Лизу выселяли. Выселяли за долги из квартиры в крепком сталинской постройки трехэтажном доме. Какое-то время назад ей вручили постановление суда, и предложили добровольно покинуть помещение. А теперь у дверей стояли чиновники в сопровождении судебных приставов и барабанили в дверь. Лиза не открывала, она все еще не верила в реальность происходящего. "Ну как такое может быть, ведь это мой дом. Я здесь родилась, выросла, вышла замуж, растила детей. Они не имеют права выгонять из дома людей. Да и куда я уйду?" - размышляла она, сидя на табурете за кухонным столом. Настена, дочка испуганно жалась к Лизиной груди и плакала.
- Ну что ты, доча, не бойся. Постучат, постучат и уйдут. - Лиза обняла дочурку, крепко прижала к себе и добавила, - Ты же знаешь, я тебя никому в обиду не дам. Не плачь, все будет хорошо.
- Мама, а папа скоро приедет, его так давно нет, - тихо прошептала Настена.
- Приедет, обязательно приедет, вот только заработает денег в столице и приедет.
Лиза не хотела говорить дочке, что Василий, Настин отец, вот уже полгода как отправившийся на заработки в столицу, пропал. В первую неделю муж прислал весточку, что удачно устроился в какую-то коммерческую фирму водителем-дальнобойщиком, и с первым же рейсом, который, кстати, проходит через их городок, обязательно навестит семью. Но проходили дни, недели, а Василий не появлялся. Писем тоже не было. И через месяц Лиза не выдержала и пошла в милицию, заявить о пропаже мужа. Дежурный выслушал ее, дал листок бумаги и предложил написать заявление, пообещав, что пошлют запрос в столицу, добавив при этом: "Ну что вы так переживаете, гражданочка, загулял наверно ваш муж в столице-то, - и с неожиданной злостью закончил. - Там соблазнов хватает". Регулярно раз в неделю Лиза заходила в отделение, но слышала одно и то же: "Ответа на запрос не поступало".
***
Платить за квартиру они перестали уже давно. Завод, на котором работала Лиза, впрочем, как и многие заводы по всей огромной стране, дышал на ладан. Зарплату не выплачивали. Иногда подбрасывали кое-какие продукты, чтобы работяги совсем уж с голодухи не попадали, но крайне нерегулярно и редко. Руководство постоянно твердило, что вот-вот все наладится, все долги по зарплате будут выплачены, и в эти посулы люди продолжали верить. Да и как не верить, если завод был единственным крупным предприятием, дающим работу половине населения города, пусть и с иллюзорной, но все-таки какой-то надеждой на возможность существовать.
После отъезда Василия Лиза осталась одна с дочкой Настеной. Старший сын Николай служил в армии в "горячей точке". Он часто присылал длинные душевные письма, подбадривал мать, писал, что отец обязательно найдется, что, вернувшись из армии, он будет опорой семьи и все наладится. Читая эти строки, Лиза молча плакала и улыбалась одновременно, а после некоторое время ходила бодрая и уверенная.
Продуктовые "подачки" от завода вскоре прекратились совсем, и проблема существования приобрела неимоверную остроту. Как не отодвигала Лиза саму возможность продажи вещей, но так устроен человек, что ему надо что-то кушать. Первым делом Лиза отнесла в скупку те немногие золотые украшения, которые Василий дарил в давно забытые годы сравнительного благополучия, потом настала очередь обручального кольца. На вырученные средства удалось прожить всего два месяца. Лиза старалась в первую очередь накормить Настену, на вопрос дочурки, кушала ли она сама, неизменно отвечала, что конечно кушала. Нажитые "богатства" постепенно таяли, превращаясь в хлеб, молоко, крупу. Иногда Лиза заходила на рынок и просила у торговцев, отдать ей порченые овощи или фрукты, предназначенные на выброс. Она приносила их домой, аккуратно вырезала подгнившие части и готовила для дочки суп или компот.
Сосед по дому азербайджанец Ильхам, владел на рынке несколькими торговыми точками. Он не раз предлагал Лизе бросить завод и приходить к нему на рынок.
- Ну что ты маешься на своем заводе, тебе дочку растить средства нужны. А я тебя за прилавок поставлю. Зарплату регулярно будешь получать, не обижу, - уговаривал он.
- Да какая из меня торговка. Нет, Ильхам, не умею я, да и завод обещал расплатиться когда-нибудь.
- Вот именно, когда-нибудь. А ты знаешь, когда твое "когда-нибудь" наступит? К тому времени сама с голоду помрешь и Настену загубишь. Себя не жалко, так о дочке подумай.
Уговоры Ильхама не возымели действия, и Лиза продолжала жить по уже наметившемуся распорядку. По выходным она отбирала годные на продажу вещи и несла к скупщикам, сама торговать она не хотела - не могла переступить, какую-то черту, которую себе отметила, хотя и не знала, почему.
Иногда на рынке, завидев Лизу, Ильхам подзывал ее и совал ей в сумку пакет с какими-нибудь продуктами. Лиза отказывалась, на что Ильхам ворчливо отвечал: "Это не тебе, ребенку. Не могу видеть, когда ребенок голодный, - и добавлял, - Настоящая мать, чтобы дитя накормить, через любую гордость переступит"...
***
Стук в дверь продолжался. Теперь это был уже не стук, в дверь били чем-то тяжелым так, что содрогались стены.
Лиза вышла из состояния охватившего ее оцепенения и резко встала. Настена испуганно схватила мать за руку:
- Мама, там уже сильно стучат. Ты разве не будешь открывать?
Лиза внезапно поняла, что она не пустит никого в свой дом:
- Они сейчас уйдут. Не бойся, доча, все будет хорошо. Ну-ка давай иди в комнату и спрячься за диваном.
- Мама, я не хочу прятаться за диваном. Я хочу быть с тобой.
- Я и так с тобой, глупенькая. Это просто такая игра. Ты спрячешься, как будто от буки, а я изловлю злого буку и выкину в окно. Потом ты вылезешь, и мы будем вместе праздновать победу.
Настена недоверчиво посмотрела на мать:
- А можно мне подглядывать, как ты буку ловить будешь.
- Нет нельзя. Ты должна сидеть тихо-тихо и тогда я его быстро поймаю.
- Ну ладно, раз ты так хочешь...
Настена без особого желания ушла в комнату и спряталась.
Лизу охватило какое-то странное возбуждение. Она вдруг поняла одну важную, как ей показалось вещь, что никто кроме нее не защитит дом от непрошенного вторжения.
Она лихорадочно заметалась по кухне в поисках решения. Внезапно вспомнила: "Ружье. Ну конечно. Вот он выход".
Рванулась к антресолям, вытащила чехол со старой отцовской двустволкой, быстрыми нервными движениями достала ружье, собрала, выковыряла из кармашка патроны, зарядила и выскочила в прихожую.
Она была на грани истерики, руки дрожали, ноги от неимоверного возбуждения подгибались.
- ОМОН сюда! Быстро! - и обращаясь к ней, - Вам предлагается немедленно выбросить оружие в окно и открыть дверь. В противном случае мы будем вынуждены взять квартиру штурмом.
Лиза плохо соображала, о чем там за дверью говорят. Она рванулась на кухню, схватила со стола два патрона и перезарядила ружье. Вернулась в прихожую и нацелилась на дверь.
Она ждала, что вот-вот в дверь начнут ломиться снова. Но на лестничной площадке воцарилась тишина.
И тут Лиза сквозь стук крови в висках уловила чей-то всхлип.
- Боже мой, Настена! Что же это... как же это я... Настена, доча...
Лиза бросила ружье, рванулась в комнату, выхватила из-за дивана бледную от страха плачущую дочь и прижала к себе.
- Настя! Настенька! Настюрка! Все... все... мама больше не будет стрелять и кричать... Успокойся, родная...
Дочка все еще всхлипывала, уткнувшись личиком в Лизину грудь. Но маленькое тельце больше не вздрагивало, Настена успокаивалась.
На кухне раздался звон разбитого стекла. Лиза положила дочку на диван.
- Полежи, милая чуть-чуть. Я сейчас вернусь, только посмотрю, что там у нас разбилось.
- Мама, не уходи! Мама... мама...
Лиза осторожно вышла в прихожую, нагнулась за ружьем...
Со стороны кухонного окна оглушительным хлопком раздался выстрел.
Лиза падала в какую-то пропасть, падала долго и медленно. Сквозь пелену тумана со стороны кухни к ней приближались вооруженные автоматами люди. Ускользающее сознание уловило детский крик: "Мамаааа!.." Непослушные губы с трудом прошептали: "Настена, доча..." Потом наступила тьма...
***
Несколько мощных ударов снесли дверь с петель и в квартиру хлынули омоновцы.
На полу в прихожей лежала женщина, а возле сидела девочка и теребила за рукав бездыханное тело, плача и монотонно приговаривая: "Мамочка, вставай! Мамочка, вставай!"
- Товарищ капитан, что делать-то? - растерянно спросил старший группы. - Вон оно как вышло...
- Не знаю. У этих гнид спрашивай, - процедил командир сквозь зубы, кивнув в сторону чиновника мэрии и судебных приставов.
Он сплюнул, и, повернувшись молча пошел к выходу, бесцеремонно раздвинув широкими плечами кучку притихших чинуш.
Навстречу по лестнице поднимался какой-то военный. Он шел медленно, будто нес тяжелый груз.
- Что там происходит, капитан? - спросил он у спускавшегося омоновца.
- Эх, майор, лучше бы этого не происходило, - капитан остановился и закурил. - Ты то здесь какими судьбами, если не ошибаюсь, военком?
- Он самый, - тяжко вздохнул тот.
- Что, плохие новости?
- Да уж хуже не бывает. Понимаешь, паренек в "горячей точке" погиб, пал смертью храбрых. А мне эту весть матери его нести приходится. В четырнадцатую квартиру. Это вроде на втором этаже? Ну ладно, пойду...
- Не ходи туда, майор. Некому нести, - печально произнес омоновец. - Убили мы ее только что.
- То есть, как убили?
- Застрелена при попытке вооруженного сопротивления выселению. Вот такие дела, майор.
Он неожиданно сел на ступеньки, глубоко затянулся сигаретой, поперхнулся и хрипло произнес:
- Говно жизнь, майор. Говно.
Резко встал и направился к выходу.
Через оцепление пытался прорваться какой-то "чурка". Бойцы его отпихивали прикладами, но он упорно рвался к дому. Завидев капитана, закричал:
- Эй, начальник, скажи своим, чтобы пустили!
- Ты кто такой, - спросил омоновец.
- Ильхам я, Лизин знакомый. Пусти, начальник, ребенка заберу. Тут уже все знают. Сирота ведь теперь, а у меня ей будет хорошо... Я здесь живу, в этом же доме, только в другом подъезде. Вам ведь не до нее теперь... Пусти...
- Ладно, давай, - капитан позвал одного из бойцов оцепления. - Отведи его, пусть девочку возьмет. Скажешь, командир ОМОНа приказал.
***
Ильхам подошел к квартире, с помощью сопровождавшего его бойца протиснулся в прихожую и замер. На полу лежала Лиза, уже накрытая простыней, но Ильхам узнал ее по стоптанным туфелькам. В горле образовался какой-то комок, и он никак не мог его сглотнуть. Наконец, справившись с потрясением, сквозь гомон находящихся в квартире людей Ильхам услышал монотонное детское бормотание.
Он бросился на голос в комнату. На диване сидела Настена и, раскачиваясь из стороны в сторону, бормотала "Мама, мамочка. Мама, мамочка". Ильхам встал перед ней на колени и, притянув к себе, обнял.
- Дядя Ильхам, - неожиданно закричала она. - Маму убили!!!
Тело девочки содрогнули рыдания.
Ильхам поднялся, еще крепче прижал к себе Настену и понес к выходу. Люди стоявшие в прихожей молча расступились.
Он нес девочку, непрерывно гладя ее по спине и приговаривая:
- Поплачь, моя хорошая, поплачь. Мы сейчас придем ко мне домой и ты будешь моей дочкой. Где четверо, там и пятой место найдется. Будут у тебя сестренки и братики. Все будет хорошо. Поплачь, моя хорошая, поплачь. Все будет хорошо...