Степан Тимофеевич Разин (1630 - 1671)

Ранняя биография.

Судьбы людей старых времен, даже сыгравших огромную роль в истории, но не принадлежавших к самым верхам господствовавшего класса, пестрят белыми пятнами. Их жизни до того момента, когда они уверенным шагом вышли на историческую арену, известны нам в большинстве случаев лишь по отрывочным свидетельствам. Неизвестным остается обыкновенно самое важное: почему они сделали тот или иной выбор, избрали себе ту или иную судьбу. Какие бытовые и психологические причины превратили Степана Разина, удачливого и домовитого казака, принадлежавшего к верхушке донского общества крестника войскового атамана, в вождя всех угнетенных и обездоленных России, в мстителя за все перенесенные ими страдания? Биография Разина делается необъяснимой, если исключить достаточно достоверный, хотя и не подтвержденный всеми источниками факт казни его старшего брата Ивана боярином Юрием Долгоруким, позднее самым беспощадным палачом восставшего крестьянства.

Рождение Степана Тимофеевича Разина историки традиционно относят к 1630г., хотя от этой даты возможно отступление на пару лет в ту или иную сторону. О его матери ничего неизвестно, а отец, Тимофей Разя, происходил по всей вероятности, из воронежских посадских людей, но довольно давно пришел казаковать на Дон. В Воронеже у Тимофея Рази остался брат Никифор, по прозвищу Черток, который много десятилетий спустя примет участие в поднятом своим племянником восстании и покажет себя далеко не бесталанным полководцем. У Степана было два брата, старший, Иван, и младший, Фрол, каждый из которых сыграет свою роль в его жизни.

Донское казачество даже в первые десятилетия 17 века не было бесклассовой братской общиной. Существовала четкая грань между богатым, домовитым, казачеством, обитавшим преимущественно на Нижнем Дону, и казачьей беднотой, голутвенными, жившими преимущественно на Верхнем Дону, в казачьих городках по Хопру и Медведице. Однако грань между верхами и низами не закостенела до такой степени, как в Московском царстве. При смелости, уме и везении новопришелец мог подняться в казачью верхушку.

Всеми этими качествами Тимофей Разя обладал. Иначе не стать бы его сынам Ивану и Степану популярными на Дону атаманами и не крестил бы Степана тогда еще, наверное, не старый, но перспективный домовитый казак Корнила Яковлев, который через три десятилетия станет войсковым атаманом, а еще через десятилетие выдаст своего крестника на пытки и казнь московским воеводам.

Тимофей Разя умер приблизительно в 1650г. А в 1652г. в исторических бумагах впервые встречается упоминание о Степане Разине, который просит разрешить ему отправиться на богомолье в Соловецкий монастырь, поставить там свечу за упокой души отца. Поскольку такие хождения на богомолье были у донских казаков обычным явлением, разрешение было дано без проблем.

Молодой Степан прошел через всю тогдашнюю Россию. Его путь лежал сперва через центральную Россию (Тамбовщина, Тульщина), где зависимость крестьян от помещиков имела самые жестокие формы, затем через Москву, где ему наверняка пришлось иметь дело с московской волокитой и всевластием приказных, а затем - через северную, замосковскую Русь, где крепостного права не существовало, крестьяне были государственными и жили, несмотря на нелегкие природные условия, значительно лучше, чем крестьяне центральной России. Мы не можем с уверенностью знать, о чем думал молодой Степан во время этого путешествия, но думать ему было о чем. Опыт приобретался и накапливался.

Едва ли это первое знакомство с реалиями крепостнической России сразу перевернуло все жизненные ориентации молодого казака. Оно только оставило зарубки в памяти, к которым он обратится, когда придет время. Последующие тринадцать лет - это самый благополучный с обывательской точки зрения период жизни Разина, период не судьбы, а карьеры. Когда Разин много лет спустя порвет с миром богатых и властных, ему будет, что терять, пойди он до конца по тому пути, по которому шел его крестный Корнила Яковлев, то стал бы после Корнилы войсковым атаманом, а для самооправдания мог бы искренне полагать, что служит России, защищая ее от басурманов, что плетью обуха не перешибешь, и что если одни люди мучают других, значит, так тому и быть. Но Разин пойдет другим путем, который приведет его под топор палача, - и в народную бескорыстную память.

Но это будет потом. А пока что следующее упоминание о Разине мы находим в 1658г. - упоминание как о члене казацкой станицы (посольства), посланной в Москву для решения вопросов международной политики. Чтобы сравнительно молодой казак попал в такое посольство, недостаточно было протекции крестного, требовались собственные ум и талант.

После этого мы встречаем Разина в нескольких посольствах к калмыкам (калмыки были врагами крымских татар, а поэтому - союзниками донских казаков). В 1661г. он снова едет в Москву - по всей вероятности, для объяснения московским властям тонкостей казацко - калмыцких отношений.

В 1663г. Разин - дипломат впервые (в известных нам источниках) проявляет себя как талантливый полководец. Он командует отрядом, состоящим из донских и запорожских казаков и калмыков, проходит через всю степь к Перекопу, захватывает там богатую добычу, а когда по обратной дороге, у Молочных Вод, недалеко от Перекопа, на отяжеленное добычей казацко-калмыцкое войско нападает с отрядом крымских татар Сафар Казы-ага, одерживает над ним победу. После этого о Степане Разине начинает ходить слава как о удачливом и умном полководце.

Мы не знаем, что думал и чувствовал Разин в эти годы, до какой степени боль за всех обиженных и униженных уже тогда тлела в его сердце, хотя и была задвинута на второй план дипломатическими и военными делами. Если бы этой боли не было, не было бы и всего дальнейшего. Как реагируют люди на катастрофу, принимают ли они ее вызов или смиряются перед ней, зависит от них, от их уже сформировавшегося склада личности.

Нельзя считать, что дипломатическая и военная служба лояльного к царской власти донского казака Степана Разина прошла бесследно для него и не имела своих положительных результатов. Именно из нее он вынес как опыт военачальника, так и широту политического кругозора, отличавшую его в лучшую сторону от других вождей крестьянских войн в России. Если в восстании Пугачева не заметно никакого стратегического военного плана и сам Пугачев был не столько вождем движения, сколько его знаменем, а основное руководство принадлежало образовывавшей повстанческий центр группе яицких казаков, то вплоть до тяжелого ранения Разина под Симбирском восстание происходило по достаточно продуманному плану, а руководящая роль в нем самого Разина была бесспорной.

Широта международного политического кругозора побуждала Разина искать союзников среди врагов московского царя на международной арене, а равным образом заботиться о привлечении к восстанию всех недовольных групп в России - до части дворянства включительно. Не его вина, что потенциальные союзники, - не только персидский шах, от которого странно было бы ожидать чего-либо иного, но и украинские вожди Серко и Дорошенко в ужасе шарахались от перспективы союза с казацкой вольницей, а примкнувших к восстанию русских дворян и детей боярских оказалось по неизбежным историческим причинам ничтожно мало...

Судьба Разина решительно перевернулась поздней осенью 1665г. Его брат, Иван Разин, командовал казацким отрядом, воевавшим в польской войне в войсках боярина Юрия Долгорукого. По старинным обычаям, казаки на царской службе воевали только до зимы, затем возвращались на зимовку к своим куреням. Однако крепнущий абсолютистский строй видел в такой манере воевать подлежащий уничтожению пережиток древней вольности, и хотел заменить ее рабской регулярщиной. Поэтому когда Иван Разин, по старому обычаю, и вопреки приказу Долгорукого, увел свой отряд на зимовку на Дон, отряд по дороге был окружен сильно превосходящим его по численности боярским войском, а Иван Разин был арестован и повешен. Неизвестно, присутствовал ли при этом Степан, однако казнь старшего брата точно так же переломила его судьбу, как переломит через 222 года казнь старшего брата судьбу другого крупного деятеля русской истории - Владимира Ильича Ульянова - Ленина.

Поскольку казнь старшего брата, Ивана Разина, известна не по всем письменным источникам, некоторые историки сомневаются в том, что она была на самом деле. Однако что-то резко перевернуло судьбу Степана Разина между 1663 и 1667гг. В 1663г. мы видим его удачливым атаманом - добытчиком на царевой службе, в 1667г. - вождем донской голытьбы, захватывающим и дуванящим купеческие и патриаршьи струги, обещающим волю всем кабальным и опальным. Скорее всего, этим что-то и была известная по многим, хотя и не по всем источникам казнь старшего брата воеводой Долгоруким.

Революционером становится лишь тот, кто умеет чувствовать чужую боль так же, как свою. Но, чтобы чувствовать чужую боль, нужно вначале испытать свою - и соединить ее с болью всех страдающих и мучимых. Если уважаемый донской казак, командир казацкого отряда, был повешен, как прошкодившая собака, по слову воеводы, то что уж говорить о крестьянах или посадских? Чтобы отмстить за смерть брата, Разину нужно было отомстить за страдания всех душимых царским деспотизмом. Их боль стала его болью.

С казнью Ивана Разина умер и перспективный в плане дальнейшей карьеры домовитый казак, дипломат и головщик на царской службе Степан Разин. Предстояло появиться на свет грозному вождю всей черни, всех кабальных и опальных, всех поротых и замордованных.

За зипунами.

Однако возникал вопрос - что делать дальше? Особую остроту этому вопросу придало то, что после окончательного закрепощения крестьянства в 1649г. количество беглых на Дону возрастало невероятными темпами, и этой обездоленной массе нужно было что-то есть и приложить куда-то свою энергию.

На следующий год после казни Ивана Разина свой путь решения проблемы испробовал уважаемый казак, участник войны со Швецией в 1650-е годы Василий Родионович Ус. Собрав несколько тысяч казачьей голытьбы, он пошел с нею наниматься на цареву службу. Однако затяжная и изматывающая война с Польшей подходила к гнилому компромиссному миру, новых войн пока что не предвиделось, поэтому новые воины были царю без надобности.

Пока Ус со своими казаками шел через Тамбовщину к Туле, где сидел воевода Юрий Никитич Борятинский (с ним нам еще предстоит встретиться), к отряду Уса стали приставать крестьяне и  беглые солдаты, верившие, что показачивание даст им волю. Кое-где беглые крестьяне и солдаты принялись сводить счеты со своими помещиками и начальниками. В результате царские власти увидели, что войско Уса, несмотря на все его лояльные заверения, представляет не чересчур усердных, но доброжелательных царевых помощников, а потенциальную угрозу для царской власти. В итоге было принято решение пригласить Уса с его есаулами на переговоры к Борятинскому в Тулу, арестовать их там, а в это время разбить оставшееся без руководства и стоявшее на реке Упе усово войско.

Получилось по-другому. Василий Родионович вместе со своими есаулами сумел сбежать из-под ареста, добрался до своего войска прежде, чем к нему подошли царские войска и быстрым маршем, избегая боев и потерь, увел его на Дон. Царевы воеводы кусали локти, однако устраивать полномасштабный конфликт с Войском Донским было вроде не из-за чего, поскольку движение Василия Уса не переросло в открытое восстание. Ограничились полумерами: царевы каратели, при снисходительном отношении донской старшины, позахватывали кой-где в верховых городках беглых, а Василий Ус получил выговор с лишением годичного жалованья от войскового атамана.

История с походом Уса дала Степану Разину два урока. Во-первых, надеяться на цареву милость и царево жалованье - гиблый путь вообще, для новопришедшей на Дон голытьбы - в особенности. Во-вторых, к открытой вооруженной борьбе с царевым войском эта голытьба была пока еще не готова. Нужно было искать третий путь.

Каким мог быть этот третий путь, было понятно любому уважающему себя казаку. Это должен был быть набег на соседние страны с целью "шарпанья зипунов" (грабежа имущества) и "дувана" (раздела) этих зипунов между казаками. Оптимальной целью набега были Крым и черноморское побережье Турции, однако выход в Черное море донским казакам прочно перекрывала мощная турецкая крепость Азов. Казаки, правда, уже брали Азов в 1636г. и удерживали его пять лет, пока не были вынуждены вернуть его Турции по приказу царя, не желавшего портить с Турцией отношений. Однако взятие Азова в 1636г. было осуществлено всем войском донским, тогда как под началом Разина были преимущественно голутвенные казаки - беглые вчерашние крестьяне и посадские, еще не умеющие воевать. Царь, как и 30 лет назад, не хотел осложнений с Турцией, поэтому донская верхушка, включая крестного Разина - Корнилу Яковлева - дала понять голутвенному войску, что воспрепятствует его нападению на Азов.

Оставался путь на Волгу, а с Волги в Персию, пограбить "кизилбашей" (так называли тогда на Руси персов). Этим путем и пошел Разин со своим войском.

Уже выйдя на Волгу весной 1667г., он всеми действиями своими показал, что солоно от него придется не только кизилбашам. Разинцы разграбили струги, принадлежавшие богатейшему московскому купцу Василию Шорину, а также царские и патриаршьи струги. Но дело не ограничилось грабежом. Разин освободил колодников, перевозимых на государевых стругах в ссылку в Астрахань, и призвал гребцов и стрельцов перейти на свою сторону:

"Вам всем воля; идите себе куда хотите; силою не стану принуждать быть у себя; а кто хочет идти со мною - будет вольный казак. Я пришел бить только бояр и богатых господ, а с бедными и простыми готов, как брат, всем поделиться".

В результате все судовые рабочие и стрельцы присоединились к его отряду.

При этом разинцы не присвоили деньги, которые везли на государевом струге в качестве жалованья астраханским стрельцам, а высадили начальника охраны каравана Кузьму Кореитова с этими деньгами на берег, раздев его предварительно догола.

Персия была традиционным союзником Москвы, их объединяло существование общего могучего врага - Турции. Уже поэтому царские воеводы предпринимали все усилия, чтобы не пропустить разинское войско в Персию. Да и наличие вооруженной и неподконтрольной разинской ватаги, отдаленные цели которой были непонятны, не могло не внушать государевым людям тревогу.

Однако из всех попыток помешать разинцам прорваться сперва на Волгу, а потом в Каспий, ничего не вышло. Когда разинское войско проплывало мимо Царицына, тамошний воевода Унковский приказал обстрелять его из пушек. Стрельцы, однако же, сочувствовали разинцам, а потому стреляли по ним холостыми зарядами. Так зародилась легенда, что славный атаман зачарован от пуль и снарядов.

Под Черным Яром недалеко от Астрахани разинцев настигло стрелецкое войско под командой воеводы Беклемишева. Однако и эти стрельцы не горели воинственным пылом, поэтому позволили себя легко победить, раненого Беклемишева Разин, изругав, отпустил восвояси.

Вскоре казаки вышли в устье Волги. Однако Разин считал, что к войне в Персии его войско еще не готово, что вчерашним беглым крестьянам не грех подучиться военному искусству. Так возникла идея захватить Яицкий городок и перезимовать в нем, тем более, что с яицкими казаками у Разина были налажены прочные связи.

Яицкий городок разинцы захватили под видом странствующих богомольцев. Был ли командовавший обороной Царицына стрелецкий голова Иван Яцын столь глуп, что в опасное время согласился пустить в город большую толпу непонятных людей, то ли, как предполагает историк Костомаров, Яцын наоборот был слишком хитер, и понадеялся перебить разинцев, маневр которых с переодеванием в богомольцев он разгадал, внутри города, только он открыл ворота, после чего разинцы, которых изнутри поддержали яицкие казаки, захватили город. После этого был казнен стрелецкий голова Иван Яцын, а с ним вместе - 170 стрельцов. Если не считать Разина кровожадным чудовищем, которым он на самом деле не был и крови свыше необходимого не проливал, то инициатива такой массовой расправы над стрельцами исходила, по всей вероятности, от яицких казаков, которым стоящий в городе стрелецкий гарнизон был занозой, напоминавшей об утраченной вольности.

Зимой 1667 - 1668гг. Яик стал первым городом, в котором разинцы ввели свое общественное устройство. Вся власть в городе принадлежала кругу - собранию жителей города. Все кабальные записи были сожжены, и холопы отпущены на свободу. На свободу из долговых ям были отпущены и должники. Казаки не собирались вводить всеобщего поравнения и тем более обобществления имущества, однако имущество врагов - богатых купцов, приказных, стрелецкой верхушки, а также государева казна были поделены поровну между всеми жителями города и разинцами. Как пишет историк А.Н. Сахаров:

"Степан сам руководил дуваном, чтобы все было по справедливости. И когда видел, какую радость приносит дуван людям, сам он светлел и отмякал. Подходил, шутил с одаренными людьми и видел, что не в вещице дело, не в рубахе или портах, а в том, что не забыли человека, выделили, уважили, поставили его вровень со всем миром" (А.Н. Сахаров. Степан Разин (Хроника 17 века). М., 1973, с. 98).

Перезимовав в Яицком городке и поднакопив силы, разинцы весной 1668г. пошли походом на Персию.  На помощь Разину привел свой отряд в 800 человек бесстрашный и беспощадный донской казак Сергей Кривой, обойдя засады воевод и разбив высланный против него из Астрахани отряд головы Григория Оксентьева.

С точки зрения последующей морали грабительские походы казаков за зипунами не вызывают особой симпатии. Однако едва ли имеет смысл применять нормы последующей морали к жизни 17 века. Все чужие были врагами. Нападения врагов следовало отбивать, но верхом молодечества было самим поживиться за счет врагов. Крымские татары грабили русские и украинские села, захватывали в рабство пленников, донские и запорожские казаки при случае совершали налеты на Крым и Турцию, грабили аулы, захватывали в рабство татарских рыбаков и виноградарей.

Советские историки, чтобы пригладить образ разинской вольницы, любили подчеркивать, что во время войны в Персии разинцы грабили только богатых, а не бедных, и что даже, как писал московский толмач (переводчик) в Персии некто Ивашка "да к ним же [т.е. к разинцам]... пристали для воровства иноземцы, скудные многие люди". На самом деле, скорее всего, разинская вольница грабила в Персии всех, у кого было что награбить, однако у персидской, азербайджанской, дагестанской и пр. бедноты все, что можно было, уже награбили свои местные ханы да беи, поэтому эта беднота не без злорадства смотрела, как разинцы реализуют принцип "грабь награбленное", а ее наиболее активные элементы и вправду присоединялись к разинцам ради этого святого дела.

Бои в Персии шли с переменным успехом, казаки избегали боев с крупными превосходящими силами и даже послали к персидскому шаху делегацию с просьбой разрешить им поселиться в Персии. Однако в Реште случилась катастрофа.

В это время как раз казацкая делегация пребывала у шаха, держалось перемирие, поэтому вошедших в Решт с мирными целями казаков встретили спокойно. На беду, кто-то из казаков пронюхал, что в Реште есть большие запасы старинного вина, казачья вольница, не спросясь хозяев, стала разбивать бочки и пьянствовать. Началась драка, переросшая в сражение. Успевшие перепиться казаки были разбиты, потеряли много своих товарищей, те же, кто, как Разин и Кривой, сохраняли пока еще трезвую голову, сумели объединить часть казаков и вырваться из города к стругам.

Узнав о рештском побоище и получив одновременно письмо от Алексея Михайловича, повествующее о злодейском нраве казаков, шах приказал казнить разинское посольство. Планы переселения в Персию, если они всерьез были у разинцев, рухнули.  

Рештская история характеризует разинскую вольницу с совершенно не лучшей стороны. При этом нужно помнить, что пошедшие за Разиным беглые крестьяне и посадские, казачья голота, видели слишком мало радости в жизни, чтобы не потянуться к подвернувшемуся, как им кажется, разгульному празднику, совершенно не задумываясь о последствиях. Казачья беднота вообще плохо умела просчитывать свои действия в стратегической перспективе. Умел это делать сам Степан Тимофеевич, но и он должен был считаться с настроениями и стремлениями пошедших за ним голутвенных казаков. Разин не был "веселым и хмельным" атаманом вольницы, это был крупнейший политик и вождь угнетенных классов Московского царства, но даже он не мог не быть какими-то сторонами своей личности близок не только сильным, но и слабым сторонам этих угнетенных классов, иначе они просто не пошли бы за ним как за своим вождем.

Рештская катастрофа была отчасти компенсирована фарабатским успехом. В крупнейший торговый город Фарабат разинцы пришли под видом мирных купцов, пять дней продавали здесь товары по весьма умеренным ценам, за это время узнали наперечет местных богатых купцов, а затем смелым налетом ограбили их всех и удалились с богатой добычей.

За поражением следовала победа, за победой - неудача. Пытаясь добыть продовольствие в Туркмении, погиб ближайший разинский помощник Сергей Кривой. Для разинского войска это была большая потеря.

Зиму 1668 - 1669гг. разинцы перезимовали в весьма трудных условиях на Свином острове в Каспийском море. Весной 1669г. к острову подошла посланная шахом флотилия в 50 судов, возглавляемая опытным персидским флотоводцем Мемед-ханом. В жестоком морском бою разинцы одержали блестящую победу, из 50 вражеских судов уйти смогли только 3, в плен разинцам попали сын и дочь Мемед-хана (по всей вероятности, именно по поводу этой дочери возникнет легенда о персиянской княжне).

В Персии разинцы дела свои сделали. Была добыта богатая добыча, а необстрелянные беглые крепостные получили боевой опыт. Пора было возвращаться в Россию.

"Как бы от той шубы да не было шуму".

В августе 1669г. разинская флотилия подплыла к Астрахани. Что с ней делать, астраханский воевода Иван Прозоровский и князь Семен Львов не знали. Вступать в бой, - так не было уверенности, что астраханские стрельцы и посадские люди не перейдут на сторону казаков. Пропустить с миром - так было нельзя вследствие царского приказа.

Кроме всего прочего, Прозоровский и Львов, как и все начальные люди Московского царства, отличались немалым корыстолюбием и надеялись, что за пропуск на Дон немалая часть полученного в персидском походе казацкого дувана достанется им.

В результате подобных рассуждений Львов и Прозоровский вспомнили годичной давности царскую грамоту, по которой если Разин и его товарищи покаятся в своих винах, сдадут тяжелое оружие, т.е. пушки, и персидских пленников, им прощались все вины.

Львов со своим войском встретил Разина недалеко от Астрахани. После переговоров было решено, что переговоры продолжатся в Астрахани, куда Львов беспрепятственно пропускает Разина. От Разина князь Львов получил за такое решение богатые подарки, после чего, расчувствовавшись, провозгласил Разина своим названым сыном.

Переговоры в Астрахани проходили при большом упорстве с обеих сторон. Разинцы были согласны отдать тяжелые пушки, которые им пока что были не нужны, но заявляли, что легкие пушки позарез необходимы во время перехода через степь для защиты от татар. Кроме того, они говорили, что никак не могут отдать персидских пленников (разве что, из уважения к царю, могут отдать сына Мамед-хана), поскольку эти пленники нужны им для обмена на попавших в персидский плен товарищей. В общем и целом, переговоры завершились в пользу разинцев. По преданию, этому немало посодействовала богатая разинская шуба, на которую загорелись глаза у воеводы Прозоровского. Разин отдал шубу, но, раздраженный корыстолюбием воеводы, не преминул заметить: "Бери, воевода, шубу, да как бы не было из той шубы шуму". И вправду, на следующий год шум от этой шубы стоял по всему Поволжью...

Пока 10 дней Разин со своими есаулами вел переговоры с Прозоровским, рядовые разинцы гуляли по Астрахани. Для замордованного начальством посадского или стрельца не подвластный начальственной плети казак вообще был идеалом свободной и счастливой жизни, но если этот казак приходил в ореоле победы, славы и добычи, и с ним не мог ничего сделать никакой воевода, престиж казака возрастал во много раз. Разин и его сподвижники, готовясь на будущее, делали со своей стороны все, чтобы престиж казака стоял на высоком уровне, завязывали в Астрахани полезные контакты и делали недвусмысленные призывы. Иностранный наемник Л. Фабрициус вспоминал, что Разин в Астрахани "сулил вскоре освободить всех от ярма и рабства боярского, к чему простолюдины охотно прислушивались, заверяя его, что все они не пожалеют сил, чтобы прийти к нему на помощь, только бы он начал".

Другой иностранец, Стрейс, дает следующее описание Разина:

"Вид его величественный, осанка благородная, а выражение лица гордое; росту высокого, лицо рябоватое. Он обладал способностью внушать страх и вместе любовь. Что б ни приказал он, исполнялось беспрекословно и безропотно".

10 славных дней, пока разинцы стояли поздним летом 1669г. в Астрахани, дали Разину очень много. Они убедили его, что народ поднимется против ненавистной власти, лишь только найдется сила, которая сможет бросить этой власти вызов, и что власть до такой степени прогнила от коррупции и продажности, что не сможет противостоять этой силе.

По преданию, запечатленному в популярной песне, именно в эти дни Разин утопил в Волге персиянскую княжну, поставив казацкое товарищество выше всех других чувств. Примечательно то, что о персиянской княжне нет упоминаний в донесениях воевод и их агентов, хотя весь компрометирующий Разина материал собирался весьма тщательно. Поэтому подлинность истории с потоплением княжны вызывает сомнения, неизвестно, исходила ли эта красивая жестокая легенда из реального факта.

Но то, что последовало вслед за уходом Разина из Астрахани, вполне документировано, и документы эти убедительно говорят, что обведя вокруг носа мнимым раскаянием и подкупив шубою воеводу Прозоровского, Разин ничуть не изменился. В Царицыне он приказал выпустить из тюрьмы колодников, а услышав, что царицынский воевода Унковский обсчитывает казаков, приказывая продавать им товары втридорога, просто отодрал Унковского за бороду. Из сопровождавшего разинское воинство отряда стрельцов, посланных для пущего бережения Прозоровским, чуть ли не половина стрельцов перебежала к Разину. Когда, узнав об этом, Прозоровский направил вдогонку за Разиным полковника Видероса, чтобы тот убедил Разина сдать пришедших к нему стрельцов, Степан Тимофеевич ответил в следующем духе:

"Должен я предать своих друзей и тех, кто последовал за мной из любви и преданности? Добро же, передай твоему начальнику Прозоровскому, что я не считаюсь ни с ним, ни с царем, что в скором времени явлюсь к нему предъявить свои требования".

В таком настроении духа Разин и прибыл на Дон, где его не было два с половиной года, с весны 1667г. Судьба удалой ватаги, пришедшей из победоносного похода, была известна заранее. Она распадалась до следующего раза, удальцы разбредались пропивать свою долю добычи или тратить ее на хозяйственное обзаведение - смотря по вкусу, удачливый атаман же входил в самую верхушку донского общества - если только не принадлежал к этой верхушке и ранее.

На этот раз все было по-другому. Разин и не думал распускать свое войско. На верхнем Дону он построил небольшую крепость, Кагальник, где обосновался со своим войском сам и куда приказал тайком вывезти из Черкасска свою семью (у него были жена и сын - подробно о них ничего не известно).

Не любящий Разна, но старавшийся объективно, насколько можно было в условиях царской легальности, изобразить его деятельность, старый историк Костомаров так описывает пребывание Разина в Кагальнике:

"Когда он пришел из Царицына, войско его состояло из полутора тысяч; а через месяц, как доносили посланные царицынским воеводою, у него было две тысячи семьсот человек. Он был для всех щедр и приветлив, разделял с пришельцами свою добычу, оделял бедных и голодных, которые, не зная, куда деться, искали у него и приюта, и ласки. Его называли батюшкой, считали чудодеем, верили в его ум, его силу, его счастье. Старый домовитый казак, если ему удавалось обогатиться, старался зажить хорошенько, не заботился о голи, становился высокомерен с ней. Стенька был не таков: не отличался он от прочих братьев казаков ни пышностью, ни роскошью; жил он, как и все другие, в земляной избе; одевался хотя богато, но не лучше других; все, что собрал в Персидской земле, раздавал неимущим. Стенька будто жил для других, а не для себя".

Казаки из разинского войска имели право сходить отдохнуть к своим родным, но только под клятвенным обещанием, что в нужный срок вернутся в Кагальник. Кроме той части дувана, которая была поделена между казаками, оставалась войсковая касса, и зимой 1669 - 1670гг. Разин интенсивно тратил ее на покупку военного снаряжения. Привлеченные разинской славой и грандиозными, хотя и неясными надеждами, в Кагальник валом валили беглые крестьяне и посадские. После короткой проверки принимали всех, не изобличенных в шпионаже в пользу бояр или Корнилы Яковлева. Разин, только появившись на Дону, "сразу же начал привлекать к себе простых людей, одаривая их деньгами и обещая им большие богатства, если они будут с ним заодно и помогут ему истребить изменников - бояр". Было видно, что Разин копит и готовит большую силу, не вполне ясно было, куда эта сила должна была ударить.

Сейчас невозможно определить, когда у Разина со всей отчетливостью сложился замысел "тряхнуть Москву", поднять всенародное восстание против бояр и приказных - возник ли этот замысел уже после казни его брата в 1665г. или тогда появились лишь грандиозные, но смутные идеи, конкретизация которых происходила по ходу развития событий. Если принимать всерьез разинское посольство к персидскому шаху, у Разина в какой-то момент могла быть идея создать казацкое войско за пределами Московского царства, как автономное образование под сюзеренитетом какого-то соседнего государя. Через 40 лет подобную идею реализуют казаки - некрасовцы. После поражения восстания Булавина уцелевшие повстанцы во главе с Игнатом Некрасовым уйдут на территорию Турции, где в обмен на обязанность военной службы в пользу султана получат право внутренней автономии. Некрасовцы станут первыми сознательными народными республиканцами в новой русской истории, поклявшись не возвращаться в Россию до тех пор, пока там есть царская власть. Часть из них, нарушив эту клятву своих прадедов, вернется в царскую Россию в 1830-е годы, большая же часть вернется только в Советскую Россию в 1920-е годы. Что стало с этим реликтом 18 века, старообрядцами - республиканцами, в сталинском СССР, автору не известно, хотя знать сильно хотелось бы...

При всем при том Игнат Некрасов не оставлял надежды поднять новое восстание в России, для чего осуществлял регулярные рейды на ее территорию, в одном из которых и погиб в 1737г., будучи уже стариком...

Кроме создания казацкого войска за пределами России у Разина мог быть и другой план. Его регулярные попытки перетянуть на свою сторону знаменитого запорожского кошевого Ивана Серко и антимосковски настроенного гетмана Правобережной Украины Петра Дорошенко, его контакты с яицкими казаками могут служить доказательством, что Разину приходила в голову идея "другой России", федерации русских, но антимосковских казачьих войск, не зависящей ни от московского царя, ни от польского короля.  

Однако домовитые, природные казаки не имели серьезных притязаний на независимость Москвы. Они зависели от "государева жалованья", т.е. от привозного из московских земель хлеба, и не могли рисковать хорошими отношениями с Москвой. Поэтому идея независимого от Москвы казацкого государства казалась донским домовитым горячечным бредом.

По совершенно другой причине не восторгалась этой идеей казачья беднота - т.е. недавно бежавшие на Дон из России крестьяне, посадские и гулящие люди. У всех у них оставались в России и дорогие сердцу люди, и саднящие сердце неотомщенные обиды, всем им снились тульские или рязанские березки. Они мечтали не изолироваться от погрязшей в воеводских и приказных неправдах России, но очистить праведным карающим мечом Россию от всех неправд, грозными мстителями предстать перед воеводами, боярами, приказными и приказчиками.

Получился тот феномен народных движений, когда ведомые ведут ведущих, когда вождь движения проникается настроениями и стремлениями идущих за ним людей и когда эти люди именно потому идут за ним, что видят в нем лучшего выразителя и борца своих собственных чаяний...А чаяния казачьей голытьбы, собравшейся в Кагальнике, состояли прежде всего в том, чтобы "тряхнуть Москву"...

"И восстал Стенька Разин".

Перетревоженное не вполне еще ясными планами Разина и его товарищей, московское правительство направило на Дон с дипломатической миссией, а на самом деле - на разведку служилого человека Герасима Евдокимова. Не заезжая в Кагальник, Евдокимов прямым путем приехал в центр домовитого казачества - в столицу Войска Донского в Черкасск, выслушал там тревожные речи Корнилы Яковлева со товарищи и собирался было уже возвращаться в Москву, чему должен был предшествовать казачий круг, на котором деятельность Евдокимова должна была получить формальное одобрение. Но нежданно - негаданно на казачий круг приехал сам Степан Тимофеевич со своим кагальницким войском, и, взяв Евдокимова за грудки, ошарашил его вопросом, подлинно ли тот приехал от царя или от бояр. Евдокимов от растерянности не смог прочитать курс политпросвещения о взаимоотношениях царя и бояр, да если бы и попробовал сделать это, никто не стал бы его слушать. В результате Евдокимова утопили в Дону, а руководство казачьим кругом перешло казачьей бедноте с Верхнего Дона. Проформы ради разинские есаулы задали кругу несколько вопросов, любо ли казакам идти снова воевать в Персию или против турок на Азов. Ответом было молчание.

"А любо ли вам, братья-казаки, идти воевать в Русь, изводить воевод?"

И в ответ раздалось тысячеголосое "Любо!".

Так на Дону был совершен революционный переворот и власть от старых домовитых казаков, чьим лидером был Корнила Яковлев, перешла к казачьей бедноте, шедшей за Степаном Разиным.

Зная последующие события, можно досадовать, почему Разин не укрепил свою победу на Дону короткой, но энергичной компанией революционного террора, почему остались на плечах головы Корнилы Яковлева, Михайлы Самаренина и других лидеров домовитого казачества. Однако иллюзия общеказацкого братства была еще очень сильна, крестник Яковлева не хотел без веских на то причин проливать кровь своего крестного, а на какие подлости способны богатые и властные, лишь только возникает угроза их власти и собственности, пошедшие за Разиным бедные и обездоленные знали, но забыли, поскольку гнев бедняка, в отличие от продуманной жестокости богача, грозен, но отходчив. "Ты владей своим войском, а я буду владеть своим", - сказал Разин своему крестному. На Дону наступило своеобразное двоевластие. Пока разинцы были в силе, домовитые казаки были вынуждены сидеть ниже воды, тише травы, но лишь только Разин потерпел первое серьезное поражение, как ему и его товарищам пришлось подосадовать, что они в свое время не вырезали богатых казаков под корень.

Но это будет через полгода, пока же Разин не хотел устраивать на Дону малую гражданскую войну, в которой против него могла бы пойти и часть нейтральных казаков. У Разина были дела в России.

Из Черкасска Разин пошел в Кагальник, а оттуда - в Паншин - городок, где произошло соединение его войска с отрядом уже известного нам Василия Уса. Василий Ус был хорошим казаком и хорошим атаманом, и именно поэтому он без пререканий признал верховное главенство Разина.

В Паншине состоялся новый казачий круг. Общая цель похода - на Москву, была уже решена, оставалось решить маршрут похода. Искушение представлял удар по прямой линии - через Воронежчину, Тамбовщину и Тульщину. Здешнее крестьянство в наибольшей степени страдало от крепостной зависимости и именно поэтому, как могло казаться, представляло наиболее революционный материал. Именно этим маршрутом ходил четыре года назад Василий Ус и именно в центральной России проходили некогда сражения повстанцев Ивана Болотникова.  Проблема состояла в том, что именно в этом районе были сосредоточены отборные царские части, защищавшие Москву от казачьего нападения. Кроме того, в центральной России Разина еще не знали так, как уже знали на Волге, его агитаторы не успели проникнуть сюда. Наконец, только начиналось лето, а Разин и его товарищи понимали, что крестьянство с куда большей готовностью поднимется на восстание осенью, после сбора урожая. Наконец, пока разинское войско с боями бы прорывалось через Тамбовщину к Москве, не исключен был удар по опорной базе разинцев - по Дону - из воеводских Царицына и Астрахани.

Исходя из всех этих соображений, был выбран более длительный, но более оправданный маршрут похода на Москву, предполагавший захват в летнюю компанию поволжских городов, до Симбирска или до Нижнего Новгорода включительно, рассылку небольших групп, призванных разжигать восстание среди крестьянства Среднего Поволжья, а осенью - удар по Москве с востока, причем при походе через современную Мордовию и Рязанщину основному разинскому войску активно помогали бы местные крестьянские отряды. Для отвлечения сил неприятеля предполагался и диверсионный удар с другого конца - со Слободской Украины, что Разин поручил своему младшему брату Фролу и своему побратиму Леську Черкашенину. Наличие такого разработанного плана войны отличает разинское восстание в выгодную сторону от восстания Пугачева, который сперва полгода без толку простоял под Оренбургом, а затем отступал туда, куда его гнали превосходящие по военной обученности силы врага.

Первым делом разинцам предстояло взять Царицын. Это было осуществлено без проблем и даже в момент, когда самого Разина под Царицыном не было (тряхнув стариной, он осуществил набег на бродивших недалеко от Царицына татар). Жители Царицына сами открыли ворота стоявшим под городом повстанцам. Воевода (к тому моменту трепанного в прошлом году Разиным за бороду Унковского сменил Тургенев) с кучкой приближенных заперся в башне, однако его героизм оказался абсолютно ненужен, башня была взята, а воевода утоплен. Было казнено еще несколько ненавистных царицынцам кровопийц, племянника же воеводы Разин помиловал и даже записал в свое войско.

В Царицыне, как и во всех освобожденных повстанцами городах, было введено управление методом казачьего круга, а имущество казненных начальников поделено поровну между всеми жителями.

Между тем астраханский воевода, все тот же И.С. Прозоровский, выслал на предмет подавления восстания экспедицию во главе с князем Львовым. Но бывшие в экспедиции стрельцы, совершенно внезапно для Львова, перешли на сторону разинцев, начали обниматься и целоваться с восставшими и "договорились стоять друг за друга душой и телом, чтобы, истребив изменников - бояр и сбросив с себя ярмо рабства, стать вольными людьми". Все стрелецкие начальники были казнены по приговору стрелецкого круга, кроме голландского офицера - артиллериста Фабрициуса, за которого ходатайствовал его ординарец и кроме... князя Семена Львова, за которого, то ли из старой симпатии, то ли из политических расчетов, ходатайствовал сам Степан Тимофеевич.

Путь на Астрахань был открыт. Астрахань, будучи под контролем воевод, означала постоянную угрозу тылу повстанцев и в то же время, перейдя в их руки, могла стать надежным оплотом восстания (каким она и стала - поскольку народная власть в Астрахани продержалась дольше, чем где-либо еще - до конца ноября 1671г.).

Астрахань, большой торговый город, через который осуществлялась торговля Московского царства с Персией и Средней Азии, стоял на отшибе Московского царства. Регулярная связь с ним была затруднительна из-за труднодоступности путей. Большинство астраханских стрельцов были сосланы туда за какие-то провинности и ни с чем, кроме неприязни, не могли относиться к своему начальству, задерживавшему выплату жалованья и присваивавшему в свою пользу полковую казну. Огромной популярностью Разин и его товарищи пользовались в Астрахани со времен пребывания там в августе - сентябре 1669г., поэтому особых проблем с взятием города не предвиделось.

Разин посылал в город своих агитаторов, чтобы они склонили астраханцев сдаться без боя. Когда эти агитаторы попадали в руки властей, их жестоко пытали и казнили смертью. Такая судьба, постигла, например, молодого разинского агитатора, в память о котором была сложена песня о "разинском сынке". Как пишет Костомаров, "прежде смерти его так страшно истерзали пытками, что самый безжалостный варвар не мог смотреть на него без сострадания". Вслед за тем был казнен пришедший с предложением Разина сдать город боярский человек, попавший Разину в плен вместе с князем Львовом,  а его напарник по посольству, схваченный Разиным астраханский поп, посажен в астраханскую тюрьму. Наконец, за связи с разинцами были казнены двое нищих, один из которых был известен в городе под именем Тимошки Безногого.

Но на каждого схваченного разинского агитатора и посланника приходилось двадцать несхваченных, а недовольство горожан и простых стрельцов воеводским правлением достигло такой степени, что достаточно было сильного толчка, чтобы это правление рухнуло. Не помогли и церковные деньги, которые по приказу Прозоровского, стал раздавать митрополит Иосиф стрельцам в счет расхищенного их начальниками жалованья. "Мы за правое дело и умереть готовы",  - загадочно ответил стрелецкий пятидесятник Иван Красулин, не конкретизируя, что он имеет в виду под "правым делом". На самом деле Иван Красулин давно поддерживал контакты с разинцами и понимал под правым делом совсем не то, что митрополит Иосиф.

Как пишет Фабрициус, накануне штурма Астрахани Разин обратился к своему войску с речью:

"За дело, братья! Ныне отомстите тиранам, которые до сих пор держали вас в неволе хуже, чем турки или язычники. Я пришел дать всем вам свободу и избавление, будьте моими братьями и детьми, и всем вам будет так же хорошо, как и мне, будьте только мужественны и оставайтесь верны!"

"После этого, - продолжает Фабрициус, -каждый готов был идти за него на смерть и все крикнули в один голос "Многая лета нашему батьке! Пусть он победит всех бояр, князей и все подневольные страны!".

В ночь с 21 на 22 июня 1670г. начался штурм Астрахани.  Одновременно в городе началось восстание посадских людей и стрельцов, которые помогли разинцам взять город с тыла. Раненого Прозоровского отнесли в церковь. Как пишет Костомаров, в эту же церковь "начали сбегаться дьяки, подьячие, стрелецкие офицеры, купцы, дворяне, дети боярские, все, кому грозила беда от рабов, подначальных и бедняков". Но церковь вскоре была взята. Круг приговорил к смерти 441 человека. Разин сам возвел Прозоровского на колокольню и столкнул его с раската. Как пишет Костомаров, "астраханский народ озлобился до неистовства на все, что принадлежало к высшему классу народа" и творил суд и расправу по справедливому принципу "кровь за кровь и муки за муки".

Помилованный царев наемник Л. Фабрициус вынужден признать, что Разин "хотел установить полный порядок" в рядах восставших:

"Если кто-либо уворовывал у другого что-либо хоть не дороже булавки, ему завязывали над головой рубаху, насыпали туда песку и так бросали его в воду. Я сам видел, как одного казака повесили за ноги только за то, что он походя ткнул молодой бабе в живот".

В Астрахани, как и во всех взятых разинцами городах, устанавливалась власть общего собрания жителей - круга. Руководителями круга оставались Василий Ус (больной кожной болезнью, по всей вероятности, экземой, он стал мало пригоден для далеких походов) и другой разинский сподвижник, крещеный калмык Федор Шелудяк. Значительную часть своего войска - пятую часть донских казаков - Разин оставил в Астрахани, которая должна была стать надежной тыловой базой восстания.

Разин ушел из Астрахани почти через месяц, 20 июля. Такая задержка, при всей ее объяснимости, играла против восстания. Уже собирали карательные полки воеводы Борятинский и Долгорукий, с неохотой шли в них обленившиеся дворяне, отнятием поместий грозило правительство всем дворянским дезертирам, но ясно было, что лишь только будет создано прочное дворянское ополчение, воевать с ним придется совсем по-другому, чем с недовольными правительством и склонными переходить к разинцам стрельцами. Фактор времени становился решающим, а этот фактор роковым образом недоучитывали разинские атаманы.

Во время пребывания Разина в городе, радикально настроенные астраханские повстанцы, недовольные, что многие классовые враги избежали казней, требовали от Разина нового цикла террора, но Разин ответил им, что поскольку город теперь принадлежит самим астраханцам, пусть они после его ухода делают, что хотят, но пока он в городе, новых казней не будет.Вскоре после ухода Разина из Астрахани, 3 августа, астраханцы побили еще до полтораста противников восстания и конфисковали их имущество. Народ был куда злее и беспощаднее к своему классовому врагу, чем сам Степан Тимофеевич.

Разин между тем доплыл до вольного Царицына и, проведя там еще один круг, утвердился на прежнем варианте решения: поход на север по Волге и затем удар на Москву с востока.

Саратов и Самара сдались Разину без боя. Местные посадские люди, узнав о приближении разинцев, восставали, казнили своих воевод и прочих начальных людей и открывали разинцам ворота. Впереди был Симбирск.

Бои за Симбирск.

Обороной Симбирска руководил воевода И.Б. Милославский. На помощь ему спешил с наконец-то набранным дворянским ополчением воевода Ю.Н. Борятинский. Задача Разина состояла в том, чтобы успеть взять Симбирск до подхода войск Борятинского. Однако этот последний опередил Разина и подошел к Симбирску 1 сентября, тогда как разинцы подплыли к Симбирску только 4 сентября.

В жестоком бою повстанческое войско одержало верх над Борятинским и тот вынужден был отступить к Тетюшам, сохранив, однако, нетронутой, большую часть своей армии. 

Симбирск делился на две части: сам город, посад и господствовавший над ним с вершины горы Кремль. Посад разинцы взяли, опять с помощью восставшего местного населения, без проблем. Взять Кремль не удалось. Четыре раза повстанцы штурмовали его и все четыре штурма окончились неудачей. Брать укрепленные и стойко обороняющиеся крепости казаки не умели.

На целый месяц Разин застрял под Симбирском. Отсюда он рассылал свои воззвания и небольшие отряды, которые, придя в ту или иную местность, поднимали там крестьян на восстание. Восстало все Среднее Поволжье.

То, что областью, где восстание приобрело особую ожесточенность, оказалось Среднее Поволжье, объясняется рядом причин. Среднее Поволжье только недавно стало районом русской колонизации. Лишь в в 1630- 1660-е годы здесь была построена засечная черта и стоящие на ней крепости, охраняющие Москву от татарских вторжений. Сюда, в Среднее Поволжье, бежали от помещичьей кабалы русские крестьяне, и до поры до времени правительство смотрело на их побеги сквозь пальцы, нуждаясь в защитниках засечной черты от татарских вторжений. Однако вслед за русским крестьянином шел русский помещик и обращал  почувствовавшего вкус воли крестьянина в своего крепостного. Кроме русских крестьян, здесь в изобилии проживали крестьяне других национальностей. Кроме гнета своих и русских феодалов, они были недовольны насильственной христианизацией (не очень давно, в 1655г, за насильственное разрушение языческих святынь был убит рязанский архиепископ Михаил). Наконец, посылавшиеся в гарнизоны Среднего (и, как мы видели на примере Астрахани, Нижнего) Поволжья стрельцы жили в значительно более худших условиях, чем московские стрельцы, и не следует забывать, что в города и городки Поволжья часто ссылали участников московских и прочих городских восстаний середины 17 века. Все это делало Поволжье в высшей степени бунташной территорией.

Пока Разин целый месяц неудачно осаждал симбирский Кремль и распространял восстание посредством своих агитаторов по Среднему Поволжью, разбитый им Борятинский поднакопил силы и в начале октября снова подошел к Симбирску. Завязалось ожесточенное сражение, проходившее с переменным успехом, но кончившееся победой Борятинского. Сам Разин был тяжело ранен  (у него была прострелена нога и пробита голова) и повстанцы потерпели поражение, которое далеко не было окончательным. Все можно было бы переиграть на следующий день. Вместо этого казаки, взяв с собой лежащего без сознания Разина, бежали ночью вниз по Волге, бросив мужичье войско на произвол судьбы. Лишившись наиболее боеспособной своей части и оставшись без головы, крестьянское воинство было обречено на истребление, которое, к радости царских карателей, и воспоследовало на следующее утро, после чего еще долго по Волге плыли плоты с повешенными крестьянами.

Казаки привыкли применять в своих войнах тактику быстрых налетов и быстрых отступлений, они не умели вести затяжную регулярную войну и не чувствовали ответственности за пошедших вместе с ними крестьян. Они не понимали, что от исхода боя с Борятинским зависит судьба восстания, что нужно стоять до последнего и уж тем более - не предавать своих товарищей (впрочем, как видно из данного эпизода, крестьян своими товарищами казаки не считали).

Можно только гадать, что было бы, если бы Разин в эту проклятую ночь не лежал без сознания с пробитой головой, а руководил восстанием. У него слишком велико было умение чувствовать чужую боль как свою и слишком высоко было политическое понимание всей важности момента, чтобы предполагать, что в этом случае события не развивались бы совершенно по-другому. Но, оставшись без разинского руководства и предоставленное своим склонностям, радикальное казачество как раз и получило случай во всем блеске продемонстрировать эти склонности, предав своих союзников - крестьян.

В художественной литературе о крестьянских восстаниях в России напряжение между казаками и крестьянами, отсутствие предустановленной гармонии между ними, понял и показал прежде всего Василий Шукшин в замечательном романе о Степане Разине "Я пришел дать вам волю". Одного из героев этого романа, крестьянского мудреца Матвея, убивают разинские сторонники из радикального казачества, недовольные тем, что какой-то мужик сбивает любимого атамана с правильного казацкого политического курса на неправильный, крестьянский.

Костомаров считает, что "Если бы успех этой битвы [c Борятинским] остался на стороне Разина, мятеж принял бы ужасный размер. Стенька находил сочувствие не только в окрестных жителях, но и в дальних углах России; масса поднялась бы страшным пламенем... Борятинский одним днем все разрушил. Как, с одной стороны, успех Стеньки увеличивал число его сообщников, так, с другой, один его проигрыш уронил его значение в глазах обольщенного им народа...".

На самом деле, наибольший размах и ожесточенность восстание в Среднем Поволжье приобретет в октябре - декабре 1670г., когда главная разинская армия была разбита, а сам Разин залечивал раны и не мог повлиять на войну, идущую от его имени. Но правда и то, что потеря главной армии с ее обученными военному делу казаками, и потеря военного и политического руководителя движения обрекали мужицкую войну в Поволжье оставаться партизанщиной, чье поражение было неизбежным.

Разинцы без Разина.

Еще во время продвижения к Симбирску, а затем во время стоянки под Симбирском Разин начал рассылать небольшие отряды, задачей которых было поднимать крестьян на восстание. Горючего материала хватало, нужна была спичка, а этой спичкой и стали разинские атаманы.

Михаил Харитонов с отрядом, состоящим из 4 (четырех) казаков взял Карсун, вслед за ним другие остроги Симбирской засечной черты - Юшанск, Тагай, Урень, Сурск, вслед за тем стал брать города и покрупнее - Атемар, Инсар, Саранск, Пензу, Наровчат, Верхний и Нижний Ломовы.

Другой славный разинский атаман, Максим Осипов, взял города Алатырь и Курмыш, а затем, опираясь на богатые торгово-промышленные села Лысково и Мурашкино, предпринял осаду богатого Макарьевско-Желтоводского монастыря (крестьяне Лысково и Мурашкино были недовольны конкуренцией монастырских старцев, которые, забыв о боге, вовсю ударились в коммерцию). Взять монастырь Осипову не удалось, и он отступил, стребовав предварительно с монахов выдачи захваченных ими в плен своих товарищей, однако осаду монастыря до успешного конца довел другой атаман, Михаил Чертоус. Большая часть монахов во главе с архимандритом успела убежать, оставшуюся часть повстанцы не тронули, довольствовавшись дуваном монастырского имущества. 22 октября к монастырю подошел посланный князем Долгоруким князь Щербатов, разбил повстанцев под Мурашкино, а затем вошел в Лысково. Начались казни. Как пишет Костомаров, "одни были повешены, другие посажены на кол, иные прибиты гвоздями к доскам, некоторые изодраны крючьями или засечены до смерти... Те, которые успели убежать, не спаслись от смерти, и, скитаясь в пустынных лесах, погибали от голода и стужи. Лысково и Мурашкино поплатились очень жестоко".

Кроме повстанческих командиров, вышедших непосредственно из разинского казачьего войска, существовали свои местные. Среди них прежде всего следует сказать о Алене Арзамасской.

Об этой незаурядной женщине мало что известно. Свидетельства о ней - лишь две отписки воевод и три упоминания в посвященных разинскому восстанию трудах современников - иностранцев. Она была дочерью крестьянина из Выездной слободы под Арзамасом, вышла замуж, рано овдовела, после чего ушла в монастырь. Занималась лечением травами, за что прослыла колдуньей. Когда началось восстание, примкнула к нему, "не задумываясь", как пишут советские историки, но на самом деле едва ли этот выбор был сделан без больших раздумий. Из низовых монахов и священников, вышедших из  трудовых слоев общества, не порвавших с ними моральную связь и в то же время благодаря владению грамотой получивших более широкий теоретический кругозор, выходили лучшие вожди и идеологи крестьянских восстаний, и именно такой монахиней была крестьянская дочь Алена.

Возглавлявшийся ею крупный крестьянский отряд вскоре объединился с отрядом Федора Сидорова, донского казака и разинского агитатора, схваченного в Саранске, но освобожденного занявшим Саранск отрядом Михаила Харитонова. Сидоров со своим отрядом занял в начале октября Темников, и туда на соединение к нему привела свой отряд Алена. Почти два месяца они вместе с городским кругом управляли Темниковым, решая дела по справедливости.

Темниковские повстанцы потерпели поражение в бою под селом Веденяпиным 30 ноября (из этого села много лет спустя выйдут декабристы братья Веденяпины). Алена, судя по боярским отпискам, не участвовала в бою, охраняя в это время город. Когда в Темников прискакали уцелевшие немногочисленные повстанцы во главе с израненным Сидоровым и стало понятно, что бой проигран, контрреволюционные элементы города из богатого купечества произвели переворот и к приходу карателей сдали им связанных Алену, Сидорова, поддержавших восстание попов Савву и Пимена (этот последний был ревностным приверженцем свергнутого патриарха Никона и молил бога за "Никона и воровских казаков") и еще 15 повстанцев. Вскоре в Темников из Арзамаса, где была его главная ставка, приехал верховный каратель боярин Юрий Долгорукий. 18 пленных в Темникове повстанцев он приговорил к повешению, а Алену, как ведьму, к сожжению. Под пытками и на казни она вела себя очень мужественно, а когда ее вели на костер, крикнула Долгорукому: "Если бы, князь Юрий, все, как я, воевали, давно пришлось бы тебе поворотить лыжи!".

В современной восточной Мордовии энергично действовал отряд под руководством мурзы Акая Боляева. Вообще, положение мурз, "князей" и "детей боярских" из нерусских народов - потомков правящей верхушки этих народов - во многих случаях было аналогично не положению русских феодалов, а положению стрельцов или, самое, большее, стрелецких начальников невысокого ранга. Они не имели ни земли, ни крепостных крестьян, обязаны были военной службой, условия которой были очень тяжелыми, и получали - скудно и нерегулярно - государево жалованье. Это и порождало в них склонность к протесту и бунту.

Акай Боляев применял ту тактику, которую через 250 лет будет применять Махно. Обычно он действовал во главе небольшого отряда в 20 - 30 всадников, однако для решающих сражений вокруг этого ядра собиралась многотысячная крестьянская масса. Акай Боляев дал несколько упорных сражений в октябре - начале декабря царским карателям, и хотя во всех из них военное счастье колебалось то в ту, то в другую сторону, победа всегда доставалась карателям. Эти практически постоянные победы царских войск над повстанцами вообще характерны для крестьянской войны в Среднем Поволжье, в отличие от начальной стадии крестьянской войны, когда разинские казаки в Нижнем Поволжье постоянно одерживали верх над стрельцами. 

Если в Нижнем Поволжье умеющим воевать казакам противостояли умевшие, но не желавшие воевать стрельцы, то в Среднем Поволжье против самоотверженно сражавшихся, но не обученных военному делу крестьян сражалось стоявшее не на жизнь, а на смерть за свою власть над этими крестьянами дворянское войско. Через 250 лет, в Гражданскую войну 1917 - 1921гг. отряды Махно и Чапаева потому будут побеждать белую гвардию, что сражавшиеся в этих отрядах крестьяне пройдут в Первой Империалистической войне хорошую военную школу. У повстанцев 1670г. такой школы не было. Поэтому во всех крупных военных сражениях они терпели поражения, хотя и дрались отчаянно. Казаков, которые могли бы обучить их военному делу, до Среднего Поволжья добралось очень мало, и на военное обучение было слишком мало времени. По-другому могло бы обстоять дело, если бы сюда, взяв Симбирск, повернуло главное повстанческое войско...

Израненный во многих боях, Акай Боляев решил подлечиться в родной деревня Костяшево, однако там был схвачен и в конце декабря четвертован в Краснослободске.

А вообще народная власть продержалась в городах Среднего Поволжья около трех месяцев. С 4 сентября по 16 декабря решали все дела без воевод, общим собранием, кругом, в Саранске, с 18 сентября по 16 декабря - в Атемаре, с 19 сентября по 15 декабря - в Инсаре, с начала октября по 4 декабря - в Темникове. До 30 декабря удержалась народная власть в Пензе.

Среднее Поволжье было не единственным районом, охваченным Крестьянской войной, хотя здесь она полыхала сильнее всего. Разинские агитаторы добрались не только до Москвы (где их, в случае поимки, пытали и казнили), но даже и до Карелии. Вспыхнуло, но быстро погасло восстание в Слободской Украине.

Слободская Украина (Сумская и Харьковская области современной Украины и части Воронежской и Курской областей РФ) была заселена украинскими казаками, бежавшими под защиту московского царя во время разрушений и руины, которыми сопровождалась начавшаяся на Украине в 1648г. война, война, которой не было видно ни конца, ни края. Царское правительство обещало им широкую автономию, однако на деле эту автономию все больше зажимали московские воеводы. Это создавало недовольство слободских казаков.

В городе Острогожске восстание возглавил бывший сподвижник Хмельницкого полковник (по-современному, не только военный командир, но и глава городской администрации) Иван Степанович Дзиньковский. Когда к Острогожску подошел небольшой отряд разинских казаков, Дзиньковский призвал своих подчиненных к восстанию, утопил царского воеводу и вместе с разинцами взял соседний город Ольшанск. Однако вскоре верный царю сотник Герасим Карабут в союзе с местным протопопом произвели контрпереворот и арестовали Дзиньковского и его сподвижников. Жена Дзиньковского послала гонца к разинцам с просьбой поспешить к Острогожску на выручку, однако гонец попал в руки врагов, и жена Ивана Дзиньковского была казнена вместе с мужем.

В декабре всполыхнуло ярким пламенем восстание на Тамбовщине. Центром восстания здесь было село Кузьмина Гать. Во главе повстанцев на Тамбовщине стоял дядя Степана Разина, воронежский посадский человек Никифор Черток. 4 декабря и 14 января он одержал победу над крупными силами противника (оба эти сражения происходило под селом Бойкино, в 7 верстах от Тамбова), но 8 февраля был разбит под Кузьминой Гатью. В середине марта Никифор Черток объявился на Дону, в начале апреля действовал во главе повстанческого отряда на Хопре. Дальше следы его теряются. По мнению советских историков, он был одним из самых крупных повстанческих полководцев...

За что сражались разинцы.

Среди советских историков преобладало представление, что восставшие крестьяне знали, против чего бороться, но не знали, за что бороться, что у них отсутствовал позитивный идеал, который предполагалось реализовать в случае победы восстания.

 Однако на самом деле, люди - это не движимые рефлексами простейшие животные, и поэтому любому их действию сопутствует осмысление этого действия. Любое выступление угнетенных является в той или иной мере сознательным и организованным, хотя формы сознания и организации менялись соответственно историческим эпохам. 

Эмоционального рефлекса было достаточно для того, чтобы зарезать помещика и потом бежать "до лесу", но чтобы поднять на восстание десятки тысяч угнетенных, требовалось наличие политической программы, общественного идеала, требовалась страстная вера в этот идеал и умение передать эту веру пошедшим за тобой массам. Думать, что десятки тысяч восставших крестьян шли на бой, на смерть и муки, не задумываясь над тем, за что они воюют, значит, непроизвольно разделять крепостническое отношение к крестьянам как к не думающим ни о чем примитивным животным.

Ясно, что бесстрашие и героизм, проявленные десятками тысяч рядовых участников восстания, проявленные Степаном Разиным и Аленой Арзамасской, Акаем Боляевым и Максимом Осиповым  были бы невозможны, двигайся повстанцы лишь простейшими рефлексами угнетенной твари, и не воодушевляй их страстная, самозабвенная вера в победу своего идеала, иными словами, не обладай они определенным миропониманием и мирочувствованием, определенной теорией и определенной политической программой.

Вот что пишет о позитивной программе крестьянских восстаний А.И. Фурсов:        

 "...сама борьба сельских трудящихся, если смотреть не с их точки зрения, а с более широкой исторической перспективы, в которой выделен вектор развития, это борьба за возвращение в социальное прошлое, направленная против хода истории. Она объективно, логически - исторически, направлена на создание таких условий, которые существовали на рубеже доклассового и классового обществ (позднее варварство), когда эксплуатация была минимальной, господствовал обычай, рынок и товарно - денежные отношения были развиты слабо - а следовательно, на низком уровне находилась цивилизация, классовая формация" (А. И. Фурсов. Крестьянство в общественных системах // Крестьянство и индустриальная цивилизация. М., 1993, с. 96).

Складывающейся системе бюрократического самодержавного капитализма, означающей превращение России в поставщика сырья для мирового капиталистического центра разинцы хотели противопоставить трудовую республику (как назовут подобный строй эсеры - максималисты), при котором бюрократический аппарат воевод и приказных был бы уничтожен, все дела решались бы так, как привыкли их решать крестьяне и казаки - на общих собраниях, т.е. на кругах, имущественное неравенство сохранялось бы (в отличие от ряда восстаний на Западе и Востоке, попыток обобществления имущества в разинском восстании не было), однако ограничивалось бы узкими пределами и зависело бы от личного труда.

То, что над этой трудовой республикой стоял бы в качестве верховного военачальника и судебного арбитра некий грозный и справедливый правитель, дела не меняло бы. Из-за локальной ограниченности крестьянства его любимой политической формулой было: самоуправление кругов внизу и справедливый правитель наверху. Сам Разин в цари не метил, отношение его к реальному царю было сложным и каким оно было на самом деле, определить сейчас трудно (грозил же он "передрать бумаги на самом верху"! Скорее всего, никаких иллюзий в отношении Алексея Михайловича он лично не имел, но не хотел отталкивать тех, кто разделял подобные иллюзии. Вообще, Разин был не разгульным атаманом, каким его обычно считают, а замечательным политическим стратегом, и хотел привлечь к борьбе с Московским царством не только его внешнеполитических противников, но и все недовольные слои населения - до московских стрельцов и оппозиционных дворян включительно). Утверждения повстанцев, что с ними вместе идут "царевич Алексей" (на самом деле, давно умерший) и "патриарх Никон" (этого последнего в народе полюбили, лишь только он разругался с царем и оказался в опале) особой роли в пропаганде не играли и мало кого обманывали. Восстание Разина, как и восстание Булавина, из всех крупных народных восстаний в России было в наибольшей степени свободно от царистских иллюзий.

Именно восстание Разина, а не Пугачева, следует считать апогеем сознательной крестьянской революционности в старой России. Фундаментальное различие между восстаниями Разина и Пугачева смог увидеть крупнейший марксистский историк М.Н. Покровский. В своем предисловии к сборнику документов о пугачевском восстании он писал:

"Последнее крестьянское восстание не выработало своей идеологии даже в том зачаточном виде, в каком она была у Разина. Разинцы почти сознательно стремились заменить складывавшееся бюрократическое самодержавие казацким кругом... В истории казацких восстаний Пугачевщина, несомненно, является со всеми признаками упадка: казачество уже не в состоянии было подняться до высоты не только Разина, но и Булавина. Но тем не менее Пугачевщина была крестьянским восстанием... Более мелкая, чем ее предшественницы - Смута, Хмельниччина и Разинщина - политически, тем интереснее Пугачевщина социально" (Пугачевщина. Т.1. Из архива Пугачева. Манифесты, указы и переписка. М. - Лг, 1928, с.4).

Дело заключалось не только в том, что Пугачев именовал себя Петром Третьим. Вся организация пугачевского войска копировалась с правительственных образцов, руководящий орган восстания именовался Военной коллегией, а один из самых преданных и талантливых повстанческих командиров, Чика - Зарубин, именовал себя "графом Чернышевым". В повстанческих документах правительственные войско назывались теми же терминами - "бунтовщики", "изменники" и "злодеи", какими в екатерининских бумагах назывались сами пугачевцы. Осознавший во время скитаний по Руси народное горе мужицкий царь воевал против изменщицы - царицы, тогда как при Разине вечевая Русь вышла на бой против московского спрута. Разинцы "почти сознательно" - по определению Покровского - создавали принципиально другую систему власти, прямую демократию казачьего круга, которая должна была охватить всю Россию, пугачевцы копировали существующую систему власти (хотя и это не следует преувеличивать. Как писал Покровский, "пугачевский тыл управлялся выборными  властями" (там же, с. 12). В случае победы разинцев была возможность, что история России пойдет по - новому, победа пугачевцев означала бы повторение цикла китайской истории, когда старую прогнившую династию сменяет новая, революционная, и все идет по прежнему кругу.

Что было бы в случае победы восстания Разина? Победи оно само по себе, при опоре на казаков, крестьян и инородцев, скорее всего (если не вдаваться в историческую фантастику) при тогдашнем уровне развития производительных сил последовал бы новый круг феодализации (как последовал он после победы восстания крестьян на Украине в 1648г.). Но если бы разинцев поддержали московские стрельцы и посадские люди, а также посадские люди других крупных городов России (Пскова, например), не исключена была бы раннебуржуазная революция (как в Чехии в 15 веке, когда движение крестьянства и мелкого рыцарства соединилось с движением городов), и вся дальнейшая история России пошла бы совершенно по иному.

Вообще, тот факт, что к восстанию не примкнули московские стрельцы, на поддержку которых сильно надеялся Разин, стало одной из решающих причин поражения восстания. Московские стрельцы восстанут через 12 лет, в 1682г. Они убьют своего начальника, боярина Юрия Долгорукого, того самого, на руках которого кровь Ивана Разина, Алены Арзамасской и 11 тысяч замученных в Арзамасе повстанцев. На какое-то время в Москве установится ситуация двоевластия - с сохраняющейся царской властью будет сосуществовать власть революционных стрелецких полков. Однако у восставших стрельцов вместо Разина лидером будет такой совершенно бестолковый тип как князь Хованский по прозвищу "Тараруй" (Болтун). Что еще важнее, задавленное страшным террором после разинского восстания крестьянство не сможет и не захочет поддержать стрельцов. Сельское и городское восстания разминутся во времени - это станет причиной гибели их обоих.

Красный и белый террор.

Советский историк В.М. Соловьев пишет:

"Дворянские и буржуазные историки и литераторы нарочито выделяли и подчеркивали неимоверное количество жертв, понесенных классом феодалов в годы разинского движения. Восставшим приписывали многие тысячи невинно загубленных жизней, акцентировали внимание на их невероятной жестокости, лютом и свирепом нраве самого Разина. Число погибших от рук повстанцев, конечно, непомерно преувеличено, хотя буйство народной стихии, безусловно, сопровождалось крутыми расправами с помещиками и вотчинниками, воеводами и приказными, богатеями и ростовщиками, начальными военными людьми и и т.д. Разин и другие повстанческие атаманы не всегда могли контролировать обстановку даже там, где они были непосредственно, а тем более - на местах.

Но странно было бы ожидать от поднявшихся на классовую борьбу угнетенных масс только воинственных кличей и бряцания оружием. Они вступили в смертельную схватку со своим давним врагом и не намерены были проявлять мягкосердечие к тем, кто всегда был избыточно жесток и неумолим по отношению к ним. Восставшие не жаждали крови - об этом красноречиво свидетельствуют факты, однако в стремительном водовороте событий, когда их жизнь и судьба оказались на кону, они не могли быть излишне снисходительны к своему беспощадному противнику. Ни у самого Разина, пережившего казнь старшего брата, ни у поротых по воле душевладельцев крестьян, ни у нещадно битых за недоимки посадских, ни у замордованных начальными чинами стрельцов не было оснований церемониться со своими классовыми врагами. "Как аукнется, так и откликнется", - гласит народная мудрость. Крестьянская война была социальным возмездием. Феодалы получили то, что заслужили. "Благородным" сословиям жалость была неведома. За каждому малость провинившийся крестьянин бывал сечен по господскому указу кнутом или батогами. "Березовой кашей" тяглых людей щедро угощали, даже не особенно вдаваясь в их вину и проступок, а истязания на правеже были попросту обыкновением.

В России 17 столетия, как и во многих других странах, широко применялись изощренные, в духе мрачного средневековья, экзекуции: на торгу или в каком-нибудь другом людном месте в муках корчились несчастные жертвы, посаженные на кол; дознаваясь правды, государевы палачи выворачивали на дыбе плечевые суставы людям, подозреваемым в том или ином преступлении; ослушников и строптивцев публично секли на высоком козле - деревянном помосте, чтобы всем было лучше видно. Казни устраивались при огромном скоплении народу и были таким же привычным явлением, как крестный ход по случаю того или другого религиозного праздника.

Число убитых и раненых в годы крестьянской войны феодалов не шло ни в какое сравнение с кровавой "работой" государевых карателей. Почти 100 тысяч оборванных на эшафоте, на виселицах, в пыточных застенках жизней - таков страшный итог победы угнетателей над угнетенными. А плюс к этому огромное количество участников восстания было отправлено в ссылку в Сибирь и другие дальние края..." (В.М. Соловьев. Степан Разин и его время. М., 1990, сс. 86 - 87).

В "Песне про Алену - старицу" Д. Кедрина героиня, Алена Арзамасская, говорит пытающим ее палачам и приказным:

"Боярский суд не жаловал,

Ни старого, ни малого,

Так вас любить,

Так вас жалеть -

Себя губить,

Душе болеть!..."

Повстанцы были безжалостны - спору нет. А от кого они видели жалость? У них, у поротых - перепоротых крестьян и посадских, у бесправных перед начальственным кулаком стрельцов, у испытавшей тысячи невзгод казачьей голоты, было лишь несколько коротких месяцев, чтобы расквитаться со своими мучителями за столетия угнетений, и кто, кроме этих мучителей, бояр, дворян и воевод, виновен, что не считавшиеся ими за людей крестьяне, посадские и гулящие люди, могли утвердить свое человеческое достоинство, лишь воздав своим угнетателям кровью за кровь и муками за муки? Господа посеяли то, что пожали, когда обдирали как липку крестьян и секли их за малейшую провинность.

Разинский террор был беспощадным, но совсем не бессмысленным. Захватив в плен воеводу, стрелецкого голову или купеческого приказчика Разин и его атаманы, как правило, передавали решение его судьбы подвластным ему людям. Если таковые признавали, что их начальник был "добер" и "милостив", ему сохраняли жизнь, но таких добрых начальников, за которых бы просили подначальные им люди, было очень мало.

Когда в посланном из Астрахани против Разина войске князя Львова под Царицыным взбунтовались и перешли на сторону Разина стрельцы, Разин предоставил им возможность решить, кого из их начальников, в зависимости от их обращения со стрельцами, казнить, а кого помиловать. Помилования заслужили только два человека: немецкий офицер - наемник, за которого вступился его ординарец, и ...сам князь Львов, которого, по старому с ним знакомству, попросил помиловать сам Степан Тимофеевич.

В воззваниях, рассылавшихся разинским штабом, запрещалось убивать дворян и прочих начальных людей, которые перейдут на сторону восстания. Однако таких дворян (исключая служилое беспоместное дворянство народов Поволжья, давшее такого героя восстания, как мордовский мурза Акай Боляев) были единичные исключения...

После того, как разинский атаман Михаил Харитонов с 4 (!) казаками подошел к Карсуну, в городе вспыхнуло восстание, повстанцы убили в бою воеводу, подьячих и воспротивившихся восстанию пушкарей и затинщиков - привилегированную часть войск. Через несколько дней состоялся суд. На городском кругу восставшие карсунцы приговорили к смерти стрелецкого голову Ф. Мосолова и подьячего Д. Постникова, но помиловали сына воеводы.

Во взятом отрядом Максима Осипова Курмыше горожане первоначально помиловали воеводу И. Рожнова и местных дворян и даже оставили им их имущество. Однако воевода стал плести заговоры против новой народной власти, поэтому на новом кругу в ноябре 1670г. его приговорили к смерти, тогда как подьячего Л.Губанова, которого казаки Осипова хотели казнить вместе с воеводой, курмышцы у них "отпросили".

В соседнем с Курмышем городе Ядрине посадские люди помиловали воеводу, зато казнили присланных к ним карателем Ю.Барятинским двух агитаторов, призывавших их сдаться.

Как видим, повстанцы не проявляли безразборную жестокость, худо ли, хорошо ли, они устанавливали персональную вину своих классовых врагов и обращались с ними соответственно этой персональной вине.

После взятия Астрахани повстанцы казнили воеводу Прозоровского и его старшего 16-летнего сына, однако помиловали, выпоров предварительно розгами, младшего 8-летнего сына. Не тронули разинцы первоначально и астраханского митрополита Иосифа, несмотря на его враждебность восстанию. Остался в Астрахани и помилованный Разиным князь Львов.

Однако после того, как восстание потерпело поражение во всех районах, и Астрахань осталась его последним оплотом, ситуация изменилась. Митрополит Иосиф, находившейся на свободе, организовал при посредстве своих слуг переписку с царевыми воеводами и повел в городе энергичную агитацию за сдачу Астрахани царским карателям. Что делают в противоборствующем с грандиозными силами врага городе с теми, кто действует в пользу этого врага, известно. В мае 1671г. астраханцы сбросили митрополита Иосифа с раската и одновременно с этим казнили сидевшего в астраханской тюрьме князя Львова.

Те 11 месяцев, которые митрополит Иосиф прожил в вольной Астрахани, его мучила совесть, что он не разделил судьбу воеводы Прозоровского с сыном. Иосифу снились кошмары, что бог его за это даже не пустит в рай. Митрополит Иосиф возмущался жестокостью и кровожадностью смердов, которые дерзнули казнить самого воеводу.

Митрополит Иосиф не возмущался , когда Прозоровский повесил, сперва замучив пытками до полусмерти, молодого разинского агитатора, или когда казнил еще нескольких других разинских посланников. Моральные чувства митрополита Иосифа распространялись только на своих, на властных и богатых.

То же самое относится ко всей церковной иерархии. Когда Долгорукий, Борятинский и другие царевы каратели развернули вакханалию безжалостного террора, в которой погибло до 100 тысяч крестьян, в одном только Арзамасе - 11 тысяч, среди действующих церковных начальников не нашлось никого, кто поднял бы голос в пользу братолюбия и сострадания. Все их возмущение было не против торжествующих насильников и мучителей, а против поротых и мордованных крестьян, казаков и посадских, которые дерзнули посягнуть на власть этих насильников.

Вот как описывают иностранные свидетели событий тот беспощадный террор, которым благородное дворянское сословие приводило в повиновение восставшую чернь:
"..Место сие [Арзамас, где была ставка главного карателя боярина Ю.Долгорукого] являло зрелище ужасное и напоминало собой преддверие ада. Вокруг были возведены виселицы, и на каждой висело человек 40, а то и 50. В другом месте валялись в крови обезглавленные тела. Тут и там торчали колы с посаженными на них мятежниками, из которых немалое число было живо и на третий день, и еще слышны были их стоны. За три месяца... палачи предали смерти одиннадцать тысяч человек".

"...И действительно, резня была ужасающая [речь идет о поражении повстанцев под селом Лысково], а тех, что попались живыми в руки победителей, ожидали в наказание за государственную измену жесточайшие муки: одни пригвождены были к кресту, другие посажены на кол, многих подцеплял за ребра багор - так постыдно они погибли... Тех, что сначала смогли бежать, а потом были схвачены, свирепо казнили прямо на месте, а бежавших в безлюдные места заморили голодом". 

К 1674 - 1675гг. было разыскано 246 мужчин и 212 женщин из села Лысково, бежавших после подавления восстания, из соседнего села Мурашкино соответственно 274 и 225. По обоим селам были "выжжены в приход великого государя ратных людей" (т.е. сожжены карателями) 151 двор пашенных крестьян и 71 дворовое тяглое место. В Мурашкино убиты и казнены 228 человек и с голоду умерли 29. Переписные книги по Лыскову и Мурашкину пестрят сообщениями: "место пустое", "кормитца в мире", "скитаетца в мире", "за бунтовство казнен смертью", "от ратных людей убит под Мурашкином", "бежал с воровскими казаками", "пропал безвестно", "за бунтовство в Лыскове смертью вершен", "сослан за бунтовство в Синбир" и т.п.

Такова была резня, которую формировавшийся в России бюрократический самодержавный Левиафан во главе с "тишайшим" царем устроил народу за попытку пресечь возникновение чудовищной системы бюрократического самодержавного капитализма и зажить по вольной волюшке.

Разин: последние месяцы.

С тяжело раненым и находящимся в бессознательном состоянии Разиным казаки плыли вниз по Волге. В Самаре и Саратове, по ряду свидетельств, после того, как дошли сообщения о разгроме под Симбирском, произошел контрреволюционный переворот и разинцев туда не пустили. По другим свидетельствам, контрреволюционный переворот только назревал, и беглых казаков в эти города пустили, хотя совершенно без тех восторгов, с которыми встречали победоносное разинское войско два месяца назад. В Самаре одна старуха, сын которой ушел на Симбирск с разинцами, спросила пришедшего в себя Степана Тимофеевича: "Где мой сын, Стенька?" - "Ты, мать, сама на бой его благословила", - ответил он.

В Царицыне народная власть была еще крепка, здесь Разин лечился и отлеживался около месяца, а потом ушел с верными ему казаками на Дон, в свой Кагальницкий городок.

Что-то бесповоротно сломалось в Степане Тимофеевиче после разгрома под Симбирском. Старый, хорошо разработанный план, потерпел неудачу, война была проиграна в октябре - декабре 1670г., пока Разин залечивал раны. Нужно было разрабатывать новый план и думать, что делать в чрезвычайно ухудшившихся условиях.

Разин рассылал своих атаманов и есаулов поднимать восстание в Слободскую Украину и на Тамбовщину, но те терпели поражение за поражением. Можно было бы и самому пойти туда и если хоть не поднять восстание заново, то хоть погибнуть с честью, однако для такого похода требовался отряд верных казаков, а верных казаков становилось все меньше и меньше.

Можно было уйти в крепко державшуюся Астрахань, где атаманили Василий Ус и Федор Шелудяк, однако хотелось прийти туда не побитым псом, а во главе надежного войска, однако где это войско было взять?

Поэтому Разин метался по Дону, агитируя казаков на новый поход, однако толку из его агитации было все меньше и меньше. Все самые бунтарские казаки, верховая голытьба, ушли с Разиным в поход в 1670г. и сложили там свои головы, остававшиеся нейтральные казаки не верили в способность восстания возродиться, аки феникс из пепла, и все более чутким ухом прислушивались к поднимавшей голову старшинской партии домовитого казачества во главе с Корнилой Яковлевым и Михайлой Самарениным.

Попытка Разина исправить прошлогоднюю ошибку и уничтожить верхушку домовитого казачества, для чего он послал в Черкассы отряд во главе со своим верным товарищем Яковом Гавриловым, кончилась неудачей. Было слишком поздно. Оставалось ждать конца.

13 апреля 1671г. к Кагальнику подошло многотысячное войско казачьей старшины. После ожесточенного боя домовитые ворвались в город, рубя всех разинцев, а Степана Тимофеевича, скрутив, заковали в крепкие оковы. Тех разинцев, кто смог прорваться из Кагальника, атаман Алексей Каторжный повел в Астрахань.

Выдачей Разина Москве донская старшина нарушала старинный принцип "с Дону выдачи нет". Но что там до каких-то принципов, когда речь шла о  классовых интересах.

Долго, полтора месяца везли Степана Разина и его меньшего брата Фрола в Москву. По свидетельству одного из иностранцев, Разин "был обольщен надеждой, что будет говорить с самим великим государем и перед ним изустно защитит дело свое". Разин не надеялся и не мог надеяться, что подобный разговор изменит что-то в его личной судьбе, однако должен же царь, если он не совсем дурак, задуматься, почему десятки тысяч крестьян и посадских, жертвуя всем, поднялись на бунт.

Однако царя совершенно не интересовали причины нестроений в его царстве. Интересовало его нечто другое:

"О князе Прозоровском и о дьяках, и за что побили, и какая шуба... Как пошел за море, по какому случаю к митрополиту ясырь посылал... За что Никона хвалил, а нынешнего бесчестил? За что вселенских хотел побить, что они по правде низвергли Никона?"

Так что у Степана Тимофеевича был случай перед смертью лишний раз убедиться в ненужности и никчемности царской власти.

Протоколы допросов Разина не сохранились, однако по свидетельству всех современников, он вел себя под страшными пытками исключительно мужественно и находил в себе силы смеяться над палачами и подбадривать упавшего духом младшего брата Фрола.

Степана Разина казнили в Москве на Лобном месте 6 июня 1671г. Ему отрубили сперва руку, потом ногу. Присутствовавший при этом Фрол Разин закричал, что знает "Слово и дело государево", т.е. государственную тайну.

"Молчи, собака!, - жестко, крепко, как в недавние времена, когда нужно было сломить чужую волю, сказал Степан. Глотнул слюну, и еще сказал - тихо, с мольбой, торопливо: - Потерпи, Фрол, родной... Недолго...

Палач третий раз махнул топором" (В. Шукшин. Я пришел дать вам волю).

Фрола Разина помытарили по царским тюрьмам и, поскольку никаких важных государственных тайн он все же не знал, казнили в 1676г.

А 14 июня 1671г. все донские казаки были вынуждены присягать вошедшему на Дон с благословения Корнилы Яковлева боярскому войску в верности царю-батюшке. Будет впереди еще булавинское восстание, но Дон, откуда выдачи нет, отходил в прошлое. На смену мятежному донскому казачество нарождалось казачество, верно служащее самодержавию...

Последние всполохи.

И в том же июне 1671г., когда под топором палача оборвалась жизнь Степана Разина, к не взятому им Симбирску подошли снова его детушки. Вел их Федор Шелудяк, возглавивший вольную Астрахань после того, как вскоре после казни митрополита Иосифа умер от загадочной кожной болезни (вероятно, экземы) Василий Ус. Дважды штурмовали Симбирск астраханские повстанцы, но взять не смогли и отошли вниз по Волге.

А еще через месяц с отрядом в 300 человек совершил налет на Симбирск славный разинский атаман Максим Осипов, которого некоторые повстанцы за красоту, ум и ораторское искусство всерьез считали царевичем Алексеем. После поражения восстания Осипов со своим небольшим отрядом отсиделся зиму в лесах, а теперь пробирался на юг, в мятежные Царицын и Астрахань. Вряд ли Осипов мог надеяться со своим отрядом в 300 человек сделать то, чего не сделал Разин с армией в 20 тысяч человек - взять Симбирск, но его налет был грозным напоминанием "Мы еще живы!".

Уйдя из-под Симбирска, Осипов дошел до Царицына, но там к тому моменту произошел контрреволюционный переворот, о чем Осипов не знал. Осиповский отряд был разбит в Царицыне, а сам он схвачен и выдан московским воеводам для пыток и казни.

Держалась еще Астрахань. На Астрахань пошел с большим войском воевода Милославский. Поскольку восстание было в основном задавлено, Милославский получил от царя разрешение в случае сдачи Астрахани не прибегать к репрессиям. Осада Астрахани продолжалась три месяца, наконец 27 ноября 1671г. астраханцы решили сдаться, понадеявшись на милостивую царскую грамоту.

Действительно, в начале репрессий не было. Оставались на свободе даже вожди восстания. Милославский и другие царские воеводы занимались преимущественно тем, что перераспределяли в свою пользу скопившуюся в городе повстанческую добычу.

Подобная идиллия не могла понравиться царю, лишь только ему о ней стало известно. Летом 1672г. в Астрахани появился воевода Одоевский с совершенно противоположными царскими предписаниями. Начались жесточайшие пытки и казни...

Эпилог.

А пройдет два года, и донской казак Иван Карамышев будет призывать казаков снова пойти по разинскому пути. Настанут 1680-е годы, и Дон охватят восстания казаков - старообрядцев, с величайшим трудом и с большой жестокостью подавленные донской верхушкой и царскими воеводами. Затем вспыхнет булавинское восстание, и булавинский атаман старик Лоскут, воевавший еще вместе со Степаном Тимофеевичем, будет похваляться "Я есть прямой Стенька!". Пройдут десятилетия, и новую крестьянскую войну возглавит земляк Степана Разина, уроженец одной с ним станицы Зимовейская Емельян Пугачев - и кое-кто будет считать, что он и есть сам Степан Тимофеевич, который пообещал воскреснуть через сто лет.

Одно за другим подавлялись восстания, летели мятежные головы, но не смирившиеся мятежники один за другим говорили своим мучителям:

"Да помни, дьяк,

Неровен час:

Сегодня - нас,

А завтра - вас" (Д. Кедрин. Песня про Алену - старицу).

Не безобидно - фольклорным, а живым и грозным было имя Степана Разина на протяжении всей истории царской России, поскольку это имя служило символом и знаменем для всех тех, кто мечтал опрокинуть деспотические царские порядки и заменить их вольным казачьим кругом. Вот почему с такой ненавистью относились к этому имени все власть предержащие царской России, вот почему его ежегодно предавали анафеме.

Почти через 200 лет после восстания Степана Разина историк Костомаров писал:

"Многие боятся произносить его имя и почти никто не выскажет о нем всего, что знает и думает: опасаются говорить, как будто речь идет не о предании старины глубокой, а о важном преступнике, убежавшем из тюрьмы и преследуемом полицейскими властями".

Известный контрреволюционер и консерватор, поэт Пушкин имел все же достаточно исторического и поэтического чутья, чтобы признать Разина "самым поэтическим лицом русской истории". В Разине с наибольшей полнотой выразилась традиция борьбы угнетенных классов старой России за свое освобождение от всех видов эксплуатации и гнета, Разин и его товарищи "почти сознательно" стремились заменить бюрократические порядки прямой демократией казачьего круга.  Вот почему имя Разина дорого всем тем, кто стоит на стороне традиции эксплуатируемых против традиции эксплуататоров.