Передо мной стояла бородатая женщина, и я был этому рад, ведь вскоре все мои мечты осуществятся, ну, по крайней мере, частично.
Я улыбался наглым оскалом в эту негритянскую физиономию.
- Твою мать, грязный выродок, что ты себе позволяешь?! - фальцетом заверещала женщина.
- Успокойся, детка, - мягко произнес я с издевательскими нотками в голосе.
- Какая я тебе женщина?! - взъярилась бородатая женщина. - Я сделал себе сексченджинг, но это не значит, что всякие отбросы вроде тебя могут называть меня деткой! Какого хрена ты избил мою шлюху?! Ты думаешь, тебе это просто так с рук сойдет, а?! И какого хрена ты лыбишься?!
Я оглядел моего будущего убийцу. Ну или того, кто в скором времени меня покалечит.
Песцовая шуба до земли на голое тело, толстая, в палец толщиной, золотая цепь на шее, солнцезащитные очки, которые совершенно не нужны ни в это время года - осень, ни в это время суток - ночь. Бородка клинышком, загнутая вверх как у арабского шейха на игральной карте. У негров таких бородок не растет. Наверное, убил кучу бабла в салоне. Да и еще пара сисек, не стиснутых бюстгальтером.
- Когда же ты приведешь в действие свои угрозы? - спросил я.
- Ну ты и псих! - воскликнул сутенер и врезал мне по носу.
Капля крови из моего носа попала негру на лицо.
Я подумал, что мы сейчас как Инь и Янь - белый я и негр-сутенер, а капля моей крови у него на лице - это капелька Инь в Янь.
- Бей еще, не стесняйся! - подбодрил я его.
- Ты точно псих, но не думай, что я тебя испугаюсь! - взъярился сутенер и, достав из кармана шубы кастет, надел его на руку и принялся за меня всерьез.
У меня вылетела пара зубов. Я засмеялся, сплевывая их вместе с кровью.
- Ну ты и сумасшедший ублюдок! - неистовствовал негр, круша мне череп и ребра.
Боль вспыхнула в боку - отлично, не одно ребро мне сломал этот жалкий сутенеришка. Если б он знал, думаю я, что он сейчас играет по моим правилам, льет воду на мою мельницу, он бы лопнул с досады, как бычий пузырь с дерьмом. Но я не говорил ему этого и продолжал ржать.
Я трахал эту шлюху с удовольствием. Хрящики приятно сжимали основание члена, она стонала и извивалась, царапалась и даже кусалась, и оргазм обещал быть гаргантюэлевским.
Мэри Джонсон - так она назвала себя, когда я спросил, сколько она стоит и ее имя.
Мэри Джонсон. Сотка за час.
О, я не зря круглый год трудился на своем участке, пропалывая грядки - это того стоило.
Красивые подвязки отходили от тела при каждой фрикции, когда она прыгала на мне. Это было божественно.
Я познал первобытную страсть, познал эту шлюху, заполз, проник в нее, в ее тело, в лоно, а скоро проникну в лоно ее души, в самую глубину, как в глубину влагалища с маленькой пипкой на дне, и разрушу ее изнутри, из той обители, в которую удаляется душа, когда не хочет, чтобы ее потревожили.
Наконец я спросил:
- Ты кончила, дорогуша?
- О, да, мой мальчик, это было великолепно, - с готовностью пафосно отозвалась она.
Я оглядел помещение.
Это была неказистая комнатушка без обоев, без линолеума или ковра, только крашеные стены с какими-то невидимыми в полутьме постерами и деревянный пол. И кровать у замазанного окна.
Я с наслаждением вдыхал запах пота в перемешку с дешевыми духами, что издавало ее немытое тело, смотрел на ее лжеудовлетворенное лицо.
Жалкая нимфоманка.
Нимфомания не лечится, думал я. Зато моя душа может отдохнуть, излечиться от той болезни затхлости, что вдохнула в меня родная планета.
Я встаю с постели, одеваюсь и сбрасываю на пол эту шлюху.
- Ты чего? - непритворно изумляется она.
Я начинаю бить распростертое передо мной тело ногами.
- Ай! На помощь! - орет проститутка, ее густо напомаженный рот кривится от боли.
Вот так, по ребрам, по лицу.
Останутся шикарные гематомы.
Навеселившись всласть, я вышел на ночную улицу. В небе приветливо мерцали звезды. Да, отсюда не увидеть солнца моей родной планеты, далеко же я забрался.
Я направился вниз по улице, когда меня нагнал этот негр.
Я, видимо, потерял сознание от избиения, потому что только что очнулся. М-да, не выгорело умереть.
Я лежал в мусорном контейнере, здесь омерзительно воняло. Я попытался приподняться на локте, но тут же острая боль дала мне знать, что рука сломана. Придется лежать, даром теряя драгоценное время. Корабль за мной (или моими останками) придет через двенадцать часов. Двенадцать же часов я нахожусь на этой планете. Я посмотрел на светящийся в темноте экранчик часов. Сейчас полночь.
Но судьба была ко мне благосклонна: крышку контейнера кто-то поднял, и я увидел в тусклом свете уличного фонаря чумазое пропитое лицо бомжа. У него округлились глаза.
- Не пугайся, приятель, - сказал я как можно дружелюбнее, - лучше помоги мне выбраться, - и прибавил на всякий случай: - Я дам тебе денег на бутылку виски. Шотландского виски, высший сорт.
Бомж с готовностью запрыгнул в контейнер и принялся вытаскивать меня.
Как восхитительно болели все суставы и мышцы!
Наконец отброс общества вытянул меня из мусорки и с трудом, но поставил на ноги. Я еще, оказывается, мог нетвердо стоять. Халтурщик этот сутенер, тьфу, одним словом.
Бомж мялся. Я видел это и вопросительно посмотрел на него.
- Это...давай деньги-то, - наконец выдавил он из себя.
- Я поступлю лучше, - улыбнулся я. - Ты проводишь меня до вашего бомжовского ночлега, и я покупаю тебе ДВЕ бутылки виски и курева. Идет?
- Ну пошли, - буркнул бомж и я последовал за ним.
Главное - не спутать побеги земляники с сорняками, но я не новичок, поэтому уверенно пропалываю грядку, потом, через месяц, начну собирать ягоды, чтобы отправить в Город, детишкам из интерната на стол.
Синее солнце печет непокрытую голову, под тонкой материей рубашки по спине бегут ручейки пота, но я старательно пропалываю грядку.
Мой участок - Е34, я обязан собрать с него урожай яблок, груш, ягод и персиков, которые отправятся в голодные рты Города. Излишки отправятся на другие планеты. Также у меня есть участок в другой стороне - А5, там я выращиваю помидоры и огурцы.
Скукотища, конечно, но ничего не поделаешь. Мое поколение - внуки первопоселенцев, которые решили, что планету нужно отдать на сельскохозяйственные нужды. Нам не остается ничего другого, кроме этой муторной работы. Но это ничего, скоро отпуск, а мне зарплату задолжали аж за три месяца. Пару тысяч космо я точно получу, и уже знаю, как их потрачу.
В ночлежке пахло застарелым дерьмом и какой-то тухлятиной.
На меня с нар уставились восемь пар глаз.
- Здорово, бедолаги! - воскликнул я издевательским тоном, войдя в помещение.
- Пош-шел ты, - лениво, сквозь зубы бросил самый заросший волосами и грязный из "постояльцев" этой сомнительной гостиницы.
Идеально.
- Вот ты, - ткнул я пальцем в говорившего. - Слезай-ка с верхнего этажа. Я там жить буду.
- Пош-шел ты, - еще ленивее буркнул тот и отвернулся к облупленной стенке.
Тогда я подошел к нарам, и, ухватив человечка за шиворот, стащил его с нар.
- Пош-шел ты, - третий раз обронил человек и сел за стол.
Так я далеко не уеду.
Я отобрал пакет с покупками у проводившего меня бомжа и вытащил на свет божий бутылку виски.
Все девять присутствующих тут же жадно впились глазами в бухло.
- Смотрите - вы можете ужраться этим вкусным пойлом до зеленых свиней, а потом еще и покурить.
- А чего хочешь? - спросил другой, конопатый.
- Да так, ничего, - с сделанным равнодушием ответил я.
- Слезайте. Угощайтесь. Потом кто-нибудь из вас еще тару сдаст.
Все повскакивали со своих клоповьих коек и сели за стол.
Я тоже сел за стол.
- Ну, браток, открывай! - хриплым прокуренным голосом сказал конопатый.
Я ухмыльнулся и разбил бутылку о голову конопатого. Он упал на пол.
Все отпрянули от стола.
- Э, да ты дерешься.
Слабаки. Ну почему мне так не везет?!
Я вытащил пачку сигарет, открыл ее и раскрошил все сигареты до единой в гробовом молчании.
- Слышь, ты бы уходил отсюда? - спросил волосатый.
- А то что?
- Да ничего, - сразу стушевался тот. Шмыгнул носом, утер его и добавил обиженно: - Нехорошо бедных людей обижать.
Я наконец понял, что делать мне здесь нечего.
Поэтому я встал, и ни с кем не прощаясь, вышел из ночлежки.
Я шел по ночному городу, наступая на расплывчатые пятна света на мокром асфальте от фонарей, и молил всех богов, чтобы мне навстречу попался маньяк-психопат с ножом. Но никого не было, ни души, лишь я - и пустая улица. Я взглянул на часы - у меня оставалось еще девять часов.
Можно, конечно, совершить самоубийство - но это будет признаком дурного вкуса, к тому же совершенно неинтересно. Подчинение себя воле другого - убийцы - есть дополнительный оттенок нашей туристской эстетики.
Так я и прогулял до двенадцати часов дня, пока не прилетел лайнер.
Я с грустью смотрел на удаляющийся сине-зеленый шарик Земли в кисее облаков.
Мне не удалось разнообразить нудятину своего постылого труда на плантациях, я не испытал острых ощущений. Только потратил кучу денег.
Меня на мою родную планету привезут дышащим и функционирующим телом, а не грудой мяса с генетическим кодом, который могли извлечь и вырастить в лаборатории нового меня.
Правда, в газетах писали, что на Земле скоро разразится война - тогда-то я и вернусь, сын Земли.