Аннотация: Исключительно сатирическое произведение
Паровоз, окутанный клубами дыма, с гудением ворвался на перрон Северного вокзала. Толпа встречающих, как набегающая волна, хлынула к неостановившемуся ещё составу.
Арсений Викеньтьевич Лишневский, молодой человек лет двадцати трех, с трудом прорвался через плотную толпу людей, что, аки немцы, вставшие знаменитой "свиньей", не намерены были пропускать кого бы то ни было, пока не выйдет "сыночка Алешенька" или "свет мой Иван Прокофьевич".
Одернув задравшийся сюртук, Арсений Викеньтьевич подхватил потертый свой саквояж, и заспешил прочь от поезда. Приехал господин Лишневский в город М-ск не просто так. Его целью было не просто жить, но обязательно покорить, обуздать дикий(по крайней мере, так сказывали в провинции) нрав столицы. Ради этого он был готов трудиться с утра до ночи, терпеть лишения и всяческие притеснения, которые, по его святому убеждению, обязательно хотели применить к нему коренные жители М-ска.
Вырвавшись из душного, напоянного запахами машинного масла, дыма и дешевых одеколонов, здания вокзала, Арсений оглядел площадь. Она напоминала лесную поляну, по которой, подчиняясь собственному, недоступному наблюдателю, маршруту и ритму, передвигались люди-муравьи. Кто-то шел к зданию вокзала, кто-то от него, нанимались экипажи, терялся и находился багаж, терялись и находились дети, терялись и находились в ближайшей пивнушке мужья... всё жило, руководимое невидимым постановщиком.
Внезапно, внимание Арсения Викеньтьевича было привлечено группой людей, собравшихся вокруг, как решил молодой человек, уличного музыканта или фокусника. Уличных артистов Арсений любил, и нащупав в кармане мелкую монетку, двинулся к толпе.
***
- Вот посмотрите, - вещал толпе полноватый мужчина в полосатом костюме, державший в руке стакан воды. Арсений, разочаровавшийся тем, что уличный артист оказался не артистом вовсе, а каким-то полосатиком, хотел было уйти, но остался, зачарованный происходящим, - я пролил на себя воду, - при этих словах мужчина действительно опрокинул на себя стакан, - но разве это моя проблема? Нет! Это проблема моего сюртука! Если я, предположим, оконфужусь, разве это моя проблема? Нет! Это проблема моих штанов и людей вокруг, понимаете?
- Так у вас же штаны-то всё равно обмочены будут! - выкрикнул детский голосок из толпы.
- Провинциалы-с, - неодобрительно цыкнул франтовато одетый господин в пенсне, стоявший рядом с Арсением.
- Вы должны себя поставить как господа из высшего общества, а их такие мелочи как мокрая рубашка или обмоченные штаны, не волнуют! - парировал лектор.
- Разве им что-нибудь объяснишь? - продолжал шепотом мужчина рядом. - Это же самое главное! Вести себя так, словно ничего не произошло! Гениальный человек! И самое главное - даёт такой необходимый в жизни каждого думающего человека материал абсолютно бесплатно! Поразительно!
- Да-а, наверное, - неуверенно протянул Арсений, косясь на господина с пенсне.
- Когда вы поднимаете стакан, рука должна идти по дуге... - бубнел и бубнел лектор в полосатом костюме.
Арсений недоумевал - а какая собственно разница, как двигать стакан во время питья? Неужели в М-ске тебя оценивают не только по талантам и трудолюбию, но и по питью? Но если судьи так строги, как они могут не заметить мокрых брюк?
Захваченный этими мыслями, Аресений вышел из толпы и побрел прочь по площади. Увидев газетчика, он встрепенулся. В родной Подкозельск новости всегда приходили с опозданием, иногда в месяц, а то и два задерживались они в пути. Его охватила неожиданная жажда информации, и он поспешил к уличному лотку.
Газетчик, усатый мужчина лет сорока, бодро скандировал заголовки статей из лежащего рядом "Извещения":
- Участник Отечественной войны постирал свою одежду и начал гнить! При виде депутата Думы куртизанка выбросилась в окно! Голодный гражданин Российской империи порвал рот турецким кебабом!
Разинув рот от этаких новостей, как зачарованный, Арсений полез в карман сюртука, и обнаружил, что в толпе, пока он внемал полосатому лектору, кто-то стащил у него кошелёк...
***
В здании сыскного отделения стояла гулкая тишина. Серые стены, местами почерневшие от влаги и табачного дыму, нагоняли сонливость и какую-то глубинную, неизбывную тоску.
Полицейский, одетый в зелёный мундир с красным воротничком, скучал за таким же серым, как стены, письменным столом. Иногда он бил по столу ладонью или пустым, мутного стекла стаканом, в тщетной попытке прихлопнуть разгулявшуюся муху. И каждый раз недоумевал - как так муха успевает улететь? Неужели какая-то муха умнее целого капитана столичного сыска? Она же даже ни разу не стояла в карауле!
- Добрый день...- робко поздоровался Арсений.
- Да кому как, - прогудел полицейский. Судя по виду его, работать он не очень хотел, и появлению Арсения Викеньтьевича был не рад. Он бы предпочел и дальше продолжать свою охоту на летучую дичь, а вовсе не брать бланк и не опрашивать пострадавшего.
- Ну те-с, что у вас случилось? - без особой охоты протянул мужчина.
- Да вот, кошелёк украли-с, - с прискорбием сообщил молодой человек.
- Кошелек? А от меня что хотите?
- Как что? Найти бы вора, и кошелек вернуть... - Арсений чувствовал себя не в своей тарелке, пытаясь объяснить человеку его должностные обязанности.
- Послушайте, господин эээ...
- Лишневский, - подсказал Арсений.
- Послушайте, господин Лишневский. У вас кошелёк украли почему?
- Почему? - послушно повторил Арсений.
- Потому что у вас страх денег! Вы боитесь разбогатеть, и поэтому притягиваете в свою жизнь всяческих мошенников и плутов!
- Но как же...
- Послушайте, уважаемый. Я бы конечно мог разыскать ваш кошель, но какой в этом толк? Вы же его опять потеряете! Вам нужно избавиться от страха денег! И тогда они сами начнут вас искать!
- Как же они начнут меня искать... - запинаясь пробормотал Арсений Викеньтьевич.
- Начнут-начнут, вот увидите, - капитан поднял молодого человека из кресла и повёл прочь из кабинета. - Вот я например, избавился от страха денег, и что? Они сами ко мне приходят! Вчера вот иду по улице, глядь - кто-то велопед оставил, прислонил к столбу. Я его раз - и в ломбард! Два рубля дали! - похвастался полицейский.
- Но как же так? Человек же теперь без велопеда! - поразился Арсений.
- Так у этого человека тоже страх денег, понимаете? Как только он от него избавиться, найдет новый! - энергично возразил мужчина. - И вообще, почем вам знать, что это человек его там оставил?
- А кто же?
- Все-лен-ная! - по слогам проговорил капитан. - Это же космос всем управляет. И нуждающимся он посылает всё, что у него ни попросишь! - с этими словами полицейский вывел Арсения на крыльцо участка и закрыл дверь изнутри.
Впавший в прострацию от откровений космического порядка, молодой человек побрел вдоль по улице и обессиленно рухнул на скамью.
- Молодой человек, что с вами? У вас депрессия? - окликнул его тонкий, с хрипотцой голос.
- П...почему у меня депрессия? - вынырнув из своих дум, Арсений увидал высокого и через чур худого, чудно одетого господина - на нём был огромный, какой-то квадратный сюртук белого цвета, из под которого торчали тонкие ножки в синих брюках, а на ногах его были надеты престраннейшего вида красные калоши, формой напоминающие то ли пироги, то ли небольшие дамские сумочки мягкой кожи.
- Ну как же, сидите здесь, один, думаете, - продолжал тем временем господин в красных калошах, - ясное дело, у вас депрессия! Те, у кого депрессии нет, не думают! У них времени на это нет.
- Да нет, - принялся оправдываться Лишневский, - я не думаю, я просто... Расстроен. У меня кошель украли.
- Украли? Н да-с, это у вас страх денег. - авторитетно заявил белосюртучный господин.
- Да... В участке так же сказали, - пробормотал смятенно Арсений.
- Вы не расстраивайтесь так, у меня говорят такая же беда. Всё хочу накопить, да всё не выходит - обязательно трачу. Страх денег-с, это вам не фунт изюму! Вот, например, штиблеты купил, - хвастая, он выставил вперед ногу в красной галоше. - Последний писк!
- В...великолепные галоши, - неуверенно похвалил обувку молодой человек.
- Теперь правда до конца месяца на мели. Ну да это не беда. Мир, он же, понимаете, изобильное место! Стоит только попросить, и все желания исполнятся. Я вот желал галоши, и вот они! - он опять выставил вперед сине-красную ногу. - Ой, так мы же с вами не познакомились! Рохлин Порфирий Иваныч! - молодой человек протянул руку. Рука была бледна и узка, с длинными, какими-то женскими пальцами.
- Что же вы намерены теперь предпринять, Арсений Викеньтьевич? - вопросил Порфирий.
- Не знаю даже... На работу бы устроиться, может получится жалованье получить вперед... Тогда и комнату снять можно...
- На работу?? - открымши рот от изумления и негодования вопросил господин Рохлин, - Вы что, вам с вашею депрессией никак неможно работать! Вот у меня тоже депрессия, я и не работаю. Дюже вредно-с для здоровья - работать.
- Но как же тогда... Денег то нет, - робко ответил Арсений.
- Да деньги что-о, - протянул Рохлин, - деньги-то они небось везде, хоть лопату бери да греби! Мир он изобильный. А пойдем те лучше гулять! На пруды.
О знаменитых Первосвященнических прудах Арсений слышал много, и в доходивших до Подкозельска газетах о прудах писали(в основном, в разделе светской хроники), что место это привлекает самых именитых господ, можно сказать всю элиту М-ска.
Рассудив, что денег всё равно нет, а по пути может подвернется какая поденная работа, Арсений Викеньтьевич согласился.
***
Первосвященнические пруды были местом, можно сказать знаменитым - именно здесь некогда появился один господин, которого некоторые считали мессией, некоторые - Сатаной, а прочие - просто талантливым шоуменом. Город сей господин покинул с шумом, перед этим показав жителям М-ска, как нужно кутить.
Вокруг прудов стояли жилые дома. Жители этих домов, сказывали, были столь великолепны, столь непохожи на обычных людей, что предпочитали не выходить на воздух, дабы не смущать своим видом обычных смертных. Они бы и вовсе построили бы кругом забор, но пока ограничились малым - взиманием платы с каждого въезжающего и входящего на территории прудов. Плата посетителей не отпугивала, а наоборот - привлекала. Разве станут просить деньги за дурное и ненужное? Ведь самые скучные, самые ординарные вещи, такие как солнце, свежий воздух, шум ветра, смех детей и прочее - бесплатны. Тогда как вещи ДЕЙСТВИТЕЛЬНО стоящие - показаться своим в обществе, впечатлить незнакомых, ничего не значащих для тебя людей, пустить пыль в глаза соседям - всегда влетают в копеечку.
Рохлин отсчитал полрубля за себя и своего спутника впускающему на пруды господину. Господин сей был выдающегося вида - редко можно встретить такую концентрацию презрения и неудовольствия в одном человеке. Даже его усы, завитые по французской моде, казалось, негодовали - где ж это видано, посредь дня заставлять честного человека работать?
Арсений Викеньтьевич с затаенным дыханием проследовал через калитку за Порфирием Иванычем.
Трудно сказать, почему небычный господин с тростью выбрал местом своего появления именно этот район города. В окружении белокаменных, в несколько этажей, домов, залегал прямоугольный пруд, вокруг которого расположились скамейки довольно потертого вида. Тут и там в первых этажах домов расположились кафе, ресторанчики и кондитерские, тут и там фланировали с важным видом именитые и не очень, господа и дамы.
Первое, что бросилось в глаза Арсению - все кругом были одеты наподобие его спутника - в бело-сине-красные комплекты.
- Это что же, мода такая? - спросил молодой человек у Порфирия Иваныча.
- Да-с, - ответил тот, - это, сказывают, очень патриотично, так одеваться, в цвета флага. А патриотизм в этом месяце в моде.
- В этом месяце? - робко спросил Лишневский. - А я думал нужно всегда нужно быть патриотом...
- Ну-у что вы, - усмехнулся Порфирий, - это ошибка сугубо провинциальная. Тут надобно, так сказать, держать нос по ветру и умело ловить последние писки моды. Ведь чем современный человек отличается от несовременного? Человек продвинутый завсегда понимает, когда нужно свое отечество ругать, а когда хвалить. А то эдак можно прослыть ретроградом. А то и хуже - человеком со своим мнением.
- А у этого господина цвета перепутаны, - постарался незаметно кивнуть Арсений в сторону вышеназванного человека.
- Да? - Рохлин кинул быстрый взгляд, - Да это не важно. Всё равно никто не знает, как он выглядит, флаг-то. Идёмте, походим, покажемся.
Арсений стал пробираться сквозь толпу вслед за приятелем. Его поразила красота женщин вокруг - каждая из них, казалось, так и просилась на открытку. И серьезность мужчин - они выглядели столь сурово, что казалось, в следующую секунду они вскочат на коня и погонят неприятеля. Тут и там щелкали репортерские камеры и брались интервью. Лишневский прислушался к говорившим:
- Да у меня миллион годовых доходу!
- А у меня два!
- А у меня три! И не годовых, а в месяц!
У Арсения выступил холодный пот. Ему вдруг показалось, что сейчас на него налетят господа с суровыми лицами и вытолкают взашей. Как же, есть ли ему место среди такой богатой публики?! У него даже и рубля в кармане не найдется. Он сам себе начал казаться преступником, обманом пробравшимся на праздник жизни, где его непременно обнаружат и прогонят с позором.
- Что с вами? - увидав его состояние, воскликнул Рохлин, - У вас никак приступ панической атаки случился?!
- Нет, нет, просто... оробел я. Слыхали, как эти господа сказывали, сколько у них доходу?
- Ну так и что? - цыкнул языком Порфирий Иваныч, - и вы сказывайте, коли охота.
- Но как же... Это же обман.
- Да какой обман, помилуйте! Вы слыхали, что коли чего хочешь добиться, то надобно себя вести так, будто у вас это уже есть? Ну вот. Да и вообще, сказывают, что нет в мире ничего объективного, всё субъективно. Всё мы оцениваем своим собственным мерилом. У каждого из нас свой мир получается. А коли он в своём мире миллионер, почему же он не может так представляться? Полное его на то право имеется.
У Арсения от таких мировых открытий закружилась голова и подкосились ноги. Нет ничего объективного? Но как же тогда отличать добро от зла, плохое от хорошего?
- Да очень просто, - ответил Порфирий. Только тут Лишневский понял, что задал вопрос вслух. - Коли вам хорошо, значит это добро, коли плохо - зло.
- Но ведь бывает, что и от зла поначалу хорошо, - возразил Арсений.
- Так какое же это тогда зло? От зла всегда плохо!
- Но ведь...
- Давайте-ка лучше, - перебил его Рохлин, - выпьем лимонной воды. Вам сразу и полегчает.
Холодная лимонная вода и правда привела Арсения в относительный порядок.
- Нужно вам, милый друг, что-то делать с нервишками, этак и до желтого дома недалече, - озабоченно сказал, глядя на него, спутник. - Надобно вам к доктору-мозгоправу обратиться. Дюже модно в этом году лечиться у мозгоправов, я вам скажу. Один мой знакомый ходит к троим сразу.
- Ваш друг так сильно болен?- ужаснулся Арсений.
- Да нет, не сказал бы... каждый его лечит от разного - один от расстройства личности, второй - от недостатка внимания, а третий - от мании. Очень знаете ли, хорошо, когда так много болезней - всегда есть о чем поговорить в обществе. А то бывает, все темы уже переговорены - и о погоде, и о политике и о прочем... А душевное здоровье - тема неисчерпаемая. И вам нужно сходить - с вашей то депрессией.
- Да я вроде бы здоров... был, - робко ответил тот.
- А вот этого никогда в обществе не говорите. - серьезно сказал Рохлин. - Если общество болеет - то человек не может от него отрываться. По крайней мере, человек с хорошим вкусом. Да и коли скажете что не то - всегда можно сослаться на недуг, а то не дай бог воспримут вас серьезно... Тогда беды не оберетесь. Нет ничего хуже, чем человек, который всерьез верит в то, что говорит.
- Ну да ладно, - опять повеселел Порфирий, - а пойдемте-ка лучше к цыганям!
Цыган Арсений любил. Хоть в Подкозельске им и запрещали селиться в черте города, с малолетства он с друзьями бегал к приезжавшим иногда таборам. Дрессированные медведи, фокусы, песни у костра - с цыганями у Лишневского были в общем-то приятные ассоциации.
***
Пестрый шатер раскинулся на Коробейничьей площади - выложенная красной плиткой площадь издавна служила пристанищем для торговцев всех мастей.
Шатер, будто сшитый из пестрых платков, манил неискушенных ценителей природных талантов. Арсений с Порфирием Иванычем в числе прочих посетителей прошли в гостеприимно поднятый полог. После ослепительно-яркого солнечного света полутьма внутри заставляла входивших застыть на несколько мгновений, дав глазам привыкнуть.
- Господа, да вы издеваетесь! - тут же налетел на них молодой черноглазый цыган. - Я здесь для того, чтобы помочь вам сказочно разбогатеть, а вы и не торопитесь! Только сегодня, я подарю вам идею, как построить своё дело! Вот вы, - обратился он к стоящему рядом с приятелями молодому человеку в фуражке, по виду студенту, - мечтаете о своём деле? Мечтаете разбогатеть?!
- Идем, - потянул за рукав Арсения Рохлин, - этого слушать интересу нет, он всем одну и ту же песню исполняет. Идем дальше.
Всюду, куда ни глянь, предприимчивые рыцари дорог окучивали наивных провинциалов:
- Ай, красавица! Давай научу как любое-любое желание исполнить! Хочешь, а? Позолоти ручку, красавица?
- Ай, что грустная такая? Жениха нет? Ну ничего, дорогая, сейчас Фатьма тебя научит, как любого привлечь, и даже графа! Не веришь? Зря-я. Я столько этих графьев повидала, аай! Позолоти ручку!
- Дорогой, чего хмуришься? Жена ушла? Ну да это разве беда! Сейчас я тебя научу, любая твоей будет!
Арсений с непониманием оглядывался кругом.
- Порфирий Иваныч, а что ж это такое? Какие же это цыгане? У них ни песен, ни медведей...
- Да вы что, мил друг! Какие медведи? Это всё прошлый век! Никому сейчас это уже не интересно! А это, - он гордо обвел рукой шатер, - цыгане новой формации! Люди-то чего хотят, когда в табор идут? Веселья, сказки, и непременно чтобы желания исполнялись! Ну так это им и дают.
- Но ведь им же только обещают, а не дают...
- Ну так обещание - это уже считай половина счастья! Человек послушает и поверит, а там, глядишь, и действительно, может конечно и не разбогатеет, а рублик всё ж найдет! Послушайте, - прищурился он, - пойдёмте на воздух.
Вырвавшись из жаркого, душного строения, они прислонились к пестрой стенке.
- Арсений Викеньтьевич, - с какой-то несвойственной ему мрачностью сказал Рохлин, - никак неможно вам тут оставаться. Вы поймите, вы не для этого города человек! Вы тут счастья не найдете. Езжайте домой, там вам будет лучше. А столицу оставьте тем, кому счастья не надо, кто готов довольствоваться деньгами и своим именем в хрониках.
С этими словами он вынул из кармана жилета ассигнацию и вручил сопротивляющемуся Лишневскому.
- Берите-берите, и езжайте с Богом!
В полной прострации, оглушенный и оторопевший, Арсений влез в экипаж, пойманный Рохлиным, и поехал обратно на вокзал.
***
Северный вокзал как всегда бурлил народом.
Арсений брел по перрону, думая обо всём, что с ним приключилось. Внезапно впереди зашумели люди, стала собираться толпа.
- Что такое, что такое? - звучало со всех сторон.
Какая-то женщина заголосила пронзительно:
- На рельсы упала, прям на рельсы!
Арсений протолкался вперёд и увидел, что действительно некая дама в черном платье упала под проходящий состав и лишилась головы.
- Оой, без головы! - кричала та же женщина визгливым сопрано, - Голову начисто отрубило!
- Извините! - вышла вперёд полная дама в фиолетово-желтой амазонке, - Вы такого говорить права не имеете! Я, как представителка нового направления тело-положительного отношения, протестую! Это раньше можно было унижать людей вашими "без головы", а теперича извольте говорить правильно - человек отличительного телосложения!
- Но позвольте, - влез какой-то пожилой мужчина, по виду сельский учитель, - какое же отличительное телосложение! Это же натурально акт декапитации произошел!
- Не позволю!! - закричала, всё больше кипятясь дама в амазонке. - Хватит унижать людей вашими уничижительными характеристиками! Это личный выбор человека, ей может так даже лучше будет, почем вы знаете?!
- Но как же... ведь без головы... - попытался спорить пожилой мужчина.
Голова женщины в черном, в обрамлении шапки кудрявых волос, лежала недвижимая на путях.
Арсения внезапно охватил какой-то первобытный ужас. Он побежал к своему вагону, стремглав влетел в купе и не выходил оттуда до самого прибытия в родной Подкозельск.
***
В Подкозельске его приняли в общем-то неплохо. На все сочувствия по поводу непокорившейся столицы Арсений только скорбно кивал.
И только в глазах тех, кто уже ездил в М-ск до него и вернулся обратно, он видел огонек молчаливого понимания.