Я разозлилась, я поссорилась, я не могла простить. Злость била из меня горячим гейзером с короткими перерывами, я изливала бешенство такими грязными словами, о существовании которых, казалось, и не знала. Я носилась по комнате со скоростью звука, я угрожала и тут же пыталась разжалобить.
Все мои крики и стоны не достигали нужного результата: я сидела в кресле, наблюдала эту истерику и усмехалась. Я не собиралась успокаивать, я не хотела прислушиваться ни к каким доводам. Я твердо была уверенна в своей правоте.
Наконец, с грубой иронией я процитировала классика:
- Может, валерианы накапать?*
Эта фраза и послужила катализатором. Схватив пояс халата, я поставила на стол табурет, взгромоздилась на него, зацепила конец пояса за крючок от люстры, второпях соорудила петлю и всунула в нее голову.
- Не дури, - спокойным голосом сказала я.
Это меня подстегнуло, я ногами откинула табурет и повисла. Сначала немного подергалась в пляске святого Вита и застыла.
Признаться, я такого не ожидала. Я сидела в кресле и наблюдала, как постепенно обмякает тело, как наливается черным цветом голова, как начинает вылезать язык, синий и огромный. Мне стало страшно. Ножницы оказались под рукой. Прыжком дикой кошки я вскочила на стол, обрезала пояс, бережно подхватила себя. Какая это мука - делать себе искусственное дыхание и непрямой массаж сердца! Я начала уже отчаиваться, но все же услышала слабый вдох, а потом и редкие толчки сердца. Постепенно они стали чаще, дыхание ровней. Лицо порозовело, язык принял свои обычные размеры.