Стихи и птицы

1977-1978

Пусть тебе приснится
что-нибудь хорошее.
Пусть во сне случится
все, что было прошено,
пусть наобещает
и наврет безбожно,
пусть тебя качает
полночь осторожно.

В поле сизый тополь
хлопает в ладоши -
пусть тебе приснится
что-нибудь хорошее.

***

Прожито.
Пропито.
Проклято.

...рвали воздух
свистки паровозов.
Я был горд,
как петух,
нашедший
жемчужину в куче навоза.
То было время первых
и самых важных открытий,
время немыслимых нервов
и невероятных событий.
В то время мелькал на эстраде
локон на кофте рыжей,
в то время истеблишмент гладил
свою буржуазную грыжу,
тогда в облаках гашиша
и кокса белых сугробах,
тая, тонули крыши
манхэттенских небоскребов.

Я был на вершине успеха,
играл только матчи престижа,
я подыхал от смеха
в публичных домах Парижа.
На все голоса в эфире
чудили горластые птицы,
в московской моей квартире
бродили ушастые лица,
мне били окна камнями
и славили на перекрестках,
и сек я ветер словами,
швыряя их вам с подмостков.
Плевали в лицо мне близкие,
прохожие тыкали пальцами,
и я уходил,
освистанный,
и шел принимать
овации,
на всех перекрестках планеты
мне было окошко отперто...

...зашторьте...
не надо света -
прожито,
проклято.

***

Птицы на ветках сидят,
как на строчках стихи.

Каждый осиновый лист -
как свеча на ветру.
Леса ажурная вязь
синим ветром сквозит.
Тихо и холодно
осень целует меня.
Маленький ослик,
копытцами мелко стуча,
гулкой осеннею улицей
грустно бредет;
желтые листья ему,
как осколки тепла,
падают под ноги.

Руку протянешь -
холодная капля дождя,
словно уколет,
и в сердце неслышно войдет.
Я прикоснусь к волосам твоим
сквозь листопад -
тихо и нежно.

Сизые голуби
над городами летят,
но улетают туда, где еще холодней.
Лучики солнца последнего мягко звенят,
черные ветки бросают им капли дождя.

Слышу твой смех -
несется в осеннем лесу...
Бусины слез осыпает сухая трава.
Вижу тебя сквозь ажурную сетку ветвей,
сбросивших листья,
чтоб небо открылось
тебе.

Капли дождя
бесконечно струят по стеклу,
я все смотрю
и никак не могу отойти.
Где-то часы
отбивают свой траурный звон.
Скучно и холодно.

Мемуары минувшей осени

Сонные трамваи.

Ветки-ваи
вялой акации.

Жмурится осень,
сладко зевая
на перекрестках.

Камни,
камни
в небе грохочут,
сыплются с неба.
Корочку хлеба
просят нищие тротуары.
В тепле и холе над ними хохочут
фаянсовые писсуары.

Еду в трамвайчике
по утренней осени,
по осеннему утру;
смотрят стекла запотевшие
мудро,
деревья с проседью -
заиндевевшие -
небо блёкло.

Стук-да-стук -
колеса стучатся
путником полуночным -
очень,
очень хочется им
не вращаться,
хочется отдохнуть
очень.

Звон стекла,
посуда бьется -
кому-то сегодня пьется,
так пьется,
что забыл он,
где явь,
где сон.

Щукин,
словно телеграфным столбом,
собственным лбом
разбивая форточку:
 - Ставь точку,
ставь точку,
уже конец! -

он молодец,
но он неправ,
т. к. телеграф -
еще не самая высшая инстанция.
 - Наша станция! -
кричит он громко
и спрыгивает на перрон;
дальше летит вагон -

трамвай по рельсам
железнодорожным
катится -
кажется,
что это не нужно
и невозможно,
но -
нынче ведь нет ничего невозможного.
Как, однако, это сложно!
И скушно.

Вот - крушение,
море крови -
вскинул брови:
 - Ерунда!
И - туда!
А потом обратно -
приятно!

...

тишина,
рельсы покореженные.
Я сижу на остывающем моторе.
Кругом - горе,
кого-то оплакивают.
(Не меня ли?
Едва ли.)

Нынче нет ничего невозможного,
кроме воскрешения из пепла.

Два серых стиха

I.

Слишком много света
хрустально-тяжелого,
слишком много шума,
пустых разговоров,
шороха штор,
звона разбитых сердец.
(Дж. Б. Шоу)

Растворяются,
словно сахар в чаю,
в сумасшедшем чаду
рояльные клавиши.
Сквозь гуденье голов
и скрежет зубовный
пробивается лишь
стуком капель за окнами
тихий голос чьих-то воспоминаний.

...Утром
откроются окна,
на полу - только грязные хлопья газет.
Догорят, мягкий пепел оставив,
мишура и вчерашняя ложь,
и останутся
только ноги танцовщицы,
словно две шеи фламинго.

I.

Прости.
Печально корабли подняли якоря
и трогаются в путь -
им больше нечего терять,
им грустно.
Ветер
уносит вдаль
отпущенные паруса.

По улицам пустым
в хмельном угаре бродит ночь,
на всех заборах выводя:
 - Прости.

Мемуары минувшей осени

(окончание)

I.

Тихо звенит
золотая метелица,
ветер деревьям
под ноги стелится,
валится с неба
снежная каша
в черную чашу...
в черную чашу...

II.

Мутными слезами
Осень заливает
мне жилетку серую,
старенькой фланели.
Проходя, жалеют
старые трамваи
мерзнущую Осень,
Осень на панели.

Может, засмеялась,
может не заметила,
как по дороге тянутся
мертвые обозы;
на вопросы все
ей вчера ответила
в поле одинокая
старая береза.

Камни просят, словно
нищий - корки хлеба,
чтобы простучали
чьи-нибудь колёса;
сонному проселку
жалуется небо,
что оно так хмуро,
мокро и белёсо,

воронье кружится,
воронье кружится,
черными крылами
нагоняя скуку;

редкий снег
застенчиво
в лужицы ложится,
мокрым носом робко
тыкается в руку.

.....

Серым мехом тучи
плечи укрывают,
золотые серьги
листьев пожелтевших:
на балу отчаянном
гостью принимают -
Королеву Осень,
дочь полей истлевших.

Пауки и плесень,
жабы и мокрицы -
все зовут на танец,
все целуют ручку,
офицер промозглый
всё вокруг вертится,
уж давно пытаясь
заглянуть - за тучку.

...Только взгляд
прощальный
бросит за окно
Осень случайно -
все теперь равно.

Вспоминает Осень
теплую фланель.
Вспоминает Осень
мокрую панель...

III.

Мокрые стекла,
грязные стены,
Осень уходит -
обыкновенно,
обыкновенно,
с легкою печалью
прячет свой след
в звуке молчания.

Стынет от холода
поздняя осень,
по лесу ломит
затравленным лосем,
кружится в небе
птицею черною,
силой притворною,
силой покорною...

Холодно,
холодно
Осень целует
в мокрые губы
черные трубы,
тихо, по-детски,
словно сквозь пальцы
слезы роняя,
со мною прощается;

молится Осень,
как о спасении,
хочет остаться
еще на мгновение,
смотрит в глаза мне
робкая Осень -
будто за что-то
прощения просит.

...Осень уходит,
Осень торопится.
В заспанном ЗАГСе
с жизнью разводится -
вышла -
уходит...

(редакция 2006 г.)