Сначала я злилась. На себя, на Рейнхарда, потом пришла мысль: 'Фиг ему, а не мои печенюшки. Пусть Терайины афро-мутанты лопает'. Но потом я увлеклась. Представила, как этот невозможный мужчина удивленно приподнимает брови, пробуя вкусную сдобу, и все, меня уже было не остановить.
Печенье получилось просто шикарным. Запахи сдобы, ванили и пряной корицы так и летали по дому. Оставив печенье у печки и довольно мурлыча что-то под нос, я кружила по кухне, украшая зеленью мясо, поправляя лебедей из салфеток и стараясь не хихикать, когда Габи, схватив мягкую ткань, пыталась повторить за мной, завязывая гордиевыми узлами шеи мутантов, которых она ласково называла своими лебедушками. Глаза у маленькой беты пылали неприкрытым фанатизмом, и мне становилось реально страшно, а не сварганит ли Габриэль фан-клуб в честь великой и неподражаемой лиэ, то есть испуганной до мокрых штанишек меня.
Терайа приняла свое человеческое обличье и стала выглядеть намного моложе. Мне вообще стало казаться, что немощной старушкой она прикидывается, только если поблизости Рейнхард.
- ...Но это шестой, а вот восьмой мой муж был просто небывалой очаровашкой, - кокетливо отбрасывая назад редкие волосы, произнесла паучиха.
Мы с Габи как раз расставляли на подносы тарелки и гадали, что же случилось с оставшимися семью мужьями, если под словом 'развод' пауки понимают 'завлечь, обвить паутиной и съесть'.
- Он называл меня Тери Пушистая лапка, - Терайа мечтательно закатила глаза.
Я кусала изнутри щеки, чтобы не рассмеяться.
- О, о, как мило! - Габи, чуть не опрокинув поднос, распушила от возмущения хвост. - А Тай часто зовет меня Габом.
- Но разве это не твое имя? - понимаю, что Габи - намного нежнее, но...
- Габ - это броненосец, - Габриэль сжимала бумажных 'лебедей' так, словно представляла вместо них шею супруга. - На всей Майре не сыщешь более твердолобого и неуправляемого зверя. Когда габ злится, он мчится на все, что движется и пытается головой пробить стены, сколько бы дверей перед ним ни было. Их еще часто разводят, чтобы устраивать соревнования 'Чей броненосец тупее'.
- Не тупее, - поправила веру Терайа, - а сильней. Но в твоем случае так даже правильней.
И я понимаю, что стоит вмешаться, тем более в гостиной раз в третий за последние десять минут двигают стол. Скрип стоит - хоть уши затыкай. Совсем не тонкий намек, что стоит поторопиться.
'Интересно, кто именно занимается перестановкой? - у меня никак не получалось представить за этим занятием Рейнхарда. - Может, это Тай так резвится. Торон бы вряд ли себе это позволил...'
- Еще один намек на мои умственные способности, и тебя будут звать Тери Сломанные культяпки!
- И это говорит та, кого собственный муж зовет броненосцем. Чем же ты его в постели так напугала?
- Ну, все, восьмилапая!
- Прозвища! - спешно вклиниваюсь я, пока подколы Терайи не довели Габи до бешенства.
Веры тут же повернулись ко мне.
- Прозвища, особенно любимым - дело ответственное, - со знанием дела тяну я. - Взять хотя бы Катю, мою подругу...
Делаю значительную паузу, веры смотрят на меня, словно перед ними собирался вещать Аристотель. 'Мдя, с таким темпом и нарциссом не грех заделаться'.
- Так вот, - продолжаю, а Габи тем временем плюхается на стул, и ее пушистый хвост так и мелькает, подметая кончиком пол.
- Она была твоей бетой? - Габи смотрит на меня до того несчастным взглядом, будто я разбила на орешки орешки ее супруга.
- Нет, конечно! У нас вообще не знают, кто такая лиэ.
'Впрочем, я и сама до конца этого не понимаю'.
Губы маленькой беты расползаются в довольной улыбке. А я вот думаю, стоит ли мне начинать нервничать.
'Ох уж, эта Габи. Вот же собственница! - мысленно желаю бедолаге Таю удачи со своим очаровательным 'броненосцем'. - Хм, а здорово, когда твои мысли принадлежат тебе, и никакие блохастые не лезут в голову. Кстати, о птичках'.
Из гостиной в четвертой раз раздался оглушительный скрежет. 'Может, действительно стоит поторопиться?'
И я быстро рассказываю верам, что такое телефонная книжка.
- Наверное, Кате не стоило своего парня записывать в телефон под кодовым именем 'малыш-коротыш'.
- Малыш? До чего мило! - Габи спрыгивает со стула и обнимется с собственным хвостом. - Наверное, он был хорошеньким, хоть и карликом...
- Если бы он был карликом, Габи, если бы...
На минуту воцаряется тишина, чтобы в следующую секунду кухня взорвалась смехом.
- Малыш!
- Коротыш!
- О-о-о!
Веры всхлипывают от смеха, Терайа хлопает себя по бедру. Из гостиной, не выдержав, прибегает Тай. И шутка идет по второму, а когда к нам присоединяется Торон, и по третьему кругу.
В общем, когда мы все же накрыли на стол, Рейнхард смотрел на нас так, словно мы в чай его бабушки плюнули. 'Да от этого взгляда молоко скиснуть может. Интересно, если ему так хотелось, почему он не присоединился к нам? Что, не царское это дело?'.
Мне тут же захотелось показать Рейну язык, но, вспомнив о том, как я уже показала ему палец, решила все же не рисковать.
Рейн как-то хитро на меня посмотрел.
'Только попробуй, блохастый, только попробуй! - про себя подумала я. - Прочтешь еще хоть одну мысль, и петь тебе всю жизнь только фальцетом!'
То ли Рейнхард на этот раз не подслушивал, то ли просто не знал, что такое фальцет, но ни один мускул не дрогнул на этом шикарном лице.
- Волк первородный, да у меня желудок к спине прилип, до чего есть хочется, - Тай потер руки и стал гипнотизировать поднос.
А я внезапно поняла, насколько мне хорошо. Гостиная утопала в мягком сиянии свечей: и без того темная, но с закрытыми занавесками она выглядела уютной и праздничной. Прямоугольный стол, переставленный в центр, как раз был рассчитал на шестерых и сейчас просто ломился от угощений. Бумажные лебеди благодаря отблеску свечей казались почти живыми, а радостное предвкушение оборотней напоминало о Новом годе.
Терайа с Габи шустро накрывали на стол, я попыталась помочь, но Рейнхард взял меня за руку, изысканно поклонился и усадил рядом.
'Это просто обед. Мы собираемся не травануться моей стряпней. Ничего более', - уговаривала саму себя, но ничего не могла подделать с предательским предвкушением какого-то чуда.
Наконец, все тарелки и бокалы были расставлены на алой скатерти, Тай с отцом отодвинули для Габи с Терайей стулья, и теперь только я поняла, что передо мной действительно сидели аристократы. Не было в их изысканных движениях ни неловкости, ни фальши. Естественно и красиво двигаясь, вер-рыси превращали простой обед в настоящую церемонию. Странно, неужели это из-за того, что готовила сегодня я?
Обычно все обеды проходили по-простому. Каждый накладывал то, что хотел, мужчины подливали дамам вино. Но сегодня именно Терайа с Габи ухаживали за мужчинами, и только Рейн сидел во главе стола, довольно щурясь и незаметно вдыхая аромат специй. Судя по тому, что никто не собирался обслуживать Повелителя, это должна была сделать именно я. Стараясь не показать, как нервничаю, беру фарфоровую тарелку и накладываю овощи с мясом, выбирая, на мой взгляд, самое вкусное.
Пытаясь не смотреть, как лучиться лицо Повелителя, что-то бросаю и в свою тарелку, и начинаю жевать, практически не чувствуя вкуса еды.
'Не смотри, не смотри, как он ест', - уговаривая себя, неловко тянусь за хлебом, а потом вижу, как изящные мужские пальцы отламывают кусочек от корочки. - Ну же, ты же взрослая почти что женщина, перестань пялиться!'
Длинные пальцы с массивной печаткой приводят мой изголодавшийся взгляд к красиво очерченным губам, которые изгибаются в понимающей улыбке. Под громкое чавканье Тая, - 'Да уж, не долго он демонстрировал свои манеры', - я понимаю, что пропала. Не отпуская мой взгляд, Рейнхард подносит вилку ко рту, цепляет зубами ароматное мясо и с наслаждением отправляет его в рот. Закрыв глаза, я пытаюсь забыть, как Рейн облизывает губы, и с каким голодом пожирает взглядом меня.
'Да я вообще не проглочу ни кусочка! - становится так жарко, будто кто-то затопил печь. - Неужели никто этого не замечает?'
Нет, Торон что-то доказывает Терайе, Габи ругает за чавканье Тая, а Рейн... 'Боже, он такой Рейн!' Все еще смотрит на меня, и в его взгляде я нахожу нечто новое. Словно он что-то понял, на что-то решился. 'Но вот на что?'
- Нигда ношево фкусее не ел! - восклицает с набитым ртом Тай.
И я улыбаюсь ему, радостная, что он отвлек меня от Правителя веров.
- Правда? - стараюсь убрать из голоса довольные нотки.
- Конефно! - Тай с набитым ртом и рыжевато-каштановыми вихрами выглядит, как мальчишка.
Торон с Терайей кивают, соглашаясь с молодым вером:
- Это божественно!
- Просто великолепно. Госпожа Терайа, вы превзошли саму себя! Как я понял, вы старались ради госпожи лиэ?
'Причем здесь Терайа?'
Звонкий голосок Габи возмущенно затараторил:
- Да мы с Терайей только мешали, все, все блюда готовила наша лиэ. Правда вкуснятина?
Рыси вздрогнули и заговорили разом.
- Лиэ? - голос Торона надломился, он так медленно отвел ото рта вилку, словно та была напичкана динамитом. - То есть, это не ты, Габ, или Терайа? Сама лиэ?..
Делая ударение на последнем слове, Торон с напряжением посмотрел на Габи, та словно бы невзначай пожала плечами и неохотно кивнула.
Вилка Торона со звоном грохнулась прямо в тарелку.
- Фто? - Тай то ли чихнул, то специально выплюнул всю еду. - Фто?
Взгляд Рейнхарда пронял даже Терайу.
'Нет, ну нормально, они что думают, я их всех травануть тут решила?' - надуваю щеки, чтобы высказать все.
Но Торон с Таем так побледнели, а Рейн так сверкал посветлевшими глазами, что я не смогла вымолвить ни единого слова.
А Габи с Терайей сияли. Ну, ничего, я еще выясню, почему Торон с Таем выглядели так, словно их цианистым калием угостили, и почему они не то что не притрагивались к еде, но, казалось, забыли, как нужно дышать.
А вот Рейнхард... 'Господи боже, ему плохо не станет?'
Никогда не видела, чтобы человек столько ел. Правитель запихивал в себя еду так, словно голодал несколько суток. Довольный, словно котяра, попавший в крынку сметаны, он даже жмурился от удовольствия и сурово зыркал на воинов. Те, давясь слюною и поглядывая на жующих женщин, осторожно общипывали хлеб, и то лишь тогда, когда узнали, что он приготовлен Терайей.
'Вот и угостила я оборотней', - аппетит пропал окончательно, но лгать себе, утверждая, что поведение Рейнхарда меня оскорбило, я бы не стала.
А когда я принесла десерт... В этот момент в Рейне проскользнуло что-то мальчишеское. Он потянул носом, словно не веря.
-- Ки-ра, -- слова давались Рейну с трудом.
Он осторожно взял печеньку, прикрыл веки и замер так на пару минут. Когда он открыл глаза, они выражали нечто такое, отчего у меня ком встал поперек горла. Торон, наверное, что-то понял. Старый оборотень встал, прошел мимо и незаметно пожал плечо Повелителя. На миг Рейн моргнул, а потом такая широкая улыбка осветила его лицо, что я не смогла удержать своей.
Затем случилось нечто невероятное. Слопав половину сдобы, Рейн встал и начал засовывать печенье в карманы. Пудра испачкала и его губы, и руки, но он, казалось, этого не замечал. Волосы его растрепались, карманы брюк топорщились от сладостей, а сам он выглядел таким задорно-счастливым, словно мальчишка, обчистивший соседские яблони.
Махнув мне, он широким шагом двинулся из гостиной. А я так и застыла, хлопая глазами ему вслед. Тай, под шумок свистнувший пару печенек, хрустел под недовольными взглядами Габи, а Терайа со вздохом смотрела куда-то вдаль. Что она видела, что вспоминала?
- Рин! - нетерпеливо позвал Рейн, и я выбежала в коридор.
- Время учебы? - не зная, с чего начать, выпалила я.
- Угу, - Рейнхард зыркнул, не видит ли его кто, достал печеньку и умял за секунду.
Какой уж тут грозный Правитель? Ну, разве что прожорливых хомячков.
Стараясь сдержать улыбку, направляюсь вперед, на нашу полянку. Рейн замешкался, беря с собой сумку и плед. Такой смешной и домашний. Я оглянулась, желая навсегда запомнить его таким. Это был не Рейнхард, Повелитель всех оборотней, нет, это был просто Рейн. Счастливый, растрепанный, мой. Очень надеюсь, что мой.
***
- Рейн, а эта аура, ну, то есть оболочка, есть только у живых?
- Все на этом свете - живое: и вода, и ветер, и зверь. И даже этот лес, особенно он. Познай его, почувствуй его дыхание.
Мы с Рейном расположились на крошечной полянке, окруженной огромными вековыми деревьями. Аромат хвои и свежести наполнял легкие и кружил голову. Расстелив плед, Рейнхард усадил меня, укутал в свой плащ и присел рядом, вытянув длинные ноги и с огромной осторожностью доставая рассованное по карманам печенье.
Я пыталась сдержать улыбку. 'Интересно, кто-нибудь видел Рейна таким?'.
Пока мы добирались до этой полянки, изо рта выбивался тоненький пар, но стоило нам прийти, как Рейнхард взмахнул рукой, и воздух, чуть дрогнув, согрелся по воле Владыки.
Хвойные ветви, почуяв тепло, потянулись к его источнику. И вся поляна оказалась зажата в пушистых объятьях хвойных красавиц. Зеленовато-голубые, они едва качались и гудели от легкого ветра, будто пьянея от магии Рейна. Что ж, я могла их понять. Какая женщина устоит перед сероглазым красавцем?
Я потянулась к мягким иголкам и закрыла глаза. 'Что там сказал Рейнхард? Почувствовать лес, услышать его дыханье...'
Теплый плед не давал весеннему холоду добраться до кожи, и я могла по-настоящему насладиться минутами тишины. Птицы, сперва осторожные, но с каждой минутой все более радостные, шумными стайками перелетали от одной ветки к другой, созывая своих родичей насладиться теплом. Вот трель, плавная, звонкая, так похожая на песнь соловья. Не утихая, она вплетались в нестройное уханье. Чириканье, по-воробьиному задорное и разноголосое, раздавалось то слева, то справа. И неизвестная пичуга, угукая, словно спрашивала: 'Что за дела? Кто это? Как это?'
Это удивленное, неверящее 'угу' выбивалось из песни пернатых. А пичуга все разрывалась, и я почувствовала скрип древнего дерева и его сомнения: 'Треснуть по пернатому заду эту горластую или же поспать годочек-другой? Вот же дурная птица!'
Хвоя зашебуршала, смеясь над словами старца. А я в восторге потянулась сознанием глубже, дальше, пьянея от принадлежности к нечеловеческой сущности. Свежей, древней, свободной.
Сквозь прикрытые веки просачивался красноватый свет, ветки щекотали лицо, и мне казалось, я сама становлюсь молодой сосною. Свежей, высокой, спокойной.
- Не превращайся сама, просто чувствуй, - теплые руки Рейна обхватили мою голову и приступили к массажу.
'М-м-м'.
- Расфокусируй взгляд, смотри на лес и сверху, и снизу. Представь, что ты птица. Ты свободна, ты видишь верхушки деревьев. Одновременно ты река, что питает их корни и приносит вести. Ты лес, ты солнце, ты ветер...
- Я солнце, я ветер... - шепчу, но чувствую, что под руками Рейна я - не что иное, как разомлевшее на солнце желе.
Движения Рейна подозрительно напоминали того, кто изо всех сил сдерживает смех. 'Неужели он снова читает мои мысли или же просто смеется над неумехой?'
И только я собралась высказать Повелителю, что я думаю о методах его обучения, как он начал мне объяснять. И как объяснять!
Его губы почти касались моего виска, а рука, обведя мои губы, стала спускаться все ниже и ниже. По подбородку, по ключицам, по ложбинке между грудей.
- Рейн-хард, - тяжело выдыхаю я, так и не сумев открыть глаз.
'Да что с этим хвойным воздухом? Почему все кружится в хороводе?'
- Да, Кир-р-ра? - чуть хрипловатый глубокий голос ласкает шею.
- Перестань, ты же сам говорил, что... - мысли путаются, но в одном я уверена точно - я хочу, я хочу его так, как никогда никого не хотела. Хотела почувствовать его вкус, хотела почувствовать тяжесть его восхитительного тела. Хотела, чтобы он подмял меня под себя и...
- Ты действительно этого хочешь?
'Ну что за голос? Никто не должен обладать таким божественным преимуществом. Это просто несправедливо!'
Рейнхард раскатисто рассмеялся:
- Правда? Думаешь, несправедливо?
'Да, неспр...Что? Он снова? Вот же засранец!' - распахиваю глаза и ударяю что есть силы в его грудь.
- Ой! - рука просто отваливается, я словно по камню ударила.
Пытаюсь вскочить, но Рейн не дает мне сделать этого. Он молниеносно хватает меня и притягивает к себе. Не удержав равновесия, падаю на его грудь.
Красная пелена гнева встает перед глазами.
'Он снова, снова читал мои мысли!' - чувствую себя беззащитной и оскверненной, словно меня раздели перед толпой.
- Кира? - обеспокоенно спрашивает Рейн, укачивая меня как ребенка, в то время как я пытаюсь вырваться, пытаюсь лягнуть, ударить его побольней, но у меня, конечно же, это не получается.
Замираю, белея от ярости, а Рейн притягивает мою гудящую руку и целует сначала ладонь, затем один за другим пальцы. Разворачиваюсь так, чтобы видеть его глаза. Серые, искристые, но совершенно непроницаемые, они требовательно смотрят и словно душу мою вынимают.
- Не смей больше этого делать, - чеканю каждое слово я.
- Делать чего? Этого? - Рейн целует мою ладонь. - Или этого?
Его язык ласкает ложбинку между указательным и большим пальцами, чертит им круг посередине ладони и внезапно прикусывает то место, которое мгновенье назад целовал. Я вскрикиваю. Словно разряд потрясает мое слабое тело. А его губы уже на моей шее и спускаются все ниже и ниже.
- Ты... сам... знаешь, - удивительно, как мне удалось вытолкнуть эти слова.
- Знаю, но именно ты должна это сказать, - улыбка Правителя выглядит донельзя довольной. - Ну же, кара, скажи, чего мне не делать.
Его губы находят мои, и все, я чувствую, что пропала.
- Кара, о, кара, - Рейн сжимает меня так сильно, будто я вырываюсь. Но какой там!
'Нет!' - не понимаю, что это я сама притягиваю его, мысленно крича, не желая, чтобы он прекращал.
Его губы такие горячие и настойчивые. Им нельзя сказать нет, им нельзя отказать. Он сминает мою волю, он подчиняет себе, и мне все равно, читает ли он в этот момент мои мысли и чувства. Да что там! Только слепой не прочтет желание на моем лице.
'Рейн, Рейн, Рейн', - мысленно повторяю я.
Вкус корицы на его языке, властность и необыкновенная нежность в каждом движении - это наш поцелуй. Первый, но как я надеюсь, что не последний!
Его имя бьется внутри, внизу живота все сворачивается в тугую пружину, и мне так хочется, чтобы он наполнил меня. Всю, без остатка.
- Сент нуэто, кара эль танто. Кара! - почти выкрикивает последнее слово, чтобы колючими поцелуями покрыть мое лицо, шею, грудь.
Бешеные, властные, ненасытные поцелуи. На грани боли и наслаждения. В них столько страсти, столько звериного сумасшествия, но мне хочется, чтобы Рейн сходил с ума, с ума только по мне.
Я изгибаюсь в сильных руках, я уже ничего, казалось, не соображаю, только его охрипший голос на краешке сознания что-то шепчущий. Мои губы горят, мой стон вырывает рокот из его груди. Не могу понять, о чем он говорит мне.
- Скажи!
- Что? - выдыхаю, почти раздавленная под его тяжестью.
'И когда он подмял под себя?'
Тяжело дышу, чувствуя нечто огромное и твердое на своем бедре.
- Скажи это!
- Сказать что? - почти жалобно пропищала я.
- Только меня.
'О чем это он?' - пытаюсь вглядеться в его лицо, но яркое солнце слепит глаза.
- Скажи, что представляешь только меня. Скажи это, кара!
В его глазах - тьма.
'Кого я должна представить, когда он здесь, рядом?'
Его губы жестко впиваются в мой рот. Мне почти больно. Объятья становятся крепче.
'Боже, да он же раздавит меня! Будто каменный...'
- Рейн? - осторожно зову, когда он, наконец, отрывается от моих истерзанных губ и долго-долго всматривается в меня.
Зрачки расширены так, что серебристая радужка почти невидима.
- Только меня, - рычит он, со стоном утыкаясь в мою шею, и неестественно замирает.
- Рейн, я... - почти задыхаюсь под его весом, напуганная размером его желания, которое недвусмысленно упиралось в бедро.
'Только меня... Кого, он думал, я представляю? - догадка пронзила меня внезапно. - Ну, конечно! Он боялся, что я представляю Макса, как тогда, в кухне'.
Рейн сжимал кулаки и дышал часто-часто, пытаясь во что бы то ни стало успокоиться, взять себя в руки.
'Неужели Зверь? Неужели он снова на грани?'
Не раздумывая, словно я на каком-то подсознательном уровне знала, что делать, шепчу:
- Тебя, только тебя, ш-ш-ш, Рейнхард.
Тело Правителя вздрагивает, сжимает меня, а потом расслабляется. Я выдыхаю. Странно, даже не заметила, как долго задерживала дыхание.
Птичий гомон вновь бьет по ушам. Деревья колышутся от поднявшегося ветра. Большое облако на пару мгновений закрыло солнце, а мы с Рейном так и лежали, обнявшись и смотря друг другу в глаза. Рейн только перенес свой вес на руки и теперь нависал надо мной.
Мне стало неловко. Только сейчас я поняла, насколько он большой, сильный. Захочет - разорвет меня пополам. А взгляд острый, все замечающий. С таким, как этот мужчина, не шутят. Молчание становится невыносимым, и я говорю первое, что приходит на ум:
- Не хочу, чтобы ты читал мои мысли. Зачем ты делаешь это?
- Потому что хочу, а ты позволяешь мне это, - на полном серьезе этот Рейн.
- Позволяю? Я... Я тебе позволяю?! - толкаю Рейна, чтобы он слез меня, но проще сдвинуть скалу, чем этого блохастого интригана.
- Конечно, - Рейн улыбнулся, сверкая ямочками, но даже на сантиметр не сдвинулся.
'Нет, этот фокус у тебя не пройдет! Улыбается? Ну до чего обаятельная улыбка. Вот стервец, как можно выглядеть настолько очаровательным? И волосы совсем выбились из прически. Серебристые пряди так и хочется проверить на мягкость. А его улыбка. М-м-м... Ой, о чем это я?'
Рейн расхохотался, одним слитным движение поднялся и поставил на ноги и меня.
- Хочешь, и тебя научу?
'Хочу ли я? Да он, верно, смеется!'
- Когда ты злишься, ты похожа на капризного ребенка, которого и наказать надо, и устоять перед ним невозможно, - с теплой улыбкой говорит Рейнхард, а смотрит так, что я не знаю, куда себя деть.
- Извраще-е-енец, - тяну я, лишь бы не поддаться его обаянию.
'Ну что со мной не так? Почему я на него так реагирую?' - молюсь, чтобы эти мысли не прочел один любопытный.
Про себя обещаю в лепешку разбиться, но научиться защищать свои мысли от посторонних.
Рейн хмыкает и тут же деловито начинает рассказывать.
- Защита мыслей - это своего рода невидимый барьер, который каждый устанавливает для себя сам. Конечно, родители или наставники могут поставить его детям, но это не истинная защита. Барьер для каждого мага свой.
- Мага? - тут же интересуюсь я.
- Да, мага, - Рейну нравится, что я улавливаю главное. Мы вновь садимся на плед, только на этот раз Рейн устраивается на самом краешке. - Веров, которые прошли инициацию, практически нереально прочесть.
- Практически?
- К сожалению, среди магов есть те, в ком течет кровь оборотней, они и могут пробить защиту.
- А те, в ком нет этой крови?
- Только самые сильные. На моем веку я встречал только пятерых магов такого уровня. Двое из них уже мертвы. Остальным троим сейчас не до этого.
- Гроллы?
- Не только. Магия как будто уходит из этого мира. Сначала это было не так заметно, сейчас же даже самые упрямые понимают, что что-то не так.
- А я смогу научиться ставить этот барьер? Я же не вер.
Рейнхард в удивлении приподнимает брови.
- Конечно, - а затем продолжает, а я не могу избавиться от чувства, что он многое не договаривает. - В тебе моя кровь, ты вера, не думай о себе, словно ты человек.
'А кто я, зяблик пернатый?'
- Но я человек, чистокровный, и никем другим быть не могу, сколько бы чужой крови в меня не влили.
Рейн морщится. Каждое упоминание, что я человек так искривляет его лицо, словно ему зуб вырывают.
- Ты вера. И давай не будем об этом, - Рейн нетерпеливо махнул рукой.
Я лишь покачала головой в ответ. Мне нужно узнать, как защитить свои мысли, а уж потом все остальное.
Рейн стал рассказывать. Четко, без отступлений, только самое главное. В теории все было просто - нужно только сосредоточиться, представить вокруг головы прозрачный пузырь, или обруч, или маленького защитника надо лбом. Главное, придать этому безобразию нужную функцию, закрепить ее и не забывать время от времени проверять.
- Так, ну, с фантазией, допустим, у меня все в порядке. Но вот все остальное... - я неуверенно посмотрела на Рейна.
Он встал и протянул руку. Я осторожно вытянула свою, и наши пальцы соприкоснулись. Меня словно разрядом ударило. Видимо, и Рейна тоже, потому как и он дернулся, но, в отличие от меня, быстро пришел в себя, отряхнул мои безразмерные штанишки от зеленых иголок, и встал за спиной.
- Закрой глаза, - приказал он.
'Может, это не самая хорошая мысль - учиться у того, от кого начисто сносит голову?' - подумала я, стараясь держать свою фантазию под контролем.
- Представь то, что могло бы защитить твои мысли. Просто представь и удерживай этот образ.
'Что-то, что могло защитить... Мысли, да, а еще усмирить желание наброситься на Правителя и целовать, целовать...'
- Кира, - хрипло произнес Рейн. - Я буду читать каждую твою мысль, каждое потаенное желание до тех пор, пока ты не сможешь защитить себя. Ты понимаешь?
Киваю головой, потому что голос меня не слушался.
'Черт, это гормоны, это просто гормоны'.
Нужно представить что-нибудь непривлекательное, что-нибудь, не вызывающее желание, что-нибудь, что не было бы Рейнхардом.
'Вот черт', - не надо видеть, чтобы знать, как красиво очерченные губы дрогнули в улыбке.
Что-нибудь непривлекательное, защищающее, держащее меня саму на расстоянии от Рейна.
Не успела я сообразить, как мою голову обвил серебристо-прозрачный обруч с чем-то массивным на лбу.
'Рейнхард что, подавился? Что это за страшные звуки?'
Не то смех, не всхлип издает рядом Правитель, а я пытаюсь сосредоточиться, чтобы понять, что же это за зверь такой красуется на моем лбу.
'Только не фигура из трех пальцев, только не фигура из трех пальцев, - умоляю я, когда четкий образ врывается в мое подсознание. - Нет, ну я подозревала, что со мной что-то не так, но чтоб настолько!'
Открываю и закрываю рот, не в силах вымолвить что-нибудь цензурно-приличное.
- Умоляю, скажи, что этот ужас снимается, - наверное, мое лицо выглядело донельзя комическим, потому как Рейнхард смотрит на меня не мигая, а потом, согнувшись пополам, начинает хохотать так, что слезы выступают на его глазах.
- О, - стонет он, - я, я надеюсь.
- Надеюсь? То есть, возможно, я так и буду с этим ходить?
Рейнхард смотрит на меня сияющими глазами и кивает, не в силах остановить хохот.
А я стенаю. Ну как, как такое только может прийти на ум? Прекрасный серебристо-прозрачный обруч, тонкий, изящный, который венчает на моем лбу... это! Темная блямба размером с ладонь. О, лучше бы это была фигура из трех пальцев. Но нет, мое подсознание выдает миниатюрную восьмилапую Терайу в костюме бетмена и трусами поверх штанов. Железными, с огромным амбарным замком и табличкой: 'Скажи Рейну нет!'
- О-о-о, - хватаюсь за голову.
Да первый, кто такое увидит, не то, что мысли не захочет читать, да он сиганет от меня, как от чумной, на другой конец света.
- Не переживай так, кара, - Рейнхард смахивает слезы. - Главное - читать твои мысли рискнет только самый отчаянный. Ну, а трусы... Поверь, будь они хоть трижды железными, ни за что не остановят меня.
Кажется, от его взгляда даже уши краснеют.
Что-то невнятно бурчу в ответ.
- А теперь смотри, как нужно защиту снимать, - Рейн встал так близко, что я уперлась макушкой в его подбородок. Поднимаю голову и стараюсь смотреть на его лоб, а не глаза или губы.
Рейн имитирует мой ободок на своей голове, и я вижу, как серебристая полоска раскалывается, а потом вновь собирается воедино.
- А зачем мне снимать ее, если это защита?
- Только снимая, можно понять, не взломал ли ее кто. Если давление было сильным, то она так быстро не соберется. Показать еще раз?
Киваю, но не потому, что не поняла или не запомнила, просто мне очень нравится вот так стоять рядом. Не осознавая, что делаю, касаюсь рукой его груди как раз в тот момент, когда он снимает обруч. Что-то щелкнуло, вздрогнуло. Вспышка ослепила меня.
Внезапно все закрутилось, завертелось: побелевшее лицо Рейна, зеленая сочная хвоя, яркий цветастый плед, каменные стены, камин, красивая женщина и какой-то смутно знакомый восьми или девятилетний мальчик, так похожий на ангела. Женщина, мальчик? Испуганно моргаю. 'Господи, где я?'
***
- Рейн, немедленно положи печенье на место! Ты все еще наказан. Нет, ну как ты умудрился собрание Старейшин сорвать?
- Мам, ну там было та-а-ак скучно, - черноволосый малыш корчит рожицы, изображая мученье.
- И откуда ты валерьянку достал? Ты хоть представляешь, как твоему отцу было стыдно, и как долго они с Тороном извинялись перед господином Мяуром? Почтенный старец, а прыгал, словно горный козел по столам перед самим Повелителем!
- Ой, да ему только на пользу пошло, сам же недавно жаловался, что ни одна кошечка не в силах воскресить не ко времени завядший стручок...
- Рейнхард эль Варрен ту Иден, - прекрасная брюнетка сверкнула серыми глазищами и пошла с полотенцем на отступающего сына.
'Рейнхард! Так вот, кто этот маленький ангел! Боже, да это же его прошлое!' - окидываю взглядом огромную незнакомую кухню.
Хлопаю себя по лбу и понимаю, что что-то не так. Руки нет! Я в ужасе заметалась вперед-назад, налетая на огромный стол и пройдя сквозь него.
Боже! Тела не было: ни рук, ни ног, - ничего. Но я двигалась усилием мысли, незаметная, словно дух или какое-то привидение. Меня не видел ни смеющийся кроха-Рейн, ни его красавица мать.
- Я в прошлом! - вскрикиваю, а потом растекаюсь в улыбке.
'Око за око, Рейн'.
Может, я и не могла читать его мысли и вряд ли когда-нибудь это смогу, зато узнаю о его прошлом.
Маленький Рейн дернулся, словно что-то почуял. Его огромный серебристые глаза на пару мгновений задержались на мне, а потом озорно расширились, узнавая громогласный голос:
- Р-р-рейн, маленькая бестия, что ты сделал с моими клинками?!
- О-оу! - Рейн отчаянно поправил на поясе чехол, украшенный изумрудами.
Брюнетка прищурила так похожие на Рейна глаза.
- Р-р-рейн! - все ближе звучал царственный голос Кауруса эль Варрена.
Хохочу в голос, когда сероглазый паршивец, схватив со стола печенье и сунув в карман, увернулся от матери и сиганул к двери. Каких-то пары шагов ему не хватило, чтобы коснуться бестелесной меня.
- Наверх, к балкам, - яростно прошептала сероглазая вера.
- Пасиб, мам, - одними губами прошептала Рейнхард, выпустил когти и в мгновение ока взобрался на верхнюю перекладину.
Свесив ноги с крепкой деревяги, он подмигнул матери и отправил в рот очередную печеньку. Брюнетка закатила глаза и погрозила сорванцу кулаком, и в тот же момент в кухню ворвался самый прекрасный мужчина, сказала бы я, если бы никогда не видела взрослого Рейнхарда.
- Где, где эта маленькая бестия?! Р-р-рейн!
- О, Каурус, ты как раз вовремя, - тягучий голос брюнетки ласкал и будоражил одновременно.