Я иду по песку вслед за Тёмным Мужчиной, проводником. Слева, совсем рядом, тихо лежит свинцовое море. На земле валяются большие рваные хлопья, похожие на пепел: то ли чёрные, то ли тёмно-серые. Они словно дышат, вздымаясь на ветру и, пролетев несколько метров, опускаются вниз, накрывая тонкие кресты и усеянный ими замерший в безмолвии берег.
Мы останавливаемся в самом конце крестового поля, и Тёмный Мужчина указывает мне на место в песке. Я смотрю на проводника снизу и вижу, как он, соорудив то ли из веток, то ли из обгоревших костей крест, ставит его мне в изголовье.
Домой я возвращаюсь часа в четыре дня. Мама почему-то особенно грустна. Я подхожу и обнимаю её. "Ничего, всё хорошо, доченька. Чай будешь?" - "Буду", - отвечаю я. Мама уходит на кухню, а я остаюсь стоять посередине комнаты, явственно ощущая, что что-то не так. Подхожу к креслу, стоящему у стенки, и сажусь в него, чувстуя под собой мягкую упругую поверхность. Опускаю руки на подлокотники, провожу кончиками пальцев по холодной полировке: кажется, как обычно. Но всё же странно, как-то приглушённо-медленно тикает тишина в холодной на секунду покинутой мамой комнате.
Я иду в ванную, чтобы помыть руки. Открываю кран и подставляю ладони воде. Но струя, к моей горечи, течёт сквозь них...
Не может быть! Значит, вот как чувствует себя человек в подобной ситуации! А что, если он думает, что ещё жив, когда другие убеждены, что умер? - Нет, ведь мама узнала меня. Хотя как же могла меня не узнать мама?!
Говорят, после смерти душа сорок дней путешествует по земле, а может, даже и дольше, ведь я ещё в детстве слышала ужасающие истории о заброшенных замках с блуждающими по ним лёгкими призраками.
Куда идти человеку после смерти? Любой, как обычно, пойдёт домой, но может статься, что его там и вовсе не узнают. Представляю, каково было моему дедушке: вернувшись, видит, что бабушка накрывает на стол, и говорит ей: "Я сегодня обедать не буду". - Даже не смотрит на деда. Тот сердится: "Слышишь меня, я сегодня не буду есть". - Не замечает, как будто нет его. Что-то не так: и никто из присутствующих в доме не обращает на него внимания! Всюду посторонние люди, много грустных лиц и - чёрное, чёрное! А дед стоит посреди комнаты и уже не знает, что делать: уйти? - Нет, чепуха, ведь он - хозяин этого дома, пускай уже и не существующий. С такими мыслями ложится на кровать и засыпает, как обычно засыпал на ней все предыдущие годы.
Очнувшись от оцепенения, я выхожу из ванной и возвращаюсь в гостиную, где сидит сестра, какая-то по-серому грустная, тонкая. Подхожу, обнимаю её за плечи. "Всё, - говорю, - будет хорошо". Но она как будто не слышит, лишь странно и зябко вздрагивает, когда, коснувшись меня, рука её срывается в воздух.
Подхожу к папе, чтобы что-то спросить. Но он разворачивает газету и начинает читать. Заглядываю через плечо. Оказывается, какие-то новости.
Ну как это я забыла: ведь нужно же заплатить за школу! Положив в рюкзак кошелёк, выхожу из дома.
Канцелярия. Обычная процедура: протягиваешь женщине в очках деньги и, когда громкий неуклюжий кассовый аппарат выбьет чек, расписываешься в пустой ячейке. "За декабрь сейчас сдавать не будешь?" "Нет", - отвечаю я, и грустно становится, и вместе с тем - весело от того, что у меня теперь есть свой маленький секрет, о котором она пока ещё не знает.
Выходя из школы, встречаю двух одноклассниц. "Ты чего не учишься?" - "Болею", - доносится им в ответ.
Что же мне теперь делать? Я в задумчивости иду по расположенному напротив школы скверу. Иду, будто прощаясь перед отъездом, вижу его в последний раз таким: смешным, с длинными неуклюжими ветками, запутавшимися в коротких лучах побелевшего солнца.
Вечером захожу в магазин и встречаю подругу, бывшую одноклассницу. На моё приветствие оборачивается и, слегка отшатнувшись, тихо роняет: "Ты? Мне говорили, что ты умерла". - "Да кто же мог сказать такую глупость?"
В магазине меня не замечают, лишь молодая пара, увидев, как взятые мною бананы пролетают мимо них, испуганно жмётся к стенке. Очередь у кассы стоит в оцепенении, но кассир, похоже, не очень удивлена тем, что вслед за бананами по направлению к выходу плавно летит упаковка лесных орехов. Не удивлён и высокий мужчина в красном камзоле, держащий в руках саксофон. "Хулиганьё!" - думает он.
Но тут - откуда ни возьмись - музыка; какой-то молодой человек во фраке и с гелевой причёской ловко берёт меня под руку. Мы кружимся в странном вальсе между полок с игрушками, парфюмерией, хрустальными стаканами... Рядом танцует ещё несколько шуршащих напудренных пар.
Держа кулёк с бананами в руке, я стою на облачённой в мягкий сумрак улице, не зная, куда идти. На бетонных ступеньках неподалёку темнеют силуэты каких-то парней.
- Что, грустно тебе? - обращается ко мне один. - Готовься, дальше - больше будет.
- Кто вы? - спрашиваю я. Он встаёт, надвигает на глаза клетчатую кепку и говорит:
- Мы дети Того.
- Кого "Того"?
- А вон Того, - машет он рукой вверх, в синюю даль, где суетятся маленькие звёздочки, - Его, Который сейчас, может, смотрит, но, скорее всего, и не смотрит на нас. Это Он создал нас, это Он ведёт нас в никуда. Есть другие дети, более счастливые. Но жизнь у них была другая, и поэтому они принадлежат другому Отцу.
- Какие они?
- На знаю, мы их редко видим, потому что они - Ясные.
- Почему же тогда вы - нет?
- Не вы, а мы, - поправляет он. Вот ты, я смотрю, украла бананы. Знаешь, почему ты это сделала? ... Потому, что всей своей жизнью не заслужила того, чтобы их не украсть. Ведь не заслужила, ну?
Я в неуверенности пожимаю плечами.
- А что будет дальше?
- Что дальше, - грустно повторил юноша. - Ничего. Дальше - без памяти. На то и существуют дети Того: те, кто не достойны ничего большего и судьба которых - забывать. Забывать маленькие, незначительные, и потому особенно ценные моменты жизни. Забывать и превращаться в скорлупу, в тупую космическую оболочку без чувств и мыслей. И Земля нас забудет: забываешь ты - забывают тебя. Ведь чувствуешь, что что-то не так, будто важная часть тебя уже ушла. И уходит, уходит...
Последние слова его доносятся из-за спины. Уйти из этого холодного места, убежать туда, где уютно (но я больше не помню такого места)!
Прочь, прочь!
Захожу в небольшую квартиру - пусто. В ней, наверное, живёт пара стариков, потому что именно старым веет на меня со стен, оклеенных блёклыми, с разводами, обоями песочного цвета. На стене как памятка о прошлом висит военный орден.
Письма, буду писать письма! И друзей навещать - тоже буду.
На твоём столе лежит конверт. В нём мои строчки: такие, как ты, знакомые. Между ними - память - "я". А потом... всё холоднее, дальше, дальше, вычитая из мелочи мелочь. И - уже не знаю тебя. Напишу - о чём? Когда думаешь, немного больно. Больше не помню твоего имени. Лишь что-то далёкое, простое и безмолвное зовёт меня в путь.