Аннотация: дерьмо на палочке, просто много страниц чуши, как и хотел сделать.
1
Синие полосы ломались и плыли по моему лицу в черноте комнаты. Я видел это в зеркале, что висит над моим телевизором.
Иногда это зеркало мне сильно помогало. Когда нет мочи смотреть какой-нибудь фильм ужасов - взглянешь на свою перекошенную от страха рожу и рассмеешься.
В комнате, да нет, скорее, в комнатушке, сильно воняло. Но мне на подобные вещи всегда наплевать. Какое значение имеют прелые носки, валяющиеся на полу, прогнившие от сырости вещи в открытой ванной, тухлятина в мусорном ведре на кухне, когда я смотрю отличный фильм?
Да, я раздолбай, я этого никогда не отрицал. Какой уж есть.
По лицу побежали яркие всполохи, и звук из динамиков возрос - началась реклама.
"По воле великого замысла он вырван из привычного хода вещей, он перенесен через тысячу лет...Владимир Святославович. Смотрите...".
Ага, посмотрим. Поблюем.
В уме возникла картина: этот старикан с окладистой бородой в своих древнерусских одеяниях идет в казино. Или куда похуже. Наша необъятная Родина вобрала в себя много всего.
Я смял банку с выдохшимся пивом и запустил ее в пакет, валяющийся в углу. Попал. Банка накренилась и вывалилась из пакета, выплескивая содержимое на вытертый палас.
Плевать. И я плюнул.
Слюна долго впитывалась в жиденький зелененький ворс.
Приятно подкреплять свои слова действием. Когда-то я любил говорить "забить", но в довесок пришлось бы что-нибудь забивать. Окно досками, например. А плевать всегда легче.
Хорошо в Англии. По-крайней мере, хорошо было в 70-е. Не хочешь работать - живи на пособие. А у нас - не хочешь учиться, не хочешь работать - иди в армию, а потом бомжуй инвалидом.
Тут побудешь "ленивым дураком", как в песне пелось...
Реклама закончилась. Я опять погрузился в фильм.
Из церкви выползла небольшая процессия в черных одеждах, и, сбившись в кучку, стала что-то обсуждать. На меня прямо пахнуло средневековьем.
В сущности, что изменилось? Все. Кроме церкви.
Только вдоль стен протянулись трубы отопления, да попы стали разъезжать на "Мерседесах".
Зато сколько всего церковь лишена: историю больше не пишут безвольные монахи, с содроганием ожидающие брани князей. Теперь историю пишут многие, под недреманным оком государевым, то есть правительственным. Масштабы выросли.
Церковь больше не получает такой прибыли, она больше не действует на сознание масс. Эту прерогативу тоже отняло государство.
Я шагал по аллее, под завязку забитой пьяными подростками. Когда-то и я был таким.
Да ладно, хватит с меня размышлений на это серое, скучное утро. Ненавижу осеннее утро. Ты выходишь на улицу - и тебя просто колбасит от этой атмосферы уныния, от холода, тусклости, тупых рыл прохожих.
В кармане завибрировало. Я раздраженно полез за мобильником. Что за хрен звонит мне с утра пораньше?
Дятел.
- Да?
- Ты там че, спишь?
- Нет, дрочу, - откликнулся я.
- А-а. Я тоже. Ну ты сегодня придешь?
Вот идиот этот Дятел.
- А разве сегодня собираемся?
- Да. Я просил Свина тебе передать...
- Ладно, давай. Буду сегодня, - поспешно выговорил я и нажал на сброс.
Так и хотелось крикнуть этому придурку:
ПОШЕЛ ТЫ В ЖОПУ, ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ, МУДОЗВОН!
Он меня просто бесил. И даже не подозревал об этом.
Настроение и так было - хоть в гроб ложись, а тут еще этот.
- Пива, - раздраженно бросил я молоденькой симпатичной продавщице.
- Какого? - пискнула та.
Я наклонился к самому окошку и прошипел прямо в мордочку этой дуре:
- А какое я пиво покупаю здесь каждый день утром и вечером? Или с памятью что-то стало?
Продавщица с оскорбленным видом выставила ноль пять "Сибирской короны" светлой.
- А открыть? - уже более ласково осведомился я.
Девчонка вспыхнула и молча откупорила бутылку.
Я с улыбкой взял пиво, повернулся, прощаясь с продавщицей.
- До сви..., - начала она привычно, и поперхнулась.
Просто я неожиданно обернулся и со всей дури запустил бутылку прямо в закрывающееся окошечко.
Вся в пиве и крови, она металась в своей клетушке, пронзительно визжа, как паршивая обезьяна, раненая в задницу.
Настроение улучшилось.
"Ненормальный, неформальный, невоспитанный, немодный. Нахуй никому не нужный, и поэтому - свободный".
Я вышел из городского парка.
Когда-то я думал, что у меня много друзей. Оказалось, что почти все они редкостные говнюки, невообразимо далекие от моего внутреннего мира. Только два человека могут быть названы моими друзьями. Причем один из них сейчас за тысячи километров от меня, и останется там же на ближайшие лет пять.
Много кто из этой сраной дыры считает меня другом. А я их всех считаю тупыми уродами. Возможно, у меня большое самомнение. Возможно. Я не отрицаю.
Взрослые люди, торчащие в глухих дворах и проводящие там почти все свободное время (некоторые все-таки работают) не вызывают у меня никаких других названий.
Они там бухают, дерутся и "веселятся". Взрослые люди. Сборище дегенератов.
Меня привела сюда жажда испробовать все. Когда-то я даже хотел пойти в монастырь, при условии, что меня выпустят обратно. Потом я додумался, что это несколько не по -человечески и засунул эту идею куда подальше.
Пространство, на котором собиралось наше "Общество аморалов", с одной стороны было огорожено двумя облупленными трехэтажными домами, стоящими углом друг к другу, а с другой стороны какими-то полусгнившими сараями.
По осени все было усыпано желтой листвой. Дул пронизывающий ветер. Над двором нависал серый бетонный туман неба.
Обстоятельно со всеми поздоровавшись, я сел на свободное место на одном из бревен, разложенных вокруг "стола". Какой-то деревянной коробки, укрытой исцарапанной, некогда лакированной столешницей.
Мне дали початую бутылку портвейна. Ненавижу портвейн.
Я уже давно потерял интерес к этому "Обществу", но уйти не мог по этим идиотским законам. Казалось бы, меня, взрослого человека, держали какие- то детские условности. Но я видел, что если уйду - половина сборища - покойники.
Конечно, они рано или поздно все равно окажутся в могиле, алкоголики несчастные, но все же мне их было жалко.
Взялся за гуж...
Наверное, я не люблю людей.
Когда говорили, что какого-то там числа Земля может накрыться медным тазом и заодно пиздой, я ждал этого с нетерпением.
Вероятно, в моей жизни не все в порядке, если я ждал таких вещей. Но мне на это насрать. Если грузиться своими проблемами, то можно случаем оказаться в петле. А если плевать на них - на каком-то этапе жизни за тебя их решат другие, окрестив тебя свиньей, а в последующие годы ты пойдешь ко дну. Но если ты об этом не думаешь, тебе не так уж плохо живется.
Тем более, что я еще не старый пердун, а в армии вряд ли окажусь.
Квартира, работа.
По телевизору шло очередное шоу, которое я не собирался смотреть, но кнопку канала заклинило и ящик ничего, кроме слюнявых реалити-шоу не собирался показывать. Я выключил телевизор и включил свет.
Тусклая лампочка без абажура едва осветила захламленную комнату.
Почитать? - подумал я.
А что у меня есть? Невесть откуда взявшийся томик Ницше. Журналы, сказки (?!), научная литература, техническая.
Я потянулся к синей потрепанной книжке с загнутыми углами, лежащей на столе (все-таки Ницше), и в этот момент у меня зазвонил мобильник.
Будто крокодил решил стать самой обходительностью.
- Кто это? - я избытком вежливости не страдал.
- С вами говорит Комитет Ликвидации.
- Ни разу не слышал, - признался я.
Но в груди как-то нехорошо похолодело.
- Мы не афишируем свою деятельность. По долгу службы мы вынуждены уведомить Вас, что к Вам направлены два наших сотрудника.
- Два ваших сотрудника? - тупо переспросил я, невольно посмотрев за окно.
- Больше мы не в праве рассказывать. Всего доброго.
- Ах ты сука! - я в бешенстве швырнул телефон в стену.
Начинка полетела во все стороны. Кусок пластика поцарапал мне щеку.
Какого хрена я становлюсь героем банальной истории с охотником и жертвой?
Давало о себе знать выпитое. Я плохо стоял на ногах. Не надо пить. Особенно эту гадость - портвейн.
Но так или иначе, тушкой я быть не намерен.
Паспорт из развалившейся тумбочки, деньги от туда же.
Потом я думал, что будь потрезвее, я бы счел это дурной шуткой и остался бы дома. И стал бы добычей Комитета Ликвидации.
Нога угодила в глубокую ледяную лужу. Я скорчил зверскую рожу и побежал дальше. Некогда задерживаться. Я слышал визг тормозов рядом с моим домом.
Собаки...
Я несся по темному скверу, не разбирая дороги - подальше от этих.
На бегу я обернулся. В моей квартире зажегся свет. Плохо дело.
Удар. Я сшиб какую-то бабульку.
- Молодой человек!!! - заверещала старая сволочь.
Я быстро вернулся, поднял ее на ноги и насколько мог искренне, извинился. А то еще доложит, что пробегал тут один...
Бегать-то я не приучен, поэтому через несколько минут начало колоть в боку и сбиваться дыхание.
Я выскочил на остановку, поскользнулся в грязи и грохнулся на холодный асфальт. Я прокатился до дороги.
Бешеное гудение клаксона, скрежет. Ор.
Я чуть не оказался под колесами автобуса.
Меня ослепили фары, я встал и на ощупь стал пробираться к двери автобуса. Забравшись в салон на заплетающихся ногах, я плюхнулся на сидение.
- Автобус не едет! - гаркнула прямо в ухо кондукторша. - Из-за тебя, алкаш несчастный!
- Да пошла ты, овца! - заорал я, поднимаясь.
Я выскочил на остановку и увидел, что в задок автобуса впечатался еще один, и водители выясняли отношения.
На остановке, как назло, осталось мало народа, и затесаться в толпу я не мог.
Протяжное гудение, вспышки приближающихся фар, перекошенные лица водителей. Я перебежал дорогу.
Маршрутка отъезжала от остановки.
- Стой! - заорал я и замахал руками.
Уже сидя в маршрутке, я не мог понять, почему меня вдруг охватила такая дикая паника, и все кругом действовали в таком бешеном темпе.
Ну да, я же пьян!
И я так быстро принял условия игры. Схватил на лету.
Мой район уже давно растворился в лабиринте города, за окнами змеились окраинные улицы. Оторвался. Я откинулся на спинку кресла и только тут вспомнил, что еще не передал денег водителю.
Машину понесло в бок, на синюю будку милиции, заскрежетал металл.
Все пассажиры заорали, как один.
Вычислили!
Моя голова мотнулась и стукнулась о стекло. Дикая боль вспыхнула в затылке, по стеклу пошла трещина.
Машина остановилась.
Перед ней затормозила черная "волга".
Как все пошло.
Удар плечом - чпокнула резиновая прокладка и стекло вылетело наружу. Я выпрыгнул на дорогу и бросился бежать.
Безнадежно. Когда ты - пеший, а за тобой гонятся на машине.
Дешевый детектив.
Прозвучали выстрелы. Мимо, козлы!
Боль в ноге. Я падаю, не успевая выставить рук. Обдираю подбородок, разбиваю нос.
Лежу на холодном мокром асфальте.
А теперь не мимо.
Передо мной сидел какой-то старичок. В мозгу сразу родилась ассоциация с профессором. Лысина, седые усы и седые же остатки волос на голове. Глубоки синие глаза, морщины на розовой коже.
Чтобы опередить этого мудака, выпаливаю первое, пришедшее на ум:
- Пошел на хер, ублюдок!
- Ну зачем же так сразу, молодой человек, - пробормотал "профессор".
- А можно потом? - повеселел я.
- Потом - что угодно. Вам и сейчас ругательства не помогут, а потом и подавно.
Я огляделся.
Белая неудобная кушетка, к которой я примотан ремнями, белая комната, белый стул, белая одежда у сидящего на нем профессора - штаны, халат, рубаха.
- Пошел на хер! - повторил я.
По закону жанра я должен был недоуменно вопросить: где я?! Но надо ведь как-то задеть этого "профессора".
- Вы в лаборатории Комитета Ликвидации.
- Пиздишь, - медленно, со смаком, произнес я чуть ли не по слогам.
- А вы, молодой человек, матершинник.
- А ты все равно не пизди.
- Ну, в общем-то вы правильно догадались. Вы не в лаборатории Комитета Ликвидации. Если уж на то пошло, мы не можем сказать, где вы. Да я и не думаю, что вам это так необходимо. По вашим меркам, все произошло так сумбурно.
- Что верно то верно. Не будь я подшофэ, я бы остался дома.
- И вас бы убили.
- Но как я понял, это некий эксперимент?
- Да. Но все равно, вас бы убили. Так проверяют население на выживание.
- Нерационально, - отрубил я.
- Да. Причем абсолютно все выживают благодаря тому, что выпили.
- Тупо.
- Мы проверяем абсолютно рядовых граждан, ничем особым не выделяющихся. Выделяющиеся - с ними и так все понятно, они-то выживут.
- А потом вы мне сотрете память или что-нибудь в этом роде, - усмехнулся я.
- Нет. Вы станете ликвидатором. Зарплата, неприкосновенность, застолбленное место в Новом Обществе.
- Да ты псих, - протянул я.
- Возможно. Все тут не без этого. В том числе и вы. Создали же вы когда-то аморальное общество или как там его...
Я моргнул.
- Люди покупаются на самую банальность. Ликвидация заставляет их вспомнить к примеру, Стивена Кинга, или Роберта Шекли с их мотивами Охоты. И люди без лишних вопросов погружаются в эту атмосферу.
- И что вы всем этим хотите добиться?
- Выживания. Неужели вы не чувствуете призрака надвигающейся глобальной войны?
- Предчувствие гражданской войны, - хмыкнул я.
- О, да вы кое-что знаете. Любите Дали?
- Люблю рок.
- Хм...Ну я продолжу. В этой войне уцелеет лишь один народ, от которого будет зависеть вся дальнейшая история человечества.
- Тоже мне, арийская раса.
- Она уже исчерпала свои возможности. Будущее - за Русским Православным Народом.
С утра я не смог проснуться.
Я упорно пытался проснуться несколько раз, и ощущение было сродни тому, будто я стараюсь вынырнуть из-под воды, глотнуть воздуха, но чья-то рука по ту сторону поверхности воды толкает меня обратно в глубину.
Я начал паниковать, потому что мне было холодно, и с каждым неудачным прорывом становилось все холоднее. Я мог так и в ледышку превратиться.
После еще одного толчка в голову пришла мысль. Я с удвоенной энергией стал "выныривать", чаще и чаще натыкаясь на невидимую руку.
Двигаться становилось все труднее, тело окоченело. Хотя...
Только сейчас стало понятно, что я не чувствую своего тела, да и не чувствовал.
Рука вяло пихнула меня, и я устало опустился вниз. И застыл в толще непонятно чего, не в силах шевельнуться.
Все. Замерз.
Все. Замерзло.
Да к черту вас всех! - непонятно кому хотел крикнуть я, но получилось только провернуть эту фразу в уме.
Глыба льда. И я среди нее. Как в глупом американском мультике.
Трещина побежала от моей головы, стремительно разветвляясь и раскалывая непонятную глыбу на части.
Еще пару мгновений - и огромные куски из непонятного материала со звоном разлетелись в стороны и разбились на осколки.
Они полетели мне в лицо, я запоздало поднял руку.
Острый осколок оцарапал щеку.
Я опустил руку.
Кругом лежало крошево, толстым слоем покрывая пол. Я находился в своей комнате. Но сразу бросалась в глаза одна вещь - в ней не было мебели.
Не было обоев.
Не было окон.
Только люстра под потолком и закрытая дверь.
Голые стены, бетонный пол.
Ноги уже занемели. Я поежился и переступил с ноги на ногу, поправив семейные трусы.
Замечательно.
А может быть, это и не моя комната?
- Какой ты наблюдательный, - засмеялся кто-то.
Я вздрогнул и обернулся.
Старичок в синих просторных одеждах смотрел на меня своим сморщенным личиком, покачивая лысой головой.
- Хе..., - выдавил я.
- Хе-хе, - ответил старичок.
Я промолчал.
- Спрашивай, - старичок улыбнулся как-то странно.
- Сам говори, - хмыкнул я.
- Хе-хе...
- Кто ты такой?
- Я Тот-Кто-Приходит.
- А звать как?
- Тот-Кто-Приходит.
- Оригинально. А что с моей комнатой?
- Ее нет.
- Еще раз?
- Ее нет.
- Ты ждешь, чтобы я спросил "а что с ней?"?
- Хе-хе...
- А что с ней?
- Хе-хе...
- Ну?!
- Хе-хе...
- Иди в жопу!
Тотчас на стене рельефно проступила огромная белоснежная жопа, и старичок как ни в чем не бывало, направился к ней.
Из жопы показалась небольшая приставная лесенка, по которой старичок взобрался и исчез в недрах.
Жопа потеряла четкие очертания и размазалась по стене, превращаясь в рисунок, который тут же стерся.
Дверь исчезла внезапно.
Секунду назад я хотел пнуть ее, а ударил уже бетонную стену, отбив босую ногу.
- Какой вы, молодой человек, некультурный, - вздохнула стена.
Я тупо уставился в ровный сероватый фон.
- Да-да, это я к вам обращаюсь.
- Стена что ли?
- Комната.
- А почему говорящая?
- Какая есть.
- А зачем комнате говорить?
- А вам зачем?
Хорошие мне сегодня попадаются собеседники.
- А зачем комнате говорить с человеком?
- Обязанность говорящей комнаты - оберегать жизнь человека. Или вы не знаете о ядерной войне?
- Да вроде не намечалось...
- Масоны проводят ее каждый понедельник. Но по шестому пункту Взаимовыгодного Договора от 1847 года техногенная среда обязуется вести борьбу с масонами, и...
- Каждый понедельник? И с какого месяца?
- С января.
- То-то я смотрю, зима теплая нынче была!- усмехнулся я.
- Не с этого года.
- А с какого же? С позапрошлого?
- С 1899-го, если вам интересно знать. А первое ядерное испытание, говорю сразу во избежание ваших бесконечных глупых расспросов, проведено в 1897-м году. Но в этот раз мы не успели.
ГАЛЛЮЦИНАЦИИ КОНЧИЛИСЬ.
"Профессор" склонился надо мной. Теперь у него совсем не было волос, и цвет кожи с розового сменился на серый.