Аннотация: Стихи новые, некоторые еще изменятся до печати, что-то уйдет. Читайте, ругайте, думайте...
МИРЫ или ЧУТЬ НЕ ПОНЯЛИ
Веселый мужчина на улицу вышел:
Белесые кудри, стальные глаза,
Дождик весенний шлепал по лужам,
Над головою была бирюза.
Он улыбался и так держал руку,
Словно бы зонтик крутился в руке,
Слушал трамвая звенящие звуки,
Видел два облака вдалеке.
Свист милицейский прервал настроенье:
"Стой, сумасшедший, куда ты попёр?"
Выразил тот свое удивление,
Голую руку другою протер.
Шел он нагой по Тверскому проспекту,
Кожа не зябла, не мучил и стыд.
Был он ученый, ВУЗа проректор,
Даже порядочный, вроде, на вид.
Шепчет "Пройдемте" сержант ошалевший,
Держит нагую руку в руке:
Чувствуют пальцы одежду из шерсти,
Видят глаза волоски на пупке.
Дождь перестал, словно зонт защищает,
"Что это? Что же?" Голос хрипит.
"Это одежда" - "псих" отвечает
И с торжеством на сержанта глядит.
Зонт-невидимка, костюм-невидимка.
И невидимки-ботинки на нем,
У молодого сержанта заминка,
Только бормочет: "Пройдемте, пройдем"
Тихо подъехала слева машина,
Женщина вышла в синем плаще:
"Папка, ты смог! Ты такой молодчина!
Едем отсюда... Ну ты ваще!"
И усадила папку в машину,
Хлопать глазами остался сержант.
Бляху поправил, фуражку подвинул:
"Вот, блин, уроды! Вот, блин, отпад!"
***
Ты - самый светлый из людей!
Твоя черничная поляна
Без выкрутасов, без затей,
Без тучки темной, без изъяна.
Ты светел так, что боль в глазах:
К щеке пушистой я прильнула.
Вкус губ холодных на губах:
Я в поцелуе утонула!
А робкие твои глаза
В пушистых загнутых ресницах:
В них крик: "Хочу, но так нельзя!"
И хочется до неба взвиться!
Что делать нам? Слова - обман...
Мы далеки, как две зарницы.
И так близки, как инь и янь,
И счастливы, как в небе птицы.
***
И снова диктофон в моих руках
Бегу от точки А до точки Б
И вся в любви, заботах и стихах
И сочиняю сказку о тебе.
И льется свет в меня - от фонарей,
От бабушек с покрытой головой,
И от идущих с папами детей,
И от заката где-то за Невой.
***
Тележки гурьбой бежали в широкую дверь супермаркета,
Друг друга опережали, хватали товары с прилавка.
Отяжелев, проползали мимо того, что не влезло
В огромном торговом зале им было тяжко и тесно.
Потом у расчетной ленты хвалились друг перед другом
Считали скидок проценты и собирались кругом.
Потом их катили к машинам и все из них выгружали,
У выхода из магазина их просто потом бросали.
Но снова они стремились вернуться опять к раздаче,
И снова к кассам ломились, хотя и немного иначе...
***
Просили о весне стихотворенье написать
И не могу уже ни есть, ни спать,
И написать я тоже не могу!
Прости меня и обратись к врагу.
Он слов тебе таких навьет,
Что будет счастье - грех, а солнце - лед.
А я? Смотри, какой же я поэт?
Сосульке капающей шлю привет!
И в лужу грязную ступаю сапожком:
Да разве стиль высокий мне знаком?
Да я люблю вороний крик дурной,
И утром мой будильник озорной,
Который в клетке в три горла орет
И просит проса, и к себе зовет...
Люблю когда весной в моем окне
Поет гитара (благо, что не мне),
Когда на ролики становятся деды,
Когда в меня влюбляются менты,
Когда я день за днем стихи пишу!
Когда весна! Когда я жить спешу!
***
Ты свободна, игрива, смела,
Как опасно такую любить!
Все на свете с пути смела,
Чтобы снова творить и жить.
Поднимаешь ко мне глаза,
В них такое, что только держись:
Оставаться с такою нельзя -
Это слишком роскошная жизнь.
Ночи страсти представить боюсь,
Дни короче, чем выстрел в упор...
Не Делон я и даже не Круз,
Как не видишь ты до сих пор?
Провожу беспощадный тренд:
Ты разлюбишь, а я привык!
У тебя под ногами твердь,
У меня на губах лишь крик.
Я смертельно боюсь любить,
Не смотри на меня любя:
Я смогу тебя защитить
Только от самого себя.
***
Мамы не стало. Папа не старый
В первую ночь поседел...
Возле кроватки со старой гитарой,
Снова привычно сидел.
Пел Малышу он костровые песни,
В серые глазки смотрел,
Нет уж теперь ничего интересней,
Чем этот рыжий пострел...
Дочка смотрела пытливо на папу,
Не было слов на устах...
Так пролетали рассветы, закаты,
В глазках ее жил страх.
Как-то отец отложил свои струны,
Руку в ладошку вложил:
"Что за печальные думаешь думы?" -
В смутной тревоге спросил.
Дочка молчала, ждал терпеливо
И не мешал Малышу...
"Пусть будет тетенька, папочка милый,
Но не как в сказке, прошу!"
Спать уложил, а уснуть не случилось,
Даром овечек считал...
Что-то в душе в эту ночь надломилось,
Как он смертельно устал!
Дождик сонливый слонялся по крышам,
Шарил по кухне кот...
Папа вдруг понял, что он услышал,
Так и прошиб его пот...
Отнюдь не о сексе...
Вчера вампиру было хорошо: Он зубы в мою шею запустил И силы падали, как звезды в пищевод, Он пил меня! О, как он сладко пил! А я сама пришла к нему на зов И не ждала ни секса, ни любви, И грудью чувствовала озверевший зоб, Захлебываясь в собственной крови. Отчаянно кружилась голова, Но руки сильные не дали мне упасть: Уже на утро я была мертва, А у вампира вновь явилась власть. Теперь он будет средь людей бродить, Стяжать победы, руки пожимать, Пока чтоб снова голод утолить Не кинется опять меня искать... Что я ему? Зачем опять меня? Ужели так моя душа сладка? Пурпурный шарфик повязала я И улыбаюсь мертвенно слегка...
***
Я страдала, но это в прошлом. Я любила, но это прошло. Мне пришлось становиться взрослой - Что не плохо и не хорошо. Ты ушел - я не кинулась следом, Не упала лицом на постель: Накормила домашних обедом И дала малышу акварель. Это дождик раcплакался ночью, А потом проплакал два дня: Ты мне голову не заморочишь И на боль не раскрутишь меня! Завернулась в плед, как котенок И тихонько читаю Басе: Я огромный такой ребенок... Я обиделась. Вот и все!
***
Я встретил ее в магазине - Стояла она на витрине. Стальными боками сияла, Пленила и соблазняла. Я долгое время стеснялся, Что денег не хватит, боялся. Я долго готовился к встрече, А после - оформил за вечер. Привез на парковку под крышей, У дома и к сердцу поближе, Красива она - нету мочи, Остался я с ней даже ночью. Потом мы катались на службу, И в сервис - когда было нужно. И сердце от счастья кричало, Машина довольно урчала. Однажды она поломалась, И сделка не состоялась, Мой шеф был мной недоволен - Спасибо, что не был уволен. Потом она бок зацепила: Уметь так еще - за перила! Рихтовка, покраска и время: Ну что за тяжелое бремя! Потом она сыпаться стала, И масло пол-литрами жрала, Потом на порогах заметил Коричневых пару отметин. Потом колесо отвалилось И ступица перекосилась. Поставил ее возле дома, Как груду металлолома. Потом улетел на полгода: На Север. Какая природа! Неплохо я там заработал, И новую выбрал Тойоту. Вернулся, мою оборванку Под пиво и под перебранку Ночная братва поимела И даже сиденье сгорело. Что париться? В новой Тойоте И вовремя я на работе, И денег не давит нехватка, Чего я об этой лохматке...
***
Я встретил ее на парковке, От ломика сбоку - подковки, Порожки немного подгнили, Сиденье мальчишки спалили. На счастье - замки поломались, Мы с дочкой за руль затолкались, Немного прибрали в салоне И стали жалеть поневоле. Кто бывший хозяин - разведал, А он оказался соседом. Машину он отдал бесплатно... А все же он был неприятным: Все плечиками пожимал И ржавой лохматкой назвал. Сдержался я с терпким укором: А что ж ты тянул с антикором? Прокладку в движок сэкономил, Багажник и тот затосолил... Что ж, денег подкинул мне шурин, Две ночи я девочку шкурил. На сервис сгонял к диагносту И течь устранил в заднем мосте. Потом сделал маленький тюнинг... Не стала красавица юной, Не стала "Рено" и "Тойотой", А только - я езжу с охотой, У речки я губочкой мою, И с дочкой планирую к морю. Прицеп я купил в магазине: Ребенок нужон и машине!
О весне.
Вечером сосед сажал каштаны, Ночью дождь постукивал слегка, А на утро, внук небесной манны, Град пошел. А после - облака, Тучами висевшие вот только, Белыми, как зайчики к зиме Стали - неожиданно настолько, Что запели птицы в вышине. А кудрявый газонокосильщик Ошалело в парке снег косил. Пахло травкой, свой автомобильчик С щеткою сосед мой обходил. Днем на город посмотрело солнце - Отстраненно, холодно слегка, Ветер флюгер делал веретенцем, И резвились в небе облака. К вечеру сменилось даже это! Как насмешка питерской весны, Ветер стих, и солнышком согретый, Город спал и тихо видел сны. Парочки шептались по аллеям, В сумерках белеющих ночей, Жаль, каштаны выжить не сумели, В этой питерской весне моей