Аннотация: Часть II Дискуссия Монах Амвросий собирался трапезничать. Его вечерняя трапеза была также проста, как и утренняя - ломоть черного хлеба, вода и молитва.
-Не постновато ли будет? - раздался насмешливый голос.
На ложе, застеленном сухой травой, сидел старый знакомый. В этот раз он был одет проще, словно вышел подышать чистым воздухом перед сном, да и зашел в гости к хорошему знакомому.
-И тебе здравствовать, - ничуть не растерялся монах - на своем веку он повидал всякого, бывало и поужаснее, да справлялся.
-Может, поужинаем в ресторане, я вмиг перенесу? - полюбопытствовал гость.
-Не хлебом единым... - перекрестился монах.
-Неужели ты думаешь, - рассмеялся гость, - что своим постом ты стал ближе к небу? Не думаешь ли, что, возведя скудость в еде и одежде в ранг добродетели, ты вписал себя в число счастливчиков, которые попадут в рай?
-Не думаю, - отломив кусочек хлеба от горбушки, ответил монах. - Я вообще ничего не думаю, когда вкушаю, только молюсь про себя.
Гость перекинул ногу за ногу.
-Давай хотя бы накрою стол. Сколько можно давиться сухомяткой? Кто узнает, что ты нарушил свой обет?
-Никто, - согласно кивнул монах. - Только никакого обета нет - я по своей воле отказался от всяких излишеств. Излишества, они как тяжкий груз в трудном и далеком пути, отягощают, к земле гнут, подталкивают отдохнуть в тени дерева, подремать. А мне идти надо. Молитва, она как дорога - нескончаема, если по ней не идти, то стоило ли ступать?
-Философ ты, - покачал ногой гость. - Только от твоей философии толку никакого, одно сотрясение воздуха и брожение мыслей. Философствовать нужно на сытый желудок, а с голодухи в голову только молитвы и полезут.
-Не скажи, - не согласился монах. - Напротив, уму, неотягощенному желудком, куда удобнее постигать непостижимое, размышлять о вечном, созидать молитвенные храмы и бороться с искушениями. Если наесться, ты сразу роднее станешь, ближе. Мамона и ты - это одно и тоже, а я тебя в свою родню записывать поберегусь.
-Эх, монах... - вздохнул бес. - Живешь ты по шаблонам своей религии, мыслишь по шаблонам, а жизнь куда разнообразней и больше твоей пещерки. Проснись! Мир вокруг кипит событиями! Рождаются и умирают не только люди, но и цивилизации. История изменяется, её изменяют и переписывают. Жизнь - это драгоценный камень с миллионами граней, а не булыжник у дороги, поэтому ею надо дорожить, пользоваться, а не топтать ногами.
Монах дожевал хлеб, перекрестился и со всем вниманием поворотился к гостю.
-Твоя драгоценность любого в бездну утащит, словно жернов в омут, а мой булыжник легче перышка будет: подует ветер и понесет его вверх, к солнцу да облакам, главное успеть ухватиться за него.
-Это для тебя он пушинка, - не согласился бес, - а люди от таких, как ты, шарахаются. Ты же меня не боишься, верно? И знаешь обо мне многое, а не гонишь, выслушиваешь меня, мои карты своими тузами кроешь. Но ты одинок в этом понимании. Другие же - трусливые существа. Люди словно улитки, каждый тащит на себе свой "домик": чуть что, сразу же прячет голову в раковинку. Атеист в раковинку с надписью: "Пока я существую, мир вокруг существует тоже". Человек религиозный обклеивает раковинку розовыми лоскутками своей слабой веры. Он боится воспринимать мир таким, какой он есть и прячется в хрупкую скорлупку, страшась высунуть наружу даже нос. Для него существует только добро в виде незримого Бога, и не существует зла, а эта раковинка - его мир. Когда такой человек слышит о Боге - счастлив. Когда о нас - закупоривается в своей раковине, даже не дышит, словно нет для него сил зла. А с нами надо бороться - верой, молитвой, как ты борешься! Глупцы! Стоит мне наступить на любую из таких раковин, как она хрустнет и раскрошится на тысячи кусочков, погребя под собой любого. Жалкие и слабые существа!
-Если так, - сказал монах, - зачем ты досаждаешь роду человеческому, зачем крадешь его веру, подменяя ее безверием, зачем стремишься к власти над теми, кто жалок и смешон на твой взгляд?
Бес на минутку задумался.
-Чтобы они не стали сильнее. Если мы ослабим свою хватку, вы усилите свои объятия. Безверие и трусость - это правая и левая руки человечества, за которые мы его крепко держим.
-Может, откушаешь? - протянул ему монах ломоть хлеба.
-Ты что! - отшатнулся бес. - Во-первых, пост не в наших правилах. Во-вторых, хлеб твой намоленный, как такой есть?
-Так в молитве сила!
-Только не наша, - отмахнулся бес. - Люди не верят в силу молитвы, слабо верят в Бога, развращены и отказываются верить в тех, кто живет рядом с ними. То есть, в нас. А мы вокруг кишмя кишим!
-Только не у меня, - улыбнулся в бороду монах.
-Ты пост держишь, молитвы читаешь, перед едой пищу крестишь, перед сном - ложе, где тут нашему брату прижиться, у тебя все чисто. А вот у остальных!
-Слушай, монах, - оживился бес, - а давай создадим свою религию! Ты же начитанный, умный, я тебе годков тридцать к жизни прибавлю, а за это время мы и свою церковь в народ введем, и священнослужителей назначим, чудеса совершать будем. И починешь ты в преклонные годы в ранге патриарха. Давай, а!
-Есть уже такая, - отмахнулся от нечистой идеи монах. - И "правители" в ней ваши, и "служители" - бесы.
-А как еще можно было ослабить христианство, - развел руками бес, - если не разделить его на два лагеря? Разделили и властвуем!
-Власть ваша, - вставил в светец новую лучину монах - он давно пользовался таким "освещением" и привык к нему, - в погибель вашу. Мне чины и подворья ни к чему, моя сила в правде.
-А правда в куске черствого хлеба? - ухмыльнулся бес.
Он подошел к столу, провел над ним рукой и тот тотчас наполнился такой изысканной едой, о которой монах уж и забыл давно.
-Правда в вине, выпей! - и протянул монаху бокал искристого красного вина.
-Только в виде причастия, как кровь Христову, - ответил тот и перекрестил стол.
Вмиг яства обратились в прах.
-Ты зачем так? - обиделся бес. - Я же для тебя старался.
-Эх, нехристь, - сочувственно посмотрел на него монах. - И чему вас там только учат? Сила в простоте, а не в сложности. Ты можешь от пуза есть, а я в вечном посте. Ты зло творишь, а я за людей молюсь. Ты можешь пещерку мою обрушить, а в вере, и тебе не умалить ее ничуть. Так что, чем проще, тем лучше, поверь.
-Неа, - не согласился бес. - Сила в слове, об этом даже в Библии сказано!
-Читал, стало быть? - внимательно взглянул на собеседника монах.
-Было дело, - закивал бес, - не как вы, люди, а как исторический документ. Вот и о слове там сказано "Вначале было слово". Силу слова род человеческий недооценивает, тратит слова почем зря, засоряет их всяким мусором, извращает. Было "безсознательное", а стало "БЕСсознательное", было "безкомпромисный", а стало "БЕСкомпромисный". Ослабевают слова, ослабевает вера, а где слабая вера, там и танцы в храмах, и общественные туалеты у стен церквей, и служители-содомиты, и замена Сына Божьего БЕСкомпромисным наместником Божьим, которому поклоняются, как золотому тельцу, и которого возят за бронированными стеклами. Все один к одному. А ты забился в щель, как букашка, и надеешься мир спасти. Иди на баррикады веры! Жги словом! Веди за собой массы!
-Ох, и хитер ты, нехристь, - погладил седую бороду монах. - Вроде, говоришь складно, да это как бутерброд с маслом и горчицей: сверху масло, снизу горчица, а как ни кусни, все одно обожжет. То, что вы язык засоряете и искажаете, верно, не спорю. Так поле с хлебным колосом зарастает сорняком - было поле, а стало горе. И про веру ослабевшую в людях, тоже верно сказано. Слабеет она - люди больше о вещах мечтают, а не о стяжании царствия небесного. Но это ваши, нехристей, дела. Вам хоть как, но только бы увести человека с пути спасения. А насчет баррикад не смеши! К Богу через баррикады не идут, а к твоему хозяину - однозначно поспешают. И словом жечь - это в обман вводить, запугивать, страхом к земле гнуть. Слово, ты же сам сказал - это сила. Если это "Марсельеза" - то тут сила ваша, бесовская. Если молитвенное слово - сила божия. Да и монах, не Робеспьер. Монаху не кровь нужна и опьянение волей, а уединение, труд и молитва. Спасется он, спасутся вокруг него тысячи других через монашью молитву. Революция пожирает своих детей, а Бог любит. Вот в чем разница.
-Упрям ты, - засопел недовольно бес, - а я упрямее. Жди, завтра заявлюсь...