Деревяшка чуть не визжала от боли, так крепко вцепилась ручонками Лайлани в когда-то сброшенную великодушным дубом ветку. Та навеивала на девочку дымку храбрости в темном лесу, который дремал только для виду. Она ежилась от черноты, что наступила нескоро, но и неотвратимо. О рассвете Лайлани не узнала бы, ведь в лесу не водится петухов.
Сквозь кроны деревьев горящими глазами злобно подмигивали глупые совы, и после первой попытки нащупать звезды девочка более не смела поднимать взгляд ввысь. Тропа сужалась, заставляя колени цокать друг о друга, а за спиной грозно вздыхал заплутавший аспид. Останавливаться было нельзя, ведь Лайлани не хотелось променять розовость щек на каменные скулы. Деревяшка согревала.
Папоротники шелестели от несуществующего ветра и уже почти касались девочки, маня обещаниями о спокойствии в теплом уютном сне. На миг Лайлани остановилась, когда один из листов хлестанул по руке, и приложила ладонь к то ли слишком горячему, то ли слишком холодному лбу.
Спасли поганки. Их мерцание невдалеке, где они сменяли величавых и гордых папоротников, пробудило в девочке надежду, хоть ей и пришлось смениться разочарованием. Из-под шляпок корчили рожицы и показывали языки крохотные демонята, слишком еще молодые, чтобы причинить серьезный вред.
Поначалу разбросанные как попало, поганки вдруг выстроились в великолепные ряды, ведя дорожку к... к... подальше от аспида, и прибежала та очень скоро, через вечность, к одинокому дому, усыпанному молниями и пропахнувшему дымом. Там наверняка жили лиходеи, но ноги Лайлани устали от бездвижия, поэтому, закрыв глаза, прижав деревяшку к груди, она понеслась к двери.
Встретила ее там колдунья, улыбаясь беззубым ртом. Погладив девочку по голове, она потянула ее к столу, на котором свободной скатертью разлеглось необыкновенное пиршество. Колдунья попыталась отобрать деревяшку, но рука Лайлани стала с той одним целым, и в комнате постукивало три сердца, постепенно договариваясь об одном ритме.
Нельзя было вкушать лесных плодов, нельзя было вдыхать аромат свежего хлеба с пряностями, нельзя было верить улыбкам старухи, но Лайлани слишком устала, слишком отощала, чтобы противиться, и где-то в уголке разума решила смириться с судьбой, что настал ее час. Райская еда сморила и аккуратно подвела к вечному сну девочку и ее деревяшку.
Лучи пресветлого разбудили Лайлани, спящую на перине и так же сжимающую руку сестры, Налани, что не успела проснуться. Лайлани с сожалением посмотрела на посиневшую руку сестренки и решила очень-очень извиниться. Где-то радостно выл лесной петух. Милая колдунья месила тесто для нового хлеба, нового дня. Лайлани наконец отняла руку от спящей сестры и, не сдержав порыва, выскочила на свежий воздух через открытую дверь.
На светлом небе невидимо подмигивали совсем незлобные и неухающие звезды. Из-под великолепных рядов колокольчиков выпрыгивали забавные эльфы, а вдалеке папоротники заливались смехом и кружились в парных танцах. Оглянувшись в комнату, Лайлани с благодарностью посмотрела на сестру, о которой слишком надолго забыла. Та еще спала, но на лицах обеих девочен одновременно заиграла легкая довольная улыбка.
А где-то к горам полетел аспид, напоследок счастливо вздохнув о том, что проводил маленькую путницу домой.