситуации поддержать не слабую сторону, например, насилуемую на его глазах девушку или избиваемого гопниками старика, а, напротив, присоединиться к насильникам в насилии над девушкой и к гопникам в избиении старика. Когда спустя 30 лет Илисар смотрел видеоролики, на которых толпы беснующихся украинцев захватывали церкви и избивали прихожан канонической православной церкви, он полагал, что на самом деле больше половины этих беснующихся не были убежденными фанатиками-националистами, а были такими, как тот парень, примкнувший в стройбате к уголовникам: в трудной жизненной ситуации они примкнули к тем, кого они посчитали сильной стороной, если сильными станут противники украинских радикалов, то они переметнутся на другую сторону.
Через два месяца один из уголовников из взвода Илисара попал в госпиталь: при игре в их вариант "классиков" лом пробил его сапог и отрубил мизинец на его ноге. Не исключено, что действительной целью уголовников при "игре в классики" с ломом и было причинение себе увечья вроде как не умышленного, подпадающего под Уголовный кодекс, а неосторожного, в результате чего, как минимум, можно было какое-то время "отдохнуть" в госпитале, а, как максимум, еще и комиссоваться раньше срока. Однако, уголовника с отрубленным мизинцем через четыре недели "отдыха" в госпитале вернули в казарму, то есть врачи посчитали, что отсутствие мизинца на ноге не будет тому мешать дальнейшей работе с ломом и лопатой.
Когда вечером возвращались со стройки в городок военных строителей, рядом с Илисаром в строю усталых стройбатовцев шагал старослужащий абхаз, который несколько дней назад пригрозил Илисару "темной", если тот не придет на вечернюю поверку. Абхаз с радостью поделился с Илисаром новостью о том, что его в числе прочих "дедов", отслуживших положенные два года, через неделю демобилизуют, при этом на его счету в сберкассе имеется несколько сотен рублей, заработанных им при работе в стройбате. Оказывается, квалифицированным специалистам из числа военных строителей, таким как крановщики, экскаваторщики, электрики, каменщики, сантехники и т. д., было установлено не только минимальное денежное довольствие в 5-7 рублей, но еще и вознаграждение по сдельно-премиальной системе, то есть в зависимости от выработки и от качества результата работ, и иногда это вознаграждение было даже большим, чем у гражданских специалистов. Илисар немного подивился тому, что абхаз решил поговорить об этом с ним: они были практически незнакомы, у них была большая разница в сроках службы, к тому же еще несколько дней тому назад абхаз при разговоре с ним корчил угрожающие рожи. Но таковы, по-видимому, бывают выверты человеческой психологии, да и жизнь еще и не такие "сюрпризы" подкидывает.
Авральная работа на стройке продлилась лишь два дня, после чего все стройбатовцы вновь вернулись к работе на "своих" объектах, что вызвало радость у работавших на рембазе, поскольку, во-первых, сама работа на ней не имела такого выматывающе-изнурительного характера, как на некоторых "точках", а, во-вторых, невдалеке от нее, в семи-десяти минутах пешком по безлюдным пустырям, имелась небольшая пекарня, где продавалась горячая свежая выпечка. В столовой военного городка в лучшем случае кормили водянистым картофельным пюре или жидкой перловой кашей, хлеб тоже практически не давали, не говоря уже о мясе, сахаре и масле, которых солдатам из казармы Илисара вообще никогда не давали и, скорей всего, не только им. Здесь действовал известный принцип: "на завтрак дают воду без капусты, на обед- воду с капустой, а на ужин- капусту без воды", только вместо капусты была, как правило, картошка, а иногда- перловка, причем, в весьма ограниченном количестве. Поэтому пекарня под боком была большим подспорьем для стройбатовцев, работавших на рембазе. Иногда удавалось добраться до пекарни и Илисару: от зарплаты, полученной им на ротной "точке", у него еще оставались пять рублей, и он вполне мог позволить себе покупку одной-двух буханок серого хлеба по 14 копеек. Этот хлеб продавался в пекарне еще горячим, как говорится, "с пылу, с жару", и был он необычайно вкусным.
6. Госпиталь
Дня через три после работы на стройке Илисару и еще одному стройбатовцу поручили перетаскивать на рембазе недавно завезенные бревна. Илисар шел впереди, а другой стройбатовец- сзади. Когда подошли к новому месту складирования бревен, стройбатовец сбросил бревно без предупреждения, из-за чего Илисар ушиб и поцарапал палец на руке. То ли в ранку грязь попала, то ли климат был слишком сухим по сравнению с тем, к которому ранее был привычен Илисар, но вскоре началось загноение, и пораненный палец опух, превысив в объеме размер обычных трех пальцев. Стало ясно, что травма сама не пройдет, и Илисар был вынужден обратиться к солдату-фельдшеру, который работал в медицинском кабинете, оборудованном в той же казарме, в которой обитал взвод Илисара.
Увидев опухший палец Илисара, фельдшер удивился:
- Это из-за чего у тебя палец так распух?
Илисар рассказал, как он получил эту травму.
- А что сразу-то не подошел? - задал резонный вопрос фельдшер.
- Так, нельзя нам болеть, потому что могут обвинить в том, что "косишь" от работы.
- Есть такой момент, - согласился фельдшер. - Только из-за того, что ты сразу не подошел, теперь я не смогу тебе помочь, придется тебя отправить в госпиталь, а там твой травмированный палец могут и ампутировать, если врачи посчитают, что имеет место заражение необратимого характера. С разного рода болячками у солдат на самом деле не угадаешь: иногда действительно некоторые умышленно себе травмы причиняют, чтобы "откосить" от службы и "отдохнуть" в медпункте или в госпитале, а иногда человек боится подойти с серьезными проблемами. Недавно случай был: у солдата начались боли в животе, а он то ли сам отказался от обращения за медпомощью, то ли старослужащие его не пустили, но у него оказалось обострение аппендицита, вскоре начался перитонит, и спасти солдата не удалось- умер из-за того, что аппендикс вскрылся, а до госпиталя вовремя его доставить не успели.
Вместе с фельдшером Илисар дошел до госпиталя. Врач, осмотревший опухший палец Илисара, подтвердил опасения фельдшера и оформил бланк госпитализации Илисара. Фельдшер отправился обратно в свою казарму, а Илисара дежурная медсестра проводила в стационар до палаты со свободным местом. Палата была большой, и в ней уже находились пять солдат. Илисар со всеми познакомился, контингент был разношерстный - от недавно призванных до отслуживших почти весь срок службы. Долго разлеживаться Илисару не дали, уже через полчаса явилась другая медсестра, которая сопроводила его в операционную палату. Больной палец вскрыли, весь гной из него был удален, после чего на прооперированный палец наложили тугую гипсовую повязку. С этой повязкой Илисар проходил в госпитале четыре недели. Повязку вскрыли только в конце этого периода, когда обнаружилось, что опухоль прошла без таких последствий как гангрена, но палец остался кривым: оказывается, после операции повязка была наложена неправильно- под углом.
В госпитале кормили достаточно неплохо: часто давали манную кашу, молочные супы, рыбу. Мясо и мясные блюда отсутствовали и в здешнем рационе, но после предыдущей жизни впроголодь на "точках" и в городке военных строителей питание в госпитале казалось превосходным.
В ноябре 1989 года солдаты, лежавшие в одной палате с Илисаром, увлеченно разбирали посылку, которую якобы прислали солдату-еврею, призванному с Украины, - Шмидчуку. Илисар в дележке чужой посылки решил не участвовать, да и непонятно ему было, почему вместо получателя посылки Шмидчука в коробке с посылкой шурудят руками совершенно иные люди, пусть и заявившие себя в качестве "дедов". Тем не менее, один из "распределителей", обнаружив в посылке печеные баурсаки, один из них выделил и Илисару. Илисар удивился тому, что, оказывается, и евреи пекут баурсаки, и тому, что и ему решили дать один из них, но отказываться не стал, положил "выделенный" ему баурсак на чистый лист бумаги, лежавший на его тумбочке. Только когда посылка была полностью опустошена, на ее дне обнаружилось письмо от бабушки Илисара - Бадрии. "Распределители" очень удивились тому, что в посылке Шмидчука лежало письмо не последнему, а совершенно постороннему человеку, ведь Шмидчук с Илисаром ранее не был знаком. На самом деле, этот "бином Ньютона" не был сложным: оказывается, посылка в действительности была отправлена Илисару его бабушкой. Для чего "деды" разыграли спектакль с обманом об истинном получателе посылке, осталось загадкой, наверно, не только для Илисара, но и для Шмидчука. У Илисара с этим Шмидчуком сложились относительно неплохие отношения, и тот иногда рассказывал ему о своих родных местах. До армии Шмидчук жил с родителями в Житомире, в котором, несмотря на геноцид евреев, устроенный немцами во время войны, евреев и в послевоенное время проживало очень много: кто-то вернулся из эвакуации, а кто-то из армии. Тезис учителя истории из Альметьевского промышленного техникума о том, что украинцы- это смесь русских, поляков, евреев и тюрок, в целом, по мнению Шмидчука, был верным. Многие евреи, жившие на Украине, даже считали себя уже не евреями, а украинцами, меняли свои фамилии на украинский лад, в своих документах указывали себя украинцами. Причем, если в дореволюционное время некоторые евреи меняли свои еврейские фамилии кардинально на русские фамилии, например, Лео Розенфельд стал Львом Каменевым, а Гирш Бриллиант- Григорием Сокольниковым, то советские евреи старались в своих новых "украинизированных" фамилиях сохранить частичку своих прежних еврейских фамилий. В результате, еврей Шмидт (в переводе с немецкого языка - "кузнец") стал Шмидчуком, Зельцман- Зеленским, Порхман- Порошенко, Кольман- Коломойским, Пинман- Пинчуком, Йецман- Яценюком и так далее.
В день поступления Илисара в госпиталь на тот же этаж, что и его, но в отдельную палату положили солдата, который был без сознания. Илисар видел его мельком в дверную щель, когда проходил мимо, тот солдат лежал под капельницей без малейшего движения. Илисару сообщили, что этого солдата очень сильно избили в части. Даже при выписке Илисара из госпиталя через четыре недели этот солдат продолжал оставаться в коме.
В целом, жизнь в госпитале была спокойной. После медицинских процедур можно было почитать художественную литературу из библиотеки госпиталя и прогуляться по коридорам своего этажа. От безделья больные солдаты любили "потрещать" на темы, казавшиеся им злободневными. Естественно, что у молодых парней такими темами были похождения с девушками и выпивка. Особым вниманием у них пользовалась старшая медсестра их отделения- молодая красивая женщина. Один из солдат даже утверждал, что он переспал с ней, но проверить это было невозможно, - как говорится, никто же "свечку не держал".
Периодически больных солдат прикрепляли к кухне госпиталя для дежурства. Работу им поручали с учетом их заболевания. К примеру, у Илисара был загипсован палец руки, поэтому ему не давали работу по мытью посуды, но считалось, что здоровой рукой он может протирать столы и поднимать совместно с другим солдатом бак с пищевыми отходами.
В одно из таких дежурств по кухне Илисар попал в пару со знакомым солдатом, с которым они были призваны вместе из Коми АССР. Парень имел спокойный, обстоятельный и не агрессивный характер. Он охотно делился с Илисаром разными новостями. Именно от него Илисар узнал о том, что Горбачев издал указ, в соответствии с которым солдаты с рядом заболеваний, в том числе с плохим зрением, подлежали демобилизации из армии. Вскоре Илисар получил еще и письмо от родителей, где они сообщали о том же указе. Солдат-напарник Илисара по кухонному наряду попал из "карантина" на одну и ту же "точку", что и их сопризывники Кремер с Кротовым. Кремер, со слов рассказчика, оказался "прошаренным" человеком, узнал об указе Горбачева о комиссовании из армии одним из первых, очень быстро оформил все необходимые для комиссования документы и уже в сентябре 1989 года был демобилизован из армии в связи с миопией высокой степени.
- Он же говорил, что они с Кротовым чуть ли не "корешами" были, - удивился Илисар,- даже отказался без Кротова на курсы поваров ехать, или Кротов тоже комиссовался?
- Нет, Кротов продолжает корячиться на той же "точке", куда мы попали изначально. Полуголодная жизнь на удаленной "точке" в лесу с каждодневным изнурительным физическим трудом быстро отбивает всякие романтические иллюзии, - усмехнулся солдат-рассказчик. - Поэтому Кремер посчитал, что на "дембель" по комиссии Горбачева он вполне может отправиться и без компании Кротова. Как говорится, "дружба дружбой", но некоторые вопросы решаются врозь.
На следующий день Илисар спросил у лечащего врача, как проходить комиссию в целях демобилизации по здоровью. Пройдя осмотр у указанных ему врачей, он получил подтверждение того, что и он подпадает под демобилизацию вследствие плохого зрения. От него потребовали, чтобы он представил военный билет для того, чтобы оформить комиссование. Но Илисар не знал точно, где находится его "военник". Он предположил, что он находится в его части и пообещал передать его в медкомиссию сразу же после возвращения в часть.
В конце ноября гипс с больного пальца Илисара сняли. Из-за его неправильного наложения палец остался скрюченным, но Илисар посчитал, что он еще легко отделался, поскольку, судя по всему, к концу существования СССР квалификация советских военврачей серьезно упала, и Илисару повезло в том, что ему поврежденный палец вообще не ампутировали. Сразу же после снятия гипса Илисара выписали из госпиталя и отправили обратно в его часть.
7. "Новая" казарма
По неизвестной Илисару причине его по возвращении в городок военных строителей определили не в ту казарму, из которой его отправили в госпиталь, а в казарму с другой стороны плаца. Таким образом, если не считать "карантин", он умудрился за полгода побывать в четырех местах службы, причем перемещаясь "с места на место" в пределах одного батальона. Такие "переброски" вносили разнообразия в унылую повседневность, и Илисар даже жалел тех бедолаг, которым приходилось весь срок службы находиться на одной и той же удаленной "точке" где-то в лесах, и как каким-то неживым механизмам каждый день повторять одни и те же действия на довольно ограниченной по площади территории.
В этой казарме обреталась рота из трех взводов. Один взвод, состоявший из русских, казанских татар и других россиян, работавших водителями, слесарями, механиками, компрессорщиками, грузчиками и охранниками, располагался отдельно по левую сторону от входа в казарму, другие два взвода, состоявшие в основном из россиян с судимостями, узбеков, таджиков и граждан других союзных республик, работавших на стройке, располагались по правую сторону от входа. Илисара зачислили в "мехвзвод", поселив, соответственно, в левый кубрик.
В кубрике "стройвзводов" в конце прохода находился телевизор. Ровно в девять часов вечера Илисар и сослуживцы с его нового взвода усаживались на табуретки перед телевизором для просмотра программы "Время". С других взводов никто новости не смотрел, со стороны их кроватей постоянно доносились крики избиваемых: кого-то били табуреткой по голове, кого-то пряжкой ремня и т.п. В отличие от этих взводов, в новом взводе Илисара был только один придурок, считавший себя крутым "дедом" и любивший с самодовольной ухмылкой командовать посреди ночи "подъем-отбой" для тех, кто отслужил лишь 1-6 месяцев. Но и этот парень, возомнивший себя прыщом на ровном месте, особо не распускал рук, поэтому, по большому счету, можно было считать, что "дедовщины" в "мехвзводе" почти не было.
В рабочие дни Илисар снова трудился грузчиком на той же рембазе, что и ранее, вне территории военного городка. Стройбатовцы разгружали грузовики со стройматериалами, иногда их перебрасывали на железнодорожные подъезды для разгрузки вагонов.
Поскольку было уже довольно холодно, когда в работе были перерывы, Илисар и друге грузчики заходили погреться в будку охранников рембазы. Охранниками были стройбатовцы с их же мехвзвода. Ребята судачили о том, о сем. Один из охранников интеллигентного вида, постоянно сидел со школьным учебником английского языка. Илисар поинтересовался у него, зачем ему это нужно. Парень ответил, что он собирается поступать в вуз, поэтому ему нужно более тщательно подготовиться к сдаче вступительных экзаменов.
Практически каждый выходной день устраивались так называемые парко-хозяйственные дни: стройбатовцы должны были скоблить со стеклом деревянные полы барака казармы, отдраивать стены, двери и окна с мылом. Поняв уже спустя пару недель бессмысленность этой работы, Илисар в том случае, если уборка затевалась не с самого утра, через полчаса после возвращения в казарму с завтрака уходил в библиотеку соседней учебной части, которую от территории военных строителей отделял простой забор с калиткой. В библиотеке обнаружилась книга Рыбакова "Дети Арбата", и Илисар решил ознакомиться с нею.
В один из дней, когда Илисар пришел в библиотеку в очередной раз, она почему-то была закрыта. Илисар решил дождаться прихода библиотекарши, но было морозно, и он стал замерзать. Тогда он зашел погреться в учебную казарму, в которой в конце июня он вместе с другими призывниками из Ухты пришивал погоны к форме и учил устав. Минут через двадцать он вновь пошел в библиотеку и снова взял почитать роман Рыбакова "Дети Арбата", но почитать книгу он успел только около получаса. Прибежал солдат из его роты и взволнованно прокричал ему, что его все ищут, объявили тревогу, потому что пришли с поверкой внезапно нагрянувшие офицеры, а его не было в казарме, послали поисковые отряды по всему поселку, чтобы поймать его. Илисар на такое странное обвинение ответил, что он предупредил дневального, что будет в библиотеке. На это солдат ответил, что он уже приходил в библиотеку, но Илисара здесь не было. По возвращению в казарму один из офицеров попытался поугрожать Илисару, но тот ответил, что формально он невиновен, поскольку он пошел в библиотеку в так называемое "личное время", дневального он предупредил о своем уходе в библиотеку, то же, что внезапный приход в казарму этих офицеров совпал с опозданием на работу библиотекарши, а из-за сильного сибирского мороза он был вынужден дожидаться ее в соседней учебной казарме, то это простое совпадение, каких в жизни происходит "вагон и маленькая тележка", и от них никто не застрахован. Офицер поскрипел зубами, но был вынужден признать правоту Илисара.
В январе 1990 года прошли выборы в местные советы народных депутатов. Открыв бюллетень, Илисар обнаружил, что на место одного местного депутата претендуют пять кандидатов, каждый из которых имел звание полковника. В принципе, избирателю был обеспечен достаточно широкий выбор. Для сравнения, при выборах в местные советы народных депутатов в Татарстане уже после развала СССР, то есть, предположительно, во времена "разгула демократии", число кандидатов на одно место, как правило, не превышало двух человек, причем "лишние кандидаты" были лишь статистами, вносимыми в бюллетени лишь для вида, поскольку они были заведомыми аутсайдерами. Проблема для Илисара заключалась в том, что никого из этих полковников он не знал, из-за чего он не знал, кто из этих кандидатов является лучшим. Поэтому он решил, что наиболее честным будет проголосовать против всех кандидатов. Оказалось, что один из полковников, который служил в учебной части, следил за голосованием в щелку в избирательной кабинке. Как только Илисар поставил галочку в квадрате "против всех", этот "наблюдатель" немедленно "вышел на сцену" и поинтересовался, почему Илисар проголосовал против всех. Тот честно признался - потому что он никого из кандидатов не знает. Такой "простой" ответ возмутил полковника. Как потом узнал Илисар, этот полковник обхаживал библиотекаршу библиотеки учебной части, а, поскольку эта библиотека почти всё время ее работы была пустой, единственный ее читатель в лице Илисара естественным образом запомнился полковнику. Обнаружив этого читателя в роли избирателя, "наглым образом" проголосовавшего против всех, полковник-ловелас не нашел ничего лучшего, кроме того, как запретить Илисару в наказание за его "неправильное голосование" посещать библиотеку учебной части. Правда, по какой-то причине он не стал требовать от Илисара перезаполнения бюллетеня для голосования.
Проигнорировав запрет, Илисар все равно еще несколько раз сходил в библиотеку в вечернее время в будние дни. В один из дней, однако, когда Илисар уже стал читать выбранную им книгу, в библиотеке появился и полковник. Он приказал Илисару "убираться вон", а библиотекарше, показав пальцем на Илисара, сказал, чтобы она больше никогда не пускала того в библиотеку. Илисар один раз всё же пришел в эту библиотеку, но библиотекарша отказалась выдавать ему какие-либо книги со ссылкой на указание того полковника.
С этим полковником Илисару пришлось столкнуться еще один раз, после чего он никогда его больше не встречал. Советский стройбат по большому счету представлял собой лишение человека свободы с его привлечением к полубесплатному или бесплатному принудительному труду. Для наложения такого наказания могли иметься три основания: человек уже допускал ранее какое-либо нарушение уголовного законодательства; человек допустил такое ухудшение своего здоровья, что стал негоден для службы в строевых частях; человек был призван из республик с так называемым "повышенным уровнем коррупции" (Кавказ, Средняя Азия), при этом ни он, ни его родственники "не занесли" чиновникам, "решающим вопросы", мзду соответствующего размера. Соответственно, и порядки в стройбате были установлены полутюремные: с избиением тех, кто, по мнению "блатных", нарушал какой-то надуманный ими "кодекс поведения", с отсутствием нормального питания, воровством довольствия, положенного стройбатовцам, теми, кто имел к нему доступ. Понятно, что порядки здесь были помягче, чем в настоящей "зоне", всё же подавляющее большинство стройбатовцев не принадлежало к числу "убежденных" уголовников. Все это понимали, поэтому многие уставные правила, действовавшие в строевых частях, в стройбате силы не имели. В частности, здесь не было утренней физподготовки, строевой и стрелковой подготовки, не было принято и "козырять" офицерам при встрече: в обычной тюремной зоне заключенные офицерам колонии "честь" же не отдают, а стройбатовцы по факту были такими же заключенными, но не официальными. В один из дней Илисар возвращался в казарму в одиночку с покраски забора на территории учебной части. Он плелся уставший, и ему было плевать на тех, кто ему попадался навстречу, точно также как и тем было плевать на него. Но одним из тех, кто двигался ему навстречу оказался полковник-ухажер за библиотекаршей. Илисар уже почти прошел мимо него, как услышал окрик полковника:
- Рядовой, почему Вы не отдаете офицеру честь?
Илисар лениво кинул руку к шапке.
- Так, я сообщу о допущенном Вами нарушении воинской дисциплины Вашему командованию, - сообщил полковник.
Илисар удивился такому поведению полковника, но промолчал и пошел дальше. То ли полковник ничего не сообщил его командиру части, то ли командиру его части было не до закидонов полковника, но никаких "последствий" для Илисара не было.
Периодически солдат со взвода Илисара направляли в наряд в столовую. Необходимо было накрывать на столы, собирать и мыть посуду, чистить картошку, а поздним вечером - мыть котлы и полы столовой. Поварами работали в основном ребята с Кавказа и со Средней Азии. Ходили они с важным видом с разбитными походками. Около девяти часов вечера в столовую к поварам приходили некоторые офицеры, которые набирали большие авоськи со сгущенкой и тушенкой и уходили. Сами повара тоже приворовывали. Один из поваров как-то подозвал Илисара, взвалил ему на плечо большую говяжью ляжку и приказал ему двигаться вместе с ним к забору. Там повар перевалил ляжку через забор и получил у какого-то гражданского лица деньги. Поэтому было неудивительно, что повара военного городка красиво отделывали свои служебные помещения, ставили туда хорошую мебель и цветные телевизоры и уезжали из армии с крупными суммами денег. Поздним вечером в столовую также приходили старослужащие, которые забирали приготовленные для них сковородки с жареной картошкой.
Однажды во время дежурства в столовой старший наряда приказал Илисару мыть посуду. При этом было запрещено уменьшать температуру воды за счет разбавления горячей воды из-под крана холодной, поскольку, типа, сверхгорячая вода "убивает микробов". В результате, на следующий день на пальцах обеих рук Илисара вышли большие волдыри. Еще через день солдат взвода Илисара отправили на разгрузку вагонов с кирпичами. В обед Илисар снял рукавицы с рук, чтобы немного охладить горевшие пальцы рук. В этот момент к группе отдыхавших стройбатовцев подошел молодой лейтенант, командовавший разгрузкой. Он заметил, что у Илисара имеются огромные волдыри на пальцах. Расспросив того о причинах их образования, он приказал Илисару отправиться обратно в казарму и не выходить на работу до тех пор, пока волдыри полностью не пройдут, иначе, если волдыри вскроются во время работы, то может начаться загноение, которое может перейти в гангрену. Свой приказ лейтенант продублировал сержанту- замкомвзвода.
Во время нахождения в казарме Илисар познакомился еще с одним солдатом, освобожденным от работ по причине его подготовки к поступлению в военный вуз. Почти каждый день они беседовали на разные темы. Илисар поделился с этим абитуриентом проблемой с невозможностью посещения библиотеки учебной части из-за запрета полковника-ловеласа. На что абитуриент сообщил, что библиотека имеется и в их части городка военных строителей, располагается она неподалеку - с противоположной стороны плаца. Эта информация порадовала Илисара, и, не теряя времени, он сразу же пошел в указанную библиотеку, в которой он стал брать для чтения в читальном зале библиотеки литературу исторического характера.
Через пару недель волдыри с рук Илисара сошли, пальцы в тех местах, где были волдыри, покрылись молодой розовой кожицей. Однако, Илисара после выздоровления направили не на обычные работы, а назначили компрессорщиком. "Бывалый" компрессорщик провел с Илисаром на рембазе краткий инструктаж по эксплуатации и обслуживанию компрессора, а на следующий день его отправили с компрессором на "точку" в ту роту, где он служил до перевода в поселковый военный городок. Особого энтузиазма "новое направление деятельности" у Илисара не вызвало, но в тоже время Илисар так и не нашел своего военного билета, необходимого для представления в комиссию по демобилизации по состоянию здоровья, и он надеялся, что его военник находится в этой роте. Ранее в поисках военного билета Илисар уже заходил к начальнику строевой части своего батальона, но тот заявил, что у него военника Илисара нет. Как потом Илисар понял, начальник строевой части соврал ему, наверно, он хотел, чтобы Илисар "отбарабанил" в стройбате "от звонка до звонка".
8. В поисках военного билета
По прибытии на точку Илисар сразу же обратился к командиру роты с просьбой выдать ему военный билет для передачи в комиссию в госпитале. Но тот сообщил, что у него его военника нет, поскольку сразу же после перевода его взвода в поселок, все документы солдат этого взвода были переданы в часть, где они проходили дальнейшую службу. "Если в этой части твоего военного билета нет, значит, он должен находиться в госпитале",- добавил командир роты.
Каждое утро Илисар должен был заводить двигатель компрессора. Для этого узелок на одном конце бечевки закладывался в углубление на вале стартера двигателя, сама бечевка наматывалась вокруг вала, затем надо было резко с большой силой дергать бечевку, стартер должен был завестись и привести в работу сам двигатель. Если бы Илисара поставили на эту работу сразу же после призыва, то никакой сложности она для него не представляла бы. Однако, к зиме 1989/1990 годов он уже был очень обессилен из-за жизни впроголодь, к тому же в зимнее время двигатель заводился очень плохо, поэтому Илисару приходилось долго мучиться, чтобы добиться нужного результата.
Пришли сильные сибирские морозы, а Илисару не выдали валенок. В кирзовых сапогах ноги замерзали очень быстро, поэтому через полчаса после начала работы двигателя Илисар был вынужден уходить греться в ближайший вагончик гражданских рабочих. Однажды, после того как отогревшись в вагончике, он вышел проверить компрессор, он обнаружил какую-то кутерьму вокруг компрессора. Выяснилось, что пока он отогревался, через дырку в днище масляного радиатора вытекло все масло, и двигатель сгорел. Именно в тот момент, когда зачадил двигатель, в это место подъехал еще и командир батальона, который стал строго отчитывать Илисара. Тот ответил, что он не может в сорокоградусные морозы долго стоять на улице в сапогах. Комбат, взглянув на ноги Илисара, подозвал своего водителя и приказал тому забрать у Илисара сапоги и отдать ему свои валенки. Илисара в наказание послали в траншею долбить промерзшую землю вместе с остальными солдатами, по его вине эту работу не мог облегчить отбойный молоток компрессора. Но уже через день его отправили обратно в поселковый военный городок. Вспоминая в будущем этот случай, Илисар думал, что были в советской армии такие честные офицеры как комбат его части, а были и офицеры-хапуги, которые таскали из солдатских столовых тушенку со сгущенкой.
Через пару дней при марше в конце рабочего дня с рембазы в военный городок, Илисар незаметно отстал от своей колонны и пошел в госпиталь, надеясь найти там свой военный билет, но при подходе к госпиталю он был задержан военным патрулем и помещен на гауптвахту. Сержант, дежуривший на гауптвахте, опросил Илисара, записал его данные в журнал и сообщил, что он будет сидеть на гауптвахте, пока за ним не пришлют сопровождающего с его части. Илисара поместили в камеру с бетонным полом без койки. Спать пришлось прямо на полу, подстелив под себя верхнюю одежду. Три раза в день приносили по паре кусков хлеба и стакан воды, другой еды не было. Никто об Илисаре не вспоминал, и, как выяснилось позднее, о его задержании в его часть сообщить забыли, а в его казарме полагали, что он вернулся обратно на "точку". Таким образом, он мог бы так и остаться на несколько лет на этой гауптвахте, если бы замполит его батальона периодически не навещал своего друга, служившего на этой гауптвахте, и во время его очередного визита Илисар случайно не попался бы ему на глаза, когда его отводили из камеры в санузел. Замполит удивленно спросил, что Илисар здесь делает. Тот ответил, что его посадили за то, что он без увольнительной шел по военному городку в сторону госпиталя за своим военным билетом. Замполит пояснил, что на поверке отвечают, что Илисар в командировке, поэтому его никто и не ищет. Написав расписку, замполит забрал Илисара с собой и отвел его в казарму.
Скорей всего, замполит заинтересовался судьбой военного билета Илисара, нашел его и передал в госпиталь в комиссию по демобилизации по состоянию здоровья, потому что уже через неделю после освобождения с гауптвахты Илисара вызвали в штаб батальона для выдачи документов на демобилизацию. Таким образом, ничего случайного в жизни не бывает: если бы Илисар в поисках своего военного билета не потащился в госпиталь, его не задержал бы на подходе к госпиталю военный патруль и не поместил бы его на гауптвахту, забыв про него, у замполита его батальона не было бы друга на гауптвахте, которого тот периодически навещал, а Илисар во время очередного его визита не отправился бы из камеры в санузел, то Илисар служил бы в стройбате, минимум, до лета 1991 года, а так, благодаря совпадению всех перечисленных обстоятельств, он вышел "на свободу с чистой совестью" уже весной 1990 года.
Начальник штаба батальона поинтересовался, куда теперь Илисар пойдет. Он ответил, что хочет поступать на исторический факультет, поскольку он понял, что работа с ломом, лопатой и двигателем внутреннего сгорания - не его призвание. Илисару выдали 30 рублей и дали направление для приобретения воинских билетов на железнодорожных вокзалах.
9. Путь домой
Вначале Илисар пришел на поселковую железнодорожную станцию. Выяснилось, что самый ранний поезд отбывал со станции только через двенадцать часов. Однако, Илисару не хотелось так долго ждать - он хотел поскорее выбраться из окрестностей своего "места заточения". Тут он вспомнил про Кремера, который позиционировал себя лучшим другом Кротова и без него даже отказался ехать в Новосибирск на курсы поваров, но как только у него появилась возможность демобилизоваться из армии после двух месяцев тяжелой физической работы без нормальной "пайки" на лесной "точке", то он рванул из армии, на ходу "роняя тапки" и забыв своего лучшего друга на лесной стройбатовской "точке". Сейчас точно также и Илисару хотелось побыстрее уехать из этих "мест, не столь отдаленных", поэтому он не стал ждать местного поезда и сел на автобус до райцентра, являвшегося относительно крупным железнодорожным узлом. Здесь ближайшим был только поезд до Свердловска, поэтому и здесь он не стал ждать более удобного поезда, а сразу взял билет на свердловский поезд.
По приезду в Свердловск Илисар купил билет до Уфы. Пока было время до поезда, он прошелся немного по центральной улице, выходящей на вокзал. Здесь превалировали многоэтажные дома советской типовой застройки, поэтому особо местными "достопримечательностями" Илисар не впечатлился.
В Уфе он купил билет до Бугульмы. До поезда оставалось шесть часов, поэтому он решил сходить в Башкирский госуниверситет, чтобы ознакомиться с условиями поступления на исторический факультет. Охраны на входе не было, поэтому Илисар без проблем зашел внутрь университета. Поднявшись на второй этаж, он остановил проходившего мимо студента и спросил, где находится исторический факультет. Студент скептически оглядел Илисара, одетого в солдатскую зимнюю шинель, зимние ботинки и с летней солдатской фуражкой на голове.
- А зачем тебе нужен истфак? Не поступать ли туда собираешься? - спросил он.
- Да, - невозмутимо подтвердил Илисар.
- Ты не сможешь туда поступить, - категорически заявил студент.
- Почему?
- Потому что из армии все дубами возвращаются.
- А ты проверь, задай какой-нибудь вопрос.
- Кто такой Макаров?
- Есть много известных Макаровых. Есть Макаров-адвокат. Есть Макаров-конструктор, создавший известный пистолет. Но ты, наверно, имеешь в виду Макарова-адмирала, погибшего в 1904 году при защите Порт-Артура?
- Да, оказывается, знаешь, - удивленно сказал студент. - Попробуй поступить, возможно, у тебя и получится.
От Уфы до Бугульмы Илисар ехал в полупустом вагоне. Около 8 часов вечера он прибыл в Бугульму, откуда на автобусе за час доехал до Альметьевска. Несмотря на то, что была середина марта, по улице мела снежная поземка. Он пошел на остановку, где стал ожидать автобус No 2. Автобуса не было минут 20, и Илисар начал мерзнуть. Это заметил пожилой худощавый мужчина, стоявший рядом.
- Что мерзнешь? - спросил он.- Возвращаясь из армии, все форсить стараются - надо было ушанку одеть, а не в фуражке ехать.
Около десяти часов вечера Илисар подошел к двери квартиры своих родителей и позвонил в нее. Около минуты дверь не открывалась. Затем из-за двери послышался голос матери: "Кто там?". "Это Илисар, мам", - ответил Илисар.
Позднее мать рассказывала, что она вначале испугалась, увидев в глазок чужого почерневшего солдата.
Солдатское исподнее белье Илисар после помывки в ванне хотел выкинуть, но мать сложила его под ванной и хотела использовать для мытья полов. Обнаружив эти тряпки на следующий день под ванной, Илисар собрал их и выбросил в мусоропровод. Обнаружив пропажу, мать немного посокрушалась, что пропали хорошие половые тряпки. Илисар сохранил форму, ремень, фуражку и солдатские рубашки, символическим же выбрасыванием исподнего белья он поставил точку в своем стройбатовском прошлом.