Трамвайная в-агония

Косточки да палочки на кухонном столе.
Голова собачья в спальне на коле.
Спички по привычке просят огня.
Все замыслили поклеп на меня.

68 300. Время бежит быстро.
Времени выжимка осталась от балды в дар -
Самый что ни на есть настоящий нектар.
Пей!
Смотришь, - а он сгорает, как свеча.
А на вкус - гавно или моча.
Пьешь его и чуешь горлом бас
Контрабаса и города-героя, - раз.
Трубадура-города напевы, - два.
Парашюта за плечами свист и крик, - три.
Эй, пули+дуры! Где вы теперь и до какой поры?

И вот прорывается басом наружу
Слово, которым я всех обнаруживаю.
Хрипят связки, звонят звонки,
По рельсам на крыльях летят воронки!

Что ж, будем писать про воронку.

Села ворона на дерево,
Дерево село на корень,
Корень разросся намеренно,
Мерин умеренно болен.
Боль затоптала сознание,
Знание вызвало жжение,
Жжение вырвало вечером.
Когти рвало подозрение:
Делать кому-то  нечего.
Так и случилась воронка.

Я наблюдаю из окна,
   как вертит колесами впопыхах
Двойной трамвай с лимоном и льдом,
   познавший страх
Переворота.
Его еще мучает рвота.
Из него высыпались люди.
Ну, будет, будет.
Их не так уж и много среди выпавших.

Улитки и черепахи, распахивая рубахи,
Залазят дамам по юбки,
Пользуясь случаем и моментом,
Пока дамы не пришли в себя.
На черепахах папахи,
На улитках пилотки.
На черепах показывают пальцами руки
   каменных постаментов из окна напротив,
И все, испугавшись, уходят в меня,
Будто я не на подводной лодке,
Будто я могу жить, всех любя.

Пошли мурашки по спине.

На черепах проявились кресты.
Белые флаги, словно белые простыни лета,
Накрыли рельсы, колеса, пробившиеся цветы.
Скоро примчится Помощи карета,
А мерин сивый притащит Хранителей
сирой воды.

Ну, вот...

Воронку залили. Колеса сняли.
Простыню убрали - давно пора.
Все разошлись по делам и засияли,
Ворона - 108 731 400 -
троекратно прокричала "УРА!"
Спички по привычке просят огня.
Город опять не узнает меня.
Но я вижу,
   заглядывая проходящим мимо
   бывшей воронки
   трамваям в глаза,
Как катится по хрупким стеклам
и проводам,

Катится, не смотря на часы,
Катится поминальная
	воспоминальная
		голубая
		         невероятная слеза.
Катится...


Кольцо трамвайное обручальное

Ноги по рекам бродят, калеки,
Вихри крутя, домой хотят.
На постаментах, в радужных лентах
Снег лежит, народ веселит.

Время убивая, гудят трамваи,
Играют в игру, от нее и помрут.
В этом пожаре меня поджарят.
Проездному - капут, закроют маршрут.

Не загораживайте выезд танку -
Выстрел в упор вызовет раскол.
В голую пятку строго по порядку
На спор вошел заточенный кол.

Толстым шприцем, убитым фрицем
Входит в огонь мой вагон.
Не загораживайте выход, танки!
Одеколон, из кружки - вон!

Под настроение кушал варение,
Шел, как по этапу, похерил лапу.
Купол шатается, рельсы стараются -
Домой везут городской уют.

Все воскресение кушал варение,
Оказался тут, понял - капут!

***

Акт соотворения ежиного единобразия

Тысяча глаз в голове колючей -
Один плачет, другой скребется.
Сбоку справа, на прежнем месте
Сердце бьется.
Побоку его!
Толстый обрубок в руке зажав,
Я не испугаюсь головы ежа!

Только-то и всего? Какая-то голова?
Снова во рту живут-поживают,
Добро и зло мне наживают
Слова.

Со всего размаху - не поленом, так ими -
По этой самой голове!
Глаза не жалко, жалко сердце -
Оно пропадет вовне.
И масло ему в клапан!

Ага.
Получил-таки свое удовле-творение
От, поинмаешь, такой-то матери
Актом сдачи-приемки варения,
Стих-отворения на матерной скатерти-
					Самобранке...

Мокрые волосы линяют,
По квартире бродят тапки, по полю - танки.
Гусеницы, тонко нарезав земли бутерброд,
Предаются пьянке.
Предатели! Вот.
Из-за гусеницы показались подозрительно знакомые
	Лапочки. Лапищи. Лапки. Лапы.

Лысые, лысые! Голые головы!

Простой карандаш в руке зажав,
Я не испугаюсь и лысой головы ежа!

Но
Пора бы и честь знать,
и бесчетие - поровну.
С белого листа в синюю клеточку -
Качеством доволен, плачу столько-то -
Выродил головню.
Ищу мать для своей деточки,
Плачу столько-то,
Каждому - слышите, каждому! -
Челом долу бью.
Принимайте участие, говорите, не опасайтесь.
Отворяйтесь.

***

Вот и еще одна Мария пала жертвой рододендрона...
Мне 20 лет, я устал быть сильным.
Ноги в узелки заплетаются. Хромаю.
Не хочу быть снова.
Не хочу быть снова!

Идти, но надо идти, надо идти.
Пожар! Легкие кровью харкают.
Посвети зажигалкой или свечку поставь,
А то в темноте твари каркают.

Подойду к памятнику твердолобому.
Зубы трещат. В харю ему жижей. Суки!
Где мой дом? У меня ведь был дом!
А он протянул тут, понимаешь, вместо ног руки.

Идти, но надо идти...

Вот ешь твою меть, ходячий транспорт!
Забрался на кулички, сел на корточки,
Подумал - и мордой в снег.
 А тут менты: 
-	Че делаешь? - говорят.
-	Не видите, отдыхаю. Таю.
-	Ошибочный, - говорят, - человек.
И уехали.

Идти, а надо ли идти?

Похоже, я уже был везде когда-то,
А здесь устал.
Пожар! Тяжелые кровью тушат!
Может, это и есть мой дом,
Мой самый пьедестал,
Который и нужен?

Да, наконец-то дома.

...Эй, а при чем здесь была Мария?
Да ни при чем. На цветы оскома.

***

Ну, что, крысы, попьем пивка,
Пока рука у меня легка?

По озерной глади, по синема морю
Шел да был катер, вез-повез солнце.
Над кормой тучей брызги лиц светят,
Ветер сеть учит, как упасть в воду.

Солнце жжет трюмы, паруса ломит -
Катерам больше ни к чему парус.
По крылам моли я гадал втайне,
Разгадал тайну и теперь маюсь.

По стопам-дланям век идти рядом,
Проходить рифы десять дней кряду, -
По озерной глади, по синема морю,
Где волна шита простыней вроде, -

Жил да плыл катер, без щ-елей днище,
Да попал в зону - разумел святость.
По суху, яко по воде, ходит,
Золотым всяким голову гладит.

Я гадал - Дай мне! - по крылам моли.
Разгадал - Голос! - сто хвостов на нос.
Голосил катер - у меня камень,
Он пробьет днище, мало сил будет.

Милые мои крысы!
Находясь в положении, не знаю,
Чем разрешусь я.
Сделайте мне мое одолжение:
Уходя,
Скажите: "Семь футов песка тебе под килем".
Скажите: "Блин, еп твою маковку".
Хвостиком махните, на палубу плюньте,
Хотя бы просто погрызите брусья, и
					Уходите...
***

Первомайская демонстрация моды.
Выключение окон и дверей.
Хей, уроды!
Веселей!

Ехал в подземном доме,
Гудел, как обычно, весь первый вагон.
Серым потолком февральским
Укачало меня, и я увидел сон.

Открылись окна и двери,
А стены разделись донага.
"Следующая станция Первомайская..."
А почему Это у вас так дорого?

Рядом сидела Ртуть.
Она тоже была возмущена.
Но, считая себя благородным металлом,
Не поддержала мои начина-
				ния,
И выскочила в окно. Выскочка.
Сбежала из градусника, а позволяет себе невесть что!

Тут я проснулся. Пошло кино.
Называлось: "Веточка, косточка и кисточка."
Главных героев не было.
Появился режиссер и предложил стать ими.
-	Позвольте, с какой стати? - воскликнул я.
-	С любой. И любыми.

Ладно. Отлично. Хорошо.
Три, два, один. Пшел!

Взлетел, и стукнулся головой о поручень.
Ох, фиалки поплыли вместо искр...
-	Стоп, стоп, стоп! - закричал пассажир, то есть режиссер, -
Это ведь обычны двуглавый орел!
Да, поменять, быстро!

Ах, не нравится?! В харю тебе харкну!
И стой теперь весь с ног до головы.
Гордо прошел, оттоптав самбу-мамбу
На синем песке без единой травы.

-	Ну, и что это такое? Трехгорбый верблюд!?
Где твое чувство паршивой совести?
Здесь тебе не тут,
Здесь снимают кино, а не новости.
Придумай что-нибудь поскорей,
А то подъезжаем, и мне уже
Не удержать дверей.

Вот так вот и стал я обычный дракон,
Совсем не из сказки, а просто из жизни.
Все-таки это веселей, чем слон
Или какой-нибудь там медведь гризли.

Только вывесил хвост - щекотать шпалы,
На потолок улегся и приготовился спать,
Как голос: "Этого мало! Ма-ло!
Еще, еще, твою мать!"

-	Надо  бы фейерверк к выходу, -
Сказала седьмая голова.
-	Да, - подтвердила 1208 лапа, - ты права.

Все фонари - на меня! глазеют так,
Что ослепнуть можно.
Вот вам еще огня,
Для меня такое не сложно.

Бац!
Стукнула косточка по черепу -
Какая-то собака поджала хвост
Поезда кисточкой и завыла неуверенно:
-	У-у-у-точка, ве-точка, де-точка, вес-точка,
У-у-у-запятая, кипяток!!! Стоп!

Бррр! Не трясите меня за крыло!
Чего уставились - крыльев не видели?
Сколько народу завалило ло-
				Вко.
Как, уже Первомайская?
Режиссера не видели?

Пропустите! Не трогал я ваши яйца
И вам не наступал на ногу!
О, мадам, вы мне напомнили принцессу,
Я утащил ее в свой замок,
Взмок, пока донес. А вас не могу.
-	Молодой человек! Каков нахал! Позер! - послышались голоса.
Но мне уже не было важно:
По лестнице вверх шел режиссер!..
Я чуть было не испугался.
Стало даже страшно.
Но - черт  с ними! - я актер,
И вот это действительно важно!

***

Сказка со счастливым кольцом

Закрывая ушами синие глаза,
Зеленым побегом протиснулся в двери.
От кого убегаю? Пока не знаю.
По правде сказать, просто вам не верю.

А внутри так душно, открыться некому.
Понимаю всю свою недосказанность.
Кричу, загораясь: 
-	Але, поехали!
Но тушат меня, уговаривая:
-	Это каждого обязанность...

Опускаю руки и кепку на нос.
Сосед возмущается, орет: 
-	Сломали!
-	Да он и так из картона, - жена его призналась.
А я ее не трогал, чтоб вы знали.

Раздвигая всех в разные стороны,
Бегут ко мне меня контролеры.
-	Ба! Разделим-ка вас поровну,
А для начала прикроем шторы.

Что за качка? Выходим в море?
Это что, из-за штор такое случилось?
Открывая глазами замки синие,
Сомневаюсь - уж не приснилось ли?

Но нет, - ведь чувствую боль и веру, -
Значит, еще приступлю к счету.
Бежим все вместе! убежать не можем,
Но тело - одно за другое - предадим полету!

Я пробил насквозь проездной билет.
Ох, у меня на пальце кольцо золоченое!
Я так ждал его, что сошел на нет
И послал на да движение оживленное.

Контролеры, себя контролируйте.
На двери у водителя висит табличка:
"Ушел в отставку. Завтра буду".
Я провожал позавчера его лично.

И все-таки что-то не то.
И ног нет, и рука пуста.
И песок в глаза, и во рту песок,
И продрог, и - темнота.
...
Продрал глаза: распродался весь -
Ни пальто, ни кепки, ни золота.
Отцом и сыном дал Богу днесь,
А дух заморил голодом.
Но рад: трамвай на боку лежит.
Могу ведь, когда захочется!
Все-таки это был не сон.
Голова болит.
А что это там полощется?

Так, "Ушел в люди. Завтра буду".
Ну, будет, будет маяться.
Пора отсюда,
А то скоро мусор привезут,
да и дорога в город неблизкая,
Мало ли, что может случиться.
	Вот приснится же!
Ну, ничего. И не такое случается.
Ну, пошел.

...И кто бы подумать мог -
Пусть ненароком, пусть нечаянно:
Улыбнулось оно, засветилось ему вслед -
Кольцо трамвайное
		обручальное...

***

Контуз-и-я

Когда пешеходный переход, оскалив пасть,
Смотрит на меня голодными глазами,
Я боюсь у времени час украсть
И остаюсь с вами.

А потом вы, как по клавишам рояля,
Переходите спокойно улицу и шагаете прочь.
По лицу мне и это страх, по-дозреваю,
Но не могу превозмочь.

Тогда ложусь рядом с дырой сточной
И перебегает меня черная кошка.
Эта ставка с вами высшая, очная - порочна,
Но я уже вас люблю нем-ножко.

А вы все дальше заходите, но не признаетесь,
	что остаетесь.

Всюду что-то рвется, идет колесом,
А я, благоухающий, лежу тихо в луже
И радуюсь за то, что есть у вас еще свой дом
И он вам более чем действительно нужен.

Но оказалось, что вы не заходите, а уходите,
И я, признаюсь, сконфужен. Контужен...
Но это не так уж и больно...

***

Вольные

Жуковатый грузовик ухмыляется, катится -
Небесный, красивый, любой дороге рад.
Пожилой грузовик цвета кузнечика
Плетется сзади, подмигивает, матерится,
Но ласково,
И, кажется, привык он, и, кажется, рад.

Так и едут по дороге до последнего столба.
Все путем, если в порядке тормоза.
Скоро весна, асфальт расколется и поплывет -
асфальтоход -
Будут нужны весла.
Но пока должны быть в порядке тормоза.

Усами шевеля, пролетают аристократы,
А мои стоят рядом.
И вот один пошел пятнами от мороза,
Другому стала надоедать Сфинкса поза, -
И вот, взревев моторами,
Все мысли заглушают.
Они вырвались, они свободны,
И это поражает.

А я всего лишь пассажир троллейбуса,
Навсегда привязан к чужому маршруту.
Но каким-то Образом сумел приобщиться
И наблюдал за грузовиками целую
Минуту!
И вам того желаю:)