Никто не знал, как получилось, что Дэлзиел произносил речь. Паско с большой неохотой позволил уговорить себя на венчание в церкви, отчасти из-за сентиментальных доводов (мама с нетерпением ждет этого), отчасти из-за экономических (за это платит папа), но главным образом из-за подозрения, горячо отрицаемого, но хорошо подкрепленного косвенными доказательствами, что Элли сама этого хотела.
Но они договорились о приеме. Пинта пива и пирог, настоял Паско. Бокал шерри и сосиска на палочке, как перевела Элли своей матери. На мероприятии они пили шампанское и ели канапе из курицы со сливками, но, по крайней мере, они были на ногах, могли свободно общаться, и никто не собирался начинать читать телеграммы и произносить речи. Особенно детектив-суперинтендант Эндрю Дэлзиел.
"Думаю, я знаю сержанта Паско, инспектора Паско, Питера, как и любого другого", - провозгласил Дэлзиел.
- Это не может быть из-за выпивки, - пробормотал Паско. - Он никогда не напивается. Не настолько, чтобы ты заметил.
"Это на скотче. Папа говорит, что уже опустошил две бутылки шампанского", - сказала Элли.
"Он считает, не так ли?"
‘Нет! Он только что заметил, главным образом потому, что мерри Эндрю продолжает называть его Перри. Это больно, когда ты платишь за настоящие шампанские вина не марочного производства". Они хихикнули вместе и привлекли несколько укоризненных взглядов от группы пожилых родственников, которые явно считали, что речь Дэлзиела была первой успокаивающе нормальной вещью на свадьбе, где невеста не была одета в белое и на приеме не было сидячего ужина. Если ты делаешь это стоя, это не считается - это максима, которая могла бы пронести достойное тело почти через все жизненные невзгоды.
"Он хороший полицейский", - заверил Дэлзиел пожилых родственников. "Он далеко пойдет. Заслуживает всяческого успеха. Я поощрял его с самого начала. И я не льщу себе, когда говорю, что мне удалось немного поддержать его ...'
Он сделал паузу и вытер лоб огромным носовым платком цвета хаки. Лысина, бескомпромиссно видимая сквозь седую щетину его волос, блестела от пота. Сейчас он улыбался, неуклюже подбираясь к непристойной свадебной шутке, и с его сияющим лицом, широкой улыбкой, еще большим брюшком и бокалом шампанского, который он постоянно держал наготове в футе от губ, он должен был бы стать образцом пиквикистского веселья. Вместо этого он выглядел так, как будто только что вышиб дверь и требовал, чтобы никто не двигался, поскольку он окружил это место.
"... небольшой скачок в его карьере", - продолжил он. "Но сегодня ему придется справляться самому".
- О Господи, - выдохнул Паско.
Пожилым родственникам шутка не очень понравилась, но они все равно были готовы поставить оценки за старания.
"Элли я не так хорошо знаю. Но у нее все получится, я уверен. Мой старый шотландский дедушка говорил: "когда выбираешь девушку, начинай снизу и продвигайся вверх". Широкие бедра для детей, широкие плечи для работы по дому и широкая улыбка для добродушия и мирной жизни. Элли, теперь...'
Должно быть, какая-то система раннего предупреждения сообщила ему, что он направляется в неспокойные воды.
"Элли", - повторил он. "Быть женой полицейского - тяжелая работа. Не каждая женщина может это сделать. Но если она сможет, а я уверен, что Элли сможет, тогда это грандиозная и полезная задача. Для полицейского нет ничего лучше, чем быть под хорошим присмотром дома. Ничего. Я могу сказать вам… В свое время обо мне позаботились ... однажды...’
"В каждом Тоби Отрыжке есть Эндрю Агвичик, пытающийся выбраться наружу", - пробормотала Элли. "Я думаю, ему было бы лучше бубнить о моем длинном рте и огромной заднице".
"Итак, я представляю вам, - воскликнул Дэлзиел, быстро приходя в себя после своего погружения в себя, - счастливую пару! Пусть их судьба будет счастливой!"
"Счастливая пара!" - эхом отозвалась собравшаяся толпа из примерно сорока родственников, коллег, друзей, в то время как Паско и Элли смотрели друг на друга с любовью и задумчивостью в глазах.
Позже, когда они бежали через автостоянку "Трех колокольчиков" к старинному ресторану Паско "Райли", именно Дэлзиел трусил рядом с ними, используя настольный зонтик от мартини, чтобы защититься от дождя, который не переставая хлестал по Линкольнширу в течение двадцати четырех часов.
"Удачи", - одними губами произнес Дэлзиел в пассажирское окно. Для Элли он был почти невидим через бегущее стекло. Она улыбнулась и помахала рукой. Ее родители и другие гости не рисковали своими свадебными нарядами во время ливня, а это означало, что, по крайней мере, они были избавлены от обычных примитивных обрядов прощания. Это также означало, что она не видела никого, кому можно было бы помахать, кроме Дэлзиела, но даже он отошел с их пути за заднюю часть машины.
"Пойдем", - сказала она.
Оглянувшись, она увидела, что он стоит посреди автостоянки, размахивая зонтиком в жесте прощания и (случайно, как она надеялась) угрозы.
"Ты уверен, что он не знает, куда мы направляемся?" - с тревогой спросила она Паско.
"Никто не знает", - уверенно ответил он.
Слава Богу за это. Я бы не стала сбрасывать со счетов его решение провести отпуск с нами. ' Она расслабилась с глубоким вздохом, затем внезапно рассмеялась. 'Но он был забавным, не так ли? Поднимите ноги /'
Паско рассмеялся вместе с ней, и им даже удалось рассмеяться снова пять минут спустя, когда их остановил полицейский водитель Panda, которому было любопытно узнать, почему они везут полицейский шлем, полицейский ботинок и баннер с надписью "Привет!" Привет!! Привет!!!
"Я думал, все прошло очень хорошо, Джордж", - сказал Дэлзиел. "Очень хорошо".
Его голос звучал самодовольно, как будто он сам организовал церемонию.
"Полагаю, так и было", - сказал детектив-инспектор Джордж Хедингли, взглянув на часы. Он и Дэлзиел были единственными выжившими из пяти полицейских, которые приехали из Йоркшира на свадьбу. На самом деле они были единственными выжившими из всей свадебной группы, и только его осведомленность об их профессии и статусе помешала хозяину "Трех колоколов" вытолкать их в мрачную сырость позднего весеннего дня в Линкольншире.
"Перестань смотреть на часы, Джордж", - сказал Дэлзиел. "Выпей еще".
Он отказался от пагубного "перри" и купил бутылку настоящего гиппокрена, Glen Grant straight malt, две большие дозы которого вернули ему обычное достоинство и самообладание.
"Я действительно не должен, сэр", - сказал Хедингли. "Для вас все в порядке, но мне нужно ехать обратно сегодня вечером. Одному Богу известно, что там произошло со всеми лучшими умами, собравшимися здесь!'
"По понедельникам всегда тихо", - произнес Дэлзиел. "Один в дорогу. Маленький".
Хедингли знал, что лучше не сопротивляться, когда Дэлзиел настаивал. Он наблюдал, как широкая сильная рука наливает еще порцию скотча в его стакан. Не было ни шаткости, ни потери. "Маленький" для Дэлзиела был точным эквивалентом двойного шотландского пива в пабе. Происхождение Дэлзиела долгое время было связано с его йоркширским воспитанием, но в некоторых вопросах он был верен своему наследию. Он, как правило, становился очень грустным при виде маленькой английской бутылки виски и очень раздражался, когда люди неправильно произносили его имя.
Хедингли знал его или знал о нем всю свою трудовую жизнь. Дэлзиел был сержантом, когда Хедингли поступил на службу в полицию среднего Йоркшира, и его репутация уже сложилась. Толщиной с две короткие доски, высказали мнение отпрыски ветви униформистов. Но если вас ударят двумя короткими досками, это и вполовину не больно.
Его восхождение к нынешнему званию детектива-суперинтенданта не было стремительным, но оно было неизбежно. Когда бегемот выныривает за воздухом, более легкие существа с поверхности на свой страх и риск препятствуют этому процессу. Среди этих более легких созданий была его жена.
Хедингли не нравился этот человек, но в своих собственных интересах он создал защитный щит из многострадальной неуверенности в себе, который сошел за отношения. Обычно он умудрялся быть в движении поблизости от Дэлзиела, и позволить прижать себя к стенке таким образом было ошибкой, приписываемой шампанскому и послесвадебной сентиментальности. А также, как он подозревал, из-за нежелания Дэлзиела быть предоставленным самому себе.
"Как ты думаешь, у них получится?" - внезапно спросил он.
"Что?" - спросил Дэлзиел.
"Паско и его жена".
Толстяк переместил свое тело, на которое явно не повлияли несколько месяцев прерывистой диеты, и устремил свой широкий, близорукий взгляд на Хедингли.
"А почему бы и нет?" - агрессивно спросил он.
Он чувствует себя защитником, подумал Хедингли. Мы не должны ничего говорить против его драгоценного вундеркинда, не так ли?
Абсурдно, но он понял, что чувствует ревность.
Допив свой напиток, он поднялся со стула.
"Без причины", - сказал он. "Мне пора, сэр. Тихо или нет, некоторые из нас вернутся к работе сегодня вечером".
"Это мой первый отпуск Бог знает за сколько времени", - ответил Дэлзиел. "Я вернусь сегодня через две недели".
В его голосе прозвучали жалобные нотки, которые встревожили Хедингли больше, чем агрессия.
- Ты уже решила, что будешь делать? - осторожно спросил он.
"Нет". Седая голова тяжело покачала. "Я просто немного покатаюсь. Посмотри на сельскую местность, если я смогу разглядеть ее из-за этого чертова дождя".
"О".
Голос Хедингли был старательно нейтральным, но Дэлзиел бросил на него злобный взгляд.
"Конечно, если мне станет скучно, я могу просто вернуться пораньше. Застать вас всех врасплох. Отдать вам все ваши каменные глыбы там, где вы их не ищете".
"Это было бы здорово", - сказал Хедингли. "Приятного времяпрепровождения, сэр. Увидимся через неделю".
Дэлзиел медленно завинтил пробку на своей бутылке после ухода Хедингли. Затем он поднялся, не шатко, но с медлительностью, которая у другого человека легко могла бы перерасти в нетвердость. Он предусмотрительно забронировал номер в главном отеле Орберна "Леди Гамильтон", расположенном всего в паре сотен ярдов от "Трех колоколов". Короткая быстрая прогулка была как раз тем, что ему сейчас было нужно. Он унесет ветер или, в такую погоду, смоет духоту из его головы, настроив его на хорошую плотную трапезу.
Эти шведские столы были хороши, но они не давали человеку ничего, к чему можно было бы прикоснуться зубами, особенно человеку, который решил забыть о своей диете во время отпуска.
Но в отеле его ждала неудача.
"Ресторан откроется только через час, сэр", - сказал сияющий заместитель управляющего, который на желчный взгляд Дэлзиела выглядел так, словно его натерли лаком для дома. "В конце концов, еще только половина шестого".
"Это правда?" - спросил Дэлзиел. Он подошел вплотную к заместителю менеджера и обнажил зубы в невеселой улыбке. "В таком случае, у меня будет время хорошенько осмотреть ваши кухни, не так ли?"
Несмотря на столь неблагоприятное начало, ужин оказался почти таким же вкусным, как и обещала реклама отеля. А потом в баре, просто чтобы добавить немного пикантности вечеру, разыгралась сцена.
Высокая блондинка, которая привлекла внимание Дэлзиела в ресторане, потому что на ней было платье с глубоким вырезом, не показывающее ни малейших признаков того, что у нее есть грудь, ударила одного из двух своих спутников мужского пола по носу. Это была не просто женская пощечина и даже не жесткая игра на понижение, а удар от всего сердца, начавшийся за правым ухом девушки и закончившийся хлюпающим ударом по кончику носа мужчины. Это был хороший удар для такого худощавого бойца, и он отбросил получателя назад через его высокий барный стул, вызвав интересную цепную реакцию по всей длине стойки.
Дэлзиел, сидевший за столиком у двери, радостно ухмыльнулся. Девушка, которая выглядела максимум на девятнадцать или двадцать, теперь небрежно взяла свою сумку и отошла от бара. Дэлзиел встал и открыл перед ней дверь.
"Отличная работа, девочка", - сказал он, добродушно заглядывая ей под платье. "Мне это действительно понравилось ".
Правда? - спросила она. - Позволь мне удвоить удовольствие.
Дэлзиел был на ногах и гораздо более крепкого телосложения, чем ее первый противник. Тем не менее удар отбросил его назад на стол, разбив стакан и опрокинув пепельницу на пол.
"Господи!" - сказал он, осторожно ощупывая нос и глядя вслед удаляющейся спине девушки.
Он сердито обвел взглядом зал, бросая вызов кому бы то ни было, чтобы его замешательство позабавило, но большинство глаз было сосредоточено на попытках навести порядок в баре. У лежащего на полу молодого человека слегка текла кровь, но он выглядел скорее озадаченным, чем огорченным. Ему было чуть за двадцать, светловолосый, высокий, атлетически сложенный, тип Дэлзиела ассоциировался с тремя четвертями модных команд по регби, состоящих в основном из молодых людей по имени Бинго и Нодди. Его спутник был в возрасте, но ниже ростом и плотнее, на самом деле слишком плотный для кого-то столь молодого.
Казалось, он был единственным человеком в баре, который сохранил свой напиток нетронутым, и он оглядел остальных со слегка самодовольной усмешкой.
"Чарли", - сказал он. "Тебе действительно следует угостить всех этих людей выпивкой".
"Ты угощаешь их выпивкой", - сказал Чарли. "Она твоя чертова сестра".
Кто-то вошел в дверь позади Дэлзиела.
"В чем, по-видимому, проблема?" - спросил голос у него в ухе.
Он повернулся и посмотрел на невысокого мужчину средних лет, одетого в старый костюм в тонкую полоску такого отвратительного покроя, что нельзя было даже сказать, что он знавал лучшие дни.
- Неприятности? - переспросил Дэлзиел.
"Я был в ресторане. Один из официантов сказал что-то о драке".
"Неужели он?" - спросил Дэлзиел. "Я ничего не видел".
Он повернулся и ушел, довольный, что впервые в жизни пострадал от слепоты свидетеля, а не от нее.
Никто, кроме садиста или газетного репортера, не позволил бы слуху о драке увести его из столовой леди Гамильтон, а Дэлзиел не хотел начинать свой отпуск с комической статьи в какой-нибудь местной газете. Если подумать, у него вообще не было особого желания начинать свой отпуск. Предполагалось, что это пойдет ему на пользу, избавит от раздражительности и усталости, которые начали доминировать в его рабочей жизни в последние несколько месяцев. Но больше всего он боялся свободного от работы времени, времени, которое он проводил в одиночестве, и все, что мог сделать отпуск , - это дать ему больше этого. Но это нужно было попробовать, он это понимал. В противном случае… что ж, иного варианта не было, о чем ему хотелось бы думать.
Завтра он отправится, как заправский турист, исследовать шоссе и закоулки сельской местности Линкольншира. Тишина и покой вдали от основного потока машин, и через две недели он сможет вернуться к работе с новыми силами. Возможно.
Тем временем, как он делал уже много ночей подряд, он принялся откладывать момент выключения света в своей спальне до тех пор, пока не окажется на самой грани сна. Он налил себе тщательно отмеренную дозу скотча и поставил ее на прикроватный столик. Затем, облачившись в пижаму, подходящую по рисунку и размеру для размещения в трех или четырех шезлонгах, он забрался в кровать, осторожно водрузил очки для чтения на все еще пульсирующий нос и взял книгу. Это была книга Бульвера Литтона "Последние дни Помпеи", которую он украл из отеля, где проводил свой медовый месяц, и вот уже тридцать лет время от времени читал и перечитывал.
2
Мост в никуда
Сельская местность была переполнена. Дождь продолжался всю ночь, и он несколько раз просыпался, чтобы услышать его монотонное пиццикато на крошечном металлическом балконе, который какой-то ироничный строитель соорудил за своим закрытым окном. Потребовалось несколько глотков целебного солода, чтобы подарить ему пару часов сна без сновидений, и к восьми часам он был упакован и готов к завтраку.
Он забрал свой счет на стойке регистрации как раз в тот момент, когда заместитель менеджера молча прошел мимо. Дэлзиел, однако, был не из тех, кто способен на детские обиды, и он весело обратился к собеседнику.
"Послушай", - сказал он. "Я не делаю двух вещей. Я не плачу НДС за обслуживание и я не плачу сервисный сбор за НДС. Ты разбирайся".
Потребовалось немного времени, чтобы разобраться с этим, но вскоре после половины десятого он все еще был в пути. Орберн был провинциальным городком с населением около семи тысяч человек, который был заброшен как развитием, так и историей. Здесь никогда не происходило ничего сотрясающего землю, и теперь казалось маловероятным, что это произойдет. Дэлзиел, скорее добросовестно, чем с энтузиазмом пытаясь подготовиться к гастрольному отпуску, прочитал в Путеводителе по Линкольнширу о прекрасном шпиле маленькой ранней английской церкви, в которой обвенчались Элли и Паско, но само по себе это мало что дало ему. Гид не нашел, что еще сказать, и теперь Дэлзиелу оставалось только выбрать направление. Главная дорога (если ее так можно было назвать) проходила через город с востока на запад. Его машина указывала на запад, так что это было выбранное им направление. Через несколько миль он выехал на магистраль север-юг и столкнулся с другим выбором. Север привел бы его к Линкольну, который он должен был посетить. Но это было также направление, в котором находились дом и работа, и у него было чувство, что, отправившись на север, он не остановится, пока страдальческие лица инспектора Джорджа Хедингли и его коллег не скажут ему, что он дома.
Он повернул на юг, провел десять минут, ползая в ослепительном следе за колонной огромных грузовиков, затем сердито свернул с главной дороги и начал прокладывать себе путь обратно на восток по сети узких проселочных дорог. Только сейчас он понял, насколько на самом деле было мокро. В его утренней газете говорилось о серьезном наводнении в некоторых частях страны, но в печати это произвело такое же незначительное впечатление, как стрельба в Ольстере или авиакатастрофы в Андах. Однако теперь, когда все чаще и чаще он встречал впадины с коричневой водой везде, где дорога опускалась, он начал осознать, что погода, вероятно, была ключевым фактором в его планах. Наконец он остановился, отчасти потому, что следующая впадина выглядела подозрительно глубокой, а отчасти потому, что указатель указывал на дорогу, идущую слева; или, скорее, там, где должна была быть дорога. Горбатый мост возвышался над ручьем, который, протекая параллельно дороге, по которой он ехал, был источником большей части разлива. Но теперь это был мост в никуда. Должно быть, на дальнем берегу земля опустилась, ручей полностью вышел из берегов, и мост погрузился в воду.
Дэлзиел вышел из машины и посмотрел на указатель. Еще в миле в его направлении лежал Хай-Фолд, в то время как в лучшую погоду мост мог привести его в Лоу-Фолд, в двух милях отсюда, и (тут он невесело рассмеялся) Орберн всего в двенадцати милях. Он взглянул на часы. Это заняло у него больше часа.
Он поднялся на вершину холма и посмотрел на затопленные поля. К своему удивлению, он понял, что дождь прекратился, хотя атмосфера все еще была очень влажной. Было довольно тепло, и даже виднелось грязно-оранжевое свечение за одним изношенным участком низкого облачного покрова, где, по-видимому, солнце саморазрушительно пыталось вернуть в воздух часть влаги недавнего ливня. Завитки тумана и испарений начинали формировать узоры в стиле ар-нуво в виде более правильного рисунка деревьев и живой изгороди, разбивающихся о поверхность ровных вод. Участки возвышенности тоже безмятежно возвышались над водой. На одном из них, примерно в четверти мили от нас, можно было разглядеть дом, дизайн и расстояние которого придавали очертания замка из сказки. Кому-то повезло или он поступил мудро, выбрав место. Дальше этого влажный воздух не позволял ничего разглядеть, но наводнения, несомненно, простирались до видимого горизонта.
Есть что-то невыразимо гнетущее в воде там, где ее не должно быть. Дэлзиел посмотрел вниз с моста, и ему показалось, что коричневые глубины полны мертвых существ. Все, что он мог видеть, - это листья и ветки, плавающие на поверхности. Предположительно, рыбы и другие водные существа выжили внизу. Предположительно, наводнения также унесли жизни, когда они вторглись на сухую землю, надеюсь, не людей, но домашний скот и диких животных, конечно.
Если бы, думал Дэлзиел, глядя вниз на бурно текущую воду, если бы я увидел проплывающее мимо тело, что бы я сделал? Проигнорировал это и продолжил свой отпуск?
Он мрачно покачал своей огромной головой. Он был достаточно мудр в своей жизни, чтобы не утруждать себя попытками проникнуть в глубины собственных мотиваций и характера, но он слишком хорошо знал, что, вероятно, рискует получить люмбаго, бери-бери и Бог знает что еще, барахтаясь в этой мерзкой жиже, чтобы вытащить труп, а затем он будет болтаться поблизости к смущению и раздражению какого-нибудь местного придурка, пока тот не установит причину смерти. Наводнения были бы хорошим шансом избавиться от какого-нибудь нежелательного родственника, проницательно подумал он.
Нет! К черту все! Это совсем не годилось. Отпуск был тем, что надо. Свежий воздух, общение с природой, купание в красоте, отдание дани уважения истории. Английский праздник, уставшие полицейские, для оживления.
Если сюда приплывет труп, я скажу "Привет, моряк" и "до свидания", - признался Дэлзиел, и в качестве символа и по необходимости он спустился к кромке моста, омываемой водой, расстегнул ширинки и начал мочиться в поток.
Он только что закончил, когда шум заставил его поднять глаза. Это был долгий скрипящий звук, за которым последовал тихий всплеск. Он снова донесся из-за клиновидной рощицы буков, стойко поднимающихся из воды примерно в пятидесяти ярдах слева от него. Туман казался здесь особенно густым, и он напряг зрение, пытаясь проникнуть сквозь серый барьер. Затем сквозь дымку проступила фигура. Звуковая последовательность прозвучала еще раз. И как на ладони показалась гребная лодка. Дэлзиел поспешно начал застегивать ширинки.
Он тянул лодку, гребец делал длинные, неторопливые гребки. У него был вид старого земляка, обветренного и подтянутого, ему было от пятидесяти до ста лет, но он мог грести вечно. На носу, как перевернутая фигурная голова, сидел другой старик более определенного возраста, около семидесяти, с профилем, достойным римской монеты. Но ни один из мужчин не привлек внимания Дэлзиела.
На скамейке запасных сидела женщина. Она была одета во все черное, даже в черную вуаль на лице. Ее голова не шевельнулась, когда она проходила мимо, но Дэлзиелу показалось, что глаза переместились и увидели его из-за вуали. Картина на лодке была настолько захватывающей, что Дэлзиел не сразу разглядел самые жуткие детали из всех.
Гребная лодка что-то тащила за собой, маленькую плоскодонную лодку.
На нем был гроб.
Это был, без сомнения, гроб. Латунные ручки поблескивали на фоне стенок из темного красного дерева, а три венка отливали белым и зеленым вдоль крышки. Даже очевидный опыт гребца не мог удерживать буксирный трос идеально натянутым, и этот странный груз двигался рывками, его инерция почти доставляла его к корме гребной лодки в конце каждого гребка, как будто он преследовал ее. Но женщина так и не обернулась, а Дэлзиел стоял совершенно неподвижно, в его позе сочетались изумление и традиционное почтение человека, встречающего кортеж на улице.
Но теперь из-за рощи донесся новый звук. Снова всплески, но не мягкие всплески умело управляемых весел, и к ним примешивалась болтовня голосов и случайные выкрики.
Сквозь туман появился еще один корабль, но если первый мог быть создан лордом Теннисоном, то этот в большей степени обязан Джерому К. Джером.
Это была большая плоскодонка, из тех, что когда-то использовались для стрельбы по уткам с помощью печного ружья, установленного на носу, ржавая из-за небрежения и неиспользования, но все еще угрожающая, несмотря на все это. Они тоже пренебрегли лицензией? поинтересовался Дэлзиел.
В плоскодонке, которая находилась опасно низко в воде, находилось шесть человек. Просвет в планшире составлял в лучшем случае не более дюйма, и вода переливалась через борта при каждом ударе шестом игрока, в котором Дэлзиел сразу узнал своего товарища по штурму предыдущим вечером. Девушка без груди сидела в плоскодонке рядом с толстым молодым человеком, у которого все еще было то же самодовольное выражение лица. Напротив него сидел мальчик лет шестнадцати, худощавый и задумчивый, но с чертами толстого юнца, достаточными для того, чтобы выглядеть так, как будто он только что вышел из него. А рядом с мальчиком была молодая женщина, чьи прямые иссиня-черные волосы и бесстрастное лицо с высокими скулами наводили Дэлзиела на мысль о горничной-индианке (Покахонтас в школьном учебнике истории, а не Маленькое красное крыло в балладе о регби, его единственном исходном тексте).
Наконец, на носу, небрежно опираясь на ружье, сидел смуглый, уродливого вида мужчина, вероятно, лет двадцати с небольшим, хотя Дэлзиелу было трудно быть уверенным, поскольку черные волосы мужчины, казалось, были в состоянии бунта, и только вздернутый нос и впадины глаз оказывали какое-либо реальное сопротивление.
Несмотря на нечестивый обмен мнениями, имевший место между девушкой и юношей с шестом, было ясно, что это судно шло в сопровождении гребной лодки. Самым близким к полному трауру для кого-либо из них был черный свитер с черепаховым вырезом, который носил мальчик, но все они приложили усилия. Толстый юноша носил черную повязку на рукаве твидового пиджака, у волосатого мужчины к рубашке "Университет любви" была приколота черная розетка, горничная-индианка была в белой блузке и брюках, но выглядела так, словно ее вырезали специально для похорон, а девушка без груди повязала отрез черного крепа вокруг своей соломенной шляпки-канотье. Их единственной защитой от возможного возобновления дождя были два зонтика и зонтичный зонт, которые мужчины несли на склоне, за исключением игрока, чьим вкладом в торжественность события и его собственную сухость был черный пластиковый макинтош, под которым он, казалось, был одет для игры в крикет. Плавание было бы более подходящим видом спорта, подумал Дэлзиел, наблюдая за его усилиями по движению. В принципе, у него был не лишенный элегантности стиль, он высоко подбрасывал шест и опускал его в воду небрежным движением сильных, гибких запястий. Проблема заключалась в том, заключил Дэлзиел, что шест затем погрузился на два или три фута в размокшую землю, и его попытки вытащить его действовали как тормоз, так что плоскодонка двигалась еще более рывками, чем гроб.
Служанка-индианка первой заметила Дэлзиела и привлекла к нему внимание остальных. Толстый юноша что-то сказал, и все засмеялись, кроме маленького мальчика. Дэлзиел был готов признать, что вид дородного джентльмена, явно собирающегося зайти на четыре фута в воду, был слегка комичным, но, тем не менее, смех в этих обстоятельствах показался ему нарушением приличий.