Виталий отправил очередную эсмэску: "Въехали на серпантин. Скоро буду в Цее". Читая полученный ответ, поморщился: "Отвали. Надоел! Я все тебе сказала". В голове родилась неожиданная и безумная мысль: "Со скалы. Просто сигануть со скалы!" Сейчас он жалел, что поехал. Не надо было, тем более, когда жена отказалась. Не надо! Лучше бы остался дома! Но тут же вспомнил последние ссоры, даже не каждодневные, ежечасные. Он устал. Устал спорить, доказывать. Снова мелькнула мысль о самоубийстве. Захотелось швырнуть гаджет в окно.
Микроавтобус медленно, но упорно полз вверх по крутому серпантину. Анюта за время поездки от Владикавказа до Алагира почти изучила немногочисленных попутчиков. Поняла, что две пары за ее спиной - альпинисты, наверное, супруги, и здесь явно не первый раз. А вот сидящий чуть впереди и справа молодой мужчина, уткнувшийся в смартфон, ее очень интересовал. В светлой майке поло, белых льняных брюках и светлых же мокасинах, он напоминал ей отца с его институтских фотографий или какого-то голливудского актера. Во время остановок она даже попыталась с ним заговорить, безрезультатно: скользнув безразличным взглядом, он отошел в сторону и снова влез в телефон.
Анюта взглянула в окно. На вершине горы напротив деревянное осетинское божество купалось в лучах заходящего солнца. "Пошли мне, Афсати, удачу", - мысленно попросила она, перевела взгляд вниз, туда, где далеко в пропасти сливаются бурные Цейдон и Ардон, и вспомнила совет отца: - "Перед серпантином надень памперс". Сердце екнуло: "Кажется, папа был прав! Страшновато", - подумала она. Снова посмотрела на короткостриженный затылок симпатичного, но угрюмого попутчика.
Тем временем микроавтобус подъехал к альплагерю. Все засуетились. Альпинисты, перекрывшие проход своими баулами с экипировкой, вышли первыми, потом салон покинул Виталий. Анюта потащила к выходу тяжелый, собранный мамой чемодан.
Виталий только сейчас почувствовал горы. Огромный черно-серый клобук Монаха нависал угрожающей глыбой, закрывая закатное солнце. Из небольшого кафе доносились звуки городского романса. "Кажется, здесь есть жизнь", - подумал Виталий, поднял полупустую дорожную сумку и собрался идти вслед за альпинистами, но сзади прозвучал тонкий девичий голосок:
-- Молодой человек, помогите, пожалуйста.
Морщась, как от зубной боли, Виталий оглянулся. Еще в дороге ему страшно не понравилась эта тощая рыжая девчонка. Но воспитание не позволило нахамить. Он подхватил чемодан и скорым шагом отправился к базе. Анюта, рискуя сломать или каблуки, или ноги, еле поспевала за ним по каменистой дорожке, пыталась что-то сказать, Виталий не слушал. Молча затащил наверх тяжелую поклажу, бросил сразу возле лестницы и пошел к ресепшену. Анюта даже спасибо сказать не успела: "голливудский актер" скрылся в коридоре.
-- На ужин вы опоздали, -- сообщил дежурный, протягивая ключ от номера, -- ваш седьмой, помочь? - он кивнул на чемодан.
-- Спасибо, справлюсь, -- не очень вежливо ответила она, помня совет отца - держаться подальше от местных жителей, у них свои законы.
Анюта тащила чемодан и чуть не плакала: ну почему, если кто-то стоящий, он ее не замечает, а всякая мелюзга, вроде однокурсников в институте, клеится напрочь?! Она вспоминала глубокие карие глаза и утонченный профиль незнакомца. "Прав был Пушкин, когда сказал, - подумала она, - чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей!"
В номере было сумрачно. Половину окна заслоняла громада склона Монаха. Из второй половины виднелась канатка. Пустые кресла слегка раскачивались ветром в ожидании новых пассажиров, склон горы за канаткой весело зеленел в лучах заходящего солнца. Анюта приняла душ, после чего быстро уснула, утомленная долгой дорогой.
В соседнем номере не спал Виталий. Жена больше на эсэмэски не отвечала. Мало того, она выключила телефон! В номере его удивила темнота. В коридоре было светлей, чем здесь. За окном темной мрачной глыбой на расстоянии пятидесяти метров нависал Монах. Виталий, стараясь успокоиться, сделал себе чай, принял душ. Мысли о неотвратимости конца не оставляли его. Покрутился в постели, встал и задернул штору. Монах исчез, но ветер с легким шуршанием колыхал тонкую ткань, как будто что-то неведомое пыталось войти.
Виталий вышел на балкон. В воздухе пахло дымом, небо оказалось непривычно близко, слева от склона Монаха раскачивались в лучах прожектора пустые кресла канатки. Решив, что уснуть не удастся, вернулся в комнату, достал ноутбук, включил старый сериал. Но и это не отвлекло. Виталий вспомнил мост через бурный поток и решил окончательно - нырнуть! И тогда его сморил сон.
Утром Анюта вошла в уютную столовую в ярком красно-зеленом спортивном костюме, отчего копна рыжих волос казалась горящим костром, а в глазах отражалась вся зелень лесов. Диетсестра подвела ее к столику, за которым ожидал свой завтрак Виталий. Увидев Анюту, он с трудом сдержал эмоции, она же абсолютно открыто обрадовалась.
- Здравствуйте, меня зовут Анюта.
Виталий молча кивнул.
-- Мы с вами ехали в одном микроавтобусе. Вы меня помните?
-- Я помню ваш чемодан, -- ответил он.
-- О, простите! С родителями трудно спорить. Понимаете, мама...
-- Понимаю, -- перебил Виталий.
-- Да, она бы звонила каждые пять минут, типа - не замерзла ли? Не промокла ли?...
Виталий угрюмо молчал, занимаясь заказом на завтра. Анюта не знала, как завести разговор. Тоскующим взглядом обвела зал. Они были одни, еще с одного стола официантка убирала посуду, а накрытый столик у окна ожидал посетителей. "Не сезон", - подумала Анюта.
-- А вы не хотите прогуляться к рекомам? - спросила она.
Виталий удивленно взглянул на нее, отметив, что личико-то и ничего. "Чуть-чуть бы косметики", - подумал он.
-- Это типа святилищ осетинских. Тут тропа паломников в Цее. Можно желания загадывать, только подарок оставить надо.
Виталий молчал, удивляясь про себя ее наглости: "Неужели не понятно? - думал он, - Я не хочу никакого общения. До чего же нахальная девица!"
-- Там есть мужской реком,-- продолжала, поглощая завтрак, Анюта,-- потом женский и девичий. Мне родители рассказывали. Знаете, они здесь и познакомились.
Виталий размешивал сахар в чашечке с растворимым кофе и смотрел в окно, где снова закрывал небо вездесущий серый клобук Монаха.
-- Вы уверены, что мне это интересно?
-- Ох, нет, конечно, извините, -- ответила Анюта, пододвигая тарелку с аппетитными морковно-творожными зразами, обильно политыми сметаной.
-- Нельзя так беззастенчиво клеить мужчин. Даже если вы ужасно хотите попасть к ним в постель. Вам мама не говорила?
Виталий швырнул в блюдце скомканную салфетку и быстрым шагом прошел к выходу. Анюта задохнулась, сердце остановилось и ухнуло куда-то вниз, подскочило обратно и быстро-быстро затарахтело. Она посмотрела в висящее на стене зеркало: в расплывающемся от слез отражении лицо пылало ярче искусственных алых маков, стоявших в белых вазах настолах. Она медленно доела, пошла к выходу, старательно расправив плечи.
Виталий вышел из альплагеря и направился вниз по дороге. Мысль о самоубийстве преследовала и подгоняла. Жена так и не включила телефон. Или поменяла симку? Виталий подозревал жену в измене. В одной из эсэмэсок, которые он ей вчера отправил, спросил: "Кто он?" После чего телефон отключился. Виталий так и не решил, что хуже - быть просто брошенным, или быть брошенным ради другого мужчины. И надо ли ему знать, что его заменили другим - более успешным, молодым, богатым? Виталий не замечал ни снежных горных вершин, ни зелени на склонах, единственное, что он отметил, - это часто проезжающие мимо машины и шум горного потока. И еще - ощущал на спине взгляд Монаха, который неотступно следовал за ним.
Вышел на мост. Цейдон так ревел, неся камни и ворочая огромные валуны, что, свались кто с криком вниз, не услышат. Серая вода, казалось, кипела. Виталий решил, что место вполне подходящее, вот только машины... Он оглянулся и увидел сразу за мостом плакат. В это время мимо проехала очередная легковушка. "Значит, не сейчас", - подумал он и пошел к плакату. Виталий не боялся смерти, он хотел умереть, не принося никому хлопот. Так, чтобы и не нашли. Подходя ближе, обнаружил узкую тропинку между деревьями, поднимающуюся с небольшим уклоном вверх, прочел: "Тропа паломников, просьба на тропе и около рекомов не курить и не сорить".
"Так вот то место, о котором жужжала эта стрекоза?" - подумал он, вспоминая ладную фигурку и румянец Анюты, и неуверенно ступил на тропу.
Анюта на выходе из столовой встретилась с давешними попутчиками. В одинаковых спортивных сине-белых костюмах они выглядели олимпийской командой. Весело перебрасываясь ничего не значащими фразами, спускались вниз. Девушки ушли вперед.
-- Не хотите попробовать себя в скалолазании? -- спросил Анюту парень с крупными, как у кролика, передними зубами.
-- В другой раз, сейчас к рекомам схожу.
-- Одна?
Анюта кивнула.
-- Одной нельзя, -- вмешался второй, атлет с перехваченными тесьмой русыми волосами.
"Косоворотки не хватает, - подумала Анюта, - русский богатырь получился бы".
-- Да здесь же рядом, -- ответила она и направилась к выходу из лагеря.
Парни переглянулись и пошли к канатке, где их уже ждали девушки.
Виталий медленно шел по тропе. Справа шумел поток, слева круто вверх поднимался склон горы, густо поросшей лесом. Он отметил огромные, не обхватить, деревья. "Буки, что ли?" - подумал, периодически поскальзываясь на выступающих на тропе корнях. Взглянул вниз, понял, что скатиться в реку не удастся: слишком лесистый склон. Решил, что погуляет в горах, а позже, когда стемнеет...
Лес смыкался над головой, не пропуская солнечные лучи. Проходя мимо родника по деревянным скрипучим мосткам, Виталий почувствовал дыхание ледников. Тропа поднималась вверх. Виталий увидел впереди просвет, появилось голубое пятно неба. А потом деревья расступились, и на пологом плато вверху он увидел деревянный конек красной черепичной крыши с резными украшениями в виде птиц. Из-под крыши зловеще белели отполированные дождями и временем черепа животных. "Подумать только! Самое настоящее языческое капище! Это надо видеть", - решил он. Цепляясь за траву руками, быстро вскарабкался наверх по довольно крутому склону.
Анюта медленно, оглядывая окрестности, спустилась к мосту через Цейдон. Она все время вспоминала рассказы родителей. Заядлые туристы, те несколько раз были в Цее, исходили пешком все окрестные ущелья. Почему они не отпустили ее с группой в студенческий лагерь, она теперь понимала. Народу в Цее мало, в основном альпинисты, занятые тренировками, значит - меньше искушений. Она завидовала подругам, которых отпускали куда угодно. Ее же контролировали постоянно. "Вернусь на базу, поищу в интернете правила перевода в Москву или Питер. Надо прекратить этот прессинг!" - подумала она и направилась к тропе.
Влажная прохлада леса, вековые дубы и буки излучали покой и завораживали. Анюта шла осторожно, помнила предупреждение родителей о коварстве горных тропок. Увидев крышу рекома, задохнулась от восхищения. "Жаль, нельзя подойти ближе", - подумала она и прошла вперед, к соснам, где, как рассказывала мама, разрешено останавливаться женщинам. С трудом подавила в себе желание взобраться на дерево, чтобы взглянуть на запретный реком - слишком близко к обрыву, если свалиться, - костей не соберешь. Вдруг заметила, что возле рекома кто-то ходит, и пошла дальше. Теперь тропа все время спускалась вниз.
Виталий обошел святилище, задержался около жертвенника, в котором чего только не было - и ручки, и игрушечные машинки, и запонки, и серебряный портсигар, но больше всего - денег. Достал бумажник, бросил в жертвенник деньги и прошептал:
-- Подскажи мне правильное решение...
В полном одиночестве он долго ходил по рекому, посидел за жертвенным столом, наконец, решил, что пора выбираться отсюда. Выйдя за ограду, заметил под соснами яркое пятно, скользнувшее вниз по тропе. Показалось, что это Анюта. Он вспомнил, как старался утром ее обидеть, стало даже неловко. "Она-то тут причем, - подумал, - глупенькая восторженная дурочка. Зря я так". Виталий медленно шел вниз по тропе. Посидел немного на скамье под древним буком, вслушался в рев Цейдона, но желание броситься в поток стало каким-то вялым. О жене вспомнил и подумал: "А стоит ли все это таких мук?" И сам себе удивился.
Анюта задержалась около женского рекома совсем ненадолго, она помнила, что кто-то еще есть на тропе паломников, и хотя твердо верила, что здесь ничего плохого с ней случиться не может, встречаться с незнакомцами не хотела. Вспомнился утренний разговор, стало стыдно за свою глупую болтовню. Прошла к девичьему рекому, погладила серое от времени дерево сруба, положила в окошко заготовленное подношение - несколько монет, главное - чтобы нечетное количество было. Обошла вокруг рекома по часовой стрелке три раза и заметила вверху на тропе светлые брюки и мокасины, все остальное было скрыто ветвями деревьев. Анюта бросилась бежать, поскользнулась на корнях бука, упала, сильно ударилась головой. Попыталась встать, но ногу пронзила такая боль! Анюта вскрикнула и так и осталась сидеть на тропе.
Виталий постоял над обрывом. Его страдания в сравнении с окружающей красотой, великими снежными пиками вершин вдалеке, силой и скоростью потока внизу, огромным стволом древнего бука, о который он опирался, казались никчемными и мелкими. Жена... Да, жену он любил, но как в народе говорят - насильно мил не будешь. Виталий пошел дальше, мимо женского капища. Спускаясь вниз, увидел кого-то в красно-зеленом костюме. "Не ошибся!" - подумал он, остановился, размышляя - а не вернуться ли назад, но девушка на тропе не двигалась. Он догадался - упала.
-- Отдыхаете? - спросил Виталий, подойдя ближе.
-- Типа да. Надеюсь склеить кого-нибудь.
-- Не злитесь. Давайте, я вам помогу.
-- Нет, нет! Я сама! У меня все в порядке.
Ей правда не было больно, когда она не пыталась встать на ногу.
-- Здесь совсем рядом дорога. Идите, я точно знаю, -- сказала Анюта.
Когда Виталий ушел, Анюта бессильно расплакалась.
Виталий спустился к окончанию тропы и замер. Тропа, везде легко проходимая, здесь круто спускалась вниз, к дороге. Получалась лестница с естественными ступенями различной высоты и ширины, почти винтовая, отвесная. Он оглянулся назад, подумал: "Не пройдет! Точно не пройдет. И назад далеко ползти". Пока стоял, подъехала машина, увидел внизу двоих мужчин, пошел обратно.
Анюта не боялась, что ее плач кто-то услышит - слишком близко река. Но, плачь, не плачь, выбираться надо. Несколько попыток подняться привели лишь к тому, что нога стала болеть и в покое, да костюм приобрел новые оттенки - цвета прошлогодней листвы и земли. Во время очередной попытки встать ее кто-то подхватил под руку. Она увидела Виталия совсем рядом, попыталась вырвать руку, снова надавила на больную ногу и вскрикнула. В это время подошли осетины, остановились. Старший строго спросил:
-- Что это вы?
Виталий молчал.
-- Вас обидели? - спросил мужчина Анюту и угрожающе повернулся к Виталию.
-- Нет, -- заговорила Анюта, -- я ногу подвернула.
Он недоверчиво взглянул на Виталия, тот кивнул и пожал плечами. Подошедшие мужчины перебросились между собой несколькими словами по-осетински, молодой человек пошел назад, а старший предложил пройти немного до скамьи, пока его сын принесет бинт из машины. Вдвоем они подхватили Анюту под руки и по узкой тропе, где и двоим-то трудно разойтись, довели до скамьи. Догнавший их парень передал бинт и сухую суковатую палку.
-- Никогда не делал перевязку, -- сказал Виталий, когда Анюта сняла кроссовку.
-- Давайте, я сама.
Виталий отрицательно мотнул головой, разглядывая слегка отекшую щиколотку.
-- Справлюсь, в кино видел.
Он сумел довольно ловко наложить восьмерку на голеностоп. Кроссовку натягивали вместе.
-- Пойдемте, -- предложил Виталий, -- на обед мы уже опоздали и, судя по вашей ноге, рискуем опоздать к ужину.
Анюта вздохнула, оперлась на палку, Виталий подхватил ее с другой стороны. Анюта не сразу поняла, почему он предлагает идти обратно, а не вперед, но пришлось довериться. Когда они подошли к мужскому рекому, осетины закончили свою праздничную трапезу и спускались на тропу. Они даже не взглянули в сторону ползущей по тропе парочки. Анюта уже не замечала покорившей ее утром красоты, не слышала она и рев Цейдона. Виталий тоже не смотрел по сторонам. Поддерживая под руку Анюту, он почти чувствовал, как ей больно. Когда они вышли на дорогу, начало смеркаться. Около тропы стояли старенькие "Жигули", а на мосту уже знакомые осетины.
- Мы решили, вас подбросить, - сказал старший, распахивая дверцу машины.
Виталий довел Анюту до двери ее номера и неожиданно для себя предложил:
- Хотите, я принесу чай?
- Я не могу вечером пригласить в номер вечером незнакомого мужчину.
- Все еще злитесь?
Анюта рассмеялась:
- Нет, но я даже имени вашего не знаю.
- Виталий.
- Надо в душ, - Анюта даже растерялась немного, - с ногой что-то сделать.
- Хорошо, я приду через полчаса с чаем и бутербродами, а после завтрака прокатимся на канатке.
- Ох, не знаю...
- Хотите снова к рекомам?
- Обязательно, когда нога заживет. Я так и не успела загадать желание.
"Зато я загадал", - подумал Виталий, заходя в свой номер. Телефон, который он оставил на столе, чтобы не было искушения вызвать помощь, тренькнул, принимая эсэмэску. "Не злись, - прочел он, - почему не отвечаешь?" Виталий положил телефон на стол и вышел на балкон. "Значит, там обломилось", - понял он. Этим вечером склон Монаха был освещен прожекторами и уже не казался таким мрачным. В свете фонаря под балконом Виталий заметил какое-то пятно среди камней, взял фотоаппарат, призуммил. Это был крошечный алый мак-самосевка на тонком и коротком зеленом стебельке. Снова тренькнул мобильник. Виталий долго сидел на балконе. Эсэмэски продолжали приходить, он их не открывал. Наконец Виталий выключил телефон, достал из холодильника бутерброды, пакетики чая и вышел из номера.