Это был бред... Это был бред... Это был бред - твердил себе Вилли все время.
Точнее, сначала это был кошмар - с того момента, когда первый террорист появился в классе и приставил пистолет к голове учителя. Этого не может быть на самом деле, это слишком страшно, чтобы быть реальностью, всего лишь громко крикни и проснешься.
Но те, кто кричал, получали лишь удары прикладами. Кошмар продолжался очень долго - столько, сколько не может продолжаться ни один сон. В школьном подвале, куда их всех согнали, дети ничего не знали о ходе переговоров и вообще о том, что происходит наверху, но с каждым часом становилось ясно - ничего хорошего не происходит. Ничего, чего стоит ждать и на что можно надеяться. Все вспоминали газетные фотографии и телевизионные кадры из такой же школы в Потсдаме и больницы в Дрездене - не выжил никто. Все понимали: правительство, связанное международными обязательствами, не пойдет на уступки, и тогда... все невольно переводили взгляд под батарею у стены, где лежало в луже крови так никем и не убранное тело Генриха, бросившегося на одного из террористов, ударившего прикладом Герду Адлер из параллельного класса.
Похоже, сами нападавшие так же уже поняли, что ждать нечего, их глаза стали очень нервными и злыми, а пальцы все чаще прикасались к кнопкам на поясе, подсоединенным к связкам динамита. И было страшно. Сначала. Вскоре наступила тупая безысходность и мысль, все чаще произносимая вслух, несмотря на запрет разговаривать: нас не спасут. Мы никому не нужны.
А потом... это был бред. На тело и сознание навалилось что-то подавляющее. Совершенно непонятно, откуда в подвале появились люди в форме. Во всяком случае, не со стороны входа - сторожившие его трое террористов не успели даже обернуться, как бесшумно передвигавшийся офицер в незнакомом мундире всадил им по пуле в затылок из небольшого "парабеллума" в руке в черной перчатке. Это не была зеленая форма федеральной полиции, и тем более не спецназ в масках и бронежилетах. Кители и фуражки цвета штейнграу напоминали фильмы о мировой войне, но... да и размышления шли туго, гораздо медленнее событий. Одноклассники, похоже, не только ничего не думали, но и не видели - понял Вилли, взглянув на невидящие глаза и чуть отвисшую челюсть сидевшей напротив Гретхен. Не было слышно девичьего плача, до этого раздававшегося то в одном, то в другом конце подвала. Светловолосый парень в непонятной форме (все они передвигались и работали молча и бесшумно) аккуратно подхватил Гретхен и быстро унес за дверь кладовой, где находились другие дети. Своевременно - по лестнице сверху ссыпались новые террористы, на ходу стреляя очередями. Но с ними было что-то не так - они двигались и стреляли с явным трудом, и самое главное - они остервенело дергали кнопки шахидских поясов - и не происходило ничего.
Офицер в хаки так же беззвучно, жестами свободной руки с разными, напоминавшими язык глухонемых комбинациями пальцев, командовал своими товарищами. Вооруженные парабеллумами и советскими Калашниковыми, они метили только в головы нападавших, чтобы не задеть динамит на их телах. Когда офицер, выйдя из-за бетонной колонны, почти в упор застрелил ворвавшегося в подвал предводителя бандитов, сверху влетела граната. Один из людей в штейнграу успел поднять ее, выбросить назад и упасть на пол. Раздался взрыв, погас свет, и стало тихо.
Медленно рассеивался дым. Кто-то выглянул в светлый проем двери и негромко произнес: "готово". Несколько "штейнграу" поднялись в коридор, их шаги раздались над головой, было слышно, как они обходили школу. В руках остававшихся в подвале вспыхнули фонари и зажигалки. Луч света упал на лицо Вилли, который моргнул и зажмурился, и тут же услышал: "один в сознании".
Шаги приблизились. Когда Вилли открыл глаза, перед ним было лицо наклонившегося с зажигалкой в руках офицера. У него были усы и аккуратная бородка и карие глаза, строго глядевшие из-под лакового козырька.
- Ты все видел, парень? - Спросил его офицер. Вилли кивнул и сглотнул комок в горле. Ему снова стало страшно. Офицер улыбнулся.
- Как тебя зовут?
- Вилли.
- Крепкая у тебя голова, Вилли. - Казалось, чуть удивленно произнес офицер. Так вот, запомни: ты ничего не видел и не слышал. Был без сознания. Так будет лучше для всех. Запомнил?
- Был без сознания. - Пролепетал Вилли.
- Правильно. А теперь иди, помоги товарищам.
- Оберст, на верхних этажах никого! - Доложили вернувшиеся сверху. Люди в форме исчезли так же тихо, как появились - только что их шаги были за углом, в коридоре подвала - а потом стало тихо. Одно Вилли мог сказать точно - ни один из них больше не поднимался наверх, к выходу.
Мог, но не сказал. Потом были полицейские, врачи, психологи, журналисты. То, что Вилли стал несколько нервным и задумчивым, ни для кого не было странным - как объяснил психолог, сказывалось пережитое нервное потрясение. Уже потом он узнал официальную версию, согласно которой захватчики школы в результате неожиданно возникшей ссоры перебили друг друга. Значит, так и было. Это был всего лишь бред.
- Ты снова в интернете? - Рудольф заглянул через его плечо. Вроде бы, ты раньше не проявлял такого интереса к военной истории.
- А теперь заинтересовался. - Ответил Вилли, перелистывая веб-страницы с фигурками в военной форме. Нет, это была не мировая война - у тогдашних солдат не могло быть на кокарде молотка и циркуля, которые тускло мерцали в свете зажигалки на фуражке склонившегося к нему офицера. Даже в этом тусклом свете его вид впечатался в память Вилли, и сейчас он скрупулезно листал исторические и ветеранские сайты, посвященные Восточной Германии, хотя и не понимал, откуда могли появится солдаты уничтоженной давным-давно страны в закрытом подвале захваченной школы. Конечно же, это был бред.
Алые петлицы и береты десантников - похоже, но не то. Зеленые петлицы и околыши фуражек пограничников - не они. Синие двубортные кители Фольксмарине. Зеленоватая форма Народной полиции. Голубые погоны летчиков. Все не то. Неужели в Фольксармии не было такой формы, и он ошибся?
Бред... Очередной каталог коллекционной военной формы выдал фотографию кителя с красным подбоем погон и черным околышем фуражки с молотком и циркулем. Лаконичная надпись внизу гласила: "Stasi". Конечно, это все бред...
- Это бред. - Старший инспектор Штауф недовольно поморщился. - Десяток подготовленных смертников взял да и перестрелял друг друга? Кто в это поверит?
- Это терроризм, делом занималось Ведомство Охраны Конституции. Таков их официальный вывод. - Вздохнул комиссар. - Но вскрытие тел преступников проводили судебные эксперты, и их выводы мне удалось заполучить. Все террористы были убиты из АК-47 советского производства и пистолетов "Парабеллум". В то время как они сами были вооружены пистолет-пулеметами "УЗИ" - именно из такого был застрелен погибший Генрих.
- И дети ничего не помнят? - недоверчиво протянул старший инспектор Хальменд.
- Ничего. Все были без сознания. Психологи объясняют это посттравматической амнезией.
- Неужели при всем этом спецслужба...
- Да у спецслужбы сейчас жопа играет как церковный орган! - перебил Штауф. - По городу бегает бригада с Калашниковыми, работающая лучше, чем террористы и наша хваленая спецслужба вместе взятые! Ставлю свои погоны против дохлой крысы, что Охрана Конституции сама не понимает, что произошло в школе, и заботится только о том, как прикрыть собственные задницы перед начальством!
- Может, это и была спецслужба? Какой-то секретный отряд? - Предположил инспектор Кренц. Он был самым младшим из собравшихся и до сих пор не вмешивался в разговор коллег. Комиссар оперся локтями о стол.
- Конрад, мы все там были. Мы все видели, что в школу после приезда полиции не заходил никто, да и не мог зайти, потому что террористы угрожали взорвать все при нашем приближении. И так же само никто из здания не выходил, до тех пор, пока мы не вошли внутрь, где нашли только бессознательных детей - и все. Так?
- И тем не менее, есть пули от Калашниковых.
Хальменд встал и направился к кофеварке с кружкой в руке. Рабочий день давно закончился, и детективы собрались на одно из неофициальных совещаний в кабинете комиссара, нередко затягивавшихся допоздна.
- Ни у одного федерального подразделения Калашниковы на вооружении не состоят. Ни одна преступная группировка в последние годы не совершала преступлений с их применением. На черном рынке они так же не всплывали. Так ведь? - Комиссар поднял глаза на Кренца, отвечавшего за работу с торговцами.
- Так. Всплыла только подготовка к новой поставке "УЗИ" вскоре после теракта, но спецслужба забрала это дело, пообещав, что пистолет-пулеметы не поступят в землю.
- Твой информатор надежен? - Спросил комиссар.
- Работаем уже не первый год.
- Вот что, Конрад. - Он внимательно посмотрел на молодого полицейского. - Спецслужба спецслужбой, но не выпускай эти "УЗИ" из-под контроля.
Встретив вопросительные взгляды подчиненных, он продолжил:
- Вы, конечно, можете сказать, что у старика Ольденберга начались маразм или паранойя, или еще хуже - влияние левацкой пропаганды. Но я не верю спецслужбе, ребята. После прошлых терактов я говорил с коллегами из Потсдама и Дрездена. Все они уверены, что Охрана Конституции знала о готовящихся захватах. Комиссар Манфред из Потсдама лично передал им эту информацию, полученную от своего осведомителя. После этого осведомитель погиб, а теракт не был предотвращен. Манфред был в страшной ярости и во всеуслышание грозился сгноить спецслужбистов в тюрьмах. На следующий день он погиб в автокатастрофе на дороге в Берлин.
В кармане брюк Хальменда требовательно запиликал телефон. Комиссар замолчал.
- Да, дорогая. Я еще на службе. Знаю, дорогая... Пришлось задержаться... - отвечал инспектор возмущенному женскому голосу.
- Выключите телефоны, ребята. - Попросил комиссар, когда Хальменд закончил. - Об этом не принято говорить вслух, но каждые лет десять-пятнадцать, когда Бундестаг собирается урезать бюджет и полномочия Ведомству Охраны Конституции, в стране появляется новая нечисть - "Серые Волки", "Красные Бригады", радикальный ислам и так далее. Я уверен, что в Гервене был запланирован тот же сценарий, что и в последних терактах. Спецслужба не стала бы спасать детей - наоборот, их спасение стало для Охраны Конституции полной неожиданностью, и, вероятнее всего, неприятной.
Сейчас они судорожно пытаются разобраться с произошедшим, и не исключено, повторить сорвавшуюся по непонятным причинам акцию устрашения. Именно поэтому, повторяю, уделяйте максимум внимания любой активности с оружием, появлению в городе новых лиц, любому интересу к транспорту, учебным заведениям, местам массового скопления людей.
Дверь без стука открылась. На пороге стоял дежурный лейтенант.
- Простите, комиссар, но ваш телефон не отвечал. Двадцать минут назад на подъезде к городу взорвался грузовой автомобиль. Среди обломков пожарные обнаружили обгоревшие остатки пистолет-пулеметов "УЗИ", около трех десятков.
- Это действительно интересная тема, Вилли, я рада, что ты ею заинтересовался. - Фрау Готвальд вернулась из недр школьной библиотеки с большим запылившимся альбомом с пожелтевшими страницами. - Нашей школе уже сто семьдесят лет, она был основана знаменитым профессором Миллером сразу после революции 1848-49 годов. Клемент Миллер верил, что ее создание откроет новую страницу в педагогике. Его выпускниками стали несколько десятков известных деятелей ХIХ века - ученые, художники, революционеры...
- Значит, здание очень старое?
- Да, очень. Конечно, не все его части - уже в ХХ веке был построен спортзал и вырыто бомбоубежище в подвале.
- Бомбоубежище? - Переспросил Вилли.
- Ах да, ты ведь этого уже не застал. В наше время все боялись войны. Бомбоубежища были повсюду - в школах, в подвалах домов, в государственных учреждениях и на заводах... У нас даже проводились учебные тревоги - вой сирены, и все мы прекращали занятия и спускались вниз.
- А что там сейчас, фрау Готвальд?
- Ничего. Оно сохранилось, но стоит пустым. Ты ведь видел железную дверь в подвале? Ключи от нее хранятся у Иоганна Штайнера, школьного мастера по ремонту. Тебе все это действительно интересно?
- Да, фрау Готвальд. В этом году у нашей школы круглая дата, я хочу подготовить к ней иллюстрированную статью для школьной газеты.
- Ты молодец, Вилли. Ваше поколение так редко интересуется чем-либо, кроме компьютера и телевизора... Я всегда знала, что ты одаренный мальчик. Что ж, думаю, этот альбом тебе поможет. Он был подготовлен к 150-летнему юбилею школы Миллера. Кроме того, школьной газетой занималась Герда... Думаю, ей сейчас трудно. Ты правильно делаешь, что решил ей помочь.
- Да нет здесь ничего, Вильгельм. Только в одной из комнат директор хранит старые документы, и на время летнего ремонта мы складываем там инструменты.
- Мне бы только пару снимков, мастер Иоганн! Для юбилейного выпуска школьной газеты, о нашей истории...
Иоганн Штайнер взял монтировку с четырехгранным гнездом на конце и повернул четыре квадратных выступа в углах тяжелой, крашенной в красный цвет двери. В коридоре он нащупал рубильник, вспыхнул свет в забранных сеткой фонарях. Перед Вилли открылся длинный широкий коридор с окрашенными зеленой краской панелями и дверями по обе стороны. Вдоль стен коридора тянулись деревянные лавки.
- Не похоже, чтобы оно было заброшено. Почти нет ни пыли, ни паутины.
- Мы содержим его в порядке, на всякий случай. Так приучили наше поколение - все должно быть в порядке. Здесь был лазарет. - Мастер Иоганн открыл ключом одну из дверей. За ней стояли несколько коек, стол, железные ящики с облезающими красными крестами. В стеллаже пылились склянки с поблекшими ярлыками. Вилли сделал несколько снимков.
- Я даже и не слыхал, что у нас в школе есть такие места.
- Об этом сейчас мало кто помнит. Нам предлагали сдать его в аренду, но директор Каспер и управление школ отказались.
- Мастер Иоганн, а ведь если это бомбоубежище, то здесь должен быть и второй выход? На случай, если первый окажется под завалами?
- Точно, Вилли, был. Но он выходил за пределы школы, и пару лет назад этот коридор разрушили при рытье котлована для нового строительства. Ведь убежище давно уже снято с баланса армии - сейчас никто не ждет войны...
Штайнер открыл следующую дверь. Коридор, начинавшийся за ней, через несколько метров упирался в грубую шлакоблочную кладку. Вилли подошел и на всякий случай даже постучал по ней - звук был глухим и тихим.
В главном коридоре он увидел на стене застекленный стенд с надписью: "План эвакуации и размещения в убежище". На нем был план подвала и всех этажей школы. "Пригодится" - подумал парень и щелкнул цифромыльницей. Неожиданно на лестнице раздались шаги.
- А, это вы здесь, мастер Ганс. - В подвал спустился директор школы. - А я и смотрю, почему это дверь открыта и свет горит. Привет, Вилли.
- Добрый день, герр Каспер.
- По ошибке отнесли в подвал прошлогодние журналы, по которым еще заполнять отчетность. - Объяснил директор, открывая своим ключом одну из железных дверей. Комната оказалась заполнена шкафами и ящиками с документами. Это была последняя комната убежища, где Вилли еще не побывал.
- Вам помочь, герр Каспер? - Спросил он, шагнув на порог. Пахло дератизацией и старой пыльной бумагой.
- Не стоит, Вилли, спасибо, но здесь буквально несколько папок. Да где же они... - Пробормотал директор, копаясь в бумагах. Озираясь вокруг, Вилли заметил, как между ящиками что-то блеснуло. Он поднял с пола металлическую пуговицу. На выпуклой поверхности были отчеканены циркуль и молоток.
- А вот еще один интересный экземпляр - синяя форма моряка Фольксмарине с зелеными знаками отличия пограничников. Ее носили экипажи катеров береговой охраны. Не менее необычный - вот эта фуражка Фольксполицай ГДР с трехцветной федеральной кокардой. Такую носили в 1990 году, в первые месяцы после аншлюса. - Пожилой хозяин лавки военного снаряжения и коллекционных товаров не без гордости показывал Вилли свои владения. На стенах висели морские карты и учебные плакаты со схемами оружия, на полках стеклянного стеллажа - старый прибор с несколькими циферблатами, назначения которого Вилли не знал.
В соседней комнате - рюкзаки, ботинки, ремни, комбинезоны, котелки и прочее снаряжение преимущественно для туристов и экстремалов. Здесь - на вешалках в два ряда военная форма с шнурами на погонах и серебряными катушками в петлицах. Хотя Вили и понимал, что этим мундирам немногим больше двадцати лет, из-за сходства с формой времен первой и второй мировых войн они казались очень старинными.
- Что бы сейчас не говорили про Восточную Германию и ее вооруженные силы, но при виде этой формы чувствовалось, что история германской армии продолжается. А наш бундесвер, прошу прощения, выглядит еще большими американцами, чем сами янки. - Вздохнул торговец. Вилли перебрал взглядом ряды защитных кителей.
- А Штази? Ведь в вашем интернет-каталоге была их форма?
- О, знаменитая Staatssicherheit! Да, их форма не является редкостью - там служило около 90 000 человек только штатных сотрудников, что для маленькой ГДР было очень много. В несколько раз больше, чем моряков в военном флоте. Была, была целая партия. Но не так давно молодые люди выкупили все оптом - я им еще сделал скидку за крупную покупку. Кажется, исторические реконструкторы. На этот товар ведь не так много клиентов - в основном старики-коллекционеры да зарубежные туристы. Молодежь интересуется крайне редко. На нашем оптовом складе в Берлине тоже все раскупили, так что со Штази сейчас напряженка.
Единственное, что могу предложить, - хозяин порылся в ящике и извлек из него серебристый значок: рука, сжимающая винтовку с привязанным к ней красным флагом с гербом ГДР, в обрамлении надписи: "40 лет на страже". - У этих значков довольно печальная история. Ими должны были награждать к 40-летнему юбилею Министерства Госбезопасности в 1990 году. Однако Штази так и не дожила до своего юбилея. В январе 1990 опустевшее здание Министерства на Норманенштрассе было разгромлено толпой, которая нашла склад этих значков и растащила на сувениры. С тех пор они время от времени всплывают среди коллекционеров до сих пор.
- Сколько он стоит? - Спросил Вилли, рассматривая блестящую регалию.
- Пять евро, но готов отдать за четыре. Что сейчас знают ваши сверстники и Восточной Германии, молодой человек? - Поинтересовался торговец, отсчитывая сдачу. - Мне как-то попался новый учебник по истории, и честно признаюсь, людям моего поколения читать его довольно странно.
- В учебнике написано, что Восточная Германия была тоталитарным государством, а Штази - репрессивным аппаратом. Но герр Каспер преподавал нам этот период крайне неохотно и с явным неудовольствием, хотя вообще он очень любит свой предмет. Бабушка часто вспоминает, что тогда были бесплатные детские садики, низкие цены в магазинах, медицинское обслуживание и не было безработицы, бедных и богатых. А как было на самом деле? - Спросил вдруг Вилли. Вы сказали "аншлюс". Весси так не говорят. Они говорят "объединение". Штази была хорошей или плохой?
Торговец вздохнул.
- Эта страна была моей родиной и государством, которому я приносил присягу. Нет, нет, я служил не в госбезопасности, а на флоте. Обербоцман сторожевого корабля "Карл Либкнехт". - Он оттянул ворот клетчатой ковбойки и продемонстрировал полосатую тельняшку. - После аншлюса наш сторожевик был списан и продан на металлолом. Осси создали неплохой флот, но мы были мирной страной, и наш флот был оборонительным - сторожевики, противолодочные корабли, торпедные катера, минные тральщики. Он не годился для выполнения агрессивных задач в составе НАТО, поэтому был преимущественно пущен на слом, как и наш "Карл Либкнехт". - Обербоцман перевел взгляд на стену, где висела фотография большого военного корабля с выстроившимся на палубе экипажем. - От него остался лишь военно-морской флаг, который наш капитан стащил после аншлюса, чтобы не сдавать весси, он до сих пор хранит его у себя и утверждает, что пока сохранился флаг, живо и подразделение. Хотя что это теперь за подразделение - два-три десятка ветеранов, которые собираются выпить пива у капитана в День Моряка и на именины.
После уничтожения Фольксмарине я пятнадцать лет плавал на голландских баржах, чтобы заработать себе на пенсию - ведь эти типы не засчитывали нам срок службы во "вражеском" флоте. Потом открыл эту лавку.
А "Фирма"... Это была госбезопасность, молодой человек. Она не бывает хорошей или плохой, как не бывает хорошей или плохой злая собака. Но противники ее боялись и боятся до сих пор - и это свидетельство того, что наша злая собака охраняла свой двор как следует.
- Мне нужна будет еще одна вещь. Непромокаемая обувь от комбинезона химзащиты - такая, как носят рыбаки.
- "Бахилы"? Как же, есть, ходовой товар. Айда в соседнюю комнату.
"Бахилы" хлюпали по воде, которая высоко, сантиметров на пять-десять, покрывала пол подземного коридора. Фонарь скользнул по камням сводчатого потолка, распугивая летучих мышей.
- Мы в заброшенном коллекторе. - Артур, старший двоюродный брат Рудольфа, бывал в городских катакомбах уже не первый раз. - Он сейчас не используется после строительства новой канализации, но во время ливней может заливать и его. Именно поэтому мы проверяли прогноз, чтобы дождаться гарантированно сухой погоды.
- Всего лишь коллектор? Красивая постройка, как для канализации. - Удивился Вилли, выхватывая фонарем сводчатые арки.
- Это восемнадцатый век, а возможно и конец семнадцатого. Тогда просто не умели строить по другому. Основная галерея выходила в реку за городом. А этот коридор ведет к школе Миллера. - Артур свернул в одно из боковых ответвлений. Рудольф и Вилли последовали за ним.
- Сюда выходили трубы канализации школы и окрестных домов. Вот такие круглые отверстия под потолком - это они и есть. Школа - слева от нас, параллельно коридору. Дальше - колодец с сохранившимся люком, через который мы сможем подняться наверх. Дальше есть лаз в заброшенный подвал одного из цехов разрушенной во время войны фабрики. Выход наверх из него не сохранился, и про него все забыли. Мы с друзьями там все облазили, нашли струю рабочую каску с эмблемой Трудового фронта и тайник с бумажными рейхсмарками. Но никаких ходов в школьный подвал здесь нет, мы бы о них знали. Старые городские подземелья - довольно тесная сеть, если бы существовал какой-то ход, он бы обязательно пересекался с другими помещениями.
- А это что? - Рудольф посветил фонарем в боковую нишу в стене коридора. Внизу ниши, над полом, тускло блестели две стальные скобы, вделанные в стену.
- Не знаю. Я раньше не обращал на это внимания. - Артур подошел и поковырял ногой пол. Вместо каменных плит старого коллектора, пол ниши был залит относительно свежим бетоном. - Похоже на часть лестницы.
- Может, здесь был еще один выход наверх? - Вилли поднял фонарь. Луч уперся в заплесневевший свод потолка.
- Тогда где остальные ступени? - недоверчиво спросил Артур.
- Их могли вытащить. - Предположил Рудольф.
- Так, что не осталось даже следов? - Лестница здесь, похоже, действительно была. Но это - не нижние ее перекладины, а верхние. - Артур задумчиво водил фонарем по квадрату серого бетона.
- Ничего не случилось. - Ехидно, почто по слогам произнес комиссар Ольденберг, двумя пальцами держа сводку. - Просто взрыв загоревшегося бензобака. Просто несчастный случай. И все.
- А что говорят ваши друзья эксперты, комиссар? Вы ведь не просто так нас собрали? - Осторожно поинтересовался Штауф.
- Эксперты полностью подтверждают официальную версию. Бензобак действительно взорвался, после того, как левый борт грузовика пробил и внутри сдетонировал снаряд, выпущенный предположительно из фаустпатрона. Был уничтожен грузовик, ящики с тридцатью новенькими "УЗИ", несколько килограмм мощной взрывчатки, средства радиосвязи и радиоперехвата полицейской волны, и три головореза, сопровождавшие груз, вооруженные десантными ножами и пистолетами, а один из них - еще и с жетоном Ведомства Охраны Конституции.
- Однако официально всего этого не было, всего лишь взорвался мирный грузовик. Но коллега Штауф был прав - спецслужбисты сильно занервничали, и это мягко говоря. Возможно, поэтому они, редкий случай, поделились с нами ориентировкой. С нами - это с руководящим составом полиции федеральной земли, так что вам я этого говорить не должен, и как вы понимаете, не говорю. Официально спецслужба не связывает эту информацию с недавними странностями, однако совпадения сами за себя говорят. Итак, Охрана Конституции требует сообщать ей любую информацию, могущую оказаться полезной в обнаружении деятельности новой подпольной левоэкстремистской организации "Неоштази".
Полицейские переглянулись.
- Что именно спецслужбистам о ней известно? - Уточнил Штауф.
- То, что она существует.
- Боюсь, что этого несколько недостаточно. - Иронично протянул Штауф.
- Но это все, на что хватило Охраны Конституции. Три года назад один из их информаторов сообщил о вербовке в новую подпольную организацию. Ему было поручено пойти на сближение. Однако прежде чем он успел это сделать, из города исчезли вербовщик, студент который их познакомил и преподаватель университета, которого заподозрили в руководстве местной ячейкой. За истекшие три года спецслужба, несмотря на все усилия, так и не смогла найти новые следы этой организации.
- Почему же о ней вспомнили сейчас? Может, это была любительская самодеятельность, которая давно уже развалилась?
- Почему? - Переспросил комиссар. - Я не могу читать мысли спецслужбы. Могу только предполагать. Помните, что я говорил вам о закономерности в активизации любых экстремистских группировок?
- Ну да.
- А приходилось ли вам когда-либо сталкиваться с преступлениями, совершенными некой организацией "Неоштази"?
- Нет.
- Вот и получается: если такая организация и работает, то делает это подчеркнуто недемонстративно, что уже нетипично для разного рода политэкстремистов. Это ж не мафия, которая предпочитает вести бизнес в тишине. Политический экстремизм - это громкие акции, после которых - не менее громкие сообщения в СМИ: это мы, такие-то, совершили данную выходку в знак протеста или с такими-то требованиями. После этого правые политики требуют ужесточить закон по борьбе с терроризмом (и всеми кто попадется под руку), увеличить бюджетные ассигнования на спецслужбу и Бундесвер, и под шумок - принять участие в очередной войне НАТО с мировым терроризмом. И вот в эту привычную картину новая деталь не вписывается.
Это конечно мои предположения, ребята, но я делаю вывод, что эти новички - единственная подпольная организация, не работающая под колпаком у Охраны Конституции.
- Тут вот еще что, шеф. - Заговорил Хальменд. - Не знаю, связано ли это, но если в стране возникло новое движение левого толка... За последние несколько лет... Мы об этом не сообщали официально, поскольку ничего криминального по итогу не обнаружилось, но все же странно. Наш отдел курирует работу с учебными заведениями - так вот, исчезло уже около полутора десятков молодых специалистов, как правило, вскоре после выпуска, реже - студентов, отчисленных по политическим мотивам либо бросивших учебу из-за тяжелого финансового положения. Мы проверяли, это стопроцентно не были похищения или убийства с сокрытием тела - человек готовился, завершал дела, съезжал с квартиры и исчезал. Иногда говорил знакомым, что едет работать другую землю или за границу - но ни в пункте назначения, ни на таможне не появлялся.
- Дипломированные специалисты либо студенты, отчисленные не за успеваемость. - Медленно повторил комиссар. Иными словами, молодые люди трудоустроились после выпуска. Причем сами постарались, чтобы их не искали. Так?
- Так. У нас не было никаких причин возбуждать уголовные дела, хотя некоторые друзья и родственники и беспокоились, но ведь это взрослые люди...
- Студенты каких специальностей? - Спросил Штауф со своего места.
- Самых разных, в том-то и дело. Инженеры, спортсмены, психологи, специалисты по высоким технологиям и массовым коммуникациям. Но дело в том, что когда мы потом их проверяли, знакомые вспоминали, что все ушедшие симпатизировали левым взглядам. Однако не посещали никакие кружки, редко участвовали в акциях, в общем, о том, что они были левыми, спецслужба узнавала уже после их исчезновения.
- Марк, а что ж ты раньше-то молчал? - задумчиво протянул Ольденберг. - Дело в том, что на Берлинской конференции я общался со столичными коллегами... В общем, у них те же странности. Но там "ушли" уже больше тридцати человек. Столичное отделение Охраны Конституции уже кинулось, но опять же, ни один из ушедших не был под колпаком и тем более не был информатором.
- Иными словами, - произнес Штауф, - кто-то невидимый строит мощную организацию из подготовленных специалистов, работая на шаг впереди Ведомства Охраны Конституции?
- И следующий вопрос: должны ли мы проинформировать о наших наблюдениях и выводах местное отделение спецслужбы? - Спросил Хальменд. В кабинете повисло молчание. Все о чем-то думали и поглядывали друг на друга.
- Знаете, коллеги, - сказал наконец комиссар официальным тоном, - мне не попадались никакие факты, связанные с преступной деятельностью в нашем городе каких-либо левоэкстремистских организаций. Может, вам попадались?
Штауф допил кофе, поставил кружку на стол и сказал:
- А покойный комиссар Манфред был хорошим человеком.
Рудольф вышел из ванной в папином халате (родителей не было дома) и пил чай, вальяжно устроившись в кресле у журнального столика. Вместе с чаем Герда принесла с кухни свежие, еще теплые булочки, приготовленные старой фрау Аделаидой, бабушкой Рудольфа и Артура. Артур плескался в ванной, оттирая с себя следы прелестей городского подземелья. Вилли раскладывал на столике неизвестно как стибренную кем-то из друзей Артура у коммунальных служб кальку с карты городских подземных коммуникаций. Здесь же лежала фотокопия плана школьного подземелья.
- Вилли, ты выкопал из истории кучу вещей, о которых мы даже не подозревали. Статья для "Штудентецайтунг" об истории гимназии Миллера и окрестного района выйдет просто великолепная, достойная хорошего журнала земельного уровня. Но трудно найти черную кошку в темной комнате, если ее там нет. Мы облазили каждый метр вокруг школьного подвала, и если оттуда нет потайных выходов в катакомбы, то их таки нет. - Говорил Рудольф.
- На уровне подвала может и нет. А лестница, уходящая в забетонированный квадрат? - Не сдавался Вилли.
- Ты же не полезешь туда с отбойным молотком ломать бетон?
- Вилли, - тихо вклинилась Герда,- ты можешь сказать. Что ты ищешь? Это действительно интересно, я знаю, что ты стал много времени проводить в библиотеках. Ты знаешь что-то конкретное?
Вилли встретил взгляд ее карих глаз. Так же, внимательно и строго, смотрел на него тогда офицер в форме несуществующей армии в темном, пахнущем пороховой гарью подвале.
"Ты ничего не видел и не слышал". Был без сознания. Так будет лучше для всех".
Вилли очень много хотел рассказать друзьям. О том, что террористы в школе вовсе не сами перебили друг друга. О форме восточногерманской спецслужбы, массово исчезнувшей из коллекционных магазинов и появившейся на людях из подвала. О пуговице с циркулем и молотом, найденной в закрытой комнате со старыми школьными архивами. Хотел, но не мог. Странным солдатам из школьного подвала он был обязан жизнью, и Герда с Рудольфом, которые об этом не знали - тоже.
- Узнаем, когда найдем извиняющимся голосом ответил он и обезоруживающе улыбнулся. Пока что меня интересует именно эта дырка со ступеньками. Что, если заброшенная канализация - это не единственный уровень городских катакомб?
- Сомнительно. - Пожал плечами Рудольф. - Под канализационным коллектором в принципе ничего не может быть, его бы затапливало нечистотами, коллектор бы обвалился.
- А если второй уровень был сооружен уже после создания новой канализации, и достаточно глубоко?
- Версия смелая, но ее легко проверить. - Сказал вернувшийся из душа Артур. - Глубокие подземные сооружения не создавались без связи с поверхностью, для начала - вентиляционных шахт. В школьном бомбоубежище такие есть. Так ведь?
- Да, неприметные железные грибки в школьном палисаднике. Я раньше думал что это всего лишь украшения.
- Где еще в окрестностях есть похожие конструкции?
- Да вроде бы нигде.
- А где именно ты подозреваешь наличие второго уровня подземных сооружений?
- Сейчас посмотрим. - Вилли подвинул к себе кальку. - Где именно мы нашли бетонный квадрат?
Артур склонился над схемой и поставил на ней крестик.
- Вот здесь. Что ту нас там сверху?
- Школа. - Вилли наложил карту на план школы.
- И других вентиляционных выходов точно нет? Значит, либо второй подземный уровень - это твои фантазии, либо он использует те же вентиляционные шахты, идущие на большую глубину.
- А что такое "отсек Љ17"? - Спросила Герда, глядя на схему. Напротив крестика на кальке, на лежащем под ней плане, была обозначена комната бомбоубежища с надписью "отсек Љ17".
- И действительно, он ближе всех к остаткам якобы лестницы. Вилли, ты же был в убежище?
- Был. Да ничего особенного, обыкновенный отсек. Директор хранит там старые бумаги...
Вычурные металлические конструкции были чуть выше человеческого роста. Вилли сидел на ветке растущего рядом дерева и ждал, пока Герда спустится с третьего этажа.
- Ты можешь объяснить, что задумал и что все это значит? - Спросила она.
- Все очень просто. - он постучал по циферблату часов секундной стрелкой. - камень, который ты бросила с третьего этажа, упал на землю через три секунды. Если под нами только один уровень - убежище, то мы услышим звук его падения сразу же. Если Артур был прав, и шахта обслуживает не один уровень - через пару секунд. Если больше... Понятно? - Вилли снял часы и отдал стоящей внизу девушке. - Засекай.
Камень полетел в металлическую трубу. Прошла секунда, две, три, четыре, пять... На десятой секунде Герда подняла глаза от циферблата и вопросительно посмотрела на Вилли. Тот молча сжал губы.
- Возможно, дно шахты просто засорено гнилой листвой и пылью, и они смягчили удар? - Спросила Герда.
- Возможно. - Вилли разочаровано вздохнул и слез с дерева.
Перед человеком в форме бригадного генерала Бундесвера стоял молодой офицер в мундире восточногерманской спецслужбы. Эта странность, однако, собеседников нимало не смущала. Генерал Фиго выругался, услышав шум и стук из-за вентиляционной решетки под потолком кабинета.
- Вот когда-нибудь это старье развалится и рухнет нам на головы. А еще говорят, что немцы умеют строить лучше всех. - Проворчал он. - Что у тебя интересного, Вальтер?
- Нас ищут, геноссе генерал. - Лаконично доложил Вальтер.
- Что, серьезно? И как же вам удалось определить? Наверно, долго работали? - Серьезным голосом спросил генерал, сделав круглые глаза. Но офицер привык к ехидству шефа.
- Были прощупаны магазин военного снаряжения, убежище школы имени Миллера, так же сегодня было зафиксировано постороннее проникновение в прилегающий к школе сектор внешних катакомб.
- Что нашли?
- Ничего, геноссе генерал. - Ответил Вальтер, как будто даже удивленный, что такой вопрос может задаваться.
- Охрана Конституции?
- Нет, геноссе генерал. - Вальтер положил на стол перед Фиго черную папку, которую до того держал под мышкой. Генерал перелистнул несколько страниц и удивленно спросил:
- Дети??
- Так точно, геноссе генерал. Вилли Беккенбауер - это тот, который оставался в сознании во время деблокации и видел команду оберста Шорна.
- Доктор Бунге предполагает у него синдром Камеррера, поскольку он единственный из заложников оставался в сознании, не так ли?-
- Так точно, геноссе генерал.
- Паренька прощупали?
- Да. Он чист, ни с кем не связан. На беседах в спецслужбе ничего не сказал, Охрана Конституции его проморгала, под колпак не взяла.
Генерал поднял брови.
- Раз так... интересный паренек. Ну что ж, раз ищет, пусть найдет, почему бы и нет? Думаю, старик возражать не будет. Причем найдет поскорее, Вальтер, а то ведь талантливый любитель может доставить неприятностей больше обученного профессионала. Мало ли какую свиту он может притащить на хвосте при такой бурной деятельности?
- Понял, геноссе генерал. Разрешите идти?
- Идите, Вальтер.
Офицер щелкнул каблуками и вышел из кабинета, тихо притворив за собой дверь.
Глава 2. Сданные в архив
Людвиг Шторм был стар еще в 1989 году, когда на незримых торгах сильных мира сего была отсчитана разменной монетой независимость его страны. Настолько стар, что уже никто не помнил его первого, настоящего имени. Впрочем, людям его профессии и не положено, чтобы их знали слишком многие. Его не знали и тогда, когда сам он становился все более широко известным в узких кругах, но - и для противников, и для большинства друзей - только под позывным "Леман".
Среди событий, которыми запомнился в истории 1978 год, так и не оказалось убийства лидера одного из развивающихся, но мощных государств, решительно порвавшего с опекой капиталистического мира. Никто так и не узнал, скольким агентам с обоих сторон стоили жизни события этого горячего года. Леман валялся в госпитале два месяца, чтобы в результате получить заключение врачей: "к дальнейшей оперативной работе не годен".
- Тебя собирали по кускам. Скажи спасибо, что вообще остался жив. Да и то дело поправимое - по нашим данным, уж очень большой зуб заимели на тебя на западе некоторые люди и структуры, причем довольно мутные и мстительные. Леману вынесен смертный приговор - неофициальный, но очень хорошо оплаченный. Поэтому ты получаешь повышение, и за границу больше ни ногой. "Леман" должен исчезнуть. - Отрезал генерал-оберст Мильке, посетивший его незадолго до выписки.
И Леман исчез. Вместо него из больницы вышел новый начальник Главного управления архивов и обеспечения секретности Штази генерал Людвиг Шторм. Имя новый генерал выбирал себе сам, и выбирал не без нахальства: он знал, что противники оценили его работу в странах пребывания уважительным прозвищем "Невидимый шторм". Впрочем, теперь они могли вздохнуть с облегчением: по произошедшей утечке информации, "Невидимый шторм" Леман скончался от полученных ранений в военном госпитале.
Асу разведки, привыкшему к дальним странам и хитросплетениям интриг, не просто привыкшего, а влюбленного в свою работу, в архивах было очень скучно. Но только поначалу - ведь, в конце концов, это были архивы Штази.
Действующему офицеру внешней разведки никогда не приходилось бывать в здании Министерства на Норманенштрассе, и его здесь никто не знал. Молодые чекисты поглядывали на "архивного" генерала с некоторой жалостью.
В кутерьме событий 1989 года никто не обратил внимания, что неприметный генерал-оберст Шторм исчез. Заметили это только позже, в 1990 году, когда толпа "правозащитников" ворвалась в здание бывшей Staatsiherheit. Руководившие штурмом агенты западногерманской спецслужбы, за спинами "возмущенного народа" ворвавшиеся в помещение сверхсекретного архива, обнаружили ряды пустых полок - архив Министерства Госбезопасности исчез вместе со своим хранителем.
Добычей противника и бизнесом будущего "Института по изучению архивов Штази" стали малоценные доносы осведомителей, дела диссидентов и материалы "профилактической" прослушки. Иными словами, шлак, годный только для того, чтобы впечатлять экскурсантов объемами "секретной" макулатуры и поставлять неспокойным политикам порции компромата друг на друга.
В уютном небольшом особнячке на побережье Одера сейчас расположилась частная психиатрическая клиника. Беспокойства окрестным жителям она не доставляла совершенно, но все же местные фермеры старались держаться подальше от такого соседства. Что вполне устраивало ее садовника и сторожа, коим числился Людвиг Шторм, а так же медсестер и больных, которыми были сотрудники Штази и несколько офицеров контрразведки. Первые месяцы, до формального аншлюса ГДР, клиника даже получала средства через бюджет Минобороны как подразделение Љ2020, причем министр Эппельман, назначенный новым демократическим парламентом, и сам не знал что скрывается за этим обозначением.
Иногда в клинике раздавался звонок с просьбой проведать пациента 34-510. Дежурная медсестра, нимало не смущавшаяся тем, что в клинике никогда не было пятьсот десяти пациентов, записывала сообщение, и вскоре санитарная машина с "пациентом" отправлялась в неизвестном направлении. Иногда, сверившись со стоящей перед ней картотекой, медсестра отвечала, обнаружив в отметке красный или черный крест, что больной нетранспортабелен и принимает посетителей только в палате, или что больной вовсе не контактен.
Иногда звонящий спрашивал, правда ли, что состояние такого то пациента ухудшилось. Это значило, что пленка с соответствующим номером должна быть уничтожена.
Весь архив был переведен в микрофильмы, ящики с которыми и три кабинки с проекторами для просмотра располагались в подвале особняка. И то, в клинику поместилось отнюдь не все наследие спецслужбы, остальные его части были рассредоточены в других конспиративных хранилищах.
Раз в месяц или два в клинике появлялся корветтенкапитан Тизендорф из бывшей армейской разведки. Он вручал Шторму пленки и дискеты, реже - бумажные папки со словами: "в 68-й каталог", "в американский сектор", "в подрывную картотеку", и просил расписаться под указанным количеством полученных единиц и датой. Когда Восточногерманского министерства обороны уже не стало и финансирование прекратилось, он же приносил конверты с различными суммами и лаконично объяснял: "просили передать". Генерал ничего не спрашивал - сейчас оставшиеся в строю коллеги стали еще более немногословными, чем того обычно требовала профессия.
Но к поступающим в подвал новым данным он по должности имел полный доступ, и по ним он понял: не только его отдел получил приказ сохранить боеспособность после формального роспуска службы. С особым интересом он знакомился с личными делами и ходом работы членов американского подразделения, ответственного за розыск его архивов.
Работа продолжалась. В мае 1990 года либеральное правительство ГДР отозвало зарубежных резидентов. Но оставшиеся местные информаторы, навербованная агентура, связанные с разведкой активисты рабочих и освободительных движений продолжали по радио, почтой и через курьеров выходить на связь с ведущими офицерами: "Появилась важная информация. Что предпринять?" Приученные к бдительности граждане, наблюдая за деяниями уверенных в своей безнаказанности воротил нового порядка, продолжали по старой памяти слать рапорты на старые конспиративные квартиры-"ящики", содержатели которых передавали их бывшим кураторам. Офицеры Штази в это время находились в поисках работы, попытках устроить свою жизнь в новом мире, а то и под уголовным преследованием "юстиции победителей". Но их научили не только бороться с капитализмом, но и как это делать эффективно.
Разумеется, сохранить удалось далеко не все. Большинство незасекреченных сотрудников теперь было известно противнику, и использовать их было невозможно. Многих ключевых офицеров пришлось эвакуировать по старым каналам на подготовленные базу в Африке и на Ближнем Востоке. Многие отошли от дел, разочаровавшись после поражения или смирившись с новым режимом. Из бывших 90 тысяч остались несколько сотен активно действующих агентов.
Однажды корветтенкапитан появился в клинике в объемистым портфелем, в сопровождении вооруженной охраны. В кабинете несуществующего главврача, который занимал Шторм, он выложил на стол несколько папок и амбарных книг, некоторые из которых - еще с золотым тиснением герба ГДР на обложках.
- В какой отдел? - Уточнил генерал после обмена приветствиями.
- Вам для ознакомления и принятия к сведению. - Как всегда кратко ответил Тизендорф. Шторм открыл одну из папок. Перед ним были данные и численность сохранившихся и действующих подразделений, краткая сводка ведущихся оперативных разработок, контакты и возможности согласившихся помогать предпринимателей, наиболее ценных сочувствующих и кандидатов на вербовку из среды общественных деятелей, СМИ, интеллигенции, дипломатов, правоохранительных органов.
Ключи к руководству организацией.
- Почему мне? - Удивленно спросил Шторм.
- Вы остались страшим по званию.
Людвиг Шторм понял. Недавно скончался бывший начальник разведки Вольф, прозванный "Волком Из Тени". Еще раньше, несколько лет назад, не стало "Мастера страха" генерала Мильке. Остался он, "Невидимый Шторм".
Над бумагами он засиделся допоздна, время от времени обращаясь к Тизендорфу за необходимыми пояснениями. Только теперь он оценил полностью, что представляет собой сохранившаяся организация.
Сохранились секретный командный бункер министерства и сеть конспиративных квартир. Сохранились склады оружия, обмундирования и оснащения. Сохранился спутник-шпион и центр управления. Сохранились банковские счета и автомобили со спецоборудованием. Словом, все, что можно было спрятать, засекретить, скрыть под землю, или вывезти за границу.
Но было и то, что законсервировать нельзя - время.
- Осторожность это хорошо, но вербовка ведется из рук вон плохо. Нам нужна молодежь, Эрвин.
- Молодежь? - Поднял брови Тизендорф. - Вы уверены, геноссе генерал? Они дети своего времени, им не понять, как мы жили и за что боролись. Даже не все из наших остались верными. Далеко не все...
- Эрвин, самым молодым из нас уже под сорок. Для солдата это пенсионный возраст. А таким как я и вовсе ставят прогулы на кладбище. Именно новому поколению создавать это "свое время" и именно им в нем жить.
Тизендорф хотел что-то возразить, но промолчал и ответил:
- Как прикажете, геноссе генерал.
- События осени 1989 года получили название "поворота". Именно с массовых выступлений в Лейпциге и Берлине начались изменения в Восточной Германии, через год приведшие к созданию единого немецкого государства и построению в восточных землях демократического общества.
Профессор Кляйн имел длинную окладистую бород, копну длинных торчащих во все стороны волос и высокий лоб с залысинами, которые он, по слухам, специально подбривал, чтобы быть похожим на Солженицына.
- Одним из первых проявлений новой демократии стало открытие секретных архивов Штази для всеобщего доступа. Сегодня мы являемся первым обществом в мире, где разрешено заглянуть в материалы спецслужб. Да, Конрад? - Остановился он, заметив понятую руку. Конрад был отличником учебы и любимцем преподавателей.
- Профессор, а почему после объединения и окончания холодной войны не было принято аналогичного решения об открытии архивов Ведомства Охраны конституции и Федеральной разведки? Почему демократия не коснулась демократических спецслужб?
Кляйн улыбнулся.
- Но, Конрад, ведь это - действующие оперативные службы демократического государства, задачи которых - защищать закон и права граждан. А Штази ГДР была репрессивным органом тоталитарного государства, ее архивы открыты, чтобы засвидетельствовать ее преступления против прав человека.
- Но несмотря на то, что холодная война давно закончилась, контроль со стороны демократических спецслужб возрастает с каждым годом. Прослушивают даже разговоры с адвокатами, священниками и врачами! - Не унимался Конрад. Сидевшая рядом Марта пихнула его локтем.
- Заткнись, Кони. Зачем тебе неприятности?
- Это для нашей же безопасности. Мировой терроризм проникает в нашу страну, именно этим обусловлены усиленные меры безопасности на границах и внутри страны. - Развел руками профессор. Теперь подняла руку белокурая Анна из первого ряда.
- Профессор, вы говорили, что пограничники ГДР совершали преступление, стреляя в перебежчиков через Стену. Разве государство не должно охранять свои границы?
- Сложный вопрос, Анхен. Эта искусственная граница проходила через сердце германской нации, и солдаты стреляли в собственных граждан только потому, что те хотели жить в демократическом обществе.
- То есть среди нарушителей границы не было контрабандистов, скрывающихся преступников, агентов западных спецслужб? - Спросила Анна.
- Я не изучал это вопрос так глубоко, Анна. - Признался профессор Кляйн.
- Профессор, мы говорим, что мы лучше ГДР, потому что у нас соблюдаются права человека, но ведь к ним относятся и экономические права - право на работу, зарплату, отдых, собственное жилье. Мы это декларируем, но не можем исполнить даже в Европе, а ведь есть еще Африка, Азия, Латинская Америка!
- Да кому это все интересно... - зевнул парень с ярко окрашенными волосами.
- Да уж не тебе, сынку фабриканта, у которого это все есть. - Парировала сидящая рядом с Анной Эльза. Раздалось хихиканье. Звонок на перемену спас профессора Кляйна от необходимости отвечать на неудобные вопросы.
- Дети, не издевайтесь над Кляйном. Он честный человек, хоть и со своими взглядами, но такова учебная программа, а он не хочет лишиться кафедры.
- Мой дедушка был пограничником и за всю свою службу не взял ни одной взятки. А сейчас нас учат, что они были преступниками. - Угрюмо произнесла Анна.
- Историю пишут победители, и с этим ничего не поделаешь. - Вздохнул профессор Виннер. В его кабинете собрались пять человек: Эльза, Анна, Конрад и еще одна пара со второго курса.
- Тогда получается, что побежденные - мы? - Спросил Конрад. Виннер промолчал.
- Кстати, Конрад, работы профессора Фогеля сейчас у тебя? - Спросил он. Студент кивнул.
- Не возвращай их в библиотеку. - Сказал Виннер. Конрад удивился:
- Почему это?!
- Вышло распоряжение об изъятии из библиотеки Университета Гервена материалов тоталитарной пропаганды. Книги академика Фогеля включены в их число. Пусть лучше они останутся у тебя.
Конрад вскочил.
- Но они не могут так поступить! У меня же дипломная работа по Восточной Германии. Я не могу написать ее только по западногерманским источникам!
- Профессор Кляйн говорит, что после объединения мы построили новое демократическое общество. - Сказала Анна. - Почему же... Почему так... - Она запнулась.
- Почему весси приперлись к нам в страну и учат нас, как нам в ней жить? - С прусской прямолинейностью докончила Эльза.
- Герр Виннер, вы ведь были секретарем факультетской организации Союза Свободной Немецкой Молодежи. Неужели все действительно было так, как рассказывает Кляйн?
- Было по разному. - Виннер снял и протер очки в металлической оправе. - У нас тоже не допускали в библиотеки "неправильные" книги. Но в то же время наш Союз был реальной силой, студенты были активными, интересовались происходящим в стране. К нам прислушивались даже ректор и Совет Университета, студента не могли отчислить без нашего согласия.
- А давайте возродим организацию, профессор Виннер! - Предложил Конрад. - Я знаю, кто из ребят нас поддержит. И начнем работу с того, что воспрепятствуем зачистке библиотеки!
- А потом поднимем вопрос о плате за обучение - в этом году ее снова повысили. И о сокращении учебных мест - почему нам заявляют, что стране не нужно столько людей с высшим образованием? - Поддержал его парень со второго курса.
- Возродить Союз Свободной Молодежи? - Удивился профессор.
- А почему нет? Ведь в этом названии нет ни слова политики. - Невинно улыбнулась Эльза.