Ушедший человек продолжает присутствовать в своих вещах.
Разумеется, эти вещи рассказывают что-то о человеке, о его прежнем бытии.
Человек всю жизнь стремится к вещам - не в смысле познания даже, - а имея в качестве цели свое с этими вещами при-мирение.
Вещи, кому-нибудь принадлежащие, предстают перед нами символами мира (в обоих смыслах) именно этого человека.
Именно в этих вещах мир этого конкретного человека кажет себя, определяет, обозначает.
Примирение человека с миром символизирует себя для нас, пришедших после, именно этими вещами.
Все могло оказаться по-другому - мы никогда не можем исключить, что вещи просто случайно оказались рядом с человеком, а он не успел "прописать" их в своем мире - но нам ничего, кроме этих вещей, не осталось. Бытиё человека нам другим способом уже никак не сможет свидетельствовать, кроме как в оставшихся от него вещах.
Есть только эти вещи, только это, "выморочное", имущество.
После дедушки остается коробочка с пробочками - резиновыми, пластмассовыми. Мы не понимаем, в какую экономику они были включены. Может быть, в экономику химика: пробки для пробирок в дефиците - нужно создавать запас. Но нам эта экономика чужда, и нам странно. От странности не по себе, хочется от странности как-то избавиться.
Бабушка откладывает в отдельную коробку веревочки, - "слишком маленькие, чтобы их можно было использовать". Нам дико, нам кажется это пределом крохоборства, - но ведь есть (в других коробочках) другие веревки, которые использовать, однозначно, можно. Не будь этой, последней, коробки, все остальные коробки с веревочками ставились бы под вопрос - а стоит ли, а можно ли их использовать? Не выкинуть ли все сразу и оптом?
Предел крохоборства очерчивает его смысл.
За кажущимся безволием - "рука не поднимается выбросить" - читается уважение к вещам.
"Ничто не должно пропасть даром".
Для химиков получение максимального выхода реакции становится состязанием, спортом, - пусть даже трудозатраты на обеспечение этого выхода экономически неоправданы.
Отдав себя тебе в подручность, вещь тебе доверилась.
Если уж ты используешь - вещь, вещество - будь добр, делай это с максимальной отдачей, не пренебрегай ничем.
Наше внимание к вещам сейчас - гарантия того, как именно они будут свидетельствовать о нас потом. Не только материальные вещи - но и слова наши, мысли. Фотографии, комменты, заметки.
Те, кто увидит их после, остановятся перед ними в недоумении.
Для них все эти вещи, - весь этот сухой остаток бытия, - будет непонятен.
Вещи будут стоять отстраненно и странно, как бы сторонясь людей, и только подчеркивать нехватку того бытия, которое было когда-то в гармонии с ушедшим человеком.
Каким было это бытие, мы никогда так и не поймем.
Страшно представить, сколько всего в мире стоит в нехватке, оставленности.
Брошенные вещи и мысли взывают к тому, чтобы их кто-то подобрал.
Мой отец был болезненно внимателен к мелочам.
Научить меня этому ему так и не удалось.
Теперь я могу понять, что он учил меня, фактически, осознанности, дзен-буддизму.
Я оказался плохим учеником:
Меня это страшно раздражало: зачем тратить себя по мелочам, если есть важное, главное.
Беда в том, что важное и главное не дается абстрактному и теоретизированному подходу.
Вписывая что-то в экономику чисел, подсчетов, мы говорим о нашем испуге перед самими вещами.
Деньги ради денег и искусство ради искусства - одинаковый уровень абстракции.
Экономическое использование вещей, их потребление, - желание замылить и замолчать зияющее взывание к нам каждой вещи.
Из сотни одинаковых вещей взятое нами теряет обобщенность, приближается к нам, становится частью нашего бытия.
Странное и с самого детства оглушающее зияние, что "вот так же и потом будут вещи стоять", - и кто-то должен будет отвечать их присутствию, - опыт нашей оставленности, нашего постава в мире.
Человека как вида может уже и не быть, но "человеческое" отношение к миру и вещам должно, видимо, остаться, - как гарантия их бытия.
Всеобщая формализация и объяснение всего мира из первопричины означали бы, что мир мог бы вполне оказаться чьей-то искусной придумкой, фикцией.
Может быть, даже фикцией нашего сознания.
Взывающее зияние вещей подсказывает нам, что это невозможно. В мире постоянно возникает новое, засвидетельствованное присутствием, бытие, - и это новое бытие не является всего лишь следствием предыдущего.
Мир, в котором живет бытие, не просто так.