Кто-то скажет, что, например, классическая музыка способствует развитию интеллекта, другие скажут, что искусство-проводник идей, а самое мощное и глобальное оружие-идеология.
Но скажите, что поделать в таком случае: вы прослушали органный концерт и пошли домой, а в темном переулке по дороге домой вам проломили голову и вы умерли. Убийство - это способ самореализации, способ самовыражения. Общество не дает человеку выразить свой внутренний мир, социум выебывает тех, кто заявил о себе, несогласном с общепринятыми нормами, и они - те, кто не решился на убийство, вырастают ебаными марихуанщиками.
А те, кто стал закомплексованным уродом и прорвался к власти, развязывают войны.
Еще мой приятель песенку напевал: "бей первым всегда на поражение, единственный способ самовыражения!".
И вот опять конвейер, только на этот раз по нему ползут не свиные туши, а боеприпасы. Мне нужно прикручивать головки к снарядам. И я, слава богу, справляюсь.
В моей опустевшей голове - гул конвейера, в него в моей голове вплетается лишь одна мысль: ведь получается, что на военных заводах пашет рабочий класс, неважно где - в Америке, России или Ираке. Рабочий класс не имеет родины, все мы космополиты и все мы заодно. Так не лучше ли отказаться от производства оружия? Зачем нам работать на уничтожение таких же, как мы рабочих?
Но для этого нужны забастовки, а они уместны в мирное время, а сейчас идет война.
Чем плоха идея диктатуры пролетариата, социализма? В совке у нас получился большевизм, а не коммунизм, поэтому эту "диктатуру" с ее раскулачиванием и прочими прелестями мы скинем со счетов.
Вот Кропоткин ратовал равно как за социализм, так и за анархию.
Если бы свою волю сейчас диктовал рабочий класс, войны бы не было. Но, к сожалению, все это сказки, у власти (или ее эквивалента) всегда оказывались белоручки, ни разу не державшие в руках молотка.
На западе свою волю диктует буржуй, отныне не сдерживаемый монополией государства, суперсвободные рыночные отношения, ети их мать, анархо-капитализм! Это вообще не идеология, а извращение над первоначальной идеей, там царит частная собственность, а еще Прудон говорил, что частная собственность - это кража! Страна воров, вот что такое сейчас США.
А Восток? Там сейчас махровым цветом расцвел аналог анархо-христианства - анархо-ислам. Но вся губительная суть этой философии в том, что ислам - молодая религия, призывающая к уничтожению. Пусть мне не говорят, что уничтожают невинных только злобные шахиды, а Коран - мирная книга. Какие там истеричные возгласы в сторону Аллаха! "Аллах мудр, милосерд!"- и всегда восклицательный знак в таких приговорках. Чем не Ветхий Завет? К тому же Аллах весьма далек от всепрощающего Христа. Если ты исподтишка что-то делаешь, то на это есть один аргумент: "Аллах лучший из хитрецов!". Аллах наебет тебя, вот и все! Хитрость - это уже не открытая душа, как у Христа, а коварство.
Также для Христа "нет ни эллина, ни иудея"- иудеи! Они же иудаисты! А Аллах карает за приверженность другой религии, называет не-восточных людей "неверными". Мусульмане еще на рубеже тысячелетий вели войны за свои священные земли с евреями. А у нас это все кануло в лету еще в Высоком Средневековье!
Вы скажете, это смахивает на расизм? Нет, просто исламу как религии еще нужно пройти путь, равный по времени христианскому пути, тогда уже не будет никаких шахидов. А сейчас, при незрелой религии, скрещивать ее с социалистическими идеями - смерти подобно.
- Надо отсюда выбираться, - сказал я не очень-то уверенным тоном.
- Придурок, только сейчас дошло что ли? - буркнула Алена. - Мы просто ждем наступления сумерек, когда охранник за дверью заснет.
Я прислушался. В коридоре звучали размеренные тяжелые шаги.
- И куда мы денемся? - спросил я.
- В Саратов, конечно. Он-то уж наверняка не сдался пиндосам и арабам.
- Ладно, будем ждать, - смиренно ответил я.
Если Алена говорила что-то таким уверенным голосом, то на нее стоило положиться.
Прошло пару часов.
Нас покормили.
Полосы света из зазоров между плохо подогнанными досками стены растаяли, наступила темнота. Лампочки в камере, разумеется, не было.
- А может быть, расшатать эти доски стены и вылезти наружу?
- Нет, нам нужен костюм охранника.
Что-то еле слышно звякнуло в темноте - это Алена сняла заколку и начала ковыряться ею в замке.
- Тьфу ты, замок-то примитивный, - прошептала она почему-то с досадой. - Не вздумай трогать дверь!
Я и не собирался мешать мастеру.
Алена извлекла миниатюрную сумочку из складок одежды и достала помаду. Ею она жирно намазала петли дверей и толкнула ее.
Дверь открылась без единого скрипа.
- Ремень давай! - прошипела Алена.
Я послушно снял с себя ремень.
- Ты собираешься биться с охранником пряжкой? - ехидно полюбопытствовал я.
- Заткнись и делай все, как я скажу, если хочешь выбраться отсюда живым. - шикнула на меня Алена.
Мы выглянули в коридор.
В щелях между досками блуждал синий свет - это работали крутящиеся прожекторы снаружи.
Змейка света пробежала по контуру сидящего на стуле тела.
Алена, крадучись, подошла к охраннику и накинула ремень ему на шею, как удавку.
Он тут же очнулся ото сна и захрипел, схватив руки Алены.
Ногой он попытался достать меня, но я тут же уселся ему на колени и отодрал его лапы от рук Алены.
- Fucking bastards..., - брызгал слюной уже пунцовый охранник - я разглядел это в очередном промельке света.
Через минуту его конвульсии и судороги прекратились, и тело обмякло.
Мы затащили тело в камеру.
- Переодевайся в его одежду! - скомандовала Алена.
Я сделал, как было велено и взял автомат охранника. Одежда была великовата, но сидела на мне удобоваримо.
- Теперь веди меня наружу, там скажу, что делать. Кепку на глаза надвинь!
Я вывел Алену наружу, уткнув дуло автомата ей в спину.
Солдат, стоящий у входа в барак, обратился ко мне по-английски:
- Куда ведешь?
Слава Богу, Склянка в свое время поднатаскал меня. Я ответил:
- Сказали - на допрос.
- Мне ничего такого не говорили. Веди обратно.
- Так по рации! - ответил я, похлопав висевшую у меня на бедре рацию.
- Ничего не знаю. Слушай, Джо...э, - солдат приподнял козырек моей кепки и посмотрел мне прямо в глаза. Конечно, вокруг была темень, хоть глаз выколи, но все же он увидел, что перед ним не его товарищ.
Я тут же выстрелил ему в голову. Он упал, как подкошенный, с коротким захлебнувшимся криком.
- Может, переоденешься? - указал я на труп.
- Откуда нам знать, служат ли в Америке женщины? - спросила Алена. - Лучше давай машину искать.
Машина обнаружилась сразу же, буквально за углом. Армейский джип с белой звездой на капоте. Ключ торчал в зажигании, мотор работал. Видимо, водитель куда-то отлучился на пять минут.
Мы запрыгнули в салон и дали по газам.
Через какое-то время мы были в Саратове.
Мы порвали белую одежду Алены и соорудили нечто вроде белого флага. Перед нами открылись ворота. Мы въехали внутрь.
У ворот стоял КПП с опущенным шлагбаумом.
Служащий из домика осведомился:
- С какой целью в Саратове?
- Мы бежали из американской тюрьмы, которую они соорудили в Аткарске.
- Есть ли ранения, увечья?
- Нет.
- Проезжайте к Центральному Военному Комитету, прямо по Робеспьера, затем свернуть на Марата, 47 дом. Там вам дадут работу.
Мы проехали туда, куда нам указали.
Это был большой дом сталинской застройки, в котором в этот поздний час горели все окна, а входные двери подъездов непрестанно открывались и закрывались, хлопая. Люди входили и выходили. С оружием, с папками, с книгами, с чем-то завернутым в брезент, с маленькими детьми на руках.
Мы припарковались среди машин посетителей и вошли в центральный подъезд.
Тут же дорогу нам преградил консьерж:
- Куда направляетесь?
- Нам сказали, что здесь можно получить работу, - ответил я.
- Вы кто? Горожане или беженцы с окрестностей?
- Какая разница?
- Горожанам мы даем более ответственные занятия.
- Мы из Аткарска.
- Хорошо, прошу сюда.
И консьерж повел нас по широкой холодной лестнице на четвертый этаж.
Он подвел нас к открытой двери бывшей квартиры, превращенной теперь, видимо, в координационный центр, и отошел обратно к своим обязанностям.
К нам обратился высокий худой всклокоченный человек в очках на остром носу:
- Вы за работой?
- Да, - в один голос ответили мы.
- Ну что ж, пожалуй, подыщем вам что-нибудь. Кстати, леди, не хотите ли чего-нибудь накинуть? Хотя бы военную куртку вашего друга?
Алена покраснела - только сейчас она вспомнила, что теперь в одном бюстгальтере.
Я скинул американскую куртку и укрыл ею плечи Алены.
Мы представились, это записали, нас сфотографировали, перекинули фото в компьютер и оттуда в принтеры-сканеры, которые выдали нам соцкарточки образца военного времени.
- Сейчас нехватка рабочих рук на военном заводе, - пробормотал под нос очкарик. - Вам, Ярослав, я вписываю в "место работы" "военный завод". А вас, Алена, я отправляю на пищевое предприятие. Свое оружие всегда держать при себе. Приступайте к работе завтра в шесть ноль-ноль. По этим карточкам вам выделят места в общежитии, что на улице Камрадов. Добраться туда можно девятым трамваем, - служащий протянул нам карточки, и мы отправились в общежитие.
Вспоминая книги, перечитанные в библиотеке Склянки, я размышляю над "Войной и миром" Льва Толстого. Господи, как там все опрятно и замечательно! Феодализм с напылением капитализма. Культура, а не цивилизация. Гусарские гуляния, напоминающие разом и гулянки десантников и золотой молодежи ушедшей эпохи, или салон Анны Павловны - этакая светская тусовка, сливки общества. Отважные, добрые и красивые люди, а если подлец, то обязательно бретер, тоже живущий красиво.
Мир - это пышные приемы, балы, развлечения, лоск и блеск позолоченных помещений, высокие материи, о которых не говорят в слух, а умалчивают, намек вздернутой бровью, полуулыбкой, небрежным и случайным с виду жестом. Кружева, веера, локоны, усы и эполеты, честь и достоинство.
Или доходящее до идиотизма чувство чести на поле боя, когда нельзя уклониться от снаряда.
Но что поделаешь, это пишет граф Толстой.
А у нас что? Будни рабочего класса, вот что! Дно общества! Без прикрас, со всеми язвами наружу. Подлецы у нас не живут на широкую ногу, а гадят исподтишка, сохраняя честную мину, общество собирается в обычных рядовых квартирах ветхих домов прошлого, а то и позапрошлого века застройки. Дискотеки с гопниками и пьяная поножовщина. Концлагеря для бомжей и гопников. Да Наташу Ростову выблевало бы толстой струей на такой работенке! Мог ли Пьер Безухов убить? Мог Николай Ростов материться? Нет, это - наш класс и наше время. Именно такие толстовские декорации мы и убрали со сцены действительности. И правильно сделали. Так...здоровее, по-русски. И поэтому Достоевский и Горький мне ближе Толстого.
Я прикрутил очередную головку к снаряду, когда услышал включившийся радиоузел.
- Внимание! Внимание! Враг прорвался в город! Всем взять личное оружие и идти на баррикады!
Я выматерился сквозь зубы и врубил "стоп" конвейеру.
Опять, опять, опять заваруха, и опять мы с Аленой порознь. Ну где ее теперь искать?!
Я выскочил из своего служебного помещения в общий коридор, где царила сутолока.
- Строчковский! Где ваше оружие?! - сурово воззрился на меня начальник предприятия, сам сжимавший старый добрый АК - 47.
Я спохватился и ринулся назад, за американским автоматом.
А ведь у Алены только нож с собой! Ну что я за дебил, какого хрена забрал се6е огнестрельное оружие, а ее оставил с жалкой тыкалкой?!
Мы высыпали на двор предприятия, где нас ждал старенький "пазик", пускающий в небо струйку сизого дыма.
Мы набились в автобус и он, выдав очередной припадок метеоризма, тронулся с места и запетлял по улицам города.
Автобус затормозил у баррикад, возведенных из перевернутых на бок машин и строительного мусора - груд битого кирпича, досок, металлических балок, щебня и каких-то деревянных лестниц.
Мы вылезли из автобуса, и он тут же умчался за новой партией бойцов.
К нам подбежал главный народный дружинник и заорал что есть мочи:
- Че, суки, жить не хотите?! Быстро на баррикады! Пиндосы, блядь, атакуют! Пол улицы заняли! Если мы дадим им прорваться, они пройдут в центр города!
Я, как и все другие, взобрался по куче хлама наверх, на баррикаду, и встал с оружием в руках, выцеливая первую жертву.
Я спустил курок - один из бегущих с осколочными гранатами в руках на нас солдат упал навзничь. Следом посыпались гранаты.
Я едва успел юркнуть в щель между каким-то шкафом и остовом "Жигулей", как над головой раздался оглушительный взрыв.
Меня засыпало пылью и деревянными и железными обломками.
Что-то больно треснуло по плечу.
Я снова выбрался наружу.
Всю улицу заволокло серым, выедающим глаза, дымом.
Я опустил автомат. Все равно при такой задымленности ничего не разобрать.
И тут откуда-то снизу из дыма на меня выскочил американский солдат.
Я резко наотмашь ударил его прикладом в переносицу, и он, застонав, свалился куда-то вниз.
Вдруг в кровавой суматохе я услышал лязг гусениц и тарахтенье моторов.
- Они подключили танки! Съебываем!!! - заорал главный народный дружинник, и мы поспешили убраться с линии огня.
И тут же попали в лапы солдат, поджидавших нас на соседней улице.
Была проиграна схватка, но не война.
АЛЕНА
Вой, вой, вой собак - чувствуют, сучки, железный кулак! Бей, бей, бей наповал - рабочий класс покажет свой оскал!
Я спряталась от пуль за выщербленным углом дома - надо было дать себе передышку. Да и патронов осталось мало, и оружие - против их автоматов и пулеметов - пистолет Макарова.
Рядом со мной к стенке прижались еще трое человек - какой-то старик, жирная баба и пацаненок лет пятнадцати.
- Уходите, - стонал сквозь зубы старикан. - Вам всем еще жить да жить, а я уже свое оттрубил. Уходите, они же сейчас окружат здание!
- Они не смогут взять его штурмом! - отозвалась я. - Надо пробраться к черному ходу.
Черный ход располагался на другой стороне здания.
Я впритирку со стеной медленно покралась к черному ходу.
Вот угол...вот и дверь.
- Навались! - крикнула я.
Мы все вчетвером вышибли дверь и очутились в полумраке помещения.
Я включила фонарик, и мы быстро поднялись по ветхой лестнице на третий этаж.
В коридоре стояла вытащенная из комнат мебель - шкафы, тумбочки и стулья.
Я заглянула в первую попавшуюся комнату - там сидели и отстреливались через окно пятеро человек. Еще двое лежали на полу в крови и не подавали признаков жизни.
Один из стрелков оглянулся на нас:
- Берите оружие и стреляйте! - гаркнул он и опять повернулся к окну.
Я подобрала с пола пулемет, проверила патроны и высунулась в окно...
Рабочий день окончился, но я не спешила в общежитие к Ярику. Сначала я хотела навести справки о Ване и Лехе. Они могли пригодиться в такой заварухе. Пиндосы разбили лагерь прямо под стенами Саратова, и видимо, хотели нападать. Их бомбардировщики то и дело совершали атаки и разрушали жилые дома, церкви, учреждения.
Я села на 25 автобус и проехала до остановки "Центральный Комитет".
Там я сошла и пошла к зданию.
Но там мне сообщили, что обоих забрали на восточный фронт.
С этим я и поехала в общагу.
Ярик приготовил на ужин яичницу с помидорами и колбасой, и мы сели есть, обмениваясь последними новостями.
- И что пиндосам с арабами здесь нужно? Что они здесь забыли? - спросил Ярик.
- Пиндосам нужна глобализация, чтобы все одинаково одевались, одинаково мыслили, одинаково питались, одинаково действовали. А арабам нужно, чтобы мы все поклонялись Аллаху.
- Может, они хотят насадить тут у нас все свои свободы? Америкосы, в смысле?
- Мне Ваня рассказывал про тоталитаризм желаний. В США все это было еще до революций. Такое, знаешь ли, "слово и дело" западного образца.
- Наша страна существует на стыке двух культур - западной и восточной. Это глубоко символично, что обе стороны решили нас захватить.
- Ну захватят они нас - все равно ассимилируются.
- Это в Китае ассимилировались бы, а у нас населения маловато. Представляешь, если американцы победят, по нашим улицам в изобилии будут ходить негры, индусы, арабы, итальянцы, французы, корейцы и китайцы.
- Это и будет прямым путем к анархии. Не в отдельно взятой стране, я имею в виду. Мультикультурализм...
- Идет бок о бок с глобализацией. А глобализация - враг анархиста.
- Я не говорю, что на каждом углу нужно понастроить "Макдональдсев" и ввести вторым государственным языком английский.
- Есть и оборотная сторона медали - русская диаспора в Америке. Туда хлынул поток эмигрантов из России, когда произошла революция. Они могут поднять бунт в самих США.
- Они не будут этого делать. Они убегали от анархии, так в честь чего они будут ее поддерживать?
- Я говорю о чуть более отдаленном будущем. Когда все уляжется, заморские русские узнают из телека про нашу благополучную жизнь, и захотят того же.
Без всякого сомнения, исламское и западное общество на сегодняшний день можно назвать прогнившими. Почему? Да просто потому, что они развязали войну. Война - это насилие и массовое убийство. А убийство - намеренное лишение жизни другого индивида - это преступление. Значит, война - это массовое преступление. А кто как не само общество виновато в том, что на его гнилостной почве взрос человек, решившийся на преступление?
Суть анархии в том и состоит, чтобы создать такое общество, которое не толкало бы его представителей на пресечение черты закона.
А что у них? Старые архаичные институты школ и тюрем, богаделен и банков.
Взять самый элементарный пример: задачка для первого класса начинается так: "У Джонни было пять яблок, а у Джимми на три яблока больше...". Какого хрена?! Это уже неравенство! Ведь нигде не указано, что Джимми любит яблоки меньше или может съесть их меньше!
Что им нужно на нашей земле? Конечно, нефть!
Еще десять лет будет продолжаться грызня за этот ресурс, а потом что? Феодализм? Капитализм станет колоссом на глиняных ногах без своей животворящей крови - нефти!
Наши ученые бьются над этой проблемой и пока что пришли к солнечной энергии и портативным ядерным реакторам.
Мы все совершаем преступления, мы воюем в мирное и в военное время. Так значит, мы недостойны анархии? Недостойны своих отцов, что свершили революцию?
А на следующий день я села на трамвай и поехала на работу, когда в город вошли американцы.
Трамвай резко затормозил - на рельсах впереди стоял армейский джип, ощетинившийся огнестрельным оружием.
Лобовое стекло трамвая моментально покрылось густой сетью трещин и вывалилось из рамы, водителя пришпилило к месту.
Я легла на пол трамвая и ползком начала двигаться в направлении водительской кабины.
Разбив локтем стекло, отделяющее кабину от салона, я влезла внутрь и наугад начала тыкать кнопки приборной доски.
Наконец, двери с шипеньем раскрылись и все пассажиры спаслись бегством.
Я тоже.
И укрылась за выщербленной стеной...
Но как стойко мы не держались, американцы все-таки проникли внутрь здания.
Солдаты ворвались в нашу комнату и скомандовали всем не двигаться.
Кто-то ослушался - его тут же застрелили.
Я замерла, как мертвая.
Меня подняли за шкирку и, поставив на ноги, защелкнули на заведенных за спину руках наручники.
- Теперь тебе место в нашем концлагере, неподалеку от Воронежа! - осклабился, как обезьяна, негр.
Что ж, все возвращается на круги своя, только по-другому...