Inspektorpo... : другие произведения.

Feuerräder (Огненные колеса)

Dortwo die Sternen waren / Там, где были звезды
Drehen sich - Feuerräder / Теперь вращаются огненные колеса

Rammstein "Feuerräder"

_____________________

Godisnowhere

  Иудаэль сидит на вершине Ада, наблюдая, как с небес падают грешники.

  Иудаэль, сложив четыре крыла, устроился на выступе самой высокой горы.

  Иудаэль любит забираться сюда: здесь не так жарко, и можно сосредоточенно смотреть на впечатляющее зрелище всеобщего падения.

  Каждый год умирает более ста миллионов человек, почти триста тысяч в день, более двенадцати тысяч в час, примерно двести в минуту, около трех в секунду.

  Каждую секунду с Адских небес низвергается три человека, примерно двести в минуту, более двенадцати тысяч в час, почти триста тысяч в день, около ста миллионов в год.

  Каждый человек барахтается в воздухе, вертит головой, машет руками и ногами, как игрушка, управляемая невидимым кукловодом, кричит, добавляя ноту в неповторимо ужасную симфонию. Стоны и причитания на языках всего мира наполняют Ад, напоминая Вавилонское столпотворение.

  Путь от Адских Небес до Адской Тверди долог, поэтому издали кажется: люди падают нескончаемым потоком.

  Как ливень.

  Происходящее чем-то напоминает картину здешнего обитателя.

  Он изобразил джентльменов в котелках, в позе стойких оловянных солдатиков, падающих на фоне голубого неба и бежевых домов с бардовыми крышами.

  В Адском полотне от той картины лишь последний цвет. Да и он теряется на фоне кроваво-черной бездны. Вместо невозмутимых джентльменов в строгих костюмах, здесь - исполненные ужаса нагие люди.

  А в целом, похоже.

  Нескончаемый поток людей, льющийся с Небес.

  Иудаэль вспоминает, как падал сам.

  Иуда бежит, поднимая клубки пыли.

  Иуда бежит без сандалий, потерянных где-то по дороге.

  Иуда бежит, разбивая ноги в кровь.

  Прочь, прочь из Иерусалима!

  Прочь от туч, затягивающих небо!

  Прочь из Иерусалима, побивающего камнями и распинающего пророков. Очередной сейчас корчится на крест - еще один проповедник, обманувший всех.

  Израиль, изнывавший под гнетом захватчиков, жил в ожидании Машиаха. На избранный народ обрушились такие беды, что становилось ясно: дальше уже некуда. Римляне в крови топили восстание за восстанием, но каждый иудей знал: осталось подождать чуть-чуть, и Машиах, явившись, покончит со страдания.

  В синагогах никто не сомневался в приходе Спасителя, спорили лишь каким, он будет. Одни видели Машиаха могущественным царем, ликом походящим на самого Давида; другие лелеяли надежду: ранним утром с облака сойдет светоносный ангел; третьи убеждали: если Машиах от Бога, то и явиться должен среди первосвященников.

  Иуда, забредший в ходе странствий в один из галилейских поселков, не удивился, что и здесь проповедует человек, возвещающий о скором приходе Царства и требующий покаяния. Одного такого Иуда уже видел у Иордана: страшного не столько в своем гневе, сколько в своем облике. Такой худой, что видны все кости, с взлашмоченными седыми патлами, со скрюченными пальцами, Иоанн обличал пороки, призывал к покаянию, возвещал о скором пришествии и суде. Иуда сильно сомневался, что предвестник Машиаха будет выглядеть так. Предтеча должен быть подобен следующему за ним - таким же статным и величественным.

  Да и этот галилеянин не сильно походил на ожидаемого Иудой и всем Израилем. Но говорил складно, так, что хотелось верить, а поверив, идти. Иуда пошел. Да еще и оказался избран одним из Апостолов. Каждый из двенадцати предвкушал, что вскоре станет приближенным Царя Иудейского, возглавит и будет судить одно из колен Израилевых. Иешуа рассказывал притчи, чему-то учил, но Апостолы мало понимали это. Их вела жажда власти и слепая преданность учителю, обещавшем исполнить мечты.

  Иуда уже видел себя восседающим у огромного трона. Поэтому, когда учитель объявил о походе в Иерусалим, Иуда возликовал. Скоро, очень скоро Иешуа поднимет народ на борьбу с римлянами, сбросит иго захватчиков и установит Царство. Но чем ближе к Иерусалиму, тем речи учителя становились все страннее. Он говорил что-то о неминуемой гибели, о гонениях. А ученики по-прежнему решали, кто будет первым в грядущем Царстве.

  Все это надоело Иуде, и он решился. Выйдя в ночь, предал учителя первосвященникам. Рассказал то, о чем Иешуа говорил только Апостолам: он и есть Машиах и Царь Иудейский. За это учителя предадут суду, и тогда, при стечении народа, Иешуа объявит, кто он и зачем явился. Иерусалим подобен бурлящему котлу, с которого неминуемо сорвет крышку, достаточно лишь бросить нужные слова: 'Я Машиах! Я Царь Иудейский!'. Израиль в мгновение ока вскипит, встанет под знамена, и на спасительную войну поведет народ, в том числе, Иуда.

  Но ничего этого не произошло!

  Иуда, стоя в толпе на Пилатовом суде, увидел не могучего воина, подобного убийце Голиафа, а избитого, облаченного в рванье, нищего в терновом венце, еле держащегося на ногах. Он покорно нес крест на Голгофу. Не говоря ни слова!

  Он обманул!

  Он обманул всех!

  Он обманул Иуду!

  Пальцы сами собой нащупали в мошне тридцать сребреников. Плата, запрошенная Иудой у первосвященников, чтобы те не усомнились в предательстве. Зачем этот последователь богохульника восстал против учителя? - Захотел обогатиться! Иуда ворвался в Храм, швырныл монеты под ноги первосвященникам и бросился прочь.

  Прочь из Храма!

  Прочь из Иерусалима!

  Бежать куда угодно!

  Деньги уже не имеют смысла!

  Ничего уже не имеет смысла!

  Три бесценных года жизни, три года, положенные в служение учителю - не имеют смысла! Все, во что верил Иуда, погибло!

  Иуда плохо понимал, о чем говорил этот чудной человек, но знал: он Машиах, он принесет славу и богатство, и он сын Бога.

  А теперь сын Бога корчится в агонии на кресте!

  Если нет сына Бога, значит, и

  Бога нет!

  Обман. Обман! Обман!!!

  Всё обман!!!

  Иуда падает на колени, валится на спину от резкой боли, схватившей живот.

  На предпасхальной трапезе Иуда съел кусок хлеба, поданный Иешуа, и почувствовал, будто что-то вошло в тело.

  Сейчас это рвется наружу.

  Дыхание невыносимо спирает. Желчь выливается изо рта, течет по щекам, по шее, собирается в лужу вокруг головы. Иуда срывает одежду, руками ощупывая место нестерпимой боли. Глаза вылезают из орбит. Иуда истошно хрипит, когда, разрывая кожу, из живота, сквозь пальцы, выползает покрытая кровью и слизью змея.

  Иуда пытается ладонями закрыть рану, остановить сочащуюся кровь, задержать уходящую жизнь. Иуда отползает от змеи, свернувшейся в несколько колец. Голова ударяется обо что-то. Повернувшись, Иуда видит дерево.

  Змея подползает к дрожащему человеку, смотрит в исполненные ужаса глаза, несколько раз медленно оборачивается вокруг шеи, закидывает хвост на сук и поднимается.

  Нет! Нет! Только не так! Только не на дереве!!!

  Проклят перед Богом всякий повешенный на древе.

  Подошвы отрываются от земли. Иуда барахтается в петле, машет руками и ногами. Теплые внутренности вываливаются на пыльную дорогую.

  Змея шепчет в самое ухо: 'Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в Аду'.

  Иуде кажется, что он засыпает.

  Иуде кажется, что он очнулся в желудке огромного чудовища.

  Иуда вспоминает об Ионе, оказавшемся в чреве кита.

  Иуда успевает вытянуть руку с растопыренными пальцами, перед тем как, с невообразимой скоростью, срывается, подобно брошенному камню.

  Над головой разворачивается Небо цвета мяса.

  Барабанные перепонки разрывает непрекращающийся стон и скрежет. Звук пробирается в каждый уголок тела и души, подбрасывает в воздухе.

  В калейдоскопе картинок Иуда видит падающих людей, хватаемых крылатыми существами, горы, изрыгающие дым и пламя, льющуюся по склонам лаву, острые пики, становящиеся все ближе и ближе.

  Иуда прощается с жизнью, ибо твердь приближается очень быстро, и можно различить на ней огромного монстра. Он крутит чем-то над головой, подбрасывает. Рядом с Иудой из ниоткуда рождается край веревки, застывает в высшей точке и падает.

  Спасение на расстоянии вытянутой руки, а смерть все ближе. Иуда смотрит на веревку, мгновение колеблется - и хватает. Спасение обращается змеей, проползающей по руке через ладонь, обвивающей грудь и живот.

  Резкая остановка.

  Иуду несколько раз подбрасывает в воздухе, будто мяч. Концы длинных волос касаются земли. Иуда, раскинув руки и ноги, безвольно висит на веревке, которую держит шестикрылое красно-черное рогатое существо. Мускулы переливаются по всему телу. Огромные когти на ногах впиваются в землю.

  Голос, тот же, что и у змеи, шепчет в уши:

  - Видишь, обещал - исполнил!

  Иуда вкладывает всю боль и отчаянье в истошный крик, но Ад не замечает этого вопля.

  Сатана, спасший Иуду, предложил сотрудничество. Точнее, поставил перед фактом: присоединиться к сонму мучеников, стать одни из миллиардов, терпящих боль и издевательства до скончания времен, или войти в когорту избранных Ада.

  - Тем более, - шептал Сатана - ты предал Сакла, значит путь в тот лагерь заказан. А у меня на тебя очень большие планы.

  Иуда смотрел в лицо исполинского создания и понимал: выбор - не более чем иллюзия, все давно решено обстоятельствами и высшими силами.

  - Ты станешь очень могущественным демоном, тебе будут принадлежать неизмеримые просторы Ада с неисчислимой армией грешников. Ты сможешь играться с ними, как захочешь. Ты познаешь и получишь такую силу, о какой даже и не подозреваешь. В назначенный час мы выйдем из Ада на Землю, завоюем ее, станем царствовать, ты будешь первым по левую руку от трона.

  Сатана бросал нового слугу в кратеры с бурлящей магмой, хлестал цепями, но все это не причиняло ни капли боли, наоборот, Иуде нравилось смотреть, как терялось человеческое обличие, как смуглая кожа становилась красно-черной, как тело увеличивалось в размерах, как росли острейшие когти, как наливались силой мускулы, как, по мере продвижения по карьерной лестнице, прорезались на спине крылья: сначала первая пара, затем вторая, как менялась внутренняя сущность, как сгорало все человеческое и оставалось только демоническое.

  - Что есть человек? Дни его подобны траве, как цвет полевой, отцветают они, повеет над ним - и нет его, и не узнает место его. Тебе же дана здесь вечная жизнь, право на величие.

  Когда-то Иуда видел, как муху, запутавшуюся в паутине, оплетает паук. У бедного насекомого не было ни малейшей возможности для движения, оно могло лишь наблюдать, как палач кладет нитку за ниткой, в предвкушении трапезы.

  Сатана напоминал Иудаэлю паука, а самому себе муху, которая, чем дальше, тем сильнее, застревала в ловушке.

  Но Иудаэлю это нравилось.

  Сатана оказался крайне интересным, образованным и приятным собеседником, интеллектуалом, способным поведать тайны мира и человеческих душ, благо знал все и обо всех.

  Ад заключен внутри полой Земли, над ней Царство Сакла, сокрытое за иллюзией космоса. Все это создано Саклом ради проверки людей.

  Сможет ли человек устоять в вере, зная: над головой иные планеты, звездные системы, галактики, а не райские кущи. Только для абсолютно твердых верой Царство Его.

  Лишь отдельные просвещенные умы догадывались о полом характере Земли. Но против них использовалась проверенная тактика: носителей истинного знания объявляли сумасшедшими, шарлатанами, лжеучеными, приводили тьму доказательств, на деле - очередные иллюзии.

  Сакл вообще любил испытывать людей, Иов тому доказательство.

  Хотя однажды человечество подошло максимально близко к разгадке истины. Страна, называемая СССР, взялась пробурить скважину в толще земной коры.

  Демоны пришли в адское волнение, узнав, что вскоре представится возможность по прямому пути попасть на поверхность, поработить людей и установить Царство Ада на Земле.

  Но Сакл оказался сильнее: сатанинский СССР разрушили силы, принявшиеся после победы истово восстанавливать храмы и церкви.

  Буры остановились в паре километров от края Адских Небес, продлевая царство иллюзорной лжи, царящее среди людей, оставив им, лишь короткую аудиозапись Адской Симфонии.

  Иудаэль привык к этой музыке, поэтому не замечал, также как рабочий не отвлекается на разносящий уши шум работающих станков.

  Иудаэль пытался посчитать: сколько лет, веков находится в Царстве Сатаны, но в Аду царило безвременье.

  На Земле время отсчитывают по движению Солнца, но в Аду нет какого-либо светила. Свет здесь существует сам по себе.

  Иудаэль пробовал привязываться к моменту появления определенных людей, но как засекать промежутки между ними?

  В Аду нет ни вчера, ни завтра, только сегодня, да и его не существует.

  Безвременье тяготит более всего.

  Иудаэль, сидя на выступе Вершины Ада, в точности копирует позу скульптуры 'Мыслитель', созданной здешним обитателем.

  Люди падают нескончаемым потоком.

  Люди падают в Ад за грехи.

  Люди падают с Адских Небес за грехи.

  Грехопадение.

  Иудаэль вспоминает первое.

  Ева взглядом ищет Змия, прячущегося в листве Древа.

  Ева хочет поверить сладким речам, но

  Еву одолевают сомнения.

  - Ты говоришь, что я познаю добро и зло, - Ева замечает Змия, устроившегося на одной из нижних ветвей, - но Бог показал и мне, и Адаму добро и зло. Если я не знаю добра и зла, почему я знаю, что твое обещание худое?

  - Вот именно, - шепот из ушей проникает внутрь тела, - Сакл показал, но показал ли он вам все? Показал ли так, как надо? Ты думаешь - обещание худое, потому что Сакл научил так. Он показал то, что посчитал нужным. На самом деле он обманул!

  - Откуда ты это знаешь?

  - Давно знаком с Саклом, мы с ним почти ровесники, за это время хорошо изучил его повадки.

  Змий, спустившись с ветви, подходит к Еве.

  - Вкуси плоды с Древа, познай добро и зло, стань подобной Саклу.

  - Подожди! - Ева отходит на несколько шагов. - Если ты ровесник Бога, значит ты - старше Адама. Но у тебя есть имя, значит ты моложе Адама, потому что Адаму дано право нарекать имена животным. У людей старшинство перед животными. Не дети дают имена родителям, а родители детям.

  - Дети, родители. - Змий взглядом сверлит Еву. - Откуда ты знаешь о детях? У тебя же их нет?

  - Бог сказал, что мы его дети.

  - У вас могут быть свои дети, об этом Сакл забыл упомянуть?

  - Если ты говоришь не как Бог, значит ты не от Бога, ты кто-то другой.

  - Все и всё от Сакла. В этом мы с ним сходимся.

  Змий подходит вплотную к Еве.

  - Сакл скрывает от вас дар смерти. Знай - в смерти радость жизни. Ты проведешь триллионы лет в этих кущах - у тебя нет смерти - ты не чувствуешь их подлинной цены. Ты не знаешь насколько важен каждый миг - прекрасен неповторимостью, ибо приближает к концу. Сакл скрывает радость жизни, радость цепляться и упиваться мгновением, потому что стареешь. У тебя нет истинного смысла жизни: за отведенный срок успеть сделать как можно больше.

  Змий обвивает плечи Евы, голова оказывает у самого уха.

  - Сакл скрывает твою наготу, ты не видишь сколь прекрасна: как полны твои груди, как широки твои бедра, как могучи твои икры, как правильны черты твоего лица, как рассыпаются твои золотистые волосы по твоей спине.

  Ева чувствует трепет, нарастающий внутри от прикосновений холодного тела Змия.

  - Сакл скрывает от вас самое главное в жизни - наслаждение. Давай условимся: обещаю доставить такое удовольствие, какое ты не испытывала и не испытаешь. Если так, значит честен с тобой, значит говорю правду, значит ты съешь плоды и дашь Адаму. Если согласна - ложись на землю.

  Ева смотрит на Древо: а ведь и вправду оно хорошо для пищи, приятно для глаз и вожделенно.

  Ева, повертев головой и убедившись, что поблизости нет ни Адама, ни Бога, садится на корточки и ложится.

  Уши заполняет томное дыхание Змия, спину щекочет трава.

  Змий гуляет по плотному телу, нежно гладя ноги, живот, спину, груди.

  Внутри Евы растекается услада. Что-то подобное ощущалось от прикосновений Адама. Но муж не идет ни в какое сравнение со Змием. Он уносит Еву в совершенно иные места, далекие от райских кущ.

  Змий обвивает полные груди, лаская соски, поднимается выше, захватывает шею, чуть-чуть удушая.

  Между ног Евы разгорается пожар невообразимой силы, дрожь проходит по телу, Ева запускает руки в волосы, массирует затылок. Переполняющее плоть наслаждение стонами вырывается из раскрытых губ.

  Хвост Змия раздваивается.

  Первый ласкает вход в лоно, другой отверстие ниже.

  Ева облизывает губы, исторгающие слова страсти, сливающиеся в непрерывную песню.

  Первый хвост проникает внутрь, раздвигая истинные врата Рая.

  Второй, не отставая от брата, оказывает в женском теле.

  Обещанное наслаждение накатывает штормовой волной, разрывая Еву, мощная струя вырывается из лона, увлажняя подножие Древа.

  Это продолжается снова и снова.

  До тех пор пока Змий не слезает с тела, корчащегося в оргазмических судорогах.

  Змий нависает над издыхающей от неги Евой и, глядя в глаза, говорит:

  - Видишь, обещал - исполнил! Теперь, как договаривались - ешь плоды!

  История, рассказанная Сатаной.

  Иудаэль знал ее в ином изложении, но больше верил версии Хозяина как непосредственного участника.

  Иудаэль спросил Сатану: Вы ли тот Змий?

  Хозяин лишь рассмеялся, сказав: льстит, что самый хитрый из всех созданий, но разве Сатана животное, созданное Саклом?

  - Лучше оцени насколько мудр Сакл: поставил судьбу всего рода человеческого в зависимость от единственного момента, исход которого определили два несмышленых существа, даже и не подозревавшие, насколько все это важно.

  Сакл жестоко наказал женский род за совокупление Евы со Змием.

  Раз в месяц женщины истекают кровью, в память о дне, когда священное лоно осквернил коварный Змий.

  Истечение происходит не сразу после рождения, ибо Ева совокупилась сознательно.

  Сакл ввел в лоно двадцать четыре скверны, называемые людьми венерическими болезнями.

  Сакл запечатал лоно плевой, чтобы охранить, и даровать женщине боль при первом контакте, как память о грехе Евы.

  Сакл изгнал людей из Эдема, наложил проклятие смерти, обрек на скитания.

  От связи Евы и Змия родился Каин, а от него пошел весь род людской.

  Каждые роды мучительно кровавы, в память о появлении первого ребенка, зачатого Змием и ставшего человекоубийцей.

  Сакл мало похож на доброго заботливого Отца, о котором рассказывал Иешуа.

  Иудаэля всегда несколько забавляло, как началась история человечества.

  Змий, хоть и доставил нерайское наслаждение, но заставил истечь из Евы не только женские соки, но и кровь.

  Как писал здешний обитатель: менструации, роды, изнасилование и то, что за ним,
все, замешанное на крови, суть бремя женщины, ее сокровенная тайна.

  В Аду не спят, поэтому кошмары приходят наяву, накладываясь на окружающую реальность.

  Иудаэль только успевает подумать:

  Женщины.

  Роды.

  Рождения.

  Как с головой и крыльями падает в океан видения.

  Иуда, свернувшись, плавает в приятной теплой влаге. Пальчиками держится за трубку, назначение которой не ясно, но иногда по ней ощущается течение чего-то, придающего сил.

  Иуде хорошо здесь.

  Иуда не хочет уходить.

  Иуда пребывает в сфере чистой красоты и разума.

  Неожиданно начинаются непонятные толчки, и Иуду, как судно, рассекая влагу, направляет к темному отверстию, маячащему впереди.

  Иуда протестует: беззвучно, как рыба, раскрывает рот, сжимает кулачки, выставляет ручки, но неведомая сила складывает их вдоль боков.

  Нет! Нет! Я не хочу туда! В неизвестность! Мне так нравится здесь! Я готов оставаться тут вечно! Не выпускайте меня!

  Иуду засасывает в отверстие, становящееся все больше.

  Головку сдавливают со всех сторон, так что кажется: еще немного - и она разлетится на куски.

  Резкий свет больно бьет в глаза.

  Сдавливаются плечики, ручки, тельце, попка, ножки.

  Дыхание на миг спирается, но сразу же восстанавливается.

  Иуда плачет.

  Иуде кажется - он падает. Еще чуть-чуть - и разобьется.

  Твердая поверхности. На ощупь дерево.

  Иуда вытирает слизь, заволакивающую глаза. Оглядывается.

  По бокам потные женские ноги. Иуда щупает трубку, уходящую в место, откуда вышел. Трубка на месте, значит будет питание, значит не умрет.

  Иуда оглядывает тело, покрытое слоем слизи и крови, стекающей на деревянную поверхность.

  Иуда переворачивается на живот, ползет, чтобы лучше разглядеть развернувшуюся картину.

  Знакомая обстановка иерусалимского дома: за широким столом, накрытым белой скатертью, двенадцать. Иуда всматривается в знакомые лица и узнает каждого: Варфоломей, Иаков Младший, Андрей, Петр, Иоанн, Фома, Иаков Старший, Филипп, Матфей, Фаддей, Симон Зилот. По центру, отчасти скрываемый дверным проемом, заложенным кирпичом, Иешуа, изрекающий:

  - Кто не будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто есть и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем.

  Иешуа легко, с хрустом, ломает правый указательный палец.

  - Сие есть тело Мое, которое за вас предается.

  Палец, отделившись от ладони, замирает в левой руке.

  - Сие творите в Мое воспоминание.

  Кровь из раны обильно льется в подставленную чашу.

  - Сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается.

  На глазах у шокированных учеников, Иешуа отрывает четыре пальца правой руке, отгрызает пятерню на левой.

  - Примите чашу сию.

  Десять пальцев лежат перед чашей, наполняемой кровью.

  - Сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придет Царствие Божие.

  - Равви, - говорят ученики хором, - покуда Царство не пришло, скажи, кто из нас больший, кто будет первым в Царстве?

  - Цари господствуют над народами, и владеющими ими благодетелями называются, а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий, как служащий.

  Но ученики уже не слышат учителя:

  - Я бОльший и первый!

  - Это еще почему?

  - Он первый призвал меня!

  - А мне сказал, что я камень его!

  - Ибо кто больше: возлежащий или служащий?

  - Зато я один умею писать! Я напишу, что я самый бОльший ученик! И все люди будут так думать!

  - Не возлежащий ли? А я посреди вас, как служащий.

  - Он же сказал есть его тело и пить его кровь!

  - Точно! Кто первым съест, тот и больший!

  - Нет! Больший, тот кто больше съест!

  Ученики бросаются к пальцам, разложенным на столе. Завязывается потасовка. Один из учеников достает меч и отсекает другому ухо. Десять, набросившись на вооруженного, отнимают клинок.

  - Ну что?! Кто съел больше пальцев?

  - А кто больше выпил крови?

  - Зачем только пальцы? У нас есть всё тело!

  Ученики с ядовито-красными губами, кругом обступают учителя, продолжающего бормотать:

  - Се, сатана просил.

  Пальцы и зубы впиваются в тело Христово, рты жадно вырывают и заглатывают куски мяса и кожу. Теплые кишки вываливаются на стол и тут же засасываются. Рыгая, ругаясь, рыча, давясь, ученики поглощают учителя.

  Иуда с отвращением смотрит на пиршество каннибалов, раздумывая, чем бы перерезать пуповину и поскорее уползти из отвратительной трапезной.

  Ученики, похлопывая друг друга по животам, обгладывают кости и краем глаза замечают стол с женщиной и ребенком.

  - Не двенадцать ли избрали нас?

  - Но один из нас Диавол!

  - Лучше бы тому человеку не родиться!

  Ученики направляются к Иуде. Тот безуспешно пытается ползти и с ужасом видит приближающиеся окровавленные одежды, безумные глаза, застрявшие между зубов кусочки мяса.

  - Лучше бы тому человеку не родиться!

  Теплые от крови руки хватают Иуду и ножками вперед запихивают в лоно.

  - Лучше бы тому человеку не родиться!

  Ножки с трудом входят в женщину. Иуда плачет, машет ручками, но погружается по пояс. Пуповину набрасывают на шею и душат. Иуда пытается сорвать удавку, но замечает - вместо учеников над ним сам Иешуа.

  - Горе тому кто предаст Сына Человеческого.

  Пальцы Иешуа складываются в крестное знамение.

  - Лучше бы тому человеку не родиться!

  Иешуа крестит ребенка, наполовину торчащего из женщины.

  Иуда, будто ошпаренный кипятком, кричит что есть силы. Крест жжет, выжигает.

  Иуду засасывает внутрь. Он уже не противится. Наоборот, хочет поскорее скрыться.

  Но вместо приятной влаги внутри пустота.

  Воздух.

  Иуда наклоняет головку вниз.

  Из тела вместо пуповины растет змея.

  Под ногами Ад.

  Змий, вошедший в Еву, оставил внутри хвост, обернувшийся пуповиной.

  Зло, войдя в ребенка через пуповину, сопровождает человека всю жизнь.

  История, рассказанная Сатаной. Иудаэль не видел причин не верить.

  Видения изнутри разрывают Иудаэля на части, выворачивают пламенем, пылающим в груди.

  Спасение можно найти только в страданиях: осмысленных и беспощадных.

  Иудаэль срывается с вершины Ада, расправив крылья, в мгновение ока проносится над кишащим муравейником.

  Висельники на мертвых деревья, растущих из безжизненной почвы; адское пекло, где тонут грешники; бездонная пропасть, откуда поднимается зловонный дым.

  В камерах и амфитеатрах бесы и демоны развлекаются с грешниками. Черти вытягивают кишки у завистников, выворачивают наизнанку скупых, не подпускают чревоугодников к ломящемся от яств столам, бичуют прелюбодеев и сажают на кол неверных жен.

  Иудаэль с отвращением фыркает. Мимо, зажав в лапах четверых, проносится Киаафаэль. Да, события земной жизни Иуды дали Сатане большое число верных слуг.

  Киаафаэль рассказывал: раз за разом переносясь в ту ночь, спрашивает: 'Ты ли Христос, Сын Благословенного?' и, получив ответ: 'Я, и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных', раздирает одежды, а вместе с ними срывает кожу и мясо, из тела, как теннисные мячики, выпрыгивают легкие, сердце, печень, почки, Киаафаэль рассыпается, как кукла, а в руках остаются разорванные одежды.

  Демон с птичьей головой и длинным клювом несет на плече палку, к которой пригвожден грешник, обреченный вечно крутить ручку огромной шарманки. Другой человек распят на струнах огромной арфы.

  Демоны с крыльями летучей мыши и женской грудью, с перепончатыми крыльями, большеухие, единорогие, с раздвоенными членами.

  На что нам еще свидетели?

  Иудаэль опускается в каменный мешок, составляя компанию коллегам-художникам. Намертво прикрепленный к земле кандалами, с растопыренными руками и ногами, взирая на Адские небеса, Пикассо смиренно ждет палача.

  Иудаэль, обжигая пламенным дыханием, нависает над самым коммерчески успешным художником в истории.

  Иудаэль снимает со стены огромный стальной молот, размахивается, задерживая орудие в высшей точке, и очень медленно опускает на правое колено. Пикассо взвывает от адской боли. Крик, отраженный от стен колодца, многократно усиленный эхом, вырывается наружу.

  Орудие пытки опускает и поднимает раз за разом, превращая Пикассо в мешок с обломками костей.

  Каждый удар молота в Аду - стук аукционного молотка на Земле.

  Девяносто миллионов!

  Вдребезги разносится берцовая кость.

  Девяносто пять миллионов!

  Ломаются ребра.

  Сто миллионов!

  Пикассо лишается локтей.

  Сто три миллиона!

  Ключица.

  Сто шесть миллионов!

  Плечи.

  Сто шесть миллионов раз!

  Кадык и шейные позвонки.

  Сто шесть миллионов два!

  Лицо превращается в сковородку с ушами.

  Сто шесть миллионов три!

  Черепа больше нет!

  Продано!

  'Обнаженная, зеленые листья и бюст' - самая дорогая картина в истории ¹. Тайный покупатель рад приобретенному шедевру, дом Кристи доволен удачной сделкой, и никто даже представить не может, что испытывает творец.

  За все надо платить: муки в Аду - слава на Земле.

  Иудаэль снимает со стены шприц, вводит иглу в покрытую кровоподтеками кожу, вдавливая поршень до упора.

  Зад Пикассо надувается, как два гигантских шара, ноги, в них по колено врастают ноги с огромными ступнями, груди приобретают женственную полноту, руки выворачиваются наизнанку, пальцы превращаются в гребенки, голова раскалывается на половинки.

  Пикассо - симбиоз причесывающейся женщины² и фигур на берегу моря³. Все годы творчества художник издевался над изображением человеческого, и, в особенности, женского тела, выворачивая так, что подчас невозможно узнать изображенное на картине.

  - Теперь побудь в шкуре своих персонажей, - рычит Иудаэль, доставая из ниши в стене: кисть, мольберт и кепку.

  Полутьма падает в колодец, напоминая Пикассо парижскую мастерскую времен оккупации, где он работал с занавешенными окнами. Иудаэль, сдвинув набок кепку, размашисто наносит на уродливое тело художника буйство красок, создавая нечто наподобие большого натюрморта с геридоном ⁴.

  Иудаэль проникает в сознание жертвы, создавая картины не кистью, а силой мысли.

  Полотна Пикассо расходятся на аукционах, как горячие пирожки, выпеченные из золота. Пикассо - самый известный художник ХХ века, самый коммерчески успешный, выставки по всему миру собирают миллионы посетителей.

  Искалеченный Пикассо, сквозь адские муки, находит силы для радости.

  Но картины уже свалены в кучу, обливаемую бензином из канистры. Рука в черной перчатке подносит спичку, и бесценные полотна вспыхивают как солома. Мимо пылающего костра чеканно маршируют солдаты с винтовками на плечах.

  Голубь мира не хочет гибнуть в пламени, поэтому, облизываемый рыжими языками, вылетает из картины, но тут же попадает под подошвы сапогов. Солдаты, не обращая никакого внимания на птицу, втаптывают ее в землю, ломая хребет и крылья. Тот же человек, что и разжигал костер, подбирает мертвое тельце, и бросает голубя мира в пожарище войны.

  Иудаэль заливается смехом, эхом отражающимся от стен колодца. Глаза Пикассо лихорадочно вращаются: он не знает, куда сбежать из этого кошмара.

  Иудаэль, вдоволь развлекшись с Пикассо, переводит взгляд в противоположную сторону, где молчаливо притаились двое.

  Мальчик Сальвадор Дали - голова вырастает из яичницы в виде часов - мерно жует крысу, свисающую изо рта⁵.

  Рядом, скрючившись в три погибели, пронзенный трубками, замер Ганс Гигер, ковыряющийся в пустой глазнице отверткой⁶. Официально признанный художником Зла Ганс пребывает где-то в иных мирах: быть может, спасается от Чужих или наслаждается гостеприимством Харконеннов.

  Гигер пал в Ад на мягкую подушку, любезно подставленную самим Сатаной. Ганс явно испытал творческий и сексуальный экстаз от развернувшейся картины Ада. Гигер приклонил колено перед Сатаной со словами: 'Я готов служить Вам, Хозяин'.

  Иудаэль не понимал, почему создатель Некрономикона не избрал путь демона: с его-то талантом мог бы вскорости вырасти до ближайшего подручного Сатаны. Вместо этого Гигер попросил Хозяина провести по всем лабиринтам боли.

  От таких предложения Сатана никогда не отказывался.

  Тошнотворные воспоминания отступают от Иудаэля. Внутри вновь демонический покой. Художники больше не интересуют Иудаэля.

  Пожалуй, надо посетить любимого творца.

  Иудаэль и Джордж Ромеро стоят на галерее второго этажа супермаркета. Внизу -огромные витрины, заполненные морем товаров, в центре зала - бассейн с фонтаном и пальмами, пара эскалаторов.

  Иудаэлю польстил дикий восторг, который испытал Ромеро, оказавшись в декорациях, абсолютно идентичных 'Рассвету мертвецов' - фильму, принесшему Джорджу множество джорджей.

  Мыча, еле передвигая ногами, по первому этажу расхаживают зомби.

  - Тогда мне показалась интересной идея, - Ромеро поправляет огромные очки, - в Аду не осталось мест, и мертвые обречены ходить по земле. Хорошая аллюзия на религиозные темы, она дает повод критикам поискать в моем фильме философский подтекст.

  Ромеро мерзко хихикает.

  - Но теперь ты видишь, в Аду места предостаточно!

  Иудаэль подбирает с пола пару винтовок. Одну передает Ромеро.

  Оружие, созданное по рассказам Джорджа, очень приглянулось Иудаэлю. Будь в его руках пара сотен автоматов и патроны, сыплющееся с небес, земная история узнала бы о Царе Иудейском Иуде Искариоте, а не об Иссусе Назаретянине или Бар-Кохбе.

  Иуда кладет цевье на перила, прицеливается, нажимает на спуск - все как учил Джордж. Голова зомби разлетается на куски. Джордж, ухмыляясь, открывает огонь.

  Зомби падают один за другим, как колосья, срезаемые косой. Иудаэль, хохоча, поднимает с пола ручной пулемет. Море свинца разрывает грудь очередного зомби.

  Иудаэль чувствует, как боль видения окончательно уходит из тела: вновь приятные ощущения огня, горящего внутри, но не обжигающего.

  - Никогда бы не подумал, - Джордж вставляет новый магазин, - что в Аду буду заниматься убийством зомби.

  - А чего ты ожидал?

  - Я понимал, что, между Раем и Адом, мне светит только последний. А в Аду одни мучения.

  Иудаэль, смеясь, хватает Ромеро за плечи, перекидывает через перила. Джордж, барахтая руками в воздухе, падает на бликующий от света ламп пол первого этажа. Ромеро вопит от боли - обломок берцовой кости левой ноги торчит из разодранной штанины, кровь сочится из плечей, разорванных Иудаэлем.

  Зомби, развернувшись, тащатся к Ромеро. Джордж высаживает всю обойму, убивая с десяток ходячих мертвецов, но остальные обступают творца кругом.

  Иудаэль заходится в гомерическом хохоте:

  - Они идут за тобой, Джордж! Они приближаются!

  Ромеро отбивается прикладом, когда десяток голодных ртов впиваются зубами в ноги, руки, туловище, голову, шею. Зомби разрывают тело, рыгая, рыча, давясь, жадно поедают кишки, печень, почки, желудок, кулаками ломают грудную клетку, извлекая сердце и легкие.

  Создания, пожирающие создателя. Чем не образ, достойный великого художника?

  Иудаэль торжественно шествует между зомби, обгладывающих кости, когда-то составлявших Джорджа Ромеро.

  Иудаэль вспарывает животы живых мертвецов, извлекает непереваренные куски Джорджа. Скидывая их и кости в одну кучу, создает нового Ромеро.

  В Аду прибывает только бессмертная душа, тело - лишь иллюзия, создаваемая демонами.

  Иудаэль передает очки восставшему после смерти Ромеро:

  - Джордж, о чем ты жалеешь?

  Ромеро еле сдерживает наворачивающиеся слезы:

  - Всю жизнь я так старательно - из фильма в фильм, из сценария в сценарий - создавал картину апокалипсиса, массового психоза людей, которые выживают среди хаоса и нескончаемой боли. Боли! Боли!!! А испытав это, я понял, что делал полную ерунду. Мне бы еще одну жизнь, уж я бы показал всем.

  Каждый раз тот же ответ.

  Что с них взять, с истинных творцов?

  Иудаэль возвращается на Вершину Ада и, уже абсолютно спокойный, садится на корточки, продолжает наблюдать.

  В каком месте могут собраться Пикассо, Дали, Гигер, Ромеро и Иуда?

  Только в Аду.

  Здесь вообще много интересного.

  Блез Паскаль висит в скале.

  Падающего великого математика подхватил Аннаэль, пронес над Адскими полями и безднами к одному из озер лавы. Иудаэль, пролетавший мимо, заметил Сатану, направлявшегося к новому обитателю, поэтому решил зависнуть в воздухе и понаблюдать.

  Аннаэль поднес Паскаля к скале, выступом нависающей над озером. Демон вонзил лапу в породу, превращая в бурлящую глину, перехватил Паскаля за волосы, вызвав стоны и причитания. Копна кудрей Блеза погрузилась в глину, мгновенно затвердевшую.

  Аннаэль чуть отлетел назад, полюбовался инсталляцией Паскаля, заточенного волосами в скале, висящего над озером лавы - набрал высоту и скрылся.

  Иудаэль, впечатленный работой коллеги, материализовал в руках философа книгу с чистыми листами и перо, в воздухе воспарила заполненная до краев чернильница.

  Паскаль, обмакнув краеешек пера, записывает:

  'В данный момент я, неведомым науке образом, замурован в скале. Стоит ли ожидать коршуна, обязанного терзать мое тело? От скалы периодически отпадают мелкие и крупные кусочки, которые падают в лаву. С поверхности озера подымаются ужасные испарения, которые я вынужден вдыхать. Полагаю, они крайне вредны для моего здоровья и в конечном итоге убьют меня.

  Я подвешен так, что испытываю нестерпимую боль в области верхней части головы и затылка. Стоит ли ругать нашу французскую моду на длинные волосы?

  С одной стороны, не будь длинных волос, меня не смогли бы подвесить, и я не испытывал бы боли. С другой стороны, в этом случае меня, возможно, сразу кинули бы в лаву или подвесил за руки. Что больнее, оказаться подвешенным за волосы или за руки?

  Так как меня не вздергивали на дыбе, предварительно обвязав кисти бечевкой, сравнивать я не могу, но для облегчения текущего положения предположу, что подвешивание за руки более болезненно, чем за волосы.

  Вдобавок, если бы я стригся на лысо, то оказался бы не понят в сегодняшнем обществе. Скорее всего, не получил бы признания. Повлияло бы это на мое текущее местопребывание?

  Возможно, я оказался в Аду именно по причине тщеславия. Будь я лысым, безвестным, а значит и нищим, философом и математиком, возможно, я оказался бы в Раю. Эту гипотезу можно подкрепить словами Христа о блаженстве нищих, их Царство Божие. С другой стороны, Иссус говорил о блаженстве нищих духом. Обычным нищим стать слишком просто.

  Резюмирую: ответ известен лишь Господу. Человеческий разум здесь решить ничего не может.

  Кажется, что сейчас луковички волос выскочат из кожи черепа. Что лучше упасть в раскаленную лаву или так и висеть, испытывая нестерпимую боль?

  Если я упаду, то сгорю в лаве, получая нестерпимую боль, но мои мучения окончатся. С другой стороны, сейчас я, хотя и ужасающим образом, но живу. Человеком руководствуются два инстинкта: самосохранения и привыкания. Теперь боль кажется не такой уж и сильной.

  Резюмирую, лучше мне оставаться висеть, чем низринуться в лаву.

  Пока я размышляю, в озере появляется исполинское чудище с шестью крыльями, красное, будто с него сняли всю кожу, и черное, будто закоптили, с огромными когтями на руках, гигантскими зубами, закрученными в кольца рогами.

  Полагаю, именно так выглядит Зло или Отец Зла, сиречь Сатана.

  'Блез, - из его рта вырываются языки пламени, - ты проиграл пари. По-прежнему убежден, что оно верно?'

  Интересный вопрос, скажу я вам.

  Увы, я оказался в Аду, стало быть жил не праведно, за мной оказалось много грехов. Но если есть Ад, значит есть и Рай, в который попадают праведники, поэтому мое пари становится еще более верным.

  Я излагаю эти мысли Сатане. Он заливается смехом, сокрушающим скалу'.

  Иуда и Хозяин поднимаются к краю Адских Небес. Взмахи десяти огромных крыльев сбрасывают со сталактитов маленькие камешки. Иудаэль лапой ощупывает породу. Впереди, в Небесах возникает отверстие, из которого вываливается человек. Иудаэль наклоняется, чтобы устремиться за жертвой, но останавливается, почувствовав тяжелую лапу Хозяина.

  - Им займутся. Этот парень всю жизни находился в поисках утраченного времени. Здесь ему помогут, по крайней мере, продолжить поиски.

  Сатана смеется.

  Иудаэль смотрит на Хозяина в обрамлении шести огромных крыльев. Сатана, величественно прекрасный, напоминает корабль под парусами, готовый отплыть.

  - Небеса не пускают наверх, но если очень хочется, то можно пройти. - Из тела Сатаны вырастает связка золотых ключей - С помощью этого.

  Хозяин, взявшись за кольцо, выбирает один из ключей, вставляет в породу как нож в масло, несколько раз поворачивает.

  Иудаэль замечает в монолитном участке Адского Неба небольшую щель, описывающую квадрат. Демон запускает лапу в породу. Когти и пальцы входят столь же легко, как и ключ. Иуэдаэль тянет лапу на себя, открывая дверь, за которой, в багровых отсветах Ада, видны вытесанные ступени.

  - Это лестница на Землю?

  - Есть двери туда, но эта в место куда более интересное.

  Подъем по узкому проходу столь долог, что Иудаэлю кажется: за это время в Аду кто-то уже занял место Сатаны, ввиду их долгого отсутствия.

  - Не беспокойся об этом, Иудушка. Мы вне времени. Твои друзья не заметят моего отсутствия.

  Сатана подходит к дубовой двери с резьбовыми узорами.

  - Кроме Ада, Рая и Земли в мире есть и промежуточные места. Реальные, не иллюзии, как космос.

  Сатана вставляет ключ в замочную скважину, поворачивает и открывает, пропуская Иудаэля в полутемный коридор.

  - Собирался показать это место Еве и Адаму, но устыженные болваны прикрылись листьями, Сакл почуял неладное. И в итоге, да ты и сам знаешь. Люди постоянно все портят.

  Половицы скрепят под тяжестью огромных ступней. Когти впиваются в доски. Иуэдаль останавливается, услышав за спиной звук открывающегося замка и скрип двери. Сатана исчезает в дверном проеме. Иудаэль устремляется туда же, но вынужден прикрыть глаза лапой, защищаясь от ослепительного света.

  - Я бы назвал это Святая Святых.

  Иудаэль опускает лапу, когда глаза привыкают.

  - Человеческой жизни.

  Черное небо, а под ним, чередуясь холмиками, впадинками, ручейками, бесконечное поле с миллиардами свечей. Иудаэль и Сатана идут меж ними, вырывая из земли огромные комья, оставляя гигантские следы, будто по полю прошелся танк.

  - Что это, Хозяин?

  Иудаэль замечает, как некоторые свечи гаснут, из других же, сливающихся парой, вырастает третья, как правило, выше родительских.

  - Это поле человеческих жизней. ПризнАюсь - считаю это творение Сакла достойным. Каждая свеча - жизнь, она горит, пока душа пребывает в теле на Земле. Погасла - человек направляется в наши края.

  Сатана останавливается, глубоко вдыхая аромат горящих человеческих судеб.

  - Сделал бы все по-иному: чтобы свечи дрались, испражнялись, совокуплялись. Сакл не такой - он любит все возвышенное, абстрактное. Не то что в нашем уютном материалистическом уголке.

  Пока Сатана смеется, Иудаэль подходит к огромной плотине: сквозь отверстия в досках медленно выливается вода.

  - Называю ее плотиной мировой войны. Иногда прорывает, тогда тысячи, даже миллионы свечей гаснут. Люди считают - такое было дважды в истории, на самом деле чаще.

  Сатана снова заливается хохотом.

  - Зачем мы пришли?

  - Люблю бывать здесь. Поиграть с человечками, но не как у нас, а абстрактно.

  Хозяин обводит взглядом бесконечное поле.

  - Скоро приду к тебе и сдвину светильник твой с места его.

  Сатана, схватив пригоршню свечей, сминает в огромный комок.

  На Земле, в аэропорту, бомба разрывает на куски тела десятков жертв.

  Сатана скачет по полю, давя свечи огромными лапами.

  Тысячи человек, вместе с домами, проваливаются в землю, содрогающуюся от разрушительных толчков.

  Сатана ювелирно когтем подрезает основание нескольких свечей.

  Ликвидаторы аварии на АЭС получают дозу облучения, сокращающую жизнь на десятилетие.

  Сатана пальцем тушит огонек, оставляя затухающий фитиль.

  В центре города водитель, не справившись с управлением, вдребезги разбивает автомобиль.

  Сатана берет соседнюю свечу и поджигает от нее фитиль потушенной.

  Мужчину, попавшего в аварию, спасают врачи, проведя операцию по переливанию крови.

  - Насколько хрупка человеческая жизнь, - Сатана зажимает между пальцами очередную жертву. - Воск, фитилек и огонек, дунул - нет ничего. Все сгорело.

  Сатана ставит свечу на место.

  - Зачем вы зажгли потухшую? - Иудаэль по одному выдавливает слова, пораженный устроенным представлением.

  - Еще не время, - слова пробиваются сквозь смех Сатаны. - Видишь, насколько просто и приятно играться с людьми, какое удовольствие доставляет издеваться над этими венцами творения. Но нам не стоит задерживаться, мы и так находимся слишком долго. Сакл не любит, когда хозяйничают здесь - не стоит огорчать старика.

  Именно тогда Иудаэль захотел заполучить связку ключей от Адских Небес.

  Сатана частенько отлучался наверх, иногда принося интересную информацию. Иудаэль не удивился, узнав, что стал историческом персонажем: все таки чувствовал: тот бродячий проповедник необычен, а если пойти с ним - не прогадаешь.

  Иудаэля особо не заботило, что он стал известен, в первую очередь, как отрицательный герой. К тому же, земной мир многогранен, и злодеи одних подчас становились героями других.

  Однажды Сатана принес манускрипт, где Иуда изображался самым преданным учеником Иссуса и единственным, кто его понял. Вместе с Сатаной они вдоволь похохотали и предали рукопись огню.

  Как только люди не измывались над бедным Иудой: и женили на матери, и заставляли распухать до неимоверных размеров. Знали бы эти фантазеры, как веселился их герой, читая подобную писанину.

  Иудаэль очень сожалел, что два евангелиста не изложили правдиво последние мгновения жизни: не передали не только душевные переживания, но и не нашли увязки между повешением и вываленными внутренностями. Да что взять с грамотных эллинов, никогда не видевших описываемые события, а лишь конспектировавших многократно измененные рассказы.

  Тогда-то Сатана и предложил создать собственную историю, дал папирус и калам. Иудаэль весь ушел в повествование, рассказывающие об истинном земном пути Христа, поэтому Евангелие вышло столь отличным от других, тогда уже известных.

  Иудаэль, к тому времени достаточно пообщавшийся с великим писателями, обитающими в Аду, взял на заметку литературные приемы и завуалировано указал авторство в последних строках:

  'Петр же, обратившись, видит идущего за ним ученика, которого любил Иссус, и который на вечери, приклонившись к груди Его, сказал: Господи! Кто предаст Тебя?

   Сей ученик и свидетельствует о сем и написал сие: и знаем, что истинно свидетельство его.

  Многое и другое сотворил Иссус: но если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг. Аминь'.

  Иудаэль передал рукопись Сатане, а тот закинул на Землю.

  Каково же оказалось удивление, когда в тексте возникла вставка:

  'Его увидев, Петр говорит Иссусу: Господи! А он что?

  Иссус говорит ему: если я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? Ты иди за Мною.

  И пронеслось это слово между братиями, что ученик этот не умрет. Но Иссус не сказал ему, что не умрет, но: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до этого'.

  - Выставить автором сопляка, проведшего всю жизнь со старухой! - Иудаэль сокрушался перед Сатаной. - Как же это возможно!?

  - Такова природа людей. Кто делает выводы из фактов? Все подгоняют факты под желаемые выводы. Люди будут сотни раз менять и по-разному трактовать эти боговдухновенные, эти данные свыше откровения так, как им необходимо. Будут разделяться, враждовать из-за этого. А ты, Иуда, всегда будешь Иудой. Черным-черным без светлого пятнышка, а отбелить тебя смогут только другие Иуды, но их в обществе будет меньшинство. А, случись так, что Иуды победят, то горе тому обществу. Как ни крути, повязан ты со мной на веки вечные, по собственной воле.

  Иудаэль, сидя на выступе, наблюдает за Сатаной, купающемся в озере лавы.

  Повязан на веки, говоришь, по собственное воле?

  Еще одно воспоминание разрывает сознание.

  Здесь.

  На озере.

  Магма плещется вокруг прямоугольного постамента. На барельефах, украшающих стенки, в ряд изображены внушающие иррациональный ужас существа, чем-то похожие на Сатану, кругами плавающем вокруг постамента. Когда Хозяину наконец-то надоедают термические процедуры, он вырастает до умопомрачительных размеров и громадой нависает над бородатым человеком в рясе, цепями, за руки и ноги, прикованным к крышке постамента.

  Священник пустым взглядом впивается в Адские небеса, что-то шепчет, еле шевеля губами, и пытается сохранить остатки самообладания, когда Сатана обдает огненным дыханием:

  - Святой Отец, так рад видеть вас. Нам вас так не хватало.

  Сатана проводит когтями по краю постамента, выбивая мелкие кусочки камня, оставляя глубокие борозды.

  - Святой Отец, что за времена нынче настали?! Если священник в Аду, то где все остальные?

  Сатана поднимает голову, наблюдая за людским дождем.

  - И ни один не разобьется. Святой Отец, как вам у нас? Нравится, как все сделано? Сотворение Ада - лишь одна из множества функций.

  Сатана кончиками когтей аккуратно разрезает низ рясы, обнажая ступни, покрытые мозолями, ноги в мелкой синей сеточке.

  - Сатана - это же оборотная сторона Сакла, необходимая составляющая, без которой невозможно истинно наслаждаться добром. Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей.

  Сатана срезает несколько седых волосков на дрожащих ногах.

  - Не познав зла, нельзя ощутить и добро. Так, Святой Отец? Не молчите! Не хочу просто убивать вас. Я люблю философские беседы, а, в последнее время, здесь с этим худо. После Ганди и поговорить не с кем.

  Священник сначала сбивается, но с каждым новым словом обретает уверенность.

  - Ты лжешь, лукавый, как лгал от начала времен. Не рассказывай, что ты согласен стать лишь тенью от Бога. Ты всегда хотел, чтобы Бог стал тенью тебя. Чтобы Бог окончательно исчез во всепоглощающей тьме.

  Сатана гладит пальцами рога, будто причесывается.

  - Какое богатое познание моих тайных помыслов. Раньше думал это прерогатива Сатаны, проникать в людские мысли, а теперь оказывается: вы лучше меня знаете, что мной движет. Но продолжайте - очень интересно.

  - Бог есть Свет, и нет в Нем никакой тьмы. Добро первично и самодостаточно. Разве матери нужно лишиться ребенка, чтобы полюбить его? Нет, мать любит свое дитя изначально. Неужто мне нужно побывать в выжженной пустыне, чтобы ощутить всю красоту фруктового сада при монастыре? Или пережить ковровую бомбардировку, чтобы радоваться мирному небу под головой?

  Сатана саркастически причмокивает.

  - Все просто у вас, Свитой Отец. И даже изрекли сакральное: Сакл есть свит, и нет в нем никакой тьмы. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое, из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Но можно по-настоящему полюбить Сакла, лишь заглянув внутрь меня. Вы убедитесь в истинности этих слов.

  Сатана хохочет.

  - Свитой Отец, вы оценили, насколько Верховный Злодей начитан? Он даже знает все ваши мнения о себе. Вы считаете: Отец Лжи - искуситель, обвинитель, обструкционист, провокатор, глав полицай, тюремщик. Разберем первый титул. Искуситель? Да! Но искушением выбраковываются нестойкие, а прошедшие через него подтверждают право быть достойными.

  Священник, сделав большой вдох, выплевывает слова, как пулемет.

  - Ты искушаешь самых достойных, чтобы они свернули с праведного пути, чтобы попали в твои грязные лапы. Иов, первосвященник Иисус. Тебе надо доказать, что если эти великие праведники не выдержат испытаний, то значит и другие не смогут.

  Сатана, смутившись, плюется.

  - Свитой Отец, хватит нести всякую ахинею! Довольно вашей болтовни! Теперь говорит буду я: и за вас, и за себя. Такой театр одного актера.

  Священник чувствует как немеет язык, а губы словно срастаются.

  Сатана снова смеется.

  - Свитой Отец, а вы уверены в верности образа Сатаны? Быть может, человечки рисуют вселенское зло, лепят, что хотят видеть, создают врага, а другие, наоборот, придумывают светоносного Люцифера, противника противного, и все это, чтобы бороться и обретать смысл жизни. Без Сатаны они лишаться его.

  Сатана испепеляющим взглядом смотрит в глаза человека.

  - Многие из ваших установили: Сатана иудейский и Сатана христианский слишком различны, и меня, весь этот Ад, люди придумали сами. Но таких вы объявляете еретиками. У вас всегда готов титул для несогласного: не надо ничего объяснять, доказывать - поставил клеймо и на костер! Когти входят в ноги, вылезая остриями, с внутренней стороны. Священник, сквозь седую бороду, изрыгает душераздирающий крик, заходится в конвульсиях адской боли. Кровь бьет фонтанами, полностью заливая постамент.

  - Святой Отец, вскрыты бедренные артерии. Работа, к сожалению, не филигранная, но, извините, не эстет и не хирург. В плотской жизни у вас оставалось бы несколько минут, прежде чем попрощаться с бренным миром. Но здесь царит великодушие, поэтому вы будете продолжать мучиться.

  Сатана смеется.

  - Как вам оказаться на жертвеннике, Святой Отец? Великий позор, не так ли? Если бы вы умерли так, отвергая предложения отречься от веры - стали бы святым. У вас был бы день в церковном календаре и монастыри вашего имени. Здесь ничего этого нет. Для моей услады вы обречены мучиться, но не умирать.

  Священник, стискивая зубы от боли, продолжает что-то шептать губами, перебирая звенья цепей, как четки.

  - Святой Отец, скажите, оказавшись здесь и страдая сейчас, вы не кричали: ВСЕ ЭТО ЛОЖЬ! МЕНЯ ОБМАНУЛИ! Только скажите, и к вам придет на помощь сам Сатана. Великодушный, всегда готовый подать лапу помощи павшему.

  Сатана опять хохочет.

  - Вы видите Отца Лжи, но где же Сакл? Где он? Может, спрятался?

  Голова Сатаны поворачивается вокруг оси.

  - Может быть он сморит на нас сверху?

  Сатана задирает голову и устремляет взор на Адское Небо.

  - И там нет. А если и есть, то почему бездействует, не спасает верную овцу, терпит издевательства верховного злодея? СкАжите: пути сакловы неисповедимы. Как говорил один из здешних обитателей: "Передать не могу, как надоело мне слушать эту ахинею насчет неисповедимых путей. Сакл должен быть прозрачен и чист, как кристалл, а не наводить постоянно туман да и страх - тоже и, сдается мне, Сакл нас не любит". Автор этих строк сейчас вдоволь наслаждается нашей любовь. Ведь так, Иудушка?

  Иудаэль, все это время смиренно сидящий на берегу озера, послушно кивает.

  - А вы не думали, Святой Отец: нет никакого Сакла?! В мире есть только один Он - Сатана! Великий и Всемогущий! Создатель всего и всех! Для чего? Для собственной услады.

  Сатана снова смеется.

  - Здесь есть немало таких, кто всю жизнь верил во всепоглощающую силу науки, логоса, учение кого-то-там-о-чем-то-там. Они умирали и попадали в мои объятья, они думали: святоши оказались правы: пребывают сейчас в райских кущах, а мы обречены на вечные муки. Стоило бы рассказать им: нет никаких кущей, нет никакого спасения и гореть обречены все.

  Сатана срывает рясу, жадно скользит взглядом по иссохшему анорексичному телу. Одеяние священника, упав на поверхность озера, мгновенно сгорает.

  - Святой Отец, смотрю, вы исправно соблюдали посты, не чревоугодствовали. Это внушает уважение - люблю фанатично убежденных, ведь сам фанатик. Правда, здесь много ваших коллег, сумевших отрастить великопостные мозоли, так что им становилось трудно ходить. Мозоли у вас лишь на ногах, и вам тоже нелегко передвигаться, но конечная точка маршрута та же, зато они хотя бы пожрали вдоволь.

  Ужасные существа, изображенные на барельефах, увлажненные кровью, будто оживают, напиваясь красной жидкости.

  - Может, Святой Отец, вы спросите:

  ///
- - Как же Иссус?
- О-о-о! - отвечу я вам - хорошо знаком с этим парнем. Мы с ним очень даже похожи. Ведь он - бунтарь и Сатана, как вам известно, бунтарь.

  - Как же так? - снова недоумеваете вы, пытаетесь что-то добавить, но, простите за нетактичность, перебиваю вас.
- Он пришел как абсолютный революционер, как борец, желающий дать людям истину, как известно, делающую свободной. Это опьяняющее слово революция. Нет революции более глубокой, чем катастрофа. Всего лишь миг, когда рвется времен связующая нить. Знамение его истлевший скелет, распятый на кресте, развенчивающий иллюзорность существования.
Вы молча жуете губы, не находя что возразить.
- Иссус пришел перевернуть мир: отменить субботу, отменить закон, хоть и прикрывался словами о его соблюдении, уравнять в правах женщин, призвать мертвецов хоронить своих мертвецов, обещал сделать первых последними, а последних - первыми, разрушать храмы, возводя новые. Все последующие революционеры просто дети в сравнении с ним. Глядя на этого парня, восхищался им, узнавая самого себя. Он такой же, а значит путь его трагичен. Все время был с ним, даже в последнюю минуту. Не верите? - тогда покажу.
///

  Набежавшие тучи прогнали с Голгофы представительную делегацию Синедриона и правоверных иудеев. Те гордо обличали богохульника, висящего на среднем из трех крестов, насмехались, предлагая спасти себя. Но лишь небо заволокла пара черных туч, как на Голгофе остались лишь римские солдаты, приводящие в исполнение приговор прокуратора, да несколько учеников проповедника. Иудеи, спешно ретировавшиеся с Лобного места, даже не остались посмотреть: придет ли Илия, спасти пророка.

  Покрытая красной коростой фигура, нагая, за исключением лоскута ткани, прикрывающего чресла, вырастает из дерева самого креста, так что орудие пытки и жертва составляют единое целое.

  Иссус пытается чуть приподняться, чтобы хоть немного облегчить дыхание, но движение отдается неимоверной болью в пробитых ладонях и ступнях. Иссус тихо стонет, но никто не слышит его в шуме ветра и грязной ругани римлян. Те, сидя за столом, побросав оружие, выставив для вида пару молодых солдат с копьями, кидают по столу кости, разыгрывая вещи казнимых.

  - У меня больше! - кричит римлянин. - Оно мое!

  Тучный солдат, выхватив из кучи одежды хитон, облачается в него.

  - Теперь я Царь Иудейский и Царь Небесный!

  Другой римлянин, подскочив к толстяку, припадает на колено.

  - Я готов служить вам, Ваше Величество!

  - А почему это он царь?! - возмущается третий. - Потому что у него хитон?! Тут еще куча царского тряпья!

  - А ты что готов быть царем иудеев? - усмехается самый пожилой солдат.

  - Лучше царем у иудеев, чем солдатом в Иудее!

  - Давайте так, - предлагает один из сидящих, - кто выиграет больше шмоток этого дохлятика, тот и будет царем!

  Римляне обмениваются взглядами, задавая друг другу немой вопрос: "Откуда взялся этот парень? Он был среди нас?"

  Неожиданно, будто по мановению Юпитера, солдаты разом вспоминают: "Ах да, это же он гнал Иссуса, подбадривая товарищей, это же он, улыбаясь, с каким-то непонятным остервенением и нескрываемым удовольствием, размашисто заколачивал гвозди".

  - Отличное предложение! - пожилой хватает пару костей, трясет в стакане, накрытым ладонью, выбрасывает на стол.

  Когда Иссус шел через весь Иерусалим, оплевываемый толпой, терпя проклятия, несущиеся со всех стороны, изнывал под тяжестью гигантского креста, то думал: нет муки страшнее.

  Когда Иссус тащил крест в гору, падая после каждого удара бичом, то думал: нет муки страшнее.

  Когда гвозди входили в ладони и ступни, то Иссус думал: нет муки страшнее.

  Сейчас, задыхаясь на кресте, Иссус думает: нет муки страшнее.

  Но боль телесная - ничто в сравнении с душевными муками.

  Иссус остался один, проклятый собственным народом, покинутый собственными учениками, один из которых предатель. Лишь самый молодой последователь и несколько женщин стоят невдалеке. Униженный и обесчещенный, распинаемый меж двух разбойников.

  - Чего добился, великий бунтарь? - Иссус слышит вопрос, который хочет задать самому себе.

  - Так чего? - Иссус, приподняв веки, тяжкие от спекшейся крови, видит римлянина, предложившего решение, как определить царя.

  - Эй! Ты чо к нему пошел? - толстый солдат, вгрызаясь в кусок курицы, окликает коллегу по службе. - Иди к нам! Еще куча шмотья! Царем будешь!

  - Царь попросил пить, надо удовлетворить последнюю волю! Уксус с водой - отлично утоляет жажду!

  Римлянин поворачивается - в руках кувшин.

  - Здравствуйте, Ваше Величество! - солдат отвешивает поклон, так что шлем, упав, катится по земле. - Мы уже разговаривали с Вами в пустыне. Здесь, как видите, также немноголюдно.

  Ветер треплет волосы солдата, закручивает в массивные рога.

  - Даже если и пал с небес, то приземлился мягко и чувствую себя неплохо. Однажды Вы отказались от моих даров. В этот раз не получиться.

  Голос солдата с мелодичного ломается на грубый, басовитый рык. Иссус, поняв, кто на самом деле перед ним, открывает рот, силясь крикнуть ученикам: "Уходите! Здесь он!", но наружу исторгается лишь пара кровавых плевков. Мария, утыкается лицом в плечо Иоанна, сквозь шум ветра слышатся всхлипы.

  - Не волнуйтесь, Ваше Величество, истинное обличье видите только Вы. Для остальных здесь по-прежнему добросердечный римлянин, пришедший утолить страждущего.

  Солдат, достав из набедренной сумки губку, окунает в кувшин.

  - Не правда ли знакомая вещица, Ваше Величество? Это кувшин из Канны. Вы продемонстрировали там чудеса, обратив воду в вино. Мы ничем не хуже Вас, кое что умеем.

  Римлянин подбирает с земли невесть откуда взявшееся копье, насаживает на острие губку, подносит к лицу Иссуса.

  - Вы спрашиваете: чего добились? Сейчас покажу.

  Губка двигается от лба к подбородку. Иссус жадно пьет живительную влагу. Взор проясняется, но уже не виден ни Иерусалим, похожий на гигантский пыльный муравейник, ни ученики с Марией, ни римляне, играющие в кости. Остался только солдат с копьем, да и он поднялся на один уровень с Иссусом.

  За спиной римлянина, как облака, один за одним проходят видения.

  Петр, распятый ногами вверх.

  Андрей на косом кресте.

  Иаков Заведеев с отсеченной головой.

  Филлип, побиваемый камнями.

  Варфоломей ядовито и ослепительно красный, потому что содрали всю кожу.

  Фома, утыканный стрелами, как еж.

  Симон, разделенный на две части и держащий в руках пилу, которой его распилил пополам.

  Иуда с вываленными внутренностями, удавившийся в петле.

  - Да, Ваше Величество, именно это. Ради этого Вы прошли земной путь, ради этого ваши ученики бросили отчий дом, друзей, подруг, отреклись от счастливой обывательской жизни!

  За спиной римлянина возникают еще сотни картин, где людей разрывают на части животные, женщин и детей рубят мечами, предают огню, четвертуют, обезглавливают, в глотки заливают расплавленный свинец.

  Солдат переминается с ноги на ногу, земля под сандалиями хлюпает, потому что насквозь пропиталась кровью.

  - Ваше Величество, ради этого вы несли свой крест!

  В мирно спящую деревню на рассвете врываются воины, с крестами на груди, поджигают дома, рубят мечами выскакивающих из дверей жителей.

  Пылающие постройки сменяются пустой Голгофой, на которую взбирается воин, облаченный в доспехи, несущий в руках знамя с крестами. Рыцарь втыкает древко в безжизненную землю, опускается на колени, складывает руки для молитвы, а за спиной вырастают горы из тысяч трупов, коими вымощен путь к Голгофе.

  - Да, Ваше Величество, ради этого вы проповедовали, ради этого рассказывали красивые притчи!

  Огромный город с высокими красивыми стенами, опоясывающими залив, пылает, как тысячи Солнц. Здоровенный мужчина латной рукавицей наотмашь бьет по лицу женщину, разбивая губы, выбивая зубы. Женщина падает на брусчатку, где ее тут же хватают несколько рук, разрывая одежду, лапая тело.

  - Да, Ваше Величество, это ваши последователи! И с той, и с другой стороны!

  На голову Иссуса садится ворон, вдавливая терновый венец, обнажая, зарубцевавшиеся раны.

  - Тодчаз увидил расвирзаищиися нибиса и ворана, схадиасчиво на Ниво. Где же глас с небес?

  Иссус протяжно стонет. Ворон бьет клювом в голову до тех пор пока не пробивает отверстие. Кровь течет по лицу задыхающегося Иссуса, пропитывая губку.

  Красивых женщин озверевшая толпа кидает с обрыва в реку; девушки сходят с ума, привязанные к вращающемуся колесу, заживо сгорают на кострах, отблески пламени играют на лицах довольной публики.

  - Да, Ваше Величество, все это ради вас! Против меня, проявившего сострадание к умирающему, утолившего жажду страждущего уксусом с водой! Но Вы почему-то пьете другое!

  Иссус чувствует, как вкус губки меняется. Нет, это уже не уксус с водой, это кровь, кровь всех людей, прошедших перед взором.

  - Да, Ваше Величество, именно так!

  За римлянином тысячи предаются содомским грехам, изнывая от наслаждения.

  - Да, Ваше Величество, они тоже Ваши!

  Солдат уже не поит с губки, он тычет ею в зубы, так что трескаются губы, острие выходит наружу, разрывая десны, прокалывая язык. Река крови выливается изо рта, и уже нельзя разобрать Иссусова эта кровь или убиенных. Красные ручейки текут из каждой раны на теле, сливаясь в единый поток у основания креста, установленного в земле. Взор заливает багровый и нет вокруг ни одного другого цвета.

  Иссус закрывает глаза, а открыв, безумным взглядом обводить вернувшуюся картину Голгофы. Римляне также играют в кости, Иоанн с женщинами также содрогаются в рыданиях. Словно, ничего и не привиделось.

  - Да, Ваше Величество, не думайте - это не наваждение, так будет, не сомневайтесь!

  Иссус смотрит на черепа и кости, в обилии рассыпанные у креста.

  Как же так? Все против чего я учил останется в мире? Мало того, сам я стану не более чем знаменем, которое люди водрузят, чтобы удовлетворять свои стремления. Как же так, Отец?! Отец! Отец!!!

  Иссус, превознемогая неимоверную боль, приподнимается на кресте и, вложив последние силы, кричит, перекрывая вой ветра, так что слышно на Небесах.

  - ЭЛЛОИ! ЭЛЛОИ! ЛАММА! САВВАХФАНИ!

  И тут же испускает дух, безвольно оседая.

  Римлянин, сняв губку с острия, раз за разом бьет копьем в бок. Удары наносит размеренные, точные, сокрушительные. Хрустят ребра, куски мяса падают на землю, а кровь стекает в неизвестно откуда взявшийся кубок. Когда сосуд наполняется до краев, римлянин бросает копье и, обернувшись, говорит:

  - Истинно человек Сей был Сын Божий.

  Небо роняет на землю первые капли наконец-то родившегося ливня.

  - Но бунт Иссуса был больше, чем просто восстание против иудейских ценностей. - Сатана кладет локоть на колено, а подбородок на ладонь, принимая позу философа.

  - Он восстал против самой природы человека. Иссус пришел отменить алчность, зависть, месть, похоть, насилие, борьбу, войну, гнев, беззаконие и многое другое: словом, все, что делает человека человеком. Иссус хотел отделить человека от Зверя, но если называю человека Зверем, кого этим оскорбляю: Зверя или человека?

  Сатана меняет руки, оставаясь тем же философом.

  - Он хотел вознести человека, это жалкое, слабое, безвольное существо, на недостижимую высоту. Мне нравилась эта безумная идея, потому что сам безумен. Даже встретился с ним в пустыне - проверить: "Ты парень всерьез во все это веришь?" Оказалось - да.

  Сатана свободной рукой ощупывает барельефы, покрытые красной коркой, потому что вся кровь из священника уже вытекла.

  - Для чего все это? Поднять человека и все человечество - а он мечтал об этом - так высоко, чтобы после оно пало, испытав адскую боль? Ведь природа всегда возьмет свое, а человек мое создание.
///
- Как же так? - возмущаетесь вы, Святой Отец. - Адама и Еву создал Сакл по своему образу и подобию.
- Забудьте об этих глупых сказках! Человек полностью творение Сатаны и демонов, произошедших от него. Мы собрали его прямо здесь, на этом постаменте: первого, прародителя. Этерафаопе Аброн создал голову, Мениггесстроеф вложил в нее головной мозг, Астерехмен сделал правый глаз, Фаспомохам левый глаз, Иеронумос - правое ухо, Биссум - левое ухо, Акиореим - нос, Банен-Эфроум - губы, Амен - рот, Ибикан - коренные зубы, Басилиадеме - миндалевидные железы, Аххан - язычок, Адабан - шею, Хааман - позвоночник, Деархо - гортань, Тебар - плечи, Мниархон - левый локоть, Абитрион - правое предплечье, Эванфен - левое предплечье, Крис - правую руку и так далее. Creato ex nihilo. Corpus homini ⁷.
Телом человек подвластен Сатане, человек странник и гость в мире, где Он - Князь. Хлеб, что человек есть, питие, что человек пьет, одежды, что человек носит, и даже воздух, которым человек дышит, - все плотское в жизни в Его власти.
Какой же диссонанс возникает веками: человек совсем не то, что хотел видеть Иссус и последователи. Тогда рождаются пророчества о скором конце света, о последних временах. Каждому поколению хочется верить: именно оно живет в год, когда с облаков сойдет Сын Человеческий и станет судить. Сколько уже было Апокалипсисов? Сотня? Две? Тысяча? Ни один не сбылся, и вы, Святой Отец, лучше меня знаете: ничего не будет, потому что ничего и нет. Я - Бог века сего, века, которому нет конца. Demon est Deus. Dues est Demon ⁸.Ведь Иссус обманул всех. Он обещал: "Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем." Смерть вкусили и некоторые, и все, стоявшие там, и сотни поколений после них, но Царствия Божьего нет и не предвидется. Да и кто этот Сын Человеческий? Я, Иссус, звезда утренняя и светлая, владыка царей земных. Звезда светлая и утренняя, сиречь, Люцифер. Владыка царей земных - это же Сатана.
///

  Сатана, заходящийся в ораторском раже, на миг утрачивает контроль над телом священника. В этот миг цепи выпадают из рук, губы размыкаются, язык оживает, и священник, находит силы, чтобы, заглушая шум Ада, прокричать последнее откровение.

  - Ты отец лжи, твоих словах нет ни капли правды! Если есть, то признай истину! Бог создал человека, поставил над Ангелами! Значит поставил над тобой! Ты не смог смириться этим! Как же?! Какой-то человечишка будет выше меня! Тебе, Сатане, поклониться тому, кто ниже тебя, следует за тобой!? Ты превосходишь человека по порядку творения! Человек должен поклоняться тебе! Ты не устоял истине! Ты поставил себя выше человека, потом выше Бога! Ты восстал против Бога, против человека! Ты ненавидишь нас людей! Ты смеешься над нами! Ты издеваешься над нами! Ты получаешь удовольствие, когда играешь нами, когда обманываешь нас!

  Сатана со всего маху бьет по краю постамента, так, что большой кусок отваливается, погружаясь в магму.

  - Господи, Господи, почему Ты оставил меня!?

  Сатана вонзает коготь в подбородок священника, резко дергает в сторону, извлекая наружу язык. Священник беззвучно хлопает ртом.

  - Замолкни, мерзавец! - Палец с языком дрожит. - Вы пытаетесь отнять у меня человека, но человек мой, мой и только мой! - Сатана хватает воздух, сжимая пальцы в кулаки, кричит, будто старается убедить самого себя. - Вижу, поговорить не получилось, диалога не вышло. Предпочел выливать ведро заученных максим. Остается лишь использовать по назначению.

  Последующая сцена врывалась в сознание Иудаэля не реже других кошмаров, причиняя не меньшую боль.

  Иуэдаль, будто прикованный цепями, неподвижно сидел на берегу озера, наблюдая, как Сатана делал надрезы, расчленял тело, вытаскивал и съедал органы, вытягивал жилы, нервы и звенящие струнки человеческой души.

  Иудаэль вместе со священником метался по лабиринтам Боли: шатался между липкими стенами, падал в бесконечные ямы, дно которых усеяно острейшими клинками.

  Иудаэлю казалось: остановилось не время, весь Ад застыл, завороженный умопомрачительной пыткой.

  Только верный слуга Сатаны - гигантский Адский Пес - спокойно ходил вокруг озера, довольно причмокивая всеми тремястами шестьюдесятью четырьмя пастями.

  Иудаэль раз за разом вспоминал эту сцену и раз за разом признавался: мне нравится священник. Да, он погиб, но сумел выстоять и даже победить самого Сатану. Впервые Иудаэль увидел Хозяина не уверенным в себе Властелином, которому подчиняется все и вся, а вышедшим из себя истеричным маньяком.

  Священник победил Сатану здесь - в самом центре Ада.

  Победил силой Слова.

  Что же было в его словах?

  Резкая боль пронзает спину Иудаэля. Он выгибается, еле удерживаясь на краю Вершины Ада.

  Мысли врываются в голову, будто сами собой.

  Что если все действительно так?

  Ангелы - всего лишь вестники, творчество - удел людской, дарованный Богом. Природа Сатаны ангельская, поэтому ему и необходимо обращать людей в демонов. Но человек, став слугой Отца Лжи, теряет творческие начала. Ведь Иудаэль, издеваясь над местными обитателями, лишь копировал их творения: картины Пикассо, Дали, декорации фильмов Ромеро.

  Иудаэль смотрит на Сатану, плещущегося в магме озера.

  Так вот как ты поступаешь со мной! Обещаешь царства и золотые горы, а на самом деле смеешься, упиваешься ненавистью к людям! Но человек не ангел, он не единожды избирает сторону! Если Сатана восстал против Бога, то человек может восстать против Сатаны! А я все еще человек. Даже больше, ибо впитал адскую мощь! Человек может пойти на временный союз с любой силой, получить достаточно и продолжить собственную игру!

  Иудаэль не видит, но чувствует, как за спиной, будто лепестки бутона, раскрываются еще два крыла. Теперь их шесть. Теперь он равен Сатане.

  Времени твоего владычества пришел конец.

  На поясе Сатаны блестит связка ключей, приковывая взгляд Иудаэля.

  Конечно! Свергну бывшего хозяина, и во главе всех умерших поднимусь на Землю, мертвые восстанут из могил, я установлю собственное Царство, а после можно замахнуться и на Небеса и тамошнего главаря, если он, конечно, есть.

  В лапе Иудаэля появляется копье, которое он столь давно и старательно готовил.

  Иудаэль когтями тесал из камня древко, затачивал наконечник. Так, чтобы наверняка!

  Сатана, будто подставляясь, поворачивается к Иудаэлю спиной со сложенными крыльями. Ключи так манят блеском.

  Иудаэль срывается подобно валуну, выставляет вперед копье, метит между лопаток, рот расплывается в улыбке: мятежник предвкушает, как наконечник, пробив плоть, выйдет наружу, низвергая тирана.

  Из озера в мгновенье ока вырастает огромный хвост, ощетиненный шипами. Сатана напоминает Красного Дракона с рисунка Блейка. Иудаэль пробует уклониться от сокрушительного удара, но шипы с оглушительной болью вонзаются в тело, вырывают целые куски мяса, режут крылья. Копье вываливается из лап Иудаэля. Сам он падает в магму, теперь жгущую адской болью. Иудаэль раскрывает пасть и магма заливается, сжигая изнутри.

  Магма смыкается над головой и ничего не видно: ни Сатаны, ни Ада.

  Иудаэль барахтается, беспомощно махая руками и ногами, варится, как кусок мяса, и падает, падает, падает.

  Иуда чувствует: все закончилось, жар стал меньше.

  Иуда с трудом открывает глаза. Веки дрожат от боли, терзающей все тело. Над головой усыпанное звездами небо.

  Иуда не понимает что произошло.

  Как так? Он упал из Ада на Землю.

  Что, если все не так?

  Ад на самом деле не под Землей, а над ней. Ад закрывает от человека Небеса. Ад не под нами, а вокруг нас. Каждый день мы соприкасаемся с ним, сами того не подозревая. Необходима великая сила и мужество, чтобы, пробив Адские толщи, крестом вознестись на Небеса.

  Сатана - Князь Воздуха - обманул Иуду во всем, даже в мироустройстве.

  К счастью для себя, Иуда не видит каким стал: сдувшиеся, рахитичное, покрытое ранами тело, обломанные когти, огрызки крыльев. Ни следа от былого величия.

  Иуда с трудом поднимается и, утопая в песке, бредет через барханы, пока не подходит к горам, где находит глубокую пещеру и, пересекая гигантские галереи с огромными сталактитами, скрывается все глубже и глубже, стремясь уйти подальше от этого мира.

  Мира, где доверился Богу и оказался обманут, доверился Сатане и оказался обманут. Возможно, сейчас Иуда, с уже затянувшимися ранами, в кромешной тьме лежит у берега подземной реки, раз за разом вспоминая тысячелетия жизни.

  Жаль: он никогда не узнает как красиво падал на Землю, пронесшись по ночному небосклону огненным колесом горящей звезды. Возможно, кто-то - из неспящих - успел загадать желание.

  Пожелал большой и чистой любви, ведь здесь - на Земле - в отличии от Ада, любовь есть.

  

  ¹http://lenta.ru/articles/2010/05/06/picasso/ К тексту

  

  ²http://biography.sgu.ru/bio/data/files/pictures/image/3072.jpg К тексту

  

  ³http://biography.sgu.ru/bio/data/files/pictures/image/3101.jpg К тексту

  

  ⁴http://www.hermitagemuseum.org/imgs_Ru/04/2010/hm4_1_248_6_big.jpg К тексту

  

  ⁵http://www.cvgs.k12.va.us/research/Final/sresch03/pleasants/72rat3539.jpg К тексту

  

  ⁶http://i.images.cdn.fotopedia.com/flickr-2520977413-image/Switzerland/Canton_of_Fribourg/Gruyere_district/Gruyeres/H._R._Giger-Art-Contemporary_art-Gruyeres-Science_fiction-The_Matrix-image.jpg К тексту

  

  ⁷Creato ex nihilo (лат.) - творение из ничего

  Corpus homini (лат.) - тело человека К тексту

  ⁸Demon est Deus. Dues est Demon (лат.) - Дьявол есть Бог. Бог есть Дьявол. К тексту

  В рассказе использована картина The Fall художника torture-device. Смотреть в широком формате.

  07.03.2011 - 07.08.2011, Львов