Воспоминания, некоторые по-настоящему счастливые, а другие просто с фальшивыми гримасами усталых клоунов, кувыркались, как акробаты, в моем сознании, когда я смотрел на старые, рассыпающиеся цирковые афиши, разложенные на больничной каталке в отгороженной занавеской кабинке в задней части отделения неотложной помощи в медицинском центре Бельвью. Оригинальные кричащие цвета плакатов выцвели до грязных оттенков коричневого, желтого и зеленого, но, учитывая тот факт, что им было более двадцати лет, они достаточно хорошо сохранились благодаря тому, что были запечатаны в пластиковый пакет, накинутый на одну из стальных перекладин каталки. Я сомневался, что осталось много постеров с их винтажными работами за пределами нескольких художественных музеев со специализированными коллекциями.
Все плакаты рекламировали цирк братьев Статлер. На самом большом преобладала иллюстрация довольно миниатюрного парня, торжествующе скачущего между ревущими столбами огня на спине трубящего слона. Вокруг этой центральной иллюстрации были помещены картинки меньшего размера, обрамленные овалами, с изображением других исполнителей и уродов, включая гиганта, "человека-крокодила" с зеленой чешуйчатой кожей и "женщину-змею", которая была изображена беззаботно задирающей подбородок чудовищной, отвратительного вида змеи, обвившейся вокруг ее тела, которое в реальности было лишь немного менее пышным, чем представлялось в воспаленном воображении художницы.
Гиганта звали Хьюго Фасольт, и за несколько лет до этого он погиб, спасая мою жизнь, используя свой огромный ствол дерева, чтобы выдержать град пуль, предназначавшихся мне. "Человек-крокодил" теперь был магнатом недвижимости и лучшим игроком в покер, которого я когда-либо встречал, а "женщина-змея" была кем-то, кого я когда-то любил. Слониху звали Мейбл, и она была одной из немногих африканских слоних, которых удалось успешно приручить, если это подходящее слово, и уговорить выступать в цирке; даже в свои лучшие дни Мейбл могла быть значительно более капризной и опасно непредсказуемой, чем ее более мягкие азиатские собратья.
Маленький парень верхом на слоне, звездный исполнитель, которого на постере жирными черными буквами было указано как Монго Великолепный, был мной.
"Это ты, Монго, верно?"
Я повернулся к заговорившему стажеру, темнокожему гаитянину по имени Жак Лотюр, который также оказался третьим игроком с низов в команде Фредриксона и чемпионской команде Фредриксона по софтболу. Я ухмыльнулся и несколько смущенно кивнул. "Верно. Это не кто иной, как ваш покорный слуга в неопытной юности".
"Черт", сказал Жак, качая головой, когда уставился на плакат, явно впечатленный. "Ты действительно катался на слоне, прыгал через огненные кольца и все такое?"
"Прыгать через огненные кольца было легкой частью; оседлать этого проклятого слона было чем-то другим. На самом деле, я был единственным человеком, который мог оседлать ее. Ее зовут Мейбл, и она африканка. Видите большие уши? Большинство слонов, которых вы видите в цирках, азиатские. Африканские слоны крупнее и злобнее, и они не очень хорошо относятся ни к неволе, ни к людям. Она была ребенком и больной, когда мы ее забрали; мой босс забрал ее из рук подлого владельца карнавала, который плохо с ней обращался. По какой-то причине она прониклась ко мне симпатией ".
"Дикий", - сказал Жак, все еще качая головой. "Все знают, что ты раньше был в цирке, но я никогда не понимал, что ты катался на слонах и делал все эти другие вещи. Господи, ты был звездой, судя по этому постеру. Я всегда так думал. . - Его голос затих, когда он подошел ближе к каталке. Он приложил указательный палец к лицу человека-крокодила и пожал плечами. "Ты знаешь, что я имею в виду", - закончил он слабым голосом.
"Ты думал, я работаю как ненормальный?"
"Без обид, Монго", - быстро сказал Жак, странно посмотрев на меня.
"Без обид, Жак. Это было бы естественным предположением. Раньше Сайдшоу были известны как "небеса карликов".
"Эй, я бы никогда никого не назвал уродом".
"На самом деле, люди в сайдшоу предпочитают, чтобы их называли фриками; так они называют себя сами, и они не считают этот термин унизительным. Они думают о себе как о деловых людях, предпринимателях, эксплуатирующих единственное, что у них есть. Некоторые из них довольно проницательны. Последнее, что я слышал, тот парень с зеленой кожей и чешуей, на которого ты только что ткнул пальцем, был женат на бывшей Мисс Джорджия и владел сетью высококлассных мотелей по всему югу. Он стоит миллионы ".
Жак тихо хмыкнул. "Как тебе удалось, э-э, добраться туда, куда ты попал?"
"На макушке Мейбл, в центре плаката?" Я сделал паузу и посмеялся над воспоминаниями, которые начали терять некоторые из своих острых граней под нежной полировкой открытого, честного любопытства и наивного трепета Жака. Я почувствовал укол ностальгии и обнаружил, что мне больше, чем обычно, хочется рассказать о своих цирковых днях.
"Мы с Гартом выросли на ферме в Небраске", - продолжила я несколько отстраненно, нежно поглаживая один из хрупких плакатов тыльной стороной ладони и мрачно улыбаясь. "Небраска - это совершенно другая планета, мой друг, и я был инопланетянином-резидентом. В ваших маленьких фермерских общинах на Среднем Западе девяносто процентов общественной активности и разговоров сосредоточено на спортивных состязаниях в старших классах, особенно на футболе и баскетболе. Гарт был звездой в обоих видах спорта. Я отчаянно хотел принадлежать, иметь возможность в чем-то соревноваться, но трудно найти футбольную или баскетбольную команду, в которой было бы много пользы от шестидесятивосьмифунтового карлика. Так что мне пришлось найти себе другое занятие.
"У меня всегда была отличная координация и сила верхней части тела выше среднего. Я страдающий ахондропластикой карлик, и эти навыки иногда идут рука об руку с территорией. Я делала сальто и маховички практически с того времени, как научилась ходить. Я была довольно хорошей гимнасткой даже в начальной школе - я научилась этому сама, просматривая спортивные программы по телевизору. Черт возьми, акробатика была тем, что я умел делать лучше, чем кто-либо другой в школе, и я работал над этим при каждом удобном случае.
"В любом случае, в нашей средней школе была своего рода команда по гимнастике; она тренировалась на доисторическом оборудовании на складе рядом с котельной, поскольку тренажерный зал всегда использовался баскетбольной командой ". Я сделал паузу, чтобы изобразить обязательный самоуничижительный поклон, продолжил: "Ну, ваш покорный слуга попал в университетскую команду, когда я был в седьмом классе, и к тому времени, когда я закончил среднюю школу, наша команда была в национальном рейтинге. Люди приезжали отовсюду, чтобы посмотреть на наши встречи - на самом деле, чтобы увидеть меня, если я могу обойтись без ложной скромности. Я был трехкратным чемпионом американской средней школы, и наша команда выиграла высший школьными национальными, когда я был выпускником. Это, черт возьми, должно было дать мне стипендию в школе с программой гимнастики мирового класса, но этого не произошло. Представители всех школ с лучшими программами гимнастики пришли навестить меня, признали, что я делала то, чего не мог сделать ни один другой ученик средней школы, но затем сказали, что, по их мнению, я не смогу успешно соревноваться на уровне колледжа. Конечно, это была чушь собачья. На самом деле они имели в виду то, что боялись, что люди будут смеяться над ними, если в их команде будет карлик; над ними Я был уродом, и они боялись, что их встречи будут восприниматься как шоу уродов, если я буду в команде. Ну, тот факт, что я изначально родился карликом, вызывал у меня чувство легкого раздражения с того момента, как я впервые осознал, что отличаюсь от других детей, а теперь тот факт, что все мои спортивные достижения были списаны со счетов и мне было отказано в стипендии, потому что я был карликом, действительно вывел меня из себя.
"Старший брат Гарт закончил школу на два года раньше меня. Он учился в отличном колледже, и я знал, что моим родителям стоило немалых денег отправить его туда. Теперь мои родители хотели, чтобы я продолжал ходить в школу. Там никогда не упоминалось о деньгах, но я знал, что им пришлось бы взять крупную закладную на старую усадьбу, чтобы сделать это. Я не хотела этого, тем более что я все еще была очень зла из-за того, что была лучшей гимнасткой средней школы в стране и мне отказали в стипендии.
"Тем летом цирк братьев Статлер впервые приехал в округ Перу, штат Небраска. Это навело меня на извращенное представление. Я болтался там от рассвета до заката несколько дней подряд, проверяя их воздушных гимнастов. Я никогда не был на трапеции, шесте для качания или качающейся доске, но я знал, что могу контролировать свое тело в воздухе. У них были номера, блестящие костюмы и актерское чутье, и все они, конечно, были хороши, но я рассудил, что мои базовые акробатические навыки были такими же хорошими, как и у людей, которые, как я видел, зарабатывали себе на жизнь под тем цирковым шатром. Это то, где я хотел работать, но если я хотел работать в цирке, мне, черт возьми, пришлось бы найти драматический способ показать тому, кто владел или управлял этим цирком, что у меня есть товар, и у меня не было много времени, чтобы сделать это. Цирк уезжал из города на следующий день.
"Я пошел домой и взял одну из старых опасных бритв моего отца. Я заострил его, затем прикрепил к концу вешалки для одежды, которая была примерно в два раза выше меня, которую я заострил до заострения на другом конце. Затем я отправился на встречу с владельцем цирка. Его звали Фил Статлер, и его "офисом" было такси одного из полуприцепов-платформ, которые они использовали для перевозки цирка по стране. Фил Статлер был жестким человеком, Жак, с хриплым голосом, похожим на звук циркулярной пилы, но в то же время он был одним из самых добрых людей, которых я когда-либо знал. Здесь он столкнулся с умным семнадцатилетним карликом, который сказал, что хочет быть цирковым акробатом, а мужчина и глазом не моргнул, даже не улыбнулся. Он просто сказал мне показать ему, на что я способен. Я уверен, он думал, что просто потакает мне, но у него хватило вежливости и деликатности не показывать этого. Этот мужчина отнесся ко мне серьезно, что было тем, в чем я больше всего нуждалась в тот момент в моей жизни, и этого было достаточно, чтобы заставить меня полюбить его с первого взгляда.
"Мы вышли на участок земли позади того места, где они разбили главную палатку, и я воткнул в землю свой вешалку для одежды с опасной бритвой на другом конце в трех или четырех футах над моей головой. Затем я попросил его связать мне руки передо мной. К этому времени я мог видеть, что заставляю его немного нервничать, но он пошел вперед и сделал, как я просил.
"Я не практиковал трюк, который намеревался сделать, потому что не мог позволить себе ошибку. Если бы я порезал запястье, тренируясь, цирк давно бы закончился к тому времени, как рана зажила, и я даже не хотел думать о том, что сказал бы мой отец. Итак, это был первый раз, когда я попробовал трюк, о котором только подумал накануне; это было одно выступление по принципу "все или ничего". Я отшагал около двадцати пяти ярдов, затем начал бегать и кувыркаться, набирая как можно больше скорости и инерции по мере приближения к шесту и бритве. В последний момент я сделал то, что, как я знал, должно было быть самым высоким сальто назад, которое я когда-либо делал, выпрямился в воздухе, когда пролетал над шестом, чтобы я мог оцарапать веревку вокруг моих запястий от бритвы ". Я сделал паузу, пожал плечами. "Мне потребовалось три прохода, но будь я проклят, если мне наконец не удалось перерезать веревку вокруг моих запястий, нанеся не больше повреждений, чем порез на большом пальце левой руки, о котором позаботился лейкопластырь. Фил тут же предложил мне контракт - при условии, что я соглашусь позволить профессионалам цирка помочь мне разработать более безопасную программу и что мои родители дадут свое разрешение. Это был последний пункт, который меня беспокоил.
"Мои родители были не совсем довольны, когда узнали о моем маленьком представлении с опасной бритвой моего отца, и они были шокированы и более чем немного разочарованы, когда узнали, что я хочу присоединиться к цирку. Но они также поняли, что, учитывая тот факт, что я рисковал своей жизнью, чтобы доказать свою точку зрения, это было важно для меня. Фил пообещал заботиться обо мне, как о родном сыне, я пообещал продолжить свое образование в межсезонье, и мои родители одобрили сделку. Фил действительно относился ко мне как к собственному сыну, и я действительно использовал свои заработки, чтобы поступить в колледж в межсезонье. Я продолжал совершенствовать свои акробатические навыки и в конце концов стал хедлайнером. Фил считал меня несколько потусторонним, поэтому мне дали исполнительское имя "Монго" в честь маленькой планеты из сериала "Флэш Гордон". Я сделал паузу, криво улыбнулся, снова пожал плечами. "Я был объявлен как "Монго Великолепный", потому что, в конце концов, я был абсолютно великолепен. Конец истории".
Жак несколько мгновений пристально смотрел на меня. Он казался слегка разочарованным. "Да, Монго, - сказал он наконец, - но как насчет слона?" История о тебе и бритве довольно крутая, но как ты научился ездить на слоне?"
Я подавила желание закатить глаза к потолку, слегка вздохнула. "Жак, ты действительно хочешь услышать о слоне, не так ли?"
Гаитянин нетерпеливо кивнул. "Да. Мне нравятся слоны".
"Ну, мой друг, как я научился ездить на этом слоне - это еще одна длинная история, и я расскажу ее тебе как-нибудь в другой раз. Откуда, черт возьми, у тебя эти плакаты? Цирк братьев Статлер - это не совсем цирк братьев Ринглинг, Барнума и Бейли, и я бы не подумал, что здесь осталось слишком много таких старых рекламных объявлений ".
Жак слегка нахмурился. "Разве я не сказал тебе по телефону?"
"Нет. Ты просто спросил, могу ли я заскочить на несколько минут, потому что ты хотел мне кое-что показать".
"Они не мои, Монго", - тихо сказал стажер. "Это единственные вещи, которые мы нашли на этом старом хламе, которого прошлой ночью притащили с улицы; у него не было ни пенни в карманах, даже тряпки, чтобы высморкаться. Там были только эти старые плакаты. Он хранил их в пластиковой сумке-холодильнике, которую вы видите вон там, прикрепленной скотчем к его животу; что бы ни случилось со всем остальным, что у него было, он сумел сохранить это. Они, должно быть, очень важны для него. Я подумал, может быть, он как-то связан с тем цирком, и когда я увидел твое имя на них повсюду, я подумал, может быть, ты его знал. Судя по виду старика, ему определенно не помешал бы друг ".
Сначала я не узнал истощенного старика, который спал или был без сознания на больничной каталке с трубками в носу и иглами в руках. Палата, в которую его определили, была уже заполнена до отказа, а его кровать на колесиках была отодвинута к стене в коридоре. Даже в шумном, переполненном коридоре было отчетливо слышно его хриплое дыхание, и для меня оно слишком сильно походило на предсмертный хрип. Когда я узнала его, я застонала, затем почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Когда я протянула руку и коснулась его руки, его дряблая, покрытая печеночными пятнами кожа на ощупь была похожа на холодный пергамент.
"Монго?" Встревоженно спросил Жак, подходя ко мне. "В чем дело?"
"О, Иисус. Парень, о котором ты мне рассказывал, парень, который нанял тебя для своего цирка".
Я вытер слезы с глаз, кивнул. Я не видел Фила Статлера более десяти лет, когда он появился в моем офисе, чтобы нанять меня для поиска силача, который отказался от своего контракта с цирком. Это было дело, которое в конечном итоге привело меня в тайную полицию иранского шаха, чуть не стоило мне любви моего брата, а затем чуть не стоило жизни и Гарту, и мне. Я прикинул, что Филу сейчас должно быть за шестьдесят, но он выглядел ближе к восьмидесяти, лежа на больничных простынях, которые были лишь на тон или два белее его плоти. Его глаза были очень бледно-голубыми, водянистыми, его лицо было пятнистым и багровым, мраморным с лопнувшими от алкоголя венами, его гнилые зубы были неровными и в табачных пятнах. Его волосы, все еще черные, когда я видел его в последний раз, теперь были полностью седыми, под цвет его седеющей бороды.
Он выглядел ужасно неуместно вдали от своего цирка.
"Что с ним не так, Жак?" Тихо спросила я.
"О, чувак, у него полный мешок проблем со здоровьем, но он не так плох, как некоторые, которых я видел. Он изгой; у нас здесь их много, особенно зимой ".
"Это июль, Жак".
Стажер пожал плечами. "Когда их находят без сознания на улице, умирающими, как этот, копы привозят их сюда независимо от времени года. Здесь всегда есть парни вроде твоего друга, которые просто не пойдут в приют или примут какую-либо другую помощь ".
"Откуда ты знаешь, что он не был в приюте?"
Жак посмотрел на меня, в его черных глазах плескалась печаль. "У него не хватает нескольких пальцев на руках и ногах: гангрена, вызванная обморожением. Это то, что происходит, когда они не попадают внутрь, когда температура опускается ниже нуля. Шрамы от ампутации не такие свежие. Он не потерял пальцы прошлой зимой, так что это означает, что он жил на улице по крайней мере одну позапрошлую зиму. Прямо сейчас он страдает от теплового истощения, судя по его голосу, пневмонии и множества паразитарных инфекций. Это только для начала; он еще не прошел полного обследования. У него мог быть туберкулез; у многих из них он бывает ".
"Где его нашли?" Спросила я внезапно охрипшим голосом.
Снова Жак пожал плечами. "Я не знаю; просто на какой-то улице, или в каком-то переулке, или, может быть, в Центральном парке. Пара молодых полицейских задержали его".
"Я не понимаю, как он мог ..." Я сделала паузу, когда мой голос сорвался, тяжело сглотнула, продолжила: "Боже, мы не общались годами, но он знает, что я живу в Нью-Йорке. Он мог бы посмотреть мой номер в телефонном справочнике. Я не понимаю, почему он не позвонил мне, если ему нужна была помощь ".
"Это пустая трата времени, так или иначе обвиняя себя в том, что случилось с этим человеком, Монго", - спокойно сказал Жак, наблюдая за моим лицом. "Многие закоренелые бездомные отказываются от какой-либо помощи, и я бы отнес вашего друга к этой категории, судя по его внешности. Они сходят с ума на улицах, или, может быть, они оказались на улицах, потому что изначально были сумасшедшими. Может быть, он не позвонил тебе из-за гордости, или, может быть, он не помнил - даже не помнит, - кто ты ".
Я задавался вопросом. Возможно, Фил Статлер и не помнит меня в своем нынешнем состоянии, но он определенно помнил меня в какой-то момент во время адской поездки на американских горках, которая оставила его жить на улицах Нью-Йорка, простым телефонным звонком лишив еды, кровати, крова, медицинской помощи. Любовь. Тот факт, что он не обратился ко мне за помощью, каким-то образом заставил меня почувствовать стыд, как будто - несмотря на заверения Жака - это бездействие было каким-то образом моей виной. И, возможно, так оно и было, по крайней мере, в какой-то мере. Фил Статлер всегда был чрезвычайно гордым человеком, отчаянно независимым. И под его грубоватой внешностью скрывался был человеком беспрецедентной щедрости и сострадания. Ему доставляло удовольствие помогать другим людям, особенно "фрикам" - да, таким, как я, - для которых цирк братьев Статлер был домом, где мы могли зарабатывать на жизнь, жить и любить достойно. Но что-то случилось с Филом Статлером или его цирком, на самом деле то же самое. Он потерял свой цирк, а вместе с ним и средства к существованию, достоинство и, наконец, здоровье. Этот человек, который помог стольким другим, не смог, не захотел сам попросить о помощи. Он был мне как отец, и я знал, что был неправ, потеряв с ним связь.
"Жак", - сказал я, выпрямляясь и делая глубокий вдох, - "Я хочу, чтобы этого человека перевели в первую попавшуюся частную или полуприватную палату; я хочу, чтобы его убрали из этого коридора, из этой палаты. Я также хочу, чтобы о нем позаботились лучшие специалисты. Я покрою все расходы. С кем мне встретиться, чтобы договориться?"
Жак хмыкнул. "Кассир внизу, чувак. То, что ты хочешь, обойдется тебе в несколько шекелей".
"Это не имеет значения. Когда он поправится настолько, что сможет уехать отсюда, я хочу, чтобы его перевезли ко мне. Поскольку Гарт женился и живет в Кэрне, его квартира в особняке пустует. Когда придет время перевезти его, я был бы признателен вам за рекомендацию относительно частной службы ухода ".
"Ты понял, Монго", - тихо сказал гаитянин. "Ты действительно любишь этого человека, не так ли?"
Я кивнул. "Думаю, я никогда не осознавал, насколько сильно, пока не увидел его лежащим здесь".
"Ты занимаешься финансовыми вопросами внизу, и как только я получу согласие, я позабочусь обо всем здесь. Я присмотрю за твоим другом, чувак. Предоставь это мне. Не волнуйся. И я сообщу тебе, как только он придет в себя ".
"Спасибо, Жак", - пробормотала я, затем повернулась и направилась обратно по коридору, когда слезы снова потекли из моих глаз.
Глава вторая
Фил пришел в сознание день спустя, но он не разговаривал - ни со своими врачами, ни с Жаком, ни со мной. Когда я впервые вошла в его комнату, он узнал меня, что ясно отразилось в его бледно-голубых водянистых глазах, но затем он быстро отвел взгляд и больше на меня не смотрел. То же самое было и на следующий день, и еще через день.
На шестой день его выписали из больницы на мое попечение. Врачи вылечили его пневмонию и полдюжины других инфекций внутри его организма с помощью антибиотиков, но он все еще был очень слаб. По их оценкам, ему потребуется как минимум две-три недели отдыха, прежде чем он наберется достаточно сил, чтобы самостоятельно передвигаться - предположительно, вернуться к своей уличной жизни. Мне настоятельно посоветовали держать его подальше от выпивки. Я заключила контракт с частной медицинской службой на уход за Филом на дому, и я перевезла его на частной машине скорой помощи из больницы в мой особняк на Западной Пятьдесят шестой улице, где уложила его в постель в квартире Гарта на третьем этаже.
Он все еще ничего не говорил, и он все еще не хотел встречаться со мной взглядом.
Опасаясь, что повреждение мозга, болезнь Альцгеймера или какое-либо другое заболевание лишили его разума или речи, я еще раз проконсультировался с врачами, и мне снова сказали то, что мне говорили раньше - сканирование мозга не выявило органических повреждений, и не было ничего, что указывало бы на то, что его умственные способности и голосовые связки не были повреждены. Они подозревали, что немота Фила была вызвана той же глубочайшей депрессией, которая, возможно, в первую очередь побудила его выйти на улицы. Антидепрессанты были противопоказаны в настоящее время из-за других лекарств, которые ему вводили.
И поэтому мне оставалось только ждать. Каждый день я с частыми интервалами выскакивал из кабинетов на первом этаже, чтобы поговорить с дежурной медсестрой и узнать, как дела у Фила. Я садилась рядом с его кроватью и говорила обо всем, что приходило на ум, но он всегда отворачивал голову и хранил молчание. Пластиковый пакет с цирковыми афишами, которые я ему вернула, лежал нераспечатанным на ночном столике рядом с его кроватью. Я ожидала - боялась - что он попросит выпить, но он даже этого не сделал.
В четверг, через четыре дня после того, как я привел домой своего бывшего босса, я был в своем офисе, работая над отчетом для корпоративного клиента, когда дневной санитар просунул голову в дверь.
"Доктор Фредриксон, я думаю, вам лучше подняться наверх, чтобы повидаться с мистером Статлером. Он только что сказал мне, что я уволен".
Я заплатил медсестре за оставшуюся часть его смены, затем взбежал по лестнице на третий этаж, опасаясь, что причиной внезапного всплеска оживления Фила было то, что он мельком увидел хорошо укомплектованный бар в гостиной квартиры. Но Фила не было в баре. Я нашел его сидящим на краю кровати; он нашел одежду, которую я купил для него. Он умудрился натянуть пару вельветовых брюк и пытался сильно дрожащими пальцами вытащить булавки из новой рубашки.
"Я не могу позволить себе медсестер", - сказал он низким, хриплым голосом, когда я вошла в палату и приблизилась к кровати. Он не поднял глаз, а просто продолжал говорить очень быстро, время от времени покачивая головой из стороны в сторону для выразительности. "Я не могу позволить себе ту отдельную палату, в которую вы меня поместили в больнице, и я не могу позволить себе тех шикарных врачей, которых вы присылали повсюду. Я хотел уйти оттуда, но я был просто чертовски слаб. Если вы думаете, что Филу Статлеру нужен проклятый карлик, которого он забрал с фермы в Небраске, чтобы заботиться о нем в его старческом маразме, вам следует подумать по-другому. Я не знаю, как прямо сейчас, но я собираюсь вернуть тебе каждый чертов цент, который ты потратил на меня ".
Это была ужасно уязвленная гордость ужасно гордого человека, говорившего. Я просто позволил этому продолжаться. Когда он остановился, чтобы перевести дух, я подошла к нему вплотную, обвила руками его шею и прижала к себе.
"О, Боже, Монго", - рыдал он мне в грудь, обнимая меня за талию руками. "Мне так стыдно, что ты видишь меня таким".
"Успокойся, Фил", - мягко сказала я, укачивая его взад-вперед, как ребенка. "Заканчивай одеваться, и я покажу тебе офисы "Фредриксон и Фредериксон". Несмотря на то, что мой брат - мой партнер, я настоял на том, чтобы мое имя было указано первым ".
"Где твой старший брат?" Спросил Фил чуть менее хриплым голосом, потягивая третью чашку кофе.
Мы сидели за кухонным столом Гарта, рядом с окном, где звук сильного дождя, бьющего по стеклу, почти заглушал его слабый голос. Я решил, что Фил стал по крайней мере на сорок фунтов легче, чем когда я видел его в последний раз, а халат Гарта облегал его ставшее хрупким тело, как саван. Моему бывшему боссу требовалось много нежной заботы, немного откорма и кое-что еще, что я понятия не имела, как ему дать.
"Он женился, и он счастлив, как моллюск на илистой отмели. Он женился на женщине по имени Мэри Три. Они живут у нее дома, в городке под названием Кэрн; это примерно в пятидесяти милях к северу отсюда, на Гудзоне. Он уволился из полиции несколько лет назад и стал партнером со мной ".
"Мэри Три - фолк-певица?"
"Это она".
"Антивоенный активист? Пацифист?"
"Бывший пацифист".
"Симпатичная женщина".
"Ты все правильно понял".
Фил отпил кофе, держа чашку двумя дрожащими руками. Затем он поставил чашку на стол и уставился в ее глубину. "Я потерял цирк около двух с половиной лет назад, Монго", - сказал он the cup. "После этого я потерял себя; ситуация просто вышла из-под контроля. Теперь все это для меня как в тумане от алкоголя ".
"Ты не обязан говорить об этом, Фил", - тихо сказал я. "Ты не должен мне никаких объяснений".
"Я хочу объяснить".
"Если это заставит тебя чувствовать себя лучше, продолжай. Но, как я уже сказал, ты мне ничего не должен".
Теперь он поднял взгляд от своей кофейной чашки, и его бледно-голубые глаза сверкнули тем, что могло быть гневом. Это был самый сильный намек на любое чувство, кроме депрессии, которое я когда-либо видел в нем, и я решил, что это здоровый признак. "Я ценю то, что ты сделал - то, что ты делаешь - для меня, Монго. Доброта, которую ты проявил ко мне, - это своего рода долг, который мужчина не может вернуть, но я говорю тебе, что собираюсь найти способ вернуть каждый пенни, который ты потратил на меня ".
"Конечно", - сказал я спокойно.
Он напрягся. "Ты не думаешь, что я говорю серьезно? Ты не думаешь, что я могу работать и вернуть тебе деньги?"
"Конечно, ты можешь".
"Тогда не "уверяй" меня вот так. Я не специалист по социальному обеспечению. Возможно, я жил на улице и ел из мусорных баков, но никому никогда не приходилось меня поддерживать. Ты никак не мог этого знать, но это самый долгий период, когда я был трезвым за много лет. Я даже не хочу пить. Причина, по которой я не хочу пить, в том, что в ту минуту, когда я проснулся в больнице и увидел тебя, я понял, что ты заботился обо мне. Я слишком привык к тому, что люди зависят от меня, Монго, и я терпеть не могу быть зависимым от кого бы то ни было; я бы предпочел умереть с голоду или замерзнуть до смерти. Когда я понял, что ты натворил, я понял, что мне придется найти способ заработать достаточно денег, чтобы отплатить тебе. Это для меня важнее выпивки ".
Я мог видеть, что Фил Статлер станет проблемой; нет ничего более сложного в том, чтобы лелеять чью-то уязвленную гордость. "Фил, ты упомянул доброту и то, как трудно за нее бывает отплатить. Что ж, подумай о всей доброте, которую ты проявил ко мне, о навыках, которые ты взрастил во мне, а затем о славе и богатстве, которые принесли мне эти навыки. Но самым большим подарком, который вы преподнесли некоему дерзкому, защищающемуся и явно застенчивому молодому гному, была возможность жить с достоинством и самоуважением. Я бы не был там, где я сейчас, Фил, и, конечно, мне и близко не было бы так комфортно с самим собой, как сейчас, если бы не ты. Насколько я понимаю, это в лучшем случае просто время расплаты ".
Фил вздохнул, снова опустив взгляд на свою кофейную чашку. "Я ценю это больше, чем могу выразить словами, Монго", - пробормотал он.
"Я хорошо осведомлен об этом, Фил. Нет проблем".
"И я собираюсь найти способ отплатить тебе тем же".
"Как скажешь, Фил. В то же время, я бы воспринял это как личное одолжение, если бы ты считал это место своим домом. Это большой дом, как вы можете видеть, и я как бы копошусь в нем с тех пор, как Гарт съехал. Я бы хотел, чтобы ты составил мне компанию, по крайней мере, пока не восстановишь свои силы и не приведешь в порядок свои планы. Когда придет время возместить мне медицинские расходы или что-то еще, я выставлю вам подробный счет, если это сделает вас счастливыми. Я всегда буду думать о тебе не только как о своем наставнике, но и как о втором отце. Сейчас я прошу тебя позволить мне быть твоим другом. Пожалуйста, прими мою помощь, Фил, пока ты не встанешь на ноги ".
Он поднял глаза, открыл рот, чтобы заговорить, затем снова закрыл его, когда на глаза навернулись слезы. Он кивнул, затем встал и достал кофейник с подогревателя на плите. Он снова наполнил наши чашки, затем снова сел. "Что ты знаешь о цирковом бизнесе в наши дни, Монго?"
"Ну, есть цирк Большого яблока, и братья Ринглинг, Барнум и Бейли все еще приезжают в Мэдисон-Сквер-Гарден на несколько недель каждый год. Кроме этого, я мало что знаю. По правде говоря, у меня всегда были смешанные чувства по поводу того, что я в цирке. Несмотря на то, что вы сделали меня хедлайнером, я все еще чувствовал, что выступать в цирке как-то слишком обыденно для карлика ".
Фил нетерпеливо покачал головой. "Я не понимаю, о чем, черт возьми, ты говоришь".
"Люди ожидают увидеть в цирке карликов; это все равно что пойти посмотреть на Волшебника страны Оз".
"Я все еще не понимаю, о чем, черт возьми, ты говоришь".
"Это не имеет значения".
"Это то же самое, что я никогда не мог понять, почему ты ушел из цирка, чтобы устроиться на работу профессором колледжа после того, как получил докторскую степень. Ты был на вершине, когда уволился, и я знаю, что ты зарабатывал намного больше денег, чем когда-либо собирался зарабатывать как профессор. Черт возьми, в мире полно профессоров колледжей в заднице, но не так уж много цирковых артистов, которые могли бы исполнять то, что делал ты ".
"Было не так уж много профессоров колледжа гномов. Профессоров колледжа гномов чертовски меньше, чем цирковых артистов".
Он некоторое время пристально смотрел на меня, и я мог видеть, как бледные тени движутся в его светлых глазах, пока он изо всех сил пытался понять. "А", - сказал он наконец, слегка приподняв седые брови. "Ты имеешь в виду, что это то же самое, что сказать, что частных детективов-карликов чертовски мало?"
"Теперь у тебя это есть".
Он слегка покачал головой, убирая прядь седых волос с глаз. "Ты зануда, Монго. Всегда был".
Я ухмыльнулся. "Гарт всегда говорит, что у меня склонность к чрезмерной компенсации. Но все это началось с тебя".
"Да, что ж, я думаю, может быть, ты вышел в нужное время - даже если ты чуть не разбил сердце бедняжке Мейбл и оставил меня со слоном, с которым почти никто другой не мог справиться. Дни настоящего Большого Топа почти закончились, и все это знали, кроме меня. Ринглинг уже начал превращаться в шоу с механизированной ареной, которым оно является сейчас, и прошло совсем немного времени, прежде чем люди Коула и Клайда Битти начали идти по тому же пути, бронируя все крупнейшие крытые арены вдоль своих маршрутов и сокращая количество всего, что не поместилось бы на одном ринге в каком-то чертовом арсенале.
"Сначала я был рад видеть, что Коул и Клайд Битти идут таким путем. Черт возьми, наши трассы всегда пересекались, и мы всегда боролись зубами и когтями, чтобы быть на вершине цирков второго яруса, позади Ринглинга. Итак, как я себе это представлял, мои соперники списали себя со счетов, перейдя на крытые арены. Цирк братьев Статлер был единственным настоящим "Биг Топом", оставшимся во всей чертовой стране, не считая маленьких грязевых шоу, и я не мог представить, что родители и их дети будут довольны тем, что два или три часа просидят на каком-то складе с кондиционером и посмотрят то, что можно было бы назвать водевилем, когда они могли бы провести день в настоящем цирке, в настоящих палатках, разбитых в поле, где они могли бы бродить по центральной аллее или по сайдшоу столько, сколько захотят, а затем зайти в настоящий "Биг Топ" и посмотреть на настоящий цирк ."
"И ты был неправ", - тихо сказал я.
Старик хмыкнул, сделал еще глоток кофе и сказал: "Да, я был неправ. Я все еще этого не понимаю, Монго. Я продолжал делать все так, как я это делал, так, как меня учили мой отец и дяди. Я привлек лучших исполнителей, которых смог найти, и хорошо им платил, держал большую конюшню с хорошими животными и содержал их в отличном состоянии; у меня были самые интересные фрики, я следил за тем, чтобы еда во всех концессиях была качественной, и я был чертовски уверен, что ни один из carny barkers не обобрал деревенщину. Но посещаемость просто продолжала падать. С каждым годом становилось все хуже. Я пытался увеличить рекламный бюджет, но это было все равно, что спускать деньги в крысиную нору. Ближе к концу мы давали утренние концерты за пределами какого-нибудь города, и у нас в палатке было около пятидесяти человек. И будь я проклят, если на других концертах люди не собирались на крытых аренах ".
"Возможно, в этой стране больше не осталось места для настоящих цирков, Фил", - спокойно сказал я. "У людей просто нет времени, или, может быть, терпения, проводить время, гуляя по территории цирка. Им не интересно смотреть, как кормят животных. Они хотят упаковку, шоу, которые, как они знают, начнутся и закончатся в определенное время; они хотят иметь возможность зарезервировать места, и они хотят, чтобы им было комфортно. Как только вы увидели, что вам больше не удается привлечь людей, почему вы не последовали примеру других крупных игроков и не забронировали крытые арены?"
Он пожал плечами. "Даже если бы я хотел, к тому времени было слишком поздно. Другие шоу уже были на аренах, и у них были эксклюзивные контракты - что касается цирков - со всеми лучшими площадками. Кроме того, это означало бы избавиться от уродов и более чем половины животных ".
"И вы бы не стали сокращать операции".
Фил резко взглянул на меня, невесело улыбнулся. "Сократить операции? Ты бы так это назвал, Монго?"
"Фил, я знаю..."
"Что я должен был делать с такими людьми, как Роджер, Гарри и Лиза? Дать им "розовую карточку"? Где они собирались найти работу? Некоторые из этих уродов были со мной с подросткового возраста, как и вы; они были не просто сотрудниками, они были семьей. Вы знаете, уроды не могут просто уйти и найти какую-то другую работу. Я бы сам не пошел на пособие, и я не собирался переводить кого-либо из своей семьи на пособие; лишение их свободы означало бы именно это для многих из них. А как насчет животных? Зоопаркам не нравятся цирковые животные, даже когда у них есть для них место , потому что цирковые животные плохо себя чувствуют в зоопарках. Черт возьми, поместите Мейбл в зоопарк, и она в конечном итоге убьет какого-нибудь смотрителя. Продайте их по дешевке какому-нибудь грязевому шоу или оператору телешоу? Я бы предпочел застрелить их сам и избавить от страданий. Мы забрали Мейбл у карнийца Монго, помнишь? Ты помнишь, в какой форме она была?"
"Я помню, Фил. Итак, суть заключалась в том, что ты не мог заставить себя уволить кого-либо или выпустить на волю ни одного животного, если не был уверен, что о нем хорошо позаботятся. Но, как вы видели, для них не было другого места, поэтому у вас не было выбора, кроме как пытаться продолжать идти ".
"Это верно; я должен был попытаться продолжать. Это был провал, но я не жалею об этом даже сейчас. Я цирковой человек, Монго. Я больше ничего не знаю - и, по-моему, те шоу, которые вы смотрите, сидя в стальном ангаре в центре какого-то чертового города, на самом деле не цирки. Я вложил все, что копил годами, в цирк, чтобы попытаться сохранить его вместе. На это ушло все, что у меня было. Затем я начал проигрывать свои лучшие номера, потому что у меня больше не было денег, чтобы платить им столько, сколько они могли бы получить в другом месте - с Коулом, Клайдом Битти или Ринглингом. Наконец, за последние пару лет мы стали просто еще одним грязевым шоу, хотя мне было неприятно это признавать ".
"Какое-то грязевое шоу", - сказал я и вздохнул. "Это должно было быть единственное грязевое шоу с полным составом уродов, стадом животных, которых не приняло бы никакое другое шоу, и достаточным количеством номеров, чтобы заполнить три ринга".
Он провел несколько минут, лениво помешивая унцию кофе, оставшуюся в его чашке, наконец сказал: "Я всегда был довольно жестким водителем, Монго, как ты, я уверен, помнишь, и сильно пил. Теперь, когда начались неприятности, я действительно начал налегать на соус. Это был единственный способ, который я мог найти, чтобы побороть беспокойство и боль. Я не мог спокойно смотреть, что происходит с цирком, или думать о том, что случится с моими людьми и животными, если он свернется. Большую часть времени я был пьян. Ближе к концу я получил от кого-то предложение купить его. Это было хорошее предложение - на самом деле больше, чем стоил цирк. Но покупатель не согласился бы оставить всех уродцев. Мне сказали, что у них нет интереса к сайд-шоу и что они сами представят все свои номера.