...В тусклом окне я не вижу солнца, грязные стекла не дают мне насладиться его весенними лучами. Вот же оно: пробивается, светится, совсем рядом, только протяни руку. Рука, как засохшая ветка, обтянутая кожей общипанной курицы. Моя рука? Поправить повыше подушку. Вот так. Подушку, набитую кирпичами. Мне нужно подняться выше...
- Мария Даниловна, вам не нужно вставать.
- Я хочу видеть солнце.
- Ну, вот же, оно: смотрите, в открытом окне.
- Не вижу. Кто вы?
- Я медсестра Таня. Мария Даниловна, давайте сделаем укол, вам будет легче...
- Таня, нужно обязательно вымыть окно. Я всегда весной мою окна. Вы, мне поможете?
- Да, я вам помогу. Только давайте сделаем укол...
...Вижу большое дерево. Ветер, словно губами, пытается сорвать зеленые листья. Им нужно держаться, они должны давать чистый воздух. Мне нужен чистый воздух; я хочу дышать; ни пить, ни есть, ни даже ходить, только дышать. Не могу... Я словно рыба, которую поймали и бросили на лед. Шевелю губами, но не могу насладиться этим чистым весенним воздухом. Я вижу воздух, он заполнил эту белую комнату, но вдохнуть полной грудью уже не умею...
- Таня!
- Сейчас, Мария Даниловна, потерпите, я вам сделаю еще один укол...
...Белые стены, потолок, холодильник, телевизор тоже белого цвета, Таня вся в белом, белая кровать, тумбочка тоже белая. На тумбочке мой старый черный будильник. Зачем он здесь? Чтобы ходить. Тик-так. Стрелками ходить. Тик-так. Идти вперед, только вперед, маленькими шажками, вперед. Тик-так. Ногами вперед. Как же меня будут выносить, в нашем доме узкий коридор?...
- Мария Даниловна, давайте, умоемся. Скоро приедет Василий Васильевич.
- Таня, приведи меня в порядок. Я хочу хорошо выглядеть.
- Вы, у меня будете выглядеть, как английская королева.
...Глупая ты моя девочка, разве может человек, который дошел до конца, до края земли, и увидел край света, выглядеть хорошо. Скоро приедет мой сын - это будет наша последняя встреча. Встреча, словно наспех съеденный дежурный бутерброд. Столько любви и дружбы было у нас. Почему было? Любовь и дружба навсегда останется, только с ним...
- Таня, здравствуй.
- Здравствуйте, Василий Васильевич. Проходите.
- Здравствуй мама, это тебе.
- Красные розы. Мои любимые. Спасибо, сынок.
- Как ты себя чувствуешь?
- Сегодня по лучше. Как у тебя дела?
- Ты извини, я к тебе не надолго. Нужно ехать в министерство, потом в "Думу".
- У тебя во сколько выступление?
- В пять.
- По телевизору будут показывать?
- Если только в новостях.
- Хорошо, ступай. Я вечером посмотрю новости.
- У меня есть еще десять минут. Я посижу рядом с тобой, помолчу.
****
- Маш, а Маш, ну, помоги нам, порежь колбасу. Скоро ребята придут.
- Зой, у меня завтра сессия в институте начинается.
- У всех сессия в институте, - вступила в разговор Клава, старшая по нашей комнате в общежитии. - Завтра на работе выучишь.
- Ты, хоть в мой день рождения, можешь оставить эти противные учебники, - обиженным голосом добавила Зоя.
- Давайте, вашу колбасу, - сказала я, - порежу.
Три металлические кровати, тумбочки, сервант, гардероб, стол и стулья, - сузили нашу комнату настолько, что в ней тесно было, не только находится, но и спать. Клавино вступление было не совсем правдивым, потому что из троих обитателей этой пятнадцатиметровой, общей комнаты, в институте училась только я. Когда у Клавы начинался очередной "роман", она бросала учиться в институте. Потом снова начинала, и опять бросала. Клава приехала в город из деревни; имела очень высокий рост, худую плоскую фигуру и рыжие длинные волосы, в которые по вечерам вкручивала бигуди. Клава была старше нас на три года, поэтому давала советы, как вести себя с мужчинами. Откуда приехала Зойка, мы не знали, она не любила об этом говорить. Зойка старалась модно одеваться, посещать театры, кино, хотя небольшой рост, круглая фигура, и своеобразное произношение буквы "г", выдавали в ней провинциалку. Что же касается меня, то я тоже приехала из деревни, зовут меня Мария или просто Маша. Я девушка среднего роста, с фигурой склонной к полноте и с веснушками на лице, которые весной доставляют очень много хлопот.
Зойкино день рождение мы отмечали три дня назад, в будний день, в девичьем кругу, а сегодня - в выходной, Зойка решили день рождение повторить в расширенном коллективе, поэтому были приглашены ребята. Стол был накрыт, как всегда: сало, вареная колбаса, жареная картошка, соленые огурцы и капуста, а также водка и красное вино. В назначенный час в дверь постучали.
В дверь одним за другим стали входить гости: первый, в руках держал полевые цветы, второй, коробку в подарочной упаковке, а у третьего в руках была расческа, и он на ходу стал зачесывать назад волосы. Гости стали поздравлять Зою, говоря: дежурные, банальные, набившие оскомину фразы.
- Маша, познакомься, это Коля, - сказала Клава, подморгнув мне глазом, делая намек, что он будет за мной ухаживать. Мне без намека было ясно, потому что двоих ребят я часто видела в компании Зои и Клавы, а Колю увидела впервые. Коля убрал расческу в карман, и протянул мне руку. Он был с меня ростом, немного сутулился, зачесанные назад черные волосы открывали широкий лоб и закрывали уши, курносый нос находился в окружении крупных щек, из-за которых виднелись мелкие, хитрые, блестящие глаза. Мне показалась, что он был уже выпевши. Я посмотрела на его крупные губы и представила, как он будет лезть ко мне, целоваться.
- Хотите, новый анекдот расскажу? - сказал Коля, и не дождавшись нашего ответа, продолжал: - Значит, приезжает Хрущев в Америку...
В это время в дверь пытались войти, потом постучались. Предусмотрительная Клава закрыла дверь на щеколду.
- Кто там? - спросила Клава.
- Это комендант, Октябрина Сталиевна. - ответил женский, грубый голос за дверью.
- "Кобылья голова" пришла (так мы называли нашу комендантшу), - прошипела Клава, делая вращательные движения рукой.
Мы стали хватать со стола бутылки, и прятать их кто куда.
- Сейчас, Октябрина Сталиевна, - открывая дверь и выходя в коридор, сказала Клава.
Октябрина Сталиевна строгая, крепкая женщина - времен октябрьской революции, лицом и фигурой, похожая на состарившуюся кобылу. Умение предвидеть - характерная черта ее седой головы. Она никогда, ничего не запрещала; никого не выгоняла, а действовала согласно ей же разработанной инструкции: все, всех и всегда контролировать. В отличие от соседнего общежития, где постоянно случались происшествия: то мужик лез на третий этаж, по водосточной трубе, и сорвался, то драка, с поножовщиной, случилась на Новый год, то кто-то кого-то пытался изнасиловать. У нас таких случаев не было, а если кто-то из "наших", все-таки, нарушал инструкцию, то таких мужчин, она наказывала разлукой со своей возлюбленной, на несколько дней, и даже на неделю. Она знала: кто, когда, к кому придет в гости, поэтому всегда приходила, и лично инструктировала ответственных по комнате. Поселенцы и гости за это ее благодарили, и не только словами. Клава через несколько минут вернулась, закрыла дверь на щеколду и тихо произнесла:
- Поехали.
- Девочкам красненькое, мальчикам беленькое, - разливая по стопкам спиртное, сказал Павел, Зойкин ухажер. Павел был похож на цыгана, волосы у него кучерявились, под прямым носом пробивались редкие усы. Он был невысокого роста, такой же весь кругленький, как и Зойка.
- Разрешите, мне сказать тост, - обратился к присутствующим Сергей, жених Клавы, так она сама о нем нам говорила. - Зоя, с днем рожденья тебя!
Сергей был третьим женихом Клавы, двое других ребят, которые когда-то поочередно бывали здесь до него, куда-то исчезли. Сергей был высокого роста, худощавого телосложения, с яйцеобразной головой; по годам был младше Клавы (она сама как-то проговорилась), хотя большие залысины и очки в черной оправе, делали его старше своего возраста. Сергей старался держаться солидно, носил стильный костюм и галстук, умел интересно рассказывать смешные истории.
Второй тост выпили за всех присутствующих, третий тост за Зойкиных родителей. Зоя боялась, что начнут расспрашивать о ее родителях, поэтому предложила всем танцевать. Включив еле слышно патефон, мы разбились на пары, и начали вращаться на одном месте. Клава выключила свет.
- Не надо, - сказала я, отстранив руку Николая, который пытался взять меня за грудь.
- Давай, присядем, - шептал Николай, прожигая губами мне ухо. - Иди сюда. Тянул он меня в сторону кровати.
- Ну, не надо, - повторяла я, пытаясь одернуть себе юбку и вылезти из-под его пахнущего потом тела.
В голову мне уперлась чья-то нога с неприятным запахом, рядом в углу предательски скрипела Клавкина кровать.
- Ну чего, ты, "ломаешься"? Целачку из себя строишь, - напирая, говорил он.
- Иди ты, - сопротивлялась я, отталкивая его в сторону.
- Беги, беги мандавошка деревенская.
- Валенок сибирский, - огрызнулась я и, выбежала из комнаты.
После дня рождения прошло две недели, закончились экзамены в институте, после работы появилось свободное время. Я чаще стала встречаться с Василием. Василий, мой хороший знакомый, который мне очень нравится. Он окончил институт, работает инженером на заводе. Вечером мы решили пойти в кино, сеанс начинается ровно в семь. Я торопилась на встречу, боялась, опоздать. На ступеньках у входа в кинотеатр, стоял высокий мужчина с цветами, с зачесанными назад русыми волосами. Это был он
- Пойдем скорей, - сказал он. - Уже семь.
- Извини, что опоздала, - ответила я, принимая от него цветы.
В его зеленых глазах искрилась тревога, может, думал, что не приду. Мы вошли в зрительный зал и стали пробираться к своим местам. Этот фильм, с Николаем Рыбниковым в главной роли, мы смотрели уже третий раз. Весь сеанс он держал меня за руку, я старалась прижаться к нему еще сильнее. Выходя из кинотеатра, мы увидели перед собой стену из проливного дождя. С визгом, криком и смехом, перепрыгивая через лужи, закрывая пиджаками своих спутниц, народ разбегался кто куда. Мы побежали к трамвайной остановке. Пиджак на моих плечах тяжелел от воды, ситцевое платье промокло, с головы мелкими струйками стекала за шиворот вода. У Василия был очень смешной вид. Дождь разделил его волосы на прямой пробор, по крупному носу, как с горки сбегала вода.
- Пойдем к тебе, обсохнем? - глядя мне в глаза, сказал он.
- Я, тебя сильно, люблю, - прочитала я в них.
- Ну что, ты, молчишь? - тихо сказал он, обнимая меня за талию. - Ты, вся дрожишь.
Вася знал, что я сейчас живу одна. Зойка была в отпуске в Гаграх, а Клавку направили в командировку, в подшефный колхоз.
- Я люблю тебя. Слышишь, Мария. Люблю.
В общежитие Василия не пропускала вахтерша.
- Ты, проходи, а он пусть подождет, - говорила она.
- Ну, пропусти его, Алеся Сидоровна, - уговаривала я. - Мы только согреемся, выпьем по чашке чая.
- Проходите, но только до одиннадцати часов, - сказала "кобылья голова", выходя из своего кабинета. - Понятно?
- Да, - сказала я.
Мы прошли в комнату, оставляя за собой мокрые следы. Я отрыла дверцу гардероба, с встроенным зеркалом и, спрятавшись от Васи, стала стаскивать с себя мокрое холодное платье. Надев халат на голое тело, я стала застегивать на нем пуговицы. Вдруг в зеркале я увидела голого человека, с огромным указательным пальцем, который торчал между волосатыми ногами и, указывал на меня, вверх. Словно предупреждая, что сейчас, здесь, должно произойти, что-то очень важное. Его рука, словно лодка, скользила по зеркальной глади, разгоняя в разные стороны волны моего халата. Показались: две горки грудей, с лиловыми сосками, живот с впадиной пупка, черноволосый лобок, стройные ноги. Я смотрела в зеркало, и верила в красоту появившейся картины "Адам и Ева".
- Я люблю тебя. Ты слышишь, Мария?
- Это правда?
- Да.
Я оказалась в Васиных объятиях, в объятиях нежного, долгоиграющего поцелуя. Оттолкнувшись от края круглого стола, мы бросились в теплое море наслаждения, любви и счастья. Волны раскачивали меня все сильнее и сильнее. Он, что-то мне говорил, но я его не слышала, потому что у меня заложило уши. Я стала падать вниз, стремительно падать вниз и, расправив руки, полетела...
Через месяц вернулась из колхоза Клава. Я сидела за столом и зубрила экономику.
- Привет, Маша, - сказала она с порога, сбрасывая с плеча сумки, завязанные на перевес. - Фу, еле доперла. А ты, все учишь?
- Да, - ответила я. - Нужно повторить.
- Накрывай на стол, будем ужинать.
Я стала разбирать сумки, из которых достала: сало, картошку, маринованные грибы, соленые огурцы и капусту, яблоки, груши, малиновое варенье, мед, трехлитровую банку самогона, две бутылки настойки.
- Как ты, такую тяжесть дотащила?
- Что я, дура тащить. Агроном на машине подвез.
Я начала готовить ужин, а Клавка завалилась на кровать и раскинула вширь руки.
- Ни какой личной жизни, в этом колхозе: кино не привозят, танцы под гармонь, и то ни каждый день. Один тракторист неделю меня выгуливал, вечером сядет рядом и молчит, только своими семечками, тьфу, да тьфу. Я к нему и так и сяк, и боком и передом..., - не договорив, она сделала несколько раскачивающихся движений верх, вниз. - Ничего не соображает... Пришлось "отшить"... Представляешь, помешались все на кукурузе; все разговоры только о ней; даже скульптуру у сельсовета поставили, баба с початком.
Она встала и подошла к столу.
- А ты, чего себе стопку не поставила? - сказала она, пристально посмотрев на меня.
- Я не хочу.
- Почему?
- Хочу еще позаниматься... Нужна светлая голова...
- Ну, как хочешь, - сказала она, продолжая сверлить меня глазами. - Все равно садись, расскажешь, как одна жила.
Ночью сильно болел низ живота, к горлу подкатывала тошнота. Я закрыла рот рукой и босяком побежала в туалет. Когда вернулась, увидела, что Клава сидит у меня на кровати.
- Значит, ни все мне рассказала? Давно "залетела"?
- Чуть больше месяца прошло.
- Кто он? Я его зною?
- Василий.
- Инженер?
- Да.
Я закрыла лицо руками и заплакала.
- Ну чего, ревешь? Успокойся, завтра обсудим.
- Он уехал в командировку. Через две недели обещал вернуться. И не вернулся.
Когда я проснулась, Клавы в комнате не было. Она появилась только в полдень.
- Я обо всем договорилась.
- О чем?
- Нужно сделать аборт.
- Как? Зачем?
- Маша, послушай меня. Ты одна, Василия след простыл. Зачем тебе ребенок? Нищету плодить? Где жить? Как жить на одну зарплату?
Я стояла у окна и плакала.
- Завтра, вместе пойдем. У меня такая же проблема.
- Ты, беременная?
- Да.
- Кто он?
- Наверно, Сергей.
- Как наверно?
- Ну, Сергей.
- А он знает? Ты ему говорила?
- Нет. Кто я, а кто он? У него отец директор завода, он меня видеть не хочет. Потом у Сергея есть невеста.
- А ты?
- А что я? Хватит об этом.
От запаха лекарств у меня кружилась голова, тело знобило. Клава держала меня под руку.
- Не бойся, все будет хороша. Ты иди первая, а я потом, за тобой, - сказала она, подводя меня к кабинету.
- Клава, мне страшно...
- Ты посиди, а я сейчас, - сказала она, и скрылась за белой дверью.
Рядом на стене висела картина "Хрущев в поле". Он протягивал мне большой початок кукурузы, словно говорил: "Тебе холодно, съешь, согрейся, скоро будет оттепель". Я посмотрела вверх и увидела, как громадная хрустальная люстра стала таять. Она стала потихоньку стекать по стене прямо на картину....
- Маша! Что с тобой, тебе плохо?
- Голова немного кружится.
- Там все готово. Иди
- Я слышу, как он дышит, как бьется его сердце. Как же я могу пойти туда. Нет. Я не пойду туда.
- Ты будешь потом всю жизнь жалеть, что не пошла туда. И не сделала это.
- Нет, Клава, не буду.
Клава медленно исчезала за белой дверью; исчезли красивые руки, лицо, которое закрывали рыжие вьющиеся волосы, стройные ноги в белых носках и розовых туфлях, развивающееся ситцевое платье в белый горошек; Клавы больше не было...
Я вскочила, открыла белую дверь и, вбежала в кабинет
- Гражданка, подождите за дверью, вас вызовут.
Я искала глазами Клаву; слева от меня находилась еще одна дверь, с матовыми стеклами.
- Куда вы?! Туда нельзя! - кричала медсестра.
Я распахнула настежь дверь, так, что стекла зазвенели. В кресле, полулежа с высоко задранными коленками, плакала Клава.
- Гражданка, вы, что себе позволяете? - кричал мне мужчина в марлевой повязке. - Вон из кабинета!
Я упала перед Клавой на колени.
- Клава, родненькая моя, не делай это! Я сама поговорю с Сергеем! Я пойду к его отцу и расскажу, какая ты хорошая, умная, честная, как ты хорошо готовишь. Только умоляю, не делай это.
- Маша! - закричала Клава. - Забери меня от сюда!
****
- Василий, подойди ко мне.
- Да, мама.
- Дай мне руку.
Стрелки моих часов замедлили ход, и как часовые почетного караула замерли по стойке смирно. Я вдохнула полной грудью, чистый весенний воздух и, стала падать вниз, стремительно падать вниз и, расправив руки, полетела...
Давай, забудем обо всем, вернемся в опустевший дом.
Давай, останемся вдвоем, цветы увядшие польем.
Давай, нальем себе вина, родных ушедших поминем.
Давай, откроим зеркала, свечу потухшую зажжем...
P.S. Клава вышла замуж за Сергея и у них родилась дочь. Мой муж Василий не бросил меня, он погиб в результате испытания секретной ракеты.