!!! Предупреждение - текст содержит жестокие сцены, 18+
"Египтяне помещали двух черепах в знаке Весов - измерителя наводнений. Это обозначало точное время в году в фиксированном Зодиаке, когда вода поднималась выше всего, а затем вновь начинала спадать и вновь показывалась земля. Это были две черепахи наводнения".
Дж. Массей "Типология потопа и ковчега"
Они сказали, что это я накликал беду. Что я виноват в том, что произошло.
Они сказали, что моя вина слишком велика, и нельзя позволить мне жить дальше. Что моё место - среди тех подношений, которые наш господин, великий фараон, предложит Осирису по ту сторону бытия.
Поэтому я здесь.
Сейчас тут очень тихо. Все входы в пирамиду уже замурованы.
Я перестал слышать стук инструментов, скрип камней, шорох песка и голоса. Первозданная, непроницаемая тишина. Я пригасил все факелы, кроме одного, чтобы мне хватило воздуха подольше. Темнота подступает со всех сторон, медленно и неотвратимо, как прилив.
Может быть, в конце концов я этого не выдержу и снова зажгу факелы, все, какие найду. Свет разольётся вокруг, благословенный, как ещё один вдох. И я снова увижу великолепную роспись, струящуюся по стенам: текучие реки, зелёные стебли папируса, юрких рыб в воде и свободных птиц в синем небе...
Увижу задвинутый неподъёмным камнем вход в соседнюю каморку, где лежат мёртвые рабы, украшенные цветными лентами и цветами лотоса.
И мерцающий золотом и драгоценными камнями тяжёлый саркофаг в центре зала....
А может, нет. Возможно, воздух закончится внезапно, и следующим, что я увижу, станут шакальи глаза стража Cтраны мёртвых - Анубиса. Но я не боюсь молчаливого проводника. Я дам ему руку не дрогнув, потому что мне нечего стыдиться.
Что бы они все ни говорили.
Хорошо, что здесь сколько угодно папируса. Конечно, я не успею исписать его весь, но мне и не нужно. Я только обязательно должен рассказать о том, что даже сейчас не даёт мне покоя. От чего моё сердце горит жарче этого единственного оставшегося факела.
Я напишу. А потом уже... пусть.
***
Моё имя - Сирофан. Я был младшим жрецом Осириса в главном столичном храме. Мои обязанности начинались с восходом солнца и заканчивались на закате. Дел было много - и во время богослужений, и в больнице , и по хозяйству. Кроме того, приходилось много учиться. Я, как и все наши жрецы, изучал лекарское дело и по мере сил помогал свету и порядку в их вечной борьбе с тьмой и хаосом болезней, насылаемых злыми духами.
Я хорошо справлялся со всем, что мне поручали. Но было кое-что ещё. Иногда, ночами, когда Ладья светлого Ра достигала половины своего пути в подземном мире, я видел особенные сны. Такие, которые вскоре сбывались. Мой старый наставник велел не болтать об этом и считать их благословением Осириса.
Я подчинился ему, и никому ничего не рассказывал. Да и предсказания в снах были не то чтобы очень важными. Не такими, которые решают судьбы государств или правящих семей. Но всё же они помогали кое в чём. Однажды я увидел во сне, какая именно змея укусила мальчика, принесённого на следующее утро в больницу едва живым. Я вскочил до рассвета и бросился готовить нужное противоядие. Хвала Осирису, я успел вовремя. В другой раз удалось предотвратить падёж скота из-за подпорченного корма. И ещё - укрепить крышу в школе, которую незаметно размыло во время дождей, и она могла развалиться.
Я помалкивал и втайне благодарил силы порядка за дар.
Но благословения богов иногда ничем не отличаются от проклятий.
Однажды я увидел ужасный сон. На небо заползали Черепахи Наводнения. Раньше я не видел их, но откуда-то знал, что сейчас они не такие, как обычно. Их глаза светились жутким красным огнём, словно обжигающие угли. На их лапах были такие огромные и острые когти, что они ранили тело богини неба Нут, и она стонала, когда черепахи оставляли на нём дыры-следы. Из этих длинных разрывов тянуло пустотой и холодом. Как будто Черепахи Наводнения нарушили грань между нашим миром, где правит закон Ра и потусторонней бездной, полной зла и хаоса.
Под утро я проснулся от собственных криков. Я словно обезумел. Бросился на площадь Храма и начал кричать, что нынешний разлив Нила будет ужасен и внезапен, что надо сделать что-то, пока он не начался. Увести людей, скот, попытаться сохранить вещи, хоть что-нибудь... Скорее, немедленно, прямо сейчас!
А небо было таким синим и спокойным, ветер таким тёплым и ласковым...
Не знаю, почему меня не задержали стражи храма. Говорили, что мой вид был устрашающим. Может быть и так. А может им не захотелось связываться с тем, кого они посчитали сумасшедшим.
Выбежав с территории храма, я понёсся по улицам, рассказывая про свой сон о жутких Черепахах и призывая людей спасать себя и своё добро, пока не стало слишком поздно. Я был словно взбесившаяся чайка, упавшая в неторопливую, мирную реку размеренного, деловитого городского дня.
Я плохо помню, как закончился мой беспорядочный бег. Люди посмеивались, качали головами, потом шарахались в стороны, когда я начал хватать их за одежду, умоляя и требуя, чтобы меня выслушали. Помнится, как кто-то двинул кулаком мне в лицо и в глазах потемнело.
Я снова начал ясно соображать уже в храмовой тюрьме. Там было окно, высоко в глинобитной стене. И, взглянув в него, я увидел кусочек ночного неба. По нему взбиралось созвездие Черепах. Один вид этих звёзд, столь привычный и безобидный, на сей раз показался мне невыносимым. Как будто я слышал, как огромные чёрные когти скользят по беззащитной плоти неба.
Я сел в углу, свернувшись в комок, и закрыл глаза.
Не знаю, сколько прошло времени. Кажется, я задремал. И проснулся от шума снаружи. Кричали люди. Что-то ломалось и падало. Фоном слышался странный шипящий звук и грозный нарастающий гул.
Я заколотил в дверь, громко призывая охранников. Мне никто не ответил.
Внезапно стена провалилась внутрь - на неё рухнул ствол огромной пальмы, которая росла во дворе храма, сколько я себя помню. Я легко отделался - куски стены меня едва задели, только ободрав мне ногу. Я кое-как замотал рану подобием бинта, оторванным от длинного жреческого подола и поковылял наружу.
О, Великий Осирис! Даже если бы мне было суждено прожить до глубокой старости, я никогда не сумел бы забыть то, что увидел.
Ливень обрушивался на город стеной. Сверкали молнии.
Потоки воды неслись по улицам, постепенно заливая пороги и поднимаясь к окнам.
Вокруг царила паника. Напротив храма несколько человек вытаскивали лодку, другие тут же попытались её отнять. Тут и там вспыхивали драки. Я пошёл вверх по улице, кое где мне на глаза уже попадались тела погибших. Наводнение и разрушения только-только начали настигать эти кварталы. На телах были следы травм, но, боюсь, не по вине стихии. Тогда ещё нет.
Мои воспоминания довольно обрывочны. Я был на этих постепенно затопляемых потоками воды улицах много часов, помогая тут и там, возвращая к жизни нахлебавшихся воды, обрабатывая и перевязывая раны.
Дома загорались от молний и пылали над прибывающей чёрной водой, словно факелы. Ливень тушил только часть пламени, оно шипело и злилось, нехотя отступая и пожирая внутренности домов.
Облака пара, дождевых капель и пепла превращали воздух в густую смесь, которой почти невозможно было дышать.
Нил протягивал свои бесчисленные чёрные руки всё дальше и дальше, словно и не думая когда-нибудь остановиться. Мёртвые тела, вперемешку с обломками строений и деревьев, плыли между плотами и лодками, и люди отталкивали их вёслами, чтобы продвигаться вперёд. Хотя я видел в воде и тех, кто всё ещё был жив. Они были беззащитны в водоворотах бесчисленных щепок и обломков, каждый из которых мог легко искалечить их тела. Невозможно было спасти всех.
Я помню, как страшно кричал человек на полузатопленной крыше маленькой хижины, наполовину придавленный упавшим деревом. И как он умолял не трогать его, когда мы бросились ему помочь. Он понимал, что дерево его прикончило и хотел, чтобы мы дали прибывающей воде убить его - или справились бы с этим сами. Подобранный мной нож положил конец его страданиям.
Я помню, как упал с лодки мой знакомый продавец сандалий. Как я схватил его руку, тянущуюся из воды, и дёрнул вверх. Я видел, как внезапно его лицо стало донельзя изумлённым, а потом исчезло в волнах. Его рука осталась в моей, обрубленная у локтя, волны вдруг окрасились кровью, а прямо передо мной из воды появилась пасть крокодила. Яростная сила потока вынесла его из реки на улицу.
Тут же на чудовище рухнул огромный каменный обломок стены - и я услышал жуткий треск его ломающегося черепа.
Я помню крики, плач, смерть в десятках и сотнях лиц и обличий...
Если бы фараон услышал моё предупреждение, может, он бы не стал проводить тот вечер в своём доме для отдыха на нильском островке...
Может, и он, и его молодая жена сейчас были бы живы.
Через несколько дней, когда вода спала и мёртвых похоронили, за мной пришла стража. Они вспомнили, как я, словно безумный, метался по городу, выкрикивая страшные пророчества. И решили, что это я призвал несчастье. Они назвали меня колдуном и страшным преступником.
На суде в храме меня приговорили к смерти. Мне угрожали непреклонностью Анубиса и неподкупной справедливостью суда Осириса в загробном мире.
Жёны, потерявшие мужей, мужи, потерявшие жён, осиротевшие дети и родители, лишившиеся чад - кажется, весь город явился посмотреть, как меня ведут к пирамиде, чтобы принести в жертву. Чтобы выкрикнуть проклятие, дотронуться до последнего камня, замуровавшего вход, убедиться, что высшая справедливость осуществится.
Я не боюсь Анубиса. Что мне верный, беспристрастный и спокойный служитель смерти после всего, что я видел в эти дни... А Великому Судье я могу смело посмотреть в глаза. Я не боюсь его суда, если только он и правда справедлив.
Я только хочу спросить его...
Великий и благой Осирис, отец и покровитель всех людей, подаривший миру свет закона-Ра... Кто такие эти ужасные Черепахи, если ты не смог защитить от них людей? И правда ли не смог? Или... не захотел?
А если ты дал мне этот сон, как предупреждение, если это действительно было твоё благословение, то почему ты не сделал так, чтобы меня поняли? И что я сделал не так? Услышали бы меня, если бы я говорил спокойнее? Убедительнее? И был ли я тогда на это способен?
У меня много вопросов к тебе, отец. Важных вопросов. Без ответов на них я никогда не найду покоя, что бы ни решил твой суд. И, может быть, в своей великой милости ты удостоишь меня ответами...
Факел догорает. А мне стало немного легче. Я сверну этот свиток и положу за пазуху. И если, когда я предстану перед твоим лицом, у меня сядет голос от волнения, я просто передам этот свиток тебе, и ты прочитаешь всё сам.
Теперь я пойду и зажгу все факелы, как и собирался. Я буду смотреть на птиц и рыб, и людей у берега, нарисованных на стенах. А потом я усну.
До скорой встречи, мой господин.