Доминик сунула два деревянных колья под мышку и застегнула молнию на своей стандартной водонепроницаемой куртке до шеи. Все еще было по-зимнему холодно. Теперь было мокро, хотя на далеких вулканических вершинах оставался толстый слой снега. Она оттолкнулась от дороги, пробираясь сквозь деревья. Сосновые иголки толстым слоем лежали в грязи, их запах наполнял влажный воздух, сильный, горьковатый запах разложения, похожий на запах смерти, который ожидал ее в конце подъема. Она почувствовала холодок предвкушения этого в своих костях.
За линией деревьев холм круто поднимался. Маленькая тропинка, ограниченная осыпающейся сухой каменной стеной, следовала ее неровному контуру, прежде чем резко повернуть, чтобы обойти группу темных деревьев. Там он снова поднялся к вершине, где холм становился плоским и тянулся вдаль, в туманную даль высокого плато.
Доминик остановилась на повороте и, оглянувшись назад, была удивлена тем, как далеко она забралась. Она на мгновение замерла, затаив дыхание, и увидела синий мигающий свет своего фургона у подножия трассы и вереницу припаркованных автомобилей, которые змеились по узкой дороге за ней к гостинице. Она увидела группу крошечных фигурок, сгрудившихся на дороге, перевернутую параболу, посылающую сигнал богам какой-то студии редактирования в Париже, где ее изображения, сопровождаемые несколькими хорошо подобранными звуковыми фрагментами, будут препарированы для удобства восприятия. Отличная история! Трагедия! Шокирующий аперитив для похотливых любителей вечерних новостей по всей Франции.
Устало молодая жандарм повернулась лицом к последним нескольким сотням метров своего подъема. Когда она приблизилась к вершине, она увидела, наконец, старый разрушенный каменный бурон, пересекающий горизонт. Теперь было трудно поверить, что такое место когда-то было обитаемо. Но только летом, когда звери питались на огромных берегах, заросших дикими цветами и сладкими травами, покрывавшими плато. И, может быть, тогда, с его мягкими осенними ветрами и панорамным видом на крыши Франции, это было хорошее место. Побег из мира внизу. Чувство возвышения. О благочестии.
Но сегодня облака низко опустились на вершину, изливая свои страдания на мир, теряя расстояние в сером тумане. И Доминик увидела две фигуры в темных, блестящих водонепроницаемых плащах, съежившихся под прикрытием мокрого камня, одна сидела на разбитых камнях, согнувшись, обхватив голову руками. Другой стоял у отверстия, которое вело в затененную внутреннюю часть бурона. Его каменная крыша казалась почти неповрежденной, крошащиеся лазы не пропускали свет, но пропускали дождь, поддерживали дымоход, который годами не ощущал тепла от огня. Вторая, более ветхая, крыша поднималась под углом над ней, служа убежищем для животных на случай ухудшения погоды.
Стоящая фигура шагнула вперед, чтобы пожать Доминике руку. Знакомое лицо. Он был крупным мужчиной, широкоплечим так же, как и высоким, но каким-то образом уменьшенным горем. Его темно-синий берет был низко надвинут на нахмуренный лоб, из-под которого мрачные глаза встретились с ее взглядом.
Доминик взглянула на сидящую фигуру и увидела муку на коротко поднятом лице женщины, прежде чем оно снова погрузилось в черное отчаяние. Это было простое признание, но без рукопожатия. Жандарм снова повернулся к мужчине.
“Покажи мне”.
Он кивнул и наклонил голову, чтобы нырнуть под притолоку, когда она последовала за ним в темноту за ней. Их тени падали на грязный пол, где вода собиралась в лужи, отражая неровный свет из дверного проема. В грязи виднелась путаница следов. Доминик отстегнула фонарик от пояса и позволила его лучу блуждать в темноте, пока он не обнаружил скрюченную фигуру мужчины в спортивном костюме, полулежащего в луже дождевой воды, ставшей красной от его крови. Она почувствовала, как короткий, резкий, непроизвольный вдох на мгновение наполнил ее грудь. Десять лет в жандармерии, и это было ее первое убийство. Хотя в то время ей приходилось вытаскивать ужасно изуродованные трупы из автомобильных аварий, ничто не подготовило ее к тому, чтобы взглянуть в мертвые, вытаращенные глаза мужчины, чье лицо было известно в каждом доме Франции. Лицо, обезображенное единственным пулевым ранением прямо в центре лба. Пуля прошла навылет. Она увидела бело-серое месиво мозга, размазанное по его окровавленным волосам и грязи, и почувствовала, как у нее скрутило живот. Она позволила своим глазам проследить за лучом своего фонарика вокруг тела, едва контролируя себя. Она услышала дрожь в собственном голосе. “Без оружия?”
“Насколько я мог видеть, ничего такого”.
“Чего-нибудь не хватает?”
“Он всегда носил пояс с сумкой для переноски портативной машинки и своего оружия. Оно исчезло”.
Доминик взглянула на него и почувствовала, как ее глаза слегка нахмурились. “Ты думаешь, кто-то убил его из-за его мобильного телефона и ножа?”
Мужчина пожал плечами, в легком движении его плеч чувствовалась беспомощность.
Доминик почувствовала, как первый приступ тошноты проходит. Она кивнула головой в сторону двери. Это было место преступления. Она достаточно хорошо знала, что ничего не следует трогать до прибытия экспертов. Она последовала за мужчиной наружу и, достав колья из-под мышки, забила их в мягкую землю молотком, который принесла из фургона. По одному с каждой стороны от входа. Затем она протянула между ними бело-голубую ленту и смотрела, как она хлопает и трепещет на ветру.
“Кто его нашел?”
“Я сделал”. Мужчина обратил болезненно-голубые глаза к ее мягким карим. “Он ушел на пробежку, как обычно, сразу после обеденного сервиза”.
“Он бегал каждый день?”
Мужчина кивнул. “Всегда одним и тем же маршрутом. Вниз по дороге от гостиницы, затем вверх через деревья к бурону, вдоль хребта и обратно к главной дороге ”. Он вздохнул. “Когда он не вернулся к четырем, мы начали беспокоиться. Элизабет испугалась, как бы он не упал”.
“Разве он не позвонил бы?”
“Если бы он был в сознании, да, я полагаю, он бы так и сделал”.
“Почему ты ему не позвонила?”
“Я позвонил. Ответа не было. Вот почему я отправился на его поиски”.
“Что заставило тебя заглянуть в "бурон”?"
“Сначала я этого не сделал. Когда я не смог его найти, я пошел по обратному пути и заглянул внутрь ”. Он поджал губы, чтобы сдержать свои эмоции. “Нелегко вот так найти своего младшего брата”.
Доминик кивнула. Она действительно не могла представить, как это, должно быть, ощущалось. “А как насчет всех этих следов?”
“Казалось, их было много. Определенно больше, чем он мог бы сделать сам. И я думаю, что мои сейчас тоже среди них”.
“Вы прикасались к телу?”
“Нет. Я подошел достаточно близко, чтобы увидеть, что он мертв. Я имею в виду, это было очевидно. Затем я вернулся в отель и позвонил вашим людям”.
Доминик позволила своему взгляду упасть на несчастную фигуру женщины на камнях.
Мужчина ответил на незаданный вопрос. “Она настояла на том, чтобы вернуться со мной наверх. Сказала, что не поверила бы в это, если бы не увидела сама. Она была почти в истерике.” Его рот сжался в мрачную линию. “Сейчас в кататонии”.
Доминик подошел к краю трассы, где она начала свой спуск сквозь сгущающиеся сумерки к размытой линии деревьев внизу. Наступление темноты затруднило бы доступ научной полиции. Только утром можно было начать надлежащий обыск в этом районе. У машин на дороге теперь были включены фары. Она обернулась к фигуре мужчины и обнаружила, что он наблюдает за ней. “Как пресса добралась сюда так быстро?”
Выражение печального смирения промелькнуло на его лице. “Они уже были здесь. Марк пригласил их всех из Парижа. Он любил развлекать, быть в центре внимания. И, конечно, ни один журналист в здравом уме не отказался бы от приглашения отобедать за столом Марка Фрейсса”.
“Что это был за повод?”
Он колебался. “Он был в глубоком отчаянии. Возможно, вы знали о спекуляциях в средствах массовой информации. Что Марк вот-вот потеряет звезду”.
“Неужели это было бы так плохо?”
Улыбка мужчины была кривой, печальной и наполненной недоверием. Простым изгибом губ она передавала всю историю и утонченность, которыми он обладал, чего никогда не мог достичь сельский жандарм. Это граничило с покровительством. “Это было бы все. Все, чему он посвятил свою жизнь, чтобы достичь. Это было бы шокирующе, унизительно, разрушительно”.
Доминик знала, что она, должно быть, кажется этому мужчине неуклюжей и бесхитростной, но продолжала настаивать. “Так зачем же он пригласил прессу?”
“Он сказал, что хочет сделать объявление”.
“Который был?”
Брат убитого выставил перед собой открытые ладони. “Он так и не выжил. Мы никогда не узнаем”.
Глава первая
Каор, юго-западная Франция, октябрь 2010
Он вымыл гребешки, замечательные жирные, сочные noix St. Jacques, приготовленные для него торговцем рыбой на крытом рынке через дорогу. Они передали восхитительный аромат моря без намека на рыбу. Он разрезал их пополам по кругу острым, как бритва, ножом, чтобы получились медальоны, затем оставил их стекать на кухонной бумаге, чтобы их молочно-сладкий сок впитался в мягкость.
Теперь он выложил салат. Несколько свежих зеленых листьев. Листья салата, молодой шпинат, руккола и густая сладкая заправка, приготовленная с сиропообразным бальзамиком, аккуратно уложенным в углу тарелки. Он повернулся обратно к плите. Его сковорода с антипригарным покрытием Calphalon была дымящейся. Крошечные лужицы пузырящегося растопленного сливочного и мерцающего оливкового масла растеклись по его поверхности, когда он наклонил его в одну сторону, затем в другую, прежде чем положить в "Сен-Жак". Шипящий звук обжариваемых морских гребешков наполнил комнату вместе с их сладким запахом. Шестьдесят секунд, а затем он перевернул их, довольный карамелизированной корочкой на приготовленной стороне. Еще шестьдесят секунд, и он проткнул тонкую металлическую шпажку сбоку самого толстого из них, глубоко в серединку, прежде чем быстро вытащить его и поднести к губам. Малейшее прикосновение подсказало ему, что гребешки прогрелись до середины и, следовательно, приготовлены. Но только-только.
Он быстро разложил пять медальонов изящной горкой рядом с салатом на каждой тарелке и повернулся к столу, по одному в каждой руке, чтобы разнести их по двум стоящим друг напротив друга местам. Он уже налил в высокие бокалы охлажденный, хрустящий Gaillac blanc sec от Domaine Sarrabelle. Элен широко раскрытыми глазами посмотрела на тарелку перед собой и глубоко вдохнула. “Боже мой, Энцо, они потрясающе пахнут. Любая женщина будет есть у тебя из рук, если ты будешь подавать такую еду каждый вечер”.
Энцо ухмыльнулся. “Может быть, в этом и есть идея”.
Хелен скептически подняла бровь. “Хммм. Если бы только”.
“Но в любом случае, я бы предпочел, чтобы вы съели их с тарелки, а не из моих рук, комиссар. И побыстрее. При такой температуре они долго не сохранят свое тепло”. Независимо от того, насколько сильно он включил центральное отопление, всепроникающий холод этой рано наступившей зимы, казалось, заполнил квартиру. Только тепло духовки и газовых конфорок, казалось, сдерживало его. Усаживаясь, чтобы нарезать гребешок и нацепить на вилку салат, он перевел взгляд с французских окон на противоположную сторону площади на освещенные фонарями двойные купола готического собора Сент-Этьен в Каоре. Дождь хлестал по диагонали поперек поля зрения, и ему почти показалось, что он видит в нем кромку мокрого снега. Что было бы беспрецедентно для конца октября в этом древнеримском городе.
“Восхитительно”.
Он повернул голову и увидел, что Хелен улыбается ему, а его "Сен-Жак" тает у нее во рту. Она запила его глотком "блан сек", затем промокнула прекрасные, полные губы салфеткой.
Она все еще была красивой женщиной, несмотря на все свои сорок с лишним лет. Волосы, обычно убранные под форменную шапочку, с роскошной элегантностью рассыпались по квадратным плечам. Всего лишь шестая женщина в истории Республики, назначенная директором общественной безопасности в одном из ста департаментов страны, она никогда не видела шутки в отказе Энцо называть ее по имени. Он всегда называл ее комиссаром, как будто это было как-то забавно. Она размышляла, и не раз, что это также мог быть тонкий способ, которым он давал ей понять, что их периодические отношения обречены никогда не перерасти в близость. Она отправила в рот еще один "Сен-Жак". “Боюсь, что в нашей попытке установить, кто пытался тебя убить, по-прежнему нет никаких результатов”.
Энцо задумчиво изучал ее, отвлеченный нежным карамельным вкусом морских гребешков, смешивающимся со сладким уксусным вкусом бальзамика и хрустящей корочкой, слегка горьковатым привкусом зелени. Он подготовил свой вкус к следующему глотку щедрым глотком вина и пренебрежительно пожал плечами. “Ну, с последней попытки прошло больше года. Так что, возможно, кто бы это ни был, он уже мертв или за решеткой ”. Но он знал, что это маловероятно. Поскольку четыре из знаменитых нераскрытых дел Роджера Раффина уже раскрыты, а осталось всего три, кто-то там будет все больше стремиться остановить его.
Хелен тоже выглядела менее чем убежденной. Но она решила сменить тему и отправила в рот последний кусочек, прежде чем взять кусочек хлеба, чтобы вытереть сок, который соблазнительно остался на ее тарелке. “Где Софи в эти дни?” Она оглядела квартиру, как будто ожидая увидеть ее внезапное появление.
“Ах”, - сказал Энцо. “Я рад сообщить, что наконец-то убедил свою дочь возобновить обучение. Я был очень разочарован, когда она бросила университет, чтобы пойти работать в Betrand's gym ”.
“О?” Хелен изобразила интерес. “Что она изучает?” И она была удивлена, заметив намек на уклончивость в ответе Энцо.
Он перегнулся через стол, чтобы забрать ее пустую тарелку, и отнес их обоих обратно к барной стойке. “О, она уехала на сцену. Всего на несколько недель устроилась на работу”. Он сделал паузу. “Я буду с тобой через минуту”.
И он переключил свое внимание на основное блюдо. Филе-миньон из свинины, которое он замариновал в соусе из хойсина, пяти специй и меда, а затем запек в горячей духовке. Теперь он вынул его из фольги, в которую завернул перед приготовлением Сен-Жака, и нарезал влажными, нежными кружочками, которые выложил на подогретую тарелку. Он сбрыз мясо небольшим количеством маринада, затем подал нарезанный кубиками жареный картофель с медом, который хрустел в духовке на подушке из розмарина.
“Вуаля!” Он поставил тарелки на стол, как фокусник, демонстрирующий развязку сложного трюка. Он схватил бутылку красного и мастерски вынул пробку. “К нему немного сира дубовой выдержки. Думаю, в нем достаточно крепости и фруктов, чтобы выдержать сладость свинины”. Он налил им по бокалу.
“ Mon dieu, Enzo!” Хелен оглядела тарелку перед собой, вдыхая ее ароматы. “Ты пытаешься соблазнить меня?”
Он ухмыльнулся. “Это не совсем трехзвездочное качество "Мишлен", комиссар. Но все, что может убедить вас снять форму на ночь, должно быть неплохим”.
Она скромно улыбнулась, зная, что его флирт был лишен намерения, но все равно наслаждаясь им. Ее нож разрезал мясо, как будто это было масло. Немного соуса, кубик жареного картофеля с медом. Она закрыла глаза, чтобы насладиться вкусом. “Ты упустил свое призвание в жизни”.
Энцо от души рассмеялся. “Это просто хобби, комиссар. Я совсем не уверен, что хотел бы провести свою жизнь, работая семь дней в неделю на горячей кухне, как Марк Фрейсс ”.
Она посмотрела на его улыбающееся лицо, на его темные волосы, собранные сзади в свой обычный конский хвост, теперь поседевшие, но не настолько, чтобы скрыть в них серебряную прядь. Его глаза искрились жизнью и весельем, один карий, другой голубой, и она подумала, как он красив для мужчины за пятьдесят. “Фрейсс следующий в твоем списке?”
Его улыбка немного затуманилась, и он кивнул. “Вообще-то я уезжаю в Пюи-де-Дом утром”. Он сделал паузу. “Рано выезжаю”.
Который она восприняла как намек на то, что он не ожидал, что она останется на ночь. Она поднесла бокал с вином к губам, чтобы скрыть свое разочарование.
Глава вторая
Холодный дождь, мелкий, как туман, пролился с потухших вулканов, которые окружали это обширное плато в самом сердце страны. Автотрасса петляла вокруг серой агломерации Клермон-Ферран, многоквартирных домов и заводов, взбирающихся на холмы вокруг его северных окраин и исчезающих в тумане, как множество миражей в промышленной пустыне. Здесь, как ни странно, находилась родина Michelin, производителя шин, который выпустил самое престижное в мире руководство по правильному питанию. Путеводитель Michelin с 1933 года присваивает французским ресторанам одну, две и три звезды.
Энцо свернул с автомагистрали A72, которая направлялась на восток в направлении Сент-Этьена, и повернул на юг в сторону Тьера, одного из пяти главных административных городов департамента Пюи-де-Дом. Этот древний город, построенный в пятнадцатом веке, был столицей столовых приборов Франции и родиной ножа Тьера. Стеклоочистители размыли его обзор, когда город медленно выплыл из тумана и дождя, поднимаясь по крутому вулканическому склону к неровной вершине. Группы грязных бело-розовых домов были построены в уклоне, высотой в четыре этажа с одной стороны, в два с другой. От подножия холма дорога змеилась вверх между ними, стены, окна и балконы поднимались по обе стороны от нее, как трещины и выступы в стенах каньона.
Узкие улочки сворачивали влево и вправо, вверх и вниз, уводя в затененное сердце средневекового города, где многовековые консольные дома нависали над мощеными площадями.
Когда он приблизился к вершине холма, перед ним открылся городок с балюстрадой, откуда открывался захватывающий вид на нагромождение красных черепичных крыш и долину внизу. Дома ненадежно цеплялись за скалистые выступы среди деревьев на дальней стороне оврага, глубоко врезавшегося в склон холма. Энцо нашел парковку для своего любимого, забрызганного грязью Citroen 2CV ниже площади и прошел мимо уродливого современного здания, в котором размещался Hotel de Ville. Линия синих машин жандармерии стояла нос к хвосту вдоль одной стороны улицы.
Сама жандармерия, рядом с кафе Central, находилась на другой стороне площади, в красивом здании из желтого кирпича и белого камня, инкрустированном красными узорами. Энцо поднялся по короткой лестнице и прошел через высокий арочный дверной проем в приемную. Жандарм средних лет за конторкой был одет в темно-синий пуловер с единственной белой полосой на груди и предплечьях. Он поднял глаза. Что бы он ни ожидал увидеть, это определенно был не этот высокий шотландец с конским хвостом, в мешковатых брюках-карго, походных ботинках и куртке-анораке цвета хаки, с большой брезентовой сумкой, перекинутой через плечо. Любопытство приподняло одну бровь, когда Энцо одарил его своей лучшей улыбкой.
“Я ищу жандарма Доминика Шазаля”.
Любопытство уступило место легкому подозрению. “А ты?”
“Я есть”.
“И кто, я должен сказать, ее ищет?”
“Энзо Маклауд”.
Жандарм долго колебался, словно не желая смириться с мыслью, что он на самом деле может быть государственным служащим, а не просто обладателем власти над населением. Затем он повернулся и быстро исчез за дверью позади себя. Прошло меньше минуты, прежде чем дверь снова открылась и появилась молодая женщина в униформе, с широко раскрытыми глазами и улыбкой. Она потянулась через прилавок, чтобы пожать Энцо руку.
“Месье Маклауд”.
Энцо склонил голову в знак признательности, впечатленный теплой твердостью ее рукопожатия.
“Я ждал тебя довольно долго”.
Энцо следовала на своем синем фургоне на север по шоссе D906 в сторону Виши, где коллаборационистский режим маршала Петена когда-то создал правительство во время нацистской оккупации. В нескольких километрах от Тьера они свернули на восток, к маленькой деревушке Сен-Пьер, кучке домов, сгрудившихся вокруг изящной церкви, построенной из местного камня цвета ржавой охры. Деревня приютилась в складке долины между двумя впечатляющими вулканическими скалами, а сразу за ней частная дорога сворачивала направо, обрамленная при въезде двумя каменными блоками, на каждом из которых установлена мемориальная доска из серого мрамора
на нем высечена монограмма, MF.
Дорога взбиралась через сосновый лес, который мрачно возвышался над ней с обеих сторон. Проехав пару сотен метров, Доминик свернул на захламленную парковку, где грунтовая дорога вела вверх через просеку между деревьями. Она уже вышла из своего фургона и стояла у подножия трассы, прежде чем Энцо смог подняться со своего водительского сиденья. “Auberge Fraysse находится в начале дороги, примерно в километре дальше по склону. Марк каждый день после обеда ходил на пробежку. Он спустился по дороге к этому месту, а затем пошел по тропе через лес к плато ”.
Энцо захлопнул дверцу своего 2CV и вгляделся в темноту. “И спустился тем же путем?”
“Нет, трасса огибает край плато и возвращается вниз по склону, выходящему на южную сторону, к главной дороге. Он должен был вернуться по дороге сюда, а затем подняться к гостинице ”.
“Он унаследовал отель и ресторан от своих родителей, не так ли?”
“Он и его брат Гай, да. Но Гай вмешался только после того, как Марк получил свою третью звезду”.
Энцо кивнул головой в сторону просвета между деревьями. “Тебе лучше поднять меня наверх”.
Подъем был крутым и трудным, корни и колеи делали дорожку под сосновыми иголками неровной и коварной. Энцо не мог представить, что будет взбираться по ней. Через несколько десятков метров он тяжело дышал. Он поднял глаза и увидел Доминик, уверенно шагающую впереди него. Она была стройной девушкой, где-то за тридцать, как он предположил, и покачивание ее бедер и попеременное напряжение тугих ягодичных мышц в обтягивающих форменных брюках в сочетании подтолкнули его преодолеть возрастной болевой порог. Только пистолет в черной кобуре, прикрепленный к ее белому кожаному ремню, заставил его задуматься. С женщинами с оружием нельзя было связываться.
Хотя дождь прекратился, туман все еще висел венками и прядями среди деревьев, как дым, в то время как дождевая вода медленно стекала с миллионов сосновых иголок, пропитывая их по мере подъема. Когда они, наконец, вышли из леса, Доминик повернулась к нему лицом, едва переводя дыхание. Энцо, покрасневший и пытающийся сдержать дыхание, с трудом преодолел последние несколько метров, чтобы догнать ее.
“Хочешь отдохнуть?”
“Нееет, нет, я в порядке”, - солгал Энцо. И затем, небрежно: “Это намного дальше?”
“Мы прошли примерно треть пути наверх”.
Его сердце упало. Он улыбнулся. “Я прямо за тобой”. И про себя он проклял упрямое мужское эго, которое отказывалось признать, что он уже не так молод, как раньше.
Им потребовалось еще пятнадцать минут, чтобы достичь вершины, и Энцо еще несколько минут, чтобы прийти в себя. Он стоял, поставив одну ногу на камень, на котором семь лет назад сидела вдова Марка Фрейсса, когда Доминик впервые прибыла на место происшествия. Пытаясь успокоить дыхание, он огляделся. Бурон был наполовину скрыт облаком, которое лежало поперек плато. Здесь туман клубился лужицами и водоворотами, которые повторяли контуры ветра, шевелящего высокую мокрую траву. Энцо позволил своему взгляду блуждать по полуразрушенному строению. “Что это было за место?”
“Бурон. Это место, куда фермер привозил свою семью с июня по сентябрь, когда он перегонял своих овец или крупный рогатый скот на плато для летнего выпаса. Ты находишь их по всей Оверни ”.
Энцо кивнул. “В Шотландии их называют щитами. Но это одно и то же”. Он встал. Он много раз просматривал подробности, изложенные в отчете Раффина об убийстве, но хотел услышать это от самой молодой жандарм. В конце концов, Доминик Шазаль была первым представителем закона, оказавшимся на месте преступления. “Расскажи мне, Доминик, что ты увидела, когда впервые приехала”. И он внимательно слушал, как она рассказывала ему о событиях того мрачного февральского дня 2003 года. Журналисты припарковались на дороге у подножия холма. Гай Фрейсс и вдова Марка, Элизабет, ждут ее у бурона. Тело, лежащее в луже дождевой воды внутри, кровь окрашивает воду в красный цвет.
Он наблюдал за искренней сосредоточенностью на ее лице, пока она пыталась вспомнить каждую деталь. И он не мог не думать, что, хотя это лицо и нельзя было назвать симпатичным, оно было привлекательным в своей простоте, лишенным макияжа. И что в глубоких теплых карих глазах ее была прекрасная безмятежность.
Он последовал за ней в бурон. “Тогда тоже было примерно так же. Дождевая вода стояла лужами в грязи. Только там была путаница следов”.
“Который вы идентифицировали?”
“Всего было пять комплектов. Сам Марк Фрейсс. Его брат. Его жена. И еще два, которые мы так и не смогли идентифицировать. Предположительно, принадлежащие убийце или убийцам ”.
“Или всем, кто мог укрыться ранее в тот же день, задолго до того, как Марк пришел сюда”.
Доминик покачала головой. “Криминалисты так не думали. Они чувствовали, что следы были свежими или, по крайней мере, оставлены в то же время, что и другие”.
“Были сделаны слепки?”
“Да”.
“И где именно находилось тело?”
Доминик шагнула глубже во мрак. “Прямо здесь. Лежит под прямым углом к стене”.
“Лицом вниз?”
“Более или менее. Его голова была повернута набок. Научная полиция обнаружила следы крови и мозговой ткани на задней стенке, и, судя по тому, как были расположены следы, казалось, что взрывной волной его отбросило назад, он ударился о стену, прежде чем опрокинуться вперед ”.
“Вы позволите мне взглянуть на отчет о вскрытии? А фотографии?”
“Я могу показать вам копию отчета о вскрытии и фотографии с места преступления. Но у патологоанатома все еще есть оригиналы фотографий, которые он сделал при вскрытии”.
Энцо кивнул, затем отступил в туман, прищурившись от света. Становилось ли ярче, или это был просто контраст с темным интерьером "бурона"? Как бы то ни было, было приятнее оказаться на улице. В полуразрушенном здании ощущалось странное, всепроникающее присутствие. Энзо и раньше чувствовал это на местах преступлений, как будто дух жертвы не мог успокоиться и преследовал это место до тех пор, пока убийца не был найден. Однако он знал, что это был всего лишь продукт чрезмерно активного воображения.