Ильяшенко Владимир Федорович : другие произведения.

Расставание с проституткой

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    На фоне драматичных событий духовного краха двух людей пытающихся в сложной ситуации поддержать друг друга в новелле открывается одна из жизненных истин: участие в судьбе несчастного человека не только помогает страдающему, но и перерождает самих тех, кто оказывает такую поддержку. Сюжет произведения способен заинтриговать читателя своими непредсказуемыми поворотами очень схожими с реальными жизненными ситуациями.
     Олег злился: Клим, обещал продать ему интересные сведения, однако вместо этого ничего, кроме дополнительных деталей к известному уже факту не рассказал... и все же сумел выпросить помимо добротного ужина часть обещанной ему суммы! Хоть он и припугнул информатора, что в следующем подобном случае тот не только ничего не получит, но и сам заплатит как за угощения, так и за его, Олега, потерянное время, но... заплатил: нельзя было пускать дурную молву о себе. Вот только работа над очерком теперь все одно остановилась и надо было срочно искать что-то новое.
     Клим, обрадованный полученным вознаграждением, на которое не очень рассчитывал, незаметно выскользнул из-за стола, а расстроенный Олег остался сидеть, не зная как теперь быть. Бегство собеседника его совершенно не занимало, но перед самым выездом на встречу, он получил известие, что публикацию поданной им в столичный журнал статьи перенесли на новый срок и теперь, когда мысли, вернувшись к рабочим проблемам, стали еще больше усиливать его раздражение, он решил выпить в надежде сбросить возникшую озлобленность.
     Заводить разговоры, вопреки обычному, ни с кем не хотелось и, заказав "чего-нибудь покрепче", он сидел в своем унылом одиночестве машинально рассматривая давно знакомый зал. Ресторан, где Олег периодически устраивал встречи с нужными для него людьми, был хоть и не фешенебельным, но вполне приличным для деловых переговоров, проходивших, правда, в более ранний час. Однако сегодня их встреча началась позже обычного, да и Клим, пытаясь заменить качество сведений количеством болтовни "вокруг да около", затянул беседу, задержав их за столиком до более позднего времени. Олег обратил внимание, что категория публики поменялась на более беспечную и веселую, разговоры стали громче, музыка бодрее и настойчивее, что, в конце концов, вопреки желанию успокоиться, начало еще больше его раздражать.
     Залпом допив оставшийся коньяк, Олег расплатился и побрел, было, к выходу, однако подсознательно почувствовал в себе нечто его удерживающее - какой-то невыполненный замысел...
     Он тут же вспомнил: та компания в углу из четырех человек... даже не сама компания, а одна из девиц, которую, он точно видел здесь раньше. Они уже веселились, когда Олег пришел встретиться с Климом. Развлекались несколько шумнее остальных и вели себя, хотя и не вызывающе, но все же довольно развязано. Он оценил их взглядом при входе, почувствовал интерес, но, так как сидел к ним боком, не стал выказывать излишнего внимания выворачиванием шеи в ту сторону. Да и цель его была совсем не в том, что бы кого-то рассматривать. Теперь же, когда Олег стал обладателем нечаянно возникшего свободного времени - отсутствие обещанных сведений разрушило его планы посвятить вечер работе - ему захотелось удовлетворить свое ненасытное любопытство публициста.
     Олег подошел к бару, словно изначально туда и направлялся, выбрал место так, что бы в зеркало за стойкой ему хорошо был виден веселившийся квартет, и, заказав очередную порцию "чего-нибудь покрепче", принялся незаметно рассматривать заинтересовавшую его компанию.
     Одного из мужчин он тут же припомнил - это был директор какой-то фирмы, с которым его мельком познакомили на давнишней сходке; второй был ему под стать: того же возраста и внешнего вида, явно состоятельный и явно уже хорошо выпивший. Другое дело девицы: обе были в боевой раскраске и при полном боекомплекте, способные одним своим видом уложить - в постель - не то что этих двоих, но и большую из мужской части посетителей, жадновато поглядывавших в их сторону, и обе, похоже, совершенно трезвые. "Обычное дело", - подумал Олег: "Состоятельные ребятки тискают дорогих девочек". Но все же... что заинтересовало его натренированный взгляд, и, похоже, еще раньше, а не именно сегодня?
     Постоянно сновавшие по залу люди мешали рассматривать компанию, но и помогали прятать его любопытство. Сам не зная почему, он внимательно изучал все ту же девицу, по непонятной причине выделяя ее из всех прочих виданных им доселе проституток. Мысль о том, что с ней явно что-то не так, что-то интригующе скрытое, что-то, может, и не сродни, даже, древней женской профессии, настолько его захватила, что, казалось, весь мир сосредоточился сейчас для него в одном этом лице! Он уже не мог, словно под гипнозом, отвести от нее глаз, насколько хотел разгадать причину своего интереса. И только, когда она, чуть нагнувшись погасить сигарету, словно невзначай бросила взгляд на часы над баром, и лицо ее приобрело на этот краткий миг очертания близкие к своему естественному виду, он, наконец, понял: она очень красивая... Да! Она - очень красивая! Причем естественной, женской, неподдельно человечной и влекущей к себе с невероятной силой красотой!
     Под слоем косметики, прятавшим ее лицо, было трудно рассмотреть его натуральные очертания, но Олегу, это удалось. Вот то, что его заинтересовало! Машинально, словно по возникшему наитию, хоть и молодого, но достаточно уже опытного, неплохо разбиравшегося в людях публициста, привыкшего видеть сотни человеческих обличий, постоянно выделяя в них что-то для себя главное, ведущее, что помогало затем отображать их точный образ на бумаге в словах и фразах очередного своего опуса, он уловил это необычное явление в сидевшей женщине. У нее было не просто интересное, симпатичное, влекущее или другой похожей категории лицо - это была натуральная красота, которая ударила набатом в его чувства, чуть не заставив, поддавшись сильному желанию, подойти и попросить ее отмыться от всего этого наштукатуренного хлама, лишь бы полюбоваться идеалом в его природном виде!
     В это время ее взгляд машинально скользнул от часов вниз, попал в зеркало и... встретился с его восхищением. Она, сразу спохватившись, ответила сладко-откровенной улыбкой, обещавшей доступность потенциальному клиенту, но тут же повернулась к своему соседу. Видимо ее интерес ко времени не был случайным, и через несколько минут компания стала собираться. Трое из них направились прямо к выходу, но она, что-то сказав остальным, пошла к бару, и не куда-то, а прямо к Олегу. Встав рядом, женщина попросила пачку дорогих сигарет, открыла сумочку, достала деньги и какую-то карточку. Он же, не скрываясь, откровенно, хотя и через зеркало, наблюдал за ее действиями. Пока бармен подавал сигареты и брал деньги, она положила карточку, оказавшуюся визиткой, между собой и Олегом, поближе к нему.
     Он кинул взгляд, но не более. На карточке, крупными с завитушками золотыми буквами было выведено: "ИРЭН", и чуть ниже, более мелко: "Служба организации вашего досуга". Еще ниже были четко отпечатаны номера двух мобильных телефонов. Женщина забрала всю сдачу, и кивнув бармену: "Спасибо, Саша", повернулась уходить, но Олега будто дернул веселый бесенок: выгнувшись, словно догоняя ее движение, он наивным тоном произнес:
     - Девушка, вы карточку уронили...
     Она обернулась и, мило улыбаясь в ответ одетому им тупому выражению лица, забрала визитку, тихо произнеся в глаза:
     - Олух...
     Это озадачило Олега потому, что он об заклад готов был биться, что услышит, как минимум: "долбень" или "тормоз", а, может, и получит бесплатную, правда теперь словесную порцию "чего-нибудь покрепче"! Но "олух"?! В чем-то это было созвучно загадке ее спрятанной под косметикой красоты. Градус его любопытства подпрыгнул, а вместе с этим как-то сразу выровнялось настроение! Идея новой, необычной темы уже складывалась в мыслях...
     - Саша, эту дамочку, с сигаретами, как зовут? - Олег знал, что был известен бармену как неслучайный клиент, и тот, действительно, сразу откликнулся:
     - Ирэн.
     - Я не о том имени, я - о настоящем. Как?
     Александр широко улыбнулся в ответ.
     - Это вы у нее сами спросите. Телефон дать?
     - А где она живет, знаешь?
     Бармен, с полным непонимания выражением лица, даже не снизошел до ответа.
     - А кто знает?.. - результат был тот же. Деньги на выяснение правды он пока тратить не захотел, оставив Александра довольствоваться обычными чаевыми.
  
     "Ничего, разберусь", - подумал раззадорившийся Олег, выходя на улицу. Его радовало, что домой он вернется теперь уже в нормальном настроении и Лиза, которая сегодня вечером отдыхала от своей радиопередачи, не будет на него хмуриться: она знала, что после таких встреч ее жених приходит выпивши, но не любила, когда он к тому же бывал расстроен работой или, вообще, чем-нибудь разозлен. За полгода совместной жизни с обаятельной радиоведущей у них уже сложились свои традиции, и он старался их соблюдать, боясь нарушить ее ультиматум.
     Олег и Лиза сошлись год назад, хотя знали друг друга и раньше. Объединила их журналистская среда. Милая и добрая нравом, порывистая молодая женщина сразу захватила и его, и себя единым чувством, скоро приведшим к признаниям в любви. Но как только Олег логично предложил продолжить их роман уже в статусе законных супругов, Лизавета заявила, что на этот вопрос он услышит ее ответ ровно через год! И, несмотря на то, что к тому времени они уже некоторое время жили в его квартире, склонить ее к быстрому браку Олегу так и не удалось. Более того, когда он через пару месяцев, подгадав подходящий момент, повторил свою просьбу, то получил в ответ солидную порцию ее недовольства: она не позволит ему нарушить принятое решение, а его боязнь не выдержать ее условий вообще вызывает сомнения в долговечности его чувств, их искренности и так далее... Словом, ему оставалось только ждать, надеясь, что время ничего в их отношениях не изменит, как, впрочем, оно и было.
  
     ***
  
     Олег не понимал: почему большинство людей не способны запомнить пару десятизначных номеров, приписывая это эффекту неуверенности. И действительно, скажите человеку название чего-нибудь из полтора десятка букв и он его полжизни будет помнить, а вот десять, даже не десять, без оператора - семь цифр запомнить, тут же хватается за мобильный и начинает торопясь! заносить туда только что названный ему номер.
     Дождавшись часа дня - посчитал это оптимальным вариантом - он по памяти набрал первый из увиденных вчера номеров.
     - А-л-л-л-о-у! - ее интонация была убийственна своей пошлостью, и его чуть не потянуло поиздеваться, спросив: "Это Эллочка-людоедка?", но он вовремя сдержался, помня о своей непростой задаче.
     - Здравствуйте, Ирэн! Мы вчера в ресторане познакомились, когда вы уже уходили. Это - "олух", помните?
     Возникла совсем короткая пауза, за которую он понял, что от него звонка точно не ждали. Однако Ирэн оказалась расторопной и если осеклась, то лишь на миг.
     - Надеюсь, у вас еще какое-нибудь имя есть, - интонация превратилась в доверительное, на грани искреннего участия, любопытство. Но его больше удивило выделенное во фразе "вас". Эллочка сказала бы: "парниша".
     - Олег Борисович...
     Она тут же его перебила вполне нормальным и, даже, приятным голосом, отбросив всякие кривлянья:
     - Вы что, из органов? Глядя на вас, никогда б не подумала...
     - Нет, хотя, когда появлялся на свет... Мы все вроде, как из...
     Она без промедления покорно рассмеялась гадливой, вульгарной шутке - попытке Олега вернуть ее доверие к клиенту, и тут же, восстановив наигранный тон, продолжила:
     - Тогда будете - Алежа!
     - Хорошо, - примирительно согласился он, - я звоню, что бы договориться о встрече.
     - Я уже догадалась, Алежа. Послезавтра вечером, там же, где и вчера. И не забудьте пять сотен баксов, плюс угощения будут - за ваш счет. Во сколько придете и куда потом двинем?
     - Нет, я туда не приду: у меня совсем другая цель и я бы хотел с вами совсем не в той обстановке встретиться. Мне надо...
     - Мальчик, цель свою забудь, а с ней и номерок этот, - она прервала разговор.
     По второму номеру ему, естественно, тоже теперь не ответили, а звонить с другого телефона после того, как она слышала его голос, он посчитал глупым. Олег, конечно, не надеялся, что встреча сразу и просто устроится, но все же...
  
     - Дима, запиши телефоны, - он говорил по мобильному со знакомым компьютерщиком.
     - Угу, - тот уже знал, что нужно сделать, - через пятнадцать минут перезвоню. Тариф, как всегда - по три пива за штуку.
     - Добро. Ты, только, как можно подробнее... все что можешь.
     И через пятнадцать минут.
     - Олег Борисович, записывайте: оба телефона - корпоративная сеть фирмы "Вечерний уют", адрес...
     Но Олег даже не стал дослушивать.
     - Точно?!
     - Олег Борисович!
     - Вот блин, это совсем не то, что мне надо...
     - Олег Борисович, да хоть Деда Мороза и Снегурочки номера, я тут причем?! В смысле: пиво когда забрать можно?
     - В пять на углу, где обычно.
     Олег понял, что со своей задумкой ему придется повозиться. Стоит ли? Ведь совсем неизвестно чем кончится да и выйдет ли что вообще? Может, кроме потерянного времени и денег ему ничего и не светит? Но идея новой, интересной, чисто в его духе публицистической работы - редкие социальные парадоксы - гнала своим азартом дальше.
  
     - Саня, сколько будет стоить домашний адрес проститутки узнать? - Олег даже не назвался старому другу, прекрасно знавшему его голос.
     - Вот так сильно припекло, что прямо сейчас надо?! Или ты уже "удовольствие поимел" и теперь ищешь, кого отблагодарить персонально?.. А интересно мне: Лизавета тебе тоже ее искать помогает?
     - Саня, не груби. И слушай, впредь, внимательно: мне не проститутка нужна, а ее домашний адрес. Комментарии оставь! - предупредительно выпалил Олег.
     - Ладно... наводки, фото есть?
     - Фото нет, но есть два ее мобильных, они не ее правда, а корпоративной сети, но ответит она. И где тусуется тоже известно. Сколько?
     - Как друга, за сотню я уже завтра тебя осчастливлю.
     - Надеюсь, ты о японских йенах?
     - Я возмущенно бросаю трубку...
     - Да что вы сегодня все трубки бросаете?! Ну ладно: в национальной валюте, так - в ней родной!
     - Я уже бросил трубку. Слышишь: ту-ту-ту...
     - Друг, называется! Хорошо, согласен на твои зеленые. Бери ручку и записывай...
  
     Открыв двери Ирэн недоуменно смотрела на огромный букет в его руках. Оба молчали: она - оценивая необычное явление, Олег - в восхищении от угаданной, даже предвиденной им, но все же такой неожиданной красоты.
     - Доставка на дом, вот тут распишитесь, пожалуйста, - и он почти шагнул за порог, но Ирэн, по-прежнему преграждая ему путь, не двинулась с места.
     - Я же сказала, что бы вы и близко ко мне не подходили!
     - Послушайте, этот букет - вам! Возьмите же, пожалуйста! Он не отравлен и не взорвется. Неужели так трудно букет принять?!
     Но она так и стояла в раздумье напротив красивых, дышавших свежестью, видно было: дорогих и понравившихся ей цветов.
     - Послушайте, Ирэн, или как вас на самом деле... я понимаю: вы оказались красивее даже вот этих красивых цветов, и букет этот очень скоро завянет от зависти, в виду вашего бесспорного над ним превосходства. Так возьмите же цветы, пока этого не случилось и они радуют ваш взгляд. Пощадите же растения - опадать ведь начали с тоски! Ну не мне, так цветам этим дайте хоть малый шанс рядом с вами побыть прежде погибели! - и он, как был, картинно упал на колени, выставив перед собой великолепный букет и низко склонив голову! В ответ она, тронутая столь лестной речью и его забавным поведением, несколько обеспокоенно заговорила:
     - Встаньте... прекратите... встаньте же ... - и забрав цветы принялась его поднимать. Он тут же, почувствовав ее участие, встал.
     - Ирэн, у меня всего лишь один небольшой вопрос, совсем не интимного и не какого-то глупого характера. Я честно говорю: вам легче будет просто ответить, что бы я отвязался, чем надоедать продолжу. Неужели так трудно? Вы же видите: перед вами нормальный человек, способный и пошутить и быть серьезным, когда это нужно. Вам и самой может очень интересно все это оказаться, - он старался говорить убедительно, понимая по ее виду и реакции, что если она и откликнется, то только на нормальную просьбу. Однако закончил с досадой: - Ну если вы меня в дом пускать не хотите, то хотя бы на площадку выйдите: что же мы через порог говорим?!
     - Я вас не знаю, вот и говорим через порог, - она любовалась букетом в своих руках, отвлеченно произнося объяснение, словно его рядом и не было, а говорила она с цветами.
     - Олег Борисович Саберин, публицист, - представился он и протянул ей визитку. Она внимательно осмотрела карточку, настороженно спросив:
     - Так вы журналист?
     - Нет, я, скорее, - писатель. Но, вернее, все же - публицист. Может быть хоть теперь кто-то из нас переступит этот злосчастный Рубикон? - он ткнул пальцем вниз, показывая на порог.
     - Что-то вы молоды для писателя. Хотя говорите действительно складно - за букет здорово заступились. Ладно, проходите, а то, похоже, от вас и впрямь не отделаешься, - она посторонилась, пропуская его в коридорчик. - Сюда, - показала рукой на двери комнаты.
  
     Он вошел с любопытством оглядывая обстановку ее однокомнатной квартиры. Первое впечатление было несколько для него странным: повсюду царил слишком строгий порядок, хотя и не без элементов уюта. Видно было, что каждая вещь здесь имеет свое определенное, продуманное место, ухожена и содержится в чистоте, как впрочем, и вся квартира в целом. Что во всем этом его насторожило, он пока не понимал. Ирэн взяла небольшую, возможно, единственную в этом доме, хрустальную вазу и вышла на кухню набрать воды для цветов. Вернувшись она застала Олега за просмотром корешков книг ее скромной библиотеки и тут же спросила:
     - Что вас заинтересовало?
     - Все...
     - Я по поводу книг.
     - Ваши литературные вкусы.
     - Отсутствуют: читаю, что попадется.
     - Но что-то все же больше нравится, или кто-то?
     - Кто-то.
     - Кто?
     - Бальзак.
     У нее никак не получалось установить вазу: из-за того, что букет оказался слишком велик и цветы были на высоких ножках, та все норовила упасть.
     - Может, поставить на трельяж?.. Прислоните к зеркалам и цветы не упадут.
     - Сразу видно мужчину: где я, по-вашему, подкрашиваться буду? Подержите, придется все же ножки подрезать.
     Когда они, наконец, совместными усилиями пристроили букет, она поставила вазу в центре небольшого, как и все в этой комнате, стола, предложив ему присесть на диванчик. Сама Ирэн села на стул, с обратной от него стороны все того же стола, словно стараясь спрятаться за цветы.
     - Так что вы хотели спросить?
     - Можно, пожалуйста, сначала ваше имя узнать?
     - Какое имя?
     - Мне мешает это "Ирэн" - какое-то ненастоящее имя. В смысле: неудобное своей наигранностью. По-моему вас не так зовут.
     - Нет, это мое настоящее имя - Ирина. Просто произношу на выгодный мне манер, вот и все.
     - Но, можно я вас буду теперь Ириной звать? И лучше бы по отчеству.
     - Отчества не надо, а так - зовите. Ну, так в чем вопрос?
     - Вопрос-то задать не сложно, Мне главное, что бы вы его правильно поняли. Вот что для меня важно.
     - Не пытайтесь меня интриговать... спрашивайте, а там посмотрим.
     - Вот этого "посмотрим" я и боюсь больше всего. Ведь, возможно, если вам не понравиться, то вы потом меня действительно к себе никогда не подпустите.
     - А вы хамить собрались?
     - Нет-нет! Я хочу в одной проблеме разобраться... довольно сложной. Понимаете, Ирина, я нащупал мощную публицистическую тему и очень бы хотел ее развить. Но у меня, ни фундамента, ни материала - ничего, кроме интересной идеи, пока нет. А тема, похоже, великолепная. Вот я и забочусь: как бы ее изначально не провалить!
     - Книгу написать захотели? Вторую "Яму", что ли?
     - Нет-нет! Я ведь уже объяснил, что не писатель, а публицист... это Александр Иванович был писателем... а я - публицист. Мои темы - современное общество и его парадоксы, один из которых я заметил. Причем парадокс этот редкий, а это как раз в моем стиле.
     - Слушайте, хватит меня путать. Вы напросились вопрос задать? Так задавайте, и я отвечу, - она стала проявлять нетерпение.
     - Хорошо, - выдохнул Олег, - но как бы там ни было... я, прежде всего, вам благодарен, что вы все-таки согласились меня принять, выслушать и, надеюсь, помочь.
     Ирина с подозрением посмотрела на него, однако Олег не придал ее настороженному взгляду никого значения. Он собрался с мыслями и очень серьезно начал ей объяснять:
     - Понимаете, общество - это, помимо классических о нем представлений, еще и сложная система, влияющая на поведение каждого человека. Поведение это не всегда одинаково для любого из нас... но иногда оно слишком уж выходит за привычные рамки. И мой нынешний интерес как публициста состоит в том, что бы разобраться, почему человек... нормальный, обычный человек, в привычной ему общественной среде иногда поступает вопреки своим убеждениям и характеру. Самое простейшее объяснение, что он подчиняется обстоятельствам. И это верно: семья, работа, друзья - вся эта окружающая каждого часть общества заставляет нас поступаться своим ради других. Но опять-таки, что бы нам же потом легче жить было. То есть в конечном итоге - все же себе на пользу. Я не сложно?
     - Нет... я понимаю, о чем вы, но не слышу вопроса.
     - Сейчас... так вот... я заметил... нет, не я заметил, а это известно, что иногда человек, вопреки своему характеру, принципам и вообще всему, что в нем есть, безо всяких, словом, предпосылок поступает совершенно нелогично... противясь всем общественным канонам, и так, что потом ему вовсе не легче жить становится! То есть обдуманно идет сам себе наперекор, противясь всякому здравому смыслу, всем своим чувствам и непонятно чем, при этом, руководствуясь - совершенно с виду бесцельно! Парадокс! Словно наступает момент, и мы как лемминги топимся в море, или, как кит - выбрасываемся на сушу. Я готов приводить примеры такого поведения, только вот разобраться с ними научно пока не могу! А хочу!
     Он сделал паузу, дав ей впитать смысл его слов перед главным вопросом.
     - Понимаете, Ирина, когда я вас увидел, во мне подспудно возникло необъяснимое любопытство, которое я долго не мог себе растолковать. Мы с вами несколько раз в том ресторане виделись, и оно мне все покоя не давало своей... неопределенностью. Вы сами знаете, как это бывает: словно зудит в нас что-то. И вот, позавчера, у меня появилась возможность с ним - любопытством моим к вам - попробовать разобраться. Я постарался для начала внимательно вас рассмотреть. Вот тут-то все и вышло: вы глянули на часы над баром - скорее всего, оценивали время - и в этот момент, отвлекшись от... ну вы поняли... словом, лицо ваше стало другим. И я увидел нечто для себя совершенно непонятное и нелогичное, может быть ключевое в моем вопросе: вы необычайно красивая женщина! Именно из ряда вон выходящая своей натуральной... естественной и доброй красотой! Той, которая мужчин покорить может безо всяких ваших усилий! И вместо того, что бы красоту эту напоказ выставить - чего казалось бы вернее, ведь беспроигрышный для вас вариант - вы, словно стыдясь ее, за всей этой замазкой прячете!
     Он замолчал, внимательно, не скрываясь, следя за ее поведением. Но она, не придавая этому никакого значения, видимо давно привыкнув, что на нее постоянно смотрят, слушала его все так же спокойно. Однако он отметил перемены в ее лице: словно она впускала в квартиру одного, а теперь, изменив мнение, сидела перед другим, и, возможно, заинтересовавшим ее, человеком. Обнадеженный достигнутым результатом Олег продолжил:
     - А теперь постарайтесь меня правильно понять, можете перебивать, если неясно будет. Так вот... обычная женщина всегда старается, и это согласуется с ее нормальным поведением, выставить напоказ свои наиболее привлекательные достоинства. Это - одно из ваших предназначений от природы данное: привлекать к себе внимание. И если кто-то из вас пытается что-то о себе скрыть, то для этого должна быть достаточно веская причина. Но тут же был на лицо парадокс: вы прячете свою естественную красоту, гораздо более ценную и полезную для вас в любых обстоятельствах - в любых! - под занавесом искусственно созданного, пожалуй, нехарактерного для вас, другого лица! Это что? Маскировка? Но ведь не уродуете себя, да и не особо прячетесь - я же видел... Хитрый ход? Но со всех сторон он нелогичен, словно смысла лишен. А ведь вы, я уверен, женщина явно неглупая, скорее - рассудительная... очень даже рассудительная: достаточно одного факта, как вы вчера со мной беседу по телефону оборвали: сразу оценили возможные неприятности. Может вы их и раньше оценили, а вчера машинально отреагировали, но все же оценили! То есть человек вы с понятиями и жизненным опытом. Но при этой своей рассудительности почему-то поступаете нелепо. Ведь непонятно, как эти два явления связать: вы, разумная, одну красоту под другой, чуждой вам прячете? В чем истинная причина такого вашего раздвоенного и одновременно единого вида? Я надеюсь, хоть и сумбурно объяснял, но вы вопрос мой поняли?
     - Да... поняла... - задумчиво ответила Ирина. В наступившем молчании Олег с напряжением, даже некоторым волнением, но надеясь на положительный для себя исход, ожидал первой ее реакции: окажется ли она той степени разумности, на которую он рассчитывал, или... вся его затея рухнет с первых же ответных фраз?
     Она упорно молчала.
     Олег хотел уже, было, попробовать добавить к сказанному еще разъяснений, но в этот момент Ирина, не глядя на него, словно сама у себя, спросила:
     - А вы?.. Вы сами всегда можете объяснить себе ваше поведение? - в ее голосе прозвучала не то досада, не то волнение - он не понял потому, что говорила она совсем тихо.
     - Я?! - он был удивлен ее встречным вопросом, но отвлеченный своим мыслями, машинально, явно не оценив глубины смысла, ответил: - Я? Честно говоря... вряд ли.
     - Так зачем вы ко мне пришли? Вот с собой бы и разбирались, - все также тихо, но теперь он точно понял - огорченно! - сказала Ирина.
  
     Олег резко вскочил с дивана, а она, вскинув голову, недовольная, с вызовом во влажных глазах смело бросила гневный взгляд ему в лицо, словно хлопнув пощечиной! Он поклясться готов был в тот момент, что почувствовал удар! Так, замерев на мгновенье, искренне взволнованные, смотрели они друг другу в глаза.
     Олег даже не обдумывал, просто сразу понял, что допустил: постаравшись предусмотреть то, что ее профессия довлевшая над ней искажала психику, осторожно обойдя острые углы этого непростого в данном случае препятствия но... все же сбитый с толку этой же ее профессией он совершенно упустил из виду, что Ирина может оказаться индивидуумом. И даже не понимал теперь, как он мог допустить такой промах?! Потому что сам заинтересовавший его факт ее сложного поведения должен был стать ему подсказкой, однако не вызвал в нем понимания, что перед ним довольно сложная личность, с непростым духовным содержанием, которое он и попытался исследовать, но в тоже время проигнорировал его, опустив тем самым Ирину до низшей касты. Но она, одним простым вопросом вернула себя на один уровень с ним, да еще ткнув носом в его же хамскую бесцеремонность.
     Он готов был провалиться со стыда за допущенную грубость! За то, что увлекшись захватившей его интереснейшей идеей, в надежде немедленно ее развить, как бесчувственный молоток, которому все одно куда попасть: по гвоздю или пальцу, ударил Ирину по чувствам! Стоила ли того эта идея, что бы вот так оскорбить бессовестным принижением совсем незнакомую женщину, кем бы она ни была?! Какое право он имел упустить из виду эту составляющую ее человеческой сути, словно ее априори не могло существовать?!
     Олег представил себе свой вопрос в ее мыслях и понял, что фактически потребовал у проститутки отчитаться: как та может обладать каким-то внутренним содержанием?.. Худшее развитие событий трудно было представить, и рассчитывать ему теперь было не на что!
  
     - Ирина... простите, я по хамски поступил и только сейчас это понял... Я увлекся и ничего, кроме идеи этой своей не видел перед собой... это как в азарте, словно вот-вот... и победа... вот я и увлекся, простите... не обижайтесь, только я совсем не хотел вас ничем задеть... да еще здесь, в этой квартире - это отчасти из-за этой обстановки - но... Простите, пожалуйста! Я пойду. Зла, только, на глупость мою не держите, прошу вас. Я искренне говорю: я - нечаянно, без задней мысли и только потом все понял, какую бестактность совершил. Прощайте, - всю эту сбивчивую речь он произносил отведя глаза в сторону, порывчато направляясь к двери и снова оборачиваясь, опять пытаясь уйти, и, наконец, выйдя в коридорчик. Она же, не меняя ни позы, ни взгляда, медленно провожала его легким поворотом головы вслед, и уже когда Олег оказался напротив входной двери, будто ожидая, что та сама по себе перед ним откроется и недоумевая: почему этого не происходит, вдруг, словно сама эта дверь, спросила:
     - Что значит: "Из-за этой обстановки"? Из-за какой обстановки?
     Он уже начал открывать замок не понимая, что ему задали вопрос. Потом, прекратив свое занятие, повернулся и, подойдя к дверному проему, так же рассеянно продолжил:
     - Я в этой обстановке вашей забылся... отвлекся... - он собрался с мыслями и уже четко, без следов сбивчивости продолжил: - Понимаете, я с вами говорил той, которая здесь сидит! И вышло так, словно я с вами той, что здесь, о той... что там говорю. Как будто та - это не вы, а другая и ее разобрать можно на части... без особых церемоний. Вот и вышло по-хамски... А я обижать совсем не хотел... ни ту... ни вас здесь.
     Ирина смотрела ему в лицо, видимо не собираясь останавливать, но и не говоря, чтобы уходил. И только гнев в ее глазах сменился на любопытство.
     - И вы думаете, что вот так, с первого взгляда смогли меня всю насквозь рассмотреть: какая я там и какая я здесь? Так?
     - Ну вот! Вот опять я не так выразился! Нет же! Это не так, наоборот, даже! Я это сказал для того лишь, что бы вы поняли из-за чего все вышло... потому что отвлекся на одну суть между вами двумя... а, скорее, и тремя в вас. А вы оказались сложной натурой, и мне именно такая нужна, что бы с вами об этом говорить: о вашей сложности... и в ней разобраться! Боже мой, да что же я молочу такое?! Вы, наверно, меня за идиота принимаете или вообще чокнутого?!
     Она молчала. Он на полшага вошел в комнату, только теперь сообразив, что говорит через порог.
     - Понимаете, вот вы вспомните, что я вам вначале говорил, о том, что мы неизвестно как порою поступаем. Как будто не один человек в нас живет, а несколько. Разных несколько. Но во мне, например, это заметить трудно - я натура слишком целеустремленная, как бы монолитная. А когда я вас в первый раз... ну, в смысле, по-настоящему в первый раз увидел, то поразился: насколько вы многогранно-контрастной можете оказаться. Не по интересам или взглядам или чему еще отдельному, а, как бы, в основах своих разная, фундаментно... - вдруг о чем-то вспомнив он восторженно произнес: - Вот! Вы у Достоевского "Двойник" читали?!
     - Нет, но о чем книга, знаю, и особой связи с ней не вижу.
     - Потому что Федор Михайлович несколько фантастически это у себя описал, но, по сути, очень близко: вроде и два человека, и один, и противоречивый сам же в себе. Но я-то, как публицист, на это с другой точки смотрел - с точки зрения взаимоотношений общества и человека: что вас, заставляет нелогично на людях поступать, словно вы противоречите стандартным общественным правилам совершенно для вас же ненормальным образом?! И я к вам за помощью пришел! Что бы вы помогли разобраться: о себе объяснили. Но... но теперь вы уже меня вряд ли... Словом, извините меня: я действительно в увлечении это все допустил, без намерения вас обидеть. Но теперь понял... и боюсь: если я дальше разбираться продолжу, то уж точно оскорблю ненароком... а я не люблю людей оскорблять. Простите и... прощайте.
     Он опять повернулся к двери, теперь уже ясно отдавая себе отчет в том, что делает, и, открыв ее, поникший, вышел на площадку. Ирина не торопясь, поднялась закрыть за ним...
  
     Лиза пришла с работы поздно и наскоро закусывая, подсела на диван к смотревшему телевизор Олегу. Внимательно взглянув на него, она спросила:
     - Ты чем-то расстроен? Олег, ты же знаешь, как я не люблю, когда ты злой! Мне так и кажется, что на меня за что-то дуешься. Что произошло?
     - Да... полоса какая-то пошла... Еще одна тема, похоже, пропала. Идея была интереснейшая... моя тема - о редких случаях поведения, но человек, с которым я работал, отказался от общения. Тема, правда, шальным образом выскочила, но, похоже, перспективная была. Такую терять не хотелось бы. О таких вещах Достоевский и Гоголь писали... представляешь?! Дух захватывает.
     - Так найди другого человека.
     - Увы! Идея-то и родилась в связи с человечком и второй экземпляр неизвестно когда подвернется. Может и никогда.
     - Странная тема. Ты же публицист и общественные явления анализируешь, а тут - всего лишь один человек. Как это?
     Он задумался перед тем, как начал объяснять.
     - Ты знаешь, сколько в нас микроэлементов?
     - Тебе точное количество назвать?
     - Необязательно.
     - Много! - очень уверенно ответила Лиза, сдерживая улыбку.
     - Вот-вот. И каждый влияет на состояние организма. Так же и в обществе: множество мелких, незначительных, казалось бы, его составляющих, определяют насколько оно здорово и развито. Но и обратно: по каждому их отклонению можно судить о том, что с этим обществом происходит. Вот один из таких микроэлементиков я заметил и хотел изучить его роль в нас. Очень похоже на раздвоение личности, однако, по сути, совсем не то: вроде как две личности одну, третью! за собой прячут. Не знаю пока: ни что это все определяет, ни что может значить, и значит ли вообще хоть что-то? Может это, действительно, и не общественное явление, а сугубо индивидуальное... Но теперь уже никогда не узнаю: поссорились при первой же беседе. Причем, я сам и нарвался.
     - Успокойся. Ты же у меня умница. Найдется еще тема, а, может и еще "экземпляр", - последнее слово она произнесла, явно передразнивая Олега. - Тебе не стыдно так людей называть?
     - Я же образно.
     - А если бы тебе в лицо так сказали?
     - Послушай, я вот чего не пойму: за что тебя - такую вредную - все любят? И по-настоящему же нравишься... - он не договорил: Лиза по-свойски шлепнула его ладошкой.
  
     ***
  
     - Какая я?
     Звонок застал Олега врасплох: в самый разгар азартного спора с коллегами. Но он сразу понял, что звонила Ирина и сразу же, обрадовавшись, без заминки ответил:
     - Очень многогранная, и... - задержал дыхание, - ... очень красивая.
     В курилке моментально наступила тишина. Все молча повернулись к Олегу.
     - Заходите завтра, к двенадцати, - и она оборвала разговор.
     - Что? - он обвел нарочито-деловитым взглядом присутствовавших. - Это я о новой теме с одним... специалистом все никак не договорю. Тема действительно, - очень многогранная, но... и красивая, безусловно...
     - А-а...
     - Ну...
     - Конечно... "тема"!
     - Да-да! Именно - "тема"... - веселые намеки полетели в него со всех сторон...
  
     - Обольщаться на свой счет не надо: я вас не ради вашей идеи пригласила. Мне кое-что интересно стало из того, что вы обо мне сказали, - Ирина сидела на том же стуле, а Олегу предложила то же место на диване.
     - Вопрос можно? Совсем короткий, но очень уж на языке он у меня. Отвлекает, - перебил ее Олег.
     - Тогда задавайте, а я - потом.
     - Почему вы визитку мою не выбросили? Вы же мой телефон с нее узнали?
     - Нет, он в моем мобильном, в черном списке так и стоит. Но карточку я действительно не выбросила.
     - То есть ваш вопрос уже тогда возник и вы подумали, что может и позвоните его выяснить?
     - Не совсем так, но в общих чертах верно. Все?
     - Да, и... спасибо, что ответили.
     - Теперь я могу спрашивать?
     - Да, конечно.
     - Я ваши прошлые объяснения о цели прихода хорошо помню: вашу идею, которую вы хотели развить и все прочее. Даже, когда вы извинялись, все поняла. Мне это все безразлично. Но... вы одну интересную для меня странность заметили, и когда я вам позвонила позавчера, вы ее подтвердили. Может, это совпало, конечно, но дважды... даже трижды - многовато для совпадения. В общем, вопрос такой: вы меня видели в ресторане - это я одна, потом здесь, в доме - это я вторая, но вы сказали, что во мне три человека... или натуры, или чего там еще... но три. Потом, перед уходом повторили, что во мне несколько может оказаться, что я многогранная не по взглядам или чему-то еще, а внутри, как несколько человек. И вот позавчера, по телефону вы опять говорите, что я - сложная. Это совпадение? Вы это все время образно говорили?
     - Нет и нет - не совпадение и не образно говорил. Я действительно заметил, что вы как бы двояки, но есть в вас еще что-то. Я пока не могу раскрыть, но оно нехарактерно, ни для первой, ни для второй вашей - я по-научному - сущности. Трудно объяснить: вы сложнее, множественнее, многограннее, чем, может даже, себя представляете, и это делает вас в некоторых случаях... нестандартной... в том числе, похоже, и для себя самой, - добавил он в конце со слабой надеждой вызвать в Ирине интерес к их общению.
     - И это все вы за полчаса нашей встречи поняли?
     - Они, знаете ли - эти полчаса - весьма напряженными получились. Порой и полчаса могут много сказать.
     - И в чем же я стандартная, как вы сказали, а в чем нет? И почему во мне больше двух натур?
     - Давайте уточним: вы считаете, что в вас две натуры?
     - Я вас позвала не то обсуждать, что я о себе считаю - это мне и без вас известно, а услышать, что вы во мне заметили.
     - Но у меня только предположения есть. Я ведь ничего, на самом деле, о вас не знаю и приходил-то за тем, что бы узнать! Как же я могу рассказать?!
     Она удивленно глянула на него и тихо, но очень настойчиво возразила:
     - Олег Борисович - так же вас? - что вы мне голову морочите? Вы мне ясно дали понять, что видите во мне несколько... как вы сказали, сущностей. Но на деле оказывается, что вы ничего не видите?! Давайте-ка так: или вы что-то обо мне поняли и тогда - отвечайте... или, если все это - спектакль, ради того, что бы со мной на халявку рядышком посидеть, то тогда: двери вы знаете где, и даже сами открывать с этой стороны научились. Так что? Объясняете или уходите?
     Он удивленно смотрел, как она легко укладывает его своей логикой на лопатки, словно мальчишку в шуточной драке. Вот так женщина! А она, чуть выждав, продолжила:
     - Что вы замерли? Горгону Медузу увидели и в камень превратились? - и, видя его оторопь, добавила: - Похоже, вы дверь выбрали...
     - Постойте! - чуть ли не с испугом попросил он. И уже приходя в себя после ее едких фраз, продолжил: - Вы что же думаете, что я вот так, придя сюда, не зная цели приглашения, уже подготовлен к такому разговору? Студенту на экзамене и то время на подготовку дают! А вам по такому непростому явлению сразу все по полочкам разложить? Как вы это представляете?
     - Да очень просто представляю: запутались вы во всем. В прошлый раз вы вполне убедительно меня уверяли в моей многогранности. Ваши слова?
     - Да.
     - А сегодня вы говорите, что ничего обо мне не знаете, и все, что вы говорили - лишь предположения, которые еще не исследованы. Опять ваши слова?
     - Да.
     - Двери - через коридорчик, - она подтвердила свою резкую фразу жестом.
     Его поразило, что все это время Ирина была абсолютно спокойна и чувствовала себя настолько уверенно, словно она была учителем, а он - нашкодившим на ее глазах школьником, не знающим, как объяснить свой неразумный проступок. Это была, даже, не война умов, а какое-то избиение младенца!
     - Кофе дадите? - попросил Олег.
     - На улице найдете, где попить.
     - Хорошо, буду отрабатывать ваше радушие, - саркастически начал он. - Первая вы, что здесь, - это женщина удивительной красоты, прекрасно понимающая ее силу и, наверняка, умеющая ею - этой силой - пользоваться. Но при этом, похоже, что вы не находите... точнее: не ищете этой силе применения. Как бы привыкли скрывать, или прятать ее. А если пользуетесь, то хладнокровно и в свою защиту. Вторая - расчетливая, знающая свои особенности и свою... - он замолчал, словно собираясь с силами, отважно продолжив: - ...а, ладно, хоть и по морде от вас получу, но так же оно и есть: знающая свою высокую цену, и не скрывающая это... дамочка, соблюдающая все правила своей же... игры, - Олег замер, но ничего в ее лице не изменилось: все то же спокойное внимание и не единой эмоции. Выждав это много сказавшее для него мгновение - она позволила ему откровенность о себе - он продолжил:
     - И вот третья: за всеми этими первой и второй натурами спрятан совсем иной человек, лицо которого я увидел уже здесь, в этой комнате в прошлый раз! И оно не вяжется ни с чем. В вас проявилось сочувствие к самой себе... нет, не жалость, а именно сочувствие... и эта третья ваша сущность защитила первые две! И как умело защитила! Словно она главная над ними и их оберегает... словно она - это и есть... ваша доминанта... Сейчас, подумаю, как сформулировать...
     Его фразу прервал звонок в двери, но Ирина никак на это не отреагировала, словно не слыша. Только сказала Олегу:
     - Ладно, вы думайте, а я пока кофе принесу: заработали. И... я хочу более наглядных объяснений... без теорий про общественно-политический строй.
     Она поднялась.
     - Слушайте, ничего, что вам в двери звонят? Может, стоит открыть? - удивился Олег.
     - Вам скучно? Еще кто-то нужен?
     Но в этот момент зазвонил ее мобильный телефон. Она посмотрела, кто вызывает, и удивленно нажала кнопку соединения.
     - Что тебе?.. У себя дома... Ну и звони дальше! Что, трудно предупредить?!.. А я тут причем?.. Ладно, могу дать сейчас, - и уже к Олегу: - Подождите немного.
  
     Она вышла, притворив за собой двери комнаты. Из коридорчика почти тут же послышался мужской голос. Не прошло и пары минут, как дверь отворилась и Ирина вернулась в комнату. За ней последовал любопытный взгляд молодого, довольно обаятельного и простодушного с виду мужчины одних с Олегом лет. Он тут же уставился в сидевшего на диване гостя, и несколько удивленно спросил:
     - А это?..
     Ирина, уже стоя возле одного из открытых ею ящиков шкафа и отсчитывая деньги из взятой оттуда пачки, вяло спросила:
     - Тебе чего?..
     - Только не надо про дядю из деревни...
     - А я тебе не обязана... - начала было Ирина, но Олег ее перебил:
     - Вы, возможно, Евгений?
     Тот моментально кинул недобрый взгляд на Ирину, а она, не обращая никакого внимания на реакцию нового посетителя, удивленно посмотрела на Олега. Но тут же продолжила свое занятие, видимо решив оставить вопросы на потом.
     - Так вы Евгений? - переспросил Олег.
     Мужчина нагло смерил Олега взглядом, небрежно бросив в ответ:
     - Ну и что с того?
     - Просто, к Евгению у меня была бы просьба.
     - Какая?
     - Так вы и вправду Евгений? - уже настойчиво переспросил Олег, но мужчина опять ему не ответил, а вместо этого задал новый вопрос Ирине:
     - Это что за следователь?
     Но Олег не дал ей ничего сказать, опять вмешавшись в ответ:
     - Я так понял, что угадал. Послушайте, Евгений, вот моя карточка, и если мое присутствие здесь вас сильно озадачило, или требует объяснений, передайте ее Вячеславу Павловичу и скажите, что Олег Борисович Саберин хотел бы с ним по этому поводу переговорить, - он подал свою визитку мужчине.
     Имя Вячеслава Павловича вызвало недоумение на лице Евгения. Подошедшая Ирина, сунула ему в руки отсчитанные деньги, произнеся: - Пересчитай, - но тоже удивленно посмотрела на Олега. Евгений вместо того, что бы заняться купюрами взял из руки Олега визитку, осмотрел и, прочитав, недовольно задал вопрос, почему-то опять обращаясь к Ирине:
     - Публицист это кто? Журналюга, что ли?
     Олег снова не дал той заговорить:
     - Не "журналюга", а публицист.
     - А кто такой Вячеслав Павлович? - непонимающе спросил Евгений, но теперь, наконец, у Олега, приняв при этом вид, что увлекся подсчетом отданных ему денег.
     - Крунц. Вячеслав Павлович Крунц. Теперь понятно?
     Однако его собеседник по-прежнему делал вид наглого простачка.
     - А давай, лучше, я тебя безо всякого Вячеслава Павловича с лестницы спущу?
     Тут, все тем же своим тихим, но уже недовольным тоном, вмешалась Ирина:
     - Женечка, ты в моей квартире. Не забывай, что спускать с лестницы здесь могу только я!
     Но оба мужчины не обращали внимания на ее замечание, и Олег, приняв отнюдь не добродушный вид, перешел с нормального на более жесткий тон:
     - А с чего ты взял, парень, что Крунц тебя за это похвалит?
     Уверенный отпор Олега сделал свое дело: Евгений повернулся к Ирине и нормальным, спокойным голосом сказал:
     - Я за тебя потом отвечать не буду. Пока! - повернулся, спрятал деньги, визитку Олега и так же спокойно, как говорил последние слова, вышел из квартиры.
     Ирина закрыла дверь на замок, и, не глядя на Олега, все еще стоявшего в дверном проеме комнаты, ушла на кухню. А он, поняв по последней фразе, что поведение Евгения было сплошной бравадой, в чем, впрочем, с самого начала не сомневался, уселся на свое место.
  
     Ирина вернулась с чашкой кофе на блюдце и отдала ее в руки Олегу.
     - Откуда вы знаете про Женьку и Крунца?
     Он, отпив глоток, ответил:
     - Оттуда же, откуда и адрес этот узнал: друг у меня есть - такими делами зарабатывает. Я его, в принципе, только ваш адрес просил узнать, но он мне по-дружески еще кое-какую информацию подкинул - положение дел объяснил.
     - И о чем вы с Крунцем собрались говорить?
     - О своей работе. И о том, что она никак не связана с вашей.
     - А Крунц вот так просто возьмет и поверит?! - усмехнулась Ирина.
     - Это уже мое дело. Но за себя не беспокойтесь: о вас я говорить совсем не собираюсь.
     - Посмотрим. Но... за меня не особо волнуйтесь: я Крунца не боюсь... и Женя, кстати, об этом знает. Лучше о себе побеспокойтесь, что бы он вас во что-то не втянул.
     - Постараюсь. Хороший кофе, спасибо. Но Женя нас перебил: вы подробностей хотели, когда он...
     Однако Ирина уже передумала.
     - Не сегодня. А, может, и никогда. Кофе допили?
     - Спасибо! - он протянул ей пустую чашку. Она забрала ее, и встав, попрощалась:
     - До свидания!
     Олег встал с большой неохотой и огорчением на лице.
     - Мы еще встретимся?
     - Я же сказала, что не знаю.
     - Но я надеюсь. До свидания!
  
     Вечером ему позвонили на мобильный, и незнакомый бесцветный голос поинтересовался:
     - Олег Борисович?
     - Да, это - я.
     - Вы хотели встретиться с Вячеславом Павловичем?
     - Да.
     - Он завтра, в четырнадцать часов, будет обедать в ресторане "Океан". Вы подойдете?
     - Обязательно.
     - До свидания, Олег Борисович!
     - До свидания.
     "Оперативно", - подумал Олег.
  
     ***
  
     Адвокат Вячеслав Павлович Крунц с давних времен был замечен в каких-то очень уж тесных связях с криминальными элементами: нередко выступал защитником по скользким уголовным делам и никогда, практически, не отказывал в своих услугах людям с темным прошлым. Но в годы после перестройки он практику прекратил, поговаривали, что не без какой-то липкой истории, и вдруг превратился в весьма удачливого бизнесмена. Неоднозначные дела его настолько резко пошли вверх, что им несколько раз заинтересовывались органы внутренних дел, прокуратура, и, не перечислить сколь часто - налоговая инспекция. Но, будучи прекрасным знатоком законодательства, человеком тонкого ума, к тому же, и неплохим психологом, он всякий раз, выходил сухим из воды, с удовольствием впоследствии рассказывая веселые истории о своих "злоключениях" - пошутить он любил, и делал это умело, даже когда речь шла о нем самом.
     В круг интересов Вячеслав Павловича входили самые разнообразные предприятия. Так, например, помимо нескольких ресторанов, включая тот, в котором Олег устраивал свои деловые встречи, он владел и частью городского "увеселительного" - его слово - бизнеса: парой фирм типа "Вечернего уюта", в которой числилась сотрудником и Ирина. Числилась самым натуральным образом, с записью в трудовой книжке: "Менеджер по организации развлекательных мероприятий и досуга населения", знала, где эта фирма находится, и раз в месяц приезжала туда забирать самую что ни на есть натуральную заработную плату, о получении каковой лично расписываясь в ведомости. Все это могло бы показаться смешным, да вот только при такой умелой организации дела к Вячеславу Павловичу никакие государственные органы были не страшны, потому как слово "проституция" к его "солидной" фирме прилепить было невозможно.
     Когда Олег зашел в зал ресторана, Вячеслав Павлович уже обедал, жестом приглашая собеседника присаживаться напротив, и так как они пару раз слегка пересекались на каких-то мероприятиях, без особых церемоний перешел к делу:
     - Я немного тороплюсь, поэтому пришел раньше и заказал обоим, так что вы угощайтесь. Мне передали, что у вас там какие-то непонятные для уровня развития Жени интересы возникли, и вы попросили о встрече со мной. В чем же проблема?
     Олег также сразу включился в деловой ритм беседы.
     - Вячеслав Павлович, я не в курсе насколько вы знакомы со спецификой моей трудовой деятельности, и поэтому начну с начала...
     - Не беспокойтесь о начале, Олег Борисович: кто вы и чем занимаетесь, я прекрасно знаю и, даже, труд ваш последний не только в руках держал, но и прочел. Кстати, несколько тонких для себя моментов отметил. Вы молодец: умеете гранями проблемы перед глазами читателя повертеть. Завлекает!
     - Тем будет проще объяснять. Нашел я недавно одну интересную идею для очередной своей работы, назовем ее условно... "Кармен". Но... как, Вячеслав Павлович, работает публицист... или писатель? Допустим, мне нужно создать персонаж военного. Я иду, образно конечно, в казармы знакомлюсь с нужным мне офицером, дружусь с ним, узнаю о нем как можно больше и переношу основные черты на бумагу. Дальше - матадор... неактуально, пусть будет... знаменитый боксер. Я иду в спортклуб, знакомлюсь с боксером, схожусь с ним, провожу вместе время, узнаю тонкости бокса, образа жизни спортсменов и, опять же, переношу, что нужно из мною узнанного на бумагу. Естественно все это в рамках задуманного сюжета и типов персонажей, а не впрямую. Теперь мне нужна Кармен. Я иду на табачную фабрику, знакомлюсь с девушками-работницами, выбираю подходящий образ, и... что бы вы думали? Появляется тут неопределенный, ненужный мне никаким боком... персонаж и хамовато намекает: "Никаких Кармен!". И что же мне теперь остается? Не только весь предыдущий труд, но и саму идею выбрасывать, что ли? Глупо же! Но персонаж этот, неопределенный, мелковат, вопросов не решает, и объяснять ему, что никаких дармовых сигар из буфета Кармен я таскать не собираюсь - просто бесполезно. Вот и попросил я о встрече с вами. Меня Ирина интересует постольку, поскольку это нужно мне для развития очередной публицистической темы. Но в этом направлении мне необходима полная свобода. И если, даже, мне понадобятся непредсказуемые действия, я не должен быть связан по рукам. А что именно понадобиться, я пока предугадать не могу: развитие новой темы - это, вы же понимаете, процесс творческий, а, значит, слабо предсказуемый. Одно только гарантировать могу: никаких дармовых сигар из вашего буфета... ее буфета, неважно... словом, вы поняли, о чем шучу, я таскать не собираюсь: у меня своя работа, у нее - своя, и ваши с ней "трудовые отношения" меня нисколько не интересуют, потому и лезть я в них не собираюсь. Мне только типаж нужен: живой многогранный характер! Вот, собственно, и все.
     Вячеслав Павлович, будучи человеком разумным и деловым, сразу ухватил суть вопроса.
     - Ну, это вопрос пустяшный. Не стоило, может и встречаться, знай бы я раньше, в чем суть. Так, что считайте, что проблемы вашей уже нет, но и я, конечно, рассчитываю, что обратись к вам при случае, найду такую же радушную встречную поддержку. Договорились? - он добродушно улыбнулся собеседнику, двигая перед собою десерт. Но Олег, широко осклабившись в ответ, возразил легкости предложения:
     - Э-э, нет, Вячеслав Павлович! Я весьма благодарен за то понимание, что вы проявили, вот только и я, извините, не без понимания. Я не то что палец, а и краешек ноготка побоюсь вам дать, прекрасно понимая, что не руку, а всего меня вы тут же заглотнете, не икнув, как легкую закуску. Нет-нет... весовые категории у нас уж очень разные и меня ничто в таком случае не спасет. Давайте разберемся: вам ваше решение ни труда вашего ни затрат не принесет, даже, по телефону вы никому звонить не будете - слово скажите и его передадут. И урона я вам, извините, ни на копеечку не принесу. А с меня вы уже авансом обязательство стребовать хотите. Нет-нет! Давайте, просто останемся в хороших отношениях. Они ни мне, ни вам не навредят. Ведь - об заклад биться готов - вы же сами считаете, что такого вполне достаточно и что отказывать мне, ну никакого резона для вас нет!
     Вячеслав Павлович улыбался.
     - Да, говорили мне, что вы человек, хоть и молодой, но разумный, теперь сам в этом убедился. А разумных людей лучше на своей стороне держать. Что ж, Олег Борисович, хорошие отношения - это тоже кое-что, но все же не забудьте, что первый шаг навстречу был с моей стороны.
     - Про хорошее отношение я действительно не забуду, и рад, что мы друг друга так поняли. Вот только, уточнить бы еще: о каком шаге сейчас речь была? О том, которым мне Женя дорогу загородил?
     Вячеслав Павлович, начавший было собираться, взглянул на Олега после его заключительных слов, опять усмехнулся, остановился, взял в руки фужер с вином, жестом показал, чтоб долили, вольно расположился и сказал:
     - Нравитесь вы мне, Олег Борисович! Не знаю чем, но думаю: благоразумностью своей. А я умных людей люблю и с удовольствием с ними общаюсь. И из-за того, что вы мне так скоро понравились, я еще задержусь, чтобы вам, нет, не совет... маленькую историю рассказать об Ирине. Потому как, что-то в вас обоих общее есть, хотя, вы о том и знать, пока, не знаете. Вот вы сейчас меня осекли, но я к вам не в претензии - вы свой ум доказали, но расскажу, как она такое же сделала. Не для того, конечно, что бы вы статью написали, а чтобы уяснили себе кое-что... на кого в ее лице нарываетесь. И заодно показать, почему меня совсем не удивляет, что из всех, вы именно ее для своей... работы выбрали.
     - Обязуюсь нигде об этом не упоминать. А за помощь - спасибо!
     - Не о помощи сейчас речь, а о том, что, возможно придете вы ко мне в будущем времени и совсем не с пустым предложением - уж поверьте человеку чуть не вдвое вас старшему - вот и готовлю я нужную почву, что бы вас потом обобрать, - он рассмеялся.
     - Все может случиться, - также улыбаясь, ответил Олег.
     - Вот и хорошо, что не отрицаете. Значит, верно я вас оцениваю и поступаю. Вы, надеюсь, Катюшу мою знаете?
     - Да.
     Катюшей Вячеслав Павлович именовал свою молодую сожительницу, которую большинство считало его гражданской женой, что и было ближе к истине. Бывшая проститутка Екатерина, звавшаяся всеми "Катюшей" отнюдь не прообразно миленькой русской красавице, а, за соответствовавшие своей мощью знаменитой боевой установке времен Второй Мировой войны, яркие женские прелести и крутой характер, попала как-то в постель Вячеслава Павловича и... там задержалась. Поговаривали, что и само приключение с постелью было также ее рук делом, но достоверно об этом не никто знал. Зато достоверно стало известно, что в чрезвычайно короткий срок, эта самая "Катюша" вдруг заняла положение экономки, а потом, и хозяйки в его доме. К тому же каким-то образом вскоре превратилась в Екатерину Степановну, да так, что теперь только самому Крунцу позволялось обращаться к ней по старому имени. И уж совсем закрепилась за ней слава бойкой дамы, когда вокруг поняли, что не только всеми бытовыми, домашними хлопотами, но и всеми мелкими делами Крунца заправляет уже, ни кто иной, как она!
     Кто-то относил такой быстрый и высокий взлет к ее энергичной натуре смешанной с весьма привлекательным женским видом, кто-то - к практичному, жизненному уму, но большинство сходилось на том, что она хорошо знала: где ей надо в данный момент быть, что делать и что говорить. Конечно, это все имелось, и в немалой степени... однако главная составляющая успеха была совершенно противоположна мнению этого большинства. Екатерина Степановна, ко всем упомянутым, обладала воистину удивительными качествами: она всегда знала, где ей в данное время не стоит быть и там не появлялась, что ей не нужно делать и этого сторонилась, о чем ей не стоит говорить и о том молчала!
     - Подарил я ей как-то сережки, - продолжал с довольной улыбкой прекрасно пообедавшего человека Вячеслав Павлович, - уж не помню и повод... но вы знаете женщин с их капризами: то ли бриллианты показались ей маловаты, то ли цвет их был не чистой воды, а, может, настроение в тот день под эти серьги не подходило... словом, сует она мне назад коробочку, со словами, чтобы я не позорился. Ну а я сам, возможно, не в духе был - отбросил серьги в сторону и, рассердившись, ушел. И все бы прошло незаметно, да только вечером была у нас пирушка по поводу десятилетия одного из моих ресторанчиков. Торжество не торжество, так себе - семейное сборище. А мы в таких случаях, чтобы народ носом в салат не кивал, несколько девочек наших приглашаем, кто повеселее. Пришла туда и Ирина - вечная королева балла. Сижу я без настроения, и Катюша моя куксится на меня недовольно в стороне. Задел меня ее каприз и решил я над ней покуражиться: поймал за руку проходившую куда-то Ирину и сажаю себе на колени. Та, как обрадовалась - улыбается мне, почти смеется. Наблюдаю краешком глаза: задело мою Катюшу за живое, и тем заведенный, давай дальше Ирину тискать. А она прильнула ко мне, улыбается и ручку тянет к щеке - погладить. Только чувствую: не гладит, а как-то странно в меня тычет. Опускаю взгляд, - Вячеслав Павлович посмотрел вниз, на галстук, демонстрируя жест, - а там - кукиш! Кукиш она мне под нос сует! И тут же в ухо шепчет: я с тобой, субчиком, не то, что за пять сотен, а за пять тонн баксов никаких дел иметь не хочу. С коленок моих вспархивает и - ну королева королевой - гордой походкой дальше уходит. Я не знаю, что бы с ней за миг было - в такое гневное состояние впал - да только тут гром средь ясного неба: Катюша моя засмеялась. А она когда от души рассмеется, то под слабым потолком лучше не стоять, чтоб в завалах не погибнуть. Все взгляды - на нее, никто ничего не поймет, один я знаю, в чем дело, но виду, конечно, не подаю. Но и выручила она меня, может для этого и рассмеялась - не знаю точно, но похоже было... словом, никто не заметил... а если заметил, то не понял что произошло... да и выпивши уже были все. Но дело не в том.
     Вячеслав Павлович отпил вина, и так же улыбаясь - по ходу рассказа он несколько раз слегка смеялся - продолжил:
     - Вернулись мы с Катюшей домой уже вместе. И как я ни стараюсь отделаться, а липнет она ко мне, да с такой ехидной улыбкой: прямо, как у змеи с жала, яд из глаз сочится от удовольствия. Сидим на диване, вроде телевизор смотрим... она ко мне ластится, а я уже на грани взрыва. Ну, думаю, погодите обе: будете вы у меня, сучки, в посудомойках ночных торчать, пока за прощением не приползете ноги целовать! И только эта мысль в голове моей залегла - не поверишь, Олег Борисович, в тот же момент - поднимает на меня глаза Катюша, и тихим, ласковым таким голоском, но словно в лед обернутым, говорит: "Ты, Славочка, если какую подлость для Ирки придумал и отомстить решил, так знай, что я той же ночью, член твой вместе с яйцами, напрочь отгрызу!" А в глазах прямо плакат развешен: "Сдохну - но сделаю!"
     И Вячеслав Павлович засмеялся в порыве собственных эмоций.
     - Но, вот тут-то и притча, - успокоившись, и, словно подводя черту, сказал он. - В сговоре они быть не могли - Ирина мне под руку случайно подвернулась. Не особо жалуют и не боятся одна другую - это я тоже знаю, обе еще те... Поэтому, что Катюша после заступится, Ирина знать никак не могла. И вот ты оцени теперь, что произошло? Я же эту Ирину когда-то серьезно выручил, да еще квартиру купил и обстановку позволил самой выбрать. Казалось бы, помоги она мне над Катюшей покуражиться, по-дружески просто, и моя благосклонность на долгое время с ней, да и подарочком не преминул бы за такую поддержку поблагодарить. И то, что Катюша ей не то, что подарок, спасибо не скажет - тоже ясно было. Ирка - девка с мозгами, в голове в момент все прокручивает... но все свои плюсы выбросила и ни с чем, кроме риска поссориться со мной, осталась! Но только чем на деле все кончается... реально? Вот не поверите... хоть как считай: хоть так, хоть эдак - в проигрыше она, видно, что в полном проигрыше со всех сторон... а душой чувствую - выиграла! За ней победа осталась! Вы меня понимаете, Олег Борисович?!
     - Похоже понимаю, и то же, что вы чувствую. И даже понимаю, что никакая это не женская солидарность, а ее - Ирины - точный расчет! Даже не расчет - интуиция, как бы наитие, что ли...
     - Вот-вот, молодец, что точно заметили. Прямо мистика, как она тонко и верно смогла понять, что делать надо!.. Так вот к чему я вел, и что про эту ее мистику теперь вам скажу: если вы, Олег Борисович, думаете, что ларец с драгоценностями нашли и уже ладонь растопырили бриллиантиков пригоршню ухватить, то смотрите, как бы этой самой рукой вам в ящик Пандоры не попасть, где вас Ирочка заглотнет и не поперхнется! Ох, берегитесь ее! С такой - либо глаза на все закрыть да любовь до гроба, либо бежать от нее подальше - куда попало! И я - за второе.
     Оба замолчали, словно представляя неприятную перспективу.
     - Вячеслав Павлович, так она на вас за квартиру работает? - поинтересовался Олег.
     - Пять лет - такой договор у нас. Но нет... не только за квартиру, конечно.
     - За пять лет такой красоты женщина на пять квартир заработает. Неужели согласилась на таких кабальных условиях?
     - На кабальных? Кабальных?! - Вячеслав Павлович поморщился от возмущения. - Я же сказал: не только... Она ко мне с бумажкой пришла.... и это после того, как я ее выручил да еще согласился с жильем помочь - квартировать ей было вообще негде. А на бумажке той такой расчет, что не всякий экономист сделает: и банковский процент средний за пять лет выведен, и инфляция, и движение курса доллара, и чего там еще только не заморочено... разве что выгоды моей. И каждую цифру тут же объясняет, за каждую горой... вы хоть знаете, сколько у нее денег сейчас на счету, у этой "закабаленной"? Не меньше чем у Катюши моей! А уж та - баба не промах! Да еще покровительство мое выпросила - крышу - на то время, когда бизнес свой развивать начнет!
     - Так почему она за квартиру с вами не расплатиться, если деньги есть?
     - А вы, Олег Борисович, сами у нее спросите. Только... Да что я "толькаю"! Вы человек взрослый и, как начало нашего разговора подтвердило, мозгами шевелите вполне живо и трезво. Вот в чем вы с ней схожи, но... похоже, и еще кое в чем... А теперь мне, простите, ехать надо - вон мой помощник в дверях уже четверть часа мнется, напоминает, что пора. Я и так вам немало помог. Но, учтите, Олег Борисович: я на вашу скромность рассчитываю.
     - Непременно, Вячеслав Павлович!
     - Всего вам хорошего, и за проблемы с моей стороны не волнуйтесь... да и вообще, поступайте там, как хотите: я эту каналью вашу итак сторонюсь - своей хватает. И вам того же рекомендую... для чего и рассказал о ней. До свидания!
     - Всего вам хорошего, Вячеслав Павлович, и спасибо за... наставление, - Олег остался за столом, еще долго воспринимая и обдумывая неожиданно полученную информацию.
  
     Прошло больше недели со дня его встречи с Крунцем, когда Ирина позвонила снова. Говорила она, как всегда: тихо, спокойно и очень кратко:
     - Если хотите, заходите завтра в то же время. Доразберемся...
     И теперь он сидел у нее в комнате, по-прежнему на том же диванчике. Настроение у Олега было прекрасное, можно сказать, радостное: похоже, он сумел заинтересовать Ирину и сможет, таки, поставить свои изыскания на более-менее надежный фундамент, что бы со временем развивать дальше.
     - Судя по тому, что мне Женя сказал, вы говорили с Крунцем, - начала она разговор.
     - Мы встречались и договорились, что больше никто мне мешать выяснять вопросы не будет.
     - Какие "ваши вопросы"? - удивилась Ирина
     - Которые я у вас выяснить хотел.
     Она уверенно возразила:
     - Вы опять все путаете: я же говорила, что ваши вопросы меня не заботят. Мне интересно со своими разобраться. Вы разве не поняли?
     Олег не то чтобы растерялся от такого категоричного отпора, но просто оказался к нему не готов.
     - А как же тогда... с моим?.. - он даже не сумел сразу сформулировать свой протест.
     - Мне все равно, - равнодушно заметила Ирина, не обращая внимания на его реакцию - настроение у Олега изменилось, что отразилось даже на его лице - и продолжила без перехода: - Что же вы заметили во мне такого, что стоит за моим... за обычными обликами? Вы же не забыли, на чем мы прервались?
     - Нет не забыл... - Олег все еще не мог примириться с навязанной ему ролью. - Но зачем же я с Крунцем встречался?!
     - Не знаю - это ваша идея была, - словно между прочим сказала она, продолжая уже более заинтересованно: - На мой вопрос вы отвечать собираетесь? Или так и будем друг другу загадки задавать без ответов? Кто больше...
     - Да-да... конечно... Но так, по-моему, несправедливо!
     - Послушайте! Я разве неясно объяснила, что ваше: "по-моему", меня совершенно не интересует! Не буду я вам ничего рассказывать и объяснять о себе. Что непонятно?
     - Но почему же?!
     - Потому что я вам ничем не обязана - вот почему. И требовать что-то от меня - хоть с Крунцем вы говорили, хоть с кем - вы не можете! Но если вы на мой вопрос отвечать не хотите - я уже в прошлый раз доходчиво объяснила: двери вы знаете где.
     Олег сидел разочарованный своим очередным крушением. Да что же это за женщина такая, что разговор с ним ведет как малым ребенком?! Неужели Крунц прав и ему просто кажется, что эта хладнокровная фурия, которая считает себя способной вертеть им, как заблагорассудится, обладает какими-то особыми, необходимыми для его изысканий чертами. Не придумал ли он себе все это?
     Нет, не придумал: он ясно помнил ее прорвавшееся наружу естество, совершенно не соответствовавшее никаким представлениям ни о сидящей сейчас перед ним, хладнокровно расправлявшейся с ним женщине, ни о той манящей проститутке, что была в ресторане! Олег был уверен, что есть нечто еще - нечто такое, о чем, возможно, она и хотела у него узнать: заметно это в ней, или нет, и есть ли вообще? И это возможно было интереснее, чем загадка ее скрываемой от всех красоты!
     Ну что ж, он увидит это опять, чего бы оно ему не стоило, увидит сам и тогда... предъявит ей! Но как?!
     Олег стал вспоминать тот момент, когда при первой их неудачной встрече в ней проявилась та, несоответствующая ни одной из ее видимых натур, черта: словно сочувствуя сама себе Ирина сумела защититься от его непреднамеренного хамства. Защититься так, как не сделала бы этого ни проститутка, ни хладнокровная, расчетливая фемина, какой он видел ее в этой маленькой квартирке и о которой говорил ему Крунц. На свою защиту встала тогда совсем иная женщина, которую теперь ему предстоит открыть для... Ирины.
     Вот только ему пока был известен единственный способ достигнуть цели - разозлить ее снова! Задеть, обидеть, оскорбить... "Вот так задачка!" - подумал Олег с неприязнью. Но без этого - он прекрасно понимал - ему никак не вызволить из нее ту сущность, что может защититься именно как женщина - поставить себя выше обидчика. Чтобы Ирина поняла, как это в ней происходит и чем она обладает в глубине своей души, которая явно в ней не отмерла - это она доказала в прошлый раз!
     Олег никак не мог решиться: обижать Ирину было слишком противно, но и уйти ни с чем ему также совсем не хотелось. Вспомнилось, как Крунц советовал ему держаться подальше от нее, да и сам Олег понимал это, словно предчувствуя беду, но пока не мог представить себе слишком негативных последствий, если он попробует ее разозлить...
  
     Пока Олег пытался принять окончательное решение, Ирина, видимо, потеряла надежду на его ответ.
     - Похоже, что кофе вы сегодня не хотите, - констатировала она, показывая, что потеряла к нему всякий интерес, и все, чего она теперь ждет, это - когда он уйдет.
     - Нет, как раз таки кофе был бы ко времени, - он поспешил заверить, что подчинился ее порядку: - Я просто с мыслями собирался, думал, как бы это доходчивее объяснить.
     - Не старайтесь доходчивее - я не глупа. Просто говорите, как оно есть, а уж там увидите: понимаю я, или нет.
     - Хорошо, - однако, вопреки ее ожиданию, он заявил: - Но без кофе я не начну.
     Она подозрительно посмотрела на Олега, но все же встала и вышла на кухню. Вернулась Ирина с чашкой в руках, и к тому времени он уже был в полной готовности к выполнению своего плана.
     Отдавая кофе, она неожиданно простодушно спросила:
     - Успели придумать?
     - Я ничего придумывать не собираюсь! - совершенно откровенно соврал он, начав выкручиваться и злить Ирину: - Просто вы меня ставите каждый раз в такие условия, что приходится перескакивать с одного на другое, в смысле: с моего на ваше, вот и получается, словно я долго перестраиваюсь. Но на самом деле я готов поговорить с вами о том, что вы спрашиваете, только немного не в том ключе. Конечно, отвечая на ваш вопрос, но так, что бы и вы понимали и мои затруднения: зная вас всего пару встреч я могу ошибиться. А вы, опять же, не во всем...
     Ирина резко перебила его:
     - Может прерветесь? А то я всю эту ерунду вашу не успеваю из ушей доставать. Вы-то сами хоть поняли, что объяснять начали?
     - Послушайте, не надо перебивать... это некультурно! - осек ее Олег.
     - А чушь молоть, это культурно?! - она не злилась, но стало видно, что была недовольна его резким замечанием.
     - Я не чушь молол, а начинал объяснять, но вы мне и слова сказать не даете!
     Ирина красноречиво посмотрела на чашку в его руках, из которой он почти ничего не выпил, и уже с некоторой долей раздражения сказала:
     - Знаете, допивайте-ка вы кофе и идите искать... кого покультурнее...
     Олег перешел на высокомерный тон:
     - Нет... вы - интересный человек! Задаете вопрос и не даете на него ответить. А потом еще о культуре рассуждаете. Дайте же мне высказаться!
     - Нахамить что ли? Так уже успели! - Ирина продолжала раздражаться, а Олег, видя, что продвигается к поставленной цели, постарался сохранить свою тактику.
     - Вам нахамить? Да вы же любое слово мое на свой счет коверкать готовы, лишь бы попытаться доказать превосходство надо мной.
     Она даже поморщилась, поняв его намек:
     - Зачем вы мне нужны, что бы я превосходство свое доказывала?! Вы и так... И объяснения ваши ничего не стоят! Если они вообще есть. Только вид умный делаете...
     - Это для вас они ничего не стоят, потому что вы ни цели моей, ни проблемы самой не понимаете и все эгоистично на себя переводите, как и все обыкновенненькие люди, между прочим. А задача публициста выше - открывать то, что создает проблемы обществу и людям! Мы как форейторы - освещаем предстоящее! Кто такой форейтор, вы хоть знаете? - он опять вложил толику высокомерия в свой вопрос.
     - Знаю, - ответила она явно презрительно и уже точно раздраженно.
     - Вы вообще, похоже, много лишнего для себя знаете, что вам и не нужно.
     Он достиг своего! - такого откровенного хамства Ирина не вытерпела, но еще не выгоняла его, загоревшись поставить на место, на что он и рассчитывал.
     - У меня, между прочим, высшее образование. Педагогическое! - сказала она это с апломбом, уже несколько выходя из себя, и Олег тут же догадался, что на этом можно сейчас сыграть: проститутка - педагог! Тут было над чем поиздеваться и без его плана!
     Он нарочно поперхнулся кофе и, фыркая, словно сдерживая смех, переспросил:
     - Пе-да-го-гическое?! Высшее педагогическое?!
     - Да! Могу преподавать иностранные языки, целых три: английский, немецкий и итальянский! - уже не сдерживая себя, пытаясь защититься от его ехидства, явно понимая намек на противоречие между ее образованием и нынешним занятием, сказала она. Но Олегу только этого и надо было.
     - Педагог?! - Олег опять поперхнулся и через смех уже не мог ничего членораздельного произнести, словно ожегся горячим напитком. Ирина подскочила к нему, но вместо помощи откашляться, вдруг резко залепила затрещину по смеявшейся физиономии. Затем схватила стул, подставила к книжному шкафу и откуда-то из глубин верхней полки достала свой диплом. Соскочив со стула, она ткнула ему карточку прямо в лицо:
     - На, смотри, сволочь такая! Смотри, гад, и убирайся!
     Он, защищаясь от ее напора, взял диплом в руки, взглянул на него и принялся смеяться уже вовсю.
     - Это диплом?! Диплом?! Тут же в слове "иностранных" буква пропущена: "ино... сраных языков" вышло! Ой, ей-богу...
     Но закончить фразу он не смог - вторая звонкая пощечина прервала его тираду! Она выхватила диплом и бросила его на стол и...
  
     ...и в этот момент на нее словно сошло полное хладнокровие. Из разъяренной мегеры Ирина совсем нелогично преобразилась в человека, чья оценка происходящего стала в корне иной - будто кто-то поднял ее над их скандалом и заставил тем самым ощутить происходящее с совершенно иной позиции. Спокойным, будто усталым и полным разочарования голосом она произнесла готовому противостоять ее дальнейшим нападкам Олегу:
     - Я не хочу больше слушать... уходи...
     И эта ее смешанная с огорчением сдержанность было гораздо больнее и ужаснее, чем еще одна резкая затрещина или острый гнев. Олег остолбенел: вот он ее третий лик, та сущность, о которой она его спрашивала!
     Охваченный чуть ли не радостью от своего достижения он порвался было продолжить:
     - Ирина, я только хотел показать вам... это все только чтобы вы сами себя увидели... - но вынужден был замолчать: Ирина, повернувшись к нему спиной, отошла к окну и слегка наклонив голову принялась рассматривать улицу. Разговор был окончен и Олег понял, что сейчас он не только не сможет объяснить своего поведения, но лишь усилит ее обиду.
     - Прощайте... я только показал вам, какая вы можете быть... как вот сейчас... - Олег повернулся и вышел.
  
     Ирина повернулась от окна и несколько минут о чем-то размышляла. Взгляд ее упал на валявшийся диплом. Она взяла карточку в руки и равнодушно перечитала. Слово "иностранных" было написано верно. Чем-то, видимо, удовлетворенная в своих мыслях, она машинально взяла в руки оставленную им чашку с недопитым кофе и пошла на кухню...
  
     Олег достиг своего: опять увидел в Ирине то, что глубоко пряталось за ее масками - чувствительную женщину пытавшуюся защититься от духовных травм... Натуру, которая только в случае крайних потрясений поднималась в ней во весь свой рост, что бы, как это ни казалось парадоксальным, заслонить собою Ирину во всех ее обликах. И как бы не был он удивителен тому эффекту, что наиболее слабая из ее сторон становилась вдруг главной и наиболее мощной оборонительной силой, результат был на лицо - именно эта черта лучше всего защищала Ирину. Олег неплохо разбирался в людях и прекрасно знал, что женская слабость способна творить чудеса, но Ирина была стоической натурой сама по себе и не терялась в сложных ситуациях. Вот только в этих случаях она как бы бросала борьбу и начинала сочувствовать своему состоянию... той ситуации в которой оказалась и в первый и во второй раз. Ирина не ударялась в обиду, не взывала к жалости, а как бы показывая, что происходит нечто ей чуждое, гадкое вдруг отстранялась от этого неприятного своим сожалением о случившемся. И это не было каким-то расчетом или наигранным женским трюком, а, похоже всплывало в ней помимо воли, на уровне духовного наития.
     Такое Олегу встречалось только в очень чувствительных и духовно богатых натурах, поэтому увидеть подобное в Ирине после рассказа Крунца, да и зная о ее ремесле он никак не ожидал. Ради этого стоило рисковать, ибо явление это было гораздо значительнее и интереснее для него, чем первоначальный интерес к одному из ее личных секретов!
     Конечно, скверно было злить ее ради любых целей, но как он мог по-другому вызвать на откровенность так сильно замкнувшийся в себе характер? Несомненно, теперь надо будет каким-то образом исправлять положение - в первую очередь извиниться... но ничего, он что-нибудь придумает. Уж изобретательности и настойчивости ему не занимать!
  
     ***
  
     Олег не мог дозвониться до Ирины по мобильному, поэтому решил, помня их первую встречу, подарить букет. Но двери ему не открыли, и он, оставив букет на пороге, приложив сложенные рупором руки к двери, крикнул:
     - Букет заберите! Он с извинениями!
     После этого пошел в низ. Олег уже выходил из подъезда, когда услышал, как открылась дверь какой-то из квартир и тут же захлопнулась вновь. Он не знал: была ли то Ирина или кто-то другой вышел по делам за порог, но надеялся, что это была она.
     Но и не знал Олег, что пока шел к машине, за ним из окна квартиры в соседнем подъезде внимательно следила пара любопытных, довольных увиденным глаз.
  
     Леня Полежаев, корреспондент одной из местных газет, как правило, старавшийся вернуться домой средь бела дня виду своей врожденной лени, несколько недель тому заметил недалеко от своего подъезда показавшуюся знакомой машину. Порывшись в мозгах, он вспомнил, кому она принадлежит: известному в их среде, да и в городе публицисту - Саберину. Он тут же перебрал по памяти жителей ближайшего к машине подъезда и никого не смог связать с интересами Олега, кроме... кроме знакомой ему, необычной и очень красивой проститутки!
     Будучи любителем поприставать к симпатичным лицам женского пола, возможно из-за того, что не мог похвастаться успехами на этом поприще, Леня как-то заинтересовался этой женщиной в виду подозрения на принадлежность к особам легкого поведения: уходила она всегда ближе к вечеру, а когда возвращалась - никто не знал. Леня не поленился подремать у окошка, что бы это выяснить, и, действительно, увидел, как Ирину, в пятом часу утра доставило домой такси. Утвердившись в своем подозрении, он пару раз подкараулил ее на предмет знакомства и, даже, попытался шантажировать, однако получил резкий отпор: если Леня не хочет в ближайшем будущем получить парочку-три серьезных увечья, то лучше ему отступиться от своих глупеньких притязаний. Он не успокоился, но после третьей попытки, на следующее утро, в его же подъезде, Леню встретил обаятельный молодой человек с простодушной улыбкой, больно ткнул кулаком в бок и пригрозил закопать живым, если тот хоть взгляд бросит в сторону красивой соседки, не говоря уже, что бы попытаться нанести хоть малейший урон доброй женщине!
     Полежаев отступился, но, будучи человеком злопамятным, да еще и зловредным, не отыгранную обиду свою запомнил. И вот какой прекрасный повод у него теперь появился! Лишь бы Саберин действительно приехал к ней! Тогда, если не обидчице своей, то хоть выскочке этому он насолит - тоже немалое удовольствие!
     Пулей взлетев на этаж выше Ирининой квартиры, Леня, спрятавшись, стал наблюдать за ее дверью. Вскоре та отворилась, и на площадку действительно вышел ни кто иной, как Олег Борисович! Лица его Леня не видел - оно было опущено, словно тот прятался - но, безусловно, узнал его, а, спустившись вслед, даже успел увидеть Олега уезжавшим на своей машине.
  
     К слову - не к слову, к месту - не к месту, все последующие дни Леня Полежаев, с заговорщицким видом принялся настойчиво рассуждать перед сослуживцами о странном поведении некоторых людей, собравшихся играть свадьбу, но бегающим в тоже время по проституткам. И пусть бы человек был негодный, а то - видный, всем известный публицист. А для особо недогадливых, даже называл, вроде проговорившись, имя Олега.
     Одна из услышавших эту мерзость близких подруг Лизы, тут же поторопилась к ней.
     - Слушай, я не знаю, скажешь ты это Олегу или нет, - добавила она после короткой информации, - но Полежаеву рот закрыть надо прямо сейчас, не дожидаясь гиблых последствий.
     Лиза тут же, но по-своему предположила, в чем было дело: до ее сближения с Олегом, Леня - любитель приставать к красивым женщинам - прицепился к ней с целью завести легкий романчик, но получил настолько жесткий отпор, что чуть не пострадал физически, чему были сторонние свидетели. И теперь Лиза уверила себя, что этот мерзавец пытается отмстить ей, а, значит, и разобраться с ним должна была она, а не Олег.
     Быстро найдя Полежаева в редакции она припугнула его, что расскажет о его трепотне Олегу, и тогда он уже точно получит не моральную, а физическую травму. Но тут поведение Лени ее удивило: тому видимо претило, что все женщины командуют им, как хотят, грозят, а иногда, даже, выполняют свои угрозы, и он решил, наконец, отыграться на Лизе. Приняв гордый вид оскорбленной личности, которую напрасно уличают во лжи, он категорически заявил, что все его слова - правда. Лиза, озадаченная таким поведением насторожилась, но, приписав его браваду попытке сохранить хоть перед ней свое реноме, рассмеявшись в лицо, уже уходя, угрожающе сказала:
     - Ну, погоди: я Олегу, прямо сейчас все расскажу, так что жди его в гости.
     - Чем Олегу своему говорить, сама бы убедилась, что я прав! Я в глаза ему это при тебе же скажу!
     - Что?! В чем-чем убедилась?! - Лиза с презрением, но с какой-то нездоровой заинтересованностью странным поведением негодяя и его уверенными намеками повернулась к распалившемуся Лене.
     - А в том! В том! Сама иди и убедись! - и, не соображая, что делает, перетрусив от угрозы быть наказанным Олегом, в запале несправедливого, по его мнению, оскорбления Леня... назвал адрес Ирины.
  
     Олег стоял у дверей Ирины с очередным букетом, и, несмотря на то, что ему не открывали, продолжал настойчиво, периодически нажимать кнопку звонка. Необходимые слова уже были готовы, и он рассчитывал, что как только она, не выдержав, откроет двери отругать обидчика, он скороговоркой успеет выпалить объяснение своего необычного, правда казавшегося оскорбительным, проступка: он только старался выполнить ее же просьбу, вытянув на свет ту Иринину натуру, о которой она его спрашивала. И вот, наконец, щелкнул дверной замок! Весь напрягшись и набрав в легкие воздуха, Олег, выдвинув букет далеко вперед, открыл уже было рот в надежде выдать приготовленную речь, однако... Ирины не было: из-за приоткрывшейся двери секунду была видна только половинка глаза. Но, вдруг, на мгновение показалась какая-то часть Ирины и махнувшая в пространстве рука вырвала цветы, увлекши букет - словно неведомое существо увлекает добычу в свою раковинку - за дверь, которая тут же закрылась. Щелкнул замок!
     Все на что хватило после этого Олега, вновь оказавшегося перед затворенной дверью, но теперь уже без букета - выдохнув воздух закрыть рот. Он машинально потянулся позвонить в очередной раз, но понял тщетность такого поступка. И вдруг рассмеялся, насколько теперь занятной показалась ему эта ситуация! Смеялся он радостно, поняв, что его простили, но как шаловливого мальчишку, поставленного в угол, настойчиво не выпускают до назначенного часа не потому, что продолжают злиться, а по заведенному порядку, соблюдая все правила наказания.
     Да, его простили и она вновь - неважно когда - с ним встретиться!
     В прекрасном настроении он спустился по лестнице, и все такой же легкой походкой обрадованного человека, с выражением радости на лице, подбежал к своей машине, одним движением завел двигатель и выехал из двора... не подозревая, что за ним с отчаянием наблюдают блестевшие от подступивших слез глаза его любимой Лизы.
  
     "Это - правда!" - невыносимой болью стучало в голове Лизы...
     "Это - правда!" - эта мысль закрыла собою весь мир...
     "Это - правда!" - от этого невозможно было убежать...
     Она не хотела ни разбираться в случившемся, ни задумываться над причинами - не было сил. Перед глазами стояло его счастливое лицо! За какие-то минуты - в подъезд он заходил чем-то озабоченный - его настроение переменилось на противоположное. За каких-то несколько минут! За такое время невозможно было даже серьезно поговорить - просто повидаться, что бы подарить букет, а, может и... поцелуй. Но даже такое незначительное свидание превратило его из озабоченного мужчины в счастливого воздыхателя, радостно, как мальчишка, выбежавшего из подъезда!
     Что же это?! Ведь она считала, что неплохо его знает, даже думала, что при каждой встрече видит в его глазах свет настоящих чувств. Как он мог так поступать?! Он, который клялся ей в любви, желал свадьбы, торопил ее, и готов был выполнить все условия, лишь бы они были вместе. Он, который был с нею так ласков и заботлив, так искренен и добр всегда и во всем... Он...
     Нет, это просто невозможно! Должно быть иное объяснение! Полежаев лжет: в этом подъезде никто такой не живет... Эта квартира... Кто живет в этой квартире? Надо немедленно выяснить: кто живет в этой квартире!
     Она должна увидеть...
  
     Дверь до странности быстро, словно ее звонок ожидали, распахнулась, и Лиза увидела перед собою "соперницу". Но вместо ожидаемой гнусной развязности пред ней предстала красивая, спокойная, и, похоже, уверенная в себе женщина, сохранявшая собственное достоинство в непростой ситуации. Это огорчило ее еще больше. Лиза несколько замялась, упав до отчаяния духом от подтвердившихся опасений, но все же через силу, взволнованно сумела спросить:
     - Это правда?.. Он ходит сюда?
     - Кто ходит и кто вы такая? - деловито спеша, словно не понимая, о чем идет речь, спросила женщина.
     - Олег. Он ходит сюда?
     - Кто вы? - повторила та окончание своего вопроса.
     - Я невеста... мы живем вместе... почти год, - на грани срыва произнесла в ответ Лиза, беспокойно ожидая ответа стоявшей напротив женщины. Но та, видимо о чем-то догадавшись, промолчала и, сделав неопределенный жест, отступила назад, в квартиру почти не прикрыв при этом дверь. Лиза осталась стоять, не понимая, что все это значит. Но женщина тут же появилась вновь, вышла за порог на площадку и, протянув свой мобильный телефон, за которым уходила, уточнила:
     - Вы об Олеге Борисовиче?
     - Да.
     - Наберите его сами, - мобильный перешел из рук в руки.
     Лиза машинально набрала знакомый номер и дождалась ответа:
     - Ирина, здравствуйте, мне приятно что... - голос его был обжигающе радостный, но дальше она не дослушала, потому что ее соперница, попросив жестом, забрала телефон обратно.
     - Ало, Олег Борисович Саберин?.. Нет, послушайте вы! Сейчас передо мной стоит женщина, которая представилась вашей невестой и назвалась... - она сделала вопросительный жест, - как зовут?
     - Лиза... - машинально шепнула та.
     - ... назвалась Лизой. Я в ее присутствии прошу вас перестать выяснять у меня свои идеи и никогда ко мне не подходить вообще. Даже, не смотреть в мою сторону, - она опустила руку с телефоном, бросила на Лизу какой-то очень странный взгляд, и ушла назад.
     - Так это правда?! - выкрикнула ей вслед Лиза.
     - Не втягивайте меня в эту историю: что бы я ни сказала, вы все одно не поверите. Прощайте.
     Двери закрылись.
  
     "Это - правда!" - вся окружающая действительность уместилась в одной этой фразе. Эта необычно красивая женщина жила здесь и знала его, знала фамилию и отчество. Ошибки быть не могло: он ходил к ней, к этой манящей фурии, на которую променял ее, Лизы, чистое чувство. Как она могла так ошибиться?! Как он мог так искусно с нею играть?! Слава Богу, что еще не кончился назначенный ею год, а то бы... Лиза ужаснулась перспективе стать женою человека, ни за что ни про что предавшего ее ради проститутки.
     Она уже несколько минут не обращала внимания на вызов мобильного - звонил Олег. Ей стало противно до тошноты, и она отключила телефон.
  
     Олег уже ждал Лизу дома.
     - Слушай, тут какой-то странный звонок, почти от твоего имени. Ты сейчас где была?
     - Не твое дело. Отстань от меня и никогда больше ко мне не подходи! - она помимо воли повторила фразу Ирины.
     - Так ты ходила к ней?!
     - К ней! К ней! К проститутке твоей ходила, на которую ты меня променял!
     - Лиза, прекрати! Она не моя проститутка! Это недоразумение... я же по работе только... - но договорить он не смог, потому что расстроенная Лизавета перебила его истеричным выкриком.
     - Конечно не твоя! Была бы твоя - была бы любовницей! А так она - общая!.. Проститутка! Не твоя и не чья - общая! И ты меня на эту общую променял! - с этими словами она пошла обратно к входной двери. Олег бросился вслед.
     - Лиза, да послушай же ты! Просто выслушай! Неужели так трудно хоть выслушать меня?!
     - Зачем мне тебя слушать?! Зачем?! С меня морды твоей счастьем сияющей хватило, когда ты от нее выходил! Букетик он отнес! Счастья-то сколько! А радости сколько в голосе! Или ты врать теперь будешь, что это не так было?! Что не ей цветы за счастье свое продажное дарил?!
     - Да никакая это не счастливая рожа была! И букет тут ни при чем! Ты же выслушай только и все сама поймешь! Потом еще смеяться над всем будешь! - пытался переубедить ее Олег, но она была уже не в том состоянии, что бы слушать. Обойдя его, словно попавшийся на дороге столб, Лиза вышла из квартиры...
  
     Он придумал выход: дозвониться к ней студию во время передачи и тогда она вынуждена будет его выслушать пусть хоть в прямом эфире! Но ее программу отменили в виду болезни ведущей. Олег начинал понимать, что чрезвычайно неудачное стечение событий ставит его практически безвыходное положение, угрожая счастью. Но он любил Лизу, любил сильно и не собирался мириться даже с такими неблагоприятно сложившимися обстоятельствами.
     Утром он поехал к ней, однако ему даже не открыли двери. Звонки по телефону тоже ничего не давали. Единственным выходом была надежда на друзей, и он поехал к Александру.
     - Послушай, ты должен поговорить с Лизой, объясни ей все, что я тебе только что рассказал, - просил он своего друга, посвятив перед этим в суть конфликта. - Ты же можешь подтвердить, что сам ее адрес мне дал.
     - И что это ей докажет? Что ты проститутку для чего-то разыскивал? Ну, нашел. И дальше что? Допустим, я тебе верю, что все так и было, как ты рассказал. Но как мне в этом ее убедить? Ты же сам говоришь, что она тебя там видела. Или нет?
     - Похоже, что видела.
     - И ты счастливым так и выходил?
     - Да не счастливым, я же тебе объясняю: я смеялся, как у меня букет вырвали неожиданно. Просто смеялся!
     - Ну да. И ты мне предлагаешь ее убедить, что это был беспричинный детский смех? Так просто - жизни порадовался! А букет нес, что бы гербарий вместе раскладывать... Олег, ты в своем уме, что просишь?!
     - Саня. Ты же мне друг. Ну, хоть попробуй.
     - Ладно. Встретимся в три в кафе.
  
     По тому, как Александр зашел в зал кафе, Олег уже понял, что произошло. Тот подсел за столик и сразу сказал:
     - Знаешь, Олежка, как она все это рассказывает - мне больше вериться.
     - Да вы что все, с ума посходили, что ли?! Я же серьезно говорю: ничего там не было! Чисто мой творческий интерес. Или по-вашему Куприн и Ремарк свои книги писали ничего не зная о проститутках и, даже, с ними не встречаясь? Вас что всех, заклинило на том, что она проститутка?! Да отвлекитесь же вы от этого! А когда я с наркоманами работал, я что - наркоманом в это время был и травку за компанию с ними курил?
     - Олег, ты не кипятись и не передергивай, - рассудительно возразил Александр. - С наркоманами ты работал в основном с бывшими, теми, что тебе хоть какую-то вразумительную информацию дать могли. И не путай меня: ты сам любишь повторять, что именно публицист, а не писатель, как Куприн или Ремарк. Я неправ?
     - Да хоть тысячу раз прав, но и я правду тебе говорю!
     - И Лиза мне правду только что говорила! Я не мальчик, что бы такого не увидеть.
     - Да ты пойми: она расстроена. Как она может быть объективна, если так расстроилась?
     - А ты не расстроен?.. Или ты расстроен и объективен, а она - наоборот? Олег, ты что-то однобоко все преподносишь!
     - Саня! Неужели и ты мне не веришь, что я Лизе не изменял?!
     - Олег, я тебе во всем верю. Я твой друг, и верю в то, что ты мне рассказал. Но я и ее друг и ее понимаю!
     - И что же теперь? Что ты решил. Кому верить, ведь кто-то из нас прав, а кто-то нет! Ты на чьей стороне? Помоги же.
     - Знаешь, Олег. Это - ваше дело и разобраться в нем можете только вы - ты и Лиза. Бывай! - Он встал уходить, но, уже сделав шаг, обернувшись, добавил упавшим тоном: - И что бы ты знал, ей я то же самое сказал. Когда двое моих друзей поссорились, а я истины не знаю, что я сделать могу?
     Олег ушел вслед за ним. Вернувшись домой, он увидел, что ничего из вещей Лизы в квартире нет, а на столе в гостиной одинокой связкой лежат брошенные ключи.
  
     - Что ты натворил?! Что натворил?! Такая девушка, такая любовь: мы все от зависти к вам сгорали! Ее же все вокруг любят за то что... она такая! А ты... - Олег молча слушал тираду старшего коллеги по работе. Слух о его похождениях и предательском поступке, все более и более обрастая несуществующими подробностями, моментально распространился не только в журналистской среде, но и в ближайшем к ней окружении. Все знакомые, знавшие Лизу, ее добрый, отзывчивый характер, честность и умение быть верным другом, сразу приняли ее сторону, осуждая Олега за случившееся и не желая поддерживать с ним никаких других отношений, кроме рабочих. - Как ты мог так ее оскорбить! И кого? - Лизу! Ведь на тебя уже все, как на последнего подлеца смотрят! Ну зачем тебе эта девица только понадобилась?
     - Я с ней только по работе встречался... тему хотел развить.
     - Какую тему, Олег?! Какую тему?! Тебя же, этот Полежаев говорил, что там чуть ли не каждый день с букетами видел. Мы же ему не верили никто, пока Лиза сама посмотреть не пошла.
     - Полежаев?! Ленька?!
     - Полежаев, а кто же еще? Они же с ней в соседних подъездах живут, как же было тебя не заметить?
     Олег сорвался с места.
  
     Леня Полежаев, что-то писал, сидя за своим столом, в небольшом общем для корреспондентов помещении, когда туда ворвался Олег. Увидев разъяренного Саберина, он испугался одного его вида, но, поняв, что убежать уже не сможет, в отчаянии сделав, якобы уверенный вид, откинулся на спинку стула, силясь выдавить улыбку и приветствие:
     - Здра...
     - Так это ты, падла, всю эту грязь затеял?! - перебил его Олег.
     - Олег Борисович! Я ничего не затевал: это вы затеяли к кому-то ходить и я... - но он не смог договорить потому, что Олег со всего размаху влепил кулаком по этой наглой харе... Леня, свалившись со стула, жалостно заскулил под стенкой.
  
     Олега не наказали за драку, потому что свидетели инцидента хоть и не одобряли случившееся, но посчитали, что Леня получил именно то, что заслужил и дружно отказались что-то подтверждать. Однако, и к сожалению именно так чаще всего бывает, все почему-то однозначно и окончательно утвердились в вине Олега, как-то безосновательно решив, что "на воре шапка горит".
  
     ...одна, всего лишь одна надуманная сплетня человека, которого, если разобраться, все вокруг только презирали!
  
     ***
  
     Олег не то что бы растерялся, но словно человек на полном бегу, ударившийся в препятствие, из-за боли и неожиданности никак не мог сообразить: что делать дальше? На работе он почти не появлялся - только в случаях крайней необходимости - настолько ему было неприятно ощущать на себе презрительные взгляды, отсутствие приветствий и прощаний и полное пренебрежение его там пребыванием, словно он был чуждым объектом среди всех этих людей, которые совсем недавно с таким удовольствием откликались ему навстречу своим общением. Но и вне работы было не легче: ни звонков от друзей, никаких разговоров и встреч ни с кем, разве что с продавцами в магазинах. Да и туда он практически перестал ходить, ограничив себя только ночными - после двенадцати часов - походами в ближайший круглосуточный супермаркет. Он не скрывал от себя, почему так поступает: днем на улице ему казалось, что уже все без исключения прохожие смотрят на него с откровенным презрением, а, столкнувшись как-то по ходу за покупками с бывшим товарищем, и ощутив на себе его неприязненный взгляд, подумал, что лучше выходить, когда на улицах никого нет!
     Но при всем этом его энергичная натура не давала покоя: должен быть выход! Он найдет его, он выберется даже из такой сложной ситуации, он заставит их всех посмотреть на него по-иному, как на порядочного человека, как на того, у кого есть душа! Глубокая, чувствительная душа неспособная на низость! Если уж ему не удалось даже близким друзьям, даже Лизе, объяснить правду, он должен заставить их понять, что она - эта правда - все же на его стороне. Но как? Как рассказать тому, кто отказывается тебя слушать, как объясниться с тем, кто не желает с тобой встречаться? Как?
     Можно! Он же - публицист, он же может писать! Он заставит их прочитать - нет, не статью - книгу! Он напишет книгу! Такую, которую они все прочтут. Но только не о том, что произошло с ним - это сейчас, в его нынешнем положении, будет выглядеть наивной попыткой оправдаться, которой никто не поверит, а, значит, все будет напрасным. Нет, он напишет повесть о тяжелой ситуации человека, которого превратности судьбы записали в пропащие на столько, что все отвернулись от него, но глубокая внутренняя сущность сумела вернуть его к нормальной жизни, доказав всем, что он-таки именно человек. Вот тогда все они поймут, насколько он - Олег - способен чувствовать, насколько он глубок и этим докажет, что душа его априори не может быть подлой, а, значит, они ошиблись на его счет!
     Олег тут же ощутил нужный ему сюжет. Как-то, занимаясь изучением редкого явления - ему нравилась заниматься социальными феноменами - когда некоторые бывшие наркоманы безо всякой помощи со стороны сумели, самостоятельно переборов зависимость, выкарабкаться в нормальное состояние, он натолкнулся на необычайную историю человека, которая так и просилась, что бы о ней написали. Еще тогда он заручился согласием этого мужчины, что, изменив только фамилии, почти слово в слово переложит готовое произведение на бумагу. Но все откладывал, увлекаясь новыми, не менее интересными темами. Ему никак не хватало времени на большую повесть, и вот теперь этого времени у него стало с избытком! И не только времени - теперь он не просто знал, он чувствовал, как порою страдал от несправедливостей тот человек! Олег договорился о творческом отпуске, даже заплатил за несколько месяцев за квартиру, чтобы не отвлекаться ни на что, и приступил к работе...
  
     Книгу он назвал: "Пара отщепенцев". Это была повесть о трагедии человека помимо собственной воли ставшим наркоманом. Когда Олег впервые услышал его рассказ, то был до крайности удивлен тому, как почти фантастически сложившаяся ситуация может заставить человека совершать нечто, чего он не просто сторонится, но противится всеми силами. И все же этот бывший бизнесмен, дважды лечившийся от наркотической зависимости, дважды же попадал в такие условия, которые попросту заставляли его срываться вновь. По сути, повесть содержала описание битвы человека и обстоятельств, которые ему не всегда удавалось преодолеть вовсе не по своей вине, но в виду совершенно невероятных совпадений. В итоге просто мистических превратностей судьбы он довел себя и свою фирму до полного обнищания, продав машину и обстановку в квартире, впав в полубеспамятное состояние, пробуждаясь только для того, что бы найти новую дозу...
     Как-то проголодавшись и не обнаружив в доме ничего съестного, он ночью вышел к мусорным контейнерам в поиске любых остатков пищи. Возле мусорника в полной темноте возился грязноватый худой мальчонка лет десяти, и мужчина, озлобившись безо всякого повода, отогнал конкурента звонкой затрещиной. Мальчонка отлетел в сторону, но... тихо подкравшись с противоположной стороны, снова начал, как можно незаметнее искать что-то по пакетам. Это беспричинно до исступления разозлило наркомана, и, чуть не единым скачком оказавшись рядом, он стал бить ребенка. Бил с ожесточением, совершенно не понимая, что может нанести сильную травму, бил, словно им овладела черная сила зла, плескавшая обильными ударами на несчастного парнишку. Бил и бил... но вдруг с ужасом понял, что... ребенок молчит! Он как-то странно молчал и с самого начала избиения, лишь слегка, совсем пассивно прикрывая руками голову, но мужчина только теперь понял, что тот не то, что не кричит - даже не хнычет и не просится прекратить это несправедливое, незаслуженное им наказание. И мужчина испугался! Он подумал, что убил дитя! Убил просто так... ни за что ни про что, только из-за своей наркоманской бредовой озлобленности взял и лишил жизни!
     Жестким, словно огромной мощи электрическим ударом его пронзил убийственный шок, и он оцепенел от ужаса, готовый в раскаянии упасть замертво... но в этот момент ребенок пошевелился! Пошевелился и... вопреки всему, что можно было от него ожидать... вопреки всему, что может представить себе в этой ситуации человеческий разум... молча, тихонько подтянул к себе очередной мусорный куль и продолжил в нем рыться...
     Мужчина забрал мальчишку к себе. На следующий день, прямо с утра он ушел и к обеду, достав немного денег, принес еду накормить парнишку. Жизнь его перевернулась! Он понял, что теперь перед Богом отвечает за этого дарованного ему судьбой сироту! И ответственность эта о совершенно чужом для него ребенке, воскресив все, что было ему присуще человеческое, возродила его истинную душу. За какие-то часы, максимум сутки он, отмахнувшись от всех неблагоприятных обстоятельств, превратился из наркомана в заботливого родителя!
     Но ребенка пришлось отдать в детдом. Мужчина взял с него слово, что тот никуда больше не убежит, и дал ему свое слово, что когда-то заберет его к себе. Два года бывший наркоман, теперь уже нормальный, обычный человек, победивший не просто зависимость, но тяжелую жизненную ситуацию со всеми ее неблагоприятными обстоятельствами, продолживший жить своим старым возрождавшимся бизнесом, добивался официальной опеки над мальчиком. Два года ему никто не верил, на него смотрели, как на полного идиота, просившего нечто настолько несовместимого, невозможного, что здравый человеческий ум в себе вместить не может. Но все же он добился своего! И теперь они жили вместе: он, его приемный четырнадцатилетний сын и его супруга - обычная с виду, но прекрасная своим внутренним миром женщина, с которой они поженились через год, как он вернулся в жизнь.
     Он вернул-таки себя и свое доброе имя!
  
     Книга вышла сильной. Чувствовалось, что ее писал человек сам немало переживший и не по слухам знакомый с понятием отчаяния и безысходности, в которые нас иногда загоняет жизнь. Он вложился в нее единым духом, весь, словно тяжеловес, поднимая невероятный груз, вкладывает в это единое движение все имеющиеся в нем силы. Вычитав текст в последний раз, Олег почувствовал невероятную усталость от нагрузки, что перенес за очень короткий срок: иногда он забывал поесть, иногда и поспать, много пил. Но он не жалел, скорее, был рад, что на все это короткое время смог отвлечься от своего горя.
     Напечатали книгу с необычайной быстротой. Актуальная тема, богатый интригующими острыми поворотами сюжет, глубокие чувства героя, сама идея - все поспособствовало успеху, и "Пара отщепенцев" в самый короткий срок стала хитом книжного сезона. Олега хвалили: критики не скупились на лестные отзывы, а в книжных обозрениях пестрели рекомендации прочесть новый бестселлер. Гонорар просто зашкалил и уже были предложения перевести книгу на несколько иностранных языков, но...
  
     ...но не было звонка от Лизы! Звонили журналисты, корреспонденты, он был завален просьбами дать интервью или поучаствовать во встречах, телепередачах и прочем. Ему постоянно ломились в двери, пытались любыми способами создать хоть маленький о нем репортаж или хотя бы задать вопрос... но не было ее, и он никому не отвечал и никого не впускал.
     Лиза молчала...
     Посреди всего этого шума и ажиотажа, порою, чуть ли не поминутно взглядывая на звонивший и звонивший мобильный телефон, заглядывая в дверной глазок при всяком звонке в квартиру он ждал только одного - самой малой весточки от своей Лизы. Она наверняка прочла его книгу, она не могла не прочесть, а, значит, обязана почувствовать: кто он на самом деле и как порою жизнь может даже невинного человека выставить на позор. Она не могла не ощутить его глубокой душевной честности! Не имела права!
     Но время шло...
  
     Тогда он решился позвонить ей - Лиза просто сбросила вызов...
  
     Олег почувствовал, что в порыве страстного желания оправдаться выжал себя полностью. Все свои силы он вложил в эту последнюю для него надежду, и... она рухнула, уничтожив его совсем. Это была не только потеря Лизы, но потеря всего - всей его жизни!
     Отчаяние заполнило его с головой. Вот уже который месяц он ни с кем не общался, потому что не мог - ему нужна была только она.
     Что же теперь? Что впереди? Один среди внезапно ставшего чужим для него мира он никогда ничего больше не создаст: не хватит ни духа, ни сил. Он всем собою вложился в этот последний, дававший возможность спасения рывок, но все оказалось напрасным и пропало зря. Заполнившее его отупение, словно он стал зомби, погружало во мрак безысходности. Выхода не было... и не было никакого будущего...
  
     Словно насмешкой над его горькими, кидавшими в отчаяние размышлениями, доносились с экрана телевизора лестные отзывы о его книге. Он включил эту передачу почти машинально: речь шла о культурной жизни страны, и комментатор переключился на короткую беседу с кем-то из критиков, дававшим оценку его, Олега, повести:
     - ...будем надеяться, что нынешняя отчужденность знаменитого уже автора свидетельствует о его намерении порадовать нас в самом ближайшем времени своим новым шедевром! - оптимистично закончил критик и ведущий передачи активно с ним согласился.
     "Новым шедевром!.. Новым шедевром!.." - продолжало звучать в голове Олега. Каким новым шедевром, если на это у него не было даже намека?.. Он выдохся! Ничего и никогда... он больше ничего и никогда не создаст! Ни шедевра, ни простого рассказика, статейки... даже строчки или фразы не создаст! Кончился Олег Саберин! Вышел в тираж...
     Олег, в подступившем отчаянии, пошел на кухню, достал из холодильника стоявшую там открытую бутылку водки, налил в стакан и сел, готовясь выпить. Взгляд приковала одна вещь: под мойкой, в глубине неплотно прикрытой тумбочки виднелся яркий пакетик, перечеркнутый красным крестом и с надписью большими буквами: "Осторожно яд! После применения вымыть руки!" Он отставил стакан и, нагнувшись, достал пакетик средства борьбы с насекомыми.
  
     Долго, с полчаса, смотрел он на этот кулечек, пока принял окончательное решение!
  
     Олег взял стакан и вылил водку в мойку. Набрал в него воды и высыпал в нее все содержимое пакета. Потянулся за ложкой - размешать, но тут взгляд его ухватил стоявшую на столе бутылку с остатками спиртного. Нет, никто не должен подумать, что он был пьян! Нет, в этот раз он не позволит понять его неверно, и сумеет объясниться, хотят все они того или нет! Теперь уж они поймут, что он говорил правду! Узнают ее!
     Олег оторвал два мусорных пакета сразу и прошелся по квартире, собирая все бутылки. Их оказалось не так много, как он вначале ожидал и он машинально прихватывал всякую прочую мелочь. Глянув в дверной глазок и убедившись, что путь свободен, он вышел на площадку и спустил пакеты в мусоропровод. Тут же вернулся домой и сел за письменный стол. Рабочая обстановка на столе почему-то огорчила его, но он не стал ничего в ней менять. Достал из верхнего ящика лист бумаги и взял в руки фломастер... тут же передумал и взял авторучку... на самый краткий миг задумался... Его по-прежнему отвлекал настойчивый, зудевший уже несколько минут, вызов по мобильному, дребезжащему, к тому же, корпусом по поверхности стола. Он схватил назойливый аппарат с намерением бросить его в стену! Но взгляд машинально упал на дисплей телефона, где светились возникшей надписью четыре буквы: "ИРЭН"...
  
     Первой его реакцией было разбить телефон с еще большей силой, чем он собирался вначале - настолько ненавистным показалось ему это имя! И он действительно размахнулся, но в этот момент понял, что уже несколько дней ему никто не звонил... Никто! Вообще никто не звонил! И вот она...
     С каким бы удовольствием он забыл и ее имя и ее саму! С каким желанием вычеркнул бы из своей жизни все, что напоминало о разрыве с Лизой! Тем более - Ирину! Хотя внутренне понимал, что как маленький ребенок винит острый нож, за то, что поранился именно этим ножом. Конечно, она была совершенно не виновата в случившемся, но разве мы вольны над своими чувствами? Он вспомнил, как в первое время старался избегать всего, что могло связать его с Ириной, что могло открыть для других ее имя, указать: кто именно та женщина, из-за которой, как все считали, он предал Лизу. Ему почему-то казалось очень важным, что бы никто не узнал, что это была именно Ирина. Но теперь, через несколько месяцев... в притупившихся уже ощущениях... А, впрочем... что это меняло?
     Разбивать телефон было уже ни к чему - звонки прекратились. Олег так и сидел, тупо уставившись в чистый лист бумаги перед ним, словно отрекшись от всего мира, не замечая ничего вокруг, в том числе и того, что телефон оставался сжатым в кулаке...
     Резкий, неожиданный звонок заставил его вздрогнуть и, дернув рукой, сжать мобильный! Он... невольно нажал кнопку соединения.
     "Это ничего не меняет..." - опять пронеслось в голове.
  
     ***
  
     Ирина не поздоровавшись сдержано произнесла:
     - Я узнала обо всем... и я прочла книгу. Хочешь зайти?
     Голос ее был необычен, но чем-то знакомый, с оттенком искреннего участия. Он вспомнил, что именно таким тоном она проронила последние услышанные им тогда слова: "Я не хочу больше слушать... уходи..."
     - Нет, я никуда не хожу. И не хочу, - резко ответил Олег.
     - Наверно нам, все же, лучше встретиться, - ее слова прозвучали настойчиво.
     Тут он понял, что Ирина - единственный в мире человек, кто знает правду о случившемся! Именно правду, которую хоть ей не придется доказывать!
     - Тогда прийти придется тебе. Улица... - он чуть ли не с раздражением начал называть свой адрес, но Ирина его прервала.
     - Я была уже - ты не открываешь.
     Это было неожиданно - Олег ни разу не видел ее в дверной глазок.
     - Набери меня опять, как придешь - я открою.
     - Когда?
     - В любое время... я теперь всегда дома.
     - Тогда я сейчас приеду.
  
     "Зачем?.. Пусть придет... уже все равно..."
     Но он пошел на кухню и вылил то, что было в стакане.
  
     Олег снова увидел на дисплее мобильного ее имя, и уже не отвечая, пошел открыть дверь. Машинально заглянув в глазок, он ничего не понял: на площадке, прижав к уху свой телефон, стояла женщина, но не Ирина. Он принял вызов:
     - Ало?
     - Я стою напротив двери, - прозвучал в ответ голос Ирины.
     И действительно, он видел, как женщина отвечала ему в свой телефон. Олег открыл двери, и она прошла в коридор. Подождав, когда он закрыл за ней, она, скинув куртку, по его приглашающему жесту прошла было в комнату, однако замерла у порога: на письменном столе лежали книги и бумаги, рядом с диваном - несколько папок. По всем признакам было видно, что это - всего лишь рабочая обстановка, но Ирина повернулась и пошла дальше, на кухню. Тут тоже ничего не свидетельствовало о беспорядке: после ухода Лизы Олег перестал готовить и обходился в основном одной миской, тарелкой и своей керамической кружкой, но на обеденном и рабочем столах скопилась обыденная кухонная мелочь. Женщина тут же, словно давно уже была знакома с обстановкой, почти машинально разложила все по предназначенным местам, поставила на плиту чайник, спросив:
     - Кофе где?
     Он показал рукой на шкафчик. Она достала пакет, сняла висевшую рядом джезву, осмотревшись, увидела сахарницу и принялась готовить кофе. Он стоял, прислонившись к косяку двери.
     - Сядь, - это был не приказ, а просьба, и Олег молча опустился на табурет.
     Он понял, что с ней и почему посчитал, что не видел Ирину раньше в дверной глазок: ее облик сильно изменяли несколько умело нанесенных на лицо мазков макияжа.
     - Почему ты в гриме?
     - Мешает?
     - Не знаю.
     - Если мешает, я смою.
     - Мне все равно... лишь бы он ничего не значил.
     - Меня этим не изменишь. Тебя тоже.
     Она поставила первую чашку перед ним, и, сварив вторую себе, тоже села за стол. Они пили кофе в полном молчании, словно выполняя какую-то важную церемонию. Но и допив, продолжали сидеть не разговаривая. Олег никак не мог догадаться о цели, казалось бы совершенно ненужного никому из них, ее визита, но само по себе присутствие рядом невольного участника тяжких для него событий вопреки предчувствию не расстраивало его, а утешало. Словно ее третья сущность, о которой он тогда догадался и узнал ее, стала теперь не на защиту Ирины, а начала спасать его - Олега. Это было неожиданно для него...
     Наконец, Ирина сказала:
     - Вот ты и стал одним из нас.
     - Кем, одним из вас?
     - Изгоем...
     Слово это, оттого, что было произнесено совершенно отчужденно, как и само его содержание, обжигая болью, ударило плетью по сердцу Олега. Как часто в эти последние дни он с огромным трудом пытался отогнать от себя больно жалящие мысли о потерянных друзьях и возникшем вокруг вакууме одиночества... о том, на сколько он стал чуждым для всех... но произнесенное ею "изгой", словно высказанный врачом смертельный диагноз, подвело черту всех этих тщетно удерживаемых раздумий.
     "Изгой"!
     Да, теперь он - отверженный всеми, одиноко бредущий своей тоскливой, никуда не ведущей дорогой, путник. Бредущий? Нет, он даже никуда не бредет - просто прячется от всего мира в норе, словно прокаженный!
     "Изгой"!
     Это слово ставило крест на его судьбе, отрубая будущее единым размашистым движением топора на плахе. Словно вниз скатилось - нет, не голова - судьба!
     Олег, пытаясь справиться с беспощадной болью схватившей сердце, невольно замерев в предчувствии ожидаемого от нее беспощадного, но логичного теперь вопроса: "Ну и каково тебе теперь?" Жестокого, выворачивающего душу вопроса, дававшего понять всю мерзость положения, в которое он попал, и из которого нет и не будет выхода. Словно съежившись в напряжении, он искоса смотрел на свою гостью: когда же будет нанесен злобный удар?
     Но Ирина пока молчала... и только через время, повернувшись к нему, задала свой вопрос:
     - Кофе еще будешь?
     Он вздрогнул от неожиданного эффекта ее обыденно проявленного внимания... Вздрогнул, словно готовый к тяжкому приговору, человек вдруг слышит: "Помилован!" Нет, он прекрасно понимал, что вовсе не помилован, что ничего в его жизни сейчас не изменилось - он так и остается изгоем. Но... но все же он не один! Рядом с ним сидит человек, возможно, такой же, как и он, пусть и не собиравшийся сочувствовать - они знали, что это не принесет никакого облегчения - но и не собиравшийся отвергать его! Уже это одно было для Олега очень, очень многим... важнейшим из всего, что он жаждал в эти последние дни!
     А она знала каково ему и, не стремясь этого показать, как раз таки давала понять, что знает!
     Что может дать один тяжко больной человек другому, такому же? Вроде бы ничего. И мы никогда не узнаем, почему даже чужим меж собою людям, попавшим в тяжелое положение, становится легче, когда они рядом. Понимание, что ты не один такой - что это меняет для тебя? Что кому-то тоже плохо - но ведь не хуже, чем тебе, да и чем это поможет? Злорадство? - глупо... Может добро - но всегда ли мы добры к другим, даже в безнадежных ситуациях? - это все ничего не объясняет и мы в полном непонимании еще долго можем гадать, но так и не узнаем этой истины, спрятанной за тайною наших душ.
     Олег машинально поднялся:
     - Посиди, я сам сварю. Ты, ведь, будешь?
     - Да.
     И опять они сидели, молча, не торопясь, мелкими глотками отпивая из своих чашек горячий напиток. Словно продолжая все тот же ритуал солидарности, как бы принуждавший хранить торжественное, так много говорившее и непонятным образом объединявшее их молчание.
     - Спишь в той комнате? - она чуть повела головой в сторону гостиной превращенной в кабинет. И он прекрасно понял, что она спрашивает его: насколько он смог отвыкнуть от Лизы. Ощущая, что так и не свыкся со своей потерей, он подтвердил:
     - Да... не в спальне.
     Но словно в мелькнувшей слабым огоньком надежде на ее помощь, Олег все же решился спросить:
     - Ты давно прошла?.. Тоску отчуждения.
     Но Ирина не собиралась щадить его, отдавая предпочтение острой боли перед длительными муками:
     - Это не проходит... это - навсегда.
     Ему стало невероятно горестно. Что-то смяло комом душу, словно заставляя ее спрятаться от реальности и мешая жить дальше. Но все же он стал спокойнее, будто больной человек, услышав свой - пусть самый тяжелый - диагноз, прекращает мучиться неизвестностью.
     Ирина всмотрелась в его лицо перед тем, как сказать:
     - Я пойду. Приду в понедельник. Ты будешь?
     - Да, - лишь догадываясь, о чем ее вопрос, ответил Олег.
     Они подошли к двери, и, не прощаясь, расстались.
  
     Только закрыв за Ириной он понял, что весь этот длинный вечер, состоявший из нескольких коротких фраз, они были на "ты". И почувствовал, что в первый раз за все это ужасное для него время ему не стало хуже. Но, хорошо ли это - рассуждать не стал, боясь доказать себе, что опустился до той черты безнадежности, упасть ниже которой было уже невозможно.
     Вернувшись в гостиную, он опять сел за рабочий стол и опять почувствовав при этом полное отупение. Увидев перед собой чистый лист - тот! чистый лист - Олег не положил его на место, а, скомкав, бросил в пепельницу и там поджег. Когда лист полностью сгорел, он долго продолжал смотреть на черные остатки золы, сохранившие исковерканные формы смятой бумаги, так напоминавшие его нынешнюю жизнь. Потом ударил по ним кулаком, единым махом превратив все в безликий пепел...
  
     В понедельник, ко времени ее прихода - Олег догадывался, что Ирина подойдет к обеду - он приготовил закуски и выставил купленную ночью бутылку коньяка. Но накрыл, почему-то, все там же, на кухне, не смотря на то, что прибрал в гостиной все книги и бумаги: посчитал, что они пока ни к чему. Только оставил на письменном столе толстую тетрадь, в которую когда-то заносил интересные предположения и мысли, надеясь, что хоть что-то из этого поможет ему сдвинуться с точки бездействия.
     Зайдя в квартиру, Ирина сняла куртку, но, не проходя дальше, показала ему на мокрую обувь - на улице была непогода.
     - Сейчас вытру, - сказал Олег, повернувшись пойти за тряпкой.
     - Лучше дай что-то домашнее обуть.
     Олег достал стоявшие тут же мужские пляжные шлепанцы и подал ей. Ирина, переобувшись, заглянула в комнату, однако каким-то чутьем угадала, что нужно опять пройти на кухню. Но, вдруг, пошла не туда, а подошла к закрытой двери спальни. Она распахнула дверь, и, словно прыгнув, переступила порог. Олег, не ожидая такого ее поведения, но, впрочем, и не собираясь мешать, стоял, равнодушно наблюдая за ее внезапной прихотью. Ирина ничего не осматривала, не поворачивала по сторонам головы, словно впитывая впечатления всем своим естеством, а не глазами.
     После ухода Лизы Олег ничего в этой комнате не менял, и теперь она словно состояла из двух частей: жилой и... не жилой, поражавшей своей неестественно пустой обстановкой. Никаких вещей ни на ее тумбочке, ни у зеркала... нигде с ее стороны. Словно эта половинка умерла и осталась здесь по безысходной необходимости сопутствовать своей второй, жилой пока еще половинке, на которой царил какой-то излишне подчеркнутый порядок. Так бывает с человеком, одну часть которого парализовала тяжелая, на грани смертельной, болезнь, и теперь она мертвым грузом мешала жить его телу, даже не телу, а второй его половине, за которой тщательно следили врачи, содержа ее в неестественной чистоте.
     Олег понял, что Ирина ожидала увидеть именно такую картину. Откуда она это узнала - ему было все равно. Но то, что знала, он понял достоверно. Она вышла из комнаты, прошла теперь уже на кухню, и села за накрытый стол, но тут же встала, нашла себе тарелку и опять сев, без приглашения положила в нее закуски. Он подсел рядом, спросив о ее необычных действиях:
     - Что-то увидела?
     - Почувствовала.
     - Что?
     - Зайдешь потом и постоишь там. Просто постоишь. И тогда все поймешь.
     - Думаешь, смогу?
     - Я знаю, что сможешь.
     Олег встал, но она его остановила:
     - Не сейчас, пожалуйста... Потом зайдешь... когда я уйду...
     Эта странная просьба удивила его, однако Олег решил уступить, потому что время для него теперь ничего не значило.
     - Это все что у меня... не осталось от нее, - попытался пояснить Олег. Фраза звучала парадоксально, но Ирина даже не усмехнулась, поняв горький смысл его слов.
     - Выпьешь? - спросил Олег, показывая на бутылку коньяка.
     - Пока не хочу. Я, вообще, мало пью. Ты пей, если хочешь.
     - Тоже не хочу, - он также начал закусывать. Но почти сразу прекратил, обратившись к ней с просьбой:
     - Ты не обижайся, пожалуйста, теперь, если я что не так скажу. Хорошо?
     - Постараюсь. Только что ты теперь не так сказать можешь? Ты другой уже.
     - Я не о своих вопросах, а о том, что порою ляпнешь что-то... не обдуманное, и задеваешь другого. Так уж бывает.
     - Хорошо. Говори.
     - В смысле? - не понял он.
     - У тебя получилось, что ты сказать о чем-то хотел, но не решаешься.
     - Нет, это я наперед попросил... в надежде, что ты... приходить будешь. Будешь?
     - Я не хочу наперед загадывать.
     - Но... может ты... если я приглашу тебя к себе приходить, ты согласишься?
     - Я и так уже прихожу. Будем нормальные отношения поддерживать, почему бы не продолжить?
     - Спасибо. Я постараюсь нормальным быть. Обещаю тебе, что буду стараться.
     - Не надо ничего обещать. Я сама все увижу. Я и сейчас уже вижу, что права была, когда позвонила: ты сколько с людьми не разговаривал?
     - Месяца три. Да и то - с издательством по делам говорил. Если без этого - еще больше получится.
     - Что-то такое я и предполагала. Пьешь много?
     - Нет. Сейчас практически совсем не пью. Только когда книгу писал. Но это нужно было. Трудно объяснить: это словно допинг, что ли был... точнее - отвлекающее ото всего...
     Олег, что-то вспомнив, встал и, взяв с полки вымытую пепельницу, поставил перед ней, говоря:
     - Я сам почти не курю, но ты - пожалуйста. Я привык: друзья раньше не стеснялись.
     - Я не курю.
     Он недоуменно посмотрел на нее.
     - Как же... я же...
     - Сам видел? - подсказала Ирина. - Олег, то, что ты там видел, ничего не значит, и для тебя никогда ничего значить уже не будет. Там, даже если лоб в лоб с тобой теперь столкнусь, то не поздороваюсь и не признаю, как чужой тебе человек: там я... играю... как актриса на сцене работаю. И хотя оно есть, оно неотрывно от меня, но оно - там и... смирись с этим. Так уж складывается. Важно только то, что здесь я та, что есть. Полотенце принеси, пожалуйста, - закончила она неожиданной просьбой.
     Пока он уходил, Ирина прошла в ванную, достав перед этим из сумочки косметические салфетки. Приняв от него большое банное полотенце, она пошутила:
     - Ты бы еще махровую простынь принес. Мне же умыться только, - и прикрыла дверь.
     Вышла она через пять минут, уже без следов грима на лице. Выбросила использованные салфетки и, присаживаясь на свое место, произнесла:
     - Так лучше будет, пока привыкнешь. Можешь глазеть без стеснения - я давно не реагирую.
     Он действительно пристально смотрел на нее, однако уже не так, как это было когда-то в ее квартире, а словно рассматривают незнакомого, только что представленного человека. Красота ее была по-доброму естественная, но не только это он видел теперь, а и то, что находилось за ней, глубже, и несколько ему приоткрывавшееся - настоящую Ирину, пытавшуюся помочь ему, приняв участие в его беде.
     - Привет, незнакомка?! - пошутила Ирина, глядя на его сосредоточенно-изучающее выражение лица.
     - Ты права. Я ничего не пойму в тебе. Даже тогда, в твоей квартире, ты такой не была.
     - Была. Но там ты не так видел меня: в другом обрамлении. Да и смотрел на... куклу красивую, но глубже не заглядывал. А теперь на меня смотришь, какая есть.
     - Ты по любому красивая.
     Она отреагировала на его слова вопросом:
     - Ты спрашивал, почему я лицо свое прячу?
     - И ты обиделась, хотя я это для тебя же и делал: что бы ты сама на себя по-иному взглянула. Что бы увидела ту, о которой спрашивала. Но... давай не будем продолжать - я не хочу тебя снова злить.
     - Ты меня не злил. То есть злил, только совсем не из-за этого. Мы ведь тогда другое обсуждали: почему я разная бываю... совсем разная. А по поводу макияжа моего слишком... закрывающего, ты так ответ и не получил. И... мне кажется, не все верно понял, хотя и недалеко от правды был. Но теперь я могу рассказать. Теперь ты суть поймешь... именно суть.
     - Я послушаю, но только давай я молчать буду, а ты - рассказывать. Так для меня надежнее.
     Она посочувствовала его настороженности:
     - Перестань, не такая уж я нервная. Да и проще все обстоит: не так как ты со своим "научным подходом" гору наворотил. Я ведь вначале так же как ты... - но тут она осеклась. Пред тем как Ирина продолжила, они некоторое время сидели притихнув: Олег - наблюдая за ней, она - что-то обдумывая.
     - Ладно, без того, что бы с начала начать ты ничего не поймешь, а я хуже себе уже не сделаю, - решившись, продолжила, наконец, Ирина. - Я ведь не совсем случайно в таком положении оказалась... в том, что сейчас. Я очень хотела институт закончить, и обязательно иностранные языки изучить. Еще со школы мечта была - думала стать переводчицей... ездить везде. Но учиться не за что было: мать одна и не по карману ей было меня содержать. Поэтому я решила работать пойти, или еще что-то придумать, но внешность моя меня... подвела. Словом, я в содержанки попала. В самые натуральные содержанки... И не особо противилась... даже, совсем не противилась: очень уж удобным мне это тогда казалось и безобидным, что ли. Вроде как в гражданском браке состояла. Но не совсем это брак оказался: много сложностей стало возникать, моральных, и я содержателя своего перед последним курсом бросила. Рассорились из-за моего поведения с ним и... еще там с одним мужчиной. Потом второй появился, вот только он настоящей падлой оказался: когда я институт закончила и решила уйти от него, он меня в отместку подставил. По серьезному... так, что бы я всю жизнь его помнила. Вот тогда-то все и случилось со мной - почти, как у тебя. Словно волной накрыло. Не буду в подробностях, но мне тюрьма грозила... Вот тут-то и посоветовали к Крунцу обратиться. Тот, как меня увидел, сразу свою выгоду понял. И, знаешь, как-то он со мной осторожно себя повел: видно чувствовал, что от меня неприятностей можно не меньше, чем пользы нажить. Но ко мне отнесся нормально, словно знал, что по-доброму от меня больше можно получить. Это так и есть, кстати. А Крунц очень умный, я тебе скажу. Мы с ним тогда, напрямую договор заключили: он меня выручает и дальше помогает, я ему деньги зарабатываю. И - немалые. Но себе тоже кое-что на будущее коплю, и квартиру ту - в том числе.
     Тут она вздохнула, но, все же решившись, призналась в главном, ради чего все рассказывала:
     - Вот только... понимаешь, был... то есть не один это у меня вариант изначально был, да только я его сама выбрала... я сама, обдуманно в эту...
     Олег недовольно ее перебил:
     - Ира, не надо - я понял.
     Она с явным удивлением смотрела на него.
     - Тебе неприятно?!
     - Да.
     Оба замолкли. Ирина опять попыталась что-то сказать, однако посмотрев на Олега опять же остановилась. Но, вдруг, решительно заявила, словно и утверждая и спрашивая его разрешения одновременно:
     - Я к началу разговора вернусь. О том, почему я поступаю так. Коротко совсем... ты знать должен, что я ошиблась и только теперь понимаю... но не от этого прячусь.
     Олег кивнул, и она продолжила:
     - Просто когда ты правду узнаешь, ты меня верно понимать во многом станешь, - она заговорила быстрее. - Я ведь вначале так же как ты думала: выставлю свою красоту напоказ, и все мужики поведутся... ну, ты понял. Вот только привлекательность моя не того... как бы тебе сказать... необходимого мне вида, что ли... и я с таким столкнулась, чего никак не ожидала. Понимаешь, каждый из этих... каждая падла начала в душу мне лезть! В полной уверенности, что за свои деньги на это право имеет! И чем поганее сволочь попадалась, тем ему нужнее это было, словно доказать себе стремились, что, какая бы я ни была, а ниже их... хуже, хоть и красивая. Вначале это меня не очень задевало: я сразу сказочку о плохом дядечке-растленце сочинила и давай ее жалостно им на уши развешивать. Но потом так противно стало врать, словно каждый раз в душу себе же плюю. Разозлилась как-то и со злости - словно спрятаться от всего захотела - так накрасилась, что и сама не поняла: я это, или не я. И помогло! Не знаю почему... ума не приложу, но помогло - допросы их поганые прекратились! Вот и стала все время... защищаться. И вовсе это не секрет никакой на самом деле, который ты искать стал, а привычка... сторониться других привычка. Даже просто на улицу без грима не выхожу. Но с тобой я так буду... какая есть. Этого никто, наверно, никогда уже не узнает... И пусть...
     С последними словами Ирина более и более поникала и, закончив, надолго замолчала. Олег - теперь уже он - сочувственно смотрел на эту расстроенную жизненной трагедией женщину, казалось бы, ни с того ни с сего выдавшую ему тираду, словно открывая врачу неприличную рану, которая сильно болит. Вот только он не мог ей помочь, будто был только пустым пузырьком, а не лекарством.
     Она встала, и ничего больше не говоря, пошла одеваться. Он, ни сколько не удивившись, потянулся за ней. В коридоре Ирина остановилась перед зеркалом, достала из сумочки косметичку и, машинально разложив кое-что из ее содержимого рядом на полочку, начала отработанными жестами наносить макияж. Но тут же повернулась к стоявшему рядом Олегу, и недовольно его отчитала:
     - Вот за этим никогда на меня не смотри! Это... неприлично!
     Несмотря на смешную сторону ее принципиальности, Олег даже не улыбнулся и не просто отвернулся, а ушел на кухню подождать пока она закончит. Ирина очень скоро его окликнула:
     - Я ухожу, закрой дверь.
     Когда он вернулся в коридор, перед ним уже стояла та незнакомая женщина, которую он каждый раз видел в дверной глазок. Олег удивился скорости, с которой она то убирала, то наносила свой макияж, но ничего не сказал, боясь опять чем-то ее расстроить. Зато сказала она, кивком показывая на двери спальни:
     - Зайди и постой, - и уже выходя из квартиры, добавила, - я не знаю, когда буду.
     Он, несмотря на то, что очень хотел знать: зайдет ли она вообще, все же сумел удержаться и промолчать: понял, что ей надо прийти в себя после своего же признания.
  
     Неизвестно почему, но Олег задержался перед дверью спальни, словно собираясь с духом. Открыл он ее так же, как Ирина - рывком. И так же, "запрыгнув" в комнату, не стал ничего осматривать: просто стоял, глядя на знакомую обстановку, которая ему ничего не навевала, кроме горестных воспоминаний. Но внезапно начал понимать, что именно вот эта, безликая обстановка и есть главное, что ему нужно ощутить. В душе возникли какие-то необычные ассоциации, связанные на удивление не с Лизой, а с... Ириной.
     Да - с Ириной! Он вспомнил: в ее квартире был такой же порядок: каждая вещь имела свое место, каждая - чистая, ухоженная, словно вне употребления... мертвый порядок, который при первом их знакомстве его насторожил, но тогда он не мог понять, что это обозначало. Зато теперь Олег постиг: оба их помещения - и его спальня и ее комната - были нежилыми! Видимо Ирина сразу это поняла, потому что уже знала, с чем имеет дело, точнее: с кем имеет дело - с изгоем... с потерявшим себя до безразличия к жизни, отвергнутым человеком. И жилища их были - жилища безжизненных людей: необитаемые, безликие, ничего не выражавшие... застывшие! Одинаковые в том же, что и оба их хозяина - замершей душой!
     Да, оба они - изгои, похожие в своих несчастьях... И все, что у них теперь оставалось - душевная боль, доведшая каждого из них до полного отупения и отрицания самой жизни... отверженности от всего окружающего мира, подтвержденной, словно печатью, состоянием их безликого, ничего не выражающего жилья. Вот та страшная бездна, в которую они упали!
     Олег продолжал неподвижно стоять, словно облипая никчемностью окружавшей обстановки так соответствовавшей тому его состоянию, которое он ощущал все последнее время, и через это ощущение невольно задавался назойливо всплывающим вопросом: Ирина - кто она теперь ему? Последнее связующее с миром людей звено? Товарищ по несчастью? А, может, просто наполненная сочувствием женщина - невольный объект его трагедии?
     В начале их повторного общения он машинально решил, что она пришла проявить в нем участие, как невольная причина его трагедии. И скорее всего, так оно и было - ему стало немного легче после общения с тем, кто знал истину о случившемся. Но только ли для этого напросилась она на встречу? Олегу вспомнилась, как настойчиво, очень настойчиво старалась Ирина рассказать ему правду о себе, что бы он понял ее... чтобы хоть кто-нибудь понял ее... как и его. Вспомнилось ее удивление и заинтересованность, когда еще при первой их встрече он сказал, что ощущает в ней нечто скрытое, но глубоко спрятанное за ширмой масок. Видимо эта его догадка еще тогда дала Ирине понять, что Олег может отреагировать на ее душевную травму - а в том, что это была для нее глубокая травма, он после вырвавшегося сегодня ее откровения не сомневался - и, если не помочь, то хотя бы понять ее, как она смогла понять его боль. У них получилось - они смогли найти и ощутить в другом свою боль... боль отчуждения, боль отверженных людей... Боль от которой оба старались избавиться любой ценой! И эта боль сплотила их.
     Олега просто почувствовал: Ирина - такая же проститутка, как и он - изменщик или предатель! Ей попросту надо было сказать об этом хоть кому-то, что бы хоть единая душа знала о ней правду. И потянулась-то она к нему прочтя книгу и поняв, что с ним можно обо всем этом - об их главном горе - поговорить на равных, рассчитывая на взаимное понимание!
     Равные - вот кто они теперь! Пусть даже весь мир ошибается на их счет, это теперь, после того, как он поняли друг друга, ничего для них не значило и тем самым объединяло. Она знала правду о нем, но и он - единственный, кто теперь понял... нет - сумел почувствовать правду о ней! Да, они стали равными...
     И с этой равной ему становилось... легче.
     Что в ней было такого, что могло ему помочь? - Ничего. Самая малая кроха сочувствия, которая и обнадежить-то вряд ли могла. Но она разделила ее на двоих, потому что он ощущал сейчас в себе хоть слабое, но облегчение. Как это у нее получилось? Как смогла она отдать ему то, чего, казалось бы, в ней самой не осталось? Но смогла же!
     Даже ее намек на эту неживую комнату... она ясно давала понять, что почувствует он именно то же, что и Ирина: их состояние и положение одинаковы!
  
     Мысли путались в голове. Надо было попробовать разобраться, но пока... он понял, что теперь сделает с этой комнатой!
  
     Олег вернулся на кухню вымыть посуду. Что-то в нем стронулось, изменив пустоту внутри на непонятное еще ощущения. Но оно уже родилось - зачаток какого-то чувства, и это само по себе было добрым знаком! Он посмотрел на остатки их трапезы: коньяк так и остался нетронутым...
  
     ***
  
     Ирины не было неделю, и Олег не раз порывался позвонить ей, но все же не мог переступить через себя: боялся отказа, который окончательно поверг бы его в полное одиночество. Ему показалось, что с ее приходом в нем родился слабый лучик надежды на возвращение к... жизни, который так не хотелось терять, да еще и навсегда, поэтому он просто заставлял себя верить в лучшее и... ждал.
     Хотя за эту неделю ему не раз звонили покупатели - он распродавал всю ту мебель и предметы обстановки, что напоминали ему о прошлом, о Лизе - Олег сразу почувствовал, когда звонок прозвучал от нее, еще даже до того, как на дисплее мобильного увидел имя... и сразу же понял, что она пришла. Он быстро открыл входную дверь, так и не взяв телефон.
     Сегодня она поздоровалась:
     - Здравствуй! Надеюсь... к тебе можно?
     - Зачем ты спрашиваешь? - удивился Олег.
     - Сама не знаю. Что-то показалось, - она осмотрелась вокруг. - Не пойму что, но показалось...
     - Можно... теперь всегда можно. Да и... тебе не показалось.
     Ирина, уже сняв верхнее и переобувшись, недоуменно посмотрела на Олега, но, видимо решив уточнить вопрос позже, пошла сразу на кухню, даже не заглянув в гостиную. Однако тут же остановилась, увидев слегка приоткрытую дверь спальни: что-то привлекло ее внимание сквозь небольшую щель.
     Она спокойно, словно желая зайти, открыла дверь полностью, однако не зашла - в этом не было никакой необходимости - комната была пуста! На полу стояло нескольких коробок с вещами, но никакой мебели, даже занавесок и картин, словом, ничего вообще из старой обстановки не было. Ирина повернулась к Олегу, тот пробормотал в ответ:
     - Продал... расстался.
     Она немного постояла, оценивая новость, и только что-то для себя уяснив, прошла дальше.
     На кухонном столе ничего не было, и Ирина смело открыла холодильник. Окинув взглядом продукты, она выбрала себе кусок сыра, подставила разделочную доску и стала нарезать ломтики. Олег достал и поставил перед ней небольшую тарелку. Ирина кинула несколько ломтиков на тарелку и, отодвинув доску, спросила:
     - У тебя чай есть?
     - Кончено. Хороший, кстати.
     - Завари, пожалуйста.
     Олег стал заниматься приготовлением чая, а она, сев на табурет, стала кушать сыр, откусывая от тонкого ломтика по крохотному кусочку.
     - Может приготовить что-нибудь? - поинтересовался Олег.
     - Я потом сама приготовлю. Ты же возражать не будешь?
     - Делай все, что хочешь. Если какие продукты нужны будут, я могу сходить: тут рядом.
     - Дай листик и ручку.
     Он сходил за ними в гостиную, а когда вернулся, увидел, что Ирина уже выбрала кое-что из холодильника. Взяв у него листик, она - каллиграфическим почерком - быстро написала список нужных продуктов, проставив напротив количество.
     - Сходи купить. Можешь сейчас. А я осмотрюсь немного, пока чай буду пить. Можно же без тебя?
     - Конечно, я ведь разрешил делать все.
     Олег, накинув куртку, пошел в магазин, а когда вернулся, застал ее в гостиной: Ирина, держа в руке кружку с остатками чая, рассматривала обстановку и некоторые вещи. Внимательно, словно изучая.
     - Что-то ищешь конкретное?
     - Уже нет - только рассматриваю. Надеюсь, я не переступила... - она сделала неопределенный жест рукой, но он понял.
     - Нет, все нормально - смотри все, что хочешь. И вообще, чувствуй себя свободно: я же разрешил. Скрывать и прятать мне нечего.
     - Твое личное я не трогала, - спешно доложила Ирина.
     - А там и нет ничего личного, все в спальне.
     - Я не белье имела в виду или документы. Я о бумагах твоих.
     - Ты в них не разберешься. Я и сам в них плохо разбираюсь.
     - Я только хотела...
     Он не дал ей договорить.
     - Я же сказал, что все можно.
     - Я не о том, - возразила Ирина, - я думала, может что-то рукописное из "Пары отщепенцев" найду. Папку или еще что. Заодно и прочим поинтересовалась, пока ждала.
     В это время они, уже на кухне, разбирали принесенные Олегом продукты. На плите что-то кипятилось в поставленной Ириной кастрюле, а сама она была в фартуке. Подвинув ему картошку, Ирина сказала:
     - Почисти.
     Однако Олег, слегка озадачив ее, ушел, но через минуту вернулся из спальни с обычной папкой для бумаг. Предъявив ее Ирине, он положил папку на подоконник.
     - Ты не там искала - она в спальне была. Это все, что рукописное есть: план книги, несколько основных сцен, черновики. А сама книга - в компьютере.
     - Но это я возьму посмотреть. А почему в спальне? Все остальное - в книжном шкафу, внизу. Я с него и начала искать.
     - Нет, там более старое. Что книги касалось и прочего, я в коробку сложил и в спальню поставил, что бы под ногами не болталось. Могу всю коробку...
     - Потом. Меня только "Отщепенцы" интересовали.
     - Если хочешь, можешь спрашивать.
     - Мне интересно, что в книге реально, а что - твой художественный вымысел.
     - С этим легче - там, практически, все реально.
     - Вот я и посмотрю. Особенно про усыновление - это правда, что он смог оформить?
     - Да, так и было на самом деле, - Олег приготовился отвечать на ее вопросы, но Ирина почему-то резко сменила тему:
     - Ты какой борщ любишь: наваристый или попостнее?
     - Попостнее, но мясо что б хорошо проваренное было, помягче.
     - Но сам борщ, что бы легкий был?
     - Наверно.
     - Тогда я так и сварю. Мне тяжелое нежелательно.
     - А борщ нетяжелым бывает? - усмехнулся Олег.
     - Увидишь. Комната так и будет, пустая?
     - Нет. Я там спать теперь буду... в смысле: куплю новую мебель и спать буду.
     Ирина с интересом взглянула на него.
     - Ты сколько не работаешь уже?
     - Долго. Больше полугода... скоро год.
     - Выгодно писателем быть!
     - Не всегда. Это "Отщепенцы" мне столько денег принесли. Ты ведь об этом? За что я гарнитур собрался брать?
     - Да.
     - Ее уже на три языка перевали, и тиражи большие везде. Словом... в общем денег у меня много. Еще прошлые гонорары оставались - на свадьбу копил... - он тоже резко сменил болезненную тему. - Но это редкие заработки, нетипичные. Мне ко всему сценарий по ней заказали - это еще большой плюс.
     - Так будет фильм?
     - Собираются снимать. Но точно не известно.
     - То есть материально ты еще долго можешь ни о чем не заботиться?
     - Очень долго. Так уж вышло, - словно оправдываясь, подтвердил он.
     - Тебе поострее делать? С перцем? - спросила Ирина, доваривая борщ.
     - Не очень. Делай как себе.
     - Я острого избегаю. И вообще, простую пищу люблю.
     - Простую любишь?!
     - Ну... предпочитаю, - стал выкручиваться она, но тут же призналась: - Заставляю себя!
     - То-то я думаю, что ты не с борщей такая стройная.
     Все это время Ирина занималась готовкой, давая Олегу то одно, то другое мелкое поручение, которые он тут же выполнял. Но теперь, когда борщ остался кипеть на медленном огне, она присела на табурет, переменившись с разговором.
     - Почему тебе неприятно было, когда я о себе рассказала в тот раз? - она старалась смотреть Олегу в глаза.
     - Не понравилось потому, что не понравилось. Зло ты как-то говорила, чуть ли не с ненавистью. Вроде, одна твоя часть другую презирать стала.
     - Может это так и есть.
     - Нет. Не "так и есть". И давай эту тему закроем. Мне действительно неприятно.
     Ирина категорично, чуть не с вызовом докончила его фразу:
     - ...помнить: кто я.
     - Прекрати! Я не во все верю, как ты это говорила и говоришь! Ты же не оценивала тогда поступки свои, а злилась, что так вышло. И я догадываюсь, что помимо воли твоей вышло... Но показать хочешь, что сама решения принимала. Только при этом всем твое внешнее пренебрежение к себе - это очередная маска. Такая же, в какой ты ко мне приходишь, - И Олег, видя, что разговор уходит в неприятную ему сторону, переключился на другое: - Ты, кстати, с полотенцами разобралась?
     - Так это ты, все же, мне повесил?! - она удивилась с улыбкой.
     - Да.
     Ирина пришла к нему в гриме, но сейчас была без него, и Олег понял, что умылась она, когда он ходил за продуктами. Но он не предупреждал ее, что сразу после того, первого случая, в надежде, что она и дальше будет приходить сюда, повесил для нее в ванной новое полотенце. И Ирина восприняла этот намек верно.
     - Красивой захотелось меня видеть или это на продолжение встреч намек? - она все же решила поиздеваться, словно в отместку за его предыдущие нападки.
     - С красивой встречаться. И прекрати злиться. Пожалуйста! Я же чувствую, что не так все. Вот в первый раз, когда ты пришла - было так... по-настоящему. А в прошлый раз ты коверкала многое, по-моему. Я, правда, сперва лишь догадывался, а потом только это понял, когда ты ушла уже.
     - Когда в комнату зашел? - было видно, что Ирине стал интересен этот разговор.
     - И когда отражение квартиры твоей там увидел. Но квартира твоя - это не ты, а только клетка, в которую ты с судьбой своей попала. Не сиди в ней, если можно.
     - К тебе ходить?!
     - Да. Ведь так для обоих нас лучше... я, может, и с обстановкой поэтому так решил поступить, - в его фразе было столько искренности, столько откровенности, что она не нашлась с ответом и замолчала, прекратив задираться. Олег тоже, догадавшись, что ей нужно время что-то для себя решить, в ожидании не стал поддерживать разговор.
     - И ты думаешь, что мне это не меньше твоего надо? - самым серьезным тоном спросила Ирина.
     - Да - одинаковые мы... Мне нужно и... тебе тоже нужно.
     Она опять помолчала перед тем, как подтвердить:
     - Ты прав, - однако тут же, как в чем-то усомнившись, начала было: - Только...
     Но Олег быстро перебил ее, оценив откровенное: "Ты прав".
     - Ира, не надо, пожалуйста, каких-либо "только". Я очень тебя прошу. Мы с тобой равные теперь оба и в этом равном, да и в горе своем, нужны друг другу. Так лучше, что бы это сразу было без каких-либо условий или ограничений: по-честному, искренне. Во всяком случае, я тебе разрешаю все. Даже, если обидишь когда - все одно буду пытаться понять, а не обижаться. Я знаю, что тебе высказаться тогда захотелось по своей причине, но ведь ко мне ты в первый раз не только ради себя пришла, а что бы и мне помочь - это я тоже знаю потому, как душа моя на твой приход тогда откликнулась. Поэтому мне хочется, что бы ты приходила. И, если даже, тебе покажется, что это во мне эгоизм говорит - считай, как пожелаешь - то я тебе честно скажу: мне нужно, что бы ты, именно ты - та что правду знает - приходила, и я прошу тебя приходить... и ни чем себя не ограничивать, никакими "только". Знаю, правда и то, что я сейчас в таком состоянии, в котором могу не почувствовать чего-то, не понять что ошибаюсь, потому что одеревенело во мне все и не знаю когда восстановится. Но из-за какого ни будь недоразумения с этим моим состоянием не хочу тебя терять! Давай же попробуем быть милосердны друг к другу, ведь, не знаю, как у тебя, а у меня теперь никого нет. Только ты.
     Ирина выслушала эту горячую сумбурную речь, заглядывая ему в глаза и внимательно следя за всеми интонациями, словно пытаясь поймать на фальши. Но фальши не было, а в каждом слове его сквозила искреннее желание отчаявшегося в горе человека найти хоть малое к себе участие. Ради этого Олег, похоже, был готов на все!
     Она еще долго сидела, взвешивая сказанное. Но он уже знал ее ответ, чувствовал его. Чувствовал не только потому, что она трижды пришла сюда, но и потому, что все время их встреч понимала его самого и все его поступки.
     Ирина же в это время думала, что сама себя удивляет своим участием к Олегу, и своей прорывавшейся здесь откровенностью, которую давно уже мысленно похоронила. Словно ее потянуло еще тогда, когда она, прочитав его книгу и поняв, что боль его сродни ее боли, рассказать и, может, расспросить его и о своем. На тех страницах был крик души, и она его услышала, хотя вряд ли, что бы он предназначался именно ей. Это был странный эффект, когда Олег, пытаясь открыть душу одной женщине, вдруг открыл ее другой. Другой? Но ведь именно она его услышала и поняла...
     Ирина обеспокоилась своим выводом, и, помимо воли, выразила это состояние странной фразой:
     - И у меня никого нет. Разве что "Пара отщепенцев", да ты к ним в придачу.
     - Пара отщепенцев? - не сразу понял Олег. - Ты о книге, что ли?
     - О том, о чем в нее вложено - о боли твоей. Я ее почувствовала... как свою.
  
     Олег неожиданно вскочил и прошелся по кухне. Разбежаться в маленьком помещении было невозможно, и у него получилась не ходьба, а какие-то прыжки, заставившие Ирину улыбнуться. От этой улыбки она пришла в себя, и попыталась успокоить Олега:
     - Сядь, буду борщ подавать.
     Он опустился на табурет.
     - Но вот ты же поняла! Смогла почувствовать! Поняла...
     - ...а она - нет, - по-женски догадалась Ирина. - Ты это хочешь сказать?
     Олег сник. Ирина поставила перед ним тарелку борща, но он даже не взял в руки ложку.
     - Где коньяк? - спросила она в надежде, что ему будет на что отвлечься.
     - Ты будешь? - машинально спросил он.
     - Нет, я тебе...
     - Я не буду.
     - Тогда... просто смирись. И кушай - я старалась все же.
     До конца обеда он не проронил ни слова, разве что поблагодарил ее за вкусное блюдо, но и Ирина была занята своими мыслями, а, поев, засобиралась уходить. Только в дверях, уже накрасившись, готовая выйти, она повернулась к нему спросить:
     - Ты действительно считаешь, что мы... равные?
     - Да, - твердо, словно поставив печать согласия, отчеканил Олег.
     - До свидания!
     - До свидания!
  
     ***
  
     Она пришла через день, застав его готовым уйти.
     - Я гарнитур собирался смотреть... спальный, - объяснил он.
     - А я - папку вернуть.
     - Тогда заходи... я и в другой день схожу.
     - Нет, не надо, что бы я твоим планам мешала.
     - Планам?! - Олег горестно ухмыльнулся. - У меня на ближайшее будущее, а может и до конца жизни в этих планах один пункт: гарнитур купить. Так что, надеюсь как-то успеть. Проходи. Посмотрела записи?
     Она ответила только уже на кухне, занявшись кофе.
     - Да прочла. Почерк у тебя, правда... Там копии документов мне интересных... так это все же правда, что он действительно ребенка усыновил?
     - Я же говорил, что да. Сюжет не вымысел. Он действительно сам наркотики бросил, когда мальчишку взял... Там же в бумагах есть о его зависимости. А что?
     - Не ожидала, что так можно... - она с явным усилием заставила себя сменить тему. - Знаешь, что для меня странно: у тебя план и книга расходятся. Местами сильно.
     - А по-другому не бывает. Пока пишешь, начинаешь менять ход действий под основную идею. План был близок к хронологии событий, а книга - уже к идее и моим чувствам. Да и не всегда правду напишешь, в смысле: в то, что на самом деле происходило читатель не всегда верит. Это эффект такой: обдуманному сюжету как правило доверяют, как жизненному, правдивому, а вот голой правде... - Олег осекся, но Ирина тут же подхватилась подсказать:
     - ...не верят... как тебе.
     Вышло это у нее сочувственно, с пониманием его проблемы, и Олег подтвердил, словно эхо:
     - Как мне...
     Посидев минуту в раздумье, он спросил:
     - И как тебе?
     - У меня по-другому, у меня правды, может, и вовсе не было: все на лжи.
     - Так тоже бывает, - подтвердил Олег. - Но не с тобой, у тебя правда тоже есть. Даже если ты ее не видишь, я знаю, что есть.
     - Почему ты так решил?
     - Еще тогда увидел в глазах, когда ссорились у тебя. Да и потому, что ты книгу эту поняла так, как я писал, и что в нее вкладывал. А, значит, есть в тебе то, что... - Олег запнулся, но на этот раз Ирина его не выручила никакой подсказкой, и ему пришлось договорить: - Словом, настоящее есть! Понимаешь, о чем я?
     - Возможно, - это слово у нее прозвучало несколько загадочно.
     - Не надо со мной теперь так! - чуть не с обидой высказался Олег. - Что значит: возможно?
     - То, что я и сама уже запуталась, - призналась она. - И не обижайся, сам же обещал стараться правильно меня понимать.
     - Извини. Но вышло у тебя так, словно ты... ну да ладно, я понял уже. Извини.
     - Ничего, - Ирина совсем не обиделась, осознав суть его порыва. - Но ты лучше объясни, что ты имел в виду "настоящее"?
     - То, что в тебе доминирует - живая душа. И это не третья суть - это определяет тебя: главное, первое в тебе, но сильно приглушенное. Поэтому ты странная такая, необычная, как бы наигранным бездушием настоящую душу свою закрываешь. Как и с лицом загримированным получается. Вот ты книгу прочла и поняла. Но не только поняла, а пришла сразу откликнуться, по-доброму поступить. Я, кстати, прости, не пускал тогда никого вообще. Да и не узнал тебя видно. Хотя, узнай даже, вряд ли...
     - Я и раньше приходила, до книги еще, - призналась Ирина.
     - Как... до книги? Зачем? - Олег был сильно удивлен.
     - Не за тем, что сейчас... нет. Попросить хотела, и сказать кое-что.
     - Что сказать? Зачем ты тогда встретиться хотела?
     - Я узнала тогда о твоей ситуации и понимала, что она косвенно со мной связана. Вот и понадобилось поговорить. Но ты не пустил, и я передумала повторно приходить. Тогда это правильно было, иначе я тебе еще хуже бы сделала. Чувствовала это и, даже, обрадовалась, что ты меня не пустил. Вот только не поняла, что ты меня не узнал. Иначе...
     Олег молчал, внимательно ее слушая, и Ирина, поняв, что он ждет объяснений спросила:
     - Хочешь по порядку?
     - Да, а то я не пойму что-то. Только пошли в комнату - там удобнее будет.
     Ирина пошла за ним и, устроившись в кресле, начала:
     - Недели через полторы, как... она приходила ко мне и я тебе общаться запретила, меня Крунц встретиться позвал, спросить: что у нас с тобой случилось? Я ему сказала, что ничего не было, но твоя невеста тебя выследила и, скорее всего, вы поссорились. Только я ни при чем была - так ему и объяснила. Тогда он меня предупредил, что у тебя скандал большой вышел и шума наделал столько, что и до него дошло. А ему совсем не надо, что бы этот скандал со мною связали: это уже не просто хлопоты, а неприятности могут выйти. Так что я должна со всем сама разобраться. Вот тут я его и расспросила, под видом, что мне подробности нужны для того, что бы знать, как поступить. Крунц мне все рассказал: и о том, что ты с ней действительно рассорился, и что на работе тебя не терпят теперь, и все остальное... Тогда я обдумала, как быть, и пошла к тебе попросить не упоминать меня нигде, что бы ваша же братия журналистская новую волну не подняла, в которой и я уже барахтаться буду. Ну... и сказать еще кое-что... но это неважно уже теперь. Я дважды приходила, и когда во второй раз точно увидела, что ты меня в глазок рассмотрел, но не впустил, догадалась, что встречаться со мной не хочешь, в смысле: знать меня не желаешь, а, значит, и делать мне во вред ничего не собираешься. Тогда я Крунца успокоила, да и сама тоже уверилась, что ты... не будешь на мне зла вымещать, - Ирина, передохнув, продолжила: - А позвонила только, когда уже книгу прочла. Поняла, что если просто приду - не впустишь. Поэтому сразу и сказала тебе про книгу, и что нам встретиться надо. Очень хотела увидеть: как ты? Все же я в этой истории не сторонний человек, и единственная, кому тебе доказывать ничего не надо. А это - немало.
     Олег, помолчав, спросил:
     - Но это не все?
     - Почему ты так думаешь?
     - Да потому, что ты меня заставила в ту комнату зайти и почувствовать, что там есть. Точнее: чего нет, - Олег говорил участливо и с горечью. - И там такое же было, как и у тебя в квартире. Ты же сказать хотела, что и у тебя жизнь такая же, почему тогда об этом молчишь?
     Она задумалась, но решившись, все же призналась:
     - Так и есть. Я когда книгу прочла - а там много для меня интересного оказалось - и об этом подумала. Не только о тебе, но и о себе: вот есть человек, кто понять сможет, если с ним поговорить. Теперь рада, что напросилась - вижу, что ты понимаешь. Мне это тоже нужно, ты прав...
     - И у тебя тоже никого нет, - утвердительно докончил теперь он за нее.
     - Да! - решительно, словно с вызовом подтвердила Ирина.
     - Ну вот опять ты... словно обижаешься на меня. За что?
     Но Ирина промолчала, поняв, что вопрос был риторическим.
     - Послушай, ты сказала, что тогда еще о чем-то поговорить хотела, когда в первый раз пришла. Еще что-то сказать, кроме просьбы не упоминать о тебе.
     - Неважно. Теперь уже это ни к чему: надобность прошла.
     Но Олег, заметив другой тон ответа, решил настоять на своем.
     - Ты что-то скрываешь? Неприятное?
     - Для тебя - неприятное. Не надо об этом.
     - Если для меня - говори, хуже уже не будет.
     - Не будет, - согласилась Ирина. - Но и лишний раз...
     - Ничего, я стерплю.
     Она молчала. Тогда он попросил еще раз.
     - Ира, не надо тайн, пожалуйста. Мне потом неудобно будет, что ты за душой что-то против меня держишь.
     - Это не против тебя... или меня... это - о ней... - Ирина смотрела на Олега, словно оценивая его состояние. Но тот лишь внимательно ее слушал и она продолжила: - Когда она ко мне пришла, я уже тогда, по ее взгляду все поняла. Я обычно двери незнакомым не открываю, тем более - женщинам, да еще и не знала, кто она. Но мне уходить надо было. Хотя... наверно, не в этом дело... у нее даже через глазок дверной вид такой был, что я поняла: будет стоять и ждать меня, хоть год. Если не у двери - у подъезда встретит, а это было бы еще хуже. Вот я и открыла сразу из-за того, что выхода у меня не было... Но только глянула она на меня, еще даже не объясняла ничего, так по ее глазам мне все ясно стало: она во мне... погибель увидала. Уж поверь: женщина женщину чувствует. А в ней словно сломалось что-то в тот момент, как в человеке, который последнюю надежду потерял. Ну ты... ты знаешь.
     Ирина умолкла, но, поняв, что Олег ждет ответ на свой вопрос, закончила:
     - И я, когда к тебе шла, так и подумала, что расскажу об этом. Не то, что бы надежду убить в тебе, нет, но я... Словом я всегда считаю, что лучше сразу правду сказать, чем долго безнадежную боль терпеть. Вот и хотела тебя предупредить, что не вернется она... никогда. Очень уж явно это видно в ней было: как разбилось что-то и так разбилось, что не собрать. Хорошо, что ты меня не впустил - я бы только боль тебе доставила и уж точно больше не увиделись бы. Но теперь это уже не важно...
     Олег тихо возразил:
     - Нет, все еще важно...
     Ирина удивилась его откровению:
     - Так ты до сих пор еще... надеешься?
     - Нет, я не о том. Надежды во мне уже нет, но чувство мое так еще и не умерло.
     - Оно и не умрет, - констатировала Ирина. - Оно пригаснет, и потом переродится. В другое - в горечь. И теперь ты, как о ней вспомнишь, всегда будешь эту горечь ощущать. Даже если другую полюбишь, даже через годы... это тоже - навсегда. Как шрам.
     - Ты любила, - словно утверждая беспрекословную истину, тихо произнес Олег. Ирина не сочла нужным скрывать.
     - Да, в институте. Собственно и с сожителем своим первым из-за этого рассорилась. Все готова была бросить, всю себя переменить ради той любви.
     - И что?
     - Он - не сожитель, конечно, - узнал, что я в содержанках жила и... он даже не бросил меня, а отшвырнул. Вместе с чувством моим и всем, что во мне было. Не доверился ничему моему. Я не обиделась: убедила себя, что заслужила, но чувство еще долго не проходило... А теперь - только горечь, как вспомню. Не о нем - о чувстве моем горечь, что умерло оно. Ты можешь не верить...
     - Брось, пожалуйста. Зачем тебе мне-то врать? Глупо. Я тебе во всем верю: так уж у нас теперь с тобой... И если захочешь, рассказывай - может легче станет.
     - Уже рассказала, ты не понял что ли?
     Олег, словно спохватился:
     - Извини, я не осознал, что ты рассказала. Как-то коротко у тебя вышло.
     - Да оно и в жизни коротко получилось: вспыхнуло и погасло, но... не согрело, а обожгло. Это я так рассказала, в подтверждении слов твоих, что любила... что человеком была.
     - Ты опять! Прекрати, я же говорю, что неприятно такое о тебе слушать, когда я знаю, что ты не такой человек, как показать мне хочешь. И что именно - человек!
     - Приготовь мне чай... - попросила Ирина, прекращая разговор.
  
     Гарнитур он выбрал несколько вычурный, но когда его установили в комнате, та сразу приобрела уютный вид жилого помещения, чего, в общем-то, и добивался Олег. Он, конечно, решил похвастаться обновкой Ирине. Не мебельной обновкой, а тем, что совершил нечто значительное: хоть и символическую, но как бы радикальную для себя метаморфозу.
     Ирина же, только зайдя, и без него догадавшись о покупке, сразу направившись поинтересоваться. Ей понравилось, и она также согласилась, что с новым гарнитуром комната стала уютней. Она прошлась по шкафчикам и ящикам, словно оценивая их удобство, потрогала рукой обивку и похвалила Олега. Уже на выходе, у двери, возле которой он стоял слушая ее отзывы, она снова обернулась, окинув комнату целиком и сделала неожиданный вывод:
     - Ты только не смейся моей фразе, но это хорошо, что ты не в отчаянии полного одиночества, - она показала пальцем на двуспальную кровать.
     Олег понял, о чем она, и вопреки ее просьбе рассмеялся.
     - Балда, я серьезно тебе говорю, - но и сама Ирина уже смеялась. - Хотя, чего ожидать: у вас мужиков мозги всю жизнь в один бок повернуты.
     Они вернулись в гостиную, где уже продолжили разговор.
     - Может и тебе стоит что-то переменить? - спросил Олег
     - А смысл? Зачем?
     - Ну... так просто жить прозябая - это не совсем верно.
     - Ты же живешь? - безо всякой обиды ответила она, правильно оценив его замечание.
     - Да... - и Олег, расстроившись, высказался: - Честно говоря, не знаю, как мне из этого тупика выбраться. У меня всегда цели были, а теперь, словно в камере оказался. Рухнуло все, одним глупым случаем... Я, когда мебель купил, обрадовался, что так удачно вышло. А теперь думаю: ну и что? Что у меня изменилось? Обстановка? Ну хорошо, перестану я скорбью нудиться, когда туда заходить буду, но ведь нового ничего не возникло! И не возникнет. Как мне жить, не знаю: без работы, без цели, без жизни вообще. Разве так можно, скажи? Вот у тебя тоже была же цель, а теперь...
     - Она и сейчас есть, - тихо возразила Ирина.
     - Какая? - заинтересовался Олег.
     - Ребенка родить и воспитать, - Ирина стала иной, произнося эти слова. Говорила она по-прежнему тихо, почти, как и всегда, но в голосе ее появились твердые тона, такие, которыми свидетельствовали о чем-то окончательно решенном. - Если не рожу - в детдоме возьму, на улице подберу! Я себе поклялась... Уеду куда-нибудь в глушь и там воспитаю. Только сама, одна, без кого-либо, что бы никто... никогда... Я клятву дала и сдержу! Эта клятва и есть моя цель.
     Олег был поражен ее отчаянным тоном, словно она хотела самой себе доказать свою же непоколебимость. Он понял, что ее слова - правда и не стал уточнять детали.
     - А, знаешь, я верю, что ты так сделаешь, и, главное, что у тебя получится.
     - Я знала, что ты поверишь. Ты об этом в "отщепенцах" своих написал... Меня только тянуло разобраться: реально ли это? Я и папку твою тогда выпросила, что бы правду знать. Что можно так сделать... Приемного ребенка взять такой, как... я.
     Олег только теперь понял, насколько Ирине был необходим реальный смысл его повести. Нужен для того, что бы принять для себя окончательное решение и теперь держаться этого смысла: у нее будет ребенок, и она станет другой!
     - Спасибо тебе за книгу, - уже спокойнее продолжила она. - Я ведь с Крунцем сразу договорилась, что он мне поможет магазин открыть: косметикой торговать. Заработаю денег, потом продам все и уеду туда, где никто меня не знает и не узнает никогда. За ребенком уеду. И сама одна воспитаю, только одна, что бы ребенок мой никогда... не знал ничего. Ради этого теперь и живу.
     - Ты смелая.
     - Никогда о таком не думала. Не с этой стороны. Да и в чем смелость? Что одна буду?
     - Да. Все-таки ребенок - это ответственность, и большая. Это, наверно, в жизни важнее всего.
     - Это хорошо, что ты такое понимаешь, но и я, поверь, понимаю.
     - К тому же такой красивой женщине... одной. Ты же догадываешься, что такой красивой, как ты гораздо труднее придется, чем будь ты другая.
     - Я справлюсь.
     Они задумались каждый о своем.
     - Может ты и права, - все еще размышляя, сказал Олег.
     - В чем? - не поняла Ирина.
     - В том, что ради такой цели живешь. Ведь если я правильно понял, ты не для себя жить собралась?
     - Ты об этом... - Ирина задумалась. - Не совсем. Я же не прекращу жить. Буду дальше коммерцией заниматься, а не получится - попробую учительницей стать. В глуши на них дефицит, может смогу устроиться и без стажа. А это уже кое-что. Не одна, во всяком случае, буду, а среди людей. Извини, - добавила она, когда заметила, как он огорчился ее последним словам.
     - Ничего, ты же ни при чем, что у меня так вышло. Чего извиняться. Да и не столько за одиночество мое мне обидно, сколько за то, что я себя применить никуда не могу... Вот ты смогла цель найти, а я - только потерять.
     - Ты не терял ее, ты только дорогу потерял, а не цель.
     - А это не одно и то же?
     - Нет. Быть отверженным - это одно, огорчаться - это другое, а жить бесцельно - это уже третье. Ты цель свою не потерял, ты только в стесненных обстоятельствах оказался, а это - разные вещи. И искать тебе вовсе не цель сейчас надо, а путь - как к ней дальше идти...
  
     После ее ухода Олег еще долго думал, насколько вдруг неожиданно живительным оказалось для него общение с Ириной. И не только потому, что вместо всего мира, словно связующим с ним звеном, у него сейчас была только она одна, но и потому, что это была именно она. Решившись в самом начале только на разговор с человеком, который единственный знал истину о произошедшем с ним несчастье, Олег неожиданно получил друга, о котором уже и мечтать отчаялся. Схожего судьбой с ним друга, который понимал его не потому лишь, что знал правду о событиях, но и потому, что друг этот, как человек был необычным, способным, вопреки первым о ней впечатлениям, ощутить его горькое положение и откликнуться, возрождая в нем жизнь.
     Однако и Ирина становилась не той, которую он видел в их первые встречи там - в ее квартире, но также перерождалась в иную личность. Словно вместе с желанием помочь Олегу и этой невольной помощью в ней возникла и развивалась переоценка ее собственной жизни, что позволяло Ирине превращаться из изуродованного изгоя в нормального человека, врачуя и свою душу их странным общением! Олег уже ощущал это проявление ее ранее скрытой внутри истинной сути - ее человечности - и радовался, насколько мог, что она - эта ее суть - есть, существует, живет сама и оживляет его!
     Они нуждались друг в друге на уровне своих болевших душ!
  
     ***
  
     - Почему ты не работаешь? - поинтересовалась Ирина.
     - У меня все еще творческий отпуск.
     - Я не в смысле официальной работы: ты не пишешь ничего.
     - Ты же не можешь достоверно знать.
     - Могу. Когда я в первый раз к тебе пришла, у тебя на рабочем столе много разного лежало. А после этого - ничего. И вообще не помню, что бы там хоть что-нибудь было, кроме одной тетрадки.
     - Я без бумаг теперь пишу.
     - И много написал?
     - Пару статей.
     - Это нормально? За такое время.
     - Нет, конечно. За такое время можно было книгу написать.
     Ирина мотнула головой:
     - Тогда опять: почему ты не пишешь. Говорят, что в периоды душевных переломов авторы создавали наиболее сильные произведения.
     - Я и создал: "Пару отщепенцев".
     - А потом?
     - Потом? - Олег сделал грустную паузу. - Теперь уже ничего не создам: пусто у меня внутри, Ира. Словно выжал себя и теперь пустоту эту ничем заполнить не могу.
     Она замолчала в раздумье, а Олег ждал, чувствуя, что сейчас будет следующий вопрос, и оказался прав.
     - И что теперь? Так и будешь ждать? Может, стоит что-то предпринять? Ведь, в тебе талант и его надо использовать.
     - Как?
     - Надо придумать... ведь иначе ты как отступаешься от него, точнее... отступаешься от самого себя... - Ирина прервалась, но вдруг решительно спросила: Ответь, ты не считаешь, что поддавшись безысходности человек что-то в себе предает? - этот вопрос она задала уже волнуясь, но Олег, занятый нагрянувшими неприятными мыслями, не понял его двойственности: она явно говорила не только о нем, но уже и о себе.
     - Ира, я принужден к бездействию - это не добровольное мое решение и не слабость какая-то. Меня жизнь в клетку загнала, но сам я туда не шел. Как же я себя предаю? Это не так! Предавать себя - низко, и ты-то знаешь, что я не такой.
     Замкнувшись на себе, он так и не замечал, что Ирина серьезно насторожилась, задавая следующий вопрос, даже не связанный непосредственно с ним - с Олегом:
     - А как ты считаешь: человек по слабости... может предать самого себя? Может же поддаться обстоятельствам?
     Олег явно продолжая о себе, не слыша почти уже явного подтекста ее собственной заинтересованности, обобщенно и слишком резко возразил:
     - Ира, человек, кто себя предал - дрянь! - он хотел тут же уточнить: - Даже когда все против, все одно он должен хоть какой-то честью в себе...
     Но она в сильном огорчении уже поднялась и выбежала с кухни! Лишь в этот момент он понял, что его слова Ирина приняла на свой счет!
     Олег бросился за ней, боясь, что она сейчас уйдет! Он готов был на все, лишь бы ее не выпустить! Может даже силой, но удержать! Она стала для него всем: всем миром, в котором он жил, лишиться которого для него было не лучше, чем лишиться дыхания. Он уже пытался схватить ее сзади... но Ирина почти бегом скользнула в гостиную, села спиной к двери, включила телевизор и уставилась в экран, даже не выбрав программу.
     Олег не вошел в комнату, боясь потревожить ее, и мялся на пороге, ожидая, пока его начнут отчитывать. Как он хотел, чтобы Ирина его отругала, обозвала, смешала с грязью, но только бы не ушла! Он напрягся и взволнованно ждал ее действий: хоть малейшего движения, лишь бы она продолжила их общение, но Ирина упорно молчала, и это было для него хуже всего. Казалось, сам воздух комнаты пропитался напряжением, словно сейчас будет гроза.
     Олег, внимательно наблюдал за Ириной, пытаясь поймать любой жест, пока не заметил в ее позе что-то странное. Тогда, еще более взволновавшись, он тихо обошел диван заглянуть ей в лицо. Такого он никогда не видел и не ожидал: Ирина, вся съежившись, безуспешно пыталась унять катившиеся слезы. Он упал перед ней на колени и отчаянно стал уговаривать:
     - Ира, я же о себе, только о себе говорил... Ира не надо... не принимай это... Ну ударь меня, по роже дай, Ира, пожалуйста, перестань... прости меня, извини... я понимаю, что сейчас не простишь, но хоть не уходи такой. Ира, я молю тебя: не уходи, не бросай меня... Все что угодно, только не бросай, ты же одна у меня вместо мира всего. Только ты, понимаешь? Прости!
     Она, увидев показавшийся в его глазах ужас, утирая слезы, произнесла:
     - Дурак ты... куда я уйду?! В клетку свою? Что бы там с тоски подыхать... Мне даже уйти некуда, а ты... какой же ты...
     - Ирочка, прости - прости - прости, пожалуйста, - Олег, поняв, что она остается с ним, почувствовав невероятное облегчение, нежно обнял ее, словно хотел захватить всю и никуда больше не отпускать... и Ирина, поддавшись этому его порыву, доверчиво прильнула навстречу... губы их слились...
  
     ...утром Ирина заявила, что все произошедшее - это случайность, а виной тому - ее мимолетная слабость, возникшая из-за доведшего ее до такого состояния своим хамским поведением Олега. И такого рода хамство она больше терпеть от него не намерена! С тем и ушла.
     А когда пришла в следующий раз ее ожидала символическая, но, как она сразу поняла, важная перемена: вместо привычных для нее мужских пляжных шлепанцев, которые она считала в этой квартире своей уже обувью, ее ожидали милые дамские тапочки. От неожиданности она не стала их обувать, и, машинально сняв туфли, стоя босиком на полу, удивленно рассматривала обновку. Потом, подняв взгляд на Олега, и не меньше пяти минут вопросительно смотрела прямо ему в глаза. Он не говорил ни слова и не отводил взгляд, а только с надеждой, замерши, ждал ее действий.
     Тогда Ирина решительно обула свои, теперь уже, тапочки.
     Олег, подойдя вплотную, и поцеловав ее - она не возражала - произнес:
     - Спасибо. Я очень надеялся и... возьми ключи, - он протянул ей ключи от квартиры.
     - Зачем? Ты же всегда дома.
     - Я бы очень хотел. Понимаешь: для меня это важно...
     Она все поняла: он хотел, что бы разрушая одиночество, в его доме числился кто-то еще, и, взяв ключи, положила их к себе в сумку.
  
     С тех пор Ирина стала приходить к Олегу чуть ли не каждый день, иногда задерживаясь и на следующий.
  
     ***
  
     Беспрерывное общение, в котором для них теперь заключался смысл жизни, захватило их ощущением внутренней оттепели. Они радовались встречаясь, а при расставании ничуть не печалились, зная что скоро снова увидятся и им будет не менее интересно делиться своими мыслями и чувствами, чем это было только что.
  
     Он уговорил Ирину пользоваться ее ключами, и она привыкла к этому, правда, предварительно спросив:
     - Ты не боишься, что она, вернувшись, столкнется со мной?
     - Она не вернется. Ты сама знаешь и говорила, - сказал он тоном, словно объявлял, что Луна никогда не упадет на Землю. Но тут же добавил: - Ее возвращение, Ира - это когда она, увидев тебя здесь, не убежит, не разозлиться, а попросит все-все объяснить и... поверит, когда я расскажу правду. Вот это будет настоящее возвращение. А впрочем... его не будет.
     Ирина, удивившись, спросила:
     - И ты готов рассказать правду? Всю правду, как есть?!
     - И не только ей, но и, даже, себе в первую очередь.
     Она еще долго обдумывала его слова, но с тех пор смело заходила в квартиру без звонка.
  
     Ирина чувствовала себя у Олега скорее хозяйкой, чем гостьей. В ней оказалось сильное женское начало и привычка красивой женщины командовать мужчинами. Олег безропотно воспринимал ее такою, но оставался при этом самим собой, словно ее влияние распространялось лишь на внешние стороны их общения. И хотя иногда она брала над ним верх даже в вопросах требовавших исключительно логики, все равно в их разговорах чувствовалось доминирование его фундаментальной подготовки. Он словно был ведущим в их беседах, но... отнюдь не в той ситуации, которой они оказались. Ирина же, видя его отчаянное состояние, старалась помочь ему выкарабкаться из сложившегося положения. Но что бы она ни предпринимала, Олег только изредка откликался на ее советы, так и не выходя из своего застывшего состояния.
  
     - А Крунц знает, что ты ко мне ходишь, - спросил как-то Олег.
     - Меня это не заботит, - совсем беспечно ответила Ирина, словно это был ничего не значащий для нее вопрос.
     - Я к тому, что он просил тебя уладить эту проблему, что бы без неприятностей было, но мы ее как-то уладили... не то что бы странно, но по-своему... тебе не кажется?
     - Дурак, - Ирина не любила и немного злилась, когда он делал прямые намеки на их близость, обзывая его в этих случаях всегда одинаково.
     - Прости, но я к тому, что бы он на тебя не разозлился. Что бы хуже не стало.
     - Я его не боюсь. Я тебе говорила уже об этом.
     Олег вопросительно смотрел на нее, но молчал.
     - Я его не потому не боюсь, что такая храбрая, - объяснила Ирина, - а потому, что Крунц умный и поэтому не страшен... - и тут же добавила не к месту: - Правда и у него есть отклонения...
     - По-моему у Крунца отклонений и странностей - пруд пруди.
     - Но одно есть особенное, и я его понять не могу.
     - Какое же?
     Ирина продолжила не сразу, а лишь после того, как решилась быть откровенной. Видимо в этом вопросе был лично для нее очень важный нюанс.
     - Ты знаешь, что он свою Катюшу любит?
     - Знаю.
     - Я не в смысле: симпатизирует, ты не понял ничего! У него чувство к ней, как в романе. Серьезное чувство!
     Олег был озадачен. Но, подумав, ответил:
     - Вообще-то с мужчинами в его возрасте, такое иногда случается. Словно последний бал, или кутеж... срывается что-то и пошло под откос.
     - Почему, под откос?
     - Да потому что добром это, как правило, не кончается. Недооценка своих возможностей обычно приводит к беде.
     - У них может и не привести...
     - Скорее всего, ты права: Катерина, говорят, женщина умная, и если...
     - Там не в уме ее дело, - перебила его Ирина, - там хуже.
     Олег недоуменно глядел на нее, ожидая новых объяснений.
     - Что ты так смотришь?
     - Жду, пока ты свои слова объяснишь: что там хуже?
     - То... что Катюша Крунца тоже любит...
     - Не понял.
     - Что непонятного? Я говорю, что Катюша любит Крунца и это еще страннее... гораздо страннее, чем то, что он любит ее. Такое среди обычных-то пар редкость... он же ее на двадцать с лишним лет старше, а уж с двумя такими, как они... это вообще себе представить невозможно.
     - Взаимная любовь? Может, ты ошибаешься?
     - Может, вот только не я одна тогда ошибаюсь - некоторые из... наших тоже заметили, что там связь на другой основе с некоторых пор. Понимаешь, Катюша дамочка умная, и по пустякам с Крунцем ссориться ей никакого резона нет. А она, бывает, ссорится, и потом расстроенная ходит. Как будто переживает за что-то. Не последствий боится, а именно переживает. Да и Крунц в такие времена не в настроении. Тоже чувство видно. Зато, как помирятся - и солнца не надо, так оба сияют. Если бы равнодушно друг к другу относились, такого бы не было. Да и другого много, что на их чувство показывает. Я, во всяком случае, хоть Крунц и в досаде пытался меня подбить, а побоялась между ними встрять. И права оказалась: они помирились, а я неприятности избежала. Тогда-то окончательно и уверилась.
     Олег понял, что речь шла именно о том случае, что рассказывал ему когда-то Вячеслав Павлович. Объяснение странного для обоих мужчин поведения Ирины оказалось настолько неожиданным, что он невольно изумился его простоте, и тому, как могла Ирина тонко уловить такой необычный нюанс, который и Крунцу в голову не пришел! Он тут же спросил:
     - А они-то сами это понимают?
     - По-моему, да. Видишь ли, я заметила, что они доверяют друг другу безо всяких сомнений. Даже не так, как муж и жена, пусть и в гражданском браке, а словно они - это единое что-то... один человек.
     - Мощный аргумент, трудно опровергнуть. Такое, действительно, без взаимного чувства невозможно. Но странности ничего не опровергают. Я, когда нормально работал, очень увлекался редкими социальными явлениями - да я тебе об этом, по-моему, в самую первую встречу говорил. Так вот, что интересно: эти редкие явления обычно не перечат общим правилам, а чаще всего, подтверждают их. Так, что, хоть случай и исключительный, но в принципе общему порядку вещей, на мой взгляд, не противоречит.
     - Не противоречит?! - возмутилась Ирина. - Ты знаешь, как Крунц свою респектабельность поддерживать старается?
     - И что с того? Каким боком его респектабельность к этой любви относится. Ну влюбился в молодую, и что?
     - Олег! Она же проституткой была! - Ирина чуть не вспылила от его недогадливости.
     - Ну и что? Ты думаешь, что ему это важно?
     - Но он же в таких кругах бывает?
     - Таис Афинская тоже гетерой была. И что с того? Исторической личностью стала: второй женой царя Птолемея, у них двое детей было... точно не помню, но вроде двое.
     - Интересно, я про Птолемея не знала. Только она гетерой была, а это не совсем соответствует...
     - А чем тебе Катюша не гетера. Она, безусловно, умна и обладает многими такими качествами, что и гетеры позавидовали бы.
     - Не знаю, хотя... Ты понимаешь, что это - различный социальный статус?
     - Ого! - восхитился Олег ее формулировке.
     - Сейчас получишь! - возмутилась Ирина.
     - Да я в принципе меткости твоего подхода восхитился!
     - Восхитился - похвали, а не "огокай" ехидно!
     - Ну, извини! Но вообще-то ты очень верно сформулировала. Вот только историей человечества давно доказано, что социальный статус над чувствами не властен. И, что интересно: количество успешных... нет, я неправильно сказал - счастливых браков, заключенных между социально неравными партнерами, не так уж и мало. Может, невелико, но и не исключение это из правила, а вполне вероятный исход!
     - И ты считаешь, что брак, пусть обычного человека, с проституткой может быть счастливым?
     - Вот за обычного человека не подтвержу, а скорее - опровергну. А в случае необычных личностей, скажем так: нестандартных личностей, как Крунц и Катерина, скорее закончится счастливым исходом, чем разрывом.
     - "Нестандартных", это каких?
     - Тех, кому их личное решение гораздо важнее всех посторонних мнений.
     - Князю Мышкину, что ли? - намекнула она на классический литературный пример труднообъяснимого явления.
     - А хотя бы и так! Но и без него нормальных людей на планете хватает. И не сумасшедших, кстати.
     Ирина какое-то время взвешивала его откровенность, и почему-то после этого продолжать разговор отказалась.
     - Странная у нас сегодня беседа вышла, - подытожила она.
     - Нет. Совсем не странная. Это ты ее такой посчитала, но не я.
     После этих слов она замолчала вообще.
  
     Олег был в гостиной, когда Ирина, войдя в квартиру, присоединилась к его одиночеству. Он просто сидел, ничем не занимаясь, не включив ни компьютер, ни телевизор - сидел и пил коньяк. Она ждала, пока он объяснит: в чем дело.
     - Я уволился.
     Ирина удивилась:
     - Ты же и так не работал.
     - Работал - у меня творческий отпуск оформлен был. А теперь я уволился совсем: трудовую книжку забрал.
     - Ты считаешь это принципиальным?
     - Для себя - да. Теперь я - безработный. Понимаешь: не только творческий импотент, но и безработный. Я - ненужный. Никому не зачем ненужный. Словно сломанный инструмент, который выбросили и все что у меня впереди - стремление как можно дольше сохраниться от ржавчины, что бы не превратиться в пыль - в ничто!
     Ирина возразила его мрачному настроению:
     - Олег, как же так? Ты же так хорошо смыслишь во многих вопросах. Возьми хоть наши беседы: сколько раз ты мне растолковывал такое, что, кажется и понять-то трудно. Ведь ты умеешь во многом разобраться. Сколько интересного знаешь и можешь об этом писать. Как же с этим?
     - Ира, я им не нужен. Никому не нужен. За все время, что я прячусь, мне создать ничего не удалось... ни строчки! Понимаешь? Какой же я работник? Балласт, да и только! Мне, чтобы восстановиться надо активно в жизнь включиться, в ту, что вне этой квартиры. А я не могу здесь этого сделать; я на улице-то появиться опасаюсь, словно проклятий боюсь. В общем: попал в ловушку и сижу в ней.
     Ирина сникла от его слов, как и он до этого.
     - И что теперь? Олег, ты же знаешь выход, ты же умный и знаешь, что делать. Я уверена.
     - Знаю, но это не выход.
     - Что?.. Что не выход?
     - Обрубить все и уехать в другой город, что бы все с начала начать. В новой обстановке, с новыми коллегами.
     - Почему же это не выход? - очень осторожно спросила Ирина.
     - Потому что если тут у меня есть ты, то там вообще никого не будет. Это - крах для меня, одному остаться. Я в одиночку сейчас пропаду, - он ткнул пальцем в бутылку на столе.
     Ирина попыталась как можно мягче ему возразить:
     - Но ведь и так, как сейчас, бесконечно продолжаться не может. Рано или поздно мы расстанемся, и ты пойдешь своим путем, а я - своим.
     - Своим?.. Ну да, ты же только несколько лет... А потом?
     - Олег, я же говорила тебе, что магазин хочу открыть, парфюмерный и... ребенка хочу.
     - Но ты же не здесь это хотела делать? - Олег словно воспрянул.
     - Почему, не здесь? Магазин я хотела здесь открыть - мне Крунц помощь обещал - крышу. Вначале.
     - Постой, - он уже загорелся какой-то своей мыслью, - ты же говорила, что ребенка хочешь, и подальше уедешь, когда... ну, когда воспитывать будешь. Так же?
     - Да. Магазин продам и уеду. А там на вырученные и накопленные деньги жить буду.
     - Но их может не хватить?
     - Я и там чем-нибудь займусь. Учителем работать стану или той же косметикой займусь, но может без магазина. Придумаю что-то.
     - Ира, а поддержка Крунца - это очень обязательно? Если кто-то другой помочь возьмется?
     - С Крунцем проще и надежнее: я его знаю, он - меня. Такие вещи на доверии строятся. Крунцу я верю: он умный, и ума у него больше, чем хитрости и жадности. Потому и держится так.
     - Ира, но ведь удобнее для тебя же не дважды дело свое начинать, а сразу и навсегда. Ну, в самом деле, как это: начать, что бы продать... а потом опять начинать? Может проще сразу уехать и там обосноваться... один раз?
     Она уже начала догадываться к чему он клонит, однако идея была для нее не просто новой, но слишком неожиданной. Олег же продолжал ее развивать:
     - Ира, ну скажи... то есть - подумай: если ты уедешь с тем человеком, кто тебе помочь обяжется, со знакомым для себя человеком, на которого положиться можно... если он тебе поклянется, что поможет, и ты этой клятве поверишь, потому что он зависим от тебя? Разве хуже, чем с Крунцем?
     Ирина внимательно, но с долей сомнения во взгляде, слушала загоревшегося идеей Олега. Он же, догадавшись, что она уже понимает его намек, но увидев ее скепсис, решился на отважный шаг:
     - Ира! Если я предложу тебе...
     Тут Ирина резко перебила его:
     - ...ну да - ноги и спину поклажу таскать! Я поняла уже, куда ты одеяло тянешь, - улыбаясь, но, словно размышляя сама с собой, ответила она. Олег рассмеялся не столько ее шутке, сколько тому, что она пока не отказывала и, похоже, задумалась над его идеей вполне серьезно.
     - Мне подумать надо, - сказала она после паузы, - слишком неожиданный поворот ты предлагаешь сделать. Много что неясно пока. Давай отложим разговор.
     - Надолго?
     - Почему надолго? Нет - я умею быстро соображать. Только надо ничего не упустить в этих соображениях. Тебе, кстати, тоже!
  
     И действительно, на следующий же день Ирина почти с порога заговорила об его идее их совместного переезда.
     - Доскажи мне, как ты свою идею такого совместного переезда видишь? Ты ведь придумал уже что-то со вчера? Вообще, это у тебя в голове вчера родилось, или ты хитрил?
     - Ничего я не хитрил. Хотя... Слушай, давай без обид. Ели я что не так скажу, ты не обращай внимания, в смысле: правильно восприми. Хорошо?
     - Говори, - кивнула она головой.
     - Понимаешь, где-то внутри у меня уже видно зрело что-то. Я иногда задумывался о том, как мы вместе сошлись: случайность это или нет, ну и о прочем. Но мне всегда приятнее о нас вместе думать было, чем порознь. Ты поняла...
     - Я тебе нравлюсь? - как-то совсем просто поинтересовалась Ирина.
     - Конечно, и насколько я понимаю, я тебе тоже не противен, - Олег кинул взгляд Ирине в глаза. - Слишком смело?
     - Нет, почему же, это правда - ты мне импонируешь. Но только не переступай черту. Ты понял - какую. Я - это не просто я, но и... словом, не переступай.
     - Я постараюсь.
     - Не надо стараться - ты просто не переступай и все! - в ее голосе прозвучали слишком серьезные ноты, что бы можно было их игнорировать.
     - Я понял, понял уже, - примирительно продолжил Олег, - не возмущайся, я только объясняю, что идея во мне подспудно уже видимо жила. Но я об этом только вчера догадался, когда понял, что мы можем оба здесь все бросить. То есть, даже, не "можем", а бросим, обязательно бросим когда-то! Так почему бы это вместе не сделать. Сколько времени мы друг друга поддерживаем и нам помогает это. Помогает же?
     - Да.
     - Так почему бы нам и в прочем друг другу не помочь?! Я об этом со вчерашнего вечера только и думаю, и, знаешь, одно положительное во всем вижу. Явно. Вот послушай! Первое: мы можем на квартире сэкономить. Фиктивно расписываемся и берем одну квартиру на двоих...
     Олег остановился: Ирина повернув к нему лицо смотрела таким взглядом, что лучше было замолчать. Молчала и она...
     - Это все?.. Ты закончил свои предложения? - совершенно не меняя своего огорошенного вида, спросила, наконец, Ирина.
     - Нет... но... просто ты так реагируешь...
     - А как я должна реагировать?! Ты имеешь в виду, что у меня глаза сейчас на лоб вылезут? Так я их уже руками готова держать, лишь бы не выскочили. Олег! Я тебя о серьезном спрашиваю, а ты, как ребенок трехлетний, такую чушь молоть принялся, что я готова на край света бежать, лишь бы не слышать! Я же просила не переступать за черту.
     - Ира! Ты еще попросила меня рассказать, а я попросил не возмущаться! Не понравится что-то - давай обсудим. И без обид. Спокойно обсудим и другой вариант найдем. Выскажем друг другу все "за" и все "против" и увидим, что правильно. Готова дослушать?
     - Готова, но ты все же... помягче как-то. Я же... ты иногда такое взболтнешь, что воспринять трудно.
     - Хорошо, но что сделаешь, если я так все вижу. Я готов все подробно объяснить, хочешь?
     - Нет уж... ты лучше... в общих чертах пока расскажи. Давай.
     - Хорошо. Первое, и я серьезно доказывать готов, что мужем и женой - фиктивными! - нам гораздо проще устраиваться и осваиваться будет. Вот представь: приезжают в город мужчина и женщина и начинают вместе, помогая друг другу обустраиваться. Естественно, с кем ни сталкиваются - сразу интерес: кто, откуда, зачем приехали. А если фамилии разные и не расписаны вообще, интерес этот нездоровый сразу возрастает: почему так, от кого бегут, не от ревнивого ли мужа и так далее. Уж поверь... да ты не хуже меня людей знаешь! Особенно как некоторые языками чесать любят... А если увидят, что муж и жена: живут вместе, фамилия одна... ну приехали, климат сменить, например, или бизнес развить - тут все ясно и никто ничем интересоваться не будет. Я не прав?
     - Я помолчу пока, - не захотела отвечать Ирина, но вид у нее был уже близок к нормальному.
     - Тогда дальше: я покупаю нам квартиру - я уже решил, что так лучше будет. Мы селимся, благоустраиваемся, ищем работу, в смысле: я ищу работу, а ты открываешь магазин. Все это вместе, помогая друг другу. Ведь, согласись, даже политику цен или что еще обсудить с тем, кому ты веришь, и то сколько пользы. Как?
     - Вкратце - никак, - спокойно ответила она. - Это не план у тебя, а просто предложение.
     - Ты права, - признался Олег. - Но если мы вместе соберемся уезжать, то я и план в одиночку составлять не буду - только вместе!
     - Логично, - теперь уже согласилась Ирина. - И куда ты задумал уехать? В столицу?
     - Там я тем более на работу не устроюсь. Я в крупный культурный центр хочу. Но если ты будешь против, то и на меньшее соглашусь.
     - Нет, почему же, меньшее и мне не к чему, а в столицу я тоже не хочу: жилье дорогое и конкуренция слишком для меня сильная. Может, когда-нибудь. Ну да ладно, я не об этом сейчас. Давай, теперь, я тебе кое-что расскажу, над чем тебе голову поломать придется, если ты серьезно берешься меня уговорить на совместный побег.
     - Давай, я готов за свою идею повоевать.
     - Тогда слушай. Во-первых, ты должен полностью отдавать себе отчет о том, кто я. Ты понял?! - довольно резко спросила Ирина.
     Олег принял очень собранный вид и даже понизил тон при ответе.
     - Я давно это знаю, понял и отдаю себе в этом отчет. И воспринимаю это так, как оно есть... через себя пропустив и ничего не чураясь! Ты для меня - это ты... вся ты... не только одна сторона, что здесь и дружит со мной... а вся целиком, со всем и во всем что есть! Так что тоже пойми и тоже воспринимай меня таким, как я есть, и как тебя воспринимаю! Вопрос закрыт навсегда!
     Она удивленно выслушала его категоричную отповедь, но ничего не возразила и, даже не прокомментировала - только некоторое время, как это с ней бывало, раздумывала перед ответом, который начала несколько уже иным, рассудительным тоном.
     - Тогда... во-первых, мне еще больше года работать на Крунца. И дело не только в нашем договоре, а и в том, что денег, которые я сейчас накопила, совсем впритык и, даже, может оказаться меньше, чем нужно для открытия магазина. И если я сегодня отдам ему то, что он недополучил, то мне начинать свое дело будет не на что. Денег у меня немало, но именно на то, что я хочу - парфюмерный магазин - не хватит. Вот задача номер один, и без решения этого вопроса я никуда уезжать не хочу. Либо... ждать еще больше года.
     - О какой сумме идет речь? Той, что Крунцу.
     - Я прикинула: около восьмидесяти тысяч зеленью. Это не расчет, это - та сумма, которую Крунц назовет. И она ближе всего к нашему договору, а он ни снижать, ни добавлять, правда, ничего не захочет. И торговаться с ним, поверь, будет совершенно бесполезно!
     - Да, сумма приличная.
     - Но это не вся сумма, ты же понял? Это только то, что ему надо будет отдать. Но и мне еще не хватает на открытие магазина столько, сколько я бы за этот год донакопила. То есть проще всего будет год выждать.
     Олег задумался, но потом категорически возразил:
     - Не хочу. А ты? Ты хочешь?
     - Ты сумасшедший?! Конечно, не хочу. Я бы тоже прямо сейчас с радостью все переменила, да вот видишь, как сложилось.
     - Дай мне время подумать.
     - Сколько угодно, хоть год...
  
     Но Олег думал гораздо меньше. Впрочем, как и она - день. И уже в следующую встречу продолжил разговор.
     - Что касается восьмидесяти тысяч, этот вопрос я беру на себя. Как ты отнесешься?
     - Ты что меня на год купить решил?! - чуть ли не с обидой спросила Ирина.
     - Могла просто врезать, и то легче было б, - расстроено ответил он. - Ира, зачем ты так обо мне? Тебе же самой неприятно!
     - Неприятно, - подтвердила она. - Но как я, по-твоему, предложение твое воспринять должна?
     - Просто спросить должна, спросить и всего-то, а не... делать из меня неизвестно кого.
     - Хорошо, я спрошу: как ты меня у Крунца выкупишь?
     - Да причем тут "выкупишь"?! Я его заинтересую другими вещами. Есть кое-что и подороже восьмидесяти тысяч!
     - Что ты имеешь в виду? Ты вообще о чем?
     - О том, что я - публицист. И у меня с некоторых времен кое-какая интересная информация имеется, за которую Крунц не то что восемьдесят тысяч, а, может, и в десятки раз больше готов отдать.
     - За информацию? - засомневалась Ирина.
     - Да.
     - Это какая же информация должна быть? Где сундук золота зарыт, что ли?
     - Нет, конечно, но... я тебе объясню, какую цену информация иногда имеет. Только на постороннем примере, что бы ты не была связана с тем, что мне известно, и даже не догадалась...
     - Ладно-ладно, давай уже свой пример, - заинтересовалась Ирина.
     - Сейчас... - Олег чуть подумал. - Пожалуйста! Представь себе, что в генеральном плане развития города предусмотрено строительство больницы на месте, допустим, пустыря. Предусмотрено, ну и что с того? Но не совсем. Вот, к примеру, ты в один прекрасный день узнаешь, что в следующем году на это строительство выделят очень большие деньги из бюджета. Точно выделят! И никто об этом, кроме тебя, да пары человек в столице пока не знает! Ты в ту же секунду, как об этом узнала, бежишь в мэрию и упрашиваешь выделить себе для покупки кусочек пустыря под частное строительство дома для... многодетной семьи. И что? Тебе выделяют и всего-то - пустырь же - за пяток тысяч. Ты начинаешь строительство, пока, так, тысячи на три: заборчик делаешь, подготавливаешь планировку под заливку фундамента и даже кладешь пару кирпичей рядышком. Типа - стройка. Но вот мэрии выделяют бюджетные деньги, и план строительства больницы становится не голубой мечтой далеких веков, а реальной для них задачей! Именно задачей, а не пожеланием! Но строить-то нельзя - на кусочке этой территории, оказывается, уже строится твой дом! Что делать? Вот тут-то у той информации, с которой все началось, и возникает реальная цена. И ты ее называешь: восемьдесят тысяч зелени! И мэрия тебе их платит, потому что ей выделенные деньги срочно осваивать надо. Именно надо! Понятно?
     - Так у тебя информация о?..
     - Ира, я тебе совершенно отвлеченный, даже глупый пример привел, образный, что бы ты ничего не знала. И прошу о разговоре этом, тем более, о том, что у меня какая-то информация стоящая есть, забыть. Иначе мне несдобровать: могу просто исчезнуть, и уже никто никогда меня не найдет.
     - Олег, так это опасно?
     - Для меня - да. Иначе чего бы я сам не воспользовался. Но не могу: я не Крунц и защиты меня нет. Только считай, что проблемы договора с ним у тебя нет. А что касается недостающих денег, хватит тебе тех, что за продажу твоей квартиры и обстановки дадут?
     - Маловато, да и где я жить буду?
     - Ира, я же с самого начала преимущества нашего совместного переезда с чего начал перечислять? С того, что на твоей квартире можно сэкономить. Я куплю одну квартиру на двоих - коммуналку, так сказать... и пока ты что-то не решишь переменить, будем жить вместе, - и ехидно улыбнувшись, добавил: - как и положено мужу и жене.
     - А не выгонишь? - с такой же ехидной улыбкой отпарировала Ирина. Но он не дал ей начать издеваться, и, поняв, что она соглашается, закрыл рот поцелуем.
  
     Они обсуждали еще много деталей, но в целом вопрос был решен, и оба стали в мелких вопросах готовиться к отъезду. Олег окончательно убедил Ирину жить после переезда вместе, в одной квартире, но она все же не давала согласия расписаться. Вскоре они определили для себя ориентировочную дату отъезда, и тогда Олег приступил к окончательным действиям.
  
     Крунц работал в своем кабинете, но при появлении Олега тут же отложил бумаги и протянул руку в приветствии.
     - Добрый день, Вячеслав Павлович! - сказал Олег, пожимая твердую ладонь хозяина.
     - Здравствуйте, Олег Борисович! - Крунц показал ему на удобное кресло, но сам по-прежнему сел за стол, придавая беседе официальный тон. - Как я когда-то предполагал, мы, таки, встретились.
     - Да, Вячеслав Павлович. И, даже, повод тот, что вы говорили. Хотя ситуация совершенно иная.
     - Вы правы, Олег Борисович. Ситуация совершенно иная, на столько иная, что я ее тогда вовсе по-другому представлял. Но вот итог - тот же.
     - Да и итог не совсем тот, если поглубже заглянуть, но на суть нашей встречи, я думаю, это никак не влияет: любим мы друг друга с Ириной - не любим, а хотим городок наш покинуть. Вместе.
     - Я догадался уже Олег Борисович. Не знал, только, кто из вас придет: так и не сбрасывал со счетов, что она может явиться, и, честно скажу, тогда бы вопрос труднее для меня решался! Представляете, в чем признаюсь? Что я этой женщины бояться могу! - он рассмеялся, однако тут же перешел на серьезный тон: - Но, честно говоря, думаю, что лучшего выхода, чем отсюда уехать, у вас нет. Ни у вас самого, ни у нее. Так что готов выслушать ваши вопросы.
     - Вячеслав Павлович, причем тут мои вопросы? Хотя... что я спрошу, что вы сами без вопроса скажете - все одно. Мы же прекрасно понимаем, что речь о вашем с ней договоре идет, который еще не кончился по срокам. Сколько?
     - Вы о сроках или о сумме?.. О сумме конечно. Ну что ж, попрошу я совсем немного: всего каких-то восемьдесят тысяч долларов. Именно столько она... не доработала. Большего мне не надо, пусть все по-честному будет.
     Олег, пропустив с улыбкой Крунцевское "по-честному", сумме не удивился, только спросив:
     - Вы что, с ней говорили?
     - Что и она столько же назвала?!
     Олег кивнул.
     - Вот женщина! Ну, скажите мне, Олег Борисович, как она могла все учесть?! Ведь я не рассчитывал ничего, а навскидку назначил. Сразу, как только вы позвонили, и я понял, о чем речь пойдет, тут же безо всяких прикидок определил. Для себя определил. Ну и женщина!.. А, говорила, что торговаться бесполезно?
     - Сказала.
     Крунц ударил ладонью по столу.
     - Старею! Насквозь свечусь!
     - Не думаю, Вячеслав Павлович. Просто она - человек такой. Совершенно необычный человек! Нет, не подумайте, что я без памяти влюблен, нет. У меня после случившегося тогда с невестой моей бывшей не то, что чувства, ощущения и те притупились. Мы просто симпатизируем друг другу и помогаем.
     - Я понимаю, Олег Борисович. Поверьте: понимаю. Помните, я все что-то общее в вас находил, помните?
     - Да. Вы в ту встречу так и сказали, что мы не знаем, но в нас что-то такое есть. Но ведь это когда было?.. До всего, что случилось.
     - А вот случились тяжелые обстоятельства - оно, это общее, из глубин ваших и всплыло... и, даже, объединило вас по-человечески. Ну да ладно... вы и сами оба не хуже меня в таких вещах разбираетесь. Так что вы решаете? Деньги-то, что у нее, что у вас имеются, и насколько я знаю, гораздо большие.
     Олега не удивила информированность Крунца: Ирина, опять-таки - Ирина, предупредила его об этом в числе прочих советов по поводу предстоящих переговоров, которые дала накануне.
     - Есть-то есть, Вячеслав Павлович. Да вот только Ирине они на развитие ее бизнеса понадобятся. А она на большее рассчитывала, и даже после продажи ее квартиры мне, похоже, ей помогать придется. А еще жильем надо будет обзавестись, так что деньги хоть и имеются, но они нам самим не помешают.
     Он прервался, и Крунц тут же уверенно вмешался:
     - Олег Борисович, у меня такое впечатление, что вы уже знаете разумный выход, вот только никак на него не решитесь.
     - Вы правы: знаю. Но прежде, чем его предложить мне бы хотелось заручиться вашим клятвенным обещанием, что разговор этот в любой ситуации - в любой, Вячеслав Павлович - останется между нами потому, что даже отрицай я его при случае перед кое-кем - мне все одно несдобровать.
     Крунц долго и внимательно смотрел на Олега, что-то про себя обдумывая, пока не спросил:
     - Очень опасно?
     - Для вас - в рамках обычно, а вот для меня - очень.
     - Ну что ж, обещать я, конечно, обещаю. Но решать - вам!
     - Я уже решил. Только обещания ждал, и, зная вас, как человека очень умного, поверю. Почему - вы сейчас сами поймете, - с этими словами он достал из кармана сложенный вчетверо стандартный письменный лист и, протянув Крунцу, добавил: - Тут побольше восьмидесяти тысяч, но меня интересует только названная вами сумма. В качестве взаиморасчета, разумеется. Никаких денег я за эту информацию получать не желаю: для меня это слишком рискованно.
     Крунц взял лист, развернул и начал читать, напечатанный мелким шрифтом текст. По ходу ознакомления, все более и более заинтересовываясь, он, иногда не сдерживая удивления, издавал несколько неэтичные реплики. Окончив читать Вячеслав Павлович посмотрел на Олега и принялся перечитывать все сначала, несколько уже живее и без комментариев, но, пожалуй, еще внимательнее. Перечитав, он поднял глаза на собеседника... В них ничего не было: ни удивления, ни заинтересованности, одно только отсутствующее выражение.
     Олег привстал, аккуратно вынул из руки замершего Крунца лист, скомкал, положил в пепельницу и поджег. В полной тишине оба мужчины наблюдали, как сгорала с легким шелестом бумага, словно загипнотизированные пляшущими язычками огня.
     Наконец Крунц заговорил:
     - И вот это все, - он ткнул пальцем в пепел, - правда? Вы можете подтвердить, что правда?
     - Вячеслав Павлович! Чего бы я вам голову морочил?! Конечно, могу. Все копии документов, даже некоторые фотографии есть.
     - Как? - Крунц непонимающе помотал головой.
     - История довольно простая. Могу вкратце рассказать.
     - Давайте! - Вячеслав Павлович откинулся на спинку кресла, приготовившись слушать.
     - Когда-то я решил позаниматься проблемой влияния больших денег, именно больших, на изменения, так сказать, сущности человеческой личности. В чем эта самая личность становится иной, и почему начинает считать себя чуть ли не богом. А по ходу дела мне, естественно, необходим был кое-какой материал. Вот я и стал у некоторых людей покупать копии разных документов. Интересовала меня только хронология возрастания капитала в соответствии с отзывами о кое-каких людях по ходу этого возрастания. То есть, как они менялись по мере обогащения, и в какой зависимости от размера накопленного богатства. Но вдруг я заметил некоторое несоответствие и, в тоже время, скрытую связь в документах. Причем - случайно, потому что приходили они ко мне из разных источников, касались разных, совсем несвязанных организаций и фирм и скапливались в неорганизованном порядке. Но когда я из всего этого хлама, уже интуитивно заинтересовавшись, тем, что я вам в записке написал, выбрал нужное, да сложил как надо, вот тут-то и понял, что у меня в руках! Настоящая золотоносная жила! Вот только толку мне с нее было - в покойники попасть. Поэтому исследования свои я тут же бросил. Потом, как эти документы ко мне попадали, в той же принадлежности я их на три папочки разделил и в трех местах хранить положил: порознь-то они ничего не значат. Не дома храню, конечно.
     - И теперь мне все три папки предлагаете?
     - В качестве взаиморасчета за восемьдесят тысяч.
     - Олег Борисович! Вы хоть понимаете, сколько эти документы стоят?!
     - Для вас - очень много. Для меня сущий пустяк - всего лишь одну мою жизнь, которую сократят, как только узнают с чем я знаком. Вот и отдаю вам их с такой легкостью, потому что мне с них только вред, а вам это - богатство. Я ведь их - когда понял все - чуть было не сжег, так рисковать не хотел. Но потом подумал: мало ли что, вдруг когда-то понадобятся. Даже не предполагал тогда, как они могут мне понадобиться. Но вот в этой ситуации, когда я отсюда удираю, и никто, потому как вы поклялись, эти копии со мною не свяжет - тут они, как раз, очень кстати оказались. Ну а вам, разглашать от кого они попали, никакого резона нет - вы уже сами догадались, почему лучше скрыть, что вам их простой журналист дал... Вот как интересно карта легла.
     - Да что ж вы раньше то об этом молчали! Я бы уже... - Крунц недовольно махнул на Олега рукой.
     - Вячеслав Павлович! Вы прекрасно понимаете, почему я раньше молчал и почему именно сейчас, в этот момент, и именно вам их предложил. Так вы согласны? На взаимозачет?
     Крунц посмотрел на него, как на идиота.
     - Немедленно, мне и сюда! Не-ме-дле-нно!
     - Тогда давайте мне вашу машину с водителем, пару ребят покрепче и через час они будут у вас и здесь.
     - Ребят зачем?
     - Вячеслав Павлович. Я, может, как духовная личность, человек уже конченный, но физически жить еще хочу. Эти папки вместе всего лишь во второй раз окажутся.
  
     Через час Олег опять сидел в том же кабинете - уже, правда, запертом Крунцем на замок - в том же кресле, попивая кофе с коньяком, в то время как Вячеслав Павлович внимательно перебирал бумаги поочередно из трех лежавших перед ним папок, иногда приправляя процедуру словами: Клондайк! Эльдорадо!
     Закончив ознакомление он осоловелыми глазами посмотрел на Олега. Тот, поняв, что его вопрос решен, встал и, прощаясь, протянул для пожатия руку. Крунц, словно вцепился в нее и, провожая Олега к двери, очень серьезно твердил:
     - Да... чувствовал я еще в тот... первый раз, что большую выгоду смогу от вас получить... Не подвела интуиция! Олег Борисович, вы у меня теперь навсегда желанный гость... Боже, что я говорю... желанный друг... почетный друг...
     В конце концов, распрощались они только на крыльце дома.
  
     - Крунц согласился с моими доводами. Мы можем ехать. На когда договориться расписываться? - доложил Олег при следующей встрече их с Ириной.
     - Ты так и не прекращаешь настаивать? - с небольшим раздражением в голосе возразила она.
     - Ира, я же тебе уже ясно доказал: мужем и женой с одной фамилией нам будет гораздо проще и легче обосновываться, чем порознь. Обоим проще. Зачем создавать себе неудобства. И кто вообще сказал, что это плохо?
     - Я.
     - Ты для меня хоть и жизненный авторитет, но разумного возражения так и не нашла. Что ты можешь сказать против?
     - Олег Борисович Саберин - знаменитый писатель, - заявила она ему в лицо. - И порочить тебя пикантным фактом я не хочу. Тем боле, что один раз уже случилось.
     - Нашла писателя! Год - ни строчки, кроме пары статей, да и те - третьесортные. Прекрати насмехаться! Лучше скажи: забытый писатель.
     - Я не насмехаюсь. Представь, что кто-то твоей биографией заинтересуется. И раскопает, кем твоя жена была. Представляешь? Уж кто-кто а ты лучше других, по себе знаешь: не докажешь потом, что все это - фикция!
     - Знаешь, что, - Олег начал специально раздражаться и злить ее, - мне кажется это все не с писательской моей известностью связано, а с тем, что если кто копнет поглубже, то узнает, что Олег Борисович Саберин, твой муж - всеми презираемый изгой и негодяй! Так и скажи, что с подлецом себя связывать не хочешь.
     - Ты совсем умом тронулся? Я - единственный человек, кто точно знает, что ты не подлец, а ты мне такое заявляешь?!
     - Причем тут то, что ты знаешь? Важно, что все остальные не знают. И я тебя понимаю, но ты почему-то мне прямо в глаза боишься это сказать.
     - Что сказать?
     - Что я тебе опозоренную фамилию предлагаю, и ты ее сторонишься! - Олег добился своего: Ирина стала злиться.
     - Нет, ты точно тронулся! Я ему говорю, что единственная, кто правду знает, что он честен, а он мне про позор рассказывает!
     - И ты готова фамилию этого честного изгоя себе взять?!
     - Да! - выкрикнула Ирина!
  
     Чета Сабериных покинула город через три недели после этого разговора, продав всю обстановку, машину, квартиры, словом все, что их связывало с прошлой жизнью. Их отъезд никто не заметил - о нем никто и не знал... разве что Вячеславу Павловичу следующем вечером, среди прочих городских сплетен, шепнул вскользь об этом факте один из его знакомых. Странный человек Крунц, услышав новость, тихо пробормотал:
     - Благослови их Господь...
     Да еще Лизе накануне, по возвращении с работы домой, померещилось, что за ней кто-то следил из темноты...
  
     ***
  
     Они поселились в скромной гостинице и активно, словно соскучившись по настоящей жизни, занявшись делами. Уже за пару недель Олег нашел подходящую квартиру в центре города, но рядом с зеленым парком, на который выходили окна двух из четырех комнат. Ирине это очень понравилось, и он тут же оформил покупку. Она же все это время посвящала поиску помещения для своего парфюмерного магазина: узнавала, где в незнакомом городе бойкие торговые места, какие цены на помещения и прочее, что с этим связано. Выбрав в итоге подходящий вариант, Ирина серьезно привлекла к обсуждению Олега, побоявшись высокой цены. Но тот убедил ее, что так как недвижимость не дешевеет то можно попробовать и дорогое помещение. Вслед за этим оба занялись ремонтами и обустройством: он - квартиры, она - магазина. Так пролетело несколько месяцев. В суматохе будничных дел они даже не заметили, как переселились в свое новое жилье и Ирина, приобретя первые партии товара, начала торговать.
     Ей никак не хватало денег нормально развернуться до получения реальной прибыли, и они жили за счет старых гонораров Олега. Но и он никак не мог пристроиться: в местных газетах и журналах ему предлагали только сотрудничество, но не постоянную работу. То, что его фамилия была известна в журналистских кругах, ему ничем не помогло, зато помогло Ирине, когда на новый магазин накатила целая волна проверок всех органов подряд. Тогда Олег пошел в мэрию и, найдя необходимого человека, стал описывать план его следующей публицистической работы, когда он, не стесняясь фамилий, раскроет в подробностях, кто и сколько требует в этом городе у развивающегося бизнесмена, что бы "поддержать" предпринимательство. Копию пообещал отослать в прокуратуру, и вызвать к себе друга-корреспондента из центральной газеты, что бы тот проследил за ходом расследования. Его не испугались и дали понять, что доказать он ничего не сможет, но... от Ирины отстали, чего он собственно и добивался.
  
     После того, как прошли первые напряженные, заполненные суетой месяцы, Олег, у которого появилось свободное время, попробовал восстановить контакты с некоторыми центральными журналами, в которых раньше публиковался. На его запросы откликнулись радушно, с предложениями о сотрудничестве, и, обрадованный, он вернулся к своим публицистическим работам. Но что-то не шло, тяготило и мешало прежней легкости, с которой он поднимал раньше острые вопросы, так нравящиеся читателям, а значит, и издателям. Он попробовал поговорить об этом с Ириной, но та была слишком занята своими делами и не смогла сразу вникнуть в суть его проблемы:
     - Понимаешь, мне еще как минимум год напряженно трудиться, пока я свое дело на нормальную основу поставлю. Вот когда все сложится и дальше по накатанной дорожке пойдет, тогда уже можно будет отвлечься хоть на что-то. А пока у меня одни деловые хлопоты в голове. Ты уж прости.
     Но уже следующим вечером Ирина подсела к нему, участливо спросив:
     - Что-то не так?
     - Да, но ничего. Занимайся своим. Зачем тебе еще мои хлопоты в голове держать, когда у тебя своих - полон рот.
     - Ты обиделся?
     - Ничуть. Я же вижу, как ты занята и устаешь. Это я с отчаяния, что ли, вчера разговор завел. Знал же, что зря.
     - Что, все-таки, не идет?
     Олег постарался объяснить ничего не скрывая:
     - Понимаешь, я вроде... авторучки, в которой чернила кончились. Все есть: и бумага, и ручка, и писать можно, а вот без чернил - никак. Вот и у меня: вроде и темы есть и все условия, и пишу в прежнем стиле, а перечитаю - ерунда какая-то выходит: серо, не интересно, самому-то скучно читать - что тогда о других говорить? И понять не могу в чем причина. Одну статью отослал - опубликовали. А результат? Не отзывов, ни обсуждений, словно в пустыне прокукарекал, и никто не откликнулся. Ты же меня со стороны видишь, скажи: что не так?
     Она уверенно ответила, почти не раздумывая:
     - Запала нет.
     - Чего нет?
     - Помнишь, ты ко мне в первый раз с букетом заявился? Помнишь? В тебе тогда запал был. Ты, словно горел весь желанием со мной пообщаться, насколько увлеченным своей идеей был. За букет так заступился, что я его готова была засушить на память. Честно, не смейся! А сейчас, все это в тебе погасло. Понимаешь: тебе по-новому запылать нужно, загореться, а для этого тебе, по-моему, стресс нужен. Сильный, такой, чтобы в тебе душа проснулась.
     - А она по-твоему спит сейчас?
     - Не спит - ежится. Обожгли ее, и она от ран ежится. А раны лечить надо, Олег. Более сильным, чем простая смена обстановки. Таким сильным, что б всего проняло.
     - С моста на тарзанке прыгнуть?
     - Нет, на мосту ты ничего не получишь... кроме адреналина. А тебе не адреналин, тебе сильное душевное, именно душевное, потрясение необходимо пережить. Такое, как... - она подобрала пример, - ...как тогда, когда ты "Пару отщепенцев" написал.
     - А ты откуда знаешь, что у меня тогда и от книги потрясение было? Ты же позже приходить стала.
     - Позже. Но именно тогда, когда я книгу прочла. Прочла и ощутила, что ты... ты сам знаешь, что мне говорить.
     Олег задумался и, как бы подытоживая ее совет, констатировал:
     - Замкнутый круг получается: что бы написать - надо себя изменить, что бы себя изменить - надо написать.
     - Почему же обязательно писать? Можно что-то другое: не плохое, конечно, но что бы чувства твои зажгло. По-настоящему!
     - Уже. Не помогает.
     - Что уже? - Ирина недоуменно посмотрела на него.
     - Чувство зажгло, но не помогает.
     - Ты за переезд что ли? Так это только смена обстановки. И это полезно, конечно, но я о твоем внутреннем мире говорю.
     - И я о нем говорю, - Олег нарочито смотрел прямо в экран телевизора, но Ирина повернула его голову лицом к себе.
     - И когда ты успел в себе что-то зажечь, если целыми днями дома сидишь?
     - А зачем мне куда-то ходить, если оно - это самое "зажечь" - рядом живет?
     От неожиданно прояснившегося смысла его слов, Ирина на мгновенье замерла, но тут же вскочила с дивана, обиженно бросив в ответ ее обычное в таких случаях:
     - Дурак!
     - Я серьезно.
     Но она уже выскочила из комнаты.
     Пару следующих дней Ирина злилась на Олега, а он старался угодить ей всем, чем мог лишь бы избежать скандала. Но внутри чувствовал, что вырвавшиеся слова содержали в себе правду и за правду эту он готов бороться!
  
     С того вечера Ирина стала настороженно относиться к их связи, внешне, правда, ничем этого не показывая. Но когда она принялась более внимательно эту связь анализировать, то была порядком удивлена, ощутив наряду с простой симпатией к Олегу возникшее уже более сильное чувство, о котором она еще долго бы еще не подозревала, не произойди их разговор с такой неожиданной для нее концовкой. Будучи сильно занята делами и постоянно отвлекаясь только на свою работу она, оказывается, не заметила, насколько сильно втянулась в их совместную с Олегом жизнь, подчинившись сложившимся обстоятельствам. А обстоятельства эти сделали из нее настоящую жену, и не просто заботливую хранительницу домашнего очага, но вторую половинку их фиктивной супружеской пары! И теперь эта половинка поняла, что она часть чего-то целого, а никак не отдельный, самостоятельный индивидуум.
     Это полностью противоречило ее жизненным планам: Ирина не собиралась жить с Олегом долго, ставя его в двусмысленное положение, а рассчитывала, развив свое дело, разойтись с ним, что бы ненароком не испортить жизнь этого нормального, нравящегося ей человека. Максимум - сохранить дружеские отношения, но лучше обойтись и без них, что бы его и ее ничто не связывало. Она ценила его человечность, прекрасное к ней отношение, и сама отвечала тем же, но именно из-за этого планировала расстаться - их мезальянс мог опять исковеркать его жизнь. И повторно становиться тому причиной Ирина не собиралась!
     Этот план настолько сильно утвердился в ее голове, что она автоматически уже не допускала себе никаких противоречащих ему мыслей. Но теперь...
     Ирина поняла, что надо немедленно что-то предпринимать, пока жизнь не превратила их отношения в... любовь. Это была бы, по ее мнению, катастрофа! Но противиться этой катастрофе, похоже, предстояло теперь ей одной, потому что он... он ничего против этого не имел! Он категорически закрывал глаза на ее прошлое, не понимая, какими несчастьями, в первую очередь ему же, может обернуться такое легкое к этому вопросу отношение. Олега предстояло спасать! Опять!
     И единственное, о чем она не удосужилась подумать, было ее собственное состояние. В суете дней, захваченная сожалением, что стала невольной причиной чужой трагедии и стремлением помочь Олегу не потерять себя, их дальнейшим слишком неожиданным для нее совместным переездом, в полной смене обстановки Ирина совершенно не обращала внимания на сколько изменилась сама. Она попросту упустила из виду, что по мере ее помощи Олегу пережить его трагедию, незаметно для себя стала иной личностью, открыв то, что и привлекло его к ней - человечность, а с ней те свои черты, которые считала давно утерянными.
  
     Ирина обдумала план своих действий, и решила, не предпринимая пока ничего радикального, приучить Олега к мысли, что вскоре сделает его свободным. Она несколько раз заводила разговор о том, что дела ее идут уже почти нормально и им стоит обдумать дальнейшие шаги в направлении изменения их отношений, да и судеб вообще, в сторону логичной разлуки. Но Олег всякий раз упрямо брался выяснять, почему он ей разонравился - она ведь сама признавалась и раньше и сейчас, что он ей импонирует - или, чем обидел, что она так целенаправленно стремится разрушить их сложившийся дуэт. И когда Ирина в ответ начинала доказывать, что она изначально не собиралась быть его супругой навсегда, и что брак их - фикция, и чем дальше они брак этот будут сохранять, тем больше для него риска остаться вечным изгоем из-за неблаговидного ее прошлого и так далее, и так далее... Олег спокойно возражал, что у нее не хватает аргументов убедить его в опасных последствиях их нынешнего положения для нее - именно для нее, а не для него! А что касалось его стороны: отношения к их связи и к ней, к их вынужденному супружеству - это было его личное дело, и он уже достаточно взрослый человек не только для того, чтобы самостоятельно решать для себя такие вопросы, но и, даже, умеет сам чистить зубы и мыть руки перед едой... веселыми опровержениями превращая все ее упрямые доводы ни во что.
     Волновало Ирину в этих спорах и то, что ей самой уже не очень-то хотелось противостоять его желанию сохранить их сложившиеся отношения. Чувствуя, как поддается влиянию его опровержений, она отмечала, что зачастую виновата в этом не его логика или умение превратить в шутку какой-нибудь ее очередной довод, но ей уже настолько приятен Олег, что расставаться с ним она на самом деле не хочет. Однако чем сильнее приходилось ей в этом убеждаться, тем больше усиливалось ее настойчивое стремление разорвать их союз в виду слишком большого количества самых разнообразных "против" давно и прочно засевших в ее голове. В конце концов Ирина решительно заявила Олегу, что он ее не переубедит, а посему она прекращает их споры и, хочет он того или не хочет, поступит так, как считает нужным, потому что убеждена, что такой ее шаг необходим в первую очередь для его же блага!
     Реакция его стала для Ирины катастрофичной. Выслушав ее, Олег стал очень серьезен, на столько, что ей показалось: вот-вот и он сделает что-то непредвиденное и не лучшее в своей жизни. Однако Олег почти спокойным, но не дававшим сомнений, что говорит нечто чрезвычайно важное, тоном ответил:
     - Поступай, как знаешь - я постараюсь все понять... если смогу... Я только не пойму: чем же тебе так противен...
     - Олег, да нет же, ты нравишься мне, и поэтому-то я и хочу тебе не навредить... - самопроизвольно вырвалось у нее, настолько поразительны были его слова и интонация, которою он их говорил. И тут Олег добил ее своим признанием:
     - Ира, тебе прекрасно известно, что ты - единственное, что теперь в моей жизни есть. Может, и сама жизнь моя.
  
     После этого Ирина растерялась не зная, что делать дальше: оставаться с ним навсегда она просто боялась из-за возможных для него проблем, а уйти не могла. Но как это бывает, в дело вмешалась сама жизнь.
  
     ***
  
     Олег, только Ирина зашла вечером в дом, почувствовал ее необычное волнение и сразу ощутил на себе неспокойный взгляд, но только посмотрел в ответ - Ирина тут же отвела глаза. После их последнего откровенного разговора прошло больше месяца, и она, вроде, стала свыкаться с мыслью, что судьба их решилась и им предстоит жить вместе, поддерживая, как и все это время, один другого, в привычном уже, хотя и несколько фальшивом супружестве. Ирина постепенно успокаивалась, не поднимая больше неприятного для Олега вопроса о разрыве. Он же был рад в предчувствии, что все, наконец, уладится и они останутся вдвоем навсегда. Но вдруг их жизнь снова вернулось в какое-то тревожное состояние, причины которого он не мог понять.
     - Ты не заболела?
     - Нет, с чего ты взял? - он почувствовал, что она сквозь волнение старается говорить нормально.
     - Может случилось что? Ты вся, как струна напряглась.
     - Чепуха... так... на работе немного не заладилось. Не обращай внимания. Устала, наверно, ко всему...
     - Отдохни, ты что-то и вправду бледнее обычного.
     - Побледнела?.. Ничего, это не важно...
     - Моя помощь какая-нибудь нужна?
     - Поужинать приготовь.
     Однако Олег остался убежден, что причина ее волнения гораздо серьезнее, чем она делала вид. Но и на дальнейшие его расспросы за ужином Ирина ничего не ответила, постаравшись тут же изменить тему разговора:
     - А у тебя как? Ты говорил, что в редакции, - она назвала местный журнал, - что-то вроде получается?
     - Пока окончательно неизвестно, но послезавтра у них большое совещание. Будут на нем решать: открывать им новую рубрику или нет. Если откроют, то, скорее всего, вести ее пригласят меня. Вот и работа будет хоть символическая для начала.
     - Ну и хорошо. Я надеюсь, что все у тебя состоится. Не может же так вечно быть, что бы ты со своим талантом применения себе не находил. Ты поедешь? Во сколько они совещаться будут?
     - Поеду - они меня пригласили. Начнут в десять, а кончат к обеду, наверно. Но ты не волнуйся: я сразу тебе позвоню, в любом случае.
     - Хорошо.
  
     Однако странности ее поведения на этом не кончились. Следующим вечером она завелась устроить практически праздничный ужин. Наготовила разных деликатесов, вяла бутылку дорогого вина и накрыла стол в гостиной.
     - Что происходит, Ира?
     - Знаешь, я просто соскучилась по нормальному чему-то. Очень захотелось все отбросить и посидеть, как старые друзья. Вдвоем... и что бы никакие хлопоты нас не отвлекали. Давай шутить смеяться и отдыхать. Я уж и не помню, когда мы с тобой так делали. Ты против?
     - Я - за! И с удовольствием тебе помогу...
     Ужинать они сели напротив друг друга, и в какой-то необычной торжественности начали вести чуть ли не светскую беседу. Но постепенно развеселились и, вернувшись к своей обычной манере чуть саркастичного тона, продолжили развлекать друг друга до поздней ночи. Олег, давно не ощущая себя таким счастливым, но так и не поняв ее настроения, чувствуя при этом некую необъяснимую подоплеку происходящего, отмечал про себя незаметную, неожиданно иногда проскальзывавшую в ней грусть...
  
     Утром они проснулись позже обычного, и он тут же поспешил собраться на назначенное совещание. Времени у него оставалось впритык и Ирина, устроившись в стороне, что бы не мешать, неотрывно наблюдала за ним, объяснив, что сама соберется и выйдет позже. Но когда Олег стал открывать дверь, она подошла к нему сзади и прижалась щекой к его спине. В этом было нечто необычное, и он обернулся.
     - Послушай, я или не пойму чего-то или...
     - Ничего, я просто проститься хотела, - она наклонила к себе его голову и нежно поцеловав, пожелала: - Счастливо тебе. Ты у меня хороший, пусть тебе во всем повезет.
     Резко обернувшись, Ирина пошла в ванную.
  
     Олег ничего не мог понять! Что же все это значило: волнение, ужин, мелькавшее в глазах отчаяние и это ее прощание? Ни на что непохожее прощание! Что с ней происходит в эти три последних дня? Откуда такая необычайная к нему, просто зашкаливавшая своей чувствительностью, доброжелательность?
     Нет, ему надо во всем разобраться, надо добиться ее признания или понять самому! Олег остановил машину: Ирина и то, что происходило сейчас с ней, было для него гораздо важнее любых совещаний и, даже, перспективы получить работу. Это было для него всем, и он не шутил, когда говорил ей, что она и есть - вся его жизнь. Это он уже давно понял и постановил себе, во что бы то ни стало сохранить и их отношения, и саму семью. Да, именно семью, начавшую свою жизнь с равнодушного росчерка в ЗАГСе но ставшую реальной, самой что ни на есть настоящей семьей!
     И ведь стало получаться, как вдруг...
     Тревожной наползавшей на сердце тенью начала подниматься тоска тяжелого предчувствия. Что-то слишком непонятное было в ее поведении, что бы можно было отставить на потом попытки разобраться в нем и предугадать последствия. Она так поцеловала его на прощание, словно...
     "На прощание!" - эта мысль ударила в голову тяжелым набатом. Она с ним попрощалась! И вчерашний ужин был не дружеским, а последним в их совместной жизни - прощальным! Точно! Ему вдруг вспомнилась пустота в той комнате, предназначение которой они пока не определили. Ирина постоянно держала там часть своих товаров, и они не торопились обставлять ее мебелью, откладывая этот вопрос на потом. Но вчера днем приезжали с ее работы и забрали все коробки. Все! Так никогда не было! И ее расспросы о времени совещания, на которое он сейчас должен был ехать... Она... в это время!.. Сейчас!..
     Олег резко стронул машину и, развернувшись как можно быстрее, поспешил назад. В голове стучала одна единственная мысль: "Успеть! Во что бы то ни стало успеть!" Ему казалось, что он, потеряв слишком много времени из-за своей недогадливости, не поспеет добраться до дома, но к счастью отъехал совсем недалеко и буквально через несколько минут оказался у подъезда. Единым прыжком взлетев на этаж, он моментально открыл дверь и ворвался в квартиру...
  
     ...в их спальне, одетая в дорожное, с отчаянием на лице, не сдерживая слез, Ирина беспорядочно бросала свои вещи в два открытых чемодана!..
  
     ...она не вскрикнула: что-то случилось с горлом. Поднеся руку ко рту, Ирина застыла в испуге, словно увидела перед собою приведение, но тут же, рванувшись мимо Олега в незакрытую им дверь, выбежала на лестницу. Он еще какое-то время, замерши, смотрел на открытые чемоданы, но с усилием, словно выходя из гипнотического состояния, оторвался от этого жуткого для себя зрелища и побежал за ней.
     Олег увидел ее в аллее, по которой они иногда прогуливались. Быстро догоняя знакомую фигуру, он не пытался ее окликнуть, но Ирина и сама поняла, что ей не убежать, да и вообще, весь ее порывистый поступок был только последствием бурных эмоций, но никак не попыткой спастись от неизвестно чего. Она перешла на шаг, и, закрыв лицо руками, старалась отвернуться от оказавшегося рядом Олега.
     - Ира, милая, в чем дело? Скажи мне, как есть скажи, не скрывай - я все перенесу, все пойму, клянусь. Ирочка, пожалуйста, ты для меня - все. Что бы там не случилось, мы соберемся и все одолеем. Найдем выход. Если надо - опять уедем и опять все сначала начнем, только расскажи, я прошу, молю тебя, иначе как мне помочь? - он взял ее под локоть и усадил на скамейку, рядом с которой они в этот момент оказались. Ирина не противилась, но и по-прежнему не смотрела в его сторону.
     - Ира, не молчи, я прошу тебя!
     Она, наконец, отняла руки от лица и, убирая ладонью слезы, чуть всхлипывая, стала тихо его упрекать:
     - Ну зачем... зачем ты вернулся? Кто тебя просил?! Зачем тебе надо было, ведь я попрощалась уже... Зачем?!
     - Я не знаю, - Олег был до наивности откровенен, - я честно не знаю. Я только понял, что ты уйти хочешь. Даже не понял: почувствовал сначала, а потом уже понял. Но мы же говорили, Ира, что вместе останемся. Почему же тогда?..
     - Я поклялась...
     Он не стал уточнять ее слова.
     - Ира, милая моя, я любую твою клятву выполню... помогу выполнить... ты только скажи, что нужно - я все сделаю.
     - Нет, ты не сможешь. Я себе поклялась...
     - Ну и ладно, я и тебе помогу клятву выполнить. Ты только скажи, что нужно - я все сделаю, все! Только не уходи, молю тебя: не уходи. Ведь не только я, я же вижу: и ты не выдержишь! Что же это за клятва такая, что две жизни рушит! Что же ты делаешь, Ира! Неужели так трудно... пусть не в счастье, но хоть нормально жить, вместе оставаться? Ира, скажи, что случилось?! - его вдруг пронзило неприятное предположение. - Ты к другому уходишь? Другого полюбила?
     - Нет... нет у меня никого, кроме тебя... но я не могу... я поклялась... - отрешенно бормотала она.
     - Да в чем же ты таком поклялась страшном, что мы не справимся? В чем?!
     - В том, что сама... только сама... одна... - она продолжала чуть всхлипывать, разрывая фразы на части.
     - Ну хорошо: сама, сама, я мешать не буду, сама выполнишь, только не уходи, только останься.
     Но она, прекратив всхлипывать, замолчала вообще, наклонив голову, что бы ни на что не смотреть. Олег понял, что сейчас решается их судьба, и отважился на откровенное признание:
     - Ира, я люблю тебя! По-настоящему люблю, да ты и сама это знаешь. Я вижу, что чувствуешь это. И пусть ты ко мне хоть как относишься, мне это чувство свое не побороть. Приказать я тебе ничего не могу, но хотя бы послушай меня. Я же знаю, что и тебе со мной хорошо, и ты мне веришь. Так неужели ты на мою искреннюю любовь положиться не можешь?! Неужели понять не хочешь, что случись хоть что - я всегда и во всем с тобой готов быть?! А если веришь мне, неужели не позволишь тебе помочь? Я на все готов! Ты ведь меня спасла и я смогу!
     Она сидела не отвечая, а он ждал, видя ее непростую внутреннюю борьбу.
  
     Наконец Ирина подняла голову, и, повернувшись к нему, словно через силу, но с решительной, даже чуть вызывающей нотой в голосе спросила:
     - Ты помнишь, как говорил, что во мне несколько... сущностей? Ты все их готов принять? Какие бы ни были? Не отвергнешь?
     - Помню, конечно, помню, - с радостным волнением подтвердил он, - и сколько бы их не было я со всеми жить готов. Со всеми... с любыми.
     - Я теперь точно знаю, что не одна. Что меня теперь... двое...
     - Ирочка, да хоть сколько, - обрадованный тем, что она стала хоть что-то говорить в ответ, старался успокоить ее Олег. - Я же говорю тебе: люблю, все в тебе люблю...
     - Нет, ты не понял ничего. Нас физически двое...
     Он смотрел на нее, ничего не осознавая...
     Но вдруг лицо Олега стало менять свое недоуменное выражение на несколько глуповато-восторженное.
     - Так ты... ты беременна?!
     Ирина кивнула! Все объяснилось...
  
     ...они потеряли счет времени в радостных поздравлениях, откровенных признаниях скрепляемых поцелуями и подтверждаемых объятьями. Опьяненные свои счастьем Олег и Ирина, теперь уже настоящие муж и жена, пошатываясь и вызывая выражением своих лиц улыбки встречных прохожих, сами не знали, как вернулись домой. Навсегда.
  
     ***
  
     Если бы его и ее спросили, что поменял в них тот день, то ни Ирина, ни, даже наделенный талантом писателя Олег, не смогли бы ничего растолковать: человеку не дано объяснить то, что можно только почувствовать. Спросите любого из нас: какова на цвет радость, или каков вкус у счастья, и никто вам этого не расскажет, но... ощутит ответ в себе.
     Конечно, произошли и внешние перемены: Олег тут же оградил Ирину от многих бытовых забот, старался во всем угождать и внимательно следил за собой, что бы глупой фразой не испортить даже самую малую толику ее настроения. Ирина смеялась над его суетой: беременность только начиналась и почти ничего, кроме рациона питания, ей еще не нужно было менять. Но, как всякая женщина, тоже старалась соблюдать правила и рекомендации.
     После произошедшей развязки в их доме воцарилась спокойная, добрая атмосфера, изменив саму его ауру с деловой, в которой они пребывали все время, начиная с их приезда, на семейную. И в каждом из них поселилась твердая уверенность, что они окончательно смогли уйти от прошлой своей несчастной судьбы, обретя новую, полноценную жизнь.
     Но если Ирина окунулась в нее во всех отношениях, то Олега все еще тяготил вопрос его работы: совещание, на которое он так и не попал, ничего не решило - вопрос открытия новой рубрики перенесли на полгода; статьи в центральные журналы он пока отложил в виду того, что считал их слишком слабыми... и проводил время в поисках чего-то перспективного, интересного, что могло помочь ему выйти из творческого застоя. Он просиживал за старыми записями, прессой и Интернетом до глубокой ночи. Но выход нашелся не там: Ирина, постоянно принимавшая самое живое участие во всем, чем он с ней делился, как-то предложила ему:
     - Послушай, вот ты твердишь все время, что публицист. Но самая лучшая твоя работа была вовсе не публицистической, а писательской. Может, опять попробуешь?
     - Я думал над этим, но... у меня и сюжета, даже, нет, не то что... - он не закончил фразы, и она поняла его. Но не отстала.
     - И все же, я думаю, ты сможешь. Помнишь, я тебе о стрессе говорила, что встряхнуться должен? Так вот, скажу тебе по секрету... по большому секрету: ты теперь совсем другой. У тебя и лицо другим стало, и мыли - все другое. Ты сможешь... теперь ты сможешь написать. Проклятие наше кончилось: мы любим друг друга, а, значит - мы не отверженные, а ожившие. Совсем иные, чем были!
     В этот момент Олег понял: он действительно сможет, и теперь знает, что напишет!
  
     Утром следующего дня, он решительно сел за компьютер и, запустив текстовый редактор, без малейших колебаний стал писать.
     "Спасая изгоя", - появилось на экране рабочее название его новой книги. Потом, возможно, он его изменит, но пока оно точно отражало то, о чем ему хотелось рассказать всему миру. Олег уже с вечера, с самого окончания их беседы знал, какую книгу будет писать, знал, что сумеет, и что книга эта будет не хуже "Пары отщепенцев". В чем-то, даже, созвучная ей: он собирался поведать о том, как пропадавший из-за неудачно сложившейся судьбы изгой, загоревшись желанием помочь другому, такому же несчастному, отчаявшемуся до крайности, уже почти не человеку, а скорее - существу, сам переродился в совершенно иную личность. И личность эта по мере участия в судьбе своего подопечного стала нормальным, полноценным человеком! Будет в книге, конечно и о его, Олега, волшебном оживлении, но это - во вторую очередь, а главное... главное - в его Ирине, в ее преображении: помогая ему выздороветь она стала не просто его официальной женой, но сделалась во всем достойной, что бы ее полюбить!
     Олег чувствовал, насколько был обязан Ирине за то, что уже в который раз она оказалась не просто поддержкой, но путеводным лучом, выручая его своим участием из безвыходного положения. Его захватила волна благодарности к этому родному для него человеку: она столько для него сделала! Но, даже не позволила, словно поддавшись суеверию, преподнести подарок за его же ребенка, которого носила сейчас под сердцем. Как он не пытался переубедить ее, Ирина твердо возражала, и Олег ограничился несколькими букетами. Однако желание поблагодарить ее чем-то очень приятным, необычным не проходило. Ведь и теперь, с новой книгой - это опять же она помогла ему начать писать, невольно натолкнув на идею...
     Олег пришел в восторг от следующей своей мысли: он посвятит эту книгу ей! Это будет не просто подарком, это будет по-настоящему справедливо. Ведь книга будет о ней, и чему удивляться, что и посвящена она будет - Ирине!
  
     Олег набрал на компьютере посвящение:
     "Моей любимой Ирине".
     Нет, лучше:
     "Моей любимой жене - Ирине".
     Но и это его не устроило. Немного подумав, он исправил:
     "Спасшей меня Ирине".
     Да, именно спасшей его!
     Но все же что-то предубеждало его от окончательного решения. Олег встал пройтись по квартире, как часто это делал, раздумывая над каким-нибудь рабочим вопросом. Зашел на кухню, где Ирина хлопотала с обедом - сегодня у нее был выходной. Вот она - настоящая его жена, разделившая с ним свою судьбу! Совсем иная, чем ранее - не горевавшая и осуждавшая себя, а уверенная в себе женщина, не сомневавшаяся теперь в своем будущем и в нем - Олеге. Это она пришла к нему тогда спасать...
     Но она ли?.. Ирина?.. - нет! это была не совсем она!
     Олег рассматривал Ирину, по-прежнему не обращавшую на такое внимания, и вспомнил пришедшую к нему тогда, гибнувшему в своем отчаянии... Ирэн! То была совсем не нынешняя его жена, хотя и тот же, в общем-то, человек. Но, то была - Ирэн! Ирэн, в глубинах которой тщательно, всеми возможными средствами вплоть до грима, отчаянно пряталась от мира его нынешняя Ирина.
     Это Ирэн, в скорлупе своей постылой, никем никогда не навещаемой квартиры, позвонила ему, словно чувствуя в напряженности его отчужденности необходимость проявить солидарную поддержку! Это Ирэн приходила к нему делиться крохами душевного тепла, отрывая их от своей замерзшей души, но не остывая, а превращаясь... в любимую им Ирину!
     Да, Ирина подарила ему и составила настоящее его счастье, сделав полностью новым, возрожденным человеком. Но спасла его такая же, как и он тогда - отверженная, так же бывшая изгоем, проститутка Ирэн! Та Ирэн, которой теперь не стало... которая волшебным образом исчезнув, превратилась в нынешнюю Ирину... та Ирэн, с которой они оба, незаметно для себя, распрощались навсегда...
  
     Уверенно вернувшись к компьютеру, Олег решительно застучал по клавиатуре. На экране появились рожденные его сердцем слова:
  
     "Посвящается Ирэн, которой не стало..."
  
     ...он перевел строку и руки, словно сами, начали уверенно набирать текст...
  
     Владимир Ильяшенко
     Запорожье, 17.03.2012г.
   (Вторая редакция - 21.09.2013г.)
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"