Аннотация: Еще одна зарисовка, в которой характер персонажа показан во всей красе.
(герои - оборотни-акулы, выглядят как обыкновенные люди, только с жабрами. Это весьма чувствительный орган, так что предложение "выдрать жабры" - весомое оскорбление. Второе: солнц в этом мире три, как и лун, все они разных цветов и свойств. И третье: ГГ по долгу наследия должен пробудить в себе цвет "циан" (едко-голубой), и ему противопоказано все, что связано с красным цветом.)
Ненавижу это состояние, тягучее, сумрачное, как будто сделал что-то плохое. Как будто вывалялся в грязи. Хотя, почему - будто? Разве я не нажрался как свинья? Разве меня не изваляли в помоях, хотя бы и в переносном смысле? Впрочем, лучше уж быть свиньей, чем крысой.
А эти двое - настоящие крысы. Я никогда не ошибаюсь в людях, не ошибся и на этот раз. Они мне сразу не понравились. Я вообще не люблю людей, но иногда мне не хватает доказательств. Я начинаю убеждаю себя: "парень, да ты просто невротик!". Но люди не преминут убедить меня в обратном.
Начиналось все довольно неплохо. Мы погуляли по городу, выпили вина. Вообще-то мне нельзя вино, не только из-за Цвета, но и по состоянию здоровья. Но я все равно выпиваю иногда. Не знаю, зачем я это делаю, ведь в результате все происходит совсем не так, как нужно. В результате я страдаю, вот как сейчас.
Вечером мы сидели в баре, пока этот придурок Ганс не начал выделываться. Он всегда выделывается, меня это просто бесит. Донести до него что-то невозможно, он начинает еще больше. Ты его просишь говорить потише, а он во весь голос начинает с тобой спорить, мол, чего это вдруг нельзя орать, я же свободный человек! Короче, доорался он до того, что из бара нас выставили. Неплохой был бар, хоть и музыку играли паршивую. Но я туда больше ни ногой.
На свежем воздухе (накрапывал мелкий дождь, типичный для вечной осени Кёльдина) Ганс немного успокоился, но я рано обрадовался. Брисса предложила пойти на набережную, посмотреть на закат Зеленого солнца. Это она хорошо придумала, Зеленое - самое нормальное солнце. Катится себе и катится, встает и закатывается всегда в одном и том же месте. От него не ждешь какой-нибудь неожиданности, как от остальных двух солнц. Хотя если бы я знал, что этот придурок Ганс заберется на парапет и будет скакать, изображая обожравшуюся чайку, я бы заранее умер от стыда и никакой закат меня бы на набережную не вытащил.
К счастью, народу на берегу оказалось немного, и на обдолбанную чайку никто не обращал внимания. Мне удалось сделать вид, будто мне тоже все равно, а Брисса давно привыкла к закидонам братца, так что ему вскоре надоело выпендриваться и он спрыгнул с парапета. Но не рассчитал и плюхнулся прямо в лужу, чуть не забрызгав нас с Бриссой. Просто песня, как он бранился, обтряхивая мантию.
По каменной лестнице мы спустились к кромке воды. Солнце наполовину ушло в серость океана, протоптав до нас трепещущую изумрудную дорожку. Ганс тут же принялся швырять камешки в воду, я отыскал парочку плоских и пустил прыжками по воде. Брисса попыталась меня "обскакать", но куда там!
Психанул я, когда Ганс полез в воду, чтобы отмыть налипшую на мантию грязь. Прям в одежде полез, даже сапог не снял. Если бы он хотя бы разделся, я бы еще сцепил зубы, но находиться рядом с пьяным, грязным и мокрым придурком - это уж слишком. Я в резкой форме высказал, что думаю о нем, но он только посмеялся. Я еле сдерживался, чтобы не рассадить ему лицо, а он как полный придурок корчил рожи. Это выглядело так мерзко, что я готов был на все, лишь бы не видеть этого юродства. Я быстро развернулся и пошел прочь, ничего перед собой не видя. Клянусь, перед глазами стояла кровавая завеса.
Брисса пыталась меня остановить, лепетала какую-то чушь. Этот придурок орал вслед, что я, типа, свободный человек и могу катиться куда хочу, и чтобы она не пыталась меня удержать. Уж не знаю, как я не выдрал ему жабры.
Я прошел три или четыре квартала и лишь тогда немного остыл. На улице стояла та самая мерзкая темень, когда еще не ночь, но уже ничерта не видно. Народу никого нет, кажется, ты один в этой темени и она высасывает из тебя силы. Мне стало вдруг так обидно, так остро жаль себя, что я зарыдал в голос. Честное слово, даже если бы меня кто-то увидел в тот момент, мне было бы все равно. Я бы и не почесался, даже оказавшись вдруг посреди многолюдной площади, хотя в Нагар-Валле таких нет. Изо всех сил захотелось вернуться, плюнуть в глаза этому придурку, сказать ему все что думаю, чтоб ему стало так же паршиво, как мне.
Несколько часов я бродил по городу. Дом у нас далеко за городом, идти через кельдинские пустоши ночью - гиблое дело, тропы не видно, с моим топографическим кретинизмом я махом заплутаю и вообще никогда не выйду к людям. Ледяная луна, как назло, встала немым укором в самом зените, заливая город бирюзой, но я был еще пьян и до ее претензий мне было как до хенской письки. Однако замерз я не на шутку. Замерз и устал, подступающее похмелье сминало меня, я готов был уже лечь прямо на мостовую. Я проходил мимо башни стражи, когда на крыльцо вышел стражник. Он окликнул меня и спросил, не нужна ли помощь. Я невнятно объяснил ситуацию, он меня пожалел и пригласил зайти. Ребята из стражи оказались нормальные, пустили к камину и даже дали какое-то одеяло. Я проспал до утра, и едва Красное вытянулось из-за горизонта, пошел домой, толком даже не поблагодарив за кров - так мне было хреново.