Рэнкин Йен : другие произведения.

Музыка под занавес [exit Music](Инспектор Ребус - 17)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  Иэн Рэнкин
  Музыка под занавес
  
   Граница всегда пролегает Где-то неподалеку. И никакие преграды не в силах сдержать полночь.
  
   Норман Маккейг
  
   Номер в отеле на двенадцатом этаже
  
  
   Мой отец говорил: когда в твою дверь стучит полиция, ты сразу понимаешь, кто это, — и он был прав. Этот стук звучит как глас свыше, пробуждая в каждом, кто его слышит, глубокое чувство вины.
  
   Эндрю О'Хейген
  
   Будь со мной рядом
  
  15 ноября 2006 года. Среда
  День первый
  1
  
  Девушка вскрикнула только один раз, но этого хватило — ее услышали. Когда пожилая супружеская пара добралась до угла Реберн-вайнд, она стояла на земле на коленях, закрыв ладонями лицо. Плечи ее тряслись от рыданий. Мужчина несколько мгновений разглядывал распростертый на мостовой труп, потом сделал движение рукой, словно собираясь заслонить ладонью глаза жены, но та уже отвернулась. Тогда он достал мобильник и позвонил в полицию.
  
  Прошло добрых десять минут, прежде чем на место происшествия прибыла полицейская машина. Несколько раз девушка порывалась уйти, но мужчина принимался гладить ее по плечу, успокаивал и объяснял, что ей необходимо остаться. Его жена, словно не чувствуя холода, молча сидела на каменном бордюре. Настоящих заморозков, правда, еще не было, но ноябрь в Эдинбурге выдался на редкость холодным.
  
  Улица Кинг-стейблз-роуд не относилась к оживленным городским магистралям: знак, запрещающий сквозное движение, не позволял водителям использовать эту дорогу, чтобы попасть с Грассмаркет на Лотиан-роуд. По ночам здесь и вовсе было безлюдно: с одной стороны к Кинг-стейблз-роуд примыкало старинное кладбище, другую сторону занимали многоэтажная автомобильная парковка и несколько складов. Немногочисленные уличные фонари почти не давали света, и редкие прохожие, попав на Кинг-стейблз-роуд в темное время суток, невольно ускоряли шаг, торопясь добраться до более оживленных кварталов. Пожилые супруги оказались здесь в столь поздний час только потому, что присутствовали на предрождественском концерте в расположенной неподалеку церкви Святого Катберта, где проходил сбор денег для детской городской больницы. На благотворительной распродаже в церкви женщина приобрела венок из остролиста, который валялся теперь на мостовой слева от трупа. Глядя на него, муж не мог не подумать, что, окажись они на Кинг-стейблз минутой раньше или минутой позже, никакого крика они бы не услышали и ехали бы сейчас домой в теплой машине, слушали музыку, а венок преспокойно лежал бы на заднем сиденье.
  
  — Я хочу домой!.. — жалобно повторяла девушка в промежутках между всхлипами. — Я хочу домой!
  
  Она уже стояла во весь рост, но на ее коленях остались грязь и несколько царапин. Глядя на ее ноги, мужчина решил, что юбка у нее слишком короткая, а джинсовая куртка вряд ли способна служить защитой от ночного холода. Потом он перевел взгляд на лицо девушки, и оно показалось ему знакомым. На мгновение мужчина задумался, не одолжить ли ей свое пальто, но эта мысль пропала так же быстро, как появилась. Вместо этого он еще раз напомнил девушке о необходимости оставаться на месте до приезда представителей власти. В следующее мгновение по их лицам скользнули блики мертвенного голубого света — из-за угла показалась полицейская машина с включенными проблесковыми маячками.
  
  — Ну, вот и полиция, — удовлетворенно сказал мужчина и снова обнял девушку за плечи, словно желая утешить, но встретил удивленный взгляд жены и убрал руку.
  
  Полицейская машина остановилась, синие огни на ее крыше продолжали мигать, двигатель оставался включенным. Из машины вышли двое констеблей в форме, но без фуражек. У одного из них в руке был большой черный фонарь. Переулок Реберн-вайнд круто уходил от Кинг-стейблз-роуд вверх, к перестроенным под жилье и гаражи конюшням, где когда-то размещался королевский конный двор. В гололед этот склон становился довольно опасным.
  
  — Может быть, он поскользнулся и разбил голову? — предположил мужчина. — Или ночевал под открытым небом. Выпил лишку, и вот…
  
  — Благодарю вас, сэр, — перебил один из полицейских, хотя, судя по его тону, никакой благодарности он не испытывал. Его напарник включил фонарь, и мужчина увидел, что вокруг тела собралась довольно большая лужа крови. Кровь виднелась и на одежде, и на руках жертвы, но больше всего ее было на лице и в волосах.
  
  — Беднягу кто-то здорово избил, — заметил первый полицейский. — Хотя он, разумеется, мог упасть несколько раз.
  
  Его более молодой напарник поморщился. Он было присел, чтобы получше рассмотреть тело, но сразу выпрямился.
  
  — Чей это венок? — спросил он.
  
  — Моей жены, — ответил мужчина.
  
  Впоследствии он долго гадал, почему ему не пришло в голову просто сказать «мой».
  
  — Джек Пэлэнс, — сказал инспектор уголовного розыска Джон Ребус.
  
  — Я же сказала — никогда о нем не слышала.
  
  — Он — известный киноактер.
  
  — Тогда назови хоть один фильм с его участием.
  
  — Загляни в его некролог в «Скотсмене»: там все написано.
  
  — Тогда ты тем более должен знать, в каком фильме я могла его видеть. — Сержант уголовного розыска Шивон Кларк выбралась из машины и с грохотом захлопнула дверцу.
  
  — Пэлэнс играл плохих парней во многих вестернах, — продолжал настаивать Ребус.
  
  Шивон предъявила патрульным удостоверение и взяла у младшего констебля фонарь. Группа экспертов-криминалистов была уже в пути. Несмотря на поздний час, вокруг места происшествия начали собираться зеваки, привлеченные светом полицейских мигалок.
  
  Сегодня Шивон и Ребус допоздна засиделись в Гейфилдском участке, пытаясь сколотить из разрозненных фактов некое подобие версии, которая помогла бы им продвинуться в расследовании одного висяка. Фактов было немного, поэтому, когда поступил срочный вызов, они только обрадовались передышке. На место преступления детективы отправились в астматически кашлявшем «саабе» Ребуса, из багажника которого инспектор как раз доставал полиэтиленовые бахилы и перчатки из тонкого латекса. Крышка багажника никак не хотела захлопываться, но с десятой примерно попытки Ребус наконец-то с ней сладил.
  
  — Пора продавать эту рухлядь, — пожаловался он в пространство.
  
  — Кому она нужна? — отозвалась Шивон, натягивая перчатки. — Слушай, я, кажется, видела в багажнике туристские ботинки, — добавила она, не дождавшись ответа. — Или я ошиблась?
  
  — Им столько же лет, сколько машине, — пробормотал Ребус, направляясь к трупу.
  
  Некоторое время детективы молчали, внимательно осматривая тело и тротуар вокруг него.
  
  — Кто-то его прикончил, — заключил Ребус после непродолжительного раздумья и повернулся к одному из констеблей. — Как тебя зовут, сынок?
  
  — Гудир, сэр. Тодд Гудир.
  
  — Ты когда-нибудь слышал про Джека Пэлэнса, Тодд?
  
  — Это не он играл в «Шейне»?
  
  — Молодчина, сынок. Это надо же, с такими познаниями — и до сих пор в патрульных!
  
  Напарник Гудира усмехнулся.
  
  — Дайте ему хоть полшанса, и Тодд от вас не отвяжется.
  
  — Это почему? — подала голос Шивон.
  
  Старший констебль, который был как минимум на пятнадцать лет старше и чуть не втрое толще своего напарника, снова ухмыльнулся.
  
  — Работа ногами не для него. Наш Тодд грезит об отделе уголовного розыска.
  
  Гудир не обратил на эти слова никакого внимания. В руке он уже держал потрепанный блокнот.
  
  — Может быть, начнем снимать показания? — предложил он.
  
  Ребус еще раз окинул взглядом место происшествия. Пожилые супруги сидели на бордюре и держали друг друга за руки. Девушка — совсем еще подросток — прислонилась к ближайшей стене, обхватив себя руками за плечи. Ее трясло. Несколько зевак, осмелев, приблизились еще на несколько шагов.
  
  — Будет гораздо лучше, если вы заставите этих людей отойти, пока мы не огородили место преступления, — сказал Ребус. — Доктор сейчас подъедет.
  
  — Но… пульса нет, — возразил Гудир. — Я проверял.
  
  Ребус окинул его неприязненным взглядом.
  
  — Говорил я тебе, им это не понравится, — заметил старший патрульный и еще раз усмехнулся.
  
  — На месте преступления лишние следы ни к чему, — пояснила Шивон, показывая свои бахилы и руки в перчатках.
  
  Гудир смутился.
  
  — Врач в любом случае должен подтвердить факт смерти, — добавил Ребус официальным тоном. — А пока его нет, попробуйте-ка уговорить этих людей убраться отсюда.
  
  — Профессиональные вышибалы — вот кто мы такие, — сообщил старший патрульный своему напарнику, делая шаг к группе зевак.
  
  — Если они — профессиональные вышибалы, значит, мы участвуем в профессиональном шоу, — пробормотала Шивон, снова склоняясь над трупом. — А одет он совсем не как бродяга, — добавила она. — Вполне приличный джентльмен.
  
  — Посмотри, может, найдешь какие-нибудь документы.
  
  Присев возле трупа, Шивон провела рукой в перчатке по карманам брюк и пиджака убитого.
  
  — По-моему, ничего нет, — сказала она.
  
  — А как насчет сочувствия?
  
  Шивон бросила на него быстрый взгляд.
  
  — Хотела бы я знать, сэр, расстанетесь ли вы с вашей вечной иронией, когда получите золотые часы с памятной надписью?
  
  Ребус в ответ только вздохнул. Истинная причина, по которой они с Шивон в последнее время так часто задерживались на службе, состояла в том, что ему оставалось десять дней до пенсии, и им нужно было закончить кое-какие дела, кое-что уточнить, подчистить некоторые мелочи.
  
  — Что же произошло? — проговорила Шивон, заполняя наступившую паузу. — Быть может, обычное ограбление, обернувшееся трагедией?
  
  Ребус пожал плечами. Ему казалось, что здесь не все так просто, но он пока не мог объяснить — почему. В луче фонаря, который Шивон снова направила на труп, он разглядел кожаную куртку, вышитую рубашку, которая когда-то, похоже, была голубой, вылинявшие джинсы, подпоясанные черным кожаным ремнем, и черные замшевые туфли. Насколько Ребус мог видеть, лицо погибшего покрывали морщины, а волосы уже начали седеть. На вид ему было лет пятьдесят с небольшим, рост — примерно пять футов и десять дюймов. Ни часов, ни каких-либо украшений на теле не было. Неожиданно Ребус задумался, сколько трупов он повидал за тридцать с лишним лет службы в полиции. Тридцать? Сорок?.. Что ж, неполные две недели, и он сможет забыть этого беднягу, и оно, пожалуй, к лучшему. Он уже заметил, что в последнее время Шивон Кларк держит себя с ним как-то не очень естественно: казалось, она постоянно пребывает в напряжении, и Ребус полагал, что знает причину. Ей давно хотелось, чтобы напарник отправился на пенсию, потому что только после этого Шивон могла бы доказать всем, что она и сама что-то может и чего-то стоит.
  
  Ребус поднял голову и увидел, что Шивон глядит на него. На мгновение ему показалось, что она прочла его мысли, и он поспешил улыбнуться.
  
  — Я еще не умер, Шивон, — проговорил он, поворачиваясь к фургону передвижной криминалистической лаборатории, который как раз остановился неподалеку.
  
  Дежурному полицейскому врачу понадобилось меньше минуты, чтобы констатировать смерть. Криминалисты перегородили бело-синей лентой въезд и выезд с Реберн-вайнд, установили осветительные приборы и полотняные экраны, так что зеваки больше не видели ничего, кроме движущихся в свете прожекторов силуэтов. Вслед за экспертами Ребус и Шивон тоже облачились в одноразовые комбинезоны. Тем временем подъехали фотографы и труповозка. Откуда-то появились пластиковые стаканчики с горячим чаем, над которыми поднимались язычки пара. Издалека доносился приглушенный вой полицейских сирен (эти машины спешили в другие места), на Принсес-стрит раздавались пьяные выкрики, на кладбище рядом с церковью ухала сова. Под этот аккомпанемент констебли взяли у свидетелей предварительные показания, и теперь Ребус просматривал сделанные записи. Констебли стояли рядом. К этому времени он уже знал, что старшего из них зовут Билл Дайсон.
  
  — Говорят, вы уходите, — сказал Билл.
  
  — В следующие выходные мой последний день, — отозвался Ребус. — Да вы, похоже, и сами на подходе.
  
  — Мне осталось семь с половиной месяцев, — охотно подтвердил старший констебль. — Я уже подыскал себе неплохую работенку — буду работать в такси. — Он вздохнул. — Уж не знаю, как Тодд без меня управится.
  
  — Буду стараться, сэр, — тотчас отозвался Гудир.
  
  — Уж этого у тебя не отнимешь, ты у нас малый старательный, — ухмыльнулся Дайсон.
  
  Ребус попытался сосредоточиться на чтении. Девицу, которая нашла труп, звали Нэнси Зиверайт. Ей было семнадцать лет, и, по ее словам, она возвращалась домой от подруги. Подруга жила на Грейт-Стюарт-стрит, а сама Нэнси — на Блэр-стрит, неподалеку от Каугейт. Школу она уже закончила и в настоящее время была безработной, хотя и надеялась когда-нибудь поступить в колледж, чтобы учиться на стоматологическую медсестру. Ее показания записывал Гудир, и Ребус невольно, но с удовольствием отметил: почерк у младшего констебля был аккуратным и четким, к тому же он ухитрился зафиксировать изрядное количество подробностей. Вот уж действительно, старательный малый!.. Блокнот Билла Дайсона выглядел значительно хуже. Торопливые, неразборчивые каракули красноречиво свидетельствовали о том, с каким нетерпением Билл ждет, чтобы прошли оставшиеся ему семь с половиной месяцев. Только призвав на помощь интуицию, Ребус сумел с грехом пополам выяснить, что пожилых супругов зовут Роджер и Элизабет Андерсон и что проживают они на южной окраине Эдинбурга на Уэст-Фрогстон-роуд. Их телефонный номер Дайсон все-таки записал, но никаких сведений о возрасте и роде занятий Ребус не обнаружил. Вместо этого он не без труда разобрал фразы «просто прох. мимо» и «вызв. полиц.».
  
  Блокноты патрульным Ребус вернул без комментариев — в любом случае свидетелей предстояло допрашивать еще раз. Но это будет потом, а пока… Ребус бросил нетерпеливый взгляд на часы, гадая, когда удастся произвести вскрытие. Не имея результатов аутопсии, они мало что могли сделать.
  
  — Скажите свидетелям, что они могут быть свободны.
  
  — Девчонка, мне кажется, еще не пришла в себя, — отозвался Гудир. — Может быть, стоит отвезти ее домой?
  
  Ребус кивнул и повернулся к Дайсону:
  
  — А как себя чувствуют остальные двое?
  
  — По-моему, нормально. — Патрульный слегка пожал плечами. — У них тут неподалеку машина. На Грассмаркет.
  
  — Они что, любители ночного шопинга?
  
  — Нет. Кажется, они были на предрождественском концерте в церкви Святого Катберта.
  
  — Я бы не спрашивал, если бы вы удосужились это записать, — строго сказал Ребус, но, пристально глядя в лицо констеблю, он без труда угадал вопрос, который тому хотелось задать: «А на черта это нужно?» Тем не менее констебль не рискнул произнести вслух ничего подобного, пока инспектор мог его услышать.
  
  Шивон Ребус обнаружил в фургоне экспертной лаборатории, где она разговаривала со старшим группы криминалистов. Сегодня это был Том Бэнкс, для близких друзей — Томми. Кивнув Ребусу в знак приветствия, Томми поинтересовался, приглашен ли он на отвальную.
  
  — Не понимаю, почему вам всем так не терпится проводить меня на заслуженный отдых, — проворчал Ребус.
  
  — Ничего удивительного… — Томми подмигнул. — Это будет то еще зрелище! Я почти уверен — высшее полицейское начальство в полном составе явится на твои проводы с осиновыми кольями, чтобы ты, не дай бог, не восстал из могилы. Ну и конечно, всегда приятно выпить на халяву. Правда, Шивон говорит, ты так подтасовал расписание, что твоя последняя смена выпала на субботу. Уж не затем ли, чтобы не нужно было тратиться на отвальную?
  
  — Это получилось случайно, — уверил его Ребус. — Чайку не осталось?
  
  — Полчаса назад ты заявил, что не будешь пить эти помои, — поддразнил его Бэнкс.
  
  — Так ведь это было полчаса назад!
  
  — У нас так: кто не успел, тот опоздал, Джон.
  
  — Я как раз спрашивала, — вмешалась Шивон, — не обнаружил ли Том и его ребята что-нибудь интересненькое для нас.
  
  — И он наверняка ответил, что нам нужно набраться терпения.
  
  — Примерно так, — согласился Томми, просматривая поступившее на его мобильный телефон текстовое сообщение. — Поножовщина у паба на Хаймаркет, — пояснил он.
  
  — Да-а, веселенький выдался вечер, — заметила Шивон и, повернувшись к Ребусу, добавила: — Врач считает, что жертву оглушили и, возможно, насмерть забили ногами. По его словам, девять шансов против одного, что причина смерти — многочисленные удары тупым тяжелым предметом.
  
  — Ну, я с ним спорить не буду. — Ребус вздохнул.
  
  — А я тем более, — кивнул Томми, потирая переносицу. — Кстати, — добавил он, поворачиваясь к Ребусу, — знаешь, кто этот молодой констебль? — И он кивком указал на Тодда Гудира, который помогал Нэнси Зиверайт забраться в патрульную машину. Билл Дайсон, видимо осваиваясь со своей будущей гражданской профессией, сидел за рулем.
  
  — Никогда его раньше не видел, — признался Ребус. — А что?
  
  — Мне казалось, ты должен хорошо знать его деда… — Бэнкс не договорил, давая Ребусу возможность самому догадаться. Тому, впрочем, не потребовалось много времени.
  
  — Он что, внук Гарри Гудира?
  
  Бэнкс молча кивнул. Шивон это имя ничего не говорило, поэтому она тотчас спросила, кто такой этот Гарри Гудир.
  
  — Это очень старая история, — ответил Ребус.
  
  Эти слова ничего не проясняли, что, впрочем, было вполне в его стиле.
  2
  
  Ребус отвозил Шивон домой, когда ей на мобильник позвонили из городского морга. Пришлось разворачиваться и ехать обратно на Каугейт. Там Ребус припарковался рядом с неприметным белым фургоном, стоявшим у приемного покоя, и первым вошел внутрь, показывая дорогу.
  
  Сегодняшняя ночная смена в морге состояла всего из двух человек. Один — крепкий сорокалетний мужчина, похожий на бывшего заключенного: из-за воротника его рабочего халата виднелась выцветшая синяя татуировка, поднимавшаяся почти до половины шеи. Ребусу потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, что татуировка изображает что-то вроде змеи. Второй санитар был намного моложе — неуклюжий худой парень в очках.
  
  — Как я понимаю, — обратился к нему Ребус, — это ты — любитель поэзии?..
  
  — У нас его прозвали Лордом Байроном, — проговорил старший из мужчин неприятным, скрипучим голосом.
  
  — Я почему его и узнал… — заторопился молодой санитар. — Только вчера я был на вечере, где он читал свои стихи… то есть уже позавчера, — поправился он, поглядев на часы. Это движение напомнило Ребусу, что полночь уже миновала. — И он был одет в точности как сейчас.
  
  — Ну, опознать его по лицу довольно сложно, — скептически заметила Шивон.
  
  Молодой человек согласно кивнул.
  
  — И тем не менее… К тому же я хорошо запомнил его прическу… и куртку. И ремень в джинсах.
  
  — Так как же его звали? — спросил Ребус.
  
  — Федоров. Александр Федоров. Он русский, поэт. У меня в подсобке лежит книжка с его автографом. Он сам мне ее надписал.
  
  — Теперь она, должно быть, стоит целую кучу бабок, — заметил старший санитар, проявляя неожиданный интерес к поэзии.
  
  — Не мог бы ты ее принести? — попросил Ребус.
  
  Молодой санитар по прозвищу Лорд Байрон с готовностью кивнул и, повернувшись, вышел. Ребус молча созерцал ряды металлических дверец многосекционного холодильника.
  
  — Где он лежит?
  
  — В третьем отсеке. — Санитар с татуировкой постучал костяшками пальцев по нужной дверце.
  
  Ребус заметил, что в специальные пазы на ней уже вставлена карточка с датой и временем, но без указания имени.
  
  — Я думаю, Лорд Байрон не ошибся, он у нас парень башковитый.
  
  — И давно он здесь работает?
  
  — Месяца два… По-настоящему его зовут Крис Симпсон.
  
  — Как вы думаете, когда сделают вскрытие? — вставила Шивон.
  
  — Как только патологоанатомы соизволят появиться.
  
  Ребус взял со стола свежий выпуск «Ивнинг ньюс» и стал рассеянно его просматривать.
  
  — Не везет «Сердцам»,[1] — сказал санитар. — Присли выперли из капитанов, да и постоянного тренера у них тоже нет как нет.
  
  — Сержант Кларк болеет за другую команду, — ответил Ребус и, подняв газету, показал Шивон первую страницу. В Пилриг-парке неизвестные напали на подростка-сикха и отстригли ему косичку.
  
  — Скинхеды орудуют, — вздохнула Шивон. — Слава богу, не наш район.
  
  Позади раздался звук шагов, и все трое обернулись, но это был всего лишь Крис Симпсон, который держал в руках тоненькую книжицу в твердом переплете. Ребус нетерпеливо шагнул к нему и, завладев книгой, повернул ее так, чтобы рассмотреть фотографию на задней стороне обложки. С фотографии на него глядело худое, неулыбчивое лицо.
  
  Ребус показал книгу Шивон, но та только пожала плечами.
  
  — Куртка та же самая, — сказал Ребус. — А на шее какая-то цепочка.
  
  — На вечере, когда Федоров читал свои стихи, цепочка была на нем, — подтвердил Симпсон.
  
  — А на парне, которого доставили к вам сегодня вечером?
  
  — Не было. Я бы заметил. Вероятно, они ее забрали… ну, те, кто на него напал.
  
  — Или все-таки не он?.. Сколько времени Федоров пробыл в Эдинбурге?
  
  — Я не знаю точно. Насколько мне известно, он приехал, потому что получил в университете что-то вроде преподавательского гранта. В России Федоров не живет уже несколько лет — по политическим причинам, как мне помнится. Во многих стихотворениях он называет себя изгнанником.
  
  Ребус не торопясь перелистывал страницы. Книга была на английском; она называлась «Астапово-блюз» и содержала стихотворения, озаглавленные «Раскольников», «Леонид», «Помни ГУЛАГ» и так далее.
  
  — Что означает это название — «Астапово-блюз»? — спросил Ребус у Симпсона.
  
  — Астапово — это железнодорожная станция, где скончался великий Толстой.
  
  Старший санитар усмехнулся:
  
  — Я же говорил, что Байрон — парень башковитый!
  
  Ребус протянул книгу Шивон. Та открыла ее на титульном листе и прочла сделанную размашистым почерком дарственную надпись, в которой автор советовал «дорогому Крису» «хранить веру, которую я храню и которую потерял».
  
  — Что он имел в виду? — поинтересовалась она.
  
  — Я сказал, что тоже хотел бы стать поэтом, а он ответил: это означает, что я им уже стал. Я думаю, Федоров имел в виду, что верит в поэзию, но утратил веру в свою страну. — При этих словах Крис слегка покраснел.
  
  — А где именно проходил вечер? — спросил Ребус.
  
  — В Шотландской поэтической библиотеке, неподалеку от Кэнонгейта.
  
  — На вечере он был один или, может быть, с женой, с издателем?
  
  Симпсон неуверенно покачал головой:
  
  — Я не знаю точно. Вообще-то Федоров настоящая знаменитость. Говорили даже, что он может получить Нобелевскую премию.
  
  Шивон захлопнула книгу.
  
  — Мы всегда можем обратиться в русское консульство, — заметила она.
  
  Ребус медленно кивнул. Снаружи донесся шум мотора — к моргу подъезжала какая-то машина.
  
  — Кажется, кто-то из наших профессоров наконец проснулся! — встрепенулся старший санитар. — Идем, Байрон, нужно подготовить секционный зал.
  
  Крис потянулся за своей книгой, но Шивон прижала ее к себе.
  
  — Вы не против, если я пока оставлю ее у себя? — спросила она. — Обещаю, что не стану продавать ее через интернет-аукцион!
  
  Молодой человек, похоже, был не очень доволен подобным оборотом, но напарник снова напомнил ему, что их ждет работа. Шивон тем временем убрала книгу в карман куртки, и Симпсону пришлось смириться.
  
  Несколько мгновений спустя входная дверь распахнулась, и Ребус увидел входящего в морг профессора Гейтса с припухшими со сна глазами. Следом за ним шел второй патологоанатом, доктор Керт. Эти двое работали вместе так часто, что иногда Ребус думал о них как об одном человеке. Трудно было поверить, что за пределами секционного зала эти двое вели каждый свою — и весьма достойную — жизнь.
  
  — Привет, Джон, — сказал Гейтс, протягивая Ребусу руку, которая показалась детективу такой же ледяной, каким был воздух в комнате. — Ну и холодина! А-а, сержант Кларк… Вижу, вы тоже здесь? Ждете момента, чтобы выйти из тени своего учителя?
  
  Шивон мгновенно ощетинилась, но ничего не сказала. Не было никакого смысла спорить и доказывать, что она — пусть пока только в собственных мыслях — давно вышла из тени Ребуса и представляет собой самостоятельную боевую единицу. Сам Ребус лишь ободряюще улыбнулся ей и обменялся рукопожатием с доктором Кертом. Лицо у того было серым, словно обмороженным, но холод в данном случае был ни при чем: примерно одиннадцать месяцев назад у Керта заподозрили рак. Тревога, к счастью, оказалась, ложной, но с тех пор эксперт так и не оправился, хотя отказ от курения, безусловно, пошел ему на пользу.
  
  — Как поживаешь, Джон? — поинтересовался Керт, и Ребус подумал: ему следовало первым задать этот вопрос, однако он только кивнул, давая знать, что все в порядке.
  
  — Предлагаю пари, — заявил профессор Гейтс, поворачиваясь к своему коллеге. — Спорим, что клиент на полке номер два?
  
  — На полке номер три, профессор, — поправила Шивон. — Мы предполагаем, что погибший — известный русский поэт.
  
  — Уж не Федоров ли? — удивился Керт, слегка приподняв бровь.
  
  Шивон показала ему вынутую из кармана книгу, и бровь подскочила выше.
  
  — Никогда бы не подумал, что вы так хорошо знакомы с современной поэзией, профессор, — ухмыльнулся Ребус.
  
  — Так-так… — Гейтс покачал головой и нахмурился. — Нас что, ждут дипломатические осложнения? И что нам искать — следы от укола отравленным зонтиком или еще что-нибудь?
  
  — Похоже, его избил и ограбил какой-то псих, — объяснил Ребус. — Разве только вам известен яд, от которого слезает кожа на лице.
  
  — Некротический фасцит, — пробурчал Керт.
  
  — Возникающий вследствие запущенного стрептококкового нагноения, — тотчас добавил Гейтс. — Я только не уверен, что мы в нашей практике когда-либо сталкивались с подобными случаями. — Он произнес эти слова таким тоном, что Ребусу показалось: патологоанатом глубоко разочарован упомянутым обстоятельством.
  
  Полицейский врач оказался прав — смерть наступила в результате множественных ударов тупым тяжелым предметом. Ребус размышлял об этом, сидя в полной темноте в собственной гостиной. Свет он зажигать не стал — только достал пачку сигарет и закурил. Антитабачная кампания в стране шла полным ходом: правительство уже изгнало сигареты из офисов, пабов и других общественных мест и, кажется, собиралось запретить курение даже дома. Ребус не знал только, как оно собирается этого добиться.
  
  Из проигрывателя компакт-дисков доносилась негромкая музыка. Композиция Джона Хайатта называлась «Подними каждый камень». Именно этим Ребус и занимался все тридцать лет своей полицейской карьеры, только, в отличие от Хайатта, который возводил из камней стену, он ворочал булыжники и заглядывал в щели, надеясь найти под ними разгадку очередной мрачной тайны. Интересно было бы знать, подумалось ему, есть ли что-то поэтическое в подобной интерпретации песни Хайатта и какие стихи написал бы русский поэт, если бы что-то подобное пришло ему в голову.
  
  Александр Федоров… Они с Шивон все же позвонили в русское консульство, но там никто не отвечал — даже автоответчик, поэтому в конце концов они решили, что на сегодня хватит и им пора по домам. Пока шло вскрытие, Шивон задремала — к немалому раздражению профессора Гейтса, но Ребус знал, что это его вина. Слишком часто он допоздна задерживал напарницу в участке, пытаясь раздуть в ней хотя бы искорку интереса к одному из давних, нераскрытых дел, которые по-прежнему не давали ему покоя и которых, как он надеялся, он не забудет…
  
  После вскрытия Ребус отвез Шивон домой и только потом поехал к себе в Марчмонт по пустынным предрассветным улицам Эдинбурга. С трудом отыскав место для парковки, Ребус поднялся к себе в квартиру. Одно окно в гостиной было с эркером — именно там стояло любимое кресло Ребуса. Еще по дороге домой он пообещал себе, что сегодня ночью будет спать как все люди, в спальне, однако так и не добрался до нее, благо запасное одеяло хранилось за диваном в гостиной. Была у него и бутылка виски — восемнадцатилетней выдержки «Хайленд-парк», которую он купил в предыдущие выходные и в которой еще оставалось несколько хороших глотков. Виски, сигареты, немного любимой музыки… Когда-то все это и утешало, и успокаивало его, но сегодня Ребус не мог не задаться вопросом, будут ли действовать эти испытанные средства, когда у него не будет больше работы.
  
  Что, кроме работы, у него есть?
  
  Дочь, которая жила в Англии с преподавателем колледжа.
  
  Вывшая жена, которая переехала в Италию.
  
  Несколько любимых пабов.
  
  Ребус сомневался, что, выйдя на пенсию, он сможет водить такси или проводить предварительный допрос свидетелей для адвокатов защиты. Вряд ли сможет он, как некоторые, переехать в Марбелью, Флориду или в Болгарию, чтобы, так сказать, начать с чистого листа. Кто-то из его бывших коллег вложил пенсионные сбережения в недвижимость и делал деньги, сдавая квартиры студентам. Один знакомый старший инспектор даже сумел неплохо на этом подзаработать, однако Ребусу представлялось, что это занятие не для него. Напоминать студентам-квартиросъемщикам о необходимости своевременно убирать в квартирах и бранить за прожженные сигаретами ковры?.. Нет уж, увольте…
  
  Но что ему остается?
  
  Заняться спортом?
  
  Ни под каким видом!
  
  Завести хобби, придумать себе занятие, которое поможет скоротать время?
  
  Но разве сейчас он не знает, чем заняться на досуге? А как же кресло, виски, музыка?..
  
  — Что-то ты сегодня разворчался, Джон, — вслух проговорил Ребус и усмехнулся.
  
  Он знал, что на олимпиаде по брюзжанию мог бы без труда завоевать для Шотландии золотую медаль. Да, предвкушение «счастливых пенсионных денечков» не добавляло ему хорошего настроения, но он, по крайней мере, был жив, хотя уже давно мог оказаться в морге, на полке номер три или любой другой. Мысленно Ребус перебрал всех, с кем сталкивала его полицейская судьба и кто без колебания свел бы с ним счеты. Большинство из этих людей находились сейчас в тюрьме или психиатрических лечебницах. Что ж, ему повезло — в отличие от Федорова. Гейтс, проводивший вскрытие, так и сказал: «Это не было хладнокровным избиением. Внезапная вспышка ярости или что-то в этом духе… Кого-то этот парень сильно разозлил». — «Я бы сказал, что нападавшим двигала ненависть, — поддакнул Керт. — Возможно, кстати, что преступников было несколько».
  
  И Ребус мысленно согласился с обоими. Он и сам подумал, что им, скорее всего, следует искать не одного преступника, а целую банду. По свидетельству патологоанатомов, Федорова ударили сзади по затылку молотком, бейсбольной битой, налитой свинцом дубинкой или чем-то подобным. Ребус был склонен считать, что этот первый удар, проломивший несчастному череп, и был самым сильным. После него Федоров сразу потерял сознание и упал. Так почему же нападавшие — или нападавший — не остановились на этом, а продолжали избиение, хотя оглушенный поэт уже не представлял для них никакой опасности? Как сказал Гейтс, обычный грабитель не стал бы этим заниматься. Вместо того чтобы добивать жертву, он быстренько обшарил бы карманы в поисках ценностей и удрал. Ценности при пострадавшем имелись: на пальце обнаружился след от кольца, с руки пропали часы, а с шеи — цепочка, о чем свидетельствовала небольшая ссадина на коже.
  
  «На месте ничего не нашли?» — поинтересовался Гейтс, вооружаясь дисковой пилой для распиливания ребер.
  
  Ребус отрицательно покачал головой. Почему Федорова прикончили, продолжал размышлять он. Быть может, поэт пытался сопротивляться, чем разозлил нападавших? Или это было убийство на национальной почве? Скажем, кому-то не понравился его иностранный акцент…
  
  «Убитый плотно поужинал, — сообщил Гейтс, вскрыв брюшную полость. — Карри под острым индийским соусом, если не ошибаюсь. И запил пивом. А может быть, опрокинул рюмочку-другую виски или бренди. Как вам кажется, доктор Керт?»
  
  «Почти наверняка, коллега», — согласился второй патологоанатом.
  
  Вскрытие шло своим чередом. Шивон клевала носом, а Ребус, сидя рядом с ней, следил за работой патологоанатомов и прислушивался к их замечаниям. Костяшки пальцев не сбиты, под ногтями ни частиц кожи, ни волокон одежды — ничего, что указывало бы на ожесточенную борьбу. Одежда была самой обыкновенной — такой ширпотреб можно купить в любом магазине любой из розничных сетей. Ее, разумеется, следовало отправить на более тщательную экспертизу, но Ребус сомневался, что это что-нибудь даст.
  
  Отмытое от крови лицо мертвеца куда больше походило на портрет на обложке книги. Воспользовавшись тем, что Шивон все-таки задремала, Ребус вынул у нее из кармана книгу и обнаружил на обложке краткую биографию поэта. Александр Федоров родился в 1960 году в Ждановском районе Москвы, работал преподавателем литературы в одном из высших учебных заведений, получил несколько литературных премий и наград, является автором шести поэтических сборников для взрослых и одной книжки детских стихов.
  
  Сейчас, сидя в своем кресле у окна, Ребус попытался вспомнить, какие индийские рестораны расположены поблизости от Кинг-стейблз-роуд. Завтра, решил он, завтра нужно будет посмотреть в телефонной книге. Нет, тут же поправился он. Не завтра, а уже сегодня.
  
  На круглосуточной заправке Ребус купил номер «Ивнинг ньюс», чтобы еще раз пробежаться по заголовкам. В коронном суде продолжалось слушание нашумевшего «Мармионского дела»: стрельба в пабе в Грейсмонтском районе, один человек убит, один тяжело ранен. Подросток-сикх, подвергшийся нападению, отделался несколькими синяками и ушибами, но лишился волос, священных для его веры, о чем преступники знали или догадывались. А еще умер Джек Пэлэнс… Ребус не знал, каким он был в жизни, но на экране актер всегда играл роли крутых, уверенных в себе парней.
  
  Ребус вылил в бокал остатки скотча и слегка приподнял, глядя в темноту за окном.
  
  — За крутых парней, — произнес он и одним глотком осушил бокал.
  
  Шивон закончила просматривать список индийских ресторанов. Наиболее подходящие — их набралось штук шесть — она подчеркнула, хотя по большому счету подходящими были все. Эдинбург не слишком большой город, перемещаться по которому — если только ты не на машине — довольно удобно. Им, однако, нужно было с чего-то начинать, и логично было заглянуть сперва в те рестораны, которые находились ближе всего к месту преступления, а потом — если ничего не удастся узнать — понемногу расширять круг поисков.
  
  Покончив с ресторанами, Шивон загрузила свой ноутбук и, подключившись к Сети, проверила на поисковике фамилию Федоров. Поиск выдал несколько тысяч упоминаний. Небольшая статья о русском поэте имелась даже в «Википедии». Много материалов было на русском, но хватало и американских сайтов, на которых Федоров упоминался в связи со своей работой преподавателем в нескольких колледжах. С особенным интересом Шивон прочла рецензии, касающиеся последнего сборника «Астапово-блюз», из которых узнала, что часть вошедших в книгу стихотворений была посвящена великим русским поэтам прошлого, а другие содержали резкую критику нынешнего политического режима на родине поэта. Впрочем, Россию-матушку Федоров покинул уже больше десятка лет назад, и, по-видимому, не по своей воле. Его взгляды на политическую обстановку в России эпохи «постгласности» не могли не вызвать раздражения властей, так что в конце концов Федорову пришлось эмигрировать на Запад. В одном из интервью его даже спросили, считает ли он себя диссидентом. «Да, считаю, — был ответ, — только я принадлежу к диссидентам конструктивного толка».
  
  Что бы это значило?
  
  Шивон сделала еще глоток противного, чуть теплого кофе. «Это твое расследование, девочка, — сказала она себе. — Только твое и ничье больше». Ребус скоро уйдет — она не забывала об этом ни на секунду. Уже много лет они работали вместе, и теперь могли буквально читать мысли друг друга. Да, конечно, ей будет его не хватать, но это не означало, что она не может, не должна думать о своем будущем. О будущем, которое она будет строить уже без него. О, разумеется, время от времени они будут встречаться, чтобы пропустить стаканчик-другой или пообедать, и она будет делиться с ним последними сплетнями, рассказывать кое-что о текущих расследованиях, а Ребус, вероятно, будет и дальше «грузить» ее рассуждениями о старых делах, которыми он пытался ее заинтересовать в последнее время. И все же…
  
  По телевизору шли двадцатичетырехчасовые новости Би-би-си, но звук был выключен. Судя по всему, пропавшего поэта пока никто не хватился. Что ж, на данном этапе она сделала все, что могла. Вздохнув, Шивон выключила телевизор и компьютер и отправилась в ванную комнату. Лампочка над раковиной давно перегорела, поэтому она разделась и вычистила зубы в тусклом свете, просачивавшемся из коридора сквозь приоткрытую дверь. Едва не ошпарившись, когда вместо холодного крана она открыла горячий (ей нужно было сполоснуть зубную щетку), Шивон перешла в спальню, где горел накрытый розовым платком ночник. Взбив подушки, она уложила их поудобней и, облокотившись на них спиной, пристроила на согнутых коленях «Астапово-блюз». В книге было всего сорок с небольшим страниц, однако, судя по ценнику, Крису Симпсону она обошлась в десять с лишним фунтов.
  
  «Храни веру, которую я храню и которую потерял…»
  
  Первое стихотворение в сборнике заканчивалось строками:
  Истекала слезами и кровью страна,
  Но он не смотрел на это,
  Не желая видеть, как гибнет она,
  Чтоб потом не держать ответа.
  
  На титульном листе Шивон прочитала, что стихотворения в сборнике были переведены с русского на английский самим Федоровым «при помощи и поддержке» некой Скарлетт Коулвелл. Интересно, кто она такая?..
  
  Шивон открыла второе в сборнике стихотворение, но успела прочесть только три четверостишия из четырех. Глаза ее сами собой закрылись, и она провалилась в сон.
  16 Ноября 2006 г. Четверг
  День второй
  3
  
  Шотландская поэтическая библиотека находилась в одном из бесчисленных переулков в окрестностях Кэнонгейта. В первый раз Ребус и Шивон умудрились пропустить нужный поворот и в результате уперлись в здание парламента и дворец Холируд. Там они не без труда развернулись и поехали обратно — и снова проскочили мимо.
  
  — Здесь же совершенно негде припарковаться, — пожаловалась Шивон. Сегодня они ехали на ее машине, поэтому высматривать поворот на Крайтон-клоз входило в обязанности Ребуса.
  
  — Мне кажется, мы только что проехали нужное место, — заявил Ребус, оборачиваясь назад. — Попробуй ненадолго остановиться на тротуаре. Мне нужно спокойно оглядеться.
  
  Заехав на тротуар, Шивон включила сигнал аварийной остановки и сложила наружное зеркало заднего вида, чтобы его кто-нибудь не снес. Только после этого она покинула машину.
  
  — Если мне выпишут штраф, платить будешь ты, — предупредила она.
  
  — Мы здесь по долгу службы. Будем упирать на это.
  
  Поэтическая библиотека помещалась в современном строении, ловко спрятанном среди более почтенных зданий. Женщина-администратор, сидевшая в вестибюле библиотеки, одарила их приветливой улыбкой, которая быстро погасла, стоило Ребусу предъявить служебное удостоверение.
  
  — Пару дней назад у вас здесь проходил поэтический вечер Александра Федорова, — начал он.
  
  — О да! — воскликнула женщина. — Великолепный вечер, должна вам сказать. Кстати, если желаете — у нас осталось несколько непроданных книг, подписанных самим мистером Федоровым.
  
  Ребус покачал головой.
  
  — Федоров приехал в Эдинбург один? Может быть, с ним был кто-то из родственников, члены семьи?..
  
  Женщина слегка привстала на своем стуле. Ее тонкие пальцы впились в ткань темного кардигана.
  
  — А что случилось?
  
  — Боюсь, вчера вечером на мистера Федорова напали… — объяснила Шивон.
  
  — Боже мой! — ахнула библиотекарша. — Что с ним? Он?..
  
  — Мертв. Увы. — Ребус скорбно наклонил голову. — Нам необходимо поговорить с его родственниками или, в крайнем случае, с кем-то, кто может его опознать.
  
  — Александр приехал в Эдинбург по приглашению университета и ПЕН-центра примерно два месяца назад… — Голос библиотекарши дрожал — как и ее губы.
  
  — Что такое ПЕН-центр?
  
  — Это писательская организация… и не только литературная. Она уделяет много внимания защите гражданских прав. — Теперь библиотекарша тряслась уже с ног до головы. — ПЕН-центр пригласил его, чтобы…
  
  — Где жил мистер Федоров?
  
  — Университет предоставил ему квартиру на Бакли-плейс.
  
  — Он поселился один или с семьей?
  
  Женщина покачала головой:
  
  — Насколько я знаю, его жена умерла много лет назад. Детей у них, кажется, не было, что в данном случае можно считать благословением небес…
  
  — А кто организовал этот поэтический вечер? Университет или, может быть, русское консульство?
  
  — Нет. Это все Скарлетт Коулвелл…
  
  — Его переводчица? — спросила Шивон.
  
  На этот раз библиотекарша кивнула.
  
  — Скарлетт сотрудничает с нашим русским отделом. У меня где-то был ее номер… — Трясущимися руками библиотекарша перебирала лежавшие перед ней на столе листки бумаги. — Как это ужасно — то, что случилось с Александром! Я просто не могу передать, какая это тяжелая, невосполнимая утрата…
  
  — А на самом вечере не произошло ничего необычного? — спросил Ребус, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как бы между прочим.
  
  — Необычного? — удивилась библиотекарша. Казалось, она даже не поняла, чего от нее хотят. Ребус, однако, не стал уточнять, и после секундного колебания женщина качнула головой:
  
  — Нет, все прошло просто замечательно. Александр — превосходный поэт. Блестящие метафоры, отточенный ритм… Даже когда он читал стихи на русском, чувствовалось, что в каждом слове бурлят страсть и вызов. — Она ненадолго задумалась, словно вспоминая, потом вздохнула. — Мистер Федоров был счастлив подписать часть тиража для поклонников своего таланта.
  
  — Вы говорите так, — вмешалась Шивон, — словно это был его первый успех.
  
  — Вы не понимаете! Александр Федоров был настоящим поэтом! — воскликнула библиотекарша с таким видом, будто это все объясняло. — Ага, вот он… — Она выудила из груды хлама на столе листок бумаги с телефонным номером, но почему-то не спешила с ним расстаться. В итоге Шивон пришлось ввести телефон Скарлетт Коулвелл к себе в мобильник и поблагодарить библиотекаршу за предпринятые усилия.
  
  Ребус тем временем огляделся по сторонам.
  
  — Где именно проходил поэтический вечер?
  
  — В зале наверху. На вечер пришло больше семидесяти человек.
  
  — Но это событие, кажется, никто не снимал?
  
  — Снимал?..
  
  — Да. Для телевидения. Для потомства. Для истории.
  
  — А почему вы спрашиваете?
  
  Вместо ответа Ребус пожал плечами.
  
  — Какой-то человек из музыкальной студии делал звукозапись выступления Федорова, — сказал библиотекарша.
  
  — Имя? — Блокнот Шивон был уже наготове.
  
  — Мисс Абигайль Томас. — Библиотекарша, впрочем, тут же осознала свою ошибку: — Вы, разумеется, хотите знать имя того парня, который делал запись? — Она ненадолго зажмурилась, припоминая. — Кажется, его звали Чарли, а вот фамилия… Вспомнила! Чарльз Риордан. У него своя музыкальная студия в Лите.
  
  — Большое спасибо, мисс Томас, — проговорил Ребус торжественно и добавил: — Кстати, вы не подскажете, с кем нам можно поговорить по поводу… по поводу трагической кончины мистера Федорова?
  
  — Я думаю, вы можете связаться с кем-нибудь из ПЕН-центра.
  
  — А из русского консульства на вечере никто не присутствовал?
  
  — Н-нет, не думаю.
  
  — Вот как? Почему же?
  
  — Он слишком открыто высказывал свое мнение относительно теперешней политической ситуации в России, и это мнение — уж поверьте! — было далеко не самым лестным. Несколько недель назад его даже приглашали на «Время вопросов».
  
  — Вы имеете в виду политическое ток-шоу? — уточнила Шивон. — Я иногда его смотрю.
  
  — Значит, Федоров говорил по-английски достаточно хорошо, — сделал вывод Ребус.
  
  — Когда он этого хотел — да. — Библиотекарша кривовато улыбнулась. — Но если ему не нравились чьи-то доводы, он делал вид, будто ничего не понимает.
  
  — Похоже, у мистера Федорова был не самый простой характер, — признал Ребус. Он давно заметил, что на столике рядом с ведущей наверх лестницей выставлены несколько книг Федорова, и теперь повернулся в ту сторону: — Это те самые книги, которые вы продаете?
  
  — Да, разумеется. Хотите приобрести одну?
  
  — Вы говорили — они все подписаны? — уточнил Ребус.
  
  Абигайль Томас кивнула.
  
  — В таком случае я возьму пять. — Он полез в карман за бумажником, и библиотекарша направилась к лестнице, чтобы отобрать книги. Перехватив устремленный на него удивленный взгляд Шивон, Ребус чуть слышно прошептал в ответ два слова.
  
  Ей показалось, что эти слова были: «Интернет-аукцион».
  
  К счастью, дорожная полиция не успела добраться до этого уголка Эдинбурга, поэтому дело обошлось без штрафа за неправильную парковку. Только водители мчавшихся по улице машин, которым автомобиль Шивон перегородил половину проезжей части, бросали на него откровенно неприязненные взгляды.
  
  Открыв дверцу, Ребус бросил пакет с книгами на заднее сиденье.
  
  — Как ты думаешь, следует предупредить ее о нашем приезде? — спросил он.
  
  — Думаю, это было бы разумно, — ответила Шивон, набирая на мобильнике номер Скарлетт Коулвелл. — Скажи честно, ты хотя бы знаешь, как продавать книги через интернет-аукцион?
  
  — Пока не знаю, но думаю — этому легко можно научиться, — ответил Ребус. — Скажи этой Коулвелл, что мы предпочли бы встретиться у Федорова на квартире. Это на случай, если настоящий поэт дрыхнет с похмелья у себя дома, а в морге оказался кто-то очень на него похожий. — Он зевнул.
  
  — Сколько ты сегодня спал? — поинтересовалась Шивон.
  
  — Думаю, столько же, сколько и ты.
  
  Дозвонившись на коммутатор университета, Шивон попросила соединить ее со Скарлетт Коулвелл.
  
  — Мисс Коулвелл?.. — проговорила она в телефон после небольшой паузы. — Ах, доктор Коулвелл… Простите великодушно!.. — Шивон покосилась на Ребуса, картинно закатывая глаза.
  
  — Спроси, она сможет вылечить мой геморрой? — шепотом подсказал Ребус. В ответ Шивон толкнула его в плечо и стала пересказывать Скарлетт Коулвелл последние новости.
  
  Через две минуты оба уже ехали на площадь Бакли-плейс, к шестиэтажному дому в георгианском стиле, стоявшему напротив куда более современных (и более уродливых) университетских корпусов. Одна из этих стеклянных башен была печально знаменита тем, что за ее снос проголосовало большинство жителей Эдинбурга. Словно почувствовав опасность, здание начало разрушаться само — штукатурка на его стенах во многих местах потрескалась и отвалилась, обнажая серый бетон.
  
  — Ты училась здесь? — спросил Ребус, пока машина Шивон с грохотом неслась через университетский городок.
  
  — Нет, — отрезала Шивон, которая как раз заметила свободное место на парковке. — А ты?
  
  Ребус фыркнул.
  
  — Ты забыла, что я этот… динозавр. В нашем бронзовом веке для того, чтобы стать детективом, диплом и академическая шапочка не требовались.
  
  — Разве в бронзовом веке динозавры еще водились? По-моему, они вымерли раньше.
  
  — Не могу сказать, поскольку в колледже я тоже не обучался. Как думаешь, у нас есть шанс выпить приличного кофе?
  
  — Ты имеешь в виду — в квартире? — Шивон дождалась утвердительного кивка и добавила удивленно: — Ты действительно собираешься пить кофе мертвеца?
  
  — Я пивал кофе и похуже.
  
  — Почему-то я тебе верю. — Шивон выбралась из машины, Ребус последовал за ней. — Похоже, это она…
  
  Доктор Скарлетт Коулвелл стояла на ступеньках крыльца, ведущего к двери, которую она уже отперла. Заметив детективов, она слабо махнула рукой. Шивон ответила на приветствие, потому что хотела быть вежливой, Ребус — потому что доктор Коулвелл оказалась на удивление красива. Ее длинные золотисто-каштановые волосы падали на плечи свободной волной, глаза были большими и темными, а фигура — волнующей и соблазнительной. На Скарлетт была мини-юбка, черные легинсы, высокие кожаные ботинки и короткая красная накидка. Порыв ветра заставил ее отбросить назад упавшие на лицо волосы, и на мгновение Ребусу показалось, что он видит рекламу молочных завтраков «Кэдбери».
  
  Только потом он заметил, что тушь у нее на ресницах слегка размазалась. Вероятно, узнав о смерти Федорова, доктор Коулвелл плакала, однако свое имя она назвала детективам спокойно и по-деловому. Так же спокойно она пригласила обоих следовать за собой.
  
  Покойный поэт жил на последнем этаже. Остановившись на верхней площадке лестницы (лифта в доме не было, поэтому, не доходя одного пролета, Ребус остановился передохнуть), доктор Коулвелл достала еще один ключ и отперла дверь квартиры Федорова.
  
  Квартира оказалась совсем небольшой. Короткий, узкий коридор вел прямо в гостиную, в одном из углов которой была оборудована кухня. Крохотная ванная, тесный — но отдельный — туалет, маленькая спальня, из окон которой открывался неплохой вид на район Медоуз… Квартира находилась практически под самой крышей, поэтому потолки в комнатах были наклонными; они резко понижались к стенам, и Ребус спросил себя, не случалось ли Федорову приложиться макушкой, если утром он слишком резко садился на кровати. В целом от квартиры исходило ощущение не столько нищеты и убожества, сколько уныния и заброшенности. Можно было подумать, что смерть ее обитателя уже наложила на эти стены свою печать.
  
  — Мы очень сожалеем о случившемся, — проговорила Шивон.
  
  Они остановились в гостиной, и Ребус, не тратя времени зря, принялся оглядываться по сторонам. Мусорная корзина была полна смятыми листами с начатыми и незаконченными стихами, на полу рядом с колченогим диваном валялась пустая бутылка из-под коньяка, к стене над складным обеденным столом была прикреплена кнопками карта городских автобусных маршрутов. На столе стояла электрическая пишущая машинка. Ни компьютера, ни телевизора или музыкальной системы в комнате не было — только на подоконнике Ребус увидел простенький портативный радиоприемник с выдвинутой антенной.
  
  Зато книг в квартире хватало. Они были разбросаны и разложены повсюду — книги на русском, английском и нескольких других языках. На поручне кресла висел страницами вниз полураскрытый греческий словарь. На каминной полке, предназначенной для украшений и безделушек, выстроились в ряд пустые жестянки из-под пива. Между ними были заткнуты приглашения на различные мероприятия — все датированные прошлым месяцем. В коридоре на полу Ребус заметил старый телефонный аппарат на длинном шнуре, поэтому сейчас он спросил, был ли у поэта мобильник. В ответ доктор Коулвелл отрицательно качнула головой, ее пышные волосы красиво всколыхнулись, взлетев и опав золотисто-каштановой волной, и Ребусу захотелось задать еще один вопрос, на который она могла бы ответить точно так же. Только многозначительное покашливание Шивон заставило его опомниться и взять себя в руки.
  
  — А компьютер? Неужели у него не было компьютера? — спросил он.
  
  — Я предложила ему пользоваться «макинтошем», который стоит у меня в офисе, но он отказался. Александр не доверял современной технике.
  
  — Вы, вероятно, хорошо его знали?
  
  — Я была его переводчицей. Когда университет выделил специальный преподавательский грант, я приложила все усилия, чтобы он достался ему.
  
  — Где жил мистер Федоров, прежде чем приехал в Эдинбург?
  
  — В Париже. А еще раньше — в Кёльне, Стэнфорде, Мельбурне, Оттаве… — Коулвелл грустно улыбнулась. — Он как-то по-детски гордился количеством штампов в своем паспорте. Кажется, ему даже пришлось заводить специальный вкладыш.
  
  — Кстати… — вмешалась Шивон. — Когда мы… осматривали тело, то не нашли в карманах никаких документов — вообще ничего. Быть может, вы знаете, что обычно носил с собой мистер Федоров?
  
  Коулвелл пожала плечами:
  
  — Блокнот, карандаш… Какие-то деньги, наверное.
  
  — Были ли у него кредитные карточки?
  
  — Да, у Александра была платежная карточка. Он открыл счет в Первом шотландском банке и… Думаю, какие-то документы должны были остаться в квартире… — Она внимательно посмотрела на Шивон. — Вы считаете, что это было ограбление?
  
  — На него, безусловно, кто-то напал, но с какой целью…
  
  — Вы могли бы рассказать, каким человеком был Федоров? — вмешался Ребус. — Я имею в виду: если бы кто-то напал на него на улице, стал бы он сопротивляться?
  
  — Да, скорее всего, да. Александр был физически крепким мужчиной, он любил хорошее вино и жаркие споры.
  
  — То есть у него был горячий, взрывной характер? Вы это хотите сказать?
  
  — Нет, я имела в виду не это.
  
  — Но вы только что сказали, что Александр Федоров любил спорить.
  
  — Ему это нравилось, — поправилась доктор Коулвелл. — Но он умел держать себя в руках.
  
  — Когда вы видели его в последний раз?
  
  — Это было в Поэтической библиотеке. Когда вечер закончился, он захотел пойти в паб, но я торопилась домой — мне нужно было проверить и выставить оценки за несколько студенческих работ, пока не начались рождественские каникулы.
  
  — С кем же он в таком случае отправился в паб?
  
  — На вечере присутствовало несколько местных поэтов — Рон Батлин, Эндрю Грейг… Думаю, Абигайль Томас тоже пошла с ними, чтобы, по крайней мере, заплатить за напитки: Александр не умел считать деньги. — Она вздохнула, а Ребус и Шивон переглянулись. Похоже, им придется поговорить с библиотекаршей еще раз.
  
  Прежде чем задать следующий вопрос, Ребус слегка откашлялся.
  
  — Как вам кажется, доктор Коулвелл, вы смогли бы опознать тело?
  
  Скарлетт Коулвелл пошатнулась. Казалось, вся кровь отхлынула от ее лица.
  
  — Я… Это необходимо?
  
  — Мне кажется, вы знали его лучше других, — мягко сказал Ребус. — Но, быть может, у мистера Федорова есть близкие родственники, которые могли бы…
  
  Но доктор Коулвелл, похоже, уже справилась с собой.
  
  — Хорошо. Я сделаю это… если надо.
  
  — Если вы не против, мы можем отвезти вас в морг прямо сейчас, — предложила Шивон.
  
  Коулвелл рассеянно кивнула. Пока она молчала, неподвижно глядя в пространство, Ребус потихоньку потянул напарницу за рукав.
  
  — Позвони в участок, — велел он. — Узнай, смогут ли Хейс и Тиббет подъехать сюда с обыском. В первую очередь меня интересуют паспорт, платежная карточка, блокнот, другие документы… Если их здесь нет, значит, их, возможно, забрали грабители. Забрали и выбросили или же…
  
  — У него должны были быть ключи, — подсказала Шивон.
  
  — Верно… — Ребус снова огляделся по сторонам. — Трудно сказать, побывал здесь кто-то до нас или нет. А как вам кажется, доктор Коулвелл, в квартире ничего не пропало?
  
  Коулвелл снова качнула головой и изящным жестом убрала с глаз упавшую на лицо прядь.
  
  — Не думаю. Здесь всегда было не слишком… Творческий беспорядок, одним словом.
  
  — Хорошо. — Ребус кивнул и снова повернулся к Шивон: — В общем, пусть Тиббет и Хейс мчатся сюда.
  
  Кивнув, Шивон потянулась к мобильнику. Коулвелл что-то сказала, чего Ребус не расслышал.
  
  — Простите, что?
  
  — Через час у меня консультация со студентами, — напомнила она.
  
  — Не волнуйтесь, вы не опоздаете. У нас еще много времени, — отозвался Ребус, но как-то равнодушно. — Ключи, — сказал он, протягивая руку Шивон.
  
  — Что?
  
  — Ты останешься здесь, чтобы впустить в квартиру Тиббета и Хейс, а я отвезу доктора Коулвелл в морг.
  
  Шивон стрельнула в него глазами, пытаясь дать ему понять, что он совершает ошибку, но быстро сдалась.
  
  — И пусть кто-нибудь из них подбросит тебя на Каугейт после обыска, — добавил Ребус, пытаясь подсластить пилюлю.
  4
  
  Доктор Коулвелл опознала Федорова почти сразу, хотя его тело от подбородка до ног было накрыто простыней, скрывавшей следы работы патологоанатомов. На мгновение она даже прижалась лбом к плечу Ребуса и уронила несколько слезинок. У него не было с собой чистого носового платка, но доктор Коулвелл уже достала из сумочки свой, промокнула глаза и высморкалась.
  
  Вместе с ними в зале находился профессор Гейтс, одетый в костюм-тройку, который лет пять назад был ему как раз впору. Сложив руки перед собой и низко наклонив голову, профессор молчал в знак уважения к чувствам Скарлетт. Наконец она проговорила:
  
  — Это Александр.
  
  — Вы уверены? — счел необходимым спросить Ребус.
  
  — Абсолютно. — Она вздохнула.
  
  — Быть может, доктор Коулвелл не откажется от чашечки чая, прежде чем мы перейдем к формальностям? — спросил Гейтс.
  
  — Вам нужно будет подписать пару протоколов, — вполголоса пояснил Ребус.
  
  Профессор Гейтс согласно кивнул, и все трое отправились к нему в кабинет.
  
  Кабинет профессора в морге представлял собой крошечный закуток без окон. Сырой воздух в нем был пропитан запахом плесени — сказывалось соседство с душевой для персонала. Санитары дневной смены уже заступили на дежурство — во всяком случае, чай им принес незнакомый Ребусу сотрудник. Гейтс назвал его Кевином и попросил парня поплотнее закрыть дверь. Только потом он открыл лежавшую у него на столе папку.
  
  — Позвольте задать вам вопрос, — проговорил он. — В каких отношениях мистер Федоров состоял с автомобилями? Он любил их водить, ремонтировать?
  
  — Да он не отличил бы мотора от багажника, — ответила Коулвелл и слегка улыбнулась. — Однажды он попросил меня заменить перегоревшую лампу в его настольном светильнике.
  
  Гейтс тоже улыбнулся и повернулся к Ребусу.
  
  — Эксперты, проверявшие одежду, спрашивали, не был ли погибший механиком. На куртке и на коленях брюк они обнаружили свежие пятна машинного масла.
  
  Ребус ненадолго задумался, припоминая, как выглядело место преступления.
  
  — Лужа масла могла быть там, где он упал, — согласился он после паузы.
  
  — На Кинг-стейблз-роуд? — уточнил профессор. — Там, где располагались королевские конюшни? Насколько я знаю, большинство из них переделали в гаражи.
  
  Ребус кивнул и посмотрел на Коулвелл, ожидая ее реакции.
  
  — Не беспокойтесь, — ответила она на его невысказанный вопрос. — Я не буду больше плакать.
  
  — Кто вам об этом сообщил? — обратился Ребус к Гейтсу.
  
  — Рэй Дафф.
  
  — Рэй парень с головой, — кивнул Ребус. Он действительно знал, что Рэй, наверное, лучший эксперт-криминалист из всех, кто работал в городском управлении полиции.
  
  — Я ни капли не сомневаюсь, — добавил профессор, — что Рэй сейчас выехал на место преступления, роет землю в поисках следов масла на мостовой. Хочешь поспорить, Джон?
  
  Ребус поднес к губам чашку с чаем, но ничего не сказал.
  
  — Итак, теперь мы точно знаем, что это был Александр, — проговорила Коулвелл в наступившей тишине. — Мне хотелось бы знать, должна ли я молчать об этом? В смысле — если кто-то из журналистов будет интересоваться…
  
  Гейтс громко фыркнул:
  
  — Прошу прощения, доктор Коулвелл, но у нас нет ни единого шанса скрыть происшедшее от представителей так называемой четвертой власти. Полиция Лотиана и Приграничного края похожа на дырявое ведро — или на то заведение, в котором мы сейчас находимся. — Он кивком указал на закрытую дверь кабинета. — Не так ли, Кевин?.. — добавил он громче.
  
  Ответа не было, но все трое услышали торопливые шаги, удалявшиеся по коридору в направлении секционного зала. Гейтс довольно ухмыльнулся и снял трубку зазвонившего телефона.
  
  Ребус знал, что это звонит Шивон, которая ждет его в приемном покое морга.
  
  Они отвезли Коулвелл обратно в университет, после чего Ребус пригласил Шивон пообедать. Услышав столь неожиданное предложение, она некоторое время смотрела на него в немом изумлении, потом спросила, что стряслось. Ребус отрицательно покачал головой, и Шивон уверенно заявила, что за столь неожиданным приглашением несомненно последует просьба о «небольшом одолжении».
  
  — Вовсе нет, — возразил Ребус. — Просто, когда я уйду на пенсию, у нас будет меньше возможностей встречаться.
  
  В конце концов он отвез ее в закусочную на Уэст-Николсон-стрит, где дежурным блюдом оказался пирог с олениной. К пирогу подавались обжаренный во фритюре картофель и консервированный горошек, на который Ребус вылил полбутылки пикантного соуса. Поскольку час был сравнительно ранним, он ограничился полупинтой «Дьюкарса», к тому же, прежде чем они вошли в кафе, Ребус успел несколько раз затянуться сигаретой. Подкрепляясь пирогом, он рассказал Шивон о том, что обнаружил Рэй Дафф, а потом спросил, не удалось ли отыскать в квартире Федорова что-нибудь интересное.
  
  — Как по-твоему — между Колином и Филлидой что-то есть? — задумчиво проговорила Шивон.
  
  Детектив-констебль Колин Тиббет и детектив-констебль Филлида Хейс работали в полицейском участке на Гейфилд-сквер в одной комнате с Шивон и Ребусом. До недавнего времени все четверо трудились под началом детектива-инспектора Дерека Старра, не отличавшегося излишней доброжелательностью, однако сейчас Старр, давно мечтавший о повышении, которое он считал более чем заслуженным, был откомандирован для стажировки в полицейскую штаб-квартиру на Фетис-авеню. В участке поговаривали, что, после того как солнце Ребуса окончательно закатится, Шивон займет его место и получит звание инспектора. Сама Шивон к подобным разговорам старалась не прислушиваться.
  
  — А почему ты спрашиваешь? — Ребус поднес к губам свой стакан и обнаружил, что в нем остался всего один глоток.
  
  — Они ведут себя друг с другом как-то уж очень свободно.
  
  Ребус попытался изобразить на лице обиду:
  
  — А мы разве нет?
  
  — У нас с тобой все в порядке. — Шивон улыбнулась. — Но мне почему-то кажется, что они встречаются и в нерабочее время. Я имею в виду настоящие свидания, понимаешь? Свидания, о которых им очень не хочется никому рассказывать.
  
  — И ты подозреваешь, что, как только ты вышла за дверь, они тут же улеглись в постель этого бедняги Федорова? — предположил Ребус.
  
  Шивон поморщилась. Примерно полминуты она о чем-то размышляла, потом сказала задумчиво:
  
  — Просто я думаю, что с этим делать.
  
  — Ты имеешь в виду — когда я уйду с дороги и ты окажешься на моем месте? — Ребус отложил вилку и смерил Шивон взглядом.
  
  — По-моему, это ты хотел привести в порядок все дела, прежде чем окажешься на заслуженном отдыхе, — обиженно возразила она.
  
  — Может быть и так, но амплуа ведущего рубрики «Добрые советы» не для меня. — Ребус снова взялся за стакан, но тот был пуст.
  
  — Хочешь кофе? — сказала Шивон таким тоном, словно предлагала мир и вечную дружбу.
  
  Ребус отрицательно покачал головой и похлопал себя по карманам.
  
  — Что я хочу, так это нормально покурить, — сказал он и, найдя в одном из карманов помятую пачку, поднялся на ноги. — Ты возьми себе кофе, а я ненадолго выйду.
  
  — Какие у нас планы на вторую половину дня?
  
  Ребус ненадолго задумался.
  
  — Мне кажется, от нас будет больше пользы, если мы разделимся. Ты съезди еще раз к нашей библиотекарше, а мне нужно побывать на Кинг-стейблз-роуд.
  
  — Отлично, — кивнула Шивон, даже не потрудившись скрыть, что ничего хорошего она в этом предложении не видит.
  
  Ребус еще некоторое время стоял возле столика, потом прощально махнул в ее сторону зажатой в кулаке пачкой и направился к выходу.
  
  — И спасибо за обед, — добавила Шивон, когда он уже не мог ее слышать.
  
  Ребусу казалось — он знает, почему они с Шивон не могут поговорить и пяти минут без того, чтобы не начать язвить или иронизировать. Эти последние дни должны были стать — и стали — нелегким временем для обоих. Шивон на грани повышения, он — фигурально выражаясь, на грани ухода в небытие… А ведь они столько лет проработали вместе, были друзьями — и вот вмешались обстоятельства. Да, эти последние дни будут тяжелыми.
  
  Одно время их коллеги были уверены, что Ребус и Шивон любовники, но им обоим доставало ума от этого удерживаться. Как в таком случае они сумели бы остаться партнерами? Каждый из них был человеком цельным — человеком, которому нужно все или ничего, и каждый слишком любил свою работу, чтобы отвлекаться на что-то другое. Ребус даже попросил Шивон не устраивать в его последнюю неделю никаких неожиданных празднований и вечеринок. Начальник участка на Гейфилд-сквер предлагал ему организовать торжественные проводы, но Ребус поблагодарил и отказался. «Как же так, Джон, ведь ты прослужил в полиции дольше всех в нашем участке!» — пытался урезонить его старший инспектор Макрей. «В таком случае награды заслуживаю не я, а те ребята, которые столько времени меня терпели», — возразил Ребус.
  
  Полицейское ограждение из полосатой ленты в начале Реберн-вайнд было на месте, но на глазах Ребуса какой-то случайный прохожий преспокойно поднырнул под него, словно был не в силах смириться с мыслью, что одна из улиц Эдинбурга для него закрыта. Так, во всяком случае, Ребус интерпретировал нетерпеливый жест, которым прохожий отреагировал на замечание Рэя Даффа, предупредившего его о недопустимости появления посторонних на месте преступления. Дафф все еще качал головой, когда Ребус подошел к нему.
  
  — Гейтс сказал, что я найду тебя здесь, — сказал он.
  
  Эксперт картинно закатил глаза:
  
  — Теперь еще и ты явился топтать мои улики!
  
  Но Ребус только слегка поджал губы. Рэй Дафф стоял на коленях возле ящика с инструментами, сделанного из прочного красного пластика и купленного, скорее всего, в магазине автозапчастей. Ящик раскладывался в две стороны, так что его бесчисленные полочки, отделения и отсеки оказывались на виду. Сейчас, впрочем, Дафф уже собирал свои циркули, кисточки, баночки и увеличительные стекла, укладывая каждый предмет в его гнездо.
  
  — Я думал, в эти последние деньки ты дашь себе отдых, — сказал Дафф.
  
  — Врешь, ничего такого ты не думал.
  
  Эксперт рассмеялся:
  
  — Верно, не думал. Я слишком хорошо тебя знаю, Джон.
  
  — Как успехи?
  
  Дафф закрыл ящик и легко поднялся.
  
  — Я прошел всю улицу от начала до конца и осмотрел все гаражи, какие попались мне по дороге. Понимаешь, если бы на него напали не здесь, а где-то поблизости, мы бы увидели на асфальте следы крови.
  
  — И?..
  
  — И кровь там действительно есть. Взгляни сам… — Дафф жестом позвал Ребуса за собой. На пересечении с Кинг-стейблз-роуд он повернул налево и остановился. — Ну, видишь что-нибудь?
  
  Присмотревшись, Ребус действительно разглядел на дороге цепочку небольших черных пятен, похожих на капли свернувшейся крови. Они падали на асфальт через неодинаковые интервалы, но все же это был довольно отчетливый след.
  
  — Не понимаю, как мы не заметили этого вчера вечером! — удивился он.
  
  Дафф пожал плечами. Его машина была припаркована неподалеку, и он отпер замки, чтобы засунуть внутрь ящик с инструментами.
  
  — А куда ведет этот след? — спросил Ребус.
  
  — Когда ты появился, я как раз собирался по нему пройти.
  
  — Что ж, давай пойдем вместе.
  
  И, не отрывая глаз от цепочки черных пятен на мостовой, они двинулись вперед.
  
  — Говорят, ты собираешься перейти в ГАСП, — сказал Дафф какое-то время спустя.
  
  — Думаешь, я там очень нужен?
  
  ГАСП — группа анализа старых преступлений, или «Богадельня» — состояла из трех отставных детективов, которые занимались тем, что пытались раскрыть давние висяки.
  
  — Слышал, какую штуку нам удалось провернуть на прошлой неделе? — снова спросил Дафф после еще одной паузы. — Мы сумели выделить ДНК из потожирового отпечатка пальца. Этот метод будет крайне полезен при исследовании старых дел. Наш прорыв с ДНК означает, что мы сможем выявлять сложные генетические структуры в…
  
  — Как жаль, Рэй, что я не понимаю ровно ничего из того, что ты мне говоришь.
  
  Дафф усмехнулся:
  
  — Мир меняется, Джон, меняется быстрее, чем мы успеваем к нему привыкнуть.
  
  — Ты хочешь сказать, что мне пора на свалку?
  
  Эксперт пожал плечами. Они уже прошли по улице ярдов сто или около того и теперь стояли у въезда на многоэтажную автомобильную парковку. Дорогу перекрывали два шлагбаума; водители могли выбирать любой из них. Достаточно было только взять в автомате талон, сунуть его в специальную прорезь, и шлагбаум открывался.
  
  — Вы уже установили личность убитого? — спросил Дафф, оглядываясь по сторонам в поисках капель крови.
  
  — Да. Это некий русский поэт.
  
  — У него была машина?
  
  — Судя по тому, что нам удалось узнать, даже сменить перегоревшую лампочку в торшере было для него непосильной технической задачей.
  
  — Автомобильные стоянки, Джон… В них почти всегда можно найти следы моторного масла на полу.
  
  Ребус обратил внимание, что у шлагбаумных стоек были укреплены переговорные устройства. Нажав кнопку на одном из них, он стал ждать. Через несколько мгновений из динамика раздался хриплый голос:
  
  — В чем дело?
  
  — Не могли бы вы нам помочь… — начал Ребус.
  
  — У нас не справочное бюро, парень, а автостоянка. Если ты заблудился…
  
  Ребусу понадобилось не больше секунды, чтобы понять, в чем дело.
  
  — Вы меня видите, — сказал он, поднимая голову. И верно, над аркой въезда была укреплена видеокамера, направленная в его сторону. Ребус приветственно помахал рукой в объектив.
  
  — У вас какая-то проблема с машиной? — спросил голос из динамика.
  
  — Я полицейский, — объяснил Ребус. — Хотел перекинуться с вами парой слов.
  
  — О чем это?
  
  — Где вы находитесь? — ответил он вопросом на вопрос.
  
  — На втором этаже, — нехотя признался голос после паузы. — Вы насчет моего случая, да?
  
  — Как вам сказать… — Ребус пожал плечами. — Если это вы вчера насмерть забили прохожего, то — да.
  
  — Да вы что, я ничего подобного не делал!
  
  — Тем лучше. Через минуту мы будем у вас.
  
  Они поднырнули под барьер и оказались на первом уровне стоянки. Пока Ребус оглядывался в поисках лестницы, Дафф снова напал на след. Вскоре он опять опустился на четвереньки, пытаясь заглянуть под припаркованный в ближайшем отсеке БМВ.
  
  — Не нравятся мне эти немецкие игрушки, — проговорил Дафф слегка задыхающимся голосом, когда Ребус подошел к нему.
  
  — Что-то нашел?
  
  — Здесь, на полу — кровь, и довольно много. Конечно, надо посмотреть еще, но, сдается мне, это как раз то место, которое мы искали.
  
  Ребус обошел БМВ кругом, заглянул в салон. Судя по заткнутому под стекло парковочному билету, машина въехала на стоянку сегодня в одиннадцать утра.
  
  — Посмотри под машиной рядом, — окликнул его Дафф. — Мне кажется, там что-то есть.
  
  Ребус точно так же обошел стоявший поблизости внушительный «лексус», но ничего не увидел. Пришлось и ему опуститься на четвереньки. Ага, вот!.. Под багажником что-то блеснуло — не то кусок проволоки, не то обрывок троса. Ребус наклонился ниже, заскреб ногтями по бетону и наконец зацепил непонятный предмет. Выпрямившись, он поднес странную проволоку к свету, держа ее двумя пальцами.
  
  Это была вовсе не проволока, а простая серебряная цепочка — достаточно длинная, чтобы носить ее на шее.
  
  — Рэй! — позвал он. — Похоже, нам понадобится твой ящик с инструментами.
  5
  
  В конце концов Шивон решила, что ехать к библиотекарше не обязательно. Вместо этого она просто позвонила ей по телефону из квартиры Федорова, где Тиббет и Хейс продолжали обыск. Не успела она набрать номер Поэтической библиотеки, как из спальни появилась Филлида, победно размахивая паспортом.
  
  — Прямо под матрасом, — заявила она торжествующим тоном. — Я заглянула туда в первую очередь!
  
  Шивон кивнула в ответ и перешла с телефоном в коридор, где, как она надеялась, ее никто не будет отвлекать.
  
  — Мисс Томас? — сказала она, когда на том конце взяли трубку. — Это детектив-сержант Кларк. Извините, что пришлось снова вас побеспокоить…
  
  Две минуты спустя Шивон вернулась в гостиную. Улов был небогатым: она узнала всего пару имен. Абигайль Томас хотя и отправилась с Федоровым в паб, однако выпила только один бокал пива и сразу ушла, зная, что поэт не остановится, пока не побывает еще в четырех-пяти подобных заведениях.
  
  — Мне показалось, с мистером Риорданом он будет в безопасности, — сказала она Шивон.
  
  — Это тот парень из звукозаписывающей студии?
  
  — Совершенно верно.
  
  — Кто еще был с вами? Может, кто-то из поэтов?
  
  — Нет, мы были только втроем, и, как я уже говорила, я почти сразу ушла.
  
  К этому времени Колин Тиббет закончил осматривать ящики буфета и кухонного стола и решил заглянуть под диван, желая убедиться, что там нет ничего интересного. Чтобы не мешать ему, Шивон встала и отошла к окну, по пути подняв с пола какую-то книгу. Это оказался еще один экземпляр сборника «Астапово-блюз». Утром она посмотрела в интернете пару статей и узнала, что граф Толстой действительно умер на какой-то богом забытой железнодорожной станции, после того как бросил жену, не разделявшую его убеждений и стремления к аскетизму. Эти факты помогли ей лучше понять смысл последнего в сборнике стихотворения, носившего название «Заключительное», в котором несколько раз — словно припев в песне — повторялась строфа о «целительной смерти и очищении». Федоров, поняла Шивон, продолжал работу над стихотворениями даже после того, как они были напечатаны: повсюду на полях виднелись сделанные карандашом поправки и замечания.
  
  Сунув руку в мусорную корзину, Шивон достала один из брошенных туда листов бумаги и развернула:
  Невидимый города шум,
  Насыщенный паникой воздух,
  Наполнили нас как…
  
  Дальше на пол-листа шли сплошные точки.
  
  На столе лежала картонная папка, но она была пуста. Рядом Шивон обнаружила тонкую книжечку кроссвордов-судоку — все они были разгаданы. Карандаши, ручки, фломастеры, набор для каллиграфии (с инструкцией) в беспорядке рассыпались по столешнице. Вздохнув, Шивон отошла к стене и, остановившись перед картой городских автобусных маршрутов, мысленно провела линию, соединявшую Кинг-стейблз-роуд и Бакли-плейс. Добраться от одного места до другого можно было десятком различных способов, и она снова вздохнула. Быть может, поэт решил прогуляться. Быть может, обходил известные ему пабы. Кроме того, у нее не было никаких причин полагать, что в свой последний вечер он направлялся именно домой. Совсем рядом с Кинг-стейблз-роуд проходила Грассмаркет, а уж там пабов и других питейных заведений было предостаточно…
  
  Зазвонил мобильник. Это был Ребус.
  
  — Филлида нашла паспорт, — сообщила Шивон.
  
  — А мы только что нашли его цепочку. Она валялась под машиной на многоэтажной парковке. Помнишь, где это?
  
  — Значит, его убили там, а тело бросили на улице?
  
  — Судя по следам крови, так и было.
  
  — Или, может быть, он сам как-то добрался до того места, где его нашли…
  
  — Не исключено, — согласился Ребус. — Меня другое удивляет: зачем Федоров вообще оказался на автостоянке. Ты сейчас у него на квартире?
  
  — Как раз собиралась уходить.
  
  — Скажи Филлиде и Колину, пусть поищут ключи от машины или права. И узнай у Скарлетт Коулвелл, быть может, Федоров иногда все-таки ездил на машине. Она, разумеется, скажет, что нет, однако…
  
  — А на стоянке нет никаких брошенных машин?
  
  — Хорошая мысль, Шивон. Ладно, я попрошу проверить. Перезвоню позже.
  
  Он дал отбой, и Шивон улыбнулась. Вот уже несколько месяцев она не видела Ребуса таким… взбудораженным. «Интересно, что он будет делать, когда с его работой в полиции будет покончено?» — уже не в первый раз подумала Шивон. Увы, она знала ответ. Скорее всего, Ребус будет надоедать ей — звонить по нескольку раз на дню и навязчиво интересоваться, как продвигается то или иное расследование, к которому он уже не будет иметь никакого отношения.
  
  Доктору Коулвелл Шивон дозвонилась с первого раза — видимо, та забыла отключить мобильник.
  
  — Прошу прощения, доктор, — извинилась Шивон. — Надеюсь, я не помешала вам проводить занятие?
  
  — Мне пришлось всех отпустить. — Послышался вздох.
  
  — Да, я вас понимаю. Может, вам вообще лучше пойти домой? В конце концов, вы пережили сильное потрясение…
  
  — И что я буду делать дома? Мой друг сейчас в Лондоне, я буду одна в квартире…
  
  — Но, быть может, вы могли бы позвонить какой-нибудь подруге? — В комнату вошла Филлида Хейс, и Шивон подняла голову, но та только пожала плечами; ни записной книжки, ни дневника, ни платежной карточки — вот что означал этот жест. У Тиббета тоже не было никаких успехов. Сидя в кресле, он листал «Астапово-блюз» и задумчиво хмурился.
  
  — …Я, собственно, звоню, чтобы уточнить у вас еще одну деталь, — продолжила Шивон в трубку. — Вы не в курсе, у мистера Федорова могла быть машина?
  
  — Нет. Никакой машины у него не было. — На сей раз ответ прозвучал достаточно твердо.
  
  — А он умел водить?
  
  — Понятия не имею. Я, во всяком случае, не села бы с ним в машину за все сокровища мира.
  
  Шивон кивнула в такт своим мыслям и снова покосилась на карту автобусных маршрутов. Похоже, Федоров действительно предпочитал пользоваться общественным транспортом.
  
  — Большое вам спасибо, — сказала она. — Еще раз простите за беспокойство.
  
  — А вы уже побеседовали с Аби Томас? — внезапно спросила доктор Коулвелл.
  
  — Да, разумеется. Она сообщила, что была с Александром в пабе, но…
  
  — Еще бы!
  
  — …но почти сразу ушла, — закончила Шивон.
  
  — Вот как?
  
  — У вас есть основания в этом сомневаться?
  
  — Аби Томас просто балдеет, когда читает его стихи. Представьте, что она могла чувствовать, оказавшись вместе с ним в каком-нибудь полутемном баре…
  
  — Гм-м… это очень интересно. Спасибо огромное, вы нам очень… — Обнаружив, что доктор Коулвелл прервала разговор, Шивон замолчала на полуслове и вдруг почувствовала, что Тиббет и Хейс пристально глядят на нее.
  
  — Мне кажется, Шивон, мы здесь больше ничего не найдем, — первой нарушила молчание Хейс. Ее напарник согласно хмыкнул. Он был на дюйм ниже Филлиды и не так смышлен, однако сейчас ему хватило ума не высказывать своего мнения вслух.
  
  — В таком случае — что? Возвращаемся в участок? — предложила Шивон.
  
  Детективы с воодушевлением закивали.
  
  — Ладно, — решила она. — Но сначала давайте еще раз пройдемся по всем углам. На этот раз мы ищем ключи от машины, права или любые другие вещи или документы, которые помогут нам связать покойного с некой платной автостоянкой.
  
  С этими словами Шивон отобрала у Тиббета книгу и, заняв его место, с удобством откинулась на спинку. Ей хотелось еще раз перечитать «Заключительное» и убедиться, что она не упустила ничего важного.
  
  Не сумев сдвинуть БМВ в сторону, эксперты заспорили, что лучше: поднять машину на домкратах или вызвать техпомощь с краном. Пока шло обсуждение, полицейские в белых одноразовых комбинезонах ползали по парковке на четвереньках, разыскивая другие возможные улики. Среди них был и Тодд Гудир — он приветствовал Ребуса кивком головы. Несколько техников фотографировали и снимали парковку на видео. На улице еще одна группа экспертов изучала кровавые следы на асфальте. Криминалисты старательно скрывали собственное смущение — как-никак, они должны были заметить пятна крови еще вчера — и неприязненно косились на Рэя Даффа, когда тот проходил мимо.
  
  Проблема с машиной решилась, когда ничего не подозревающая владелица БМВ вернулась на парковку, держа в одной руке кейс, а в другой — пакеты с покупками из ближайшего универмага. Старший полицейского наряда приказал Тодду Гудиру прервать на время свое полезное занятие и взять у нее показания.
  
  — Чертовы формальности!.. — пробурчал Томми Бэнкс, которому не терпелось натравить свою команду на последний оставшийся необследованным пятачок бетона под машиной.
  
  Ребус стоял в сторонке вместе с охранником, только что закончившим осмотр других этажей стоянки. Его звали Джо Уиллс, и форма, которую он носил, явно была пошита на кого-то другого. Результаты обхода ничего не дали: как сказал Джо, обнаружить брошенную машину среди остальных он затрудняется.
  
  — У вас открыто круглые сутки? — спросил Ребус.
  
  Охранник покачал головой:
  
  — Только до одиннадцати. Вечера, естественно…
  
  — Разве перед закрытием вы не смотрите, остались ли на этажах машины или нет?
  
  В ответ Уиллс пожал плечами с таким видом, что Ребус сразу понял: эта работа надоела ему до последней степени. Охранник, впрочем, все же попытался объяснить, почему он не знает, были заняты ночью какие-нибудь парковочные места или нет.
  
  — Мы сверяем номера только раз в две недели, — сказал он.
  
  — Значит, краденая, к примеру, машина может стоять здесь целых две недели, прежде чем вы начнете о чем-то догадываться? — уточнил Ребус.
  
  — Таковы правила. — Охранник снова пожал плечами, и Ребус подумал, что он, скорее всего, крепко поддает. Неряшливая седая щетина, давно не мытые волосы, покрасневшие глаза… Наверное, где-то в дежурке у него припрятана бутылка, содержимое которой служит обязательным дополнением к дневным чаю и кофе.
  
  — Вы ведь работаете посменно? — спросил он.
  
  — Ну да, — подтвердил Уиллс. — С семи до трех и с трех до одиннадцати. Сам-то я предпочитаю утренние смены. Пять дней работаем, два отдыхаем. По выходным здесь обычно дежурят другие ребята.
  
  Ребус посмотрел на часы. До пересменки оставалось двадцать минут.
  
  — Сейчас придет ваш напарник, — сказал он. — Это тот самый, который дежурил вчера вечером?
  
  — Угу. Его Гэри звать.
  
  — Вы не разговаривали с ним со вчерашнего дня? Не звонили?
  
  Уиллс в очередной раз передернул плечами:
  
  — Про Гэри я знаю только, что он живет в Шэндоне, болеет за «Сердца» и женат на потрясно красивой бабе.
  
  — Что ж, для начала неплохо, — пробормотал Ребус. — Ладно, давайте проверим ваши видеокамеры.
  
  — Зачем? — Охранник взглянул на Ребуса, словно действительно не понимал, для чего нужна вся эта возня с камерами.
  
  — Нужно посмотреть вчерашние пленки, — терпеливо объяснил детектив.
  
  Лицо охранника чуть дрогнуло, и Ребус догадался, что он сейчас услышит.
  
  — Пленки?.. — Уиллс, казалось, впервые слышал о каких-то там пленках. Тем не менее он повернулся и направился почему-то к наклонному пандусу, ведущему на второй этаж, хотя удобная служебная лестница была совсем рядом.
  
  Дежурное помещение представляло собой небольшую будку с грязными стеклами. Внутри надрывалось радио. Одну стену занимали мониторы охранной системы — пять из них работали, шестой был черен и пуст.
  
  — Это камера на верхнем этаже, — пояснил охранник. — Опять барахлит.
  
  Некоторое время Ребус изучал работающие экраны. Картинки на них были настолько нерезкими, что он не мог разобрать ни одного номера на стоящих на этажах машинах. Фигуры полицейских на мониторе, подключенном к камере первого этажа, тоже были весьма расплывчатыми и трудноразличимыми.
  
  — Что проку от такой техники?! — не удержавшись, воскликнул он.
  
  — Начальство считает, что клиенты чувствуют себя в большей безопасности, когда видят камеры.
  
  — Напрасно чувствуют. Парень, который лежит сейчас в морге, может это подтвердить, — сказал Ребус, отворачиваясь от экранов.
  
  — Одна из камер как раз была направлена на то место, где это случилось, — неожиданно сказал Уиллс. — Но время от времени камеры разворачивают…
  
  — А записи вы не храните?
  
  — Магнитофон загнулся месяц назад. — Уиллс кивком показал на пыльную пустую нишу под мониторами. — И никому нет до этого дела, а нам тем более. Начальство беспокоится только о том, как бы кто не удрал, не заплатив, но такое редко бывает. Система-то отработанная. — Охранник немного помолчал и добавил: — Наша служебная лестница… Она ведь идет до верхнего этажа, так? В прошлом году на ней кто-то напал на клиента.
  
  — Вот как?
  
  — Угу. Я тогда сказал, что неплохо было бы поставить камеру и на лестничной клетке, но никто даже не почесался.
  
  — Но вы, по крайней мере, предложили…
  
  — Предложил, сам не знаю зачем. Все равно моя работа здесь скоро кончится: нас собираются заменить парнем на скутере, который будет объезжать сразу полдюжины стоянок за смену.
  
  Сочувственно кивнув, Ребус еще раз оглядел тесную комнатенку. На столе у стены напротив мониторов стояли электрический чайник, кружки, радиоприемник, валялись замусоленные глянцевые журналы, газеты и книги в бумажных обложках. Судя по всему, большую часть рабочего времени охранники проводили спиной к экранам, и ничего удивительного в этом не было. Зарплата маленькая, начальство далеко, на будущее — никаких перспектив. Быть может, пару раз в день им звонит по переговорному устройству клиент, который не может найти мелочь или парковочный талон, а в остальном…
  
  Потом внимание Ребуса привлекла стойка с музыкальными компакт-дисками. Названия групп показались ему смутно знакомыми: «Кайзер Чифс», «Рэзорлайт», «Киллерз» и так далее.
  
  — А где проигрыватель? — спросил он.
  
  Уиллс проследил за его взглядом и покачал головой.
  
  — Это Гэри слушает, — сказал он. — Он носит с собой такую маленькую хреновину…
  
  — С наушниками? — предположил Ребус, и охранник снова кивнул.
  
  — Поразительно!.. — вполголоса пробормотал детектив и спросил громче: — Вы работали здесь в прошлом году, мистер Уиллс?
  
  — В будущем месяце исполнится ровно три года, как я сюда поступил.
  
  — А ваш напарник?
  
  — Он работает здесь уже месяцев восемь или девять. Одно время я выходил в его смену, но мне не понравилось. Утром совсем другое дело. Отработал — и весь вечер свободен.
  
  — И можно спокойно пить дальше, — поддразнил детектив.
  
  Лицо охранника окаменело, но Ребуса это не смутило.
  
  — У вас никогда не было неприятностей, мистер Уиллс? — спросил он официальным «полицейским» тоном.
  
  — В каком смысле?
  
  — В смысле неприятностей с законом.
  
  Прежде чем ответить, Уиллс нарочито долго скреб в затылке, посыпая перхотью плечи и воротник своей и без того не слишком свежей формы.
  
  — Это было давно, — сказал он наконец. — Начальство в курсе.
  
  — Драка?
  
  — Кража, — нехотя признался охранник. — Но это было двадцать лет назад.
  
  — А в автомобильные аварии вы разве не попадали?
  
  Вместо ответа Уиллс посмотрел куда-то поверх плеча Ребуса.
  
  — А вот и Гэри, — сказал он.
  
  Ребус обернулся. Напротив окна остановился какой-то светлый автомобиль, его хозяин как раз запирал дверцы. Через несколько секунд дверь дежурки распахнулась.
  
  — Что за фигня происходит у нас на первом этаже, Джо?
  
  Второй охранник был в форменных брюках, но без тужурки. Очевидно, она лежала в перекинутой через плечо сумке вместе с контейнером для бутербродов. Гэри был на несколько лет моложе Джо Уиллса, намного стройнее и на полфута выше ростом. В руке он держал свежую газету, которую сразу бросил на стол у стены, но войти в дежурку не смог, поскольку Ребус занимал в ней почти все свободное пространство. Под курткой, которую он пытался снять на ходу, на Гэри была чистая, аккуратно отглаженная рубашка, но без галстука. Галстук — скорее всего, пристегивающийся — был, вероятно, засунут куда-нибудь в карман.
  
  — Детектив-инспектор Ребус, — представился Ребус. — Вчера вечером у вас на стоянке жестоко избили человека.
  
  — На первом уровне, — вставил Джо Уиллс.
  
  — Он что, умер? — удивленно переспросил новоприбывший.
  
  Уиллс закатил глаза и провел ребром ладони по горлу, издав соответствующий звук.
  
  — Черт побери! А Потрошительница знает?
  
  Уиллс покачал головой и пояснил специально для Ребуса:
  
  — Так мы прозвали свою начальницу, потому что она носит черный плащ с капюшоном. И она единственная из всех боссов, кто иногда сюда заглядывает.
  
  Ребус кивнул в знак того, что понял.
  
  — Мне нужно будет снять с вас показания, — сказал он Гэри.
  
  При этих его словах Уиллс внезапно заторопился. Запихивая в сумку какие-то мелочи, он покачал головой.
  
  — Это случилось в твою смену. Потрошительница будет очень недовольна.
  
  — В самом деле, вот уж неожиданность так неожиданность! — Гэри попятился, давая напарнику возможность выйти из будки. Ребус тоже вышел — ему вдруг захотелось глотнуть кислорода.
  
  — Мы с вами еще поговорим, — бросил он вслед быстро шагавшему прочь Уиллсу.
  
  Тот, не оборачиваясь, помахал рукой, и Ребус перенес свое внимание на Гэри. Тот был не только худощав, но и слегка сутулился, как многие чересчур высокие люди. Длинное лицо, мужественная челюсть, густые темные волосы… «Такому на сцене с рок-группой выступать, а не на этой стариковской работе штаны просиживать», — подумал Ребус, но Гэри, по-видимому, считал иначе. По-мужски он был довольно привлекательным, чем, возможно, и объяснялась его женитьба на «потрясно красивой бабе». Правда, Ребус понятия не имел, каких женщин считал красивыми Джо Уиллс.
  
  Следующие двадцать минут не принесли ему ничего интересного. Фамилия Гэри была Уолш, он жил в маленьком доме в Шэндоне, на парковке работал девять месяцев, до этого водил такси, но не смог выдержать частые ночные смены, вчера вечером не видел и не слышал ничего особенного.
  
  — Что происходит в одиннадцать, в конце вашей смены? — спросил Ребус.
  
  — Я закрываю лавочку: опускаю стальные жалюзи на въезде и на выезде.
  
  — И после этого никто не может ни войти, ни выйти?
  
  — Точно.
  
  — А вы не проверяете, не остался ли кто-нибудь внутри?
  
  Кивок.
  
  — Когда вчера вечером вы закрывали парковку, на первом уровне оставались какие-нибудь машины?
  
  — Не помню.
  
  — Вы всегда ставите свою машину перед дежуркой?
  
  — Да.
  
  — Значит, на пути домой вы проезжаете почти через весь первый этаж?
  
  Снова кивок.
  
  — И вы ничего не видели?
  
  — И не слышал тоже.
  
  — На асфальте остались следы крови.
  
  Гэри пожал плечами.
  
  — Вам нравятся ваши записи, мистер Уолш?
  
  — Очень.
  
  — И вы, вероятно, часто их слушаете: откидываетесь в кресле, кладете ноги на стол, натягиваете наушники и… и какой же из вас после этого охранник?
  
  Не обращая внимания на сердитый взгляд Уолша, Ребус снова повернулся к мониторам.
  
  Только сейчас он понял, что первый уровень стоянки показывают сразу две камеры: одна из них была направлена на шлагбаумы, вторая смотрела куда-то в дальний угол. Проку от них было еще меньше, чем от охранников.
  
  — Мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь, — проговорил Гэри Уолш голосом, по которому было сразу видно — ни капельки ему не жаль. — Кстати, кто был этот бедняга?
  
  — Известный русский поэт по фамилии Федоров.
  
  Уолш нахмурился:
  
  — Федоров? Не слыхал. Правда, я вообще не читаю стихов.
  
  — Я тоже. — Ребус кивнул. — Но между нами все-таки есть разница, вы не находите?..
  6
  
  «Риордан студиоз» размещалась неподалеку от Конститьюшн-стрит на верхнем этаже бывшего склада, перестроенного под офисный центр. Ладонь владельца студии Чарльза Риордана, с которым Шивон обменялась рукопожатием, была пухлой и какой-то влажной. Казалось, после этого обмена приветствиями у нее на коже осталась противная тонкая пленка, от которой Шивон не сумела избавиться, даже после того как украдкой вытерла руку об одежду. Она обратила внимание, что Риордан носил несколько колец и перстней, но почему-то только на правой руке — левую украшали только массивные золотые часы, свободно болтавшиеся на запястье. Под мышками у него на розовато-лиловой рубахе расплывались большие пятна пота, а рукава были закатаны, обнажая покрытые курчавыми черными волосами предплечья. По суетливым, чуть нервным манерам владельца «Риордан студиоз» Шивон без труда угадала человека, который хочет казаться окружающим чрезвычайно занятым. Кроме него и секретарши в студии находился еще один человек — инженер или техник, который сидел за микшерным пультом, крутя какие-то рукоятки и передвигая ползунки. При этом он не отрывал взгляда от большого экрана, по которому стремительно неслись какие-то зигзаги. Шивон решила, что это, вероятно, звуковые волны.
  
  — Это наше Королевство шума, — пояснил Чарльз Риордан.
  
  — Здорово. — Шивон кивнула. Сквозь стеклянную стену она видела две кабины с звукоизоляцией, но там никого не было.
  
  — А для больших групп не тесновато? — поинтересовалась она.
  
  — Для авторов-исполнителей в самый раз, — пояснил Риордан. — Певец с гитарой, иногда еще аккомпаниатор… Но вообще-то мы больше занимаемся записью речевых программ — реклам для радио, аудиокниг, закадровых комментариев для телевидения и тому подобным.
  
  Шивон не могла не отметить, что «Королевство» Риордана было весьма специцифическим, но сейчас ее это не волновало. Она спросила, где они могут поговорить, но Чарльз только развел руками.
  
  «Королевство» оказалось не только специфическим, но и совсем маленьким.
  
  — Так вот… — начала она. — Как я сказала вам в телефонном разговоре…
  
  — Да!.. — выпалил Риордан. — Я помню. Не могу поверить, что он мертв!
  
  При этих словах ни звукооператор, ни секретарша и ухом не повели. По-видимому, Риордан сообщил им страшные новости сразу после разговора с Шивон.
  
  — В настоящее время мы пытаемся восстановить во всех подробностях последние минуты жизни мистера Федорова, — сказала она, для пущего эффекта доставая блокнот и карандаш. — Насколько нам известно, позавчера вечером вы с ним выпивали в пабе.
  
  — Я видел его и позже, дорогая моя, — хвастливо заявил Риордан. Когда Шивон вошла, он был в солнцезащитных очках; сейчас Риордан их снял, и она увидела, что его большие глаза обведены черными кругами. — Я угощал его карри.
  
  — Это было вчера? — уточнила Шивон. — Где именно? — спросила она, когда Риордан кивнул.
  
  — На Уэст-Мейтленд-стрит. Мы взяли по паре пива на Хаймаркет. Видите ли, Алекс на один день ездил в Глазго…
  
  — Вы не знаете — зачем?
  
  — По-моему, просто посмотреть город. Он хотел понять, в чем состоит разница между этими двумя городами, чтобы лучше узнать страну, шотландский национальный характер… Мне оставалось только пожелать ему удачи. Я сам прожил в Шотландии большую часть жизни, но до сих пор ни черта не понимаю в этом нашем национальном характере! — Риордан задумчиво покачал головой. — Алекс пытался мне объяснить: у него была насчет этого какая-то теория, но я, признаться, не особенно вникал.
  
  Шивон заметила, что звукооператор и секретарша переглянулись. Очевидно, они были в курсе.
  
  — Значит, вчерашний день Федоров провел в Глазго, — резюмировала она. — Во сколько вы встретились?
  
  — Около восьми. Алекс хотел сэкономить на билете и ждал, пока закончатся часы пик. Я встретил его на вокзале, и мы отправились по пабам. Впрочем, я заметил, что в тот день Алекс уже пил.
  
  — То есть он был пьян?
  
  — У него язык развязался. У Алекса была такая черта: стоило ему выпить, как его начинало тянуть на умные разговоры. Меня, по правде сказать, это раздражало, потому что в подобных случаях понять, о чем речь, было совершенно невозможно. Особенно если ты и сам слегка принял на грудь.
  
  — Хорошо, вы угостили его карри. Что вы делали дальше? Куда отправились?
  
  — Да никуда, в общем. В тот день мне нужно было пораньше вернуться домой, а он объявил, что ему охота выпить еще. Насколько я его знаю, он, скорее всего, отправился в «Мадерс».
  
  — На Квинсбери-стрит?
  
  — Точно. Впрочем, он мог зарулить и в «Каледониан».
  
  В уме Шивон быстро прикинула: и отель «Каледониан», и паб «Мадерс» находились совсем недалеко от западного конца Принсес-стрит, откуда рукой подать до Кинг-стейблз-роуд.
  
  — Во сколько это было?
  
  — Наверное, уже около десяти.
  
  — В Шотландской поэтической библиотеке мне сказали, что накануне вечером вы записывали выступление мистера Федорова.
  
  — Все правильно. Я записывал многих поэтов.
  
  — И не только… — добавил звукоинженер.
  
  Риордан нервно рассмеялся:
  
  — Мистер Гримм имеет в виду мой собственный проект. Я записываю и монтирую городской шум — своего рода звуковой ландшафт Эдинбурга, понимаете? Шум машин на Принсес-стрит, поэтические вечера, разговоры в пабах, журчание воды в Лите на восходе, рев болельщиков на стадионе, смех и музыку на пляже в Портобелло, лай собак в парке… У меня уже скопилось несколько сот часов записи, и это еще не конец.
  
  — Скорее уж несколько тысяч, — поправил его инженер Гримм.
  
  Все это было очень любопытно, но Шивон не позволила отвлечь себя от главного.
  
  — Вы были знакомы с мистером Федоровым раньше?
  
  — Да. Я записывал еще одно его выступление.
  
  — Где именно?
  
  — В одном кафе. — Риордан пожал плечами. — По заказу книжного магазина «Сила слова».
  
  Шивон машинально кивнула. Она знала этот магазин — видела его как раз сегодня. Он находился напротив паба, где они обедали с Ребусом. В одном из стихотворений Федорова была такая строчка — «Одно не связано с другим», но сейчас Шивон подумала, что поэт ошибался.
  
  — Когда это было?
  
  — Две недели назад примерно. В тот вечер мы тоже выпили.
  
  Шивон постучала кончиком карандаша по блокноту.
  
  — Надеюсь, у вас сохранился счет из ресторана, где вы были в последний раз?
  
  — Не исключено. — Риордан достал из кармана бумажник.
  
  — В первый раз за год, — подсказал звукоинженер, заставив рассмеяться секретаршу, игравшую с зажатой в зубах ручкой. Шивон почему-то была уверена, что эти двое — любовники, хотя их босс мог об этом и не знать.
  
  Риордан извлек из бумажника пачку квитанций.
  
  — Хорошо, что попросили, — пробормотал он, перебирая листки. — Вот бумажки, которые я давно должен был передать бухгалтеру… Ага, вот он, — сказал Риордан, протягивая Шивон квитанцию. — А зачем он вам?
  
  — На счете должно быть проставлено время. Вот, девять сорок восемь, как вы и говорили. — Шивон спрятала счет между задними страницами своего блокнота.
  
  — Вы не задали мне еще один вопрос, — улыбнулся Риордан. — Зачем мы с Алексом вообще встретились…
  
  — Зачем?
  
  — Алекс просил сделать ему копию записи. Ему казалось, что вечер прошел успешно, и он хотел иметь ее у себя.
  
  Шивон мысленно вернулась в квартиру Федорова.
  
  — В каком виде вы передали ему эту запись?
  
  — Я прожег ему компакт-диск.
  
  — У Федорова не было CD-проигрывателя.
  
  Риордан пожал плечами:
  
  — Ну и что? CD есть не у каждого.
  
  Это было справедливое замечание, но Шивон помнила, что и компакт-диска у Федорова с собой не было. По-видимому, грабители прихватили его вместе со всем остальным сколько-нибудь ценным имуществом.
  
  — Вы можете записать для меня еще одну копию, мистер Риордан? — спросила она.
  
  — Вы думаете — это вам чем-то поможет?
  
  — Пока не знаю. Просто мне хотелось составить свое мнение о выступлении.
  
  — Оригинал записи находится в моей домашней студии. Копия будет готова к завтрашнему дню.
  
  — Я работаю в Гейфилдском полицейском участке. Вы сможете прислать диск туда?
  
  — Его завезет вам кто-нибудь из моих ребятишек, — сказал Риордан, косясь на звукоинженера и секретаршу.
  
  — Большое спасибо, — поблагодарила Шивон.
  
  Когда в прошедшем марте был обнародован запрет на курение в общественных местах, Ребус опасался, что пабы, обслуживавшие самые простые потребности клиентов (пинта горького, сигаретка, скачки по телевизору и телефон, чтобы сделать звонок в ближайшую букмекерскую контору), разорятся. К счастью, он ошибся, и большинство его излюбленных заведений, в том числе «Оксфорд-бар», сумели каким-то чудом удержаться на плаву, хотя сигареты и исчезли из их ассортимента. В ответ на организованное давление сверху курильщикам оставалось только одно: теснее сомкнуть ряды. Формально они соблюдали «идиотский» закон, однако отказываться от своих привычек никто из них не собирался. Любители подымить собирались теперь на улице перед входом; там они не только с удовольствием отравляли жизнь себе и прохожим, но и обменивались последними сплетнями и новостями.
  
  Сегодня тоже все было как обычно. Кто-то высказывал свое мнение относительно пооткрывавшихся в последнее время испанских закусочных, какая-то женщина пыталась узнать, в какое время лучше всего посетить «Икею», мужчина с трубкой во рту отстаивал идеи полного суверенитета Шотландии, тогда как его оппонент (англичанин, судя по выговору) насмешливо утверждал, что юг будет только рад разводу — «и никаких алиментов!».
  
  — Нефтяные месторождения Северного моря — вот единственный вид алиментов, который нам нужен! — парировал шотландский патриот.
  
  — Они уже почти истощены. Через каких-нибудь двадцать лет вы снова окажетесь у нашего порога с протянутой рукой.
  
  — Через двадцать лет мы будем богаты, как Норвегия.
  
  — Или бедны, как Албания.
  
  — Проблема в том, — вмешался еще один курильщик, — что лейбористы могут потерять своих шотландских депутатов в Вестминстере. И тогда за них уже никто никогда не проголосует — во всяком случае, к югу от границы.
  
  — Это верно, — подтвердил англичанин.
  
  — Сразу после открытия или незадолго до закрытия? — продолжала допытываться женщина.
  
  — Кусочки осьминога в томатном соусе… — рассказывал ее сосед. — Очень неплохо, когда распробуешь.
  
  Ребус затушил сигарету и вошел в паб. На стойке его дожидались бокалы и сдача. Из зала появился Колин Тиббет, чтобы помочь донести выпивку до стола.
  
  — Между прочим, галстук можно снять, — пошутил Ребус. — Мы не на службе.
  
  Тиббет улыбнулся, но ничего не сказал. Ребус опустил в карман сдачу и взял со стойки два бокала. Ему нравилось, что Филлида Хейс пьет пиво. Шивон предпочитала белое вино, а Тиббет и вовсе налегал на апельсиновый сок.
  
  Их столик находился в самом дальнем углу. Шивон листала свой блокнот. Филлида приняла из рук Ребуса полный бокал и отсалютовала в знак признательности. Ребус сел.
  
  — Прошу прощения за задержку, — сказал он. — Бармен был очень занят…
  
  — Зато перекурить ты успел, — насмешливо сказала Шивон, но Ребус предпочел не услышать.
  
  — Ну, что у нас есть на данный момент? — спросил он, устраиваясь поудобнее.
  
  Как выяснилось, было у них немного. Они имели довольно точное представление о последних двух-трех часах жизни Федорова и составили примерный список того, что у него могло быть похищено. И наконец, они точно знали, что основным местом преступления была не улица, а платная автомобильная парковка.
  
  — Есть ли среди всего этого что-то, что указывало бы не на заурядное ограбление, пусть и с трагическими последствиями, а на что-то другое? — спросила Филлида.
  
  — Нет, — сказала Шивон. — Но…
  
  Она встретилась взглядом с Ребусом, и тот слегка моргнул. В обстоятельствах убийства было что-то подозрительное, и оба это чувствовали, хотя никакими фактами пока не располагали. Но развить эту тему Шивон не успела. Валявшийся на столе мобильник Ребуса завибрировал, и по поверхности стоявшего рядом бокала с пивом побежали частые кольцевые волны. Извинившись, Ребус схватил аппарат и двинулся прочь, чтобы лучше слышать: качество приема в пабе оставляло желать лучшего, а кроме того, в нем было довольно-таки шумно. Трое туристов за соседним столом громко восхищались развешанными по стенам старыми плакатами и рекламами, за другим столом ожесточенно спорили о чем-то двое мужчин в деловых костюмах, а телевизор на стене передавал нечто вроде викторины с розыгрышем стиральных машин или пылесосов.
  
  — Мы четверо должны постараться попасть в одну команду, — сказал Тиббет, глядя вслед Ребусу.
  
  Филлида Хейс поинтересовалась, что он имеет в виду.
  
  — Примерно за неделю до Рождества полицейское начальство тоже планирует провести что-то вроде праздничной интеллектуальной викторины. — Тиббет кивнул на экран телевизора. — Вопросы и ответы… Думаю, мы можем претендовать на главный приз, только я не знаю, каким он будет.
  
  — К Рождеству нас останется трое, — напомнила Шивон.
  
  — А как насчет твоего повышения? Есть какие-нибудь новости? — спросила Филлида, но Шивон только покачала головой. — Ну, это понятно… — Хейс вздохнула. — Начальство ужасно не любит распространяться о повышениях, наградах, премиях и тому подобных вещах — вдруг в последний момент что-нибудь случится.
  
  Для Шивон эти слова были все равно что соль, посыпанная щедрой рукой на свежую рану, но возражать она не собиралась, к тому же к столу вернулся Ребус.
  
  — Чем дальше в лес, тем больше дров, — проговорил он, качая головой, и снова сел. — Звонили из Хоуденхолла. По данным последних экспертиз, наш русский поэт имел в течение дня как минимум одно половое сношение. Думаю, они обнаружили на его штанах соответствующие следы.
  
  — Может быть, он осчастливил кого-нибудь в Глазго? — предположила Шивон.
  
  — Может быть, — согласился Ребус.
  
  — А как насчет Федорова и этого… как его… ну, мужика, который записывал его выступление? — предположила Хейс.
  
  — У Федорова была жена, — возразила Шивон.
  
  — Это верно, — согласился Ребус. — С другой стороны, с поэтами ни в чем нельзя быть уверенным до конца. В любом случае с тех пор, как они ели карри, и до момента убийства прошло достаточно много времени… — Шивон и Ребус снова обменялись взглядами.
  
  Тиббет заерзал на стуле.
  
  — Но ведь это могла быть просто… ну, вы понимаете… — Он поперхнулся и покраснел.
  
  — Что именно? — строго уточнила Шивон.
  
  — Ну…
  
  — Мне кажется, Колин имеет в виду мастурбацию, — спокойно пояснила Филлида, и по лицу Тиббета скользнуло выражение, в котором смешивались облегчение, благодарность и неловкость.
  
  — Джон!.. — К их столику незаметно приблизился бармен.
  
  Ребус обернулся.
  
  — Взгляните, мне кажется, вам это будет интересно. — Бармен показал ему развернутую газету — последний, вечерний выпуск «Ивнинг ньюс».
  
  На первой полосе красовался набранный крупными буквами заголовок «НА СМЕРТЬ ПОЭТА» и чуть помельче — «человек, который сумел сказать «нет». Архивное фото запечатлело Александра Федорова на фоне Эдинбургского замка. Шея поэта была обмотана клетчатым шотландским шарфом — по-видимому, снимок был сделан в один из первых дней после его приезда в Эдинбург. Тогда еще никто не мог и предположить, что Федорову остается жить не больше двух месяцев.
  
  — Все тайное становится явным, — сказал Ребус и, взяв предложенную газету, оглядел сидящих за столом коллег. — Кто в курсе, откуда пошло это выражение?..
  17 ноября 2006 года. Пятница
  День третий
  7
  
  В отделе уголовного розыска полицейского участка на Гейфилд-сквер витал необычный запах. Отчетливее всего он ощущался в разгар лета, но в этом году не спешил исчезать, даже когда жара отступила. На несколько дней или даже недель он вдруг слабел, но потом заявлял о себе с новой силой.
  
  Сотрудники жаловались, а Шотландская полицейская федерация даже угрожала забастовкой. Несколько раз в здании поднимали полы, чистили канализационные стоки, ставили ловушки на крыс и мышей, но причину странного запаха обнаружить так и не удалось.
  
  — Так пахнет смерть, — говорили по этому поводу ветераны полиции.
  
  Ребус понимал, что они имеют в виду. Время от времени из Лита вылавливали утопленника или в полуразвалившемся одноквартирном доме постройки шестидесятых годов находили разложившийся труп одинокого старика. Для таких даже в морге был выделен отдельный зал. Санитары, обслуживавшие этот зал, ставили на пол радиоприемник, который можно было включить в любой момент. «Отвлекает от вони», — говорили они.
  
  В Гейфилдском участке бороться с запахом можно было, только открыв все окна, отчего температура в помещениях стремительно падала. В такие дни кабинет старшего инспектора уголовного розыска Макрея, отделенный от общей комнаты стеклянной перегородкой, и вовсе напоминал холодильник; впрочем, сегодня Макрей проявил завидную предусмотрительность, притащив из дома в Блэкхолле электрический обогреватель. Ребус где-то слышал, что в Блэкхолле живут самые состоятельные горожане, хотя на первый взгляд этот район, застроенный одноэтажными бунгало, не производил впечатления респектабельного. В том же Баритоне или Нью-Тауне дома и даже квартиры стоили миллионы. Впрочем, возможно, именно этим и объяснялось, что тамошние жители были намного беднее обитателей эдинбургских бунгало.
  
  Воткнув шнур в розетку, Макрей включил обогреватель, однако, поскольку прибор стоял с его стороны стола, большая часть излучаемого им тепла оставалась на его половине кабинета. Вызванные им детективы продолжали отчаянно мерзнуть, а Филлида Хейс непроизвольно придвинулась к столу настолько близко, что казалось — еще немного, и она окажется на коленях у старшего инспектора.
  
  Макрей заметил ее маневры и осклабился.
  
  — Итак!.. — пролаял он, крепко сжимая ладони перед собой жестом, который показался бы умоляющим, если бы не начальственный тон. — Доложите, как продвигается расследование.
  
  Ребус уже открыл рот, чтобы начать, но Макрей, словно предчувствуя неприятности, приказал Тиббету:
  
  — Прикрой дверь, Колин. Побережем тепло для себя.
  
  — Боюсь, тогда нам будет тесновато, сэр, — ответил Тиббет. И действительно — в кабинете, где находились сам Макрей, а также Ребус, Шивон и Филлида, места было настолько мало, что самому Тиббету приходилось стоять в дверях.
  
  — Тогда отправляйся на свое рабочее место, — отрезал Макрей. — Думаю, Филлида вполне в состоянии рассказать о ваших достижениях.
  
  Но подобный расклад Тиббета ни в коем случае не устраивал. Если Шивон повысят, освободится вакансия сержанта, а значит, он и Филлида, оставаясь напарниками, станут соперниками. И, втянув живот, Тиббет кое-как втиснулся в кабинет и закрыл за собой дверь.
  
  — Я слушаю, докладывайте, — повторил Макрей, но тут зазвонил телефон на столе, и он со сдавленным проклятием снял трубку.
  
  Взглянув на него, Ребус невольно задался вопросом, как обстоят дела у босса с давлением. Он и сам не отличался отменным здоровьем, однако у него никогда не бывало такого свекольно-апоплексического лица. Кроме того, волосы на макушке старшего инспектора давно поредели, хотя он и был на два с половиной года моложе Ребуса. Как сказал Ребусу врач на последнем медицинском осмотре: «Вам пока везет, Джон, но любое везение когда-нибудь кончается».
  
  Несколько раз сердито хрюкнув в трубку, Макрей дал отбой и в упор посмотрел на Ребуса.
  
  — Внизу ждет представитель российского консульства.
  
  — А я-то гадал, когда они спохватятся, — отозвался Ребус. — Мы с Шивон займемся этим, сэр, а Колин и Филлида пока введут вас в курс дела. Вчера вечером у нас как раз было… производственное совещание.
  
  Макрей кивнул, и Ребус повернулся к Шивон:
  
  — Отведем его в одну из комнат для допросов?
  
  — Я тоже об этом подумала, — кивнула она.
  
  Покинув кабинет старшего инспектора, они двинулись к выходу из отдела. Пробковые доски на стенах все еще были пусты. Позднее они заполнятся фотографиями с места преступления, картами, схемами, списками имен и фамилий, расписаниями дежурств и тому подобными документами. Правда, при работе по некоторым делам штаб расследования мог располагаться и непосредственно на месте преступления, однако сейчас Ребус не видел в этом необходимости. Достаточно будет, рассуждал он, повесить у въезда на парковку объявление с просьбой ко всем потенциальным свидетелям обратиться в полицию. Кроме того, можно послать Хейс и Тиббета или нескольких патрульных разместить соответствующие листовки под дворниками припаркованных на стоянке машин, однако в самом ближайшем будущем их штабом останется эта большая, холодная комната. Отсюда они и будут действовать.
  
  Прежде чем выйти в коридор, Шивон обернулась. Сквозь стеклянную стену кабинета босса ей были хорошо видны Тиббет и Хейс, которые как будто соревновались, кто из них сумеет предложить Макрею наиболее лакомый кусочек информации.
  
  — Сразу видно, — заметил Ребус, — идет битва за место сержанта. На кого бы ты поставила?
  
  — У Филлиды выслуга больше. Пожалуй, в этой скачке она фаворит, — ответила Шивон. — Если место сержанта вдруг достанется Колину, я думаю, что Фил уйдет.
  
  Ребус кивнул.
  
  — Так куда мы поведем нашего русского гостя?
  
  — Думаю, в номер третий.
  
  — Почему?
  
  Шивон усмехнулась:
  
  — В третьей комнате для допросов самый грязный и ободранный стол и самые исписанные стены… Именно туда попадают все, кто подозревается в противоправных деяниях.
  
  Ребус улыбнулся. Шивон была права: даже для человека с чистой совестью пребывание в третьей комнате было нелегким испытанием.
  
  — Заметано, — сказал он.
  
  Представителя русского консульства звали Николай Стахов. Он сам назвал им свое имя, скромно улыбнувшись. Молодой, с гладкой светлой кожей и пробором в русых волосах, он выглядел почти мальчиком, однако роста в нем было никак не меньше шести футов, а длинное черное пальто чистой шерсти только подчеркивало атлетический разворот плеч. Пальто с поднятым воротником было перехвачено поясом, а из кармана выглядывали черные кожаные перчатки, или, точнее, варежки: Ребус заметил, что пальцев на них нет. «Кто тебя одевал, мальчик?» — захотелось ему спросить, но он сдержался и только пожал протянутую руку русского.
  
  — Мы сожалеем о смерти мистера Федорова, — сказала Шивон, в свою очередь протягивая Стахову руку.
  
  Тот не только ответил на рукопожатие, но и слегка поклонился.
  
  — Наше консульство надеется, вы сделаете все возможное, чтобы задержать преступника, — проговорил он.
  
  Ребус кивнул.
  
  — Идемте. Нам будет удобнее разговаривать в одной из наших комнат…
  
  Они провели русского по коридору, остановившись перед третьей дверью. Она была не заперта. Ребус толкнул ее и жестом пригласил Шивон и Стахова войти. Сдвинув указатель на двери из положения «Свободно» в положение «Занято», он тоже шагнул внутрь.
  
  — Присаживайтесь, — радушно предложил он.
  
  Оглянувшись с некоторым недоумением, Стахов опустился на стул. В первое мгновение он собирался опереться о столешницу, но потом благоразумно решил этого не делать и сложил руки на коленях. Шивон села напротив, Ребус прислонился к стене у двери и скрестил руки на груди.
  
  — Что вы можете рассказать нам об Александре Федорове? — спросил он.
  
  — Я приехал принять уверения вашей стороны в том, что для поимки преступника будут предприняты все необходимые меры. Этого требует официальный протокол. Вам должно быть известно, что, будучи дипломатом, я не обязан отвечать на ваши вопросы, — парировал Стахов.
  
  — Да, закон предоставляет вам такое право, — согласился Ребус. — Но мы полагали, что вы захотите всемерно содействовать расследованию обстоятельств гибели вашего соотечественника. Широко известного соотечественника, — добавил Ребус, постаравшись принять скорбный вид.
  
  — Разумеется, разумеется, — кивнул дипломат. — Мы готовы помочь…
  
  Пытаясь разговаривать одновременно с обоими, он вынужден был постоянно вертеть головой. Это не могло не вызвать в нем ощущения дискомфорта, чего и добивался Ребус.
  
  — Превосходно, — сказала Шивон. — В таком случае будьте добры рассказать, насколько сильной головной болью был для вас Федоров.
  
  — Головной болью? — По тону Стахова было не ясно, действительно ли его подвели познания в английском.
  
  — Насколько он был вам неудобен, — перефразировала свой вопрос Шивон. — Ведь по нашим сведениям, Федоров был не только известным поэтом, но и известным диссидентом.
  
  — Он вовсе не был нам неудобен.
  
  — То есть власти вашей страны хорошо к нему относились? — Шивон сделала попытку зайти с другой стороны. — Скажите, быть может, в консульстве состоялось что-то вроде приема в честь приезда в Эдинбург возможного лауреата Нобелевской премии?
  
  — В сегодняшней России Нобелевским премиям уделяется не слишком большое внимание.
  
  — В последние несколько дней мистер Федоров дважды выступал перед публикой. Вы присутствовали на его поэтических вечерах?
  
  — Нет. У меня было много других важных дел.
  
  — Но, быть может, кто-то из вашего консульства?..
  
  — Я не совсем понимаю, — счел необходимым прервать ее Стахов, — какое отношение к расследованию имеют подобные вопросы. В настоящий момент я могу расценить их только как дымовую завесу, попытку отвлечь внимание… Как относилось наше правительство к присутствию Федорова в Шотландии, не играет роли. Главное в том, что именно здесь, в вашем городе, в вашей стране, он был убит, и мы вправе требовать всестороннего и тщательного расследования всех обстоятельств этого трагического происшествия. Эдинбург, к несчастью, не самый безопасный в мире город. Нам известно о случаях нападения на польских иммигрантов на национальной почве. Вспышки насилия иногда провоцирует даже символика не того футбольного клуба.
  
  Ребус бросил на Шивон многозначительный взгляд.
  
  — Дымовая завеса, говорите?.. — пробормотал он.
  
  — Я говорю правду! — Голос русского дипломата задрожал, но он постарался взять себя в руки. — Консульство Российской Федерации настаивает, чтобы вы сообщали нам о ходе расследования убийства. Только в этом случае мы сможем уведомить Москву о том, что расследование было тщательным и беспристрастным. И только на основании этой информации наше правительство примет решение о дальнейших действиях.
  
  Ребус и Шивон сделали вид, что обдумывают услышанное. Наконец Ребус пошевелился и сунул руки в карманы.
  
  — Наше расследование, как вы понимаете, пока находится в самом начале, — сказал он примирительным тоном. — И на данном этапе мы не исключаем возможности, что на мистера Федорова напал не обычный преступник, а человек, руководствовавшийся какими-то иными мотивами. И этот человек мог быть членом местной русской общины. В консульстве, вероятно, имеются списки ваших соотечественников, которые в настоящее время живут или работают в Эдинбурге?
  
  — Я продолжаю придерживаться мнения, инспектор, что Федоров стал жертвой вашей уличной преступности.
  
  — На данном этапе расследования, — повторил Ребус как можно внушительнее, — было бы неразумно исключать какую-либо из версий.
  
  — И подобный список нам бы очень пригодился, — добавила Шивон.
  
  Стахов молча переводил взгляд с одного на другую, и Ребусу очень хотелось поторопить его с решением. Выбрав комнату номер три, они допустили только один серьезный просчет: здесь было дьявольски холодно. Русского от холода и промозглой сырости защищало толстое шерстяное пальто, но Шивон разве что зубами не стучала. Ребус только удивлялся, как это их дыхание не превращается в стылом воздухе в пар.
  
  — Я постараюсь вам помочь, — проговорил наконец Стахов. — Но — quid pro quo[2] — за это вы должны держать меня в курсе событий. Договорились?..
  
  — Оставьте нам ваш номер телефона, — предложила Шивон.
  
  Русский принял ее слова за выражение готовности сотрудничать, но Ребус знал: это было все, что угодно, только не согласие.
  
  Ребус вышел на улицу, чтобы перекурить и заодно взглянуть на шофера Стахова, а Шивон остановилась у стойки дежурного, где ее дожидалась небольшая посылка. Вскрыв конверт, она обнаружила внутри компакт-диск, на котором толстым черным фломастером было написано только одно слово: «Риордан». То, что вместо имени Федорова хозяин звукозаписывающей студии использовал свое, весьма красноречиво свидетельствовало о некоторых особенностях его характера.
  
  Компакт-диск Шивон отнесла наверх, но там не нашлось проигрывателя, поэтому она отправилась на служебную автостоянку. В дверях участка она столкнулась с Ребусом.
  
  — Стахова дожидался большой черный «мерседес», — сообщил он. — Парень за рулем был в темных очках и в перчатках. Ты куда?
  
  Шивон объяснила, и Ребус сказал, что не прочь к ней присоединиться, хотя и добавил, что может «не выдержать испытания поэзией». В итоге они все же просидели в машине Шивон час с четвертью, включив двигатель (чтобы печка работала) и слушая компакт-диск. Чарльз Риордан записал все: обрывки чьих-то разговоров в публике, вступительное слово Абигайль Томас, получасовое чтение Федоровым стихов и последовавшую за ним импровизированную пресс-конференцию, в течение которой поэт отвечал на вопросы слушателей. Вопросы, впрочем, политики почти не касались. Но и когда стихли прощальные аплодисменты, микрофон Риордана остался включенным, продолжая ловить шарканье ног, скрежет сдвигаемых стульев и обрывки разговоров.
  
  — Звуковой ландшафт Эдинбурга… У него это просто навязчивая идея, — заметила Шивон.
  
  — Совершенно согласен, — кивнул Ребус.
  
  Последней из услышанного была неразборчивая фраза, сказанная, по всей видимости, по-русски.
  
  — Возможно, он говорит: «Слава Хрущеву, все закончилось», — предположил Ребус.
  
  — Кто такой Хрущев? — спросила Шивон. — Партнер Джека Пэлэнса?
  
  Само чтение стихов, впрочем, произвело на них сильное впечатление. Голос поэта то гремел, то понижался до интимного шепота, то плыл и баюкал, то поднимался подобно штормовому ветру. Некоторые стихи Федоров читал по-русски, некоторые по-английски, но, как правило, звучал оригинал, а потом — перевод.
  
  — Все же по-английски он говорит скорее как шотландец, ты не находишь? — спросила Шивон, прослушав очередное стихотворение.
  
  — Так может подумать только уроженец Англии, — парировал Ребус. Это была их старая шутка: «южный» акцент Шивон был постоянным объектом шуток Ребуса чуть не с того самого дня, когда они познакомились. На этот раз, однако, привычной пикировки не последовало.
  
  — А это стихотворение называется «Раскольников», — сказала она в другом месте записи. — Я помню: Раскольников — герой романа «Преступление и наказание».
  
  — Я прочел эту книгу, наверное, еще до того, как ты родилась.
  
  — Ты читал Достоевского?!
  
  — А зачем бы мне лгать в таких вещах?
  
  — Тогда скажи, о чем эта книга.
  
  — О чувстве вины. На мой взгляд, это один из величайших русских романов.
  
  — А сколько еще русских романов ты прочел?
  
  — Не важно.
  
  Когда Шивон выключила сидиолу, Ребус повернулся к ней:
  
  — Ты слышала запись, ты прочла книгу. Нашла ли ты хоть что-нибудь, что могло бы указывать на возможный мотив?
  
  — Нет, — нехотя призналась Шивон. — Но я знаю, что ты думаешь — что Макрей будет и дальше считать убийство Федорова заурядным ограблением, которое плохо кончилось.
  
  — Именно этого и хочется русскому консульству.
  
  Шивон задумчиво кивнула:
  
  — Пожалуй, ты прав. Этот… Стахов, он был как-то чересчур настойчив, когда пытался свалить все на уличную преступность. — Она немного помолчала. — Интересно все-таки, с кем именно Федоров успел перепихнуться перед смертью.
  
  — Ты думаешь, это может оказаться существенным?
  
  — Мы не узнаем до тех пор, пока… пока не узнаем. С моей точки зрения, наиболее вероятная кандидатка — Скарлетт Коулвелл.
  
  — Почему? — усомнился Ребус. — Потому что она красива?
  
  — А-а, тебе неприятно думать, что красотка Скарлетт могла быть с другим мужчиной? — поддразнила Шивон.
  
  — А что ты скажешь насчет мисс Томас из Поэтической библиотеки?
  
  Шивон насмешливо фыркнула:
  
  — Ну, она-то никому не соперница.
  
  — Доктор Коулвелл, похоже, считает иначе.
  
  — Это в первую очередь характеризует саму Коулвелл, а вовсе не мисс Томас.
  
  — Гм-м… — Ребус еще немного подумал. — Тогда, быть может, прав был наш стеснительный Колин. Есть еще вариант: наш поэт с горячей кровью снял в Глазго шлюху… — Он перехватил взгляд Шивон и потупился. — Извини, мне следовало сказать «работницу сферы интимных услуг». Или терминология опять изменилась с тех пор, как я в последний раз получил выволочку за сквернословие в присутствии дам?
  
  — Продолжай в том же духе, и можешь не сомневаться: очередная выволочка тебе обеспечена. — Шивон вздохнула, продолжая тем не менее сверлить его притворно сердитым взглядом. — Странно, но я никак не могу представить тебя за чтением «Преступления и наказания». — Она снова вздохнула и добавила уже другим тоном: — Я выяснила, кто такой Гарри Гудир.
  
  — Я знал, что ты это сделаешь. — Ребус отвернулся от нее и теперь созерцал унылую парковочную площадку за боковым окном.
  
  Шивон видела, как хочется ему опустить стекло и закурить, но вонь, пропитавшая насквозь полицейский участок, распространилась и на стоянку служебных автомобилей. Запах поджидал в засаде где-то на уровне асфальта, и стоило только открыть окно…
  
  — В середине восьмидесятых он владел пабом на Роуз-стрит, — продолжила Шивон. — Ты тогда был сержантом. Твоими стараниями Гарри отправился за решетку.
  
  — Он торговал наркотиками прямо у себя в пабе.
  
  — И умер в тюрьме, не так ли? Буквально год или два спустя… Больное сердце или что-то в этом роде. В те времена Тодд Гудир, наверное, еще не вышел из пеленок.
  
  Она ненадолго замолчала, ожидая, что Ребус что-нибудь добавит, потом продолжила:
  
  — Ты знал, что у Тодда есть брат? Его зовут Сол, и он уже несколько раз попадал в поле нашего зрения. То есть не совсем нашего… Сол живет в Далките, это зона ответственности участка Е. Угадай с трех раз, за что его забирали в полицию.
  
  — Наркотики?
  
  — Значит, ты все-таки знал о его существовании?
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Нет, просто, зная реальное положение дел, догадаться было не трудно.
  
  — Но ты был не в курсе, что Тодд Гудир служит в полиции?
  
  — Хочешь — верь, хочешь — нет, но я не веду учет детей и внуков тех, кого двадцать лет тому назад упек за решетку.
  
  — Дело в том, что Сола брали вовсе не за хранение. Его пытались привлечь и за распространение, но суд взял его сторону. Они называют это допустимое сомнение.
  
  — Откуда ты все это узнала? — Ребус бросил на Шивон быстрый взгляд.
  
  — Сегодня я пришла на работу раньше тебя. Мне понадобилось всего несколько минут, чтобы поработать с компьютером и сделать один звонок в отдел уголовного розыска Далкита. И знаешь, что мне там сообщили? По слухам, Сол Гудир работал вовсе не сам по себе. Его крышевал не кто иной, как Большой Гор. Моррис Гордон Кафферти.
  
  По лицу Ребуса было ясно видно: она задела больное место. Кафферти был главным делом его жизни, делом, которое необходимо завершить. Завершить во что бы то ни стало. Их противостояние — противостояние преступника и полицейского — длилось уже много лет, и, хотя сейчас Кафферти довольно успешно притворялся, будто отошел от преступного бизнеса, Шивон и Ребус твердо знали, что это не так.
  
  Кафферти по-прежнему правил преступным миром Эдинбурга железной рукой.
  
  Именно поэтому его имя занимало первую строку в списке важнейших дел, которые наметила для себя Шивон.
  
  — И что это нам дает? — спросил Ребус, снова уткнувшись взглядом в лобовое стекло.
  
  — Почти ничего. — Шивон достала из сидиолы диск. Автоматически включилось радио — ди-джей, захлебываясь, тараторил какую-то ерунду, спеша перекричать начинающуюся музыку. Шивон выключила приемник. Ребус завозился на сиденье, и она поняла — он что-то заметил.
  
  — Что?
  
  — Не знал, что здесь тоже есть камера, — проговорил он, имея в виду камеру видеонаблюдения, укрепленную на углу здания участка между вторым и третьим этажом. Ее внимательный глаз был направлен прямо на парковку.
  
  — Полицейское начальство считает, что это поможет сократить количество случаев вандализма… — Шивон осеклась. — Ты думаешь, — проговорила она медленнее, — есть смысл просмотреть записи с камер наблюдения, сделанные в тот вечер, когда убили Федорова? Насколько я помню, такие камеры есть на западном конце Принсес-стрит, может быть, и на Лотиан-роуд тоже… И если кто-то шел за ним по пятам…
  
  — Что ж, мысль неплохая, — согласился Ребус.
  
  — Не знаю, как насчет «неплохая»… — нахмурилась Шивон. — Это задачка потруднее, чем искать иголку в стоге сена.
  
  Ребус не ответил, словно молча соглашаясь с ее утверждением, и Шивон откинула голову на спинку сиденья. Возвращаться в участок они не особенно торопились.
  
  — Я читала в какой-то газете, что у нас больше всего камер наблюдения в мире. Ни в одной другой стране такого нет. В одном только Лондоне таких камер якобы больше, чем во всех Соединенных Штатах. Как ты думаешь, это правда?
  
  — Возможно, — согласился Ребус. — Только я что-то не заметил, чтобы они повлияли на снижение уровня преступности. — Он прищурился. — Что это за шум?
  
  Шивон наклонилась вперед и увидела Тиббета, который отчаянно махал им руками из открытого окна наверху.
  
  — Нас зовут. Похоже, что-то срочное.
  
  — Не иначе, наш убийца не вынес угрызений совести и явился с повинной, — проворчал Ребус.
  
  — Не иначе, — откликнулась Шивон и вздохнула. Так же как и Ребус, она ни секунды не верила в подобную возможность.
  8
  
  — Ты когда-нибудь здесь была? — спросил Ребус. Он только что прошел через рамку металлодетектора и теперь ссыпал обратно в карман мелочь.
  
  — Один раз. На экскурсии, сразу после открытия, — ответила Шивон.
  
  Потолок над их головами пересекали искривленные тени. Их очертания были настолько странными, что Ребус не мог понять, изображают ли они кресты вроде тех, какие были у крестоносцев, или что-то другое. В вестибюле, куда они попали, миновав пост безопасности, было многолюдно: на экскурсионных столиках грудами лежали бэджики и стояли таблички с названиями туров, штатные сотрудники готовы были направить посетителей к стойке администратора, а в кафетерии в дальнем конце зала группа детей в школьной форме устроила что-то вроде раннего обеда.
  
  — А я здесь впервые, — сказал Ребус. — Хотя должен признаться — мне всегда было интересно посмотреть, как выглядят наши четыреста миллионов фунтов изнутри.
  
  Постройка здания шотландского парламента расколола общество на две части с тех самых пор, как в прессе появились его проекты. Кому-то они казались дерзкими и революционными, кого-то куда больше интересовало, во что обойдется эта странная — если не сказать хуже — затея. Сам архитектор умер еще до того, как было закончено строительство; скончался и человек, который ему этот проект заказал, но, несмотря на все трудности, здание все-таки построили. Даже Ребус не мог не признать, что Палата Дебатов, которую он видел в теленовостях, выглядит весьма эффектно.
  
  Когда детективы сообщили дежурному, что им нужна Меган Макфарлейн, тот сначала позвонил в секретариат парламента и удостоверился, что Ребуса и Шивон ожидают, и только после этого выписал им два гостевых пропуска. По его звонку откуда-то явился еще один штатный сотрудник, который велел им следовать за собой. Высокий, с торопливой, чуть семенящей походкой, он — как и дежурный администратор — вряд ли был моложе шестидесяти пяти. Шагая за ним, Ребус и Шивон преодолели несколько коридоров, поднялись куда-то на лифте и снова углубились в лабиринт переходов и поворотов.
  
  — Дерево и бетон, — вполголоса заметил Ребус.
  
  — И стекло, — добавила Шивон.
  
  — Особое стекло, — поправил Ребус. — Весьма качественное и весьма дорогое, я полагаю…
  
  За весь путь их провожатый не проронил ни слова, пока за очередным поворотом они не наткнулись на встречавшего посетителей крепкого молодого человека.
  
  — Спасибо, Сэнди, — сказал он. — Дальше я сам.
  
  Сэнди повернулся и потрусил в обратную сторону. Шивон хотела поблагодарить его, но в ответ он буркнул что-то неразборчивое. Похоже, старик изрядно запыхался от быстрой ходьбы.
  
  — Меня зовут Родди Лидл, — представился тем временем молодой человек. — Я — один из секретарей Мег.
  
  — А кто такая Мег? — спросил Ребус.
  
  Родди уставился на него с таким видом, словно услышал не слишком удачную шутку, и Ребус счел необходимым пояснить:
  
  — Наш начальник велел нам приехать сюда и встретиться с Меган Макфарлейн. По-видимому, она ему звонила. Вот все, что нам известно.
  
  — Вашему начальнику позвонил я, — заявил Родди Лидл таким тоном, что можно было подумать: это задание было трудным и опасным, но он блестяще с ним справился.
  
  — Молодец, сынок! — сказал Ребус негромко.
  
  Это «сынок», по-видимому, глубоко уязвило Родди, который, несмотря на свои двадцать с небольшим лет, явно считал себя человеком, сделавшим карьеру в большой политике. Смерив инспектора неприязненным взглядом, он после непродолжительного колебания решил не обращать на него внимания.
  
  — Мег вам все объяснит. — И с этими словами Родди Лидл величественно повернулся и повел их в дальний конец коридора.
  
  Личные кабинеты членов шотландского парламента оказались довольно просторными, с многочисленными столами — как для самих политиков, так и для их многочисленных секретарей и помощников. Именно здесь Ребус впервые воочию увидел многократно осмеянные в прессе «уютные альковы» — небольшие приоконные ниши, где стояли мягкие кресла и крохотные журнальные столики. Предполагалось, что именно в таких «альковах» члены парламента будут предаваться размышлениям и рождать свежие и прекрасные идеи.
  
  В одной из таких ниш их и дожидалась Меган Макфарлейн. Увидев посетителей, она поднялась с кресла, чтобы поздороваться.
  
  — Я рада, что вы смогли приехать так скоро, — сказала она. — Вы, конечно, очень заняты с этим расследованием, поэтому постараюсь не слишком вас задерживать.
  
  Меган Макфарлейн оказалась невысокой, стройной, на редкость элегантной женщиной. Аккуратная — волосок к волоску — прическа, умелый, но не чрезмерный макияж, модные полукруглые очки, которые, впрочем, постоянно сползали на самый кончик носа. Большую часть времени член парламента смотрела на детективов не сквозь стекла, а поверх них.
  
  — Меня зовут Меган Макфарлейн, — сказала она, взглядом и интонацией предлагая детективам назвать свои имена.
  
  Ребус и Шивон представились, и член парламента огляделась по сторонам в поисках места, где можно было бы спокойно поговорить. Похоже, ей в голову пришла какая-то идея.
  
  — Давайте спустимся вниз и выпьем кофе, — предложила она. — Принести тебе чашечку? — обратилась она к Родди Лидлу, который, усевшись за свой стол, уткнулся в компьютер.
  
  — Нет, Меган, спасибо. Одной чашки в день мне вполне достаточно.
  
  — Ну, хорошо… Кстати, сегодня мне нужно быть в палате?.. — Дождавшись, пока секретарь отрицательно качнет головой, член парламента повернулась к Шивон: — Кофе действует на меня как диуретик, а во время важного обсуждения это было бы совсем некстати.
  
  Они прошли по тому же коридору, каким пришли, потом стали спускаться по внушительного вида лестнице. По дороге Меган Макфарлейн сообщила им, что «шотландские националисты возлагают большие надежды на майские выборы».
  
  — По данным последнего социологического опроса, мы опережаем лейбористов на пять пунктов. Блэр теряет популярность, да и Гордон Браун тоже. Война в Ираке, продажа титулов за взятки… Кстати, это последнее расследование было начато по инициативе одного из моих коллег. Недавно Скотленд-Ярд объявил о том, что ему удалось собрать «весьма значительные и важные материалы», и лейбористы ударились в панику. — Член парламента с довольным видом улыбнулась. — Боюсь, теперь нашим противникам не избежать очередного громкого скандала.
  
  — Чего вы добиваетесь? Протестного голосования?[3] — уточнил Ребус.
  
  Если Макфарлейн и почувствовала скрытую в этих словах насмешку, то никак этого не показала. А может быть, просто решила, что подобная бестактность не заслуживает ответа.
  
  — Чего нам ожидать, если на майских выборах ваша партия одержит победу? — продолжал допытываться Ребус. — Референдума о независимости?
  
  — Именно. Не больше, но и не меньше. Лейбористская партия на протяжении пятидесяти лет не оправдывала надежд шотландского народа. Настало время это изменить.
  
  Когда в кафетерии они встали в очередь у прилавка, Меган Макфарлейн сказала, что она угощает, и спросила, чего бы они хотели. Шивон попросила капучино, Ребус — двойной эспрессо. Сама член парламента выбрала черный кофе, в который высыпала три пакетика сахара. Поблизости стояло несколько столиков, и они заняли тот, что был свободен, сдвинув к краю оставленные предыдущими посетителями пустые чашки.
  
  — Мы по-прежнему ничего не знаем о цели нашей сегодняшней встречи, — сказал Ребус, отпивая глоток кофе. — Надеюсь, вы не против, если мы перейдем непосредственно к делу? Как вы справедливо заметили, нас ждет расследование, поэтому…
  
  — Да, конечно, — согласилась Макфарлейн и ненадолго замолчала, словно собираясь с мыслями. — Что вам известно лично обо мне? — спросила она после паузы.
  
  Ребус и Шивон переглянулись.
  
  — До того момента, когда нам приказали встретиться с вами, ни я, ни моя коллега о вас даже не слышали, — признался он.
  
  Стараясь скрыть свое разочарование, Меган Макфарлейн принялась дуть на свой кофе.
  
  — Я — член парламента от Шотландской национальной партии, — сказала она.
  
  — Это мы уже поняли.
  
  — Это означает, в частности, что мне небезразлична судьба моей родной страны. Чтобы обеспечить процветание независимой Шотландии в наступившем столетии, нам необходимы инициатива, предприимчивость и инвестиции. — Она поочередно загнула три пальца на правой руке. — Именно поэтому я стала активным участником КВГ — Комитета по возрождению городов. Разумеется, наша деятельность касается не только самих городов, — добавила Макфарлейн. — Я даже предложила изменить название комитета, чтобы сделать яснее наши цели и задачи.
  
  — Простите, что перебиваю, — вмешалась Шивон, заметив, что Ребус порывается ляпнуть какую-то бестактность. — Но какое отношение все это имеет к нам?
  
  Макфарлейн опустила взгляд и слегка улыбнулась.
  
  — Извините. Когда я заговариваю о том, что меня по-настоящему волнует, мне бывает трудно остановиться.
  
  Взгляд Ребуса, брошенный в сторону Шивон, яснее ясного выражал, что он думает.
  
  — Этот случай с русским поэтом… — проговорила Макфарлейн. — Дело очень не простое. В том числе с политической точки зрения.
  
  — Почему? — требовательно спросил Ребус.
  
  — В настоящее время в Шотландии находится группа крупных предпринимателей из России. Это очень богатые люди — олигархи, представляющие нефтегазовую, сталелитейную и некоторые другие отрасли промышленности. Русские связывают с Шотландией определенные надежды, и нам бы не хотелось, чтобы какая-то несчастливая случайность омрачила отношения взаимного доверия, которые нам удалось установить за последние несколько лет. Больше того, мы определенно не хотим предстать в глазах наших партнеров страной, которая не чтит законов гостеприимства, которая заражена расовой и культурной нетерпимостью и… Взять хотя бы недавнее происшествие с этим сикхским мальчиком…
  
  — Вы хотите знать, было ли это нападением на национальной почве? — уточнила Шивон.
  
  — Один из наших гостей выразил подобное опасение, — призналась Макфарлейн и посмотрела на Ребуса, но тот снова рассматривал потолок.
  
  Где-то он слышал, что вогнутые секции этого потолка должны символизировать лодки или корабли, которые понесут независимую Шотландию в светлое будущее… или куда-то там еще. Когда он снова взглянул на члена парламента, лицо у нее было таким, словно она срочно нуждалась в ободрении, однако Ребус не спешил ее утешить.
  
  — Мы не исключаем ни одной версии, — сказал он. — Не далее как сегодня утром представитель русского консульства упоминал о случаях нападения на каких-то иммигрантов из Восточной Европы, поэтому этот вариант мы тоже обязательно проверим.
  
  Лицо Меган Макфарлейн вытянулось. Член парламента была шокирована, чего он и добивался. Шивон спрятала улыбку за поднятой к губам чашкой с кофе. Ребус между тем решил, что еще не все выжал из сложившейся ситуации.
  
  — Кстати, — невозмутимо продолжил он, — вы не знаете — никто из этих русских бизнесменов не встречался с Федоровым в последние несколько дней? Если да, то нам придется побеседовать и с ними…
  
  От необходимости отвечать Меган Макфарлейн избавило появление какого-то мужчины. Как и у детективов, на лацкане его пиджака висел бэджик посетителя.
  
  — Привет, Меган, — проговорил он немного нараспев. — Я заметил тебя еще от стойки дежурного. Надеюсь, я не помешал?..
  
  — Разумеется, нет. — Член парламента не смогла скрыть своего облегчения. — Угостить тебя кофе, Стю? — Повернувшись к Ребусу и Шивон, она добавила: — Мистер Стюарт Джени из Первого шотландского банка. А это — детективы, которые занимаются делом Федорова.
  
  Стюарт пожал полицейским руки и только потом придвинул к столику свободный стул.
  
  — Надеюсь, вы оба — клиенты нашего банка? — промолвил он с профессиональной полуулыбкой.
  
  — Состояние моих финансов таково, что я… — Ребус слегка откашлялся. — Пожалуй, вам следует радоваться, что я держу свои сбережения у конкурентов.
  
  Джени картинно поморщился. Перекинутый через руку плащ он аккуратно уложил на колени.
  
  — Вы здесь по поводу Федорова? Ужасный случай, — сказал он, качая головой, пока Макфарлейн отправилась за кофе для своего избавителя.
  
  — Ужасный, — подтвердил Ребус.
  
  — Судя по тому, что рассказала нам мисс Макфарлейн, — добавила Шивон, — вы с ней уже обсуждали это убийство.
  
  — Да, она упоминала о нем сегодня утром, — признал Джени, приглаживая свои светлые волосы. Его покрытое веснушками лицо и розовая кожа напомнили Ребусу гольфиста Колина Монтгомери. Темно-синие глаза банкира были почти одного цвета с галстуком.
  
  — Мы разговаривали по телефону, — добавил он.
  
  — Вы имеете какое-то отношение к этим русским бизнесменам? — спросил Ребус.
  
  Джени кивнул:
  
  — ПШБ никогда не отказывается от перспективных клиентов, инспектор.
  
  ПШБ — именно так большинство людей называли Первый шотландский банк. Это фамильярное сокращение отражало популярность, которой банк пользовался в самых широких слоях общества. Он был крупнейшим работодателем и, возможно, наиболее прибыльной частной компанией во всей Шотландии. Телевизионные рекламные ролики, напоминавшие мини-сериалы, изображали банк и его клиентов как большую, дружную семью, в которой каждый помогает каждому. Новенькая штаб-квартира банка, возведенная, несмотря на протесты общественности, в пригородной зеленой зоне, была городом в миниатюре, включавшим собственные магазины, прачечные и кафе. Здесь сотрудники корпорации могли привести в порядок волосы, купить полуфабрикаты на ужин, позаниматься в фитнес-центре и даже сыграть в гольф на собственном поле компании (девять лунок и прекрасный пейзаж).
  
  — Если вы ищете кого-то, кто помог бы вам уладить проблемы с перерасходом… — Джени протянул Ребусу и Шивон свои визитки.
  
  Макфарлейн, которая как раз вернулась к столу, увидела это и рассмеялась, одновременно протягивая ему кофе. При этом Ребус заметил, что Джени, — как и Макфарлейн, — пьет простой черный кофе. Похоже, Стюарт Джени был из тех многоопытных бизнесменов, которые на встречах с важными клиентами пьют то же, что и они. Пару лет назад в Тулиалланском полицейском колледже Ребус даже прослушал несколько лекций на эту тему. Курс назывался «Сопереживание как один из методов эффективного допроса». Вкратце суть метода сводилась к тому, что при работе со свидетелем или подозреваемым полицейский офицер должен найти с ним точки соприкосновения и попытаться проявить сочувствие к его проблемам, даже если на самом деле он никакого сочувствия не испытывает. Правда, самому Ребусу так и не удалось применить полученные знания на практике, но он знал, что для людей типа Джени подобное поведение является более чем естественным.
  
  — Ты просто неисправим, Стю! — воскликнула член парламента. — Ищешь новых клиентов в любом месте и в любое время. Это, в конце концов, неэтично!.. — Но, говоря это, она продолжала улыбаться, и Джени, усмехнувшись, подтолкнул свои визитки ближе к полицейским.
  
  — Мистер Джени, — сказала Шивон, — только что сообщил нам, что вы уже обсуждали смерть Александра Федорова.
  
  Меган Макфарлейн медленно кивнула.
  
  — Стюарт консультирует наш Комитет по возрождению городов.
  
  — Я и не подозревал, что ПШБ поддерживает Шотландскую национальную партию, — удивился Ребус.
  
  — Наш банк занимает строго нейтральную позицию, — твердо сказал Джени. — Что касается комитета, то двенадцать его членов представляют пять политических партий.
  
  — И со сколькими из них вы разговаривали сегодня по телефону?
  
  — Пока только с Меган, — признался банкир. — Но до вечера еще уйма времени. — Он демонстративным жестом поднес к глазам часы.
  
  — Стюарт дает нам ценные советы по вопросам внутренних инвестиций, — пояснила Макфарлейн, но Ребус пропустил ее слова мимо ушей.
  
  — Скажите, мистер Джени, мисс Макфарлейн, случайно, не просила вас заехать сегодня в парламент? — спросил он.
  
  Прежде чем ответить, банкир метнул на члена парламента вопросительный взгляд. Ребусу было этого достаточно, и он, не давая противнику опомниться, перенес огонь на Макфарлейн.
  
  — Кто это был? — спросил Ребус.
  
  Член парламента растерянно моргнула:
  
  — Простите, что?..
  
  — Кто из приезжих русских бизнесменов интересовался Федоровым?
  
  — Зачем вам это знать?
  
  — А почему бы мне этого не узнать? — Для пущего эффекта Ребус чуть приподнял бровь.
  
  — Инспектор загнал тебя в угол, Мег. — Джени кривовато улыбнулся.
  
  Ответом ему был откровенно злобный взгляд, который, впрочем, сменился совершенно нейтральным выражением, стоило члену парламента повернуться к Ребусу.
  
  — Федоровым интересовался Сергей Андропов.
  
  — Мне помнится, такая же фамилия была у одного из русских президентов, — вставила Шивон.
  
  — Они не родственники, — ответил Джени, прихлебывая кофе. — В нашей штаб-квартире его за глаза называют Свенгали.[4]
  
  — Почему, сэр? — с искренним любопытством спросила Шивон.
  
  — Из-за участия во множестве недружественных поглощений и банкротств, из-за способов, с помощью которых он превратил свою компанию в одного из крупнейших игроков на мировом рынке, из-за его умения заговорить партнера, чтобы добиться уступок, из-за его азартности и абсолютной безжалостности… — Казалось, Джени может говорить так целый день. — Я, впрочем, уверен, — добавил он в полном противоречии к сказанному, — что прозвище Свенгали не подразумевает ничего дурного.
  
  — Складывается впечатление, что это вы не видите в нем ничего дурного, после того как он заговорил вам зубы, — подвел итог Ребус. — Вероятно, Первый шотландский будет рад видеть мистера Андропова и его коллег в числе своих клиентов.
  
  — Они уже наши клиенты.
  
  — Александр Федоров тоже был вашим клиентом, и поглядите, к чему это его привело, — нанес удар Ребус, которому очень хотелось стереть с лица банкира самодовольную ухмылку.
  
  — Инспектор Ребус хотел сказать, — вмешалась Шивон, — что вы могли бы нам очень помочь, если бы сообщили какие-то подробности о состоянии счета Федорова, а также о его последних расходах.
  
  — Право, не знаю, смогу ли я… В конце концов, существует определенный порядок, и…
  
  — Я понимаю, сэр, но эти сведения помогут нам быстрее поймать преступника и заодно успокоят ваших клиентов.
  
  Джени задумчиво пожевал губами.
  
  — У Федорова был душеприказчик?
  
  — Нет, насколько нам известно.
  
  — А в каком отделении банка он открыл счет? — Шивон обезоруживающе улыбнулась.
  
  — Ладно, я узнаю, что можно сделать.
  
  — Мы высоко ценим вашу готовность помочь, сэр, — сказал Ребус. — Связаться с нами вы можете через Гейфилдский полицейский участок. — Он сделал вид, будто с восхищением осматривает помещение. — Там, конечно, не так шикарно, как здесь, но с другой стороны, содержание полиции никогда не обходилось налогоплательщикам слишком дорого.
  9
  
  От парламента до муниципалитета было рукой подать. Дежурному администратору Ребус сообщил, что у них на два часа назначена встреча с лордом-мэром, но они приехали слишком рано, и — нельзя ли пока оставить машину на служебной парковке перед входом? Администратор не возражал, и Ребус, просияв, спросил, нельзя ли им скоротать оставшееся до встречи время, повидавшись с Грэмом Маклеодом. И снова возражений не последовало. Ему и Шивон выписали гостевые пропуска, проверили их металлодетектором и пропустили внутрь. Пока они ждали лифта, Шивон повернулась к Ребусу.
  
  — Ты здорово справился с Макфарлейн и Джени, — сказала она.
  
  — Ясное дело, — кивнул Ребус. — Ведь большую часть работы ты предоставила именно мне.
  
  — Мне хотелось сказать комплимент, но теперь я вижу, что поторопилась. — Шивон состроила обиженную гримасу, но тотчас улыбнулась.
  
  Ребус улыбнулся в ответ.
  
  — Как ты думаешь, сколько времени пройдет, прежде чем персонал догадается, что мы незаконно занимаем место на парковке? — спросила она.
  
  — Это зависит от того, как скоро они осмелятся побеспокоить секретаря лорда-мэра.
  
  Подошел лифт, и они спустились на два этажа под землю, где их ждал мужчина. Грэм Маклеод — представил его Ребус. Маклеод отвел детективов в ЦНК, объяснив по дороге, что это сокращение означает Центр наблюдения и контроля. Ребусу уже приходилось бывать здесь, но Шивон попала в ЦНК впервые. При виде десятков мониторов, перед каждым из которых сидел за компьютером сотрудник, ее глаза расширились от изумления, и Маклеод это заметил. Ему нравилось производить впечатление на посетителей, к тому же для подобных случаев у него была заготовлена небольшая речь, которую он произносил с неизменным удовольствием.
  
  — Вот уже десять лет, как в нашем городе функционирует система наблюдения и контроля, — начал он. — Сейчас в это трудно поверить, но начинали мы с каких-нибудь полутора десятков видеокамер, установленных по преимуществу в центре города. Сейчас таких камер больше ста тридцати, и в ближайшее время будет установлено еще несколько десятков. Мы поддерживаем постоянную связь с Полицейским оперативным центром в Билстоне. Тысяча двести арестов ежегодно — вот результат работы наших операторов, которые не теряют бдительности, хотя работать им приходится в тесной и душной подземной комнате.
  
  Из-за идущего от мониторов тепла в зале действительно было жарковато, и Шивон сняла куртку.
  
  — Мы работаем без выходных, двадцать четыре часа в сутки, — с воодушевлением продолжал Маклеод. — Наши операторы могут следить за перемещениями подозреваемого и сообщать полиции его точное местонахождение. — Над каждым монитором имелся номер, он указал на ближайший из них. — Вот это, например, Грассмаркет. И если Джейн… — добавил Маклеод, имея в виду работавшую за монитором женщину, — станет нажимать на соответствующие кнопки на клавиатуре, камера наблюдения повернется в нужную сторону. Имеется также возможность увеличить изображение каждого человека, который паркует свою машину или выходит из паба или магазина в зоне действия камеры.
  
  Джейн, как послушная ученица, тут же продемонстрировала, как это делается, и Шивон кивнула.
  
  — Какая отчетливая картинка, — сказала она с неподдельным восхищением. — И цветная! Я-то думала, что увижу черно-белое изображение. Скажите, на Кинг-стейблз-роуд тоже установлены такие камеры?
  
  Маклеод сухо усмехнулся:
  
  — Знаю, знаю, зачем вы явились… — Он взял в руки журнал дежурств и перелистал страницы. — В тот день старшим смены был Мартин. Он зафиксировал движение полицейских машин и «скорой помощи»… — Маклеод провел пальцем по странице, ища соответствующую графу. — Он даже проверил запись, сделанную раньше, но не обнаружил ничего заслуживающего внимания.
  
  — Но ведь это не означает, что там действительно нет ничего интересного.
  
  — Не означает, — согласился Маклеод.
  
  — Шивон утверждает, — вмешался Ребус, — что в Соединенном Королевстве камер наблюдения больше, чем в любой другой стране мира.
  
  — У нас в стране установлено около двадцати процентов от всего мирового количества систем видеонаблюдения. Грубо говоря, по одной камере на каждые десять-пятнадцать человек.
  
  — Не многовато ли? — пробормотал себе под нос Ребус.
  
  — И вы сохраняете все записи? — поинтересовалась Шивон.
  
  — Мы делаем все, что в наших силах, — ответил Маклеод. — Запись ведется и на видеопленку, и на жесткие диски компьютерных систем, однако у нас есть свои правила…
  
  — Грэм имеет в виду, — пояснил Ребус, — что он не может просто передать нам материалы. Это запрещено Законом о защите информации тысяча девятьсот девяносто седьмого года.
  
  Маклеод важно кивнул:
  
  — Девяносто восьмого, Джон. Мы с радостью отдадим вам все, что у нас есть, но сначала вам придется пройти по всем положенным инстанциям.
  
  — Именно поэтому я привык доверять суждениям моего друга, — сказал Ребус Шивон и снова повернулся к Маклеоду: — Я абсолютно уверен, Грэм, что ты прошелся по интересующим нас записям частым гребнем, или как это называется у вас, компьютерщиков…
  
  Маклеод улыбнулся и снова кивнул:
  
  — Мне помогала Джейн. Фотографии жертвы мы запросили из нескольких новостных агентств. Вашего клиента мы засекли на Шэндвик-плейс вскоре после десяти вечера. Он шел пешком и был один. Через полчаса мы обнаружили его на Лотиан-роуд. Но на самой Кинг-стейблз-роуд, к сожалению, камер наблюдения нет.
  
  — Тебе не показалось, что его кто-то незаметно преследует? — спросил Ребус.
  
  Его приятель покачал головой:
  
  — Нет, ни я, ни Джейн ничего такого не заметили.
  
  Шивон снова окинула взглядом ряды мониторов:
  
  — Еще несколько лет, и я останусь без работы.
  
  Маклеод рассмеялся:
  
  — Я в этом сомневаюсь. Слишком уж тонкая грань пролегает между наблюдением и тотальной слежкой. Вторжение в частную жизнь остается весьма болезненным вопросом для борцов за гражданские права. Они мешают нам буквально на каждом шагу.
  
  — Просто удивительно, — снова пробормотал Ребус.
  
  — Разве ты хотел бы, чтобы одна из наших камер день и ночь заглядывала к тебе в окно? — поддразнил Маклеод. — Ни за что не поверю!
  
  Шивон быстро что-то подсчитывала в уме.
  
  — Счет, который Чарльз Риордан оплатил в ресторане-карри, был выписан примерно без десяти десять. Потом они расстались, и Федоров направился в центр города по Шэндвик-плейс. Почему же ему потребовалось полчаса, чтобы преодолеть четверть мили и оказаться на Лотиан-роуд?
  
  — Может, он останавливался по дороге, чтобы пропустить кружечку-другую? — предположил Ребус.
  
  — Риордан упоминал «Мадерс» и гостиницу «Каледониан». Федоров мог побывать в любом из этих мест, однако к десяти сорока он снова был на улице. Примерно в десять сорок пять он проходил мимо автомобильной парковки… — Она посмотрела на Ребуса, и тот кивнул, соглашаясь.
  
  — Парковка закрывается в одиннадцать, — сказал он. — Значит, нападение произошло быстро. Что было потом? — спросил Ребус у Маклеода.
  
  — Случайный прохожий, обнаруживший тело, вызвал полицию в одиннадцать двадцать, — ответил тот. — Мы проверили записи, сделанные камерами на Грассмаркет и Лотиан-роуд как за десять минут до, так и десятью минутами после этого времени, но… — Он пожал плечами. — Все было как обычно: припозднившиеся гуляки, пара туристов, любители ночных походов по магазинам… Громилу, размахивавшего окровавленным молотком, ни я, ни Джейн не видели.
  
  — Боюсь, нам все-таки нужно будет взглянуть на эти записи, — сказал Ребус. — Быть может, мы увидим на пленке лица, которые знакомы нам, но неизвестны вам.
  
  — Очень может быть, — подтвердил Маклеод.
  
  Ребус пристально взглянул на него:
  
  — Но ты все-таки хочешь, чтобы мы пошли официальным путем?
  
  Маклеод ничего не ответил, только нахмурился и сложил руки на груди, но его молчание было красноречивей слов.
  
  Они уже шли к выходу из вестибюля (Ребус как раз распечатывал новую пачку сигарет), когда их остановил младший администратор или секретарь, одетый в некое подобие ливреи. Ребусу понадобилось несколько мгновений, чтобы понять — рядом с секретарем стоит сама госпожа лорд-мэр: надетая поверх мантии толстая золотая цепь служила отличительным знаком ее высокого положения. Лицо у нее было недовольным.
  
  — У нас, кажется, назначена встреча, — проговорила она. — Вот только кроме вас двоих об этом почему-то никто не знает.
  
  — Вероятно, произошла какая-то ошибка, — извинился Ребус.
  
  — А не было ли это простой уловкой, чтобы использовать нашу служебную стоянку в личных целях?
  
  — Ни в коем случае, мадам! — искренне возмутился таким предположением Ребус.
  
  Госпожа лорд-мэр окинула его еще одним сердитым взглядом:
  
  — Уезжайте немедленно. Место на парковке необходимо нам для более важных гостей.
  
  Рука, в которой Ребус держал пачку сигарет, непроизвольно сжалась.
  
  — Разве что-то может быть важнее убийства? — спросил он.
  
  Она мгновенно поняла, о чем речь.
  
  — Вы имеете в виду убийство русского поэта? Да, этот случай необходимо расследовать как можно скорее.
  
  — Чтобы не волновать влиятельных толстосумов с берегов Волги? — предположил Ребус и, немного подумав, добавил: — Что связывает с ними городской совет? Меган Макфарлейн сказала, что в этом как-то участвует ее Комитет по возрождению городов.
  
  Его собеседница кивнула:
  
  — И комитет, и городской совет тесно сотрудничают с нашими русскими деловыми партнерами и…
  
  — Иными словами, вы делаете все, чтобы ублажить этих жирных котов. Я рад, что налоги, которые я плачу в городскую казну, тратятся столь разумно и с пользой.
  
  Госпожа лорд-мэр с выражением крайнего раздражения на лице шагнула вперед. Она уже собиралась сказать что-то нелицеприятное, когда ее секретарь многозначительно откашлялся. Сквозь широкие окна Ребусу была хороша видна длинная черная машина, которая пыталась протиснуться в арку перед зданием муниципалитета. Градоначальница ничего не сказала — только круто развернулась на каблуках и решительно зашагала прочь. Ребус выждал еще секунд пять, потом двинулся в противоположную сторону, Шивон — следом.
  
  — Приятные у тебя знакомые, ничего не скажешь, — заметила она, когда они вышли на парковку.
  
  — Мне осталась всего неделя до пенсии, Шив! Какое мне дело?..
  
  Они прошли несколько ярдов, потом остановились, и Ребус закурил.
  
  — Ты видел сегодняшние утренние газеты? — спросила Шивон. — Энди Керр объявлен политиком года.
  
  — А кто он такой? — уточнил Ребус.
  
  — Человек, который предложил ввести запрет на курение в общественных местах.
  
  Ребус только фыркнул. Немногочисленные курильщики, собравшиеся у входа в муниципалитет, с интересом наблюдали за тем, как длинная черная машина остановилась прямо перед госпожой лорд-мэром, которая лично вышла встречать гостей. Ее ливрейный секретарь бросился вперед, чтобы открыть заднюю дверцу. Тонированные стекла скрывали сидевшего внутри пассажира, но, как только он вышел, Ребус сразу догадался, что перед ним один из русских миллиардеров. Просторное пальто, черные перчатки, застывшее, неулыбчивое лицо грубой лепки… На вид этому человеку было лет сорок, хотя его коротко остриженные, ухоженные волосы уже начали седеть на висках. Во время принятых в таких случаях рукопожатий и приветствий его холодные стального цвета глаза обежали собравшихся у входа людей (включая Ребуса и Шивон), ненадолго останавливаясь на каждом, словно навеки запечатлевая их лица где-то в глубинах памяти.
  
  Потом прибывшие двинулись внутрь. Провожая их взглядом, Ребус глубоко затянулся.
  
  — Сдается мне, что русское консульство в Эдинбурге подрабатывает извозом, — сказал он, разглядывая черный «мерседес».
  
  — Это та самая машина, на которой приезжал Стахов? — догадалась Шивон.
  
  — Очень может быть.
  
  — И водитель тот же?
  
  — Трудно сказать.
  
  Из здания муниципалитета появился еще один сотрудник, который жестами велел Ребусу поскорее отъезжать, чтобы водитель черного «мерседеса» смог припарковаться. В ответ Ребус показал поднятый вверх палец — дескать, еще минуточку. Только потом он заметил, что на лацкане куртки Шивон все еще болтается карточка гостевого пропуска.
  
  — Лучше вернуть эту штуку, — сказал Ребус. — На, подержи-ка… — Он протянул ей недокуренную сигарету, но, поскольку Шивон явно не хотелось к ней прикасаться, Ребус пристроил окурок на отливе ближайшего окна. — Следи, чтобы не улетела, — предупредил он, отцепляя пропуска от ее и своей курток.
  
  — Я уверена, что им не нужны эти бумажки, — сказала Шивон, но Ребус только улыбнулся и снова исчез в вестибюле.
  
  — Я подумал, нам следует вернуть наши пропуска, — сказал он, любезно улыбнувшись сидевшей за стойкой дежурного администратора женщине. — В конце концов, их всегда можно переработать на макулатуру. Мы все должны вносить посильный вклад в сохранение лесов, не так ли?
  
  Администраторша улыбнулась в ответ.
  
  — Кстати, — добавил Ребус самым естественным тоном, — что это за важная шишка? Это тот, о ком я подумал, или?..
  
  — Какой-то крупный бизнесмен из России, — ответила женщина. Книга регистрации посетителей все еще лежала перед ней раскрытой, и имя последнего гостя было вписано в нее синими чернилами авторучкой с толстым пером. Она назвала его: — Сергей Андропов.
  
  — Куда теперь? — спросила Шивон.
  
  — В паб, — коротко ответил Ребус.
  
  — Ты имеешь в виду какой-то конкретный паб?
  
  — Разумеется. Едем в «Мадерс».
  
  Но когда Шивон уже выехала на Джонстон-террас, Ребус неожиданно велел ей немного отклониться от маршрута. Несколько левых поворотов — и они оказались на Кинг-стейблз-роуд. Остановившись возле автомобильной парковки, они сразу убедились, что Тиббет и Хейс не филонят.
  
  Шивон выключила зажигание и посигналила. Тиббет обернулся и помахал им рукой. Он засовывал под дворники машин листовки с призывом к потенциальным свидетелям обратиться в полицию. Хейс устанавливала напротив выезда со стоянки раскладной щит, представлявший собой увеличенный вариант бумажных листовок. Под зернистой фотографией Федорова было написано: «В среду 15 ноября с. г. на стоянке подвергся нападению мужчина, впоследствии умерший от ран. Если вы что-то видели, слышали, если знаете людей, чьи машины могли находиться на парковке в этот день, просьба обратиться в дежурную часть полицейского управления по телефону…» Далее следовал номер коммутатора городского управления.
  
  — Раз вы здесь, — меланхолично обронил Ребус, — значит, в нашем отделе сейчас никого нет.
  
  — Макрей примерно так и сказал, — отозвалась Хейс, любуясь результатами своего труда. — Он уже интересовался, сколько человек необходимо привлечь нам на помощь.
  
  — Я люблю маленькие, но тщательно подобранные команды, — сказал Ребус.
  
  — В таком случае, сэр, вы явно болеете не за «Сердца», — пробормотал Тиббет.
  
  — Значит, ты, Колин, как и наша Шивон, болеешь за «Гибернийцев»?
  
  — За «Ливингстон», — поправил тот.
  
  — Говорят, у «Сердец» теперь русский владелец? — поинтересовался Ребус.
  
  — Я слышала, он литовец, — ответила вместо Тиббета Шивон.
  
  Она хотела добавить что-то еще, но Хейс ее перебила, спросив, куда направляется «высокое начальство».
  
  — Высокое начальство направляется в паб, — сказала Шивон.
  
  — Везет вам…
  
  — Мы по делу.
  
  — А что делать нам с Колином, когда мы здесь закончим? — спросила Хейс, глядя на Ребуса.
  
  — Возвращайтесь на базу, — велел он. — И приготовьтесь к шквалу телефонных звонков.
  
  — И еще одно… — внезапно спохватилась Шивон. — Пусть кто-нибудь из вас позвонит на Би-би-си и попросит прислать нам запись передачи «Время вопросов», в которой выступал Федоров. Мне хочется понять, действительно ли он был таким бунтарем, как его малюют.
  
  — Отрывок этого выступления вчера вечером показывали в программе новостей, — подсказал Колин Тиббет. — У них был довольно большой блок, посвященный убийству, и они показали фрагмент той передачи. Сдается мне, кроме этого у них больше ничего нет — никаких его съемок.
  
  — Спасибо за информацию. — Шивон широко улыбнулась. — В таком случае, может быть, ты позвонишь на Би-би-си?
  
  Тибет кивнул. Внимание Шивон тем временем привлекла пачка листовок, которые он еще не успел разложить по машинам. Листовки печатались на бумаге разных цветов, но сегодня большинство из них почему-то были отвратительного розового цвета. Шивон спросила — почему.
  
  — Они были нужны срочно, — пояснил Тиббет. — А в типографии нам смогли предложить только такую бумагу.
  
  — Ладно, Шив, поехали… — поторопил Ребус, направляясь к машине, но у Хейс, похоже, появилась еще одна блестящая идея.
  
  — Нужно провести еще полный допрос свидетелей. Мы с Колином могли бы этим заняться, — с надеждой добавила она.
  
  Прежде чем отвергнуть ее предложение, Ребус целых пять секунд притворялся, будто серьезно над ним размышляет.
  
  Уже сидя в машине, он задумчиво уставился на знак «Проезд запрещен», мешавший им сразу попасть на Лотиан-роуд.
  
  — Думаешь, стоит рискнуть? — спросила Шивон.
  
  — Решай сама, Шив.
  
  Шивон прикусила нижнюю губу и в три приема развернула машину. Путь до Лотиан-роуд через восточный конец Кинг-стейблз-роуд занял не больше десяти минут, и Ребус заметил, что рисковать, пожалуй, стоило. Еще две минуты спустя они уже парковались на желтой линии напротив «Мадерса», презрев дорожный знак, разрешавший поворот на Квинсферри-стрит только автобусам или такси. Впрочем, аналогичный маневр проделали и белый фургон перед ними, и двигавшийся сзади «универсал».
  
  — По-видимому, подобное происходит здесь регулярно, — заметил Ребус.
  
  Шивон нехорошо оскалилась.
  
  — Я с ума сойду от этого города, — прорычала она. — Хотела бы я знать, кто конкретно занимается планированием дорожного движения в муниципалитете Эдинбурга.
  
  — Тебе необходимо выпить, — рассудительно сказал Ребус.
  
  Сам он редко бывал в этом пабе, но место ему нравилось. «Мадерс» был в меру старомодным заведением с несколькими столиками, большая часть которых была занята сейчас солидного вида клиентами. Включенный телевизор показывал какие-то спортивные программы.
  
  Шивон захватила с собой несколько листовок из пачки Тиббета — не розовых, а желтых. Пока она раскладывала их по столикам, Ребус подошел к бармену. Сунув ему под нос листовку с фотографией Федорова, он спросил:
  
  — Помнишь этого человека? Два дня назад, около десяти вечера он, возможно, побывал в вашем пабе.
  
  — Два дня назад была не моя смена, — буркнул бармен.
  
  — А кто работал вечером пятнадцатого?
  
  — Терри.
  
  — Где он сейчас?
  
  — Отсыпается, скорее всего.
  
  — Он будет работать сегодня вечером?
  
  Когда бармен кивнул, Ребус ладонью прижал листовку к его груди.
  
  — Пусть Терри позвонит мне вне зависимости от того, обслуживал он этого парня или нет. Если он не позвонит, виноват будешь ты. Усек?
  
  Бармен только слегка дернул уголком рта.
  
  — Парень за угловым столиком говорит, что он тебя знает, — сказала Шивон, подходя к Ребусу сзади.
  
  Ребус обернулся и кивнул, потом двинулся к указанному столику. Шивон не отставала.
  
  — Как дела, Здоровяк? — спросил Ребус вместо приветствия.
  
  Мужчина в углу расположился со всеми удобствами. Перед ним на столе стояли полпинты крепкого и бокал с солидной порцией виски, одну ногу он положил на соседний стул, а рукой почесывал грудь, видневшуюся между полами расстегнутой чуть не до пупа застиранной джинсовой рубахи. Ребус не видел его уже лет шесть или семь. Бывший военный моряк, бывший вышибала по имени Подин — Здоровяк Подин. Когда-то он действительно производил впечатление очень сильного человека, но годы давали о себе знать: его широкое, обветренное лицо покрывали глубокие морщины, а во рту с мясистыми губами почти не осталось зубов.
  
  — Неплохо, мистер Ребус. — В знак приветствия они лишь кивнули друг другу, обменявшись взглядами исподлобья.
  
  — Значит, ты теперь здесь обретаешься? — спросил Ребус.
  
  — А что?
  
  — Мне казалось, ты живешь дальше, у побережья.
  
  — Это было давно. Люди меняются, переезжают… — На столе лежали кисет с табаком, зажигалка и пачка папиросной бумаги, и Подин, словно наглядно иллюстрируя свои слова, принялся двигать их с места на место.
  
  — У тебя есть для нас что-то интересное?
  
  Подин надул щеки и медленно выпустил воздух.
  
  — Позапрошлым вечером я был здесь, но вашего парня не видел. — Он кивнул в сторону полицейской листовки. — Но я его знал. То есть не то чтобы знал… Раньше я часто видел его в «Мадерсе», по большей части — незадолго до закрытия. Наверное, он ночная птица… — Подин хохотнул.
  
  — Как и ты, Здоровяк.
  
  — Как и я, точно. Да и вас, инспектор, тоже не назовешь ранней пташкой, насколько я помню.
  
  — Трубка и тапочки, горячее какао на ночь и все такое прочее, — проговорил Ребус. — Теперь я ложусь спать не позже десяти. Как ты только что сказал, люди меняются.
  
  Подин хмыкнул:
  
  — Как-то не верится, что вы, инспектор, могли так сильно перемениться. Кстати, знаете, с кем я тут столкнулся на днях?.. С нашим старым другом Кафферти. Просто удивительно, что вы его до сих пор не упрятали.
  
  — Мы брали его пару раз, Здоровяк.
  
  Подин наморщил нос:
  
  — Ну, может быть, он и получил пару лет вашими стараниями. Но Кафферти, похоже, знает, что нужно сделать, чтобы выйти сухим из воды. — Подин снова покосился на Ребуса. — Я слышал, инспектор, вас вот-вот проводят с почетом… На мой взгляд, вы отлично справлялись с вашей работой, но… Знаете, как о вас говорят?
  
  — Как?
  
  — Как о боксере: отменная техника, но не нокаутер. — Подин отпил глоток виски. — Что ж, как говорится, пенсия — это не старость. Надеюсь, теперь мы будем видеть вас чаще… С другой стороны, как только вы перестанете быть полицейским, вам в любом пабе придется держать ушки на макушке: слишком многие затаили на вас обиду… — Он многозначительно передернул плечами.
  
  — Спасибо за моральную поддержку, Здоровяк. — Ребус бросил взгляд на листовку. — Ты никогда с ним не заговаривал, с этим парнем?
  
  Подин покачал головой и состроил презрительную гримасу.
  
  — А кто-нибудь из местных?
  
  — Этот парень обычно стоял у стойки, как можно ближе к двери. И он приходил сюда ради выпивки, а не ради компании. — Подин помолчал. — Вы не спросили меня о Кафферти…
  
  — А что с ним?
  
  — Он велел передавать вам привет.
  
  Ребус удивленно уставился на Подина.
  
  — Что?.. Прямо так и сказал?
  
  — Так и сказал.
  
  — И где состоялась ваша историческая встреча?
  
  — Как ни странно, совсем недалеко отсюда. Я столкнулся с ним, когда Большой Гор выходил из гостиницы «Каледониан».
  
  Отель «Каледониан» был их следующей целью. Внушительное здание розового цвета имело два входа. Первый вел в вестибюль, где находилась стойка регистрации, поэтому возле нее стоял впечатляющего вида швейцар при полном параде. Через вторую дверь можно было попасть прямиком в бар, открытый как для постояльцев, так и для посторонней публики. Едва оказавшись внутри, Ребус заявил, что его мучит жажда, и заказал кружку пива. Шивон ограничилась томатным соком.
  
  — На противоположной стороне улицы цены были ниже, — заметила она.
  
  — Именно поэтому сейчас платишь ты, — парировал Ребус, но, когда подали счет, он расплатился пятифунтовой банкнотой, явно надеясь на сдачу.
  
  — Твой приятель из «Мадерса» был прав, — задумчиво проговорила Шивон. — Когда я иду куда-то вечером, я стараюсь на всякий случай следить за всеми, кто входит и выходит, чтобы ненароком не столкнуться с… с кем-то, кто меня знает.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Количество правонарушителей, которых мы отправили за решетку, настолько велико, что в силу законов статистики значительная их часть давно должна была вернуться на улицы. Впрочем, чтобы снизить опасность ненароком налететь на кого-то из них, достаточно просто посещать места поприличнее.
  
  — Типа этого?.. — Шивон огляделась. — Как ты думаешь, чем приглянулся Федорову «Каледониан»?
  
  Ребус задумался.
  
  — Понятия не имею, — признался он. — Быть может, это место рождало в его душе какие-то особые… флюиды. Он же поэт!
  
  — Флюиды?.. — Шивон улыбнулась.
  
  — Это словечко я подцепил от тебя.
  
  — Вряд ли.
  
  — Значит, от Тиббета. А что тут такого? По-моему, это вполне приличное слово, и…
  
  — Просто странно слышать его именно от тебя.
  
  — Слышала бы ты меня в шестидесятых!
  
  — В шестидесятых меня и на свете не было.
  
  — Не надо постоянно напоминать мне о моем возрасте, — пробурчал Ребус.
  
  Он залпом допил пиво и сделал знак бармену, держа наготове листовку с портретом Федорова.
  
  Бармен был невысоким, тощим как спичка человеком с наголо выбритым черепом, в котором отражался свет ламп над стойкой. Бэджик на его жилете в шотландскую клетку извещал, что зовут бармена Фредди.
  
  Бросив один взгляд на фото, Фредди почти без раздумий кивнул, причем Шивон показалось, что от его головы по всему бару разбежались световые зайчики.
  
  — Да, в последнее время он заходил к нам несколько раз.
  
  — А позавчера? — спросила Шивон.
  
  — Кажется, да… — Бармен сосредоточенно нахмурился.
  
  Ребус знал, что люди часто задумываются, пытаясь изобрести ложь поубедительнее.
  
  — Вечером, после десяти часов, — подсказал он. — Парень был уже навеселе.
  
  Фредди наконец кивнул:
  
  — Да, припоминаю. Он заказал большую порцию коньяку.
  
  — И все?
  
  — Кажется, да.
  
  — Вы с ним не разговаривали?
  
  Бармен покачал головой, и по стенам снова забегали световые отблески.
  
  — Нет. Теперь-то я знаю, кто это был, — видел новости по телику. Ужасное несчастье!
  
  — Ужасное, — подтвердил Ребус.
  
  — Он сидел за стойкой или за столиком? — уточнила Шивон.
  
  — За стойкой. Всегда только за стойкой. Я догадался, что он иностранец, но… он был совсем не похож на поэта.
  
  — А как, по-вашему, выглядят поэты? — поинтересовался Ребус.
  
  — Не знаю. Не так, наверное… Этот просто сидел и ухмылялся. Ах да, время от времени он что-то записывал в блокнот.
  
  — Это было позавчера?
  
  — Нет, раньше. У него был с собой небольшой блокнот, который как раз помещался в кармане куртки. Одна из официанток даже решила, что он — переодетый инспектор службы общественного питания или журналист, но я был уверен, что она ошибается.
  
  — Но когда Федоров был здесь в последний раз, блокнота вы не видели?
  
  — Нет, в последний раз он ничего не записывал. Только разговаривал с каким-то парнем.
  
  — Что за парень?
  
  Фредди-бармен пожал плечами:
  
  — Не знаю. Вероятно, еще один клиент. Они сидели почти на тех же местах, что и вы сейчас.
  
  Ребус и Шивон переглянулись.
  
  — О чем они говорили?
  
  — Я не слышал.
  
  — Ну-ну, приятель, нет такого бармена, который не любил бы послушать, о чем болтают клиенты.
  
  — Мне показалось — они говорили не по-английски.
  
  — Значит — по-русски? — прищурился Ребус.
  
  — Может быть, — согласился Фредди.
  
  — В зале установлены камеры наблюдения? — спросил Ребус, оглядываясь по сторонам, но бармен покачал головой:
  
  — Нет.
  
  — Хорошо. Впрочем, нет, ничего хорошего… — пробормотал Ребус. — Значит, Федоров разговаривал с мужчиной?
  
  Фредди ответил после чуть заметной паузы:
  
  — Да.
  
  — Описать сможете?
  
  Последовала еще одна пауза.
  
  — Ну, этот был немного постарше… Такой… коренастый. Понимаете, вечером мы гасим часть ламп, а смена выдалась очень напряженной. Я не рассмотрел, извините.
  
  — Вы и так нам очень помогли, — подбодрила его Шивон. — Скажите, как долго они разговаривали?
  
  Фредди пожал плечами.
  
  — Вы не помните, они ушли вместе или по отдельности?
  
  — Поэт… Федоров ушел один, это точно, — уверенно ответил бармен. — Это я запомнил.
  
  — Коньяк у вас, наверное, очень дорогой, — заметил Ребус, еще раз оглядывая бар.
  
  — Да уж не дешевый, — признал бармен. — Но когда пьешь в кредит, цену обычно не замечаешь.
  
  — Да, до тех пор, пока при выписке тебе не предъявляют счет, — согласился Ребус. — Только вот в чем проблема, Фредди: наш русский друг не жил в вашем отеле. Так о каком кредите мы говорим?
  
  Бармен, похоже, только сейчас осознал свою ошибку.
  
  — Послушайте, сэр, мне не нужны неприятности…
  
  — Особенно неприятности с полицией, — кивнул Ребус. — Значит, собеседник Федорова был одним из постояльцев?
  
  Фредди посмотрел сначала на него, потом на Шивон.
  
  — Да… То есть — наверное, — проговорил он слегка упавшим голосом.
  
  Ребус и его напарница снова обменялись взглядами.
  
  — Если бы кто-то приехал сюда из Москвы по делам, — негромко проговорила Шивон, — скажем, в составе делегации… В каком отеле он бы остановился?.
  
  Выяснить этот вопрос можно было только одним способом, поэтому — временно оставив бармена в покое — Шивон и Ребус перешли в главный вестибюль отеля, однако клерк у стойки регистрации ничем не смог им помочь. Он вызвал дежурного администратора, и Ребус повторил свой вопрос:
  
  — Не останавливались ли в вашем отеле приезжие из России?
  
  Администратор долго изучал удостоверение Ребуса и, наконец, спросил, что случилось.
  
  — Пока ничего, приятель, — сказал Ребус самым мягким тоном. — Но обязательно случится, если вы и дальше будете препятствовать мне в расследовании убийства.
  
  — Убийства?! — Дежурный администратор, представившийся как Ричард Браунинг, побледнел так, что цветом лица сравнялся со своей белой сорочкой с той лишь разницей, что та была в мелкую клетку.
  
  — Позавчера вечером некий мужчина вышел из бара отеля и был убит на Кинг-стейблз-роуд. Это означает, что последними, кто видел его живым, были люди, пившие с ним в баре, — продолжал Ребус, делая шаг вперед. — А теперь я намерен взять вашу книгу регистрации и побеседовать с каждым из постояльцев. Пожалуй, я попрошу вас установить рядом со стойкой регистрации дополнительный стол: так мне будет удобнее. Люблю, знаете ли, находиться в центре внимания… — Он радушно улыбнулся. — Да, мистер Браунинг, я могу так поступить, хотя это потребует много времени и к тому же будет иметь не самые благоприятные последствия для вашего отеля. Поэтому… — Он выдержал небольшую паузу. — Поэтому я и прошу вас сказать, есть ли в числе ваших постояльцев русские бизнесмены или туристы.
  
  — Кроме того, — добавила Шивон с приятной улыбкой, — вы бы еще больше облегчили нашу задачу, если бы просмотрели квитанции из бара за соответствующее число и выяснили имя человека, который покупал большую порцию коньяка, скажем, э-э… после десяти часов вечера.
  
  — Наши постояльцы имеют право на частную жизнь, — заспорил Браунинг. — Я не могу…
  
  — Нам нужны только имена, — заверил его Ребус. — А вовсе не список порнографических программ, которые они смотрели по вашему платному каналу.
  
  Браунинг выпрямился с оскорбленным видом, и Ребус сделал движение рукой в знак того, что просит не принимать его слова всерьез.
  
  — Я знаю, знаю, ваш отель не такой, — сказал он. — Так как же все-таки насчет русских?..
  
  Администратор тяжело вздохнул.
  
  — Вы знаете, что в настоящее время в городе находится большая русская делегация? — Ребус кивнул. — Так вот, насколько мне известно, — продолжал Браунинг, — из всей делегации у нас остановилось только трое или четверо. Остальные поселились в «Балморале», «Шератоне», «Джорджиан-хаусе», «Престонфилде» и других.
  
  — Они что, не ладят между собой? — небрежно поинтересовался Ребус.
  
  — Просто ни в одном отеле нет стольких президентских номеров, чтобы разместить их всех. — Браунинг слегка усмехнулся.
  
  — И долго они у вас проживут? — спросил детектив.
  
  — Еще несколько дней. Я слышал, что у них запланирована поездка в «Глениглз», однако они предпочли оставить номера за собой, чтобы не выписываться и не прописываться снова.
  
  — Приятно, должно быть, иметь подобные возможности, — заметил Ребус. — Ну и когда вы сообщите нам имена ваших русских гостей?
  
  — Сначала я должен переговорить с управляющим.
  
  — Когда? — повторил Ребус строже.
  
  — Не могу вам сказать, — пробормотал Браунинг.
  
  — Чем скорее вы это сделаете, тем лучше. — Шивон протянула ему визитную карточку с номером своего мобильного телефона.
  
  — Иначе вам все-таки придется ставить дополнительный стол прямо в вестибюле, — добавил Ребус.
  
  Оставив Браунинга в глубокой задумчивости (он смотрел в пол и теребил свой лавандового цвета галстук), детективы двинулись к выходу. Швейцар заметил их еще издали и предупредительно распахнул дверь, но вместо чаевых Ребус сунул ему в руку полицейскую листовку. Когда они уже шли к машине, припаркованной на пустующей стоянке такси, напротив отеля затормозил уже знакомый им черный «мерседес», и из него вышел Сергей Андропов. Словно почувствовав на себе чужой взгляд, он на мгновение обернулся и посмотрел на Ребуса своими холодными, серыми глазами — будто сфотографировал. В следующую секунду он нырнул в вестибюль. «Мерседес» плавно тронулся с места и, свернув за угол, въехал на стоянку для клиентов.
  
  — Тот же водитель, что и у Стахова? — спросила Шивон.
  
  — Опять я не разглядел, — огорчился Ребус. — Но самое главное, я не спросил у этого мальчишки Браунинга, какого черта столь респектабельный отель позволяет переступать свой порог отпетым мерзавцам вроде Морриса Гордона Кафферти.
  10
  
  Чтобы провести повторный опрос свидетелей, Шивон и Ребус ждали почти до шести, зная, что в это время наверняка застанут нужных людей дома.
  
  Роджер и Элизабет Андерсон жили на южной окраине Эдинбурга — в отдельном коттедже постройки тридцатых, из окон которого открывался вид на Пентландские холмы. Дорожка, которая вела от улицы к дому, была хорошо освещена; слева раскинулся живописный альпинарий, справа тянулся широкий газон, который был подстрижен так тщательно, что казалось — это сделано маникюрными ножницами.
  
  — Миссис Андерсон увлекается ландшафтным дизайном? — заметила по этому поводу Шивон.
  
  — Кто знает, быть может, в их семье именно жена добывает деньги, а муж сидит дома и занимается хозяйством, — ответил Ребус.
  
  Но когда на звонок дверь им открыл сам Роджер Андерсон, они увидели, что он все еще одет в строгий деловой костюм — только галстук ослаблен да расстегнута верхняя пуговица сорочки. В одной руке мистер Андерсон держал вечернюю газету, а очки сдвинул на лоб.
  
  — А-а, это вы!.. — проговорил он. — А я-то гадал, когда вы появитесь. — Он отступил в прихожую, приглашая детективов следовать за собой. — Это полиция! — крикнул Андерсон жене.
  
  Из кухни появилась миссис Андерсон, и Ребус приветственно улыбнулся.
  
  — Я вижу, вы еще не повесили венок на дверь, — сказал он.
  
  — Она велела мне его выбросить, — сообщил Роджер Андерсон, выключая телевизор при помощи пульта дистанционного управления.
  
  — Мы собирались ужинать, — сказала его жена.
  
  — Мы не отнимем у вас много времени, — пообещала Шивон.
  
  В руках она держала папку с протоколами предварительного допроса, проведенного на месте происшествия. Записанные в блокноты сведения констебли Гудир и Дайсон уже перепечатали на машинке, но если первый справился с домашним заданием безукоризненно, то второй наделал грамматических ошибок.
  
  — Ведь это не вы нашли тело, не так ли?
  
  Элизабет Андерсон вошла в комнату и остановилась позади кресла мужа, в которое тот опустился, даже не предложив сесть никому из детективов. Ребус, впрочем, предпочитал оставаться на ногах — так ему было удобнее передвигаться по комнате, незаметно ее осматривая.
  
  Положив газету на журнальный столик, на котором стоял бокал с чем-то, по запаху напоминавшим коктейль из трех частей джина и одной — тоника, мистер Андерсон сказал:
  
  — Мы услышали, как та девчонка кричала, и решили узнать, что стряслось. Сначала мы думали — это на нее напали.
  
  — Ваша машина оставалась… — Шивон сделала вид, будто никак не может найти в записях нужное место.
  
  — На Грассмаркет, — подсказал Роджер Андерсон.
  
  — Почему именно там, сэр? — уточнил Ребус.
  
  — А почему нет?
  
  — Просто мне показалось, что это довольно далеко от церкви. Ведь вы слушали рождественские хоралы?
  
  — Верно.
  
  — Не рановато ли? Ведь Рождество еще не скоро.
  
  — На будущей неделе по всему городу уже включат рождественские гирлянды.
  
  — Служба закончилась поздно?
  
  — После службы мы зашли в ресторан, чтобы поесть. — В голосе мистера Андерсона прозвучало искреннее негодование: он как будто не понимал, зачем его заставляют повторять то, что он уже говорил.
  
  — Вам не пришло в голову воспользоваться парковкой на Кинг-стейблз-роуд?
  
  — Она закрывается в одиннадцать, а я не был уверен, что мы к этому времени освободимся.
  
  Ребус кивнул.
  
  — Значит, вы знаете этот район? Знаете, как работает парковка?
  
  — Раньше я часто ею пользовался, но… После шести тридцати стоянка на Грассмаркет бесплатная.
  
  — Да, если можно, всегда лучше сэкономить, — согласился Ребус, разглядывая просторную, хорошо обставленную гостиную. — В ваших показаниях говорится, что вы работаете…
  
  — В Первом шотландском банке.
  
  Ребус снова кивнул, стараясь скрыть свое удивление. На самом деле Дайсон и не подумал спросить, где работает свидетель.
  
  — Вам повезло, что вы меня застали, — добавил Андерсон. — Обычно я прихожу домой гораздо позднее. В последнее время у нас чертовски много работы.
  
  — Вы, случайно, не знаете мистера Стюарта Джени?
  
  — Конечно, знаю. Я много раз с ним встречался… Но послушайте, какое отношение все это имеет к тому бедняге, которого убили?
  
  — Возможно, никакого, — признал Ребус. — Просто мы стараемся выяснить все обстоятельства, нарисовать сколь возможно полную картину…
  
  — Мы оставляем машину на Грассмаркет еще и потому, что эта улица хорошо освещена и там всегда много людей, — чуть слышно подсказала Элизабет Андерсон. — Мы стараемся соблюдать осторожность.
  
  — Тогда почему, чтобы попасть туда, вы выбрали столь рискованный маршрут? — удивилась Шивон. — Поздно вечером Кинг-стейблз-роуд почти безлюдна.
  
  Ребус, остановившись перед сервантом, разглядывал выставленные за стеклом фотографии в рамочках.
  
  — Это ваша свадьба? — проговорил он.
  
  — Да, — подтвердил мистер Андерсон. — Мы поженились двадцать семь лет назад.
  
  — А это — ваша дочь? — снова спросил Ребус, хотя заранее знал ответ: несколько фотографий, сделанных в разное время, отражали различные события в жизни девочки.
  
  — Ее зовут Дебора. Она учится в колледже. На будущей неделе она приедет домой на каникулы.
  
  Ребус задумчиво кивнул. Он заметил, что фотографии, относящиеся к детскому и школьному периоду, стоят спереди, заслоняя самые последние снимки Деборы.
  
  — Я вижу, ваша дочь прошла через увлечение готами — красила волосы в черный цвет, сурьмила глаза…
  
  — Я все-таки не понимаю, инспектор, какое отношение?.. — снова начал Роджер Андерсон, но Ребус только отмахнулся.
  
  Шивон подняла глаза от протоколов, которые якобы читала.
  
  — Я понимаю, это глупый вопрос, — сказала она с улыбкой, — но вчера у вас было достаточно времени, чтобы все обдумать, обсудить… Можете ли вы добавить что-то к тому, что вы сообщили нашим сотрудникам в первый раз?
  
  — Ничего, — коротко сказал мистер Андерсон.
  
  — Ничего, — эхом повторила его жена. — Скажите, — добавила она через секунду, — он действительно был известным поэтом? Понимаете, нам постоянно звонят репортеры и…
  
  — Лучше ничего им не говорите, — посоветовал Ребус.
  
  — Хотелось бы мне знать, как они пронюхали, — проворчал мистер Андерсон. — Надеюсь, это все?..
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — Вы так и будете к нам ходить? Мы, кажется, рассказали все, что знали…
  
  — Только если возникнут новые вопросы. Пока же я попрошу вас в самое ближайшее время зайти в участок на Гейфилд-сквер и подписать официальные показания, — деловито сказала Шивон, доставая из бумажника еще одну служебную визитку. — Только сначала позвоните вот по этому телефону и спросите детектива Тиббета или детектива Хейс.
  
  — Не понимаю, какой в этом смысл? — раздраженно поинтересовался Роджер Андерсон.
  
  — Мы расследуем убийство, сэр, — сухо ответил Ребус. — Ни в чем не повинного человека избили так, что он умер, и убийца пока гуляет на свободе. Мне очень жаль, что мы доставляем вам неудобства, но такова наша работа.
  
  — А по-моему, вам ни капельки не жаль, — буркнул Андерсон.
  
  — На самом деле мое сердце буквально истекает кровью от жалости, — едко парировал Ребус. — К вам. Только это не всегда заметно. — Он повернулся, словно собираясь уходить, но снова остановился. — Кстати, что у вас за машина такая, что вы предпочитаете парковать ее в людных местах?
  
  — «Бентли». Модель «континенталь ГТ».
  
  — Ого!.. — присвистнул Ребус. — Похоже, в Первом шотландском вы работаете не в отделе писем.
  
  — Это не означает, что мне не пришлось начинать с самого низа. А теперь прошу прощения, инспектор, — мне кажется, я слышу, как подгорает наш ужин.
  
  Миссис Андерсон всплеснула руками и бросилась в кухню.
  
  — Если ужин немного подгорит, — сказал Ребус, — вы всегда можете заменить его еще парой бокалов джина.
  
  Андерсон предпочел не отвечать. Вместо этого он поднялся в надежде, что полицейские поймут намек и уберутся восвояси.
  
  — Кстати об ужине, — небрежно сказала Шивон, укладывая бумаги обратно в папку. — Вы хорошо поужинали после посещения церкви?
  
  — Очень хорошо, спасибо.
  
  — А где, не подскажете? Я всегда стараюсь узнать, где есть неплохой ресторан.
  
  — О, я уверен, вы сможете позволить себе там побывать, — сказал мистер Андерсон с издевательской улыбкой. — Ресторан называется «Помпадур».
  
  — Я постараюсь устроить так, чтобы за ужин платил он. — Шивон кивнула в сторону Ребуса.
  
  — Уж постарайтесь, — со смехом сказал мистер Андерсон. Закрывая за ними дверь, он все еще хихикал.
  
  — Ничего удивительного, что его жена предпочитает возиться в саду, — заметил Ребус. — Что угодно, лишь бы быть подальше от этого надутого идиота. — И он зашагал по дорожке к улице, на ходу нащупывая в кармане сигареты.
  
  — Если я расскажу тебе кое-что интересное, ты пригласишь меня поужинать в «Помпадур»? — поддразнила Шивон.
  
  Ребус достал зажигалку и кивнул.
  
  — Я заметила экземпляр ресторанного меню на столике швейцара в отеле.
  
  Ребус прикурил и выпустил в ночное небо тонкую струйку дыма.
  
  — Действительно, любопытно. И как ты думаешь, почему оно там оказалась?
  
  — Да просто потому, что ресторан «Помпадур» находится в отеле «Каледониан».
  
  Несколько мгновений Ребус молча смотрел на нее, потом в два прыжка подскочил к двери и несколько раз ударил в нее кулаком. Мистер Андерсон, открывший на стук, выглядел крайне недовольным, но Ребус не дал ему возможности выразить свои чувства вслух.
  
  — Перед тем, как на него напали, — сказал он, — Александр Федоров пил в баре «Каледониан».
  
  — Ну и что?
  
  — А вы были в ресторане отеля примерно в это же время. Вы, случайно, его не видели?
  
  — Мы с Элизабет даже не приближались к бару. «Каледониан» — довольно большой отель, инспектор… — Он стал закрывать дверь, и Ребусу на мгновение захотелось выставить ногу, чтобы ему помешать. Ничего подобного ему не случалось проделывать уже очень давно.
  
  Увы, он не мог придумать ни одного дельного вопроса и только пристально смотрел на Роджера Андерсона, пока тяжелая дубовая дверь не захлопнулась перед самым его носом. Даже после этого Ребус некоторое время стоял неподвижно, надеясь, что хозяин передумает и откроет, но Андерсон, по-видимому, ушел есть свой подгоревший ужин или подкрепляться джином.
  
  Повернувшись, Ребус снова пошел по дорожке.
  
  — Ну, есть какие-нибудь идеи? — спросила Шивон.
  
  — Давай сначала побеседуем со второй свидетельницей, — ответил Ребус. — А потом я расскажу тебе, что я думаю.
  
  Нэнси Зиверайт жила на четвертом этаже многоквартирного дома на Блэр-стрит. Окаймленное пыльными лампочками объявление в доме напротив извещало о наличии в полуподвальном помещении сауны. Чуть дальше по улице кучковались у дверей бара курильщики, а со стороны Хантер-сквер доносились вопли и пьяные выкрики: там вопреки всем усилиям полиции часто собирались городские бездомные.
  
  Подъезд дома был почти не освещен, и Ребус поднес к домофону зажигалку, чтобы Шивон смогла прочесть список жильцов. Большая часть квартир в доме сдавалась; люди приезжали и уезжали, поэтому возле каждой кнопки было налеплено сразу по нескольку желтых или розовых офисных стикеров с именами обитателей. С трудом разобрав на одной такой бумажке фамилию Зиверайт, Шивон нажала кнопку вызова, и замок почти сразу щелкнул, открываясь. О том, кто и к кому идет, никто так и не спросил.
  
  Лестничная клетка была освещена сравнительно неплохо, но внизу стояли мешки с мусором и лежала целая стопка ненужных телефонных справочников за несколько лет.
  
  — Кто-то здесь держит кошку, — сказал Ребус, потянув носом.
  
  — Или страдает недержанием мочи, — заметила Шивон.
  
  И они стали подниматься. На каждой площадке Ребус останавливался, делая вид, будто изучает таблички с фамилиями на дверях, но на самом деле ему просто нужно было отдышаться. Когда он, наконец, добрался до четвертого этажа, Шивон уже звонила в квартиру.
  
  На звонок открыл взъерошенный юноша с недельной щетиной на щеках, красной банданой на голове и подведенными карандашом глазами.
  
  — Эй, ты же не Келли! — воскликнул он.
  
  — Ты совершенно прав, — сказала Шивон, предъявляя удостоверение. — Извини, не хотела тебя разочаровывать. Нам нужна Нэнси.
  
  — Ее нет, — неприветливо буркнул юноша, мгновенно насторожившись.
  
  — Она говорила тебе, что нашла труп?
  
  — Что-о?! — Рот парня сам собой широко открылся от удивления.
  
  — Ты ее приятель?
  
  — Мы вместе снимаем квартиру.
  
  — Значит, она тебе ничего не рассказывала? — Шивон ждала ответа, но его не последовало. — Мы просто опрашиваем свидетелей. Нэнси ничего плохого не сделала…
  
  — Поэтому, если ты будешь так добр, что впустишь нас внутрь, — подхватил Ребус, — мы сделаем вид, будто не замечаем, что твоя квартира насквозь провоняла дурью. — И он примирительно улыбнулся, от души надеясь, что не слишком пугает парня.
  
  — Конечно.
  
  Парень открыл входную дверь чуть шире. Почти в тот же самый момент в коридор выглянула Нэнси Зиверайт.
  
  — А вот и Нэнси!.. — сказала Шивон, решительно входя в прихожую, заставленную разнокалиберными коробками. Здесь были коробки с пищевыми отбросами, коробки с ненужной рухлядью, коробки с посудой и вещами, которые не поместились в буфет и шкафы. — Ты-то нам и нужна. Нам необходимо кое-что у тебя уточнить.
  
  Нэнси вышла в коридор, плотно прикрыв за собой дверь спальни. На ней была короткая черная юбка, черные легинсы в обтяжку и короткая майка, не прикрывавшая живот. В пупке красовались несколько колец и «гвоздиков».
  
  — Я как раз собиралась уходить, — агрессивно сказала она.
  
  — Я бы на твоем месте сначала оделся, — посоветовал Ребус. — На улице адский холод.
  
  — Это не займет много времени, — сказала Шивон, стараясь успокоить девушку. — Где нам лучше поговорить?
  
  — На кухне, — заявила Нэнси. Ее выбор показался детективам логичным, поскольку из-под второй выходящей в коридор двери — вероятно, гостиной — сочился сладковатый запах конопли и раздавалась громкая электронная музыка. Исполнителя Ребус определить не смог, хотя мелодия весьма отдаленно напоминала ему «Танжерин дримз».
  
  В маленькой, как и коридор заваленной всяким барахлом кухне, похоже, никогда ничего не готовили, и Ребус решил, что обитатели квартиры питаются главным образом готовыми блюдами из ближайших забегаловок. Грязное окно было приоткрыто на несколько дюймов, однако это ничуть не ослабляло вони, идущей из стока раковины.
  
  — Уборкой здесь, похоже, не занимаются, — заметил Ребус.
  
  Нэнси никак не отреагировала. Сложив руки на груди, она ожидала вопросов. Шивон полезла в папку, достала образцово-показательный протокол Тодда Гудира и еще одну рабочую визитку.
  
  — В ближайшее время тебе необходимо явиться в участок на Гейфилд-сквер и подписать твои официальные показания, — начала она. — Спроси кого-нибудь из этих сотрудников… — Она передала карточку Нэнси. — А сейчас нам нужно кое-что проверить. В тот день, когда ты обнаружила труп, ты возвращалась домой от подруги?
  
  — Да.
  
  — Твоя подруга живет… — Шивон сделала вид, будто читает протокол. На самом деле она ждала, что Нэнси закончит предложение, но та как будто забыла, что она говорила в первый раз.
  
  — На Грейт-Стюарт-стрит, — напомнила Шивон, и Нэнси согласно кивнула.
  
  — Как зовут твою подругу?
  
  — Зачем вам это?
  
  — Для успешного расследования нам нужно знать как можно больше подробностей.
  
  — Джилл. Ее зовут Джилл.
  
  Шивон записала имя в блокнот.
  
  — А фамилия?
  
  — Морган.
  
  — Номер дома?
  
  — Шестнадцать.
  
  — Отлично. — Шивон сделала еще одну запись. — Спасибо.
  
  Дверь гостиной приоткрылась, и в коридор выглянула какая-то девица. Наткнувшись на мрачный взгляд Ребуса, она испуганно ойкнула и спряталась обратно.
  
  — Кто владелец квартиры? — спросил он.
  
  Нэнси пожала плечами:
  
  — Не знаю. Я отдаю свою долю Эдди.
  
  — Это тот парень, который нам открыл?
  
  Она кивнула, и Ребус, не без труда развернувшись в тесной кухне, вышел в коридор. Там на покосившейся пирамиде из картонных коробок лежала стопка газет, рекламных брошюрок и прочей корреспонденции. Пока Шивон задавала Нэнси другие вопросы, Ребус бегло просмотрел почту. Его внимание привлек франкированный конверт без марки, отправленный компанией «Наемное жилье МГК». Бросив конверт обратно, Ребус прислушался к тому, что отвечала Нэнси.
  
  — Я не знаю, была ли та парковка уже закрыта. Да и какая мне разница?
  
  — Тебе, возможно, никакой, — согласилась Шивон.
  
  — Мы считаем, что на жертву напали именно там, — сказал Ребус, возвращаясь в кухню. — После этого пострадавший либо сам каким-то образом добрался до того места, где ты его нашла, либо его туда принесли.
  
  — Но я ничего не видела! — истерично выкрикнула Нэнси. Глаза ее заблестели от подступивших слез, а руки, которыми она обхватила себя за плечи, напряглись. — Не видела, понятно вам?!
  
  Дверь гостиной снова отворилась, и в коридор вышел Эдди.
  
  — Перестаньте ее доставать!.. — мрачно сказал он. — Или вы хотите, чтобы я написал на вас жалобу?
  
  — Никто ее не достает, Эдди, — ответил Ребус и широко улыбнулся.
  
  Поняв, что полицейские знают его имя, Эдди стушевался. Из одной лишь гордости он постоял в коридоре еще секунду или две, потом снова скрылся.
  
  — Почему ты не рассказала Эдди о том, что произошло? — мягко спросил Ребус.
  
  Нэнси несколько раз моргнула, чтобы смахнуть с ресниц слезы, потом покачала головой:
  
  — Мне хотелось как можно скорее обо всем забыть.
  
  — Я тебя отлично понимаю, — сочувственно сказала Шивон. — Но если ты все же вспомнишь еще что-то… — Она показала на свою рабочую визитку на столе.
  
  — Да, я позвоню… Конечно.
  
  — И не забудь прийти в участок, — напомнила Шивон. — В понедельник, в любое время.
  
  Нэнси Зиверайт снова кивнула, и Шивон вопросительно взглянула на Ребуса — есть ли у него еще вопросы. Инспектор ее надежды оправдал.
  
  — Скажи, Нэнси, — спросил он доверительным тоном, — ты когда-нибудь бывала в отеле «Каледониан»?
  
  Девушка фыркнула:
  
  — Да, а как же!.. Я там просто днюю и ночую.
  
  — А если серьезно?
  
  — А вы как думаете?
  
  — Я думаю — это означает «нет». — Ребус чуть заметно кивнул Шивон в знак того, что можно уходить.
  
  Однако прежде чем покинуть квартиру, он распахнул дверь гостиной и заглянул внутрь. Комната была синей от дыма. Люстра под потолком отсутствовала, полумрак разгоняли только два светильника с красными лампочками и несколько толстых белых свечей на каминной полке. Журнальный столик в центре был завален папиросной бумагой, табачными крошками и обрывками игральных карт. Кроме самого Эдди, Ребус разглядел на диванах и на полу еще как минимум три неподвижные фигуры.
  
  Кивая в такт собственным мыслям, Ребус вернулся в коридор.
  
  — Ты сама что-нибудь принимаешь? — спросил он у Нэнси, которая пошла открыть им дверь. — Марафетом балуешься?
  
  — Иногда, — призналась та.
  
  — Хорошо хоть не врешь.
  
  Он повернулся к выходу и увидел на пороге еще одну девушку. Вероятно, это была та самая Келли, которую ожидал Эдди. Она была, пожалуй, одного возраста с Нэнси, но толстый слой косметики делал ее старше, открывая доступ в заведения, куда пускали только совершеннолетних.
  
  — Тогда… до свидания, — попрощалась Нэнси.
  
  Когда дверь закрылась, детективы услышали, как Келли спросила, кто это был, а Нэнси ответила, что приходили от домовладельца. Ребус фыркнул.
  
  — Кстати, ты знаешь, кто здешний домовладелец? — спросил он у напарницы.
  
  Шивон пожала плечами:
  
  — Моррис Гордон Кафферти — очевидно, так расшифровывается название компании «Наемное жилье МГК».
  
  — Я знала, что Кафферти владеет парой домов.
  
  — В этом городе, куда ни плюнь, обязательно попадешь во что-то, принадлежащее нашему приятелю. — Ребус с отвращением поморщился.
  
  — Она врет, — сказала Шивон, начиная спускаться по лестнице.
  
  — Насчет подруги, у которой якобы была? Пожалуй… — Ребус согласно кивнул.
  
  — Вопрос — зачем?
  
  — Ну, причин может быть множество.
  
  — Например, ее приятели-наркоманы… Как ты думаешь, стоит нам съездить на Грейт-Стюарт-стрит, шестнадцать, и поговорить с некой Джилл Морган?
  
  — Как хочешь. — Обернувшись через плечо, Ребус посмотрел на дверь квартиры Нэнси Зиверайт. — Мне показалось странным другое…
  
  — Что именно?
  
  — Все, кто так или иначе имеют отношение к этому делу, побывали в гостинице «Каледониан», и только Нэнси…
  
  Его прервал щелчок открывающегося замка. Дверь квартиры распахнулась, и на площадке появилась Нэнси Зиверайт.
  
  — Я забыла сказать… у меня к вам одна просьба… — проговорила она быстрым шепотом, спускаясь по лестнице вслед за детективами.
  
  — Какая же, Нэнси?
  
  — Не могли бы вы что-нибудь сделать, чтобы этот старый извращенец меня больше не беспокоил?
  
  Ребус и Шивон переглянулись.
  
  — Кого ты имеешь в виду?
  
  — Того козла, который набрал три девятки…[5]
  
  — Роджера Андерсона?
  
  Ребус прищурился. Нэнси нервно кивнула:
  
  — Он приперся сюда вчера. Я… меня не было, но он, должно быть, решил дождаться меня во что бы то ни стало. Когда я вернулась, он сидел в машине возле подъезда.
  
  — И чего он хотел?
  
  — Он сказал, что беспокоился за меня и хотел убедиться, что со мной все в порядке. Но я больше этим не занимаюсь. — Повернувшись, Нэнси двинулась по лестнице обратно.
  
  — Чем ты больше не занимаешься? — задал вопрос Ребус, но Нэнси не ответила. Через мгновение дверь квартиры беззвучно закрылась за ней.
  
  — Черт побери! — прошептала Шивон. — Хотела бы я знать, что все это значит.
  
  — Об этом нам лучше спросить у самого мистера Андерсона. Странно, я как раз подумал, что Нэнси очень похожа на его дочь.
  
  — Интересно, как он узнал ее адрес?
  
  Ребус пожал плечами.
  
  — Мистер Андерсон подождет, — сказал он после непродолжительного размышления. — На сегодняшний вечер у меня припасена для тебя другая работенка…
  
  Эта «работенка» заключалась в том, что Шивон пришлось встречаться с Макреем одной. Старший инспектор только что вернулся с какого-то торжественного мероприятия, поэтому на нем был смокинг и черный галстук-бабочка. Впрочем, усевшись за стол в своем рабочем кабинете, старший инспектор сразу же снял галстук и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки, потом налил себе стакан воды из кулера и стал ждать, что скажет ему Шивон.
  
  Шивон откашлялась, мысленно проклиная Ребуса за то, что он подложил ей такую свинью. «Тебя Макрей выслушает», — сказал ей напарник, когда она спросила — почему. Это был его единственный аргумент.
  
  — Я по поводу Александра Федорова… — начала она.
  
  — У вас появился подозреваемый? — Макрей просиял, но Шивон покачала головой, и его улыбка погасла.
  
  — Нет, сэр… Просто мы считаем, что это было не простое ограбление, которое в силу тех или иных причин закончилось трагически. Здесь есть что-то еще…
  
  — Вот как?
  
  — У нас пока нет улик, но…
  
  — Что — но?..
  
  Шивон никак не могла придумать, что ей следует сказать, чтобы это прозвучало достаточно убедительно.
  
  — У нас появилось несколько предварительных версий, сэр. Они, правда, нуждаются в более тщательной проработке, но все они указывают на то, что нападение на Федорова было не случайным.
  
  Макрей со вздохом откинулся на спинку кресла.
  
  — Ты говоришь совсем как Ребус, — сказал он. — Это он прислал тебя сюда, чтобы ты отстаивала его точку зрения. Я угадал?
  
  — Даже если так, это вовсе не значит, что я с ним не согласна.
  
  — Чем скорее ты освободишься от его влияния, тем лучше для тебя. — Шивон ощетинилась, и Макрей жестом извинился за свои слова. — Ты знаешь, что я имею в виду, — добавил он с тяжелым вздохом. — Сколько ему осталось?.. Неделя. А что потом? Разве вы успеете закрыть дело до того, как он упакует вещички?
  
  — Вряд ли, — призналась Шивон.
  
  — Вот видишь! И дальше тебе придется работать совершенно самостоятельно.
  
  — Я же не против…
  
  Макрей уставился на нее.
  
  — Ты считаешь — его догадки стоят того, чтобы потратить на их проверку несколько драгоценных дней?
  
  — Это не просто догадки, сэр, — с нажимом сказала Шивон. — Мы установили связи Федорова. Накануне смерти он встречался с несколькими людьми, и теперь нам осталось только исключить тех, кто непричастен к нападению. Маловероятно, что на сцене появится какой-то новый персонаж.
  
  — Ну а что ты будешь делать, если это все же заурядное ограбление и никакого второго дна в этом деле нет? Такое уже бывало: Джон выдвигал версии одна сложнее другой, а в итоге все оказывалось до безобразия просто. Да ты и сама знаешь: многие вещи выглядят серьезнее, чем есть на самом деле.
  
  — В свое время Джон раскрыл немало запутанных дел, сэр, — возразила Шивон.
  
  — Тебе бы не детективом быть — адвокатом. — Макрей устало улыбнулся. — Я знаю, что Джон старше тебя по званию, — добавил он после паузы, — но я хочу, чтобы это расследование возглавила ты. Так будет гораздо лучше для всех, поверь… И сам Джон, я думаю, тоже с этим согласится.
  
  Шивон кивнула, но промолчала.
  
  — Даю вам три дня, — подвел итог Макрей. — А там посмотрим, что вы сумеете накопать. У тебя есть Хейс и Тиббет, но, быть может, ты хотела бы подключить к работе кого-то еще?
  
  — Когда я решу, сэр, я дам вам знать.
  
  Макрей снова ненадолго задумался, потом сказал:
  
  — Кто-то из русского посольства обратился в Скотленд-Ярд, а оттуда позвонили нашему начальнику полиции… — Он не сдержал вздоха. — Если бы босс знал, что я подпустил к этому делу Ребуса, у него бы последние волосы на голове дыбом встали.
  
  — Ему бы это пошло, — заметила Шивон, но Макрей на шутку не отреагировал.
  
  — Вот почему отныне это расследование будешь возглавлять ты, а не он. Ясно?
  
  — Так точно, сэр.
  
  — Ребус небось прячется где-то поблизости, ждет, пока ты расскажешь ему о результатах нашего разговора?
  
  — Вы хорошо его изучили, сэр.
  
  Макрей взмахнул рукой в знак того, что она может быть свободна.
  
  Покинув начальственный кабинет, Шивон прошла через рабочий зал и спустилась в вестибюль. Там ей вдруг бросилось в глаза знакомое лицо — Тодд Гудир либо только что сдал смену, либо собирался работать в штатском, поскольку на нем были черные джинсы и утепленная черная куртка «пилот».
  
  Шивон притворилась, будто пытается вспомнить, где она его видела.
  
  — Вы были на месте убийства Федорова? — спросила она. — Констебль Гудир, кажется?
  
  Он кивнул и посмотрел на папку, которую Шивон держала в руке.
  
  — Вы получили мои записи?
  
  — Как видите… — Шивон по-прежнему гадала, что он здесь делает.
  
  — Все в порядке?
  
  — В полном порядке. Отличный отчет.
  
  Гудир, похоже, ожидал какой-то особой похвалы за свои старания, но Шивон только повторила, что все в порядке, а потом спросила, каким ветром его занесло в Гейфилдский участок.
  
  — Честно говоря, я жду вас! — выпалил Гудир. — Я слышал, что вы часто задерживаетесь на работе и…
  
  — Это так, — подтвердила Шивон, — но как раз сегодня… Словом, я приехала сюда только двадцать минут назад.
  
  Гудир кивнул:
  
  — Знаю. Я сидел в машине снаружи. — Вытянув шею, он посмотрел куда-то за спину Шивон. — А где инспектор Ребус? Разве он не с вами?
  
  — Послушайте, Тодд, что вам нужно?
  
  Гудир нервно облизал губы.
  
  — Мне кажется, Дайсон упоминал… В общем, мне бы очень хотелось работать в отделе уголовного розыска…
  
  — Похвальное желание.
  
  — Вот я и подумал, может быть, вы… может, вам нужен кто-то…
  
  — Помощник? — подсказала Шивон.
  
  — Понимаете, — заторопился Гудир, — в тот день я впервые выехал на убийство, и мне очень интересно узнать, что будет дальше.
  
  — Дальше будет много нудной, кропотливой работы, которая очень редко приносит положительный результат.
  
  — Звучит… неплохо. — Он улыбнулся. — Я умею хорошо составлять рапорты и отчеты, от меня мало что ускользает. Но я чувствую, что способен на большее.
  
  — А вы упрямый, Тодд.
  
  — Давайте зайдём в какое-нибудь кафе, и я постараюсь убедить вас, что пользы от меня будет больше, чем вреда.
  
  — К сожалению, на сегодня у меня уже назначена встреча.
  
  — Тогда завтра? Я мог бы угостить вас кофе…
  
  — Завтра у нас суббота, а старший инспектор Макрей все еще не сверстал бюджет на прошедшую неделю.
  
  — Значит, никакой оплаты за сверхурочные? — Гудир с пониманием кивнул.
  
  Шивон пришла в голову еще одна мысль.
  
  — Почему вы обратились ко мне, а не к инспектору Ребусу? Ведь он, как-никак, старше по званию.
  
  — Мне показалось, что вы скорее меня выслушаете.
  
  — Вы имеете в виду — меня вам удастся скорее уговорить?
  
  — Я имею в виду только то, что сказал.
  
  Шивон задумалась. Ей предстояло принять важное решение, но она колебалась. «Чем скорее ты освободишься от его влияния…» — припомнила она.
  
  — Вообще-то вам повезло, констебль Гудир, — сказала она наконец. — Дело Федорова веду я, поэтому давайте-ка выпьем кофе утром в понедельник. На Бротон-стрит есть одна забегаловка — я иногда туда захожу. — Она назначила время и продиктовала адрес.
  
  — Огромное спасибо, сержант, — сказал Тодд Гудир. — Вы… вы не пожалеете.
  
  С этими словами он протянул руку, и Шивон — после едва заметного колебания — ее пожала.
  20 ноября 2006 года. Понедельник
  День четвертый
  11
  
  Шивон появилась в кафе на десять минут раньше назначенного времени, но Гудир был уже там. Сегодня он был в форме, поверх которой была надета уже знакомая Шивон черная куртка, застегнутая до самого горла.
  
  — Стесняетесь ходить в форме? — спросила Шивон вместо приветствия.
  
  — Нет, в общем-то, но ведь вы знаете, как это бывает.
  
  Шивон знала. С тех пор когда она в последний раз надевала форму констебля, прошло довольно много времени, однако признаться в том, что она служит в полиции, ей до сих пор бывало нелегко. На вечеринках, где Шивон доводилось бывать, люди сразу начинали вести себя сдержаннее, как только узнавали, где она работает. То же самое происходило и в тех редких случаях, когда кто-то приглашал ее на свидание. Кавалеры либо теряли к ней всякий интерес, либо начинали глупо шутить. «Ты прикуешь меня наручниками к кровати?», «Погоди, вот увидишь мою дубинку», «Не беспокойтесь о соседях, офицер, я кончу тихо…». Этот репертуар Шивон знала уже наизусть. Гудир тем временем поднялся из-за стола и спросил, что она будет есть.
  
  — Не беспокойтесь, меня здесь знают, — уверила она.
  
  И действительно, ее любимый капучино был уже готов, поэтому Гудиру оставалось лишь оплатить кофе и перенести на их столик у окна. Кафе находилось в полуподвале, поэтому в окно была видна только бесконечная вереница ног, торопливо шагавших по мокрому асфальту. Шел дождь, со стороны Северного моря налетал шквалистый ветер, и прохожие спешили поскорее оказаться где-нибудь под крышей.
  
  Отказавшись от сахара, Шивон посоветовала Тодду расслабиться.
  
  — Вы не на собеседовании, — сказала она.
  
  — А я думал — наоборот, — ответил он и коротко, нервно усмехнулся, обнажая чуть кривоватые зубы. Уши у него были оттопыренными, а ресницы — очень светлыми, так что в полумраке казалось, что их нет вовсе. Гудир пил простой черный кофе, а крошки на тарелке перед ним свидетельствовали, что до ее прихода он успел съесть как минимум один рогалик.
  
  — Как прошли выходные? — вежливо поинтересовался Тодд. — Хорошо?
  
  — Отлично прошли, — поправила Шивон. — «Гибернийцы» выиграли шесть — один, а «Сердца» продули «Рейнджерсам».
  
  — Значит, вы болеете за «Гибернийцев»… — Он медленно кивнул, запоминая, сортируя полученную информацию. — Вы были на игре?
  
  Шивон покачала головой:
  
  — Матч проходил в Мадервелле, поэтому мне пришлось смотреть фильм.
  
  — «Казино Ройяль»?
  
  — «Уснувшие». — На несколько мгновений оба замолчали, потом Шивон вдруг спохватилась: — Вы давно меня ждете?
  
  — Нет. То есть не очень… Сегодня я что-то рано встал, вот мне и подумалось… — Он набрал в грудь побольше воздуха. — Честно говоря, я боялся, что не найду это кафе, вот и решил выехать заранее. Я люблю иметь запас времени на случай… на всякий случай. Когда это возможно, конечно.
  
  — Что ж, звучит разумно. — Шивон откинулась на спинку стула. — Расскажите мне немного о себе, констебль Гудир.
  
  — Что именно?
  
  — Что-нибудь.
  
  — Вам, наверное, известно про моего деда?.. — Он посмотрел на нее, и Шивон кивнула. — Многие знают, хотя и не говорят… — Гудир вздохнул.
  
  — Когда он умер, вы, наверное, были совсем маленьким?
  
  — Мне было четыре, но я его почти не помню. Когда он… сидел, папа и мама не брали меня с собой.
  
  — Вы имеете в виду — на свидания? — уточнила Шивон, и Гудир кивнул.
  
  — Мама очень тяжело переживала… Она всегда была немного нервной, главным образом потому, что ее родители считали — мой отец ей не ровня. А когда мой дед, то есть папин отец, угодил в тюрьму, они сочли это еще одним доказательством своей правоты. Кроме того, в трудные минуты жизни отец частенько прикладывался к бутылке… — Он криво усмехнулся. — Наверное, некоторым людям лучше вообще никогда не жениться.
  
  — Но в этом случае не было бы Тодда Гудира.
  
  — Пути Господни неисповедимы. Вероятно, у Бога были какие-то свои соображения насчет меня.
  
  — Что же заставило вас пойти в полицию? Может быть, история ваших родителей так на вас повлияла?
  
  — Может быть, хотя… Спасибо, что не спешите с выводами, сержант. Многие говорили мне прямо в лицо — мол, я пытаюсь искупить причиненное дедом зло или доказать, что не все Гудиры вылеплены из одного теста. А это немного… раздражает.
  
  — Стереотипное мышление? — предположила Шивон.
  
  — Что-то вроде того. А как насчет вас, сержант? Что заставило вас стать детективом?
  
  Шивон немного подумала, но в конце концов решила сказать правду:
  
  — Я думаю, что таким образом я пыталась выразить протест против ценностей, которым были привержены мои родители. Они были типичными либеральными левыми, шестидесятниками.
  
  — И единственным способом выразить свое несогласие с их мировоззрением было присоединиться к системе? — Гудир с пониманием улыбнулся.
  
  — Неплохо сказано, — одобрила Шивон, отпивая глоток кофе из чашки. — Ну, хорошо, а что думает о вашей работе брат?
  
  — Вы знаете, что у него были неприятности с полицией?
  
  — Я знаю, что его имя встречается в наших сводках, — призналась Шивон.
  
  — Вы меня проверяли?
  
  Она и не подумала ответить, и Тодд опустил голову.
  
  — Я с ним не общаюсь. — Он немного помолчал. — Впрочем, не совсем так. Когда Сол попал в больницу, я навестил его раз или два.
  
  — С ним было что-нибудь серьезное?
  
  — Нет. Просто подрался с кем-то в пабе. Сол… он такой.
  
  — Он старше вас или моложе?
  
  — Старше. На два года. Впрочем, это почти не бросается в глаза. Еще когда мы были мальчишками, соседи часто говорили, что я выгляжу более зрелым, более взрослым. Правда, в основном они имели в виду, что я веду себя лучше. Я и вправду почти не хулиганил, ходил за продуктами, занимался уборкой и всем прочим… — Казалось, Гудир полностью ушел в воспоминания, но уже в следующее мгновение он тряхнул головой, словно избавляясь от посторонних мыслей.
  
  — У инспектора Ребуса, кажется, свои счеты с Кафферти? — спросил Гудир.
  
  Внезапная перемена темы разговора застала Шивон врасплох.
  
  — Смотря что вы имеете в виду, — осторожно ответила она.
  
  — Среди патрульных ходят всякие слухи… Поговаривают, что Ребус и Кафферти близко знают друг друга.
  
  — Они ненавидят друг друга.
  
  Свои собственные слова Шивон услышала как бы со стороны.
  
  — В самом деле?
  
  Она кивнула.
  
  — Я часто спрашиваю себя, чем это закончится…
  
  Последнюю фразу Шивон произнесла так, что можно было подумать — она обращается не столько к констеблю, сколько к себе самой. В последнее время Шивон действительно не раз об этом задумывалась.
  
  — А почему вы спрашиваете?
  
  — Я думаю, что в торговлю наркотой Сола втянул Кафферти.
  
  — Думаете или знаете?
  
  — Сол никогда не говорил об этом со мной, но…
  
  — Но?..
  
  Гудир улыбнулся.
  
  — Интуиция. Или полицейским больше не разрешается ее иметь?
  
  Шивон тоже улыбнулась, невольно подумав о Ребусе.
  
  — Разрешается, но не одобряется.
  
  — Однако прозрения все еще случаются. — Гудир сосредоточенно разглядывал остатки кофе в своей чашке. — Хорошо, что вы успокоили меня насчет инспектора Ребуса. Когда я упомянул о Кафферти, вы совсем не удивились.
  
  — Как вы сами сказали, я кое-что проверила.
  
  Гудир улыбнулся и кивнул, потом спросил, не хочет ли она еще кофе.
  
  — Пока хватит, — ответила Шивон, одним глотком допив все, что оставалось в ее чашке. На то, чтобы принять решение, ей понадобилось всего несколько секунд. — Вы ведь служите в Торфихене, верно?
  
  — Верно.
  
  — Они там обойдутся без вас сегодня утром?
  
  Гудир просиял, словно мальчишка, получивший долгожданный рождественский подарок.
  
  — Я позвоню к вам в участок, — продолжала Шивон, — и предупрежу, что забираю вас на несколько часов. Всего на несколько часов, имейте в виду!.. — Она погрозила ему пальцем. — Посмотрим, как у нас пойдут дела.
  
  — Вы не пожалеете, — уверил ее Гудир.
  
  — Вы уже говорили это в пятницу, — ответила она. — Теперь постарайтесь воплотить свои слова в жизнь.
  
  Шивон с наслаждением потянулась. «Мое первое дело, — думала она. — Моя команда…» И первый человек, которого она привлекла к расследованию. Тодд Гудир с его неподдельным энтузиазмом чем-то напоминал Шивон ее саму — ее ранние годы, когда сама она была простым патрульным. Быть может, именно поэтому ей захотелось дать ему шанс — или же она просто решила избавить Гудира от пожилого напарника, который не столько думал о службе, сколько считал дни до пенсии. Кроме того… Кроме того, подумала Шивон, когда Ребус уйдет, полезно будет иметь некий буфер между собой и оставшимися коллегами.
  
  «Кто ты, Шивон Кларк, эгоистка или альтруистка?» — спросила она себя, и не нашла ответа.
  
  Возможно ли быть и тем и другим?
  
  Роджер Андерсон преодолел уже половину своей подъездной дорожки, когда заметил какую-то машину, блокировавшую ворота. Ворота в его доме были автоматическими, при нажатии на кнопку пульта дистанционного управления они открывались на улицу, но сейчас прямо перед ними стоял подержанный «сааб» неопределенного цвета.
  
  — Чертовы кретины!.. — выругался Андерсон, гадая, кто из соседей виноват в том, что он не может выехать со своего участка. У Арчибальдов, живших через два дома от него, постоянно работали рабочие или кто-то гостил; к Грейсонам с противоположной стороны улицы приехали на всю зиму сыновья, только что закончившие школу и собиравшиеся поступать в колледж. Наконец, машину мог бросить перед воротами коммивояжер или разносчик рекламных брошюрок — эта публика вообще не привыкла думать об удобстве других. Проклятье!
  
  Андерсон несколько раз посигналил, но добился лишь того, что в окне гостиной появилось недоумевающее лицо жены. Между тем в «саабе» определенно кто-то был… И вовсе не на пассажирском сиденье, а на самом что ни на есть водительском! Тогда почему этот болван не отъедет?
  
  Андерсон еще пару раз нажал на сигнал, потом отстегнул ремень безопасности и, выбравшись наружу, решительно двинулся к «саабу». Когда он приблизился, стекло водительской дверцы поехало вниз, и Андерсон увидел знакомое лицо.
  
  — А-а, это вы… Вы были у нас вчера, инспектор, э-э-э…
  
  — Инспектор уголовного розыска Ребус, — любезно подсказал Ребус. — Как поживаете, мистер Андерсон?
  
  — Послушайте, инспектор, я действительно собирался зайти сегодня к вам в участок, чтобы…
  
  — Пожалуйста, пожалуйста, в любое удобное для вас время, — перебил Ребус. — Я к вам не по этому поводу.
  
  — Не по этому?..
  
  — В пятницу, сразу после визита к вам, мы навестили вторую свидетельницу, мисс Зиверайт.
  
  — Ну и что?
  
  — Она сказала, что вы приезжали ее проведать.
  
  — Да, это верно.
  
  Мистер Андерсон быстро обернулся через плечо, словно желая убедиться, что жена не может его слышать.
  
  — У вас были какие-то особые причины для встречи со свидетельницей?
  
  — Нет, но… Как вы правильно сказали, я решил ее навестить, чтобы убедиться — она не… что у нее все в порядке. Она ведь пережила сильный шок, вы согласны?
  
  — Да, конечно. А ваш приезд стал для нее еще одним потрясением.
  
  Андерсон покраснел:
  
  — Я навестил ее просто для того…
  
  — Да-да, я понял, — снова перебил Ребус. — Не могли бы вы рассказать, откуда вы узнали ее имя и адрес? В телефонном справочнике никакой Нэнси Зиверайт нет.
  
  — Мне сказал кто-то из ваших…
  
  — Сержант Кларк?
  
  Ребус нахмурился, но Андерсон покачал головой.
  
  — Когда полицейский записывал наши показания или сразу после этого, я предложил подвезти девушку домой, и ваш человек назвал ее имя. И упомянул Блэр-стрит. Вот как это было.
  
  — И вы, значит, обошли всю Блэр-стрит в поисках домофона с ее фамилией?
  
  — Я ведь не сделал ничего плохого.
  
  — Разумеется. Больше того, я уверен, что вы рассказали о вашей поездке миссис Андерсон.
  
  — Послушайте, инспектор…
  
  Но Ребус уже завел мотор.
  
  — Встретимся в участке, мистер Андерсон. И не забудьте прихватить с собой вашу дражайшую супругу.
  
  С этими словами он отъехал. Окошко с его стороны так и осталось открытым, но Ребус не торопился его закрывать. Он знал, что в этот час, когда множество машин возвращается в город, движение не будет быстрым, а ему нужно было слегка проветриться после вчерашних трех пинт. В субботу он смотрел телевизор и наткнулся на передачу, посвященную недавно умершему футболисту Ференцу Пушкашу. Ребус был еще подростком, когда в Хэмпдене состоялся финал Кубка европейских чемпионов между мадридским «Реалом» и франкфуртским «Айнтрахтом». Он до сих пор помнил, что испанцы выиграли со счетом 7:3. Это была великая игра, а Пушкаш — один из величайших футболистов своего времени. Юный Ребус даже нашел в атласе его родную Венгрию и сразу захотел там побывать.
  
  Сначала Джек Пэлэнс, а теперь и Пушкаш — оба были мертвы. Именно это, печально подумал Ребус, и происходит с великими героями.
  
  И он отправился в «Оксфорд-бар» — топить свою печаль в вине и прочих напитках. По всей видимости, это ему удалось, поскольку в воскресенье утром он так и не смог вспомнить, что пил и с кем разговаривал. Остаток дня ушел у него на хозяйственные хлопоты — поход в автоматическую прачечную и в супермаркет. Именно там Ребус купил газету, из которой узнал, что в Лондоне был отравлен русский журналист Литвиненко. Эта новость заставила его поспешить домой. Там он устроился в кресле и включил телевизор погромче. Ребус помнил, как Гейтс и Керт шутили насчет уколов отравленным зонтиком, но не ожидал, что подобное может случиться в реальной жизни.
  
  Но факты, как говорится, были налицо: убийство Литвиненко смаковали на разные лады все каналы. В преступлении обвинялась в основном русская мафия. Сам пострадавший находился в госпитале под усиленной охраной.
  
  Сгоряча Ребус едва не позвонил Шивон, но потом передумал. Это просто совпадение, уверял он себя, но на душе было неспокойно. Впрочем, Ребус знал причину своего угнетенного состояния. Вот уже несколько дней он просыпался по утрам с чувством неуверенности и страха… самого обыкновенного страха перед будущим. Это воскресенье было его последним выходным в качестве инспектора уголовного розыска. Завтра начиналась последняя рабочая неделя, а потом…
  
  Что будет потом, Ребус по-прежнему не представлял, знал только, что ничего хорошего ожидать не приходится. Собственно говоря, неприятности уже начались — он понял это, когда в пятницу вечером Шивон сообщила ему, что Макрей приказал ей возглавить расследование. Ей хватило такта сделать вид, будто она абсолютно не понимает, почему старшему инспектору вдруг пришла в голову такая блажь, и Ребус не сомневался, что Шивон на самом деле чувствует себя неудобно.
  
  «А по-моему, это вполне разумно», — только и сказал он. И он действительно понимал ход мыслей начальника. «Ничего особенного в этом нет» — так, по словам Шивон, выразился Макрей, но Ребус знал: этим способом старший инспектор обеспечит его работой на последнюю оставшуюся неделю, а когда он уйдет, вынудит Шивон вернуться к первоначальной версии о плохо закончившемся ограблении.
  
  — Это вполне разумно, — повторил Ребус сейчас, сворачивая на хорошо известную ему объездную дорогу, которой частенько пользовался в час пик. Меньше чем через десять минут он уже парковался возле Гейфилдского участка, машинально отметив, что автомобиля Шивон на стоянке нет.
  
  Поднявшись в рабочий зал, Ребус обнаружил там Тиббета и Хейс, которые сидели за столом, пристально глядя на молчащий телефон.
  
  — Как улов? — поинтересовался Ребус.
  
  — Пока поступило одиннадцать звонков, — ответила Хейс, постучав кончиком карандаша по раскрытому блокноту. — В том числе от одного водителя, который в интересующий нас вечер выехал со стоянки в четверть десятого и поэтому ничего не видел, но все равно позвонил, чтобы потрепаться о всякой ерунде. — Она подняла голову и посмотрела на Ребуса. — Этот тип обожает пешие прогулки и бег трусцой, если вас интересуют подробности.
  
  Даже не повернув головы, она почувствовала, что сидящий рядом Тиббет ухмыляется, и двинула его локтем в ребра. Тиббет крякнул.
  
  — Фил болтала с ним по меньшей мере полчаса, — добавил он мстительно.
  
  — А остальные десять звонков? — спросил Ребус.
  
  — Анонимные психи и любители дурацких розыгрышей, — ответила Хейс. — Был, правда, еще один парень… Я надеюсь, что он еще перезвонит. Он начал рассказывать, что видел на улице неподалеку от автостоянки какую-то женщину, которая вроде бы кого-то ждала, но потом связь прервалась, и я не успела записать никаких подробностей.
  
  — Вероятнее всего, он видел нашу Нэнси Зиверайт, — предположил Ребус, но тут же усомнился в собственных словах. В самом деле, почему звонивший сказал, что виденная им женщина кого-то ждала? — У меня есть для вас работа, — добавил он и, взяв со стола блокнот Хейс, открыл его на чистой странице. — Вот… — Он быстро записал данные «подруги» Нэнси Джилл Морган. — Проверьте, существует ли мисс Морган в действительности, и если да, то в каких отношениях она состоит с нашей свидетельницей. Зиверайт показала, что в ночь убийства она шла от этой Морган домой. Проверьте это. Если надо, надавите.
  
  — Вы считаете, что Зиверайт лжет? — спросила Хейс.
  
  — Мне показалось, она отвечала на вопросы как-то не очень уверенно. Впрочем, сейчас она, наверное, уже предупредила подругу и научила ее, что нужно отвечать, если появится полиция.
  
  — Я вранье нюхом чую, — выпалил Тиббет.
  
  — Это потому, что ты хороший полицейский, Колин, — кивнул Ребус, и Тиббет надулся от гордости. Филлида Хейс заметила это и усмехнулась.
  
  — Но сейчас, похоже, чутье тебе изменило, — заметила она. — Идем уже… — добавила Хейс, вставая и направляясь к выходу.
  
  Тиббет, пристыженный, поплелся за ней. В дверях он ненадолго задержался.
  
  — Как насчет того, чтобы подежурить на телефонах, пока нас нет? — спросил он у Ребуса.
  
  — Нормально. — Ребус пожал плечами. — Когда эта штука зазвонит, я должен снять трубку и сказать «Алло». Правильно?
  
  Тиббет едва не рассмеялся, но тут за ним вернулась Хейс.
  
  — Ты идешь или нет?.. — спросила она и, повернувшись к Ребусу, добавила: — Если вам станет скучно, сэр, можете посмотреть телевизор. Нам привезли запись, о которой просила Шивон.
  
  Только сейчас Ребус обратил внимание на кассету с надписью «Время вопросов».
  
  — Может, вам даже удастся узнать что-нибудь интересное, сэр, — это, как ни странно, произнес Тиббет, а не Хейс.
  
  От удивления Ребус не нашелся что ответить.
  
  — Ничего, Колин, мы таки сделаем из тебя мужчину, — пробормотал он, беря кассету в руки.
  12
  
  Чарльза Риордана в студии не оказалось. Секретарша сказала, что сегодня утром он работает дома, и продиктовала адрес в Джоппе. Езды туда было минут пятнадцать, и дорога пролегала вдоль побережья Ферт-оф-Форта. В какой-то момент Гудир слегка оживился и показал куда-то за окно машины.
  
  — Вон там раньше был приют для бездомных кошек и собак, — сказал он. — Однажды я туда ездил: хотел завести себе кого-нибудь, но так и не смог выбрать… Я пообещал себе, что когда-нибудь вернусь, но…
  
  — А у меня никогда не было домашних животных, — сказала Шивон. — Мне и за собой-то следить некогда.
  
  Гудир рассмеялся:
  
  — А как насчет приятелей?
  
  — В свое время я встречалась с одним-двумя парнями, но они не прижились.
  
  Гудир снова рассмеялся.
  
  — Нет, я имею в виду — сейчас?..
  
  Шивон бросила на него быстрый взгляд.
  
  — Смотрите, не перестарайтесь, — предупредила она.
  
  — Извините. — Он потупился. — Наверное, я немного волнуюсь.
  
  — Именно поэтому вы задаете чересчур много вопросов?
  
  — Вовсе нет, просто… просто мне интересно.
  
  — Что вам интересно? Моя личная жизнь?
  
  — Меня интересуют многие люди. — Он немного помолчал. — Я считаю, что каждый человек родится на свет с какой-то определенной целью. А узнать, какова эта цель, можно только задавая вопросы.
  
  — И ваша цель — докопаться, со сколькими мужчинами я спала?
  
  Гудир поперхнулся и покраснел.
  
  — Я не имел в виду ничего такого, сержант.
  
  — Когда утром мы разговаривали с вами в кафе, вы упомянули о Боге — что-то насчет Его неисповедимых путей, насколько я помню. Вы что же, верующий?
  
  — Да, я считаю себя верующим. Разве в этом есть что-то плохое?
  
  — Ничего плохого. — Шивон слегка пожала плечами. — Инспектор Ребус тоже ходил в церковь, но, несмотря на это, мы с ним неплохо ладили.
  
  — Вы употребили прошедшее время.
  
  — Это насчет того, что он ходил в церковь? — Шивон немного подумала. — На самом деле он ходил в разные церкви, менял их чуть не каждую неделю.
  
  — Вероятно, он что-то искал и никак не мог найти, — предположил Гудир.
  
  — Если Ребус узнает, что я проболталась, он меня убьет, — предупредила Шивон.
  
  — Но сами-то вы неверующая?
  
  — Конечно нет, — с улыбкой ответила она. — Вера и полицейская работа плохо сочетаются друг с другом.
  
  — Вы считаете?
  
  — Все те ужасные вещи, с которыми нам приходится иметь дело… Люди, которые причиняют зло себе и друг другу… — Она бросила на него еще один взгляд. — А ведь обычно считается, что Бог создал нас по Своему образу и подобию.
  
  Гудир криво улыбнулся:
  
  — Этот спор может занять у нас не один день.
  
  — Согласна. Поэтому вместо того, чтобы разбирать богословские вопросы, я предпочитаю поговорить о более земных вещах. У вас есть девушка?
  
  Он кивнул.
  
  — Ее зовут Соня, она работает в полицейской криминалистической бригаде.
  
  — И чем вы занимались в выходные… за исключением похода к утренней мессе, или как она там называется?
  
  — Ничем. Соня ездила к подругам на девичник, так что… В общем, мы видимся не так часто, как мне бы хотелось. Кроме того, Соня почти не ходит в церковь.
  
  — А как поживает ваш братец?
  
  — Думаю, нормально.
  
  — Но точно вы не знаете?
  
  — Знаю, что он выписался из больницы.
  
  — Да-да, я помню. Вы говорили, его избили в пабе.
  
  — Это была ножевая драка.
  
  — А нож пустил в ход…
  
  — Противник Сола. Брату пришлось накладывать швы, но теперь, кажется, все в порядке.
  
  Шивон немного помолчала, припоминая.
  
  — Вы, кажется, говорили, что ваши родители разошлись вскоре после того, как дед попал в тюрьму…
  
  Гудир откинулся на спинку сиденья.
  
  — Мама начала принимать транквилизаторы. Вскоре после этого отец ушел от нас и начал пить еще больше прежнего. Изредка я сталкивался с ним на улицах, у винных магазинов, но бывали дни, когда он меня просто не узнавал.
  
  — Нелегко вам пришлось.
  
  — В то время мы с Солом почти постоянно жили у тети Сьюзен — это мамина сестра. У нее был совсем небольшой домишко, но она не жаловалась. Со временем я стал каждое воскресенье бывать вместе с ней в церкви. Тетя Сьюзен так уставала, что порой засыпала прямо на скамье. С собой она часто брала пакет леденцов, однажды она задремала, пакет упал, и леденцы раскатились по всей церкви… — Он ностальгически улыбнулся. — Вот, пожалуй, и все…
  
  — Тем более что мы почти приехали.
  
  Машина Шивон и в самом деле уже катила по Портобелло-хай-стрит, которая, впервые на ее памяти, не была изуродована дорожными работами, задерживавшими движение. Всего через две минуты они уже свернули с Джоппа-роуд и оказались на улице, застроенной викторианскими особняками с просторными балконами.
  
  — Номер восемнадцать, — подсказал Гудир, первым заметивший нужный дом.
  
  С парковкой проблем не возникло — вдоль бордюра было достаточно свободного места, из чего Шивон заключила, что большинство местных жителей уже отправились на работу. Поставив машину на ручной тормоз, она выключила зажигание. Гудир первым выбрался из машины и зашагал по дорожке к дому.
  
  — Чего мне не хватало, — проворчала Шивон, расстегивая ремень безопасности, — так это трясуна[6] в напарники… — Она, впрочем, не имела в виду ничего обидного. Больше того: произнеся эти слова, Шивон сразу поняла, откуда они взялись.
  
  Подобное замечание было вполне в духе Джона Ребуса.
  
  К тому моменту, когда она догнала Гудира, тот уже успел позвонить. Дверь особняка отворилась, и на крыльцо вышел Чарльз Риордан. Лицо у него было удивленное — по всей вероятности, он не ожидал увидеть полицейского в форме. Впрочем, он сразу узнал Шивон и жестом пригласил обоих входить.
  
  Прихожая, переходящая в длинный коридор, была увешана книжными полками, но книг на них не было. Вместо них Шивон увидела коробки с дисками, кассетами и даже старомодными бобинами.
  
  — Проходите, если сможете, — проговорил Риордан и первым направился в гостиную, переоборудованную под звукозаписывающую студию: стены были обиты звукопоглощающим материалом, а в центре красовался микшерный пульт, возле которого были грудами свалены кассеты, мини-диски и катушки с пленкой. Под ногами змеились многочисленные кабели и валялись покрытые пылью разнокалиберные микрофоны, а занавески, закрывавшие единственное окно, выглядели так, словно были сделаны из толстого войлока.
  
  — Добро пожаловать в логово Риордана, — пошутил владелец студии.
  
  — Вы, я полагаю, не женаты, — заметила Шивон.
  
  Риордан усмехнулся.
  
  — Был когда-то, но жена не выдержала всего этого… — Он обвел комнату руками.
  
  «Бардака», — хотелось сказать Шивон, но она сдержалась.
  
  — Такого количества оборудования? — вежливо подсказала она.
  
  Риордан покачал головой.
  
  — Мне нравится делать записи… — Он выдержал многозначительную паузу. — Записи всего. И какое-то время спустя Одри это стало раздражать. — Риордан сунул руки в карманы бесформенной кофты. — Что еще я могу сделать для вас, господа?
  
  Шивон огляделась.
  
  — Нас вы тоже записываете, мистер Риордан?
  
  Риордан неожиданно хихикнул и указал на тонкий черный микрофон на пульте.
  
  — А когда мы были у вас в студии?
  
  Он кивнул.
  
  — Я использовал кассеты датовского стандарта.[7] Впрочем, пора, наверное, переходить на современный формат, на цифру.
  
  — Но ведь ДАТ — это и есть цифровая лента, — удивился Гудир.
  
  — Именно что лента! — кивнул Риордан. — А я имел в виду запись непосредственно на жесткий диск.
  
  — Не будем вдаваться в технические подробности, — вмешалась Шивон. — Мистер Риордан, не будете ли вы так добры выключить запись? — Она постаралась придать голосу металла, чтобы ее слова прозвучали как требование.
  
  Риордан пожал плечами и щелкнул чем-то на микшерном пульте.
  
  — Хотите еще раз расспросить меня насчет Алекса?
  
  — Да, у нас появилась пара новых вопросов.
  
  — Кстати, вы получили компакт-диск?
  
  Шивон кивнула:
  
  — Да, спасибо.
  
  — Он был настоящим артистом-декламатором, не так ли?
  
  — Не могу не согласиться, — сказала она. — Но я хотела расспросить вас о том вечере, когда он погиб.
  
  — Я слушаю.
  
  — Вы сказали, что расстались после ужина в индийском ресторанчике. Вы поехали домой, а мистер Федоров отправился на поиски выпивки.
  
  — Именно так.
  
  — Еще вы сказали, что, по вашему мнению, он пошел либо в «Мадерс», либо в бар отеля «Каледониан». Почему именно туда? Он что, предпочитал эти места другим?
  
  Риордан задумался.
  
  — Просто эти два находились сравнительно недалеко.
  
  — И добрый десяток других пабов тоже, — возразила Шивон.
  
  — He помню, с чего я так решил… — Риордан пожал плечами. — Возможно, Александр что-то говорил, но…
  
  — Но точно вы не помните?
  
  — А это важно?
  
  — Может быть и важно.
  
  Шивон незаметно поглядела на Гудира.
  
  Тодд убедительно играл свою роль: плечи развернуты, спина прямая, подбородок выпячен, ноги слегка расставлены, руки сложены перед собой. И он молчал. В целом зрелище было весьма внушительное: полицейский при исполнении. Картину не портили ни слегка оттопыренные уши, ни светлые ресницы, ни кривые зубы. Впрочем, Шивон сомневалась, что Риордан обратит внимание на такие мелочи. Перед ним был представитель Закона, что неминуемо должно было наводить на мысль о серьезности ситуации.
  
  Риордан задумчиво потер подбородок.
  
  — Я почти уверен, что Алекс упоминал эти два места раньше, — сказал он.
  
  — Но не в тот последний вечер, когда вы встретились?
  
  Он отрицательно качнул головой.
  
  — То есть он не торопился на встречу с кем-либо?
  
  — Что вы имеете в виду? Я что-то не совсем понимаю…
  
  — Сразу после того, как вы расстались, мистер Федоров отправился в гостиницу «Каледониан». У нас есть сведения, что там он с кем-то разговаривал. Я хотела узнать, может быть, он регулярно ходил туда на подобные встречи?
  
  — Алекс был человеком общительным: он любил, когда люди угощали его выпивкой и слушали его рассказы. А он, в свою очередь, выслушивал их истории.
  
  — Никогда бы не подумала, что «Каледониан» — подходящее место для общения.
  
  — Вот тут вы ошибаетесь. — Риордан тонко улыбнулся. — Бары отелей подходят для откровенных разговоров как нельзя лучше. Посудите сами: в гостиницах обычно живут люди, оторванные от семьи, от друзей, от привычного окружения. Одиночество с одной стороны, тяга поделиться своими проблемами с другой… Вы не поверите, какие сокровенные вещи один человек может рассказать случайно встреченному им в баре незнакомцу, и все это только потому, что оба знают: они никогда больше не встретятся.
  
  — Перед посторонним человеком легче открыть душу, — согласился Гудир, и Риордан взглянул на него с одобрением.
  
  — Констебль совершенно прав, — сказал он.
  
  — Но откуда вы все это знаете? — спросила Шивон. — Или, может быть, вы осуществляли скрытую звукозапись в барах отелей и гостиниц?
  
  — И не один раз, — признался Риордан. — В отелях, в поездах, в автобусах… Я записывал, как люди храпят, как разговаривают сами с собой или планируют свержение правительства. Я записывал проституток на скамейках в парке, парламентариев на предвыборных митингах, разговоры людей на катке, на природе, в транспорте, просто на улице. — Он повернулся к Гудиру: — Это мое хобби, понимаете?
  
  — И когда оно переросло в навязчивую идею? — вежливо осведомился Гудир. — Вероятно, незадолго до того, как вас оставила жена?
  
  Улыбка исчезла с лица Риордана, и Гудир, поняв, что сделал что-то не так, покосился на Шивон. Та только головой покачала.
  
  — У вас есть еще вопросы? — холодно осведомился Риордан.
  
  — Постарайтесь все же вспомнить, с кем мистер Федоров мог встречаться в баре «Каледониан»? — не отступала Шивон.
  
  — Я не знаю.
  
  Риордан двинулся к выходу, и детективам волей-неволей пришлось последовать за ним.
  
  — Извините, сержант. Сам не понимаю, что это на меня нашло, — сказал Гудир, когда они снова оказались в машине, но Шивон велела ему не беспокоиться.
  
  — У меня такое чувство, что он действительно ничего не знает, — сказала она.
  
  — И все равно, мне не следовало вмешиваться.
  
  — Что ж, будем надеяться, что урок не прошел даром, — вздохнула Шивон, включая зажигание.
  13
  
  — А что здесь делает этот юноша? — осведомился Ребус. Он сидел откинувшись на спинку стула и закинув ноги на стол и держал в руке пульт от видеомагнитофона. Перед ним подрагивала на экране телевизора остановленная картинка.
  
  — Прикомандирован к нам из Торфихена, — ответила Шивон, старательно избегая его взгляда.
  
  Тодд Гудир застыл с протянутой для рукопожатия ладонью, и Ребус внимательно посмотрел на него, но руки так и не подал. В конце концов Гудир опустил руку.
  
  — Что там интересненького по ящику? — спросила Шивон.
  
  — Это та запись, которую ты заказывала у Би-би-си. — Ребус, похоже, забыл о появлении новичка. — Взгляни сама…
  
  Он снова запустил кассету, но звук почти все время держал выключенным. На экране появилась группа политиков и экспертов, которым задавали вопросы люди из публики, выглядевшей на редкость интеллигентно. На полу между публикой и политиками было написано большими белыми буквами: ЭДИНБУРГ.
  
  — Это снималось в Круглой башне,[8] — пояснил Ребус. — Однажды я побывал там на джазовом концерте, и сразу узнал этот зал.
  
  — Вам нравится джаз? — спросил Гудир, но его попытка обратить на себя внимание провалилась — инспектор продолжал вести себя так, словно кроме него и Шивон в помещении больше никого не было.
  
  — Ну, никого не узнаешь? — спросил Ребус у напарницы.
  
  — Меган Макфарлейн.
  
  — Странно, что она не упомянула о своем участии в этом шоу, — проговорил Ребус задумчиво. — Когда ведущий представлял участников, он сказал, что мисс Макфарлейн является вторым человеком в Шотландской национальной партии и что она, скорее всего, возглавит ШНП, как только ее нынешний лидер сойдет с политической сцены. Что, в свою очередь, делает ее — если воспользоваться выражением все того же ведущего — «самым вероятным кандидатом на пост первого президента независимого шотландского государства».
  
  — Ого! — присвистнула Шивон. — А я и не подозревала, что ставки так высоки! Ну ладно, с Макфарлейн более или менее ясно. А остальные кто? — Она кивком показала на экран.
  
  — Тори, лейбористы и либеральные демократы.
  
  — И Федоров…
  
  Поэт действительно сидел за полукруглым столом рядом с ведущим. Держался он спокойно и уверенно, время от времени записывая что-то в лежащем перед ним блокноте.
  
  — Ну и как твои впечатления?
  
  — В политике он разбирается лучше меня, — признался Ребус. — И у него, похоже, есть собственное мнение по любому вопросу.
  
  Гудир, сложив руки на груди, сосредоточенно вглядывался в экран. Ребус снова посмотрел на Шивон и на этот раз сумел перехватить ее взгляд. В ответ на вопрос, ясно читавшийся в его глазах, она только пожала плечами и слегка прищурилась, предостерегая от каких-либо необдуманных слов или поступков. Ребуса, однако, запугать было не легко.
  
  — Ты в курсе, что это я отправил твоего деда за решетку? — внезапно спросил он Гудира.
  
  — Это было давно, сэр, — вежливо ответил молодой патрульный.
  
  — Так-то оно так, но, если с этим у нас могут возникнуть проблемы, лучше скажи мне сейчас.
  
  — Никаких проблем, сэр… — Гудир отвечал все тем же ровным тоном, но продолжал смотреть на экран. — Могу я узнать, какое отношение к делу Федорова имеет эта Макфарлейн?
  
  — Меган Макфарлейн — член шотландского парламента от партии националистов, — пояснила Шивон. — И она кровно заинтересована в том, чтобы мы не мутили воду, не гнали волну, не поднимали пыль и все такое.
  
  — И все из-за приезда в город делегации русских магнатов?
  
  Шивон была настолько удивлена, что это, вероятно, отразилось на ее лице. Гудир слегка улыбнулся.
  
  — Я читаю газеты, сержант, — объяснил он. — Так что там с мисс Макфарлейн? Вы с ней побеседовали, но она забыла упомянуть, что была знакома с жертвой?
  
  — Что-то в этом роде, сынок… — Глаза Ребуса чуть заметно блеснули — судя по всему, в нем пробудилось что-то вроде интереса к новобранцу. — А почему, как ты думаешь?
  
  — Почему она промолчала? Я думаю, это потому, что она — член парламента, известный политик, и плохой пиар для нее — что нож острый. Вероятно, ей не хотелось, чтобы ее имя оказалось так или иначе связано с расследованием такого серьезного преступления, как убийство.
  
  Телевизионное шоу тем временем подходило к концу. Щеголеватый ведущий объявил, что следующая передача также будет транслироваться из Круглой башни, потом на экране замелькали титры. Ребус выключил магнитофон и потянулся.
  
  — Ну а вы двое? Где вы были, что накопали новенького?
  
  — У Риордана, — объявила Шивон. — И вот что мы узнали…
  
  Пока она посвящала Ребуса в подробности беседы с владельцем звукозаписывающей студии, вернулись Хейс и Тиббет. Шивон пришлось прерваться, чтобы представить им новичка. Появление в команде нового — пусть временного — члена младшие детективы восприняли совершенно нормально. Хейс принесла к чаю четыре пирожных и извинилась перед Гудиром, что на его долю ничего не достанется, но он заверил, что не любит сладкого. Тиббет до своего перевода из патрульных в детективы несколько месяцев прослужил в Торфихене, и сейчас с интересом расспрашивал Гудира о бывших коллегах. Ребус откусил кусок от своего пирожного и тут же завяз зубами в густой карамельной начинке. Шивон включила чайник, предварительно убедившись, что Макрея нет на месте.
  
  — Босс уехал на совещание в управление, — пояснил Ребус, когда Шивон поставила перед ним кружку, и добавил вполголоса: — Ты договорилась с ним насчет Солнечного мальчика?
  
  — Нет еще…
  
  Она бросила осторожный взгляд в угол, где Гудир как ни в чем не бывало болтал с Тиббетом и Хейс, причем пару раз ему даже удалось рассмешить обоих, ввернув какое-то удачное словцо или шутку.
  
  — «Простой патрульный раскрывает нашумевшее дело об убийстве»… — негромко процитировал Ребус будущие газетные заголовки. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
  
  — Старший инспектор Макрей назначил меня ответственной за это расследование.
  
  — А это помимо всего прочего означает, что ты несешь ответственность за все ошибки, все промахи и даже за обыкновенную невезуху.
  
  — Спасибо за напоминание.
  
  Шивон усмехнулась.
  
  — Ты вообще хоть что-нибудь о нем знаешь?
  
  — Знаю, что он молод и неглуп — и что он прослужил на одном месте достаточно долго. Еще немного, и у парня мозги начнут закисать.
  
  — Надеюсь, это не намек, сержант Кларк? — Ребус отхлебнул чая.
  
  — Никаких намеков, инспектор, просто констатация факта. — Она снова взглянула на Тодда. — Вот почему я решила дать ему попробовать — только попробовать, не больше. Через пару дней он вернется в свой Торфихен, хотя… Макрей уже потребовал привлечь к этому расследованию дополнительные силы. Я, правда, сказала, что помощь нам пока не требуется, но ты ведь его знаешь — он своего добьется.
  
  — Понятно… — Ребус поднялся с кресла и, подойдя к Гудиру, положил руку ему на плечо. — Это ты брал показания у Нэнси Зиверайт? — спросил он, и молодой патрульный кивнул. — Скажи, — продолжал Ребус, — когда она заявила, что просто проходила мимо, ты ей поверил? Или, может быть, твоя интуиция тебе что-то подсказала?
  
  Гудир, прикусив губу, несколько мгновений сосредоточенно размышлял, потом покачал головой:
  
  — Нет, сэр…
  
  — Ты ей не поверил или твоя интуиция как раз в этот момент тебя покинула?
  
  — Ни то, ни другое, сэр. В ее заявлении не было ничего… такого.
  
  Ребус повернулся к Тиббету и Хейс.
  
  — Ну а вы накопали что-нибудь на Грейт-Стюарт-стрит?
  
  — По указанному адресу действительно проживает некая Джилл Морган. Она показала, что знает Нэнси, но…
  
  — Но?.. — Ребус впился взглядом в Хейс:
  
  — …Но у нас сложилось впечатление, что она просто повторяет слова, которым ее кто-то научил, — быстро добавил Тиббет, не желая остаться за бортом.
  
  — А детектив-констебль Тиббет вранье просто нюхом чует, — сказал Ребус, снова поворачиваясь к Гудиру. — Ну и какие ты делаешь из этого выводы?..
  
  Тодд снова прикусил губу.
  
  — Вероятно, Нэнси попросила подругу прикрыть ее на случай, если полиция явится с расспросами, потому что в вечер убийства сказала нам неправду.
  
  — Она сказала неправду тебе, — уточнил Ребус. — А ты этого даже не заметил. — И, словно забыв о существовании Гудира, он снова повернулся к Тиббету и Хейс: — И какое впечатление произвела на вас Джилл Морган?
  
  — Она живет в довольно большой квартире, причем, похоже, совершенно одна… — сказала Хейс.
  
  — На дверной табличке значится только ее имя, — добавил ее напарник.
  
  — Работает моделью — так, во всяком случае, она говорит. Но сейчас на модельном рынке затишье, так что, если хотите знать мое мнение, девица доит родителей.
  
  — Похоже, Морган выступает в другой весовой категории. Зиверайт ей не ровня, — заключил Ребус и, дождавшись согласного кивка Шивон, спросил: — Как в таком случае они сошлись?
  
  Вопрос, похоже, поставил младших детективов в тупик, и Ребус сокрушенно поцокал языком — совсем как учитель, чьи лучшие ученики вдруг совершили элементарную ошибку.
  
  — Я думаю, они встречались на одних и тех же тусовках, — выпалил Тиббет.
  
  Ребус смерил его недовольным взглядом.
  
  — Ходили на одни и те же приемы в королевский дворец? Ты это хочешь сказать?
  
  Филлида Хейс посчитала нужным выступить на защиту напарника.
  
  — Морган не настолько хорошо обеспечена, — заметила она.
  
  — Я просто высказал свои соображения, Фил, — сказал Ребус.
  
  — Может, пригласим ее сюда? — предложила Шивон.
  
  — Как хочешь. Ведь Макрей назначил ответственной за это расследование тебя, — напомнил Ребус.
  
  Для Тиббет и Хейс это была новость. Для Гудира — если судить по выражению его лица — тоже. Во всяком случае, он уставился на Ребуса с таким видом, словно никак не мог понять, как сержант может командовать инспектором. Потрясенное молчание нарушил телефонный звонок, и Ребус, стоявший к столу ближе других, снял трубку.
  
  — Отдел уголовного розыска, инспектор Ребус слушает…
  
  — Я… Здравствуйте. Я уже звонил раньше… — Дрожащий от волнения голос в трубке принадлежал мужчине. — Ну, насчет этого русского поэта…
  
  Ребус перехватил взгляд Хейс.
  
  — Спасибо, что перезвонили. Когда нас прервали, вы собирались рассказать о какой-то женщине, которую вы видели, так?
  
  — Я, собственно…
  
  — Как вас зовут, мистер…
  
  — Разве я обязательно должен назвать свое имя?
  
  — Как вам будет угодно, сэр, но, если бы вы представились, это было бы очень любезно с вашей стороны. Наш разговор в любом случае останется конфиденциальным.
  
  — Что значит — конфиденциальным?..
  
  «Это значит — выкладывай, что знаешь, сукин ты сын!» — хотелось заорать Ребусу, но он сдержался, вспомнив, как когда-то ему внушали: «В работе со свидетелем залог успеха — искренность. Особенно если умеешь убедительно ее изображать…» Именно поэтому он сделал над собой усилие, заставив свой голос звучать приветливо и ровно.
  
  — Ну, хорошо… — сдался абонент. — Меня зовут… — Он снова не договорил. — В общем, можете называть меня Джордж.
  
  — Спасибо, Джордж.
  
  — Джордж Геверилл.
  
  — Джордж Геверилл, — повторил Ребус специально для Хейс, которая тут же занесла имя в блокнот. — Что вы хотели нам рассказать. Джордж? Моя коллега упоминала о какой-то женщине….
  
  — Да, да!
  
  — И вы позвонили нам, потому что увидели наши листовки на автомобильной парковке?
  
  — На складном щите перед въездом, — поправил свидетель. — Боюсь только, что это ерунда. То есть я видел новости по телевизору… Беднягу ограбили и убили, насколько я понял, а мне кажется, та женщина вряд ли могла сотворить с ним такое.
  
  — Вы, скорее всего, правы, сэр. Но для скорейшего раскрытия этого преступления нам важно выяснить все детали и восстановить общую картину…
  
  Ребус со страдальческим видом воздел очи горе. Шивон сделала рукой круговое движение. «Пусть говорит!» — вот что означал этот жест.
  
  — Понимаете, мне бы не хотелось, чтобы моя жена решила, будто я… чтобы она заподозрила что-то такое, чего на самом деле не было.
  
  — Разумеется, сэр. Так что там насчет женщины?..
  
  — В тот вечер, когда убили этого парня…
  
  Он замолчал так внезапно, что Ребус уже решил — парень запаниковал и бросил трубку, но потом услышал на линии его дыхание.
  
  — Я шел по Кинг-стейблз-роуд…
  
  — В котором часу?
  
  — В десять… может быть, в десять пятнадцать.
  
  — И увидели женщину?
  
  — Да.
  
  — Понятно. — Ребус снова закатил глаза.
  
  — Она сделала мне предложение.
  
  Теперь уже Ребус замолчал на несколько мгновений.
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — Только то, что сказал. Она предложила мне заняться любовью… хотя она, конечно, выразилась гораздо грубее.
  
  — И все это было на Кинг-стейблз-роуд?
  
  — Да.
  
  — Недалеко от автостоянки?
  
  — Прямо напротив нее, да.
  
  — Это была проститутка?
  
  — Наверное. Я просто не… То есть такое ведь не каждый день случается, правда? Во всяком случае — не со мной.
  
  — И что вы ответили этой женщине, сэр?
  
  — Разумеется, я отказался!
  
  — И все это произошло с вами примерно в четверть одиннадцатого?
  
  — Примерно так, да.
  
  Ребус пожал плечами, показывая остальным, что не знает, стоит ли чего-нибудь полученная им информация. Ему необходимо было описание таинственной женщины, но он предпочел бы получить его при личной встрече с застенчивым мистером Гевериллом. Кроме всего прочего, Ребус был не прочь взглянуть на него самого, чтобы убедиться, что они имеют дело не с очередным психопатом.
  
  — Скажите, мистер Геверилл, — начал он как можно мягче, — не могли бы вы подъехать к нам в участок? Я бы не стал настаивать, но информация, которой вы, по-видимому, располагаете, может иметь для следствия чрезвычайно важное значение.
  
  — Правда?.. — Геверилл на мгновение приободрился, но тут же снова сник. — Боюсь, я не смогу… Моя жена, знаете ли…
  
  — Я уверен, вы сумеете подыскать подходящий предлог.
  
  — Зачем вы так говорите? — неожиданно возмутился мужчина.
  
  — Я просто подумал… — начал Ребус, но связь уже прервалась. Выругавшись вполголоса, Ребус швырнул трубку на рычаги. — В американском кино кто-нибудь уже давно проследил бы звонок, — заметил он в пространство.
  
  — Никогда не слышала, чтобы труженицы секс-индустрии работали на Кинг-стейблз-роуд или даже в ее окрестностях, — с сомнением промолвила Шивон.
  
  — Мне показалось, он говорил достаточно искренне, — возразил Ребус.
  
  — Ты считаешь, Джордж Геверилл — его настоящее имя?
  
  — Готов поспорить на десять фунтов.
  
  — Тогда надо посмотреть в телефонном справочнике. — Шивон повернулась к Тиббет и Хейс. — Давайте-ка за дело.
  
  Младшие детективы отправились за телефонным справочником, а Ребус забарабанил пальцами по телефонному аппарату, изо всех сил желая, чтобы он снова зазвонил. Когда его молитва была услышана, Ребус проворно схватил трубку.
  
  — Отдел уголовного…
  
  — Извините. Это было грубо с моей стороны, — сказал Геверилл. — Мне не следовало так поступать.
  
  — Вы просто проявили некоторую… чрезмерную осторожность, сэр, — ответил Ребус прямо-таки медовым голосом. — Несмотря на это, мы все очень надеялись, что вы снова позвоните. Скажу вам откровенно, расследование смерти мистера Федорова пока топчется на месте, нам необходим решающий прорыв, и ваши сведения действительно могли бы очень помочь. Итак?..
  
  — Эта женщина… Я думаю, она не могла этого сделать. Она была не похожа на убийцу.
  
  — Но это не означает, что она ничего не видела. По нашим расчетам, на жертву напали где-то около одиннадцати часов. И если в это время женщина все еще оставалась в районе Кинг-стейблз-роуд…
  
  — Да, кажется, я понимаю… В этом есть смысл…
  
  «Еще бы!..» — раздраженно подумал Ребус, оглядываясь на коллег. Тиббет и Хейс закончили поиски в телефонном справочнике, и на столе перед Ребусом оказался листок бумаги с телефонным номером и адресом Джорджа Геверилла.
  
  — Знаете что, — сказал Ребус в трубку, — по-моему, этот звонок может обойтись вам в кругленькую сумму. Давайте-ка я вам сам перезвоню. Вы ведь находитесь по номеру двести двадцать девять…
  
  — Да, но я не хочу…
  
  Окончание фразы прозвучало как сдавленное бульканье, словно Джордж Геверилл чем-то подавился.
  
  — В таком случае, — Ребус подбавил в свой голос железные нотки, — либо мы явимся к вам домой, чтобы провести допрос по всей форме, либо вы сами приедете в Гейфилдский участок. Что вы выбираете, мистер Геверилл?
  
  Мистер Геверилл плачущим голосом попросил дать ему полчаса на дорогу.
  
  Но прежде чем Джордж Геверилл добрался до участка, на Гейфилд-сквер побывало еще трое посетителей. Первыми были мистер и миссис Андерсон. Не успели Тиббет и Хейс развести их по комнатам для допросов, как появилась Нэнси Зиверайт, и Ребус попросил дежурного сержанта поместить ее в свободную комнату — «только не в номер третий» — и дать чашку чая.
  
  — Не хочу, чтобы она столкнулась с Андерсоном, — объяснил он Шивон.
  
  Она кивнула.
  
  — Нам все равно нужно с ним побеседовать — посмотрим, что он скажет насчет жалоб Нэнси.
  
  — Уже сделано, — небрежно бросил Ребус.
  
  Взгляд Шивон стал жестче, но она ничего не сказала, только пожала плечами. Ребус все же счел нужным кое-что пояснить:
  
  — Сегодня утром я выехал из дома раньше обычного, и мне и подумалось — почему бы не заскочить к Андерсону и не расспросить его обо всем.
  
  — И что же он сказал?
  
  — Сказал, что беспокоился о бедняжке. А ее имя и адрес он узнал от… — Ребус повернулся к Гудиру: — Не от тебя ли?..
  
  — Наверное, от Дайсона, — сказал Тодд.
  
  — Я так и подумал. — Ребус кивнул. — Как бы там ни было, я его предупредил. — Он немного подумал, а потом спросил Шивон, не хочет ли она взять с собой Гудира и записать официальные показания Зиверайт.
  
  — Юному Тодду это будет полезно, — пояснил он. — Для расширения полицейского кругозора, так сказать.
  
  — Ты забыл одну вещь, Джон, — перебила Шивон. — Это дело веду я.
  
  — Я просто хотел помочь. — Ребус с самым невинным видом развел руками.
  
  — Спасибо, но я предпочла бы послушать, что скажет Геверилл.
  
  — У меня такое чувство, что этого парня легко запугать. Мне он доверяет, но когда он увидит нас троих… — Ребус покачал головой. — Геверилл может снова замкнуться, и тогда из него слова не вытянешь.
  
  — Там посмотрим, — возразила Шивон.
  
  Ребус еще раз пожал плечами и отошел к окну.
  
  — Хочешь пока послушать мои предположения? — спросил он.
  
  — Твои предположения относительно чего?
  
  — Почему Геверилл не хочет, чтобы его жена что-то узнала.
  
  — Это, наверное, потому, — вставил Гудир, — что она наверняка подумает: он принял предложение, которое сделала неизвестная женщина.
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Вовсе нет, юноша. Ну-ка, посмотрим, что скажет сержант Кларк…
  
  — Сержант Кларк ничего не скажет. — Шивон сложила руки на груди. — Ну, давай, Джон, порази нас своей гениальной догадкой.
  
  — Что еще находится на Кинг-стейблз-роуд? — спросил Ребус.
  
  — Эдинбургский замок, — сказал Гудир.
  
  — А еще?
  
  — Церковное кладбище, — догадалась Шивон.
  
  — Именно! — Ребус поднял вверх палец. — И как раз на углу этого кладбища стоит старая смотровая башня. Пару столетий назад на ней дежурили сторожа, охранявшие кладбище от похитителей тел, и, по-моему, пора возродить эту полезную традицию. Непростое место это кладбище, особенно по ночам… — Он многозначительно замолчал.
  
  — Геверилл — гей, и ему, естественно, не хочется, чтобы об этом узнала жена, — предположила Шивон.
  
  Ребус пожал плечами, но, судя по его улыбке, был доволен, что их мысли совпали.
  
  — В таком случае он действительно не согласился бы на предложение, исходящее от женщины, — подхватил Гудир и кивнул.
  
  В этот момент снова зазвонил телефон — дежурный сообщал, что Джордж Геверилл ждет внизу.
  
  Между собой они заранее решили, что будут разговаривать с Гевериллом в кабинете: он выглядел несколько уютнее, чем комнаты для допросов. Но перед этим Ребус провел мужчину по коридору, ведущему к комнате номер два, и попросил заглянуть в глазок.
  
  — Видите эту девушку? — негромко спросил он.
  
  — Да, — так же тихо ответил Геверилл.
  
  — Это она?
  
  Геверилл повернулся к нему.
  
  — Нет, — ответил он.
  
  Несколько мгновений Ребус изучал гостя. Геверилл был невысоким, щуплым мужчиной с тускло-серыми волосами и бледным, узким лицом, украшенным россыпью прыщей на лбу и щеках. На вид ему было за сорок, но Ребус почему-то не сомневался, что прыщи преследуют Геверилла с подросткового возраста.
  
  — Вы уверены? — спросил он.
  
  — Да, уверен. — Геверилл тряхнул головой. — Та женщина была повыше и постарше. И поплотнее.
  
  Кивнув, Ребус повел его обратно к дежурке. Там они поднялись по лестнице, ведущей в отдел уголовного розыска. Шивон поджидала их сидя за столом. Встретив ее взгляд, Ребус чуть заметно качнул головой — это означало, что Геверилл не узнал Зиверайт. В ответ Шивон чуть прикусила губу и показала Ребусу свежий номер «Ивнинг ньюс», на первой полосе которого красовалось фото Литвиненко, подключенного к какой-то медицинской аппаратуре. Ребус заметил, что в результате действия яда Литвиненко лишился почти всех волос на голове.
  
  — Совпадение, — буркнул Ребус, пока Шивон знакомилась с Гевериллом.
  
  — Мы очень благодарны вам за то, что вы смогли прийти к нам, сэр.
  
  Гудир тоже находился в комнате, но он был занят очередным звонком, поступившим по горячей линии. Констебль с не слишком довольным лицом делал в блокноте какие-то пометки.
  
  Шивон жестом предложила Джорджу Гевериллу садиться.
  
  — Хотите чаю или кофе? — спросила она.
  
  — Нет, я хочу просто поскорее покончить со всем этим.
  
  — Тогда, — вмешался Ребус, — давайте сразу перейдем к делу. Расскажите нам, пожалуйста, еще раз, как все было.
  
  — Как я уже говорил, инспектор, примерно в десять минут одиннадцатого я находился на Кинг-стейблз-роуд. Там я увидел женщину, которая то ли кого-то ждала, то ли просто прогуливалась по тротуару напротив парковки. Когда я проходил мимо, она вдруг заговорила со мной…
  
  — И что же она сказала?
  
  — Она спросила, не хочу ли я…
  
  Геверилл сглотнул, отчего его острый кадык судорожно подпрыгнул на тощей шее.
  
  — Потрахаться? — подсказал Ребус.
  
  — Да. Именно так она выразилась.
  
  Геверилл вздохнул с некоторым облегчением.
  
  — Она не называла никакой конкретной суммы? Не упоминала о деньгах?
  
  — Она… Мне кажется, она сказала — «на халяву», что-то вроде этого. То есть бесплатно. По ее словам, ей просто хотелось… — Геверилл сделал над собой видимое усилие, но так и не смог произнести нужное слово.
  
  — И она хотела заняться этим там, где вы встретились? Прямо на улице? — Ребус недоверчиво покачал головой.
  
  — Не знаю. Может быть, она имела в виду — где-нибудь на стоянке.
  
  — Она так сказала?
  
  — По правде сказать, я не помню, что еще она говорила. Мне было… Я был по-настоящему потрясен, и мне хотелось побыстрее уйти.
  
  — Я вас отлично понимаю, — сочувственно сказала Шивон. — То, что с вами случилось, — это действительно нечто… из ряда вон. Кстати, не могли бы вы описать, как выглядела эта женщина?
  
  — Ну, она была… даже не знаю… Примерно одного роста со мной, кажется. И постарше, чем та девушка внизу, хотя я могу и ошибаться. Женский возраст всегда довольно трудно определить, вы согласны?
  
  — Из-за косметики?
  
  — Да, и из-за этого тоже. Та женщина… она пользовалась гримом, и от нее пахло духами, только я не знаю какими.
  
  — Она выглядела как проститутка, мистер Геверилл? — спросил Ребус.
  
  — Я бы не сказал, что она похожа на тех женщин, которых обычно показывают по телевизору, нет. Во всяком случае, в ее одежде не было ничего соблазнительного или вызывающего. В тот вечер было довольно холодно, и на ней была куртка с капюшоном.
  
  — Куртка с капюшоном? Длинная или короткая?
  
  — Длинная, почти до колен, а может быть, ниже. Скорее, это была даже не куртка, а пальто — свободное пальто или плащ. Впрочем, я точно не помню… — Мистер Геверилл нервно усмехнулся. — Если бы я знал, я бы, конечно, постарался рассмотреть ее получше, а так…
  
  — Вы ошибаетесь, сэр, вы нам очень помогли, — серьезно сказал Ребус.
  
  — Истинная правда, — поддакнула Шивон.
  
  — Откровенно говоря, — продолжил Геверилл, несколько воодушевленный их словами, — когда впоследствии я прокручивал в уме все, что со мной произошло, мне показалось, что эта женщина, возможно, была немного не в своем уме. Однажды много лет назад на церковной паперти в Брантсфилд-Линкс я видел старуху, которая лежала на спине, раздвинув ноги и задрав юбку чуть не до пояса. Впоследствии оказалось, что она сбежала из Королевской… — Тут он вдруг решил, что полицейским требуются кое-какие пояснения. — Ну, вы знаете — там держат всяких…
  
  — Психически больных, — подсказала Шивон.
  
  — Да. — Геверилл кивнул. — Тогда я был совсем ребенком, но я до сих пор помню эту… эту картину.
  
  — Да, такое трудно забыть, — посочувствовал Ребус. — Я бы даже сказал, что подобное зрелище способно на всю жизнь отвратить молодого человека от женщин.
  
  Он усмехнулся, стараясь придать своим словам видимость шутки, но Шивон все же бросила на него предостерегающий взгляд. «Полегче с ним» — вот что означал этот взгляд.
  
  — Моя Ирэн — особенная, — гордо сказал Геверилл.
  
  — Конечно, — с готовностью кивнул Ребус. — Вы с ней давно женаты?
  
  — Девятнадцать лет. Она была моей первой настоящей девушкой.
  
  — Первой и последней, я правильно понял? — уточнил Ребус.
  
  — Скажите, мистер Геверилл, — поспешно вмешалась Шивон, — не могли бы вы сделать нам еще одно одолжение и поработать вместе с нашим сотрудником над компьютерным портретом этой женщины? Быть может, в процессе этой работы вы припомните еще какие-то важные подробности.
  
  — Прямо сейчас? — Геверилл посмотрел на часы.
  
  — Чем скорее — тем лучше, пока воспоминания еще свежи в вашей памяти. Наш художник сможет подойти минут через десять-пятнадцать…
  
  На самом деле названный сотрудник не мог появиться раньше чем через полчаса, но Шивон предпочла об этом не упоминать.
  
  — И еще один вопрос, мистер Геверилл, — вмешался Ребус. — Чем вы занимаетесь? Ну, кем работаете?
  
  — Я аукционер, — объяснил ему Геверилл. — Подбираю и продаю различные вещи.
  
  — Значит, у вас гибкий график работы, — догадался Ребус. — И вы всегда можете сказать вашей Ирэн, что встречались с клиентом!
  
  Шивон снова кашлянула, но Геверилл не увидел в словах Ребуса второго смысла.
  
  — Вы сказали — ваш сотрудник подойдет через десять минут?
  
  — Через десять или пятнадцать, — уверила его Шивон.
  
  За бутербродами для ланча они отправили Гудира: Ребус заявил, что это тоже важная составляющая подготовки детектива. Роджер и Элизабет Андерсон давно уехали домой — как и Нэнси Зиверайт. К сожалению, Тиббет и Хейс, записывавшие их показания, не узнали ничего нового. Ребус коротал время, разглядывая компьютерный портрет женщины, которую Джордж Геверилл повстречал на Кинг-стейблз-роуд. К сожалению, свидетель так и не смог решить, насколько точным получился электронный фоторобот. По его словам, лицо женщины, с которой он разговаривал, было скрыто в тени под низко надвинутым капюшоном, поэтому он затрудняется сказать о ее внешности что-либо определенное.
  
  — Вряд ли это кто-то из наших постоянных клиентов, — уже не в первый раз пробормотала Шивон.
  
  Геверилл ушел буквально пять минут назад — и не в лучшем настроении: специалисту по компьютерной идентификации понадобился без малого час, чтобы с помощью ноутбука, принтера и нескольких специальных программ создать более или менее похожее изображение.
  
  — Это вообще может быть кто угодно, — тяжело вздохнул Ребус. — И все-таки давай считать, что какая-то женщина, как бы она на самом деле ни выглядела, там была.
  
  — Ты веришь его показаниям?
  
  — А ты разве нет?
  
  — Мне показалось, Геверилл не врал, — вставил Гудир, который по большей части благоразумно помалкивал. — Правда, мое мнение не многого стоит, — тут же поправился он.
  
  Ребус фыркнул и, выбросив остатки рулета в корзину, стряхнул с рубахи крошки.
  
  — И что мы в результате имеем? — спросила Хейс. — Женщину, которая останавливает проходящих мимо мужчин, чтобы заняться с ними быстрым бесплатным сексом? — Она немного помолчала. — Я, кажется, понимаю, что смущает сержанта Кларк.
  
  — Да, подобная благотворительность встречается не часто, — кивнула Шивон. — Хотя мужчины, возможно, со мной не согласятся.
  
  Ребус посмотрел на Тиббета, Тиббет — на Гудира, но ни один не возразил.
  
  — Значит, это была обычная шлюха? — подвел итог Тиббет.
  
  — Работница сферы интимных услуг, — поправил Ребус.
  
  — Андерсоны и Нэнси Зиверайт оказались там почти в то же самое время, однако никакой женщины в капюшоне они не видели!
  
  — Это не означает, что ее там не было, Колин, — заметил Ребус.
  
  — Для подобной ситуации существует какое-то выражение… — снова подал голос Гудир. — Ну, когда женщина подставляет мужчин…
  
  — Это называется «сыр в мышеловке», — просветил его Ребус. — Но мы, кажется, снова возвращаемся к версии об ограблении, не так ли? Меня, однако, смущает modus operandi,[9] лично я с таким давно не встречался. Во всяком случае — не в Эдинбурге. Кроме того, эксперты подтверждают, что незадолго до смерти Федоров имел половое сношение.
  
  На некоторое время в рабочем зале воцарилось молчание. Шивон первой подняла голову.
  
  — Все-таки я не понимаю, что может помешать мне прийти к единственному возможному заключению и отправиться с ним на доклад к Макрею? Жертва была ограблена, избита и брошена умирать. — Она кивнула на электронный фоторобот. — А это наш единственный подозреваемый.
  
  — Пока единственный, — напомнил Ребус. — Но Макрей, мне помнится, сказал, что у нас есть несколько дней на сбор улик. Почему бы не использовать весь наш запас времени?
  
  — Какие именно улики ты хочешь найти? И где?
  
  Ребус не ответил. Вместо этого он поднялся и жестом предложил Шивон выйти вместе с ним в коридор. Для Тиббета и Хейс это был, безусловно, щелчок по носу, и они, не сговариваясь, состроили оскорбленные лица, но Ребус не обратил на это внимания. Остановившись на лестничной площадке, он оперся о перила и повернулся к Шивон, которая шла за ним, сложив руки на груди.
  
  — Ты уверена, — спросил Ребус, — что Фил и Кол не против неожиданного появления Гудира в команде?
  
  — Почему они должны быть против?
  
  — В конце концов, он не из наших. Он даже не детектив!
  
  Шивон с вызовом посмотрела на него.
  
  — По-моему, проблема вовсе не в оскорбленных чувствах Филлиды и Колина, а кое в чем другом. Вернее — кое в ком другом… — Она немного помолчала. — Скажи, Джон, ты помнишь свой первый день в отделе уголовного розыска?
  
  — Так… Смутно.
  
  — А вот я помню свой первый день так, словно это было вчера. Я помню, как все меня называли «свежей кровью», и в конце концов мне стало казаться, будто я попала в какое-то логово вампиров. — Она выпрямилась, уперев руки в бока. — Тодду необходимо хлебнуть детективной работы, Джон. Попробовать ее на вкус.
  
  — У меня такое ощущение, что он уже кое-что попробовал… вцепился в тебя мертвой хваткой, точно бульдог.
  
  Улыбка Шивон превратилась в угрюмую гримасу, но Ребус этого уже не заметил. Упоминание о вампирах натолкнуло его на новую, неожиданную мысль.
  
  — Быть может, это ерунда, — медленно проговорил он, — но охранник на парковке упомянул о своей начальнице — единственной, кто время от времени проверяет их работу. Он назвал ее Потрошительницей. А знаешь почему?
  
  — И почему же? — сердито спросила Шивон, которая твердо решила не спускать Ребусу ни одного намека, ни одной сомнительной шутки.
  
  — Потому что она часто ходит в плаще с капюшоном, — ответил инспектор.
  14
  
  Гэри Уолш, сменивший Джо Уиллса около часа назад, сидел в дежурном помещении. Его куртка была расстегнута, галстук валялся на столе. Судя по всему, он чувствовал себя прекрасно.
  
  — Не пойму, за что вы получаете зарплату, — пошутил Ребус, входя в дежурку.
  
  Увидев его, Уолш сбросил ноги со стола, вытащил из ушей наушники и выключил плеер.
  
  — Что вы слушаете? — спросил Ребус.
  
  — «Праймл Скрим».
  
  — Ну а если бы это был не я, а кто-нибудь из вашего начальства?
  
  — Кроме Потрошительницы к нам никто не заходит.
  
  — Да, я помню, вы говорили… Кстати, вы поставили ее в известность об убийстве?
  
  — По-моему, она узнала о происшедшем от журналистов.
  
  — И что?..
  
  Бросив взгляд на свежий номер «Ивнинг ньюс», валявшийся рядом с радиоприемником, Ребус заметил, что кроссворд уже полностью разгадан.
  
  Уолш пожал плечами:
  
  — Ничего. Правда, она захотела посмотреть на кровавые пятна…
  
  — Милая женщина.
  
  — Да нет, с ней-то как раз все нормально.
  
  — Кстати, как ее зовут?
  
  Уолш с любопытством посмотрел на детектива.
  
  — Вы уже кого-нибудь задержали?
  
  — Пока нет.
  
  — А зачем вам понадобилась Кэт?
  
  — Ее зовут Кэт?
  
  — Да. Кэт Милз.
  
  — Скажите, она похожа вот на эту женщину?
  
  Уолш взял у Ребуса фоторобот женщины в капюшоне. Некоторое время он внимательно рассматривал его, потом покачал головой.
  
  — Вы уверены? — спросил Ребус.
  
  — Ничего похожего. — Уолш вернул листок. — А это кто? На картинке?..
  
  — Незадолго до того, как Федоров был убит, свидетель видел напротив парковки какую-то женщину. Теперь мы проверяем всех, кто мог оказаться в этом районе.
  
  — Ну, Кэт вы можете смело исключить. В тот день ее здесь не было.
  
  — Тем не менее не могли бы вы дать мне ее контактный телефон?
  
  Уолш показал на висевшую за дверью пробковую доску для объявлений.
  
  — Посмотрите вон там.
  
  Ребус подошел к доске и записал номер мобильного телефона Кэт Милз.
  
  — Часто она здесь появляется?
  
  — Примерно дважды в неделю, один раз в смену Джо, другой раз — в мою.
  
  — Еще один вопрос: у вас когда-нибудь были проблемы с местными проститутками?
  
  — Разве здесь есть проститутки?.. Вот не знал!
  
  Ребус убирал блокнот, когда раздался сигнал на пульте.
  
  Уолш нажал кнопку и повернулся к одному из мониторов, на котором появилось изображение лысого мужчины, стоявшего рядом со своей машиной перед выездным шлагбаумом.
  
  — Что у вас случилось? — спросил Уолш в микрофон.
  
  — Чертов аппарат сожрал мой талон, — прозвучал в ответ искаженный динамиками голос.
  
  Повернувшись к Ребусу, Уолш закатил глаза.
  
  — И так несколько раз за смену, — пожаловался он, нажимая кнопку. Шлагбаум начал открываться, и водитель, не сказав ни «спасибо», ни «до свидания», полез в салон машины.
  
  — Нужно бы закрыть этот выезд, пока автомат не отремонтируют, — пробормотал Уолш.
  
  — Да, я вижу, скучать вам не приходится.
  
  Уолш фыркнул.
  
  — Эта женщина, портрет которой вы мне показывали… — проговорил он, вставая. — Вы думаете, она может иметь какое-то отношение к… к тому, что произошло?
  
  — А почему вы спрашиваете?
  
  Уолш принялся застегивать куртку, поэтому ответил не сразу.
  
  — Ну, я думаю, женщин-грабителей не так уж много, — сказал он.
  
  — Очень мало, — согласился Ребус.
  
  — В газетах вроде писали, что того беднягу обчистили. Ведь это было ограбление, правда?
  
  — Не исключено. — Ребус немного помолчал. — В прошлый раз вы говорили, что закрываете в одиннадцать. Я ничего не перепутал?
  
  — То же самое я скажу и в этот раз. — Уолш улыбнулся. — В одиннадцать, да.
  
  — Как раз в это время и было обнаружено тело.
  
  — Ну и что?
  
  — Но вы утверждаете, что ничего не видели.
  
  — Ничего.
  
  — По дороге домой вы должны были проехать как раз мимо поворота на Реберн-вайнд.
  
  — Я ничего не видел, — повторил Уолш. — И ничего не слышал. И никакой женщины в плаще с капюшоном я не видел тоже, а если бы увидел, испугался бы до чертиков. Как-никак, у нас тут рядом кладбище… — Он внезапно нахмурился.
  
  — Вы о чем-то вспомнили? — насторожился Ребус.
  
  — Возможно, это ерунда, но все-таки… Просто я подумал о «кладбищенских турах», которые с недавних пор устраиваются на этом погосте. Люди надевают соответствующие костюмы и прячутся между могил, чтобы пугать туристов.
  
  — Вряд ли наша таинственная женщина участвовала в этих играх, — покачал головой Ребус.
  
  Он, впрочем, знал, о чем говорил Уолш. «Кладбищенские туры»… По ночам на Королевской миле[10] часто встречались туристические группы под руководством профессиональных гидов, одетых как вампиры или другая нечисть.
  
  — Кроме того, — добавил он, — я не слышал, чтобы подобные мероприятия устраивались и на этом кладбище.
  
  — В наше время, — нравоучительно заметил Уолш, — даже кладбища не могут считаться спокойным местечком. — Вытащив из-под пульта табличку с надписью «НЕ РАБОТАЕТ», он поднялся, собираясь покинуть будку. Ребус вышел первым.
  
  — А туристы вас не беспокоят? — спросил он.
  
  — Ну, иногда к нам забредают обкурившиеся парни, которые отстали от группы. — Уолш усмехнулся. — Я уверен, что в прошлом году именно они напали на клиента на нашей лестнице. Безбашенный народ! Вот скажите, разве нормальный человек отправится ночью на кладбище, да еще станет платить деньги, чтобы его пугали ряженые?
  
  Ребус кивнул:
  
  — Ваш напарник рассказывал мне об этом случае. А что, дело так и не было раскрыто?
  
  Уолш фыркнул, что послужило для Ребуса достаточным ответом.
  
  — Вы не в курсе, какой участок занимался расследованием?
  
  — Это случилось еще до того, как я начал здесь работать, — сказал Уолш и прищурился. — А вы-то что так напрягаетесь? Это потому, что парень был иностранцем, или он оказался большой шишкой?
  
  — Не понимаю, о чем вы, — сказал Ребус, следуя за Уолшем к съезду, ведущему на первый этаж.
  
  — Я хочу знать, почему вы тратите столько сил на раскрытие этого дела.
  
  — Просто потому, что человек был убит, мистер Уолш, — ответил Ребус, доставая мобильный телефон.
  
  Меган Макфарлейн собиралась на какую-то важную встречу в Лите, поэтому, как сказал Родди Лидл, полицейским она могла уделить не больше десяти минут. Встречу она назначила в «Старбаксе» в нескольких шагах от парламента, поэтому Шивон и Гудир ждали именно там. Констебль заказал чай, Шивон — свой обычный эспрессо. Она также раскошелилась на пару морковных кексов, хотя Гудир попытался заплатить за них.
  
  — Сегодня я угощаю, — ухмыльнулась Шивон и тут же спросила в кассе чек в надежде, что в конце месяца ей удастся провести его по графе «накладные расходы».
  
  Некоторое время они сидели вдвоем, глядя в окно на сгущающиеся над Кэнонгейтом сумерки.
  
  — Хотела бы я знать, какой дурак решил построить здание парламента именно здесь, — заметила Шивон.
  
  — Как говорится, с глаз долой — из сердца вон, — отозвался Гудир.
  
  Слегка улыбнувшись, Шивон спросила, каковы его первые впечатления о работе в уголовном розыске.
  
  Прежде чем ответить, Гудир ненадолго задумался.
  
  — Я рад, что меня не отправили обратно, — сказал он наконец.
  
  — Это только пока, — предупредила Шивон.
  
  — И еще мне нравится, что вы, похоже, действуете как одна команда. Что касается самого дела, то…
  
  Он не договорил.
  
  — Ну, давайте, давайте.
  
  — Мне показалось, что вы… Только не подумайте, будто я пытаюсь вас критиковать, и все же… Все же вы как будто немножко очарованы инспектором Ребусом.
  
  — Так «немножко» или все-таки «очарована»?
  
  — Думаю, вы понимаете, что я хотел сказать. Инспектор, конечно, очень опытен, он многое повидал и пользуется заслуженным уважением, поэтому, когда интуиция что-то ему подсказывает, вы воспринимаете это как непреложную истину. А на догадках, путь даже гениальных, далеко не уедешь.
  
  — В некоторых случаях без интуиции не обойтись, да и догадки, как вы сами понимаете, возникают не на пустом месте. Достаточно бросить в воду камень, чтобы по поверхности побежали волны.
  
  — Но ведь на самом деле не так. Не должно быть так! — Он придвинулся ближе к столу, готовясь отстаивать свою точку зрения. — Я вижу расследование как линейный процесс. Человек совершает преступление, и задача уголовного розыска его найти. В подавляющем большинстве случаев либо преступник является с повинной, либо находится свидетель, который может дать его описание. Кроме того, большинство правонарушителей уже известны полиции, и их легко вычислить по отпечаткам пальцев, по ДНК… — Он сделал небольшую паузу, чтобы перевести дух. — А у меня… у меня сложилось впечатление, что инспектор Ребус терпеть не может такие дела — дела, где мотив ясен с самого начала, а преступника можно легко найти по оставленным им следам.
  
  — Вы совсем не знаете Джона, — упрекнула его Шивон.
  
  Гудир покраснел, почувствовав, что зашел слишком далеко.
  
  — Я только хотел сказать, что инспектор больше любит дела, которые бросают вызов его опыту и уму, но… но…
  
  — Но часто излишне все усложняет? — закончила Шивон.
  
  — Я не это имел в виду. Просто вам, его коллегам, необходим непредвзятый подход.
  
  — Спасибо за совет. Мы учтем ваши пожелания.
  
  Ледяной тон Шивон смутил Гудира, и, опустив голову, он смотрел на свою пустую чашку, пока в зале не появилась Меган Макфарлейн. Заметив детективов, она энергичной походкой направилась в их сторону. В руках у нее было не меньше десятка папок, которые она с грохотом швырнула на край стола. Родди Лидл, следовавший за ней, как рыба-лоцман — за акулой, отошел к буфету, чтобы заказать кофе.
  
  — Ф-фу, вот писанины-то сколько! — пожаловалась Макфарлейн и вопросительно взглянула на Гудира. Шивон представила новобранца.
  
  — Я ваш твердый сторонник, — заверил Гудир члена парламента. — Меня восхищает ваша позиция по вопросу о развитии трамвайного сообщения.
  
  — У вас, случайно, нет нескольких тысяч друзей, которые думали бы так же, как вы? — пошутила Макфарлейн и, упав на стул, устремила взгляд вверх.
  
  — А еще мне всегда импонировала идея независимости Шотландии, — продолжал Гудир, воодушевляясь.
  
  Макфарлейн снова посмотрела на него, потом повернулась к Шивон.
  
  — Этот молодой человек нравится мне куда больше вашего старшего коллеги, — заметила она.
  
  — Инспектор Ребус просил извиниться, — сказала Шивон. — Сегодня вечером он занят в другом месте и не смог прийти на нашу встречу, но это он обратил внимание, что вы участвовали в передаче «Время вопросов» вместе с Федоровым. Почему вы не упомянули об этом во время нашей первой беседы?
  
  — Вы хотели спросить меня только об этом? — раздраженно осведомилась Макфарлейн. — Я-то думала, что вы уже кого-то арестовали!
  
  — Это был единственный раз, когда вы встречались с Федоровым? — не отступала Шивон.
  
  — Да.
  
  — Значит, вы познакомились в студии?
  
  — В Круглой башне, — поправила Макфарлейн. — Мы все должны были собраться там примерно за час до начала записи.
  
  — Мне казалось, что передача идет вживую, — вставил Гудир.
  
  — Не совсем, — ответила Макфарлейн. — Кстати, Джим Бейквелл, министр от лейбористов, счел нужным задержаться — начальство у нас всегда задерживается, а телевизионщикам это не понравилось. В результате он получил с гулькин нос эфирного времени, хотя рассчитывал, наверное, произнести целую речь…
  
  Она улыбнулась и милостиво кивнула Лидлу, который принес черный кофе для нее и чашечку эспрессо для себя. Придвинув стул, секретарь опустился на него и обменялся рукопожатием с Гудиром.
  
  — Боюсь, теперь по парламенту поползут слухи, Родди, — сказала Макфарлейн, высыпая в кофе первый пакетик сахара. — Мол, ко мне зачем-то приходил полицейский. Недоброжелатели могут даже организовать запрос, не нарушила ли я правила движения…
  
  — Это весьма вероятно, — согласился Лидл и поднес чашку к губам.
  
  — Вы говорили о Федорове, — напомнила Шивон.
  
  — Полиция хочет расспросить меня о телевизионной передаче, в которой я участвовала, — пояснила Макфарлейн своему секретарю. — Они, вероятно, решили, что я что-то скрываю.
  
  — Просто нам стало любопытно, почему вы умолчали об этом эпизоде, — продолжала гнуть свою линию Шивон.
  
  — А скажите, сержант, разве остальные политики, которые были на сцене вместе с Федоровым, поспешили заявить о своем знакомстве с ним? Или выступить с воспоминаниями? Нет, потому что они могут рассказать вам не больше моего. Наш русский друг выпил несколько бокалов вина, слопал несколько сэндвичей — и все это в полном молчании. За все время он не сказал нам ни единого слова. Лично у меня сложилось впечатление, что он недолюбливает политиков.
  
  — А после передачи?
  
  — Нас всех ждали машины или такси. Федоров пробормотал что-то вроде «до свидания» и ушел, и, между прочим, унес в кармане почти полную бутылку вина с общего стола. — Макфарлейн покачала головой. — Не представляю, как эти сведения могут помочь вашему расследованию.
  
  — Значит, вы с ним больше не виделись?
  
  — Разве я не сказала вам только что: это был первый и единственный раз?.. — Она посмотрела на Лидла, словно ждала от него подтверждения своих слов.
  
  Шивон тоже взглянула на секретаря:
  
  — А вы, мистер Лидл? Разве вы не разговаривали с Федоровым в Круглой башне?
  
  — Я, разумеется, ему представился, но он… Он произвел на меня впечатление человека необщительного, почти грубого. На это шоу всегда приглашают кого-то одного, кто не имеет отношения к политике, однако с таким человеком всегда проводится подробное предварительное собеседование. Случайно я знаю, что журналистка, которая работала с Федоровым, осталась не слишком довольна: судя по ее заметкам, русский поэт крайне неохотно шел на контакт. Я до сих пор удивляюсь, как он вообще попал на передачу.
  
  Шивон задумалась. Чарльз Риордан сказал, что Федоров любил общаться с людьми, тогда как завсегдатай «Мадерса» утверждал — в баре поэт держался обособленно и замкнуто. Теперь то же самое говорили Макфарлейн и Лидл. Кто же из них лжет? А может быть, в общении с разными людьми характер Федорова раскрывался по-разному?
  
  — Как вы думаете, кому пришла в голову мысль пригласить его на шоу? — спросила она у Лидла.
  
  — Продюсеру, редактору, кому-то из членов съемочной группы, которая готовит «Время вопросов». Любой мог высказать подобную идею.
  
  — А не могло это быть своеобразным ответом Москве? — неожиданно вмешался Гудир.
  
  — Это не исключено.
  
  Макфарлейн посмотрела на констебля с явным уважением.
  
  — Что вы имеете в виду? — спросила Шивон у своего спутника.
  
  — Некоторое время назад в Москве был убит британский журналист, — ответил тот. — Возможно, Би-би-си решила таким способом показать русским, что свободу слова убить нельзя.
  
  — И все-таки кое-чего русские достигли, — заметил Лидл. — Иначе бы в нашей сегодняшней встрече не было нужды. Или взять хотя бы того беднягу в Лондоне… Литвиненко…
  
  Макфарлейн строго посмотрела на него:
  
  — Именно такие слухи следует подавлять в зародыше, Родди.
  
  — Да, конечно, — поспешно согласился секретарь и принялся двигать по столу свою давно опустевшую чашку.
  
  — Итак, позвольте мне подвести некоторые итоги, — проговорила Шивон после непродолжительного молчания. — Вы оба познакомились с Федоровым на записи передачи «Время вопросов», но не разговаривали с ним. Вы не сталкивались с ним раньше и не встречались впоследствии. Так я, пожалуй, и напишу в моем рапорте.
  
  — В рапорте? — резко сказала Макфарлейн.
  
  — В нашем внутреннем рапорте, — уточнила Шивон. — Этот документ предназначен исключительно для служебного пользования, поэтому содержащиеся в нем сведения не подлежат разглашению… — Она выдержала паузу и нанесла свой coup de grace:[11] — До суда.
  
  Лицо Макфарлейн слегка покраснело от сдерживаемого гнева.
  
  — Я уже говорила вам, сержант, что у нас в городе находится группа потенциальных инвесторов из России. И мы должны сделать все, чтобы не отпугнуть их каким-нибудь неосторожным…
  
  — Почему вы считаете, — перебила Шивон, — что, если они увидят, как методично и тщательно умеет действовать наша полиция, это непременно их отпугнет?
  
  Макфарлейн хотела что-то возразить, но как раз в этот момент зазвонил ее мобильник. Отвернувшись от стола, член парламента поднесла аппарат к уху.
  
  — Стюарт?.. Как дела?
  
  «Стюарт, — догадалась Шивон, — это наверняка мистер Джени».
  
  — Надеюсь, ты заказал столик в «Эндрю Фэйрли»?.. — Поднявшись из-за стола, Меган Макфарлейн двинулась к дверям, на ходу высматривая кого-то сквозь выходящие на улицу высокие окна вестибюля.
  
  — «Эндрю Фэйрли» — это ресторан в отеле «Глениглз», — пояснил Лидл.
  
  — Я в курсе, — кивнула Шивон и добавила специально для Гудира: — Спасители национальной экономики ужинают в лучших ресторанах, живут в лучших отелях и играют в гольф после завтрака. Скажите, мистер Лидл, кто все это оплачивает? Часом, не рядовые налогоплательщики?
  
  Секретарь пожал плечами, и Шивон снова повернулась к Гудиру:
  
  — Вы все еще считаете, что кроткие наследуют землю?
  
  — Псалом тридцать шестой, стих одиннадцатый, — пробормотал Гудир.
  
  Шивон собиралась добавить еще кое-что, но тут зазвонил ее собственный мобильник. Это был Джон Ребус, который хотел знать, удалось ли ей выяснить что-нибудь интересное.
  
  — Констебль Гудир только что сообщил мне, что кроткие наследуют землю, — отрапортовала Шивон. — Кажется, это откуда-то из Библии…
  15
  
  Ребус позвонил только потому, что ему стало скучно, однако меньше чем через полминуты после того, как Шивон взяла трубку, он увидел черный «фольксваген-пассат», который резко затормозил у бордюра напротив автостоянки. Из машины вышла женщина. Ребус был уверен, что это — Кэтрин Милз, и поспешил закончить разговор.
  
  — Мисс Милз? — спросил детектив, делая шаг по направлению к ней.
  
  Вокруг сгущались ранние осенние сумерки, с Северного моря налетали порывы ледяного ветра, поэтому Ребус ожидал, что «Потрошительница» будет одета достаточно тепло — в длинный зимний плащ или плотную накидку, но на Милз была простая куртка-аляска до колен с отороченным мехом капюшоном. Высокая, лет сорока, она стригла свои рыжие волосы под пажа и носила очки в черной оправе. На бледном, круглом лице выделялись подведенные помадой полные, чувственные губы. На электронный портрет, лежавший в кармане Ребуса, Милз была нисколько не похожа.
  
  — Инспектор Ребус? — догадалась Милз, обменявшись с ним коротким рукопожатием. Сняв черные водительские перчатки, она небрежным движением сунула их в карман. — Терпеть не могу это время года, — пробормотала Милз и, прищурившись, посмотрела на затянутое сплошными облаками небо. — Утром встаешь — темно, возвращаешься домой — снова темно…
  
  — Разве вы работаете не по свободному графику? — удивился Ребус.
  
  — С такой работой, как моя, дела постоянно находятся. — Она мрачно покосилась на табличку «Не работает», висевшую на ближайшем въездном шлагбауме.
  
  — Значит, в среду вечером вы тоже занимались делами?
  
  — Насколько я помню, в девять я была уже дома, — ответила Милз, продолжая разглядывать неработающий аппарат. — На нашей стоянке на Кэннинг-стрит возникли проблемы: охранник не вышел на работу. Пришлось уговаривать его сменщика отработать вторую смену подряд. — Она величественно повернулась к Ребусу. — Вы ведь спрашиваете потому, что в среду вечером у нас тут кого-то убили?
  
  — Да. Жаль, что ваши камеры видеонаблюдения оказались практически бесполезны — они могли бы дать нам хоть какой-то материал для работы.
  
  — Мы устанавливали их не для удобства полиции, — отрезала Милз.
  
  Ребус не обратил на выпад никакого внимания.
  
  — Значит, в десять вечера в день убийства вас не было на улице напротив автостоянки?
  
  — А кто сказал, что я там была?
  
  — Никто, но у нас есть описание похожей на вас женщины…
  
  Ребус знал, что преувеличил, но ему было любопытно взглянуть на ее реакцию. Милз, однако, только приподняла бровь и скрестила руки на груди.
  
  — И как, хотела бы я знать, вы получили мое описание? — спросила она и покосилась в сторону въезда на парковку. — Должно быть, наши мальчики порассказали вам сказочек. Чувствую, пора взяться за них всерьез, что-то они совсем разболтались.
  
  — Они только сообщили, что вы иногда носите одежду с капюшоном, — сказал Ребус. — А наш свидетель — случайный прохожий — видел незадолго до убийства женщину, которая ждала кого-то напротив вашей стоянки. И она тоже была в капюшоне.
  
  — Женщина в одежде с капюшоном? Зимним вечером на Кинг-стейблз-роуд? И вы решили, что это непременно должна быть я?
  
  Неожиданно Ребусу захотелось, чтобы сегодняшний рабочий день остался позади и чтобы он мог отправиться в паб, сесть на табурет перед стойкой, заказать выпивку и забыть обо всем остальном.
  
  — Если это были не вы, так и скажите, — устало вздохнул он.
  
  — Ну, это мы еще посмотрим, — неожиданно заявила она, насмешливо растягивая слова.
  
  — Что-что? — удивился Ребус.
  
  — Побыть для разнообразия главной подозреваемой в деле об убийстве — это может оказаться интересно.
  
  — Благодарю вас, мэм, но у нас хватает психов, готовых признаться и в этом убийстве, и еще в десятке других. А тех, кто пытается настаивать на своей причастности к делу, мы можем даже привлечь к ответственности, — добавил он на всякий случай.
  
  Милз слегка улыбнулась.
  
  — Извините, инспектор, — сказала она. — У меня был длинный, тяжелый, невероятно скучный день, и я не подумала, что с вами не следует шутить. — Милз снова посмотрела на неработающий шлагбаум. — Мне нужно поговорить с Гэри, убедиться, что он вызвал ремонтников. — Она слегка поддернула рукав, чтобы взглянуть на часы. — На этом мой рабочий день, наконец, закончится, после чего… — Она перевела взгляд на Ребуса. — После чего я, вероятно, отправлюсь в «Монпелье»…
  
  — Винный бар в Брантсфилде?
  
  Ребусу понадобилось не больше двух секунд, чтобы сообразить, что к чему.
  
  Улыбка Милз стала шире.
  
  — Я так и подумала, что вы должны быть в курсе, — сказала она. — Знатока сразу видно.
  
  Ребус хотел выпить одну порцию, а выпил три — и все из-за рекламы, обещавшей третий бокал бесплатно. Впрочем, пил он не из бокала: три крошечные бутылочки светлого импортного пива помогли ему сохранить ясный ум. Кэт Милз запила пивом полную бутылку риохи. «Пассат» она припарковала за углом бара, сказав, что оставит его здесь на ночь, так как живет в многоквартирном доме неподалеку.
  
  — Так что не надейтесь привлечь меня за вождение в пьяном виде, — сказала она Ребусу и погрозила пальцем. — Не выйдет!
  
  — Я тоже пешком, — объяснил он, добавив, что его собственная квартира находится на Марчмонт-роуд.
  
  Когда Ребус только вошел в бар, его оглушила громкая музыка и гул голосов. Кэт ждала его в дальней кабинке.
  
  — Надеялись, что я вас не найду? — спросил он.
  
  — Мне просто не хотелось выглядеть слишком легкой добычей.
  
  Дальнейший разговор касался главным образом его работы и обычных для эдинбуржцев тем: автомобильных пробок, погоды, а также последних инициатив городского совета, выливавшихся в дорожные работы в самых неожиданных местах и вызывавших новые пробки. С самого начала Кэтрин Милз предупредила Ребуса, что в ее собственной жизни ничего интересного нет. Она вышла замуж в восемнадцать, в двадцать уже развелась, в тридцать четыре рискнула повторить печальный опыт юности, но второй брак просуществовал всего полгода или даже меньше.
  
  — В этом возрасте следовало бы быть умнее, не так ли?
  
  — Но вы, наверное, не всегда занимались автомобильными парковками, — заметил Ребус.
  
  — Разумеется, нет, — ответила Милз.
  
  Она рассказала, что сначала была офисным работником, сменила несколько мест, затем открыла собственную консалтинговую фирму, очень небольшую, которая прекратила существование через два с половиной года — не в последнюю очередь благодаря второму мужу, который при разводе забрал принадлежавшую ему долю капитала.
  
  — Потом я была торговым агентом, но долго не продержалась… Какое-то время я жила на пособие по безработице и ходила на курсы по переподготовке, потом мне предложили заняться парковками.
  
  — По роду своей работы, — сказал Ребус, — мне постоянно приходится выслушивать других людей, и я знаю, что самое интересное они почему-то скрывают.
  
  — Тогда вызовите меня на допрос, — ответила она, разводя руками.
  
  В конце концов Ребусу все же удалось вытянуть из нее кое-какие сведения о Гэри Уолше и Джо Уиллсе. Кэт тоже подозревала, что последний пьет на работе, но поймать его с поличным ей еще ни разу не удалось.
  
  — Может быть, вы мне поможете, вы же детектив, — сказала она.
  
  — Для этого нужен частный сыщик, — покачал головой Ребус. — А лучше поставьте на стоянке пару дополнительных видеокамер, но только чтобы Уиллс и Уолш не знали.
  
  Кэт рассмеялась и, подозвав официантку, велела принести третье, бесплатное пиво.
  
  Прошел еще примерно час, они одновременно взглянули на часы и улыбнулись друг другу.
  
  — Ну а вы? — спросила Милз. — Нашлась женщина, согласившаяся вас терпеть?
  
  — Нет. Когда-то я был женат, у меня есть дочь, но ей уже за тридцать.
  
  — А на службе? Я ведь знаю, как это бывает: напряженная работа, необходимость действовать в команде…
  
  — Бог миловал, как говорится. — Ребус покачал головой.
  
  — Ну и молодец. — Она фыркнула, потом слегка пожевала губами. — Я сама давно отказалась от романов на одну ночь… более или менее отказалась. — Теперь на ее губах играла легкая улыбка.
  
  — Правильно, — согласился Ребус и тут же подумал, как глупо это прозвучало.
  
  — А вам не попадет за… за неформальное общение с подозреваемой?
  
  — А кто узнает?
  
  — Тут и узнавать ничего не нужно.
  
  Она с улыбкой показала на камеру видеонаблюдения над баром, смотревшую точнехонько в их сторону, и они дружно засмеялись.
  
  Уже в вестибюле, помогая Кэт влезть в рукава куртки, Ребус снова спросил:
  
  — Так вы были возле парковки в среду вечером? Только честно…
  
  В ответ она только отрицательно качнула головой.
  
  На улице Ребус протянул Кэт свою рабочую визитку с номером мобильного телефона. На прощание они не поцеловались, не обменялись рукопожатиями: два покрытых шрамами ветерана не нуждались во внешних проявлениях внимания.
  
  По дороге домой Ребус остановился у кафе, чтобы купить жареной рыбы с картофелем, которую — вероятно, заботясь об общественном здоровье — больше не заворачивали в газету. Вкус тоже был другим, а порции заметно уменьшились — вследствие сокращения промысла в Северном море. Обычная пикша скоро станет деликатесом или вообще исчезнет, печально размышлял Ребус.
  
  С закуской он расправился еще до того, как добрел до своего дома и поднялся в квартиру. В почтовом ящике не оказалось ничего: даже счёта за коммунальные услуги и того не было. Включив в гостиной свет, Ребус выбрал соответствующую настроению музыку и позвонил Шивон.
  
  — Ну что? — спросила она.
  
  — Просто интересуюсь, что мы будем делать дальше.
  
  — Лично я собиралась заглянуть в холодильник и достать бутылочку чего-нибудь, — сказала Шивон.
  
  — Когда-то это была моя реплика.
  
  — Времена меняются, как тебе известно.
  
  — И эти слова тоже должен был произнести я.
  
  Он услышал, как Шивон рассмеялась. Потом она спросила, как прошла встреча с Кэт Милз.
  
  — Похоже, еще один тупик, — признался Ребус.
  
  — Многовато тебе понадобилось времени, чтобы это понять.
  
  — Неохота было возвращаться в участок. — Он сделал паузу. — Собираешься написать на меня докладную?
  
  — Еще не решила. Нужно дать тебе подергаться. — Она тоже помолчала. — Что это у тебя играет?
  
  — Это «Литл Криминалз», «Парад развеселых легавых».
  
  — Не очень-то хорошо эти ребята разбираются в полицейской службе.
  
  — Это Рэнди Ньюмен… Мне нравится название другой его вещи — «Толстяка не проведешь».
  
  — Толстяк — это, случаем, не ты?
  
  — А ты подумай как следует… — Он немного помолчал. — Сдается мне, Шив, ты перешла на сторону Макрея. Скажи, ты и вправду считаешь, что это было простое ограбление?
  
  — Я велела Фил и Колину расследовать эту версию, — призналась Шивон.
  
  — Решила уступить?
  
  — Ничего я не решила! — разозлилась Шивон.
  
  — Хорошо-хорошо, я неудачно выразился… Осторожность никогда не помешает, Шивон. И я последний, кто станет тебя обвинять.
  
  — Ты и сам пришел бы к тем же выводам, если бы подумал как следует! — с горячностью возразила Шивон. — Разве за Федоровым кто-то следил, когда он вышел из отеля «Каледониан»? Нет, если верить твоему эксперту по видеонаблюдению. Приставала ли к нему проститутка, которую видел Геверилл? Не исключено. И очень может быть, что поблизости околачивался ее сутенер с обрезком водопроводной трубы… Короче говоря, Федоров просто оказался не в том месте и не в то время.
  
  — Ну, с этим трудно не согласиться.
  
  — Зачем тогда раздражать наших членов парламента, русских миллионеров и деятелей из Первого шотландского банка? Это ничего нам не даст.
  
  — Зачем?.. Не знаю, но, откровенно говоря, это чертовски приятно. Работа должна приносить удовольствие, иначе зачем она вообще нужна?
  
  — Это удовольствие только для тебя, Джон… И так было всегда.
  
  — Тогда побалуй меня в мою последнюю неделю. Напоследок, так сказать…
  
  — А чем я, по-твоему, занимаюсь?
  
  — Ты? Ты занимаешься подведением итогов. Списыванием со счетов, если воспользоваться банковской терминологией. Поэтому и появился Тодд Гудир. Он — твой напарник, как ты сама была когда-то моей напарницей. Ты уже начала его готовить, и, насколько я успел заметить, тебе это нравится.
  
  — Нет, постой…
  
  — А кроме того, — продолжал Ребус, не слушая ее, — он нужен тебе, чтобы, когда придет время, не пришлось выбирать между Хейс и Тиббетом.
  
  — Странно, Джон, что с такими аналитическими способностями ты так и не поднялся по служебной лестнице.
  
  — Служебная лестница плоха тем, что на каждой ступеньке тебя ожидает новая задница, которую необходимо лизать.
  
  — Какой прекрасный образ!
  
  — В жизни каждого человека должно быть место прекрасному.
  
  На прощание Ребус пообещал, что они увидятся завтра («Так уж я устроен — мне все время кажется, что я могу понадобиться»), и дал отбой. Некоторое время он сидел неподвижно, надеясь, что Шивон перезвонит, но телефон молчал. Вокал Рэнди Ньюмена неожиданно начал раздражать его своей чрезмерной жизнерадостностью, и он выключил альбом. В запасе у него хватало музыки, которая больше подходила к случаю: ранний «Кинг Кримсон» или тот же Питер Хэммил, однако Ребус принялся бродить по темной квартире, бездумно переходя из комнаты в комнату, и вдруг обнаружил, что стоит перед входной дверью с ключами от «сааба» в руке.
  
  «Почему бы нет, черт возьми?» — сказал он себе. Ребус уже не раз поступал подобным образом; сомневался он и в том, что в будущем будет вести себя сдержаннее. Кроме того, он был не слишком пьян и не ожидал никаких проблем с дорожной полицией. В конце концов Ребус решился. Тщательно заперев за собой дверь, он спустился на улицу, открыл машину и сел за руль. Ехать было всего ничего. Он снова миновал «Монпелье», свернул с Брантсфилд-плейс, совершил еще один поворот и припарковался на темной, тихой улочке, застроенной домами в викторианском стиле. Здесь Ребус бывал настолько часто, что с легкостью замечал любые изменения: новые фонари, отремонтированную мостовую, покрашенную ограду в палисаднике. Сегодня, к примеру, его внимание привлекли объявления о том, что с грядущего марта стоянка на улице будет разрешена только в специально отведенных местах: подобное уже произошло на Марчмонт-роуд, но и после этого найти место для парковки легче не стало.
  
  Приехали и уехали несколько мусоровозов: Ребус слышал голоса рабочих, говоривших с польским акцентом. У нескольких домов появились пристройки, а в двух садиках исчезли гаражи. На Ребуса здесь никто не обращал внимания. Какой-то мужчина, гулявший с собакой, даже начал здороваться с ним, принимая за местного жителя, но его тощая собачонка оказалась куда менее доверчивой и, когда Ребус, присев на корточки, попытался ее погладить, отскочила от его протянутой руки.
  
  Впрочем, в большинстве случаев Ребус оставался в машине, где он сидел, опустив стекло и сжимая в зубах сигарету. Изредка он включал радио или клал руки на руль. Ребус даже не всегда смотрел на сам дом — он и так знал, кто в нем живет, знал даже, что на заднем дворе есть каретный сарай, превращенный в квартиру телохранителя. Однажды он стал свидетелем того, как перед воротами, закрывавшими въезд на подъездную дорожку, остановился автомобиль. Стекло задней дверцы бесшумно опустилось, и Ребус встретился взглядом с пассажиром, который смотрел на него с бесконечным презрением, разочарованием и даже, кажется, с жалостью. Жалость, впрочем, вполне могла быть поддельной, зато в искренности остальных чувств сомневаться не приходилось.
  
  Ребус был уверен, что за всю свою взрослую жизнь Большой Гор Кафферти не испытывал жалости ни к одному человеческому существу.
  21 Ноября 2006 года. Вторник
  День пятый
  16
  
  В воздухе еще витали серые клочья дыма, а запах гари настойчиво лез в ноздри, в рот, впитывался в одежду. Шивон Кларк прижимала к лицу носовой платок. Ребус выбросил и растоптал только что закуренную сигарету.
  
  — О господи!..
  
  Это было единственное, что он мог сказать или подумать.
  
  Тодд Гудир первым услышал новость и позвонил Шивон. Уже в пути ей пришло в голову позвонить Ребусу. Теперь они вместе стояли на Джоппа-роуд и смотрели, как пожарные сматывают ненужные больше шланги. От дома Чарльза Риордана остались одни закопченные стены — оконные рамы выгорели, крыша провалилась.
  
  — Ну что, теперь нам можно войти? — спросила Шивон у одного из пожарных.
  
  — Куда вы так торопитесь, мэм?
  
  — Я просто спросила…
  
  — Я не знаю, поговорите с боссом.
  
  Пожарные размазывали по лицу пот и сажу. Они уже сняли кислородные маски и баллоны и оживленно переговаривались друг с другом, словно члены молодежной банды после потасовки с конкурентами. Кто-то принес им воду и сок. Соседи стояли в дверях своих домов или в палисадниках, выглядывали в окна. На проезжей части собралась небольшая толпа зевак, которые шепотом обсуждали происшедшее. Этот район обслуживал полицейский участок Д, и двое детективов в штатском сразу же спросили Шивон, что привело сюда коллег с Гейфилд-сквер.
  
  — Здесь жил один из наших свидетелей, — уклончиво ответила Шивон, которой вовсе не хотелось посвящать их в подробности.
  
  Детективы остались этим очень недовольны и с тех пор держались довольно прохладно, время от времени переговариваясь с кем-то по мобильным телефонам.
  
  — Как думаешь, он был дома? — спросил Ребус.
  
  Шивон пожала плечами.
  
  — Помнишь, о чем мы говорили вчера вечером?
  
  — Ты имеешь в виду дискуссию о том, что я напрасно пытаюсь разглядеть в смерти Федорова что-то кроме простого ограбления?
  
  — Только не сыпь мне соль на раны, ладно?
  
  Ребус решил разыграть адвоката дьявола.
  
  — Этот пожар может быть совпадением. Не исключено, что Риордан жив и здоров — сидит у себя в студии и знать ничего не знает!
  
  — Я уже звонила туда, там никто не отвечает. — Шивон кивнула на стоящий у тротуара ТВР.[12] — Соседка через два дома отсюда говорит, что это его машина. Риордан приехал домой вчера вечером — она догадалась, что это он, из-за шума, который производит его таратайка.
  
  Ребус посмотрел на приземистый спорткар. Ветровое стекло машины было засыпано мелким пеплом. Двое пожарных, направлявшихся к входу в дом, осторожно перешагивали через какие-то обугленные балки, валявшиеся на дороге. Сквозь дверной проем был виден обгоревший коридор, на стенах которого чудом сохранилось несколько полок, хотя все остальное было уничтожено огнем.
  
  — Где этот чертов пожарный дознаватель? — спросил Ребус. — Когда он приедет?
  
  — Она, — поправила Шивон. — Мне сказали, что она уже в пути.
  
  — Прогресс, везде прогресс… — Ребус покачал головой.
  
  Бригада скорой помощи давно была на месте, и медики уже начали поглядывать на часы.
  
  Деловой походкой к ним приблизился Тодд Гудир. Сегодня он был в штатском. Кивнув Ребусу в знак приветствия, он принялся листать свой блокнот.
  
  — Сколько блокнотов ты переводишь в месяц? — не удержался Ребус, и Шивон кинула на него предостерегающий взгляд.
  
  — Я поговорил с соседями и с одной и с другой стороны дома, — деловито сообщил констебль. — Они все потрясены, боятся, что их собственные дома тоже могут взорваться. Некоторые выразили готовность помочь разбирать завалы, но пожарные их не пускают. По показаниям нескольких свидетелей, вчера вечером Риордан приехал домой около половины двенадцатого. После этого никто его не видел и не слышал…
  
  — Учитывая, что в доме была установлена профессиональная звукоизоляция…
  
  Гудир с воодушевлением кивнул.
  
  — Маловероятно, чтобы кто-то что-то услышал. Кстати, один из пожарных сказал мне, что звукоизолирующие материалы очень горючи, так что возможно — проблема была в них.
  
  — Вчера вечером к Риордану никто не приезжал? — уточнила Шивон.
  
  — Нет… — Гудир не удержался и покосился на Ребуса, словно ожидая от него одобрения или похвалы.
  
  — А почему ты в гражданке? — спросил тот.
  
  Растерявшись, Гудир переводил взгляд с одного детектива на другого. Шивон откашлялась.
  
  — Я подумала, — сказала она, — что, если Тодд будет работать с нами, в штатском он будет меньше бросаться в глаза.
  
  Некоторое время Ребус смотрел на нее, потом медленно кивнул и отвел глаза. Он знал, что она лжет. Гудир сам решил надеть костюм, а Шивон его покрывает.
  
  Прежде чем Ребус успел что-то сказать, в конце улицы показался ярко-красный автомобиль с включенной мигалкой. Он быстро приблизился и затормозил напротив сгоревшего дома.
  
  — А вот и пожарный инспектор, — сказала Шивон.
  
  Вышедшая из красной машины женщина выглядела элегантной, подтянутой и очень деловой. С первых же минут она целиком завладела вниманием подчиненных, которые, собравшись вокруг, показывали на закопченные стены и излагали свои соображения. Даже двое детективов из Лита подтянулись поближе, ожидая, пока их позовут.
  
  — Как думаешь, может, нам стоит представиться? — спросила Шивон у Ребуса.
  
  — Рано или поздно этого не избежать, — ответил он, но Шивон уже шагала к группе пожарных. Ребус последовал за ней, знаком приказав Гудиру оставаться на месте. Тот подчинился, но с явной неохотой, он даже сделал было шаг вперед, на проезжую часть, но все-таки остановился.
  
  За свою жизнь Ребус побывал на множестве пожаров — включая тот, когда в поджоге обвинили его. В том случае тоже были жертвы… Не слишком-то приятная работа для патологоанатомов — копаться в обугленных останках, пытаясь идентифицировать погибшего. Однажды Ребус сам едва не стал жертвой пожара — он заснул на диване с сигаретой в зубах и едва не спалил собственную квартиру. К счастью, его разбудил едкий запах дыма и тлеющей ткани, иначе он мог бы сгореть заживо.
  
  Шивон тем временем уже пожимала руку инспекторше. Та улыбалась, но лицо у нее было недовольным: пожарные считали, что им вполне по силам самим разобраться со всеми обстоятельствами происшествия и что уголовному розыску здесь делать нечего. Реакция, впрочем, была вполне естественной, и Ребус подумал, что понимает — хотя и не разделяет — чувства профессиональных огнеборцев. Тем не менее он закурил очередную сигарету, надеясь, что это привлечет к нему внимание.
  
  Он не ошибся. «Чертовы курильщики!..» — довольно громко заметил один из пожарных, и Ребус спрятал улыбку, поняв, что добился своего.
  
  Пожарную инспекторшу звали Кэти Гласс. В нескольких словах она объяснила Шивон, чем будут заниматься ее подчиненные дальше: искать пострадавших, перекрывать идущие к дому газовые трубы, проводить первичный осмотр места происшествия с целью выявления возможных причин возгорания.
  
  — Разумеется, на этом этапе речь может идти только о самых очевидных причинах, начиная с включенного утюга и заканчивая коротким замыканием проводки, — добавила Кэти Гласс.
  
  Шивон внимательно слушала и кивала в знак того, что ей все понятно, потом сама объяснила инспекторше, какую роль играл хозяин сгоревшего дома в расследовании — опять же без подробностей, поскольку детективы из Лита стояли тут же и все слышали.
  
  — И на этом основании вы считаете, что мог иметь место поджог? — спросила Гласс. — Что ж, я это учту, хотя, по правде сказать, предпочитаю работать не имея готовой версии. Если заранее настраиваешься на что-то конкретное, легко можно пропустить важные улики.
  
  В сопровождении двух старших пожарных она двинулась к палисаднику. Шивон и Ребус проводили ее взглядами.
  
  — Здесь, в Портобелло, есть неплохое кафе, — сказал, наконец, Ребус. — Как ты относишься к мясному ассорти?
  
  Перекусив, они вернулись в участок на Гейфилд-сквер. Тиббет и Хейс, чувствовавшие себя брошенными, встретили старших детективов довольно хмуро. Узнав о пожаре, они, впрочем, сразу воспряли духом и поинтересовались, означает ли это, что они могут перестать копаться в АДГР. Гудир сразу же спросил, что означает это сокращение.
  
  — Архивные досье грабителей-рецидивистов, — пояснила Хейс.
  
  — Неофициальный термин, — добавил Тиббет и хлопнул рукой по стопке пыльных картонных папок.
  
  — Я думал, они уже давно перенесены в компьютер, — пробормотал Гудир.
  
  — Хочешь заняться этой работенкой?.. — предложила Хейс, но констебль почел за благо отказаться.
  
  Шивон тяжело опустилась за свой стол и задумалась, рассеянно постукивая по столешнице кончиком карандаша.
  
  — Что будем делать, босс? — спросил Ребус, и Шивон наградила его мрачным взглядом.
  
  — Мне нужно еще раз поговорить с Макреем, — сказала она наконец, хотя прекрасно видела, что в кабинете старшего инспектора никого нет. — Его сегодня кто-нибудь видел?
  
  Хейс пожала плечами.
  
  — С тех пор как мы пришли, он не заходил.
  
  — Так вы пришли вместе! — с самым невинным видом осведомился Ребус и удостоился еще одного сердитого взгляда, на сей раз — от Тиббета.
  
  — Сегодняшний пожар… Это все меняет, — негромко проговорила Шивон.
  
  — Если только это не совпадение, — напомнил Ребус.
  
  — Сначала Федоров, потом — человек, с которым он провел свой последний вечер…
  
  Это сказал Гудир, и Шивон согласно кивнула.
  
  — И все равно это может быть совпадением, — заспорил Ребус.
  
  Она уставилась на него тяжелым взглядом:
  
  — Господи, Джон, насколько я помню, именно ты всегда был склонен видеть во всем второе дно! Почему же теперь, когда наше расследование получило неожиданное продолжение, ты выливаешь на нас ушаты холодной воды?
  
  — Чтобы потушить пожар кое у кого в мозгах.
  
  Шея и лицо Шивон пошли красными пятнами, и Ребус понял, что хватил через край.
  
  — Ладно, — быстро сказал он, — допустим, ты права. Все равно сначала нужно переговорить с Макреем. Тем временем пожарные, глядишь, найдут тело. Но даже если они его найдут, нам придется ждать, пока с трупом поработают Гейтс и Керт. Только тогда — в зависимости от того, какие выводы они сделают… — Он немного помолчал. — Это называется «обычной процедурой», и ты знаешь это не хуже, чем я.
  
  Ребус был прав, и Шивон это понимала. Ее напряженные плечи чуть-чуть опустились, карандаш выпал из пальцев и покатился по столу.
  
  — Ладно… — Она вздохнула. — Как ни трудно мне это признать, но на сей раз Джон, похоже, говорит дело. — Шивон улыбнулась, и Ребус церемонно поклонился в ответ.
  
  — Лучше поздно, чем никогда, — сказал он. — Все-таки я прослужил в полиции достаточно долго, чтобы закон больших чисел оказался на моей стороне.
  
  Эти слова заставили и остальных улыбнуться, и Ребус почувствовал, как атмосфера в комнате едва заметно изменилась. Расследование длилось уже несколько дней, но только сейчас он мог сказать, что, несмотря на взаимные уколы, ревность, насмешки, все они действуют как одна команда.
  
  Даже Макрей, который вошел несколько минут спустя, уловил перемену. Уловил и насторожился.
  
  Шивон сразу прошла за ним в его стеклянный закуток, чтобы доложить о последних событиях; при этом она пообещала себе придерживаться одних лишь голых фактов и не усложнять ситуацию догадками и версиями, которых, кстати говоря, у них пока не было. Потом зазвонил телефон на столе у Хейс, и Ребус подумал, что кто-то еще откликнулся на их обращение. В мыслях он снова и снова возвращался к таинственной проститутке, которая почему-то промышляла на непроезжей улице, и к Кэт Милз, которая пила риоху стаканами, будто воду. Федоров несомненно пользовался успехом у женщин и сам был к ним неравнодушен. Могла ли какая-то незнакомка, предложив ему заняться сексом, завлечь его на темную автостоянку, где он встретил свою смерть? Сюжет, достойный Ле Карре…
  
  Хейс положила трубку и подошла к столу Ребуса.
  
  — Они нашли тело, — сказала она.
  
  Ребус поднялся и, постучав в дверь кабинета Макрея, кивнул Шивон сквозь стекло. Та повернулась к начальнику и, испросив разрешения ненадолго его покинуть, вернулась в общий зал, чтобы узнать новости.
  
  — Сгорел мужчина, — сказала Филлида. — Во всяком случае, они так считают. Тело нашли в гостиной, оно оказалось под обломками крыши, поэтому его не сразу обнаружили.
  
  — В гостиной — это значит в студии, — поправил Гудир, напомнив всем, что он тоже побывал в доме продюсера.
  
  — Пожарно-криминалистическая лаборатория сама сделает все необходимые фотографии и экспертизы, — продолжила Хейс. — В настоящее время тело везут в морг.
  
  «Чтобы поместить в специальный зал для сильно поврежденных трупов», — мысленно закончил Ребус. Ему было очень любопытно узнать, как поведет себя Гудир при виде «головешки», как называли на полицейском жаргоне обгоревшие до неузнаваемости трупы.
  
  — Едем в морг? — спросила Шивон, но Ребус покачал головой.
  
  — Возьми с собой юного Тодда, — предложил он. — Нельзя стать настоящим детективом, пока не побываешь на вскрытии.
  
  Хейс позвонила в «Риордан студиоз» и сообщила сотрудникам новости, а заодно убедилась, что Чарльз Риордан сегодня на работе не появлялся. Тиббет получил задание позвонить в «Каледониан» и проверить показания Ричарда Браунинга. Для этого ему предстояло просмотреть барные счета за целый вечер, причем никто не знал, сколько времени это может занять. В глубине души Ребус был уверен: Браунинг понадеялся, что полиция не примет его слова всерьез, но говорить об этом вслух не стал. Когда в рабочий зал заглянул дежурный сержант, Тиббет уже вовсю названивал в отель, и Ребус оказался единственным, кто ничем не был занят.
  
  — Там внизу пришли, — сказал сержант. — Какой-то тип спрашивает, кому передать список русских… Я так и не понял — это первый состав «Сердец» на субботнюю игру или что-то другое?
  
  Но Ребус сразу догадался, кем мог быть упомянутый «тип» и что за список он принес. По-видимому, Николай Стахов из русского консульства все же составил перечень проживающих в Эдинбурге соотечественников. Он, однако, не слишком торопился исполнить просьбу полицейских, и теперь Ребус сомневался, что они сумеют как-то этот список использовать. С тех пор как он просил русского об этом одолжении, ситуация коренным образом переменилась. С другой стороны, никакого другого занятия у него в данный момент не было, поэтому он кивнул и пообещал, что сейчас спустится.
  
  Но когда Ребус появился в комнате ожидания перед дежуркой, он увидел, что мужчина, изучающий развешанные по стенам листовки с портретами разыскиваемых преступников, вовсе не Стахов.
  
  Это был Стюарт Джени.
  
  — Здравствуйте, мистер Джени.
  
  Протягивая банкиру руку, Ребус постарался никак не показать своего удивления.
  
  — Здравствуйте, инспектор, э-э…
  
  — Ребус, — напомнил Ребус.
  
  Джени кивнул, словно извиняясь за свою забывчивость.
  
  — Меня просили кое-что вам передать, — сказал он, доставая из кармана конверт. — Честно говоря, я не знал, что в полиции приемом документов занимается сам инспектор…
  
  — Я тоже не ожидал, что вы будете работать посыльным у русских.
  
  Джени выдавил улыбку.
  
  — Я столкнулся с Николаем в «Глениглзе». У него случайно оказался с собой этот конверт. Он упомянул, что должен завезти его к вам и…
  
  — И вы сказали, что сделаете это вместо него?
  
  Джени пожал плечами.
  
  — Мне это совсем не трудно.
  
  — Понятно. Ну а в гольф-то вы сыграть успели?
  
  — Нет, я не играл. Наш банк устраивал презентацию, которая совпала с приездом наших русских друзей.
  
  — Вот уж совпадение так совпадение. — Ребус ухмыльнулся. — Можно подумать, вы просто охотитесь на этих несчастных русских миллионеров.
  
  На этот раз Джени расхохотался от души, даже голову запрокинул.
  
  — Бизнес есть бизнес, инспектор. К тому же не стоит забывать — наш бизнес приносит пользу Шотландии.
  
  — С этим я, пожалуй, соглашусь. — Ребус покачал головой. — Должно быть, именно поэтому вы и поддерживаете Национальную партию. Думаете, в будущем мае она опередит остальные?
  
  — Я уже говорил вам при нашей первой встрече, что банк должен оставаться нейтральным. С другой стороны, Национальная партия набирает очки. Быть может, до полной независимости нам еще далеко, но она, скорее всего, неизбежна…
  
  — К тому же независимость полезна для бизнеса?
  
  — Национальная партия обещала снизить корпоративный налог.
  
  Ребус повертел в руках конверт.
  
  — А товарищ Стахов не сказал, что это за документы?
  
  — Список русских, которые проживают сейчас в Эдинбурге. По его словам, это имеет какое-то отношение к смерти Федорова. Сам я не понимаю, какая тут может быть связь…
  
  Джени вопросительно посмотрел на Ребуса, словно ожидая разъяснений, но тот ограничился тем, что сунул конверт в карман.
  
  — Вы тоже кое-что мне обещали, — сказал он. — Как насчет информации по счетам Федорова? Вы что-нибудь узнали?
  
  — Как я уже говорил, инспектор, существует определенный порядок. При отсутствии заинтересованного душеприказчика колеса вращаются довольно медленно…
  
  — Ну а вы?.. Вы уже заключили какие-нибудь сделки?
  
  — Сделки? — удивленно переспросил Джени.
  
  — С русскими. С теми самыми русскими, вокруг которых мне полагается ходить на задних лапках.
  
  — Вы неправильно поняли — никто не заставляет вас ходить, как вы выразились, «на задних лапках». Просто нам не хочется, чтобы у русских сложилось превратное представление о…
  
  — О Шотландии? Но ведь человек был убит, мистер Джени, и с этим ни вы, ни я уже ничего не сможем поделать.
  
  Дверь рядом со стойкой дежурного сержанта отворилась, и в вестибюль вышел Макрей. Он был в пальто и на ходу заматывал шарф.
  
  — Есть какие-то новости по пожару? — спросил он у Ребуса.
  
  — Нет, сэр.
  
  — А со вскрытия?
  
  — Тоже пока ничего.
  
  — Но ты все еще думаешь, что это как-то связано с русским поэтом?
  
  — Это мистер Джени, сэр. Он работает в Первом шотландском банке.
  
  Старший детектив и банкир обменялись рукопожатиями. Ребус надеялся, что босс поймет намек, но — просто на всякий случай — добавил, что Джени обещал предоставить полиции сведения о банковском счете Федорова.
  
  — Судя по вашим словам, — сказал Джени, — погиб кто-то еще. Кто?
  
  — Один знакомый Федорова, — коротко ответил Макрей. — У него дома случился пожар.
  
  — Боже мой!..
  
  Ребус тоже протянул банкиру руку.
  
  — К сожалению, мне пора, — сказал он. — Спасибо, что зашли.
  
  — Да-а, — протянул Джени. — У вас, похоже, действительно хватает дел.
  
  — Полным-полна коробочка, — улыбнулся Ребус.
  
  Двое мужчин пожали друг другу руки, и Ребус повернулся, чтобы подняться к себе, но ему показалось, что Макрей и банкир намерены выйти вместе. Ребусу вовсе не хотелось, чтобы босс поделился с Джени еще какими-то подробностями дел из «полной коробочки», поэтому он попросил начальника задержаться на пару слов.
  
  В результате этого маневра Джени ушел один, но, когда дверь за ним затворилась, Макрей заговорил первым.
  
  — Как тебе Гудир? — спросил он.
  
  — По-моему, парень толковый.
  
  Макрей, похоже, ждал чего-то еще, но Ребус только сопроводил свои слова неопределенным пожатием плеч.
  
  — Шивон, мне кажется, думает так же. — Макрей немного помолчал. — Когда ты уйдешь, состав группы изменится.
  
  — Да, сэр.
  
  — Я считаю, что Шивон почти созрела для повышения.
  
  — Она давно созрела, сэр.
  
  Макрей кивнул каким-то собственным мыслям.
  
  — Так о чем ты хотел со мной поговорить? — вспомнил он.
  
  — Это подождет, сэр, — уверил его Ребус.
  
  Макрей еще раз кивнул и ушел. Ребус проводил его взглядом, раздумывая, не сходить ли ему на парковку, чтобы перекурить, но потом передумал и отправился наверх, на ходу вскрыв конверт и изучая список. В списке Стахова было больше двадцати имен, но никаких подробностей — ни адресов, ни рода занятий. В самом конце Ребус обнаружил фамилию самого Стахова. Вероятно, дипломат включил себя в список просто для смеха, прекрасно зная, что перечень проживающих в Эдинбурге русских вряд ли окажется полезен для следствия.
  
  Поднявшись, он столкнулся с Тиббетом и Хейс, которые — если судить по их взволнованным лицам — собирались его разыскивать.
  
  — Что там у вас, выкладывайте, — сказал Ребус, и Тиббет взмахнул перед ним каким-то листком бумаги.
  
  — Только что поступил факс из отеля «Каледониан»! — выпалил он. — В тот вечер в баре коньяк покупали сразу несколько постояльцев.
  
  — А среди них были русские? — спросил Ребус.
  
  — Взгляните сами.
  
  Ребус взглянул. В списке было всего три имени — два из них вполне шотландские и совершенно незнакомые. Третье имя тоже не было ни русским, ни иностранным, но Ребус знал его, пожалуй, слишком хорошо.
  
   Мистер М. Кафферти.
  
  М. — значит «Моррис». Моррис Гордон Кафферти.
  
  — Большой Гор, — зачем-то объяснила Хейс.
  17
  
  Ребуса мучил только один вопрос: доставить Кафферти в участок или допросить его дома.
  
  — Это мне решать, не тебе, — напомнила ему Шивон.
  
  Полчаса назад она вернулась из морга, и, похоже, с сильной головной болью. Ребус видел, как она выдавила из блистера в ладонь пару каких-то таблеток и запила их кофе, который принес ей Тиббет. К огромному удивлению Ребуса, Гудира стошнило только один раз, да и то на парковке при морге. Впрочем, на обратном пути в участок он едва не блеванул снова — это произошло, когда они проезжали мимо клавших асфальт рабочих.
  
  — Должно быть, из-за запаха, — объяснял Гудир.
  
  Он все еще казался потрясенным, но не уставал повторять, что чувствует себя нормально, вне зависимости от того, спрашивали его об этом или нет.
  
  Шивон собрала их, чтобы рассказать, что сумели выяснить патологоанатомы. Погибшим был мужчина, рост — пять футов десять дюймов, на правой руке два перстня, на запястье — золотые часы. И сломанная челюсть.
  
  — Не исключено, что это повреждение он получил в результате удара бревном, когда обрушилась крыша, — сказала она, поскольку жертва не была ни связана, ни привязана к мебели. — Он просто лежал на полу в гостиной. Предположительная причина смерти — отравление угарным газом. Гейтс особо подчеркнул, что это только предварительные выводы.
  
  — Все-таки очень подозрительная смерть, — подал реплику Ребус.
  
  — А это означает, что нам придется заняться ею как следует, — добавила Хейс.
  
  — Как насчет опознания? — поинтересовался Тиббет.
  
  — Если посчастливится найти соответствующие записи, идентификацию можно будет провести по зубоврачебной карте.
  
  — А по перстням? — спросил Гудир.
  
  — Даже если они принадлежат Риордану, — объяснил ему Ребус, — это не означает, что погибший — наш продюсер. Лет десять тому назад у меня было дело… Один парень, над которым нависло обвинение в мошенничестве, попытался инсценировать собственную смерть с помощью похожей уловки.
  
  Гудир кивнул:
  
  — Понятно.
  
  — Вот и хорошо. — И Ребус поделился с остальными своими новостями.
  
  Шивон слушала его, подперев голову одной рукой и держа в другой факс, в который она время от времени заглядывала.
  
  — Это уже кое-что, — сказала Шивон и посмотрела на Ребуса. — Комната номер три?
  
  — Именно, — согласился он. — Только сначала нужно выключить там отопление.
  
  Несмотря на пронизывающий холод, царивший в комнате для допросов номер три, Кафферти чувствовал себя так, словно находился у себя дома в гостиной. Отодвинувшись вместе со стулом от стола, он небрежно положил ногу на ногу, а руки закинул за голову.
  
  — Рад видеть тебя, Шивон, — сказал Кафферти, как только она вошла. — Мисс Кларк выглядит очень… профессионально, — добавил он, поворачиваясь к Ребусу. — Ты отлично ее натаскал, Джон.
  
  Закрыв дверь, Ребус занял свое любимое место у стены, а Шивон села за стол напротив Кафферти. Тот слегка поклонился, качнув большой куполообразной головой, но руки не опустил.
  
  — А я-то гадал, когда вы за меня возьметесь, — проговорил он чуть насмешливым тоном.
  
  — Значит, ты знал, что рано или поздно мы явимся за тобой? — Шивон положила на стол чистый блокнот и сняла колпачок с ручки.
  
  — Ну, учитывая, что инспектору Ребусу всего ничего до пенсии, я был абсолютно уверен — он постарается придумать какой-нибудь предлог, чтобы напоследок доставить мне неприятности… — Гангстер бросил быстрый взгляд в сторону Ребуса.
  
  — У нас есть кое-что посерьезнее, чем просто предлог…
  
  — Кстати, Шивон, — перебил Кафферти, — тебе известно, что Джон часто дежурит по вечерам возле моего дома, так сказать, охраняет мой сон? В этом, разумеется, нет ничего дурного, просто мне казалось, что подобное выходит за пределы компетенции нашей полиции.
  
  Шивон пришлось сделать над собой усилие, чтобы сосредоточиться на допросе. Она даже положила ручку, но та покатилась по наклонной столешнице, и ей пришлось ее ловить.
  
  — Расскажите нам об Александре Федорове, — сказала она.
  
  — О ком?
  
  — О мужчине, которого в прошлую среду вечером вы угощали коньяком. Вряд ли вы забыли об этом эпизоде, поскольку коньяк обошелся вам в целых десять фунтов.
  
  — В баре «Каледониан», — добавил Ребус и улыбнулся.
  
  — Вы имеете в виду того поляка? — Кафферти посмотрел на него, потом снова перевел взгляд на Шивон.
  
  — На самом деле он был русским, — поправила Шивон.
  
  — Твой дом находится всего в полутора милях от отеля, — сказал Ребус. — Хотелось бы знать, зачем тебе понадобилось снимать там номер.
  
  — Может, затем, чтобы хоть ненадолго избавиться от твоего назойливого внимания? — Кафферти притворился, будто и в самом деле пытается найти ответ на вопрос. — А может быть, я сделал это просто потому, что могу себе это позволить…
  
  — Приятно, наверное, снять номер, а потом засесть в баре и угощать коньяком незнакомцев, — фыркнула Шивон.
  
  Кафферти ненадолго разомкнул руки, чтобы, подняв вверх палец, подчеркнуть свои следующие слова.
  
  — Разница между мной и Ребусом как раз в том и заключается, что он никого не угощает. Хотя и способен сидеть в баре часами… — Гангстер холодно усмехнулся. — Так это и есть та самая причина, по которой вы притащили меня сюда — то, что я угостил выпивкой какого-то нищего иммигранта?
  
  — А как по-твоему, сколько «нищих иммигрантов» ежедневно заходит в бар гостиницы «Каледониан»? — уточнил Ребус.
  
  Кафферти картинно прищурил свои глубоко запавшие глаза, затем снова открыл. На его широком, бледном лице они казались двумя черными точками.
  
  — Тут ты, пожалуй, прав, — согласился он. — Однако факт остается фактом: этого парня я видел впервые в жизни. Мы выпили, потом он ушел. Он что, натворил что-нибудь спьяну?
  
  — Он ушел и был убит, — сказал Ребус так спокойно, как только мог. — И насколько нам известно, ты — последний, кто видел его живым.
  
  — Э-э, постой-ка!.. — Гангстер переводил взгляд с одного детектива на другого. — Это, часом, был не тот русский поэт, о котором писали в газетах?
  
  Ребус кивнул:
  
  — Он самый. На него напали на Кинг-стейблз-роуд минут через пятнадцать-двадцать после того, как вы вместе выпивали в баре. Интересно было бы знать, из-за чего вы так серьезно поссорились…
  
  Кафферти пропустил слова Ребуса мимо ушей. Он вообще не смотрел на него, сосредоточив все внимание на Шивон.
  
  — А не пора ли мне позвонить адвокату, Шив?
  
  — Пока нет, — ответила она ровным голосом.
  
  Кафферти снова улыбнулся.
  
  — Разве тебе не интересно, Шивон, почему я разговариваю с тобой, а не с Джоном? Все-таки он — инспектор, а значит, старше тебя по званию. — Он повернулся к Ребусу. — Но тебе, мой друг, остались считаные дни, после чего — как я уже сказал — ты отправишься на свалку, тогда как у Шивон еще все впереди. А коль скоро вы ведете это дело вдвоем, то… В общем, я уверен, что старине Макрею хватило ума назначить Шив главной. Я угадал?
  
  — Только близкие друзья могут называть меня Шив.
  
  — Извини, Шивон.
  
  — Для тебя — сержант Кларк.
  
  Кафферти присвистнул сквозь зубы и шлепнул себя по мясистому бедру.
  
  — Да, здорово ты ее выдрессировал, — повторил он. — Приятно посмотреть.
  
  — Что ты делал в гостинице «Каледониан»? — спросила Шивон таким тоном, словно и не слышала последней реплики Кафферти.
  
  — Мне захотелось выпить.
  
  — Разве для этого обязательно снимать номер?
  
  — Вечером бывает очень трудно найти такси, чтобы доехать до дома, после того как… словом, после приятно проведенного вечера.
  
  — Как ты познакомился с Федоровым?
  
  — Я сидел в баре…
  
  — Один?
  
  — Мне так захотелось, хотя, в отличие от инспектора Ребуса, у меня хватает друзей, с которыми можно выпить и поболтать о том о сем. К примеру, с вами, сержант Кларк, мне тоже было бы приятно посидеть за стаканчиком… Но только без некоторых зануд.
  
  — И Федоров случайно оказался рядом?
  
  — Я сидел на табурете у стойки. Он стоял, ждал, пока его обслужат. Бармен сооружал какой-то сложный коктейль, поэтому у нас была минута или две. Мы разговорились, и он мне настолько понравился, что я решил его угостить. Точнее, заплатить за его выпивку. — Кафферти пожал плечами и театрально вздохнул. — Он выхлебал коньяк, поблагодарил и ушел.
  
  — И не предложил угостить тебя в ответ? — спросил Ребус. Он давно понял, что Федоров — выпивоха старой школы и вряд ли мог нарушить неформальные правила вежливости, требовавшие поставить выпивку тому, кто поставил тебе.
  
  — Вообще-то предложил, — признался Кафферти. — Но я сказал, что мне уже хватит.
  
  — Надеюсь, запись камеры видеонаблюдения подтвердит твои слова, — заметил Ребус.
  
  Впервые за все время лицо Кафферти выразило что-то похожее на беспокойство, но уже в следующее мгновение гангстер справился с собой.
  
  — Подтвердит, можешь не сомневаться, — сказал он уверенно.
  
  Ребус только кивнул в ответ, а Шивон спрятала улыбку. Ей было приятно знать, что они все еще могут вышибить Кафферти из седла.
  
  — Жертва была жестоко избита, — продолжил Ребус. — Если бы я захотел, я мог бы уже давно тебя подставить.
  
  — Ты это любишь — подставлять ни в чем не повинных людей, я знаю. — Кафферти повернулся к Шивон. За все время допроса она нарисовала на первой странице блокнота лишь несколько палочек и крестиков. — Три-четыре раза в неделю инспектор Ребус приезжает к моему дому в этой своей ржавой консервной банке, сидит там и наблюдает. Некоторые на моем месте уже давно подали бы на него в суд за причинение беспокойства и преследование. Не так ли, сержант Кларк?.. А что, может, мне все-таки стоит добиться соответствующего судебного постановления, согласно которому инспектору Ребусу запрещено будет приближаться ко мне меньше чем на милю?
  
  — О чем вы говорили? — спросила Шивон спокойно.
  
  — Мы?.. А-а, ты снова об этом несчастном русском… — разочарованно протянул Кафферти. — Насколько я помню, он сказал что-то насчет Эдинбурга. Мол, чертовски холодный город. Я не мог с ним не согласиться.
  
  — Мне кажется, Федоров имел в виду не столько погоду, сколько людей.
  
  — И даже в этом случае он все равно был прав. Я, разумеется, не имею в виду вас, сержант Кларк. В этом царстве холода и мрака вы — наш единственный луч света. Но большинство жителей Эдинбурга — в особенности те, кто прожил здесь всю жизнь, — в конце концов становятся чертовски мрачными и замкнутыми. Разве ты не согласен со мной, Джон? Один парень как-то сказал мне: это, мол, потому, что мы, шотландцы, постоянно подвергаемся вторжению извне. Речь идет, разумеется, не о военном нападении, хотя это в нашей истории тоже бывало. Нет, все дело в незаметном, но постоянном проникновении, тихом, где-то даже приятном… не лавина — тонкий ручеек. И все же оно сделало нас излишне раздражительными — одних меньше, других — больше, но всех. — И Кафферти лукаво покосился на Ребуса.
  
  — Ты так и не объяснил, зачем тебе понадобилось снимать номер в отеле, да еще платить за него, — сказал инспектор.
  
  — А мне казалось — я объяснил, — парировал Кафферти.
  
  — Только в том случае, если ты держишь нас за полудурков.
  
  — Согласен. «Полудурки» — это, пожалуй, слишком… — Кафферти усмехнулся, а Ребус засунул руки глубоко в карманы, чтобы никто не видел, как он сжимает кулаки. — Послушай… — Казалось, Кафферти вдруг утратил всякий интерес к игре. — Я поставил выпивку незнакомцу, потом его кто-то убил. Точка.
  
  — Точку мы сможем поставить, только когда узнаем, кто его убил и почему, — поправил Ребус.
  
  — О чем еще вы разговаривали? — спросила Шивон.
  
  Кафферти закатил глаза.
  
  — Он сказал — Эдинбург холодный город, я ответил — да. Он сказал, что в Глазго теплее, я сказал — наверное. Потом принесли его коньяк, мы чокнулись, выпили… Кстати, сейчас я вспоминаю, у него в руках что-то было. Кажется, компакт-диск…
  
  Да, подумал Ребус. Компакт-диск, который Риордан передал Федорову, когда они ели в индийском ресторане. Двое мужчин сидели за столом и болтали, а теперь оба мертвы… Он все сжимал и разжимал кулаки. Сжимал и разжимал. Кафферти в его глазах был воплощением всего, что начиналось совершенно нормально, а потом вдруг шло наперекосяк. Неудачи, нераскрытые преступления, рассыпавшиеся дела, исчезнувшие свидетели — за всем этим стоял Кафферти, который был не просто песчинкой, которая, попав в устрицу, противно хрустит на зубах. Он портил, отравлял, загрязнял все, до чего только мог дотянуться.
  
  «И я ничего не могу сделать, чтобы отправить его за решетку!..» — тоскливо подумал Ребус.
  
  Ничего, если только не вмешается Провидение, в которое он не очень-то верил, и не даст ему еще один — последний — шанс добиться своего.
  
  — На трупе не было никакого диска, — сказала Шивон.
  
  — Когда Федоров уходил, диск был при нем, — заявил Кафферти. — Я видел, как парень сунул его в карман. — И он похлопал себя по правой стороне.
  
  — Ну а с другими русскими вы в тот вечер встречались? — поинтересовался Ребус от двери.
  
  — Вообще-то мне действительно показалось, что кое-кто в баре говорит по-английски не совсем чисто, но я решил, что это гэльский выговор. Ну а когда эти ребята затянули песни, я понял, что мне пора на боковую.
  
  — Федоров разговаривал с кем-нибудь из них?
  
  — А мне откуда знать?
  
  — Ты был с ним.
  
  Кафферти с силой припечатал обе ладони к грязной столешнице.
  
  — Я не был с ним! Мы лишь выпили по рюмке и разбежались!
  
  — Это ты так говоришь…
  
  «Вот опять забеспокоился, сволочь!» — подумал Ребус с мрачным удовлетворением.
  
  — К тому же именно ты был последним, кто разговаривал с Федоровым перед тем, как его убили, — поддала жару Шивон.
  
  — Вы что, намекаете, будто я пошел за ним? Выбрал местечко потемнее, напал и убил? Отлично, ребята, давайте взглянем, что там показала эта ваша видеокамера. А еще лучше — спросим у бармена: он должен помнить, во сколько я ушел. Кроме того, вы, вероятно, видели мой счет… во сколько он был выписан? Я ушел из бара, когда было уже за полночь. Это подтверждают счет, видеокамера, полный зал свидетелей… — Он с торжеством поднял вверх три пальца. — Или вам мало?
  
  В комнате номер три наступила тишина. В этой тишине Ребус оттолкнулся от стены и сделал пару шагов вперед, оказавшись рядом со стулом, на котором сидел Кафферти.
  
  — В баре что-то произошло, так? — спросил он почти что шепотом.
  
  — Слушай, Ребус, мне бы твою фантазию… Нет, правда: порой мне кажется, будто ты живешь в каком-то выдуманном тобой мире.
  
  В дверь неожиданно постучали. Шивон, которая на несколько секунд затаила дыхание, шумно выдохнула и пригласила стучавшего входить, да поскорее.
  
  В дверях появился Тодд Гудир. Входить он не стал — только неуверенно переминался с ноги на ногу на пороге.
  
  — Что тебе? — рявкнул Ребус.
  
  Гудир не мог оторвать взгляда от гангстера, но его слова предназначались Шивон.
  
  — У пожарной инспекторши есть для вас новости, сержант.
  
  — Она здесь? Кэти Гласс здесь? — нетерпеливо повторила Шивон, поскольку Гудир замешкался с ответом.
  
  — Да, она ждет вас.
  
  — А-а, свежая кровь! — протянул Кафферти и, растянув губы в змеиной улыбке, оглядел Гудира с головы до ног. — Как тебя зовут, сынок?
  
  — Констебль Гудир.
  
  — Наверное, только что переведен из патрульных? — предположил Кафферти. — Видать, плохи дела у уголовного розыска, если… А может, это твоя смена, Джон?
  
  — Спасибо, Гудир, — сказал Ребус и кивнул в знак того, что молодой человек может идти.
  
  Кафферти, однако, сказал еще не все.
  
  — Когда-то у меня был знакомый по фамилии Гудир. Придурок, надо сказать, еще тот!..
  
  — Кого вы имеете в виду? — нерешительно поинтересовался Гудир.
  
  Улыбка Кафферти превратилась в насмешливый оскал.
  
  — Ты прав, сынок, старый Гарри Гудир держал паб на Роуз-стрит, но я говорю о сравнительно недавних временах.
  
  — Вы знаете… знали Соломона Гудира? — снова спросил Тодд.
  
  — Именно! — Глаза Кафферти чуть заметно блеснули. — У нас его называли просто Сол.
  
  — Это мой брат.
  
  Кафферти кивнул. Ребус знаком показал Тодду, чтобы тот выметался, но взгляд гангстера удерживал молодого человека на месте.
  
  — Да, теперь я припоминаю, что у Сола действительно был брат… — задумчиво проговорил Кафферти. — Но он почему-то никогда ничего о нем не рассказывал. Может быть, ты — паршивая овца в славном семействе Гудир, а, сынок?.. — И он громко расхохотался.
  
  — Передай мисс Гласс, что мы будем через минуту, — твердо сказала Шивон, но констебль даже не шелохнулся.
  
  — Тодд?!
  
  То, что Ребус впервые за все время назвал его по имени, подействовало. Гудир пришел в себя и, деловито кивнув, скрылся за дверью.
  
  — Неплохой парнишка, — проговорил Кафферти задумчиво. — Когда Джон, фигурально выражаясь, растворится в тумане, этот желторотый констебль наверняка станет вашим любимцем, сержант Кларк. Совсем как вы когда-то были любимицей инспектора.
  
  Ни один из детективов не ответил, и Кафферти счел, что последнее слово осталось за ним. Широко разведя руки в стороны, он с наслаждением потянулся.
  
  — Ну, мы закончили? — спросил он, поднимаясь.
  
  — Да. На сегодня, — уточнила Шивон.
  
  — Разве вы не хотите, чтобы я сделал официальное заявление, подписал протокол или еще что-нибудь?
  
  — Жаль бумагу марать, — проворчал Ребус.
  
  — Что ж, придется вам поработать как следует, — ухмыльнулся гангстер. Сейчас он стоял, и его глаза были почти на одном уровне с глазами его старого врага. — Ну, я не прощаюсь, — добавил Кафферти небрежно. — Уверен, что уже сегодня вечером мы снова увидимся на том же месте, в тот же час, Джон… Я буду думать о тебе, о том, как ты дрожишь от холода в своей старенькой машине. Кстати, с вашей стороны было очень любезно отключить здесь отопление. Благодаря вам мой номер в отеле будет казаться мне особенно уютным.
  
  — Да, насчет отеля… — вставила Шивон. — В тот вечер ты покупал довольно много спиртного. Заплатил за одиннадцать порций, если верить счету…
  
  — Быть может, меня обуяла жажда, — ответил Кафферти. — А может, щедрость. — Он посмотрел на нее в упор. — Я умею быть щедрым, Шив. Особенно если обстоятельства к этому располагают. Но ведь тебе это уже известно, правда?..
  
  — Мне много что известно, Кафферти.
  
  — О, в этом я не сомневаюсь. И знаешь что?.. Мы могли бы поговорить об этом подробнее, если бы ты согласилась подбросить меня обратно в город.
  
  — Автобусная остановка через дорогу, — отрезал Ребус.
  18
  
  — В баре что-то произошло, — повторил Ребус, когда они с Шивон возвращались в рабочий зал.
  
  — Ты это уже говорил.
  
  — И Кафферти появился в баре не просто так. За свою жизнь он не потратил зря и фунта, так зачем ему вдруг понадобился номер в одном из самых дорогих отелей города?
  
  — Сомневаюсь, что он нам когда-нибудь расскажет.
  
  — Любопытно, что он и русские олигархи оказались в баре «Каледониан» примерно в одно время.
  
  — Олигархи? — Шивон посмотрела на него, и Ребус пожал плечами.
  
  — Я проверял значение этого слова в словаре. Раньше я не был в нем уверен.
  
  — Оно означает небольшую группу очень богатых и влиятельных людей? — Шивон сочла нужным убедиться, что Ребус ничего не перепутал.
  
  — Угу.
  
  — А как быть с той женщиной, которую Геверилл якобы видел напротив парковки?
  
  — Ее мог подослать Кафферти. В свое время он владел несколькими процветающими борделями.
  
  — С другой стороны, она, возможно, совершенно ни при чем. Пошлю-ка я Хейс и Тиббета еще раз поговорить со свидетелями, вдруг фоторобот подхлестнет чью-нибудь память? Но сейчас, Джон, меня волнует нечто совсем другое, а именно: какого черта ты в одиночку следишь за Большим Гором?
  
  — Это не слежка. Я предпочитаю слово «вендетта».
  
  Шивон хотела что-то возразить, но Ребус остановил ее взмахом руки.
  
  — Вчера вечером я тоже ездил к его дому, и знаешь что?.. Он был дома!
  
  — И что, по-твоему, это означает?
  
  — Пока не знаю. Кафферти до сих пор снимает номер в отеле, но проводит там не слишком много времени. — Ребус остановился перед дверью, ведущей в их рабочую комнату. — По-моему, он что-то затевает.
  
  С этими словами Ребус толкнул дверь и вошел.
  
  Кэти Гласс стояла возле одного из столов, опасливо разглядывая чашку с почти черным чаем, которую ей кто-то всучил.
  
  — Констебль Тиббет не жалеет заварки, — предупредил Ребус. — Но если хотите чефирнуть, никто возражать не будет.
  
  — Я, пожалуй, воздержусь, — ответила Кэти и поставила чашку на край стола.
  
  Ребус назвал себя и пожал Кэти руку. Шивон поблагодарила инспекторшу за визит и спросила, удалось ли ей выяснить что-то важное.
  
  — Вообще-то о конкретных результатах говорить пока рано… — начала Гласс.
  
  — Но?.. — подсказал Ребус, догадываясь, что продолжение последует.
  
  — Похоже, нам удалось определить причину возгорания. Мы нашли несколько небольших стеклянных бутылочек, в которых, по всей вероятности, хранились какие-то химикаты.
  
  — Какие именно? — спросила Шивон, складывая руки на груди.
  
  Она, Гласс и Ребус стояли; Тиббет и Хейс сидели за своими столами. Гудир смотрел в окно, и Ребус подумал, уж не пытается ли он увидеть, как Кафферти будет покидать участок.
  
  — Мы отправили их на анализ, — сказала инспекторша. — Я, впрочем, предполагаю, что это была какая-то чистящая жидкость.
  
  — Обычная бытовая чистящая жидкость? Как для плиты?
  
  Гласс покачала головой.
  
  — Бутылочки были слишком маленькими. В доме погибшего мы нашли множество магнитофонных пленок…
  
  — Это жидкость для чистки магнитных головок, — заявил Ребус уверенно. — Изопропил, по всей видимости… Он используется для удаления частичек магнитной осыпи с головок магнитофонов и кассетных дек.
  
  — О-о! — только и сказала Гласс.
  
  — Когда-то я неплохо разбирался в музыкальной аппаратуре, — скромно сказал детектив.
  
  — Самое интересное, что горлышко одной из этих бутылочек кто-то заткнул тканью или скрученной бумагой. И как раз эта бутылочка находилась под грудой оплавленных кассетных коробок.
  
  — В гостиной?
  
  Гласс кивнула.
  
  — Значит, вы считаете, что это был поджог?
  
  На этот раз инспекторша пожала плечами.
  
  — Поджигатели — особенно если они хотят кого-то прикончить — обычно работают с куда большим размахом: например, обливают дом изнутри и снаружи бензином, а тут… Маленькая бутылочка, фитиль из ткани…
  
  — Мне кажется, я понял, что вас смущает. Вы думаете, что целью поджигателя был вовсе не мистер Риордан… — Ребус сделал паузу, ожидая, пока кто-то догадается, но остальные молчали. — Пленки! — пояснил он. — Поджигатель хотел уничтожить пленки.
  
  — Пленки? — переспросила Хейс, озадаченно нахмурившись.
  
  — Да. Не зря же возле этой бутылочки оказалась целая куча кассет.
  
  — А зачем?
  
  — На них было что-то важное. Риордан записал нечто, кому-то очень нужное.
  
  — Или этот человек не хотел, чтобы запись попала к кому-то другому, — добавила Шивон и погладила подбородок. — А на пленках что-нибудь осталось, мисс Гласс?
  
  Инспекторша снова пожала плечами.
  
  — Большая часть пленок, разумеется, расплавилась, превратилась в уголь. Но часть кассет уцелела.
  
  — Значит, на них могла сохраниться запись?
  
  — Не исключено. — Гласс кивнула. — Мы собрали немало пленок, которые на вид почти не пострадали, но я не знаю, можно ли будет их воспроизвести. Дым, высокая температура, вода могли повредить запись. Кроме того, уцелела часть записывающего оборудования. На жестких дисках компьютеров тоже могло что-то сохраниться… — закончила она без особого, впрочем, оптимизма. Ребус перехватил взгляд Шивон.
  
  — Я думаю, Рэй Дафф этим заинтересуется, — сказал он.
  
  Гудир, отвернувшись от окна, спросил:
  
  — Кто это — Рэй Дафф?
  
  — Эксперт-криминалист, — объяснила Шивон, не глядя на него. — Звукоинженер с «Риордан студиоз» тоже мог бы помочь, — добавила она, по-прежнему глядя на Ребуса.
  
  — Не исключено, что он сохранил где-то копии, — вставил Тиббет.
  
  — Так что вы решили? — спросила Кэти Гласс. — Куда мне переслать вещественные доказательства — к вам, в криминалистическую лабораторию или на студию? Впрочем, предупреждаю сразу: что бы вы мне сейчас ни сказали, ваши коллеги из Лита будут в курсе.
  
  Ребус немного подумал, потом надул щеки, шумно выдохнул и… покачал головой.
  
  — Пусть решает сержант Кларк, — сказал он. — Она у нас главная.
  
  Ребус стоял перед гостиницей «Каледониан» и курил, наблюдая за сложными маневрами машин в потоке уличного движения. Два таксомотора стояли на специальной дорожке возле отеля, их водители спокойно беседовали, гостиничный швейцар в ливрее давал какие-то указания супругам-туристам. Еще один турист фотографировал затейливые часы на здании универмага «Фрейзер», и Ребус подумал, что в Эдинбурге, похоже, постоянно не хватает мест для приезжих. Притом что в городе чуть не каждую неделю открывались новые отели или затевалось строительство очередного гостиничного комплекса. Он сам мог бы легко припомнить пять-шесть отелей, открывшихся за последние десять лет, а еще несколько должны были начать работу в самое ближайшее время. Все это придавало Эдинбургу вид процветающего города: все больше и больше людей хотели жить здесь, работать, заниматься бизнесом. И недавно избранный парламент сделал все, чтобы предоставить для этого самые широкие возможности. Некоторые, правда, утверждали, что независимость положит конец экономическому буму, другие заявляли, что правительство сумеет развить успех и одновременно справиться с трудностями, неизбежными в период перехода власти. Особое любопытство Ребуса вызывал тот факт, что Стюарт Джени, человек весьма прагматичный, прожженный делец, вдруг стал поддерживать националистку Меган Макфарлейн. Впрочем, у него сложилось впечатление, что Стюарта интересовали не столько деловые перспективы, которые открывала перед ним концепция независимой Шотландии, сколько русские гости. Россия, насколько знал Ребус, была обширной, богатой естественными ресурсами страной. На ее территории могли разместиться десятка два Шотландии, и еще осталось бы место. Тогда почему русские приехали в Эдинбург? Зачем им это надо? В чем их интерес? Ответа на эти вопросы Ребус не знал, но очень хотел бы узнать.
  
  Докурив сигарету, он вошел в бар отеля. Бармен Фредди снова был на работе, и Ребус, взгромоздившись на табурет у стойки, приветствовал его сердечным «Добрый вечер». И поначалу уловка сработала — увидев знакомое лицо, Фредди принял инспектора за одного из постояльцев. Поставив перед ним пластиковый поднос, он спросил, что тот будет пить.
  
  — Как обычно, — сказал Ребус, с удовольствием наблюдая легкое замешательство, в которое повергли бармена его слова. Он, однако, тут же покачал головой: — Я полицейский, был у вас в пятницу. Впрочем, за счет заведения я бы выпил виски. С капелькой воды, если можно…
  
  В первое мгновение молодой бармен слегка растерялся, но потом, приняв какое-то решение, повернулся к полкам, где стояли бутылки.
  
  — Я предпочитаю солодовый, — предупредил Ребус, оглядываясь. В баре никого не было. — Что-то у вас сегодня пустовато…
  
  — Я сегодня работаю сдвоенную смену, так что меня это вполне устраивает, — отозвался бармен.
  
  — Меня тоже. Это значит, что мы можем спокойно поговорить.
  
  — Поговорить?
  
  — У нас есть счета из вашего бара за тот день, или, точнее, вечер, когда сюда зашел один русский. Вы наверняка его видели. Он сидел прямо здесь, быть может, на том самом месте, где сейчас сижу я. Один из постояльцев был настолько любезен, что угостил его большой рюмкой коньяку. Вы должны помнить этот эпизод. Постояльца звали Моррис Гордон Кафферти.
  
  Фредди поставил перед Ребусом бокал и наполнил водой небольшой стеклянный кувшин. Ребус капнул воды в виски и кивком поблагодарил бармена.
  
  — Вы ведь знаете мистера Кафферти? — продолжал он. — Когда мы разговаривали в последний раз, вы сделали вид, будто слышите это имя впервые. И я прекрасно понимаю, почему вы заявили, будто Федоров и мужчина, который угостил его коньяком, говорили по-русски. Кафферти — не тот человек, с которым можно шутки шутить. — Ребус сделал паузу и добавил многозначительно: — Проблема, однако, в том, что то же самое можно сказать и обо мне.
  
  — Я… я просто не сообразил, только и всего. Уж больно тяжелая выдалась смена. Как раз в тот день Джозеф Боннер устроил у нас вечеринку со своими друзьями, да еще леди Хелен Вуд притащила к нам с полдюжины своих подруг. Одного этого достаточно, чтобы у любого нормального бармена голова пошла кругом… — сказал Фредди заискивающим тоном.
  
  — Зато теперь, как я погляжу, голова у тебя работает нормально. — Ребус удовлетворенно кивнул. — Но леди Хелен как-ее-там меня не интересует. Мне нужен только Кафферти.
  
  — Да, я знаю этого джентльмена, — признался бармен.
  
  Ребус улыбнулся.
  
  — Теперь я, кажется, понимаю, почему Кафферти поселился в вашем отеле, — сказал он. — Здесь его называют «джентльменом». В любом другом месте он вряд ли может на это рассчитывать.
  
  — Я слышал, что раньше у него были, гм-м… неприятности с полицией.
  
  — Это ни для кого не секрет, — кивнул Ребус. — Я даже думаю, он сам рассказал тебе об этом, а потом порекомендовал купить книгу, в которой описана история его жизни. Она вышла в прошлом году. Ну что, так было дело?
  
  Фредди не сдержал ответной улыбки.
  
  — Не совсем. Мистер Кафферти сам подарил мне эту книгу с дарственной надписью.
  
  — Ну, насчет этого он никогда не жмотится. Так ты говоришь — он бывает здесь почти каждый день?
  
  — Ну да… Мистер Кафферти снял у нас номер примерно неделю назад. Насколько я слышал, он проживет здесь еще дня два.
  
  — Любопытно, что Кафферти поселился здесь почти одновременно с русскими, — промолвил Ребус, делая вид, будто сосредоточенно рассматривает содержимое своего бокала.
  
  — Может, совпадение? — предположил Фредди, но по его тону было ясно: бармен прекрасно понимает, что хотел сказать Ребус.
  
  — Я расследую убийство, — добавил Ребус более жестким тоном. — Двойное убийство, Фредди. В тот день, когда Федоров пришел в ваш бар, он встречался с другим человеком, который тоже погиб сегодня ночью. Как видишь, ситуация очень серьезная, и я советую тебе об этом не забывать. Не хочешь говорить — не надо… Сейчас я вызову патрульный автомобиль, и мы поедем в участок. Там мы наденем на тебя наручники и посадим в одну из наших превосходных камер, а потом приготовим для тебя нашу лучшую комнату для допросов… — Он немного помолчал, чтобы бармену хватило времени проникнуться серьезностью момента. — Видишь ли, Фредди, — добавил Ребус, — я стараюсь, очень стараюсь не причинять никому неприятностей, но ведь и меня можно разозлить. — И он залпом допил все, что оставалось в бокале.
  
  — Еще? — спросил Фредди.
  
  Этот вопрос означал готовность сотрудничать, и Ребус покачал головой.
  
  — Лучше расскажи мне о Кафферти, — предложил он.
  
  — Как я уже говорил, он бывает здесь почти каждый вечер. И насчет русских вы правы: если никого из них в баре нет, мистер Кафферти тоже не задерживается — так, выпьет кружечку, поглядит по сторонам и уходит.
  
  — А что он делает, когда в баре есть кто-то из русских?
  
  — Как правило, занимает столик к ним поближе, угощает… Мне кажется, что раньше он никого из них не знал, но теперь перезнакомился если не со всеми, то с большинством.
  
  — Значит, русские держатся открыто и дружелюбно?
  
  Бармен покачал головой:
  
  — Не сказал бы… Начать с того, что они почти не говорят по-английски. Впрочем, каждого из них сопровождает переводчица — этакая длинноногая блондинка…
  
  Ребус припомнил день, когда он видел Андропова возле муниципалитета. Никакой блондинки с ним тогда не было.
  
  — Но некоторые вроде бы не нуждаются в переводчице… — проговорил он.
  
  Фредди кивнул:
  
  — Да. Мистер Андропов говорит по-английски достаточно бегло.
  
  — То есть значительно лучше, чем сам Кафферти.
  
  Ребус фыркнул.
  
  — Мне тоже иногда так кажется. А еще мне показалось, что мистер Андропов и мистер Кафферти были знакомы раньше. Во всяком случае, встретились они как люди, которые уже знают друг друга.
  
  — Да? И почему тебе так показалось?
  
  — Потому что, когда я впервые увидел их вместе, они не представлялись друг другу. Мистер Андропов просто протянул руку, а мистер Кафферти… — Фредди пожал плечами. — Нет, не знаю. Но впечатление было такое, словно они встречаются не в первый раз.
  
  — Хорошо. А что ты знаешь об Андропове?
  
  — Не много. Дает хорошие чаевые, пьет умеренно. Чаще всего заказывает просто минеральную воду, причем непременно шотландскую.
  
  — Нет, я имел в виду — что тебе известно о его прошлом?
  
  — Ничего. Абсолютно.
  
  — Мне тоже. — Ребус покивал. — И сколько раз встречались Кафферти и Андропов?
  
  — Лично я видел их вместе раза два. Мой сменщик — Джимми — тоже как-то видел их вдвоем.
  
  — И что они делали?
  
  — Разговаривали.
  
  — О чем?
  
  — Понятия не имею.
  
  — Ты мне лучше не ври, Фредди.
  
  — Я не вру.
  
  — Пять минут назад ты сам сказал, что Андропов говорит по-английски лучше, чем Кафферти.
  
  — Но я так решил вовсе не потому, что слышал их разговор.
  
  — Ну, допустим… — Ребус пожевал нижнюю губу. — А о чем наш уважаемый «мистер» Кафферти говорил с тобой?
  
  — В основном об Эдинбурге: о том, каким он был раньше… и как все изменилось теперь.
  
  — Довольно интригующая тема. А о русских он что-нибудь говорил?
  
  — Ни слова. — Фредди покачал головой. — Я помню, он рассказывал, что лучшие дни в его жизни — это когда он вышел из тени и занялся легальным бизнесом.
  
  — Его бизнес такой же легальный, как золотой «Ролекс» за двадцать фунтов.
  
  — Мне такие часики предлагали, — задумчиво проговорил бармен и нахмурился, словно что-то припоминая. — Кстати, я обратил внимание, что у всех русских джентльменов очень хорошие, дорогие часы. И костюмы тоже. А вот ботинки выглядят дешевыми, словно они их на барахолке покупали. Даже странно как-то… — Он снова пожал плечами. — Люди, особенно такие богатые, должны заботиться о своих ногах. Моя подружка работает мозольным оператором, — добавил Фредди, решив, что Ребус нуждается в пояснениях.
  
  — Интересные у вас с подружкой разговорчики… — пробормотал Ребус, оглядывая пустой зал и представляя веселящихся в нем русских магнатов и их длинноногих переводчиц.
  
  И Морриса Гордона Кафферти.
  
  — В тот вечер, когда к вам зашел этот русский поэт… Он действительно выпил с Кафферти только одну рюмку и ушел? — спросил Ребус.
  
  — Точно. Так и было.
  
  — А что делал Кафферти потом? — «Одиннадцать порций спиртного», — припомнил он квитанцию. — Тоже ушел? Когда?
  
  Фредди задумался.
  
  — По-моему, он задержался… Да, кажется, Кафферти оставался до самого закрытия.
  
  — Кажется или точно?
  
  — Ну, возможно, он выходил в туалет. Я видел, как он перешел за столик к мистеру Андропову. С ним сидел еще один джентльмен, похожий на какого-то политического деятеля.
  
  — Кого именно?
  
  Фредди рассмеялся.
  
  — Когда по телику показывают политиков, я выключаю звук.
  
  — Но лицо-то ты узнал?
  
  — Так я же говорю… Кажется, этот тип имеет какое-то отношение к парламенту.
  
  — Где именно они сидели?
  
  Бармен указал на дальний полукабинет, и Ребус, соскользнув с табурета, направился в ту сторону.
  
  — Здесь? — спросил он. — Андропов сидел здесь?
  
  — В следующем… да, тут.
  
  Из этой кабинки был виден только один конец бара. Высокий табурет, с которого Ребус только что встал и на котором, по словам бармена, сидел в свой последний день Федоров, остался вне поля зрения. Убедившись в этом, Ребус вернулся к стойке.
  
  — Здесь точно нет ни одной видеокамеры?
  
  — Они нам ни к чему.
  
  Ребус задумался.
  
  — Сделай мне одолжение, — сказал он. — У вас тут есть компьютер?
  
  — Да, конечно. В деловом центре есть целый компьютерный зал.
  
  — В следующий раз, когда у тебя будет перерыв, зайди на сайт шотландского парламента. Там ты увидишь список членов парламента с фотографиями — сто двадцать девять человек, если я ничего не путаю. Найди мне того человека, который был здесь в среду.
  
  — Мой перерыв длится всего двадцать минут, — возразил бармен, но Ребус не обратил на его слова ни малейшего внимания.
  
  Вручив Фредди свою рабочую визитку, он сказал:
  
  — Позвони мне, как только сделаешь это, договорились?
  
  Не успел он это сказать, как дверь широко распахнулась, и в бар вошли два бизнесмена в костюмах. Судя по их виду, они только что совершили крайне удачную сделку.
  
  — Бутылку «Круга»! — распорядился один, не обращая ни малейшего внимания на то, что бармен занят с клиентом.
  
  Фредди посмотрел на Ребуса, и тот кивнул, давая понять, что бармен может возвращаться к своим обычным обязанностям.
  
  — Готов поспорить, чаевых ты от этих субчиков не дождешься, — негромко сказал детектив.
  
  — Может и нет, — согласился Фредди. — Но они, по крайней мере, заплатят за выпивку.
  19
  
  Разговаривая с Ребусом по мобильнику, Шивон специально вышла в коридор, чтобы Гудир не слышал, как она спрашивает напарника, не сошел ли он с ума. Но даже там она говорила вполголоса.
  
  — Макрей и так не слишком доволен, — сказала она в трубку. — А теперь еще это твое предложение… Какие у нас вообще основания вызвать его на допрос?
  
  — Каждый, кто пьет с Кафферти, что-то скрывает, — был ответ.
  
  Шивон вздохнула достаточно громко, чтобы Ребус услышал.
  
  — В общем, так, Джон: я хочу, чтобы ты не приближался к русской делегации и на пушечный выстрел, пока у нас не появится что-то конкретное.
  
  — Не понимаю, почему ты вечно портишь мне все удовольствие?
  
  — Подрастешь — поймешь.
  
  Шивон дала отбой и вернулась в отдел, где Гудир устанавливал магнитофон, позаимствованный в одной из комнат для допросов. Кэти Гласс привезла с собой два мешка пленок, и Гудир помог ей донести их от машины до зала.
  
  — У нее, оказывается, «тойота-приус», — прокомментировал он.
  
  Когда мешки были открыты, зал сразу заполнился вонью горелой пластмассы, однако некоторые кассеты действительно остались неповрежденными — как и пара цифровых записывающих устройств. Одну из кассет Гудир тотчас затолкал в приемник магнитофона и нажал кнопку воспроизведения как раз в тот момент, когда Шивон вернулась из коридора. Динамик у магнитофона был не ахти какой, поэтому им пришлось наклониться, чтобы что-нибудь услышать.
  
  На пленке были записаны металлическое звяканье, звон посуды и где-то на заднем плане — едва различимые голоса людей.
  
  — Похоже на паб или кафе, — заметил Гудир.
  
  Ресторанный шум лишь изредка прерывался чьим-то покашливанием, которое микрофон зафиксировал куда отчетливее.
  
  — Это, наверное, сам Риордан, — предположила Шивон и велела Гудиру перемотать пленку вперед, но и там были все те же звуки, которые они и сами слышали чуть не каждый день.
  
  — Под это не потанцуешь, — заключил Гудир, и Шивон попросила его перевернуть кассету. Когда пленка снова закрутилась, они оказались на железнодорожном вокзале. За громким свистком дежурного по платформе раздались шипение и лязг отходящего поезда. Потом оператор направил микрофон в сторону вокзального вестибюля, где собрались пассажиры, по всей вероятности следившие за расписанием прибытий и отправлений, отображавшимся на большом электронном табло. Кто-то чихнул, и голос Риордана сказал «Будьте здоровы». Затем последовал записанный с середины разговор двух женщин, обсуждавших своих партнеров; микрофон следовал за ними, пока те не остановились возле палатки с сэндвичами и не заговорили о бутербродной начинке. Голоса женщин заглушило жужжание кофеварки и раздавшееся из громкоговорителей объявление по вокзалу, причем Шивон удалось разобрать только название городов Инверкитинг и Данфермлин.
  
  — Похоже, записано на вокзале Уэверли, — сказала она.
  
  — Или на Хаймаркет-стейшн, — возразил Гудир.
  
  — На Хаймаркет нет киоска с сэндвичами.
  
  — Вы правы, сержант. Склоняюсь перед вашим авторитетом.
  
  — Вам полагается склоняться перед моим авторитетом, даже когда я не права, — сказала Шивон.
  
  Гудир незамедлительно изобразил подобие придворного поклона: выставив вперед ногу и нелепо согнувшись, он несколько раз взмахнул воображаемой шляпой, заставив Шивон улыбнуться.
  
  — У Риордана был настоящий пунктик записывать все, — сказала она, и Гудир кивнул.
  
  — Вы действительно считаете, что его смерть как-то связана с гибелью Федорова? — спросил он.
  
  — На данный момент официально считается, что это просто совпадение… С другой стороны, в Эдинбурге убийства происходят довольно редко, а тут — сразу два подряд, причем жертвы были знакомы между собой.
  
  — Вы хотите сказать, что лично вы не считаете это совпадением? — продолжал допытываться Тодд.
  
  — Видите ли, Риордан жил в Джоппе, которую контролирует подразделение Д, а мы — подразделение Б. И если мы промедлим, смерть Риордана будут расследовать наши коллеги из Лита.
  
  — Значит, нужно забрать это дело к себе!
  
  — Но для этого нужно убедить старшего инспектора Макрея, что эти убийства связаны между собой. — Шивон остановила кассету и нажала кнопку «извлечь». — Как вы думаете, на всех пленках записана подобная ерунда?
  
  — Есть только один способ это узнать.
  
  — Да здесь, наверное, несколько сот часов записи!
  
  — И тем не менее… Огонь мог повредить некоторые пленки, поэтому мне кажется, что один из нас должен прослушать все, что удастся, а остальное передать криминалистам или звукоинженеру со студии Риордана.
  
  — Вы верно рассуждаете, но…
  
  Шивон покачала головой. Она не разделяла юношеского пыла Тодда. Когда она сама носила форму — а это по большому счету было не очень давно, — ей так же все время хотелось куда-то бежать и что-то делать. Тогда Шивон свято верила, что ее участие в том или ином деле способно что-то изменить, может быть даже стать решающим. И иногда такое действительно случалось, но вся слава доставалась другим — тем, кто был старше по должности или по званию. Другим, но не Ребусу, потому что сейчас Шивон вспоминала о тех временах, когда они еще не были напарниками. В Сент-Леонарде ее учили, что главное в полицейской работе — умение быть членом команды. Это, в свою очередь, подразумевало, что, если она хочет стать хорошим детективом, ей придется забыть о самолюбии и не стремиться стать «звездой сыска». Шивон уже почти решила, что ее старшие коллеги правы, но тут появился Ребус. Он пришел работать в Сент-Леонард, когда его прежний участок сгорел дотла после короткого замыкания в проводке.
  
  Вспомнив об этом, Шивон чуть-чуть улыбнулась. Короткое замыкание в проводке — эти слова прекрасно подходили к самому Ребусу, который принес с собой в Сент-Леонард и свое недоверие к «работе в команде», и свой почти двадцатилетний послужной список, где вместо наград присутствовали многочисленные выговоры за неподчинение приказу вышестоящего начальства, нарушение правил и инструкций, превышение полномочий и тому подобные проступки.
  
  Сейчас Шивон добавила бы к этому перечню сведение личных счетов — то, что сам Ребус называл «вендеттой».
  
  Задумавшись, она не сразу поняла, что Гудир что-то говорит, и попросила повторить. Оказалось, он предлагает проверить, что записано на одном из цифровых диктофонов. Динамика у диктофона не было, но к нему подошли наушники от айпода Гудира. Шивон не особенно хотелось засовывать себе в ухо крошечный телефон, поэтому она сказала, чтобы он сначала послушал сам. Гудир надел наушники и принялся нажимать на различные кнопки, но через минуту сдался.
  
  — Этот диктофон придется отправить к специалистам, — сказал он, втыкая штекер наушников в гнездо второй машинки.
  
  — Я вот что хотела спросить, Тодд… Что вы почувствовали, когда встретились лицом к лицу с Кафферти?
  
  Гудир долго обдумывал свой ответ, потом произнес:
  
  — Одного взгляда на этого человека достаточно, чтобы понять: он порочен до мозга костей. Это видно по его взгляду, по тому, как он держится, как говорит…
  
  — И часто вы судите людей по их внешности?
  
  — Вовсе нет. — Он нажал на диктофоне несколько кнопок, прислушался и поднял палец в знак того, что ему удалось воспроизвести одну из записей. Примерно минуту он слушал, потом повернулся к Шивон.
  
  — Вот это да! Послушайте-ка!..
  
  Он снял наушники и протянул ей. Шивон, однако, просто поднесла их к голове, стараясь не прикасаться к черным, блестящим головкам. Гудир перемотал запись немного назад и снова включил воспроизведение. Шивон услышала голоса; они имели неприятное, «металлическое» звучание, но слова можно было разобрать:
  
   «Сразу после того, как вы расстались, мистер Федоров отправился в «Каледониан». У нас есть сведения, что там он с кем-то разговаривал…».
  
  — Это я, — сказала Шивон. — Вот паразит! Он же сказал, что не будет записывать!
  
  — Значит, соврал. Люди иногда врут, как вам известно.
  
  Шивон окинула его мрачным взглядом, но, решив, что Гудир не имел в виду ничего оскорбительного или нарушающего субординацию, послушала еще немного, потом велела ему промотать запись вперед, но услышала только тишину.
  
  — Назад, — сказала она.
  
  Что она надеялась услышать? Голос убийцы? Запечатленное для истории последнее прости Риордана? Его мольбу о справедливости, доносящуюся даже с того света? Тишина.
  
  — Еще назад.
  
  Снова зазвучали голоса самой Шивон и Гудира, допрашивавших Риордана в его гостиной.
  
  — Наши голоса здесь последние, — подвела итог Шивон.
  
  — Значит, теперь мы — подозреваемые?
  
  — Будете и дальше так шутить, мигом вернетесь назад к синим мундирам, — отрезала Шивон.
  
  У Гудира сделалось виноватое лицо.
  
  — К синим мундирам? — повторил он. — Никогда не слышал такого выражения.
  
  — Я подцепила его от Ребуса, — призналась Шивон.
  
  Как много он ей дал, подумала она. И полезного и… бесполезного, вроде этого давно вышедшего из употребления прозвища патрульных полицейских.
  
  — Кажется, я ему не очень нравлюсь, — сказал Гудир.
  
  — Ребусу никто не нравится.
  
  — Вы нравитесь, — возразил Тодд.
  
  — Меня он только терпит, — поправила Шивон. — А это совсем другое. — Она посмотрела на диктофон и снова покачала головой. — Не могу поверить, что Риордан нас все-таки записал!
  
  — Ну, если бы он нас не записал, — заметил Гудир, — это было бы, наверное, из ряда вон выходящим событием.
  
  — Это точно.
  
  Гудир поднял с пола прозрачный пластиковый мешок и встряхнул.
  
  — Послушаем еще?
  
  Шивон кивнула, потом похлопала его по плечу.
  
  — Вы послушаете, Тодд, — сказала она.
  
  Он вздохнул.
  
  — Часть подготовки детектива? — уныло спросил Гудир.
  
  — Важная часть, Тодд.
  
  — Ну, какие у нас планы на сегодняшний вечер? — спросила Филлида Хейс.
  
  Она вела машину, Колин Тиббет сидел рядом на пассажирском сиденье и держался за ручку двери, что безмерно ее раздражало. Казалось, он готов выпрыгнуть из салона, если она вдруг не справится с управлением или совершит еще какой-нибудь промах. Чтобы заставить его понервничать, Филлида время от времени специально нажимала на газ, стремительно нагоняя идущую впереди машину и притормаживая или сворачивая в сторону, только когда столкновение казалось неминуемым. Тиббет бледнел и крепче вцеплялся в дверцу, а Филлида злорадно думала: «Так тебе и надо! Будешь знать, как сомневаться в моих способностях!» Она была почти уверена, что вот-вот он не выдержит и выпрыгнет на полном ходу, но Тиббет заметил только, что она ведет машину так, словно они только что ее угнали.
  
  — Можно сходить в паб, пропустить по стаканчику, — предложил он.
  
  — Ничего умнее не придумал? — едко осведомилась Филлида.
  
  — Можно не пить. Для разнообразия. — Он немного подумал. — Какую кухню ты предпочитаешь в это время года, индийскую или китайскую?
  
  — Ей-богу, Колин, с такими радикальными идеями тебе стоит обратиться в правительство. Тебя наверняка назначат руководителем «мозгового треста» по оздоровлению экономики.
  
  — Я вижу, ты сегодня в сволочном настроении, — заметил он.
  
  — Вот как? — осведомилась она ледяным тоном.
  
  — Извини.
  
  Вместо того чтобы отстаивать свою точку зрения, Колин зачастую предпочитал соглашаться со всем, что она говорила, и это тоже раздражало Филлиду.
  
  Еще два месяца назад все было иначе. У нее был любовник, или, точнее, партнер, который у нее жил. У Колина было несколько случайных связей и девушка, с которой он встречался на протяжении почти целого месяца. Но три недели назад после одной крутой попойки Филлида и Колин каким-то образом оказались в одной постели. Проснувшись, но еще не протрезвев, оба с ужасом осознали произошедшее.
  
  Это была просто случайность.
  
  Случайность, о которой нужно забыть.
  
  Забыть и никогда не вспоминать, словно ничего не произошло.
  
  Но они не смогли. Это произошло. Хуже того, Филлида была не прочь, чтобы произошедшее повторялось. И досаду, вызванную этим обстоятельством, она срывала на Колине, рассчитывая, впрочем, что он что-нибудь предпримет. Но Колин воспринимал ее шпильки с тем же спокойствием, с каким губка впитывает воду.
  
  — Не удивлюсь, — проговорил он, — если сегодня вечером Шивон пригласит нас всех в какую-нибудь забегаловку. Всякий хороший руководитель должен заботиться о сплоченности своей команды.
  
  — Ты имеешь в виду, что так будет лучше, чем когда она имела дело только с Ребусом?
  
  — Может быть.
  
  — С другой стороны, — добавила Филлида, — не исключено, что на самом деле она хочет иметь дело только с этим новичком, Гудиром…
  
  — В каком это смысле? — Колин повернулся к ней. — То есть… ты правда так думаешь?
  
  — Женщины — загадочные существа, Колин. Никогда нельзя сказать, о чем они на самом деле думают.
  
  — Я это заметил. Кстати, как ты считаешь, зачем она вообще подключила его к расследованию?
  
  — Наверное, не устояла перед его обаянием.
  
  — А если серьезно?
  
  — Макрей назначил ее руководителем следственной группы. Это означает, что Шивон сама может набирать себе помощников, а Тодд, не будь дурак, предложил свою кандидатуру.
  
  — Неужели ее было так легко уговорить? — Тиббет нахмурился.
  
  — Только не рассчитывай, что сумеешь убедить Шивон вписать тебя в рапорт о продвижении по службе.
  
  — Я об этом даже не думал, — уверил ее Тиббет. — Нам, кажется, на следующем перекрестке направо?
  
  Не включая поворотник, Филлида крутанула руль и проскочила прямо перед носом несущегося навстречу автобуса.
  
  — Напрасно ты так рискуешь, — сказал Тиббет.
  
  — Я знаю. — Филлида холодно улыбнулась. — Но когда ведешь только что угнанную машину…
  
  По распоряжению Шивон они ехали на квартиру к Нэнси Зиверайт, чтобы расспросить ее о женщине в колпаке. Шивон так и сказала — «в колпаке». Филлида на всякий случай даже уточнила, в колпаке или в капюшоне. «Какая разница, Фил?» — огрызнулась Шивон, и Филлида еще раз убедилась, что в последние пару недель сержант стала на редкость раздражительной.
  
  — Вон там, слева, — сказал Тиббет. — Кажется, там есть место, где можно приткнуться.
  
  — Можно подумать, я сама не вижу, констебль! — рявкнула в ответ Филлида, но Тиббет безропотно проглотил и это.
  
  Дверь подъезда была распахнута и даже подперта обломком кирпича, поэтому они решили не звонить по домофону, а сразу подняться в квартиру. Едва переступив порог, оба оказались в полутемном, холодном вестибюле. Белая кафельная облицовка стен была во многих местах оббита и размалевана граффити, откуда-то сверху доносилось гулкое эхо нескольких голосов. Один голос, высокий, визгливый, похоже, принадлежал женщине, второй — басовитый, мужской — звучал почти умоляюще.
  
  — Отвали от меня, понял? Почему ты не понимаешь, когда тебе говорят?!
  
  — Мне кажется, ты знаешь — почему.
  
  — Да мне насрать на твои проблемы. Ясно?..
  
  Спорщики так разошлись, что, похоже, даже не замечали появления посторонних, которые поднимались к ним по лестнице.
  
  — Если бы ты только меня выслушала…
  
  — Что здесь происходит? — спросил Колин Тиббет, вступая на площадку. Полицейское удостоверение он держал раскрытым, чтобы избежать недоразумений.
  
  — Господи, что там еще?! — раздраженно воскликнул мужчина.
  
  — Этот вопрос я сама задавала себе тридцать секунд назад, — вежливо сказала Хейс. — Мистер Андерсон, если не ошибаюсь? Мы с напарником записывали ваши показания.
  
  — Да-да, конечно, я припоминаю… — Роджер Андерсон изобразил смущение.
  
  Хейс посмотрела вверх вдоль лестничного пролета и увидела на следующей площадке распахнутую дверь — квартира Нэнси Зиверайт, по всей вероятности. Потом она посмотрела на худую, плохо одетую девушку.
  
  — Мы и вас допрашивали, Нэнси, — сказала она.
  
  Нэнси Зиверайт согласно кивнула.
  
  — Одним выстрелом — двух зайцев, — констатировал Тиббет.
  
  — А я и не знала, — продолжала Хейс, — что вы знакомы.
  
  — Ничего мы не знакомы! — взорвалась Нэнси. — Просто он все таскается и таскается сюда!..
  
  — Это не так! — прорычал Андерсон. — Я…
  
  Тиббет и Хейс переглянулись. Они знали, как надо поступить.
  
  — Идемте, я отведу вас в квартиру, — сказала Филлида Нэнси.
  
  — Давайте спустимся вниз, сэр, — предложил Тиббет Андерсону. — Мы как раз собирались задать вам один вопрос…
  
  Сердито протопав вверх по лестнице, Нэнси Зиверайт вернулась в квартиру и направилась прямиком на крохотную кухню. Там она наполнила электрочайник и включила в сеть.
  
  — Я думала, те двое копов обо всем позаботятся. Они обещали! — сказала она.
  
  «Те двое» — догадалась Хейс, это Ребус и Шивон.
  
  — Зачем он к тебе ходит? — спросила она.
  
  Нэнси подергала себя за прядь волос над ухом.
  
  — Понятия не имею. Он говорит, что просто навещает меня: мол, хочет убедиться, что у меня все в порядке. Я уже сто раз ему говорила, что все в порядке, но он снова приходит! Мне кажется — он хочет застать меня в квартире одну… — Нэнси принялась накручивать волосы на палец. — Козел!.. — с вызовом добавила она, выбирая среди стоявших на сушке чашек ту, которой можно было воспользоваться без риска получить расстройство желудка.
  
  — Ты могла бы написать официальное заявление, — посоветовала Хейс. — Обвинить его в причинении беспокойства…
  
  — Вы думаете, это его остановит?
  
  — Не исключено, — сказала Филлида, хотя верила в это не больше чем девчонка.
  
  Нэнси ополоснула чашку и бросила внутрь заварочный пакетик, потом потрогала ладонью чайник.
  
  — Вы просто так зашли? — осведомилась она.
  
  — Не совсем. — Филлида изобразила дружелюбную улыбку. — У нас появилась кое-какая новая информация…
  
  — Значит, до сих пор никого не арестовали?
  
  — Нет, — призналась Хейс.
  
  — И что это за информация?
  
  — Еще один свидетель видел напротив автомобильной стоянки какую-то женщину в плаще с капюшоном… — Детектив предъявила Нэнси фоторобот. — Это было незадолго до убийства. Ты никого не видела?
  
  — Я не видела никакой женщины и вообще никого! Я вам уже говорила!..
  
  — Спокойно, Нэнси, не надо нервничать, — сказала Хейс негромко. — Успокойся, пожалуйста.
  
  — Я спокойна!
  
  Филлида снова улыбнулась.
  
  — Кстати, насчет чая — это ты неплохо придумала.
  
  — По-моему, чайник накрылся. — Девушка снова приложила к нему ладонь.
  
  — Нет, он работает, — возразила Хейс. — Я слышу, как он шипит.
  
  — Иногда мы соревнуемся, кто дольше удержит на нем руку, пока он закипает, — неожиданно сказала Нэнси, разглядывая свое отражение в блестящей поверхности чайника.
  
  — Мы — это кто? — уточнила Филлида.
  
  — Я и Эдди. — Она грустно улыбнулась. — И я всегда выигрываю.
  
  — А Эдди — он тебе кто?
  
  — Сосед. Мы вместе снимаем эту квартиру. — Нэнси посмотрела на Хейс. — Нет, мы не спим вместе.
  
  Дверь квартиры, скрипнув, отворилась. Вошел Тиббет.
  
  — Уехал, — сообщил он.
  
  — Скатертью дорога!.. — пробормотала Нэнси Зиверайт.
  
  — Что он сказал? — поинтересовалась Хейс.
  
  — Мистер Андерсон однозначно заявил, что ни он, ни его жена не видели на Кинг-стейблз-роуд никакой женщины в капюшоне или без. Этот наглец даже предположил, что, возможно, наш свидетель видел призрака.
  
  — Я имела в виду, — проговорила Хейс без всякого выражения, — объяснил ли Андерсон, почему он преследует мисс Зиверайт?
  
  Тиббет пожал плечами.
  
  — Он сказал — девочка, мол, пережила серьезное потрясение, и ему хотелось убедиться, что она в состоянии с этим справиться. Потому что, если она не даст выхода своим эмоциям, впоследствии это «может ей аукнуться» — примерно так он выразился.
  
  Нэнси, все еще прижимавшая ладонь к пофыркивающему чайнику, презрительно хохотнула.
  
  — Весьма благородно с его стороны, — заметила Хейс. — Ну а как насчет того, что Нэнси не нуждается в его христианском милосердии?..
  
  — Он обещал держаться от нее подальше.
  
  — Черта с два! — Нэнси снова усмехнулась.
  
  — Осторожнее! Чайник уже почти закипел, — счел нужным предупредить ее Тиббет, который только что заметил, что она делает. В ответ Нэнси не то улыбнулась, не то поморщилась.
  
  — Не желаете ко мне присоединиться? — спросила она.
  20
  
  «КАПИТАЛИСТЫ» — гласил заголовок на пятой полосе «Ивнинг ньюс» (репортер явно слышал о труде Маркса). Далее следовал подробный отчет об ужине в одном из эдинбургских ресторанов с мишленовскими звездами. Русская делегация арендовала его целиком. Фуа-гра, устрицы, омары, телятина, филей, сыры и разнообразные десерты под шампанское, белое бургундское, выдержанное красное бордо и портвейн, заложенный на хранение еще до начала холодной войны. Репортер особо подчеркивал, что шампанское марки «Рёдерер кристаль» было излюбленным напитком русских царей. В целом ужин обошелся примерно в тысячу фунтов каждому из четырнадцати участников. Имена в заметке не назывались, и Ребус задумался, не было ли среди гостей некоего М. Г. Кафферти. На предыдущей полосе сообщалось о снижении количества убийств в городе: десять насильственных смертей в этом году против двенадцати в прошлом.
  
  Они сидели в одном из пабов на Роуз-стрит. Местечко было неплохое, но в самое ближайшее время здесь могло стать довольно шумно: вот-вот должен был начаться матч Лиги чемпионов между «Селтик» и «Манчестер Юнайтид», и внимание большинства посетителей было приковано к большому телевизионному экрану на стене. Сложив газету, Ребус бросил ее обратно Гудиру, сидевшему за столом напротив него. Зачитавшись, он пропустил последние слова Филлиды Хейс, и теперь попросил ее повторить, что ответил Андерсон.
  
  — «Это может ей аукнуться», — процитировала Филлида.
  
  — Как бы ему самому кое-что не аукнулось… — проворчал Ребус. — И пусть не говорит, будто я его не предупреждал.
  
  — К сожалению, — продолжал развивать свою мысль Тиббет, — неизвестную женщину в капюшоне видел на Кинг-стейблз-роуд только один свидетель. — Заметив, что Гудир снял галстук, младший детектив попытался ослабить узел на своем, но не преуспел. — К тому же его показания звучат довольно… расплывчато.
  
  — Это не значит, что ее там не было, — возразила Шивон. — И даже если эта женщина — не убийца и не соучастница, она могла что-нибудь видеть или слышать. Что касается того, почему она не откликнулась на наши объявления… В одном из своих стихотворений Федоров писал о желании отвести глаза, «чтоб потом не держать ответа».
  
  — И что, по-твоему, это может значить? — заинтересовался Ребус.
  
  — Как минимум то, что у этой женщины могут быть свои причины лечь на дно. Люди не любят вмешиваться в подобные дела.
  
  — Потому что в большинстве случаев у них есть основания не вмешиваться, — поддакнула Хейс.
  
  — Ну а как Нэнси Зиверайт? — спросила Шивон. — Как вам показалось, она все еще что-то скрывает?
  
  — Этот ее приятель определенно вешал нам лапшу на уши, — сказал Тиббет.
  
  — Значит, стоит еще разок пройтись по ее показаниям?
  
  — А на пленках ничего любопытного нет? — поинтересовалась Хейс.
  
  Шивон покачала головой и показала на Гудира.
  
  — Пока удалось выяснить только одно: покойный мистер Риордан очень любил подслушивать чужие разговоры, — объяснил тот. — Даже если для этого ему приходилось полдня ходить за объектом.
  
  — Может, это извращение такое?
  
  — Может быть, — кивнула Шивон.
  
  — Да постойте же вы, в бога вашу мать!.. — вмешался Ребус. — Подробности — это, конечно, хорошо, даже замечательно, но я предлагаю взглянуть на события шире. Вспомните-ка, где Федоров сделал последнюю остановку, перед тем как его убили?.. В гостинице «Каледониан»! Он пил там с Большим Гором Кафферти, а меньше чем в десяти ярдах от него сидел один из русских. — Ребус потер лоб. — Если это совпадение, то довольно странное, вам не кажется?
  
  — Можно кое о чем попросить вас, инспектор? — сказал Гудир.
  
  Ребус повернулся к нему:
  
  — О чем, сынок?
  
  — Не упоминайте Бога всуе, пожалуйста.
  
  — Тебя это задевает?
  
  Гудир покачал головой:
  
  — Просто я был бы рад, если бы вы оказали мне эту любезность.
  
  — В какую церковь ты ходишь, Тодд? — спросил Тиббет.
  
  — Святого Фотада в Саутонхолле.
  
  — Ты там живешь?
  
  — Нет, просто я там вырос.
  
  — Я тоже ходил когда-то на службу, — сказал Тиббет. — Но когда мне исполнилось четырнадцать, перестал. Моя мама умерла от рака, и я больше не видел смысла о чем-то Его просить.
  
  — Вновь, разорван нами планомерно, // Бог — то место, что опять целит,[13] — продекламировал Гудир и улыбнулся. — Это тоже из стихотворения, но написал его не Федоров.
  
  — Черт побери!.. — возмутился Ребус. — Стихи, цитаты, шотландская церковь… Я пришел в паб не для того, чтобы слушать нудятину!
  
  — Вы не один такой, — сказал Гудир. — Шотландцы предпочитают скрывать свой ум, потому что умным людям мы не доверяем.
  
  — Мы все отпрыски Джока Тамсона,[14] — поддержал Тиббет. — В смысле, мы должны быть одинаковыми.
  
  — Нам нельзя отличаться от большинства, — кивнул Гудир.
  
  — Видишь, чего ты лишишься, когда выйдешь на пенсию? — ухмыльнулась Шивон. — Умник на умнике сидит и умником погоняет.
  
  — Значит, я ухожу на пенсию вовремя, — отрезал Ребус и поднялся. — А теперь, умники, прошу меня простить, но у меня семинар с профессором Мак-Никотином.
  
  Роуз-стрит была в этот час довольно оживленной. Участницы предсвадебного девичника, одетые в одинаковые майки с надписью «Четыре свадьбы и один капец», переходили из паба в паб. Проходя мимо Ребуса, они послали ему несколько воздушных поцелуев, но потом были остановлены группой молодых людей, которые двигались во встречном направлении. Судя по всему, это были участники холостяцкой вечеринки, возглавляемые будущим женихом, пиджак и брюки которого были щедро заляпаны пеной для бритья, яйцами и мукой. Офисные работники возвращались домой после пары кружек пива. Туристы с детьми топтались посреди тротуара, не зная, как реагировать на бурную встречу представительниц невесты и друзей жениха. Опоздавшие к началу игры болельщики торопливо ныряли в пабы и спортбары.
  
  Дверь позади Ребуса отворилась, и на улицу вышел Тодд Гудир.
  
  — Никогда бы не подумал, что ты тоже куришь, — сказал Ребус.
  
  — Я — домой. — Гудир на ходу пытался попасть руками в рукава куртки. — Деньги на следующий заход я оставил на столе.
  
  — Не иначе на свидание торопишься?
  
  — Угу.
  
  — Как ее зовут?
  
  Гудир ответил не сразу.
  
  — Соня, — проговорил он наконец, так и не сумев выдумать уважительной причины, чтобы не называть Ребусу имени своей девушки. — Она работает в экспертно-криминалистической бригаде.
  
  — И в среду она была на месте преступления?
  
  Гудир кивнул.
  
  — Вы, наверное, ее помните — ей двадцать пять, и у нее такие короткие, светлые волосы…
  
  Ребус покачал головой.
  
  — Не обратил внимания, — признался он.
  
  Гудир обиделся было, но передумал.
  
  — Вы ведь тоже когда-то ходили в церковь, не так ли? — проговорил он.
  
  — Кто тебе сказал?
  
  — Я слышал, как кто-то в участке упоминал об этом.
  
  — Слухам лучше не доверять.
  
  — Тем не менее у меня такое чувство, что это правда.
  
  — Твое чувство тебя не подвело. — Ребус поднял голову и выпустил струйку дыма. — Я стучался в двери разных церквей, но так и не нашел ответов на свои вопросы.
  
  Гудир задумчиво кивнул:
  
  — То, что сказал Колин, так типично… Умирает любимый человек, и мы виним во всем Господа. Наверное, что-то похожее случилось и с вами, я угадал?
  
  — Со мной ничего не случилось, — твердо ответил Ребус, краем глаза следя за участницами девичника, которые отправились на поиски очередной забегаловки. Партия жениха тоже провожала их взглядами; два-три кавалера, похоже, спорили, не наплевать ли на традиции и не двинуть ли следом.
  
  — Извините, — сказал Гудир. — Я просто спросил…
  
  — Любопытство до добра не доводит.
  
  — Вам, наверное, будет очень не хватать вашей работы?
  
  Ребус закатил глаза с видом мученика.
  
  — Ну вот, опять!.. — пожаловался он в пространство. — Выходишь покурить, а попадаешь на «Время вопросов»!
  
  — Пожалуй, я лучше пойду, — откликнулся Гудир с извиняющейся улыбкой.
  
  — Постой…
  
  — Да?
  
  Несколько мгновений Ребус сосредоточенно разглядывал тлеющий кончик сигареты.
  
  — Когда ты увидел Кафферти в комнате для допросов… ты встретился с ним в первый раз?
  
  Гудир кивнул.
  
  — Он знает твоего брата, да и деда тоже, коли на то пошло… — Ребус поглядел вдоль Роуз-стрит. — Паб Гарри Гудира когда-то находился в квартале отсюда — ты в курсе? Я только забыл, как он назывался…
  
  — «Передышка».
  
  — Точно… — Ребус утвердительно мотнул головой. — Когда твоего деда судили, я свидетельствовал против него.
  
  — Я этого не знал.
  
  — Задержание мы проводили втроем, но давать показания в суд отправился я один.
  
  — А против Кафферти вы свидетельствовали?
  
  — И оба раза он попадал за решетку. — Ребус сплюнул на мостовую. — Шив говорит, твой брат с кем-то подрался. Как он сейчас, нормально?
  
  — Думаю, да… — Гудир смутился. — Извините, но мне действительно пора идти.
  
  — Ступай. Увидимся завтра.
  
  — В таком случае — спокойной ночи.
  
  — Спокойной ночи. — Ребус проводил удаляющегося Гудира взглядом. По правде сказать, он казался ему неплохим парнем. И неплохим полицейским. Быть может, подумал Ребус, Шив и удастся что-то из него сделать.
  
  Деда Гудира он помнил очень хорошо. Его «Передышка» была своего рода местной достопримечательностью: там вовсю торговали таблетками-стимуляторами, травкой, марафетом, изредка попадался и героин. Гарри был дилером средней руки и постоянно имел неприятности с полицией; одно время Ребус даже удивлялся, как ему вообще удалось получить разрешение на открытие паба. Несомненно, имела место передача денег из рук в руки — никак иначе Ребус не мог объяснить, почему чиновники из городской администрации пошли ему навстречу. Впрочем, купить влиятельных друзей в нужных местах можно было всегда: в свое время и у Кафферти было несколько «ручных» муниципальных советников, благодаря которым он неизменно дешево отделывался — вне зависимости от того, сколько ему приходилось за это платить. Пытался он купить и Ребуса, но у него ничего не вышло: инспектор к этому времени уже знал, что к чему.
  
  «Не моя вина, что дедушка Гудир закончил свои дни в кутузке…»
  
  Затушив сигарету, Ребус повернулся к дверям паба, но на пороге замешкался. Что ждало его внутри? Еще одна порция спиртного и компания юнцов: Шив, Фил и Кол, скорее всего, увлеченно обсуждают дело, перебрасываясь версиями и идеями точно мячиками. Какую лепту мог он внести в это?..
  
  И, закурив еще одну сигарету, Ребус зашагал прочь. Сначала он свернул на Фредерик-стрит, потом — на Принсес-стрит. Подсвеченный прожекторами силуэт Эдинбургского замка как будто парил в воздухе на фоне темного ночного неба. В парке у подножия холма монтировали увеселительные аттракционы и многочисленные палатки, которым уже совсем скоро суждено было стать настоящим местом паломничества для покупателей, не успевших обзавестись подарками к Рождеству. Ребусу даже показалось, что он слышит музыку — должно быть, в парке работал каток под открытым небом. Стайки детей и подростков пробирались вдоль магазинных витрин, не обращая на него ни малейшего внимания. «Когда это я успел стать человеком-невидимкой», — удивился Ребус. Остановившись напротив одной из витрин, он взглянул на свое отражение в стекле — сутулые плечи, выпирающий живот и все остальное. Значит, он существовал, но дети продолжали как ни в чем не бывало скользить мимо, словно в их мире для него не нашлось места.
  
  «Должно быть, именно так чувствует себя призрак», — подумал Ребус.
  
  Добравшись до перекрестка, он дождался зеленого, пересек улицу и толкнул дверь, ведущую в бар «Каледониан». В этот поздний час в баре было многолюдно. Играл джаз, Фредди колдовал с шейкером и льдом, официантка ждала, пока он смешает последний коктейль, чтобы нести поднос с напитками к столикам, за которыми царило оживленное веселье. Сегодня все посетители бара выглядели людьми благополучными, преуспевающими, уверенными в себе и в своем будущем.
  
  Многие прижимали к уху мобильные телефоны, ухитряясь одновременно говорить и с абонентом, и с соседями по столу. Один такой субъект сидел на облюбованном Ребусом табурете возле бара. Свободных мест у стойки не было, и детективу захотелось подойти и прогнать нахала, но он справился с раздражением и стал терпеливо ждать, пока Фредди разольет напитки.
  
  Наконец официантка отошла, ловко управляясь с подносом, бармен поднял голову и сразу заметил Ребуса. Озабоченное выражение, появившееся на лице Фредди, подсказало детективу, что ситуация изменилась. При таком скоплении посторонних бармен вряд ли захочет отвечать на вопросы.
  
  Тем не менее Ребус подошел к стойке.
  
  — Мне как обычно, — сказал он, оглядываясь по сторонам. — Ты, я вижу, не преувеличивал, когда говорил, что по вечерам у вас бывает оживленно.
  
  На этот раз вместе с бокалом Фредди подал счет, но Ребус только снисходительно улыбнулся, чтобы бармен знал — он ни на что не претендует. Налив в виски несколько капель воды, Ребус взболтал бокал и понюхал содержимое, одновременно оглядывая зал.
  
  — Если вы их высматриваете, то зря. Они уехали, — негромко подсказал Фредди.
  
  — Кто?
  
  — Русские. Выписались сегодня после обеда. Сейчас, наверное, уже летят в свою Москву.
  
  Ребус постарался скрыть разочарование.
  
  — Я, собственно, хотел узнать, — сказал он, — не выяснил ли ты, кто был с Андроповым в тот день?
  
  Бармен кивнул.
  
  — Я собирался позвонить вам завтра, — сказал он, понизив голос до шепота, и оглянулся на официантку, которая подошла с очередным заказом: два красных вина и фирменное шампанское. Пока Фредди наполнял бокалы, Ребус прислушивался к разговору рядом. Два бизнесмена-ирландца, не отрывая взгляда от экрана телевизора, показывавшего (без звука) второй тайм футбольного матча, обсуждали какую-то сделку с недвижимостью. Сделка неожиданно сорвалась, и оба пришли сюда топить свое горе в вине. «Господь да пошлет им медленную и мучительную смерть» — таково было их основное пожелание неведомым врагам, за осуществление которого поднимались и опустошались бокалы.
  
  Ребус всегда любил сидеть в барах и слушать разговоры о чужой жизни. Сейчас он задумался о том, не делает ли это его своего рода вуайеристом вроде Риордана.
  
  — Как только у нас появится малейшая возможность поставить их раком… — говорил один из ирландцев.
  
  Фредди воткнул бутылку шампанского в ведерко со льдом и вернулся к Ребусу.
  
  — Это был министр экономического развития, — сказал бармен. — На парламентском сайте министры размещены первыми, иначе мне понадобилось бы гораздо больше времени.
  
  — Как его зовут?
  
  — Джеймс Бейквелл.
  
  Ребусу имя показалось знакомым, но он никак не мог сообразить, откуда он его знает.
  
  — Я видел его по телику пару недель назад, — сказал Фредди.
  
  — Случайно, не в передаче «Время вопросов»? — предположил Ребус.
  
  — Точно. — Бармен кивнул.
  
  Да, подумал Ребус, он тоже видел Бейквелла в этой передаче. Министр то и дело пререкался с Меган Макфарлейн, а Федоров сидел как раз между ними. Тогда Бейквелл — новый лейборист по убеждениям — показался Ребусу несколько неотесанным: он либо не пожелал прислушаться к советам телевизионных гримеров, либо таков был его политический имидж. Пятидесятилетний, с копной взъерошенных темных волос, в очках в тонкой проволочной оправе, с мощной челюстью и ярко-голубыми глазами навыкате, он походил на шута горохового, но Ребус знал, что многие уважали этого человека за решительность, с какой он отказался от теплого местечка в Вестминстере ради возможности баллотироваться в шотландский парламент. Одно это делало его как минимум исключением из общего правила, ибо по глубокому убеждению Ребуса самые яркие политические таланты по-прежнему стремились в Лондон.
  
  Не менее любопытным показался ему и тот факт, что Фредди не упомянул о спутниках министра. В самом деле, если встреча Бейквелла с русскими была официальной или, по крайней мере, протокольной, вместе с ним в зале должны были бы находиться секретари и советники, а так… Получалось, что поздним вечером министр экономического развития пьет один на один с русским бизнесменом… А потом к ним нежданно-негаданно присоединяется Большой Гор Кафферти.
  
  Ребус помотал головой. Слишком много вопросов пульсировало у него в мозгу, и вопросов сложных — таких, на которые не ответишь с наскока. Допив виски, он оставил деньги на стойке и, немного подумав, решил идти домой. Именно в этот момент сигнал мобильного телефона известил его о поступившем сообщении. Шивон интересовалась, куда он подевался.
  
  — Много же тебе понадобилось времени, — пробормотал Ребус себе под нос. Проходя мимо ирландцев, он услышал, как один говорит другому:
  
  — Если бы эта скотина умерла в рождественское утро, лучшего подарка я бы не ждал!
  
  Отель можно было покинуть двумя способами: собственно через бар и через вестибюль. Ребус избрал второй путь, хотя и не мог бы сказать — почему. Когда он обходил стойку регистрации, во вращающихся стеклянных дверях появились двое. Шедшего чуть впереди мужчину Ребус узнал сразу — это был водитель Андропова.
  
  Следом за ним в вестибюль вошел сам Андропов. Увидев Ребуса, он замедлил шаг и прищурился, гадая, где они могли встречаться. Ребус продолжал как ни в чем не бывало двигаться к выходу. Приблизившись к Андропову на несколько шагов, он слегка наклонил голову в знак приветствия.
  
  — А я думал, вы вернулись домой, — проговорил Ребус как можно небрежнее.
  
  — Я решил задержаться еще на несколько дней, — ответил Андропов без малейшего акцента. Судя по выражению его лица, он никак не мог понять, кто перед ним.
  
  — Я — знакомый мистера Кафферти, — напомнил Ребус.
  
  — Ах да, конечно…
  
  Водитель уже стоял рядом с Ребусом — опущенные руки сложены впереди, ноги слегка расставлены, центр тяжести чуть смещен вперед. Поза была достаточно характерной, чтобы признать в нем не только шофера, но и телохранителя.
  
  — На несколько дней?.. — повторил Ребус. — Собираетесь развлечься, или у вас здесь еще какие-то дела?
  
  — Наибольшее удовольствие я получаю, решая деловые вопросы. — Эта фраза прозвучала так, словно Андропов уже не раз ее повторял и ожидал в ответ смеха или улыбки. Ребус постарался оправдать его ожидания.
  
  — Вы видели сегодня мистера Кафферти? — спросил он.
  
  — Простите, я позабыл, как вас зовут.
  
  — Джон, — подсказал Ребус.
  
  — И что же связывает вас с мистером Кафферти, Джон?
  
  — То же самое мне хотелось бы спросить у вас, мистер Андропов, — сказал Ребус, решив, что разоблачен, и дальше играть в кошки-мышки бессмысленно. — Нет ничего плохого в том, чтобы водить компанию с богатыми и влиятельными и принимать заигрывания политиканов всех мастей и убеждений, но, когда начинаешь встречаться тет-а-тет с профессиональным преступником вроде Кафферти, нужно быть поосторожнее.
  
  — Я видел вас возле муниципалитета! — Андропов поднял вверх палец в черной перчатке. — И возле отеля тоже…
  
  — Я из полиции.
  
  Ребус предъявил свое удостоверение, и Андропов внимательно его изучил.
  
  — Я что-нибудь нарушил, инспектор?
  
  — Неделю назад вы встречались здесь с Джимом Бейквеллом и Моррисом Гордоном Кафферти…
  
  — Допустим. И что?
  
  — Одновременно с вами в баре находился еще один человек — ваш соотечественник, поэт Федоров. Меньше чем через двадцать минут после того, как он вышел из бара, его убили.
  
  Андропов согласно кивнул:
  
  — Это настоящая трагедия, инспектор. Мир остро нуждается в поэзии и в поэтах, ведь они властители наших умов.
  
  — Я бы сказал, что в этой области у них имеются конкуренты.
  
  Андропов предпочел пропустить его замечание мимо ушей.
  
  — Уже несколько человек, — сказал он, — сочли необходимым предупредить меня, что ваша полиция видит в нападении на Александра нечто большее, чем простое уличное ограбление. Скажите, инспектор, что, по вашему мнению, с ним произошло?
  
  — Об этом нам лучше поговорить в участке. Не согласитесь ли вы как-нибудь заглянуть к нам на Гейфилд-сквер?
  
  — Не думаю, инспектор, что вам удастся извлечь из беседы со мной что-то полезное для следствия.
  
  — Иными словами, вы отказываетесь.
  
  — Позвольте мне высказать свою версию. — Андропов шагнул ближе, телохранитель повторил его движение. — Cherchez la femme,[15] инспектор.
  
  — Что конкретно вы имеете в виду?
  
  — Вы не говорите по-французски?
  
  — Я знаю, что означает это выражение. Мне просто не понятно, на что вы намекаете. Или на кого…
  
  — В Москве у Федорова была репутация, гм-м… большого любителя юбок. Как вам, вероятно, известно, одно время он преподавал в университете, но был вынужден оставить эту работу из-за обвинений в неподобающем поведении. По-видимому, соблазн оказался слишком велик: молоденькие студентки, знаете ли, и чем моложе, тем лучше… А теперь прошу меня извинить. — Андропов сделал движение к бару.
  
  — Торопитесь к своему дружку-гангстеру? — предположил Ребус, но Андропов не обратил на его слова ни малейшего внимания.
  
  Телохранитель последовал за хозяином; он, однако, счел необходимым обернуться и бросить на Ребуса угрожающий взгляд. Мол, не дай тебе бог встретиться со мной в темном переулке…
  
  Ребус ответил взглядом, исполненным не менее грозного смысла: «Вы оба у меня в списке подозреваемых, приятель, и ты, и твой босс»…
  
  Оказавшись, наконец, на улице, Ребус вдохнул морозный и свежий ночной воздух и решил, что пойдет домой пешком. Вскоре он, однако, почувствовал, что его сердце отчаянно колотится, во рту пересохло, кровь пульсирует в висках. Не желая сдаваться так скоро, Ребус прошел еще несколько сот ярдов, и только потом остановил такси.
  22 ноября 2006 года. Среда
  День шестой
  21
  
  Инженера-звукооператора из студии Риордана звали Терри Гримм, а секретаршу — Хейзл Хармисон. Оба выглядели потрясенными и подавленными, и оснований для этого у них было предостаточно.
  
  — Мы просто не знаем, что нам теперь делать, — поделился своими тревогами Терри. — Кто заплатит нам в конце месяца? И как быть с заказами?..
  
  Шивон согласно кивала. Гримм за микшерным пультом нервно крутился из стороны в сторону вместе с креслом. Хармисон стояла у своего стола, скрестив руки на груди.
  
  — Возможно, мистер Риордан что-то предусмотрел… — проговорила Шивон, хотя никакой уверенности в этом у нее не было.
  
  Слишком уж неожиданным и ужасным было то, что случилось. Тодд Гудир с интересом разглядывал многочисленные кнопки, переключатели, рукоятки и ползунковые регуляторы на пульте. Накануне вечером, пока они сидели в пабе, Хейс несколько раз намекнула Шивон, что сегодня ее должны сопровождать либо она, либо Тиббет. Филлида вела себя так настойчиво, что Шивон помимо своей воли задумалась, уж не привлекла ли она Гудира к расследованию только затем, чтобы избавиться от необходимости выбирать между двумя младшими детективами.
  
  — Кто-нибудь из вас, — спросила она осиротевших работников «Риордан студиоз», — имеет право подписи на финансовых документах?
  
  Хейзл Хармисон покачала головой:
  
  — Чарли был не настолько доверчив.
  
  — Значит, вам нужно поговорить с вашим бухгалтером.
  
  — Он уехал в отпуск.
  
  — Разве в фирме никого больше нет?
  
  — А больше никого и не нужно. — Терри Гримм снова принялся раскручивать кресло, на котором сидел. — Чарли был мастером на все руки, да и я, в общем, тоже…
  
  — Я уверена, в конце концов все как-нибудь образуется, — сухо сказала Шивон, которой надоело их нытье. — Скажите-ка мне лучше, не хранил ли мистер Риордан здесь, в студии, какие-нибудь записи или копии записей? Часть пленок, которые находились у него дома, нам удалось спасти, но немало кассет, к сожалению, сгорело. А на них могло быть что-то важное.
  
  — Может, что-то и есть, — уныло сказал Терри Гримм. — Надо посмотреть в кладовке, хотя на многое я бы не рассчитывал. Я давно предупреждал Чарли, что он делает слишком мало дубликатов. — Он посмотрел на Шивон. — Что, жесткие диски тоже пострадали?
  
  — По большей части — нет, только некоторые… Мы привезли их и кое-какие другие материалы с собой — попробуйте, может, вам повезет больше, чем нам.
  
  Гримм пожал плечами:
  
  — Я, конечно, могу взглянуть…
  
  Шивон протянула ключи от машины Гудиру.
  
  — Сходите принесите сюда мешки, — распорядилась она.
  
  Телефон на столе зазвонил, и Хармисон сняла трубку.
  
  — «Риордан студиоз», здравствуйте… — Несколько секунд она слушала, потом сказала: — Мне очень жаль, сэр, но в настоящий момент мы не сможем принять ваш заказ из-за чрезвычайных обстоятельств.
  
  Звукоинженер все еще с надеждой взирал на Шивон, и она сказала негромко:
  
  — Почему бы вам не работать вдвоем? Вы и Хейзл…
  
  Она кивком указала на секретаршу.
  
  Гримм подумал, кивнул и, подойдя к секретарше, жестом попросил передать трубку ему.
  
  — Одну минуточку, сэр… — попросила Хармисон. — С вами будет говорить мистер Гримм.
  
  — Что вы хотели, сэр? Быть может, мы сумеем вам помочь…
  
  Пока он разговаривал, Хармисон подошла к Шивон и встала рядом. Руки ее были по-прежнему сложены на груди, словно она пыталась таким образом оградить себя от новых неприятностей.
  
  — Когда мы были здесь в последний раз, — сказала Шивон, — Терри намекнул, что мистер Риордан записывал буквально все…
  
  Секретарша кивнула:
  
  — Совершенно верно. Однажды мы втроем отправились пообедать, официант принес какое-то дорогое блюдо, которого мы не заказывали, а потом стал спорить… Тогда Чарли достал из кармана маленький диктофон, перемотал пленку, проиграл ему запись и доказал, что это не мы, а он все перепутал.
  
  Воспоминание заставило ее улыбнуться.
  
  — Когда-то и я проделывала нечто подобное, — призналась Шивон.
  
  — Я тоже. Особенно это помогает с водопроводчиками, которые обещают прийти утром, а появляются после обеда, или с людьми, которые утверждают, будто давно отправили чек по почте, хотя на самом деле… — Лицо секретарши снова сделалось несчастным, и она всхлипнула. — Мне очень жаль Терри. Он вкалывал не меньше Чарльза, может быть даже больше него, а теперь…
  
  — Над чем вы сейчас работаете?
  
  — В основном над рекламой для радио. Есть еще парочка аудиокниг… ну и конечно, над проектом для парламента.
  
  — Каким проектом?
  
  — Вы ведь знаете, что парламент каждый год проводит Фестиваль политики?
  
  — Честно говоря, нет.
  
  — И немудрено — ведь у нас фестивали по любому поводу. В этом году парламент нанял какого-то ультрасовременного художника, который взял на себя оформление фестиваля. Этот парень специализируется на видеоинсталляциях, но ему нужно было звуковое сопровождение.
  
  — Значит, вы записывали что-то и в парламенте?
  
  — У нас несколько сот часов записи. — Хармисон показала на многочисленные записывающие устройства в углу. — Мы… — и тут Гримм несколько раз щелкнул пальцами, привлекая ее внимание.
  
  — Я сейчас снова передам трубку моей помощнице, — сказал он звонившему. — Она скажет, когда вам лучше подъехать.
  
  Хармисон уже склонилась над столом и с сосредоточенным видом раскрыла ежедневник. Лицо ее казалось спокойным, голос звучал уверенно и не дрожал. Должно быть, подумала Шивон, причиной столь внезапной метаморфозы было то, что Гримм произвел Хейзл из секретарш в помощницы. Другого объяснения она сейчас подобрать не могла.
  
  Вернувшись в свое кресло за пультом, Гримм с признательностью кивнул Шивон.
  
  — Спасибо за подсказку, — проговорил он. — А то мы здесь немного растерялись…
  
  — Мы с Хейзл говорили о Фестивале политики.
  
  Гримм красноречивым жестом воздел руки к потолку.
  
  — Это был настоящий кошмар. Художник-авангардист, которого они наняли, и сам не знал, что ему надо. Этот парень метался между Женевой, Нью-Йорком и Мадридом, а нам присылал только коротенькие мейлы и факсы. Помню, один раз он потребовал записать ему парламентские дебаты, но при этом хотел, чтобы они непременно были «горячими». Мы побывали, наверное, на всех заседаниях одного из комитетов, записали несколько экскурсий, интервью с посетителями… Этот болван художник не говорил ничего конкретного, а потом вдруг заявил, что мы не сделали того, чего он от нас хотел. К счастью, мы сохранили все его письма…
  
  — А Чарли записал все встречи и телефонные переговоры с этим субъектом, — добавила Шивон.
  
  — Как вы догадались?
  
  — Хейзл сказала.
  
  — Так и было. И представьте, этот деятель был в восторге!.. То есть я хочу сказать — большинству людей не очень-то нравится, когда их тайком записывают на пленку, понимаете?..
  
  — Понимаю, — сказала Шивон.
  
  — Но наш оформитель неожиданно решил, что это дьявольски смешно.
  
  — Как я поняла, это будет довольно большой проект?
  
  — Да, но он уже почти завершен. Я смонтировал почти два часа записи, и заказчик пока доволен. Он собирается использовать нашу работу в качестве звукового сопровождения для своей инсталляции, которая, разумеется, будет демонстрироваться в здании парламента.
  
  Гримм пожал плечами, каким-то непостижимым образом выразив этим жестом свое отношение ко всем современным художникам разом.
  
  — Как его зовут, этого Леонардо от видеоискусства?
  
  — Родди Денхольм.
  
  — И он живет в Шотландии?
  
  — У него есть квартира в Нью-Тауне, но он там редко бывает.
  
  Зажужжал интерком у входной двери — это Гудир принес пленки и цифровые диктофоны.
  
  — И что, по вашему мнению, здесь может быть интересного? — спросил Гримм, разглядывая пластиковые пакеты, которые констебль поставил на пол возле стола секретарши.
  
  — Честно говоря, я сама не знаю, — откровенно призналась Шивон.
  
  Хейзл Хармисон закончила разговор с клиентом и теперь разглядывала полупрозрачные мешки с выражением отвращения и болезненного любопытства. Ее опять затрясло, и, хотя она крепко обхватила себя руками за плечи, это больше не помогало.
  
  — Ты назначила встречу на сегодня или на завтра? — спросил Гримм, надеясь отвлечь внимание Хейзл.
  
  — На завтра, на д-двенадцать часов.
  
  — Эти записи, которые вы сделали в парламенте… — вмешалась Шивон. — Вы сказали, что записывали заседания одного из комитетов. Не подскажете, какого именно?..
  
  — Комитета по возрождению городов, — ответил Гримм. — Я бы, впрочем, не сказал, что на этих заседаниях кипят такие уж серьезные страсти.
  
  — Охотно верю, — согласилась Шивон. — И все же это может быть интересно. Скажите, заседания записывали вы или мистер Риордан?
  
  — Мы записывали их вместе.
  
  — И этот комитет возглавляет Меган Макфарлейн, не так ли?
  
  — Откуда вы знаете? — удивился Гримм.
  
  — Считайте, что я интересуюсь политикой. Вы не против, если я познакомлюсь с этими записями?
  
  — С записями заседаний Комитета по возрождению городов? — озадаченно переспросил инженер. — Боюсь, что человек, который по-настоящему интересуется политикой, вряд ли станет слушать эту лабуду. Вот если бы вы были кое-кем другим, тогда, возможно…
  
  — Кем же я должна быть? — спросила Шивон.
  
  — Мазохисткой, — ответил он, поворачиваясь к микшерному пульту.
  
  — Джилл Морган? — проговорил Ребус в домофон. Он стоял у дверей дома на Грейт-Стюарт-стрит. За его спиной с ревом неслись по «шашечкам» мостовой машины. Утренний час пик еще не закончился, и Ребусу пришлось наклониться и прижать ухо к динамику домофона, чтобы расслышать ответ.
  
  — Кто там?.. — Голос в динамике звучал вяло и сонно.
  
  — Прошу прощения, если я вас разбудил… — Ребус постарался говорить как можно вежливее. — Я из полиции, мне нужно задать вам несколько вопросов о мисс Зиверайт.
  
  — Вы, наверное, шутите?.. — Теперь в сонном голосе звучали нотки раздражения.
  
  — Это вы решите сами, когда услышите последние новости.
  
  Но его слова утонули в грохоте грузовика; Джилл Морган их просто не услышала, и Ребус смиренно попросил его впустить.
  
  — Я не одета…
  
  Ребус повторил свою просьбу еще раз. Раздался сигнал, Ребус толкнул дверь и оказался в подъезде. Поднявшись на второй этаж, он увидел, что дверь открыта, но все же счел нужным постучать.
  
  — Подождите в гостиной! — крикнула в ответ Джилл, вероятно, все еще одевалась в спальне.
  
  Гостиную, представлявшую собой часть широкого, длинного коридора, Ребус увидел сразу. В некоторых домах такое помещение называли «холлом» или «приемной». Если вы не хотели, чтобы посторонние люди вторгались в ваше жилое пространство, вы могли поставить в холле стол и принимать гостей там. Самому Ребусу казалось, что это очень по-эдинбургски — гостеприимно, но не чересчур.
  
  Гостиная в доме Джилл Морган была обставлена дорогой белой мебелью и оклеена белыми обоями, отчего помещение напоминало эскимосское иглу. Только покрытый лаком паркетный пол сохранял свой естественный цвет, и первые несколько секунд Ребус смотрел исключительно себе под ноги, чтобы не заработать снежную слепоту. Затем он огляделся. Помещение было просторным, с двумя большими окнами. Над камином, отделанным белым мрамором, висел настенный телевизор с плоским экраном. На каминной полке — никаких побрякушек или цветов, и нигде ни следа пыли или грязи, из чего Ребус заключил, что Джилл Морган живет здесь одна, а не снимает квартиру пополам с подружкой. Впрочем, на жилое помещение гостиная походила мало: казалось, ее обставили специально, чтобы фотографировать для воскресного иллюстрированного приложения.
  
  — Прошу прощения, сэр, — сказала Морган, входя в комнату. — Мне только что пришло в голову: я вас впустила, а ведь вы могли оказаться кем угодно. Я знаю, что у полицейских должны быть удостоверения; можно взглянуть на ваше?
  
  Ребус предъявил свое удостоверение и, пока она его изучала, внимательно рассматривал подругу Нэнси Зиверайт. Худая, ростом не больше пяти футов, с остреньким личиком, чуть раскосыми, миндалевидными глазами и волосами, собранными на затылке в жиденький конский хвост, она напоминала сказочного эльфа. Руки у нее были тонкими как спички. Тиббет и Хейс говорили, что Джилл Морган работает моделью, но сейчас Ребусу не очень-то в это верилось. Разве модели не должны быть высокими?..
  
  Убедившись, что Ребус тот, за кого себя выдает, Джилл Морган упала в белое кожаное кресло, подобрала под себя ноги.
  
  — Чем могу быть полезна, инспектор? — спросила она, складывая руки на коленях и напуская на себя томный вид.
  
  — Мои коллеги сказали, что вы работаете моделью… — Ребус сделал вид, будто восхищается обстановкой гостиной. — Вероятно, вы неплохо зарабатываете?
  
  — Вообще-то я планирую сделать карьеру в кино.
  
  — Правда? — Ребус изобразил живейший интерес.
  
  В ответ на его предыдущую реплику большинство людей спросили бы, какое ему, собственно, дело до их заработка, но Джилл Морган не принадлежала к большинству. В мире, в котором она обреталась, говорить о себе было только естественно.
  
  — Я окончила курсы актерского мастерства.
  
  — И в каком фильме я смогу вас увидеть? — поинтересовался Ребус.
  
  — Пока ни в каком, — самодовольно заявила Джилл. — Но кое-какая экранная работа мне светит.
  
  — Экранная работа?.. Потрясающе! — Ребус опустился в кресло напротив.
  
  — Небольшая роль в телевизионной драме, — пояснила Джилл Морган, рассчитывая, что детектив примет ее слова за проявление скромности.
  
  — И все равно это просто здорово! — подыграл Ребус. — Кроме того, теперь я, кажется, знаю ответ на вопрос, который не давал мне покоя в последние несколько дней.
  
  — Какой же? — удивилась Морган.
  
  — Когда с вами разговаривали мои коллеги, у них сложилось впечатление, что вы пытаетесь вешать им лапшу на уши. Теперь, когда я узнал, что вы актриса, мне стало ясно, с чего вы взяли, будто это сойдет вам с рук. — Ребус наклонился вперед, словно приглашая девушку к доверительному разговору. — Но есть одно важное обстоятельство, мисс Морган: мы теперь расследуем двойное убийство, а это значит, что мы не можем позволить себе отклоняться в сторону. Поэтому вам лучше сказать всю правду, пока вы не влипли в настоящие неприятности.
  
  Губы Джилл Морган побелели и стали почти одного цвета с бледным лицом, ресницы затрепетали, и на мгновение Ребусу показалось, что девица вот-вот потеряет сознание.
  
  — Я… я не понимаю, о чем вы говорите… — пролепетала она.
  
  — На вашем месте я бы походил на курсы актерского мастерства еще немного, — сказал Ребус. — Пока, к сожалению, ваша игра оставляет желать лучшего. Посмотрите на себя: вы побледнели, голос дрожит, к тому же вы моргаете, словно на вас направили десяток прожекторов разом. Ну, куда это годится?..
  
  С этими словами Ребус снова выпрямился. Он пробыл в квартире Морган меньше пяти минут, но ему казалось — он уже может сказать о девушке если не все, то очень многое. Привычка к обеспеченной жизни плюс нетребовательные и любящие родители воспитали в ней чрезмерную уверенность в себе — уверенность, сочетавшуюся с глубокой и полной безответственностью. Наверное, Джилл Морган еще никогда не попадала в по-настоящему серьезные ситуации, из которых нельзя было бы выпутаться при помощи пустых обещаний, лести и родительских связей. До сегодняшнего дня.
  
  — Ладно, давайте начнем сначала, — сказал Ребус несколько более мягким тоном. — Как вы познакомились с Нэнси?
  
  — Кажется, мы встретились на какой-то вечеринке…
  
  — Вам кажется, или…
  
  — Мы с подругами отправились прошвырнуться по барам. В одном из них шла какая-то вечеринка, и нас пригласили… Честно говоря, я не помню, была ли Нэнси уже там, или она появилась позже.
  
  Ребус кивнул в знак того, что он все понимает.
  
  — Как давно это было?
  
  — Три или четыре месяца назад. Во время фестиваля.
  
  — Как мне кажется, вы сильно отличаетесь от Нэнси по происхождению, по воспитанию…
  
  — Очень сильно!
  
  — В таком случае что же между вами общего?
  
  Джилл Морган, похоже, не знала, что ответить.
  
  — Что вас, так сказать, объединяло, если вы такие разные?
  
  — Ну, просто она приятная девчонка.
  
  Ребус бросил на Морган сочувственный взгляд.
  
  — Почему-то мне кажется, что вы опять лжете. Вот и голос у вас дрожит, и глаза бегают…
  
  Джилл Морган вскочила:
  
  — Я не обязана отвечать на ваши вопросы! Вы хоть знаете, кто моя мать?
  
  — Вот! — Ребус довольно ухмыльнулся. — А я-то ждал, когда до этого дойдет! Ну, давайте, скажите, кто ваша мамочка, — может, я испугаюсь. — Откинувшись на спинку кресла, Ребус небрежным движением заложил руки за голову.
  
  — Она — жена сэра Майкла Эддисона.
  
  — Вы хотите сказать, что он вам не родной отец?
  
  — Мой отец умер, когда мне было двенадцать.
  
  — Но вы предпочли сохранить его фамилию?
  
  Нормальный цвет лица понемногу вернулся к Морган. Она снова села, но уже не подбирая под себя ноги. Ребус опустил руки на подлокотники.
  
  — Кстати, кто такой этот сэр Майкл Эддисон? — поинтересовался он.
  
  — Президент Первого шотландского банка.
  
  — Весьма полезно иметь такого человека на своей стороне, я полагаю.
  
  — Майкл спас мою маму от алкоголизма, — ответила Джилл, с вызовом глядя в лицо Ребусу. — И он очень любит нас обеих.
  
  — Рад за вас, но бедняге, которого убили на Кинг-стейблз-роуд, от этого не легче. Ваша подруга Нэнси первой нашла тело, а потом солгала нам, сказав, что возвращалась домой от вас. Это она назвала нам ваше имя и адрес. По-видимому, Нэнси считает вас очень близкой подругой, если думает, что вы скорее отправитесь вместо нее в тюрьму, чем скажете правду! — Ребус не сознавал, что почти кричит. Лишь услышав отразившееся от стен эхо, он постарался говорить спокойнее. — Мне кажется, ваш отчим не одобрит подобного самопожертвования, Джилл, — добавил он чуть тише и покачал головой. — А ваша бедная мама… Ей это тоже вряд ли понравится.
  
  Наклонившись вперед, Джилл Морган сосредоточенно рассматривала собственные руки.
  
  — Нет, им это не понравится, — негромко сказала она.
  
  — Я тоже так думаю, — согласился Ребус. — А теперь скажите: если бы я сейчас спросил, где живет ваша подруга Нэнси, смогли бы вы мне ответить?
  
  Одинокая слезинка упала на коленку Джилл. Она подняла руку и сжала переносицу большим и указательным пальцами, потом несколько раз моргнула, стараясь удержаться от слез.
  
  — Кажется, она живет где-то на Каугейт-стрит.
  
  Ребус покачал головой.
  
  — Вот видите — оказывается, вы знаете Нэнси совсем не так хорошо, как говорите. Почему же вы ее покрываете, если вы не такие близкие подруги?
  
  Джилл Морган что-то сказала, но Ребус не расслышал и попросил повторить. Девушка бросила на него злобный взгляд, но ослушаться не посмела. На этот раз ее слова прозвучали достаточно отчетливо.
  
  — Нэнси покупала мне наркоту. — Она сделала небольшую паузу. — То есть не только мне, но и себе тоже, — поправилась Джилл. — Ничего особенного, просто немного травки. Это ведь не преступление?
  
  — Вот, значит, почему вы подружились?
  
  — Не только поэтому, но… — Морган немного подумала, но, видимо решив, что врать бессмысленно, добавила: — Наверное, главным образом поэтому.
  
  — Нэнси принесла марихуану и на ту вечеринку, на которой вы познакомились?
  
  — Да.
  
  — Она продавала травку или угощала бесплатно?
  
  — Даже если продавала, что с того? — вскинулась Морган. — Уж не думаете ли вы, что Нэнси напрямую связана с колумбийскими наркокартелями?
  
  — Кокаином она тоже приторговывала? — догадался Ребус, и Морган потупилась, поняв, что сказала слишком много. — И вы решили, что должны ее выгораживать, чтобы она не заложила вас в полиции?
  
  — Это и есть ваши последние новости, инспектор?
  
  — Последние новости?.. — озадаченно переспросил Ребус, но почти сразу вспомнил слова, которые сказал в домофон. — Я думал, вы не расслышали…
  
  — Расслышала.
  
  — Значит, в тот вечер Нэнси к вам не заходила?
  
  — Она должна была прийти в полночь, принести мою долю. Мне это было очень неудобно: чтобы ее встретить, я сама должна была мчаться домой…
  
  — Откуда?
  
  — Я помогала одному из моих преподавателей с курсов. Он иногда подрабатывает — устраивает экзотические ночные экскурсии по городу…
  
  — «Кладбищенские туры»?
  
  — Я знаю, что это глупость, но туристам нравится. К тому же подурачиться тоже иногда приятно.
  
  — Значит, вы — одна из актеров? Что же вы делаете, бродите по кладбищу, завернувшись в простыню, или выскакиваете из-за могильного камня с криком «У-у»?
  
  — Вообще-то я играю сразу несколько ролей… — Джилл Морган, казалось, была не на шутку оскорблена его шутливым тоном. — Поэтому после каждого выхода мне приходится со всех ног бежать на новое место, чтобы успеть переодеться в очередной костюм.
  
  Ребус припомнил, что Гэри Уолш тоже упоминал о «кладбищенских турах».
  
  — И где все это происходит? — спросил он.
  
  — Маршрут всегда один — от церкви Святого Эгидия до Кэнонгейта.
  
  — А в районе Кинг-стейблз-роуд такие экскурсии проводятся?
  
  — Нет.
  
  Ребус задумчиво наклонил голову.
  
  — И кого вы играете?
  
  — А почему вас это интересует? — Джилл Морган удивленно хмыкнула.
  
  — Просто…
  
  Девушка поджала губы.
  
  — Чаще всего я изображаю чумного доктора. Мне приходится носить маску с длинным носом, похожим на орлиный клюв. Раньше врачи набивали этот клюв специальной смесью из сухих цветочных лепестков, чтобы не чувствовать запаха, идущего от пациентов.
  
  — Очень мило…
  
  — Еще я играю призрака… а иногда — Безумного монаха.
  
  — Безумного монаха? Должно быть, это непростая роль для женщины.
  
  — Ерунда. Нужно только выть и стонать погромче.
  
  — Конечно, куда же без этого!.. Но ведь и туристы могут увидеть, что перед ними вовсе не парень.
  
  — Не увидят… — Джилл Морган улыбнулась. — Мое лицо почти полностью закрыто капюшоном.
  
  — Капюшоном? — встрепенулся Ребус. — Мне бы хотелось взглянуть на этот костюм, если вы не возражаете.
  
  — Все костюмы хранятся в туристической фирме, на случай если кто-то из актеров заболеет. Тогда его легко можно заменить другим.
  
  Ребус кивнул, сделав вид, что его удовлетворило это объяснение.
  
  — Скажите мне еще вот что, — проговорил он, — Нэнси никогда не приходила посмотреть, как вы играете?
  
  — Да, приходила. Пару недель назад.
  
  — И ей понравилось?
  
  — Наверное… — Джилл Морган нервно хихикнула. — Это какая-то ловушка, инспектор? Какое отношение все это имеет к делу, которое вы расследуете?
  
  — Возможно, никакого, — успокоил ее Ребус.
  
  Морган задумалась.
  
  — Вы теперь поедете разговаривать с Нэнси, да? Но ведь она сразу поймет, что я вам все рассказала!
  
  — Боюсь, мисс Морган, вам придется подыскать себе другого поставщика. Впрочем, это будет нетрудно — в последнее время дурь можно купить на каждом углу.
  
  Ребус поднялся.
  
  Джилл тоже встала, но, даже поднявшись на цыпочки, она вряд ли достала бы ему до подбородка.
  
  — Скажите, инспектор… — Джилл не договорила, но потом все же решила, что ей нужно знать ответ. — Скажите, моя мама непременно должна узнать о… обо всем этом?
  
  — Трудно сказать. — Ребус сделал вид, что задумался. — Рано или поздно мы поймаем убийцу, и он предстанет перед судом… На суде последовательность событий будет восстановлена поминутно. Защита, естественно, постарается заронить в умы присяжных искру сомнения, а для этого, как правило, бывает достаточно показать, что хотя бы один из свидетелей не заслуживает доверия. Адвокаты свое дело знают: они без труда докажут, что первоначальные показания Нэнси — просто куча дерьма. Дальнейшее, я думаю, ясно… — Он поглядел на Морган сверху вниз. — Но это наихудший вариант развития событий. Возможно, до этого и не дойдет…
  
  — Ничего себе успокоили! Может, не дойдет, а может, именно так все и обернется!
  
  — Вам с самого начала нужно было говорить правду, Джилл. Быть может, для актера, играющего на сцене, притворство и обман — норма, но в реальном мире все несколько иначе. В реальном мире это серьезный проступок, который называется лжесвидетельством.
  22
  
  — Что-то я никак не соображу… — призналась Шивон.
  
  Она расхаживала по отделу перед «стеной смерти», на которой висели прижизненная и посмертная фотографии Федорова, ксерокопии протоколов вскрытия, списки имен и телефонных номеров. Ребус доедал сэндвич с ветчиной и салатом, запивая холодным чаем из полистиролового стаканчика. Хейс и Тиббет за своими столами раскачивались на стульях, словно в такт слышной им одним мелодии. Тодд Гудир пил молоко из картонного пакета.
  
  — Если хочешь, я могу вкратце повторить, — предложил Ребус. — Отчим Джилл Морган управляет Первым шотландским банком. Она покупает наркотики у Нэнси Зиверайт и частенько появляется на кладбище в рясе с капюшоном. — Он небрежно повел плечами. — Кстати, Нэнси тоже знает о существовании капюшона.
  
  — Нужно допросить ее еще раз, — решила Шивон. — Фил, Колин, съездите за ней.
  
  Младшие детективы синхронно кивнули и поднялись.
  
  — А если ее нет дома? — спросил Тиббет.
  
  — Найдите, — отрезала Шивон.
  
  — Слушаюсь, босс! — рявкнул Тиббет, натягивая куртку.
  
  Шивон с подозрением взглянула на него, но Ребус знал, что Колин и не думал шутить. Он назвал Шивон «боссом» только потому, что она и была для него боссом, начальником, руководителем следственной группы.
  
  Шивон, похоже, тоже это поняла, так как украдкой покосилась на Ребуса. Тот скомкал обертку от сэндвича и метнул в мусорную корзину, промахнувшись фута на три.
  
  — Что-то не похожа она на дилера, — вслух подумала Шивон.
  
  — Может быть, она и не дилер, — отозвался Ребус. — Просто щедрая душа, которая любит делиться травкой с подругами.
  
  — Но она же берет за травку деньги, — возразил Гудир. — Разве это не торговля?..
  
  Подойдя к мусорной корзине, он подобрал валявшийся на полу комок и отправил по назначению, причем Ребусу показалось, что молодой полицейский проделал это машинально.
  
  — Если в тот вечер ее не было у Морган, тогда где же она была? — спросила Шивон.
  
  — Вот, кстати, еще одна деталь к общей картине, — сказал Ребус. — Бармен в отеле показал, что в ту ночь, когда убили Федорова, Андропов и Кафферти встречались еще с одним человеком. Это был Джим Бейквелл, министр от лейбористов.
  
  — Я видела его в шоу «Время вопросов», — вспомнила Шивон, и Ребус кивнул. О своем разговоре с Андроповым он решил не упоминать.
  
  — Он разговаривал с убитым? — спросила Шивон.
  
  — Не думаю. Кафферти угощал Федорова у стойки, потом, когда поэт выпил и ушел, он присоединился к Андропову и Бейквеллу, которые сидели за столиком в одной из кабинок. Я проверил: стойка оттуда не просматривается, так что Андропов вряд ли видел Федорова.
  
  — Может, это простое совпадение? — предположил Гудир.
  
  — В нашей работе такие совпадения встречаются крайне редко, — возразил Ребус.
  
  — Но разве не бывает, что вы видите связь там, где ее нет?
  
  — В мире взаимосвязано все, Тодд, вопрос лишь в том, насколько тесно. Думаю, с этим согласится и самый рьяный библейский проповедник. Кажется, в психологии это называется «шесть степеней отчуждения» или что-то вроде этого.
  
  — Я не проповедник. Во всяком случае, не в том смысле, какой вы вкладываете в это слово.
  
  — Тогда попробуй стать им. Говорят, это отличный способ выплеснуть лишнюю энергию. Если хочешь, можешь попробовать свои силы на мне.
  
  — Только во внеслужебное время, — насмешливо сказала Шивон и повернулась к Ребусу: — Ты считаешь, нам нужно побеседовать с этим Бейквеллом?
  
  — Это было бы неплохо.
  
  — В таком случае, — засмеялся Гудир, — нам придется допросить всех парламентариев по очереди.
  
  — Это еще почему? — удивился Ребус.
  
  — А потому… — настал черед Шивон познакомить его с утренними результатами их работы — рассказать о проекте Родди Денхольма и о записях заседаний Комитета по возрождению городов. В подтверждение ее слов Гудир показал на прозрачную пластиковую коробку с датовскими кассетами.
  
  — Если бы только у нас была воспроизводящая аппаратура!.. — сказал он.
  
  — Цифровой магнитофон уже везут из Хоуден-холла, — напомнила Шивон.
  
  — Кого-то ждет несколько десятков часов бесплатного цирка.
  
  Гудир открыл коробку и разложил кассеты на столе перед собой, потом принялся ставить их на ребро, словно костяшки домино.
  
  — Мне кажется, — сказал Ребус в пространство, — что очарование детективной работы начинает понемногу меркнуть.
  
  — Возможно, ты прав.
  
  Шивон толкнула стол, и кассеты одна за другой повалились на бок.
  
  — А как насчет Меган Макфарлейн? — снова заговорил Ребус. — Может, побеседуем с ней еще раз?
  
  — На каком основании?
  
  — Она, скорее всего, знала Риордана. Кстати, любопытно, что она была знакома с обеими жертвами. Или, по крайней мере, связана…
  
  Шивон кивнула, но по ее лицу было видно: Ребусу не удалось ее убедить.
  
  — Это не расследование, в просто какое-то чертово минное поле! — пробормотала она, поворачиваясь к «стене смерти». Проследив за ее взглядом, Ребус заметил, что к собранию документов добавилось и фото Чарльза Риордана.
  
  — Думаешь, убийца один и тот же? — предположил он.
  
  — А не погадать ли нам на картах? — огрызнулась Шивон.
  
  — Только не при детях, — кольнул Ребус.
  
  Гудир, обнаружив под столом древнюю обертку от печенья, поднял ее с намерением отнести в корзину для мусора.
  
  — Брось! На это есть уборщица, — одернул его Ребус и снова повернулся к Шивон: — Все-таки один убийца или двое?
  
  — Честное слово, не знаю.
  
  — Правильный ответ — «какая разница?», потому что на данной стадии расследования по-настоящему важно только одно: то, что мы расследуем две взаимосвязанные смерти.
  
  Шивон кивнула.
  
  — Макрей захочет подключить еще людей.
  
  — Чем больше — тем веселее, — отозвался Ребус, но Шивон взглянула на него, и он понял: ей не хватает уверенности.
  
  Еще никогда она не возглавляла полномасштабного расследования. Смерть, случившаяся в прошлом году на саммите Большой восьмерки, была не в счет, поскольку по причинам политического свойства расследование проводилось в обстановке глубочайшей секретности. Но сейчас… Стоит только журналистам пронюхать, что речь идет о двойном убийстве, и они примутся расчищать первые полосы для сенсационных материалов, а от полиции потребуют активных действий и быстрых результатов.
  
  — А еще Макрей наверняка захочет, чтобы расследование возглавил инспектор, — добавила Шивон.
  
  Ребус покачал головой. Если бы только Гудира сейчас не было, подумал он. Тогда они с Шивон могли бы поговорить откровенно и все обсудить, а так…
  
  — Это должно быть твое расследование, — проговорил он. — Если тебе нужно привлечь к работе кого-то конкретного — так Макрею и скажи. Думаю, ты получишь любого, кто тебе понадобится.
  
  — У меня достаточно людей.
  
  — Это, конечно, очень хорошо, но широкой общественности этого мало. Широкой общественности нужно, чтобы по следу негодяев шли как минимум два десятка отборных детективов. А нас всего-то четверо… пятеро, включая Гудира. Чувствуешь разницу?
  
  — Энид Блайтон считала, что пять — оптимальное число.[16]
  
  Шивон тонко улыбнулась.
  
  — И Скуби-Ду[17] тоже, — добавил Гудир.
  
  — Только в случае, если считать саму собаку, — поправила Шивон. — Ну, с кого ты посоветуешь начать? — спросила она Ребуса. — С Макрея, с Макфарлейн или с Джима Бейквелла?
  
  — Со всех троих. — Телефон у него на столе зазвонил, и Ребус снял трубку. — Инспектор Ребус, — сказал он. Некоторое время он слушал, поджав губы, потом пару раз проворчал что-то неразборчивое и дал отбой. — Начальство требует ритуальной жертвы, — объяснил он и поднялся.
  
  Начальник полиции Лотиана и Приграничного края Джеймс Корбин ждал Ребуса в своем кабинете на третьем этаже полицейского управления на Фетис-авеню. Корбину было сорок с небольшим. Пробор в его черных как смоль волосах неизменно выглядел безупречно, он всегда был гладко выбрит и пах одеколоном. Как правило, люди обращали внимание именно на ухоженный вид начальника полиции, стараясь не смотреть на огромное родимое пятно на его правой щеке. Подчиненные Корбина давно заметили, что, давая интервью телевидению, начальник предпочитает держаться перед камерой так, чтобы родимого пятна не было видно. Одно время полицейские горячо обсуждали, на что оно похоже больше: на очертания острова Файф или на голову фокстерьера. Раньше Корбина за глаза называли «Утюгом» — за безупречно отглаженные костюмы, но вскоре все без исключения стали называть его Пятнистым. До настоящего момента Ребусу доводилось встречаться с Корбином всего три или четыре раза — и отнюдь не для того, чтобы получить повышение или благодарность. И то, что ему довелось выслушать по телефону полчаса назад, отнюдь не сулило изменений в привычном сценарии.
  
  — Так, теперь заходите, — сказал Корбин, приоткрывая дверь своего кабинета ровно настолько, чтобы просунуть голову.
  
  К тому моменту, когда Ребус, поднявшись с единственного в коридоре стула, отворил дверь во всю ширину, Корбин снова сидел за своим просторным, неправдоподобно опрятным столом. Напротив начальника полиции расположился какой-то лысеющий толстяк с широким лицом нездорового розоватого цвета. Гипертоник, подумал Ребус. Увидев входящего детектива, толстяк приподнялся, чтобы пожать ему руку, и представился:
  
  — Сэр Майкл Эддисон.
  
  — Я вижу, ваша падчерица даром времени не теряет, — заметил на это Ребус.
  
  Впрочем, и сам сэр Майкл, как видно, не тратил зря ни минуты: с тех пор как Ребус покинул квартиру Джилл Морган, не прошло и полутора часов, а он уже успел нажать на все пружины и привести в действие все механизмы, в результате чего детектив и оказался у начальства на ковре.
  
  — Приятно, наверное, иметь влиятельных друзей? — добавил Ребус небрежным тоном.
  
  — Джилл все мне рассказала, — сказал сэр Майкл, оставив слова Ребуса без внимания. — Похоже, она действительно попала под дурное влияние, но ее мать и я с этим разберемся.
  
  — Мать девушки в курсе? — уточнил Ребус.
  
  — Мне кажется, нет никакой необходимости…
  
  — Ну да. — Ребус согласно кивнул. — Не то она снова запьет, а вам бы этого не хотелось.
  
  Банкир потрясенно замолк. Возникшую было паузу поспешил заполнить Корбин:
  
  — Признаться, Джон, я тоже не совсем понимаю, чего вы надеетесь достичь, двигаясь в этом направлении… — Обращение по имени свидетельствовало о том, что начальник полиции в данную минуту рассматривает подчиненного скорее как союзника.
  
  — Достичь?.. — переспросил Ребус, не желая подыгрывать начальнику.
  
  — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Девушки в этом возрасте бывают подвержены разным… Быть может, и Джилл побоялась сказать правду, потому что…
  
  — Потому что не хотела потерять подругу, которая снабжает ее наркотиками? — предположил Ребус. Он повернулся к Эдисону: — Кстати, подругу вашей приемной дочери зовут Нэнси Зиверайт. Вам знакомо это имя?
  
  — Никогда с ней не сталкивался.
  
  — Зато один из ваших коллег сталкивался, и неоднократно. Его имя — Роджер Андерсон. У меня сложилось впечатление, что он просто не в состоянии держаться от нее на расстоянии.
  
  — Я знаю Роджера, — кивнул Эддисон. — Кажется, когда нашли тело этого поэта, он тоже оказался поблизости.
  
  — А нашла тело не кто иная, как Нэнси Зиверайт, — уточнил Ребус.
  
  — И какое отношение, — вмешался Корбин, — все это имеет к Джилл Морган?
  
  — Она дала ложные показания по делу об убийстве.
  
  — Но в конце концов она сказала правду, — возразил Корбин. — Или этого недостаточно?
  
  — Боюсь, что не совсем. — Ребус перевел взгляд на банкира. — А имя Стюарт Джени вам что-нибудь говорит?
  
  — Стюарт Джени?
  
  — Да. Он тоже работает на вас.
  
  — Он работает в банке, а не на меня лично.
  
  — И целыми днями торчит в парламенте, покрывая нечистых на руку русских олигархов?..
  
  — Нет, инспектор, так не пойдет!..
  
  Лицо сэра Майкла из розового сделалось красным, а на шее отчетливо проступило раздражение, оставшееся после бритья.
  
  — Мы с моими коллегами только что говорили об этом, — продолжал гнуть свое Ребус. — И пришли к выводу, что все упомянутые события, несомненно, должны быть связаны между собой. Хотя бы потому, что Шотландия небольшая страна, а Эдинбург — чертовски маленький город. Ваш банк надеется установить с русскими надежные партнерские связи и ворочать миллионами, не так ли? И вот вы берете выходной, чтобы сыграть с ними партию в гольф в «Глениглзе», а Стюарт Джени в это время угождает русским другими способами…
  
  — И все равно я не понимаю, какое отношение это имеет к моей падчерице?
  
  — Может получиться довольно неловко, если выяснится, что она имеет отношение к убийству Федорова… вне зависимости от того, какова степень ее причастности. — «Шесть степеней отчуждения», — мельком подумал Ребус. — Мисс Морган — ваша падчерица, поэтому от нее ниточка протянется к вам, а если посмотреть на вещи шире — прямо к руководству Первого шотландского банка. Не думаю, что это понравится мистеру Андропову и его партнерам.
  
  Корбин стукнул по столу сразу обоими кулаками. Его глаза сверкали, как раскаленные угли. Эддисон, трясясь, как желе, с трудом поднялся на ноги.
  
  — Это была ошибка… — пролепетал он. — Я виноват… Мне просто не хотелось, чтобы у нее были неприятности…
  
  — Майкл… — начал было Корбин, но не договорил. Похоже, он просто не знал, как закончить предложение.
  
  — Я обратил внимание, что ваша приемная дочь продолжает носить фамилию родного отца, — продолжал Ребус. — Иными словами, она не стала брать вашу фамилию, однако это не мешает ей обращаться к вам с просьбами. Эта шикарная квартира, в которой проживает мисс Морган… должно быть, она тоже принадлежит банку?
  
  Пальто и шарф сэра Майкла висели на крючке за дверью, туда он и бросился, вытянув вперед дрожащие руки.
  
  — Я только хотел… Общепринятые правила приличия… — бормотал Майкл Эддисон, обращаясь больше к себе, чем к кому-то другому.
  
  Ему никак не удавалось попасть в рукава. Так и не надев пальто как следует, банкир пулей вылетел в коридор и исчез. Дверь кабинета осталась открытой, но ни Корбин, ни Ребус этого не замечали. Начальник полиции, вскочив, впился в детектива злым взглядом, Ребус ответил спокойной улыбкой.
  
  — Разыграли как по нотам, не так ли, сэр? — спросил он.
  
  — Вы чертов дурак, Ребус!
  
  — Пять минут назад вы называли меня просто «Джон». Что же случилось? Или вы боитесь, что из чувства мести Эддисон повысит процент по вашей закладной?
  
  — Сэр Майкл — порядочный человек и мой близкий друг! — отрезал Корбин.
  
  — А также отчим наркоманки, которая лжет полицейским при исполнении, — спокойно парировал Ребус. — Как говорится, родных не выбираешь. Только друзей человек может выбирать самостоятельно, однако… Словом, вся эта шайка из ПШБ выглядит на редкость подозрительно.
  
  — Первый шотландский банк — чуть ли не единственное успешное предприятие, действующее в стране на данный момент! — прошипел Корбин.
  
  — Это вовсе не значит, что там собрались сплошь «хорошие парни».
  
  — Зато себя вы, как я погляжу, причисляете к «хорошим парням». — Корбин выдавил смешок. — Ну и наглец!..
  
  — У вас есть еще что-нибудь, сэр? Может быть, кто-то из ваших соседей хотел бы воспользоваться нашими скромными силами для поисков пропавшего садового гнома, вылепленного из бесценного гипса?
  
  — Еще только одно, Ребус… — Корбин заставил себя сесть, но дышал по-прежнему тяжело. — Я рад, что вы… что вы уже в моем прошлом.
  
  — Спасибо за напоминание, сэр.
  
  — Вы меня не поняли! Я отлично помню, что до выхода на пенсию вам осталось три дня, но работать вы больше не будете. Я отстраняю вас от дела.
  
  Ребус смерил начальника неожиданно жестким взглядом:
  
  — Вам не кажется, сэр, что с вашей стороны это мелко? Хотя нет, скорее — жалко. Булавочный укол, не больше!
  
  — В таком случае ничто не помешает вам принять к сведению остальное. — Корбин набрал в грудь побольше воздуха. — Если я узнаю, что вы явились на Гейфилд-сквер, я понижу в должности каждого, кто осмелится с вами заговорить. Мне нужно, чтобы вы держались подальше от участка — сидели дома и считали часы до пенсии. Начиная с сегодняшнего дня вы больше не действующий офицер полиции — и уже никогда им не будете. — Он протянул руку: — Удостоверение!
  
  — А если я не отдам?
  
  — Вы что, хотите провести некоторое время в камере? Мне кажется, мы сумеем упечь вас на эти три дня без… без каких-либо осложнений. — Ладонь Корбина нетерпеливо сжалась и снова разжалась. — Знаете, Ребус, я мог бы без особого труда назвать сразу трех начальников полиции, которые были бы счастливы оказаться сейчас здесь, в этом самом кабинете.
  
  — Я тоже, — согласился Ребус. — Из вас, я думаю, вышел бы очень недурной любительский квартет, исполняющий песенку о недисциплинированном раздолбае.
  
  — Это, — с торжеством воскликнул Корбин, — и есть та причина, по которой ты отстраняешься от работы! Недисциплинированность. Неподчинение начальству. Самоуправство.
  
  Он все еще протягивал руку через стол, и Ребус, поглядев на нее, недоуменно качнул головой. Ему не верилось, что Корбин продолжает настаивать на своем — он-то считал, что шеф знает его лучше.
  
  — Если вам нужно мое удостоверение, — сказал он негромко, — пришлите за ним кого-нибудь из ваших дисциплинированных жополизов.
  
  И, повернувшись, он шагнул к выходу. В дверях кабинета он вдруг увидел секретаршу Корбина, которая, выпучив от изумления глаза, так и застыла на пороге, прижимая к груди папку с какими-то документами. Коротким кивком Ребус подтвердил, что она не ослышалась, и одними губами произнес «раздолбай» — просто на всякий случай.
  
  Выйдя на стоянку возле полицейского управления, Ребус отпер «сааб», но садиться за руль не стал. Некоторое время он стоял неподвижно, положив руку на ручку дверцы и глядя в пространство. Только недавно он понял, что бояться нужно вовсе не представителей «дна», а тех, кто наделен привилегиями и властью. Быть может, именно поэтому Кафферти пришлось в конце концов выйти из тени, легализовать себя и свой бизнес, сделаться или, вернее, притвориться добропорядочным членом общества. Достаточно иметь влиятельных друзей в нужных местах, и ты можешь совершенно законно совершать сделки и решать судьбы — и при этом ничего не опасаться.
  
  Сам Ребус никогда не ощущал себя членом той или иной социальной группы, хотя когда-то — в годы армейской службы или в первые месяцы работы в полиции — честно пытался «влиться в коллектив». Но чем лучше он узнавал коллег, тем слабее становилось его «чувство принадлежности» и тем меньше он доверял окружающим с их партиями в гольф, с высказанными «на ушко» клеветническими пожеланиями, с их подсиживаниями, иудиными рукопожатиями, с их готовностью подмазывать, льстить и лизать зад начальству. Не было ничего удивительного в том, что такие люди, как Эддисон, поднимались на самый верх — они сами хотели этого, к тому же в их представлениях это было и правильно, и нисколько не зазорно. Ребус все это понимал и лишь немного досадовал на себя за то, что недооценил Корбина: он не ожидал, что начальнику полиции хватит духу провернуть этот подлый трюк — вывести его из игры на все оставшиеся три дня.
  
  — Раздолбай!.. — громко сказал Ребус, на сей раз адресуя ругательство исключительно самому себе.
  
  Итак, это действительно был конец. Конец полицейской службы, конец той жизни, к которой он привык и без которой себя не мыслил. Все последние недели Ребус очень старался отвлечься от этой мысли, с головой уходя в работу — в любую работу. Именно с этой целью он извлек из небытия покрытые пылью висяки и даже попытался заинтересовать ими Шивон, хотя прекрасно знал: у нее хватает текущей работы, с которой она не скоро справится. А если и справится, появится еще что-то… Единственное, что Ребус мог сделать в такой ситуации, — это забрать старые дела к себе домой в качестве… ну, скажем, памятного подарка пенсионеру? С помощью этих древних дел он надеялся обеспечить себе пищу для ума, когда поход в паб почему-то покажется менее привлекательной альтернативой. Следственная работа поддерживала и питала его уже больше трех десятилетий; ради нее он пожертвовал семьей, друзьями, близкими отношениями с множеством людей. Нет, никогда он не сможет почувствовать себя самым обычным, сугубо гражданским человеком — слишком поздно ему меняться, да он уже и не сумеет. И тогда он станет невидимым не только для беззаботных подростков, но и для всего остального мира.
  
  — Черт!.. — сказал Ребус, растянув это короткое, энергичное словцо так, словно в нем был не один слог, а как минимум четыре.
  
  Он сознавал, что сорвался, но у него была для этого причина. Наглость. Вызывающая наглость Эддисона, пребывавшего в полной уверенности, что стоит ему только шевельнуть пальцем, и все вокруг начнут плясать под его дудку. Наглость его падчерицы, считавшей, что телефонного звонка влиятельному отчиму хватит, чтобы все исправить. Сэр Майкл, разумеется, тоже никогда не просыпался от шума драки на провонявшей мочой лестничной площадке, а его падчерица никогда не торговала собой в подворотне, чтобы заработать на очередную дозу или на ужин голодным детям. Они оба жили в другом мире — в мире привилегий и власти, где правили иные законы и закономерности.
  
  Должно быть, и с Нэнси юная мисс Морган общалась только потому, что испытывала от этого некое извращенное удовольствие.
  
  Похожее удовольствие испытал и Корбин, когда один из могущественнейших людей Европы обратился к нему с просьбой о небольшом одолжении.
  
  И именно такое удовольствие, несомненно, получал Кафферти, когда угощал в баре влиятельных бизнесменов и политиков.
  
  Кстати о Кафферти… Это дело тоже останется недоделанным, если Ребус подчинится приказу Корбина. Ничем не сдерживаемый, никого не боящийся Кафферти будет и дальше служить связующим звеном между «дном» и элитой, между миром нижних и миром верхних. Чтобы этого не произошло, Ребусу нужно было сделать только одно: броситься назад в кабинет начальника полиции, попросить прощения и на коленях поклясться, что в оставшиеся дни он будет строго следовать всем должностным инструкциям, уставам и наставлениям.
  
  «Мне недолго осталось, сэр… Через три дня я действительно уйду на пенсию и больше никогда не буду вам докучать. Прошу вас, дайте мне шанс. Пожалуйста, сэр… Пожалуйста!»
  
  — Не дождешься! — сказал Ребус и, рванув дверцу, вонзил ключи в замок зажигания.
  23
  
  — Наш разговор будет записываться, Нэнси.
  
  Губы Нэнси Зиверайт дрогнули.
  
  — А как насчет адвоката?
  
  — Тебе нужен адвокат?
  
  — Не знаю…
  
  Шивон знаком велела Гудиру включить магнитофон, в который уже вставила две кассеты — одну для следствия, другую — для самой Нэнси. Но молодой полицейский замешкался, и Шивон пришлось напомнить себе, что парень еще никогда не делал ничего подобного.
  
  В комнате для допросов номер один было жарко и душно, словно она оттягивала на себя все тепло из соседних помещений. В радиаторах центрального отопления что-то шипело и хрипело, но перекрыть трубы было нельзя — кран, в несколько слоев замазанный старой краской, никто не трогал уже много лет. Зато в комнате номер три, находившейся всего через две двери, можно было замерзнуть.
  
  — Вот эту и вот эту клавиши, — показала Шивон Гудиру, который, не выдержав жары, снял пиджак. По его рубашке под мышками расплывались темные пятна.
  
  — Ага, хорошо…
  
  Он нажал на клавиши, на магнитофоне загорелся красный огонек, и обе кассеты закрутились. Наклонившись к микрофону, Шивон назвала свое имя и должность, потом — имя и должность Гудира. Ее последние слова заглушил скрежет передвигаемого стула — молодой полицейский решил сесть поближе к столу. Заметив недовольную гримасу, появившуюся на лице Шивон, Гудир извинился быстрым кивком. Качнув головой, Шивон повторила представления, потом попросила Нэнси назвать свои имя и фамилию, после чего сама назвала время и дату.
  
  Покончив с формальностями, она слегка откинулась на спинку стула. Перед ней лежала на столе папка с делом Федорова, раскрытая так, что была видна сделанная в морге фотография. Сама папка была набита чистыми листами бумаги, позаимствованной из ксерокса: это делало ее более солидной — и более устрашающей. (Увидев, как Шивон запихивает в папку чистую бумагу, Гудир восхищенно кивнул.) Для той же цели служила и посмертная фотография, которую Шивон временно сняла со «стены смерти». Она должна была напоминать Нэнси Зиверайт о том, что дело очень серьезное.
  
  И Нэнси действительно чувствовала себя крайне неуютно. Приехавшие за ней Хейс и Тиббет не сказали ни слова о том, зачем ее везут в участок. На Гейфилд-сквер ее сразу поместили в комнату для допросов и оставили одну минут на сорок, не предложив ни воды, ни чаю. Зато появившиеся наконец-то Шивон и Гудир держали по стаканчику свежего чая со льдом (хотя Гудир и утверждал, что пить не хочет).
  
  — Дополнительное психологическое воздействие, — объяснила ему Шивон. — Понятно?
  
  Рядом с папкой лежали на столе мобильник Шивон, стопка бланков для записи показаний и ручка. Гудир тоже достал и открыл свой блокнот.
  
  — Итак, Нэнси, — начала Шивон, — расскажи, пожалуйста, чем ты на самом деле занималась в тот вечер, когда нашла труп.
  
  — Чего-о?..
  
  Девушка так удивилась, что, задав вопрос, позабыла закрыть рот.
  
  — По твоим словам, в тот вечер ты гостила у своей подруги… — Шивон притворилась, будто справляется с записями в папке. — …У Джилл Морган. — Она в упор посмотрела на Зиверайт. — У твоей лучшей подруги Джилл Морган.
  
  — Да. Ну и что?
  
  — Ты заявила, что возвращалась домой от Джилл. Но ведь на самом деле было не так? Ты солгала нам, Нэнси?
  
  — Нет.
  
  Шивон покачала головой:
  
  — А вот мне кажется, что кто-то из вас двоих врет.
  
  — Что она вам сказала? — В голосе Нэнси послышались твердые нотки.
  
  — Мисс Морган убеждала нас, что ты шла не от нее, а к ней. Скажи, когда ты наткнулась на тело, у тебя были при себе наркотики?
  
  — Какие такие наркотики?
  
  — Те самые, Нэнси. Наркотики, которыми ты снабжала Джилл Морган.
  
  — Эта гадина врет!
  
  — А я думала — она твоя лучшая подруга. Подруга, которая станет выгораживать тебя и держаться твоей версии, хотя бы это грозило неприятностями ей самой.
  
  — Она врет, — повторила Нэнси и прищурилась так, что ее глаза превратились в две узкие щелочки. — Врет!
  
  — Зачем ей лгать? Зачем ей — твоей близкой подруге — клеветать на тебя?
  
  — Это вы у нее спросите.
  
  — Уже спросили. И факты, которые нам сообщила Джилл, совпадают с тем, что нам известно об этом деле из других, независимых источников. Один из свидетелей показал, что видел напротив автостоянки неизвестную женщину в плаще с капюшоном…
  
  — Я же уже говорила — никакой женщины я не видела!
  
  — Может быть, это потому, что ты и была той женщиной?
  
  — Я совсем не похожа на картинку, которую вы мне показывали.
  
  — Эта женщина предложила проходившему мимо мужчине заняться с ней сексом, а мы прекрасно знаем, зачем некоторые женщины поступают подобным образом.
  
  — И зачем же?
  
  — Затем, что им нужны деньги на наркотики, Нэнси.
  
  — А я-то тут при чем?
  
  — Тебе нужны были деньги, чтобы купить дозу и перепродать Джилл.
  
  — Не нужны мне были никакие деньги! Джилл заранее дала мне сколько надо, ты, идиотка!
  
  Шивон не отреагировала на оскорбление. Чуть прикрыв глаза, она ждала, пока Нэнси успокоится.
  
  Наконец лицо девушки дрогнуло — она поняла, что сболтнула лишнего.
  
  — Я имела в виду, что…
  
  Нэнси не договорила. Ей необходимо было срочно что-то придумать, но она не знала — что.
  
  — Джилл Морган дала тебе деньги, чтобы ты купила ей наркотик, — подсказала Шивон. — Скажу тебе откровенно, Нэнси, — откровенно и официально: меня это совершенно не интересует. Ты не похожа на крупного наркодилера. Начать с того, что любой толкач-профессионал, наткнувшись на труп, поспешил бы смыться, а не стал дожидаться приезда полиции. С другой стороны, ты все же осталась, из чего я делаю вывод, что на тот момент у тебя при себе ничего не было, а это, в свою очередь, означает, что ты либо ждала там своего поставщика, либо шла к нему.
  
  — Ну и что?
  
  — Я бы хотела знать, как было на самом деле.
  
  — Ну, второе… — нехотя призналась Нэнси.
  
  — То есть ты шла на встречу к поставщику?
  
  Зиверайт кивнула.
  
  — Нэнси Зиверайт утвердительно кивает, — сказала Шивон для записи. — Итак, ты никого не поджидала перед въездом на автопарковку?
  
  — Я вам уже сказала!..
  
  — Мне просто хотелось удостовериться. — Шивон снова сделала вид, будто листает страницы в деле. — Мисс Морган заявила, что собирается стать актрисой. Это так?
  
  — Да.
  
  — Ты когда-нибудь видела ее на сцене или на экране?
  
  — Не думаю, чтобы она где-нибудь снималась.
  
  — То есть ты сомневаешься?
  
  — Ну, сначала она хотела писать для газет, потом — вести шоу на телевидении, потом решила, что будет моделью…
  
  — Порхала как бабочка, ни на чем подолгу не задерживаясь, так, что ли? — уточнила Шивон.
  
  — Называйте как хотите. — Нэнси пожала плечами.
  
  — Но общаться с ней было, наверное, приятно?
  
  — Ее часто приглашают в разные интересные места, — призналась девушка. — Но…
  
  — Но она никогда не брала тебя с собой? — предположила Шивон.
  
  — Не всегда. — Нэнси заерзала на стуле.
  
  — Напомни-ка мне, как вы познакомились.
  
  — Это было на вечеринке в Нью-Тауне… Я разговорилась с одним из ее приятелей, и он сказал — я могу к ним присоединиться.
  
  — Ты знаешь, кто отец Джилл?
  
  — Нет. Знаю только, что денежки у него водятся.
  
  — Он — директор банка.
  
  — Похоже на то.
  
  Шивон перевернула еще одну страницу в деле. Сейчас ей очень не хватало Ребуса, с которым она могла бы обменяться идеями и догадками. Кроме того, он мог бы взять допрос на себя, а она тем временем успела бы собраться с мыслями. Тодд Гудир для этого не годился: он выглядел напряженным, слегка растерянным и заметно нервничал — во всяком случае, свой карандаш он глодал, словно какой-нибудь проголодавшийся бобер.
  
  — Ты знала, что Джилл участвовала в одном из «кладбищенских туров»? — спросила она после небольшой паузы.
  
  — А можно мне чего-нибудь попить?
  
  — Мы почти закончили.
  
  Нэнси нахмурилась — надулась, как капризный ребенок, готовый закатить истерику. Шивон повторила вопрос.
  
  — Один раз она взяла меня с собой, — нехотя призналась Нэнси.
  
  — Ну и как тебе?
  
  — Нормально. — Нэнси пожала плечами. — Впрочем, было скучновато.
  
  — Ты не испугалась?
  
  В ответ Нэнси насмешливо фыркнула, и Шивон медленно закрыла папку с делом, делая вид, будто допрос окончен. Но у нее еще оставалось несколько важных вопросов, и, когда девушка сделала движение, собираясь подняться, Шивон задала первый из них:
  
  — А ты помнишь плащ, в котором была Джилл?
  
  — Какой плащ?
  
  — Плащ, который она надевала, чтобы играть Безумного монаха?
  
  — Ну, помню… А что?
  
  — Ты никогда не видела этот плащ в квартире Джилл?
  
  — Нет.
  
  — А Джилл когда-нибудь приходила к тебе домой?
  
  — Один раз. У нас было что-то вроде вечеринки.
  
  Шивон притворилась, будто обдумывает ее слова.
  
  — Я не собираюсь предъявлять тебе обвинение в торговле наркотиками, Нэнси, — сказала она. — Но мне бы хотелось знать, кто твой поставщик и как его найти.
  
  — Этого я вам не скажу.
  
  Ответ Нэнси Зиверайт прозвучал твердо, однако на стуле она сидела слегка подавшись вперед, готовая в следующую секунду подняться. Можно было не сомневаться, что мысленно она была уже далеко отсюда, а это означало, что с ответами на все последующие вопросы девушка станет торопиться и… и, возможно, скажет чуть больше, чем могла бы при других обстоятельствах.
  
  Шивон пробарабанила пальцами по закрытой папке.
  
  — Но ведь ты его хорошо знаешь?
  
  — Кто вам сказал?
  
  — На той вечеринке, где ты встретились с Джилл, у тебя с собой были наркотики. Вот почему тебе удалось так быстро подружиться с новыми людьми.
  
  — Ну и что?
  
  — Значит, не хочешь говорить, как его зовут?
  
  — Нет.
  
  — Как ты с ним познакомилась?
  
  — Через одного приятеля.
  
  — Через того, с которым ты вместе снимаешь квартиру? С крашеными глазами?
  
  — Это вас не касается.
  
  — Когда мы приходили к тебе в первый раз, Нэнси, из гостиной пахло… в общем, кумар стоял еще тот.
  
  Девушка еще упрямей сжала губы, и Шивон покачала головой.
  
  — Ты поддерживаешь контакт с родителями, Нэнси?
  
  Этот вопрос, казалось, потряс ее.
  
  — Мой папаша исчез в неизвестном направлении, когда мне было десять.
  
  — А мама?
  
  — Она живет в Уордиберне.
  
  «Пригород, и не самый благополучный. Во всех отношениях», — подумала Шивон.
  
  — Ты с ней часто видишься?
  
  — А вы что, социальный работник? — огрызнулась Зиверайт.
  
  Шивон снисходительно улыбнулась.
  
  — Мистер Андерсон тебя больше не беспокоил?
  
  — Пока нет.
  
  — Думаешь, он вернется?
  
  — Пусть лучше не пробует.
  
  — Интересное совпадение, Нэнси: мистер Андерсон работает в банке отца Джилл.
  
  — Ну и что?
  
  — Джилл никогда не приглашала тебя на корпоративные вечеринки в банк, где мистер Андерсон мог тебя заметить?
  
  — Нет, — отрезала Нэнси, ничего больше не прибавив.
  
  Шивон тоже молчала. Откинувшись на спинку стула, она положила руки на столешницу.
  
  — И все-таки давай уточним еще раз: ты не проститутка и Андерсон — не один из твоих клиентов. Так?
  
  Нэнси Зиверайт мрачно взглянула на нее, словно собираясь сказать еще какую-то дерзость, но Шивон не дала ей этой возможности.
  
  — Ладно, закончим на этом, — сказала она. — Спасибо, что согласились прийти, мисс Зиверайт.
  
  — Как будто у меня был выбор!.. — пожаловалась девушка.
  
  — Допрос закончен в…
  
  Шивон посмотрела на часы и, назвав время, выключила магнитофон, достала обе кассеты и убрала их в два полиэтиленовых пакета. Один из пакетов она протянула Зиверайт.
  
  — Еще раз спасибо, Нэнси. Констебль Гудир проводит тебя до выхода.
  
  Нэнси схватила кассету.
  
  — Разве меня не отвезут домой?
  
  — Мы полиция, а не такси.
  
  Девушка состроила гримасу, наглядно демонстрируя, что она думает о полиции. Прежде чем Гудир вывел ее в коридор, Шивон движением головы показала ему, что будет ждать наверху. Как только дверь за ним закрылась, она поднесла мобильник к губам:
  
  — Ты все слышал?
  
  — Почти все, — ответил Ребус.
  
  До Шивон донесся щелчок зажигалки — детектив закуривал.
  
  — Подобные трюки — особенно если повторять их достаточно часто — могут обойтись нам в небольшое состояние.
  
  — Корбин запретил мне появляться только в участке. В любом другом месте я мог бы присутствовать, так что тебе решать, где проводить допрос.
  
  Шивон засунула кассету в папку и взяла ее под мышку.
  
  — Как тебе кажется, я выжала из нее все, что можно?
  
  — Все нормально, Шив. Ты правильно поступила, оставив важные вопросы на самый конец… Я даже волновался, не забудешь ли ты их задать.
  
  — Но я ничего не упустила?
  
  — Нет, насколько я могу судить.
  
  Шивон вышла из комнаты и с облегчением вздохнула: в коридоре было градусов на десять прохладнее.
  
  — Только одно… — добавил Ребус. — Почему ты спросила ее о родителях?
  
  — Сама не знаю. Быть может, потому, что в нашей работе слишком часто встречаются такие, как она: неполная семья, мать вкалывает от зари до зари, лишь бы не потерять работу, а тем временем оставленные без присмотра дети сбиваются с пути истинного.
  
  — Ты ее что, жалеешь?
  
  — Нет, но… Сам посуди, каково это — вырасти в Уордиберне и вдруг оказаться на вечеринке в Нью-Тауне.
  
  — Она торговала там наркотой, — напомнил Ребус.
  
  Дойдя до конца коридора, Шивон плечом толкнула дверь, ведущую на автомобильную стоянку. Ребус был там — сидел в своем «саабе» и держал телефон в одной руке и сигарету — в другой. Увидев ее, он выключил мобильник и открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья. Шивон сунула свой аппарат в карман и скользнула в салон.
  
  — Здесь все? — спросил Ребус и потянулся к папке в руках Шивон.
  
  — Все, что я смогла скопировать, не вызывая ничьих подозрений.
  
  Ребус вынул из папки дюймовую стопку чистых листов.
  
  — Ты усвоила все, что необходимо знать настоящему мастеру.
  
  — Так точно, учитель По.
  
  — Ты смотрела фильм «Кун-фу»? Вот не знал, что тебе уже столько лет!
  
  — Только в повторном показе. — Шивон покосилась на папку, которую Ребус положил на заднее сиденье. — Пока шел допрос, я молилась, чтобы тебе не вздумалось раскашляться или чихнуть.
  
  — Я не рискнул даже закурить сигарету, — ответил Ребус.
  
  Шивон пристально взглянула на него, но Ребус отвел глаза.
  
  — Ну почему, — спросила она наконец, — ты не мог поступить по правилам хотя бы в этот раз?
  
  — Потому что Корбин очень быстро достает меня до самых печенок, — объяснил он.
  
  — Значит, Корбин принадлежит к абсолютному большинству, — усмехнулась Шивон.
  
  — Может быть, ты и права, — согласился Ребус. — Кстати, Бейквелла ты планируешь допрашивать в парламенте?
  
  Она кивнула.
  
  — Я с тобой. Приглашаешь?
  
  — Ну-ка, напомни мне, что означает быть отстраненным от дела? Я что-то подзабыла…
  
  — Насколько мне известно, Шив, рядовые граждане могут беспрепятственно входить в здание парламента. Пригласи Бейквелла на чашку кофе, а я как бы случайно окажусь за соседним столиком.
  
  — А может быть, ты лучше пойдешь домой, а я поговорю с Корбином — попробую его уломать?
  
  — Ничего не выйдет, — серьезно сказал Ребус.
  
  — Что именно не выйдет? Ты не пойдешь домой, или я не смогу убедить Большого Босса?
  
  — Ни то ни другое не выйдет.
  
  — Боже, дай мне терпения! — вздохнула Шивон.
  
  — Аминь… — закончил Ребус. — Кстати о Боге… Я что-то не слышал, чтобы юный Тодд произнес хоть слово, пока ты допрашивала эту Зиверайт.
  
  — Он наблюдал… учился.
  
  — Ну тогда ладно. А все-таки признайся: тебе меня не хватало!
  
  — Ты же сам только что сказал, что я провела допрос на уровне.
  
  Ребус пожал плечами.
  
  — Кое-чего она, возможно, все-таки не сказала.
  
  — Ты имеешь в виду, что уж ты-то сумел бы заставить девчонку назвать имя поставщика?
  
  — Ставлю двадцать фунтов — я узнаю, кто снабжает Зиверайт дурью, еще до наступления вечера.
  
  — Ох, смотри, Джон!.. Если Корбин пронюхает, что ты все еще занимаешься этим делом…
  
  — Скоро я уже не буду им заниматься, сержант. Через считаные дни я стану гражданским лицом, и он уже ничего не сможет со мной сделать.
  
  — Джон… — Шивон очень хотелось отговорить его, но она знала, что пытаться — значит попусту сотрясать воздух. — Шли мне эсэмэски, если что, — сказала она наконец и, открыв дверцу, выбралась из машины.
  
  — Ты ничего не замечаешь? — спросил Ребус, и Шивон, наклонив голову, посмотрела на него.
  
  — А что?
  
  Ребус взмахнул рукой, показывая на парковку.
  
  — Вонь исчезла. Быть может, это знак…
  
  Улыбаясь, он завел мотор и отъехал, а Шивон так и не успела спросить, хороший это знак или плохой.
  24
  
  — Нэнси дома? — спросил Ребус молодого парня, который открыл ему дверь.
  
  — Нет.
  
  Ребус кивнул. Он отлично знал, что Нэнси еще нет, потому что обогнал ее на Лит-стрит. По его расчетам, у него в запасе было минут двадцать — если, конечно, Нэнси вообще шла домой.
  
  — Тебя зовут Эдди, точно? — спросил он. — Я был здесь пару дней назад.
  
  — Я помню.
  
  — А вот фамилию твою я что-то запамятовал…
  
  — Джентри.
  
  — Как у Бобби Джентри?
  
  — В наши дни многие даже не помнят, кто она такая.
  
  — Я старше многих, к тому же дома у меня есть ее альбомы. Можно войти?
  
  Ребус заметил, что сегодня Эдди был без банданы, но глаза его, как и в первый раз, были густо подведены.
  
  — Она просила меня приехать к трем, — жизнерадостно соврал Ребус.
  
  — За ней уже приезжали…
  
  Джентри явно не хотелось его пускать, но взгляд Ребуса подсказал парню, что сопротивление бесполезно. Отступив в сторону, он шире распахнул дверь, и детектив шагнул вперед, слегка наклонив голову. В гостиной пахло остывшим табачным дымом и чем-то, напоминающим масло пачулей; Ребус, впрочем, не был уверен на все сто, так как в последний раз сталкивался с этим запахом довольно давно. Подойдя к окну, он посмотрел вниз, на Блэр-стрит.
  
  — Хочу рассказать тебе одну любопытную историю, сынок, — сказал Ребус, по-прежнему стоя к Джентри спиной. — Когда-то прямо напротив этого дома был перенаселенный квартал, а под ним — целый лабиринт подвалов и подвальчиков, в которых любили выступать разные оркестрики. Потом хозяин домов затеял реконструкцию, но, когда рабочие, которых он нанял, спустились в эти катакомбы, они начали слышать потусторонние стоны…
  
  — Но в конце концов оказалось, что там по соседству располагался массажный салон, — закончил за него Джентри.
  
  — А-а, так ты слышал эту историю. — Отвернувшись от окна, Ребус некоторое время рассматривал конверты с дисками — настоящими виниловыми пластинками, а не компактами. — «Караван»… — проговорил он. — Они были лучшими на фестивале в Кентербери… Не знал, что кто-то их еще слушает. — На этажерке в углу стояли и другие диски, среди которых Ребус увидел альбомы «Фейрпортс», «Пентангль» и Дэйви Грэма.
  
  — Увлекаешься старьем? — спросил он.
  
  — Мне очень нравятся старые вещи, — объяснил Джентри. Он кивнул в сторону другого угла. — Я сам играю на гитаре.
  
  — Вот как? — Ребус внимательно посмотрел на шестиструнную акустическую гитару на подставке и лежавшую позади нее на полу двенадцатиструнку. — И хорошо играешь?
  
  Вместо ответа Джентри взял с подставки шестиструнную гитару и опустился на диван, скрестив ноги. Когда он заиграл, Ребус увидел, что длинными ногтями на правой руке он пользуется как медиаторами. Мелодия была ему знакома, но названия он вспомнить не мог.
  
  — Берт Янш? — предположил он, когда отзвучал последний аккорд.
  
  Парень кивнул:
  
  — Это из альбома, который он сделал вместе с Джоном Ренборном.
  
  — В последний раз я слушал его много лет назад. — Ребус одобрительно кивнул. — Ты здорово играешь, сынок. Весьма жаль, что ты не можешь зарабатывать себе на жизнь музыкой, — может быть, тогда ты перестал бы торговать наркотиками.
  
  — Что-о?!
  
  — Нэнси нам все рассказала.
  
  — Эй, постойте!.. — Джентри отложил гитару и поднялся. — Что это вы такое говорите?!
  
  — Глухой музыкант? — Ребус пожал плечами. — Бывает.
  
  — Я слышал, что вы сказали, я только не понимаю, с чего бы Нэнси вздумалось так говорить.
  
  — В тот вечер, когда убили русского поэта, она шла на встречу к дилеру, с которым ты ее познакомил.
  
  — Она не могла этого сказать. — Голос Джентри звучал уверенно, но его выдавал взгляд. — Я ни с кем ее не знакомил!
  
  Ребус засунул руки в карманы и снова пожал плечами.
  
  — Ну, подробности меня мало трогают. Она утверждает, что ты торгуешь, ты говоришь, что нет… Но ведь мы оба знаем, что здесь, в этой комнате курят всякую дрянь.
  
  — Она сама достает эту дрянь у своего хахаля! — выпалил Джентри, но тут же поправился: — То есть на самом деле он ей вовсе не хахаль, просто она так думает…
  
  — И как же его зовут?
  
  — Я не знаю. То есть он пару раз заходил сюда, но Нэнси его даже не представила. Сам он называет себя «Сол» — говорит, мол, по-латыни это означает «солнце», но я сомневаюсь, что он действительно такой образованный, чтобы болтать на этом языке. К тому же никакой он не солнечный, наоборот — мутный какой-то чувак.
  
  Ребус рассмеялся, словно шутки удачнее он в жизни не слышал. Джентри, однако, было не до смеха.
  
  — Просто не верится, что Нэн пыталась втянуть меня в это дело! — пробормотал он себе под нос.
  
  — Она втянула в это дело не только тебя, но и свою подругу, — сообщил ему Ребус. — Хотела заставить ее обеспечить себе алиби…
  
  — Алиби?! — ахнул Джентри. — Господи, вы и правда думаете, будто Нэнси убила того мужика?..
  
  Ребус снова пожал плечами.
  
  — Скажи-ка, среди одежды Нэнси есть что-то вроде накидки или плаща с капюшоном? Ну, как монахи носят?
  
  — Кажется, нет. А что?.. — Казалось, вопрос привел Джентри в замешательство.
  
  — Ты когда-нибудь встречался с ее подругой Джилл?
  
  — А-а, эта фря из Нью-Тауна? — Он поморщился.
  
  — Значит, ты ее знаешь?
  
  — Один раз она была у нас на вечеринке.
  
  — Я слышал, Джилл и сама устраивает неплохие вечеринки. Не хочешь предложить ей, э-э… музыкальное сопровождение?
  
  — Уж лучше я сам выколю себе глаза.
  
  — Ты, вероятно, прав. Точно так же и я предпочел бы слушать Дика Гогана, а не Джеймса Бланта. — Ребус громко чихнул и вытащил носовой платок. — Этот парень, Сол… Ты, случайно, не знаешь, где он живет?
  
  — Боюсь, что нет.
  
  — Ну, не беда…
  
  Ребус убрал платок и снова отвернулся к окну. До возвращения Нэнси оставалось совсем немного времени. Сейчас она, наверное, уже дошла до конца Лит-стрит и свернула на Норт-бридж, скоро она пересечет Хантер-сквер и…
  
  — Ты только играешь или поешь тоже?
  
  — Иногда.
  
  — Но не в группе?
  
  — Нет.
  
  — Тебе нужно съездить в Файф. Один мой приятель говорит, что там есть неплохие площадки для игры на акустической гитаре.
  
  Джентри несколько раз кивнул.
  
  — Один раз я играл в Анструдере.
  
  — Глупо считать Ист-Ньюк центром чего бы то ни было… Тем более что зимой там все закрыто.
  
  Парень улыбнулся.
  
  — Подождите минутку, ладно? — Он выскочил из гостиной и почти сразу вернулся. — Вот… — Джентри протягивал Ребусу компакт-диск в прозрачном пластиковом конверте, сквозь который виднелся сложенный пополам кусочек белой бумаги с названиями трех композиций.
  
  — Моя демозапись, — с гордостью сообщил он.
  
  — Круто, — сказал Ребус. — Это мне насовсем или тебе нужно его вернуть?
  
  — Я всегда могу прожечь новый диск. — Джентри покачал головой.
  
  Ребус похлопал диском по ладони.
  
  — Что ж, спасибо. Надеюсь, это не взятка?
  
  — Что вы! — Джентри в ужасе всплеснул руками. — Я просто подумал…
  
  Ребус положил руку парню на плечо и заверил, что просто пошутил.
  
  — Мне, пожалуй, пора, — добавил он небрежно. — Еще раз спасибо…
  
  Он прощально помахал диском и, выйдя в коридор, направился к двери квартиры. Уже на лестнице Ребус столкнулся с Нэнси, которая, держа в руке пакет с кассетой, поднималась наверх. Ребус улыбнулся и кивнул в знак приветствия, но ничего не сказал. Несмотря на это, он чувствовал, что девушка провожает его взглядом. И верно: когда, спустившись на первый этаж, Ребус поднял голову, то увидел, что Нэнси не двинулась с места.
  
  — Я только кое-что ему сказал, — приветливо пояснил Ребус.
  
  — Что и кому вы сказали? — уточнила она.
  
  — Твоему соседу Эдди. Тому самому, с помощью которого ты пыталась нас надуть.
  
  И с этими словами он вышел из подъезда и отпер дверцу машины. «Сааб» был припаркован с нарушением правил, но на сей раз обошлось без штрафа.
  
  — Удачный день, черт побери! — сказал себе Ребус и сел в салон. Только недавно у него дошли руки установить в «саабе» сидиолу, и сейчас он достал из конверта подарок Джентри и вставил в проигрыватель. Внимание его привлекли названия музыкальных композиций.
  
  «Все мужчины Меган». «Страдающий певец». «Блюз преподобного Уокера». Черт побери, они ему уже нравились. Отрегулировав громкость, Ребус достал мобильник и позвонил Шивон.
  
  — Готова спорить, что ты в пабе, — сказала она вместо приветствия.
  
  — Побереги деньги, Шив, ты и так должна мне двадцатку.
  
  — Не верю ни единому слову, — отрезала она.
  
  — Поверишь, когда услышишь. Я сейчас на Блэр-стрит… — Ребус выдержал театральную паузу. — Нэнси Зиверайт достает дурь у парня по имени Сол. Ее сосед по квартире думает, что он сам называет себя в честь солнца, но мы-то с тобой знаем, что это не так.
  
  — Сол? Неужели это…
  
  — Надеюсь, Тодд тебя не слышит?
  
  — Он готовит мне кофе.
  
  — Как мило с его стороны.
  
  — Значит, это Сол Гудир?.. — медленно проговорила Шивон, словно пытаясь осмыслить услышанное. — Что это у тебя играет? — спросила она после довольно продолжительной паузы.
  
  — Сосед Нэнси. Он, оказывается, неплохой гитарист.
  
  — Он не с тобой в машине, нет?
  
  — Я думаю, сейчас он выясняет отношения с нашей мисс Зиверайт. Но он подарил мне диск со своими демозаписями.
  
  — Это потрясающе, Джон. Думаю, ты и сам не помнишь, когда в последний раз ты слушал что-то, записанное после 1975 года…
  
  — Но ты же подарила мне альбом «Элбоу»…
  
  — Да, верно. — Шивон слегка откашлялась и вернулась к оставленной теме: — Значит, теперь нам нужно добавить в наш список и брата Тодда?
  
  — Всегда приятно, когда есть чем заняться, — утешил ее Ребус. — Ну а как насчет Джима Бейквелла? Надеюсь, на него у тебя времени хватит?
  
  — Я пока не смогла с ним связаться.
  
  — А что Макрей?
  
  — Хочет усилить нашу группу еще двумя десятками детективов.
  
  — Почему не двумя сотнями?
  
  — Он собирался отозвать с Фетис-авеню Дерека Старра, представляешь?
  
  — Представляю. Это значит, что из начальника ты превратишься в заместителя.
  
  — Если бы только у меня были заместители!
  
  — Нужно было слушать меня, Шив, я мог бы дать тебе пару советов. Хочешь, встретимся вечером в пабе?
  
  — Извини, но сегодня мне хотелось бы лечь пораньше.
  
  — Извиняю, но не надейся, что я забуду об этой двадцатке. — Он дал отбой и сделал музыку погромче.
  
  Джентри что-то мычал себе под нос в такт мелодии, но Ребус сомневался, что так было задумано с самого начала. Скорее всего, микрофон оказался слишком чувствительным. Первая вещь — «Мужчины Меган» — все никак не заканчивалась, и он спросил себя, существовала ли эта любвеобильная дама в действительности. В задумчивости Ребус продолжал разглядывать листок бумаги с названиями композиций, и вдруг ему показалось, что он различает с обратной стороны какие-то буквы. Вытащив из конверта сложенный пополам листок, Ребус развернул его. Как он и думал, там было написано название студии, где Эдди Джентри делал свою демонстрационную запись.
  
  «Риордан студиоз».
  25
  
  Ребус сидел перед отдельным видеомонитором, который Грэм Маклеод установил в углу зала специально для него. Рядом громоздились видеокассеты. Западный район городского центра, вечер того дня, когда погиб Федоров…
  
  — Ты меня под расстрел подведешь, — жаловался Маклеод, доставая кассеты из запертого металлического шкафа.
  
  А теперь Ребус вот уже час сидел в Центре наблюдения и контроля, время от времени нажимая то «поиск», то «паузу». Съемки велись с камер, установленных на Лотиан-роуд, Шэндвик-плейс и Принсес-стрит, и он просматривал их в надежде увидеть на пленке Сергея Андропова, его водителя, Кафферти или любого другого человека, в той или иной степени связанного с делом Федорова. Однако до сих пор похвастаться ему было решительно нечем. Гораздо более содержательными могли оказаться записи из отеля, который имел свои камеры наблюдения, однако Ребус сомневался, что управляющий отдаст их без серьезного сопротивления, а просить Шивон направить в «Каледониан» официальный запрос он не решался.
  
  В целом обстановка, царившая в рабочем зале ЦНК, Ребусу нравилась. В ней было что-то успокаивающее, внушающее уверенность. За час, который Ребус провел в центре, камеры зафиксировали один акт вандализма и засняли на Джордж-стрит известного магазинного вора. Операторы перед мониторами действовали профессионально и без суеты; они были спокойны, как самые обычные телезрители, и Ребус спросил себя, не напоминает ли им эта работа одно из телевизионных реалити-шоу. Особенно ему нравилось, как ловко эти молодые парни и девушки управляют камерами при помощи джойстика, поворачивая их в нужном направлении или увеличивая картинку, если что-то казалось им подозрительным. Создавалось впечатление, что от их внимательных взглядов просто невозможно укрыться, но, несмотря на это, у Ребуса не возникало ощущения, будто он живет в полицейском государстве, о скором появлении которого любила разглагольствовать пресса. С другой стороны, Ребус не мог не подумать о том, что если бы он сам здесь работал, то вел бы себя куда как осмотрительнее — не ковырялся бы в носу и не чесал спину на улице. Да и в пабах и магазинах тоже следовало быть осторожнее.
  
  И скорее всего, он бы вовсе перестал смотреть телевизор.
  
  — Ну, есть что-нибудь? — ревниво спросил Маклеод, подходя к Ребусу.
  
  Прежде чем ответить, детектив с наслаждением потянулся в кресле.
  
  — Я знаю, Грэм, что ты просматривал эти пленки уже не один раз, — ответил он. — Но, как я говорил тебе в прошлый раз — ты знаешь не всех, кто может иметь отношение к этому делу.
  
  — Разве я жалуюсь? — Маклеод пожал плечами.
  
  — На твоем месте я бы думал точно так же.
  
  — И все-таки жаль, что у нас нет камеры на Кинг-стейблз-роуд.
  
  — По ночам там все равно никто не ходит. Я обратил внимание, что большинство людей сворачивает на Касл-террас, и только единицы пользуются Кинг-стейблз.
  
  — А как насчет женщины в капюшоне?
  
  — Увы, пока никого похожего.
  
  Маклеод ободряюще похлопал его по плечу и отошел, а Ребус снова задумался. Он по-прежнему не мог представить, по какой причине какая-то женщина могла поздним вечером торчать на Кинг-стейблз-роуд, предлагая редким прохожим сеанс бесплатного секса. Да и то сказать — видел ее там один-единственный свидетель, и больше никто. Так может, Геверилл просто облек в слова какую-то свою фантазию и никакой женщины там на самом деле не было? Кто знает…
  
  Ребус снова потянулся и почувствовал, как в усталом позвоночнике что-то щелкнуло. Пора было сделать перерыв, но он знал, что, если выйдет отсюда, снова вернуться к изматывающей, монотонной работе, требующей повышенного внимания, ему будет нелегко. Можно было, разумеется, наплевать на все и отправиться домой, чего, как он подозревал, втайне желали и Маклеод, и его сотрудники. Ребус всерьез раздумывал о такой возможности, когда ожил его мобильник. Звонила Шивон.
  
  — Какие новости? — спросил он, прижимая мобильник к самым губам и прикрывая рот ладонью, чтобы его никто не подслушал.
  
  — Меган Макфарлейн только что звонила Макрею. Она очень недовольна твоей стычкой с Андроповым. — Шивон немного помолчала. — Ты не хочешь мне об этом рассказать?
  
  — Никакой стычки не было — просто вчера вечером я встретился с ним в отеле… Совершенно случайно, уверяю тебя!..
  
  — В отеле, говоришь?
  
  — Ну да.
  
  — Ты теперь постоянно ходишь пить в «Каледониан»?
  
  — Пожалуйста, без иронии, юная леди.
  
  — Но почему ты ни слова мне не сказал?
  
  — Да тут и говорить нечего! Мы перекинулись парой слов, вот и все. Из-за такого пустяка…
  
  — Андропов, по-видимому, не считает ваш разговор пустяком. А следом за ним — и Меган Макфарлейн.
  
  — Андропов — русский, и он, наверное, привык к тому, что политики указывают полиции, что и как ей нужно делать, — рассудил Ребус. — Но в настоящем демократическом государстве…
  
  — У нас пока что монархия. Кстати, Макрей хочет тебя видеть.
  
  — Передай ему, что мне запрещено появляться в участке.
  
  — Я ему сказала. И между прочим, он здорово разозлился.
  
  — Мне очень жаль, что Корбин его не предупредил.
  
  — Именно так я и сказала.
  
  — Ладно. Какие новости из офиса Джима Бейквелла?
  
  — Пока никаких.
  
  — И что ты собираешься делать?
  
  — Нужно найти место для прибывающих на усиление. Шестеро детективов уже здесь: четверо из Торфихена, двое из Лита.
  
  — Есть среди них кто-нибудь из наших старых знакомых?
  
  — Пока только Рэй Рэйнольдс.
  
  — Ну, его даже детективом трудно назвать…
  
  Ребус немного помолчал и спросил, будет ли она что-нибудь предпринимать насчет Сола Гудира.
  
  — Как только придумаю, что сказать Тодду, тогда и решу, — ответила Шивон.
  
  — Ну, удачи тебе, — сказал Ребус.
  
  Как раз в этот момент один из операторов окликнул коллегу, сказав, что видит магазинного вора на десятой камере, и Шивон в телефоне издала протяжный стон.
  
  — Ты в муниципалитете! — констатировала она.
  
  — Пожалуй, в конце концов из тебя все-таки выйдет приличный полицейский, Шив.
  
  — Ты отстранен, Ребус!
  
  — Да? Извини, все время об этом забываю.
  
  — Что ты там делаешь? Просматриваешь записи?
  
  — Верно.
  
  — И кого ты надеешься на них увидеть?
  
  — А ты как думаешь?
  
  — Но зачем, скажи на милость, Кафферти могло понадобиться убивать русского поэта?
  
  — Может быть, он не любит белые стихи. Кстати, знаешь, где сосед Нэнси сделал свою демонстрационную запись? На студии Риордана.
  
  — Еще одно совпадение, — сказала Шивон, и Ребус отчетливо представил, как она пожимает плечами. Впрочем, после довольно продолжительной паузы Шивон спросила: — Думаешь, стоит расспросить об этом звукоинженера… как его?.. Гримма?
  
  — У тебя теперь достаточно людей, Шив, а мы пока не можем позволить себе разбрасываться версиями. Если появилась ниточка, нужно потянуть за нее, какой бы тонкой она ни была.
  
  — У меня пока не очень хорошо получается распределять работу. Проще сделать самой.
  
  — Аналогичный случай. Кстати, ты не передумала насчет сегодняшнего вечера? Может, все-таки завалимся куда-нибудь на пару кружечек?
  
  — Нет. Я — домой.
  
  — Я буду думать о тебе, Шив.
  
  — Обещай мне одну вещь, Джон. Не ходи больше пить в «Каледониан», хорошо?
  
  — Слушаюсь, босс.
  
  Ребус дал отбой и долго сидел, глядя на телефон. Макрей, Макфарлейн и Андропов, думал он. И все они чертовски на него злы…
  
  — Вот и отлично, — негромко пробормотал Ребус и потянулся за следующей кассетой.
  
  — Можно расспросить вас о брате?
  
  Шивон вызвала Гудира в коридор, чтобы поговорить с ним один на один. Новоприбывших детективов она уже усадила за работу: кто-то штудировал «библию» — толстую папку, где были собраны все относящиеся к делу документы, кто-то пытался разобраться в уцелевших пленках со студии Риордана. Откровенно говоря, полицейских, которыми Макрей надеялся усилить ее команду, трудно было назвать «асами сыска», поскольку ни один участок не стал бы делиться лучшими работниками с конкурентами. И все же для черновой работы они с грехом пополам годились.
  
  — О Соле? — удивился Гудир. — А что с ним такое?
  
  — Вы говорили, его порезали в драке. Когда это было?
  
  — В прошлую среду.
  
  Шивон кивнула. Именно в этот день погиб Федоров.
  
  — Вы не могли бы дать мне его адрес?
  
  — Да что случилось-то?!
  
  — Похоже, он знаком с Нэнси Зиверайт.
  
  — Вы шутите, сержант?! — И Гудир в самом деле засмеялся.
  
  — Мне не до шуток, — строго сказала Шивон. — По нашим сведениям, он поставлял ей наркотики. Вы знали, что Сол все еще приторговывает дурью?
  
  — Нет. — Гудир сразу стал серьезным — даже шея покраснела.
  
  — Давайте адрес.
  
  — Я не знаю точно… Кажется, он живет где-то в районе Грассмаркет.
  
  — Вы вроде говорили — в Далки…
  
  — Сол часто переезжает с места на место.
  
  — Как вы узнали, что его ранили?
  
  — Он мне позвонил.
  
  — Значит, вы все-таки поддерживаете связь?
  
  — Номер моего мобильного у него есть, но…
  
  — А вы его номер знаете?
  
  — Нет. — Гудир покачал головой. — Он его постоянно меняет.
  
  — Эта драка, в которой он пострадал… Вы имеете представление, где это могло произойти?
  
  — В каком-то пабе на Хаймаркет.
  
  Шивон задумалась, припоминая. Томми Бэнкс из экспертно-криминалистической группы знал об этом происшествии — он упоминал о нем, когда приехал на место гибели Федорова. «Поножовщина у паба на Хаймаркет», — так, кажется, он сказал.
  
  — Значит, — уточнила Шивон, — связь вы не поддерживаете, но, когда Сола ранили, он сразу позвонил вам?
  
  Гудир покачал головой, но не ответил.
  
  — Ну и что с того, что он знает Нэнси? — проговорил он.
  
  — Ничего. Просто еще одно любопытное совпадение.
  
  — У нас таких совпадений — вагон и маленькая тележка! — воскликнул Гудир. — Что же, теперь будем ими всеми заниматься?
  
  Шивон устало улыбнулась, и плечи Тодда поникли.
  
  — Мне придется ехать с вами к Солу? Ну, когда вы узнаете его адрес?..
  
  — Ни в коем случае. Ведь вы — его брат.
  
  Гудир вздохнул с явным облегчением.
  
  — Да, я понимаю…
  
  — Насколько мне известно, той дракой занимаются наши коллеги из участка на Торфихен-плейс.
  
  Он кивнул.
  
  — Они задавали Солу какие-то вопросы, когда его только доставили в отделение экстренной помощи. Когда туда приехал я, Сола уже перевели в палату… Он и в больнице-то пробыл всего одну ночь — врачи хотели пронаблюдать за его состоянием. Утром его уже выписали.
  
  — Как вы думаете, Сол что-нибудь рассказал полицейским?
  
  — Сомневаюсь. Мне он объяснил, что спокойно пил в баре, и вдруг этот парень начал задираться. Слово за слово, оба вышли на улицу, чтобы поговорить по-мужски и… Солу не повезло.
  
  — А тот, второй парень?
  
  — О нем Сол ничего не сказал. — Гудир прикусил нижнюю губу. — Если мой брат как-то связан с… Это называется конфликт интересов, правда? Что же мне теперь, возвращаться назад в свой участок?
  
  — Мне нужно будет проконсультироваться с Макреем, — честно ответила Шивон.
  
  Гудир снова кивнул, на этот раз с довольно унылым видом.
  
  — Я не знал, что Сол продолжает торговать наркотиками, — с нажимом сказал он. — Не знал! А может, Зиверайт лжет.
  
  Шивон вдруг захотелось похлопать его по руке, как-то утешить, но она жила в реальном мире, поэтому она без слов вернулась в отдел. Чтобы усадить всех, пришлось взять стулья из комнат для допросов, и теперь ей пришлось лавировать между ними, чтобы добраться до своего стола. За ним тоже расположился какой-то детектив. Увидев Шивон, он извинился, но подвинуться ему, как видно, просто не пришло в голову. За бывшим столом Ребуса работали сразу трое пришельцев.
  
  Мысленно чертыхнувшись, Шивон сняла трубку с телефона и позвонила в Торфихен. Через коммутатор дежурного ее соединили с отделом уголовного розыска, и вскоре она уже беседовала с инспектором Шэгом Дэвидсоном.
  
  — Хотел поблагодарить тебя за то, что избавила нас от Рэя Рейнольдса.
  
  Дэвидсон усмехнулся, и Шивон невольно посмотрела на Рэя. Тот ходил в констеблях уже лет девять и за все это время даже ни разу не выдвигался на повышение. Сейчас он с унылым видом стоял у «стены смерти» и слегка поглаживал диафрагму, словно собираясь рыгнуть. Рыгал он виртуозно, чем и был печально известен.
  
  — Простой благодарностью ты от меня не отделаешься, — ответила Шивон. — Знаешь правило? Я тебе, ты — мне…
  
  — Говорят, Джона удалили с поля до конца игры?
  
  — Новости распространяются быстро.
  
  — «И годы не смягчили его нрава»… так, кажется, говорится?
  
  — Слушай, Шэг, помнишь, в прошлую среду у вас была ножевая драка возле паба на Хаймаркет?
  
  — Это когда пырнули Сола Гудира?
  
  — Точно.
  
  — Мне говорили, ты вроде бы взяла к себе на стажировку его брата. Тодд как будто неплохой парень… во всяком случае, Сола он стыдится, и правильно делает. Тот еще фрукт, к тому же с судимостью за плечами.
  
  — Так вот, насчет той драки…
  
  — Если хочешь знать мое мнение, то, по-моему, кто-то из клиентов Сола задолжал ему бабки, а платить не захотел, вот и полез в драку. Мы собирались квалифицировать этот случай как покушение на убийство.
  
  — Тодд говорит, что Сол пролежал в больнице всего один день.
  
  — Да, ему наложили семь или восемь швов и отпустили — клинок скользнул по ребрам и рассек кожу. Повезло подонку.
  
  — А нападавшего взяли?
  
  — Взяли, конечно. И он, разумеется, утверждает, что это была самооборона. Это некий Ларри Финтри, или Бешеный Ларри, как его тут прозвали. По-моему, поэтому типу давно психушка плачет.
  
  — Сейчас в моде социальная адаптация психопатов.
  
  — Ага, только лекарства ему будет Сол Гудир поставлять.
  
  — Слушай, мне нужно с ним поговорить, — сказала Шивон. — Я имею в виду — с Солом.
  
  — В связи с чем? — насторожился Дэвидсон.
  
  — По делу Федорова. Нам стало известно, что девчонка, которая первой наткнулась на труп, шла к Солу за дозой.
  
  — Наверняка так и было, — согласился Шэг. — Поищите его на Реберн-вайнд. Насколько нам известно, до недавнего времени Сол жил именно там.
  
  — На Реберн-вайнд? — Шивон на мгновение застыла. — Именно там нашли тело.
  
  — Я в курсе. — Дэвидсон рассмеялся. — Я упомянул бы об этом раньше, если бы в ту же самую ночь Сола не ранили на Хаймаркет.
  
  В конце концов Шивон отправилась на поиски Сола Гудира с Филлидой Хейс. Тиббет, услышав о ее решении, сразу погрустнел, словно боялся, что начальница уже решила, кто вместо нее станет сержантом, когда она пойдет на повышение. От Шивон не укрылась его реакция, но она не стала напоминать Колину, что решать судьбу младших детективов предстоит не ей. Вместо этого она просто сказала Тиббету, что до ее возвращения он остается за старшего, что несколько его подбодрило.
  
  Они поехали в машине Шивон. По дороге разговор шел в основном о служебных делах, но раз или два в нем возникали продолжительные паузы. Хейс хотела (но не осмеливалась) спросить, как они будут работать, когда уйдет Ребус, а Шивон никак не могла заставить себя расспросить Филлиду о ее отношениях с Тиббетом. В результате обе почувствовали изрядное облегчение, когда машина, наконец, остановилась на углу Кинг-стейблз-роуд и Реберн-вайнд.
  
  Узкий переулок имел форму буквы «Г». С того места, где стояли детективы, им были видны лишь выстроившиеся вдоль красной линии гаражи и склады, однако за поворотом стояло несколько домов, которые когда-то служили конюшнями и каретными сараями, но теперь были перестроены под жилье. От них до места, где обнаружили труп Федорова, было рукой подать.
  
  — Никто из соседей, конечно, ничего не слышал и не знает? — спросила Хейс.
  
  — Можно послать сюда еще одну команду, чтобы провести повторный опрос и предъявить фоторобот женщины, — задумчиво сказала Шивон.
  
  — В том числе Рэя Рейнольдса?
  
  Шивон улыбнулась.
  
  — Ты уже в курсе, как я погляжу?
  
  — Кое-что я слышала и раньше, — призналась Хейс. — Но все эти рассказы ни в коей мере не подготовили меня к тому…
  
  Перебрасываясь шутливыми фразами, они свернули за угол и остановились перед дверью одного из домов. Сверившись с записанным в блокноте адресом, Шивон нажала на кнопку звонка. Секунд через двадцать она позвонила снова.
  
  — Да иду я!.. — донеслось из-за двери.
  
  Послышался топот башмаков по ступенькам, и дверь отворилась. На пороге стоял Сол Гудир. Шивон, во всяком случае, была уверена, что не ошиблась: у него были такие же уши и такие же светлые ресницы, как у брата.
  
  — Соломон Гудир? — спросила она официальным тоном.
  
  — Господи, вам еще что-то от меня нужно?!
  
  — Вы совершенно правы. Я — сержант уголовного розыска Кларк, со мной констебль Хейс.
  
  — А ордер у вас есть?
  
  — Мы только хотели задать вам несколько вопросов по поводу убийства.
  
  — Какого убийства?
  
  — Того самого, которое произошло в самом начале вашей улицы.
  
  — Я тогда был в больнице.
  
  — И как поживает ваша рана?
  
  Сол Гудир поднял подол рубахи, продемонстрировав большую белую повязку, располагавшуюся сбоку чуть выше пояса.
  
  — Чешется как сволочь, — сказал он и тут же спохватился: — А как вы узнали?
  
  — О вашем ранении мне рассказал инспектор Дэвидсон из Торфихенского участка. Он также упомянул Бешеного Ларри… Могу дать совет на будущее: когда в следующий раз захотите с кем-нибудь сцепиться, узнайте сначала его прозвище.
  
  Сол Гудир фыркнул, но по-прежнему не выказывал ни малейшего желания пригласить детективов внутрь.
  
  — Мой брат служит в полиции, — сказал он.
  
  — Да-а?..
  
  Шивон притворилась удивленной. В глубине души она была уверена, что Сол произносит эту фразу при любом контакте с любым сотрудником полиции.
  
  — Он пока патрульный, но это не надолго. Тодд всегда был головастым парнем, он найдет способ подняться повыше, уж будьте уверены. Уж кто-кто, а Тодд в нашей семье никогда не был паршивой овцой. — Он еще раз хохотнул, а Шивон подумала, что и эти слова он повторял уже неоднократно.
  
  — Приятно слышать, — заметила Хейс таким тоном, что Сол едва не поперхнулся.
  
  — В любом случае в тот вечер меня здесь не было, — сказал он. — Меня выписали только на следующее утро.
  
  — Нэнси приходила к вам в больницу?
  
  — Какая Нэнси?
  
  — Ваша подружка. Она как раз торопилась к вам, когда наткнулась на труп. По ее словам, она должна была купить у вас дозу для одной своей приятельницы.
  
  — Нэнси не моя подружка, — ответил Сол, в одно мгновение сообразив, что лгать о вещах, которые полиция уже знает, бессмысленно.
  
  — Она, во всяком случае, считает себя таковой.
  
  — Она ошибается.
  
  — Значит, вы просто ее поставщик?
  
  Сол поморщился, словно оборот, который принял разговор, был ему крайне неприятен.
  
  — Я, сержант, не преступник, а жертва. Меня ударили ножом, и болеутоляющие, которые я вынужден теперь принимать, могут повлиять на достоверность моих показаний. Во всяком случае, использовать их в суде вам не удастся.
  
  — Умный мальчик, — усмехнулась Шивон. — Знает, где соломки подстелить.
  
  — Я кой-чего повидал в жизни.
  
  Она медленно кивнула.
  
  — Мне говорили, вы начали торговать наркотой с подачи Большого Гора Кафферти. Вы еще контачите?
  
  — Не понимаю, о ком вы…
  
  — Первый раз слышу, чтобы ножевая рана влияла на память. А ты?.. — Шивон повернулась к Хейс.
  
  — Думаете, стукача нашли? — Сол Гудир внезапно разозлился. — А вот хрен вам!
  
  И с этими словами он захлопнул перед ними дверь. Пока Сол поднимался по лестнице, из дома доносилась отборная брань, потом все стихло.
  
  Хейс слегка приподняла бровь.
  
  — Суки и лесбиянки, — повторила она. — Всегда приятно узнать о себе что-нибудь новенькое.
  
  — Да уж, пожалуй. — Шивон вздохнула.
  
  — Он определенно имеет какое-то отношение к этому делу, — добавила Филлида. — Значит, его братца придется отстранить от расследования, не так ли?
  
  — Это будет решать старший инспектор Макрей.
  
  — А почему ты не сказала Солу, что Тодд работает с нами?
  
  — Потому что ему этого знать не нужно. — Шивон пристально посмотрела на Хейс. — Тебе что, не терпится отправить констебля Гудира обратно в патрульные?
  
  — Вовсе нет, только пусть не забывает, что он все-таки констебль. А то парень начинает чувствовать себя слишком свободно.
  
  — В каком смысле?
  
  — В том смысле, что кое-кому пришлось вкалывать, чтобы попасть в Управление уголовных расследований.
  
  — А управление — что, закрытый клуб для избранных?
  
  Шивон отвернулась и пошла обратно к машине, но на углу внезапно остановилась. От угла до места, где лежал труп Федорова, оставалось футов шестьдесят.
  
  — О чем ты задумалась? — спросила Филлида.
  
  — О Нэнси. Мы решили, что она шла к Солу, когда наткнулась на тело. Но с тем же успехом она могла дойти до его дома и позвонить, может быть, она даже стучала…
  
  — Не зная, что он в больнице?
  
  — Да.
  
  — Тем временем Федоров сумел выбраться с парковки…
  
  — Да… да… да…
  
  Шивон кивала.
  
  — Думаешь, она что-то видела? — предположила Хейс.
  
  — Видела или слышала. Быть может, она даже спряталась за углом, когда нападавший нагнал Федорова и нанес последний удар.
  
  — Но почему она ничего нам об этом не сказала?
  
  Шивон пожала плечами:
  
  — Из страха, я думаю.
  
  — Страх… всегда один и тот же страх… — повторила Хейс. — Как там говорится у Федорова?
  
  — «…Он не смотрел на это… // Чтоб потом не держать ответа», — процитировала Шивон.
  
  — Этому Нэнси вполне могла научиться у Сола Гудира.
  
  — Да, — согласилась Шивон. — Могла.
  26
  
  Ребус ел из пакета хрустящий картофель и слушал на автосидиоле записи Эдди Джентри. Сидиола была стереофонической, но одна из колонок почему-то перестала работать, и музыка звучала в монорежиме. Большого значения это, впрочем, не имело, поскольку исполнитель был один и играл на простой акустической гитаре. Первый пакет картофеля и купленную в кафе на Полварт-стрит самсу с овощами Ребус уже прикончил, запив бутылкой негазированной минеральной воды, что — как ему казалось — должно было превратить обычный перекус в сбалансированную трапезу. Его машина стояла в самом начале улицы, где жил Кафферти, — как можно дальше от уличных фонарей, поскольку на этот раз Ребусу не хотелось, чтобы гангстер его заметил. С другой стороны, он и сам не был уверен, что Кафферти дома. На подъездной дорожке стояла его машина, но это ничего не значило. В доме горело несколько окон, но, может быть, свет оставили включенным, чтобы отпугнуть грабителей. Кроме того, Ребус не видел никаких признаков присутствия охранника, который жил в перестроенном каретном флигеле за домом. Кафферти, впрочем, редко пользовался его услугами, и Ребусу даже стало казаться, что бандит нанял телохранителя скорее из соображений престижа, чем по необходимости.
  
  Пока Ребус сидел в засаде, ему пришло два текстовых сообщения от Шивон. Она спрашивала, не хотел бы он поужинать с ней завтра или послезавтра, но Ребус прекрасно понимал, в чем дело. На самом деле Шивон пыталась выяснить, где он и что затевает.
  
  Так прошло два часа, но ничего примечательного не случилось. Правда, пятнадцати минут, которые Ребус провел в угловой забегаловке, было достаточно, чтобы Кафферти успел приехать или, наоборот, уехать. Или, к примеру, как раз сегодня гангстер мог воспользоваться своим номером в отеле «Каледониан»…
  
  Ребус, конечно, понимал: то, чем он сейчас занимается, можно назвать грамотно организованным наружным наблюдением лишь с очень большой натяжкой. Сам он склонен был считать свое сегодняшнее времяпрепровождение просто предлогом, чтобы не ехать домой, где его не ждал никто и ничто, если не считать повторного выпуска «Жизни в Сан-Квентине» Джонни Кэша, прослушать который у него так и не дошли руки. Ребус постоянно забывал взять его с собой в машину, и сейчас задался праздным вопросом, как звучал бы этот альбом, пущенный через одну колонку. Стереофоническая сидиола, которую он купил сравнительно недавно, была у него первой, и — на тебе! — буквально через месяц одна из колонок отрубилась начисто. Вот и доверяй этой новомодной технике, с досадой думал он. Впрочем, Ребус и не доверял: ему потребовалось несколько лет, чтобы купить CD-плеер, и все равно он предпочитал привычный винил. Шивон, правда, утверждала: это потому, что он — «упертый».
  
  «Я не упертый. Просто я не подвержен стадному чувству», — заспорил Ребус в ответ. Сама Шивон по сравнению с ним была «продвинутой» — она пользовалась МР3-проигрывателем и покупала музыку в режиме онлайн. Частенько Ребус в шутку просил у нее посмотреть тексты или обложку только что купленного альбома.
  
  «Ты много теряешь, — уверял он ее. — Хороший музыкальный альбом — это как раз тот случай, когда целое куда больше простой суммы составляющих».
  
  «Как полицейская работа?» — предположила Шивон и улыбнулась, и Ребус не решился признаться, что именно к этому выводу он недавно пришел.
  
  Прикончив второй пакет картофеля, детектив сложил целлофан в несколько раз, так что получилась длинная узкая полоска, которую он завязал узлом. Ребус не знал, зачем он это делает. Ему казалось — так будет аккуратнее. Поступать так он научился у парня, с которым служил в армии: тот тоже вечно скручивал разный мусор жгутом и завязывал, и Ребус со временем стал поступать так же. Это казалось ему даже интереснее, чем подносить снизу к пустому пакету горящую спичку и смотреть, как он съеживается. Сейчас, думая об этом, Ребус тихонько вздохнул. Все это были простые удовольствия из того же ряда, что и сидение в машине на тихой ночной улице, музыка, ощущение сытой тяжести в желудке. Пожалуй, он подождет еще часок.
  
  Подняв на мгновение голову, Ребус увидел, что из ворот дальше по улице выезжает задом какой-то автомобиль. Ворота, похоже, относились к участку Кафферти, и, приглядевшись, Ребус понял, что не ошибся. В салоне машины была включена верхняя лампочка, и в ее свете он узнал и телохранителя за рулем, и куполообразную голову гангстера. Кафферти разглядывал какие-то бумаги. Ребус ждал. Машина тем временем развернулась и двинулась ему навстречу; она должна была проехать совсем рядом, и детектив, согнувшись в три погибели, спрятался под приборную доску. Отсветы фар скользнули по стеклам «сааба», потом в салоне снова стало темно. Ребус быстро выпрямился и увидел, как машина Кафферти доехала до выезда с улицы и притормозила, моргая правым поворотником.
  
  Торопливо включив зажигание, он в три приема развернулся и двинулся следом. На перекрестке автомобиль гангстера успел проскочить перед двухэтажным автобусом, а Ребусу пришлось ждать, пока тот проедет. Он, однако, знал, что до Ливен-стрит Кафферти никуда не деться, поэтому спокойно пристроился за автобусом и ехал за ним, пока тот не свернул к остановке. Обогнав автобус, Ребус увидел, что между ним и впереди идущей машиной остается ярдов сто — порядочная дистанция, но сокращать ее он не собирался, чтобы бандит его не обнаружил. Лишь когда автомобиль Кафферти притормозил на светофоре у Королевского театра, Ребус рискнул немного приблизиться и сразу понял: что-то не так.
  
  Это была другая машина.
  
  Отбросив осторожность, Ребус подъехал вплотную. Впереди стоял еще один автомобиль, но и он не принадлежал гангстеру. Миновать перекресток, пока на светофоре еще горел зеленый, телохранитель Кафферти никоим образом не мог, значит, он куда-то свернул, пока Ребус ехал за автобусом. Перекресток по дороге был только один, на Вьюфорт, и, проезжая его, детектив внимательно посмотрел в обе стороны, но машины Кафферти не увидел. Значит, гангстер свернул в один из неприметных боковых переулков, вот только в какой?
  
  Не тратя времени на дальнейшие раздумья, Ребус круто развернулся прямо перед носом у встречного такси и медленно поехал в обратную сторону по Гилмор-плейс, с обеих сторон застроенной небольшими дешевыми гостиницами. Их палисадники были заасфальтированы и превращены в парковочные площадки, но ни на одной из них он не заметил машины, похожей на «бентли» Кафферти.
  
  — Прождать два долбаных часа и потерять на первом же повороте!.. — ругал себя Ребус.
  
  Он увидел открытые ворота какого-то монастыря, но детектив сомневался, что найдет там гангстера. Потом слева и справа повороты в темные переулки, но ни один из них не показался ему достаточно перспективным.
  
  На вьюфортском перекрестке Ребус снова развернулся и, проехав еще немного в первоначальном направлении, свернул налево — на узкую улочку с односторонним движением, которая, как он знал, вела к каналу. Улочка была освещена довольно скудно, однако в этот поздний час на ней не было ни одной машины, и Ребус не сомневался, что здесь его сразу заметят. Именно по этой причине он сразу свернул к обочине, как только нашел подходящее местечко подальше от фонарей. Улица упиралась в переброшенный через канал мост, закрытый для всех, кроме велосипедистов и пешеходов, и, если Кафферти свернул сюда, сейчас он должен был быть где-то впереди.
  
  Подумав об этом, Ребус выбрался из машины, но не успел он пройти пешком и десяти ярдов, как увидел знакомый «бентли», припаркованный рядом с каким-то пустырем. Чуть дальше покачивались у причала два катера, которые днем курсировали по каналу, из трубы одного из них курился дымок, глядя на который Ребус почему-то вспомнил, что не бывал в этом районе уже очень давно. Раньше здесь были в основном свалки и пустыри, теперь на их месте выросли новые многоквартирные дома, заселенные, впрочем, лишь на треть, а то и меньше. Большая часть квартир оставалась по-прежнему свободной, хотя попавшийся Ребусу по дороге рекламный щит риэлторского агентства обещал потенциальным нанимателям «приемлемые цены».
  
  Мост Лемингтон представлял собой стальной решетчатый каркас с деревянным настилом. Днем мост разводили, чтобы пропускать баржи и прогулочные катера, но по ночам он обычно был опущен и находился вровень с низкими берегами канала. Сейчас на середине моста стояли двое, и их отбрасываемые луной тени тянулись далеко по воде. Кафферти Ребус узнал сразу: тот что-то говорил, активно жестикулируя, словно подчеркивал взмахом рук каждое сказанное слово. Судя по его жестам, речь шла о дальнем береге канала, где пролегала пешеходная дорожка, ведущая от Фаунтинбридж к городу. Когда-то она была небезопасной, но с тех пор ее заасфальтировали и привели в порядок, да и сам канал выглядел намного чище, чем Ребус его помнил. За дорожкой тянулся бетонный забор, огораживавший одну из пришедших в упадок городских промышленных зон. До прошлого года здесь располагался пивоваренный завод, но сейчас его корпуса были наполовину демонтированы, а огромные чаны-ферментёры — разрезаны на куски и вывезены. Ребус хорошо помнил времена, когда в Эдинбурге было три-четыре десятка пивоварен; теперь, похоже, остался только один завод на Слейтфорд-роуд.
  
  Второй мужчина слегка повернулся, словно для того, чтобы лучше слышать собеседника, и Ребус узнал характерный силуэт и лицо Сергея Андропова.
  
  В следующую секунду хлопнула дверца «бентли» — это водитель решил покурить. Почти одновременно Ребус услышал стук второй дверцы и поспешно сунул руки в карманы, ссутулился и поднял воротник, притворяясь торопящимся домой случайным прохожим. Украдкой он все же бросил короткий взгляд через плечо и разглядел рядом с машиной Кафферти второй автомобиль. По-видимому, водитель Андропова тоже вышел из салона на перекур. Сам Кафферти и его русский приятель уже преодолели мост и стояли на противоположном берегу канала, и Ребус пожалел, что не захватил с собой направленный микрофон. Он мог, наверное, достать такой у инженера со студии Риордана, но ему это просто не пришло в голову, и теперь он не слышал ни слова. Кроме того, сейчас Ребус удалялся от моста, поэтому, если бы он вдруг остановился и двинулся в противоположную сторону, это могло привлечь к нему нежелательное внимание.
  
  Слева от него находилась запертая на ночь автомастерская, за ней стоял еще один дом с предназначенными для сдачи квартирами. Сначала Ребус хотел войти в парадное и следить за Кафферти и Андроповым из окна на лестничной клетке, но передумал. Остановившись, он достал сигареты и закурил, потом сделал вид, будто звонит куда-то по мобильному телефону. Несколько минут спустя Ребус не спеша зашагал дальше, стараясь по возможности не выпускать из вида двух мужчин на противоположном берегу.
  
  Неожиданно Андропов громко свистнул и сделал водителям какой-то знак, а Ребус прошел еще немного и увидел, что канал заканчивался недавно сооруженным чашеобразным озером или затоном, где стояли на приколе еще два катера. Единственное окно одного из них закрывал кусок картона с надписью «Продается». Здесь тоже высились новенькие дома и офисные здания, светились вывески ресторанов и одного бара с передней стеклянной стеной и открытой верандой, воспользоваться которой в такую погоду отважились бы, пожалуй, только самые заядлые курильщики. Насколько Ребус видел, рестораны еще не работали, да и бар был больше чем наполовину пуст, зато у входа в него стоял банкомат. Возле банкомата Ребус рискнул задержаться, чтобы найти взглядом два мужских силуэта, которые должны были приближаться к нему по противоположному берегу канала.
  
  Но там никого не оказалось, и Ребус заглянул в бар сквозь стеклянную стену. Кафферти и Андропов уже снимали пальто. Из бара доносилась ритмичная музыка, над стойкой светилось несколько телевизионных экранов, а немногочисленная публика состояла в основном из молодежи студенческого вида. Единственным, кто обратил внимание на новых клиентов, была официантка, которая с улыбкой подошла к гостям и приняла заказ. Проводив ее взглядом, Ребус вздохнул. Войти он не посмел — в баре было слишком мало людей, чтобы среди них можно было затеряться. И даже если бы Ребус все же рискнул, подслушать разговор ему бы вряд ли удалось: случайно или намеренно Кафферти выбрал место с таким расчетом, что подобраться к нему незамеченным было невозможно. Пожалуй, даже у Риордана со всей его техникой ничего бы не вышло.
  
  «Что же делать?» — задумался Ребус. Поблизости хватало темных уголков; затаившись в одном из них, он мог бы дождаться, пока эта сладкая парочка наговорится всласть, но при этом рисковал отморозить зад или застудить почки. Он мог также ждать в машине. Рано или поздно Андропов и Кафферти вернутся к оставленным у моста автомобилям, и тогда… Тогда будет видно.
  
  Приняв решение, Ребус засунул поглубже в карман полученную в банкомате сотню фунтов и небрежной походкой двинулся по дальнему берегу канала в обратную сторону. Перейдя через Лемингтонский мост, он миновал пустырь и припаркованные рядом «бентли» и «мерседес», водители которых, увлеченные разговором друг с другом, не обратили на него ни малейшего внимания. Ребус сомневался, что человек Кафферти владеет русским, следовательно, шофер Андропова знал английский. Что по большому счету было не слишком удивительно.
  
  В «саабе» было лишь немногим теплее, чем на улице, но Ребус не рискнул завести двигатель. Это могло насторожить обоих шоферов, поэтому он только потер руки и плотнее запахнул на себе куртку. Ждать пришлось минут двадцать. Ни Андропова, ни Кафферти Ребус так и не увидел, но «бентли» и «мерседес» неожиданно тронулись с места, и он последовал за ними до Гилмор-плейс. На перекрестке обе машины повернули на Вьюфорт, а оттуда снова вернулись на Данди-стрит. Две минуты спустя они остановились на обочине напротив бара, откуда уже была видна Фаунтинбридж. Движение здесь было более оживленным, и у бордюра стояло порядочно машин, но Ребусу повезло — он нашел удобное место напротив старого здания кооперативного похоронного зала. Как и во всем районе, реконструкция старых домов шла здесь полным ходом: от одного здания остался один фасад, за которым можно было разглядеть контуры вновь возводимого строения. Судя по вывескам, в этих краях обосновались сплошь страховые компании и банки, и Ребус по ассоциации вспомнил сэра Майкла Эддисона, Стюарта Джени и Роджера Андерсона, трудившихся в Первом шотландском. В боковое зеркальце он хорошо видел «мерседес» и «бентли»; обе машины все так же стояли у бордюра, но их фары горели, двигатели продолжали работать на холостых, и Ребус подумал, что каких-нибудь пару лет спустя каждый полицейский сможет задерживать водителей за загрязнение атмосферы углекислым газом даже без санкции прокурора. Вот только через пару лет он уже не будет работать в полиции…
  
  — Есть, голубчики!.. — сказал сам себе Ребус пять минут спустя, когда Андропов и Кафферти появились возле своих машин. Первый сел в свой «мерседес», второй — в «бентли», и оба автомобиля тотчас отъехали, двигаясь в сторону Лотиан-роуд. Когда они миновали «сааб» Ребуса, он тоже завел мотор и поехал следом, уверенный, что на этот раз сумеет удержаться у них на хвосте. На подъезде к Кинг-стейблз-роуд он на мгновение испугался, что Андропов и Кафферти могут свернуть на парковку, но оба водителя продолжали двигаться по главной дороге и свернули сначала на Принсес-стрит, потом на Шарлотт-сквер, а оттуда — на Квин-стрит.
  
  Проезжая Янг-стрит, Ребус бросил взгляд в ту сторону, где находился «Оксфорд-бар».
  
  — Не сегодня, дорогой! — пробормотал он, посылая бару воздушный поцелуй.
  
  После Квин-стрит машины свернули налево, на Лит-уок, миновали Гейфилд-сквер, Грейт-Джанкшн и Норт-Джанкшн-стрит и в конце концов оказались в портовом районе к западу от Лита. Это был еще один реконструируемый район — на месте доков и промышленных зон как грибы после дождя вырастали новенькие жилые дома.
  
  — Едва ли этот район можно назвать туристской достопримечательностью, мистер Андропов, — промолвил Ребус, увидев, что «мерседес» и «бентли» снова сворачивают к обочине.
  
  На этот раз они остановились возле третьей машины, которая стояла с включенной аварийной сигнализацией, и Ребусу пришлось проехать мимо. Остановиться рядом он все равно не мог, поскольку улицы здесь были совершенно пустыми.
  
  Ребус, однако, сразу нашел выход: свернув на первом же перекрестке, он быстро развернулся (с каждым разом сложный разворот давался ему все легче) и вернулся на угол. Там он включил сигнал поворота, пропустил припозднившийся автобус, двигавшийся в нужном ему направлении, и не торопясь поехал следом. Проезжая мимо остановившихся у обочины машин, он увидел уже знакомую картину: Андропов и Кафферти стояли на тротуаре и разговаривали, причем последний, жестикулируя, развел руки в стороны так широко, словно хотел охватить всё. На сей раз, впрочем, к ним присоединились еще два знакомых Ребусу персонажа: Стюарт Джени и Николай Стахов. Сотрудник русского консульства стоял сложив за спиной руки в кожаных варежках; на голове его красовалась смушковая шапка-пирожок. Джени, напротив, был без головного убора; держа руки перед собой, он глубокомысленно кивал в такт тому, что говорил Кафферти.
  
  Впереди показалась работающая заправочная станция, и Ребус свернул туда, чтобы залить в бак несколько литров бензина. Расплачиваясь, он купил у оператора пакетик жевательной резинки, отойдя обратно к колонке, отправил одну пластинку в рот, а потом притворился, будто читает поступившее на мобильник текстовое сообщение. Оператор, скучавший на рабочем месте, разглядывал его сквозь стекло кассы, и Ребус понял, что если он будет слишком мешкать, то вызовет у парня подозрения. Вздохнув, он быстро взглянул в ту сторону, откуда приехал, но ничего интересного не увидел. Кафферти продолжал произносить речь, остальные внимали.
  
  В этот момент на заправку въехала еще одна машина — въехала и встала позади «сааба». Из нее вышли двое. Водитель снял с колонки шланг с «пистолетом» и стал засовывать в бак, пассажир направился было к кассе, но потом передумал и подошел к Ребусу.
  
  — Добрый вечер, — сказал он.
  
  Это был крупный мужчина — намного крупнее самого Ребуса. Его ремень, застегнутый на последнюю дырочку, казалось, вот-вот лопнет. Голову он брил наголо, но на ней уже проступила темная щетина. Лицом незнакомец напоминал перекормленного ребенка, который устраивает скандал каждый раз, когда ему не дают добавки.
  
  В ответ Ребус только кивнул и отправил фантик от жвачки в мусорный бак.
  
  — Ну и развалюха… — Толстяк разглядывал машину Ребуса. — Хоть и «сааб», а старье.
  
  Ребус поглядел на машину, на которой приехал незнакомец. Это был новенький черный «воксхолл-вектра».
  
  — Плохонький, да свой, — парировал он.
  
  Мужчина улыбнулся и кивнул, подтверждая, что Ребус не ошибся, и «воксхолл» действительно казенный.
  
  — С вами хотят побеседовать. Там, — сказал он, кивнув в сторону машины.
  
  — Вот как? — равнодушно проговорил Ребус, вертя в руках начатый пакетик жевательной резинки.
  
  — Я бы не советовал вам отказываться, инспектор Ребус.
  
  Толстяк покосился на него, любуясь произведенным эффектом. Ребус и в самом деле на мгновение перестал жевать.
  
  — Кто вы такие? — резко спросил он.
  
  — Мой коллега вам все расскажет, а мне нужно заплатить за бензин. — Толстяк повернулся и пошел к кассе.
  
  Ребус медлил, не зная, на что решиться. Оператор с интересом наблюдал за происходящим, спутник толстяка смотрел, казалось, только на мерный циферблат колонки, и Ребусу стало любопытно, что от него нужно этим парням.
  
  — Вы, кажется, хотели меня видеть, — сказал он, подходя к «воксхоллу».
  
  — Уж поверьте, инспектор Ребус — видеть вас мне хотелось бы меньше всего.
  
  Водитель не был ни низким, ни высоким, ни худым, ни полным, волосы у него были русыми, глаза — то ли карими, то ли зеленоватыми, а лицо — абсолютно заурядным и ничем не примечательным. Такие лица никогда не привлекают внимания, а если привлекают, то сразу же забываются. Для человека, ведущего наружное наблюдение, это была просто идеальная внешность.
  
  — Вы, вероятно, из уголовного розыска, — предположил Ребус. — Впрочем, я вас не знаю, следовательно, вы не из Эдинбурга.
  
  Стрелка на счетчике топлива добралась до тридцати литров, и водитель отпустил рычаг заправочного «пистолета». Удовлетворенно поглядев на счетчик, он убрал «пистолет» в гнездо держателя, завинтил крышку бака, тщательно вытер руки носовым платком и только после этого повернулся к стоящему перед ним Ребусу.
  
  — Вы — инспектор Ребус, работаете в участке на Гейфилд-сквер, подразделение Б полиции Эдинбурга, отдел уголовных расследований, — проговорил он ровным голосом.
  
  — Это я должен записать, — сказал Ребус. — Иначе я все забуду…
  
  И он сделал вид, будто достает из заднего кармана блокнот.
  
  — У вас проблемы с субординацией, — продолжал водитель. — Именно по этой причине ваше начальство чертовски радо, что через считаные дни вы уходите на пенсию. Еще немного — и они начнут украшать штаб-квартиру на Фетис-авеню флагами и электрическими гирляндами.
  
  — Похоже, вам известно обо мне все, что только можно, — сказал Ребус. — В то время как я знаю о вас лишь то, что вы разъезжаете на крутой тачке того самого типа, который обычно предпочитают полицейские, расследующие деятельность других полицейских.
  
  — Вы считаете, мы из отдела внутренних расследований?
  
  — Может быть и нет, но вы, похоже, знаете, что за люди там работают.
  
  — Знаю, — кивнул водитель. — Я сам пару раз побывал у них на крючке. Легавый, которым ни разу не заинтересовался ОВР, — плохой легавый.
  
  — Значит, я — хороший легавый, — заключил Ребус.
  
  — Я знаю, — тихо сказал водитель. — А теперь забирайтесь-ка внутрь, и давайте поговорим серьезно.
  
  — Но моя машина…
  
  Ребус обернулся и увидел, что толстяк с детским лицом ухитрился каким-то образом втиснуться в салон «сааба» и включить зажигание.
  
  — Не беспокойтесь, — сказал водитель с неприметным лицом. — Энди разбирается в машинах…
  
  С этими словами он вернулся за руль «воксхолла». Ребус обошел машину спереди и сел на переднее пассажирское сиденье. После Энди на подушках осталась внушительная вмятина.
  
  Захлопнув дверцу, Ребус бегло оглядел салон в поисках подсказки, которая помогла бы ему выяснить, кто перед ним.
  
  — Мне нравится ход ваших мыслей, — вскользь заметил водитель, — но, когда работаешь под прикрытием, стараешься ничем себя не выдать.
  
  — Наверное, я — никудышный шпик, — вздохнул Ребус. — Вон как вы легко меня засекли…
  
  — Никудышный, — подтвердил водитель.
  
  — Зато у вашего приятеля Энди просто на лбу написано, что он — полицейский.
  
  — Некоторые считают, что он похож на вышибалу.
  
  — Большинство вышибал выглядят чуточку интеллигентнее.
  
  Водитель продемонстрировал Ребусу зажатый в кулаке мобильный телефон.
  
  — Хотите, чтобы я передал ему эти слова, пока он сидит за рулем вашей машины?
  
  — Может быть, позже, — сказал Ребус. — И все-таки откуда вы?..
  
  — Из НОПа, — ответил незнакомец, что означало — из Шотландского агентства по борьбе с наркотиками и организованной преступностью. — Инспектор Стоун.
  
  — А Энди?
  
  — Сержант Проссер.
  
  — Чем могу быть полезен, инспектор Стоун?
  
  — Для начала можете называть меня просто Калум. Надеюсь, вы не против, если и я, в свою очередь, стану называть вас Джон?
  
  — Этак запросто, по-дружески, да, Калум?..
  
  — Попробовать-то можно, а там поглядим.
  
  «Сааб» тем временем включил сигнал, собираясь сворачивать с главной дороги. Вскоре обе машины выехали на стоянку казино неподалеку от морского терминала. Там Стоун остановился бок о бок с «саабом» и выключил двигатель.
  
  — Энди, я вижу, неплохо знает эти места.
  
  — Только как футбольный болельщик. Он ездит в Эдинбург каждый раз, когда его любимый «Данфермлин» играет с «Сердцами» или «Гибернийцами».
  
  — Недолго ему осталось ездить. «Данфермлин» вот-вот вылетит.
  
  — Для него это больное место, — предупредил Стоун.
  
  — Буду иметь в виду, — пообещал Ребус.
  
  Стоун повернулся так, чтобы лучше видеть лицо Ребуса.
  
  — Буду с тобой предельно откровенен, поскольку любой другой подход, похоже, бесполезен. Ты только когти выпускаешь… — Он немного помолчал. — Скажи, почему ты так интересуешься Кафферти и русским?
  
  — Они связаны с делом, над которым я работаю.
  
  — С убийством Федорова?
  
  Ребус кивнул:
  
  — Последнюю рюмку, которую русский поэт выпил в своей жизни, поднес ему не кто иной, как Кафферти. А Андропов при этом фактически присутствовал.
  
  — И ты считаешь, что эти двое о чем-то сговорились?
  
  — Уверен. Только раньше я не знал о чем.
  
  — А теперь знаешь?
  
  — Сдается мне, что Андропов намерен приобрести изрядный кусок Эдинбурга, — пояснил Ребус. — И Кафферти готов ему в этом помочь.
  
  — Что ж, это не исключено.
  
  Стоун кивнул, а Ребус поглядел в окно на свою машину. На стоянке было довольно темно, но ему все равно показалось, что Проссер пинает ногой закапризничавшую колонку.
  
  — Мне что-то не верится, что тебя послали выслеживать Кафферти в одиночку, — сказал он. — Неужели в вашем отделе настолько не хватает людей?
  
  — Не всем нравится работать по ночам.
  
  — Мне можешь об этом не рассказывать. Когда время от времени я все же появляюсь дома, у моей жены делается такое лицо, будто в платяном шкафу у нее сидит пара мужиков.
  
  — Я не вижу у тебя обручального кольца. Ты его не носишь?
  
  — Нет, не ношу. Зато я знаю, что ты, Джон, разведен и у тебя взрослая дочь.
  
  — Можно подумать, на самом деле вас интересую я, а не Андропов.
  
  — На Андропова мне плевать. По нашим данным, московские власти находятся на волосок от того, чтобы обвинить его во всех смертных грехах: взяточничестве, мошенничестве, финансовых махинациях…
  
  — Ему, похоже, тоже наплевать. Чувствует он себя, во всяком случае, довольно свободно. Может быть, это потому, что он задумал поменять место жительства?
  
  — Поживем — увидим. Во всяком случае, в Эдинбург он прибыл, похоже, совершенно легально. Тут к нему не подкопаешься.
  
  — Даже несмотря на то, что сразу после приезда сюда он начал общаться с Кафферти?
  
  — Ты, возможно, не в курсе, Джон, но девяносто процентов всех дел, которыми ворочают крупные мафиозные главари, абсолютно законны.
  
  Ребус на минуту задумался, потом кивнул.
  
  — Значит, вас интересует вовсе не Андропов…
  
  — Ты прав, Джон. Наше сугубое внимание привлек твой приятель Кафферти, и можешь не сомневаться — на этот раз он таки отправится за решетку. Ну а поскольку за прошедшие годы ты не раз с ним сталкивался, вполне естественно, что и твое имя встречается в наших досье сравнительно часто. Но Кафферти наш, Джон, имей это в виду! Последние семь или восемь месяцев шестеро ребят из нашего отдела работали не разгибая спины, чтобы загнать его в ловушку. У нас есть и записи его телефонных разговоров, и заключения экспертов-налоговиков, и много чего еще, и мы намерены в самое ближайшее времени отправить Кафферти в тюрьму и обратить полученные им средства в доход казны. — Стоун снова улыбнулся, но его взгляд был холоден как лед. — И единственное, что нам может помешать, — это кто-то, зациклившийся на своих высосанных из пальца версиях и к тому же питающий к Кафферти давнишнюю неприязнь. — Он покачал головой. — Я не могу этого допустить, Джон.
  
  — Иными словами — отойди в сторону и не мешай, так, что ли?
  
  — Если бы я велел тебе «отойти», — негромко продолжал Стоун, — ты поступил бы как раз наоборот. Просто из упрямства.
  
  Проссер в «саабе» совершенно исчез из вида. Похоже, здоровяк что-то делал с дверной панелью.
  
  — Что вы намерены предъявить Кафферти?
  
  — Может, торговлю наркотиками, может, отмывание денег. Уклонение от уплаты налогов тоже хорошая статья. Бедняга понятия не имеет, что нам известно обо всех его офшорных счетах.
  
  — Это поработали те самые эксперты-налоговики, о которых ты упоминал?
  
  — Они самые. Им приходится скрывать свои имена — настолько они хороши. В противном случае на них бы началась самая настоящая охота.
  
  — Могу себе представить… — Ребус ненадолго задумался. — А что может связывать Кафферти и Андропова с Федоровым?
  
  — Пожалуй, только то, что эти двое русских знали друг друга еще в Москве.
  
  — Андропов знал Федорова?
  
  — Это было давно. Они вместе учились, то ли в школе, то ли в институте.
  
  — Я вижу, ты кое-что знаешь об Андропове. Скажи, что все-таки связывает его с Кафферти? Ведь как ни крути, эти двое не одного поля ягоды…
  
  — Послушал бы ты себя, Джон!.. Тебе сколько? Под шестьдесят, наверное, а ты все никак не угомонишься! — Стоун рассмеялся, на сей раз, похоже, совершенно искренне. — Ты твердо решил отправить Кафферти за решетку, это я уже понял, но и ты пойми — если тебе так хочется сделать себе к пенсии этот подарок, ты должен предоставить нам с ним разобраться. И слежкой тут ничего не добьешься. Покончить с Кафферти можно только одним способом: пройти по следу, который он оставил на бумаге, или, вернее, бумагах… Тут тебе и нефтяной бизнес, и сокрытие прибыли, и банки на Бермудах и в Литве, и взятки, и отступные, и махинации с балансовой отчетностью…
  
  — И сегодня вы отправились на улицы именно затем, чтобы, как ты выражаешься, пройти по этому «бумажному» следу?
  
  — Мы слышали, как Кафферти разговаривал по телефону со своим адвокатом. Он сказал, что ты задержал его для допроса. Адвокат хотел подать на тебя официальную жалобу по обвинению в произволе и превышении полномочий, но Кафферти не согласился. Он сказал, что ему лестно подобное внимание. Но нас это обеспокоило, Джон. Пойми, меньше всего нам хочется, чтобы какая-то случайность испортила нам всю малину как раз сейчас, когда мы готовимся к решительным действиям. Кстати, нам известно, что ты следишь за домом Кафферти, мы-то тебя видели, а вот ты нас — вряд ли…
  
  — Это потому, что вы умеете вести наблюдение лучше, чем я, — ввернул Ребус.
  
  — Так оно и есть.
  
  Откинувшись на спинку сиденья, Стоун махнул Проссеру рукой. Толстяк сразу выбрался из «сааба» и взялся за дверцу «воксхолла» с пассажирской стороны.
  
  — Ну как там мой проигрыватель? — спросил у него Ребус.
  
  — Как новенький.
  
  Ребус снова повернулся к Стоуну. Детектив протянул ему служебную визитку.
  
  — Будь умницей, — сказал он, — оставь слежку профессионалам.
  
  — Ладно, я подумаю, — буркнул Ребус на прощание.
  
  Сев в «сааб», он сразу же включил сидиолу. Вторая колонка снова работала, причем ни на дверной панели, ни на защитной сетке динамика не видно было никаких следов. Приходилось признать, что Проссер действительно знал свое дело, однако Ребусу удалось никак не показать своего удивления. Дав задний ход, он развернулся и выехал со стоянки. Перед ним был выбор — повернуть налево и вернуться в город или поехать направо — туда, где он в последний раз видел Кафферти и Андропова. Включив левый поворотник, Ребус стал ждать, пока проедут движущиеся по главной дороге машины.
  
  Потом он повернул направо.
  
  Но все три машины уже исчезли, и Ребус вполголоса выругался. Что теперь делать — прочесывать близлежащие улочки или, может быть, вернуться к гостинице «Каледониан»? Или ехать сразу к дому Кафферти, вдруг он уже вернулся?
  
  «Просто поезжай домой, Джон», — сказал себе Ребус.
  
  Так он и поступил. По Кэнон-Милз, через Нью-Таун, через Старый город, мимо Медоуз в Марчмонт, по самой Марчмонт-роуд и налево — на Арден-стрит. Там, в качестве награды за сегодняшние труды, его ждал небольшой подарок: свободное местечко для парковки. И всего два лестничных пролета. Поднявшись в квартиру, он почти не запыхался, и все равно сразу отправился на кухню, наполнил стакан холодной водой и залпом выпил. Потом Ребус налил себе еще на дюйм воды и вернулся в гостиную. Там он добавил в воду примерно столько же виски и рухнул в любимое кресло, предварительно вставив в плеер диск Джонни Кэша, но тут же решил, что это не самый лучший выбор, и выключил музыку, чувствуя себя немного виноватым: насколько он помнил, у Джонни Кэша были файфские корни. В какой-то старой газете он даже видел фото Джонни, посещавшего дом предков в Фолкленде.
  
  Вместо Кэша он поставил Джона Мартина, «Благодать и опасность» — один из лучших ранних альбомов. Мрачноватая, навевающая грусть музыка соответствовала его нынешнему настроению больше всего.
  
  — Черт! — громко сказал Ребус, подводя итог своим сегодняшним похождениям.
  
  Он и в самом деле не знал, как расценивать внезапное появление на сцене Стоуна и Проссера. Да, ему хотелось вывести Кафферти из игры, но сейчас Ребус ощущал, насколько важно для него самому нанести решающий удар. И похоже, проблема была не столько в самом Кафферти… Ребус сражался с ним на протяжении уже многих лет, и мысль о том, что начатое им дело будет доведено до конца очкариками-экспертами — специалистами в области современных технологий и бухгалтерского учета, была ему неприятна. Без драки, без шума, без крови.
  
  Должен быть шум.
  
  Должна быть драка.
  
  Джон Мартин пел о людях, сошедших с ума. Второй композицией на диске была «Благодать и опасность», следом шла «Скверно, Джонни»…
  
  — Он поет о моей жизни, — пожаловался Ребус, обращаясь к бокалу с виски.
  
  Как ему быть, что делать с собой, со своей жизнью, если Кафферти и в самом деле станет недосягаем? А вдруг Стоун со своими очкастыми умниками и впрямь сумеет посадить гангстера без шума и пыли, строго по науке?
  
  Нет.
  
  Должен быть шум.
  
  Должна быть драка.
  
  Должна пролиться кровь…
  23 ноября 2006 года. Четверг
  День седьмой
  27
  
  Ребус припарковался на улице напротив полицейского участка Гейфилд-сквер. Отсюда ему было хорошо видно, как мельтешат перед входом репортеры и как — в зависимости от времени прибытия съемочной группы — устанавливается или разбирается телевизионная аппаратура. Несколько журналистов расхаживали по тротуару, прижимая к губам мобильные телефоны. Каждый из них зорко посматривал в сторону коллег, чтобы, не дай бог, не быть подслушанным и в то же время — не поддаться соблазну подслушать самому. Фотографы пытались найти ракурс, с которого не слишком бросалась в глаза обнажившаяся, а местами и обвалившаяся штукатурка на фасаде полицейского участка.
  
  Со своего наблюдательного пункта Ребус разглядел и нескольких входивших в здание сотрудников в штатском. Некоторых — в том числе Рэя Рейнольдса — он знал, остальные были ему незнакомы, но по повадкам было сразу видно: это — детективы. Скорее всего, именно эти люди и были приданы следственной группе Шивон «на усиление».
  
  Ребус медленно жевал, откусывая кусочки от купленного на завтрак рулета. Вместе с рулетом он взял кофе, газету и апельсиновый сок. В газете появились новые подробности, касающиеся странного заболевания Литвиненко (версия об отравлении все еще оставалась под вопросом), но о Федорове не было сказано ни слова. Чарльзу Риордану был посвящен один коротенький абзац, размещенный в самом конце, где обычно печатались некрологи. Из заметки Ребус узнал, что Риордан работал в нескольких рок-турах еще в 80-х: упоминались «Биг Кантри» и «Дикон Блю».[18] Цитировался один из участников концертов, сказавший, что «Чарли прекрасно сводит звук, он мог бы работать даже в самолетном ангаре». Еще раньше Риордан был сессионным музыкантом: он играл с «Назаретом», с оркестром Фрэнка Миллера и братьями Сазерленд, и Ребус подумал, что среди его раритетных альбомов наверняка найдутся такие, в записи которых Чарльз принимал участие.
  
  — Эх, кабы знать раньше!.. — сказал себе Ребус.
  
  Глядя на толпу репортеров перед участком, он гадал, кто мог слить прессе информацию о том, что смерти Федорова и Риордана связаны между собой. Впрочем, какая разница, если это обстоятельство рано или поздно все равно бы всплыло? Куда больше Ребуса заботило другое: он собирался попросить кое-кого об одолжении, а это означало, что взамен ему тоже придется чем-то делиться. Теперь он этой возможности лишился. Впрочем, Ребус пока не видел человека, который был ему нужен, зато тот, кого ему видеть не особенно хотелось, был тут как тут. Из подъехавшего к участку служебного лимузина выбирался сам Корбин. На мгновение он замер, позируя десяткам репортеров, и Ребус получил возможность подробно рассмотреть отутюженную форму, сверкающую фуражку и черные лайковые перчатки начальника полиции. Теоретически Корбин мог надеть форму «для поднятия боевого духа» подчиненных, но Ребус хорошо знал своего начальника и не сомневался, что его заранее предупредили о присутствии репортеров. Корбин буквально млел в присутствии представителей четвертой власти, воображая, будто все они готовы плясать под его дудку. Что ж, блажен, кто верует… И Ребус, достав мобильник, позвонил Шивон.
  
  — Боевая тревога, — предупредил он.
  
  — Кто и где?
  
  — Корбин собственной персоной. Он сейчас красуется перед репортерами, но минуты через две вы будете иметь удовольствие его лицезреть.
  
  — Ты где-то поблизости?
  
  — Не бойся, он меня не увидит. Как вообще дела?
  
  — Собираемся еще раз побеседовать с Нэнси Зиверайт.
  
  — Не знаешь, Андерсон больше не появлялся на ее горизонте?
  
  — Нет, насколько мне известно. — Шивон немного помолчала. — А чем ты сам собираешься заняться — кроме как сидеть в машине перед входом в участок, разумеется?
  
  — Откровенно говоря, — сказал Ребус самым доверительным тоном, — я рад, что мне не нужно заходить в участок… Согласись, что по сравнению с такими асами сыска, как, например, Рейнольдс Крысий Хвост, я бы выглядел бледновато…
  
  — Пожалуй…
  
  — Кстати, мне показалось, что несколько минут назад я видел юного Тодда, который входил в участок. И он был в новеньком костюме…
  
  — Да.
  
  — А я было подумал, что теперь, когда мы узнали, что его брат тоже в этом завязан, ты отправишь его обратно в патруль.
  
  — Филлида тоже на это надеялась, но я считаю — он может оставаться в группе, по крайней мере до тех пор, пока не прослушает все двести с лишним часов записей городских шумов, сделанных Риорданом. Таким образом, Тодд не будет принимать в расследовании активного участия, а помощь…
  
  — А с шефом ты свое решение согласовала? Макрей в курсе?
  
  — Это моя забота, не твоя.
  
  — А-а!.. — воскликнул Ребус, увидев, что Корбин в последний раз приветственно махнул репортерам и скрылся за дверями. — Он вошел, — добавил Ребус в телефон.
  
  — Я, пожалуй, пойду готовиться, — отозвалась Шивон. — Должна же я изобразить удивление!..
  
  — Ты должна изобразить приятное удивление, — поправил Ребус. — Может, заработаешь еще один плюсик в личном деле.
  
  — Вряд ли. Я собиралась поговорить с Корбином о твоем отстранении.
  
  — Напрасно. Все равно ничего не добьешься.
  
  — И тем не менее… — Было слышно, как она перевела дух и прошептала вполголоса: — А вот и он, легок на помине…
  
  Телефон заглох. Ребус убрал его в карман и нетерпеливо пробарабанил пальцами по рулю.
  
  — Где же ты, Мейри?.. — пробормотал он.
  
  Но не успел Ребус произнести эти слова, как из-за угла Ист-Лондон-стрит появилась сама Мейри Хендерсон, бодро шагавшая по направлению к полицейскому участку. В одной руке у нее были зажаты блокнот и карандаш, в другой — коробочка диктофона, на плече болталась большая черная сумка. Ребус несколько раз нажал на сигнал, но Мейри не обратила на него внимания. Он снова загудел — с тем же результатом. Не желая привлекать к себе внимание, Ребус оставил свои попытки и, выбравшись из салона, встал рядом с машиной. Мейри на ходу поговорила с коллегой, потом поймала за шиворот одного из репортеров и стала допытываться, что он успел заснять. Этого парня Ребус знал — кажется, его звали Мунго, когда-то давно он работал с Мейри. Не переставая беседовать с фотографом, Мейри прочла поступившее на мобильник сообщение, потом стала набирать номер. Прижимая аппарат к уху, она сделала несколько шагов подальше от толпы — туда, где в середине Гейфилд-сквер находился небольшой травяной пятачок. На траве валялись пустые бутылки, пакеты из-под картофельных чипсов и другой мусор, при виде которого Мейри недовольно нахмурилась. Потом она подняла глаза и увидела Ребуса.
  
  Он улыбнулся. Все время, пока продолжался разговор, Мейри не отводила от него взгляда. Наконец она убрала мобильник и стала обходить травяной пятачок, но Ребус уже вернулся в машину — ему не хотелось, чтобы его увидел еще кто-то.
  
  Несколько секунд спустя Мейри Хендерсон уже сидела рядом с ним на переднем сиденье «сааба». Свою сумку она положила на колени.
  
  — Что нужно? — спросила она.
  
  — И тебе также доброго утра. — Ребус снова улыбнулся. — Как газетный бизнес?
  
  — Трещит по всем швам, — призналась она. — Интернет и бесплатные листки нас когда-нибудь доконают. Читатели, готовые платить за новости, становятся исчезающим видом.
  
  — И доходы от рекламы исчезают вместе с ними? — догадался Ребус.
  
  — Да. В общем и целом. — Она вздохнула.
  
  — Значит, для свободных художников вроде тебя настали трудные времена?
  
  — Сенсационных материалов по-прежнему хватает, только редакторы терпеть не могут за них платить. Быть может, ты заметил — некоторые таблоиды призывают читателей самих присылать им новости и интересные фотографии…
  
  Откинувшись на подголовник сиденья, Мейри на мгновение прикрыла глаза, и Ребус неожиданно почувствовал к ней что-то вроде сострадания. Они знали друг друга уже довольно давно, на протяжении нескольких лет обмениваясь слухами, фактами и прочей любопытной информацией, но еще никогда Ребус не видел журналистку такой усталой и подавленной.
  
  — Может, я смогу чем-нибудь помочь… — начал он.
  
  — Ты насчет Федорова и Риордана? — Открыв глаза, Мейри повернулась к нему.
  
  — Ну да.
  
  — Кстати, почему ты здесь, а не там? — Она махнула рукой в сторону полицейского участка.
  
  — Потому что я хотел попросить тебя об одном одолжении…
  
  — То есть тебе нужно, чтобы я что-то для тебя раскопала?
  
  — Ты хорошо меня изучила, Мейри.
  
  — В прошлом я много раз делала тебе «одолжения», но ты далеко не всегда отвечал тем же.
  
  — На этот раз все может обернуться по-другому.
  
  Она устало усмехнулась:
  
  — И эти твои слова я слышала уже, наверное, сотни раз!
  
  — Хорошо, пусть это будет не одолжение, а твой прощальный подарок.
  
  — Прощальный подарок? — Мейри Хендерсон пронзительно взглянула на него. — Ах да, я и забыла — тебе же скоро на пенсию.
  
  — Считай, что я уже на пенсии. Корбин меня отстранил.
  
  — За что?
  
  — Он считает, что я оклеветал его друга — сэра Майкла Эддисона.
  
  — Банкира?! — Мейри оживала на глазах.
  
  — Точно так. Между тем я уверен — он как-то связан с убийством Федорова.
  
  — Как же именно?
  
  — Я бы сказал, что эта связь довольно опосредованная, и тем не менее она существует.
  
  — Звучит довольно интригующе.
  
  — Я знал, что тебя это заинтересует.
  
  — И ты расскажешь мне, в чем дело?
  
  — Расскажу что могу, — поправил Ребус.
  
  — И что ты за это хочешь?
  
  — Мне нужны сведения о человеке по фамилии Андропов.
  
  — Ты, вероятно, имеешь в виду того русского миллиардера, который недавно побывал в Эдинбурге в составе какой-то делегации?
  
  — Именно его. Только он все еще здесь. Делегация уехала, а Андропов остался.
  
  — Я этого не знала… — Мейри задумчиво сжала губы. — Что именно ты хотел бы о нем узнать?
  
  — В первую очередь я хотел бы выяснить, откуда он взялся и как заработал свои миллиарды. И разумеется, меня очень интересует, что связывало его с Федоровым.
  
  — Кроме того, что они оба — русские?
  
  — Я слышал, что когда-то они хорошо знали друг друга.
  
  — И?..
  
  — И в ночь накануне своей гибели Федоров пил в одном баре со своим бывшим однокашником.
  
  Мейри Хендерсон негромко присвистнула.
  
  — Кто еще об этом знает? — спросила она.
  
  — Никто. И это, кстати, еще не все…
  
  — Если я напишу такую статью, твое начальство сразу поймет, кто мой источник.
  
  — Через два дня твой источник вольется в ряды пенсионеров и станет гражданским человеком.
  
  — А начальство останется с носом?
  
  — Абсолютно верно.
  
  В глазах Мейри Хендерсон вспыхнул жаркий огонек профессионального интереса.
  
  — Готова спорить, Джон, у тебя в запасе найдется еще немало «горячих» историй!
  
  — Я приберегаю их для своих мемуаров.
  
  Она окинула его еще одним внимательным взглядом.
  
  — Все равно тебе понадобится литобработчик, — сказала Мейри и при этом, похоже, ни капли не шутила.
  
  Редакция газеты «Скотсмен» разместилась в современном здании в конце Холируд-роуд — напротив здания парламента и Би-би-си. В штате редакции Мейри Хендерсон не работала уже несколько лет, но ее здесь хорошо знали и даже выдали пропуск, по которому она проходила в здание, когда заблагорассудится.
  
  — Как тебе удалось его заполучить?.. — спросил Ребус, расписываясь в журнале посетителей и прикрепляя к куртке карточку гостя, но Мейри лишь улыбнулась.
  
  Из вестибюля, где стояла конторка дежурного секретаря, они попали в просторный зал открытой планировки, в котором находился от силы десяток работников. Ребус, ожидавший застать в редакции многолюдство и суету, был очень удивлен этим обстоятельством, но Мейри объяснила, что он живет устаревшими понятиями.
  
  — В наши дни не требуется много людей, чтобы делать газету.
  
  — Но тебя это, похоже, не слишком радует.
  
  — В старой редакции была своя особая атмосфера. И в нашем отделе новостей — тоже. Репортеры носились по всей комнате и вопили на разные голоса, пытаясь в срочном порядке состряпать статью, редактор, засучив рукава, бранился на чем свет стоит, младшие редакторы дымили как паровозы и норовили протащить в выпуск свои материалы… статьи кромсали вручную и наклеивали на бумагу гуммиарабиком. Теперь же все стало слишком… — Она запнулась, подбирая слово. — Слишком рациональным. И эффективным.
  
  — Быть полицейским раньше тоже было интереснее, — ответил Ребус. — Но надо признаться честно — тогда полиция совершала больше ошибок.
  
  — Тебе в твоем возрасте можно вздыхать о прошлом.
  
  — А тебе — нет?
  
  В ответ Мейри только пожала плечами и, подсев к ближайшему свободному компьютеру, жестом велела Ребусу взять еще один стул. Какой-то мужчина с бородой и в полукруглых очках, проходивший мимо, приветливо поздоровался с Мейри.
  
  — Салют, Гордон, — откликнулась она. — Напомни пароль, а?
  
  — Коннери, — ответил тот.
  
  Мейри поблагодарила и, дождавшись, пока Гордон отойдет подальше, подмигнула Ребусу.
  
  — Половина людей здесь уверена, что я до сих пор в штате.
  
  — Умеют же некоторые устроиться.
  
  Ребус смотрел, как она вводит пароль и начинает поиск по фамилии Андропов.
  
  — Как его имя?
  
  — Сергей.
  
  Мейри повторила поиск и получила вдвое меньше результатов.
  
  — Вообще-то к интернету мы могли подключиться где угодно, — промолвил Ребус с легким недоумением.
  
  — Это не интернет, точнее — не совсем интернет. Мы находимся в редакционной базе данных, где собраны все статьи, посвященные текущим новостям.
  
  — Все статьи из «Скотсмена»?
  
  — Из «Скотсмена» и всех остальных газет. — Она показала на экран. — Чуть больше пятисот совпадений.
  
  — Порядочно.
  
  Мейри покосилась на него.
  
  — Это мало, — сказала она. — Ну, как мы поступим? Распечатать для тебя статьи или попробуешь читать с экрана?
  
  — Попробую просмотреть их на экране — посмотрим, как пойдет дело.
  
  Она встала с кресла и откатила его в сторону, чтобы Ребус мог сесть ближе к компьютеру.
  
  — Работай, а я пока пойду прогуляюсь, послушаю последние сплетни.
  
  — А что мне говорить, если кто-нибудь спросит, что я здесь делаю?
  
  Мейри немного подумала.
  
  — Скажи, что ты редактор экономического отдела.
  
  — Что ж, это недалеко от истины.
  
  Мейри ушла, а Ребус наклонился к экрану и начал читать, неловко орудуя мышкой. В самых ранних статьях рассказывалось о деловой активности Андропова. С началом горбачевской перестройки государственный контроль в промышленности ослаб, и предприимчивые люди вроде Андропова воспользовались этим, чтобы вкладывать средства в предприятия ведущих отраслей промышленности. Поначалу Андропов специализировался на цветных металлах — цинке, меди, алюминии, потом занялся сталью и углем. Его попытки проникнуть в нефтедобывающую и газовую отрасли особого результата не дали, но во всех остальных начинаниях Андропову неизменно сопутствовал успех. Этот успех был настолько громким, что власти начали расследование, пытаясь обвинить его в коррупции и связях с организованной преступностью. В те времена об Андропове писали достаточно часто, причем в зависимости от позиции того или иного журналиста он оказывался попеременно то жертвой системы, то гениальным предпринимателем, то жуликом самого высокого полета.
  
  Минут через двадцать Ребус попытался еще уменьшить количество результатов, добавив в строку поиска слово «биография». Его сообразительность была вознаграждена: вскоре он уже просматривал краткие анкетные данные Андропова. Первые же строки весьма заинтересовали Ребуса. Оказалось, что Андропов не только родился в том же, что и Федоров, 1960 году, но и жил в том же районе Москвы, так что знакомство между этими двумя вовсе не исключалось.
  
  — Так-так… — пробормотал Ребус.
  
  В статье, однако, не было никаких сведений о том, в какой школе или институте учился Андропов. Больше того, ранние годы его жизни почему-то не привлекли журналистов и остались практически неосвещенными. Поиск сразу по двум фамилиям Андропов — Федоров не дал ни одного результата, зато запрос по одному только Федорову — семнадцать тысяч упоминаний на разных языках, и Ребус невольно подумал, что Мейри была права, когда утверждала, что пятьсот статей — это ерунда. Просматривая их, Ребус целенаправленно разыскивал сведения, касавшиеся преподавательской деятельности Федорова. Прочитанные поэтом лекции много раз удостаивались самых лестных эпитетов, некоторые из них даже можно было скачать, но ни одного упоминания о том, что поэт вынужден был оставить свое место, Ребус не нашел. Возможно, Андропов лгал, когда утверждал, что Федорова вынудили подать в отставку из-за его беспорядочных связей со студентками.
  
  — Привет…
  
  Это вернулся бородатый приятель Мейри.
  
  — Доброе утро.
  
  Ребус смутно помнил, что этого типа зовут Гордон. Сейчас этот Гордон, наклонившись вперед, смотрел на экран поверх его головы.
  
  — Я думал, Федоровым у нас занимается Сэнди, — проговорил Гордон.
  
  — Угу, — согласился Ребус. — Я просто решил заглянуть в его биографические данные — вдруг там найдется что-нибудь… ну, ты понимаешь.
  
  — Понимаю… — Гордон кивнул, будто и в самом деле все понял. — А сам Сэнди где? Все еще на Гейфилд-сквер?..
  
  — Да, насколько я знаю, — сказал Ребус.
  
  — Ну и что ребята говорят? Провалят легавые это дело?
  
  — Не думаю, — отвечал Ребус чуть более твердым тоном.
  
  — Что ж, трудящийся достоин награды. Пожелаем нашей доблестной полиции всяческих успехов…
  
  Гордон снова рассмеялся и зашагал прочь.
  
  — Придурок, — проговорил Ребус сквозь зубы, но достаточно громко.
  
  Гордон едва не споткнулся, но оборачиваться не стал — то ли внушил себе, что ослышался, то ли решил не связываться. Через мгновение он исчез, а Ребус вернулся к чтению статей. Вскоре он переключился с Федорова на Андропова и почти сразу наткнулся на знакомое имя: Родди Денхольм. Похоже, русский миллиардер был неравнодушен к искусству, во всяком случае, он активно скупал картины и антиквариат. Цены на аукционах, в которых участвовал Андропов, мгновенно взлетали до небес. Ни один нувориш не чувствовал себя настоящим богачом без картины Матисса или рисунка Пикассо, и Андропов не был исключением. Ребус специально открыл несколько статей, сопровождавшихся фотографиями, сделанными в Нью-Йорке, Лондоне, Москве. Десять миллионов здесь, пять миллионов там… Пустяк! Андропов, впрочем, в статьях упоминался вскользь, и не как самый активный покупатель, а как человек, который разбирается в современном изобразительном искусстве, главным образом британском. В качестве такого «знатока» он предпочитал покупать картины на выставках и в галереях, а не в аукционных домах типа «Кристи» или «Сотби». Как узнал Ребус, сравнительно недавними его приобретениями стали два полотна Элисон Уотт, а также работы Калума Иннеса, Дэвида Маха, Дугласа Гордона и Родди Денхольма. О последнем Ребус впервые узнал от Шивон — по ее словам, это был тот самый художник-авангардист, который устраивал в здании парламента что-то вроде современной видеоинсталляции, для которой Риордан делал звуковое сопровождение. В заключение автор статьи писал, что, поскольку все упомянутые художники были шотландцами, «мистер Андропов», возможно, станет специализироваться именно на шотландском авангардном искусстве.
  
  Хмыкнув, Ребус переписал имена художников в блокнот, потом задал еще несколько поисков. За этим занятием его и застала Мейри Хендерсон, вернувшаяся в зал с двумя чашками кофе.
  
  — С молоком, но без сахара, — сказала она.
  
  — Сойдет, — проворчал Ребус вместо благодарности.
  
  — Что ты сказал Гордону? — поинтересовалась Мейри, усаживаясь рядом с ним.
  
  — А что?
  
  — У него сложилось впечатление, будто ты настроен против него.
  
  — Некоторые люди слишком чувствительны.
  
  — Как бы там ни было, он вообразил, что ты — новый начальник.
  
  Ребус вздохнул:
  
  — Мне всегда казалось, что во мне это есть. Командирская жилка, я имею в виду… — Ненадолго отвернувшись от экрана, он подмигнул Мейри. — Если я нажму на кнопку «распечатать», где можно забрать готовые копии?
  
  — На принтере… — Она показала на стоящий в углу зала аппарат.
  
  — И что, мне придется самому туда идти?
  
  — Ты начальник, Джон. Заставь кого-нибудь сделать это вместо себя…
  28
  
  Репортеры понемногу покидали Гейфилд-сквер — то ли потому, что приближалось время обеда, то ли потому, что где-то произошло еще нечто, требующее скорейшего освещения на страницах газет и по телевидению. Шивон Кларк этого не видела — начальник полиции Корбин и старший инспектор Макрей устроили совещание, на котором ей пришлось присутствовать. Корбин, как вскоре выяснилось, был не в восторге оттого, что расследование дела Федорова возглавляет Шивон. Макрей защищал ее как мог, но начальник не переменил своего решения.
  
  — Давайте вызовем из управления инспектора Старра, — настаивал он, и Макрей в конце концов капитулировал.
  
  — Слушаюсь, сэр, — сказал он.
  
  Когда совещание закончилось, Макрей вздохнул и сказал Шивон, что начальник полиции прав. В ответ она только пожала плечами, и Макрей, потянувшись к телефону, попросил соединить его с инспектором Старром.
  
  Меньше чем через полчаса Дерек Старр — в безупречном костюме, с аккуратно уложенными и напомаженными волосами — появился в отделе уголовного розыска и сразу же заявил о своем желании собрать следственную группу для проведения летучки.
  
  — Так проводи, летучий ты наш… — вполголоса пробормотала Хейс, давая понять, что она по-прежнему на стороне Шивон.
  
  Та в знак признательности ответила легкой улыбкой.
  
  Старр, проведший в кабинете Макрея меньше минуты, не успел получить подробный инструктаж, поэтому в своей пламенной речи, ради которой, собственно, и затевалась упомянутая летучка, он упирал главным образом на «сомнительный характер» связи между двумя преступлениями и призвал подчиненных «не придавать слишком большого значения совпадениям» — особенно «на начальном этапе расследования». Потом Старр повернулся к Шивон:
  
  — Вы, сержант Кларк, будете нашим координирующим центром. Я имею в виду — если между двумя случаями протянутся какие-то ниточки, в вашу задачу будет входить их всесторонняя оценка.
  
  Под конец Старр обвел присутствующих взглядом и спросил, всем ли понятно, как будет отныне организована работа. Согласный ропот нескольких голосов был заглушён Рэем Рейнольдсом, который, несмотря на все усилия, не удержался и громко рыгнул.
  
  — Чили кон карне, — пояснил он, виновато глядя на соседей, обмахивавшихся планшетами и листами бумаги.
  
  Старр нахмурился, но, к счастью, у Шивон на столе зазвонил телефон. Взяв трубку, она заткнула свободное ухо пальцем и не слышала продолжения.
  
  — Сержант Кларк, — сказала она в трубку.
  
  — Могу я поговорить с инспектором Ребусом?
  
  — К сожалению, сейчас его нет на месте. Я могу быть вам чем-то полезна?
  
  — Это говорит Стюарт Джени…
  
  — Добрый день, мистер Джени. Вы должны меня помнить: мы встречались с вами в парламенте.
  
  — Я помню, мисс, э-э… Кларк. Ваш начальник, мистер Ребус, просил предоставить ему сведения о состоянии банковских счетов Федорова…
  
  — И вы собрали эти сведения?
  
  — Я сожалею, что это заняло столько времени, но вы должны меня понять: существует порядок…
  
  Шивон перехватила направленный на нее взгляд Хейс.
  
  — Где вы сейчас, мистер Джени?
  
  — В банке, в головном офисе.
  
  — Могу я прислать за бумагами нашего человека?
  
  — Разумеется. Так даже будет лучше — не нужно никуда ехать…
  
  Она услышала, как Джени чихнул.
  
  — Огромное спасибо, сэр. Вы будете на месте, скажем, через час?
  
  — Если мне придется куда-то отойти, я оставлю конверт у моего помощника.
  
  — Вы очень любезны, сэр.
  
  — Как идет расследование, мисс Кларк?
  
  — До конца еще далеко, но кое-каких результатов мы уже добились.
  
  — Рад за вас. Кстати, в утренних газетах писали, что полиция связывает смерть Федорова с недавним пожаром в… в…
  
  — Не верьте всему, что пишут газеты, мистер Джени.
  
  — И тем не менее это довольно любопытная гипотеза. Смелая, я бы сказал.
  
  — Если вам угодно так считать… Еще раз спасибо, мистер Джени.
  
  Шивон положила трубку и повернулась к Филлиде Хейс:
  
  — Пожалуй, я вытащу вас отсюда… Поезжайте-ка с Колином в Первый шотландский банк и возьмите у человека по имени Стюарт Джени документы, касающиеся счетов Федорова.
  
  Хейс просияла.
  
  — Спасибо, сержант! — произнесла она одними губами.
  
  — А пока вас не будет, — добавила Шивон, — я тоже постараюсь не попадаться начальству на глаза. Боюсь только, что Нэнси Зиверайт очень скоро будет тошнить от одного моего вида.
  
  Старр несколько раз хлопнул в ладоши, давая знак, что летучка закончена.
  
  — Если только ни у кого нет никаких глупых вопросов, — сказал он, зорко оглядывая зал. «Только посмейте меня о чем-нибудь спросить!» — казалось, говорил его взгляд. Никто не посмел, и Старр рявкнул начальственным тоном: — В таком случае — за работу!
  
  Хейс закатила глаза и стала протискиваться сквозь толпу коллег туда, где стоял Колин Тиббет, совершенно загипнотизированный речью Старра, а к Шивон приблизился Гудир.
  
  — Как вы думаете, инспектор Старр оставит меня в группе? — спросил он негромко.
  
  — Главное, не высовывайтесь, может быть, он вас не заметит, — посоветовала Шивон.
  
  — А как это — не высовываться?
  
  — Вы ведь сейчас прослушиваете записи, сделанные на заседании Комитета по возрождению городов, так?
  
  Гудир кивнул.
  
  — Вот и продолжайте в том же духе, а если Старр спросит, кто вы такой, объясните ему, что вы — тот бедняга, который согласился взять на себя эту неблагодарную работу.
  
  — Я до сих пор не знаю, что я должен там найти.
  
  — А я, думаете, знаю? — Шивон криво усмехнулась. — Ищите. Быть может, вам повезет.
  
  — Ладно… — Гудир кивнул, но как-то не очень уверенно. — А вы, значит, будете теперь осуществлять координацию между двумя линиями расследования?
  
  — По-видимому, да, если «координирующий центр» это то, что я думаю.
  
  — И пресс-конференции тоже будете давать вы?
  
  Шивон фыркнула:
  
  — Дерек Старр никому не доверит эту ответственную функцию. Он единственный, кто знает, как разговаривать с репортерами.
  
  — Мне он показался больше похожим на коммивояжера, чем на детектива, — признался Гудир.
  
  — Это потому, что он и есть торговец, только продает Старр не что-то, а самого себя. Проблема в том, что он здорово поднаторел в этом деле.
  
  — Вы, случаем, не завидуете? — поинтересовался Гудир совсем тихо, потому что их уже со всех сторон теснили и толкали другие детективы, каждый из которых торопился занять хотя бы клочок свободного пространства.
  
  — Дерек Старр далеко пойдет, — ответила Шивон.
  
  Распространяться на эту тему она не хотела. Гудир молча смотрел, как она собирает вещи и вешает на плечо сумку.
  
  — Вы куда-то едете? — спросил он.
  
  — Вы очень наблюдательны, как я погляжу.
  
  — Я, случаем, ничем не смогу вам помочь?
  
  — Вас ждут записи, Тодд. Много записей.
  
  — А куда подевался инспектор Ребус?
  
  — Работает «в поле», — нашлась Шивон, решив, что чем меньше людей будет знать об отстранении Ребуса от работы — тем лучше.
  
  Тем более что, несмотря на свое «отстранение» (а если точнее, то благодаря ему) Ребус продолжал заниматься делом Федорова — Риордана достаточно плотно.
  
  Нэнси Зиверайт не стала скрывать своего недовольства, когда Шивон позвонила ей по домофону, но все же согласилась спуститься, а спустившись — тотчас заявила, что хочет горячего шоколада.
  
  — Здесь в начале улицы как раз есть неплохая кафешка…
  
  В кафе они заказали две порции шоколада и сели друг напротив друга на ледериновые диванчики. Шивон еще раньше обратила внимание, что Нэнси выглядит усталой и слегка заторможенной, словно в последнее время она недосыпала. Как и в прошлый раз, на ней были коротенькая юбка с обмахрившимся подолом и тонкая джинсовая куртка, но под юбку Нэнси надела теплые шерстяные лосины, а на руки — вязаные перчатки без пальцев. В свой шоколад она попросила добавить взбитых сливок и маршмеллоу, и теперь, зажав чашку обеими руками, одновременно пила и жевала.
  
  — Мистер Андерсон тебе больше не надоедал? — спросила Шивон.
  
  В ответ Нэнси только покачала головой.
  
  — Мы разговаривали с Солом Гудиром, — продолжила Шивон. — Оказывается, он живет на той же улице, где было найдено тело. Почему ты нам об этом не сказала?
  
  — А должна была?
  
  Шивон пожала плечами.
  
  — Сол, похоже, не считает себя твоим дружком. Как ты это объяснишь?
  
  — Просто он меня защищает! — с вызовом сказала Нэнси.
  
  — От кого? Или от чего?.. — спросила Шивон, но отвечать на этот вопрос девушка, по-видимому, не собиралась.
  
  В кафе играла громкая ритмичная музыка, одна из колонок находилась на потолке прямо над их головами, и Шивон чувствовала, как от басовых нот ударника у нее начинает болеть голова. Поднявшись, она подошла к стойке и попросила продавца сделать музыку потише. Тот подчинился с видимой неохотой, да и громкость он почти не убавил. Шивон, во всяком случае, казалось, что колонка у нее над головой грохочет с прежней силой.
  
  — Вот из-за чего мне нравится это место, — сказала Зиверайт.
  
  — Из-за грубых официантов? — спросила Шивон.
  
  — Из-за музыки. — Девушка посмотрела на нее поверх чашки с шоколадом. — А что он вообще обо мне сказал? В смысле — Сол?..
  
  — Он сказал, что ты никакая не его подружка. Впрочем, пока мы с ним беседовали, я подумала об одной вещи…
  
  — О какой?
  
  — О вечере, когда произошло нападение.
  
  — Я знаю — в том баре произошла какая-то драка…
  
  — Я имею в виду нападение на поэта, Федорова. Если ты шла к Солу, чтобы купить у него наркотики для своей подруги, ты могла наткнуться на тело либо по дороге туда, либо по дороге обратно…
  
  — А какая разница?
  
  Опустив голову, Нэнси беспокойно зашаркала ногами под столом, словно была не в силах сдержать эмоции.
  
  — Очень большая разница, — сказала Шивон. — Помнишь тот день, когда я приезжала к тебе на квартиру в первый раз?
  
  Нэнси кивнула.
  
  — Ты кое-что сказала… — продолжала Шивон. — Причем дело было даже не в том, что ты сказала, а как сказала… Вчера, после разговора с Солом, я это вспомнила.
  
  Нэнси попалась на удочку.
  
  — Что?! Что вы вспомнили? — спросила она, стараясь ничем не выдать своей заинтересованности и в то же время подаваясь вперед.
  
  — Тогда ты сказала, что ничего не видела. Большинство людей сделали бы ударение на слове «ничего», но ты почему-то выделила глагол. Вот я и решила, что, быть может, тебе не хотелось говорить правду, но и солгать ты побоялась, поэтому и выдала нам этакую полуправду.
  
  — Что-то вы меня совсем запутали… — проговорила Нэнси, напуская на себя озадаченный вид, но ее колени так и ходили ходуном.
  
  — Мне кажется, ты дошла до дома Сола, позвонила у двери и стала ждать — ведь он знал, что ты придешь. Быть может, ты проторчала там достаточно долго в надежде, что он куда-то отлучился и скоро вернется. Ты даже несколько раз позвонила ему на мобильный, но он не отвечал…
  
  — Как он мог ответить, если его ранили?!
  
  Шивон медленно кивнула:
  
  — Итак, ты ждешь Сола у дверей его дома и вдруг слышишь какой-то шум в начале улицы. Думая, что это вернулся Сол, ты идешь на угол и видишь…
  
  Нэнси решительно покачала головой.
  
  — Ладно, — уступила Шивон, — ты ничего не видишь, но ведь что-то ты слышишь, правда, Нэнси? Что это было?
  
  Девушка долго смотрела на нее, потом отвела глаза и отхлебнула шоколада. Когда она, наконец, заговорила, музыка полностью заглушила ее слова, и Шивон, извинившись, попросила ее повторить.
  
  — Я сказала — да, слышала.
  
  — Что же?
  
  — Машину. Она подъехала и… — Некоторое время Нэнси смотрела в потолок, припоминая, потом снова повернулась к Шивон: — Нет, не так. Сначала я услышала стон… То есть не совсем стон, а… Звук был такой, словно какой-то пьянчуга собирался блевать. Я не разобрала ни слова, но, наверное, он просто сказал что-то по-русски. Ведь такое могло быть, правда?
  
  Казалось, она ждет одобрения, и Шивон кивнула.
  
  — А потом ты услышала звук мотора? — спросила она.
  
  — Да. Подъехала легковая машина, открылась дверца, и… я услышала… как будто палкой стукнули по чему-то мягкому, и стоны сразу прекратились.
  
  — Откуда ты знаешь, что это был именно легковой автомобиль?
  
  — Ну, звук мотора был не как у грузовика или фургона…
  
  — Но саму машину ты не видела?
  
  — Нет. Когда я добралась до угла, она уже уехала. Осталось только… тело.
  
  — Мне кажется, я знаю, почему ты закричала, — сказала Шивон. — Ты подумала, что это Сол?
  
  — Сначала — да, я решила, что это он. Но когда подошла ближе, то увидела, что это другой человек.
  
  — Почему ты не убежала?
  
  — Потому что подошли эти… Андерсоны. Я попыталась уйти, но Андерсон сказал, что мне нужно остаться. А если бы я все-таки удрала, это выглядело бы… подозрительно, правда? К тому же Андерсоны могли описать меня в полиции, и тогда…
  
  — Все верно, — подтвердила Шивон. — Ты правильно поступила, что осталась. А почему ты подумала, что напали именно на Сола?
  
  — Я действительно ждала, пока он вернется, к тому же… Когда торгуешь наркотиками, рано или поздно наживаешь врагов.
  
  — Каких, например?
  
  — Да вроде того психованного подонка, который порезал Сола в баре, — вот каких!
  
  Шивон задумчиво кивнула.
  
  — А еще?
  
  Нэнси довольно быстро сообразила, к чему клонит сержант.
  
  — Вы считаете, что Федорова убили по ошибке, да?
  
  — Я в этом не уверена.
  
  В самом деле, на Федорова напали на автомобильной парковке, а что там делать Солу Гудиру? Кроме того, нападавший счел необходимым догнать Федорова и добить… С другой стороны, сделать это мог другой человек — не тот, который по какой-то неизвестной причине напал на Федорова на стоянке, а тот, кто поджидал Сола Гудира в переулке. Нэнси Зиверайт была, безусловно, права, говоря, что у торговцев наркотиками много врагов. Пожалуй, имело смысл поподробнее расспросить самого Сола — вдруг он назовет какие-то имена? На результат, впрочем, рассчитывать особенно не стоило: почти наверняка Сол промолчит, а с врагами попытается разобраться самостоятельно. Перед мысленным взором Шивон встала картинка: Сол Гудир яростно чешет кривой, перехваченный несколькими скобками шрам, словно стараясь стереть его, как стирают ластиком неверно проведенную линию. Интересно, как жилось им с братом, после того как дед отправился в тюрьму, а родители расстались? В какой именно момент Тодд решил порвать с Солом? И не стало ли его решение причиной того, что старший Гудир пошел по кривой дорожке?
  
  — Можно мне еще? — спросила Нэнси, показывая на пустую чашку.
  
  — Теперь твоя очередь платить, — напомнила Шивон.
  
  — Но у меня нет денег.
  
  Вздохнув, Шивон протянула ей пятерку.
  
  — И возьми мне капучино, — сказала она.
  29
  
  — Такого человека голыми руками не возьмешь, как говорится, — сказал Теренс Блэкмен и, словно в подтверждение своих слов, вытянул вперед свои миниатюрные ручки с тонкими пальцами.
  
  Блэкмен был хозяином галереи современного искусства, расположившейся в западной части города на Уильям-стрит. Галерея представляла собой два зала с выкрашенными белой краской стенами и отполированным паркетным полом.
  
  Сам Блэкмен был невысоким — не выше пяти футов, и довольно худым, почти костлявым, хотя и с намечающимся брюшком. На взгляд Ребуса, ему было лет на тридцать-сорок больше, чем можно предположить по покрою костюма. Прядь темно-каштановых волос на макушке галерейщика выглядела крашеной, хотя не исключено, что это был дорогой шиньон или еще более дорогая пересадка. Кроме того, в результате немалого числа косметических операций кожа на лице Блэкмена была натянута настолько туго, что он, казалось, и улыбался с трудом.
  
  Согласно сведениям, почерпнутым Ребусом в интернете, Теренс Блэкмен был агентом Родди Денхольма.
  
  — А где он может быть сейчас? — спросил инспектор, с некоторой опаской огибая скульптуру, напоминавшую беспорядочно сцепившиеся друг с другом проволочные плечики для одежды.
  
  — Вероятнее всего, в Мельбурне. Или в Гонконге.
  
  — А сейчас у вас есть вещи Родди?
  
  Теренс Блэкмен только усмехнулся подобной наивности.
  
  — Есть только список неудовлетворенных заявок от полудюжины клиентов, готовых приобрести любое его произведение, как только оно появится. Цена не имеет значения.
  
  — Русские? — предположил Ребус.
  
  Блэкмен пристально посмотрел на полицейского.
  
  — Простите, инспектор, но зачем вам вдруг понадобился Родди?
  
  — Некоторое время назад он, кажется, работал над каким-то проектом для парламента.
  
  — Большая обуза для всех нас этот парламент! Вы не находите?.. — Блэкмен вздохнул.
  
  — Мистер Денхольм заказал для своего проекта звуковое сопровождение — смонтированные в произвольном порядке фрагменты записей, сделанных в самых разных местах города, — сказал Ребус, пропустив мимо ушей антипатриотичное заявление галерейщика. — Человек, который выполнял для него эту работу, погиб.
  
  — Да что вы говорите?! — воскликнул Блэкмен.
  
  — Его звали Чарльз Риордан.
  
  — Вы говорите, он погиб?
  
  — Боюсь, что да. В его доме произошел пожар…
  
  Блэкмен всплеснул руками:
  
  — А записи? Записи целы?!
  
  Ребус окинул его насмешливым взглядом.
  
  — Как это мило с вашей стороны — проявить сочувствие и все такое…
  
  — Да-да, конечно, — заторопился Блэкмен. — Это, разумеется, ужасная трагедия для близких и друзей, но… Вы же понимаете…
  
  — Насколько мне известно, ваши записи целы и невредимы.
  
  Блэкмен с явным облегчением вздохнул и тут же спросил, какое отношение все это может иметь к художнику.
  
  — Чарльз Риордан был убит, — без обиняков заявил Ребус. — Мы предполагаем, что он случайно записал что-то такое, чего не должен был знать никто из посторонних.
  
  — Вы хотите сказать — в парламенте? — изумился Блэкмен.
  
  — Вы, случайно, не знаете, почему, работая над этим проектом, мистер Денхольм остановил свой выбор на заседаниях Комитета по возрождению городов?
  
  — Не имею ни малейшего представления.
  
  — Именно по этой причине мне необходимо побеседовать с самим мистером Денхольмом, — сказал Ребус. — Не могли бы вы дать мне номер его мобильного телефона?
  
  — Родди редко отвечает на звонки.
  
  — Но попробовать-то можно. Кроме того, я могу послать ему текстовое сообщение.
  
  — Разумеется… — проговорил Блэкмен, впрочем без особого воодушевления.
  
  — Так что если бы вы дали мне его номер… — не отступал Ребус.
  
  Галерейщик снова вздохнул и, жестом предложив Ребусу следовать за собой, прошел в неприметную дверцу в дальней стене выставочного зала. За дверцей находился тесный кабинетик размером с кладовку или чулан, под завязку набитый полотнами без рам и рамами без полотен. Мобильный телефон Блэкмена стоял на зарядке, но он без колебаний отсоединил шнур и принялся нажимать кнопки, пока на экране не высветился нужный номер. Вводя его в свой мобильник, Ребус спросил, сколько стоят сейчас работы Родди Денхольма.
  
  — Вы же понимаете — это зависит от материала, размера, затраченного времени… — начал Блэкмен.
  
  — Приблизительно, — сказал Ребус.
  
  — Я бы сказал, где-то между тридцатью и пятьюдесятью…
  
  — Тысячами фунтов? — Он дождался утвердительного кивка и задал следующий вопрос: — А сколько зарабатывает мистер Денхольм в год?
  
  Блэкмен нахмурился:
  
  — Как я уже сказал, покупатели выстраиваются в очередь, чтобы приобрести работы, которых еще нет в природе. Вы понимаете?
  
  — Понимаю. — Ребус усмехнулся. — А что именно приобрел Сергей Андропов?
  
  — О, у мистера Андропова превосходный вкус. В свое время мне удалось достать ранний образец творчества Родди — картину маслом, которую он написал, предположительно, вскоре после того, как окончил художественную школу в Глазго. Вот она… — Галерейщик взял со стола и показал Ребусу репродукцию размером с почтовую открытку. — Она называется «Безнадежность».
  
  Ребус взглянул. На его взгляд, подобную абракадабру мог нарисовать и четырехлетний ребенок. Похоже, случай действительно был, гм-м… безнадежным.
  
  — Из всех картин, которые Родди написал до своего увлечения видеоинсталляциями, эта оказалась самой дорогой, — добавил галерейщик.
  
  — И сколько вы за нее получили, мистер Блэкмен?
  
  — Только свой обычный процент, инспектор. А сейчас прошу меня извинить…
  
  Но Ребус еще не закончил.
  
  — Приятно было узнать, что налоги, которые я плачу, в конце концов оказываются у вас в кармане.
  
  — Если вы имеете в виду мои комиссионные за работу, которую Родди выполнил для парламента, — парировал галерейщик, — то можете не беспокоиться: все издержки взял на себя Первый шотландский банк.
  
  — То есть за все парламентские художества Родди Денхольма расплачивается ПШБ?
  
  Теренс Блэкмен быстро кивнул.
  
  — Прошу прощения, инспектор, но мне действительно пора!..
  
  — Довольно щедро с их стороны, — пробормотал Ребус, не слушая его.
  
  — Первый шотландский банк — один из крупнейших покровителей искусства в нашей стране.
  
  Теперь уже Ребус кивнул.
  
  — Еще пара вопросов, мистер Блэкмен, если позволите. Как бы вы объяснили столь пристальный интерес мистера Андропова к современному шотландскому искусству?
  
  — Я же говорил, у него отменный вкус. Думаю, оно ему просто нравится.
  
  — И то же самое вы можете сказать об остальных русских миллионерах и миллиардерах?
  
  — Некоторые, безусловно, считают искусство выгодным помещением капитала, другие покупают картины просто для удовольствия…
  
  — А третьи, — добавил Ребус, — для того, чтобы окружающие видели, насколько они богаты.
  
  Мистер Блэкмен тонко улыбнулся.
  
  — Я допускаю, что в некоторых случаях элемент тщеславия играет не последнюю роль.
  
  — То есть негласное соревнование, у кого больше яхта, у кого особняк в Лондоне, у кого очередная жена увешана бриллиантами, что твоя новогодняя елка, продолжается и в сфере искусства?
  
  — Полагаю, вы правы.
  
  — Но это не объясняет интереса Андропова к Шотландии, — сказал Ребус.
  
  Блэкмен слегка пожал плечами и взмахом руки пригласил инспектора вернуться в выставочный зал.
  
  — Я думаю, что симпатия к шотландцам и Шотландии заложена у русских в подсознании, — сказал он. — К примеру, многие из них обожают Роберта Бернса, который, как они считают, воспевал идеалы социалистического общества. Один из лидеров мирового коммунизма — Ленин, кажется, — писал: если в Европе когда-нибудь и произойдет социалистическая революция, то начнется она, скорее всего, в Шотландии.
  
  — Но ведь со времен Ленина многое изменилось, — удивился Ребус. — Да и Андропов вовсе не коммунист, а самый что ни на есть капиталист.
  
  — Вы забываете о подсознании, инспектор, — повторил Блэкмен. — Возможно, в глубине души русские все еще считают, что революция возможна…
  
  Он загадочно улыбнулся, и Ребус невольно подумал, что мистер Блэкмен, вероятно, когда-то был членом коммунистической партии.
  
  Впрочем, почему бы нет? Ребус сам рос в Файфе — шахтерском районе, где рабочий класс составлял большинство населения. Именно кандидат от Файфшира стал первым (и, кажется, последним) в истории страны парламентарием-коммунистом. Уже на его памяти — в 50-х и 60-х годах — представители коммунистической партии занимали важные посты в городских советах и даже в совете графства. Всеобщую стачку 1926 года Ребус не помнил — он тогда еще не родился, но в свое время тетка много рассказывала ему о том, как воздвигались баррикады и как целые города и поселки вводили самоуправление, отказываясь подчиняться требованиям центральных властей.
  
  Этакое Народное королевство Файфа и окрестностей…
  
  Ребус спрятал улыбку.
  
  — Под революцией вы подразумеваете независимость? — спросил он Блэкмена.
  
  — Боюсь, нынешним этот кусок не по зубам…
  
  Зазвонил мобильник Блэкмена, и он, достав аппарат из кармана, отошел на несколько шагов в сторону. Одновременно он слегка махнул Ребусу рукой, показывая, что больше не может с ним разговаривать.
  
  — Что ж, спасибо за сотрудничество, — пробормотал Ребус, направляясь к выходу.
  
  Оказавшись на улице, он сразу набрал номер Родди Денхольма, но трубку долго никто не брал, потом включился автоответчик, предложивший ему оставить сообщение. Ребус так и поступил, потом набрал другой номер. Шивон ответила практически сразу.
  
  — Что поделываешь? Наслаждаешься отдыхом? — с ходу поинтересовалась она.
  
  — Кто бы говорил, — парировал Ребус. — Я же слышу, где-то рядом с тобой работает кофеварка-эспрессо.
  
  — Я просто не смогла оставаться в участке. Корбин вызвал на подмогу Дерека Старра.
  
  — Мы же знали, что так будет.
  
  — Знали, — согласилась Шивон. — Вот почему я решила еще раз побеседовать с нашей Зиверайт. Нэнси призналась, что в тот вечер, когда убили Федорова, она отправилась к Солу за дозой, но его не оказалось дома: как нам известно, у парня возникли проблемы в другом месте. А пока Нэнси его ждала, она услышала, как подъехала машина, из нее вышел какой-то человек и добил Федорова ударом по голове.
  
  — Значит, на него напали дважды?
  
  — Похоже на то.
  
  — Один и тот же человек?
  
  — Этого я не знаю. Но мне начинает казаться, что целью второго нападения вполне мог быть и Сол.
  
  — Это не исключено, но…
  
  — Ты так не думаешь?
  
  — Где Нэнси? Рядом с тобой?
  
  — Пошла пописать.
  
  — А как тебе такая версия: на Федорова напали на автостоянке, как мы знаем. Каким-то образом ему удается вырваться, он выбегает на улицу и даже успевает преодолеть несколько десятков ярдов, но убийца садится в машину, догоняет его и приканчивает.
  
  — Ты хочешь сказать, что машина убийцы стояла на парковке?
  
  — Он мог оставить ее и на улице. Ну, как думаешь, стоит мне еще раз заглянуть в Центр наблюдения и контроля? До сих пор мы искали на пленках только подозрительных пешеходов…
  
  — Хочешь попросить своего приятеля переписать номера всех машин, выезжавших в тот вечер с Кинг-стейблз-роуд? — Шивон вздохнула. — Дело в том, что Старр, похоже, намерен вернуться к первоначальной версии о случайном нападении.
  
  — А о машине ты ему уже доложила?
  
  — Пока нет.
  
  — Собираешься? — поддразнил Ребус.
  
  — А какие у меня варианты? Промолчать, как поступил бы ты? Тогда, если окажется, что я была права, а Старр ошибался, у меня будет шанс сорвать аплодисменты.
  
  — Ты быстро учишься.
  
  — Мне нужно еще подумать, — проговорила Шивон, но Ребус знал, что ему почти удалось ее убедить. — Ты где? — добавила она после непродолжительного молчания. — На улице?
  
  — Так, брожу, витрины разглядываю…
  
  — Ну хорошо, выкури еще сигаретку, подумай. — Шивон помолчала еще немного. — Слушай, Нэнси возвращается, так что нам лучше на этом закончить. Договорим потом, ладно?
  
  — Скажи мне только одно: Старр произнес одну из своих зажигательных речей?
  
  — А то как же!
  
  — И Гудир, конечно, принял ее за чистую монету и жутко воодушевился?..
  
  — Я бы не сказала. Зато Тиббету речь нового босса понравилась. Я отправила его и Филлиду в Первый шотландский: Стюарт Джени приготовил данные по счетам Федорова.
  
  — Долгонько же он возился…
  
  — Сначала ему нужно было завоевать доверие русских — поужинать с ними в «Глениглзе» и все такое…
  
  А также съездить с Андроповым и Кафферти на побережье в Грантон, хотелось добавить Ребусу, но он сдержался. Попрощавшись с Шивон, он дал отбой и с легким недоумением оглядел небольшие магазинчики, главным образом бутики женской одежды, выстроившиеся вдоль улицы. Потом ему пришло в голову, что отсюда до гостиницы «Каледониан» всего две минуты пешком.
  
  «Что мне мешает?.. — мысленно спросил себя Ребус и сам же ответил: — Ничто».
  
  У стойки администратора он попросил соединить его с «номером мистера Андропова», но там никто не отвечал. Дежурный клерк предложил ему оставить сообщение, но Ребус покачал головой и отправился в бар. Фредди был выходным; вместо него за стойкой обслуживала немногочисленных клиентов молодая светловолосая девушка, говорившая по-английски с сильным восточноевропейским акцентом. Для разгона Ребус заказал «Хайленд-парк». Барменша предложила лед, и Ребус догадался, что девица либо недавно работает, либо только что приехала в Шотландию. Отказавшись ото льда, инспектор спросил, откуда она родом.
  
  — Из Польши, — был ответ. — Из Кракова.
  
  Ребус кивнул. Его предки тоже были из Польши, но это было, пожалуй, все, что он знал о своих корнях. Опустившись на высокий барный табурет, он зачерпнул из миски пригоршню орешков.
  
  — Пожалуйста, — сказала девушка, ставя перед ним бокал.
  
  — А как насчет воды?
  
  — Конечно… Извините.
  
  Девушка смутилась, досадуя на себя за допущенную оплошность. Полпинты холодной воды она подала в кувшине. Ребус налил в бокал несколько капель и слегка взболтал.
  
  — Вы кого-нибудь ждете? — спросила барменша.
  
  — Я думаю, он ждет меня, — раздался рядом знакомый голос.
  
  Обернувшись, Ребус увидел Андропова. Должно быть, он с самого начала сидел в одной из кабинок, поэтому инспектор его не заметил. Русский миллионер улыбался, но взгляд его оставался холодным и цепким.
  
  — А где ваш телохранитель? — спросил Ребус, но Андропов не ответил. — Еще бутылку воды, — сказал он, обращаясь к барменше. — И безо льда.
  
  Девушка кивнула и, достав из охладителя бутылку минеральной воды, отвинтила крышку и налила воду в стакан.
  
  — Итак, инспектор, я не ошибся? Ведь именно меня вы здесь ищете? — снова спросил Андропов.
  
  Ребус покачал головой.
  
  — Я случайно оказался в этом районе, — сказал он. — На самом деле я заходил в галерею к Теренсу Блэкмену.
  
  — Вы увлекаетесь современным искусством? — Андропов удивленно приподнял брови.
  
  — Мне очень нравятся работы Родди Денхольма, — ответил Ребус. — Особенно картины раннего периода — те, которые похожи на детсадовскую мазню.
  
  — Вы, вероятно, шутите. — Андропов придвинул к себе стакан с водой. — Запишите на мой счет, — велел он барменше и снова повернулся к Ребусу. — Не перейти ли нам в кабинку, инспектор?
  
  — В ту самую? — спросил Ребус.
  
  — Я не понимаю…
  
  — В ту самую кабинку, где вы сидели, когда в бар заходил Федоров?
  
  — Я даже не знал, что он сюда заходил.
  
  — Заходил. Кафферти угощал его коньяком. А когда поэт ушел, Кафферти присоединился к вам… — Ребус сделал небольшую паузу. — К вам и министру экономического развития.
  
  — Блестящая работа, инспектор, — нехотя признал Андропов. — Нет, я и в самом деле восхищен. Я вижу, вы не ищете легких путей…
  
  — И подкупить меня тоже нельзя.
  
  — Я в этом не сомневался.
  
  Андропов снова улыбнулся, но его глаза так и остались холодными, изучающими.
  
  — Так о чем же вы болтали с Джимом Бейквеллом?
  
  — Как ни странно, инспектор, но мы с ним обсуждали перспективы экономического развития Шотландии.
  
  — Вы намерены вложить средства в нашу экономику?
  
  — Шотландия кажется мне весьма подходящей страной для успешного бизнеса.
  
  — Но ведь у нас нет ничего такого, что могло бы вас заинтересовать, — ни угля, ни нефти, ни производства стали…
  
  — У вас есть и газ, и уголь. И нефть, разумеется, тоже.
  
  — Говорят, ее запасов хватит лет на двадцать.
  
  — В Северном море — да, но вы забываете о нефтеносных районах на западе. В Атлантике хватает богатых нефтяных месторождений, и в конце концов мы создадим технологию, которая позволит нам их освоить. Кроме того, существуют альтернативные источники энергии — энергия приливов и ветров.
  
  — Не забудьте про политические ветры, которые дуют у нас в парламенте. — Ребус отпил глоток виски и, смакуя, подержал во рту. — Впрочем, это не объясняет, зачем вы осматривали бесхозные земельные участки в портовом районе.
  
  — От вас действительно ничто не укроется, не так ли?
  
  — Свойство шотландского национального характера, я полагаю.
  
  — А не повинен ли в этом хотя бы отчасти мистер Кафферти?
  
  — Не исключено. Кстати, давно хотел спросить — как вы познакомились?
  
  — Нас познакомил бизнес. Совершенно законный, уверяю вас.
  
  — Уж не за этот ли «законный» бизнес российские власти точат на вас зубы?
  
  — Во всем виновата политика, инспектор, — пояснил Андропов с видом оскорбленной добродетели. — Политика и мое нежелание давать кое-кому на лапу.
  
  — Показательная казнь?
  
  — Это мы еще посмотрим…
  
  Андропов поднес стакан к губам.
  
  — И все же… Насколько я знаю, в русских тюрьмах сейчас находится немало богатых людей. Вы не боитесь к ним присоединиться?
  
  Андропов пожал плечами.
  
  — К счастью, — добавил Ребус, — у вас здесь много влиятельных друзей, и не только среди лейбористов, но и среди националистов. Должно быть, это очень приятно — чувствовать себя настолько нужным человеком…
  
  Русский миллиардер продолжал молчать, и Ребус решил сменить тему:
  
  — Расскажите мне об Александре Федорове.
  
  — Что именно вас интересует?
  
  — В прошлую нашу беседу вы упомянули, что его выгнали с преподавательской работы за связи со студентками.
  
  — Да. Ну и что?
  
  — Я не сумел найти ни одного упоминания об этом ни в прессе, ни в Сети.
  
  — Дело не предавалось огласке, но в Москве о нем многие знали.
  
  — Странно все-таки, что вы рассказали мне об этом, но не упомянули, что вы, оказывается, вместе росли. Ведь вы жили в одном районе, кроме того — вы ровесники…
  
  Андропов коротко взглянул на него.
  
  — Не могу не повторить, инспектор: я просто потрясен…
  
  — Насколько близко вы его знали?
  
  — Почти не знал. Я, по-видимому, воплощал все, что Александр ненавидел и презирал. Если бы он сидел сейчас с нами, он употребил бы такие слова, как «алчность», «беспринципность» и «жестокость». Я, впрочем, предпочитаю говорить об уверенности в себе, предприимчивости и динамизме.
  
  — Значит ли это, что Федоров был убежденным коммунистом?
  
  — В вашем английском языке есть слово «больши».[19] Оно происходит от нашего русского «большевик». В свое время большевики проявляли неслыханную жестокость и беспринципность, но теперь так называют только упрямых ортодоксов, неспособных приспособиться к изменившимся историческим реалиям. Александр был из таких.
  
  — Вы знали, что он находится в Эдинбурге?
  
  — Кажется, я что-то такое слышал или читал в какой-то газете.
  
  — Вы встречались с ним здесь?
  
  — Нет.
  
  — Странно все-таки, что Федоров зашел выпить именно сюда.
  
  — Странно? — переспросил Андропов, снова пожимая плечами. — А чего тут странного? — Он отпил немного воды.
  
  — Посудите сами: два человека, два земляка, каждый из которых по-своему знаменит и которые к тому же вместе росли, оказываются в одном сравнительно небольшом городе, но ни один из них не проявляет желания встретиться. Можете вы объяснить — почему?
  
  — Наверное, потому, что нам нечего сказать друг другу, — заявил Андропов и вдруг добавил: — Не хотите ли выпить еще, инспектор?
  
  Ребус машинально заглянул в бокал и обнаружил, что каким-то образом успел прикончить свое виски.
  
  — Нет.
  
  Он покачал головой и поднялся, собираясь покинуть кабинку.
  
  — Пожалуй, я все же расскажу Бейквеллу о нашей встрече, — сказал ему вслед Андропов.
  
  — Можете рассказать о ней и Кафферти, если хотите, — парировал Ребус. — Он подтвердит: если я за что-то берусь, то всегда довожу дело до конца.
  
  — В этом отношении вы с ним очень похожи, — ответил Андропов. — Приятно было с вами побеседовать, инспектор.
  
  Выйдя на улицу, Ребус попытался закурить, но порывистый, резкий ветер несколько раз гасил огонек зажигалки. Втянув голову в плечи и заслоняя лицо ладонями, Ребус попробовал закурить еще раз. Именно в этот момент из притормозившего напротив входа такси вышли член парламента Меган Макфарлейн и ее секретарь Родди Лидл. Не заметив Ребуса, они промаршировали прямиком в вестибюль отеля.
  
  Проводив их взглядом, Ребус выпустил в небо струйку табачного дыма. Интересно, подумалось ему, что-то расскажет им Андропов о только что состоявшемся разговоре?
  30
  
  В отделе уголовного розыска Вест-Эндского полицейского участка Шивон встретили дружными аплодисментами. Правда, на данный момент из шести детективов в отделе находились только двое, однако оба они пожелали выразить ей таким образом свою признательность.
  
  — Вы можете держать Рэя Рейнольдса у себя сколько пожелаете, — с ухмылкой сказал инспектор Шэг Дэвидсон и только потом представил Шивон своему товарищу, констеблю Эдаму Брюсу. Все это он проделал, не вставая с кресла, на котором сидел, забросив ноги на столешницу.
  
  — Просто приятно посмотреть, как вы тут вкалываете, — заметила Шивон. — Где остальные?
  
  — Отправились за подарками к Рождеству. А ты что-нибудь подаришь мне в этом году, Шивон?
  
  — Я подумываю о том, чтобы завернуть Рэя Рейнольдса в красивую бумагу и отправить вам с посыльным.
  
  — И думать не моги. — Дэвидсон слегка откашлялся. — А как там наш Гудир? Справляется?
  
  — Вполне.
  
  — Он неплохой парень, верно? И совсем не похож на своего братца. Ты уже знаешь, что Тодд каждое воскресенье бывает в церкви?
  
  — Да, он упоминал об этом.
  
  — Просто небо и земля… — Дэвидсон покачал головой. — Даже не верится, что они родные братья.
  
  — Давай лучше поговорим о Ларри Финтри, — предложила Шивон.
  
  — Давай, — легко согласился Дэвидсон. — А что тебя интересует?
  
  — Вы его хотя бы задержали?
  
  Инспектор громко фыркнул:
  
  — У нас все камеры битком набиты, Шив. Ты знаешь это не хуже меня.
  
  — Стало быть, его выпустили под залог?
  
  — В наши дни только каннибалов или нацистских преступников не выпускают под залог.
  
  — Где я могу его найти?
  
  — В общежитии, в Брантсфилде.
  
  — В каком общежитии?
  
  — Собственно говоря, это не совсем общежитие, а что-то вроде приюта для наркоманов и алкоголиков. Впрочем, сейчас ты его там вряд ли застанешь. — Дэвидсон посмотрел на часы. — Я бы на твоем месте сразу рванул на Хантер-сквер или в Медоуз.
  
  — Я только что была в кафе неподалеку от Хантер-сквер.
  
  — Разве ты не видела, сколько там ошивается психов?
  
  — Я видела нескольких бездомных, — уточнила Шивон. Краем глаза она заметила, что пристально уставившийся на экран компьютера Брюс на самом деле играет в «Сапера».
  
  — Попробуй поискать на скамьях в парке за старой больницей, — посоветовал Дэвидсон. — Ларри там частенько бывает. Впрочем, сейчас слишком холодно, чтобы торчать на открытом воздухе. Как вариант могу посоветовать ночлежки на Грассмаркет и Каугейт… Кстати, а зачем он тебе понадобился?
  
  — У меня возникло подозрение, уж не заказал ли кто-нибудь Сола Гудира.
  
  Дэвидсон с сомнением присвистнул.
  
  — Этот мелкий ублюдок не стоит того, чтобы об него руки марать.
  
  — И тем не менее.
  
  — Кроме того, ни один нормальный человек не поручил бы подобную работенку Бешеному Ларри. Они и сцепились-то, скорее всего, потому, что Ларри был должен Солу изрядную сумму. Ну а когда тот сказал, что его терпение кончилось и что он больше не отпустит ему в долг ни чека, парень обозлился и схватился за нож.
  
  — Последние предохранители погорели, — пробормотал констебль Брюс, не отрывая взгляда от монитора.
  
  — Если хочешь искать Ларри — пожалуйста, — добавил Дэвидсон. — Только не рассчитывай, что он что-то тебе скажет. Кроме того, я по-прежнему уверен, что Сола Гудира никто не заказывал.
  
  — У него должны быть враги! — Шивон упрямо тряхнула головой.
  
  — Но и друзей у него хватает.
  
  Она прищурилась.
  
  — Кто же это?
  
  — Ходят слухи, что Сол снова начал работать на Большого Гора. То есть он не то чтобы впрямую работает на Кафферти, но без его благословения тут точно не обошлось.
  
  — Это только слухи или у тебя есть доказательства?
  
  Дэвидсон покачал головой:
  
  — После того как мы с тобой поговорили по телефону, я кое-кого расспросил, и вот что мне сказали… — Он немного помолчал. — Еще одно, Шив…
  
  — Да?
  
  — Поговаривают, будто Дерека Старра отозвали с Фетис-авеню, чтобы он возглавил твое расследование… Это, наверное, очень неприятно, да? Этакий щелчок по носу! — поинтересовался Дэвидсон, в то время как Брюс за компьютером начал издавать тихие кудахчущие звуки.
  
  Шивон стиснула зубы.
  
  — Ничего необычного в этом нет. Дерек старше меня по званию, вот почему следственную группу должен был возглавить именно он.
  
  — Табель о рангах, похоже, не особенно беспокоила начальство, когда ты и некий инспектор Ребус…
  
  — Слушай, я точно пришлю Рейнольдса вам обратно! — предупредила Шивон.
  
  — Сначала тебе придется спросить разрешения у Старра. У инспектора Старра.
  
  Шивон смерила его уничтожающим взглядом, и Дэвидсон расхохотался.
  
  — Что ж, посмотрим, кто будет смеяться последним, — сухо сказала она, направляясь к двери.
  
  Вернувшись в машину, Шивон задумалась, что еще она может предпринять, чтобы не возвращаться на Гейфилд-сквер. Увы, вариантов было не много. В последнем разговоре Ребус упоминал Центр наблюдения и контроля, — быть может, стоит заехать в муниципалитет и обратиться за официальным разрешением на просмотр записей? Или лучше позвонить Меган Макфарлейн и назначить еще одну встречу, на этот раз — чтобы поговорить о Чарльзе Риордане и о записях, которые он сделал на заседаниях ее комитета? Кроме того, Шивон помнила, что Ребус просил ее повидаться с Джимом Бейквеллом и расспросить о подробностях его встречи с Андроповым и Кафферти в баре «Каледониан». Кафферти…
  
  Порой Шивон казалось, что его тень накрыла собой весь город, а между тем мало кто из эдинбуржцев подозревал о его существовании. Ребус потратил половину жизни на то, чтобы отправить гангстера за решетку, но не преуспел, и с его уходом проблема неизбежно должна была «по наследству» перейти к ней. И не потому, что Шивон этого хотела, а потому что была уверена: Ребус вряд ли сможет оставить это дело недоделанным. Даже выйдя на пенсию, он тем или иным способом заставит ее довести до конца дела, которые не сумел раскрыть сам.
  
  И снова Шивон вспомнила вечера, когда они допоздна засиживались в участке и Ребус, разложив на столе пыльные папки, рассказывал ей о самых серьезных «глухарях». Интересно, что ей делать с этим ребусовским наследством? Для нее старые дела были лишним грузом, без которого она вполне могла обойтись, — совсем как пара уродливых оловянных подсвечников, доставшихся ей по завещанию тетки. Подсвечники Шивон были совершенно не нужны, но выбросить их у нее не поднималась рука, поэтому она затолкала сувениры поглубже в ящик комода, чтобы они хотя бы не мешали. Туда же — с глаз долой, из сердца вон — Шивон хотелось убрать и заметки Ребуса, касающиеся старых нераскрытых дел. Там, была уверена Шивон, для них самое подходящее место.
  
  Звонок мобильника вывел ее из задумчивости. Номер на экране был Шивон незнаком, но по первым цифрам она предположила, что звонит кто-то из участка. И она догадывалась, кто это может быть.
  
  — Алло?
  
  Она не ошиблась — это был Дерек Старр.
  
  — Ты, кажется, меня избегаешь? — сказал он, пытаясь придать обвинению видимость игривости.
  
  — Мне нужно было съездить в Вест-Энд.
  
  — Зачем?
  
  — Расспросить тамошних ребят насчет Сола Гудира.
  
  Последовала коротенькая пауза, потом Старр сказал:
  
  — Напомни-ка мне, кто это такой и какое отношение он имеет к делу.
  
  — Сол Гудир живет неподалеку от того места, где было найдено тело Федорова. Его подружка первой наткнулась на труп.
  
  — И?..
  
  — Мне нужно было уточнить некоторые детали.
  
  Старр, разумеется, догадался — не мог не догадаться, — что Шивон что-то от него скрывает, но она прекрасно знала, что он ничего не может с этим поделать.
  
  — И когда можно рассчитывать на ваше появление в участке, сержант? — спросил Старр уже совсем другим, «служебным» тоном.
  
  — Мне еще нужно заехать в муниципалитет.
  
  — В Центр наблюдения? — предположил Старр.
  
  — Совершенно верно, сэр. Впрочем, я думаю — это займет полчаса, не больше.
  
  — Понятно. А что слышно о Ребусе? Он с вами не связывался?
  
  — Нет.
  
  — Старший инспектор Макрей сообщил мне, что начальник полиции отстранил Ребуса от работы.
  
  — Так и есть.
  
  Старр хмыкнул:
  
  — А ведь это расследование было его лебединой песней!
  
  — У тебя еще что-нибудь, Дерек? — деловито спросила Шивон.
  
  — Я на тебя надеюсь, Шивон. В этом деле ты — моя заместительница. И останешься ею, если не будешь…
  
  — Если не буду — что?
  
  — Не будешь вести себя как Ребус.
  
  Шивон поняла, что с нее хватит, и дала отбой.
  
  — Самовлюбленный болван! — выругалась она.
  
  — И чем ты занимался вчера вечером? — спросила Филлида Хейс.
  
  Сегодня она сидела на пассажирском сиденье, а Тиббет за рулем.
  
  — Выпил немного с приятелями. — Он покосился в ее сторону. — Завидуешь, Фил?
  
  — Кому? Тебе и твоим разжиревшим от пива друзьям?! Вот уж нет.
  
  — А то мне показалось…
  
  Тиббет лукаво улыбнулся.
  
  Они ехали на юго-западную оконечность города к окружной дороге и «зеленому поясу». Местные жители не особенно удивились, когда Первый шотландский банк получил разрешение построить свою штаб-квартиру на землях, которые до недавнего времени считались особо охраняемым природным заказником. Пойдя навстречу требованиям общественности, банк оплатил перенос на новое место барсучьей норы (одна штука) и тут же разбил на этом месте поле для гольфа на девять лунок, пользоваться которым могли только сотрудники ПШБ. Само здание штаб-квартиры разместилось меньше чем в миле от новых корпусов Королевской лечебницы, что, по словам Хейс, было крайне удобно, на случай если кто-то из банкиров натрет на пальцах мозоли, когда будет считать деньги. С другой стороны, ее бы вовсе не удивило, если бы выяснилось, что на территории штаб-квартиры банка находится одна из частных клиник крупнейшей страховой медицинской компании «Бупа».
  
  — А я сидела дома, если тебе интересно, — сказала Филлида, когда Колин остановился перед светофором, на котором как раз зажегся красный.
  
  Он проделал это в точности, как требовали в автошколах: вместо того чтобы резко нажать на педаль тормоза, Колин плавно переключал скорости, переходя с более высокой передачи на более низкую. Кроме него никто из знакомых Филлиды, сдав экзамен по вождению, не пользовался этим техническим приемом. Она готова была поспорить, что Колин гладит даже свое нижнее белье!
  
  Но больше всего Филлиду раздражало то обстоятельство, что Колин продолжал ей нравиться, несмотря на все свои скрытые и явные недостатки. Она, правда, подозревала, что дело тут не столько в нем, сколько в ней самой. Как говорится, на безрыбье и рак рыба. Думать о том, что жить нормальной жизнью без мужчины она не способна, было не очень-то приятно, но, похоже, именно так обстояли дела.
  
  — По ящику было что-нибудь стоящее? — лениво спросил Колин.
  
  — Документальный фильм о том, как мужчины становятся женщинами, — ответила она.
  
  Колин пристально взглянул на нее, пытаясь понять, лжет она или говорит правду, и Филлида кивнула как можно убедительнее.
  
  — Нет, правда! — сказала она. — Речь шла об эстрогене, который содержится в водопроводной воде. У тех, кто пьет ее в больших количествах, начинают расти груди.
  
  Колин на мгновение задумался.
  
  — А откуда берется эстроген в водопроводной воде?
  
  — Я что, обязательно должна произнести эти слова вслух? — Она сделала движение, словно спускала воду в унитазе. — Кроме того, в мясе, которое продают нам в супермаркетах, тоже содержатся всякие химические добавки, влияющие на гормональный баланс.
  
  — Я не хочу, чтобы мой гормональный баланс изменился.
  
  — Тут уж ничего не попишешь. Если процесс начался, его уже не остановить. — Филлида хохотнула. — Зато теперь я, кажется, понимаю, почему тебе так нравится Дерек Старр.
  
  Колин сердито нахмурился, и Филлида снова рассмеялась.
  
  — Как ты на него смотрел, когда он произносил свою маленькую речь! Словно перед тобой был сам Рассел Кроу или, на худой конец, Мел Гибсон!
  
  — Я видел Мела Гибсона в «Храбром сердце», — сообщил Тиббет. — В кинотеатре. Когда фильм закончился, зрители встали и долго аплодировали. Я еще никогда не видел ничего подобного.
  
  — Наверное, это потому, что шотландцы никогда не нравились сами себе.
  
  — Ты думаешь, нам нужна независимость?
  
  — Может быть, — рассудительно сказала Филлида. — Но только при условии, что дельцы из Первого шотландского и им подобные останутся с нами, а не слиняют куда-нибудь на юг.
  
  — Ты, случайно, не помнишь, сколько заработал банк в прошлом году?
  
  — Восемь миллиардов или что-то около того.
  
  — Ты имеешь в виду — миллионов?..
  
  — Миллиардов, — повторила Филлида.
  
  — Не может быть!
  
  — Ты хочешь сказать, что я вру?
  
  «Интересно, — подумала она, — как это он сумел сменить тему, так что я и не заметила?»
  
  — Но ведь это просто… поразительно! Поневоле задумаешься…
  
  — О чем именно?
  
  — О том, у кого в нашей стране находится реальная власть. — Он ненадолго оторвал взгляд от дороги, чтобы посмотреть на нее. — Какие у тебя планы на сегодняшний вечер?
  
  — А что?
  
  Тиббет слегка пожал плечами:
  
  — Сегодня вечером открываются рождественские ярмарки и распродажи. Можно будет прошвырнуться по магазинам.
  
  — А потом?
  
  — Потом можно перекусить в каком-нибудь приличном местечке.
  
  — Я подумаю.
  
  Вскоре они уже затормозили перед воротами, ведущими на территорию штаб-квартиры Первого шотландского банка. За воротами виднелось современное здание из стекла и бетона — четырехэтажное, но длинное, как целая улица. Из будки возле ворот появился охранник, который записал их имена и номер машины.
  
  — Ваша парковочная площадка номер шестьсот восемь, — сказал он, и, хотя у входа в здание хватало свободных мест, Колин, как и следовало ожидать, послушно поехал в самый конец стоянки, где находилась площадка с указанным номером.
  
  — Не беспокойся, я как-нибудь дойду, — с иронией заметила Филлида, когда Колин поставил машину на ручной тормоз.
  
  Они долго шли вдоль стоявших плотными рядами спортивных машин, джипов, семейных седанов. Территория вокруг здания все еще благоустраивалась: за углом главного корпуса виднелись неопрятные кусты утесника, сквозь которые проглядывала одна из лужаек гольф-поля.
  
  Автоматические двери банка вели в атриум высотой этажа в три. Здесь находилась стойка приемной, а по периметру тянулся целый торговый пассаж с аптекой, кафе и небольшим супермаркетом. На доске объявлений были вывешены расписания работы яслей, тренажерного зала и плавательного бассейна. Бесшумные эскалаторы вели на второй этаж, остальные этажи обслуживали сверкающие лифты со стеклянными дверцами.
  
  Дежурная секретарша за стойкой приветствовала Хейс и Тиббета ослепительной улыбкой.
  
  — Добро пожаловать в Первый шотландский банк, — проговорила она нараспев. — Распишитесь, пожалуйста, в книге регистрации посетителей. Кроме того, мне необходимо взглянуть на ваши удостоверения личности, желательно — с фотографией.
  
  Детективы предъявили свои служебные удостоверения, и секретарша тут же сообщила, что мистер Джени, к сожалению, на совещании, но его помощница их ждет. После этого обоим выдали ламинированные гостевые пропуска и наградили еще одной профессиональной улыбкой. Подошедший охранник провел полицейских через металлодетектор.
  
  — Опасаетесь неприятностей? — осведомился Тиббет, забирая из специального поддона ключи, мобильный телефон и мелочь.
  
  — Нет, работаем в обычном режиме, — торжественно ответил тот.
  
  — Приятно слышать.
  
  На лифте они поднялись на третий этаж, где их ожидала молодая женщина в черном брючном костюме. В руках она держала конверт из плотной бумаги. Когда Филлида взяла конверт, помощница мистера Джени коротко кивнула и, повернувшись, быстро пошла прочь по кажущемуся бесконечным коридору.
  
  Все произошло так быстро, что Тиббет не успел даже выйти из лифта. Хейс шагнула обратно в кабину, и двери автоматически закрылись. Меньше чем через три минуты с момента, когда они вошли в здание, детективы снова оказались на продуваемой всеми ветрами автостоянке. Ни один из них еще не осознал, что их миссия выполнена.
  
  — Это не банк, а конвейер какой-то, — заявила Хейс, все еще ошарашенная стремительностью всего происшедшего.
  
  Тиббет согласно присвистнул и огляделся.
  
  — Слушай, я забыл, какое у нас парковочное место?
  
  — Самое дальнее, разумеется, — сердито ответила Филлида и первой зашагала туда, где они оставили машину.
  
  Забравшись в салон, она первым делом вскрыла конверт и достала оттуда ксерокопии банковских документов. На приклеенном сверху желтом стикере от руки было написано, что свои основные денежные средства Федоров хранил где-то в другом месте и что он сам заявил об этом, когда открывал счет в ПШБ. За все время существования счета перевод денежных средств был только один — на адрес одного московского банка. Записка была подписана самим Стюартом Джени.
  
  — А наш поэт явно не бедствовал, — заметила Хейс. — Шесть штук на текущем счете и восемнадцать — на сберегательном.
  
  Она бегло просмотрела даты в приходно-расходной статье, но не обнаружила ни значительных трат, ни поступлений в дни, предшествовавшие гибели Федорова. После смерти поэта никакого движения денежных сумм по счету не было вообще.
  
  — Кто бы ни подрезал его кредитную карточку, он, по-видимому, не сумел ею воспользоваться, — добавила она.
  
  — Да, технически подкованные преступники могли бы забрать все, — согласился Тиббет. — Двадцать четыре косых на счете… Парень неплохо устроился. А еще говорят — настоящий художник должен быть нищим, чтобы творить.
  
  — Крошечные каморки в мансардах давно вышли из моды, — согласно кивнула Хейс, торопливо нажимая кнопки на мобильнике. Когда Шивон ответила, она вкратце обрисовала ей ситуацию:
  
  — В день, когда его убили, Федоров снял со счета сотню фунтов.
  
  — Каким образом?
  
  — Через банкомат, установленный на вокзале Уэверли… — Хейс нахмурилась. — Странно, что он уезжал из Эдинбурга с одного вокзала, а вернулся на другой.
  
  — Он же встречался с Риорданом, — напомнила Шивон. — Вероятно, Чарльз назначил ему встречу в какой-нибудь индийской забегаловке поблизости.
  
  — Но этого уже не проверишь, верно?
  
  — Не проверишь, — согласилась Шивон.
  
  На заднем плане Хейс слышала мужские голоса, но они звучали гораздо спокойнее, чем голоса детективов в участке.
  
  — А вы сейчас где, сержант? — осторожно осведомилась она.
  
  — В муниципалитете. Пытаюсь выбить разрешение на просмотр записей Центра наблюдения и контроля.
  
  — И когда вы планируете вернуться в участок?
  
  — Примерно через час. А что?
  
  — Нет, ничего… — быстро сказала Хейс. — Просто у вас голос… усталый. Есть какие-нибудь новости от нашего любимого инспектора?
  
  — Нет, никаких новостей нет… Если, разумеется, ты имеешь в виду Ребуса, а не Старра. Последний развернулся вовсю!.. — Шивон хмыкнула.
  
  — Скажи ей… — Тиббет подтолкнул напарницу локтем. — Насчет банка.
  
  — Колин просит сказать, что в Первом шотландском нам обоим очень понравилось.
  
  — Шикарное местечко, не так ли?
  
  — Признаться честно, никогда ничего подобного не видела. Если здесь чего-то и не хватает, так это искусственной горной речки с водопадом.
  
  — А Стюарта Джени вы видели?
  
  — Он был на совещании, но его секретарша — это просто… машина какая-то! На все про все ей потребовалась минута, не больше. Раз, два — и готово!
  
  — ПШБ должен заботиться о своей репутации. В прошлом году его прибыль составила десять миллиардов, естественно, что плохая реклама банку ни к чему.
  
  Хейс повернулась к Тиббету:
  
  — Сержант говорит, что за прошлый год ПШБ заработал десять миллиардов. Не восемь, а десять, понятно?
  
  — Что-то около того, — уточнила Шивон.
  
  — Или что-то около того, — повторила Хейс специально для Колина.
  
  — Потрясающе!.. — негромко сказал Тиббет, качая головой.
  
  Филлида Хейс окинула его быстрым взглядом. «У него красивые губы, — подумала она. — Такие приятно целовать. С другой стороны, он моложе, и у него совсем нет опыта… Сырой материал, с которым еще работать и работать!»
  
  Пожалуй, «работать» с Тиббетом она начнет сегодня же вечером.
  
  — Ладно, поговорим при встрече, — сказала Хейс и дала отбой.
  31
  
  Скарлетт Коулвелл ждала Ребуса в своем кабинете на Джордж-сквер. Кабинет находился на одном из верхних этажей, и из его окон мог бы открываться неплохой вид на город, но сегодня любоваться панорамой Эдинбурга мешала влага, осевшая на внутренней поверхности двойных стекол.
  
  — Это у нас частенько случается, — извинилась доктор Коулвелл. — Подумать только: здание построено всего сорок лет назад, а уже разваливается.
  
  Но Ребус смотрел не столько на окно, сколько на стеллажи, заставленные русскими книгами и учебниками. Стоящие на полках гипсовые бюстики Маркса и Ленина служили для них боковыми подпорками. Стена напротив была увешана картами и рекламными плакатами, среди которых затесалась фотография президента Ельцина, исполняющего какой-то незамысловатый танец.
  
  Стол Скарлетт Коулвелл стоял возле окна. Он был обращен к комнате, и вплотную к нему стояли еще два сдвинутых вместе стола и восемь стульев, занимавших почти все свободное пространство. На полу в углу Ребус увидел электрический чайник.
  
  Сидя возле него на корточках, доктор Коулвелл насыпала растворимый кофе в две кружки.
  
  — Вам с молоком? — спросила она.
  
  — Да, спасибо, — поблагодарил Ребус, разглядывая ее пышные волосы и стройное бедро, красиво обрисованное натянувшейся юбкой.
  
  — Сахар?
  
  — Нет, только молока.
  
  Чайник закипел, Скарлетт разлила кипяток по кружкам и протянула одну из них Ребусу. Только потом она поднялась на ноги. Несколько секунд они стояли почти вплотную друг к другу, наконец Коулвелл еще раз извинилась за тесноту и вернулась на рабочее место. Ребус примостился на краешке одного из сдвоенных столов.
  
  — Спасибо, что согласились встретиться со мной.
  
  Скарлетт Коулвелл подула на свой кофе.
  
  — Не за что. Я очень расстроилась, когда узнала о… о мистере Риордане.
  
  — Вероятно, вы встречались с ним в Поэтической библиотеке? — предположил Ребус.
  
  Она кивнула и тут же энергичным жестом убрала назад упавшие на лицо волосы.
  
  — И еще в «Силе слова».
  
  Теперь уже Ребус кивнул:
  
  — Это книжный магазин, где выступал мистер Федоров, верно?
  
  Доктор Коулвелл движением руки показала ему на стену. Приглядевшись, Ребус увидел на ней фотографию, запечатлевшую Александра Федорова во время одного из выступлений: рот поэта был широко открыт, правая рука драматическим жестом воздета к потолку.
  
  — Не очень-то похоже на книжный магазин, — заметил он.
  
  — В конце концов выступление решено было перенести в более просторное помещение — в кафе на Николсон-стрит. И все равно мест для всех желающих едва хватило.
  
  — Здесь он в своей стихии, — сказал Ребус, кивком указывая на фотографию. — Это вы его сняли?
  
  — К сожалению, я почти не умею фотографировать… — проговорила Скарлетт Коулвелл извиняющимся тоном.
  
  — У меня вышло бы еще хуже. — Ребус улыбнулся. — Значит, Чарльз Риордан записывал и это выступление?
  
  — Да. — Она немного помолчала. — На самом деле это большая удача, что вы позвонили.
  
  — Вот как?
  
  — Потому что я сама собиралась звонить вам, чтобы попросить об одном одолжении.
  
  — Что я могу для вас сделать, доктор Коулвелл?
  
  — Есть один журнал, называется «Лондонское литературное ревю»… Там прочли некролог, который я написала для «Скотсмена», и решили напечатать одно из стихотворений Александра.
  
  — Ну и что же? — Ребус поднес к губам чашку с кофе.
  
  — Это одно из последних его стихотворений, оно на русском… Александр читал его в Поэтической библиотеке… — Она грустно улыбнулась. — Мне даже кажется, он закончил его буквально накануне. Проблема, однако, в том, что у меня этого стихотворения нет. И боюсь, нет ни у кого.
  
  — А вы заглянули в его корзину для бумаг?
  
  — Если я скажу «да», вы будете считать меня стервятницей?
  
  — Вовсе нет. — Ребус покачал головой. — Но стихотворения вы так и не нашли, не так ли?
  
  — Нет, не нашла. Вот почему я обратилась к одному милому молодому человеку из студии Чарльза…
  
  — К Терри Гримму?
  
  Она снова кивнула и снова нетерпеливым движением поправила упавшие на глаза волосы.
  
  — Он сказал, что запись сохранилась… И что она — у вас.
  
  Ребус вспомнил, как они с Шивон сидели в ее машине, слушая стихи, которые читал недавно умерший человек.
  
  — Вы хотите взять ее на время? — спросил Ребус. Он был уверен, что Федоров действительно прочел несколько стихотворений на своем родном языке.
  
  — Ненадолго. Я хотела бы попытаться перевести это стихотворение. Мне кажется, я должна сделать это в память о нем…
  
  — Разумеется, доктор Коулвелл.
  
  Она просияла, и Ребусу показалось, что, если бы не разделявший их стол, Скарлетт могла бы даже обнять его. Она, однако, только спросила, придется ли ей слушать диск в полицейском участке или она сможет взять его с собой.
  
  Тут Ребус сразу вспомнил, что в участке ему нельзя появляться ни в коем случае.
  
  — Я сам вам его привезу, — пообещал он.
  
  Доктор Коулвелл еще раз улыбнулась, но ее улыбка внезапно погасла.
  
  — Я совсем забыла… — проговорила она расстроенно. — Стихотворение в «Лондонское ревю» нужно представить уже на будущей неделе.
  
  — Я постараюсь сделать так, чтобы у вас было как можно больше времени для работы, — сказал Ребус и добавил: — Жаль, что мы до сих пор не поймали убийцу Федорова.
  
  Коулвелл погрустнела еще больше.
  
  — Я уверена, вы делаете все, что в ваших силах.
  
  — Спасибо за доверие. — Ребус усмехнулся. — Кстати, вы так и не спросили, зачем я попросил вас о встрече.
  
  — Я подумала, вы сами скажете.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Скажу. В последние дни я изучал жизнь Федорова — пытался выяснить, были ли у него враги…
  
  — Самым серьезным врагом Александра было государство, инспектор.
  
  — Это я уже понял. — Ребус кивнул. — Но мне удалось узнать кое-что еще. Один человек сообщил мне, что в свое время мистеру Федорову пришлось оставить должность преподавателя из-за многочисленных романов со студентками… Но с недавних пор мне начало казаться, что мой источник пытался намеренно ввести меня в заблуждение. Быть может, ничего такого не было, и я напрасно…
  
  Доктор Коулвелл остановила его движением руки.
  
  — Александра действительно уволили из университета. Он сам мне об этом рассказывал. Разумеется, обвинение было ложным: власти стремились избавиться от него любым способом…
  
  Она произнесла эти слова таким тоном, словно ей до сих пор было больно за мертвого поэта.
  
  — Прошу вас, не обижайтесь, доктор Коулвелл, но мне… я должен спросить: с вами мистер Федоров ничего себе не позволял?
  
  — У меня есть постоянный партнер, инспектор.
  
  — При всем моем уважении, доктор… — Ребус покачал головой. — Вы — красивая женщина, а у меня сложилось впечатление, что Александр Федоров был неравнодушен к женскому полу. И сдается мне, что никакой партнер, если только он не чемпион мира по боевым искусствам, его бы не остановил.
  
  Скарлетт Коулвелл снова улыбнулась и тут же в приливе напускной стыдливости опустила взгляд.
  
  — Да, — призналась она, — вы правы. После нескольких бокалов либидо Александра, гм-м… поднимало голову.
  
  — Изящно сказано. Это его слова?
  
  — Нет, мои. Мои собственные.
  
  — Тем не менее Федоров, похоже, считал вас своим близким другом, иначе он не говорил бы с вами столь откровенно.
  
  — Мне кажется, у Александра не было настоящих друзей. Это довольно распространенное явление среди писателей и поэтов — на всех остальных людей они смотрят как на материал для своих произведений. А как можно спать с человеком, зная, что впоследствии он об этом напишет и весь мир будет читать описание самых интимных мгновений твоей жизни?
  
  — Кажется, я вас понимаю… — Ребус слегка откашлялся. — Но ведь Федоров должен был как-то… усмирять то самое либидо, о котором вы упомянули.
  
  — О, у него были женщины, инспектор!
  
  — Здесь, в Эдинбурге? Неужели снова студентки?
  
  — Этого я не знаю.
  
  — А как насчет Абигайль Томас из Поэтической библиотеки? Кажется, в первую нашу встречу вы упомянули о том, что она влюблена в Федорова.
  
  — Если она и испытывала к нему какие-то чувства, то без взаимности, — отмахнулась Коулвелл, потом, немного подумав, спросила: — Вы действительно считаете, что Александра могла убить женщина?
  
  Ребус пожал плечами. Он много раз пытался представить себе, как изрядно подвыпивший Федоров идет по Кинг-стейблз-роуд и вдруг натыкается на женщину, которая предлагает ему бесплатный секс. Пошел бы он с незнакомкой?.. Может быть. А с женщиной, которую он знал?.. Этот вариант казался Ребусу куда более вероятным.
  
  — Скажите, в разговорах с вами мистер Федоров никогда не упоминал фамилию Андропов? — спросил он.
  
  Коулвелл задумалась, беззвучно шевеля губами. Очевидно, она несколько раз повторила фамилию про себя, потом покачала головой:
  
  — Извините, нет…
  
  — А как насчет Кафферти?
  
  — Тоже нет. — Она взглянула на него. — Похоже, вам от меня мало проку.
  
  — Иногда, — наставительно сказал Ребус, — отрицательный результат не менее важен, чем положительный.
  
  — Это как у Шерлока Холмса? Я никак не могу запомнить эту цитату. «Отбросить все…» Ну вы-то должны ее знать…
  
  Ребус солидно кивнул, не желая, чтобы она сочла его недостаточно начитанным. Каждый день по дороге на работу он проходил мимо статуи Шерлока Холмса на углу Лит-стрит. Как он выяснил, статую воздвигли на том самом месте, где еще недавно стоял дом, в котором прошло детство Конан Дойла.
  
  — Как там дальше?..
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Я, как и вы, никак не могу запомнить ее полностью.
  
  Поднявшись, Коулвелл обогнула стол и, слегка задев Ребуса юбкой по ногам, протиснулась мимо него к полкам и сняла оттуда какую-то толстую книгу. Ребус успел заметить надпись на корешке — это был сборник цитат. Отыскав раздел, посвященный Конан Дойлу, она стала водить пальцем по страницам, отыскивая нужную цитату.
  
  — Ага, вот: «…Отбросьте все невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался».[20] — Коулвелл нахмурилась. — Опять я все перепутала — мне казалось, что речь шла о том, чтобы исключить наиболее вероятное — то, что лежит на поверхности.
  
  — Гм-м… — глубокомысленно протянул Ребус в надежде, что она примет его мычание за согласие. Затем он поставил пустую кружку на стол. — Скажите, доктор Коулвелл, могу я, в свою очередь, обратиться к вам с просьбой?
  
  — Услуга за услугу?..
  
  Она прищурилась и захлопнула том. В воздух взвилось небольшое облачко пыли.
  
  — Я только хотел попросить у вас ключ от квартиры Федорова.
  
  — Вам повезло, инспектор. Какой-то человек из коммунального ведомства должен был заехать за ним, но так и не объявился.
  
  — Кстати, что они собираются сделать с его вещами?
  
  — Консульство обещало все забрать — ведь какие-то родственники у него, наверное, все же остались.
  
  Она вернулась за стол и, выдвинув ящик, достала оттуда кольцо с ключами и протянула их Ребусу. Он кивнул и спрятал ключи в карман.
  
  — У нас на первом этаже постоянно дежурит консьерж, — сказала Коулвелл. — Если меня вдруг не окажется на месте, можете оставить ключи у него. А вы не забудете про запись? — добавила она после короткой заминки.
  
  — Можете на меня рассчитывать.
  
  — Тот парень со студии сказал, что это — единственная уцелевшая копия. — Она вздохнула. — Бедный мистер Риордан — какая жуткая смерть!..
  
  Выйдя на улицу, Ребус нашел лестницу, ведущую с Джордж-сквер на Бакли-плейс, и спустился по ней. Здесь было полно студентов, которые выглядели… как самые обычные студенты, погруженные в учебу, и он им даже немного позавидовал. У подножия лестницы Ребус ненадолго остановился, чтобы закурить сигарету, но в воздухе заметно похолодало, и он решил, что гораздо приятнее будет курить в помещении.
  
  Квартира Федорова выглядела в точности так же, как в прошлый раз. Лишь на столе было разложено несколько листов бумаги, извлеченных из мусорной корзины и тщательно разглаженных. Очевидно, это Скарлетт Коулвелл искала среди черновиков следы последнего стихотворения Федорова. Глядя на них, Ребус вспомнил о своих шести экземплярах «Астапово-блюза» — и о том, что ему нужно найти человека, который мог бы продать их для него через интернет-аукцион. Внимательно осматривая комнату, он, однако, обнаружил, что нескольких книг Федорова недостает. «Тоже Коулвелл, — подумал он, — или здесь похозяйничал кто-то другой?» Сделанное открытие заставило его задуматься, не опоздал ли он с продажей книг: безусловно, появление на рынке большого количества экземпляров с автографом поэта должно было сбить цены. Пока Ребус раздумывал над этим, зазвонил его мобильник. Номер на экране показался ему незнакомым, но перед ним стоял международный код.
  
  — Инспектор Ребус, полиция Эдинбурга, — сказал он в телефон. — Слушаю вас…
  
  — Алло! Говорит Родди Денхольм. Это вы мне звонили?..
  
  Выговор выдавал в нем человека, получившее неплохое образование.
  
  — Да, мистер Денхольм. Спасибо, что перезвонили.
  
  — Вам повезло, инспектор, — я ложусь довольно поздно…
  
  — У нас здесь день.
  
  — А в Сингапуре — ночь.
  
  — Мистер Блэкмен говорил, что вы сейчас находитесь либо в Мельбурне, либо в Гонконге…
  
  Денхольм от всей души рассмеялся. В его смехе Ребус уловил легкую хрипотцу, свойственную курильщикам.
  
  — На самом деле я могу быть где угодно, — сказал он. — Даже в соседнем здании. Потрясающее изобретение — эти мобильные телефоны!
  
  — Если вы находитесь в соседнем здании, сэр, то гораздо дешевле было бы просто встретиться и поговорить лицом к лицу, — заметил Ребус.
  
  Денхольм снова рассмеялся:
  
  — Вы так хотите меня видеть? Тогда кто мешает вам сесть на самолет и прилететь ко мне в Сингапур?
  
  — Я стараюсь по мере сил не способствовать загрязнению окружающей среды окислами углерода.
  
  Ребус глубоко затянулся и выпустил табачный дым к потолку.
  
  — А вы сейчас где, инспектор?
  
  — На Бакли-плейс…
  
  — А-а, знаю… Университетский район, да?
  
  — В квартире одного покойника.
  
  — Простите, я не расслышал. Где, вы сказали?
  
  — В квартире человека, который умер.
  
  Последовала пауза, потом Денхольм сказал:
  
  — Из таких мест мне еще не звонили. И чья же это квартира, если не секрет?
  
  — Одного поэта. Его звали Александр Федоров. Вы о нем слышали?
  
  — Да, конечно, но…
  
  — Он был убит примерно неделю назад, и в ходе расследования всплыло ваше имя.
  
  — Расскажите-ка поподробнее…
  
  Эта фраза прозвучала так, словно Денхольм устраивался в кресле или на кровати в номере отеля. Ребус тоже опустился на диван и уперся локтем в колени.
  
  — Нам стало известно, что вы работали над одним проектом — что-то вроде видеоинсталляции для нашего парламента. Звуковое оформление вы поручили одному специалисту…
  
  — Чарльзу Риордану, — подсказал Денхольм.
  
  — Вот именно. — Ребус немного помолчал. — К сожалению, он тоже погиб.
  
  Родди Денхольм негромко присвистнул:
  
  — Как это произошло?
  
  — Кто-то поджег его дом.
  
  — А записи?.. Записи целы?!
  
  — Насколько нам известно — да. Записи уцелели.
  
  Денхольм, по-видимому, уловил новые нотки в голосе Ребуса.
  
  — Я, вероятно, кажусь вам самовлюбленным эгоистом, — начал он. — Но…
  
  — Не беспокойтесь, — перебил Ребус. — Ваш агент мистер Блэкмен тоже спросил в первую очередь о пленках.
  
  Денхольм смущенно откашлялся.
  
  — Бедняга Чарльз…
  
  — Вы хорошо его знали?
  
  — Мы познакомились, когда я начал работать над парламентским проектом. Он показался мне достаточно симпатичным человеком — порядочным и весьма квалифицированным, но я бы не сказал, чтобы мы с ним много общались.
  
  — Мистер Риордан работал и с Александром Федоровым.
  
  — Вы намекаете, что я могу быть следующей жертвой?
  
  По тому, как Денхольм это сказал, было трудно понять, шутит он или нет, поэтому Ребус просто ответил:
  
  — Я так не думаю, сэр.
  
  — И вызвоните не для того, чтобы меня… предостеречь?
  
  — Просто мне показалось, что совпадение достаточно любопытное.
  
  — Но ведь я совсем не знал Федорова — мы никогда не встречались.
  
  — Зато один из поклонников вашего искусства знал Александра очень хорошо. Его фамилия Андропов. Сергей Андропов.
  
  — Имя мне знакомо.
  
  — Он — крупный предприниматель и коллекционирует ваши работы. Что интересно, Андропов рос вместе с Федоровым.
  
  Денхольм снова присвистнул.
  
  — Вы когда-нибудь встречались с Андроповым?
  
  — Нет, насколько мне известно. — Денхольм немного помолчал. — И вы думаете, что Андропов убил Федорова?
  
  — Мы стараемся учитывать все возможности.
  
  — А как… что случилось с Федоровым? Андропов подбросил ему какой-то радиоактивный изотоп, как тому русскому парню в Лондоне?
  
  — Вы имеете в виду Литвиненко? Нет. Федорова жестоко избили на улице. Проломили ему череп.
  
  — Да-а, преступник явно не стремился придать происшедшему видимость несчастного случая.
  
  — Нет, не стремился. Скажите, мистер Денхольм, почему вы избрали для вашего проекта именно Комитет по возрождению городов?
  
  — Это не я — это они меня выбрали. Точнее, когда я поинтересовался, кто из парламентариев хотел бы поучаствовать в подготовке проекта, председатель этого комитета сказала, что она готова мне содействовать.
  
  — Вы имеете в виду Меган Макфарлейн?
  
  — Вот уж у кого нет недостатка в самомнении! Можете мне поверить, инспектор — уж я-то в этом разбираюсь!
  
  — Охотно верю, сэр.
  
  В трубке послышался звук, похожий на дверной звонок.
  
  — Кажется, мне принесли ужин, — пояснил Денхольм.
  
  — Не стану вас больше задерживать, — сказал Ребус. — Еще раз спасибо вам за то, что перезвонили.
  
  — Пустяки, инспектор.
  
  — Только одно, сэр… — Ребус выдержал паузу, чтобы полностью завладеть вниманием художника. — Прежде чем вы откроете дверь, убедитесь, что это действительно рассыльный.
  
  С этими словами он выключил телефон и позволил себе улыбнуться.
  32
  
  — Здесь, наверное, совсем не много, если сюда все влезло, — задумчиво проговорила Шивон, вертя в пальцах небольшую флешку в пластиковом корпусе. Она сидела за столом инспектора Макрея, который куда-то уехал, а свой кабинет предоставил в ее распоряжение. Это оказалось весьма кстати: она привела сюда Терри Гримма, поскольку в помещении отдела происходило настоящее столпотворение.
  
  — Вовсе нет, — возразил Гримм. — Здесь примерно шестнадцать часов записи. На флешку помещается и больше, но, к сожалению, огонь уничтожил почти все пленки.
  
  И он кивком показал на мешки с вещественными доказательствами, которые привез с собой. Мешки были крепко завязаны, но в кабинете все равно витал запах горелой пластмассы.
  
  — Вам ничего не бросилось в глаза? — спросила Шивон и тут же поправилась: — Я хотела сказать, может быть, что-то привлекло ваше внимание, что-нибудь необычное или странное?
  
  Инженер покачал головой:
  
  — Нет, ничего… Разве что вот… — Он сунул руку во внутренний карман куртки и достал компакт-диск. — Чарли записывал этого русского и раньше, несколько недель назад. Эта запись хранилась в студии. Я случайно на нее наткнулся и прожег для вас копию.
  
  Он протянул диск Шивон.
  
  — Спасибо.
  
  Она кивнула.
  
  — Что касается последней записи Федорова, — добавил Гримм, — то за ней охотилась какая-то профессорша из университета. Она звонила к нам на студию, но, насколько мне известно, единственная копия находится у вас.
  
  — Ее фамилия, случайно, не Коулвелл? — уточнила Шивон.
  
  — Что-то вроде того. — Гримм некоторое время рассматривал собственные пальцы. — Вы еще не знаете, кто его убил?
  
  Шивон хмыкнула и показала на стеклянную перегородку между кабинетом начальника и отделом.
  
  — Как видите, мы пока не празднуем.
  
  Он кивнул, но его взгляд продолжал внимательно ощупывать лицо Шивон.
  
  — Хороший способ уйти от ответа, — тихо сказал Гримм.
  
  — Чтобы раскрыть такое дело, нужно сначала ответить на вопрос «почему», мистер Гримм, — серьезно ответила Шивон. — И если бы вы нам помогли, мы были бы вам весьма признательны.
  
  — Я сам все время об этом думаю, — признался инженер. — Мы с Хейзл несколько раз обсуждали это между собой, но… — Он развел руками. — Ничего. Никаких идей.
  
  — Что ж, если вам что-то придет на ум…
  
  Шивон встала, давая понять, что разговор закончен.
  
  Сквозь стекло ей было видно, что в отделе поднялась какая-то суматоха. Потом из толпы детективов вынырнул Тодд Гудир. Подойдя к дверям кабинета, он пару раз стукнул в стекло и вошел.
  
  — Мне придется перебраться в комнату для допросов, чтобы хоть что-то расслышать на этих пленках, — пожаловался он. — В этом зверинце просто невозможно работать!..
  
  Узнав Терри Гримма, он кивнул ему в знак приветствия.
  
  — На каких пленках? — удивился тот. — Вы имеете в виду записи, сделанные в парламенте? Я думал, вы с ними давно закончили.
  
  — Как бы не так…
  
  Под мышкой Гудир держал стопку бумаг. Сейчас он протянул ее Шивон, и она увидела, что на них подробно записано содержание прослушанных кассет. Скучный, объемный, а главное — бесполезный материал. Шивон помнила, что в начале своей службы в полиции она тоже проявляла чрезмерную старательность, пока Ребус не научил ее отбрасывать второстепенное.
  
  — Спасибо, — сказала она серьезно. — Вот, это тоже вам… — Шивон протянула Гудиру флешку. — Мистер Гримм говорит, что здесь — шестнадцать часов записи.
  
  Тодд Гудир протяжно вздохнул.
  
  — Как дела на студии? — спросил он у Терри.
  
  — Ничего, справляемся понемногу, — ответил инженер.
  
  Шивон тем временем перебирала принесенные Тоддом бумаги. Читать их у нее не было ни желания, ни — если на то пошло — времени.
  
  — Было что-нибудь интересное? — как бы невзначай спросила она. — Что-то такое, на что вы обратили внимание?
  
  Молодой констебль покачал головой:
  
  — Ничего примечательного. То есть абсолютно…
  
  — А представьте, как чувствовали себя мы! — неожиданно сказал Гримм. — Мы буквально днями просиживали над этими записями, слушая, как один политик повторяет немного другими словами то, что сказал до него другой политик… и так до бесконечности.
  
  Гудир покачал головой. Он явно не горел желанием переквалифицироваться в инженеры звукозаписи.
  
  Тем временем шум в рабочем зале немного улегся, и Шивон спросила Гудира, из-за чего разгорелся сыр-бор.
  
  — Происшествие в морге, — небрежно объяснил он, подбрасывая на ладони флешку. — Кто-то предъявил права на тело Федорова и попытался его забрать. Инспектор Старр, естественно, заинтересовался и спросил, кто из нас сумеет доставить его на место быстрее остальных. — Он снова подкинул флешку в воздух. — Детектив-констебль Рейнольдс сказал, что водит машину лучше всех, но не все с ним согласились…
  
  Только сейчас он заметил, что Шивон нахмурилась, и стушевался.
  
  — Мне следовало сразу доложить вам, да? — спросил он.
  
  — Вот именно, — негромко, но с угрозой в голосе произнесла Шивон и, повернувшись к Терри Гримму, добавила: — Констебль Гудир вас проводит. Еще раз огромное спасибо за помощь.
  
  Как только они вышли, Шивон быстро спустилась на служебную стоянку и прыгнула в свой автомобиль. Мотор завелся сразу, и она рванула с места так, что завизжали покрышки. В эти мгновения ее занимал только один главный вопрос: почему Старр ничего ей не сказал… почему не обратился к ней. Вместо нее он взял с собой одного из ее парней, и кого?! Рэя Рейнольдса!!! Почему Старр так с ней обошелся? Может быть, потому, что она ушла из участка, ничего ему не сказав, и инспектор решил раз и навсегда поставить ее на место?
  
  Иными словами, у Шивон хватало вопросов, которые ей хотелось бы задать инспектору Старру лично.
  
  На Лит-стрит она повернула направо и сразу же резко свернула налево, на Норт-бридж, промчалась по ней к Трону и свернула направо, на Блэр-стрит, в очередной раз оказавшись напротив квартиры Нэнси Зиверайт. Дикторы в телике часто называли Лондон «маленьким городком», но это означало только одно: никто из них ни разу не был в Эдинбурге. Меньше чем через восемь минут Шивон уже сворачивала на стоянку возле морга. Ставя автомобиль рядом с машиной Рейнольдса, она спросила себя, удалось ли ей побить его время. Кроме их двух машин на площадке стоял большой «мерседес-бенц» устаревшей модели и два белых фургона без опознавательных знаков, принадлежавшие моргу. Обойдя их, Шивон протиснулась мимо «мерседеса» к дверце с надписью «Служебный вход» и, повернув ручку, без колебаний вошла. В коридоре, в который она попала, не было ни одного человека, пустой оказалась и комната для сотрудников, хотя из носика недавно вскипевшего чайника еще поднималась струйка пара. Миновав хранилище, Шивон отворила еще одну дверь и поднялась на этаж выше. Именно здесь находились главный вход, вестибюль и зал, где родственники дожидались процедуры опознания и где оформлялись все необходимые документы. Обычно в зале стояла гнетущая тишина или звучали приглушенные всхлипывания и сдавленные рыдания, но сегодня все было по-другому.
  
  Николая Стахова Шивон узнала сразу — отчасти благодаря длинному тяжелому пальто, которое было на нем в их прошлую встречу, когда представитель русского консульства приезжал в участок. Рядом с ним стоял еще один человек — тоже русский, если судить по лицу и одежде. Он был лет на пять моложе Стахова, дюймов на пять выше и намного шире в плечах. Его Шивон видела впервые. Стахов пытался на хорошем английском в чем-то убедить Дерека Старра, который стоял перед ним, слегка расставив ноги и упрямо скрестив руки на груди. У него был такой вид, словно он готов броситься в драку. Рядом с шефом Шивон увидела Рэя Рейнольдса, позади полицейских стояли четверо служителей морга.
  
  — У нас есть такое право, — продолжал втолковывать Стахов. — На нашей стороне не только закон, но и все морально-этические нормы.
  
  — Полицейское расследование обстоятельств гибели вашего соотечественника еще не закончено, — возразил Старр. — И по закону тело должно оставаться в морге на случай, если потребуются какие-то дополнительные экспертизы.
  
  Стахов, бросив взгляд через плечо, заметил вошедшую в зал Шивон.
  
  — Рассудите нас, пожалуйста! — воззвал он, и Шивон сделала несколько шагов вперед.
  
  — А в чем проблема? — спросила она.
  
  Старр бросил на нее сердитый взгляд:
  
  — Консульство намерено забрать тело Федорова, чтобы перевезти его на родину.
  
  — Александр Федоров должен быть похоронен в своей родной земле, — напыщенно снизал Стахов.
  
  — Это написано в его завещании? — осведомилась Шивон.
  
  — Написано или не написано, но его жена похоронена в Москве, и…
  
  — Как раз об этом я и хотела вас спросить, — перебила Шивон. Разговаривай с ней, Стахов был вынужден повернуться к Cтappy чуть ли не спиной, что, похоже, изрядно раздражало инспектора. — Как умерла супруга мистера Федорова?
  
  — Она умерла от рака, — ответил Стахов. — Ей предлагали лечь на операцию, но она не согласилась, так как боялась потерять ребенка, которого вынашивала. — Стахов слегка пожал плечами. — К сожалению, ребенок появился на свет мертвым, а к тому моменту оперировать было уже поздно. После родов жена Федорова прожила всего несколько дней.
  
  Шивон медленно кивнула. Эта печальная история, похоже, охладила страсти, и в зале снова пало тихо.
  
  — Александр Федоров погиб больше недели назад, — проговорила она. — Восемь дней вы молчали, а теперь вдруг заторопились. Почему? Откуда такая спешка?
  
  — Мы хотим только одного: вернуть тело на родину и похоронить со всеми почестями, подобающими… фигуре такого масштаба.
  
  — У меня сложилось впечатление, — сказала Шивон, — что в России Федорова вовсе не считали сколько-нибудь заметной фигурой. Вы сами говорили, что в сегодняшней России Нобелевским премиям не придают большого значения.
  
  — Правительства тоже могут менять свое мнение.
  
  — Иными словами, вы действует по прямому указанию из Кремля?
  
  Стахов был по-прежнему невозмутим:
  
  — У Федорова нет близких родственников. В подобных случаях все заботы о погребении берет на себя государство. Я уполномочен затребовать тело Федорова для транспортировки на родину и последующего захоронения.
  
  — Но мы не уполномочены вам его выдать, — вмешался в разговор Старр, который сделал несколько шагов и снова оказался в поле зрения русского. — Вы же дипломат и должны понимать, что подобные вопросы регламентируются протоколом.
  
  — Что конкретно вы имеете в виду? — требовательно спросил Стахов.
  
  — Мистер Старр имеет в виду, что мы будем держать тело у себя до окончания расследования или до постановления суда, предписывающего передать вам останки мистера Федорова.
  
  — Это произвол, — резко сказал Стахов, теребя обшлага пальто. — Мы заявим официальный протест, и тогда вам уже не удастся скрывать происходящее от общественности.
  
  — Вы можете обратиться в газеты, поддразнил его Старр. — Глядишь, что и выйдет.
  
  — Инспектор шутит, — быстро сказала Шивон. — На самом деле единственное, что мы можем посоветовать, — это действительно обратиться в суд. Ничего другого вам просто не остается.
  
  Стахов пристально посмотрел на ней и кивнул, потом круто повернулся на каблуках и зашагал к выходу. Гориллоподобный водитель двинулся следом. Как только дверь за иным закрылась, Дерек Старр шагнул вперед и схватил Шивон за руку.
  
  — Что ты тут делаешь? — прошипел он.
  
  Шивон вырвалась.
  
  — Я должна была быть здесь с самого начала, — парировала она.
  
  — Я же оставил тебя руководить работой в участке.
  
  — Ты уехал, не сказав никому ни слова. Я сама узнала об этом совершенно случайно.
  
  Инспектор Старр понял, что в этом споре ему не победить. Неловко отступив на полшага назад, он хмуро покосился на невольных свидетелей этого неприятного для него разговора — на констебля Рейнольдса и четверых сотрудников морга. Сделав над собой явное усилие, инспектор заставил себя держаться спокойно, почти дружелюбно.
  
  — Ладно, обсудим это в другой раз, — проговорил он с наигранным добродушием.
  
  Шивон, хотя и решила не ссориться с начальством, не смогла отказать себе в удовольствии немного помучить инспектора. Она сделала вид, что раздумывает, и наконец кивнула:
  
  — Хорошо.
  
  Инспектор Старр повернулся к сотрудникам морга.
  
  — Вы правильно поступили, когда вызвали нас, — сказал он. — Если что-то подобное повторится — звоните немедленно. Номер вы знаете.
  
  — Думаешь, кто-то попробует спереть жмурика посреди ночи? — спросил один служитель другого.
  
  Тот ухмыльнулся.
  
  — Давненько у нас не крали покойников, — отозвался он.
  
  Шивон решила не уточнять, о чем это они.
  33
  
  Они собрались в дальней комнате «Оксфорд-бара», словно самые настоящие заговорщики. Здесь можно было не опасаться посторонних ушей, поскольку кроме них в комнате все равно никого не было, и все же обстановка действовала — все старались говорить тише. Первым делом Ребус сообщил коллегам о том, что он отстранен от работы, и предупредил, что каждого, кого увидят в его обществе, скорее всего, ждут крупные неприятности.
  
  Шивон в ответ кивнула и отпила тоника — сегодня она решила обойтись без джина. Колин Тиббет покосился на Хейс, словно в ожидании подсказки.
  
  — Раз уж приходится выбирать между вами и инспектором Старром… ответ очевиден, — сказала Филлида.
  
  — Ответ очевиден, — эхом повторил Колин, но как-то не очень уверенно.
  
  — Что касается меня, — высказался Тодд Гудир, — то я ничего не теряю. Что мне могут сделать? Сослать обратно в патрульные? Я все равно окажусь там, когда все закончится…
  
  И он отсалютовал Ребусу пивной кружкой.
  
  Покончив, таким образом, с формальностями, все пятеро перешли к событиям сегодняшнего дня. Ребус, впрочем, рассказывал о том, что ему удалось выяснить, весьма сдержанно и не без купюр — как-никак, он все-таки был отстранен.
  
  — Значит, ни с Меган Макфарлейн, ни с Джимом Бейквеллом ты так и не поговорила? — спросил он у Шивон.
  
  — У меня было много других дел, Джон, — ответила она.
  
  — Прошу прощения… — Торопясь вставить свое слово, Гудир чуть не подавился пивом. — По-к-ха… пока вы ездили в морг, звонили из офиса Бейквелла. Я взял на себя смелость договориться о встрече на завтрашнее утро, — правда, договоренность только предварительная, ее еще нужно подтвердить.
  
  — Спасибо, Тодд, — с чувством сказала Шивон. — Хоть кто-то не бросил свой пост в разгар рабочего дня!
  
  Гудир слегка поморщился. Хейс попыталась сказать что-то насчет того, что она, мол, рада любому предлогу хоть ненадолго покинуть рабочий зал.
  
  — В отделе буквально яблоку негде упасть, — подтвердил Тиббет. — Сегодня после обеда я полез в свой стол и обнаружил в ящике недоеденный сэндвич.
  
  — Разве в банке вас не угостили обедом? — пошутил Ребус.
  
  — Нет, сэр. Ведь нельзя же считать полноценным обедом свежие булочки с паштетом из гусиной печенки? — парировала Хейс. — Ну а если серьезно… Это не банк, а какой-то производственный комбинат. Прекрасно организованный, но все равно — комбинат… Через три минуты нас уже обработали, выставили обратно на улицу — и никаких булочек!
  
  — В прошлом году Первый шотландский получил десять миллиардов прибыли, — поддакнул Тиббет. — Можете себе представить?!
  
  — Это больше, чем валовой внутренний продукт некоторых небольших государств, — внес свою лепту Гудир.
  
  — Надеюсь, ПШБ никуда не исчезнет к моменту, когда Шотландия обретет независимость, — сказал Ребус. — Их годовой доход плюс годовой доход ближайшего конкурента — для небольшой страны это будет неплохим стартовым гандикапом.
  
  Шивон посмотрела на него:
  
  — Ты думаешь, Стюарт Джени и Меган Макфарлейн именно поэтому поддерживают столь тесные отношения?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Шотландским националистам очень не хочется, чтобы ПШБ и ему подобные смотали удочки и перебрались куда-нибудь в другое место. Это обстоятельство дает банкирам определенные рычаги…
  
  — Мисс Макфарлейн не особенно похожа на женщину, на которую можно давить.
  
  — Но ведь за ней будущее, не так ли? А ни один банк не получит солидного дохода, если не будет работать на перспективу, порой — на очень отдаленную перспективу. — Ребус задумался. — Быть может, владельцы ПШБ не единственные, кто…
  
  Его телефон завибрировал. Прежде чем ответить, Ребус взглянул на высветившийся номер. Звонили с мобильника, номер был незнакомый. Он нажал на кнопку «Ответить».
  
  — Алло?
  
  — Привет, Чучело!
  
  «Чучелом» Ребуса очень давно прозвал Кафферти, а почему — уже забылось. Сам не заметив, как поднялся на ноги, Ребус вышел из комнаты в общий зал, спустился по ступенькам и оказался на улице.
  
  — Ты, я вижу, сменил номер, — сказал он.
  
  — Я меняю номер каждые несколько недель, — сказал гангстер, — но от близких друзей у меня нет секретов.
  
  — Очень предусмотрительно.
  
  Воспользовавшись тем, что он все равно вышел из бара, Ребус решил закурить.
  
  Кафферти услышал щелчок зажигалки.
  
  — Когда-нибудь сигареты тебя прикончат, — сказал он.
  
  — Двум смертям не бывать, одной не миновать.
  
  Ребус вспомнил, что говорил ему Стоун о прослушивании телефонов Кафферти. Интересно, способно ли Шотландское агентство по борьбе с наркотиками перехватывать разговоры по мобильной связи? Не исключено… С чего бы тогда Кафферти стал так часто менять номера?
  
  — Мне нужно с тобой встретиться, — неожиданно сказал гангстер.
  
  — Когда?
  
  — Разумеется, сейчас.
  
  — И зачем, если не секрет?
  
  — Не беспокойся, скоро ты все узнаешь. Подъезжай лучше к каналу.
  
  — К каналу? А в какое именно место?
  
  — Ты знаешь в какое, — сказал Кафферти и дал отбой.
  
  Несколько мгновений Ребус смотрел на аппарат, потом захлопнул крышку и вышел на проезжую часть. Было уже поздно, движение давно затихло, а если какая-то машина и сворачивала на Янг-стрит, услышать ее можно было издалека, поэтому Ребус спокойно стоял посередине улицы и курил, повернувшись лицом в направлении Шарлотт-сквер. Когда-то один из завсегдатаев сказал ему, что здание в георгианском стиле, на которое он сейчас смотрел, служит резиденцией премьер-министра. Интересно, подумал сейчас Ребус, что думает министр о разных чудаках, которые выходят курить на улицу из «Оксфорд-бара»?..
  
  Дверь позади него открылась. Пряча руки в рукава куртки, из бара вышла Шивон. Следом за ней показался Гудир — по-видимому, полпинты ему было достаточно.
  
  — Звонил Кафферти, — сказал им Ребус. — Он хочет со мной встретиться. Вы куда-то шли?
  
  — Я договорился встретиться со своей девушкой, — объяснил Гудир. — Мы собирались посмотреть рождественскую иллюминацию.
  
  — Но ведь еще ноябрь не кончился! — удивился Ребус.
  
  — Иллюминацию включили сегодня в шесть вечера.
  
  — А я собиралась домой, — добавила Шивон.
  
  Ребус погрозил ей пальцем:
  
  — Никогда не уходите из паба вдвоем, если не хотите, чтобы вам начали перемывать косточки.
  
  — Зачем ты ему понадобился? — спросила Шивон, имея в виду Кафферти.
  
  — Он не сказал.
  
  — И ты пойдешь?
  
  — Почему бы нет?
  
  — И где вы собираетесь встречаться? — Шивон вздохнула. — Надеюсь, там хотя бы достаточно светло?
  
  — Мы встречаемся на канале, возле нового бара — того, который недавно построили возле Фаунтинбриджского пруда… А какие планы у Хейс и Тиббета?
  
  — Они, кажется, хотели пойти в парк Принсес-стрит-гарденс, — сказал Гудир. — С сегодняшнего дня там работают колесо обозрения и каток.
  
  Шивон пристально смотрела на Ребуса.
  
  — Тебя нужно подстраховать?
  
  Выражение его лица послужило ей достаточным ответом.
  
  — Ну ладно… — Гудир поднял воротник куртки и посмотрел на небо с таким видом, словно боялся, что пойдет снег. — Тогда до завтра?
  
  — Иди и веди себя хорошо, — напутствовал его Ребус, и Гудир быстро зашагал по Касл-стрит.
  
  — Похоже, парень неплохо справляется, — сказал Ребус, но Шивон не позволила себя отвлечь.
  
  — Ты не можешь встречаться с Кафферти один, — сказала она твердо.
  
  — Да брось, в первый раз, что ли?
  
  — Не в первый, согласна, но каждый такой раз легко может стать последним.
  
  — Если мой труп найдут в канале, ты, по крайней мере, будешь знать, кого привлечь.
  
  — Не надо так шутить, Джон!
  
  Ребус положил руку ей на плечо.
  
  — Все в порядке, Шив, не беспокойся, — сказал он. — Кроме, пожалуй, одного: за Кафферти следят ребята из НОПа. Этакая ложка дегтя в нашем бочонке с медом…
  
  — Как ты узнал?!
  
  — Я столкнулся с ними вчера вечером… — Увидев выражение лица Шивон, он поспешно убрал руку. — Я потом тебе все объясню, ладно? Самое главное — они хотят, чтобы я держался подальше от Кафферти.
  
  — Именно так тебе и следует поступить.
  
  — Совершенно с тобой согласен. — Ребус достал визитную карточку Стоуна и протянул Шивон. — У меня к тебе просьба: позвони этому парню и скажи, что инспектору Ребусу нужно срочно с ним поговорить.
  
  — Я?
  
  — Да, ты. Звони лучше из паба, не хочу, чтобы он засек номер твоего мобильника. Себя не называй, скажи только, что я буду ждать его на той самой заправочной станции. Он знает где.
  
  — Господи, Джон!..
  
  Шивон с беспокойством рассматривала визитку Стоуна.
  
  — Не беспокойся. Еще пара суток, и я больше не буду висеть у тебя на шее.
  
  — Ты уже двое суток как отстранен, а все равно продолжаешь… висеть.
  
  Ребус улыбнулся.
  
  — Как драгоценный камень в массивной оправе, а?
  
  — Скорее как мельничный жернов, — отрезала Шивон и отправилась в «Оксфорд-бар» — звонить Стоуну.
  
  — Не очень-то ты торопился, — сказал Кафферти вместо приветствия.
  
  Он ждал Ребуса на разводном мосту через канал: воротник поднят, руки засунуты глубоко в карманы теплого пальто верблюжьей шерсти.
  
  — Где твоя машина? — спросил Ребус, оглянувшись на пустырь возле дороги.
  
  — Я пришел пешком. Здесь всего десять минут…
  
  — А охранник?
  
  — Сегодня он мне не нужен.
  
  Ребус закурил еще одну сигарету.
  
  — Значит, вчера вечером ты меня видел?
  
  — Тебя опознал водитель Андропова.
  
  Наверное, тот самый, подумал Ребус, который так сердито смотрел на него в баре «Каледониан».
  
  — Не знаю только — неужели ты потащился за нами и в Грантон?
  
  — Почему бы не проехаться, тем более погода была отличная.
  
  Ребус безмятежно улыбнулся и выпустил струйку дыма прямо в лицо Кафферти, Но налетевший порыв ветра унес дым прочь.
  
  — Имей в виду, Ребус, это совершенно легальный бизнес, так что можешь ездить за нами, сколько твоей душе угодно.
  
  — Спасибо, так я и сделаю.
  
  — Сергею нравится Шотландия, вот и все. Он полюбил ее с детства, когда отец читал ему «Остров сокровищ». Мне пришлось свозить его в Квин-стрит-гарденз: говорят, именно глядя на тамошний пруд, Стивенсон задумал свой знаменитый роман.
  
  — Потрясающе, — откликнулся Ребус, глядя на темную воду под мостом. Он знал, что глубина здесь небольшая — не больше трех-четырех футов, но, насколько ему было известно, человеку, чтобы утонуть, хватило бы и этого.
  
  — Андропов планирует перевести свой бизнес сюда, к нам, — добавил Кафферти.
  
  — Вот не знал, что в Шотландии такие богатые залежи цинка и олова.
  
  — Ну, может быть, не весь бизнес, но…
  
  — Не вижу в этом большого смысла. Другое дело — если бы у нас с Россией не было договора об экстрадиции…
  
  — А ты уверен, что такой договор есть? — Кафферти лукаво улыбнулся. — Впрочем, кто мешает Андропову попросить политического убежища?
  
  — Боюсь, он не очень похож на диссидента или борца за права человека. Не тот формат.
  
  Кафферти снова улыбнулся, но ничего не ответил.
  
  — Кстати, насчет того вечера в отеле… — вспомнил Ребус. — Сначала ты выпил с Федоровым, потом сидел за одним столиком с Андроповым и с министром Бейквеллом… О чем вы говорили?
  
  — Я, кажется, уже объяснял: когда я угощал Федорова коньяком, то понятия не имел, кто он такой.
  
  — И ты, конечно, не знал, что Федоров и Андропов вместе выросли?
  
  — Конечно, нет.
  
  Ребус щелчком стряхнул пепел с сигареты.
  
  — Итак, что же вы обсуждали с министром экономического развития?
  
  — Готов спорить, что тот же вопрос ты задавал и Сергею.
  
  — И как, ты думаешь, он ответил?
  
  — Наверное, он сказал, что мы обсуждали экономическое развитие. Это, кстати, правда.
  
  — У меня сложилось впечатление, что вы охотитесь за земельными участками. Андропов дает деньги, а ты выступаешь как его доверенное лицо.
  
  — Все совершенно законно, — повторил Кафферти.
  
  — Интересно, знает ли Андропов, что ты уже был землевладельцем, точнее — домовладельцем? Знает ли он о битком набитых жильцами крошечных квартирках, где не соблюдались ни правила пожарной безопасности, ни даже элементарные санитарные нормы, или о том, как ты прикарманивал и обналичивал чеки социальной службы?
  
  — Ты, похоже, начинаешь хвататься за соломинки, не так ли? Можно подумать, тебя уже сбросили туда…
  
  Кафферти показал на канал.
  
  — Квартира на Блэр-стрит тоже принадлежит тебе. Ты сдаешь ее Нэнси Зиверайт и Эдди Джентри… — Всего двое жильцов, подумал Ребус, только сейчас сообразив, насколько необычно это было для Кафферти. — А Нэнси дружна с Солом Гудиром… Настолько дружна, — добавил он после короткой паузы, — что покупает у него дурь для себя и своих подруг. В тот вечер, когда Сол получил на Хаймаркете удар ножом, Нэнси наткнулась на труп Федорова, и произошло это аккурат на той самой улице, где Сол живет. — Ребус наклонился к гангстеру. — Понимаешь, к чему я веду?.. — прошипел он прямо в лицо Кафферти.
  
  — Не совсем.
  
  — Буквально несколько часов назад русскому консульству вдруг загорелось вывезти тело Федорова в Россию — для похорон.
  
  — Я же говорю, Ребус, — ты пытаешься хвататься за соломинки.
  
  — Это не соломинки, Кафферти, это цепи. И мне кажется, ты знаешь, на кого они в конце концов будут надеты.
  
  — Ты не думал о том, чтобы самому начать писать стихи?
  
  Кафферти говорил спокойно, но Ребус заметил, что гангстер слегка отодвинулся.
  
  — К сожалению, в моих представлениях «Кафферти» сочетается только с эпитетами «мошенник» и «мерзавец».
  
  Кафферти широко улыбнулся, демонстрируя работу дантиста, которая явно обошлась владельцу недешево. Потом он потянул носом воздух и зашагал к дальнему концу моста.
  
  — Я вырос неподалеку отсюда, — бросил он через плечо. — Ты об этом знал?
  
  — Мне казалось, что ты из Крейгмиллера.
  
  — Да, но моя тетка и дядя жили в Горджи, они и присматривали за мной, пока мать работала. Папаша-то сделал ноги примерно за месяц до моего рождения… — Кафферти повернулся к Ребусу: — Ты ведь не из города, верно?
  
  — Из Файфа.
  
  — Тогда ты, наверное, не помнишь скотобойню. Время от времени из ворот вырывался разъяренный бык, тогда власти включали сирену, как при воздушном налете, а нас, детей, держали взаперти, пока не приезжали отстрельщики. Один раз я смотрел из окна и видел, как все происходило. Бык — огромный, черный зверь, весь в пене, с открытой алой пастью, из которой валил пар, — настолько одурел от свободы, что скакал и вскидывал задом, словно теленок. — Кафферти немного помолчал. — Он все прыгал и прыгал, пока приехавший охотник не всадил ему пулю прямо между рогами. Я видел, как у быка подогнулись колени, как остекленели глаза… После этого мне долго казалось, что это был я — последний в мире свободный бык.
  
  — Ну ты и сейчас еще бычара хоть куда, — заметил Ребус.
  
  Кафферти грустно улыбнулся.
  
  — Дело в том, — сказал он, — что теперь мне все чаще кажется: последний свободный бык — это ты, Джон. Ты храпишь, лягаешься и бьешь рогами воздух, потому что никак не можешь смириться с мыслью о том, что я теперь занимаюсь исключительно законными делами.
  
  — Боюсь, что эта мысль так мыслью и останется. К действительности она не имеет никакого отношения. — Ребус бросил окурок в воду. — Зачем ты позвал меня сюда, Кафферти?
  
  Гангстер пожал плечами:
  
  — В последнее время нам с тобой не часто выпадает возможность поговорить один на один. Когда вчера вечером Сергей сказал, что ты за нами следишь… Что ж, возможно, именно это заставило меня встретиться с тобой.
  
  — Я тронут.
  
  — В новостях сказали, что расследование возглавил инспектор Старр. Что, тебя уже выперли?.. Хорошо хоть пенсия у тебя должна быть неплохая.
  
  — И абсолютно законная.
  
  — Теперь у Шивон появится возможность проявить себя.
  
  — Она — достойный противник, Кафферти. Тебе с ней не справиться.
  
  — Поживем — увидим.
  
  — Думаю, что увижу, — кивнул Ребус. — И думаю, ждать придется недолго.
  
  Кафферти отвернулся, переключив свое внимание на бетонный забор, ограждавший строительную площадку.
  
  — С тобой приятно побеседовать, Джон. Даже не скажешь, что тебе остались считаные деньки.
  
  Но Ребус не собирался сдаваться:
  
  — Ты слышал, что случилось с тем русским, с Литвиненко? На твоем месте я был бы поосторожнее в выборе партнеров.
  
  — Не думаю, что кто-то захочет меня отравить. Андропов и я на многие вещи смотрим одинаково. Через каких-нибудь несколько лет Шотландия станет независимой — в этом нет никаких сомнений. Нефти в Северном море хватит еще лет на тридцать; потом можно будет осваивать богатейшие месторождения в Атлантике. Один бог знает, сколько ее там! В худшем случае нам придется заключить договор с Вестминстером, но даже тогда нам достанется не меньше восьмидесяти-девяноста процентов пирога. — Кафферти слегка пожал плечами. — А когда мы разбогатеем, то начнем вкладывать средства в наши обычные развлечения — выпивку, наркотики, азартные игры. В каждом крупном городе мы построим суперказино и будем сидеть и смотреть, как денежки рекой текут к нам.
  
  Ребус хмыкнул:
  
  — Еще один план бесшумного вторжения?
  
  — Русские всегда считали, что в Шотландии должна произойти революция, но тебя-то это не затронет, правда? Ведь ты к тому времени навсегда выйдешь из игры…
  
  Кафферти помахал рукой и повернулся к нему спиной.
  
  Ребус еще немного постоял на мосту, хотя и понимал, что ничего больше не выстоит. Тем не менее он не спешил уходить. Вчерашний Кафферти был актером, представлявшим на сцене в окружении реквизита и статистов. Сегодня он был другим — задумчивым, почти печальным. Как много, подумалось Ребусу, у него различных масок. На все случаи жизни, наверное.
  
  Он чуть не предложил Кафферти подвезти его до дома, но сразу отбросил эту мысль. С какой такой радости, в самом деле? Так и не сказав ни слова своему старинному врагу, Ребус повернулся и пошел к своей машине, на ходу закуривая еще одну сигарету. Как ни странно, рассказанная гангстером история о быке запала ему в душу. Быть может, размышлял Ребус, именно такой будет его жизнь на пенсии: непривычная, сбивающая с толку свобода, которая, как это ни печально, быстро закончится. Закончится, по всей вероятности, вместе с жизнью.
  
  «Никакого тебе Леонарда Коэна, когда вернешься домой, — пообещал себе Ребус. — Ты и так слишком расклеился».
  
  Вместо Коэна он поставил диск Рори Галлахера: «Большие пистолеты», «Фальшивый пенни», «Город шальных денег» и «Маленький грешник». Под Галлахера хорошо пошли три большие порции виски, правда почти наполовину разбавленные водой. После Галлахера он слушал Джеки Ливена и «Пейдж энд Плант». В какой-то момент Ребусу захотелось позвонить Шивон, но он быстро передумал. Пусть отдохнет, решил он, не стоит перегружать ее своими заботами. Поесть Ребус забыл, но голода не чувствовал.
  
  Потом он задремал и проспал почти час. Разбудил его настойчивый звонок телефона. Ребус открыл глаза. Бокал с виски стоял на подлокотнике кресла, и он крепко сжимал его рукой.
  
  «Надо же, ни капли не пролил! Ай да я!» — похвалил себя Ребус, поднося к уху мобильник. Номер на экране был ему хорошо знаком.
  
  — Привет, Шив, — сказал он как можно бодрее. — Проверяешь, как я?..
  
  — Джон…
  
  По ее голосу он сразу понял: случилось что-то плохое.
  
  — Давай, выкладывай, — добродушно проворчал Ребус и поднялся.
  
  — Кафферти в больнице. В реанимации.
  
  Она больше ничего не прибавила, и Ребус машинально пригладил волосы свободной рукой. В следующее мгновение он сообразил, что никакой свободной руки у него быть не должно. Опустив взгляд, Ребус увидел, что уронил бокал на ковер, и виски расплескалось на ботинки.
  
  — Что произошло?
  
  — Это я у тебя хотела спросить! — выпалила Шивон. — Что между вами произошло?!
  
  — Ничего. Мы просто поговорили и разошлись.
  
  — Просто поговорили?
  
  — Клянусь!..
  
  — Должно быть, это был очень серьезный разговор, поскольку у Кафферти проломлен череп и сломаны ребра. Я уже не говорю об ушибах…
  
  Ребус прищурился.
  
  — Где его нашли? Возле канала?
  
  — Совершенно верно.
  
  — И ты сейчас там?
  
  — Только благодаря любезности Шэга Дэвидсона.
  
  — Дождись меня, ладно? Я приеду через пять минут.
  
  — Нет! Никуда не езди… Ты пил, я слышу. После первых четырех-пяти бокалов ты начинаешь говорить в нос.
  
  — Тогда пришли за мной машину.
  
  — Джон…
  
  — Пришли за мной машину, черт возьми!
  
  Ребус снова запустил пятерню в волосы, чтобы пригладить, но вместо этого дернул со всей силы. «Меня подставили, — думал он. — Подставили!..»
  
  — Сам подумай, Джон: Шэг просто не может допустить тебя на место преступления. Ведь для него ты — подозреваемый… хотя бы чисто формально. А если он позволит подозреваемому близко подойти к уликам…
  
  — Да, верно. Ты права. — Ребус посмотрел на часы. — Мы расстались примерно три часа назад. Когда обнаружили тело?
  
  — Два с половиной часа назад.
  
  — Это плохо… очень плохо… — Ребусу никак не удавалось сосредоточиться, и он двинулся в сторону кухни. Если вылить на голову пару галлонов холодной воды… — Ты позвонила этому парню — Стоуну?
  
  — Да.
  
  — И сказала ему, что я буду ждать его на заправочной станции?
  
  — Да.
  
  — Черт!
  
  — Он сейчас здесь вместе со своим напарником.
  
  Ребус крепко зажмурился.
  
  — Не разговаривай с ними, слышишь?
  
  — Слишком поздно. Когда они подъехали, я как раз беседовала с Шэгом. Стоун представился и… Знаешь, какими были его первые слова, когда он обратился ко мне?
  
  — «Черт побери, сержант, у вас такой же голос, как у женщины, которая отправила нас на заправку в Грантон искать ветра в поле». Или что-то вроде того…
  
  — Ты почти угадал.
  
  — Все, что ты можешь в этой ситуации, Шив, — это говорить правду. Скажи, что я приказал тебе позвонить Стоуну.
  
  — Ты не мог мне приказывать — ведь ты отстранен, и я прекрасно об этом знала.
  
  — Господи, Шивон, прости…
  
  Вода из крана продолжала течь, раковина постепенно наполнялась. Воды в ней набралось дюймов восемь, но Ребус знал случаи, когда люди тонули и в куда меньшем количестве.
  34
  
  Когда такси высадило Ребуса возле Лемингтонского моста, Шивон уже поджидала его. Она стояла сложив руки на груди и выглядела точь-в-точь как вышибала, охраняющий вход в клуб для очень важных персон.
  
  — Тебе сюда нельзя, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Неужели ты не понимаешь?!
  
  — Я все понимаю, — кивнул Ребус, оглядываясь.
  
  Несмотря на поздний — или уже ранний — час, зевак собралось порядочно: жители ближайших домов, возвращавшиеся с ночной смены работники и даже парочка с одного из стоящих на канале катеров. Выйдя на палубу, они прихлебывали из чашек горячий чай или кофе и о чем-то переговаривались.
  
  — Почему у тебя волосы мокрые? — спросила Шивон.
  
  — Некогда было сушиться, — ответил Ребус.
  
  Он уже убедился, что подходить ближе к месту преступления не имеет смысла — ему и так все было хорошо видно. Вдоль пешеходной дорожки на противоположном берегу бродили, словно духи, эксперты-криминалисты, освещая фонариками асфальт под ногами в поисках следов. Мощные дуговые лампы, заливавшие окрестности слепящим светом, были подключены к распределительным щитам на причале — скорее всего, к тем самым, от которых питались электричеством стоящие на якоре катера. Полицейские в белых комбинезонах занимались каждый своим делом. Несколько человек стояли тесной группой у дальнего конца моста.
  
  — Там его и нашли? — спросил Ребус, и Шивон утвердительно кивнула. — Именно там я видел его в последний раз.
  
  — На него наткнулась парочка, возвращавшаяся с ночной прогулки, — сказала Шивон. — Они и вызвали «скорую». Один из санитаров узнал Кафферти и позвонил в Вест-Эндский участок. Ну а Шэг решил известить меня…
  
  Ребус повернул голову. Несколько человек из экспертной бригады зашли в канал чуть не по пояс. Вместо белых костюмов на них были непромокаемые резиновые полукомбинезоны на подтяжках, какие носят рыбаки.
  
  — Боюсь, они найдут там один из моих окурков, — сказал Ребус. — Если только он никуда не уплыл или его не сожрала какая-нибудь утка.
  
  — Смеяться будешь, когда они сделают анализ ДНК.
  
  Повернувшись к ней, Ребус взял ее за руку.
  
  — Я же не утверждаю, что меня здесь не было, — сказал он. — Я только хочу сказать, что, когда я ушел, Кафферти был жив и здоров!
  
  Но Шивон смотрела в сторону, и в конце концов Ребус выпустил ее руку.
  
  — Я знаю, что ты думаешь, — сказал он негромко. — Не надо…
  
  — Нет, не знаешь!
  
  Ребус бросил еще один взгляд в сторону моста и узнал Шэга Дэвидсона, который отдавал какие-то распоряжения группе полицейских из Вест-Эндского участка. Сразу позади него стояли Стоун и Проссер и разговаривали о чем-то своем.
  
  — Они могут заметить тебя каждую секунду, — прошипела Шивон, и Ребус отступил назад, надеясь затеряться среди зевак. Шивон следовала за ним, пока оба не оказались позади толпы. Где-то здесь, вспомнил Ребус, он ставил машину в ту ночь, когда следил за Кафферти и Андроповым.
  
  — У тебя нет с собой аспирина? — спросил он, чувствуя, что голова буквально раскалывается.
  
  — Нет.
  
  — Ничего, я знаю, где всегда можно достать пару таблеток.
  
  Шивон сразу поняла, что он имеет в виду.
  
  — Ты что, шутишь?
  
  — Я еще никогда в жизни не был так серьезен, — заверил ее Ребус.
  
  Шивон обернулась назад, посмотрела на мост, потом снова на Ребуса. Наконец она решилась.
  
  — Моя машина стоит на Гилмор-плейс, — сказала она. — Я тебя отвезу.
  
  По дороге в больницу «Уэстерн дженерал» они почти не разговаривали. Кафферти доставили туда не только потому, что до нее было ближе всего, но и потому, что врачи «Уэстерн дженерал» специализировались на травмах головы.
  
  — Ты его видела? — спросил Ребус, когда они сворачивали на стоянку возле больницы.
  
  Шивон покачала головой.
  
  — Когда Шэг позвонил мне, он был уверен, что принес добрые вести.
  
  — Дэвидсон знает, что у нас с Кафферти свои счеты, — подтвердил Ребус.
  
  — Но он сразу догадался, что я что-то знаю.
  
  — Ты не говорила ему, что я встречался с Кафферти?
  
  Она снова покачала головой:
  
  — Я никому не говорила.
  
  — Напрасно. Похоже, для тебя это единственный способ не оказаться в дерьме с головой. Стоун и компания довольно скоро выяснят, как все было на самом деле.
  
  — Подожди, вот они узнают, что я смылась… — Шивон остановила машину на стоянке, выключила зажигание и повернулась к нему. — Ну, — сказала она, — теперь рассказывай…
  
  Ребус посмотрел ей прямо в глаза:
  
  — Я его не трогал.
  
  — А о чем вы говорили?
  
  — Об Андропове и Бейквелле, о Зиверайт и Соле Гудире… — Он пожал плечами, решив не рассказывать Шивон о вырвавшемся с бойни быке. — Ты не поверишь, но я чуть было не предложил Кафферти подбросить его до дома.
  
  — Жаль, что ты этого не сделал.
  
  Шивон, похоже, немного смягчилась.
  
  — Теперь ты мне веришь?
  
  — Что еще мне остается? После всего, через что мы с тобой прошли… Если не верить тебе, то кому же?
  
  — Спасибо, — серьезно сказал Ребус, пожимая ей руку.
  
  — Ты еще не рассказал мне, как ты встретился с полицейскими из НОПа.
  
  Шивон отняла руку, которую Ребус продолжал держать в своей.
  
  — Они установили за Кафферти наружное наблюдение. Когда им стало известно, что я тоже за ним слезку, они решили меня предупредить. Ну, чтобы я им случайно не помешал. — Он снова пожал плечами. — Вот, собственно, и все.
  
  — Но ты, будучи упрям как бык, наплевал на их предупреждение?
  
  Перед мысленным взором Ребуса встала картинка: огромный черный бык, который, получив пулю между глаз, медленно и грузно оседает на землю… Ему потребовалось приложить немалые усилия, чтобы отогнать видение.
  
  — Идем посмотрим, что они с ним сделали, — сказал он.
  
  В больничном покое у них первым делом спросили, не родственники ли они пострадавшему.
  
  — Я его брат, — не моргнув глазом заявил Ребус.
  
  Этого оказалось достаточно: Ребусу и Шивон предложили подождать в холле, в котором, по счастью, никого не было. Опустившись на клеенчатый диван, Ребус взял со столика какой-то журнал. От первой до последней страницы он был посвящен слухам и сплетням из жизни знаменитостей, а поскольку вышел он полгода назад, существовала очень большая вероятность, что упомянутые знаменитости уже канули в безвестность. Небрежно пролистав журнал, Ребус протянул его Шивон, но она покачала головой.
  
  — Брат, значит?.. — проговорила она.
  
  Ребус неопределенно пожал плечами. Его настоящий брат умер полтора года назад, и сейчас Ребусу пришло в голову, что в последние два десятка лет он думал о нем куда реже, чем о Кафферти… И вероятно, реже встречался.
  
  Родных не выбираешь, подумал он. Выбирать можно только врагов.
  
  — Что будет, если Кафферти умрет? — спросила Шивон.
  
  Обхватив себя за плечи и вытянув перед собой скрещенные ноги, она сидела, откинувшись на спинку продавленного кресла, и смотрела на него.
  
  — Вряд ли мне настолько повезет, — ответил Ребус, и Шивон нахмурилась.
  
  — Кто, как ты думаешь, за этим стоит?
  
  — Я думаю, что ответов может быть несколько.
  
  — Например?
  
  — Например, Кафферти мог чем-то не угодить своим русским друзьям…
  
  — Значит, Андропов?
  
  — Может быть и он. С другой стороны, Стоун упомянул, что НОП готов со дня на день арестовать Кафферти, но есть немало людей, которым очень бы этого не хотелось…
  
  Ребус замолчал, так как из качающихся дверей в конце коридора проявился неправдоподобно молодой врач в традиционном белом халате. Держа в руке пачку каких-то бумаг и зажав в зубах ручку, он решительным шагом направился прямо к ним. Подойдя почти вплотную, врач убрал ручку в нагрудный карман.
  
  — Это вы — брат пострадавшего? — спросил он, и Ребус, поднявшийся ему навстречу, с готовностью кивнул. — Что ж, мистер Кафферти, должен сообщить вам, что у вашего брата Морриса на редкость крепкий череп.
  
  — Мы зовем его Гор, — сказал Ребус. — Большой Гор.
  
  Врач заглянул в свои бумаги и кивнул.
  
  — Значит, он хорошо себя чувствует? — уточнила Шивон.
  
  — К сожалению, нет. Через пару часов мы сделаем еще одну томограмму, тогда картина прояснится. Ваш брат… — он снова обращался к Ребусу, — пока без сознания, но первичное обследование показало достаточно высокий уровень мозговой активности, так что можно надеяться… — Врач заколебался, словно решая, что еще он может сказать «родственникам». — Видите ли, когда человек получает сильный удар по голове, срабатывают заложенные природой защитные механизмы, и мозг самопроизвольно выключается. Так организму легче справиться с повреждением. Проблема заключается в том, что в некоторых случаях отключившийся мозг приходится, э-э… стимулировать, чтобы он снова начал работать.
  
  — Это как перезагрузить компьютер? — спросила Шивон.
  
  — Да, вроде того, — согласился доктор. — К сожалению, сейчас сложно сказать, насколько серьезно пострадал ваш дядя. На первой томограмме мы не увидели признаков гематомы, но… Повторное обследование покажет, как обстоят дела.
  
  — Он мне не дядя, — сухо сказала Шивон, и Ребус потрепал ее по руке.
  
  — Она слишком расстроена, — пояснил он.
  
  Шивон сердито отодвинулась.
  
  — Значит, — продолжил Ребус, — Гора ударили по голове чем-то тяжелым?
  
  — Да, — согласился доктор. — Причем, похоже, не один раз. Два или три раза, я думаю.
  
  — На него напали сзади?
  
  — Удары приходятся на затылочную часть черепа.
  
  С каждым новым вопросом врач, похоже, чувствовал себя менее уверенно.
  
  Ребус многозначительно посмотрел на Шивон. На Александра Федорова тоже напали сзади, ударили с такой силой, что проломили голову.
  
  — Можно нам его повидать, доктор? — спросил Ребус.
  
  — Как я уже сказал, сейчас ваш брат без сознания.
  
  Врач, казалось, еще больше встревожился.
  
  — И все-таки?.. — не отступал Ребус. — Или с этим какие-то проблемы?
  
  — Прошу прощения, но… Мне сказали, кто такой мистер Кафферти. Он пользуется в Эдинбурге определенной репутацией…
  
  — И?
  
  Врач нервно облизнул губы.
  
  — Вы его брат, но… вы задаете такие странные вопросы. Надеюсь, вы не собираетесь разыскивать того, кто это сделал? Наша больница и без того переполнена, — предпринял он неловкую попытку ослабить напряжение.
  
  — Нам просто хотелось увидеть Гора, вот и все, — спокойно сказал Ребус и дружески похлопал врача по руке, надеясь, что это произведет благоприятное впечатление.
  
  — Что ж, я узнаю, что можно сделать. Подождите, пожалуйста, еще немного.
  
  — Конечно.
  
  Ребус снова сел.
  
  Молодой врач ушел, но не успела дверь в конце коридора закрыться за ним, как в ее застекленной части промелькнуло знакомое лицо.
  
  — Вот и они, легки на помине… — негромко сказал Ребус, предупреждая Шивон о появлении инспектора Калума Стоуна и сержанта Энди Проссера. — Ты должна рассказать им всю историю, Шив. И именно сейчас — другого такого шанса может не быть. Если ты этого не сделаешь, я сам все расскажу…
  
  — Так-так… — проговорил Стоун, подходя к ним. — И что привело вас сюда, инспектор Ребус?
  
  — Думаю, то же, что и вас, — ответил Ребус, поднимаясь ему навстречу.
  
  — А я думаю — не совсем, — возразил Стоун и, засунув руки в карманы, принялся раскачиваться на каблуках. — Вы, наверное, хотели проверить, не испустила ли несчастная жертва последний вздох. Что касается нас… Нам хотелось убедиться, действительно ли несколько тысяч человеко-часов напряженной работы пошли псу под хвост.
  
  — Жаль, что вы так несвоевременно сняли наружное наблюдение, — ханжески посетовал Ребус, и лицо Стоуна покраснело от гнева.
  
  — Это все из-за вас, Ребус! Это вы потребовали срочной встречи с нами. — Он ткнул пальцем в сторону Шивон. — И вы заставили свою подружку позвонить нам и сказать, что вы якобы ждете нас в Грантоне!
  
  — Не стану отрицать, — спокойно сказал Ребус. — Я действительно приказал сержанту Кларк сделать этот звонок.
  
  — И зачем это вам понадобилось, позвольте спросить? — Стоун впился в него злым взглядом.
  
  — Кафферти неожиданно позвонил мне и сказал, что ему необходимо срочно со мной встретиться. В чем дело, он не объяснил, но мне, сами понимаете, вовсе не хотелось, чтобы вы околачивались поблизости, пока мы будем беседовать.
  
  — Это почему же?
  
  — Если бы я знал, что вы находитесь где-то поблизости, я бы стал непроизвольно высматривать вас, а это могло насторожить Кафферти. У этого подонка замечательно развита интуиция.
  
  — Интуиция не спасла Кафферти от удара по башке, — заметил Проссер.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Верно. В свое оправдание могу сказать только одно, — продолжил он. — Как я только что объяснил сержанту Кларк, если бы я собирался избить или убить Кафферти, я бы не стал никому рассказывать о нашей с ним встрече. Остаются два варианта: либо кто-то очень хотел меня подставить, либо мы имеем дело с совпадением…
  
  — С совпадением?
  
  — Ну да… — Ребус лучезарно улыбнулся. — Не исключено, что кто-то из врагов Кафферти собирался с ним разделаться и по чистой случайности выбрал тот же день и час, когда с ним встречался я.
  
  Стоун повернулся к напарнику:
  
  — Ты в это веришь, Энди? В совпадение?
  
  Энди Проссер отрицательно качнул своей огромной головой, и Стоун снова обратился к Ребусу:
  
  — Видите, Энди не верит, да и я, признаться, тоже. И главным образом нас смущает то, что вы очень хотели покончить с Кафферти лично. Мысль о том, что гангстера отправит за решетку кто-то другой, не давала вам покоя. До пенсии оставалось рукой подать, и вы решили действовать. Для начала пригласили Кафферти встретиться, потом… потом что-то произошло, и вы вышли из себя. Потеряли над собой контроль. Вот почему Кафферти оказался в глубоком нокауте, а вы — в беде.
  
  — Все было совершенно не так.
  
  — А как?
  
  — Мы разговаривали, потом я уехал домой и оставался там, пока мне не позвонили и не сказали…
  
  — Вы говорите, Кафферти сам настоял на срочной встрече. Что такого важного он вам сообщил?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Ничего особенного, как ни странно.
  
  Проссер недоверчиво фыркнул, Стоун ухмыльнулся:
  
  — Знаете, Ребус, ведь в этом канале течет вовсе не вода.
  
  — А что же?
  
  — Дерьмо. И ты в нем по уши!
  
  Ребус повернулся к Шивон:
  
  — А еще говорят, будто водевиль умер!
  
  Шивон ответила именно так, как он и ожидал.
  
  — Он не умер, — сказала она. — Просто от него странно пахнет.
  
  Стоун снова ткнул в нее пальцем.
  
  — Вы тоже вряд ли останетесь чистенькой, сержант Кларк!
  
  — Я уже говорил… — поспешно перебил Ребус. — Это был мой приказ, так что вся ответственность лежит на мне.
  
  — Подумали бы лучше о себе, Ребус!.. — прошипел Стоун. — Сейчас не самый подходящий момент, чтобы выгораживать свою подружку!
  
  — Я не его подружка!
  
  Шея и лицо Шивон пошли красными пятнами.
  
  — В таком случае вы просто дура, которую он водит за нос, а это еще хуже!
  
  — Эй, Стоун! — прорычал Ребус. — Клянусь богом, я сейчас…
  
  Не договорив, он сжал руки в кулаки.
  
  — Сейчас, — перебил Стоун, — тебе следует сделать соответствующее заявление и молиться, чтобы нашелся дурак адвокат, который согласится взяться за твое дело.
  
  — Калум, — предостерег Энди, — по-моему, он собирается тебя вздуть…
  
  С этими словами Проссер слегка выдвинулся вперед, словно предлагая Ребусу ударить сначала его. На мгновение все четверо застыли в напряженных позах… И тут позади них стукнули створки распашной двери. Повернувшись в ту сторону, они увидели медсестру, которая рассматривала их с выражением легкой брезгливости на лице. Ребусу отчаянно захотелось, чтобы она провалилась сквозь землю, но — увы! — его желанию не суждено было сбыться.
  
  — Мистер Кафферти? — сказала сестра, глядя прямо на него. — Вы можете повидать вашего брата…
  24 ноября 2006 года. Пятница
  День восьмой
  35
  
  Ребуса разбудил настойчивый сигнал домофона. Перевернувшись на другой бок, он поглядел на часы. Время приближалось к семи. За окнами было еще совсем темно, и до момента, когда таймер включит центральное отопление, оставалось несколько минут. В комнате было холодно, а пол в коридоре, куда Ребус вышел босиком, чтобы снять трубку переговорного устройства, казался ледяным.
  
  — Надеюсь, у вас действительно важное дело, — прохрипел он в трубку. — В противном случае — берегитесь!
  
  — Важное или нет — зависит от точки зрения, — услышал он в ответ. Голос показался знакомым, но кто это — Ребус вспомнить не мог. — Давай, Джон, открывай… Это Шэг Дэвидсон.
  
  — Ты что, встал с петухами?
  
  — Еще не ложился.
  
  — Не рановато ходить по гостям?
  
  — А по-моему, в самый раз. Так ты впустишь меня или нет?
  
  Ребус потянулся к кнопке, открывавшей замок в подъезде, но в последний момент едва не отдернул руку. Что-то подсказывало ему: стоит нажать эту кнопку, и мир начнет стремительно меняться, и скорее всего — не в лучшую сторону. Но никакой другой альтернативы он не видел. И он нажал кнопку.
  
  Детектив-инспектор Шэг Дэвидсон принадлежал к тем, кого принято называть «хорошими парнями». Полицейские в большинстве своем уверены, что мир можно разделить на две категории — на «хороших» и «плохих». У Дэвидсона было мало врагов и много друзей, среди которых он слыл человеком честным, практичным, добродушным и в меру жизнерадостным. Сегодня утром лицо у него, впрочем, выглядело озабоченным, если не мрачным, и совсем не потому, что Шэг не выспался. И он был не один — позади него стоял патрульный констебль в форме.
  
  Пропустив ранних гостей в квартиру, Ребус вернулся в спальню, чтобы одеться. Натягивая брюки, он крикнул Дэвидсону, что тот может заварить чай, если хочет. Но детектив и его спутник остались в коридоре, и по дороге в ванную Ребусу пришлось протискиваться мимо обоих. Вычистив зубы тщательнее обычного, он долго смотрел на свое отражение в зеркале, потом вытер рот полотенцем и вернулся в коридор.
  
  — Ботинки!.. — сказал он, подняв палец, и заглянул в гостиную. Как он и думал, ботинки валялись на полу рядом с его любимым креслом. — Неужели, — проговорил он, сражаясь со шнурками, — Вест-Эндскому полицейскому участку зачем-то понадобились мои отточенные детективные навыки? Что-то не верится…
  
  — Стоун рассказал нам о твоем свидании с Кафферти, — отозвался Дэвидсон. — А Шивон упомянула о сигаретном окурке. Впрочем, кроме окурков мы нашли в канале еще много всего…
  
  — Могу себе представить. — Ребус стал завязывать второй ботинок. — Что, например?
  
  — Например, мы нашли там тонкую полиэтиленовую бахилу, а на ней — следы крови.
  
  — Ты имеешь в виду бахилы, которыми пользуются наши эксперты?
  
  — Такие бахилы надевают не только эксперты, но и полицейские — все, кому по долгу службы приходится работать на месте преступления.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Да, конечно. Я держу несколько пар в багажнике «сааба».
  
  — А я — в бардачке «фольксвагена».
  
  — Так, конечно, удобнее, — согласился Ребус, затягивая последний узел. Выпрямившись во весь рост, он встретился взглядом с Дэвидсоном. — Ты меня подозреваешь? Я правильно понял?
  
  — Если бы ты сейчас ответил на несколько вопросов, это могло бы помочь делу… и кое-кого успокоить.
  
  — Буду рад помочь, инспектор Дэвидсон.
  
  Ему еще нужно было найти мобильник и ключи и накинуть куртку поверх пиджака. Когда все было готово, Ребус тщательно запер квартиру и вслед за Дэвидсоном стал спускаться по лестнице. Констебль замыкал шествие.
  
  — Слышал о русском парне из Лондона? — спросил Дэвидсон.
  
  — О Литвиненко?
  
  — Да. Он скончался. Врачи исключили версию об отравлении таллием… Я, кстати, так и не понял, что это такое.
  
  Внизу констебль сел за руль патрульного «пассата», оба инспектора разместились на заднем сиденье. От Марчмонт-роуд до Торфихен-плейс было минут десять езды. Утренний час пик еще не наступил, и машин на Мелвилл-драйв почти не было. В свете фар «пассата» мерцали только полоски на костюмах и кроссовках любителей бега трусцой, совершавших свой утренний ритуал на аллеях Медоуз-парка. У светофора на перекрестке с Толлкросс им пришлось подождать, пока красный сигнал сменится зеленым. По улице с односторонним движением они добрались до Фаунтинбридж и вскоре оказались в конце канала напротив винного бара. В ту ночь, когда Ребус следил за Кафферти и Андроповым, он поджидал обоих именно здесь. Сейчас он старался припомнить, были ли установлены камеры видеонаблюдения на самом канале. Вряд ли, подумал он с сожалением. Это могло бы существенно упростить дело. Впрочем, снаружи винного бара камеры должны были быть, правда, он их не видел, но это ничего не значило. Опять же, он мог и не попасть в их поле зрения, но кто знает? Наконец, по вечерам Лемингтонским мостом мало кто пользовался, но все же это место нельзя назвать совершенно безлюдным. Пьяницы приходили сюда, чтобы надраться в спокойной обстановке, шнырял туда-сюда не знающий, чем заняться, молодняк… Кто-нибудь мог что-то видеть. Например — убегающего человека… Кроме того, дома-новостройки на Лемингтон-роуд находились не слишком далеко, и если кто-то из страдающих бессонницей жильцов подошел в нужный момент к окну…
  
  — Мне кажется, Шэг, что меня кто-то круто подставил, — негромко сказал Ребус, когда автомобиль свернул на кольцевой развязке направо и, протиснувшись под низкой аркой Гарднерз-Кресент, повернул налево, на Моррисон-стрит. Здесь они снова угодили в лабиринт улочек с односторонним движением и вынуждены были еще дважды сворачивать направо, чтобы в конце концов попасть к зданию полицейского участка, в котором базировалось подразделение С.
  
  — Я знаю немало людей, которые наградили бы парня, едва не прихлопнувшего Кафферти, медалью или орденом, — сказал Дэвидсон, пристально глядя на Ребуса. — Но должен предупредить сразу: я не отношусь к их числу.
  
  — Я этого не делал, Шэг.
  
  — Тогда тебе незачем волноваться. Ведь мы полицейские, и мы знаем: невиновный не должен пострадать ни в коем случае.
  
  После этого они молчали до тех пор, пока патрульный автомобиль не остановился перед участком. Поблизости не было ни одного репортера, за что Ребус был глубоко признателен Шэгу, однако первым, кого он увидел, когда вошел в вестибюль, был Дерек Старр, который о чем-то вполголоса совещался с Калумом Стоуном.
  
  — Прекрасный день для линчевания, — сказал им Ребус.
  
  Дэвидсон, однако, не остановился, и ему пришлось последовать за ним.
  
  — Кстати, — заметил Шэг, оборачиваясь к нему через плечо, — ребята из отдела внутренних расследований тоже хотят переброситься с тобой парой слов.
  
  Ребус поморщился. В отделе внутренних расследований работали полицейские, которых хлебом не корми — дай посадить кого-нибудь из коллег.
  
  — Мне сказали, что несколько дней назад тебя вроде бы отстранили от расследования, — добавил Дэвидсон, — но ты продолжал работать как ни в чем не бывало. — Он остановился перед дверью одной из комнат для допросов. — Сюда, Джон…
  
  Дверь открывалась наружу — это было сделано специально, чтобы подозреваемый не мог забаррикадироваться изнутри. Стандартная обстановка камеры состояла из стола, двух стульев, магнитофона и видеокамеры, которая была привинчена к стене высоко над дверью и смотрела на стол.
  
  — Неплохо, — заметил Ребус. — Как насчет завтрака в номер?
  
  — Попробую раздобыть рулет с беконом.
  
  — С коричневым соусом, если можно, — попросил Ребус.
  
  — Чай, кофе?
  
  — Чай с молоком, гарсон. И без сахара.
  
  — Схожу спрошу, что нам могут принести.
  
  Дэвидсон ушел, прикрыв за собой дверь, а Ребус сел на стул и подпер подбородок руками. Итак, кто-то из криминалистов нашел под мостом пластиковую бахилу. Ну и что? Быть может, сами криминалисты ее там и потеряли. Следы крови после химического анализа могли оказаться пятнами ржавчины или грязи — и того и другого в канале хватало. Интересно, кто еще использует пластиковые бахилы кроме криминалистов и полицейских? Врачи в некоторых больницах, служители в морге… вероятно, работники столовых и других мест, где важна чистота. Ребус вздохнул и подумал о багажнике «сааба», который он давно хотел починить, да так и не собрался. Закрывался багажник с большим трудом, зато открывался на раз, и иногда — сразу после того, как его закрыли. Об этой особенности его машины знал Кафферти, знали Стоун и Проссер. Может, и водитель Андропова заметил, что с багажником что-то неладно — он мог понять это, еще когда видел Ребуса у здания муниципалитета. Нет, это вряд ли — рассудил детектив. Ведь тогда они с Шивон были на ее машине…
  
  Ребус хорошо помнил, что, пока он следил за Кафферти и Андроповым, «сааб» оставался без присмотра. Именно тогда шофер русского мог взять из багажника все, что угодно. В конце концов, ведь предупреждал же Кафферти: в тот вечер его заметил и узнал именно андроповский водитель. Интересно, какова вероятность того, что на бахиле эксперты найдут следы, ведущие прямиком к некоему Ребусу?.. Он этого не знал, да и не мог знать.
  
  — Последние деньки полицейской работы, Джон, — сказал сам себе Ребус. — Наслаждайся ими, пока можешь.
  
  Дверь приоткрылась, и в комнату вошла женщина-констебль с дымящимся полистироловым стаканчиком в руках.
  
  — Чай? — спросил Ребус и принюхался.
  
  — Если угодно, — ответила женщина и, поставив стаканчик на стол, удалилась.
  
  Ребус сделал глоток и решил, что чай вполне приличный.
  
  Когда дверь снова отворилась, он увидел Шэга Дэвидсона, который тащил третий стул.
  
  — Никогда не видел таких странных рулетов с беконом, — заметил Ребус.
  
  — Рулет сейчас принесут.
  
  Отдуваясь, Дэвидсон поставил стул к столу, достал из кармана две новенькие кассеты и, освободив их от прозрачной упаковки, вставил в магнитофон.
  
  — А не позвонить ли мне адвокату, Шэг? — спросил Ребус, внимательно следивший за его манипуляциями.
  
  — Решай сам, ты ведь тоже детектив, — ответил Дэвидсон.
  
  Дверь опять отворилась, и в комнату вошел Калум Стоун. Он был мрачен и держал в руке внушительных размеров папку с какими-то бумагами.
  
  — Ты передал это дело им?
  
  Ребус адресовал свой вопрос Дэвидсону, но ответил на него Стоун.
  
  — НОП в данном случае пользуется приоритетом, — сказал он. — Мы решили взять это расследование на себя.
  
  — Может, возьмете на себя и пару дел из моего участка? А то у нас ребята зашиваются, — заметил Ребус.
  
  В ответ Стоун лишь притворно улыбнулся и раскрыл свою папку. В ней лежали листы следственного дела — засаленные, с загнутыми уголками, в пятнах от кофе. Судя по всему, их много раз внимательно просматривали в надежде найти хоть малейшую зацепку, чтобы, наконец, ущучить хитроумного Кафферти. Очень похожее дело хранилось у Ребуса дома, но сейчас это совпадение вовсе не показалось ему знаменательным.
  
  — Итак, инспектор Дэвидсон, — сказал Стоун, поправляя пиджак и манжеты и устраиваясь поудобнее. — Включайте запись и давайте займемся делом.
  
  Примерно через полчаса принесли рулет. Пока Ребус и Дэвидсон подкреплялись, Стоун, о котором никто не позаботился, расхаживал по комнате из стороны в сторону, изо всех сил стараясь скрыть свое недовольство. Рулет оказался холодным и не с коричневым, а с томатным соусом, однако Ребус поглощал свою долю с отменным удовольствием.
  
  — Вкусно, — говорил он время от времени. — И масло отличное… Где вы их только берете, ребята?
  
  Дэвидсон в конце концов предложил кусок своего рулета Стоуну, но тот отмахнулся.
  
  — Теперь бы еще по чашечке чая! — мечтательно заметил Ребус, и Шэг, зубы которого вязли в липкой тестообразной субстанции, поспешил с ним согласиться. Спустя какое-то время женщина-констебль принесла чай, и детективы запили им остатки рулета. Только после этого Ребус, смахнув налипшие в уголках губ крошки, заявил, что теперь он, пожалуй, готов «к раунду номер два».
  
  Дэвидсон снова включил магнитофон, и Ребус продолжил расписывать роль, которую сыграла Шивон в событиях предыдущего вечера.
  
  — Шивон Кларк делает все, что вы ей скажете, — возразил Стоун.
  
  Ребус покачал головой.
  
  — Инспектор Дэвидсон не даст соврать: сержант Кларк вполне самостоятельная женщина. Инспектор Дэвидсон согласно кивает, — добавил он специально для записи, когда Шэг кивнул головой. Выдержав небольшую паузу, Ребус потер переносицу. — Мне бы хотелось, чтобы вы поняли самое главное, — сказал он. — Я ничего от вас не скрываю. Я признаю, что встречался с Кафферти вчера вечером. Он назначил мне встречу возле канала, и я туда приехал, но я на него не нападал.
  
  — А ты признаёшь, что вчера вечером ввел в заблуждение сотрудников полиции, осуществлявших наружное наблюдение, в результате чего в критический момент они не смогли контролировать объект слежки?
  
  — С моей стороны это было глупо, — согласился Ребус.
  
  — Но ты это сделал?
  
  — Да, я это сделал.
  
  Стоун посмотрел на Дэвидсона, потом снова на Ребуса.
  
  — В таком случае… Надеюсь, инспектор, вы не будете возражать, если мы перейдем к стандартной процедуре?
  
  Ребус уставился на Стоуна:
  
  — Вы намерены предъявить мне обвинение?
  
  — Мы только просим тебя добровольно пройти процедуру дактилоскопии.
  
  — И сдать образцы для анализа ДНК, — добавил Стоун.
  
  — Только для того, чтобы исключить возможность ошибки, Джон…
  
  — А если я откажусь?
  
  — С чего бы невинному человеку отказываться? — спросил Стоун и снова ухмыльнулся.
  36
  
  Шивон Кларк отлично знала, что на парковке возле участка свободного места нет и быть не может: слишком много дополнительных сотрудников было привлечено к расследованию. Некоторым из них приходилось ездить сюда с другого конца города. Именно поэтому она оставила машину на стоянке возле дома и отправилась на работу пешком, благо ее квартира находилась всего в пяти минутах ходьбы от Гейфилд-сквер. С собой она взяла компактный CD-плеер, который нашла под кроватью, где он валялся среди пыли и прочего мусора. Плеер работал — ей пришлось только заменить батарейки и приладить к нему наушники от айпода.
  
  По пути Шивон остановилась, чтобы выпить кофе в полуподвальной бакалее на Бротон-стрит. Ей казалось, прошло уже очень много времени с тех пор, как она встречалась здесь с Тоддом Гудиром. К счастью, Дерек Старр до сих пор не обратил внимания на ее новобранца: в рабочем зале отдела уголовного розыска постоянно толкалось столько детективов, что заметить среди них одного патрульного было нелегко. В глубине души Шивон надеялась, что Гудиру и дальше удастся остаться незамеченным.
  
  Когда она добралась до Гейфилд-сквер, то обнаружила, что за ее столом кто-то сидит. Подойдя к своему рабочему месту вплотную, Шивон бросила на пол висевшую у нее через плечо спортивную сумку, надеясь, что это послужит коллеге сигналом, но тот и ухом не повел. Тогда она похлопала детектива по плечу и, когда тот ненадолго отвлекся от телефонного разговора, жестом велела ему проваливать. На лице детектива появилось недовольное выражение, но он все же поднялся и отошел куда-то в угол, таща за собой телефон. Шивон тоже нужен был аппарат, но когда она подняла голову, чтобы окликнуть коллегу, то увидела перед собой Тодда Гудира, который принес ей очередную порцию расшифрованных записей с заседания Комитета по возрождению городов.
  
  — Сегодня у нас посвободнее, — проговорила Шивон, заметив, что Старр и Макрей о чем-то беседуют в кабинете старшего инспектора. — Что-нибудь случилось?
  
  — Нам разрешили использовать две из трех комнат для допросов, — объяснил Гудир. — Номера первый и второй — в третьем чересчур холодно. Что там насчет Кафферти?.. — добавил он после небольшой заминки.
  
  — Тебе что, подружка рассказала?
  
  Шивон нахмурилась.
  
  Гудир кивнул.
  
  — Вчера ее смена выезжала на канал, — сказал он.
  
  Шивон хмыкнула:
  
  — Испортил он тебе вечер, этот Кафферти…
  
  — Это часть нашей работы, — серьезно сказал Гудир. — Кстати, Соня вас там видела… Скажите, что я должен отвечать?
  
  Сначала Шивон не поняла, что он имеет в виду. Только потом она вспомнила, что Гудир присутствовал при их с Ребусом разговоре и знал, что из паба инспектор отправился на встречу с Кафферти.
  
  — Если тебя кто-то будет спрашивать, — ответила она, — говори все как есть. Впрочем, не думаю, что до этого дойдет: следственная группа наверняка уже побеседовала с Джоном.
  
  Гудир чуть слышно вздохнул — с облегчением, как показалось Шивон.
  
  — Значит, инспектора Ребуса подозревают в?..
  
  Шивон отрицательно покачала головой, хотя почти наверняка знала — именно о возможной причастности Ребуса к нападению на Кафферти беседуют сейчас Старр и Макрей. Как только Гудир ушел, она достала из сумки CD-плеер, а из ящика стола — диск с выступлением Федорова для книжного магазина. Надев наушники, Шивон включила проигрыватель и закрыла глаза.
  
  Федоров выступал в кафе. На заднем плане раздавалось шипение кофеварки-эспрессо и позвякивание чашек. Сам Риордан, по всей видимости, занял позицию в одном из первых рядов. Вот Шивон услышала, как Федоров слегка откашлялся, потом один из книготорговцев произнес приветственное слово и сделал несколько коротких вступительных замечаний, и вечер начался.
  
  Шивон знала это кафе. Оно находилось неподалеку от старого кинотеатра «Одеон» и пользовалось популярностью у студентов университета. Большие, удобные диваны, спокойная музыка — уютное место, где хотелось заказать что-нибудь, обязательно экологически чистое.
  
  Федоров выступал без звукоусилительной аппаратуры, но микрофон Риордана оказался очень чувствительным. Когда Чарльз немного изменил его положение, Шивон стала различать даже звуки, производимые отдельными слушателями: покашливание, шарканье ногами, шорох бумаги, шепот и разговоры вполголоса. Казалось, эти звуки интересуют Риордана едва ли не больше, чем выступление поэта, и вывод, который сделала Шивон, только подтверждал ее первоначальные подозрения: покойный владелец музыкальной студии любил подслушивать.
  
  Само выступление мало чем отличалось от вечера в Поэтической библиотеке. Федоров почти слово в слово повторил свою речь, включая несколько острот, призванных разбить первоначальный холодок, а также произнес дежурную похвалу гостеприимному характеру шотландцев. Слушая его, Шивон почему-то представила, как глаза русского поэта скользят по лицам собравшихся в поисках привлекательных женщин, которые, возможно, подтвердят его тезис о шотландском гостеприимстве. Впрочем, пару раз Федоров отклонялся от «библиотечного» сценария: так, он вдруг заявил, что хотел бы прочесть одно из стихотворений Роберта Бернса. Стихотворение называлось «Шотландская слава», и читал его Федоров с сильным английским акцентом. Он, впрочем, заранее извинился перед публикой за «англификацию» некоторых слов.
  Навек простись, Шотландский край,
  С твоею древней славой.
  Названье сáмое, прощай,
  Отчизны величавой!
  Где Твид несется в океан
  И Сарк в песках струится, —
  Теперь владенья англичан,
  Провинции граница.
  Века сломить нас не могли,
  Но продал нас изменник
  Противникам родной земли
  За горсть презренных денег.[21]
  
  Когда он закончил, раздались аплодисменты, кто-то даже завопил от восторга. Затем Федоров перешел к стихотворениям из сборника «Астапово-блюз» и завершил вечер, сказав, что у выхода можно приобрести экземпляры книги. Когда стихли овации, микрофон Риордана снова обратился в зал, фиксируя реакцию слушателей:
  
  «Будешь покупать книгу?» — «Десять фунтов — дороговато… К тому же большинство стихов мы уже слышали». «В какой, говоришь, паб ты собирался?» — «В «Грушевое дерево». «Ну как тебе?» — «Несколько высокопарно, но в общем ничего…» «Как насчет субботы?» — «Приеду, если дети не разболеются». «Интересно, дождь уже пошел?» — «Я оставил собаку в машине».
  
  Потом послышалась трель мобильного телефона. Она почти сразу прервалась — владелец аппарата ответил на вызов, и Шивон услышала голос, произнесший несколько слов на неизвестном языке, который показался ей похожим на русский. Дальнейший разговор был заглушён скрежетом отодвигаемых стульев.
  
  Чей это мобильник? Федорова? Насколько Шивон знала, это было маловероятно. Значит, среди слушателей затесался кто-то из соотечественников поэта… В том, что ее догадка верна, Шивон убедилась через несколько секунд, когда микрофон в очередной раз повернулся, и она услышала голос Федорова, который разговаривал с представительницей книжного магазина.
  
  «Не согласитесь ли вы подписать несколько экземпляров?» — спрашивала она.
  
  «Конечно. С удовольствием».
  
  «А потом давайте заглянем в «Грушевое дерево», отметим сегодняшний вечер. Кстати, вы уверены, что не хотите отужинать?»
  
  «Соблазнительное предложение, мисс, но я стараюсь избегать подобных вещей. Для поэта в моем возрасте это не полезно. Я хочу сказать… — Но тут Федорова отвлекли. — А-а, мистер Риордан? Как запись? Все получилось?»
  
  «Все просто отлично, благодарю».
  
  Разговор двух мертвецов, подумала Шивон.
  
  Больше на диске ничего не было — она услышала негромкий щелчок выключаемого микрофона, после чего в наушниках воцарилась тишина. Взглянув на таймер плеера, Шивон увидела, что запись длилась почти целый час. Кабинет Макрея был пуст, Дерек Старр тоже куда-то ушел. Шивон спрятала наушники и проверила мобильник: сообщений не было. Тогда она сама позвонила Ребусу домой, но попала на автоответчик. Мобильный тоже не отвечал. Шивон в задумчивости постукивала своим аппаратом по выпяченным губам, когда перед ней снова возник Гудир.
  
  — Моя девушка сообщила мне кое-что интересное, — проговорил он, заговорщически понизив голос.
  
  — Как ее зовут, кстати?
  
  — Соня.
  
  — И что же сообщила тебе Соня?
  
  — Когда эксперты обшаривали канал, они нашли пластиковую бахилу — знаешь, такие, на резинке…
  
  — Знаю… — Шивон кивнула. — Вечно эти криминалисты вопят, что мы, мол, оставляем на месте преступления всякий мусор, а сами…
  
  Гудир покачал головой:
  
  — Соня сказала — эксперты ни при чем. На пластике обнаружили кровь. Во всяком случае — что-то похожее на пятна крови.
  
  — Ты хочешь сказать, что нападавший был в бахилах?
  
  Гудир кивнул, и Шивон глубоко задумалась. Специальные комбинезоны, пластиковые колпаки и бахилы, одноразовые перчатки — криминалисты использовали все это, чтобы не оставлять на месте преступления следы, которые могли бы исказить картину происшедшего. Но если нападавший тоже облачился в подобный костюм, он мог не бояться, что на его одежде останутся следы крови, волокна, волоски жертвы. Выбросить такой костюм, а еще лучше — сжечь, и шансы преступника остаться безнаказанным существенно повышались.
  
  — Ну-ка, перестань думать о том, о чем ты думаешь! — резко сказала Шивон, обратившись к Гудиру со словами, которые сама много раз слышала от своего старшего товарища. — Это нападение не имеет никакого отношения к инспектору Ребусу. Вернее, это он не имеет к нему отношения.
  
  — Я и не говорил, что имеет, — обиделся Гудир.
  
  — Ладно, проехали… Что еще сказала Соня?
  
  В ответ он пожал плечами. Шивон прищурилась и взмахнула рукой. Гудир понял намек и обернулся, но стол, за которым он работал, за время его отсутствия обрел нового владельца. Кипя праведным гневом, Гудир отправился на поиски захватчика, а Шивон подхватила сумку, надела куртку и спустилась на первый этаж. Выйдя из участка, она сразу увидела машину Ребуса, припаркованную у тротуара. Коротко улыбнувшись, Шивон открыла пассажирскую дверцу и забралась в салон.
  
  — У тебя телефон выключен, — сказала она.
  
  — Позабыл включить, — ответил Ребус.
  
  — Ты уже слышал? В канале нашли пластиковую бахилу.
  
  — Шэг меня уже допрашивал, — кивнул Ребус, доставая и включая мобильный телефон. — Стоун тоже присутствовал. По-моему, мерзавец получал от этого изрядное удовольствие.
  
  — Что ты им сказал?
  
  — Правду, одну только правду и ничего, кроме правды.
  
  — Это очень серьезно, Джон!..
  
  — И я знаю это лучше, чем кто бы то ни было, — пробормотал Ребус. — Но по-настоящему опасной ситуация станет, только когда они выяснят, что раньше эта бахила хранилась в багажнике моего автомобиля.
  
  — Ты сказал «когда», а не «если»…
  
  Шивон с ужасом уставилась на него.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Сама подумай… Эту несчастную бахилу подкинули на место преступления только затем, чтобы вернее привязать меня к происшествию с Кафферти. Замок в моем багажнике испортился несколько месяцев назад — именно поэтому я держу там только костюм для работы на месте преступления.
  
  — И старые туристские ботинки, — добавила Шивон.
  
  — И старые туристские ботинки, — согласился он. — И можешь быть уверена: если бы для их целей понадобился мой ботинок, они бросили бы в канал его.
  
  — Кто это — «они»? — уточнила Шивон. — Ты по-прежнему считаешь, что это Андропов?
  
  Ребус с силой потер ладонью лицо. Только сейчас Шивон обратила внимание на темные тени под глазами, покрасневшие белки и отросшую седую щетину.
  
  — Только доказать это будет чертовски сложно, — сказал он наконец.
  
  Шивон кивнула в знак согласия. Довольно долго оба сидели молча, потом Ребус спросил, как дела в участке.
  
  — Как обычно. Старр и Макрей целый час о чем-то трепались.
  
  — Не о чем-то, а о ком-то. Я, во всяком случае, уверен, что мое имя упоминалось неоднократно.
  
  — Я не знаю. В это время я слушала ту, другую запись выступления Федорова.
  
  — Приятно узнать, что и ты иногда работаешь.
  
  — Кроме самого Федорова, Риордан записал кое-какие разговоры в публике, и мне показалось… показалось, что там кто-то разговаривал по-русски…
  
  — Вот как?
  
  — Да. Я решила съездить в «Силу слова» и уточнить, кто из соотечественников Федорова мог присутствовать на их вечере.
  
  — Тебя подвезти?
  
  — Конечно.
  
  — Но сначала сделай мне одно одолжение. Мне нужна запись выступления Федорова в Поэтической библиотеке. Ты сможешь ее взять?
  
  — Да. А зачем?
  
  Ребус рассказал о Скарлетт Коулвелл и о последнем стихотворении Федорова, которое та хотела перевести.
  
  — Хочешь попасть к ней в друзья?
  
  — Принеси лучше запись.
  
  Ребус вздохнул. Шивон уже открыла дверцу, но на секунду замешкалась.
  
  — На вечере для «Силы слова» Федоров читал «Шотландскую славу» Бернса, — сказала она.
  
  — Я знаю это стихотворение. — Ребус кивнул. — Оно о том, как англичане нас купили. Когда панамская колония[22] прекратила свое существование, Шотландия потеряла колоссальную сумму. Англичане согласились заплатить наши долги, но только при условии, что мы объединимся в одно государство.
  
  — И что в этом плохого?
  
  — Я все время забываю, что ты англичанка… После этого объединения мы перестали быть нацией, Шивон.
  
  — И превратились в сборище жуликов и негодяев?
  
  — Если верить Бернсу, то да.
  
  — Похоже, Федоров тоже был шотландским националистом.
  
  — Может быть, история Шотландии напомнила ему родную страну, проданную за горсть презренных денег…
  
  — Андроповым проданную?
  
  Ребус пожал плечами.
  
  — Принеси же, наконец, этот диск, Шивон!
  37
  
  Книжный магазин «Сила слова» оказался небольшим и довольно тесным. Ребус постоянно боялся, что если он не будет осторожен, то опрокинет какую-нибудь полку или рекламный стенд. Женщина за кассой уткнулась носом в какую-то книжку под названием «Лабиринт». В ответ на вопрос Ребуса она сообщила, что работает здесь неполный день и на поэтическом вечере Федорова не была.
  
  — Но у нас есть его книги, — сообщила она.
  
  Ребус посмотрел в ту сторону, куда указывала женщина.
  
  — А они подписаны автором? — спросил Ребус, и Шивон тут же ткнула его локтем в бок, чтобы не отвлекался.
  
  Сама она спросила кассиршу, фотографировал ли кто-нибудь выступление Федорова. Женщина кивнула и пробормотала что-то насчет веб-сайта магазина.
  
  Шивон повернулась к Ребусу.
  
  — Я должна была сообразить раньше, — сказала она с досадой.
  
  Из магазина они поехали к ней домой. Там Ребус припарковался во втором ряду, потому что в этот час искать свободное место можно было до второго пришествия.
  
  — Давненько я у тебя не был, — сказал он, когда Шивон провела его в узкую и длинную прихожую. По планировке ее квартира была такой же, как у него, но отличалась более скромными размерами.
  
  — Извини, — отозвалась она. — Не то чтобы я не хотела тебя видеть, просто в последнее время мне было не до развлечений.
  
  Ребус кивнул и вошел в гостиную. На ковре возле дивана валялись обертки от шоколадных батончиков и пустой винный стакан. В углу дивана сидел на подушках облезлый плюшевый медведь. Ребус осторожно взял его в руки.
  
  — Это настоящий «Стейф», — объяснила Шивон. — Мне его подарили, когда я еще была маленькой.
  
  — А имя у него есть?
  
  — Да.
  
  — Скажешь какое?
  
  — Нет.
  
  Шивон подошла к компьютерному столу у окна и включила ноутбук.
  
  У нее был специальный S-образный стул, якобы способствующий сохранению правильной осанки, но Шивон сидела на нем так, что упиралась ступнями как раз в ту часть, которая предназначалась для коленей. Через несколько секунд она уже вошла на сайт магазина «Сила слова», кликнула «Последние новости», потом «Галерею», и на экране появились фотографии Федорова, обращавшегося к слушателям с приветственным словом. Слушателей было много: они сидели не только на стульях, но и на полу, стояли в проходах, взирая на поэта с рвением новообращенных.
  
  — И как мы узнаем, кто из зрителей русский? — спросил Ребус, наклоняясь к экрану. — По казацким шапкам? Или по спрятанным под полой ледорубам?
  
  — Надо посмотреть список, — напомнила Шивон.
  
  — Какой список? — не понял он.
  
  — Список проживающих в Эдинбурге русских, — сказала Шивон. — Тот, который привез Стахов. Он даже себя внес в список, помнишь? Интересно, а своего шофера он не забыл?..
  
  И она показала на экран кончиком пальца. Водитель сидел на низком кожаном диване в углу, почти полностью заслоненный расположившимися перед ним на полу любителями поэзии. Фотограф явно не был профессионалом — у всех, кто попал в кадр, были красные глаза, но, несмотря на это, узнать водителя не составляло труда.
  
  — Когда русские приехали в морг, чтобы забрать тело Федорова, он был со Стаховым, — сказала Шивон уверенно и постучала по экрану ногтем.
  
  Ребус всмотрелся.
  
  — Но это же… водитель Андропова, — проговорил он. — Я столкнулся с обоими в вестибюле гостиницы «Каледониан».
  
  — Должно быть, этот парень служит сразу двум господам, потому что, когда русские уезжали из морга, я видела, как он сел за руль стаховского «мерседеса». — Шивон повернула голову и посмотрела на Ребуса. — Как ты думаешь — стоит с ним побеседовать?
  
  — Я думаю, что он сошлется на дипломатический иммунитет.
  
  — Интересно, он был с Андроповым в баре, когда убили Федорова?
  
  — Никто о нем не упоминал.
  
  Ребус пожал плечами.
  
  — Может быть, он ждал снаружи в машине.
  
  Шивон посмотрела на часы.
  
  — Какие планы? — спросил Ребус.
  
  — У меня назначена встреча с Джимом Бейквеллом.
  
  — Где ты с ним встречаешься?
  
  — В здании парламента.
  
  — Скажи ему, что тебе хочется выпить кофе. Я буду за соседним столиком.
  
  — Разве у тебя нет более важных дел?
  
  — Каких, например?
  
  — На твоем месте я бы постаралась как можно скорее выяснить, кто стоит за нападением на Кафферти.
  
  — А тебе не кажется, что одно может быть связано с другим?
  
  — Это только наши предположения.
  
  — Может быть, мне просто хочется выпить эспрессо, который пьют наши уважаемые парламентарии, — заявил Ребус, и Шивон не сдержала улыбки.
  
  — Хорошо, — сказала она. — Кстати, я намерена пригласить тебя поужинать. В самое ближайшее время.
  
  — Только постарайся предупредить меня пораньше — думаю, в самое ближайшее время у меня будет очень насыщенное расписание.
  
  Шивон снова улыбнулась:
  
  — Для некоторых уход на пенсию — самая что ни на есть заря новой жизни, Джон.
  
  — Ну, я тоже не собираюсь бездельничать, — уверил он ее.
  
  Шивон встала и, повернувшись к Ребусу, очень серьезно взглянула ему в глаза. Оба долго молчали, потом Ребус улыбнулся. Этот разговор без слов был очень нужен обоим.
  
  — Ну идем, — сказал он.
  
  Из машины они позвонили в «Уэстерн дженерал», чтобы справиться о состоянии Кафферти.
  
  — Он еще не пришел в себя, — сообщил Ребус Шивон. — Сегодня ему будут делать еще один рентген. Кроме того, ему дают специальные препараты, предотвращающие образование тромбов.
  
  — Как ты считаешь, может, послать Большому Гору цветы?
  
  — Он же еще не умер.
  
  По Колтон-роуд они добрались до Эббихилла и, припарковавшись на одной из жилых улочек, отправились к парламенту пешком. Прежде чем войти внутрь, Шивон попросила Ребуса дать ей минут пять форы. Ребус не возражал — он как раз успевал выкурить сигарету.
  
  По улице толпами фланировали туристы. Большинство любовались Холирудским дворцом, стоявшим на противоположной стороне улицы, и лишь некоторые рассматривали здание парламента. Одного или двух туристов всерьез озадачили вертикальные бамбуковые прутья, закрывавшие несколько окон. Они так и застыли с приоткрытыми ртами, словно гадали, зачем понадобилась эта декорация.
  
  — Я тоже этого не знаю, ребята… — пробормотал Ребус и, отбросив окурок, вошел в вестибюль. Перед металлодетектором, — выкладывая из карманов мелкие металлические предметы, — он спросил охранника, зачем на окнах бамбуковые решетки.
  
  — Понятия не имею, — ответил тот чуть ли не с гордостью, выдававшей в нем местного жителя, и Ребус кивнул.
  
  — Вот и я тоже…
  
  Миновав рамку металлодетектора, он рассовал по карманам свое имущество и направился к буфету. Шивон уже стояла в очереди, и Ребус пристроился за ней.
  
  — А где Бейквелл? — шепотом спросил он.
  
  — Сейчас спустится. Он, по-моему, не кофеман, но я сказала, что кофе мне необходим.
  
  Шивон заказала капучино и вынула деньги.
  
  — Закажи уж и мне заодно, — предложил Ребус. — Можешь, кстати, и заплатить.
  
  — Я могу даже выпить его за тебя, если хочешь.
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Не шути так. Разве ты не понимаешь, что это может оказаться последний эспрессо, которым ты меня угостишь? — поддразнил он.
  
  Они нашли два стоявших рядом столика и сели. Машинально оглядываясь по сторонам, Ребус подумал, что до сих пор не знает, как относиться к этому просторному, гулкому помещению. Если бы кто-нибудь сказал ему, что это — аэровокзал, он бы мог с легкостью этому поверить. Насколько он знал, новое здание парламента должно было что-то символизировать, — вот только что? Несколько лет назад журналист одной из газет писал — и это застряло в памяти у Ребуса, — что новое здание выглядит столь экзотично, потому что является своего рода прообразом будущего независимого парламента. В это было сравнительно легко поверить, поскольку спроектировавший здание архитектор был каталонцем.
  
  — Детектив Кларк?..
  
  Джим Бейквелл пожал руку Шивон, и она спросила, не хочет ли он взять что-нибудь себе.
  
  — Нет, но вы можете взять чашку в мой кабинет, — ответил министр.
  
  — Но раз уж мы здесь… — возразила Шивон.
  
  Бейквелл со вздохом сел напротив нее и поправил очки. Он был в твидовом костюме, рубашке в мелкую клетку и галстуке, который Ребусу тоже показался сделанным из твида.
  
  — Это не займет много времени, сэр, — сказала Шивон успокаивающим тоном. — Мне необходимо задать вам пару вопросов об Александре Федорове.
  
  — Его гибель меня глубоко потрясла, — ответил министр, любовно разглаживая складки на брюках.
  
  — Вы вместе были на передаче «Время вопросов»…
  
  — Совершенно верно.
  
  — Могу я спросить, какое он произвел на вас впечатление?
  
  Взгляд Бейквелла на мгновение затуманился. Прежде чем ответить, он некоторое время молчал, потом кивнул проходившему мимо официанту.
  
  — Я приехал на передачу довольно поздно, — проговорил он наконец. — Застрял в пробке. Мы едва успели познакомиться, прежде чем нас провели в зал. Помню только, что Федоров отказался гримироваться… — Бейквелл снял очки и принялся протирать их носовым платком. — В целом… в целом он показался мне несколько резковатым, почти грубым, но перед камерами вел себя безупречно. — Министр снова надел очки и убрал носовой платок.
  
  — А после записи? — спросила Шивон.
  
  — По-моему, Федоров сразу уехал. Я тоже. Не было никакого смысла задерживаться, чтобы болтать о всяких пустяках со случайными знакомыми.
  
  — И с политическими противниками? — уточнила Шивон.
  
  — Да, если угодно.
  
  — Значит, именно так вы воспринимаете Меган Макфарлейн? Как противника?
  
  — Мег — очаровательная женщина, но…
  
  — Но вы не ездите друг к другу домой, чтобы поговорить о том о сем за рюмочкой хереса?
  
  — Вы совершенно точно описали ситуацию. — Бейквелл слабо улыбнулся.
  
  — Мисс Макфарлейн, похоже, уверена, что Шотландская национальная партия выиграет майские выборы.
  
  — Чушь!
  
  — То есть вы считаете, что, несмотря на наше военное присутствие в Ираке, Шотландия все равно проголосует за Блэра?
  
  — Шотландия вовсе не жаждет независимости — во всяком случае, не настолько сильно, как это кажется некоторым, — отчеканил Бейквелл.
  
  — Но и американские подлодки ей тоже ни к чему.
  
  — Лейбористов не так легко свалить, детектив, так что не стоит так за нас волноваться.
  
  Шивон сделала вид, будто пытается собраться с мыслями.
  
  — Ну а как насчет вашей последней встречи с Федоровым?
  
  — Я что-то не понимаю…
  
  — Перед тем как его убили, Федоров выпивал в баре «Каледониан». Вы тоже там были, сэр.
  
  — Разве? — Бейквелл нахмурился, словно припоминая.
  
  — Вы сидели в одной из кабинок с русским бизнесменом Андроповым.
  
  — Разве это было в тот день, когда погиб мистер Федоров?
  
  Шивон кивнула.
  
  — Что ж, раз вы так говорите, придется вам поверить, хотя сам я, честное слово, не помню…
  
  — Андропов и Федоров вместе выросли. Вы об этом знали?
  
  — В первый раз слышу.
  
  — И вы не видели Федорова в баре?
  
  — Нет.
  
  — Один наш гангстер угощал Федорова коньяком. Его фамилия Кафферти. Моррис Гордон Кафферти. Это имя вам что-нибудь говорит?
  
  — Мистер Кафферти действительно к нам присоединился, но он был один, насколько я успел заметить.
  
  — Вы встречались с Кафферти раньше?
  
  — Нет.
  
  — Но вы знали, какой он пользуется репутацией?
  
  — Я знал, что Кафферти… Нет, «гангстер» — это, пожалуй, чересчур. Когда-то у него были трения с законом, верно, но теперь он отошел от криминала. — Министр немного помолчал и добавил: — Если, конечно, вы не располагаете иными сведениями.
  
  — О чем вы говорили с Андроповым и Кафферти?
  
  — О торговле… об обстановке на рынках. — Он пожал плечами. — Ничего интересного.
  
  — А Кафферти не упоминал имени Федорова?
  
  — Нет, насколько я помню.
  
  — Когда вы в тот день ушли из бара, сэр?
  
  Бейквелл надул щеки, припоминая.
  
  — В четверть двенадцатого… где-то в это время.
  
  — А Андропов и Кафферти остались?
  
  — Да.
  
  Шивон пришла на ум новая мысль.
  
  — А вам не показалось, что мистер Кафферти и Андропов хорошо знают друг друга?
  
  — Трудно сказать…
  
  Бейквелл пожал плечами.
  
  — Но ведь это была не первая их встреча?
  
  — Нет, разумеется. Фирма мистера Кафферти представляет интересы мистера Андропова в нескольких крупных проектах.
  
  — Почему, как вы считаете, мистер Андропов выбрал именно его?
  
  Бейквелл раздраженно хмыкнул.
  
  — Спросите об этом у Андропова.
  
  — Я спрашиваю вас, сэр.
  
  — У меня такое ощущение, детектив, что вы пытаетесь получить от меня какую-то информацию, причем делаете это не очень умело. Как вам известно, я являюсь министром экономического развития, и моя работа — обсуждать деловые вопросы с бизнесменами, пользующимися доверием правительства.
  
  — Значит, с вами были ваши советники? — Шивон с удовольствием наблюдала, как Бейквелл подыскивает слова для ответа. — Если вы действительно пришли на встречу как официальное лицо, с вами должны были быть ваши помощники, консультанты, секретари…
  
  — Это была неофициальная встреча, — отрезал министр.
  
  — И часто вам в вашей работе приходится проводить такие неофициальные встречи? — продолжала наступать Шивон, и Бейквелл растерялся. Он явно не знал, что сказать; ему оставалось либо возмутиться, либо встать и уйти. Министр уже начал подниматься, когда сбоку к их столику кто-то приблизился.
  
  — Джим? А я-то гадаю, куда ты подевался!.. — Меган Макфарлейн повернулась к Шивон, и ее лицо вытянулось. — Это вы… — проговорила она.
  
  — Меня расспрашивают об Александре Федорове, — пожаловался Бейквелл. — И Сергее Андропове.
  
  Макфарлейн покраснела от гнева. Она уже готова была броситься в атаку, но Шивон опередила ее.
  
  — Как хорошо, что я вас встретила, мисс Макфарлейн, — деловито сказала она. — Я хотела спросить вас о Чарльзе Риордане.
  
  — О ком?
  
  — Чарльз записывал заседания вашего Комитета для некой авангардистской инсталляции.
  
  — Вы имеете в виду проект Родди Денхольма? — В голосе Макфарлейн послышались нотки любопытства. — А что с ним такое?
  
  — Мистер Риордан был другом мистера Федорова. А теперь они оба убиты.
  
  Но Шивон тщетно старалась отвлечь внимание Макфарлейн. Взмахнув рукой, она ткнула пальцем в сторону Ребуса:
  
  — А он что здесь делает?
  
  Бейквелл взглянул туда, куда показывала Макфарлейн, но лицо Ребуса было ему незнакомо.
  
  — Не знаю, — сказал он. — А кто это?
  
  — Ее начальник, — объяснила Макфарлейн. — Похоже, Джим, этот тип подслушивал ваш милый разговор тет-а-тет.
  
  Недоуменное выражение сползло с лица Бейквелла, министр побелел от ярости.
  
  — Это правда? — спросил он Шивон, но Макфарлейн, явно наслаждаясь ситуацией, не дала ей и рта раскрыть.
  
  — Конечно правда, — сказала она и презрительно фыркнула. — Кроме того, я слышала, что инспектора Ребуса отстранили от работы до самого его ухода на пенсию, который тоже не за горами.
  
  — И где вы это слышали, мисс Макфарлейн? — осведомился Ребус.
  
  — Вчера я встречалась с вашим начальником полиции и упомянула вашу фамилию… — Она покачала головой и несколько раз прищелкнула языком. — Думаю, он будет очень недоволен, когда узнает, что здесь произошло.
  
  — Это возмутительно! — воскликнул Бейквелл и рывком поднялся из-за стола.
  
  — У меня есть телефон Джеймса Корбина, — подсказала Макфарлейн, размахивая зажатым в кулаке мобильником. — На твоем месте я бы позвонила ему прямо сейчас.
  
  — Возмутительно! — громко повторил Бейквелл, и сразу несколько человек повернулись в их сторону, — в том числе двое дежуривших у входа в вестибюль охранников.
  
  — Ну что, идем?.. — спросила Шивон.
  
  У Ребуса в чашке оставался еще примерно глоток кофе, но он вспомнил о хороших манерах и следом за ней направился к выходу.
  38
  
  — Ну что теперь? — спросил Ребус на обратном пути в участок.
  
  — Теперь, мне кажется, следует поговорить с водителем Стахова.
  
  — Думаешь, консульство даст добро?
  
  — А ты можешь предложить что-нибудь еще?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Будет гораздо проще, если мы перехватим его где-нибудь на улице.
  
  — А если он не говорит по-английски?
  
  — Думаю, что говорит, — уверенно сказал Ребус, вспомнив, что, пока Кафферти и Андропов стояли на мосту, их водители-телохранители общались довольно свободно. — К тому же, — добавил он, подумав, — я знаю, где можно найти квалифицированного переводчика. — Ребус жестом показал на заднее сиденье, куда он забросил компакт-диск с записью выступления Федорова. — Я думаю, профессор Коулвелл с радостью пойдет нам навстречу.
  
  — То есть ты предлагаешь мне задержать этого парня прямо на улице и тут же, не сходя с места, допросить? — Шивон саркастически хмыкнула. — Тебе мало неприятностей, которые ты мне уже устроил?
  
  Ребус удачно проскочил светофор на Риджент-роуд и свернул на Роял-террас.
  
  — А тебе? — спросил он после непродолжительного молчания.
  
  — Больше чем достаточно, — призналась Шивон. — Как ты считаешь, Бейквелл позвонит начальнику полиции?
  
  — Он может.
  
  — Тогда, боюсь, не позднее чем сегодня вечером меня тоже отстранят.
  
  Она вздохнула.
  
  Ребус искоса взглянул на нее.
  
  — Разве это так плохо?
  
  Шивон снова вздохнула.
  
  — Это у тебя преддембельская эйфория, — сказала она.
  
  Ребус хотел что-то ответить, но не успел. Позади них вдруг появилась патрульная полицейская машина с включенными проблесковыми огнями.
  
  — Ну что там еще?! — пожаловался в пространство Ребус и, остановившись у тротуара, выбрался из салона.
  
  Патрульный уже шагал к нему, на ходу поправляя фуражку, которую только что надел. Ребусу его лицо было незнакомо.
  
  — Инспектор Ребус? — спросил патрульный, и Ребус кивнул.
  
  — Мне приказано доставить вас в участок, сэр.
  
  — В который?
  
  — В Вест-Эндский.
  
  — Что, Шэг Дэвидсон решил устроить мне вечеринку-сюрприз?
  
  — Мне об этом ничего не известно.
  
  Может, и правда неизвестно, подумал Ребус. Но сам-то он уже понял, в чем дело: Стоун или Дэвидсон нашли-таки, что на него повесить, и Ребус готов был биться об заклад, что это — не медаль.
  
  Повернувшись к Шивон, он увидел, что она тоже вышла из машины и стоит опершись о крышу. Вокруг уже начинали собираться зеваки.
  
  — Возьми «сааб», — сказал ей Ребус. — Позаботься, чтобы доктор Коулвелл получила свой диск.
  
  — А как быть с шофером?
  
  — Это ты решай сама. — И с этими словами Ребус сел на заднее сиденье патрульной машины. — Врубай сирену, ребята, — сказал он патрульным. — Не стоит заставлять инспектора Дэвидсона ждать.
  
  Но в Торфихене его ждал вовсе не Дэвидсон. За столом в комнате для допросов сидел инспектор Стоун. Сержант Проссер, засунув руки в карманы, подпирал стену у входа.
  
  — Похоже, у меня появились поклонники, — жизнерадостно заявил Ребус, усаживаясь напротив Стоуна. — Какие новости?
  
  — Кровь на бахиле принадлежит Кафферти, — сказал Стоун.
  
  — Обычно анализ ДНК занимает куда больше времени, — усомнился Ребус.
  
  — Верно, — нехотя согласился Стоун. — Она — той же группы, что и кровь Кафферти.
  
  — Я чувствую, что это еще не все, — спокойно заметил Ребус.
  
  — К сожалению, мы не нашли никаких пригодных для идентификации отпечатков, — признался инспектор.
  
  — Иными словами, вы не можете доказать, что эта бахила была украдена из багажника моей машины, — улыбнулся Ребус и, хлопнув в ладоши, стал подниматься. — С вашей стороны было очень любезно сообщить мне о…
  
  — Сядь, Ребус!
  
  Ребус немного подумал, потом сел.
  
  — Кафферти все еще без сознания, — сказал Стоун. — Никто из врачей пока не произнес слово «кома», но я уверен — они думают, что к этому идет. Не исключено, что остаток жизни Кафферти проведет, словно овощ на грядке. — Он прищурился. — Похоже, Ребус, вся слава достанется тебе. Как ты и хотел.
  
  — Ты все еще думаешь, что это сделал я?
  
  — Я это знаю, черт побери!
  
  — И я все рассказал сержанту Кларк именно потому, что хотел с ее помощью убрать вас с дороги?
  
  Стоун кивнул.
  
  — Ты воспользовался спецкостюмом, чтобы на твоей одежде не осталось следов крови, — подал голос Проссер. — Но одна бахила соскочила у тебя с ноги и упала в канал, а доставать ее ты не рискнул: тебе нужно было поскорее оттуда убраться…
  
  — Мы это уже обсуждали, — отрезал Ребус.
  
  — И будем обсуждать еще не раз, — с угрозой сказал Стоун. — Как только мы закончим сбор доказательств.
  
  — Что ж, буду с нетерпением ждать. — Ребус решительно встал. — Это все, что вы хотели мне сообщить?
  
  Стоун нехотя кивнул, и Ребус двинулся к выходу, но у дверей его настиг еще один вопрос Стоуна:
  
  — Патрульные, которые доставили тебя сюда, доложили, что с тобой в машине была женщина. Это детектив-сержант Кларк?
  
  — Разумеется, нет!
  
  — Разумеется, да! — фыркнул Проссер.
  
  — Ты уже отстранен, Ребус, — покачал головой Стоун. — Неужели ты хочешь утопить и ее?
  
  — Вы не поверите, ребята, но она сама спрашивала меня о том же не более получаса назад…
  
  Ребус толкнул дверь и, не оглядываясь, вышел.
  
  Когда Шивон приехала в университет, доктор Коулвелл работала за компьютером в своем кабинете.
  
  — Я привезла вам компакт-диск с записью выступления Федорова, — сказала Шивон, входя в комнату и протягивая ей коробочку с диском.
  
  — Огромное вам спасибо.
  
  Скарлетт Коулвелл взяла диск и с признательностью кивнула.
  
  На взгляд Шивон, доктор несколько злоупотребляла косметикой, что делало ее чуточку старше. Зато ее волосы выглядели просто роскошно, хотя не исключено было, что без краски тут тоже не обошлось.
  
  — У меня тоже будет к вам просьба, доктор. Не могли бы вы кое на что взглянуть?
  
  — Разумеется. А на что?
  
  — Вы позволите воспользоваться вашим компьютером?
  
  Коулвелл жестом пригласила Шивон сесть за стол, а сама встала рядом, глядя на экран. Шивон быстро зашла на сайт магазина «Сила слова» и открыла фотогалерею.
  
  — Вы сделали только этот снимок? — спросила она, кивнув на фотографию Федорова на стене.
  
  — Нет, но остальные фото получились настолько неудачными, что я их стерла. Я не очень хорошо разбираюсь в современной технике.
  
  Шивон кивнула и показала на экран:
  
  — Вы помните этого человека?
  
  Коулвелл наклонилась ниже, внимательно всматриваясь в лицо водителя.
  
  — Да, помню. Я видела его на вечере.
  
  — Но кто он такой, вы не знаете?
  
  — Нет. Разве это кто-то известный?
  
  — Федоров с ним разговаривал?
  
  — Не знаю, не обратила внимания. А кто он такой?
  
  — Русский. Работает в консульстве.
  
  Коулвелл прищурилась.
  
  — Знаете, по-моему, он был и на вечере в Поэтической библиотеке.
  
  Шивон повернулась к ней:
  
  — Вы уверены?
  
  — Кажется, я видела его и еще одного… — Коулвелл покачала головой. — Но точно не скажу…
  
  — Не торопитесь, подумайте, — предложила Шивон, и доктор Коулвелл, запустив пальцы в свою гриву, надолго замолчала.
  
  — Нет, я не уверена, — сказала она наконец и убрала руки, отчего волосы упали ей на лицо. — Я боюсь, что могу спутать вечер в кафе и вечер в библиотеке, понимаете?
  
  — То есть вам может казаться, будто вы видели этого человека в одном месте, а на самом деле он был в другом?
  
  — Именно. У вас, случайно, нет других фотографий?
  
  — К сожалению, нет.
  
  Шивон пришла в голову новая мысль, и она набрала «Николай Стахов» в строке поиска, но компьютер не нашел ни одного совпадения. Тогда Шивон попыталась описать Стахова.
  
  — Нет, мне кажется — такого человека я не видела, — покачала головой Коулвелл, и Шивон описала Андропова.
  
  Когда Скарлетт снова пожала плечами, Шивон зашла на сайт «Ивнинг ньюс», открыла архив новостей и отыскала там статью с описанием ужина в одном из самых дорогих ресторанов Эдинбурга. Статья сопровождалась серией фотографий, на одной из которых Шивон без труда отыскала Андропова.
  
  — Вот этот человек, — сказала она.
  
  — Лицо знакомое, — сказала Коулвелл. — Кажется, я его где-то…
  
  — Не в Поэтической библиотеке? — быстро спросила Шивон.
  
  Коулвелл со вздохом пожала плечами, но Шивон попросила ее не огорчаться. Достав мобильник, она позвонила в библиотеку.
  
  — Мисс Томас? — спросила она, услышав в трубке женский голос.
  
  — Сегодня ее не будет, — ответила женщина. — А в чем дело? Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?
  
  — С вами говорит сержант Кларк. Я расследую убийство Александра Федорова и хотела бы задать мисс Томас несколько вопросов.
  
  — Абигайль сегодня работает дома. У вас есть ее номер?
  
  Шивон записала домашний телефон Томас и сразу же перезвонила. Убедившись, что Абигайль Томас может быстро войти в интернет, Шивон продиктовала ей адреса сайтов книжного магазина и «Ивнинг ньюс».
  
  — Да, я видела обоих, — проговорила Абигайль Томас после паузы. — Они сидели достаточно близко, ряду во втором или в третьем.
  
  — Вы уверены?
  
  — Да, уверена.
  
  — Еще один вопрос, мисс Томас: выступление Федорова никто не фотографировал?
  
  — Ну, я думаю, кто-то мог делать снимки с помощью мобильного телефона, но официально мы фотографа не приглашали.
  
  — Понятно. А камеры видеонаблюдения у вас установлены?
  
  — Это же библиотека, сержант! — возмутилась Томас.
  
  — Простите, это был дурацкий вопрос, — извинилась Шивон. — Спасибо за помощь. — И она дала отбой.
  
  — Почему это так важно? — спросила Коулвелл, выводя Шивон из задумчивости.
  
  — Не знаю, возможно, это не имеет особого значения, — ответила она. — Но в тот вечер, когда Федорова убили, он пил коньяк в том же баре, что и Андропов.
  
  — Этот мистер Андропов… Судя по газетной статье, он какой-то бизнесмен?
  
  — Он и Федоров росли в одном районе Москвы. Инспектор Ребус уверен, что они знали друг друга еще тогда.
  
  — Ах вот как!..
  
  Шивон почувствовала, что невзначай затронула какой-то важный пункт.
  
  — Вы что-то знаете? — спросила она.
  
  — Нет, но, возможно, вот это кое-что объясняет.
  
  — Что же именно, доктор?
  
  Коулвелл взяла со стола диск:
  
  — Экспромт, который Федоров прочел в библиотеке.
  
  Она шагнула к книжным стеллажам и присела перед ними. На одной из нижних полок стоял компактный музыкальный центр, вставив в него диск, Коулвелл нажала кнопку воспроизведения. В колонках зашуршало, потом послышались звуки сдвигаемых стульев, покашливание, приглушенные разговоры — публика занимала места.
  
  — Это должно быть где-то посередине, — пояснила Коулвелл, нажимая кнопку перехода к следующей записи, но попала сразу на конец диска. — Ах да, — спохватилась она, — я и забыла: вечер записан одной дорожкой. — Вернувшись к началу, Коулвелл нажала кнопку «поиск».
  
  — Когда я слушала диск в первый раз, — сказала Шивон, — я обратила внимание, что некоторые стихотворения Федоров читал по-русски.
  
  Коулвелл кивнула:
  
  — Этот экспромт тоже был на русском… ага, вот он.
  
  Она вернулась к столу, вооружилась блокнотом и карандашом и стала что-то быстро записывать, напряженно прислушиваясь к звукам русской речи. В какой-то момент доктор попросила Шивон отмотать запись немного назад. С этого момента они слушали вместе: доктор переводила, а Шивон нажимала «паузу» или «поиск», если ей казалось, что Скарлетт не успевает за Федоровым.
  
  — Так обычно не делается, — извинилась Коулвелл. — Чтобы перевести стихотворение как следует, мне нужно больше времени.
  
  — Будем считать это переводом в первом приближении, — успокоила Шивон.
  
  Коулвелл со вздохом провела рукой по волосам и снова погрузилась в работу. Минут через тридцать она бросила карандаш на стол и с наслаждением потянулась. На диске Федоров по-английски объяснил слушателям, что следующее стихотворение будет из сборника «Астапово-блюз».
  
  — Значит, о том, что он собирается читать свое новое стихотворение, никто не знал? — догадалась Шивон.
  
  — Никто. Он ничего не говорил, — подтвердила Коулвелл.
  
  — И Александр не объявил его даже во время выступления?
  
  Коулвелл покачала головой, потом нетерпеливым жестом убрала с лица волосы.
  
  — Это был экспромт, — повторила она. — Но я боюсь, что в публике очень немногие это поняли.
  
  — Почему вы думаете, что это был именно экспромт?
  
  — Потому что в квартире не было никаких черновиков, а все опубликованные работы Федорова я хорошо знаю.
  
  Шивон кивнула и протянула руку к блокноту.
  
  — Позвольте взглянуть?
  
  Коулвелл нехотя протянула ей свои записи.
  
  — Это все очень приблизительно… — сказала она. — Я даже не знаю, где должен быть разрыв строки.
  
  Шивон было в высшей степени плевать на разрыв строки. Она впилась взглядом в блокнот.
  
   …Шершавый язык зимы лижет детей Таганки. Шершавый язык дьявола лижет мать Россию и покрывается слоем драгоценных металлов (золота?). Его аппетит не утолить вовек… Алчное чрево не знает ни насыщения, ни покоя, ни любви. Желание зреет как гнойник. Те, кто пирует в разгар голода, не ведают ни угрызений совести, ни раскаяния… Тень зимы накрывает все… Свора негодяев предала народ и завладела моей страной.
  
  Шивон прочитала это дважды, потом подняла голову и посмотрела на Коулвелл.
  
  — Что такое «Таганка»?
  
  — Таганский район Москвы. Раньше он назывался Ждановским.
  
  Шивон задумалась.
  
  — Ага, это кое-что проясняет! Но в целом…
  
  — Это только подстрочник, — извинилась Коулвелл. — Если бы у меня было больше времени…
  
  — Я не имела в виду ваш перевод, — уверила Шивон, и Коулвелл слегка расслабилась.
  
  — В этих строках чувствуется ненависть. Мне так показалось.
  
  Шивон кивнула, вспомнив, что сказал на вскрытии поэта профессор Керт: «Нападавшим двигала ненависть».
  
  — Да, — сказала она. — Ярость и ненависть к тем, кто пирует, пока народ голодает.
  
  — Вы думаете, это намек на тот роскошный ужин, о котором говорилось в газете? Но ведь статья появилась уже после того, как Александра убили!
  
  — Статья — да, она вышла после его гибели, но сам ужин состоялся за несколько дней до нее. Возможно, Федоров каким-то образом о нем узнал.
  
  — И вам кажется, что стихотворение Александра направлено против того бизнесмена, о котором вы говорили… Андропова?
  
  — Да. Если, как вы говорите, это был экспромт, то он явно нацелен в Андропова. Ведь русский олигарх как раз и разбогател на тех самых «драгоценных металлах», о которых идет речь в стихотворении.
  
  — И Александр ставит знак равенства между Андроповым и дьяволом?
  
  Шивон покачала головой:
  
  — Кажется, мне не удалось вас убедить…
  
  — Мой перевод еще очень приблизителен. В некоторых местах я откровенно гадала. Нет, вы как хотите, а мне нужно поработать над этим стихотворением как следует.
  
  Шивон кивнула, потом вспомнила еще об одной вещи:
  
  — Можно мне еще раз воспользоваться вашим знанием русского?..
  
  Найдя в сумочке диск с записью раннего выступления Федорова, она опустилась на колени перед музыкальным центром. Ей потребовалось некоторое время, но в конце концов Шивон сумела отыскать место, когда беспокойный микрофон Риордана уловил русскую речь.
  
  — Послушайте вот это… Что они говорят?
  
  — Здесь только два слова. — Коулвелл пожала плечами. — Русский отвечает на телефонный звонок; он говорит только «Да?» и «Слушаю».
  
  — Что ж, мне все равно нужно было проверить. — Шивон извлекла диск из приемного устройства и, поднявшись на ноги, снова потянулась к блокноту. — Можно мне на время взять этот первый перевод? — спросила она. — Вам я пока оставлю диск, так что можете работать над более точным вариантом сколько душе угодно.
  
  — А что, между Александром и этим бизнесменом, Андроповым, были очень напряженные отношения?
  
  — Не знаю, не уверена.
  
  — Но ведь это же мотив, правильно?! После долгого перерыва они встречаются на поэтическом вечере, и Александр адресует Андропову свой экспромт. А если потом они снова встретились в том баре, про который вы говорите…
  
  Шивон предостерегающе взмахнула рукой:
  
  — Мы даже не знаем, видели ли они друг друга, когда находились в баре, поэтому я бы очень просила вас, доктор Коулвелл, никому ничего не рассказывать. В противном случае вы можете очень серьезно осложнить наше расследование.
  
  — Я все понимаю.
  
  Скарлетт Коулвелл кивнула в знак согласия, и Шивон, вырвав из блокнота листок, аккуратно сложила его пополам, потом еще раз пополам.
  
  — Позвольте на прощание дать вам один совет, — сказала она, пряча листок с переводом в сумку. — По-моему, в последней строке своего экспромта Федоров цитирует «Шотландскую славу» Бернса. Речь там идет не о «своре негодяев», как вы написали в переводе, а о «мошеннической шайке». Помните: «Проклятие предавшей нас // Мошеннической шайке!»?..
  
  Коулвелл задумчиво кивнула.
  39
  
  Ребус сидел возле койки Морриса Гордона Кафферти.
  
  Предъявив дежурной сиделке свое удостоверение, он поинтересовался, не навещал ли кто-нибудь больного, но сиделка покачала головой. Никто не приходил, потому что ни одного настоящего друга у Кафферти не было, хотя сам он не раз смеялся над Ребусом, называя его то «одиноким ковбоем», то «свихнувшимся одиночкой». Жена Кафферти давно умерла, сына убили много лет назад, а самые доверенные сообщники из тех, с которыми он когда-то начинал, один за другим исчезли после серьезной размолвки с боссом. В большом доме Кафферти остался теперь только охранник, да и тот, скорее всего, думал главным образом о том, кто и когда заплатит ему в следующий раз. Несомненно, Кафферти имел дело с большим количеством бухгалтеров, маклеров, адвокатов (их имена наверняка были известны Стоуну), но Ребус понимал, что эти люди вряд ли явятся сюда, чтобы проведать своего работодателя.
  
  Кафферти по-прежнему находился в палате интенсивной терапии, но еще в коридоре Ребус случайно подслушал разговор двух ординаторов, жаловавшихся на нехватку мест в отделении реанимации. Наверное, подумал он, Кафферти переведут в общую палату. Или, если кому-то из адвокатов удастся разблокировать его счета — в частную палату для очень важных персон. Пока что его жизнь поддерживали многочисленные проводки, трубочки, вздыхающие и попискивающие на разные голоса машины с мерцающими экранами и мигающими лампочками. К одной руке была подключена капельница. Провода, подсоединенные к черепу Кафферти, измеряли мозговую активность. Его обнаженные руки казались совершенно белыми, а покрывавшие их седые волоски топорщились, точно серебряные проволочки. Поднявшись со стула, Ребус наклонился как можно ближе к лицу Кафферти в надежде, что тот почувствует его присутствие и это как-то отразится на приборах, но ничего не изменилось. На всякий случай Ребус проследил провода, которые шли от неподвижного тела к приборам, а от приборов — к розеткам на стене, но, насколько он мог судить, здесь все было в порядке. Кафферти по-прежнему оставался без сознания, но и смерть, по заверениям врачей, ему не угрожала — еще одна причина для перевода больного в обычную палату. В самом деле, нуждается ли овощ в интенсивной терапии?
  
  Чуть склонив голову, Ребус разглядывал ногти, суставы и широкие запястья Кафферти. Он был крупным мужчиной — крупным, но не особенно мускулистым. Кожа на шее Кафферти обвисала кольцевыми складками, челюсть расслабленно отвисла, а из приоткрытого рта торчала какая-то трубка. В уголке губ Ребус разглядел серебристый след засохшей слюны и подумал, что с закрытыми глазами Кафферти выглядит совершенно безвредным и даже каким-то жалким. Это впечатление усиливали редкие, сальные волосы, сохранившиеся кое-где на черепе гангстера. Никто не удосужился вымыть Кафферти голову, и волосы неряшливо липли к коже.
  
  Графики и таблицы, вывешенные в изножье кровати, Ребусу ровным счетом ничего не говорили. К примеру, вот эта линия упорно шла вверх — хорошо это или плохо? Он не знал и невольно подумал, что именно к цифрам и непонятным картинкам свелась сейчас вся жизнь Кафферти.
  
  — Просыпайся, старый мерзавец! — прошептал Ребус на ухо Кафферти. — Хватит притворяться… — Он бросил быстрый взгляд на мониторы, но там снова ничто не изменилось. — Меня не проведешь, я же знаю, какой крепкий у тебя череп. Просыпайся, Кафферти, я жду!
  
  Никакой реакции. Только в горле Кафферти что-то заклокотало, но и это ничего не значило: подобный звук он издавал примерно каждые тридцать секунд. Что ж, подождем…
  
  Ребус снова опустился на стул. Когда он появился в больнице, сиделка спросила, не приходится ли он пациенту братом. «А что?» — спросил Ребус. «Вы очень на него похожи», — ответила сиделка и ушла. Ребус счел, что должен рассказать об этом Кафферти, но, прежде чем он успел открыть рот, в нагрудном кармане его рубахи завибрировал мобильник.
  
  Достав телефон, Ребус с опаской покосился на дверь — он знал, что в больницах не всегда разрешают пользоваться мобильной связью.
  
  — Какие новости, Шив?
  
  — Андропов и его водитель побывали на вечере Федорова в Поэтической библиотеке. Федоров, скорее всего, заметил его в публике и узнал, поскольку выдал обличительный экспромт. И на русском языке. Я думаю, что экспромт был направлен именно против Андропова. Если ты не в курсе, экспромт — это…
  
  — Я знаю, что такое экспромт, — перебил Ребус. — Что ж, весьма любопытно, весьма…
  
  — А как твои дела? Тебя отпустили?
  
  Он не сразу понял, что она имеет в виду, а когда понял — рассмеялся негромко.
  
  — Меня никто не собирался задерживать. У них нет ничего, кроме следов крови на бахиле, которая — кровь, я хочу сказать, — относится к той же группе, что у Кафферти.
  
  — А где ты сейчас?
  
  — Решил навестить нашего тяжелобольного.
  
  — Господи, Джон, ты хоть понимаешь, как это может выглядеть?!
  
  — Я не собираюсь душить его подушкой, Шив.
  
  — Но что будет, если вскоре после твоего ухода Кафферти вдруг отбросит коньки?
  
  — А вы неплохо соображаете, сержант Кларк.
  
  — Тебе нужно убираться оттуда как можно скорее!
  
  — Где ты меня подберешь?
  
  — Я должна вернуться в участок.
  
  — А разве мы с тобой не договорились арестовать шофера?
  
  — Мы с тобой ничего подобного делать не будем.
  
  — Ты хочешь сказать, что собираешься сначала посоветоваться со Старром?
  
  — Да.
  
  — Он знает это дело не так хорошо, как мы, Шивон.
  
  — Там и знать особенно нечего. На данный момент у нас ничего нет — никаких фактов, никаких улик. Одни догадки и твои фантазии.
  
  — Вот тут я с тобой не согласен. Картинка потихоньку начинает вырисовываться. Разве ты не чувствуешь?
  
  За разговором Ребус снова поднялся со стула, но только затем, чтобы еще раз вглядеться в лицо Кафферти. Один из приборов громко загудел, и Шивон издала протяжный вздох.
  
  — Ты все еще там, — констатировала она.
  
  — Мне показалось — у него дрогнули веки. Ну так где ты меня заберешь?
  
  — Давай сначала я все-таки поговорю со Старром или Макреем.
  
  — Лучше предоставь это дело Стоуну.
  
  Шивон некоторое время молчала, потом осторожно переспросила:
  
  — Ты предлагаешь… Я не ослышалась?
  
  — НОП обладает куда большим авторитетом, чем ты или я. Расскажи Стоуну о связи между Федоровым и Андроповым.
  
  — И что это даст?
  
  — Это может помочь Стоуну предъявить Кафферти обвинение. Андропов — бизнесмен, а бизнесменам нравится заключать сделки.
  
  — Ты же знаешь, что я этого не сделаю.
  
  — Тогда зачем я трачу силы и время на уговоры?
  
  — Ты вбил себе в голову, что если Стоун будет на моей стороне, мне это поможет. Но сейчас он уверен, что я — твоя сообщница, которая помогла тебе добраться до Кафферти. Ты считаешь, что переубедить Стоуна можно только одним способом — сообщить ему о связи Андропова и Федорова, но на самом деле мне это не…
  
  — Ты слишком умна, Шив. Иногда это тебе мешает. — Ребус немного помолчал. — И все равно тебе придется поговорить с ним, — добавил он после паузы. — Если русское консульство начнет ссылаться на дипломатический иммунитет, НОП сумеет кое-что этому противопоставить.
  
  — Что, например?
  
  — У них должны быть прямые выходы на Специальную службу[23] и разведку.
  
  — Хочешь напустить на русских всех наших джеймсбондов? — хмуро осведомилась Шивон.
  
  — Существует только один Джеймс Бонд, ты сейчас с ним разговариваешь, — сказал Ребус, надеясь ее рассмешить, но Шивон не засмеялась.
  
  — Я подумаю, но только если ты пообещаешь немедленно убраться из больницы, — твердо ответила она.
  
  — Уже ухожу, — солгал Ребус и выключил телефон.
  
  Во рту у него пересохло, и он подумал, что Кафферти не пострадает, если он глотнет воды из стоящей на тумбочке пластмассовой бутылки. Выпив два стакана, Ребус вытер рот ладонью и решил заглянуть в саму тумбочку.
  
  Он не ожидал найти там ничего интересного, однако в тумбочке оказались часы, ключи и бумажник Кафферти. Не воспользоваться таким случаем было нельзя, и Ребус взял бумажник в руки.
  
  Внутри лежали пять десятифунтовых банкнот и несколько клочков бумаги с записанными на них телефонными номерами, ни один из которых ничего не говорил Ребусу. Часы, как и следовало ожидать, были золотыми, фирмы «Ролекс», и Ребус, взвесив их на ладони, сразу убедился, что это не подделка. Потом он взял ключи. На кольце их было не меньше шести; Ребус поигрывал связкой, и ключи тренькали и звякали, тренькали и звякали…
  
  Судя по всему, это были ключи от дома Кафферти. Ребус взглянул на неподвижное тело на кровати.
  
  — Ты не возражаешь? — негромко спросил он и добавил после паузы, опуская ключи в карман: — Я так и думал.
  
  Ему снова повезло: сигнализация в доме Кафферти была отключена, а охранник где-то болтался. Первое, что сделал Ребус, войдя в дом через парадную дверь, — это посмотрел наверх, ища укрепленные под потолком камеры наблюдения, но ничего не обнаружил и уже без опаски направился в гостиную. Дом Кафферти относился к викторианской эпохе и отличался высокими потолками, украшенными вычурными лепными карнизами. Судя по всему, гангстер начал коллекционировать картины — несколько кричаще-ярких, режущих глаз абстрактных полотен висело на стенах, и Ребус спросил себя, уж не относятся ли они к раннему периоду творчества Родди Денхольма. Шторы на окнах были задернуты, и он не стал их открывать — только включил свет. В гостиной стояли большой телевизор, современный музыкальный центр и три дивана. На мраморном кофейном столике не было ничего, если не считать двух-трех старых газет и пары очков. В очках Ребус гангстера еще никогда не видел: очевидно, Кафферти был слишком тщеславен, чтобы носить их вне дома. Справа от камина Ребус заметил узкую дверцу, похожую на дверь стенного шкафа. Заглянув внутрь, он, однако, обнаружил, что в нишу втиснут современный двухкамерный холодильник. Внутри на специальных полках хранились бутылки с вином и более крепкими напитками. С трудом переборов искушение, Ребус закрыл дверцу и вернулся в прихожую. Туда выходило еще несколько дверей: кухня, зимний сад с бильярдным столом, ванная, прачечная, кабинет и еще одна гостиная — чуть меньших размеров и более уютная. Ребусу даже стало интересно, действительно ли гангстер получает удовольствие, живя в столь большом доме.
  
  «Конечно получает», — ответил он сам себе, поднимаясь по широкой, застланной ковровой дорожкой лестнице на второй этаж. Там он обнаружил две спальни с отдельными ванными комнатами, домашний кинотеатр с видеоцентром и укрепленным на стене сорокадвухдюймовым плазменным экраном, а также что-то вроде кладовой, набитой картонными ящиками и коробками из-под чая — в большинстве пустыми. В одном из ящиков лежала запыленная женская шляпка. В другом Ребус обнаружил старые туфли, в третьем — фотоальбомы. Очевидно, это было все, что осталось от покойной миссис Кафферти. На одной из стен висела доска для дартса; отметки от попаданий группировались в основном вне поля мишени, из чего Ребус заключил, что кому-то — быть может, самому Кафферти — следовало больше тренироваться или не стесняться носить очки. Впрочем, в последний раз эта доска использовалась, похоже, довольно давно — еще до того, как комната была превращена в кладовую.
  
  Последняя дверь в дальнем конце коридора вывела Ребуса на узкую винтовую лестницу. В одной из комнат верхнего этажа Ребус обнаружил большой бильярдный стол, укрытый полотняным чехлом, в другой — библиотеку. Стеллажи Ребус узнал сразу — он сам покупал такие в «Икее». Что касалось книг, то здесь были представлены в основном растрепанные издания в бумажных обложках: триллеры для джентльмена и любовные романы для леди. Среди них затесалось несколько старых детских книг, принадлежавших, по всей видимости, сыну Кафферти. Библиотекой давно не пользовались: корешки книг покрылись толстым слоем пыли, а рассохшийся пол поскрипывал при каждым шаге. По всей видимости, гангстер редко поднимался на третий этаж особняка.
  
  Бегло осмотрев оставшиеся комнаты — нежилые и почти без мебели, Ребус вернулся в кабинет. Это была просторная комната с окном, выходившим в сад на заднем дворе. Занавески и здесь были задернуты, но Ребус рискнул слегка их приоткрыть, чтобы бросить взгляд на каретный сарай, где жил охранник. Перед сараем стояли два автомобиля — хорошо знакомый Ребусу «бентли» и новенький «ауди», но охранника видно не было. Убедившись, что в ближайшее время ему никто не помешает, Ребус снова закрыл шторы и включил свет. В центре комнаты он увидел старинное бюро, заваленное бумагами, судя по виду — хозяйственными счетами и другой домашней бухгалтерией. Эти документы интересовали Ребуса в последнюю очередь, поэтому он сел на старый кожаный стул и начал один за другим открывать ящики бюро. В первом же из них он наткнулся на пистолет — русского производства, если судить по незнакомым буквам на затворе.
  
  — Маленький сувенир от твоего нового приятеля? — негромко проговорил Ребус. Обойма пистолета была пуста, не было патронов и в ящике. Бесполезная игрушка… Взвесив пистолет на ладони, Ребус проверил его баланс и с помощью носового платка уложил обратно.
  
  В следующем ящике лежала стопка финансовых документов. На текущем счете Кафферти оказалось всего шестнадцать тысяч. Еще около четверти миллиона крутилось на финансовом рынке, принося своему обладателю хорошие проценты. Примерно сотня тысяч была вложена в различные акции. Никаких следов платежей по закладной Ребус не обнаружил, следовательно, этот особняк Кафферти приобрел в собственность сразу. Интересно… По самым грубым подсчетам, особняк подобных размеров в этом районе должен был стоить как минимум миллиона полтора, но и это было еще не все. Стоун намекнул Ребусу, что у Кафферти имелись активы в нескольких нефтяных компаниях и крупных офшорных предприятиях. Кроме того, он владел — единолично или как обладатель контрольного пакета акций — десятком баров, клубов, агентством по сдаче жилья, бильярдным залом и, по слухам, вкладывал средства в одну из частных таксомоторных компаний.
  
  Оглядывая комнату, Ребус заметил в углу старинный сейф с наборным дисковым замком. Он был выкрашен в серо-зеленый цвет и произведен в Кентукки. Подойдя к сейфу, Ребус обнаружил, что тот заперт, что в общем-то его не удивило. Единственной комбинацией, которая пришла ему на ум, была дата рождения Кафферти, и он набрал в окошке 18, 10 и 46. Замок щелкнул, дверца сейфа распахнулась, и Ребус не сдержал довольной улыбки. Он и сам не знал, зачем в свое время запомнил день рождения Кафферти, и вот теперь это ему пригодилось.
  
  В сейфе лежали две коробки патронов калибра 9 миллиметров, четыре толстые пачки банкнот (двадцатками и пятидесятками), несколько бухгалтерских книг, компьютерные диски и бархатная коробочка с ожерельем и серьгами покойной жены. В паспорте Кафферти, который Ребус бегло просмотрел, не нашлось никаких отметок о поездке в Россию. Метрика самого Кафферти, метрики и свидетельства о смерти жены и сына, свидетельство о браке… Согласно этому последнему документу, гангстер женился в 1973 году, зарегистрировав брак в Эдинбургском муниципалитете.
  
  Отложив документы, Ребус взялся за диски. На них не было ни ярлыков, ни надписей, ни каких-либо иных пометок. В кабинете не было даже компьютера… да и в других комнатах тоже. На нижней полке сейфа стояла картонная коробка, в которой тоже лежали диски — не меньше двух десятков. Сначала Ребус решил, что это обычные компакты, но, рассмотрев их внимательней, понял, что это DVD-диски однократной записи емкостью 4,7 гигабайта. На них тоже не было никакой маркировки, если не считать нанесенных прямо на диск цветных точек — красных, зеленых, голубых, желтых. Ребус никогда не считал себя знатоком компьютерных технологий, однако его познаний хватило, чтобы сообразить: диски можно попытаться воспроизвести на аппаратуре, которую он видел в домашнем кинотеатре.
  
  Закрыв сейф, Ребус повернул диск замка и перешел в видеозал, держа найденную коробку под мышкой. Домашний кинотеатр Кафферти был оборудован автоматическими жалюзи; пространство перед экраном занимали выставленные в ряд кожаные кресла с откидывающейся спинкой. Второй ряд состоял из двух мягких козеток. Присев на корточки, Ребус вставил диск в приемник, включил экран и опустился на ближайшее кресло. Ничего, однако, не произошло; лишь после долгого манипулирования сразу тремя пультами дистанционного управления Ребусу удалось наконец заставить DVD-плеер, телевизор и колонки работать одновременно.
  
  Съемка, похоже, была сделана скрытой камерой. На экране перед Ребусом возникла комната, похожая на гостиную, — неубранная и темная. Несколько человеческих фигур распростерлись прямо на полу. Вот двое поднялись и вышли, держась за руки. Камера тут же переключилась на спальню. Те же парень и девушка целовались на кровати, срывая друг с друга одежду. В спальне было светлее, и Ребус понял, что перед ним подростки. Их лица были ему незнакомы, обстановка — тоже. Единственное, что он мог сказать наверняка, — это то, что все заснятое на диске происходит не в особняке Кафферти.
  
  Вот, значит, чем Кафферти развлекается на досуге. Любительское порно… Ребус перемотал запись вперед, но на экране оставались все та же спальня и все та же пара подростков на кровати, и только запись их совокупления велась, похоже, уже не с одной, а с двух камер, расположенных сверху и сбоку. Он снова перемотал. На этот раз камера зафиксировала ту же девушку верхом на унитазе. Она медленно встала, сбросила халатик и полезла под душ. Тело у нее было болезненно-худым, истощенным, руки покрыты синяками.
  
  Ребус перемотал еще немного вперед, но на диске больше ничего не было. Тогда он вынул его и поставил другой — не с зеленой, а с синей точкой. На экране появилась другая и в то же время — очень похожая квартира, где двое других людей занимались тем же самым.
  
  — Мне давно казалось, что ты извращенец, — пробормотал Ребус, включая еще один диск, помеченный зеленым.
  
  На экране появились подростки с первого диска. Похоже, вырисовывалась какая-то система… И верно, на диске с красной меткой была совсем другая квартира. Что-то вроде наркопритона, но и здесь девушка принимала душ, а молодой человек задумчиво самоудовлетворялся в спальне.
  
  Поняв, в чем дело, Ребус не ожидал ничего нового от дисков, помеченных желтым. И действительно, обстановка и сюжет были очень схожи, однако уже после первых секунд просмотра он понял, что знает и квартиру, и действующих лиц.
  
  Это были Нэнси Зиверайт и Эдди Джентри, заснятые в квартире на Блэр-стрит. В квартире, которая принадлежала фирме «Наемное жилье МГК».
  
  — Так-так… — сказал сам себе Ребус и стал смотреть внимательнее.
  
  В квартире, где он не так давно побывал, шла шумная вечеринка. Спиртное, танцы до упаду, травка и, кажется, даже кокаин. Минет в ванной. Пьяная потасовка в коридоре… Ребус вставил еще один помеченный желтым диск, и снова на экране замелькали знакомые лица: Сол Гудир собственной персоной навестил Нэнси, чтобы засвидетельствовать свое почтение, и был вознагражден быстрым перепихоном сначала в спальне, потом — в душе. Когда дилер наконец ушел, Нэнси вплотную занялась оставленной им травой, скрутив себе изрядный косяк. Гостиная, ванная, ее спальня, коридор, снова спальня…
  
  — Всё, кроме кухни, — вслух подумал Ребус и вдруг осекся.
  
  Всё, кроме кухни и комнаты Эдди Джентри, будущей звезды эстрады.
  
  К тому времени, когда в коробке остался только один, последний диск, Ребус уже отчаянно зевал. Однообразные записи, напоминавшие телевизионное реалити-шоу, но без рекламных вставок, которые могли бы хоть немного разогнать скуку, изрядно ему надоели. Последний диск, однако, отличался от прочих тем, что на нем не было цветной метки. Кроме того, запись шла со звуком. На экране Ребус увидел тот самый зал в доме Кафферти, где он сейчас сидел, только все кресла и диваны были заняты. Несколько мужчин с сигарами в зубах пили виски и вино из хрустальных бокалов. Это были успешные, всем довольные, беззаботные мужчины, которые смотрели на DVD какой-то фильм.
  
  «Ужин был отличный», — сказал один из мужчин, обращаясь, по-видимому, к хозяину дома. Несколько его товарищей согласно закивали, усердно дымя сигарами. Камера была направлена на их лица не прямо, а немного наискось. А это означало…
  
  Поднявшись, Ребус сделал несколько шагов по направлению к плазменной панели. В стене над одним из углов он обнаружил небольшое отверстие. Заметить его в полутемном зале было практически невозможно, но если бы кто-то все же обратил на него внимание, то, скорее всего, принял бы за плохо заделанную дырку для телевизионного кронштейна или полки. Слегка наклонившись, Ребус заглянул в отверстие, но ничего не увидел. Тогда он вышел из просмотрового зала и открыл соседнюю дверь, ведущую в смежную с ним ванную комнату. Там его внимание сразу привлек застекленный шкафчик над раковиной. Шагнув вперед, Ребус открыл дверцу, но шкафчик был пуст: ни камеры, ни проводов — только отверстие-глазок. Ребус заглянул в него и увидел просмотровый зал.
  
  — Так-так, — повторил он, качая головой.
  
  Вернувшись в домашний кинотеатр, Ребус продолжил просмотр и вскоре замечания, которые отпускали мужчины на экране, убедили его в том, что они смотрят те самые записи, которые он только что видел.
  
   «Хотел бы я, чтобы моя жена была так же активна в постели!»
  
   «Быть может, тебе стоит угостить ее травкой вместо шардоне?»
  
   «Надо попробовать».
  
   «А они не знают, что ты их записываешь, Моррис?»
  
   «Понятия не имеют…»
  
  Ребус узнал самодовольный голос Кафферти, хотя сам он ни разу не появился на экране.
  
   «Помнится, Чак Берри проделывал что-то подобное. Из-за этого у него и были неприятности».
  
   «Ну, Роджер, теперь-то ты знаешь, что такое нормальная девчонка?»
  
   «Я женат уже больше двадцати лет, Стюарт».
  
   «Значит, не знаешь».
  
  Послышался смех, а Ребус вдруг обнаружил, что стоит перед настенным телевизором на коленях, едва не упираясь в экран носом. Стюарт и Роджер, оба с бокалами, в руках, оба пьяные в доску, в гостях у гостеприимного хозяина — Кафферти.
  
  Роджер Андерсон.
  
  Стюарт Джени.
  
  Высшие руководители Первого шотландского банка.
  
  «Жаль, Майкл этого не видел. Он ужасно расстроится», — добавил Джени с довольным смешком. Ребус не сомневался, что он имеет в виду сэра Майкла Эддисона, как не сомневался и в том, что Эддисон действительно расстроится, но по совершенно иной причине. Вытащив из приемника диск без маркировки, он разыскал в коробке другой диск — тот, на котором шла буйная вечеринка. Девушка, делавшая в ванной комнате минет своему случайному кавалеру, была как две капли воды похожа на приемную дочь сэра Майкла. Она же, вставив в ноздрю скрученную в трубочку банкноту, склонялась в гостиной над дорожкой из белого порошка.
  
  Решив, что видел достаточно, Ребус вернулся к диску без маркировки и попытался угадать, которую из записей просматривают запечатленные на нем уважаемые бизнесмены. Особенно внимательно он наблюдал за реакцией Андерсона и Джени, ведь они не могли не узнать приемную дочь босса. Не месть ли послужила причиной нападения на Кафферти? Вполне возможно, однако куда больше занимал Ребуса вопрос, что вообще делают оба упомянутых джентльмена в доме гангстера? Объяснений он мог придумать сразу несколько. Например, из банковских документов ему стало известно, что счета принадлежащих Кафферти компаний были открыты именно в Первом шотландском. Кроме того, именно гангстер мог привести в банк нового состоятельного клиента — Сергея Андропова. И наконец, Андропов и Кафферти могли вместе искать подходы к банку, чтобы получить на выгодных условиях значительный коммерческий кредит, который позволил бы им скупить несколько сот акров городской территории.
  
  Ребус знал, что Андропов собирается покинуть Россию и перебраться в другую страну, чтобы избежать судебного преследования. Вероятно, он надеялся, что ему удастся убедить шотландский парламент не экстрадировать его на родину. А может быть, рассчитывал с помощью своего богатства занять прочные позиции в новой, независимой Шотландии, — в маленькой стране легко стать большой шишкой.
  
  И Кафферти ему активно в этом помогал, по обыкновению не стесняясь в средствах. Взять хотя бы эту небольшую частную вечеринку для высокопоставленных сотрудников ПШБ, которую он тайком записал на диск… Зачем он это сделал? Удовольствия ради или с намерением шантажировать обоих банкиров, заставить их плясать под свою дудку? Ребус, впрочем, сомневался, что найденная им запись сможет дать Кафферти сколько-нибудь серьезное оружие против таких китов, как Андерсон и Джени, однако все его сомнения испарились, когда на экране поднялся из заднего ряда еще один мужчина.
  
  «А где здесь туалет?» — спросил он.
  
  «В дальнем конце коридора», — ответил Кафферти, который сидел, оказывается, рядом с ним, но предпочитал держаться в тени, поэтому Ребус его не сразу заметил.
  
  Почему хозяин отправил гостя в столь дальнее путешествие, было понятно — ему не хотелось, чтобы тот случайно обнаружил в смежной с просмотровым залом ванной комнате шпионскую камеру.
  
  «Заметь, Джим, я даже не спрашиваю, зачем тебе туда понадобилось», — добавил Джени под одобрительные возгласы и смех остальных.
  
  «Вовсе не затем, о чем ты подумал», — отрезал Джим и вышел.
  
  Это был не кто иной, как министр экономического развития Бейквелл. Значит, он солгал Шивон, когда сказал, что до встречи в баре «Каледониан» не был знаком с Кафферти.
  
  — Только попробуй теперь пожаловаться начальнику полиции, лгунишка Джимми, — пробормотал Ребус с довольной улыбкой.
  
  Больше ничего важного на диске не оказалось. Примерно через полчаса просмотра гости начали терять интерес к однообразному действу. Никаких других известных лиц Ребус среди них не увидел: оставшиеся трое участников вечеринки были ему незнакомы. Выглядели они как типичные бизнесмены: пузатые, краснолицые, с отвислыми щеками.
  
  Кто это были? Строители, подрядчики, может быть даже городские советники… Выяснить их личности довольно просто, но для этого Ребусу нужно было забрать диск с собой, а он по понятным причинам не хотел этого делать. Даже если пропажу не обнаружат, рассуждал он, вернуть диск на место будет трудновато. Если же станет известно, что он тайком побывал в доме Кафферти, адвокаты гангстера отработают свои астрономические гонорары одним махом, не прилагая для этого никаких особых усилий.
  
  Стоп, сказал себе Ребус. А при чем тут адвокаты? Разве Кафферти совершил преступление, оборудовав видеокамерами принадлежащие ему квартиры? Ни в коем случае. Мелкое правонарушение — да, преступление — нет. В муниципалитете, разумеется, с удовольствием посмотрят записанные им диски, потом выпишут гангстеру грошовый штраф, и на этом все закончится.
  
  Ребус подумал еще немного, потом решительно кивнул головой. Игра стоила свеч, и он — убедившись, что видеоцентр выключен и что нигде не осталось его отпечатков, — отправился в кабинет Кафферти. Там Ребус спрятал коробку с дисками обратно в сейф (у себя он оставил только один DVD), закрыл замок, спустился по широкой мраморной лестнице в прихожую и вышел на улицу, не забыв запереть за собой дверь. Нужно было еще вернуть ключи Кафферти, но сначала Ребус хотел как следует поразмыслить.
  
  Выйдя из ворот особняка, он свернул налево, потом еще раз налево и быстрым шагом направился к Брансфилд-сквер, где можно было поймать такси.
  
  Дверь Ребусу открыл Эдди Джентри. Как и в прошлые разы, глаза его были сильно подведены, волосы прикрывала красная бандана.
  
  — Нэнси нет, — сказал он.
  
  — Ты с ней помирился?
  
  — Мы с ней поговорили откровенно.
  
  Ребус улыбнулся.
  
  — Не хочешь пригласить меня внутрь? — спросил он. — Кстати, твой диск мне понравился.
  
  Джентри некоторое время раздумывал, словно взвешивая возможные варианты, потом повернулся и первым отправился в гостиную, Ребус — следом.
  
  — Ты не смотрел шоу «Большой брат»? — спросил он и, засунув руки глубоко в карманы, обошел комнату и снова встал перед дверью.
  
  — Жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на всякую ерунду.
  
  — Совершенно с тобой согласен. — Ребус благосклонно покивал. — И тем не менее… — Он снова огляделся по сторонам. — Знаешь, когда я был здесь в прошлый раз, я не обратил внимания на одну очень важную вещь…
  
  — На какую?
  
  Ребус поднял взгляд:
  
  — На потолки. Они явно ниже, чем должны. Ты сам делал фальшпотолок или это было сделано до тебя?
  
  — Наверное, еще до меня… А что?
  
  — Просто странно. На потолке может быть оригинальная лепнина, розетки, красивые карнизы и все такое… Почему, ты думаешь, домовладелец вдруг решил все это закрыть?
  
  — Может, для экономии?
  
  — Что же можно сэкономить таким способом? Воздух?
  
  Джентри пожал плечами:
  
  — Не знаю, может, тепло? Чем меньше комната, тем легче ее отапливать.
  
  — Значит, в квартире все комнаты такие? С фальшпотолками?
  
  — Не знаю, — повторил Джентри. — Я не архитектор.
  
  Ребус пристально посмотрел молодому человеку в глаза. Джентри взгляд выдержал, но уголок его губ чуть заметно дрогнул. Парень явно пребывал в напряжении.
  
  Ребус негромко присвистнул.
  
  — Ты все знал, не так ли? — спросил он. — Знал с самого начала?
  
  — Знал о чем?
  
  — О том, что Кафферти установил здесь скрытые видеокамеры. В потолке, в стенах… — Детектив показал куда-то в угол комнаты. — Видишь вон ту дырочку? Выглядит так, словно кто-то сверлил отверстие под полку или крючок, но ошибся местом…
  
  Лицо Джентри по-прежнему ничего не выражало, и Ребус продолжал:
  
  — Я почти уверен, что на самом деле там спрятан объектив видеокамеры, которая записывает все, что здесь происходит. Впрочем, как я уже говорил — ты и сам это знаешь. Быть может, ты даже включаешь их, когда надо. — Джентри сложил руки на груди. — Демозапись, которую ты сделал в студии Риордана, стоила недешево. Кто за нее заплатил? Кафферти? Как вы с ним договорились? Ты устраиваешь вечеринки, а он за это не берет с тебя арендной платы… быть может, иногда сам подкидывает тебе деньжат на карманные расходы… — Ребусу пришла в голову новая мысль. — Сол Гудир, я думаю, тоже продавал вам наркоту по дешевке, — сказал он. — А знаешь почему?
  
  — Почему?
  
  — Потому что Сол тоже работает на Кафферти. Он — наркодилер, ты — сутенер, или, точнее, притоносодержатель.
  
  — Да пошел ты!..
  
  — Поосторожнее, сынок… — Ребус ткнул пальцем в сторону молодого человека. — Ты слышал, что случилось с Кафферти?
  
  — Слышал.
  
  — Вот именно. Кому-то, похоже, очень не понравилось, чем он тут занимался. Помнишь вечеринку, на которой присутствовала Джилл Морган?
  
  — Ну и что?
  
  — Это была единственная запись с ее участием?
  
  — Понятия не имею…
  
  Ребус недоверчиво поднял бровь.
  
  — Я никогда не просматривал записи.
  
  — Ты их только передавал, да?
  
  — Ну и что? Я ведь никому не причинил вреда.
  
  — Это как посмотреть, сынок. — Ребус скорбно взглянул на него. — Нэнси знает?
  
  Джентри покачал головой.
  
  — Значит, ты один был в курсе. А не говорил ли тебе Кафферти о других квартирах, где он проделывал что-то подобное?
  
  — Вы упоминали о «Большом брате»… В чем же тут разница?
  
  — Разница в том, что участники шоу знают о наблюдении. — Ребус шагнул вперед и стал вплотную к молодому человеку. — Я даже не могу сказать, кто из вас хуже, ты или Кафферти. Он подсматривал за людьми, которые были ему совершенно незнакомы, а ты… Ты записывал своих же товарищей.
  
  — Разве есть закон, запрещающий это делать?
  
  — Я уверен, что есть. Сколько раз ты записывал происходящее в квартире?
  
  — Не помню точно. Раза три, максимум — четыре.
  
  Ребус кивнул. Это имело смысл. Кафферти стало скучно, и он обратился к записям с другой квартиры — к новым жильцам, новым лицам, телам… Не сказав больше ни слова, детектив вышел в коридор и сразу нашел отверстие-глазок. В спальне Нэнси повторилась та же история: фальшпотолок и две аккуратные дырочки в стене и в потолке. Так же была оборудована и ванная комната.
  
  Когда Ребус вернулся в коридор, Джентри стоял привалившись к стене, его руки были по-прежнему сложены на груди, подбородок выпячен.
  
  — Где аппаратура? — коротко спросил Ребус.
  
  — Мистер К. все забрал.
  
  — Когда?
  
  — Несколько недель назад. Как я уже сказал, я сделал только три или четыре записи.
  
  — Это не делает твой поступок менее отвратительным. Вот что, сынок, давай-ка взглянем на твою комнату…
  
  Не дожидаясь приглашения, Ребус толкнул дверь, ведущую в спальню Джентри, и спросил, где проходит кабель.
  
  — Он просто свисал с потолка. Я подключал его к устройству для записи DVD. Когда происходило что-нибудь интересное, мне достаточно было нажать кнопку.
  
  — А теперь эта машинка установлена в какой-нибудь другой квартире, чтобы твой домовладелец и его сексуально озабоченные друзья могли насладиться очередной порцией похабщины. — Ребус покачал головой. — Не хотелось бы мне оказаться на твоем месте, когда Нэнси узнает…
  
  Джентри и глазом не моргнул.
  
  — Мне кажется, инспектор, вам пора уходить, — нагло заявил он. — Представление окончено.
  
  Ребус хлестнул его по щеке.
  
  — Ты ошибаешься, Эдди. Настоящее представление только начинается, и тебе предстоит сыграть в нем одну из главных ролей. — Он шагнул к выходу, по у самой двери ненадолго остановился. — Кстати, насчет твоей музыки… Я соврал — она мне нисколько не понравилась. Боюсь, у тебя нет к этому делу никаких способностей.
  
  С этими словами он вышел на площадку и, закрыв за собой дверь, некоторое время прислушивался, нашаривая в кармане сигареты.
  
  Здесь ему больше нечего было делать.
  40
  
  Отдел уголовного розыска в участке на Гейфилд-сквер напоминал Шивон детский бассейн-лягушатник: все они только и делали, что барахтались на одном месте. Дерек Старр прекрасно все понимал, но предложить ничего не мог. Ни одной новой ниточки — ни по делу Федорова, ни по делу Риордана — так и не появилось, и большинству привлеченных сотрудников было просто нечем заняться. Правда, экспертам удалось снять фрагменты отпечатков с маленькой бутылочки чистящей жидкости, но проверка показала, что они не принадлежат ни самому Риордану, ни кому-либо из преступников, занесенных в полицейские базы данных. От Терри Гримма детективы узнали, что дом Риордана каждую неделю посещала бригада уборщиков, они, правда, никогда не убирали гостиную-студию, но теоретически отпечатки мог оставить любой из них. Иными словами, никакой уверенности в том, что найденные отпечатки принадлежат именно поджигателю, у полиции не было, так что и в этом случае следствие зашло в тупик. То же самое можно было сказать и о поисках женщины в капюшоне, замеченной перед автостоянкой.
  
  Напрасно детективы ходили с электронным фотороботом по близлежащим домам: никто из жильцов никогда ее не видел, никто не опознал.
  
  Официальный запрос, который Старр отправил по инстанциям, наконец-то был одобрен, и детективы получили в свое распоряжение записи камер видеонаблюдения, размещенных в Портобелло и окрестностях, но надежды на них было мало — их объективы зафиксировали только утреннее движение на дорогах. Искать среди сотен машин ту, на которой приехал поджигатель, было бессмысленно, поскольку ни о цвете, ни о марке никаких сведений в полиции не имелось.
  
  Старр, однако, что-то почувствовал. По тому, как он то и дело поглядывал на Шивон, было ясно — он догадался, что она о чем-то умалчивает. Дважды в течение часа он спрашивал, чем именно она занимается, и это тоже было неспроста.
  
  — Я работаю с пленками из дома Риордана, — каждый раз отвечала ему Шивон.
  
  В ее словах не было ни грана правды. Последнюю порцию расшифровок с дисков печатал Гудир, замученный и даже как будто спавший с лица. То и дело Шивон замечала, что он бессмысленно глядит в пространство, словно замечтавшись о каком-то другом, лучшем мире, где юных полицейских констеблей сразу производят в инспекторы уголовного розыска, а не заставляют заниматься тупой, однообразной работой. Ей, впрочем, было не до него: Шивон ждала, когда с ней свяжется Стоун, которому она отправила сообщение на мобильник. В том, что разговор с инспектором даст какие-то положительные результаты, Шивон сильно сомневалась — Стоун и Старр держались друг с другом словно лучшие друзья, поэтому не исключено было: все, что она скажет одному, в конце концов станет известно другому. Кроме того, Шивон до сих пор не рассказала Дереку о том, что Андропов и его водитель присутствовали на вечере в Поэтической библиотеке.
  
  Одно было хорошо: журналисты больше не дежурили перед участком и не лезли к каждому выходящему сотруднику со своими идиотскими вопросами. В последний раз о деле Федорова — Риордана упоминалось на предпоследней странице «Ивнинг ньюс» — набранный мелким шрифтом абзац состоял едва ли из десятка строк. Дерек Старр все утро совещался о чем-то с Макреем, и нельзя было исключить, что уже к вечеру каждое дело будет выделено в отдельное производство. Соответственно, будет расформирована и «усиленная» следственная бригада, а дело Риордана — по территориальной принадлежности — отправится в Лит.
  
  Если только она ничего не предпримет.
  
  Ей потребовалось еще с четверть часа, чтобы принять решение. Старр все еще торчал в кабинете Макрея, поэтому Шивон подхватила со стула свою куртку и подошла к столу, за которым работал Гудир.
  
  — Ты куда-то едешь? — жалобно спросил он.
  
  — Мы едем, — поправила Шивон, и Гудир засиял, словно новенький пенни.
  
  Поездка на другой конец города заняла у них меньше десяти минут. Российское консульство разместилось на великолепной Джорджиан-террас — прямо напротив кафедрального собора Шотландской епископальной церкви. Улица здесь была настолько широкой, что на разделительной полосе удалось выкроить дополнительное пространство для парковки. Когда они подъехали, оттуда, как по заказу, вырулила какая-то машина, освободив для них удобное место.
  
  Пока Гудир опускал монеты в счетчик, Шивон внимательно рассматривала соседний автомобиль. Этот массивный «мерседес» старой модели с тонированными задними стеклами был очень похож на тот, на котором Андропов приезжал в муниципалитет, а Стахов — в морг. Номерной знак на «мерседесе» не был дипломатическим, поэтому Шивон сразу позвонила в участок и попросила проверить машину по базам дорожной полиции. Вскоре она уже знала, что «мерседес» зарегистрирован на имя некоего Бориса Аксенова, проживающего в Краммонде. Шивон записала адрес в блокнот и дала отбой.
  
  — Думаете, нам позволят его допросить? — спросил Гудир.
  
  Шивон пожала плечами:
  
  — Поживем — увидим.
  
  С этими словами она перешла улицу, поднялась на каменное крыльцо, ведущее к дверям консульства, и нажала звонок.
  
  Дверь отворила молодая женщина с дежурной улыбкой на лице.
  
  — Здравствуйте. Чем могу служить? — спросила она.
  
  Шивон уже держала наготове служебное удостоверение.
  
  — Сержант уголовного розыска Кларк, полиция Эдинбурга. Мне необходимо видеть мистера Аксенова, — сказала она.
  
  Улыбка на лице женщины была по-прежнему любезной.
  
  — Мистера Аксенова? — переспросила она.
  
  — Вашего водителя, — деловито уточнила Шивон, кивком головы показывая себе за спину. — Его машина стоит вон там.
  
  — К сожалению, мистера Аксенова сейчас нет, — сообщила секретарша, продолжая улыбаться.
  
  — Вы уверены?
  
  Шивон нахмурилась.
  
  — Разумеется.
  
  — В таком случае мне нужен мистер Стахов.
  
  — Его тоже, к сожалению, в настоящий момент нет.
  
  — Когда же он вернется?
  
  — Думаю, несколько позднее.
  
  Шивон заглянула через плечо секретарши. Вестибюль в здании консульства был большим, но каким-то обшарпанным: краска на стенах кое-где облупилась, обои выцвели. Затоптанная лестница вела наверх, но площадка второго этажа от дверей не просматривалась.
  
  — А мистер Аксенов?
  
  — Я не знаю.
  
  — Значит, он повез не мистера Стахова?
  
  Улыбка на лице секретарши стала чуть более напряженной.
  
  — К сожалению, ничем не могу вам помочь.
  
  — Аксенов возит мистера Андропова?
  
  Рука женщины легла на ручку двери. Шивон не сомневалась: больше всего секретарше хочется захлопнуть ее прямо у них перед носом.
  
  — Ничем не могу вам помочь, — повторила она.
  
  — Является ли мистер Аксенов сотрудником консульства? — спросила Шивон, но секретарша не ответила. Вместо этого она потянула за ручку, и дверь стала закрываться — медленно, но неуклонно.
  
  — Мы еще вернемся, — успела сказать Шивон, прежде чем дверь захлопнулась.
  
  — Мне показалась, эта женщина испугалась, — заметил Гудир, и Шивон согласно кивнула.
  
  — Жаль, что все закончилось так быстро, — посетовал он. — Я заплатил за полчаса стоянки.
  
  — Включи эти деньги в накладные расходы.
  
  Повернувшись на каблуках, Шивон пошла назад к своей машине. Возле «мерседеса» она, однако, замедлила шаг и посмотрела на часы, и только потом села за руль.
  
  — Куда теперь? — спросил Гудир. — Обратно в участок?
  
  — Нет. — Шивон покачала головой. — Местные парковщики — крутые ребята, а у «мерса» время стоянки истекает ровно через семь минут.
  
  — Вы хотите сказать, что кто-то должен прийти, чтобы опустить в счетчик несколько монет? — спросил Гудир, но она снова покачала головой.
  
  — Здесь так делать нельзя. Чтобы не нарваться на штраф, Аксенову придется убрать машину.
  
  Она повернула ключ в зажигании, запуская двигатель.
  
  — Я слышал, что сотрудники посольств не платят штрафы за неправильную парковку, — сказал Гудир.
  
  — Так и есть, но только если на их машинах стоят дипломатические номера. — Шивон выехала со стоянки, но почти сразу остановилась у тротуара. — И сдается мне, — добавила она, — что нам стоит подождать несколько минут… Как ты думаешь?
  
  — Согласен и на несколько часов, лишь бы не возвращаться к этим дурацким расшифровкам, — признался Гудир. — В них нет ровным счетом ничего полезного!
  
  Шивон усмехнулась.
  
  — Что, детективная работа начинает терять свой романтический ореол?
  
  — Еще немного, и я сам попрошусь обратно в патрульные. — Гудир потянулся, потом отвел плечи назад, разминая затекшие мускулы. — Что слышно об инспекторе Ребусе?
  
  — Его снова вызывали в участок в Лите.
  
  — Зачем? Чтобы предъявить обвинение?
  
  — К счастью, только затем, чтобы сообщить: на месте преступления не обнаружено никаких улик.
  
  — Разве на бахиле не нашли никаких отпечатков?
  
  — Если и нашли, то они, по-видимому, не принадлежат Ребусу.
  
  — А кому? Я хотел сказать — может быть, у них появился какой-то другой подозреваемый?
  
  — Господи, Тодд, я не знаю!.. Спроси лучше у своей Сони.
  
  Несколько секунд оба молчали, потом Шивон с силой выдохнула воздух.
  
  — Извини, ладно?..
  
  — Это мне следовало извиниться, — возразил он. — Не смог удержаться, чтобы не полюбопытствовать…
  
  — Нет, дело во мне… У меня тоже могут быть неприятности.
  
  — Какие?
  
  — В тот вечер… За Кафферти следили ребята из НОПа, и Джон попросил меня позвонить им, чтобы… чтобы отправить их в другое место.
  
  Глаза Гудира удивленно расширились.
  
  — Ни хрена себе… — пробормотал он.
  
  — Не выражайся, — машинально одернула его Шивон.
  
  — Если Кафферти был под наблюдением, а инспектор Ребус… Это может скверно для него кончиться.
  
  Шивон пожала плечами:
  
  — Кафферти был под наблюдением… — вполголоса повторил Гудир, качая головой.
  
  Шивон хотела спросить, что его так удивило, но как раз в этот момент ее внимание привлекло движение на улице. Из консульства вышел какой-то человек.
  
  — Кажется, дождались, — заметила она.
  
  Это был тот самый мужчина, который приезжал со Стаховым в морг, и это он попал в объектив фотокамеры на поэтическом вечере. Аксенов. Подойдя к «мерседесу», он отпер дверцу и сел в салон.
  
  Шивон решила не трогаться с места, пока не станет ясно, что намерен делать Аксенов. Он мог либо переехать на другое место на той же стоянке, либо отправиться куда-то еще. Когда «мерседес» миновал третью свободную площадку, Шивон стало ясно, что Аксенов избрал второй вариант.
  
  — Мы поедем за ним? — спросил Гудир, застегивая ремень безопасности.
  
  — Совершенно верно.
  
  — А что потом?
  
  — Я собиралась остановить его под каким-нибудь подходящим предлогом.
  
  — И вам кажется, это разумно?
  
  — Пока не знаю. Посмотрим.
  
  «Мерседес» тем временем включил левый указатель и начал сворачивать на Квинсферри-стрит.
  
  — Едет за город? — предположил Гудир.
  
  — Аксенов живет в Краммонде, возможно, он отправился домой.
  
  Квинсферри-стрит превратилась в Квинсферри-роуд. «Мерседес» спокойно ехал впереди, не превышая скорости; когда он затормозил на светофоре, Шивон убедилась, что и стоп-сигналы у него тоже в полном порядке. Если Аксенов действительно направляется в Краммонд, прикинула Шивон, следовательно, на Барнтонской развязке он должен свернуть направо. Другой вопрос, хочется ли ей, чтобы он уехал так далеко? Определенно нет. Светофоры на Квинсферри-роуд стояли через каждые несколько сот ярдов. Когда «мерседес» остановился на очередной красный сигнал, Шивон подъехала к нему сзади почти вплотную.
  
  — На полу, под задним сиденьем, лежит одна штука, — сказала она Гудиру. — Можешь ее достать?
  
  Он кивнул и принялся отстегивать ремень безопасности, чтобы повернуться.
  
  — Эта?
  
  — Подключи ее к разъему, — велела Шивон, — а потом опусти стекло и поставь на крышу.
  
  — Она на магните?
  
  — Точно.
  
  Синяя мигалка заработала, как только Гудир подключил ее к гнезду прикуривателя. Высунувшись из окна, он прилепил ее на крышу. Светофор впереди все еще горел красным, и Шивон несколько раз нажала на клаксон. Водитель «мерседеса» взглянул на нее в зеркальце заднего вида, и Шивон знаком велела ему остановиться у обочины. Как только сигнал на светофоре сменился зеленым, «мерседес» медленно миновал перекресток и сразу остановился, заехав колесами на тротуар. Проезжающие мимо машины замедляли ход, сидящие в них люди с любопытством таращились на происходящее, но никто не остановился, чтобы поглазеть.
  
  Из «мерседеса» вышел водитель. Он был в костюме, при галстуке и в черных солнцезащитных очках. Шивон двинулась к нему, держа наготове удостоверение.
  
  — В чем дело? — Водитель говорил по-английски с сильным акцентом.
  
  — Мистер Аксенов? Мы уже встречались, помните? В морге.
  
  — Я, кажется, спросил, в чем дело?
  
  — Вам придется проехать с нами в участок.
  
  — Какие-то проблемы? — Русский достал мобильник из кармана пиджака. — Если вы немедленно не объясните мне, что случилось, я буду вынужден позвонить в консульство.
  
  — Бесполезно, — предупредила Шивон. — На вашей машине частные номера, поэтому дипломатический иммунитет на вас не распространяется. Или у вас дипломатический паспорт?
  
  — Я — водитель российского консульства.
  
  — И не только консульства… Садитесь в нашу машину, — добавила Шивон жестко.
  
  Аксенов все еще держал в руке телефон, но не спешил им воспользоваться.
  
  — А если я откажусь?
  
  — В таком случае вас обвинят в неподчинении властям… и во всем остальном, что я только сумею придумать.
  
  — Но я не сделал ничего… противозаконного.
  
  — Именно это мы и хотим от вас услышать, но не здесь, а в участке.
  
  — Но что будет с моей машиной? — возразил Аксенов.
  
  — Никуда она не денется, — заверила Шивон. — А вас потом доставят прямо сюда… — Она попыталась улыбнуться как можно приветливее и дружелюбней. — Обещаю.
  
  — Как получилось, что вы начали возить Сергея Андропова? — задала свой первый вопрос Шивон.
  
  — Возить людей — это моя профессия. Так я зарабатываю себе на жизнь.
  
  Они сидели в комнате для допросов Вест-Эндского участка, так как везти русского на Гейфилд-сквер Шивон не хотела. Гудир отсутствовал — она отправила его за кофе, он ушел и что-то долго не возвращался. Как и в других участках, на столе стояла двухкассетная дека, но Шивон не стала включать запись. Не делала она и никаких пометок в блокноте. Больше того, когда Аксенов попросил разрешения закурить, она благосклонно кивнула — настолько ей хотелось, чтобы он успокоился и расслабился.
  
  — Вы хорошо говорите по-английски, — похвалила она. — Некоторые слова вы произносите как местный житель.
  
  — Моя жена здешняя, из Эдинбурга, — пояснил он. — Мы женаты уже больше пяти лет.
  
  Он глубоко затянулся и выдохнул струйку дыма, направив ее в потолок.
  
  — Ваша жена тоже любит стихи?
  
  Аксенов недоуменно уставился на нее.
  
  — Ну?.. — поторопила Шивон.
  
  — Она, конечно, читает, но в основном — романы.
  
  — Значит, это вы — любитель поэзии?
  
  Аксенов пожал плечами, но ничего не сказал.
  
  — Вы читали Шеймаса Хини? А Бернса?
  
  — А почему вы спрашиваете?
  
  — Потому что за последние две недели вас дважды видели на поэтических вечерах. Может быть, вам нравятся только стихи Федорова?
  
  — Говорят, что он — лучший российский поэт. Из современных, разумеется…
  
  — Вы тоже так считаете?
  
  Аксенов снова пожал плечами и уставился на тлеющий кончик сигареты.
  
  — Вы приобрели экземпляр его последнего сборника?
  
  — Не понимаю, вам-то какое до этого дело?
  
  — Вы помните, как называется эта книга?
  
  — Я не обязан отвечать на ваши вопросы.
  
  — Я расследую два убийства, мистер Аксенов…
  
  — А мне-то что?
  
  Русский, похоже, начинал злиться, но как раз в этот момент дверь отворилась и вошел Гудир с двумя стаканчиками кофе.
  
  — Черный, два сахара. Правильно? — спросил он, ставя один из них перед Аксеновым. — С молоком, без сахара…
  
  Второй стаканчик оказался перед Шивон. Она кивнула в знак благодарности, потом чуть заметно дернула головой в сторону. Гудир понял намек и, сложив руки перед собой, занял позицию у дальней стены.
  
  Аксенов затушил сигарету и достал новую.
  
  — Когда вы отправились на вечер Федорова во второй раз, вы прихватили с собой вашего клиента, Андропова, — сказала ему Шивон.
  
  — Разве? — притворно удивился русский.
  
  — Так показывают свидетели.
  
  Аксенов в третий раз повел могучими плечами и скорчил недовольную гримасу.
  
  — Вы хотите сказать, этого не было? — спросила Шивон.
  
  — Я ничего не хочу сказать.
  
  — Это я заметила, — кивнула она. — В таком случае встает законный вопрос: что вы скрываете?
  
  — Я ничего не скрываю.
  
  — Вы работали в тот вечер, когда был убит Федоров?
  
  — Я не помню.
  
  — Не помните? Странно. Ведь это было чуть больше недели назад…
  
  — Иногда я работаю по вечерам, иногда — нет.
  
  — В тот день Андропов был у себя в отеле. В баре у него была назначена встреча…
  
  — Ничего не могу вам про это сказать.
  
  — Зачем вы ходили на эти поэтические вечера? — спросила Шивон, доверительно понижая голос. — Может быть, это Андропов вас просил? В смысле — просил туда отвезти…
  
  — Довольно ходить вокруг да около! Если я нарушил закон — так и скажите.
  
  — Вам так хочется, чтобы я предъявила вам обвинение?
  
  — Мне хочется поскорее убраться отсюда.
  
  Его пальцы, сжимавшие сигарету, начали чуть заметно подрагивать.
  
  — Вы помните вечер в Поэтической библиотеке? — спросила Шивон, продолжая говорить негромким, уверенным голосом. — Помните человека, который записывал выступление Федорова? Его тоже убили.
  
  — Я всю ночь оставался в отеле.
  
  — «Каледониан»? — не поняла Шивон.
  
  — «Глениглз», — поправил Аксенов. — Вечером, когда случился пожар, я был в «Глениглзе».
  
  — На самом деле пожар произошел утром.
  
  — Утром… вечером… какая разница?! Я всю ночь оставался в отеле!
  
  — Ну ладно, — проговорила Шивон, гадая, с чего это он так разволновался. — И кого вы в тот день возили? Вернее — в ту ночь… Андропова или Стахова?
  
  — Обоих. Они ездили вместе. Я привез их и все время оставался в…
  
  — Вы уже говорили это несколько раз, — перебила Шивон.
  
  — Потому что это правда.
  
  — Допустим. Ну а в тот вечер, когда погиб Федоров… Вы так и не вспомнили, работали вы или нет?
  
  — Нет, не вспомнил.
  
  — Это очень важно, мистер Аксенов. Мы считаем, что убийца Федорова приехал на машине…
  
  — Я не имею к этому никакого отношения! Эти ваши вопросы… они по меньшей мере неуместны!
  
  — Вы так считаете?
  
  — Да, я так считаю. Неуместны и оскорбительны!..
  
  — Вы уже накурились? — спросила Шивон после как минимум пятнадцатисекундной паузы.
  
  — Что? — Аксенов нахмурился.
  
  — Ваша сигарета… — подсказала Шивон.
  
  Аксенов уставился на пепельницу. Забытая им сигарета догорела до фильтра и погасла сама собой.
  
  Договорившись, чтобы патрульная машина доставила Аксенова обратно на Квинсферри-роуд, Шивон вернулась в участок. В коридоре она наткнулась на Гудира, который встретил знакомых констеблей и теперь обменивался с ними последними новостями и слухами. Однако прежде чем она успела подойти к нему, зазвонил ее мобильник. Номер на экране был ей незнаком.
  
  — Алло? — сказала она, поворачиваясь к Гудиру и его знакомым спиной.
  
  — Сержант Кларк?
  
  — Здравствуйте, доктор Коулвелл. Я сама собиралась вам звонить…
  
  — Правда?
  
  — Я думала, мне может понадобиться переводчик, но мы тут обошлись. У вас ко мне какое-то дело?
  
  — Я только что прослушала диск, который вы мне привезли…
  
  — Вы имеете в виду последнее стихотворение Федорова?
  
  — Не только. Начала я, разумеется, с него, но в конце концов решила прослушать всю запись.
  
  — Со мной тоже так было, — сказала Шивон, вспомнив, как они с Ребусом больше часа просидели в ее машине. — И что?
  
  — Там в конце… — В голосе Коулвелл прозвучали нерешительные нотки. — Уже после того, как Федоров закончил отвечать на вопросы…
  
  — Да?
  
  — Этот человек, Риордан, случайно записал обрывок разговора…
  
  «Черта с два — случайно!» — подумала Шивон, а вслух сказала:
  
  — Да-да, я помню. Мне показалось, это Федоров что-то пробормотал себе под нос.
  
  — Он говорил очень неразборчиво, поэтому сначала я тоже так подумала. Но потом мне показалось, что это не голос Александра.
  
  — А чей же?
  
  — Понятия не имею.
  
  — Но это говорил русский?
  
  — Да, тут никаких сомнений быть не может. Я проиграла это место несколько раз, и в конце концов мне удалось разобрать некоторые слова…
  
  Шивон снова подумала о Риордане, который с неутомимостью маньяка направлял свой высокочувствительный микрофон то в одну, то в другую сторону, стараясь уловить, что говорят в публике.
  
  — И что же сказал этот русский? — уточнила она.
  
  — «Хоть бы он сдох». Я услышала это довольно отчетливо.
  
  Шивон вздрогнула.
  
  — Не могли бы вы повторить? — попросила она.
  41
  
  Ребус встретился с Шивон в кабинете Коулвелл, и они снова прослушали компакт-диск уже втроем.
  
  — На голос Аксенова не похоже, — сказала Шивон.
  
  Тут ее телефон зазвонил, и она, досадливо чертыхнувшись, поднесла его к уху. Это был Калум Стоун.
  
  — Вы хотели поговорить со мной, сержант? — спросил он.
  
  — Сейчас я занята, — ответила Шивон. — Я перезвоню.
  
  Она дала отбой и слегка качнула головой, давай Ребусу знак, что ничего важного не случилось. Он кивнул в ответ и попросил еще раз воспроизвести нужный фрагмент записи.
  
  — Бьюсь об заклад — это Андропов, — пробормотал Ребус некоторое время спустя.
  
  Он сидел на стуле, подавшись вперед и упираясь локтями в колени. Полностью сосредоточившись на записи, он, казалось, вовсе не замечал Скарлетт Коулвелл, которая сидела на корточках возле CD-плеера меньше чем в трех футах от него.
  
  — Вы уверены, что все правильно расслышали? — спросила у нее Шивон.
  
  — Абсолютно, — ответила Коулвелл и еще раз повторила русские слова, которые она незадолго до этого записала латинскими буквами в блокнот Шивон.
  
  — «Хоть бы он сдох»? — уточнил Ребус. — Так он сказал? Или все же: «Я хочу его убить», или «Я его убью»?..
  
  — Нет. Менее категорично.
  
  — Жаль… — Ребус повернулся к Шивон: — И все-таки с этим уже можно работать.
  
  — Да, — согласилась она. — Допустим, это действительно Андропов. Но с кем он разговаривает? С Аксеновым? Больше вроде не с кем.
  
  — А ты его отпустила.
  
  Шивон пожала плечами:
  
  — Никуда он не денется. Мы всегда можем вызвать его снова.
  
  — Если только консульство не отправит его в Москву раньше… — Ребус посмотрел на нее. — Знаешь, что мне пришло в голову? Андропову нужен был свой человек в консульстве, чтобы через него узнавать обстановку в Москве. Если бы русские решили его арестовать, в консульстве, я думаю, об этом стало бы известно сразу.
  
  — Аксенов — шпион Андропова в консульстве? Не исключено… — Шивон согласно кивнула. — И может быть, это еще не все.
  
  — Ты считаешь, Андропов мог задействовать его в качестве убийцы? — Ребус задумался над этим предположением, потом вдруг заметил одинокую слезинку, выкатившуюся из глаз Скарлетт Коулвелл. — Извините нас, — сказал он. — Я понимаю, как непросто вам все это слушать, но…
  
  — Главное, чтобы вы поймали того, кто убил Александра. — Коулвелл вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Сделайте это, пожалуйста.
  
  — Благодаря вам, — уверил ее Ребус, — мы продвинулись в нашем расследовании сразу на несколько шагов. — Он взял в руки сделанный ею новый перевод стихотворения. — Я уверен, Андропов был в ярости, ведь Федоров выставил его алчным паразитом, жиреющим на страданиях своего народа, членом «мошеннической шайки», готовым за золото продавать все и вся.
  
  — Он, безусловно, разозлился — разозлился настолько, что пожелал Федорову «сдохнуть», — согласилась Шивон. — Но означает ли это, что он решил, так сказать, взять процесс под свой контроль?
  
  Ребус посмотрел на нее:
  
  — Почему бы нам не спросить об этом у самого Андропова?
  
  Шивон потребовалось больше часа, чтобы полностью ввести Дерека Старра в курс дела, но даже после этого он добрых пятнадцать минут пенял ей на то, что она «придерживала информацию», и только потом разрешил ей вызвать Андропова на допрос. Однако прежде им пришлось изгнать из комнаты для допросов трех детективов, устроивших там себе рабочие места. Те с ворчанием принялись собирать свое имущество.
  
  — Здесь воняет, как в казарме, — заметил Старр, брезгливо морща нос.
  
  — Может и так, — улыбнулась Шивон.
  
  Только что она столкнулась в коридоре с Гудиром, который не преминул упрекнуть ее за то, что она бросила его в Вест-Эндском участке. Шивон действительно чувствовала себя немного виноватой — звонок доктора Коулвелл заставил ее позабыть обо всем, однако Гудиру она ответила только: «Привыкай». На это молодой констебль высказался в том смысле, что раз он ей не нужен, то он готов вернуться к патрульной работе, но Шивон отмахнулась. Сейчас ей было не до извинений.
  
  Они уже отправили патрульный экипаж в «Каледониан». Минут через сорок машина вернулась, причем крайнее недовольство выражал не только сам Андропов, но и патрульные: время шло к восьми, небо потемнело, и в воздухе заметно похолодало.
  
  — Могу я пригласить адвоката? — был первый вопрос, который задал полицейским Андропов.
  
  — Вы уверены, что он вам нужен? — ответил Дерек Старр. В руках он держал взятый у кого-то взаймы CD-плеер и теперь многозначительно барабанил пальцами по крышке.
  
  Андропов обдумал его слова, потом снял куртку, аккуратно повесил на спинку стула и сел.
  
  Шивон, сидевшая за столом рядом со Старром, положила перед собой раскрытый блокнот и мобильный телефон. Она очень надеялась, что Ребус, сидящий в машине снаружи, не выдаст себя каким-нибудь звуком.
  
  — Начинайте, сержант, — распорядился Старр, складывая руки перед собой.
  
  — Сегодня днем я беседовала с мистером Аксеновым, — сказала Шивон. — И он сообщил нам кое-что интересное…
  
  — Что же именно? — с деланым равнодушием отозвался Андропов.
  
  — В частности, мистер Аксенов рассказал нам о поэтическом вечере, который прошел в Шотландской поэтической библиотеке… Вы, кажется, тоже там были?
  
  — Это он вам сказал?
  
  — Вас видели несколько свидетелей, сэр. — Шивон выдержала небольшую паузу. — Нам известно, что вы знали Александра Федорова еще в Москве и что вы с ним никогда не были близкими друзьями. Скорее наоборот…
  
  — Кто вам это сказал? — перебил Андропов, но Шивон пропустила его слова мимо ушей.
  
  — Итак, вы с Аксеновым поехали на поэтический вечер Федорова, в ходе которого поэт прочел со сцены новое стихотворение. В этом стихотворении он называет вас «дьяволом с неутолимым аппетитом», «алчным негодяем» и «мошенником». По-видимому, за последнее время его чувства к вам нисколько не улучшились, вы не находите?
  
  Андропов пожал плечами:
  
  — В конце концов, это только стихотворение.
  
  — Но оно было адресовано лично вам. Ведь и вы, и Федоров — оба «дети Таганки».
  
  Миллионер усмехнулся:
  
  — Как и тысячи наших земляков.
  
  — Да, кстати, — спохватилась Шивон. — Совсем забыла… Я же собиралась принести вам наши соболезнования.
  
  — В связи с чем? — Андропов прищурился, и взгляд его стал жестким и пронзительным.
  
  — В связи с несчастьем, которое произошло на днях с вашим близким другом. Вы уже побывали у него в больнице?
  
  — Вы имеете в виду Кафферти? — Андропов, похоже, был не расположен играть в молчанку. — Мне сообщили, что с ним все будет в порядке.
  
  — Для вас это, безусловно, приятное известие.
  
  — Что, черт побери, она хочет сказать? — спросил Андропов, поворачиваясь к Старру, но Шивон не дала инспектору ответить.
  
  — Мы бы хотели, чтобы вы прослушали одну любопытную запись… — сказала она, и Дерек Старр сразу включил плеер.
  
  Послышался гул множества голосов, стук и скрежет отодвигаемых стульев, потом на мгновение наступила тишина, в которой отчетливо прозвучала короткая русская фраза.
  
  — Узнаёте, мистер Андропов? — спросила Шивон, когда Старр остановил запись.
  
  — Нет.
  
  — Вы уверены? Может быть, хотите послушать еще раз?
  
  — Лучше скажите прямо, к чему вы ведете?
  
  — К тому, что у нас в Эдинбурге есть прекрасно оборудованный центр судебно-криминалистических экспертиз. Наши специалисты давно освоили методику идентификации человека по голосу и успешно ее применяют.
  
  — Ну а мне-то какое дело?
  
  — Никакого, если не считать того, что на этой записи запечатлен ваш голос, и это вы, мистер Андропов, пожелали смерти человеку, который вас публично унизил, — человеку, которому противно и ненавистно все, что дорого вам. — Она многозначительно взглянула на него. — И буквально в тот же вечер этот человек действительно умер или, точнее, был убит.
  
  — Вы хотите сказать — это я его убил? — На этот раз смех Андропова был громче и продолжительнее. — Что за чушь!.. Как я мог незаметно уйти из бара, в котором выпивал с друзьями? Хотя, разумеется, я мог бы загипнотизировать вашего министра экономического развития, чтобы он поверил, будто я сижу перед ним и наливаю ему виски, тогда как на самом деле…
  
  — Ваше желание мог исполнить кто-то другой, — холодно перебил Старр.
  
  — Вам будет очень трудно это доказать, поскольку это неправда, — с явным удовольствием парировал Андропов.
  
  — Скажите, зачем вы вообще пошли на этот поэтический вечер? — спросила Шивон.
  
  Андропов неприязненно покосился на нее, но решил, что, ответив, ничего не потеряет.
  
  — Борис рассказал мне, что был на таком же вечере несколько дней назад, и я… заинтересовался. Я никогда не слышал, как Александр читает свои стихи на публике.
  
  — Мистер Аксенов не производит впечатления человека, который знает и любит поэзию.
  
  — Может быть, ему поручили съездить туда в консульстве.
  
  — Зачем?
  
  — Чтобы выяснить, стоит ли ждать от Александра неприятностей. — Андропов сел на стуле поудобнее. — Александр Федоров был не столько поэтом, сколько профессиональным диссидентом. Он и жил-то главным образом на подачки западных либералов. Эта его Нобелевка тоже, знаете ли…
  
  Шивон вопросительно взглянула на него, ожидая, что Андропов что-то добавит, но он молчал.
  
  — И что вы почувствовали, когда услышали это его стихотворение?
  
  На этот раз Андропов умудрился вложить в свое пожатие плечами некоторую долю смирения.
  
  — Вы правы, я рассердился. Какая польза от поэтов? Разве они строят предприятия, создают рабочие места, обеспечивают людей сырьем и энергией? Нет, они только сотрясают воздух, произнося громкие слова… слова, в которые они часто вкладывают смысл, который не имеет никакого отношения к действительности. Запад выбрал, я бы даже сказал — выпестовал Александра Федорова именно потому, что в своих стихах он изображал Россию насквозь коррумпированной страной с прогнившим государственным строем. — Андропов сжал правую руку в кулак и только в последний момент сдержался, чтобы не грохнуть им по столу. Вместо этого он набрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул через нос. — Вот почему я сказал, что желал бы его смерти, но и это тоже были просто слова.
  
  — Тем не менее разве не мог Борис Аксенов воспринять ваше пожелание как приказ?
  
  — Вы же видели его, сержант! Этакий увалень!.. Нет, он не убийца, хотя и похож на медведя…
  
  — Медведи — хищники, у них есть когти и зубы, — счел необходимым заметить Старр, и Андропов метнул на него быстрый, неприязненный взгляд.
  
  — Спасибо за информацию, сэр. Будучи русским, я, конечно, этого не знал.
  
  У Старра покраснели уши. Чтобы отвлечь внимание от этого прискорбного факта, он снова нажал на кнопку воспроизведения, и они еще раз прослушали запись. Поставив плеер на паузу, Старр вновь забарабанил ногтями по крышке.
  
  — Боюсь, у нас есть формальные основания для предъявления вам обвинения, — сказал он.
  
  — Правда?! — Казалось, Андропов был искренне восхищен. — Любопытно, что на это скажет один из ваших лучших барристеров.[24]
  
  — В Шотландии нет барристеров, — отрезал Старр.
  
  — У нас они называются просто адвокаты, — пояснила Шивон. — К тому же на данном этапе вам нужен скорее солиситор[25] — это если мы все-таки решим предъявить вам обвинение.
  
  Последние ее слова были адресованы непосредственно Старру: меньше всего Шивон хотелось, чтобы инспектор продолжил развивать данную тему.
  
  — Итак? — с насмешкой спросил Андропов, который сумел быстро сориентироваться в ситуации.
  
  Дерек Старр скрипнул зубами, но промолчал.
  
  — Понятно… — Русский миллионер снова улыбнулся. — Если перевести ваше молчание на человеческий язык, я свободен и могу идти?
  
  Он повернулся к Шивон, но Старр, кое-как совладав с собой, рявкнул:
  
  — Только не покидайте Шотландию!
  
  Эти слова заставили Андропова рассмеяться.
  
  — Я вовсе не спешу покидать вашу чудесную страну, инспектор.
  
  — Это потому что дома вас ждет уютный ГУЛАГ где-нибудь в Заполярье? — не удержалась Шивон.
  
  — К чему так опускаться, сержант? Я был о вас лучшего мнения.
  
  Он произнес это таким тоном, словно Шивон и вправду его разочаровала.
  
  — Еще один вопрос. — Шивон как будто не слышала. — Я хотела бы узнать, не собираетесь ли вы на днях побывать в больнице? Как странно, что люди, которые имели неосторожность познакомиться с вами достаточно коротко, либо погибают, либо оказываются в коме.
  
  Андропов молча поднялся со стула и снял со спинки пальто. Старр и Шивон переглянулись, но никто из них не мог придумать достаточно благовидного предлога, чтобы задержать его.
  
  Русский коротко поклонился и повернулся к двери. Гудир уже ждал в коридоре, чтобы проводить его к выходу.
  
  — Мы еще встретимся, — пообещал Андропову Старр.
  
  — Буду с нетерпением ждать, инспектор.
  
  — И мы настаиваем, чтобы вы передали полиции ваш паспорт.
  
  Шивон попыталась оставить последний выстрел за собой, но Андропов только еще раз наклонил голову и вышел.
  
  Старр тоже поднялся, закрыл дверь, потом обошел стол и сел напротив Шивон. Пока он ходил, Шивон взяла в руки мобильник и, притворившись, будто проверяет поступившие сообщения, прервала соединение с Ребусом.
  
  — Если это кто-то из русских, — сказал Старр, — то, скорее всего, водитель. Но нам нужны доказательства. Неопровержимые доказательства, Шивон!
  
  Шивон убрала в сумочку мобильник и блокнот и покачала головой.
  
  — Андропов прав насчет Аксенова. Он не похож на наемного убийцу.
  
  — В таком случае нужно еще раз проверить отель и убедиться, не мог ли Андропов каким-то образом последовать за Федоровым.
  
  — Не надо забывать, что Кафферти тоже был в баре.
  
  — Значит, нужно проверить и этот вариант.
  
  — Проблема в том, — вздохнула Шивон, — что у нас есть еще один человек. Джим Бейквелл заявил, что он, Кафферти и Андропов сидели за одним столиком и расстались только в начале двенадцатого. А к этому времени Федоров был уже мертв.
  
  — Получается, что мы вернулись к тому же, с чего начали? — раздраженно бросил Старр.
  
  — Не совсем, — поправила Шивон. — Мы разворошили это осиное гнездо, так что результаты обязательно будут. Спасибо, что поддержал меня, Дерек, — добавила она, немного подумав.
  
  Услышав это последнее признание, Старр заметно смягчился.
  
  — Тебе следовало обратиться ко мне раньше, Шив, — сказал он. — Поверь, я не меньше твоего хочу, чтобы убийство Федорова было раскрыто как можно скорее.
  
  — Знаю. — Шивон кивнула. — Но ведь ты собираешься расследовать его отдельно от того, другого дела, не так ли?
  
  — Старший инспектор Макрей считает, что так мы скорее добьемся успеха.
  
  Шивон кивнула, притворившись, будто соглашается с подобной постановкой вопроса.
  
  — Завтра работаем? — спросила она.
  
  — Наверху дали добро на сверхурочные, так что суббота — ваша.
  
  — Последний день Ребуса, — негромко проговорила Шивон.
  
  — Кстати, — добавил Старр, пропустив ее слова мимо ушей, — тот парень, который пошел провожать Андропова… он что, новенький?
  
  — Его прислали из Вест-Эндского участка, — нашлась Шивон.
  
  Старр сокрушенно покачал головой.
  
  — С каждым годом сотрудники становятся все моложе, — проговорил он. — Скоро в уголовном розыске будут работать дети.
  
  — Ну, как я справилась? — спросила Шивон, садясь на пассажирское сиденье.
  
  — Три балла из десяти, Шив.
  
  — Три балла?! — Она уставилась на него. — Ну хоть за это спасибо…
  
  Шивон захлопнула дверцу. Ребус припарковался на улице напротив участка. Сейчас он смотрел прямо перед собой и лишь задумчиво барабанил по рулю пальцами.
  
  — Я едва удержался, чтобы не наплевать на все и не явиться туда к вам, — добавил Ребус. — Как ты могла не заметить?!
  
  — Не заметить чего?
  
  Только теперь Ребус соизволил повернуться к ней:
  
  — В тот вечер в Поэтической библиотеке Андропов сидел во втором или в третьем ряду. Он не мог не видеть микрофона…
  
  — И что?
  
  — А то, что ты задавала ему не те вопросы. Федоров его разозлил, и он не сдержался и пожелал поэту смерти. Согласись, что никакого физического вреда Андропов на тот момент Федорову не причинил, к тому же единственным человеком в публике, понимавшим русскую речь, был водитель. Но какое-то время спустя поэт действительно погибает, и у нашего друга Андропова появляется большая проблема…
  
  — Запись?
  
  Ребус кивнул.
  
  — Совершенно верно. Он боялся, что сделанная Риорданом запись может попасть к нам, и если мы переведем его слова…
  
  — Подожди немного… — Шивон крепко зажмурилась и с силой потерла переносицу. — У тебя случайно нет с собой аспирина?
  
  — Посмотри в бардачке.
  
  Она посмотрела и действительно обнаружила среди всякого хлама аптечную упаковку, в которой оставалось две таблетки. Ребус протянул ей начатую бутылку воды.
  
  — Запей, если, конечно, не боишься проглотить порцию микроорганизмов.
  
  Шивон покачала головой в знак того, что ей плевать на микроорганизмы, закинула таблетки в рот, запила водой и несколько раз энергично наклонила голову сначала к одному, затем к другому плечу.
  
  — Я даже отсюда слышу, как хрустят твои позвонки, — сочувственно сказал Ребус.
  
  — Не обращай внимания… Так ты считаешь, что Андропов не убивал Федорова?
  
  — Допустим, он этого не делал. Чего в таком случае ему следует бояться больше всего? — Ребус сделал крохотную паузу, давая ей возможность ответить, потом проговорил с нажимом: — Того, что мы подумаем, будто он это сделал.
  
  — А мы, разумеется, не поверили бы ему на слово…
  
  — И это… — Ребус поднял палец. — Это возвращает нас к вопросу о том, кто убил Риордана.
  
  До Шивон понемногу стало доходить.
  
  — То-то Аксенов так разволновался, когда во время допроса я упомянула о смерти Чарльза. Он несколько раз повторил, что все это время находился в «Глениглзе».
  
  — Может быть, он подумал, что мы собираемся его подставить?
  
  — Так ты думаешь — Андропов мог…
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Все будет зависеть от того, сумеем ли мы доказать, что он покинул «Глениглз» поздно вечером или рано утром.
  
  — Но почему ты считаешь, что Андропов решил действовать сам? Не проще ли ему было позвонить Кафферти и попросить что-то предпринять?
  
  — Это не исключено, — согласился Ребус, продолжая выбивать по рулю какую-то затейливую мелодию. Примерно минуту оба молчали, пытаясь собраться с мыслями, потом Ребус сказал:
  
  — В отеле «Каледониан» информацию о постояльцах выдавали с большим скрипом. Мне кажется, в «Глениглзе» будет не легче.
  
  — У нас есть секретное оружие, — сказала Шивон. — Помнишь, во время саммита «Большой восьмерки»?.. Приятель нашего старшего инспектора Макрея руководил службой безопасности отеля. Он даже устроил ему что-то вроде экскурсии.
  
  — Ты хочешь сказать, что Макрей может нам помочь? Что ж, надо попробовать…
  
  Оба снова замолчали, на этот раз — надолго.
  
  — Ты хоть понимаешь, что все это означает? — спросила наконец Шивон.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Мы по-прежнему не знаем, кто убил Федорова.
  
  — Но ведь Андропов сказал, что желал бы его смерти, а это что-нибудь да значит!
  
  — Это не значит, что он вооружился монтировкой и поспешил претворить свои слова в дела. Если бы я убивал всех, кого мне случилось обругать, в Эдинбурге осталось бы очень мало студентов и велосипедистов… а также пешеходов, водителей и всех остальных.
  
  — А я? Я бы осталась? — спросила Шивон.
  
  — Возможно.
  
  Ребус улыбнулся одними глазами.
  
  — Несмотря на три балла из десяти?
  
  — Если только вы не будете и дальше искушать судьбу, сержант.
  42
  
  — Юного Гудира не будет? — спросил Ребус.
  
  — Ты к нему так и не помягчел?
  
  Сегодня в качестве компромиссного варианта они выбрали «Кэй-бар». Цены здесь были высокими, но пиво подавали хорошее, к тому же помещение хотя и было больше, чем в «Оксфорде», выглядело достаточно уютно. Интерьер главного зала был выдержан в темно-красной гамме — включая колонны, отделявшие столики от стойки. Шивон заказала чили, Ребус заявил, что ему хватит и подсоленных орешков.
  
  — Как тебе удалось укрыть нашего новичка от проницательного взгляда Дерека Старра? — поинтересовался он, не ответив на ее вопрос.
  
  Шивон хмыкнула.
  
  — Инспектор Старр уверен, что Гудир — штатный сотрудник отдела уголовного розыска, — сказала она, похищая у Ребуса горстку орешков.
  
  — А можно мне будет залезть пальцами в твое чили, когда его принесут?
  
  — Я куплю тебе еще пакет, если хочешь.
  
  Ребус глотнул пива. Шивон предпочла ядовитую на вид смесь лаймового сока с газированной водой.
  
  — Какие планы на завтра? — спросил он.
  
  — Работаем.
  
  — Значит, никаких прощальных вечеринок для седого ветерана?
  
  — Ты сам не хотел, чтобы мы устраивали тебе торжественные проводы.
  
  — Значит, вы просто сбросились и купили мне какой-нибудь милый сувенир?
  
  — Никому не хотелось превышать кредит в банке, так что извини… Кстати, когда заканчивается срок, на который тебя отстранили?
  
  — Где-то после обеда, я думаю.
  
  Ребус замолчал, вспоминая сцену в кабинете начальника полиции Корбина. Сэр Майкл Эддисон в гневе выбегает вон… А ведь сэр Майкл — приемный отец Джилл Морган. Джилл знакома с Нэнси Зиверайт. Нэнси, Джилл и Эдди Джентри находятся под тайным наблюдением, а Роджер Андерсон, Стюарт Джени и Джим Бейквелл просматривают записи их невинных забав… Он вздохнул. Похоже, все обитатели Эдинбурга так или иначе связаны друг с другом: каждый знаком с каждым если не напрямую, то через общих друзей, приятелей. Будучи детективом, Ребус довольно часто замечал эту связь людей и событий. Федоров и Андропов, Андропов и Кафферти, мир власти и преступный мир, верхние и нижние, чистые и нечистые… Сол Гудир знал Нэнси и ее компанию. И он приходился братом Тодду, а от него ниточка тянулась к Шивон и к самому Ребусу. И все они пребывали в постоянном движении, беспрестанно меняя партнеров, как в танцевальном марафоне. Как там назывался этот фильм? Что-то насчет загнанных лошадей…[26] В общем, танцуй, пока можешь, потому что остальное не имеет значения.
  
  Увы, вскоре Ребусу предстояло покинуть танцпол, и в этом заключалась главная проблема. Задумчиво сдвинув брови, он наблюдал за тем, как Шивон расстилает на коленях бумажную салфетку и склоняется над тарелкой чили, которое только что принес официант. Уже завтра, подумал Ребус, он окажется за пределами танцевальной площадки, а еще через пару недель затеряется в толпе зрителей и перестанет быть участником шоу. Он видел, как это происходило с другими полицейскими: уходя в отставку, на пенсию, все они обещали не терять связь с прежними друзьями, но каждый их визит только подчеркивал, какая глубокая пропасть пролегла между ними и их бывшими коллегами. Походы в бар, чтобы выпить, поболтать, обменяться сплетнями и новостями, будут случаться сначала раз в месяц, потом — раз в несколько месяцев.
  
  А потом прекратятся совсем.
  
  Разумнее всего было отрубить все разом. Так, во всяком случае, ему говорили. Но подумать об этом как следует Ребус не успел — Шивон спросила, не хочет ли он немного чили.
  
  — Только возьми вилку, — предупредила она.
  
  Ребус улыбнулся.
  
  — Со мной все в порядке, — заверил он ее.
  
  — Мне показалось, ты задумался о чем-то своем.
  
  — О своем возрасте, — пояснил Ребус.
  
  — Значит, завтра после обеда ты придешь в участок?
  
  — Проводов не будет? — еще раз уточнил он.
  
  Шивон покачала головой.
  
  — В финале пьесы все дела должны быть раскрыты.
  
  — Разумеется.
  
  Ребус криво усмехнулся.
  
  — Мне будет очень тебя не хватать, — произнесла Шивон, не поднимая глаз от тарелки.
  
  — Только первое время, наверное, — ответил он, приподнимая свой пустой бокал. — Я, пожалуй, повторю.
  
  — Ты же за рулем.
  
  — Ты же не пьешь, значит, сможешь подбросить меня до дома.
  
  — На твоей машине?
  
  — Да, а потом я вызову тебе такси.
  
  — Это очень щедрое предложение, Джон.
  
  — Вовсе нет. Я сказал, что вызову такси, но это не значит, что я собираюсь за него платить, — сообщил Ребус и, поднявшись, направился к стойке.
  
  Он все же заплатил. Прощаясь, Ребус сунул ей в руку десятифунтовую банкноту и кивнул.
  
  Место для его «сааба» нашлось в самом начале Арден-стрит. Ребус уже собирался пригласить Шивон зайти, но тут из-за угла вынырнуло свободное такси. Шивон махнула водителю рукой, потом протянула Ребусу ключи от его машины.
  
  — Повезло, — сказала она, имея в виду такси. Тогда-то Ребус и достал деньги, которые Шивон в конце концов взяла.
  
  — Поезжай прямо домой, — напутствовал он.
  
  Провожая взглядом удаляющееся такси, Ребус, однако, задумался, готов ли он сам последовать собственному совету. На часах было почти десять, но температура пока держалась намного выше нуля. Подойдя к дому, Ребус некоторое время стоял перед дверьми, глядя на окна своей гостиной во втором этаже. В окнах было темно. Дома его не ждала ни одна живая душа. Непроизвольно Ребус подумал о Кафферти, гадая, что снится бандиту, если только коматозные больные вообще способны видеть сны. Что они вообще чувствуют? На мгновение он задумался, не отправиться ли ему в больницу, чтобы немного посидеть с Кафферти. Не исключено, что одна из дежурных сестер предложит ему чашечку чая. Быть может, она даже окажется хорошей слушательницей, и тогда он сможет поделиться с ней своими мыслями и соображениями. Федорову проломили череп ударом сзади. На Кафферти тоже напали сзади, но ему нанесли всего один или два сильных и точных удара, тогда как поэта сначала зверски избили и только потом прикончили. Какая связь между двумя этими событиями? Андропов — вот единственный ответ, который приходил Ребусу на ум. Андропов и его высокопоставленные друзья, Меган Макфарлейн и Джим Бейквелл. Кафферти всячески ублажал Бейквелла и других банкиров, устраивая для них особые холостяцкие вечеринки, а Андропов тем временем готовился перевести свой бизнес в Шотландию, где новые друзья обеспечили бы ему режим наибольшего благоприятствования и защитили от уголовного преследования на родине. То, что обвинения, предъявленные Андропову в России, были очень серьезными, не имело для Бейквелла и компании решающего значения, потому что для таких людей бизнес всегда оставался на первом месте.
  
  Спохватившись, Ребус вдруг понял, что по-прежнему глядит на неосвещенные окна собственной квартиры.
  
  — Подходящий вечер для прогулки, — сказал он себе и, сунув руки в карманы, пошел по улице дальше.
  
  Марчмонт засыпал, на Мелвилл-драйв почти не было машин, и даже на аллее под названием Джобоун-уок, пересекающей Медоуз, Ребус встретил всего нескольких прохожих — студентов, возвращающихся домой после дружеских вечеринок. Проходя под ведущей в аллею аркой, сделанной из настоящей китовой челюсти, Ребус уже не в первый раз задумался о том, кому пришла в голову столь экстравагантная идея. Когда-то, когда его дочь была совсем маленькой, они, гуляя, притворялись, будто кит глотает их обоих, как Иону или Пиноккио, но теперь… С аллеи доносились пьяные песни — на одной из скамеек, составив на землю пакеты с выпивкой, расположились бродяги. Старые больничные корпуса были превращены в новенькие жилые дома, изменившие привычные очертания линии горизонта. Ребус шел и шел, пока не добрался до Форрест-роуд. Там, вместо того чтобы двинуться дальше к Холму, он свернул на развилке у Грейфрайарз-бобби и вскоре оказался на Грассмаркет. Большинство пабов были еще открыты, перед дверьми ночлежек кучками собирались бездомные. Когда Ребус только переехал в Эдинбург, Грассмаркет-стрит была сущей помойкой — как, собственно, и большая часть Старого города. Теперь даже представить это было трудно.
  
  Правда, находились люди, утверждавшие, будто Эдинбург никогда не меняется, но это было явным оговором — город менялся, и менялся постоянно. У «Пчелиного улья» и «Последней капельки» толпились курильщики, в лавочку, торгующую жареной рыбой и картошкой, выстроилась очередь. Когда Ребус проходил мимо, его обдало горячим воздухом от фритюрниц, и он несколько раз глубоко вдохнул воздух, наслаждаясь запахом раскаленного жира. Когда-то на Грассмаркет стояли виселицы, на которых десятками умирали сторонники Ковенантов;[27] быть может, подумалось Ребусу, теперь душа Федорова встретилась с ними где-нибудь в загробном мире.
  
  Впереди замаячила еще одна развилка. Здесь Ребус свернул направо, на Кинг-стейблз-роуд. Проходя мимо автомобильной парковки, он ненадолго задержался. На первом уровне оставалась только одна машина. Минут через десять-пятнадцать стоянка закрывалась на ночь, и водителю пришлось бы волей-неволей искать себе новое место. Машина стояла на площадке рядом с тем местом, где произошло нападение на Федорова. Не обнаружив в пределах видимости никакой женщины в капюшоне, Ребус, закурив сигарету, двинулся дальше. Никакого отчетливого плана у него по-прежнему не было. До пересечения с Лотиан-роуд оставалось всего ничего, а там рукой подать — «Каледониан»… Интересно, подумал Ребус, Андропов все еще там?
  
  И так ли уж ему нужно снова сталкиваться с русским?
  
  — Подходящий вечер… — повторил Ребус вполголоса.
  
  Потом он подумал о пабах на Грассмаркет. Гораздо разумнее было бы вернуться туда, принять «колпачок» на сон грядущий и на такси вернуться домой. Кивнув в знак согласия с собственными мыслями, Ребус повернулся и зашагал в обратную сторону. Поравнявшись со стоянкой, он увидел, как оттуда выезжает та самая, последняя машина. Урча мотором, она остановилась у бордюра, водитель выбрался наружу и, вернувшись к опустившемуся шлагбауму, включил механизм, закрывающий ворота. Широкие металлические полосы с лязгом поползли вниз, но водитель не стал ждать, пока они опустятся до конца. Вернувшись в машину, он поехал в сторону Грассмаркет.
  
  Водителя Ребус узнал. Это был Гэри Уолш, один из двух сменных охранников. И его машина стояла на первом уровне… Но ведь когда Ребус его допрашивал, он заявил, что всегда оставляет машину напротив дежурки, то есть на втором этаже! Ребус подошел к воротам. Они были плотно закрыты, но примерно на уровне груди в них имелось небольшое смотровое окошко. Наклонившись, Ребус заглянул внутрь. Свет на стоянке горел — возможно, его не выключали и на ночь. В углу просторного зала первого этажа Ребус разглядел камеру наблюдения. Помнится, напарник Уолша говорил, что обычно камера направлена именно на то место, где был избит Федоров, но потом ее развернули в другую сторону. Что ж, подумал Ребус, смысл в этом есть. Если уж человек работает на многоэтажной парковке, то свою тачку он поставит там, где за ней можно присматривать, то есть — под объектив камеры наблюдения. Начхать на чужие машины, главное, чтобы своя была цела и невредима.
  
  Ребусу вспомнились слова Макрея — «выглядит серьезнее, чем есть на самом деле». Все эти связи, которые он сумел нащупать… неужели и они — пустышка? Кэт Милз, она же Потрошительница, заигрывает с сотрудниками и приглашает Ребуса на свидание… Александр Федоров ездит в Глазго, ужинает с Риорданом, пьет с Кафферти и погибает в испачканных спермой штанах…
  
  Женщина в капюшоне.
  
  Федоров на парковке.
  
  Выглядит серьезнее, чем есть на самом деле, или… или во всем этом действительно что-то кроется?
  
  «Cherchez la femme, инспектор».
  
  Поэт и его либидо… Ребус вспомнил, что у Леонарда Коэна есть альбом под названием «Смерть бабника». Одна из композиций так и называлась — «Никогда не возвращайся домой с эрекцией». А другая — «Настоящая любовь не оставляет следов».
  
  Следов имелось в избытке — кровь на парковке, машинное масло на брюках убитого, сперма на нижнем белье.
  
  Cherchez la femme…
  
  Ответ был где-то рядом. Ребус почти физически ощущал его в воздухе.
  25 ноября 2006 года. Суббота
  День девятый
  43
  
  Ранним утром Ребус взял в автомате парковочный талон и, дождавшись, пока шлагбаум, судорожно дергаясь, встанет вертикально, въехал с Касл-террас на верхний уровень стоянки. Следуя знакам-указателям, он спустился на второй этаж, где находилось помещение охранников. Напротив стеклянной будки было много свободных мест. Выбравшись из «сааба», Ребус подошел к дверям дежурки и, постучав, толкнул дверь.
  
  — Эй, в чем дело?!
  
  Джо Уиллс сидел за столом, сжимая обеими руками чашку чая. Узнав Ребуса, он слегка расслабился.
  
  — Здравствуйте еще раз, — приветливо кивнул Ребус. — Что, бурный вчера выдался вечерок?
  
  Уиллс не побрился, его глаза были мутны и покраснели, к тому же он не надел галстук.
  
  — Я только опрокинул пару стаканчиков, как вдруг мне на мобильник звонит эта стерва, Потрошительница, — принялся объяснять он. — Билл Прентис, мол, заболел, так не могу ли я выйти утром вместо него.
  
  — И вы с радостью согласились, — закончил Ребус. — Несмотря ни на что. Потрясающая дисциплинированность и преданность служебному долгу. — Опустив взгляд, Ребус заметил на столе свежую газету. Причиной смерти Литвиненко стало отравление полонием-210. Что это за яд такой, Ребус понятия не имел.
  
  — Так что вам нужно? — поинтересовался Уиллс. — Я думал, вы свои дела давно закончили.
  
  Кружка охранника была украшена эмблемой городской радиостанции «Разговор».
  
  — У вас случайно нет с собой молока? — спросил Уиллс без особой надежды, но Ребус уже переключил свое внимание на экраны камер наблюдения.
  
  — Вы ездите на работу на машине, мистер Уиллс?
  
  — Иногда. Не очень часто.
  
  — Помнится, вы говорили, что попали в аварию.
  
  — Ничего серьезного. Во всяком случае, тачка все еще бегает.
  
  — Она сейчас здесь?
  
  — Нет.
  
  — Почему? — Уиллс собирался ответить, но Ребус остановил его, подняв вверх палец. — Кажется, я знаю. Если бы вас тормознула полиция и вы дыхнули в трубочку… Я угадал?
  
  Уиллс кивнул.
  
  — Весьма благоразумно с вашей стороны, — похвалил Ребус. — Но в те дни, когда вы приезжаете сюда на машине, вы, вероятно, ставите ее в такое место, где вам ее хорошо видно?
  
  — Конечно. — Уиллс отхлебнул чая и сморщился.
  
  — Иными словами, вы стараетесь оставить вашу машину в поле зрения одной из этих камер? — Ребус кивнул в направлении экранов. — Всегда на одном и том же месте, да?
  
  — Как правило — да. А что?
  
  — Ваш напарник тоже так делает? Впрочем, он, кажется, предпочитает нижний уровень.
  
  — Откуда вы знаете?
  
  Ребус пропустил вопрос мимо ушей.
  
  — Когда я был здесь в первый раз… — проговорил он медленно. — На следующий день после убийства, помните?..
  
  — Да.
  
  — С камер первого этажа место, где произошло нападение, не просматривалось. — Ребус снова показал на экраны. — Вы сказали, что раньше одна из камер была направлена именно в эту точку, но потом ее развернули. А сейчас, как я погляжу, она снова смотрит туда же, куда и раньше. Вот мне и пришло в голову, а не направлена ли она на то самое место, где свою машину оставляет мистер Уолш?
  
  — К чему это вы клоните?
  
  Ребус изобразил любезную улыбку.
  
  — Мне просто интересно, когда именно развернули камеру. — Подавшись вперед, Ребус навис над скорчившимся в кресле охранником. — Я уверен, когда вы отрабатывали вашу последнюю смену накануне убийства, она смотрела туда же, куда и сейчас. А потом с ней кто-то повозился.
  
  — Я уже говорил вам: время от времени камеры поворачивают, чтобы…
  
  Ребус наклонился еще ниже. Теперь его и Уиллса разделяло меньше шести дюймов.
  
  — Вы ведь все знаете, не так ли? — проговорил он негромко. — Умом вы не блещете, но вы догадались, что произошло, гораздо раньше нас. Вы говорили кому-нибудь о своих догадках, мистер Уиллс? Или лучше поставить вопрос так: умеете ли вы хранить секреты? Я понимаю, вам не хочется доносить на своего товарища, чтобы жить спокойно и иметь возможность выпить винца на сон грядущий и чаю с молоком — утром, и все же я позволю себе дать вам один совет… И уверяю вас, что последовать ему в ваших же интересах… — Ребус выдержал многозначительную паузу. Убедившись, что полностью завладел вниманием охранника, он сказал: — Не говорите ничего Уолшу. Ни единого словечка, Уиллс, потому что, если вы проболтаетесь, а я об этом узнаю, я сделаю все, чтобы отправить в камеру не его, а вас. Поняли?
  
  Уиллс не двигался, только чашка с остатками чая чуть дрожала в его руках.
  
  — Я надеюсь, мы друг друга поняли? — спросил Ребус, чуть повысив голос. Охранник судорожно кивнул, но детектив еще не закончил.
  
  — Адрес, — коротко приказал Ребус, бросая на стол перед Уиллсом раскрытый блокнот. — Я хочу, чтобы вы написали его своей рукой… — Некоторое время он смотрел, как Уиллс, отставив чашку в сторону, начинает писать.
  
  — И еще одно, — добавил Ребус, забирая блокнот. — Когда я подъеду к выходу, вам придется открыть для меня шлагбаум бесплатно. Одни ваши тарифы за парковку уже содержат в себе состав преступления.
  
  Шэндон, стиснутый с одной стороны каналом, а с другой — Слейтфорд-роуд, располагался на западной окраине города. Доехать туда можно было минут за пятнадцать, а в выходные и того быстрее. Тем не менее Ребус вставил в сидиолу первый подвернувшийся под руку диск, но это оказалась демозапись Эдди Джентри. Он поспешно извлек диск и, бросив его на заднее сиденье, поставил Тома Уэйтса, но «фирменный» дребезжащий баритон последнего показался ему слишком навязчивым, и он выключил музыку.
  
  Гэри Уолш жил в доме двадцать восемь — таунхаусе, расположенном на узкой, извилистой улочке. Свободное место нашлось рядом с машиной самого Уолша, которую инспектор сразу узнал. Припарковавшись, Ребус тщательно запер дверцы «сааба». Верхнее окно было плотно зашторено, но ничего странного в этом он не увидел: если человек работает допоздна, только естественно, если он поздно встает. Дверным звонком Ребус решил пренебречь; вместо этого он громко постучал в дверь и прислушался. За дверью раздались шаги, потом дверь отворилась, и Ребус увидел перед собой тщательно и умело накрашенную женщину. Ее волосы и одежда тоже были в полном порядке, не хватало только туфель. Очевидно, женщина собиралась на работу.
  
  — Миссис Уолш? — спросил он.
  
  — Да. А вы?
  
  — Инспектор уголовного розыска Ребус, — представился Ребус.
  
  Пока женщина рассматривала его удостоверение, он внимательно изучал ее саму. На вид миссис Уолш было под сорок, может, чуть больше, следовательно, Гэри, которому не исполнилось и тридцати, исполнял при ней роль не только мужа, но и молодого любовника. С другой стороны, Уиллс нисколько не преувеличил, когда назвал миссис Уолш «потрясно красивой бабой». Она действительно очень хорошо сохранилась и буквально излучала энергию. «Зрелая женщина» — этот эпитет сам собой всплыл в мозгу Ребуса, но он тотчас подумал о том, что никто не может оставаться зрелым вечно и что вслед за зрелостью довольно быстро приходит увядание.
  
  — Вы не возражаете, если я войду? — спросил он.
  
  — А что произошло?
  
  — Убийство, — сказал Ребус. Зеленые глаза миссис Уолш изумленно расширились, и он кивнул. — То самое — на автостоянке, где работает ваш муж.
  
  — Гэри мне ничего не говорил…
  
  — Вот как? Разве он не упоминал о русском поэте, которого нашли мертвым в самом начале Реберн-вайнд?
  
  — Я читала в газетах, но…
  
  — На русского напали на автостоянке. — Ребус заметил, что взгляд женщины затуманился. — Это произошло в прошлую среду вечером, незадолго до того, как закончилась смена мистера Уолша. — Ребус немного помолчал. — Вы действительно ничего об этом не знаете?
  
  — Он ничего мне не говорил. — Миссис Уолш слегка побледнела.
  
  Ребус раскрыл блокнот и достал газетную вырезку с фото, взятым с обложки одной из книг поэта.
  
  — Его звали Александр Федоров… — начал он, но миссис Уолш уже вернулась в дом, прикрыв за собой дверь.
  
  Ребус немного выждал, потом толкнул дверь и вошел следом. Прихожая была небольшой; рядом с ведущей на второй этаж лестницей висели на крючках с полдюжины курток и пальто. Одна из выходящих в прихожую дверей вела в кухню, вторая — в гостиную. Миссис Уолш была там — сидя на краешке низкого дивана, она застегивала на лодыжках ремешки туфель на высоком каблуке.
  
  — Я опаздываю… — пробормотала она.
  
  — Где вы работаете?
  
  Ребус окинул гостиную взглядом. Большой телевизор, большая стереосистема, полки, битком набитые компакт-дисками и магнитофонными кассетами.
  
  — В парфюмерном магазине, — отозвалась миссис Уолш.
  
  — Думаю, пять минут ничего не изменят.
  
  — Все равно Гэри сейчас спит, так что лучше бы вам прийти попозже. Впрочем, попозже он собирался отогнать машину на станцию обслуживания — починить CD-проигрыватель. С ним что-то…
  
  Она не договорила.
  
  — Что, миссис Уолш?
  
  Она поднялась на ноги и теперь стояла нервно потирая руки и слегка покачиваясь, и Ребус подумал, что высокие каблуки здесь ни при чем.
  
  — Кстати, у вас очень хорошее пальто, — сказал он, и миссис Уолш поглядела на него так, словно детектив вдруг заговорил на иностранном языке. — То, которое висит в прихожей, — пояснил Ребус. — Длинное черное пальто с капюшоном… В нем должно быть очень тепло и… уютно. — Он сухо улыбнулся. — Вы ничего не хотите мне рассказать, миссис Уолш?
  
  — Мне нечего рассказывать, — проговорила она и огляделась по сторонам, словно в поисках потайной дверцы, через которую можно было бы улизнуть. — Нам нужно отогнать в ремонт машину, и…
  
  — Вы это уже говорили. — Ребус подошел к окну и, прищурившись, посмотрел на стоящий у бордюра «форд-эскорт». — Ну, ничего не вспоминаете? Или, может быть, нам стоит разбудить Гэри?
  
  — Мне пора идти на работу.
  
  — Сначала вам придется ответить на несколько вопросов.
  
  «Выглядит серьезней, чем есть на самом деле» — эти слова продолжали звучать в голове Ребуса. Федоров вывел его к Кафферти и Андропову, и он ухватился за представившуюся ему возможность, поскольку именно эти двое интересовали Ребуса больше всего. Он хотел, чтобы именно они оказались виновны. Быть может, заговоры и преступления мерещились ему там, где на самом деле ничего не было, и все же… Запаниковал же Андропов после одного-единственного разговора с ним, хотя это, конечно, вовсе не означало, что поэта убил он.
  
  — Как вы узнали о Гэри и Кэт Милз? — негромко спросил Ребус.
  
  Когда они сидели в пабе, Кэт заметила, что почти отказалась от романов на одну ночь. «Более или менее отказалась» — так она выразилась.
  
  Жена Уолша с ужасом взглянула на Ребуса и снова рухнула на диван. Лицо она закрыла руками, размазывая безупречный макияж. «Боже мой!» — снова и снова повторяла она. Наконец миссис Уолш отняла руки от лица.
  
  — Он столько раз говорил мне, что это было только один раз! Один-единственный раз, понимаете? И что он тогда совершил ошибку, большую ошибку!
  
  — Но вы были уверены, что это не так, — добавил Ребус.
  
  Гэри Уолш не производил впечатления человека, способного совершить только одну ошибку. Как только жена немного успокоилась, он, несомненно, снова начал погуливать, и только принимал большие меры предосторожности. Ничего удивительного — Гэри был молод, прекрасно сложен и обладал внешностью рок-звезды, тогда как миссис Уолш с каждым днем становилась все старше, хотя ей и удавалось скрывать следы разрушительной работы времени под слоем косметики.
  
  — Вы решились на отчаянные меры, — негромко заметил Ребус. — Надели пальто с капюшоном, чтобы он все понял, а потом встали на улице, предлагая себя прохожим.
  
  По щекам миссис Уолш потекли ручейки туши, плечи судорожно вздрагивали.
  
  Ребус покачал головой. Федоров оказался не в том месте и не в то время. Соблазнительная женщина предложила ему бесплатный секс и отвела на автостоянку… на то самое место, которое просматривалось камерой видеонаблюдения. Там стоял автомобиль Гэри. Правда, Федоров об этом не подозревал, зато знала она — знала и не сомневалась: ее муж увидит, как она трахается с первым встречным, и поймет, что случится, если он и дальше будет ей неверен.
  
  — Вы делали это, прислонившись к машине? — спросил Ребус. — К капоту или… — Он снова посмотрел на «эскорт», думая об отпечатках пальцев, о следах крови и, может быть, даже спермы.
  
  — Н-нет. — Она почти шептала. — Внутри… Мы делали это внутри, в салоне.
  
  — В салоне?
  
  — У меня были ключи.
  
  — Кажется, я понимаю. Ведь именно там…
  
  Он не договорил, да этого и не требовалось: миссис Уолш кивнула в знак того, что — да, ее неверный супруг и Потрошительница занимались любовью именно в салоне машины.
  
  — Это не я придумала, — добавила она, и Ребусу пришлось напрячь слух, чтобы расслышать.
  
  — Заняться сексом в машине вам предложил мужчина, которого вы подцепили? — уточнил он, и миссис Уолш снова кивнула.
  
  — В салоне, пожалуй, действительно удобнее, — согласился Ребус, и тут его поразила еще одна мысль.
  
  Пропавший компакт-диск с записью последнего выступления Федорова… Миссис Уолш сказала — Гэри должен отогнать машину на станцию обслуживания, чтобы починить CD-проигрыватель.
  
  — Что случилось с вашей сидиолой? — спросил Ребус, стараясь ничем не выдать своего волнения. — Его диск остался внутри, да? Он хотел слушать его, пока вы…
  
  Она взглянула на него. Тушь, карандаш, пудра — все потекло, и под глазами у нее образовались жуткие черные пятна.
  
  — Диск застрял внутри. Он не вынимался, и я… Но я ничего не знала! Я…
  
  — Вы не знали, что мужчина убит?
  
  Она с силой затрясла головой, и Ребус ей поверил. Все, что ей нужно было тогда, — это мужчина, причем любой мужчина. Когда же миссис Уолш добилась того, чего хотела, то просто выкинула его из головы. Она не спросила ни как его зовут, ни откуда он родом, возможно, она даже не посмотрела на его лицо, разве что мельком. Не исключено, что перед «делом» она даже опрокинула для храбрости пару стаканчиков.
  
  А муж ничего не сказал ей о том, что случилось на том же месте почти в то же самое время. Даже словечком не обмолвился.
  
  Погрузившись в задумчивость, Ребус продолжал стоять у окна. Семейные проблемы, ссоры, разборки… сколько их было за годы службы? Оскорбления, ложь, измены, ярость, копящиеся обиды и презрение… «Кого-то этот парень сильно разозлил». Внезапное или ставшее привычным насилие, попытки подчинить партнера, борьба за власть… А самое страшное то, что с годами любовь остывает или исчезает вовсе.
  
  Именно в этот момент на лестнице появился заспанный Гэри Уолш. Он неуверенно спускался по ступенькам вниз, на ходу окликая жену:
  
  — Эй, ты еще не ушла?..
  
  Вот он пересек прихожую и вошел в гостиную — босой, взлохмаченный, в вылинявших джинсах и без майки. Одной рукой Гэри скреб свою безволосую грудь, а другой протирал глаза. Увидев в гостиной постороннего, он остановился и растерянно заморгал… потом перевел взгляд на жену, ища у нее объяснения. Увидев заплаканное, искаженное мукой лицо миссис Уолш, Гэри посмотрел на Ребуса. Секунда — и он узнал детектива. Узнал и сделал непроизвольное движение к двери, словно собираясь сбежать.
  
  — Босиком, мистер Уолш? — насмешливо осведомился Ребус.
  
  — Да я обгоню тебя даже в ластах, жирная свинья! — злобно огрызнулся Гэри.
  
  — Ага, вот и та самая «вспышка ярости», о которой мы столько гадали! — сказал Ребус, и его губы чуть дрогнули в улыбке. — Не хотите ли рассказать нам, что случилось с Александром Федоровым, когда вы его настигли?
  
  — Он заснул в машине… — глухо произнесла миссис Уолш, снова возвращаясь к событиям рокового вечера. Ее глаза опухли и покраснели, но она не отрываясь смотрела на своего молодого мужа. — Просто заснул, и все… Я никак не могла его разбудить — только потом я поняла, что он пьян, и… Я оставила его там.
  
  Гэри отступил чуть назад и, прислонившись виском к дверному косяку, заложил руки за спину.
  
  — Я не знаю, о чем она толкует, — протянул он. — Честное слово, не знаю!
  
  Ребус достал мобильник и стал набирать номер. При этом он не отрывал взгляда от Уолша, а Уолш смотрел на него. Судя по его бегающему взгляду, он еще не отказался от мыслей о побеге.
  
  Ребус прижал телефон к уху.
  
  — Шивон? — сказал он. — У меня для тебя хорошая новость…
  
  Не успел он продиктовать адрес, как Гэри вдруг круто развернулся и, одним прыжком оказавшись у входной двери, потянулся к замку. Дверь уже немного приоткрылась и в щели засияла вожделенная свобода, когда Ребус всем телом врезался в него сзади. Воздух с шумом вырвался из легких Гэри Уолша, ноги его подогнулись, и он, задыхаясь и кашляя, упал на колени. Из разбитого носа струйкой текла кровь.
  
  Его жена, с головой уйдя в собственные переживания, казалось, ничего не заметила. Она по-прежнему сидела на низком диванчике в гостиной и молчала, закрыв руками лицо. Ребус подобрал с ковра мобильник. Его сердце билось часто-часто, в крови бушевал адреналин, и он подумал, что этой составляющей полицейской работы ему будет не хватать больше всего.
  
  — Извини, Шивон, — сказал он в трубку. — Я тут столкнулся с одним парнем…
  44
  
  Когда экспертно-криминалистическая бригада приехала за «эскортом» Уолша, полицейскому специалисту понадобилась всего пара минут, чтобы извлечь из сидиолы застрявший диск. Он не был поврежден — когда его вставили в плеер в Гейфилдском участке, из динамиков донесся голос Федорова. На самом диске — как и на копии, которую Чарльз Риордан сделал для Шивон, — было написано только одно слово: «Риордан», что делало его достаточно веской уликой. Еще одна важная улика обнаружилась в багажнике «эскорта». Правда, Уолш смыл кровь с молотка-гвоздодера, но пятна ее остались в других местах. Саму машину — и внутри и снаружи — еще предстояло тщательно обследовать, проверить, собрать пыль и волокна, снять отпечатки. Этой кропотливой работой Рэю Даффу и его ребятам предстояло заниматься уже в лаборатории полицейского управления в Хоуденхолле, поэтому данных экспертизы следовало ждать не раньше будущей недели. И все же даже Дерек Старр не мог не признать, что «результат налицо». Сам Старр не ждал от субботней переработки ничего особенного, но сейчас он чуть не приплясывал от восторга. Боясь, как бы его кто-нибудь не опередил, он даже позвонил начальнику полиции домой, чем вызвал сугубое неудовольствие старшего инспектора Макрея, которого Старр известил о «решающем прорыве» во вторую очередь.
  
  Гэри Уолш находился в первой комнате для допросов, а Луиза Уолш — во второй. Каждый из них рассказывал свою версию происшедшего. Гэри отвечал на вопросы крайне неохотно, но под тяжестью предъявленных улик (молоток, следы крови, отпечатки пальцев на камере видеонаблюдения, которую он развернул так, чтобы никто и не подумал, будто он мог хотя бы видеть нападение) начал понемногу сдавать позиции. Но когда был получен ордер на обыск и детективы спросили Гэри, где именно — в доме, в саду или на его рабочем месте — им следует искать украденные у Федорова вещи, он снова покачал головой.
  
   Я не хотел его убивать, я просто хотел, чтобы он убрался из моей машины… Представьте себе мое состояние! Я прихожу и вижу — этот подонок, который только что трахнул мою жену, дрыхнет, как невинный младенец, разве что слюни не пускает… Правда, несло от него порядочно — перегаром, потом, Луизиными духами… Ну, я его выволок и поколотил немножко, и он ушел, а я сел в машину и вижу — этот гад что-то сделал с моей сидиолой. Я ее включаю, а она не работает!.. Это меня и доконало. Ну, думаю, сейчас я тебе покажу, сволочь… В общем, я завел мотор и поехал за ним. Догнал его уже у перекрестка и… Наверное, я сорвался. Вы поймите, я уже себя не помнил, а все она виновата, Луиза… Потом, конечно, я немного успокоился, вот и решил забрать кое-что из вещей, чтобы все подумали, будто это ограбление. Где вещи?.. Где-то около Замка, я их перебросил через стену…
  
  — Итак, — подвела неутешительный итог Шивон, — после всех наших усилий оказалось, что это убийство — обыкновенная бытовуха. Так получается?
  
  Ее голос звучал довольно уныло и растерянно, словно она не хотела верить очевидным фактам, и Ребус сочувственно пожал плечами. В участок ему разрешил войти сам Дерек Старр, пообещав, что с «любыми возможными проблемами» он «разберется». «Весьма признателен», — буркнул в ответ Ребус.
  
  — Гэри заводит интрижку на стороне, — продолжала Шивон, обращаясь больше к самой себе, чем к Ребусу. — И признается в этом жене, дурак несчастный. Луиза Уолш решает отомстить, как — мы знаем. Муж взбешен, и в результате несчастный пьяный поэт, которого она соблазнила, оказывается на столе в морге. Ну и ну! — Она покачала головой.
  
  — Вот тебе и «чистая, целительная смерть»! — пробормотал Ребус.
  
  — Это из его стихов, — кивнула Шивон. — И ничего «целительного» или «чистого» я в гибели Федорова не нахожу.
  
  Ребус снова пожал плечами.
  
  — Андропов говорил мне: cherchez la femme, за всем стоит женщина. Я думал, парень просто пытается замутить воду, а он оказался прав.
  
  — Федоров познакомился с Кафферти… Его выступление записывал Риордан… А еще Андропов, Стахов, Макфарлейн, Бейквелл… — считала Шивон, загибая пальцы на руке. — Это как?
  
  — Никак, — отозвался Ребус. — Они не имеют к этому делу никакого отношения. В конечном итоге все свелось к сломанному проигрывателю. Последняя капля, которая заставила Гэри потерять голову…
  
  Шивон хмыкнула, но вид у нее был самый несчастный. Они с Ребусом стояли в коридоре первого этажа и разговаривали вполголоса, так как за ближайшими дверями все еще продолжался допрос Гэри и его жены. Ребус хотел сказать что-то еще, но тут из-за угла появился констебль в форме, и они узнали Гудира.
  
  — Снова на пешей работе, Тодд? — поинтересовался Ребус.
  
  Гудир машинально одернул форменную тужурку.
  
  — Я ехал на смену в Вест-Эндском участке, но услышал новости и решил заскочить. Так это правда?
  
  — По всей видимости, да.
  
  Шивон вздохнула.
  
  — И его убил сторож с автостоянки?
  
  Она кивнула.
  
  — Значит, все эти часы, которые я потратил на пленки Риордана…
  
  — Они были важной частью расследования.
  
  Ребус похлопал молодого полицейского по плечу, и Гудир удивленно посмотрел на него.
  
  — Вы опять на работе? — спросил он.
  
  — Ну что за парень, ничего-то от него не скроется!
  
  Гудир протянул ему руку.
  
  — Я рад, что вас больше не обвиняют в нападении на Кафферти.
  
  — Не сказал бы, что все подозрения с меня сняты… но все равно спасибо.
  
  Гудир усмехнулся.
  
  — Теперь вы, наверное, почините свой багажник.
  
  Ребус кивнул.
  
  — Ты прав, юный Тодд. Займусь этим сразу же, как только у меня появится свободная минутка.
  
  Потом Гудир повернулся к Шивон. Ей он тоже пожал руку и поблагодарил за помощь и поддержку.
  
  — Ты отлично справлялся, ковбой! — проговорила Шивон с нарочитым американским акцентом. В ответ Гудир еще раз наклонил голову и, повернувшись, зашагал прочь.
  
  — Бог знает, сколько времени он убил на парламентские пленки! — негромко произнесла Шивон, глядя ему вслед. — И все оказалось впустую.
  
  — Уж так устроена жизнь, Шив. Она… разнообразна.
  
  — Кстати, тебе действительно стоило бы починить багажник.
  
  Ребус нарочито медленно поднес руку к глазам и взглянул на часы.
  
  — Теперь это не важно, — сказал он. — Пройдет еще несколько часов, и мне уже не нужно будет хранить там комплект для осмотра мест происшествий.
  
  — Но пока эти несколько часов не прошли…
  
  Он посмотрел на нее:
  
  — Что?
  
  — Ты показал мне, что ты умеешь. Теперь, я думаю, ты захочешь взглянуть, что умею я.
  
  Ребус сложил руки на груди и несколько секунд покачивался на каблуках.
  
  — Поясни, — попросил он.
  
  — Вчера вечером мы говорили о том, как хорошо было бы закончить все к концу сегодняшнего дня…
  
  — Говорили…
  
  — Вот и пойдем в отдел — посмотрим, что успел нарыть наш умница Макрей.
  
  Ребус, искренне заинтригованный, последовал за ней без дальнейших слов. Пустой отдел уголовного розыска выглядел так, словно в нем взорвалась бомба — объединенная следственная бригада по делу Федорова — Риордана оставила после себя настоящий хаос.
  
  — Вот, даже пива не с кем выпить, — пожаловался Ребус.
  
  — Сейчас еще рано, — возразила Шивон. — К тому же мне казалось, ты не хотел никаких прощальных вечеринок.
  
  — Но ведь нужно как-то отметить наш успех в деле Федорова…
  
  — Ты считаешь, что это — успех?
  
  — Ну, результат…
  
  — И кому они нужны, эти «результаты»?
  
  Ребус погрозил ей пальцем:
  
  — Я вовремя ухожу. Еще немного, и ты станешь ворчливой до невозможности.
  
  — Все-таки очень приятно сознавать, что мы сумели сделать что-то важное, что-то изменили. Правда, Джон? — со вздохом спросила она.
  
  — Одно время мне казалось — именно это ты стараешься доказать мне.
  
  В конце концов Шивон все-таки улыбнулась и села к своему компьютеру.
  
  — Вот смотри, — сказала она. — Я действовала строго по инструкции. Сначала я попросила Макрея узнать, не сможет ли его приятель помочь нам в «Глениглзе». И он обещал прислать мне подробности по электронной почте не позднее сегодняшнего утра.
  
  — Какие именно подробности?
  
  — Список гостей, которые покинули отель поздно вечером или рано утром накануне убийства Риордана. И не только тех, кто выписался совсем, но и тех, кто потом вернулся.
  
  Она несколько раз щелкнула мышкой, и Ребус, обойдя стол, встал у нее за спиной, чтобы видеть экран.
  
  — Ну, на кого бы ты поставил — на Андропова или на его водителя?
  
  — Либо на одного, либо на другого, — ответил он.
  
  Шивон открыла почту, и у нее отвисла челюсть.
  
  — Ну и ну… — только и сказал Ребус.
  
  Им понадобилось все утро и еще несколько часов после обеда, чтобы привести в порядок все материалы. Получив перечень постояльцев из отеля «Глениглз», они рискнули запросить список номерных знаков их машин. Вооружившись этим новым списком, Грэм Маклеод, которого по звонку Ребуса оторвали от партии в гольф, вернулся в Центр наблюдения и контроля и засел за пленки с камер, установленных в Джоппе и Портобелло. На этот раз он разыскивал вполне конкретный автомобиль, что существенно упрощало задачу.
  
  Тем временем Гэри Уолшу предъявили обвинение, а его жену отпустили. Ребус внимательно читал их показания, тогда как Шивон проявляла значительно больший интерес к радиотрансляции матча по регби. Шотландцы играли с Австралией в Мюррейфилде и проигрывали вчистую.
  
  Было уже пять часов вечера, когда оба спустились в комнату для допросов номер один и отпустили констебля, охранявшего нового задержанного. Незадолго до этого Ребус выходил на улицу покурить и был удивлен тем, что уже стемнело. День пролетел незаметно, и он подумал, что этого ему тоже будет недоставать. Впрочем, у него еще оставалось немного времени, чтобы в последний раз получить удовольствие от полицейской работы.
  
  Перед тем как войти в камеру, Ребус шепотом попросил Шивон дать ему возможность пару минут побыть с подозреваемым наедине, пообещав не делать никаких глупостей. После непродолжительного колебания она уступила, и Ребус вошел в комнату для допросов один. Убедившись, что дверь плотно закрыта, он шагнул к столу и придвинул к себе стул, постаравшись, чтобы металлические ножки как можно громче скребли по бетонному полу.
  
  — Я долго думал, что может связывать вас с Сергеем Андроповым, — начал он, — и в конце концов пришел к выводу: вам нужны были его деньги. И ни вас, ни ваш банк не интересовало, как он их заработал…
  
  — В нашем бизнесе не принято иметь дело с мошенниками, инспектор, — возразил Стюарт Джени.
  
  Он был одет почти по-домашнему — в голубой кашемировый свитер с высоким воротом, темно-зеленые саржевые брюки и мягкие туфли коричневой кожи, однако Ребусу подобный выбор одежды показался несколько нарочитым.
  
  — И тем не менее вы, вероятно, заработали не одно очко тем, что привлекли в качестве клиента настоящего миллиардера со всем его движимым и недвижимым имуществом, — сказал Ребус. — Пожалуй, дела у Первого шотландского давно не шли столь хорошо, не так ли, мистер Джени? Я слышал, ваши прибыли начали исчисляться миллиардами… С другой стороны, наш мир жесток — человек человеку волк и все такое… Так что, если хочешь удержаться наверху, нужно следить за тем, чтобы твое имя было на слуху постоянно.
  
  — Я не очень хорошо понимаю, к чему вы все это говорите, — сказал Джени, нетерпеливым жестом складывая руки на животе.
  
  — Сэр Майкл Эддисон, вероятно, считает вас одним из своих самых перспективных работников, но это продлится недолго. Хотите узнать почему?
  
  Стюарт Джени с безразличным видом откинулся на спинку стула. Судя по всему, он не собирался хватать наживку.
  
  — Я видел ту запись, — сообщил ему Ребус доверительным шепотом.
  
  — Какую запись?
  
  На сей раз Джени клюнул: его глаза впились в лицо Ребуса и уже больше не опускались.
  
  — Запись, на которой вы запечатлены за просмотром одного любопытного фильма. Вам, вероятно, трудно в это поверить, но Кафферти установил шпионскую камеру и в своем собственном видеозале. И он записал, как вы получаете удовольствие от просмотра любительской порнухи.
  
  Ребус достал из кармана диск.
  
  — Это было неразумно с моей стороны.
  
  Джени слегка пожал плечами.
  
  — Неразумно? Как бы не так… — Ребус холодно улыбнулся и словно невзначай повернул диск так, что световые блики скользнули по лицу Джени, заставив его поморщиться. — То, что сделали вы, Стюарт, нельзя назвать просто «неразумным». — Упираясь локтями в стол, Ребус подался вперед. — Вы помните эту вечеринку, да?.. А вы знаете, кто была та обдолбанная минетчица в ванной? Ее зовут Джилл Морган — это имя вам ничего не говорит? Вы любовались тем, как любимая падчерица вашего обожаемого шефа нюхает кокаин и ублажает кого попало. Как вы думаете, что будет, когда вы в следующий раз встретитесь с сэром Майклом на очередном банковском корпоративе?
  
  Кровь с такой скоростью отлила от лица Джени, что Ребус даже испугался, как бы ему не стало плохо. Тем не менее он поднялся и, сунув диск в карман пиджака, подошел к двери, чтобы позвать Шивон. Войдя в комнату для допросов, Шивон бросила на Ребуса короткий вопросительный взгляд, но, поняв, что комментариев не последует, села на стул, на котором он только что сидел, и стала раскладывать на столе перед собой папку с бумагами, блокнот и какие-то фотографии. На одно краткое мгновение она замерла, собираясь с мыслями, потом снова покосилась на Ребуса и чуть заметно улыбнулась. Он кивнул в ответ.
  
  «Теперь твой черед», — вот что это означало.
  
  — Вечером в понедельник двадцатого ноября, — начала Шивон, — вы находились в отеле «Глениглз» в Пертшире. Но по показаниям очевидцев, вы выехали оттуда раньше срока. Почему, мистер Джени?
  
  — Мне нужно было вернуться в Эдинбург.
  
  — И по этой причине вы в три часа ночи собрали свои вещи и потребовали счет?
  
  — В головном офисе меня ждала срочная работа.
  
  — Но не настолько срочная, — напомнил Ребус. — Нашли же вы время, чтобы завезти нам список русских, который приготовил мистер Стахов.
  
  — Да, пожалуй… — не совсем впопад отозвался Джени, который пытался как-то переварить то, что Ребус сказал ему раньше.
  
  Шивон тоже заметила, что банкир чем-то основательно потрясен. Хорошо, подумала она, что он утратил душевное равновесие.
  
  — Мне кажется, — сказала она, — вы завезли нам список Стахова, потому что вас очень интересовало, что мы успели узнать о Чарльзе Риордане.
  
  — Как-как?!
  
  — Вы когда-нибудь слышали о псе, который возвращается на свою блевотину?
  
  — Это из Шекспира, кажется?..
  
  — Из Библии, — поправил Ребус. — Из Книги притчей Соломоновых.
  
  — Преступник часто возвращается на место преступления, — продолжала Шивон. — Вы поступили умнее — приехали в полицию, чтобы, воспользовавшись представившейся вам возможностью, задать несколько невинных с виду вопросов о том, как идет расследование.
  
  — Я… я все-таки не понимаю, к чему вы клоните.
  
  Шивон выдержала крохотную паузу, затем заглянула в папку с делом.
  
  — Вы живете в Баритоне, мистер Джени?
  
  — Да.
  
  — Туда удобнее всего добираться через Форт-роуд-бридж?
  
  — Пожалуй.
  
  — И из «Глениглза» вы поехали именно этой дорогой?
  
  — Кажется, да.
  
  — В противном случае вам пришлось бы ехать через Стерлинг по М-9, — сообщила ему Шивон.
  
  — В самом крайнем случае, — добавил Ребус, — вы могли бы отправиться через Керколдин-бридж.
  
  — Но какой бы маршрут вы в итоге ни избрали, — продолжила Шивон, — вы непременно должны были въехать в город с запада или с северо-запада. — Она сделала еще одну паузу. — Вот мы и ломаем голову, как ваш серебристый «порше-каррера» мог оказаться на Портобелло-хай-стрит через полтора часа после того как вы выписались из «Глениглза»… — Она придвинула Джени фотографию, сделанную с камеры видеонаблюдения. — Там, в углу, проставлены время и дата, и ваш автомобиль — единственный на улице. Не хотите рассказать, что вы там делали?
  
  — Это какая-то ошибка…
  
  Джени смотрел куда-то вниз и вбок, а вовсе не на изобличающую его фотографию на столе.
  
  — Именно так вы и заявите в суде? — усмехнулся Ребус. — И именно на этом будет настаивать ваш дорогущий адвокат, выступая перед судьей и присяжными?
  
  — Ну, я… Может быть, мне просто не хотелось ехать домой, и я решил прокатиться, — неуверенно проговорил Джени, и Ребус в притворном восхищении всплеснул руками.
  
  — Это уже больше похоже на правду! В такой-то машине… Значит, вы решили просто прокатиться по побережью? И не останавливаться, пока не доберетесь до…
  
  — А вот нам кажется, что все было несколько иначе, — перебила Шивон сухим деловым тоном. — Сергея Андропова очень беспокоила некая запись… — При этом последнем слове Джени метнул быстрый взгляд в сторону Ребуса, и тот многозначительно подмигнул в ответ. — Возможно, он упомянул об этом в разговоре с вами. Он сам или его водитель — такое тоже могло быть. Действительно, ситуация складывалась не самым лучшим образом: в состоянии крайнего раздражения Андропов обмолвился, что желает Федорову смерти, — и Федоров действительно погиб. Если бы о существовании записи стало известно, мистер Андропов оказался бы под серьезным подозрением. Он приехал в Шотландию в поисках убежища — безопасного порта, так сказать, а теперь ему пришлось бы покинуть страну. Или его бы депортировали. В Москве Андропова ждал показательный процесс и долгое тюремное заключение, что его ни в коем случае не устраивало. Как и вас, мистер Джени… Без Андропова не могли состояться те многочисленные сделки, на которые вы рассчитывали, к тому же вместе с ним уплыли бы из ваших рук и его миллионы — сотни миллионов! Вот почему вы решили поговорить с Чарльзом Риорданом и попытаться убедить его отдать запись, но он либо не захотел этого сделать, либо просто вас не понял. В результате Риордан оказался без сознания в доме, который вы…
  
  — Я не знаю никакого Чарльза Риордана!..
  
  — Странно, — небрежно произнес Ребус. — Ведь это ваш банк стал генеральным спонсором высокохудожественной модернистской арт-инсталляции, над которой Риордан работал вместе с Родди Денхольмом. Той самой, которая должна была разместиться в здании парламента, помните? Я уверен, если хорошенько поискать, обязательно найдутся свидетели, которые видели, что вы с ним встречались, разговаривали…
  
  — Мне почему-то кажется, что вы не хотели его убивать, мистер Джени, — сказала Шивон, постаравшись добавить в свой голос сочувственные нотки. — Вам нужно было только уничтожить запись. Вот почему вы оглушили Риордана и стали искать пленку, но это оказалось труднее, чем найти иголку в стоге сена. Тогда-то вы и устроили небольшой пожар — я говорю «небольшой», потому что вы вовсе не планировали сжечь дом дотла вместе со всеми, кто в нем находился. Вы только хотели, чтобы огонь уничтожил пленки и диски, которых оказалось чересчур много… настолько много, что вы не могли их даже собрать и вывезти, не говоря уже о том, чтобы прослушать на месте. И тогда вы взяли флакон с горючей жидкостью, засунули в него бумажный жгут и подожгли, а сами преспокойно уехали.
  
  — Какая чушь! — воскликнул Джени, но голос его предательски дрогнул.
  
  — Вы не учли одного, — не обращая на него внимания, продолжала Шивон. — Чарльз Риордан переоборудовал свой дом под домашнюю студию, а звукоизоляция прекрасно горит, поэтому пожар вышел довольно большим. Риордан погиб, и все ваши усилия пошли псу под хвост, потому что, когда мы стали искать виновника двойного убийства, в наше поле зрения снова попал мистер Андропов: он оказался чуть не единственным, кому были выгодны обе смерти. — Шивон вздохнула. — Так что Чарльз Риордан погиб напрасно…
  
  — Я его не убивал!
  
  — Это правда?
  
  Джени кивнул, но при этом не смотрел ни на одну, ни на другого.
  
  — Ну хорошо… — Шивон снова вздохнула. — В таком случае вам не о чем беспокоиться.
  
  Она закрыла папку и собрала фотографии. Джени следил за ней донельзя удивленным взглядом. Шивон встала из-за стола.
  
  — Это все, мистер Джени. Вернее — почти все. Нам нужно только исполнить одну формальность, и вы можете быть свободны.
  
  Джени тоже поднялся и теперь стоял, тяжело опираясь руками на край стола. Его шатало.
  
  — Какую формальность? — спросил он.
  
  — Нам нужно взять у вас отпечатки пальцев, — пояснил Ребус.
  
  — Зачем? — Джени даже не пошевелился.
  
  — На бутылочке с горючей жидкостью остался отпечаток пальца, — ответил Шивон. — Мы уверены, что он принадлежит поджигателю.
  
  — Ведь это же не ваш отпечаток, Стюарт? — вставил Ребус. — Вас там вообще не было. Вы в это время наслаждались поездкой по живописному морскому побережью, дышали чистым ночным воздухом и все такое…
  
  — Отпечаток…
  
  Слово сорвалось с языка Джени словно помимо его воли.
  
  — Я и сам люблю прокатиться по ночному городу, — продолжал разглагольствовать Ребус как ни в чем не бывало. — Сегодня мой последний рабочий день. Это значит, что теперь у меня будет гораздо больше времени для таких прогулок. Может быть, вы покажете мне, каким путем вы ехали в ту ночь, чтобы я тоже мог насладиться… Эй, Стюарт, почему вы снова сели?
  
  — Вам что-нибудь нужно, мистер Джени? — участливо осведомилась Шивон.
  
  Стюарт Джени посмотрел на нее, на Ребуса, потом его, казалось, очень заинтересовал потолок. Глядя вверх, Джени так сильно запрокинул голову, что, когда он наконец заговорил, детективы ничего не поняли.
  
  — Повторите, пожалуйста, что вы сказали? — вежливо попросила Шивон.
  
  Джени не заставил долго себя упрашивать.
  
  — Мне нужен адвокат, — громко сказал он.
  45
  
  — Когда в кино какой-нибудь полицейский уходит на пенсию, — сказала Шивон, — он обязательно покидает участок с огромной коробкой в руках.
  
  — Согласен. — Ребус вздохнул.
  
  Он только что закончил вытряхивать ящики своего стола, но не нашел практически никаких личных вещей. Даже собственной кружки у него, оказывается, не было: чай или кофе Ребус пил из посуды, которая в данный момент оказывалась свободной. В конце концов он сунул в карман две дешевые шариковые ручки и упаковку просроченных пастилок от простуды.
  
  — В последний раз ты болел в прошлом декабре, — напомнила Шивон.
  
  — И все равно каждый день приходил на работу.
  
  — Зато вы и чихали как неизвестно кто! — сказала Филлида Хейс, уперев руки в бока.
  
  — И в конце концов заразили меня, — закончил Колин Тиббет.
  
  — Чудесное было время!..
  
  Ребус мечтательно вздохнул.
  
  Макрея сегодня не было, но он оставил Ребусу записку с просьбой положить служебное удостоверение на стол в его кабинете. Дерек Старр тоже отсутствовал — он уехал около шести и сейчас, скорее всего, сидел в клубе или в винном баре, отмечая сегодняшний успех и пытаясь закадрить официантку при помощи избитых острот. Ребус огляделся по сторонам.
  
  — Вы что, действительно не купили мне никакого прощального подарка? — спросил он.
  
  — А ты хоть знаешь, сколько стоят настоящие золотые часы? — парировала Шивон и ухмыльнулась. — Зато мы арендовали на сегодняшний вечер зал в «Оксфорд-баре» и к тому же добавили к счету целую сотню. Таким образом, то, что мы не выпьем сегодня, останется тебе на потом.
  
  Ребус немного подумал.
  
  — И после всех лет, что мы проработали вместе, вы хотите только одного — чтобы я как можно скорее спился и умер?
  
  — А на девять часов мы зарезервировали стол в кафе «Сент-Оноре», — сказала Шивон. — Кстати, оно находится от «Оксфорда» как раз на таком расстоянии, которое человек способен преодолеть после хорошей попойки с друзьями.
  
  — И наоборот, «Оксфорд» находится от «Сент-Оноре» на точно таком же расстоянии, — добавила Хейс.
  
  — Мы будем только вчетвером? — осведомился Ребус. — Разве никто больше не придет?
  
  — Ну, кое-кто, может, и заглянет на огонек. Макрей обещал зайти, Томми Бэнкс и Рэй Дафф тоже… Профессор Гейтс и доктор Керт приедут обязательно. И еще Тодд со своей девушкой…
  
  — Но я почти не знаю Тодда! — возразил Ребус жалобно. — А его девушку тем более. Я видел ее только мельком.
  
  Шивон сложила руки на груди.
  
  — Вообще-то мне пришлось уговаривать Тодда прийти, так что не надейся, что я вдруг отменю приглашение.
  
  — Ты хочешь сказать, что вечеринка в мою честь пройдет по твоим правилам?
  
  — Шэг Дэвидсон тоже собирался почтить ветерана, — напомнила Хейс.
  
  Ребус застонал.
  
  — Он что, все еще подозревает меня в нападении на Кафферти?
  
  — Мне кажется, нет, — успокоила Шивон.
  
  — А как насчет Калума Стоуна? Его я тоже увижу на своей вечеринке?
  
  — Не думаю, чтобы ему захотелось прийти.
  
  — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
  
  — Ну что, идем? Все готовы? — вмешалась Филлида, и все трое посмотрели на Ребуса.
  
  Он кивнул. На самом деле ему хотелось задержаться здесь еще хотя бы на пять минут, чтобы побыть одному и как следует попрощаться с комнатой, со своим обшарпанным рабочим столом, но он подумал, что это, наверное, не имеет большого значения. Гейфилд-сквер был для него просто еще одним полицейским участком, где ему приходилось работать. Покойный Конор Лири — священник, с которым Ребус когда-то был почти дружен, — любил повторять, что полицейские и священнослужители очень похожи: весь мир для них — исповедальня. Правда, Стюарт Джени еще не признался в своих грехах, но ночь в камере оставляла ему много возможностей для размышлений. Ребус не сомневался, что уже завтра, в крайнем случае — в понедельник он (или его адвокат) изложит Шивон Кларк свою версию событий. Ему, впрочем, казалось, что Шивон вряд ли захочет выступить в роли священнослужителя-исповедника.
  
  Ребус посмотрел на напарницу — теперь уже почти бывшую. Шивон как раз просовывала руки в рукава куртки и проверяла содержимое сумочки, чтобы удостовериться, что она не забыла ничего важного. На мгновение их глаза встретились, и они улыбнулись друг другу.
  
  Потом Ребус зашел в кабинет Макрея и положил свое служебное удостоверение на угол стола. За свою жизнь ему довелось служить в нескольких полицейских участках — на Грейт-Ланди-роуд, в Сент-Леонарде, Крейгмиллере, Гейфилд-сквер, и теперь Ребусу вспомнились коллеги — мужчины и женщины, — с которыми он когда-то работал и которые в большинстве своем давно вышли на пенсию или умерли. Вспомнил он и раскрытые и нераскрытые дела, проведенные в суде дни, горы официальных бумажек, споры по процедурным вопросам, неизбежную путаницу, залитые слезами показания жертв и их родственников, упорное молчание и насмешки подозреваемых… Семь смертных грехов плюс человеческая глупость — сколько раз он сталкивался с ними! Теперь этому пришел конец. Уже в понедельник для него не прозвонит будильник, и если он захочет, то сможет потратить на завтрак все утро. Костюм и галстук отправятся в гардероб — отныне он будет надевать их только на похороны. Ребусу не раз приходилось слышать душераздирающие истории о том, как люди, уйдя на пенсию, через считаные недели оказывались в деревянном ящике. Потеря работы для них была равнозначна потере смысла жизни, крушению всего того мира, к которому они привыкли и без которого не могли существовать. Сам Ребус часто спрашивал себя, что можно придумать, чтобы избежать подобной участи, и ему приходил в голову только один ответ. Единственным выходом, который он видел, было уехать из города насовсем. Продав квартиру, он смог бы купить довольно большой дом практически в любом месте — на побережье Файфа, на одном из западных островов, известных многочисленными винокуренными заводами, или на юге, в бывшем краю контрабандистов. Проблема заключалась в том, что Ребус просто не представлял себя вне Эдинбурга. Этот город с его не до конца раскрытыми тайнами въелся в его плоть и кровь, он был необходим ему как воздух. Ребус жил здесь столько же, сколько служил в полиции, и эти две вещи — город и работа — накрепко переплелись в его сознании и душе. Каждое новое преступление добавляло крупицу к его знанию Эдинбурга, без которого он, в свою очередь, не мог надеяться раскрыть даже самое простенькое дело: слишком уж часто черты кровопролитного прошлого проступали в кровавом настоящем. Сторонники ковенантов и торговцы, банкиры и бордели, добродетельные граждане и злобные убийцы…
  
  Верхний мир и нижний мир — противоположные и неразделимые.
  
  — Дорого бы я дала, чтобы узнать, о чем ты думаешь, — сказала Шивон, появляясь в дверях кабинета.
  
  — Зря потратишь деньги, — отозвался Ребус. — Оно того не стоит.
  
  — Почему-то я в этом сомневаюсь. Ну что, готов?..
  
  Она вскинула на плечо ремень сумки.
  
  — Готов. Как всегда.
  
  И это, пожалуй, правда, подумал он про себя.
  
  Начинали они в баре вчетвером. Малый зал действительно был предоставлен в их полное распоряжение, на что указывала натянутая поперек двери бело-голубая полицейская лента, какой обычно огораживают место преступления.
  
  — Удачная находка, — прокомментировал Ребус, опрокидывая первую за сегодня кружку пива.
  
  Просидев в баре около часа, они перебрались в кафе, где уже стояла сумка с подарками. Шивон преподнесла Ребусу навороченный айпод. С опаской взяв его в руки, он заметил, что никогда не был в ладу с современными технологиями и вряд ли сумеет справиться с умной машинкой.
  
  — Я уже закачала в память все, что нужно. «Роллинги», «Ху» и… словом, чего там только нет.
  
  — А Джон Мартин и Джеки Ливен?
  
  — Есть, есть, все есть. Даже Хоквинд и тот есть.
  
  — Моя музыка под занавес, — только и сказал на это Ребус, но лицо у него при этом было почти довольное.
  
  Тиббет и Хейс подарили ему бутылку двадцатипятилетнего виски и полный путеводитель по историческим местам Эдинбурга. Ребус поцеловал бутылку, любовно похлопал по обложке толстого тома, после чего надел наушники айпода и сказал, что не будет их снимать, пока все не напьются.
  
  — Джек Брюс бесподобен, — пояснил он — Этот парень поднимает мне настроение даже в самых безнадежных случаях.
  
  За ужином они выпили всего две бутылки вина и вернулись в «Оксфорд». Там уже сидели Гейтс, Керт и Макрей, в баре нашлось шампанское. Было почти одиннадцать, когда появился Гудир со своей девушкой. Ребус в это время допивал четвертую кружку пива. Колин Тиббет вышел на улицу глотнуть свежего воздуха, Филлида Хейс отправилась с ним и массировала ему спину.
  
  — Колин плохо выглядит, — заметил Гудир.
  
  — Семь двойных бренди способны свалить с ног и более крепкого парня, — ответил Ребус.
  
  В баре не играла музыка, но в ней не было необходимости. Разговоры за столом были непринужденными, смех — веселым и искренним. Двое патологоанатомов сыпали анекдотами. Около полуночи Макрей тепло пожал Ребусу руку и стал прощаться.
  
  — Не забывай нас, Джон, заходи в любое время, — были его последние слова.
  
  Изрядно подвыпивший Дерек Старр обсуждал в углу какие-то служебные дела с Шэгом Дэвидсоном. Время от времени Шэг поднимал голову, и каждый раз Ребус ему сочувственно подмигивал.
  
  Когда появился поднос с бокалами, Ребус вдруг обнаружил, что сидит рядом с девушкой Гудира.
  
  — Тодд говорил, ты работаешь в криминалистической бригаде, — сказал он.
  
  — Да.
  
  Соня кивнула.
  
  — Извини, но я тебя что-то не помню…
  
  — Это потому что мы всегда надеваем капюшоны.
  
  Она застенчиво улыбнулась. В ней было не больше пяти футов; зеленые глаза, коротко подстриженные светлые волосы… Шелковое платье, напоминающее по покрою японское кимоно, очень ей шло, облегая изящную фигурку.
  
  — Давно вы с Тоддом встречаетесь?
  
  — Примерно год, может, чуть больше.
  
  Ребус посмотрел на Гудира, который разносил бокалы гостям.
  
  — Он такой… очень уж правильный.
  
  — Тодд умный, — возразила Соня. — Вот увидите, скоро он будет работать в уголовном розыске.
  
  — Да, у нас как раз появилась вакансия… — Ребус кивнул. — Ну а тебе нравится твоя работа?
  
  — Нормальная работа. А что?
  
  — Ты, кажется, работала на Реберн-вайнд, когда убили Федорова?
  
  Соня кивнула.
  
  — И на канале тоже. Нашу дежурную бригаду вызвали…
  
  — Пришлось отменить ваши с Тоддом планы?.. — посочувствовал Ребус.
  
  — Что вы имеете в виду? — удивилась Соня.
  
  — Нет, это я так… вообще…
  
  Ребус подумал, что уже потерял способность ясно выражать свои мысли.
  
  — Это ведь я нашла бахилу, — добавила Соня и, негромко ахнув, зажала рот свободной рукой.
  
  — Пусть тебя это не беспокоит, — уверил ее Ребус. — Все подозрения с меня, по-видимому, сняты, так что…
  
  Соня сразу успокоилась и даже улыбнулась.
  
  — Это тоже доказывает, что Тодд очень умный, — добавила она. — А вы как думаете?
  
  — Конечно, — кивнул Ребус, хотя понятия не имел, о чем идет речь.
  
  Соня, впрочем, тут же пояснила:
  
  — Он сказал, что любая вещь, которая плавает в этой части канала, почти наверняка застрянет под мостом.
  
  — И он оказался прав, — подвел итог Ребус.
  
  — Вот я и не понимаю, почему Тодда до сих пор не взяли в отдел уголовного розыска. Должно быть, у вас там сидят не самые умные люди.
  
  — Нас многие считают сумасшедшими, — согласился он.
  
  — Но ведь дело Федорова-то вы раскрыли! — сказала Соня.
  
  — Да, раскрыли.
  
  Ребус устало улыбнулся. Тодд Гудир закончил разносить напитки и весело болтал о чем-то с Шивон. Пора перекурить, решил Ребус и, взяв руку Сони, слегка коснулся ее губами.
  
  — Вы настоящий джентльмен! — рассмеялась она, но Ребус уже шел к выходу.
  
  — Если бы ты только знала, девочка…
  
  Хейс и Тиббет стояли в конце улицы. Коул прислонился спиной к стене, Филлида приглаживала его растрепанные волосы. Еще двое курильщиков с удовольствием наблюдали за бесплатным представлением.
  
  — Давненько со мной такого не случалось, — сказал один.
  
  — Чего именно? — уточнил другой. — Тебя давно не гладили по голове или ты давно не блевал с перепоя?
  
  Ребус рассмеялся вместе с ними и тоже закурил. В резиденции премьер-министра в дальнем конце улицы горело несколько окон — вероятно, там разрабатывалась очередная стратегия борьбы. Что ж, на этот раз перед правящей партией стояла действительно непростая задача: после того как Шотландии был предоставлен частичный, хотя и очень ограниченный, суверенитет в рамках Соединенного Королевства, лейбористскому анклаву начали серьезно угрожать националисты. Сам Ребус даже не помнил, когда в шотландском парламенте не верховодили лейбористы: после каждых выборов они неизменно оказывались в большинстве. Сам он, впрочем, за всю жизнь голосовал не больше трех раз — и каждый раз за другую партию. Ко времени проведения референдума о частичном самоуправлении Ребус и вовсе потерял интерес к политике. Сталкиваться с представителями власти ему приходилось регулярно (Меган Макфарлейн и Джим Бейквелл были последними из многих), в результате чего он проникся уверенностью, что завсегдатаи «Оксфорд-бара» гораздо лучше выполняли бы функцию законодателей. С другой стороны, типы вроде Макфарлейн и Бейквелла появлялись на политическом небосводе с завидной регулярностью, и Ребус понимал: даже если Стюарт Джени отправится в тюрьму, на судьбе Первого шотландского банка это, скорее всего, никак не отразится. На вершине власти всегда найдутся люди, готовые сотрудничать с такими как Андропов и Моррис Гордон Кафферти, заменяя чистые деньги грязными. На самом деле мало кого волновало, за счет чего будет реализован лозунг «Занятость и процветание»: главное, чтобы эти самые «занятость» и «процветание» существовали не только на предвыборных афишах и плакатах, а откуда они возьмутся — дело десятое. Экономическим фундаментом существования Эдинбурга с незапамятных времен были банковское, а затем и страховое дело. Кого беспокоят взятки, если они служат для смазывания шестеренок большого механизма? Кому какое дело, если несколько мужчин собираются вместе, чтобы посмотреть снятые тайком порнофильмы? Андропов, вспомнилось Ребусу, сказал — мол, поэты считают себя непризнанными властителями общества, но реальная власть находилась, несомненно, в руках людей в дорогих костюмах.
  
  — Как ты думаешь, это она его так целует, или что?.. — проговорил один из курильщиков, и Ребус поднял голову.
  
  Хейс и Тиббет сплелись в объятиях, прижавшись лицами друг к другу, и он мысленно пожелал обоим удачи. Полицейская работа постоянно вставала между ним и его женой и в конце концов разрушила его брак, но Ребус знал немало полицейских, чья семейная жизнь сложилась вполне благополучно, причем некоторые были женаты на своих коллегах.
  
  — Или что, — отозвался другой курильщик. — Но может быт, и целует.
  
  Дверь позади Ребуса распахнулась, и из бара выглянула Шивон.
  
  — А, вот ты где!.. — воскликнула она.
  
  — Я здесь, — подтвердил Ребус.
  
  — Мы боялись, что ты потихонечку смылся.
  
  — И не думал. — Он показал ей остаток сигареты. — Вернусь через пару минут.
  
  Пытаясь согреться, Шивон обхватила себя руками за плечи.
  
  — Не бойся, — сказала она. — Никто не собирается произносить прощальных речей и тому подобного.
  
  — Ты отлично все организовала, Шив, — уверил ее Ребус. — Спасибо.
  
  Услышав похвалу, Шивон ухмыльнулась.
  
  — Как поживает Колин?
  
  — Думаю, Фил скоро вернет его к жизни.
  
  Ребус кивком указал на две фигуры, слившиеся в одну.
  
  — Надеюсь, они не пожалеют об этом утром, — проворчала Шивон.
  
  — Что это за жизнь, если наутро тебе даже пожалеть не о чем? — откликнулся один из курильщиков.
  
  — Я бы хотел, чтобы эти слова были высечены на моей могиле, — согласился другой.
  
  Несколько мгновений Шивон и Ребус молча смотрели друг другу в глаза.
  
  — Пойдем назад? — промолвила она наконец.
  
  Ребус кивнул и, затушив сигарету, последовал за ней в бар.
  
  Было уже далеко за полночь, когда у больницы «Уэстерн дженерал» остановилось такси. В этот час в больнице не было почти никого из персонала, поэтому дежурная медсестра остановила Ребуса только в коридоре, где находилась палата Кафферти.
  
  — Вы пьяны! — возмущенно сказала она.
  
  — С каких это пор медсестры начали ставить диагноз? — попытался отшутиться Ребус.
  
  — Я сейчас вызову охрану.
  
  — Зачем?
  
  — Пациентов нельзя навещать посреди ночи. Особенно тяжелых…
  
  — Почему?
  
  — Потому что в это время они спят.
  
  — Я не собираюсь играть здесь на волынке и вообще шуметь, — возразил он.
  
  Медсестра показала на потолок. Ребус поднял голову и увидел видеокамеру, глядящую прямо на него.
  
  — Видите? — сказала сестра. — Охрана сейчас будет здесь.
  
  — Прошу вас, ради бога!
  
  Дверь палаты Кафферти за ее спиной отворилась. На пороге стоял какой-то человек.
  
  — Не волнуйтесь, мисс, я с ним разберусь.
  
  Сестра резко развернулась к нему.
  
  — А вы кто такой? Кто вас сюда пустил?! Я сейчас…
  
  Увидев полицейское удостоверение, она замолчала.
  
  — Инспектор Стоун, — представился детектив. — Не беспокойтесь, я знаю этого типа и позабочусь, чтобы он никого здесь не побеспокоил. Присядем, Джон?..
  
  С этими словами Стоун указал на составленные в ряд стулья для посетителей. Ноги у Ребуса уже слегка подкашивались, поэтому возражать он не стал. Когда он опустился на стул, инспектор кивнул медсестре в знак того, что все в порядке, и она ушла. Стоун тоже сел, оставив между собой и Ребусом одно свободное место, и принялся запихивать удостоверение в карман.
  
  — У меня еще недавно тоже было такое, — сообщил ему Ребус.
  
  — Что у тебя в сумке? — спросил Стоун.
  
  — Памятные подарки пенсионеру.
  
  — А-а, это многое объясняет… — протянул инспектор.
  
  — Например — что? — Ребус попытался сфокусировать на нем взгляд — впрочем, без особого успеха.
  
  — Например, количество выпитого.
  
  — Шесть пива, четыре виски и примерно полбутылки вина, — перечислил Ребус задумчиво.
  
  — И все еще на ногах!.. — Стоун недоверчиво покачал головой. — Так что же привело тебя сюда? Не дают покоя недоделанные дела, так, что ли?
  
  Ребус полез за сигаретами, но вовремя вспомнил, где находится.
  
  — Что ты имеешь в виду?
  
  — Я тут, грешным делом, подумал, уж не собирался ли ты перерезать Кафферти пару трубок или отсоединить несколько проводов.
  
  — Это не я напал на него на мосту.
  
  — А забрызганная кровью бахила говорит об обратном.
  
  — Вот не знал, что недо… неодушевленные предметы умеют говорить, — промолвил Ребус, вспоминая разговор с Соней.
  
  — Они говорят на своем собственном языке, Ребус, — пояснил Стоун. — А эксперты выступают в качестве переводчиков.
  
  «Да, — подумал Ребус, у которого немного прояснилось в голове. — Эксперты исследуют улики, которые находят на месте преступления малышка Соня и другие».
  
  — А ты что здесь делаешь? — спросил он. — Тоже решил навестить больного?
  
  — Хочешь сменить тему?
  
  — Нет, просто спрашиваю.
  
  Помолчав, Стоун кивнул.
  
  — Наружное наблюдение отменяется, по крайней мере до тех пор, пока Кафферти не придет в себя, — сказал он. — А это значит, что утром я смогу вернуться домой. Впрочем, инспектор уголовного розыска Дэвидсон обещал держать нас в курсе событий.
  
  — Только я не советовал бы вам задавать ему сложные вопросы завтра утром, — посоветовал Ребус. — Когда я видел его в последний раз, Шэг пытался танцевать прямо посреди улицы.
  
  — Я это учту. — Стоун поднялся. — А теперь идем, я тебя подвезу.
  
  — Я живу на другом конце города, — ответил Ребус. — Лучше я вызову такси.
  
  — Тогда я подожду, пока оно придет.
  
  — Но это вовсе не потому, что ты мне не доверяешь, правда?
  
  Стоун не ответил, и Ребус шагнул к двери палаты, но только затем, чтобы заглянуть в одно из похожих на амбразуру смотровых окошек. Он, однако, так и не сумел разглядеть, на какой из коек лежит Кафферти, к тому же некоторые из них были огорожены ширмами.
  
  — А вдруг ты выдернул ему пару капельниц? — спросил он. — Ведь теперь у тебя есть на кого все свалить…
  
  Стоун покачал головой и — как и медсестра — показал пальцем на потолок.
  
  — Запись на камере покажет, что ты даже не заходил в палату, — пояснил он. — Разве ты не знаешь, что фотография не лжет?
  
  — Знаю, — отозвался Ребус. — Но не верю.
  
  Он подобрал с пола сумку и первым пошел к выходу, Стоун — за ним.
  
  — Ты давно знаком с Кафферти? — спросил инспектор.
  
  — Лет двадцать или около того.
  
  — Кажется, в первый раз ты свидетельствовал против него в городском суде Глазго?
  
  — Точно. Чертов адвокат перепутал меня с предыдущим свидетелем — каким-то итальяшкой по фамилии Чучелло. После этого случая Кафферти и прозвал меня Чучелом.
  
  — Вот как?
  
  Ребус пожал плечами.
  
  — Неужели я сообщил нечто такое, чего не было в ваших досье?
  
  — Вообще-то да, сообщил.
  
  — Приятно сознавать, что у меня еще есть козыри в рукаве.
  
  — У меня такое ощущение, Джон, что ты не намерен просто взять и выбросить его из головы.
  
  — Кого? Кафферти?
  
  Ребус обернулся, и Стоун медленно кивнул.
  
  — Или ты настроил сержанта Кларк, чтобы она продолжила это дело вместо тебя? — Стоун ждал ответа, но Ребусу нечего было ему сказать. — Или теперь, когда ты ушел на пенсию, тебе кажется, будто в стройных рядах полиции образовалась зияющая брешь, которую будет невозможно заполнить?
  
  — Ну я не настолько высокого мнения о себе.
  
  — А ты не думал, что то же самое, возможно, относится и к Кафферти? Когда он сыграет в ящик, его место недолго останется вакантным: на улицах хватает молодых да рьяных, которые спят и видят, как бы пробиться на самый верх.
  
  — Это уже не мои трудности, — возразил Ребус.
  
  — В таком случае единственное, что отравляет тебе жизнь, — это сам Кафферти, и никто больше.
  
  У выхода из больницы они остановились, и Ребус достал мобильный телефон, чтобы вызвать такси.
  
  — Ты правда будешь ждать машину вместе со мной? — спросил он.
  
  — Мне все равно больше нечего делать, — ответил Стоун. — Слушай, может, тебя все-таки подбросить, а?.. Посмотри, сколько времени. Чертово такси может приехать не раньше утра.
  
  Ребусу потребовалось всего полминуты, чтобы принять решение. Кивнув в знак согласия, он запустил руку в сумку и достал бутылку виски.
  27 ноября 2006 года
  Понедельник
  Эпилог
  
  Такси у вокзала Хаймаркет стояли один за другим, но Ребусу все же удалось найти свободное местечко. Дважды нажав на клаксон, он опустил оконное стекло. У выхода из здания вокзала дежурили два патрульных констебля. Утро выдалось ясным, но морозным, и констебли были одеты в черные стеганые куртки поверх форменных мундиров. На Ребуса они не обратили никакого внимания, и он снова посигналил, но тут вмешался парковщик, заметивший, что «сааб» стоит на двойной желтой полосе. Только после этого один из констеблей что-то сказал напарнику и не спеша двинулся к машине Ребуса.
  
  — Я разберусь, — сказал он парковщику и наклонился так, что его голова оказалась вровень с окном. — Наверное, я больше не должен называть вас «инспектор Ребус»? — сказал Тодд Гудир.
  
  — Не должен, — согласился Ребус.
  
  — Замечательная была вечеринка, — добавил молодой констебль. — Если бы не похмелье…
  
  — С чего у тебя похмелье, Тодд? Ты же не пил, — перебил Ребус. — То есть стакан-то ты в руке держал, но вот сделать глоток-другой…
  
  — Все-то вы замечаете, — ухмыльнулся Гудир.
  
  — На самом деле, сынок, иногда я не замечаю очевидных вещей.
  
  — Каких же?
  
  — Это долгий разговор. — Ребус поглядел поверх плеча Гудира на его напарника. — Слушай, могу я похитить тебя примерно на полчаса?
  
  — Зачем? — удивился молодой констебль.
  
  — Мне нужно кое о чем с тобой побеседовать.
  
  — Вообще-то я на дежурстве.
  
  — Я знаю.
  
  Ребус кивнул, но по его лицу было видно, что он намерен настаивать на своем.
  
  Гудир вздохнул и, отойдя к напарнику, о чем-то с ним переговорил, потом вернулся к машине и сел на переднее пассажирское сиденье. Форменную фуражку он аккуратно снял и пристроил на коленях.
  
  — Скучаешь по нашей работе? — спросил Ребус.
  
  — Вы имеете в виду — в уголовном розыске? Что ж, эта неделя была довольно… интересной.
  
  — В «Оксфорде» я говорил с твоей Соней…
  
  — Она вам понравилась? Соня — отличная девчонка!
  
  — Совершенно с тобой согласен.
  
  Ребус ненадолго замолчал, выруливая со стоянки на проезжую часть.
  
  — Куда мы едем?
  
  — Ты слышал новости насчет Андропова? — Ребус пропустил вопрос мимо ушей. — Его депортируют на родину как «нежелательного иностранца». Я узнал об этом от Шивон: вчера она была на работе, пыталась еще раз разговорить Стюарта Джени. Вот неугомонная… Кстати, она сказала, что Николай Стахов, оказывается, с самого начала был на нашей стороне и присматривал за Андроповым по поручению консульства. Русские не хотели, чтобы он развернулся в Шотландии так, как он сумел развернуться в России, поэтому Стахов поддерживал тесный контакт с инспектором Стоуном. — Ребус выдержал небольшую паузу. — Впрочем, ты ведь не знаешь Стоуна, не так ли?.. — Дождавшись, пока Гудир отрицательно качнет головой, он пояснил: — Инспектор Стоун следил за Кафферти.
  
  — Ну и что? — озадаченно спросил молодой констебль.
  
  — В Москве, — продолжил Ребус, — Андропова обвиняют сразу в нескольких довольно серьезных преступлениях. Ты, наверное, не поверишь, но он собирался просить в Шотландии политического убежища. И здесь у него было достаточно влиятельных друзей и деловых партнеров, чтобы это дело выгорело. Впрочем, не знаю, быть может, в России его жизни действительно угрожала опасность… — Ребус громко фыркнул. — Но это не наши проблемы.
  
  — Куда мы едем? — снова спросил Гудир, и снова Ребус притворился, будто не слышит.
  
  — Знаешь, чем я занимался вчера, пока Шивон вкалывала? Ездил в Оксген, смотрел, как сносят несколько высотных домов. Когда-то я там кого-то арестовывал, но вот подробностей уже не помню. Должно быть, мое время действительно ушло, Тодд… Кстати, ты читал статью в сегодняшней утренней газете? Оказывается, среди избирателей, готовых проголосовать за предоставление Шотландии независимости, гораздо больше англичан, чем собственно шотландцев. Поневоле задумаешься, а?
  
  — Мне кажется, вы еще не совсем пришли в себя после субботы, сэр.
  
  — Извини, Тодд, что-то я действительно разболтался. На самом деле я думал совсем о другом. Вчера я вообще много думал… о разных вещах и понял то, что должен был заметить раньше.
  
  — И что же?
  
  — Ты ведь христианин, Тодд?
  
  — Вы ведь знаете, что да.
  
  — Видишь ли, христиане бывают разные. Я бы сказал, что ты скорее тяготеешь к догматике Ветхого Завета: око за око, зуб за зуб и все такое…
  
  — Не понимаю, что вы хотите сказать…
  
  — Нет, я, конечно, ни в коем случае тебя не виню. Ведь в Ветхом Завете ясно написано, что добро, что зло, что черное, а что белое…
  
  — Отвезите меня лучше назад, к вокзалу, — попросил Гудир, но Ребус покачал головой.
  
  — Помнишь, в субботу утром мы разговаривали в коридоре — ты, я и Шивон? Ты ехал в свой участок, а к нам зашел попрощаться…
  
  — Помню, конечно.
  
  — Ты сказал мне, что, когда я выйду на пенсию, я смогу наконец починить багажник «сааба». — Ребус коротко взглянул на своего пассажира. — Кстати, я до сих пор этого не сделал.
  
  — Несмотря на то, что у вас теперь достаточно времени?
  
  Ребус коротко рассмеялся.
  
  — Мне вот что не дает покоя… Как ты вообще об этом узнал?
  
  — О чем?
  
  — О том, что у меня плохо закрывается багажник. Я спрашивал Шивон, но она не помнит, чтобы говорила тебе что-то подобное. Я тоже уверен, что в наших с тобой многочисленных беседах мы этой темы не касались. Так откуда?..
  
  — Я узнал об этом в тот вечер, когда убили Федорова, — объяснил Гудир.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Я пришел к тому же выводу. Когда мы с Шивон приехали на Реберн-вайнд, ты был уже на месте и мог видеть, как я доставал из багажника спецкостюм для осмотра места происшествия и как потом я с трудом захлопнул чертов замок.
  
  — Ну и что из этого?
  
  — Я пока и сам не знаю, что. Зато я знаю другое: я упрятал твоего деда за решетку, а когда он умер, это разрушило твою семью. Подобные события способны причинить глубокие раны, которые болят потом еще долгие годы. Ты лишился отца и матери, а твой брат Сол ступил на скользкую дорожку и стал работать на Большого Гора Кафферти. О наших с Кафферти особых, — назовем их так, — отношениях ты был достаточно хорошо осведомлен: Шивон говорила, что ты несколько раз расспрашивал ее об этом. Она, кстати, считает себя виноватой…
  
  — В чем?
  
  — Шивон считает: если бы она не рассказала тебе, что я ненавижу Кафферти всеми фибрами, ничего бы не случилось. Но она рассказала, и ты сразу сообразил, что это обстоятельство автоматически сделает меня главным подозреваемым, если с Кафферти случится что-нибудь плохое. — Ребус немного помолчал и добавил: — И конечно, Шивон казнит себя за то, что вообще привлекла тебя к работе. Ей кажется, что ты использовал ее, скрыв свои подлинные мотивы.
  
  — Так куда мы едем? — Гудир взялся за рацию, которая висела у него на плечевом ремне, время от времени разражаясь шипением и треском помех.
  
  — Мы с Шивон все обсудили, — сказал Ребус. — И она считает, что это не лишено смысла…
  
  — Что именно?
  
  — В субботу я разговаривал с Соней…
  
  — Вы это уже говорили.
  
  — В тот вечер, когда напали на Кафферти, ты сказал мне и Шивон, что у вас назначено свидание. — Ребус снова немного помолчал. — Но Соня ничего такого не помнит. Больше того, в тот вечер она дежурила — именно так она и оказалась на месте происшествия. А еще Соня сказала, что это ты посоветовал ей искать улики под мостом.
  
  — Что-что?
  
  — Она сказала, что нашла окровавленную пластиковую бахилу под мостом, потому что ты посоветовал искать ее там.
  
  — Но постойте…
  
  — Одно меня смущает, Тодд, — ты ведь на это происшествие не ездил. Ни в качестве патрульного, ни в качестве ученика детектива. Вероятно, Соня позвонила тебе и сказала, что ее срочно вызывают на осмотр места преступления — на канал. Именно тогда ты и посоветовал ей как следует посмотреть под мостом. Почему? Потому что ты знал, что там есть мост, и знал, что она там найдет.
  
  — Остановите машину!
  
  — Хочешь обвинить меня в похищении, сынок?.. — Ребус холодно улыбнулся. — Инспектор Джон Ребус и наркоторговец Моррис Гордон Кафферти — два человека, которые причинили страшное зло тебе и твоей семье… И вдруг тебе представился шанс отомстить одному и подставить другого. Ты не сомневался, что на бахиле найдутся мои отпечатки, тем более что взять ее из багажника ты мог в любое время. В тот вечер у бара нас было трое: ты, я и Шивон. Только ты и она знали, что я иду на встречу с Кафферти… только вы — и никто больше. Ты отправился за мной, дождался, пока Кафферти останется один, и ударил сзади по голове. Шивон сказала: ты был потрясен, когда узнал, что за Кафферти следили ребята из НОПа. Если бы я не поручил ей отвлечь их, на тебя в ту же ночь надели бы наручники…
  
  — Чушь! — отрезал Гудир.
  
  — Собственно говоря, все это не имеет особого значения, — сказал Ребус почти миролюбивым тоном. — Доказать я все равно ничего не могу. — Он снова повернулся к Гудиру. — Мои поздравления, юный Тодд: ты легко отделался. Должно быть, твой Бог особо о тебе заботится.
  
  — Я сам о себе забочусь — о себе и своей семье… — И голос, и взгляд Гудира изменились, стали холоднее и жестче. — Я давно мечтал отомстить Кафферти, но все не представлялось удобного случая. Потом Сола ранили, и я, наверное, впервые за все время по-настоящему задумался о том, что для меня и моих близких все могло бы сложиться иначе. Я знал, что вы хорошо знакомы с Кафферти, а значит, я должен был быть как можно ближе к вам, чтобы добраться до него… — Гудир выпрямился, неотрывно глядя на дорогу впереди. — И тут вы проговорились. Вы сказали, что это вы отправили моего деда за решетку: расследовали его дело, собирали улики и свидетельствовали против него в суде. Именно тогда я вдруг понял, как мне одним ударом разделаться с вами обоими.
  
  — Глаз за глаз, как я и говорил… — Ребус задумчиво кивнул. Движение с каждой минутой становилось все более плотным, и он немного сбавил скорость. — Ты должен сейчас отлично себя чувствовать — ведь ты отомстил, исполнил свой долг и все такое…
  
  — «Я чист от греха моего»…[28]
  
  — Еще одна из твоих библейских цитат? — Ребус кивнул сам себе. — Все это, конечно, хорошо, но этого, по-моему, недостаточно для спасения. Нет, недостаточно!..
  
  — Красный свет, — бесстрастно сообщил Гудир.
  
  Когда Ребус затормозил на перекрестке, он молча отворил дверцу и выбрался из салона.
  
  — Я собирался навестить Кафферти, — сказал Ребус ему вслед. — Врачи говорят, его состояние быстро улучшается, вот я и подумал — может быть, ты тоже захочешь еще разок с ним повидаться.
  
  Гудир уже шагал прочь, но, когда Ребус окликнул его по имени, повернулся и снова заглянул в салон.
  
  — Когда Кафферти придет в себя, — добавил Ребус, — первым, что он увидит, будет мое лицо. Попробуй-ка угадать, юный Тодд, что я ему расскажу? В общем, советую тебе быть осторожнее и почаще оглядываться. Впрочем, опасность может грозить тебе с любой стороны… Кафферти, конечно, редкостный мерзавец, но он не трус, в этом его не упрекнешь. Большой Гор не станет подкрадываться к тебе, чтобы нанести удар в спину.
  
  Ничего не ответив, Гудир с силой захлопнул дверцу. В тот же момент красный свет на светофоре сменился зеленым, и Ребус тронул «сааб» с места. В зеркальце заднего вида он следил, как констебль глядит вслед удаляющейся машине, сжимая в руках фуражку. С силой выдохнув воздух, Ребус немного опустил боковое стекло. В мастерской ему подсоединили айпод к сидиоле, и сейчас он нажал кнопку воспроизведения и отрегулировал громкость.
  
  Рори Галлахер, «Маленький грешник». Этой композиции должно было хватить до самой больницы, где лежал Кафферти.
  
  Шивон Кларк уже дожидалась его там.
  
  — Ты с ним поговорил? — был ее первый вопрос.
  
  Ребус кивнул, не сводя глаз с неподвижного тела Кафферти. Гангстера перевели из отделения реанимации в обычную палату, но все медицинское оборудование переехало вместе с ним. Мигающие лампочки и ползущие по экранам непонятные кривульки были единственным, что внушало некоторую — довольно зыбкую — надежду.
  
  — Я слышал, «Гибернийцы» сыграли вничью, — сказал Ребус.
  
  — Проигрывали ноль-два аж до семидесятой минуты… Правда, я не смотрела толком…
  
  — Ты была занята со Стюартом Джени, — кивнул Ребус. — Ну как, удалось что-нибудь из него вытрясти?
  
  — Нет, но вопрос времени… — Она немного помолчала. — А как насчет Гудира? Он не собирается признаться?
  
  — Не настолько он глуп.
  
  — Мне до сих пор не верится, что я…
  
  — Не думай об этом, Шив. Откуда тебе было знать?.. — Ребус сел на свободный стул рядом с ней. — Если кто-то в чем и виноват, так это я.
  
  Шивон удивленно уставилась на него.
  
  — Зачем тебе брать на себя еще и это?
  
  — Я серьезно. Жизнь Тодда и его близких полетела под откос, когда его дед отправился в тюрьму, а я приложил к этому руку.
  
  — Но это же не…
  
  Ребус повернулся к ней, и она не договорила.
  
  — В пабе у Гарри Гудира нашли героин, хотя он никогда не занимался серьезными наркотиками.
  
  — Что ты хочешь этим сказать?
  
  Ребус уперся взглядом в стену напротив.
  
  — В те времена на Кафферти работали даже полицейские. У него было несколько подкупленных ребят в уголовном розыске, которые по его приказу готовы были подбросить что угодно и кому угодно.
  
  — Ты…
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Вот не думал, что ты обо мне такого высокого мнения.
  
  — Но ты знал, в чем дело?
  
  Он медленно кивнул:
  
  — Да, я знал. Знал, но ничего не сделал. В те времена все было немного по-другому, и иначе я просто не мог. Кафферти торговал наркотиками, и ему, естественно, не могло понравится, что конкурент сбивает ему цены… — Ребус надул щеки и с шумом выпустил воздух. — Ты недавно спрашивала, помню ли я свои первые дни в полиции. Я тогда соврал, сказал, что не помню, но на самом деле… Я пришел в уголовный розыск сразу после полицейского колледжа, и в первый же обеденный перерыв старшие товарищи посоветовали мне поскорее забыть все, чему меня учили. «Здесь идет большая игра, сынок, — сказали мне, — в которой участвуют только две команды: мы и они»… — Ребус отважился бросить на Шивон один короткий взгляд. — Бывало, некоторые ребята выпивали лишнего за обедом, у других арестованные случайно падали с лестницы или налетали на двери… Но что бы ни случилось, ты обязан был прикрывать своих — всех, кто играет в твоей команде. И когда в суде я давал показания против Гарри Гудира, я отлично знал, что прикрываю коллегу, который и подставил старика.
  
  — Зачем ты мне это рассказываешь? — спросила Шивон, продолжая пристально смотреть на него. — Что, черт побери, я со всем этим буду делать?
  
  — Не знаю. Со временем что-нибудь да придумается…
  
  Она покачала головой:
  
  — Как это похоже на тебя, Джон!.. То, что ты рассказал, было очень давно, но промолчать ты, конечно, не мог. Тебе непременно нужно было вывалить все это на меня!
  
  — Я надеялся, что ты отпустишь мне грехи.
  
  — Боюсь, ты обратился не по адресу. — Шивон замолчала. Плечи ее поникли, потом она глубоко вздохнула. — Одна из сестер сказала, ты явился сюда сразу после субботней вечеринки, пьяный…
  
  — Ну и что?
  
  — Оказывается, здесь был еще один детектив…
  
  — Инспектор Стоун. — Ребус кивнул. — Он боялся, что я могу добить нашего пациента — отключить аппаратуру, перерезать воздушный шланг, просто сломать ему шею.
  
  — Ты, как всегда, прешь напролом. Неужели так трудно схитрить, Джон?
  
  — Ты хочешь сказать, что я веду себя как слон в посудной лавке?
  
  — Это уж тебе решать.
  
  Ребус немного подумал.
  
  — Нет, — сказал он наконец. — Не как слон, а как бык. Бык, который сумел удрать от топора мясника.
  
  Он поднялся. Шивон тоже встала и смущенно смотрела, как Ребус склоняется над телом Кафферти, от всей души желая, чтобы он очнулся.
  
  — Ты действительно расскажешь ему, что все это сделал Гудир? — спросила она.
  
  — А что, у меня есть варианты? — спросил Ребус, не поворачивая головы.
  
  — Предоставь это мне, — сказала она, беря его под локоть и слегка подталкивая к двери. — Я обещаю, этот маленький говнюк свое получит. Времена изменились, теперь никто не станет его покрывать или делать вид, будто ничего особенного не случилось.
  
  — Кстати, — встрепенулся Ребус. — Вчера я побывал у Андерсонов…
  
  Шивон воззрилась на него в немом изумлении.
  
  — Ты побывал у… Зачем? Они же наверняка знают, что ты больше не работаешь в полиции.
  
  — Их дочь на днях вернулась домой из колледжа. Знаешь, она действительно очень похожа на Нэнси.
  
  — Ну и что?
  
  — Ничего. Я вызвал Роджера Андерсона на улицу и сказал ему, что, по моему мнению, в тот вечер, когда убили Федорова, он узнал Нэнси. Узнал, потому что видел ее на записи… Это давало ему ощущение власти, которым он наслаждался, — вот почему Андерсон никак не мог оставить Нэнси в покое. Зато ему очень не понравилось, когда я намекнул, что все дело, возможно, в сходстве Нэнси и его собственной дочери… — Воспоминание заставило Ребуса улыбнуться. — Ну а когда я сказал, кто была девушка в ванной…
  
  Он бросил еще один взгляд на Шивон и осекся. Ему было совершенно ясно, какой вопрос она сейчас задаст, и она действительно его задала:
  
  — На какой записи, Джон?
  
  Ребус сделал вид, будто поперхнулся. Шивон терпеливо ждала.
  
  — Ах да, я забыл — я ведь тебе не рассказывал…
  
  Он отворил и придержал для нее дверь, но Шивон не двинулась с места.
  
  — Расскажи сейчас, — сказала она.
  
  — Зачем мне взваливать на тебя лишнюю тяжесть? Поверь, Шив, тебе лучше об этом не знать.
  
  — Ничего, как-нибудь переживу. Ну?..
  
  Ребус набрал в грудь побольше воздуха и уже раскрыл рот, когда один из стоящих в палате приборов пронзительно запищал. Шивон и Ребус обернулись. Ни тот ни другая почти ничего не понимали в медицине, однако им было совершенно ясно, что означает ровная прямая линия на одном из мониторов рядом с койкой Кафферти.
  
  Оттолкнув Шивон, Ребус ринулся обратно в палату. Взлетев на койку, он почти оседлал вытянувшуюся на ней неподвижную фигуру и, упершись обеими руками в грудную клетку Кафферти, начал ритмично ее сдавливать.
  
  — Искусственное дыхание! — крикнул он Шивон. — Изо рта в рот, на счет «три». И р-раз!..
  
  — Врачи уже бегут, — отозвалась она. — Предоставь это им!
  
  — Будь я проклят, если дам этому подонку сдохнуть и оставить меня с носом!
  
  Вылетевшие у него изо рта капельки слюны попали на лоб Кафферти. Ребус положил ладони одна на другую и продолжал массаж. Счет шел на секунды. Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три… Он знал, что непрямой массаж сердца в сочетании с искусственным дыханием часто помогает, хотя в процессе реанимации пациенту легко можно сломать ребро-другое.
  
  Сильнее, приказал он себе. Сильнее!
  
  — Только посмей, сволочь!.. — прошипел он сквозь зубы, и медсестра, первой вбежавшая в палату, в испуге отпрянула, решив, что эти слова относятся к ней.
  
  Кровь шумела в ушах, почти оглушая Ребуса, но сейчас он мог думать только об одном: я не дам тебе умереть спокойно, умереть сейчас!
  
  Не будет тебе никакой «чистой, целительной смерти».
  
  Не надейся…
  
  Раз, два, три. Раз, два, три.
  
  Не может все закончиться парой плюх от Гудира после всего, через что мы прошли!
  
  Раз, два, три.
  
  Раз, два, три.
  
  Нет!
  
  Должен быть шум.
  
  Должна быть драка.
  
  Должна пролиться кровь…
  
  Раз, два, три.
  
  — Джон?..
  
  Раз, два, три.
  
  — Джон! — Казалось, голос Шивон доносится откуда-то очень издалека. — Остановись, хватит! Все в порядке…
  
  Аппарат возле койки снова спокойно мурлыкал, по экрану ползла зазубренная кривая. Ребус вздохнул и рукавом вытер с глаз пот. Голова кружилась, в ушах по-прежнему шумело, и он не мог понять, хорошо это или плохо. Двое врачей, санитар и медсестра помогли ему спуститься с койки Кафферти, иначе бы он просто упал.
  
  Почувствовав под ногами твердый пол, Ребус перевел дух.
  
  — Он будет жить? — услышал он свой собственный взволнованный голос. — Скажите, теперь он будет жить?..
  Примечания
  1
  
  «Неаrt of Midlothian» («Сердце Мидлотиана») — шотландский футбольный клуб со стадионом в Эдинбурге. (Здесь и далее — прим. перев.)
  (обратно)
  2
  
  Здесь: услуга за услугу (лат.).
  (обратно)
  3
  
  Протестное голосование — голосование за кандидата, не имеющего шансов быть избранным, в знак протеста против других кандидатов.
  (обратно)
  4
  
  Свенгали — гипнотизер, герой романа «Трильби» Джорджа дю Морье, подчиняющий других своей воле.
  (обратно)
  5
  
  Три девятки (999) — в Великобритании телефонный номер для вызова полиции, скорой помощи или пожарной команды.
  (обратно)
  6
  
  Трясуны — разговорное название религиозной секты в США и Канаде. Название связано с тем, что молитвенные собрания членов секты сопровождаются лихорадочными телодвижениями.
  (обратно)
  7
  
  Цифровая аудиокассета формата DAT — небольшая кассета с магнитной лентой шириной 4 или 8 мм для высококачественной цифровой записи и воспроизведения как звуковых сигналов, так и данных.
  (обратно)
  8
  
  Круглая башня, или Xаб — одно из самых известных зданий современного Эдинбурга, бывший собор, где ныне проводятся музыкальные фестивали.
  (обратно)
  9
  
  Здесь: способ совершения преступления (лат.).
  (обратно)
  10
  
  Королевская миля — четыре следующие друг за другом улицы в центре Эдинбурга, протяженность которых составляет шотландскую милю (около 1,8 км).
  (обратно)
  11
  
  Здесь: решающий удар (фр).
  (обратно)
  12
  
  ТВР — марки эксклюзивных британских спортивных автомобилей.
  (обратно)
  13
  
  Райнер Мария Рильке. «Сонеты к Орфею». Перевод А. Леонтьева.
  (обратно)
  14
  
  То есть «мы все — шотландцы».
  (обратно)
  15
  
  Ищите женщину (фр.).
  (обратно)
  16
  
  Блайтон Энид (1897–1968) — английская детская писательница, автор множества детективно-приключенческих произведений, в частности серии романов «Пятеро юных сыщиков и верный пес» о подростках, расследующих различные загадочные происшествия.
  (обратно)
  17
  
  Скуби-Ду — пес из одноименного мультфильма; вместе с ним в раскрытии преступлений участвуют еще четверо героев.
  (обратно)
  18
  
  «Биг Кантри», «Дикон Блю» — шотландские рок-группы, популярные в 1980-хх гг.
  (обратно)
  19
  
  Bolshie (bolshy) — большевик, а также бунтарь, фанатик (англ.).
  (обратно)
  20
  
  Артур Конан Дойл. Знак четырех. Перевод М. Литвиновой.
  (обратно)
  21
  
  Перевод С. Маршака.
  (обратно)
  22
  
  Попытка основать на Панамском перешейке шотландскую торговую колонию, которая служила бы связующим звеном между богатым регионом Тихого океана и торговыми странами Западной Европы, была предпринята в 1698 г. При этом шотландцы рассчитывали на поддержку Англии, но англичане, не желая ссориться с Испанией, довольно скоро отказались от участия в проекте. В результате попытка провалилась, причем Шотландия потеряла около одной трети совокупного дохода нации и была вынуждена в 1707 г. подписать с Англией «Акт об унии». Большинство шотландцев до сих пор уверены, что англичане намеренно отказали им в помощи, дабы унизить Шотландию и сделать унию неизбежной.
  (обратно)
  23
  
  Специальная служба — отдел Департамента уголовного розыска, осуществляющий функции политической полиции и охраняющий членов королевского семейства.
  (обратно)
  24
  
  Барристер — в Великобритании адвокат, имеющий право выступать в высших судах.
  (обратно)
  25
  
  Солиситор — стряпчий, юрист, консультирующий клиентов и подготавливающий дела для барристеров. Имеет право выступать в низших судах.
  (обратно)
  26
  
  Имеется в виду фильм С. Поллака «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?» (1969).
  (обратно)
  27
  
  Ковенант — название соглашений или союзов шотландских пуритан для защиты кальвинизма и независимости Шотландии; наиболее известны ковенанты 1638 и 1643 гг.
  (обратно)
  28
  
  Притч 20:9.
  (обратно)
  Оглавление
  15 ноября 2006 года. Среда День первый
   1
   2
  16 Ноября 2006 г. Четверг День второй
   3
   4
   5
   6
  17 ноября 2006 года. Пятница День третий
   7
   8
   9
   10
  20 ноября 2006 года. Понедельник День четвертый
   11
   12
   13
   14
   15
  21 Ноября 2006 года. Вторник День пятый
   16
   17
   18
   19
   20
  22 ноября 2006 года. Среда День шестой
   21
   22
   23
   24
   25
   26
  23 ноября 2006 года. Четверг День седьмой
   27
   28
   29
   30
   31
   32
   33
   34
  24 ноября 2006 года. Пятница День восьмой
   35
   36
   37
   38
   39
   40
   41
   42
  25 ноября 2006 года. Суббота День девятый
   43
   44
   45
  27 ноября 2006 года Понедельник
   Эпилог
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"