Обжигает снег, до хрипа в горле,
Здесь так тихо, и совсем темно,
В голове по кадрам пролетает море,
Как же было с вами хорошо.

Обжигает снег, и я лежу весь мокрый,
Кровь и пот мешаются с огнем,
Вот-вот закончится мой путь недолгий,
Я даже не уверен, что был в нем.

Ожоги нежно, словно мазью мажет,
Ее улыбка, громом в голове,
А рядом, еле слышно кто-то ляжет,
И его холод прожигает снег извне.

Я в мыслях замолкаю, улыбаясь,
Я вспомнил женщину, которая дождется,
Как жаль, лишь вспомнить могу как она смеется,
Прости меня родная, уже не дождалась.

Прости любимая, прости меня мама,
Такой я бестолковый, я солгал,
Но ты ведь знала, куда отпускала,
А я дурак, надеялся и прогадал.

Резиной по коже. Должно быть, больно?
Да нет, наверное я привыкаю,
Ну все встаю, с меня уже довольно,
А нет, не встану, почему, не понимаю.

Сквозь тишину в сознанье проникают звуки,
Врезаясь в уши кровью, яркочерной,
В глазах осколок света, чьи-то руки,
Хватают, тянут по земле неровной.

Недолго, миг, и я уже извне,
Хватаюсь взглядом за чужой сапог на теле.
Я еще жив! Никто не верит мне . . .
Губами бормочу молитву еле-еле.

А сверху небо, серое, уже не наше,
И ненависть в безвольном теле обжигает,
Я где-то слышал: "Война делает нас старше",
Сейчас не соглашусь, она нас убивает.

Не знаю почему, но мне не больно и не страшно,
Знакомо тело рядом, оно плачет,
Не  знал что так бывает, а сейчас не важно,
У трупа слезы на щеках, а может это что-то значит?

Светлыми пятнами перед глазами старый дом,
Отец ругает за разбитое колено,
Воспоминания эти хуже вражеского плена,
Мир умолкает надо мной, я один в нем.

Обида тянется внутри и пробирается наружу,
Я никогда не плакал и сейчас не собирался,
Так больно обжигает снег в ночную стужу,
Я умер, никого не предавал и никому не сдался.