Аннотация: Мужчина на мосту. Мораль есть врожденное свойство?
Бостон
Мужчина на мосту.
Мораль есть врожденное свойство?
Представим себе следующую ситуацию: вагон поезда мчится без всякого контроля по рельсам прямо на группу из пяти железнодорожников. Вы, дорогой читатель, стоите возле железнодорожной стрелки и видите неуправляемый несущийся вагон. Если Вы переведете стрелку направо, то в последнюю секунду все таки спасете жизнь пятерых мужчин. Единственная загвоздка в том, что если вагон повернет направо, то он в любом случае переедет одного рабочего, но только одного. Что бы Вы сделали?
Но постойте, прежде чем Вы ответите, надо Вам подумать над вторым вопросом. Снова мы имеем дело с неуправляемым вагоном, который опять несется на пятерых рабочих. Но в этот раз Вы стоите не возле железнодорожной стрелки, а на мосту над рельсами. Вы ищите что-нибудь, что могли бы скинуть на рельсы и тем самым затормозить и остановить вагон. Но единственное, что Вы видите на мосту, - это крупный и толстый мужчина, который стоит рядом с вами. Перила на мосту невысокие. Все, что Вам необходимо было бы сделать, - это крепко подтолкнуть мужчину сзади. Его тяжелое тело смогло бы остановить мчащийся вагон, и пять железнодорожников были бы спасены. Сделали бы Вы это?
Эти два вопроса были заданы более 300 000-м различным людям. Провел опрос Марк Хаузер, психолог Гарвардского Университета в Бостоне. Он выставил этот тест-опрос в интернете и предоставил людям сделать выбор, как бы они поступили в случае бесконтрольного вагона. Но Хаусер опрашивал не только интернет-серферов. Он ставил свои тест-вопросы в США и в Китае, и даже протестировал северные народы. Он спрашивал детей и взрослых, атеистов и верующих, женщин и мужчин, простых рабочих и людей с высшим образованием. Результат был неожиданным: ответы были почти всегды одинаковы независимо от религии, возраста, пола, образования и страны происхождения.
Какие же были ответы? На первый вопрос - почти каждый опрашиваемый перевел бы железнодорожную стрелку и смерился бы со смертью одного железнодорожника, чтобы спасти жизнь другим пятерым. На второй вопрос - только каждый шестой столкнул бы толстого мужчину с моста, чтобы спасти пятерых мужчин. Большинство этого не сделало бы.
Что за странный итог опроса? Перевожу ли я стрелки или сталкиваю мужчину с моста - результат же в обоих случаях одинаков! Один мужчина умирает, а пять будут спасены. В количественном итоге погибших и выживших в обоих случаях нет различия. И все же, видимо, имеется. Приходится ли мне смериться со смертью человека, или я вызываю своими действиями его смерть - очевидно не одно и тоже. Психологическая разница значительна: активно или пассивно ответственен я за смерть человека. В одном случае у меня возникает чувство, что я совершаю убийство, несмотря на то, что при этом спасаю жизнь другим людям. В другом - чувство того, что мне приходится играть роковую роль в жизни и смерти людей. Между активным действием и пассивным бездействием лежит целый мир. Показательно и то, что уголовные законы почти всех стран очень точно различают между преднамеренным действием и бездействием.
Активное действие, рассматривая нравственно, является чем-то другим, отличным от дачи приказа или распоряжения. Пилоты, которые сбросили бомбы на Хиросиму и Нагасаки, так и не справились после этого с душевной травмой. Их же вышестоящие начальники вплоть до президента Трумена имели очевидно меньше всего проблем. Мы различаем умышленный и предположителный вред, прямое и косвенное деиствие. И большинство людей считает нанесение вреда непосредственно, контактным способом предосудительнее и менее достойным, чем безконтактно и без соприкосновения. Легче нажать кнопку, чтобы кого-нибудь убить, чем вонзить нож кому-нибудь прямо в сердце. Чем абстрактнее жестокий поступок, тем легче, видимо, его сделать.
Вспомним о начале нашего разговора о морали в социальном поведении приматов. Хотя там нет абстрактных поступков, но имеется различие между действием и бездействием. Если кто-нибудь допускает какое-нибудь действие, мы не можем быть уверенными в том, что он сделал это умышленно. Поэтому мы колебаемся и сомневаемся в однозначной оценке этого бездействия. Активный же поступок выглядит для нас без всяких сомнений как действие .
Марк Хаусер однако обнаруживает в этом гораздо большее. Если большинство людей в той же самой ситуации сложившиеся положение оценивают нравственно очень схоже и поступали бы в ней почти одинаково, то не является ли это доказательством того, что в нас имеется общая и независимая от культуры моральная основа? Не оснащенны ли мы все одними и теми же самыми правилами? Не ориентируемся ли мы на каким-то образом на одинаковые принципы : "Будь справедлив", "Не причиняй вреда!" или "Будь дружелюбным!"? Хаусер убежден, что в каждом из нас имеются моральные правила. Поскольку обычно эти внутренние правила люди не осознают, то и не передаются эти правила посредством воспитания. Должно быть, они закреплены в наших генах и проявляются на первых годах жизни. Хаусер предполагает, что мы преобретаем нравстевенное сознание подобно преобретению для нас родного, первого языка. Как Ноам Хомский показал, в самом начале в мозге зафиксированна универсальная грамматика, из которой дети под воздействием окружения развивают родной язык. Мы не выучиваем первый язык, скорее мы преобретаем его подобно тому, как растут у нас руки. И с нравственностью, по Хаусеру, случается что-то подобное. В этом случае имеется своего рода внутренная, глубокая грамматика, которая помогает нам соответствующую окружению мораль структурно приобрести. Каждый человек, соответственно, рождается с "нравственным инстинктом", со способностью ощущать и различать доброе и злое. Следовательно, не только религии и правовые системы, не только родители и учителя прививают человеку нравственные обычаи и манеры, а уже при появлении на свет из утробы матери имеется у него это чутьё. Именно поэтому, мы можем в большинстве случаев без долгих раздумий сказать, плохой или хороший поступок. Даже преступник в глубине себя знает обычно, что нравственно правильно, и что ложно.
Прав ли Хаусер? Действительно ли нашли психологи с помощью их теста ключ-разгадку интуитивной морали, которую философы не могли ухватить посредством своих абстрактных императивов и законов, и которую нейробиологи не могут обнаружить в магнитно-резонансном томографе? К чувствам у Канта было только пренебрежение. Так как его требования к морали были противоположными: мораль, по возможности, не нуждается в выше упомянутых чувствах. Чувства, считал он, не являются союзниками рассудка, а наооборот - противниками, они мутят наши нравственные решения, вместо того, чтобы содействовать им. Именно этой точки зрения противопоставляет Хаусер свою теорию моральных чувств. Эмоции являются необязательно низкими инстинктами, а могут вполне приводить к благородным чувствам. Чтобы быть полностью уверенным, что такие моральные чувства имеются в каждом здоровом и нормальном человеке, обратился Хаусер за помощью к нашему хорошему старому знакомому, Антонио Дамасио. Вместе с ним он обследовал пациентов с повреждениями вентромедиального региона лобовой части мозга, то есть людей, у которых были травмы аналогичные травме Финеаса Гейджа. Они тоже были опрошены на предмет неконтролируемого вагона. Результат оказался четким и однозначным: как и большинство здоровых людей, пациенты с травмами головного мозга повернули бы железнодорожную стрелку, чтобы спасти пятерых рабочих. Но в отличии от других людей, у них в любом случае пришлось бы погибнуть и толстому мужчине. Социопаты с Финеас-Гейдж-Синдромом были бы готовы без колебаний столкнуть мужчину с моста. В ситуации, когда другие люди под влиянием интуитивного морального инстинкта были бы скованны в своем решении, у социопатов, очевидно, отсутствовало моральное чувство. Они оценивали сложившуюся обстановку только разумом.
Если верить этому тесту, то интуитивное моральное чувство находится у человека в лобовой части мозга. Там, спрятанная в вентромедиальном регионе, должна была бы располагаться прирожденная универсальная грамматика нравственности. Но перед тем, как под этим подписаться, необходимо нам не забыть упомянуть пару важных возражений. Первый вопрос теста о вагоне с железнодорожной стрелкой выглядит ясным и определенным вопросом. Зато вопрос с мужчиной на мосту - нет. Представим себе со всей серьезностью ситуацию, когда надо столкнуть мужчину с моста, чтобы остановить вагон. Стоит мужчина к нам спиной, то нам легче решиться сбросить его. Смотрит он нам в лицо, то сразу же это сделать труднее. А если мужчина нам несимпатичен? Ну что ж, мы можем им пожертвовать. А если он выглядит милым и приятным человеком? Тогда скорее всего мы его не столкнем. Все это не противоречит теории Хаусера о моральном истинкте, но делает ее, теорию, сложной и запутанной. Ведь тогда все наши чувства симпатии и антипатии связанны с нашей интуитивной моралью.
Это заключение так же актуально и для примера с железнодорожной стрелкой. Пять из шести опрошенных утверждали, что они допустили бы переезд одного рабочего, чтобы спасти пятерых. Пока все просто. А что было бы, если этот железнодорожник был бы мой знакомый или близкий друг? Поверну ли я рычаг стрелки тогда? А что, если вместо рабочего стоит моя мать, брат, сын или дочь? Кто решится перевести стрелку? Кто смог бы переставить путь, если бы пришлось выбирать между пятью рабочими и ребенком, играющим на рельсах? В другом примере некоторые ученики, наверное, скинули бы ненавистного учителя математики, чтобы сохранить жизнь рабочим.
Кроме того, во втором случае влияют аспекты, которые с инстинктами ничего общего не имеют. Если я толкну толстого мужчину, то мою голову пронзают мысли: откуда я знаю, что он точно упадет на рельсы? И если это даже произойдет, могу ли я быть уверенным, что его тело остановит вагон? Что тогда, если это не случится? Тогда погибнут пять рабочих, и к тому же я совершу убийство. Кто поверит мне, что я помышлял о лучшем? Все эти вопросы важны для того, как я поступлю, и не являются результатом долгого взвешивания "за" и "против". Они возникают мгновенно. Их появление основанно на жизненном опыте, и они представляют собой нечто вроде социальных и культурных рефлексов.
Совсем не легко различить генетические предрасположенности и культурные знания, так как они связаны друг с другом неразделимо. То, что в различных культурах одинаково принимались бы определенные решения, как например в тесте Хаусера, не означает, что представления о нравственности является врожденным свойством людей. Вполне может быть, что представления о морали в различных культурах развивались похоже, потому что быть нравственным повсюду оценивалось положительно или как минимум было выгодно и поощряемо. Отсюда следует, что правильный ответ на вопрос о морали: "Прирожденная или привита воспитанием?" прозвучит: "в действительности это нельзя различить!". У некоторых детей и подростков, которые были воспитаны во времена Гитлера, спустя несколько лет, став офицерами СС, не было никаких угрызений совести убивать других людей, среди которых были беззащитные женщины и маленькие дети. Как и при овладении языком, наше нравственное восприятие является не полностью прирожденным качеством. Мы не рождаемся на свет с готовыми ценностями, скорее всего с "планом обучения", какую информацию мы можем воспринимать, и предпосылками, как ее, информацию, можно организовать и обработать.
Насколько по-разному используется эта нравственная способность, видно в различии моральных представлений и взглядов людей. Права собственности, сексуальная мораль, религиозные предписания, манеры общения и реакции на агрессивность были и остаются различными в такой степени, что трудно сказать, что типично для человека. Даже в нашем обществе имеются различные оттенки нравственности. Существуют бытовая мораль, идеологическая мораль, мораль ответственности, классовая мораль, контрактная мораль, максимальная и минимальная морали, начальная мораль, мораль управления, мужская и женская морали, производственная мораль, мораль менеджеров, мораль феминисток и теологов. Всегда, когда общество осознает, что имеет какую-либо новую проблему, без промедления создается новая мораль. Тем не менее, ссылается каждая новая мораль на те же самые старые ценности: она обращается к совести, призывает к ответственности, требует еще большего равенства, демократии и братства.
Кто думает морально, тот делит мир на две части: на то, что уважает и принимает, и на то, что отталкивает и изгоняет. Дольше двух тысячелетий мучались философы над тем, чтобы найти неопровержимые доказательства того, как эти критерии уважения и отторжения могли бы быть окончательно закреплены. Результат мы хорошо помним: с одной стороны - под влиянием философии в течении сотен лет была создана современная моральная система в качестве Гражданского Правового Государства; с другой стороны - вся эта конструкция является такой хрупкой, что при национал-социализме она без большого нравственного протеста и возмущения была коренным образом изменена и искажена. По всей видимости, нравственный прогресс в обществе происходит менее всего через рассудок и разум, а более посредством увелечения чувствительности широких слоев населения к определенной проблеме. Аффект является двигателем развития социальных событий. Или как подходяще сформулировал американский философ Ричард Рорти: "Нравственный прогресс независит от того, как мы возвышаемся над чувствительностью и двигаемся вперед к рассудку. Так же менее всего он основан на том, чтобы не ссылаться на коррумпированные провинциальные инстанции, а обращаться в наивысшие суды, которые при вынесении решения ориентируются на архи-исторические законы, не связанные с никакой страной и с никакой культурой."
После семи глав о морали итог должен был бы прозвучать так: человек является нравственно одаренным живым существом. Способность к морали есть врожденная способность, но насколько - трудно сказать. Мозг приматов позволяет сопереживать и обладает (нейро-химическим) поощрением за "добрые" дела. Этическое поведение являтеся сложным альтруизмом. Он состоит из чувств и умозаключительного взвешивания. В человеке не существует "морального закона", как считал Кант, по которому человек обязан быть хорошим. Нравственное поведение возникло потому, что оно выгодно как для группы, так и каждому члену ее. В какой степени каждый использует и применяет это, зависит в основном от самоуважения, а оно в свою очередь - от воспитания.
Итак, этим инструментом-заключением мы подготовленны, по всей видимости, для практики. Попробуем разобраться в конкретной проблеме нашего общества. Как мы уже видели, существует моральный закон на уровне чувств: при определенных условиях разрешено убивать, как в примере с мужчиной на мосту. Но существует ли нравственный долг: обязаность убить.
Тетя Берта должна жить. Разрешено ли убивать людей?