Аннотация: Зеркало "Грустной Рыбы Ом", дающее старт серии сказок. Пока же - первые три сказки здесь.
Мы с Ларисой прилетели на Остров рано утром.
У нас вьюжило, а здесь было тепло, пахло соленым морем, в небе носились зигзагами птицы, а на деревьях распустились разноцветные цветы с неизвестными нам названиями.
Мы вышли из автобуса, привезшего нас из космопорта, взяли свои нетяжелые рюкзачки и пошли в отель обживаться на ближайшие три дня.
Мы с Димкой были новенькими, когда к нам пришла работать Лариса, и приняли ее в свой круг, чтобы она не чувствовала себя в первые дни оглушенной новой обстановкой, чтобы ей проще было войти в коллектив, да так и повелось - пили чай втроем, делились новостями. Она начала тосковать по морю еще в конце зимы, и это было как-то чересчур натурально, и я посоветовала ей взять отпуск и полететь в какую-нибудь Африку или вообще в космосе чего-нибудь выбрать ради разнообразия. Она только иронически пожала плечами, мол, время, деньги, заботы, а потом вдруг предложила взять отпуск вместе и полететь на планету Остров. Она принесла распечатанные в Интернете проспекты, показала их ампиры и замысловатых животных, стала рассказывать про Серую Рыбу Ом и Красную чайку, а я как раз рассталась с импозантным знакомым с сайта знакомств и заскучала, а потому как-то запросто согласилась, и сказала тут же Димке за чаем, что мы едем. Он вроде как даже обиделся, что его не позвали, но его собирали в командировку на Красное Море, и он проехался в том духе, что разноцветные рыбки Красного моря ему импонируют гораздо больше серых болтающих рыб космоса, мечты офисного планктона и домохозяек со строгими прижимистыми мужьями. Ну, посмеялись и посмеялись, дело обычное. Я еще тогда подумала, неплохо было бы увидеть эту Серую Рыбу Ом или Красную Чайку живьем, потому что сфотографированную профессионалами-аборигенами экзотику, которую видишь в проспектах, далеко не всегда реально увидеть, приехав на место. Ездили мы как-то с Васей на Лохнесское озеро, и что? Только его пьяный нос и увидела там впервые, а то все представлялся таким положительным...
И вот Димка остался готовиться к земной командировке, а мы купили пару путевок в космопорте и прилетели уже на Остров.
Я вышла из корабля и так и обалдела, такая красотища вокруг была: ну меня предупреждали, что здесь два Солнца, но чтоб два такие здоровущих рыжих шара и чтобы такие блики на кустах! А небо? Тоже вроде как голубое, но совсем же не такое, как наше, и время летит - просто чувствуешь, как по коже на руках проскакивают секундочки, тик-так, тик-так!
Ну, я сразу решила, что буду каждую секундочку проживать здесь так, чтобы как у того писателя - и не было бы мучительно больно. Сразу обратила внимание на местных мужчин. Причем, не на аборигенов (что мне с них), а на наших, которые здесь осели давно. Вот они ходят здесь как-то иначе, смотрят иначе. Они не курят (да и запрещено это здесь), не ругаются матом, не сидят без дела по барам - но что они здесь делают каждый день? Ну, ничего, выясню, времени еще вагон... хотя у них такое шустрое время...
Пошли в номер, стала я там вещи раскладывать (ну, чтобы все под рукой было и чтобы потом раз - и побежала куда захотела), глядь - а у меня полосатые колготки рваные! Господи, как это я так, и я ж на них рассчитывала. Только иголку взяла, Лариса уже из ванны выходит, на ходу волосы вытирает, и давай меня сразу торопить. Тоже, наверное, учуяла, как здесь время идет по-другому. Не стала я с ней спорить, да и успела уже зашить, пошли мы с ней к морю.
На мой вкус, конечно, безобразие - от моря отрыли канаву и морской воды напустили, я бы предпочла сразу воон туда пойти, за поворот, где море настоящее, ну да не сейчас, а то придется выслушать какую-нибудь тираду от Ларисы о том, почему так удобнее и почему опасное море нам не нужно. Я потихоньку вошла в воду и быстро поплыла, и минутки ласкали мою кожу в воде, и вода была похожа на маслице, которым в церкви мажут, а не на воду, и пахла своеобразно. Благодать Божья, даже здесь, надо же! Я нацепила маску и опустила голову в воду. Туман и солнце, день чудесный, не видно никакой живности в толще воды, дно как на ладони, и что-то так движется по самому песочку, а водоросли или живое - не разберешь.
Потом я сплавала к сетке, которая отгораживала канаву от моря, увидела там вооот такую рыбью морду, и сразу поплыла обратно - не сегодня я буду знакомиться с этой рыбиной, ну ее.
Легла на воду и стала любоваться рыжими солнцами. Вода держала не хуже нашей, а кожа словно пропитывалась глицеринчиком и просто физически становилась нежной, блестящей... ну, держитесь, местные!
Потом Ларисе надоело, и она стала меня звать на берег. Я все еще берегла минутки, и отозвалась на ее торопыжки, вышла и побежала переодеваться.
Там у столика стоял местный гид Роберт, импозантный абориген, слишком серьезный и слишком равнодушный к женщинам. Вполне земная рубашка сидела на нем не плохо, но между пуговиц, в щелочки над манжетами так и пробивалась фиолетовая мягкая щетинка, и хотелось ее так на пальчик намотать и сказать ему: "Ну, побрейся же, толстенький!" Как девушка воспитанная, я от этого удовольствия воздержалась, села и стала пробовать! Лариса пробовала спорить с ним о том, как его называть, а я просто смотрела на него, на обстановку в ресторанчике, на людей за соседним столиком: наблюдала. Он сел завтракать с нами, и мы смеялись и пробовали, слушали и смотрели. Вся еда была диковинная, но я решила не занудствовать и ничего не спрашивать, а клала на язык и... ммм... пробовала. А разговорами Роберта пусть занимает Лариса.
Потом нас водили по окрестностям, рассказывали, показывали, но пересказывать это нет смысла, потому что сами приедете - и Вам расскажут то же самое, абсолютно то же самое, поверьте. Неинтересно будет слушать. И только было жалко тех минуток, которые скользили по моей помолодевшей и посвежевшей коже!
Наконец, Роберт все рассказал, и мы пришли на берег загорать. Первый сеанс всегда короткий, так что мы уже через земную минутку оделись и спрятали руки, плечи и носы от рыжих небесных хулиганов. Я села в тени и стала смотреть на море, на горизонт, на летящих мимо птиц (я не забыла взять с собой театральный бинокль, у меня всегда все с собой!). Потом я пошла купаться, просто плавала и прислушивалась к своим ощущениям, к звукам под водой, купалась и все. Лариса о чем-то говорила с Робертом, я только усмехнулась - тихая-скромная, а уже сориентировалась на отдыхе. Не стала мешать голубкам, смотрела себе, плавала, думала о чем не помню, грелась в теплом море - у нас-то морозы сейчас дома.
Потом Роберт засобирался домой, время у него кончилось, тик-в-тик ему пора. Лариса не хотела его отпускать, а я только забавлялась тому, как невозмутимо он ее отшивал. А еще местный! Не умеет ценить время и положение!
И деловым тоном таким мне кричит:
- Марина, наступил вечер, Вас не предполагается в море в это время.
Оригинал, тоже мне. Приплыла я к нему, как золотая рыбка, и спрашиваю:
- Чего тебе надобно, старче.
Даже не улыбнулся, не понял, видно, обращения такого неформального.
Я ушла в душ, прежде не удержавшись-таки обернуться и помахать голубкам на прощание. Переоделась и пошла вдоль отеля исследовать окрестности.
Хотелось чего-нибудь эдакого, и ко мне тут же подошел местный в фиолетовых волосиках и предложил вечернюю экскурсию. Я немного поупиралась и пошла с ним в танц-зал отеля. Там выступали местные артисты, и мы сидели напротив друг друга, пили коктейль, а он объяснял мне, что они делают и почему. Вот честно, я подумала бы, что они обсуждают погоду и не согласны с синоптиками. А оказалось - он жалуется ей, как был на земле, и там люди не понимают друг друга, и не передают мысли на расстоянии, и расстаются из-за таких простых вещей, что с горя он не остался там и дня, и вернулся к ней. Трагедия вернувшегося с земли аборигена вызывала шумные вздохи местных отдыхающих, а наши вежливо сидели, поправляя галстуки, а были такие, кто записывал увиденное в блокнот.
Я не стала доставать блокнот и восторгаться местным искусством, а завела с ним разговор сначала о передаче мыслей (ну, как они это делают), а потом, поскольку он смутился ужасно, заговорила о местных животных, рыжих солнцах и ампирах.
Я думала в это время о том, что фиолетовые волоски у моего мужчины - он назвался Олегом на земной манер - на земле сделали бы его посмешищем в конторе, но вслух, конечно, не говорила ничего, только ласково погладила по этим волосикам на левой руке и вежливо беседовала с ним о совершенно посторонних вещах. А потом мы пошли к нему. Вот и не за этим, зря вы так - мне не нужны разборки с их местными властями. Мы пришли к нему домой, и он показывал мне свою коллекцию ампиров, поскольку работал в отеле, видимо, для того, чтобы проще было находить покупателей на свои произведения. Пара фигурок мне понравилась, я заплатила и взяла их с собой в сумочку. Абориген остался очень доволен, хотя все равно некоторая смущенность или досада в его разговоре присутствовала.
Я представила себе, как он бы меня сейчас здесь опрокинул на овальный предмет мебели (я постеснялась спросить, что это и зачем), и мне стало ужасно смешно, хотя и ясно было, ничего бы путного не получилось, и он и в мыслях не держал это, ведя меня сюда. Но я не рассмеялась и не подала виду.
Он проводил меня до номера, похвалил мой вкус и поблагодарил за покупку.
Сначала мне было неловко входить в номер (а вдруг я пришла рановато?), но потом я все же вошла и застала Ларису одной. Любопытно, неужели этот гид таки устоял против нашей тихони? Хотя, конечно, ловить ему было нечего, и законопослушность все равно бы его удержала.
В номере все было как обычно, вот только на блюде, стоявшем там с утра, была какая-то слизь. Хотелось спросить, что это, но предположений не было, и я только сказала, зная ответ:
- А что, Роберт здесь не был?
Мы рассмеялись и стали ужинать фруктами. Потом включили телевизор, там ничего путного не было, и мы легли спать.
Это было похоже на тихий час в детсаду, но все же я попробовала рассказать Ларисе о встрече с аборигеном и даже показать его ампиры. Но она почти сразу уснула, и я тоже вскоре улетела в свои мечты.
Утром мы ходили смотреть сувениры и местный базар. Всего было видимо-невидимо, и купить все это пестрое великолепие было никак невозможно, поэтому я просто включила камеру и стала снимать все, что видела. Придете ко мне как-нибудь в гости, я покажу вам то, что наснимала, хотя, честно говоря, из этих кусочков я фильм сделать так и не удосужилась, все как-то времени не было.
Когда мы вернулись в отель и поужинали, мой вчерашний приятель уже ожидал нас у дверей отеля, для виду постоял у деревьев, пока мы входили и номер, а потом пришел звать нас приятно проводить вечер.
Лариса стала отказываться, и я снова подумала, что Роберт все же был здесь. А может, и не Роберт, а может, она меня осуждает за мое легкомысленное поведение с местными, а то и вовсе боится, что нас увидят вместе, и карантинные службы будут и ее обсуждать при выезде. Ну да ладно.
Мы с "Олегом" вышли к морю и пошли туда, куда я хотела с самого начала: к настоящему морю, за поворот. Там шла вечерняя торговля и, несмотря на сытость, я купила какие-то фрукты, какой-то коралл у какого-то приятеля моего вчерашнего ампирщика, они что-то рассказывали, я слушала, но как-то быстро забыла обо всём, когда случилось это!
Торговцы вдруг стали закрывать пленками свои товары, подул ветер, и на базар опустился красный туман. И в этом тумане по небу полетели большие красные птицы, зловеще, словно стая драконов из старых сказок.
Они опускались все ниже, и я забыла о своих спутниках, только смотрела и почти не дышала. Птицы спустились на землю, а местные пали на колени, а потом стали садиться прямо на площадь и оправлять одежду. Я тоже села наземь, и то платье так и не отстиралось потом, пришлось выбросить перед отлетом домой.
Птицы ходили по площади и, как дети, заглядывали под пленку. Что-то им нравилось, и тогда торговцы послушно открывали свой товар и давали птицам. Они разговаривали детскими человеческими голосами, и задавали аборигенам вопросы. Те отвечали и держались очень почтительно с птицами. И это был не страх, это было уважение, благоговение, религиозный экстаз как при разговоре прихожан с батюшкой.
Я все ждала, когда же птицы подойдут и ко мне, мне казалось, что я ребенок в детском саду, и в группу пришел Дед Мороз, и вызывает некоторых деток поиграть в салки, а каждый малыш тянет руку и машет ею, и просится поиграть, но знает, что поиграют не со всеми, и надеется, и заранее смиряется с тем, что до него могут и не дойти.
А птицы ходили и не приближались ко мне. Я решила встать и сама подойти к одной из них, которая ближе, приподнялась и тут же села под грузом обрушившихся на меня взглядов местных мужчин и их напряженные вздохи, от которых несло не благоговением, а угрозой. А птицы ходили и пробовали что-то у торговцев, говорили детскими голосами, а я укоряла себя за накатившую робость и понимала, что никогда себе не прощу, если не прикоснусь к Красной Чайке, не скажу ей слово... не угощу купленными фруктами! О!
Я достала фрукты и положила на свои коленки. Не накрывала, как эти благоговейные жадины, а выложила открыто, и яркие шарики и пухленькие овальчики с листиками сияли в красном тумане, привлекая внимание вожделенных птиц. И одна из чаек подошла! У меня получилось!
Не знаю, почему они чайки, скорее, это такие маленькие цапельки, только глаза почти человеческие с ресницами и птица этими ресницами взмахивала не как люди ресницами, а как бабочки крыльями, когда сидят на цветке и никуда не спешат. Красная Чайка подошла и сказала почти мальчишеским голосом:
- Красивые фрукты, спасибо, что ты выложила их для нас, землянка. Жаль только, что есть их уже нельзя. Ты ведь не знала, что нельзя их показывать красному туману, правда?
Она посмотрела мне в глаза, по-детски наклонив головку набок. Но она знала ответ, просто словно бы помогала мне оправдаться за неловкий поступок.
- Я не знала, - просто ответила я.
Мне хотелось выразить ей свой восторг, я испытывала то же благоговение, что и окружавшие меня местные жители, хотелось спросить о чем-то безумно важном, единственно важном, но мысли как-то все разбежались, и никакой вопрос не приходил в голову! А Красная Чайка сказала:
- Их будет четверо, а жить останутся только трое. Но ты никогда не кори себя за это - четвертый станет Красной Чайкой, и будет жить здесь, с нами. Мы будем его ждать, но не кори за это и нас, ему будет хорошо с нами.
И она пошла дальше, не взяв ни одного фрукта, не оглядываясь. А я поняла, что она сказала, и тихо заплакала, как плачут дети, когда им очень плохо и страшно - навзрыд, но очень тихо, так, чтобы никто не слышал и не пришел спросить "что случилось". И подумалось о Максе.
Потом птицы собрались все вместе и взлетели, негромко хлопая красными крыльями, а я словно бы видела, как они хлопают и своими бабочкиными ресницами. Было что-то божественное в этих ресницах детей, которые не живут на Земле, а живут здесь.
Как странно устроен мир: я думала, мы прилетели на отдых на чужую нам планету, и здесь все не как у нас, а здесь живут наши земные дети, летают, разговаривают, хлопают ресницами...
Потом все вокруг зашевелились, стали вставать, встала и я. Выбросила фрукты в ящик из-под какого-то товара какого-то торговца и пошла тихонько домой. Мои попутчики куда-то делись, а я и не вспомнила о них пока не дошла до дверей своего номера.
Я пришла, и нашла Ларису спящей. На столе стоял поднос, а на нем большая рыба, ароматно пахнущая и совсем свежая. Я подумала, что чересчур впечатлилась этой историей с птицами, и пора немного прийти в себя. Взяла нож и решила приготовить рыбу вместо Ларисы, раз она так уморилась. Видимо, ресторан рестораном, а все равно хочется ей домашнего уюта, скушать что-нибудь, приготовленное дома. Будет ей сюрприз, пусть отдыхает.
Перед тем, как унести поднос из номера, чтобы не шуметь, я все же решила накрыть Ларису пледом, хоть здесь и жарко, а вид у нее был бледный, пусть немного понежится в тепле. Она только что-то пробормотала во сне, прижала к себе краешек пледа и снова притихла. А я вышла на порог номера и принялась за дело, хотя пророчество Красной Чайки не выходило у меня из головы.
Я разрезала рыбу вдоль хребта и стала срезать половинку, стараясь не ломать косточки, а осторожно оставить их на скелете. И вдруг рыба открыла глаза и плавно взмахнула ресницами! Я тихонько вскрикнула, схватила лежащий неподалеку камень и стукнула ее по голове! Я никогда не чистила живую рыбу, испугалась, да еще эти ресницы! Она взмахнула и хвостом, и ресницами, и всем телом! Я бросила ее и отскочила в сторону. Ужас какой, она живая, как ее чистить-то? Пусть Лариса сама разбирается со своей рыбой, оставлю ее здесь и все! Я побежала к морю и вымыла руки, но все равно чувствовала себя чудовищным убийцей, и руки казались мне окровавленными. Конечно, если здесь летают дети, то кто знает, что за ры... А не Грустная ли это Рыба Ом? Нет, утешала я себя, плывя к середине канавы, этого не может быть. Эти птицы совсем свели меня с ума, с чего вдруг Лариса притащила бы волшебную рыбу в номер и оставила бы ее засыхать в блюде? Не нужно придумывать себе всякой чепухи, это просто такая же рыба, какую подавали в ресторане, она купила ее собиралась приготовить. Черт, черт, черт... А вдруг? Я плавала и плавала от берега к сетке, от сетки к середине канала, и снова туда и обратно. Напряжение понемногу спало, я стала успокаиваться и понемногу приходила в себя. Подумаешь, рыбы, дома не морщилась, а здесь стала такая вся обостренная и впечатлительная. Ничего себе отпуск получился... Спокойно, все хорошо, не надо придумывать всякой ерунды.
Потом я увидела Ларису, которая выскочила на порог номера отеля и замерла, глядя на рыбу. Я поняла, что утешить себя мне не удастся, и остается только утешить Ларису. Я защебетала что-то типа:
- Доброе утро! Где это ты взяла такую огромную рыбу? Ты ходила в город? Прикинь, я стала ее чистить, а она вдруг открыла глаза! Я ее огрела по голове, а она все равно была жива! Мне как-то не по себе стало живую-то рыбу чистить, я мясо повытащила с одного боку, а остальное не трогала. И такое чувство было, что она плачет от боли, кошмар какой-то! Что за странные здесь флоры с фаунами! Я пожарю нам сейчас немного рыбьего мяса, пойдем...
Но осеклась, посмотрев ей в глаза. На нее было страшно смотреть, она кричала, кажется, оскорбляла меня даже, не помню, я только смотрела на ее рот и не понимала ни слова. Потом она взяла рыбу на руки и ушла в номер, а потом к Роберту.
Потом пришел автобус за нами, и мы сели в него, не разговаривая, и каждая думала о своем, а я думала о Максе и о тех троих, или о тех четверых...
Потом уже на работе я хотела рассказать ей о Красной Чайке, но она как-то стала избегать меня, а я чувствовала себя очень виноватой за эту несчастную рыбу, и не лезла. Но откуда мне было знать, что у них рыбы могут без воды ночь провести да еще по своей воле боль принимать? Почему она не предупредила меня, почему не рассказала, что в первую ночь видела Грустную Рыбу Ом? А сама еще смеялась над санта-барбарами, в которых люди годами страдают и прячут детей из-за того, что не могут парой слов обменяться вовремя и о самых важных вещах!
Потом она уволилась, а я вышла замуж за Макса, и родила четверых сыновей. Дальше Вы все знаете.