Чейни Питер Биггерс Эрл Дерр : другие произведения.

Зловещее поручение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Зловещее поручение
  Э. Д. Биггерс
  За кулисами
  Глава 1 Человек из Скотленд—Ярда
  Билл Ренкин неподвижно сидел за пишущей машинкой, глядя на интервью, которое он печатал. Внезапно у него перед лицом мелькнула и мягко опустилась на стол черная тень. Билл вздрогнул от страха. Но это был только Экберт, их кот. Экберту наскучило одиночество и он решил поиграть. Ренкин посмотрел на него с раздражением. Не следовало, конечно, пугаться простого кота, но после разговора с великим человеком, да еще об убийстве, реакция Ренкина была не удивительна.
  Он протянул руку и сбросил Экберта на пол.
  — Брысь! Разве не видишь, что я занят?
  Разочарованный таким приемом, Экберт перебрался в кресло. Билл Ренкин следил за ним. В конце концов кот вообще ушел из комнаты на поиски компании. Было половина шестого, все сотрудники отправились по домам, но в отделе городских новостей «Глобуса» еще кое–кто оставался. Лампа с зеленым абажуром на столе Ренкина освещала лист бумаги, вставленный в машинку. В соседнем кабинете работал редактор отдела.
  Билл Ренкин снова принялся за интервью. Подумав немного, он забарабанил длинными пальцами по клавиатуре.
  «Научное расследование большинства преступлений в детективных романах не имеет ничего общего с настоящей криминальной работой. Таково заключение сэра Фредерика Брюсса, бывшего главы Департамента уголовных расследований Скотленд—Ярда.
  Сэр Фредерик Брюсс, совершающий кругосветное путешествие, на две недели остановился в Сан—Франциско. Мистер Брюсс, компетентный эксперт, последние семнадцать лет исполнял обязанности заместителя комиссара одной из самый значительных в мире детективных организаций. И хотя теперь он в отставке, его криминальный талант никуда не исчез. Сэр Фредерик Брюсс — крупный мужчина с добрыми серыми глазами, но порой его взгляд приобретает стальной блеск и травмирует журналистов. Убей вы какого–нибудь человека, сэр Фредерик Брюсс немедленно напал бы на ваш след. Великий детектив — шотландец, не знающий поражений. Он никогда не испытывает сомнений. „Я читал множество детективных историй, — сказал сэр Фредерик. — Конечно, они забавны, но сыщика ничему научить не могут. За исключением дактилоскопии и химических анализов различных следов, научный розыск почти ничего не значит при раскрытии преступлений. Таинственные убийства и другие трудные уголовные дела помогают распутывать ум, тяжелая работа и удача, с мизерной лишь долей дорогих для авторов романов.."»
  Внезапно Билл Ренкин прекратил печатать. Он вспомнил, что слышал подобное мнение и раньше. Правда, не точно соответствующее убеждению сэра Фредерика, но похожее… Ах, да! Он улыбнулся, представив маленького толстенького человека, у которого брал интервью три дня назад в вестибюле отеля «Стюарт».
  Репортер поднялся и, закурив сигарету, начал прохаживаться по кабинету.
  — Как же я позабыл! — досадовал он.; — Слышу такие вещи из первых уст и не реагирую, точно я оглох и ослеп. Да, ослеп! Совсем я потерял хватку.
  Он взглянул на часы, бросил сигарету и опять уселся в кресло. Закончив предыдущее предложение, он подумал немного и продолжил:
  «Сэра Фредерика спросили, почему он придает так мало значения науке.
  „Понимаете, — ответил он, — в важном расследовании большую роль играет случайность. Я уже говорил, что в основном криминальные дела решаются благодаря счастливым сочетаниям тяжелой работы, ума и удачи. С сожалением добавлю, что удача стоит на первом месте.
  Однако тяжелая методичная работа, как правило, тоже приносит результаты. Например, в запутанной истории Криппена. Первое известие о ней мы получили от кассирши мюзик–холла…"»
  Пальцы Ренкина быстро бегали по клавишам. Новая идея привела его в отличное настроение.
  Допечатав последний лист, он вытащил его из машинки, аккуратно сложил свое творение и отправился в кабинет редактора отдела.
  Худой человек, сидящий за. столом, смотрел на приближающегося Ренкина мрачно. В руках редактор держал синий карандаш.
  — Ну, что еще? — спросил он.
  — Интервью с сэром Фредериком Брюссом, — напомнил ему Билл.
  — Так вы его нашли?
  — Не я один. Туда притащилось полно репортеров.
  — Где он Остановился?
  — В бунгало Барри Кирка. Кирк дружил с его сыном в Лондоне. Я разыскивал Брюсса, пока у меня не заболели ноги: все отели обегал.
  Глупо, — заметил редактор. — Ни один англичанин не остановится в отеле, если не может прямо с корабля отправиться к кому–то из знакомых. Вы читали английских авторов, должны понимать…
  — Дело в том, что интервью — это вздор, — сказал Билл. — Все городские газеты его напечатают. Но пока я писал, мне в голову пришла одна мысль. Статья получится что надо, если только удастся пробраться к сэру Фредерику. Наверное, мне следует попробовать.
  — Статья? — нахмурился редактор. — Если вам случайно попадется что–то новенькое, сперва покажите мне, ясно? Я, как ваш редактор, подозреваю, что в один прекрасный день вы надеетесь перебраться в «Атлантик мансли».
  — Но статья действительно выйдет превосходная, — запротестовал Билл. — И… я только хочу поторопиться.
  Одну минуту. Повторяю, я только ваш редактор и влезать в ваши планы не намерен…
  Ренкин засмеялся. Он был состоятельным человеком и ничего не боялся.
  — Простите, сэр, но пока я не могу вам ничего объяснить. Боюсь, меня опередят. Глинсон из «Геральда» весь день торчал там, вдруг он что–нибудь заподозрит. Так что, если вы не возражаете…
  Редактор пожал плечами.
  — Хорошо. Бегите к Кирку. И не давайте остыть вашей энергии.
  — Договорились, сэр, — кивнул репортер. — Вот только поем сначала…
  — А я вообще никогда не ем! — рявкнул редактор.
  Билл Ренкин стремглав выскочил из кабинета редактора. Около двери черный кот Экберт перебежал ему дорогу.
  Выйдя на улицу, Ренкин в нерешительности остановился. Бунгало Кирка располагалось недалеко от редакции. Он вполне мог дойти пешком, но время было дорого. Он застанет сэра Фредерика переодевающимся к обеду. Настоящий англичанин не позволит какому–то репортеру прерывать это священнодействие. Да и потом ему необходимо опередить других журналистов, пока те не притащили к сэру Фредерику свои сочинения. Он поймал такси.
  Один из юных репортеров «Глобуса», околачивающийся поблизости, с поклоном распахнул перед Ренки–ном дверцу.
  — Билеты в Королевскую оперу и золотой соверен сверху, если мы обставим карету герцога! — воскликнул он.
  Ренкин улыбнулся.
  — Не надо шутить, мой милый. — И добавил, повернувшись к шоферу: — Кирк–билдинг на Калифорния-CTj ит.
  Такси свернуло на Маркет–стрит, проехало несколько кварталов и повернуло на Монтгомери–стрит. Они очутились в финансовом районе Сан—Франциско. Гигантские здания банков различных компаний размещались по обеим сторонам улицы. «Йокагамский банк» — прочел Ренкин в одном окне, «Шанхайский банк» — в другом. Наконец, сделав разворот, такси затормозило перед двадцатиэтажным домом, и Ренкин вышел.
  Кирк–билдинг представлял собой архитектурное совершенство. Здание было построено с большим вкусом. Его спроектировал еще старый Даусон Кирк, заработав на нем свой первый миллион. А теперь в бунгало на крыше жил Барри Кирк. Просторное бунгало постоянно обдувал легкий бриз.
  В вестибюле было безупречно чисто. Девушки–лифтерши прохаживались гам в безукоризненных униформах. Главный лифтер в блестящем мундире напоминал адмирала флота. В этот час дня работал лишь один лифт. Ренкин шагнул вперед.
  — Наверх до конца, — сказал он девушке.
  На двадцатом этаже лифт остановился. В бунгало Кирка вела узкая лестница, Билл Ренкин направился к ней. Упершись в результате во внушительную дверь, он нажал на звонок. Дверь отворилась, и перед Ренкином, словно епископ на амвоне, возник Парадайз, английский дворецкий Кирка.
  — Я… я..,, э-э… я вернулся, — тяжело дыша, вымолвил Ренкин.
  — Я вижу, — ответил дворецкий. Исключительно напоминая священника, особенно белоснежными волосами, держался он недоброжелательно, ибо за день успел наглядеться на репортеров.
  — Мне нужно повидать сэра Фредерика еще раз, — заявил Ренкин.
  — Сэр Фредерик в конторе, этажом ниже, — сказал дворецкий. — Он занят, но я доложу о вас.
  — О, не беспокойтесь, пожалуйста, — пробормотал Ренкин.
  На двадцатом этаже Билл отыскал дверь с именем Барри Кирка на матовом стекле и только собрался постучать, как дверь неожиданно открылась сама и из кабинета вышла молодая женщина.
  Ренкин замер в изумлении. Даже при слабом свете было заметно,, что это удивительно красивая девуШка: блондинка с великолепной фигурой, не очень высокая, но…
  Что это? Девушка плакала. Молча, без слез, но плакала. Злость и возбуждение искажали ее лицо. Покосившись на репортера, она торопливо пересекла холл и скрылась за дверью, украшенной табличкой «Калькутта импорт, инкорпорейтед».
  Билл Ренкин направился в кабинет Барри Кирка. Сперва вошел в приемную и, очутившись перед открытой дверью, перешагнул через порог. В комнате за большим столом сидел сэр Фредерик Брюсе, бывший глава Департамента уголовных расследований. Он резко повернулся в сторону Ренкина, и его глаза засветились опасным огнем.
  — А, это опять вы, — мрачно изрек он.
  — Я должен извиниться перед вами, сэр Фредерик, за новое вторжение. Но у меня… э-э… Разрешите присесть?
  — Конечно, — великий детектив собрал со стола бумаги и указал Ренкину на кресло.
  — Дело в том… — пробормотал,. Билл, и смелость покинула его.
  Внутренний голос подсказал ему, что перед ним уже не тот мягкий джентльмен, которого они интервьюировали. Теперь здесь находился совсем другой, железный человек, холодно взирающий на репортера.
  — Дело в том, что мне в голову пришла одна мысль.
  — Вот как, — вежливо отреагировал сэр Фредерик, глядя сквозь Ренкина.
  — Она относится к вашему сегодняшнему высказыванию, сэр Фредерик… Ваше мнение о месте науки в раскрытии преступлений, об удаче и тяжелой работе… — Ренкин запнулся, точно не в силах закончить фразу. — Я вспомнил ваши слова, когда писал свою статью. Несколько дней назад я уже слышал подобное мнение.
  — Ну и что? Я не претендую на оригинальность. — Сэр Фредерик запер бумаги в ящик стола.
  — Да? Но я оригинальности не требую, — улыбнулся Ренкин, обретая уверенность. — Такую же идею, сэр, мне преподнес не обычный человек, а детектив, правда, далекий от Скотленд—Ярда. Чарли Чан, сержант гонолульс–кой полиции.
  Брови сэра Фредерика поползли вверх.
  — Вот как? Мне остается только аплодировать этому сержанту.
  — Чан работает на Гавайских островах. Но сейчас он в Сан—Франциско: по делу приезжал. С виду он не исполин, но…
  — Китаец, насколько я понял? — перебил его сэр Фредерик.
  — Да, сэр.
  Великий человек кивнул.
  — А почему бы и нет? Из китайцев получаются превосходные детективы. Все терпение Востока у них в крови.
  — Правильно, — согласился ренкин. — К тому же он очень скромен…
  Сэр Фредерик покачал головой.
  — Скромнорть — не самое ценное качество. Глубокая вера в себя гораздо важнее. А сержант Чан человек скромный?
  — Сержант? Да он боится задеть даже тех, кто летает ниже него. А сам летает на такой высоте, что задевает за цветы.
  Сэр Фредерик встал и, подойдя к окну, посмотрел на лежащий внизу город. Потом резко повернулся к репортеру.
  — Скромный детектив, — жестко усмехнулся он. — Для меня это ново. Неплохо бы его увидеть.
  Билл Ренкин облегченно вздохнул. Ему здорово повезло.
  — Как раз это я и хотел предложить, сэр, — заявил он. — Я с радостью вас познакомлю… Вы окажете великую честь Чану, если позавтракаете с ним завтра утром.
  Сэр Фредерик замялся.
  — Спасибо, конечно. Но я завишу от Барри Кирка. Завтра вечером он дает обед и, вроде, что–то говорил насчет завтрака. Надо с ним посоветоваться.
  — Позвольте мне. Где он?
  — По–моему, в бунгало. — Сэр Фредерик повернулся к стене и запер большой сейф.
  — Вы орудуете здесь как американский бизнесмен, сэр Фредерик, — улыбнулся Ренкин.
  Детектив кивнул.
  — Мистер Кирк любезно предоставил мне свой кабинет.
  — Значит, вы совершаете путешествие не только ради удовольствия, — быстро отреагировал Ренкин.
  Серые глаза сэра Фредерика снова стали жесткими.
  — Путешествую я для удовольствия, — твердо отрезал он. — Но существуют дела… личные проблемы. Я пишу мемуары…
  — О, конечно, простите, — поспешно произнес репортер.
  Открылась дверь, и вошла уборщица.
  — Добрый вечер, — повернулся к ней сэр Фредерик. — Вы помните, что ни одна бумага со стола не должна исчезнуть?
  — Да, сэр.
  — Отлично. А теперь, мистер…
  — Ренкин, сэр Фредерик.
  — Прекрасно. В бунгало ведет лестница. Если вы подниметесь со мной…
  Билл Ренкин последовал за высоким англичанином. Наверху лестница закончилась темным коридором. Сэр Фредерик открыл одну из дверей и наощупь зажег свет. Они оказались в просторной гостиной бунгало. С другой стороны в комнату немедленно вошел Парадайз, посмотревший на репортера весьма презрительно. Появился и Барри Кирк, одетый к обеду. Дворецкий быстро сообщил ему о незваном госте.
  Кирк, красивый мужчина лет тридцати, произнес:
  — А, мистер Ренкин из «Глобуса»! Чем могу служить?
  Парадайз, выступив вперед, начал завязывать Кирку галстук. Стоя за его спиной, Ренкин объяснил цель своей миссии.
  Кирк одобрительно кивн>л.
  — Неплохая идея. Я уже слышал о Чарли Чане от своих друзей в Гонолулу и тоже буду рад его видеть.
  — Я с удовольствием вас познакомлю. Но предложение о завтраке… — начал Ренкин.
  Кирк махнул рукой.
  — Дорогой мой, — сказал он, — завтрашнее утро у меня уже расписано. Какой–то парень из прокуратуры прислал мне письмо. Он интересуется криминалистикой и мечтает встретиться с сэром Фредериком. Я уже объяснял сэру Фредерику, что не могу игнорировать эту просьбу. Друзья в прокуратуре всегда нужны.
  — Один из заместителей прокурора?
  — Да. Некто по имени Морроу. Д. В. Морроу. Вы его знаете?
  — Знаю, — кивнул Ренкин.
  — Ну и отлично, — сказал Кирк. — Мы встречаемся завтра в «Сан—Франсисе». Дни стоят жаркие, и я полагаю., что вы и ваш друг из Гонолулу присоединитесь к нам.
  — Спасибо, — поблагодарил Ренкин. Вы очень добры. Мы придем. А теперь разрешите откланяться.
  Парадайз живо проводил его до лестницы.
  На двадцатом этаже Ренкин столкнулся со своим старым соперником Глинсоном из «Геральда».
  — Поворачивай обратно, — ухмыльнулся Ренкин, — ты опоздал. Я первый до этого додумался.
  — До чего? — с невинным видом спросил Глинсон.
  — До знакомства сэра Фредерика с Чарли Чаном.
  Помрачневший Глинсон, а следом и Ренкин направились к лифту. Неожиданно из конторы калькуттского импорта вышла девушка в зеленом платье. Голубые глаза ее блестели, слезы на них давно высохли. Очаровательное создание. Глинсон уставился на нее с интересом.
  На улице Глинсон заговорил:
  — Я и не думал ни о чем подобном, пока не сел обедать.
  — Держись за меня — и всегда будешь первым, — заявил Ренкин. — Ты хотя бы обед закончил?
  — Да, потому и проиграл. Надеюсь, ты получишь блестящий материал, нокаут в классическом стиле.
  — Спасибо, старина.
  — А мне не перепадет пара строчек?
  Не ответив, Ренкин заторопился прочь. Девушка в зеленом платье шагала по Калифорния–стрит. Почему она вышла заплаканная из кабинета сэра Фредерика? Что он сказал ей? Надо будет спросить его завтра. Либо сам, либо через другого человека, но он все разнюхает о частных делах сэра Фредерика Брюсса.
  Глава 2 Что случилось с Евой Даренд?
  На следующее утро сэр Фредерик Брюсс стоял в вестибюле ресторана «Сан—Франсис» — величавая фигура в костюме из твида. Рядом переминался с ноги на ногу безупречно одетый Барри Кирк. В одной руке он держал тросточку, в другой письмо.
  — Кстати, — говорил он, — сегодня я получил еще одно письмо от Д. В. Морроу. Вежливо благодарит за приглашение и сообщает, что я узнаю его по зеленой шляпе. Наверное, какая–нибудь плюшевая уродина. Тяжело пришлось бы моей голове, будь я заместителем прокурора.
  Сэр Фредерик промолчал. Он наблюдал за Биллом Ренкином, торопливо шагающим по вестибюлю. Рядом с репортером удивительно легкой походкой шел маленький непримечательный человечек с серьезным выражением на круглом лице.
  — Вот и мы, — промолвил Ренкин. — Сэр Фредерик, разрешите представить вам сержанта гонолульской полиции Чарли Чана.
  Чарли Чан быстро поклонился.
  — Я безмерно счастлив, — сказал он. — Я греюсь в лучах славы сэра Фредерика и вижу, как тигр снизошел до бабочки.
  Англичанин улыбнулся в усы, разглядывая детектива с Гавайских островов. Хорошо разбираясь в людях, он уже заметил в черных глазах китайца какую–то неугомонность. Она и привлекла внимание сэра Фредерика.
  — Я рад познакомиться с вами, сержант Чан, — ответил он и добавил: — Кажется, мы с вами одинаково думаем о некоторых вещах.
  Ренкин представил китайца Кирку, и тот озарился приветливой улыбкой.
  — Замечательно, что вы пришли!
  — Даже колесница, запряженная четырьмя лошадьми, не смогла бы увезти меня отсюда, — проговорил Чан.
  Кирк посмотрел на часы и отметил:
  — Все в сборе, кроме Д. В. Морроу. Он написал, что войдет со стороны Пост–стрит. Простите, пойду его поищу.
  Он пересек вестибюль и прошел через коридор. Возле самого выхода сидела поразительно красивая молодая женщина. С интересом поглядев на нее, Кирк присел рядом.
  — Если не возражаете… — пробормотал он.
  — Не возражаю, — ответила та приятным голосом.
  Они помолчали. Кирк украдкой посматривал на нее, она встречала его взгляды с улыбкой.
  — Люди вечно опаздывают, — наконец изрек Кирк.
  ~ Да?
  — Без причины, я имею в виду.
  — У меня такие же мысли в голове.
  Снова молчание. Девушка опять улыбнулась.
  — Вот и приглашай после этого человека на завтрак, — вздохнул Кирк.
  — Неприятно, — согласилась она. — Сочувствую вам, мистер Кирк.
  — Вы меня знаете? — изумился он.
  Она кивнула и объяснила:
  — Кто–то показал мне вас на одном благотворительном вечере.
  — Очень жаль, но никакая благотворительность меня никогда не касалась. Я на таких вечерах не бываю. — Он в очередной раз посмотрел на часы.
  — Человек, которого вы ждете… — начала девушка.
  — Юрист, — закончил Кирк. — Я ненавижу юристов.
  Они всегда разговаривают так, будто вы ничего не понимаете. « •
  — Разве?
  — Одни беспокойства вносят в душу. Что за жизнь!
  — Ужасно.
  Опять наступило молчание.
  — Вы сказали, что не знакомы с этим юристом? — Мимо них торопливо прошагал какой–то молодой человек. — Как же вы надеетесь узнать его?
  — Он написал, что придет в зеленой шляпе. Могу себе представить! А почему не с розой за ухом?
  — Зеленая шляпа. — Девушка еще шире улыбнулась.
  «Очаровательное создание!» — подумал Кирк, а потом в изумлении уставился на нее.
  — Боже мой! — вскричал он. — Ведь на вас зеленая шляпа!
  — Боюсь, что вы правы.
  — Только не говорите мне, что…
  — Все верно. Я юрист, а вы ненавидите юристов. Какая досада!
  — Но я не мог даже вообразить…
  — Д. В. Морроу, — продолжала она. — Меня зовут Джейн.
  — А я думал, Джим, — простонал он. — Простите меня, пожалуйста.
  — Вы бы не пригласили меня, если бы знали?
  — Наоборот. Я не пригласил бы других. Но надо идти. В вестибюле нас ожидают специалисты по уголовным делам.
  Они встали и торопливо зашагали по коридору.
  — Вас интересуют убийства? — спросил Кирк.
  — В числе всего прочего, — ответила она.
  Как же я сам не догадался, — пробормотал Кирк, попутно отмечая, как все мужчины оборачиваются и смотрят ей вслед.
  В вестибюле он представил ее удивленному сэру Фредерику, а потом Чарли Чану. Чан низко поклонился девушке.
  — Восхитительное мгновение, — промолвил он.
  Напоследок Кирк спросил у Ренкина.
  — И вы все время знали, кто такой Д. В. Морроу?
  Репортер пожал плечами.
  — Я подумал, что будет лучше, если вы сами разберетесь. Жизнь преподносит так мало приятных сюрпризов.
  — Мне она еще не преподносила ничего более приятного, — заявил Кирк.
  Они направились к заказанному столику, и, когда уселись, девушка повернулась к Кирку.
  — Я вам очень благодарна за приглашение. И сэру Фредерику тоже. Мне известно, как он занят.
  Англичанин с улыбкой поклонился.
  — К счастью, у меня не было срочных дел в то время, когда я решил встретиться с Д. В. Морроу. Я слышал, что в Штатах женщины эмансипированы…
  — И вы этого, конечно, не одобряете, — добавила девушка.
  — О, но я… — забормотал он.
  — Да и мистер Чан. Я уверена, что он тоже против эмансипации.
  Чарли внимательно посмотрел на нее.
  — Может ли слон одобрять бабочку? И кому важно его одобрение?
  — Ладног давайте закроем тему, — улыбнулась девушка. — Вы скоро возвращаетесь в Гонолулу, мистер Чан?
  — Завтра в полдень. Мою скромную личность повезет «Мауи».
  — По–моему, вы не слишком рады отъезду, — заметила она.
  — Блестящие глаза порою слепы, — возразил Чан. — Вы неправы. Три недели назад я прибыл сюда, рассчитывая весело провести время. Но после того, что мне пришлось здесь проделать, я счастлив, что все закончилось. С легким сердцем я отправлюсь в свой маленький дом на Панчбоул—Хилл.
  — Мне трудно судить о ваших чувствах, — согласилась мисс Морроу.
  — Простите, но вы судить и не можете. Я бы не хотел ничего объяснять, но домой меня влечет невидимое глазу обстоятельство. Скоро я стану счастливым отцом.
  — Впервые? — спросил Барри Кирк.
  — В одиннадцатый раз.
  — Ого! — вымолвил Билл Ренкин.
  — Но давайте позабудем о моей персоне. Нам всем выпала великая честь встретиться с сэром Фредериком Брюссом.
  — Наверное, мистер Чан, вы расследовали здесь какое–то интересное дело? — настаивал Ренкин.
  — Трудно ответить в двух словах.
  — Я бы с удовольствием поехал с вами обоими, чтобы послушать ваши рассказы*. А пока потому постарался свести вас с сэром Фредериком, что вы думаете одинаково. Сэр Фредерик тоже не верит, что наука —-серьезный помощник в криминальной работе.
  — Такое мнение у меня сформировалось на основании личного опыта, — сказал сэр Фредерик.
  — Я беспредельно счастлив, что выдающийся ум, подобный вашему, пришел к тому же выводу, что и мой слабый разум. Запутанные интриги хороши в романах, в реальной жизни их не так много. По–моему, главное — глубже разбираться в людях.
  — Правильно, — согласился сэр Фредерик. — Прежде всего надо учитывать человеческую природу. Научные советы еще не приносили мне успеха. Возьмите диктофон. В Скотленд—Ярде он с треском провалился. — Он помолчал, пока на столике расставляли завтрак, и наконец снова повернулся к Чану. — И ваши методы помогают, сержант? Я слышал, что вы почти не терпите поражений.
  Чан пожал плечами.
  — Удача, только сопутствующая удача.
  — Вы чересчур скромны, — вмешался Ренкин. — Скромность не во всех случаях хороша.
  — В каких же?
  — А честолюбие? — спросила мисс Морроу, не дав Ренкину ответить.
  Чан повернулся к ней.
  — Простая пища, питьевая вода и подушка под голову — вот старые атрибуты счастья в моей стране. Что честолюбие? Язва, которая грызет сердце белого, не давая ему покоя. А что портит сердце белой женщины? — Девушка опустила глаза. — Боюсь, что я жертва грубой философии Востока. Что такое мужчина? Лишь звено в цепи, связывающей прошлое с будущим. Моя память постоянно твердит о том, что я — цепь. Цепь, которая связывает моих предков с десятью, а возможно, уже с одиннадцатью моими детьми.
  — Удобное кредо, — заметил Кирк.
  — Дослушайте до конца. Выполняя свой долг, я всегда действую открыто. — Он обратился к сэру Фредерику: — Меня интересует одна деталь, я читал о ней. Скотленд—Ярд в своей работе руководствуется единственной вещью, тем, что вы называете прямой уликой.
  Сэр Фредерик кивнул.
  — Такова наша традиция. Когда мы ошибаемся, нас ругают. Газеты, например, обвиняют нас в том, что из -за признания лишь прямых улик и неоспоримых доказательств мы никогда не откроем тайну известного убийства в Эви—Плейсе.
  Все слушали с интересом. Билл Ренкин блаженно улыбался. Еще бы, такая информация!
  — Боюсь, я ничего не знаю о нем, сэр Фредерик, — сказал он.
  — Я бы тоже хотел ничего о нем не знать, — заметил сэр Фредерик. — Это было мое первое серьезное дело после назначения на должность в Департамент уголовных расследований шестнадцать лет назад. С огорчением добавлю, что я так ни в чем и не разобрался.
  Он доел салат, отодвинул тарелку в сторону и продолжил:
  — Хилари Галт был старшим партнером фирмы «Пеннок и Галт, адвокаты». Их контора находилась в Эви—Плейсе. Фирма работала над своего рода уникальными делами. Люди из самого высшего общества приходили к ним за советами. Мистера Хилари Галта и его тестя Пеннока, скончавшегося двадцать лет назад, посвящали во многие семейные тайны и романтические секреты. Больше, чем любых других юристов Лондона. Они знали подноготную каждого мошенника Европы и спасли сотни людей от шантажистов.
  Принесли десерт. После ухода официанта сэр Фредерик возобновил свой рассказ:
  — В туманную январскую ночь, шестнадцать лет назад, сторож вошел в личный кабинет мистера Хилари Галта, который должен был пустовать тогда. Горел газовый свет, окна были заперты, ни малейшего следа беспорядка. Но на полу лежал Хилари Галт с пулей в голове. Только одной вещи удивлялся потом Скотленд—Ярд. Хилари Галт всегда очень тщательно одевался, как и в свой последний раз. Но его до блеска вычищенные ботинки стояли на куче бумаг на столе, а на ногах красовались бархатные домашние туфли, вышитые причудливым узором.
  Ярд посчитал такую деталь достаточной и, принявшись за работу, выяснил, что туфли приобретены в Китайском посольстве на Портленд—Плейс. Китайский консул имел какие–то дела с мистером Галтом и рано утром, в день убийства, подарил их адвокату. Мистер Галт показал туфли своим сотрудникам, последним, кто его видел в живых. Вот и все, что мы узнали. С тех пор прошло шестнадцать лет, а эти туфли по–прежнему меня удивляют. Почему, мистер Галт надел их, точно готовясь к какому–то приключению? Не понимаю. Я часто думаю о случившемся. Увольняясь из Скотленд—Ярда, я нашел туфли в музее Криминалистики и взял себе на память. Несчастливый сувенир. Я с удовольствием покажу его вам, мисс Морроу.
  — Захватывающая история, — отметила–девушка.
  — И неприятная, — мрачно добавил сэр Фредерик.
  Билл Ренкин посмотрел на Чарли Чана.
  — А ваше мнение, сержант?
  Глаза Чана задумчиво сощурились.
  — Смиренно прошу прощения, но сперва я задам один вопрос, — сказал он. — У вас нет привычки ставить себя на место убийцы, сэр Фредерик?
  — Отличная мысль, — кивнул тот. — Конечно, ставлю, когда удается. Вы имеете в виду…
  — Человек, совершивший убийство, очень умен: ему известна теория Скотленд—Ярда о явной улике. Он с радостью снабдил вас предметом, который ни к чему не ведет.
  Сэр Фредерик коротко взглянул на Чана.
  — Превосходно, — заметил он. — Ваша точка зрения мне по душе. Она полностью оправдывает ваших соотечественников из Китайского посольства.
  — Верно, — согласился Барри Кирк.
  Сэр Фредерик задумчиво приступил к десерту. Все молчали. Только Билл Ренкин никак не мог успокоиться.
  — Удивительно интригующее дело, сэр Фредерик, — заговорил он. — Вы, наверное, здорово поработали. Обычно убийства в Скотленд—Ярде раскрываются…
  — Сотнями, — кивнул детектив. — Но ни одно расследование не вызвало у меня такого интереса, как преступление в Эви—Плейсе. Я никогда не видел столь очаровательного убийства. Подобных дел появлялось немало, все они разрешались успешно. Но тут осталась тайна, которая меня волнует..
  — Что за тайна? — немедленно заинтересовался Билл Ренкин.
  — Тайна исчезновения, — ответил сэр Фредерик. — Мужчина или женщина, спешащие в кино, проходят мимо нас, и больше мы их не видим. Хилари Галт умер в своем кабинете. Конечно, удивительный случай. Однако в нем есть что–то реальное, осязаемое. Например, остался на полу труп. Исчезни Хилари бесследно, и получилась бы совсем другая история. За истекшие годы мне довелось разбирать несколько восхитительных дел об исчезновениях, — продолжал детектив. — Даже когда они не касались меня, я все равно ими занимался. Часто решение получалось очень простым или неточным, но оно никогда не оставалось неизвестным. А если и оставалось, я особенно не задумывался над ним. Однако частенько я просыпаюсь по ночам и задаю себе вопрос: что же случилось с Евой Даренд?
  — С Евой Даренд? — переспросил Ренкин.
  — Да, так ее звали. Фактически здесь я ничего не мог предпринять. Все произошло в месте, находящемся вне моей компетенции. Но случившееся очень меня заинтересовало, несмотря на то что существовали и другие незабываемые дела. Незадолго до отъезда из Англии я собрал вырезки из газет, касающиеся Эви—Плейса. — Он достал из кармана несколько листов бумаги, отыскал нужный и протянул его мисс Морроу. — Будьте добры, мисс Морроу, зачитайте вслух.
  Девушка взяла вырезку и начала:
  «Однажды ночью, пятнадцать лет назад, веселая толпа англичан и пакистанцев собралась на холме возле уединенного пограничного города Пешавар понаблюдать за восходом луны. Пришли туда и капитан Эрик Даренд с женой Евой Даренд, урожденной мисс Маннеринг из Девоншира. Миссис Даренд была молода и хороша собой. Перед возвращением в Пешавар кто–то предложил поиграть в прятки. Игра осталась незаконченной. Никто не сумел найти Еву Даренд. В конце концов весь Пакистан принял участие в поисках. Люди обшарили джунгли, базары, города и парки. Работники секретной службы облазали все подземные ходы, куда не ступала нога белого человека. Через пять лет ее муж, получив отставку, вернулся в Англию, а история Евы Даренд превратилась в легенду, ужасную сказку, которой няни пугают теперь непослушных детей».
  Закончив чтение, девушка широко раскрытыми глазами посмотрела на сэра Фредерика. Некоторое время никто не произносил ни слова.
  — Вот вам и детская игра в прятки, — наконец нарушил молчание Билл Ренкин.
  — Ну, а сейчас станете ли вы удивляться, что и спустя пятнадцать Лет после исчезновения Ева Даренд волнует меня не меньше, чем мистер Галт? Восхитительная молодая женщина, практически ребенок — ей не исполнилось и восемнадцати — и таинственная ночь в Пешаваре. Светловолосая, голубоглазая, беспомощная девочка пропала в темных опасных горах. Куда она пошла? Что случилось с ней? Погибла ли она? Что произошло с Евой Даренд?
  — Неплохо бы выяснить это, — мягко произнес Барри—Кир.
  — Весь Пакистан, как написано в заметке, принял участие в поисках. Потрясенный муж на свой страх и риск вдоль и поперек исколесил страну. Секретная служба тоже не осталась в стороне. Ничего. Исчезла, как иголка в стоге сена. И постепенно все забыли ее, кроме нескольких человек. Выйдя в отставку, я направился в кругосветное путешествие, естественно, включив в маршрут Пакистан. Хотя несчастье случилось очень давно, я решил заехать в Пешавар. А перед отъездом посетил Девоншир и побеседовал с сэром Джорджем Маннерингом, дядюшкой Евы. Бедняга постарел за это время. Он сообщил все что мог, но сведения получились ужасно скудными. Я обещал ему потрудиться в Пакистане.
  — И что же? — спросил Ренкин.
  — Я старался. Но, дорогой мой, вы видели Пешавар? Едва добравшись туда, я понял безнадежность своей затеи. Пешавар называют Парижем Отбросов. Смешение разных национальностей, непролазная грязь. Это не город, а караван–сарай. Люди не задерживаются там надолго. Состав английского гарнизона сильно изменился за пятнадцать лет. Я насилу отыскал несколько человек, бывших свидетелями исчезновения Евы Даренд. Да, Пешавар привел меня в содрогание. Там могло случиться что угодно. Безнравственный город, скопище всех грехов, какие только существуют на свете: опиум, интриги, драки, таинственные смерти, отравления, месть. Кто возьмется объяснить характер мужчин в тех широтах? Я пытался расспрашивать о Еве Даренд. Страшно представить, что могло ожидать молодую, неопытную женщину в таком месте.
  — И вы ничего не узнали? — спросил Барри Кирк.
  — А разве вы ожидали другого? — Сэр Фредерик закурил сигару. — Прошло пятнадцать лет. Сменился гарнизон. Пакистанскую границу за это время загородила тяжелая завеса.
  — А что скажете вы, сержант? — снова обратился к Чану Билл Ренкин.
  — Город, называемый Пешаваром, расположен неподалеку от Хайберского прохода, ведущего в Афганистан? — спросил Чан.
  Сэр Фредерик кивнул.
  — Да. Но каждый фут прохода днем и ночью охраняется английскими стрелками, и ни один европеец не проскользнет там без специального разрешения. Нет, Ева Даренд не сумела бы покинуть Пакистан через Хайберс–кий проход. Это невозможно. А если бы она и преодолела горы, то не смогла бы и дня прожить среди диких людей, обитающих возле границы.
  Чан посмотрел на сэра Фредерика серьезными глазами.
  — Меня не удивляет ваш интерес к этой истории, — сказал он. — Более того, я и сам желал бы заглянуть за кулисы, о которых вы говорили.
  — Вот оно, проклятие нашей работы, сержант. Несмотря на многочисленные отчеты об ее успехах, всегда остаются занавесы, за которые мы хотим, но не можем заглянуть.
  Барри Кирк расплатился по счету, и они встали из–за стола. Перед расставанием они разделились в вестибюле на две группы. Ренкин, Кирк и девушка вышли на улицу втроем. Ренкин поспешно распрощался и убежал в редакцию.
  — Непонятно, отчего англичане так обаятельны, ответьте, мистер Кирк, отчего? — воскликнула девушка.
  — Неужели? — Кирк пожал плечами. — Лучше вы объясните мне это. Женщины вечно от них без ума.
  — Просто они умеют создать какую–то особую атмосферу. Не то что провинциалы, которые только и болтают о водопроводе. Теперь он совершает кругосветное путешествие. Лондон и Пешавар! Я могла бы часами слушать его рассказы. Однако простите, мне пора.
  — Подождите, вы не могли бы оказать мне услугу?
  — После того, что вы сделали для меня, — улыбнулась она, — просите о чем угодно.
  — Отлично. Этот китаец Чан — настоящий джентльмен и исключительно интересный человек. По–моему, он будет иметь успех, если я приглашу его вечером на обед. Но для компании потребуется еще и дама. Как вы? Надеюсь, старина Бакстон отпустит вас?
  — Наверное.
  — Прием планируется небольшой: моя бабушка и несколько человек, которых просил позвать сэр Фредерик. А поскольку вы считаете англичан обаятельными людьми, добавлю, что придет еще полковник Битхэм, известный исследователь Азии. Он покажет фильм о Тибете.
  — Замечательно! Я видела фото полковника в газетах.
  — Да, все женщины сходят по нему с ума. Даже бедная бабушка собирается финансировать его экспедицию в пустыню Гоби. Значит, договорились? Жду вас к половине восьмого.
  — Пока точно не обещаю. После ваших слов о юристах…
  — Да, я поступил очень легкомысленно, но обязательно искуплю свою вину. Предоставьте мне такую возможность. Мое бунгало… вы знаете, где оно?
  Она засмеялась.
  — Спасибо, я приду. До свидания, до вечера.
  Тем временем сэр Фредерик усаживал Чана на мягкий диван в вестибюле.
  — Я по многим причинам рад с вами повстречаться, сержант. Скажите, у вас нет знакомых в китайском квартале Сан—Франциско?
  — Отчего же, кое–кто есть. Мой кузен Чан Ки Лим удостоился чести там жить.
  — А вы случайно не слышали о странном юристе по имени Ли Ганг?
  — Такое имя носят многие люди. Кого конкретно вы имеете в виду?
  — Сейчас этот человек гостит у родственников на Джексон–стрит. И вы можете помочь мне, сержант.
  — Это станет самым приятным воспоминанием в моей жизни.
  — Ли Ганг располагает некоторыми необходимыми мне сведениями. Я уже пытался поговорить с ним, но безуспешно.
  — Свет начинается на заре, — заметил китаец.
  — Если вы познакомитесь с ним и…
  — Прошу прощения, но я не шпионю за соотечественниками без достаточных оснований.
  — Основания есть; и весьма серьезные.
  — Только дурак начал бы в этом сомневаться. Но ваше поручение требует времени, а я завтра в полдень уезжаю обратно в Гонолулу.
  — А вы не останетесь еще на неделю? Расходы я оплачу.
  В черных глазах китайца блеснул упрямый огонек.
  — Ценнее дороги домой для меня ничего нет.
  — Я хотел сказать, что заплачу за…
  — Еще раз извините. Я обеспечен и пищей, и одеждой, зачем мне деньги?
  — Хорошо. Я только внес предложение.
  — Сожалею, что вынужден отказаться.
  Здесь к ним подошел Барри Кирк.
  — Мистер Чан, — начал он, — позвольте попросить вас кое о чем.
  Чан вежливо склонил голову.
  — Я весь внимание. Вы — мой хозяин.
  — Я только что пригласил к себе на обед мисс Морроу, и за столом потребуется еще один мужчина. Вы не могли бы прийти?
  — Вы оказываете мне честь, которую бы отверг только неблагодарный. Но теперь я становлюсь вашим должником, и это приводит меня в замешательство.
  — Пустое. Я жду вас в половине восьмого. Мое бунгало на крыше Кирк–билдинга.
  — Превосходно, — заметил сэр Фредерик. — Там мы и побеседуем, сержант Чан. Вы убедитесь в том, что мои намерения честны. ;
  — Китайцы — странный народ, — вздохнул Чан. — Произнося «нет», они имеют в виду совсем другое. А говоря «да», уже не отказываются от своих слов. Возвращаясь к обеду, я отвечаю: «да», и благодарю вас.
  — Прекрасно, — улыбнулся Барри Кирк.
  — А где ваш репортер? — внезапно спросил сэр Фредерик.
  — Он куда–то заторопился, — обьяснил Кирк. — Похоже, рассказ захватил его полностью.
  — Какой рассказ?
  — За завтраком. И еще ваша встреча с сержантом Чаном…
  Добродушное выражение слетело с лица детектива.
  — Боже мой! Вы полагаете, что он собирается напечатать услышанное?
  — Естественно. Я думал, что вы в курсе.
  — Боюсь, что мое знакомство, с американскими обычаями чересчур поверхностно. Я принял его рвение за обычное любопытство. Даже не представлял себе…
  — Иными словами, вы не хотите разглашать свои истории? — удивился Кирк.
  Не ответив, сэр Фредерик быстро повернулся к Чарли.
  — До свидания, сержант, был счастлив познакомиться. Вечером увидимся. — Потом схватил изумленного Кирка за руку и потащил на улицу. — Какую газету представляет ваш мерзавец?
  — «Глобус».
  Сэр Фредерик остановил такси и, усевшись вместе с Кирком в кабину, приказал шоферу:
  — В редакцию «Глобуса».
  Какое–то время они ехали молча.
  Наконец сэр Фредерик заговорил:
  — Наверное, вас грызет любопытство, мистер Кирк?
  — Надеюсь, вы не считаете, что это мое нормальное состояние?
  — Да, я знаю, что могу положиться на ваше благоразумие, мой мальчик… За завтраком я изложил только часть истории Евы Даренд, но даже и ее нельзя публиковать. По крайней мере не сейчас и не здесь…
  — О Господи! Вы имеете в виду…
  — Я имею в виду, что долго шел по следу и добрался почти до конца. Еву Даренд не убивали в Пакистане. Она убежала. Я даже догадываюсь каким образом. Более того…
  — Неужели?! — воскликнул Кирк.
  — Пока я ничего не могу вам объяснить.
  Больше они не разговаривали до самой редакции.
  А в это время в кабинете редактора городского отдела Билл Ренкин возбужденно докладывал своему шефу:
  — Материал настолько великолепен… — Он запнулся, почувствовав на своей руке чьи–то стальные пальцы, и, повернувшись, увидел лицо сэра Фредерика Брюсса. — Почему… э-э… здравствуйте, — пробормотал Ренкин.
  — Произошла ошибка, — объявил детектив.
  — Разрешите мне объяснить, — вмешался Кирк, пожимая руку редактору и представляя ему сэра Фредерика Брюсса. — К несчастью, Ренкин, здесь ничего не поделаешь. Сэр Фредерик, не знакомый с методами работы американской прессы, не понял, что вы присутствовали на завтраке в качестве репортера. Он полагал, что вы руководствуетесь простым любопытством. Поэтому мы просим вас не публиковать ничего из услышанного за завтраком.
  Ренкин побледнел.
  — Как? Но я…
  — Просьба относится к вам обоим, — добавил Кирк специально для редактора.
  — Наш ответ будет зависеть от причин такого заявления, — произнес редактор.
  — Моя причина — уважение к Англии, — объяснил сэр Фредерик. — Я не знал ваших обычаев. Но теперь скажу, что, напечатав хоть слово из утренней беседы, вы серьезно помешаете правосудию.
  Редактор кивнул головой.
  — Все ясно. Мы не станем ничего публиковать без вашего разрешения, сэр Фредерик.
  — Спасибо вам, — поклонился сэр Фредерик, только теперь отпуская руку Ренкина. — В таком случае мы можем идти. — И, попрощавшись, он удалился. Кирк также поблагодарил журналистов и вышел следом.
  Сэр Фредерик шагал по коридорам редакции. За бывшим главой Департамента уголовных расследований с интересом следил кот Экберт. У двери на улицу англичанин внезапно остановился. Возможно, ему просто показалось, или Экберт перед носом прошмыгнул, но дорогу будто пересекла чья–то тень.
  Глава 3 Бунгало в поднебесье
  Барри Кирк вышел из своей гостиной через французское окно. Оно вело в крошечную оранжерею, украшавшую бунгало в поднебесье. «Мой воздушный сад», — называл ее Кирк. Подойдя к ограде, он посмотрел вниз. Двадцатью этажами ниже лежал огромный город. Над головой мерцали звезды, а со стороны моря поднимался туман. К полуночи он окутает и его дом, покроет своей тонкой вуалью. Кирк любил туман. С моря веяло приятной прохладой.
  Он вернулся назад и закрыл за собой окно. Потом постоял, оглядывая богатую, со вкусом меблированную гостиную: громадный глубокий диван, множество уютных кресел, полдюжины торшеров, в камине тихо потрескивает огонь.
  Кирк направился в столовую. Парадайз уже расставлял на столе свечи, цветы, серебро — все, что необходимо для первоклассного обеда. Кирк просмотрел карточки десяти приглашенных и улыбнулся.
  — Похоже, все идет отлично, — произнес он. — Неплохой получится вечер. Особенно для бабушки, вы же знаете, как она относится к холостякам, — обратился он к Парадайзу. — Я уже слышу ее слова: «Каждому мужчине необходима в доме женщина».
  — Мы опять ее разочаруем, сэр, — заметил Парадайз.
  — Ничего не поделаешь. Ладно, обойдется.
  Раздался звонок в дверь, и Парадайз, приняв величественный вид, отправился открывать. Перешагнув порог гостиной, Барри Кирк замер на месте, очарованный увиденным. Там стоял заместитель прокурора в оранжевом платье, которое ему очень шло. Девушка улыбалась. Кирк мигом подлетел к ней.
  — Мисс Морроу, — произнес он, — с вашего позволения, еще ни один юрист не выглядел так великолепно, как вы.
  — Кажется, вы собираетесь расточать мне комплименты… — За ее спиной возник Чарли Чан. — А вот и мистер Чан… Только не говорите, что мы первые.
  — В детстве я всегда начинал есть, никого не дожидаясь, — засмеялся Кирк. — Так что, по–моему, приходить лучше первым. Добрый вечер, мистер Чан.
  Чан поклонился.
  — Я глубоко тронут вашей добротой. Теперь у меня прибавится еще одно приятное воспоминание об Америке.
  Мимо них с деловым видом прошествовал Парадайз. Снова открылась дверь, и в гостиной появился сэр Фредерик Брюсс.
  — Добрый вечер, мисс Морроу, — поздоровался он. — Вы очаровательны, честное слово. А, мистер Чан! Какая удача, что пока никого нет. Помните, я обещал показать вам сувенир моего прошлого? — И сэр Фредерик поспешил в свою комнату.
  Кирк подвел своих гостей к огню.
  — Садитесь здесь. Окружающие постоянно удивляются, как я выношу воздух Сан—Франциско на такой высоте. — Он указал на огонь. — И вот один из моих ответов.
  Вернулся сэр Фредерик. В руках он держал пару туфель из темно–красного бархата. Сверху их украшал национальный орнамент. Одну туфлю он протянул девушке, другую отдал Чарли Чану.
  — Чудесная вещь! — воскликнула мисс Морроу. — И связанная с ней история тоже необыкновенна! Великолепная прямая улика!
  — Улика? Отнюдь, — пожал плечами детектив.
  — Я рискну объяснить значение изображений на бархате, — вмешался Чан.
  — Вряд ли это толкование имеет отношение к делу, — возразил сэр Фредерик. — Мне сказали, что символы говорят примерно: «Долгой жизни и счастья».
  — Верно, — кивнул Чан, медленно поворачивая в руках туфлю. — Они встречаются в сто и одном различных вариантах. Сто для народа и один для императора. Волшебный подарок. Такие туфли надевают мандарины и только в случаях, когда посещают очень богатых и высокопоставленных лиц.
  — И они были на ногах Хилари Галта, когда мы нашли его убитым на полу, — добавил сэр Фредерик. — «Ступайте неслышно», написал ему в письме китайский консул. В ту ночь Хилари Галт ходил
  неслышно, бесшумно, а потом и вовсе лишился возможности двигаться. — Англичанин взял туфли в руки. — Кстати, я хотел попросить вас не упоминать о них за обедом.
  — Ну конечно, — удивленно произнесла девушка.
  — И еще о Еве Даренд… Боюсь, что я сегодня проявил неосторожность. Уволившись из Скотленд—Ярда, я начал много себе позволять. Вы поняли, сержант?
  Маленькие глазки китайца так пристально посмотрели на англичанина, что сэр Фредерик почувствовал себя неловко.
  — Простите мою нескромность, — промолвил Чан, — но я закончил спецшколу с отличием…
  — Так я и думал, — улыбнулся детектив.
  — …И у меня никогда не возникает желания болтать о том, что мне известно. Будучи действительно умным человеком, сэр Фредерик, вы должны знать, что китайцы тонкие психологи.
  — Правда?
  — Несомненно. Кто–то говорил мне…
  — О, в объяснениях нет необходимости, — перебил его сэр Фредерик. — Однако простите, у меня дело внизу. С вашего позволения…
  И сэр Фредерик исчез вместе с туфлями. Мисс Морроу обратилась к Кирку:
  — На что он намекал? Неужели Ева Даренд…
  — .Возможно, мистер Чан, как психолог, все нам растолкует? — сказал Кирк.
  Чан усмехнулся.
  — Порой даже психология никуда не приводит.
  Парадайз привел в гостиную еще двоих гостей. Маленькая, похожая на птичку женщина, встав на цыпочки, поцеловала Кирка.
  — Барри, какой же ты плохой мальчик! Я целую вечность тебя не видела. Совсем забыл свою бедную старую бабушку.
  — Просто я был занят, — засмеялся Кирк. — И потом, какая же ты старая!
  — Да, слава Богу, и здоровье, и силы при мне. — Она подошла к огню. — Как здесь уютно…
  — Бабушка, познакомься, это мисс Морроу, — сказал Кирк. — Миссис Даусон Кирк.
  Старая леди взяла девушку за обе руки.
  — Ах, дорогая моя, я так рада!
  — Мисс Морроу — юрист, — добавил Кирк.
  — Ерунда! — воскликнула бабушка. — Глупости. Она слишком красива для подобной профессии.
  — И тем не менее, — вздохнул Кирк.
  Старая леди внимательно рассматривала девушку, рассуждая:
  — Молода, хороша собой… На вашем месте, дитя мое, я бы не стала тратить время на изучение законов. — Она повернулась к Чану. — А это…
  — Сержант Чарли Чан из гонолульской полиции, — заторопился Кирк.
  Старушка с жаром потрясла Чану руку.
  — Мне известно о вас все, — заявила она. — Вы необыкновенный человек.
  — Вы мне льстите, — с трудом выдавил Чан.
  — Не вижу в этом необходимости, — возразила старая леди.
  Женщина, появившаяся вместе с миссис Кирк, по–прежнему стояла в стороне. Кирк торопливо направился к ней. Секретарь и компаньонка миссис Кирк, миссис Таппер—Брок держалась холодно и строго. Внимательно взглянув на нее, Чан поклонился.
  — Парадайз проводит вас е комнату для гостей, — обратился Кирк к женщинам, — Там припасены книги о войне и спорте, есть и на другие темы.
  Старая леди и ее компаньонка последовали за дворецким, а звонок возвестил о прибытии следующей группы гостей. Кирк приветствовал еще одну пару. Мистер Карри Эндербэй, громадный, медлительный блондин с моноклем в глазу, работал в сан–францисском отделении фирмы «Томас Кук и сыновья». Его жена Элин — женщина лет тридцати пяти — надела, кажется, все семейные драгоценности. Женщины удалились в соседнюю комнату. Оставшиеся в одиночестве мужчины хранили молчание.
  — Мы ехали в сплошном тумане, — наконец изрек Эндербэй.
  — Не удивительно, — отозвался Кирк.
  Когда женщины снова вернулись, миссис Кирк подошла к Чану.
  — Знаете, у меня в Гонолулу есть приятельница, Сэлли Джордан, — сказала она. — И даже больше, чем приятельница: она мой друг. Мы долгое время жили вместе и очень сблизились. Наверное, вы… э-э… с ней знакомы?
  Чан наклонил голову в знак согласия.
  — Наша встреча стала величайшим событием в моей
  бедной жизни. Я мальчиком работал у нее и до самой смерти сохраню память о ее доброте.
  — Она недавно рассказала мне, как вы отблагодарили ее за добро, тысячекратно оплатив свой долг.
  Чан пожал плечами.
  -— У миссис Джордан есть один недостаток: она все преувеличивает.
  — Только не скромничайте, — улыбнулась миссис Кирк, — не нужно, иначе молодые люди станут смеяться над вами. Мне вы нравитесь.
  Появление полковника Битхэма отвлекло их от беседы. Путешественник Джон Битхэм побывал в самых разных краях: на Тибете и в Туркестане, в Индии и Южной Монголии. Целый год он прожил в плавучем домике на гигантской реке в сердце Азии, перенес два сердечных приступа, совершил опаснейший переход через снежные вершины Тибета, производил в пустыне раскопки древнейших городов, построенных задолго до рождества Христова.
  Он осмотрел собравшихся — худой, высокий, бронзовый от загара, в глазах огонь.
  — Я так рад, — бормотал он, знакомясь. — Так рад…
  Неожиданно в гостиную вернулся сэр Фредерик Брюсс. Схватив полковника за руку, он воскликнул:
  — Помните, мы встречались несколько лет назад! Вы были тогда главным действующим лицом, а я зрителем. Я присутствовал на обеде, который давало в вашу честь Королевское Географическое общество. Вам вручили огромную золотую медаль.
  — Да, да, конечно, — промямлил Битхэм.
  — Итак, все собрались, кроме мисс Гарланд, — начал Кирк, но тут раздался звонок, и он отправился встречать гостя.
  Вернулся он в сопровождении красивой женщины. Ее руки сплошь унизывали разнообразные украшения, на лице пламенел неестественно яркий румянец. Она торопливо подошла к столу и высыпала на него горстку жемчуга, попутно объясняя:
  — На лестнице со мной приключился забавный случай. Лопнула нитка, и бусинки раскатились по ступенькам. Надеюсь, я все собрала.
  Одна из жемчужин упала на пол, и Кирк поднял ее. Женщина принялась пересчитывать жемчуг, складывая в сумочку.
  — Порядок? — спросил Кирк, когда она закончила.
  — По–моему, да, — ответила вновь прибывшая. — Никак не могу запомнить, сколько их должно быть. А теперь… простите мне такое глупое появление. Оно бы получилось эффектно на сцене, но не в жизни. В реальности подобный выход выглядит вульгарно!
  Парадайз принял ее плащ, а Кирк представил женщину гостям.
  Чарли Чан изучал ее долго и внимательно: уже не молода, но красота еще не увяла. Тут сыграла роль ее профессия: она была известной австралийской актрисой.
  За столом Чарли Чан оказался между миссис Кирк, которая сидела справа, и Джейн Морроу, расположившейся слева от него. Если такая компания и смущала китайца, он не подавал виду. Выслушав несколько анекдотов из прошлого Сэлли Джордан в исполнении миссис Кирк, он повернулся к девушке. Глаза ее сияли.
  — Я потрясена до глубины души, — прошептала она. — В один вечер сэр Фредерик, совершенно изумительный Битхэм и вы в придачу.
  Чан улыбнулся.
  — Я только слабая бабочка, трепещущая в лучах славы всемогущих львов.
  — Скажите, а ваша интуиция не говорит вам, что сэр Фредерик уже нашел Еву Даренд?
  Чарли пожал плечами.
  — Единственным словом человек способен вынести приговор и единственным словом его могут обвинить в глупости.
  — Ох, пожалуйста, не выражайтесь так по–восточному. Представьте только: Ева Даренд могла сидеть сегодня за нашим столом.
  — Любая странность в этом мире происходит лишь тогда, когда наступает ее время, — заметил Чан.
  Он обвел глазами собравшихся. Задержал взгляд на миссис Таппер—Брок, сидевшей молча и очень прямо, потом перевел его на оживленную Элин Эндербэй и, наконец, на красивую Глорию Гарланд, которая, похоже, думать забыла о своих жемчужинах.
  — Скажите, сэр Фредерик, — обратилась к англичанину миссис Кирк, — как вам нравится это райское местечко Барри без женщин?
  — Оно превосходно, — улыбнулся детектив. — Мистер Кирк исключительно любезен. Я не только пользуюсь его очаровательным бунгало, но и получил разрешение занять кабинет внизу. — Он посмотрел на Кирка. — Кстати, я вспомнил, что оставил там открытым сейф.
  — Хотите, Парадайз проверит? — предложил Кирк.
  — О нет, — запротестовал сэр Фредерик, — не беспокойтесь. Я спущусь сам, мне не трудно.
  Тем временем Карри Эндербэй вещал громоподобным голосом:
  — Ну уж нет, полковник Битхэм, позвольте мне сказать! Я совсем недавно прочел вашу книгу…
  — Да, какую?
  — Не глупи, Карри, — вмешалась Элин, — полковник Битхэм много чего написал. И ему безразлично, что ты перед встречей с ним ознакомился с одним из его сочинений.
  — Ты ошибаешься, — возразил Эндербэй. — Я просто поинтересовался, а совсем не хвастал. «Лайф» постоянно описывает ваши приключения, сэр, — продолжал он. — Но нет ничего лучше старого доброго виски с содовой и удобного кресла у огня. А вы… что вас влечет в неизведанные места?
  Битхэм улыбнулся.
  — На картах еще столько белых пятен, — промолвил он. — Они меня завораживают. Я побывал в таких краях, где до сих пор не ступала нога человека. Разве мое стремление странно?
  — Вы правы, да еще когда впереди светит блистательное возвращение домой, — усмехнулся Эндербэй. — Короли и президенты устраивают в вашу честь приемы, обеды…
  — Могу вас уверить, что это самая ужасная часть, связанная с моими экспедициями, — вздохнул Битхэм.
  — Следовательно, вы предпочитаете веселиться в пустынях, — заключил Эндербэй. — Например, вы потеряли в пустыне…
  — Такла—Макан, — напомнил Битхэм. — У меня просто закончилась вода и пища, но я ничего не терял.
  — Меня буквально очаровали отрывки из вашего дневника, — вмешался Кирк. — Того, что касается начала прошлого путешествия. Я будто сам сделался его участником… «Стоя на дюнах, под которыми лежали измученные верблюды, мы смотрели в полевые бинокли. Вокруг простиралось море песка — ни соломинки, ни малейшего признака жизни. Люди устали не меньше животных. Боже, помоги нам!»
  — Однако мы спаслись, — улыбнулся Битхэм. — На следующую ночь мы поползли дальше, цепляясь за песок руками и ногами, и добрались до оазиса. Там на месте реки осталась лужа. Вода! Я получил больше, чем заслуживал.
  — Простите, полковник, — вступил Чарли Чан. — Я хочу задать вам вопрос о суевериях. Марко Поло шестьсот пятьдесят лет назад упоминал, что, когда путешественник ночью движется по пустыне, он слышит странные голоса, зовущие его по имени. Завороженный ими, он идет навстречу собственной гибели.
  — В таком случае, я, очевидно, не последовал за голосами, — улыбнулся Битхэм, — потому что не слышал их.
  — Я бы никогда не смогла повторить ваш подвиг, — призналась Элин. — Ужасно боюсь темноты, прямо с ума схожу от страха.
  Бросив на нее мимолетный взгляд, сэр Фредерик впервые вступил в разговор:
  — Темноты боятся многие женщины. — Он резко повернулся к компаньонке миссис Кирк. — А каково ваше мнение, миссис Таппер—Брок?
  — Мне темнота безразлична, — холодно ответила она.
  — А вам, мисс Гарланд? — обратился англичанин к актрисе.
  Та немного смешалась.
  — Ну… я предпочитаю свет юпитеров. Нет, я не уверена, что люблю темноту.
  — Ерунда, — заявила миссис Даусон Кирк — В темноте все остается таким же, как и при свете. Я никогда не испытываю страха.
  — А почему вы обходите стороной мужчин, сэр Фредерик? — медленно произнес Битхэм. — Боязнь темноты не только женская слабость. Взять, например, меня…
  — Вас, полковник? — изумился сэр Фредерик.
  Битхэм кивнул.
  — В юности я просто обмирал в темноте, переживал тысячи ужасов.
  — Кто бы мог подумать! — вскричал Эндербэй. — И все–таки вы предпочитаете самые темные уголки мира.
  — Но вы победили свой страх, не так ли? — задал полуутвердительный вопрос сэр Фредерик.
  Битхэм пожал плечами.
  — Разве можно перебороть себя до конца? Во мне еще много сохранилось от тех времен. Мистер Кирк просил показать вам фильмы, которые я сделал в прошлом году на Тибете. Но боюсь, что я надолго вас отвлеку.
  Они снова принялись разговаривать попарно. Миссис Морроу беседовала с Чаном.
  — Представляю, — заметила она, — что мог заснять путешественник, который в детстве боялся темноты. Удивительно, его признание самое человеческое из всех, что я когда–нибудь слышала.
  Чан серьезно кивнул головой, не спуская глаз с Элин Эндербэй. «Ужасно боюсь темноты, прямо с ума схожу от страха», — сказала она. Насколько бывает темно ночью в горах Пакистана?
  Тем временем Парадайз сервировал стол для кофе в гостиной и под руководством полковника навешивал поверх гобеленов экран. Барри Кирк помог полковнику внести и установить тяжелый проектор.
  — Хорошо, что нам не надо никуда идти, — смеялся он.
  Наконец все было готово, и компания разместилась для просмотра в удобных креслах.
  — Требуется полная темнота, — заявил полковник Битхэм. — Не откажите в любезности, мистер Кирк…
  — Хорошо. — Хозяин бунгало выключил свет и опустил на окнах шторы. — Так?
  — Еще в коридоре, — добавил Битхэм.
  Кирк погасил электричество и там. Присутствующие очутились в полном мраке и тишине.
  — Какой кошмар, — произнесла Элин Эндербэй. Однако в ее голосе не чувствовалось и следа волнения.
  Битхэм вставил в проектор первый ролик.
  — В эту. экспедицию мы отправились из Дарджилинга, — начал он. — Вам наверняка известно, что Дарджилинг — маленький городок «на северной границе Индии. Там я нанял людей, запасся продовольствием и… — Полковник приступил к довольно интересной, но немного растянутой истории.
  Голос его все жужжал и жужжал в темном зале, в воздухе висел табачный дым. Кто–то двигался возле окон, но полковник ни на что не обращал внимания. Он опять находился на Тибете, заново переживая свои приключения.
  А Чарли Чана внезапно охватило странное чувство угнетения. Он приписал его спертому воздуху в комнате, поднялся и начал осторожно пробираться к саду на крыше. Там уже стояла неясная фигура Барри Кирка. Крышу окутывали тучи, слепившиеся из тумана.
  — Здравствуйте, — тихо произнес Кирк. — Захотелось глотнуть кислорода? Надеюсь, мои гости выживут после такого вечера. Битхэм вовсю старается выколотить деньги из моей бабушки на очередной пикник. Интересный он человек, правда?
  — И даже очень, — согласился Чан.
  — Но тяжелый, — добавил Кирк, — Вы подумайте, смерть ходит за ним по пятам, а он, по–моему, не умрет, пока не откроет на карте всех белых пятен. Впрочем, он не в моем вкусе, чересчур сентиментален… по–американски.
  — Что поделать, таково пристрастие полковника Битхэма, — заметил Чарли Чан. — Оно ясно читается в его глазах.
  Он было вернулся в гостиную, к своему месту, но, услышав слабый звук в коридоре, вышел туда.
  С нижнего этажа поднимался какой–то мужчина. Прежде чем он закрыл за собой дверь, ведущую на лестницу, Чарли, при свете лампы на площадке, различил белокурую шевелюру Карри Эндербэя.
  — Я ходил курить, — хриплым шепотом объяснил он. — Не хотел дымить в комнате. Там очень душно.
  Он направился в просмотровый зал, и Чан последовал за ним. Звон перекладываемых тарелок в кладовой смешивался с шумом разматываемой пленки и голосом Бит–хэма, который уже вставлял новый ролик.
  Показ фильма он либо сопровождал объяснениями, либо молчал. Минут через десять полковник Битхэм объявил, что остался только один ролик. А когда он приготовился к последней демонстрации, в крайнем французском окне появилась белая женская фигура. В неясном свете, падавшем из–за ее спины, она напоминала призрак.
  — Стойте! — закричала женщина. — Остановитесь и зажгите электричество! Быстрее! Пожалуйста, быстрее!
  На сей раз голос Элин Эндербэй звучал по–настоящему истерически.
  Барри Кирк щелкнул выключателем, и свет залил комнату. Миссис Эндербэй, бледная и дрожащая, держалась за горло.
  — В чем дело?! — воскликнул Кирк. — Что случилось?
  — Человек! — еле выдохнула она. — Темнота сводит меня с ума… Я стояла в саду возле перил и увидела его. Он вылез из освещенного окна нижнего этажа и спустился по пожарной лестнице.
  — Внизу мой кабинет, — спокойно заметил Кирк. — Давайте посмотрим, что там творится. Сэр Фредерик! — позвал он. — Сэр Фредерик… — Он оглядел комнату. — Где же сэр Фредерик?
  Из кладовой вышел Парадайз.
  — Прошу прощения, сэр, — величественно произнес он, — но сэр Фредерик отправился в кабинет десять минут назад.
  — Отправился в кабинет? Зачем?
  — Там заработала сигнализация, сэр. Едва я услышал звонок, сразу сообщил сэру Фредерику, и он пошел проверить систему. «Я сам все расследую, Парадайз, — говорит. — Не беспокойте остальных».
  Кирк повернулся к Чану.
  — Вы составите мне компанию, сержант? — поинтересовался он.
  Чарли Чан молча спустился за ним по лестнице. Комнаты внизу были освещены. Ближняя, выходившая на площадку, оказалась пустой. Они добрались до следующей. Через открытое окно Чан увидел там железные перекладины пожарной лестницы. Сперва они решили, что здесь, в кабинете, тоже никого нет. Но, подойдя к столу, Барри Кирк испуганно вскрикнул и опустился на колени.
  Чан мигом подлетел к нему.
  То, что он увидел, вызвало у него не удивление, а искреннее огорчение.
  На полу лежал сэр Фредерик Брюсе с пулей в сердце. Рядом валялся маленький тонкий томик. Кирк медленно встал на ноги.
  — В моем кабинете… — пррбормотал он. — Какой ужас. Боже мой!
  Он опять взглянул на сэра Фредерика Брюсса. Ноги детектива украшали черные шелковые носки, и только. Тут подоспел Парадайз.
  Со страхом и изумлением посмотрев на труп, он повернулся к Кирку.
  — Когда сэр Фредерик направился к лестнице, на нем были бархатные туфли. — Дворецкий помолчал и добавил: — Какие–то раскрашенные, сэр.
  Глава 4 Расплата небес
  Барри Кирк совершенно растерялся. Ему просто не верилось, что в его кабинете могла произойти такая трагедия. Однако на полу неподвижно лежал человек, еще недавно полный сил и энергии.
  — Бедный сэр Фредерик, — вздохнул Кирк. — Только сегодня он говорил, что подходит к концу долгой дороги. Он и представить не мог, насколько близок этот конец. — Кирк помолчал. — След тянулся издалека, сержант. Очень немногие знают, как давно он начался…
  Кивнув, Чан посмотрел на свои «золотые часы и заметил:
  — Смерть — это расплата небес. В данном случае, усложненная расплата.
  — Однако что нам делать? — беспомощно спросил Кирк. — Наверное, надо вызвать полицию. Но, Господи! Такое дело ей не по зубам. Полицейские с ним не справятся… — Он мрачно улыбнулся. — Вот если бы вы, мистер Чан, взялись… Нет, я даже думать о таком не смею…
  В черных глазках китайца появился упрямый блеск.
  — Наверху мисс Морроу, — заметил он. — Нам повезло, что здесь присутствует сотрудник прокуратуры. Советую вам…
  — Ох, мне бы и в голову такое не пришло, — сказал Кирк и обратился к дворецкому. — Парадайз, пригласите сюда мисс Морроу. Извинитесь перед гостями и попросите их немного подождать.
  — Слушаюсь, сэр, — поклонился слуга и исчез.
  Кирк медленно прошелся по комнате. Ящики массивного письменного стола были выдвинуты, содержимое валялось на полу.
  — Здесь что–то искали, — пробормотал он и приблизился к сейфу. Его дверца оказалась приоткрытой.
  — Сейф вообще не запирали, — напомнил Чан.
  — Как странно, — заметил Кирк. — Сегодня в полдень сэр Фредерик попросил меня вынуть отсюда все ценное и перенести наверх. Я так и сделал. Но причины он не объяснил.
  — Естественно, — кивнул Чан. — А во время обеда он совершенно неуместно заговорил о том, что сейф не заперт. Тогда я удивился, но теперь мне ясно, что сэр Фредерик решил устроить ловушку. Сейф не заперли, чтобы облегчить кому–то попытку забраться в него. — Он указал на томик, лежавший подле мертвого. — Мы, конечно, не должны ничего здесь менять. Но, не дотрагиваясь ни до каких вещей, посмотрите, что там за книга и где она прежде хранилась.
  Кирк внимательно изучил книжку на полу.
  — Это ежегодник клуба «Космополитен». Обычно он находится на вращающемся телефонном столике. Только он ничего не означает.
  — Возможно, и так, — согласился Чан, — — А может, неизвестный подбросил его как намек.
  — Удивительно, — задумчиво произнес Кирк.
  — Сэр Фредерик посещал клуб «Космополитен»?
  — Да, я вручил ему двухнедельный пропуск. Он еще письма там писал. Но… но я не понимаю.
  — Сэр Фредерик был умным человеком. Даже в последнюю минуту жизни он обращает наше внимание на прямую улику.
  — Вы говорите о бархатных туфлях? Где же они?
  Чан пожал плечами.
  — Туфли фигурировали в очень давнем деле. К чему они ведут? И ведут ли вообще? Если бы следствие поручили мне, я бы разобрался в каждой детали.
  Наконец в комнате появилась мисс Морроу. Обычно ее лицо имело тот цвет, который столь характерен для дочерей туманного Сан—Франциско, но сейчас она была бледна.
  — Нет, нет! — воскликнула девушка, вздрагивая и тут же овладевая собой.
  — Простите, я думал… — начал Кирк.
  — Что я упаду в обморок? Ерунда, это моя работа. Или вы считаете, что я не в состоянии…
  — Нет, что вы, — запротестовал Кирк.
  — Ладно. Давайте поглядим… Вы уже вызвали полицию?
  — Нет, — ответил Кирк. — Пока нет.
  Она подошла к столу и, сняв телефонную трубку, заговорила:
  — Давенпорт 20… Дворец правосудия? Капитана Фланнери, пожалуйста… Алло, капитан? Это мисс Морроу из прокуратуры. В кабинете мистера Кирка произошло убийство… На последнем этаже Кирк–билдинга… Вам лучше приехать самому… Спасибо… Да, я буду.
  Положив трубку на рычаг, она приблизилась к сэру Фредерику и заметила книгу и носки. Удивленными глазами она вопросительно взглянула на Чана.
  — Туфли Хилари Галта, — объяснил тот. — Память о несчастливом деле. Сюда он пришел в них. Попросите Парадайза, он все расскажет.
  — Вам что–нибудь известно? — обратилась мисс Морроу к дворецкому.
  — Понимаете, я занимался посудой в кладовке, — начал Парадайз. — И тут услышал звон сигнализации: она связывает окна и сейф со спальней мистера Кирка. Я решил проверить, действительно ли сработала сигнализация, но за мной увязался сэр Фредерик. Похоже, что он ждал этого. Не знаю, как объяснить, но я чувствую…
  — Продолжайте, — кивнула девушка. — Сэр Фредерик последовал за вами в кабинет мистера Кирка?
  — Да, мисс. «Кто–то туда забрался, сэр», — сказал я. «Тот, кому там делать нечего», — ответил сэр Фредерик. Потом снова заглянул в 'темную гостиную и улыбнулся. «Странные вещи творятся, Парадайз. Пойду разведаю, что случилось. Не стоит беспокоить мистера Кирка и его гостей». Мы вместе отправились в его комнату, и вдруг он снял ботинки. «Лестница грязная», — предостерег я сэра Фредерика. Но он только хмыкнул: «А я обую кое–что другое». Бархатные туфли лежали прямо на постели, их–то он и надел. «Я бесшумно спущусь вниз, Парадайз». В начале лестницы я притормозил: боялся немного. Какое–то странное предчувствие…
  — Вы пытались остановить его? — вмешался Кирк.
  — Да, сэр, почтительно. Я спросил: «У вас есть оружие, сэр Фредерик?» «Нет, Парадайз, — ответил он. — Скорее всего, наш посетитель слабого пола». И зашагал вниз, навстречу своей смерти.
  В кабинете нависла тяжелая тишина.
  — Надо остальным сообщить, — наконец произнесла девушка. — Кто–то должен остаться здесь. Если вам не трудно, мистер Чан…
  — Охотно соглашусь, — кивнул китаец. — Но мне бы хотелось понаблюдать, как воспримут новость наверху.
  — Ах да, конечно.
  — Давайте я посижу, мисс, — предложил Парадайз.
  — Прекрасно, — сказала девушка. — Только, пожалуйста, сразу поставьте меня в известность, когда приедет капитан Фланнери.
  Она направилась к выходу, Кирк и маленький китайский детектив из Гонолулу последовали за ней.
  Гости Барри Кирка сидели в ярко освещенной
  гостиной в полном молчании. Они вопросительно уставились на вошедших.
  — У меня для вас печальная новость, — насилу выдавил Кирк. — Произошло несчастье. Трагедия… — Глаза Чана быстро обежали присутствующих и задержались на бледном, искаженном лице Элин Эндербэй. — Сэр Фредерик Брюсс убит в моем кабинете, — закончил Кирк.
  Долгое время тишину не нарушал ни один звук, а потом ее прорезал крик миссис Эндербэй:
  — Это темнота! — Она вскочила на ноги. — Я так и знала! Когда погасили свет, я почувствовала, как надвигается беда. Я предупреждала вас… *
  К ней сразу подлетел муж, но Чан удивленно смотрел не на него, а на полковника Битхэма. В первую секунду китайцу показалось, что с усталых, разочарованных глаз путешественника упала маска.
  Внезапно все заговорили одновременно. Мисс Морроу с большим трудом удалось завладеть вниманием.
  — Давайте успокоимся, — сказала она. — Естественно, все мы под подозрением. Но…
  — Что?! Восхитительно! — воскликнула миссис Да–усон Кирк. — Под подозрением!
  — В комнате было совершенно темно, — продолжала мисс Морроу. — Но каждый из нас имел возможность передвигаться и выходить. Я бы не хотела использовать свое служебное положение, но вы, очевидно, не пожелаете сталкиваться с капитаном полиции. Кто из вас покидал комнату, пока полковник Битхэм демонстрировал фильм?
  Присутствующие смущенно замялись.
  — По–моему, фильм у него получился очень интересный, — заговорила первой миссис Кирк. — Но я сама на минутку выходила на кухню…
  — Наверное, проследить за моими слугами? — предположил Барри Кирк.
  — Ничего подобного. У меня просто пересохло в горле, пить хотела.
  — Вы не заметили там никаких странностей? — поинтересовалась мисс Морроу.
  — За исключением излишне модных штучек на полках, никаких, — твердо отрезала миссис Кирк.
  — Миссис Таппер—Брок? — спросила мисс Морроу.
  — Я сидела на диване рядом с мисс Гарланд, — ответила пожилая дама. — Мы вообще не вставали с места. — Голос ее звучал холодно и ровно.
  — Все правильно, — подтвердила актриса.
  — Я убежден, что никто из нас не собирался обижать полковника, — заявил Кирк. — Он оказал нам огромную честь, согласившись присутствовать на обеде. Сам я почти никуда не выходил, кроме… э-э… просто выглянул на несколько минут в сад. И видел я там только…
  Вперед выступил Чарли Чан.
  — Лично меня фильм буквально очаровал. Но в какое–то мгновение мне понадобилось в одиночестве переварить почерпнутое с экрана. Потому, направившись в сад, я и встретил мистера Кирка. Мы немного поговорили о полковнике Битхэме, о его мужестве, храбрости, о его служении человечеству… — Он помолчал. — А когда я собирался вернуться, дабы насладиться очередным эпизодом, мое внимание привлек шум в коридоре. Я вышел посмотреть в чем дело, и застал там…
  — Э-э… фильм был потрясающий, — промямлил Карри Эндербэй. — Он меня чрезвычайно поразил. Правда, я ходил на лестницу покурить…
  — Карри, ты дурак, — взвизгнула его жена. — Что ты мелешь?
  — А что тут особенного? Я ничего не видел. Да там и смотреть было не на что: на нижнем этаже тихо и пусто. — Он повернулся к мисс Морроу. — Злодей наверняка удрал по пожарной лестнице. Вам же говорили…
  — Ах да, — вмешался Чан. — И говорила ваша жена. — Он взглянул на мисс Морроу, и их глаза встретились.
  — Жена… — повторил Эндербэй как зачарованный/— Эй, на что вы намекаете?
  — Я…
  — Это неважно, — заметила мисс Морроу. — Полковник Битхэм, вы постоянно занимались своим проектором, кроме, примерно, десятиминутного перерыва.
  — Да, — спокойно ответил Битхэм, — но я не покидал комнаты, мисс Морроу.
  Элин Эндербэй встала с кресла.
  — Мистер Кирк, к сожалению, нам пора. Обед получился великолепный, но какой у него ужасный и трагический конец! Мы…
  — Одну минуту, — перебила ее Джейн Морроу. — Я не могу вас отпустить до прихода капитана полиции.
  — Что?! — закричала женщина. — Это возмутительно! Вы- считаете нас пленниками?
  — Но, Элин… — запротестовал ее муж.
  — Мне очень неловко, — извинилась мисс Морроу. — Я постараюсь избавить вас от дальнейших расспросов, но вам обязательно надо остаться.
  Вспыхнув, миссис Эндербэй сердито зашагала к выходу, второпях забыв на месте свой шарф.
  Чан поднял его и бросился женщине вдогонку. Она обернулась, отметив про себя, как маленькие глазки детектива с интересом изучают подол ее бледно–голубого платья. Следуя за его взглядом, она тоже посмотрела вниз.
  — Простите, — смутился Чан. — Какая жалость! Надеюсь, ваше платье не окончательно испорчено.
  — Отдайте мою вещь! — вскрикнула она, грубо выхватывая шарф из рук детектива.
  Тут в дверях появился Парадайз.
  — Мисс Морроу, — сказал он, — внизу вас ждет капитан Фланнери.
  — Пожалуйста, посидите здесь, — обратилась девушка к гостям Кирка. — Я постараюсь уладить все поскорее.
  Вместе с Кирком и Чарли она вернулась на двадцатый этаж.
  Капитан Фланнери расположился в центральной комнате, энергичный седовласый полицейский лет пятидесяти. С ним прибыли двое патрульных и врач.
  — Здравствуйте, мисс Морроу, — сказал Фланнери. — Вы понимаете, насколько ужасно то, что произошло? Сэр Фредерик такая крупная величина, что, если мы быстро не раскроем тайну его гибели, нас возьмет за горло весь Скотленд—Ярд.
  — Боюсь, что вы правы, — согласилась девушка. — Капитан Фланнери, позвольте представить вам мистера Кирка и сержанта уголовной полиции Гонолулу мистера Чарли Чана.
  Капитан внимательно оглядел китайца.
  — Здравствуйте, сержант. Я читал о вас в газетах. С вашими способностями вы расследуете преступление в самый короткий срок.
  Чан отрицательно покачал головой.
  — Благодарю вас, но это не моя работа. Я присутствую здесь в качестве гостя мистера Кирка.
  — Вот как? — Капитан, похоже, успокоился. — Так что вы нашли, мисс Морроу?
  — Очень мало. Понимаете, мистер Кирк наверху давал обед… — Она коротко описала гостей, нарисовала красочную картину темноты, повторила рассказ дворецкого, сообщила о бархатных туфлях. — Имеются еще кое–какие детали, но о них позже.
  — Ладно. Скорее всего, окружной прокурор возьмется за дело сам.
  Девушка покраснела.
  — Возможно. Вечером он уезжал из города. Но, надеюсь, что он не отберет у меня следствие…
  — О Господи, мисс Морроу, вы забываете, как оно важно! — воскликнул капитан со свойственной ему грубостью. — Вы задержали этих людей наверху?
  — Естественно.
  — Хорошо. Я еще побеседую с ними. Я приказал запереть входную дверь и приводить сюда каждого, кто отыщется в здании. Теперь нам надо установить время. Как давно он убит, доктор?
  — Не более получаса назад, — ответил врач.
  — Простите мое вмешательство, — произнес Чан, — но убийство совершено приблизительно в десять двадцать.
  — Вы уверены?
  — У меня нет привычки говорить о том, в чем я не уверен. В десять двадцать пять мы обнаружили тело, а за пять минут до этого одна леди наверху заявила, что видела мужчину, который спускался по пожарной лестнице.
  — Так. Комнату, кажется, обыскивали? — Фланнери повернулся к Барри Кирку.
  — Я еще не успел разобраться, — ответил Кирк. — Если что и похищено, то, скорее всего, принадлежащее сэру Фредерику.
  — Это ваша контора, не так ли?
  — Да. Но я выделил здесь кабинет сэру Фредерику. Он привез с собой некоторые бумаги и вещи.
  — Бумаги? Разве он работал? Я думал, что он в отставке.
  — По–моему, работал, но сам по себе, — вмешалась мисс Морроу. — Как раз над тем, о чем я собиралась вам рассказать.
  — Я опять с сожалением вас перебью, — вмешался Чан. — Хотя нам и не известно, что похищено, зато известно, что здесь искали.
  — Вот как? — процедил Фланнери сквозь зубы. — Откуда же?
  — Сэр Фредерик — детектив, и детектив великий. А каждый английский сыщик пишет отчеты о любой своей работе. Естественно, что преступник пытался отыскать один из таких отчетов, в котором он кровно заинтересован.
  — Не исключено, — согласился капитан. — Позже мы все обшарим. — Он повернулся к патрульным. — ,Ребята, осмотрите пожарную лестницу.
  Едва патрульные скрылись в тумане, как отворилась дверь, ведущая в коридор, и на пороге появилась небольшая группа людей. Процессию возглавлял толстый мужчина средних лет — ночной сторож Каттль.
  — Вот они, капитан, — сообщил сторож. — По всему зданию собирал. Остались еще несколько уборщиц, но они на этот этаж вообще никогда не поднимаются. Если захотите, побеседуете с ними потом. Это миссис Дейк, она присматривает за двумя верхними этажами.
  Миссис Дейк объяснила полицейским, что ушла из конторы мистера Кирка в семь часов, приведя в порядок сигнализацию: это входило в ее обязанности. Туда она больше не возвращалась и в здании не видела никого, кого бы не знала в лицо.
  — А это кто? — спросил капитан Фланнери, поворачиваясь к бледному, напуганному светловолосому молодому человеку. Юноша нервничал.
  — Я работаю в фирме «Брейс и Дэвис, сертифайед рипаблик эккаунтенс» на втором этаже, — пролепетал он. — Меня зовут Сэмюель Смит. Я сегодня задержался, чтобы наверстать упущенное за время болезни, а мистер Каттль сказал, что меня вызывают наверх. Мне абсолютно ничего не известно о случившемся.
  Фланнери обратился к последнему члену группы, молодой женщине в форме лифтера:
  — Ваше имя?
  — Грейс Лейн, — ответила она.
  — Сколько человек поднялось на лифте после окончания рабочего дня?
  — Я не считала. Пара–тройка дам и джентльменов — гости мистера Кирка.
  — Вы не отметили никого, кто бы не походил на приглашенного?
  — Нет, сэр.
  — Здание очень большое, — продолжал Фланнери. —
  Тут мог задержаться еще кто–то, кроме Смита. Припомните, пожалуйста.
  Девушка помялась и наконец нерешительно ответила:
  — Был еще один человек, сэр.
  — Да? И кто же?
  — Сотрудница конторы «Калькутта импорт», расположенной на этом этаже, мисс Лили Барр.
  — И вечером она оставалась работать? Сейчас она здесь?
  — Нет, сэр, ушла недавно.
  — Когда?
  — Точно не скажу, сэр. Полчаса назад или чуть раньше.
  — Хм. — Записав имена и адреса вновь прибывших, капитан Фланнери отпустил их, а в комнате появились двое патрульных. Оставив их сторожить печальное место, капитан Фланнери отправился наверх.
  Гости по–прежнему хранили молчание, рассевшись полукругом в гостиной. Заняв позицию в самом центре, капитан Фланнери оглядел собравшихся.
  — Полагаю, вам известна цель моего визита. Мисс Морроу уже разговаривала с вами. Я не сомневаюсь, что вы рассказали абсолютно все, и мне нужны только ваши имена и адреса. — Он обратился к миссис Кирк: — Начнем с вас.
  — Я крайне польщена, — съязвила она, но все же ответила на вопрос капитана.
  — Вы? — повернулся Фланнери к путешественнику.
  — Полковник Джон Битхэм. Я приезжий, остановился в «Фермонте».
  Завершив выяснение личностей, Фланнери раскрыл список гостей.
  — Кто–нибудь может сообщить что–то, связанное со случившимся? Если да, то говорите прямо сейчас. Получится гораздо хуже, когда я сам выявлю скрытый факт… — Все молчали. — Кто видел мужчину на пожарной лестнице?
  — Я, — произнесла Элин Эндербэй. — Но я уже все изложила. Понимаете, я выходила в сад… — Она снова повторила свой рассказ.
  — Как выглядел этот человек?
  — Ох, не знаю. Просто неясная фигура в тумане.
  — Хорошо. Пока все свободны. Возможно, потом мы еще увидимся. — И Фланнери отправился в сад.
  Один за другим они раскланивались и уходили — миссис Кирк со своей компаньонкой, мисс Глория Гарланд, супруги Эндербэй и, наконец, путешественник. Чарли Чан тоже взялся за шляпу и плащ. Мисс Морроу взглянула на него вопросительно.
  — Пока смерть не набросила на нас свою тень, вечер был очень интересным, мистер Кирк, — заметил Чан.
  — Вы разве не останетесь? — удивилась мисс Морроу. — Пожалуйста! Мне надо поговорить с вами.
  — Но завтра я отплываю, — объяснил Чан. — Мне необходимо выспаться и…
  — Я вас ненадолго задержу, — пообещала девушка, и Чан согласно кивнул.
  В гостиную опять вернулся капитан Фланнери.
  — Темно там, — сообщил он. — Но, по–моему, никому бы не составило труда перебраться по пожарной лестнице на нижний этаж. Правильно?
  — Несомненно, — подтвердил Кирк.
  — Важное открытие, — одобрил Чан. — Кстати, на подоле одной из дам были следы ржавчины, которую она могла подцепить… Впрочем, кто я такой, чтобы указывать капитану Фланнери? Вы, конечно, все заметили сами.
  Фланнери покраснел.
  — Ну, не то чтобы заметил… А какой дамы?
  — Миссис Эндербэй, утверждающей, будто видела мужчину. Я так счастлив, что помог вам, сэр.
  — Давайте вернемся вниз, — предложил Фланнери.
  На двадцатом этаже он долго и внимательно осматривался.
  — Здесь надо все досконально исследовать, — бормотал он.
  — В таком случае, я прощаюсь, — поклонился Чан.
  — Вы уходите?
  — И очень далеко, — улыбнулся китаец. — Завтра я отплываю в Гонолулу, оставляя вас, капитан, лицом к лицу с крупнейшей проблемой в вашей жизни.
  — О, я разрешу ее, — нахмурился Фланнери.
  — Только дурак стал бы в этом сомневаться. Но у вас впереди длинная дорога, учтите. Кто он, человек, лежащий сейчас молча на диване? Известный детектив, пользовавшийся заслуженной славой. И какой отсюда вывод? У славы тысячи побед и тысячи врагов. Весь мир в распоряжении людей, убивших его. Долгая дорога вам предстоит, капитан. Примите мои наилучшие пожелания. Вы должны заставить засиять солнце успеха.
  — Спасибо, — пробормотал Фланнери.
  — И последнее. Еще раз простите за то, что я вмешиваюсь, — он подошел к столу и взял маленький желтый томик, — но эта книга лежала под локтем покойного.
  Фланнери кивнул.
  — Да, я знаю. Ежегодник клуба «Космополитен». Но мне совершенно непонятно, какое она может иметь значение.
  — Не исключено, что никакого. Конечно, перед вами всего лишь глупый китаец с крошечного острова. Но если бы я занимался расследованием, капитан, я бы задумался над ней. По ночам бы вставал подумать. До свидания, и еще раз желаю удачи.
  — Сержант, вы не должны!.. — закричала девушка. — Не должны покидать меня! Вы очень мне нужны.
  — Вы разрываете мое сердце, — вздохнул Чан. — Но вы не остаетесь в одиночестве.
  — Но для бедного капитана Фланнери все это чересчур сложно. Вы гораздо больше информированы, чем он. Не уезжайте: я постараюсь, чтобы вам предоставили возможность…
  — Я присоединяюсь к мисс Морроу, — вмешался Барри Кирк. — По–моему, тоже: вам нельзя уезжать. Господи, неужели вам не интересно?!
  — Но голубые холмы так далеко отсюда. Голубые холмы Панчбоул—Хилл, где меня ждут.
  — Поймите, я завишу от вас, — не уступала девушка. — Я обязана победить. Если вы останетесь…
  Приблизившись к ней, Чан проговорил:
  — Мне так жаль, но почтальон уже пришел к моей семье: они ждут меня. Простите, но завтра я возвращаюсь в Гонолулу. — Открылась дверь лифта, и Чан низко поклонился. — Я счастлив был познакомиться с вами обоими. Возможно, мы еще встретимся.
  С улыбкой, похожей на улыбку Будды, он исчез. А девушка с Кирком отправилась в кабинет, где Фланнери производил обыск.
  Чан быстро шагал сквозь туман в отель «Стюарт». В вестибюле портье протянул ему телеграмму. Китаец прочитал ее с сияющим лицом. Он продолжал улыбаться и у себя в комнате, когда зазвонил телефон. Это был Кирк.
  — Знаете, — сказал последний, — мы сделали потрясающее открытие в кабинете после вашего ухода.
  — Рад слышать.
  — Под столом лежала жемчужина из ожерелья Глории Гарланд!
  — Ваша находка — новая пища для удивления, — заметил Чан. — Примите мои сердечные поздравления.
  — А вам разве не интересно? — воскликнул Кирк. — Почему вы не хотите нам помочь?
  В глазах Чана снова вспыхнул упрямый огонек.
  — Это невозможно. Несколько минут назад я получил телеграмму, которая властно призывает меня домой. Теперь меня ничто здесь не удержит.
  — Телеграмму? От кого?
  — От моей жены. Она сообщила, что у нас родился одиннадцатый ребенок. Мальчик.
  Глава 5 Голос в соседней комнате
  На следующий день Чарли Чан поднялся в восемь часов. Бреясь, он радостно разглядывал свое отражение в зеркале. Он думал о крошечном беспомощном существе, которое лежало сейчас в детской коляске в доме на Панчбоул—Хилл. Через несколько дней, обещал себе Чан, он будет стоять возле постельки ребенка и смотреть, как тот ему улыбается.
  Закончив свой туалет, он, чрезвычайно возбужденный, отправился завтракать.
  Первые страницы утренних газет пестрели сообщениями о трагической смерти сэра Фредерика. Глаза Чана сузились больше. Запутанная история. Хорошо бы добраться до самого ее конца, но увы! Только служебная обязанность могла бы позволить ему вмешаться в расследование. Он же со следствием никак не связан. Дом — единственное, что влечет его. Он отложил газеты в сторону, снова вернувшись мыслями к маленькому мальчику в Гонолулу. Американский гражданин, будущий бойскаут, под американским флагом он станет носить американское имя. Чана привлекала личность его вчерашнего хозяина. Барри Чан — вот как он назовет ребенка.
  Уже допивая чай, он заметил в ресторане худую, высокую фигуру Билла Ренкина. Чарли уплатил по счету, оставив щедрые чаевые, и догнал Ренкина в вестибюле.
  — О, здравствуйте! — воскликнул репортер. — Что там случилось в Кирк–билдинге?
  — Очень печальное событие, — ответил Чан.
  Они уселись на широкий мягкий диван, Ренкин закурил сигарету и продолжил:
  — Вообще–то, я в курсе. Полагаю, что вы примите участие в раскрытии преступления?
  — Прошу прощения, — покачал головой китаец, — но вы глубоко заблуждаетесь.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я не занят в расследовании, — холодно пояснил Чан.
  — Вы хотите сказать…
  — Через три часа я выезжаю из страны через Золотые ворота.
  — Боже мой, — вздохнул Ренкин. — Я, конечно, знал, что вы собираетесь домой, но… Дело–то такое! Сэр Фредерик Брюсе настолько крупная фигура, что его смерть грозит международным скандалом. Я думал, что вы возьметесь.
  — Нет, — улыбнулся Чан, — не возьмусь. На Гавайях меня ждут личные проблемы. Дело действительно очень интересное, но, как говорит мой кузен Вилли, лучше я промолчу.
  — Все правильно, — огорчился Ренкин. — Холодный, невозмутимый Восток. Наверное, вы никогда в жизни не волновались?
  — А для чего? Взять американских граждан. Они постоянно на взводе, их буквально трясет от напряжения. И каков результат? Жизнь укорачивается на много лет.
  — Спорить не стану, — сказал Ренкин. — Надеюсь, вы не обидитесь, если я опять заговорю о сэре Фредерике Брюссе? Я все время вспоминаю наш завтрак, и, знаете, в каком плане?
  — Буду рад услышать, — заметил Чан.
  — По выражению сэра Фредерика, пятнадцать лет опустили над пакистанской границей тяжелый занавес. Спросите меня, и я отвечу, что для разгадки тайны его убийства мы должны заглянуть за занавес, опущенный временем.
  — Это легко сказать, но трудно сделать.
  — Очень трудно, и потому вы… Ладно, садитесь на свой пароход. Но последнее преступление как–то связано с исчезновением Евы Даренд, а, возможно, и с убийством Хилари Галта.
  — У вас есть основания для подобных мыслей?
  — Конечно. Когда я писал заметку о нашем чудесном завтраке, в «Глобус» неожиданно ворвался сэр Фредерик и запретил мне публиковать любую информацию. Почему, как по–вашему?
  — Пожалуйста, ответьте сами.
  — Хорошо, я отвечу. Просто сэр Фредерик работал над каким–то из этих дел, а может, и над обоими сразу. Более того, он, видимо, что–то откопал. Его визит в Пешавар мог и не принести нужного результата: не исключено, что Ева Даренд находится теперь в Сан—Франциско. И некто, связанный с ее исчезновением, тоже здесь. Именно он вчера вечером и нажал спусковой крючок. Лично я считаю, что надо «искать женщину», как говорят французы.
  — Правильно, — кивнул Чан. — Начинайте охоту. Отличный план.
  — Ага, так я и думал. Понимаете, в тот вечер, когда я пришел к сэру Фредерику, Парадайз сообщил, что он в кабинете. И едва я собрался постучать в дверь, оттуда вышла молодая леди…
  — Одну минуту, — остановил его Чан. — Простите, что перебил вас. Вы немедленно сообщите эти сведения мисс Морроу. Я же не имею к расследованию никакого отношения.
  Ренкин встал.
  — Как скажете. Но вы удивляете меня, каменный человек. Желаю вам счастливого пути и надеюсь, что, когда тайну раскроют, вы так и не узнаете, чем все закончилось.
  Чан широко улыбнулся.
  — Ваши пожелания тронули меня. До свидания, и удачи вам.
  Он проследил, как репортер пересек вестибюль и скрылся на улице за углом. Потом взглянул на часы: у него почти не осталось времени, чтобы проститься со своими родственниками в Чайнатауне. Вернувшись в отель за багажом, он столкнулся там с мисс Морроу.
  — Вот что значит счастье, — обрадовался Чарли Чан. — Я снова вижу ваше прекрасное лицо.
  — Я пришла поговорить с вами еще раз… Прокурор передал расследование мне, оно мой самый большой шанс. Вы твердо решили ехать домой?
  — Тверже не бывает. — Он усадил ее на диван. — Прошлой ночью я получил радостную телеграмму…
  — Я все знаю — мистер Кирк при мне звонил вам, — у вас родился мальчик.
  — Небо послало мне волшебный подарок.
  Мисс Морроу вздохнула.
  — А если бы девочка?..
  — Удача ходит за мной по пятам. Из одиннадцати раз я испытал разочарование только трижды.
  — Вы должны быть благодарны судьбе. Однако девочки — необходимое зло.
  — Вы слишком грубы. Верно, что они необходимы, а в вашем случае это даже не зло.
  Показавшийся в вестибюле Барри Кирк быстро подошел к ним.
  — Добрый день, счастливый папаша, — промолвил он. — Мы решили потолковать с вами снова.
  Чан посмотрел на часы.
  — У вас есть еще время, — заторопилась мисс Морроу. — По крайней мере для того, чтобы дать мне полезный совет.
  — С удовольствием, — поклонился Чан. — Если, конечно, сумею.
  — Капитан Фланнери попал в настоящий тупик, хотя и не признается в этом. Услышал от меня о Хилари Галте и Еве Даренд, открыл рот, да так и забыл его закрыть.
  — Мужчины, не чета капитану, способны зевать очень долго.
  — Не спорю. — Мисс Морроу наморщила свой чистый белый лоб. — В истории фигурируют так много городов — и Лондон, и Пешавар, и Сан—Франциско, — что, по–моему, для разгадки преступления требуется совершить кругосветное путешествие.
  Чан покачал головой.
  — Безусловно, события разворачивались по всему миру, но решение следует искать в Сан—Франциско. Примите мой совет и будьте мужественны.
  Девушка искренне удивилась.
  — Хилари Галта убили шестнадцать лет назад, но сэр Фредерик был не из тех, кто бросает начатое. Он не потерял интереса и к исчезновению Евы Даренд из Пешавара. Если им руководило естественное любопытство, то зачем ему понадобилось врываться в редакцию и запрещать публикацию? Нет, здесь кроется что–то большее. Сэр Фредерик явно напал на след.
  — И уже приближался конец, — добавил Кирк. — Он сам говорил.
  Мисс Морроу кивнула.
  — Верно. Но что значит «близок к концу»? Он нашел Еву Даренд? Или почти нашел? А если так, то кто захотел, чтобы сэр Фредерик никогда не обнаружил истину? Захотел настолько, что не остановился перед убийством? Лишь бы заставить сэра Фредерика молчать.
  — Все ваши вопросы совершенно ясны, — заметил Чан.
  — Не все. Был ли убийца Хилари Галта связан с исчезновением девушки? Где теперь бархатные туфли? Неужели их взял убийца сэра Фредерика? Но зачем?
  — Да, проблем еще много возникнет, — сказал Чан. — Но в свое время каждая из них разрешится.
  — Без вас — нет, — вздохнула девушка.
  Чан улыбнулся.
  — Как мягко звучит ваша лесть. — Он помолчал. — Капитан Фланнери, в отличие от меня, кабинет обыскал. Он что–нибудь нашел? Отчеты? Записную книжку?
  — Ничего, относящегося к делу, — ответил Кирк. — Нигде ни словом не упоминаются ни Хилари Галт, ни Ева Даренд.
  Чан нахмурился.
  — Но сэр Фредерик несомненно хранил документы, относящиеся к делу. Может, они стали добычей убийцы? Наверняка. Он — или она — нашел их. Да, похоже, так оно и было, если только…
  — Что «только»? — быстро спросила девушка.
  — Если сам сэр Фредерик не перепрятал их в другое место. Подобные бумаги могли сделаться причиной ограбления, и для приманки он подбросил другие, посторонние. Вы осмотрели его вещи в спальне?
  — Да, — ответил Кирк, — но ничего не нашли, кроме газетных вырезок в столе. Все они касаются исчезнувших женщин. Вероятно, сэр Фредерик приобрел своеобразное хобби.
  — Других женщин? — задумчиво поинтересовался Чан.
  — Да. Но Фланнери считает, что они тут ни при чем. По–моему, он прав.
  — А вырезка о Еве Даренд там присутствовала?
  — Черт возьми! — Кирк посмотрел на девушку. — Как же я опростоволосился. Этой заметки не было.
  В темных глазах мисс Морроу мелькнуло отчаяние.
  — Какая непростительная глупость! — воскликнула она. — Не обратить внимания на пропавшую вырезку… Боюсь, что я не подхожу для следственной работы.
  — Не волнуйтесь, — успокоил ее Чан. — Все зависит от опыта. А случившееся доказывает, что Ева Даренд занимает важное место в помыслах убийцы. Тогда вам следует искать Женщину. Вы поняли?
  — Да, — кивнула мисс Морроу.
  — В подобных делах охотницы заходят дальше, чем охотники. Теперь подумаем о приглашенных на обед.
  Мистер Кирк, вы говорили, что часть из них приглашали по просьбе сэра Фредерика. Кого именно?
  — Супругов Эндербэй, — ответил Кирк. — Я с ними не знаком, но сэр Фредерик настоял на их присутствии.
  — Это уже интересно. Миссис Эндербэй весь вечер пребывала в истерике. Страх перед темнотой мог скрывать страх перед чем–то другим. Вправе ли мы допустить, что Ева Даренд вышла замуж во второй раз, не разведясь с первым мужем?
  — Но Ева Даренд была блондинкой, — заметила мисс Морроу.
  — Ах да. А у Элин Эндербэй волосы черные, как ночь. 'Но цвет волос легко исправляется, чего не скажешь о глазах. Ведь у миссис Эндербэй глаза голубые. Это так красиво при черных локонах.
  — От вас ничто не скроется, — улыбнулся Кирк.
  — Миссис Эндербэй, гуляя по саду, видела мужчину на пожарной лестнице. Так она нам заявила. А что произошло в действительности? Может, она знала, что ее муж курит на площадке, и свою историю сочинила для его спасения? Откуда на ее платье следы ржавчины? От железных перил сада или ступенек пожарной лестницы? Кого еще просил пригласить сэр Фредерик?
  Кирк помолчал, вспоминая, и наконец ответил:
  — Глорию Гарланд.
  Чан кивнул.
  — Так я и думал. Непохоже, чтобы Глория Гарланд было настоящим именем. Оно звучит как вымышленное. Да и Австралия вполне могла стать конечным пунктом вояжа из Пешавара. Блондинка, голубоглазая, она роняет свое ожерелье на лестнице. Однако вы обнаруживаете жемчужину под столом в кабинете.
  — Да, мисс Гарланд тоже подходит, — согласилась мисс Морроу.
  — Остается миссис Таппер—Брок. Волосы у нее темные. Но кто знает? Сэр Фредерик о ней не хлопотал?
  — Нет, по–моему, он вообще не подозревал о ее существовании, — пробормотал Кирк.
  — Ясно. Но в том и состоит наша работа, мисс Морроу, чтобы проверять любую деталь, какой бы невероятной она не казалась. И наконец, мистер Кирк, приглашение полковника Битхэма. Идея тоже принадлежит сэру Фредерику?
  — Нет. Правда, теперь я вспоминаю, что сэр Фредерик немного разнервничался, услышав, что придет полковник. Но комментариев он никаких не делал.
  — Хорошо, подведем итог. Вам, мисс Морроу, следует обратить особое внимание на трех дам: миссис Эндер–бэй, мисс Гарланд и миссис Таппер—Брок, присутствовавших на обеде…
  — А были еще и не присутствовавшие, — прибавила девушка к удивлению Чана.
  — А я и не подумал о них, — огорчился детектив.
  — Помните, лифтерша говорила про девушку, которая работала вечером в «Калькутта импорт» на двадцатом этаже? Мисс Лили Барр.
  — Да, да, — отозвался Чан.
  — Несколько минут назад ко мне прибегал репортер из «Глобуса» Ренкин. Сообщил, что позавчера вечером посещал сэра Фредерика и в дверях кабинета столкнулся с выходившей оттуда плачущей девушкой. Ренкин видел, как она направилась в «Калькутта импорт». Блондинка.
  Лицо Чана посерьезнело.
  — Четвертая дама, на которую надо обратить внимание. Число подозреваемых растет… — Он сделал паузу. — Я прошу прощения, но «Мауи» уже стоит у причала…
  — Еще одно, — взмолилась девушка. — Вчера вы заинтересовались ежегодником клуба «Космополитен». По–вашему, он имеет какое–то значение?
  Пожав плечами, гонолульский детектив пробормотал:
  — Боюсь, я просто был в плохом настроении. Он может завести в тупик. Поскольку разбирательство предоставлено уму капитана Фланнери, я не имею права делать предположения. Ведь бедный капитан никогда с предположениями не работает.
  Он опять взглянул на часы, и девушка поднялась на ноги.
  — Не смею вас больше задерживать, — вздохнула она. — И хотя я очень загружена, одного вас не отпущу. Я поеду с вами в порт, если не возражаете. Вдруг по дороге мне что–нибудь придет в голову?
  — Кто я такой, чтобы мне оказывалась столь великая честь? Я лишаюсь дара речи от восхищения. Мистер Кирк…
  — Ох, и я с вами, — заторопился Кирк. — Я всегда любил провожать суда от причала. Наверное, Бог хотел сделать из меня моряка.
  Чан сходил за багажом, уплатил по счету, и они втроем сели в машину Кирка, стоявшую за углом.
  — Теперь, когда настает минута расставания, — промолвил Чан, — я покидаю эту благословенную землю с отчаянием. Судьба улыбнулась мне здесь.
  — Зачем же вам ехать? — осторожно спросил Кирк.
  — Долгий опыт подсказывает мне, что нельзя искушать судьбу: ее улыбка может увянуть.
  — Хотите посидим где–нибудь еще? — предложил Кирк. — До отплытия целых тридцать минут.
  — Я благодарен, но прощание уже состоялось… — Помолчав, он обратился к мисс Морроу: — Я очень рад, что следствие остается в ваших руках. Кстати, я забыл сообщить вам важную информацию. Тропинка, по которой вы должны идти, существует.
  — Господи, у меня от вас голова кружится, — вздохнула девушка. — Что там еще?
  — Пообещайте все немедленно передать капитану Фланнери. Сэр Фредерик нашел китайца по имени Ли Ганг, у которого на Джексон–стрит живут родственники.
  — Кто такой Ли Ганг? — спросила мисс Морроу.
  — Вчера, после нашего великолепного завтрака, я услышал о нем от сэра Фредерика… — Он изложил свой разговор с великим детективом. — Ли Ганг в курсе того, что так интересовало сэра Фредерика. К сожалению, больше мне ничего не известно. Капитан Фланнери должен выяснить все у Ли Ганга.
  — Он никогда ничего не выяснит, — скептически заметила девушка. — Но как же вы, сержант…
  Чарли Чан глубоко вздохнул.
  — Прощания совершенно выбили меня из колеи сегодня утром, — объяснил он.
  Дальше ехали молча. Мисс Морроу думала свою невеселую думу. Если бы ей только удалось привлечь на свою сторону этого флегматичного человека! Но они все обсуждают и обсуждают животрепещущую тему, а с него как с гуся вода. Она лихорадочно перебирала в уме все известное ей о китайском детективе и его характере.
  Наконец Кирк затормозил неподалеку от сходней «Мауи». Громадное белое судно сплошь украшали разноцветные женские шляпки. «Мауи» был готов к отплытию. Со всех сторон слышались прощальные возгласы.
  Подскочивший стюард взял чемодан Чарли Чана.
  — Здравствуйте, сержант, — радостно произнес он. — Возвращаетесь домой? Какая у вас каюта?
  Чан ответил ему и обратился к молодым людям:
  — Все мои мысли — о вашей доброте. Я задыхаюсь от волнения. Я не нахожу слов. Единственное, что могу сказать — до свидания.
  — Передайте мои наилучшие пожелания самому молодому Чану, — попросил Кирк. — Возможно, я увижу его когда–нибудь.
  — Вы напомнили мне о том, что я все утро придумывал для него имя. С вашего позволения, я назову его Барри Чан.
  — Я очень польщен, — серьезно проговорил Кирк. — Жаль, что сейчас у меня ничего нет ему в подарок, но потом обязательно будет.
  — Я только хочу, чтобы он был достоин своего имени, — покачал головой Чан. — Мисс Морроу, пускай вам вечно сопутствует удача, и…
  Посмотрев на него странным взглядом, она перебила его, не дослушав:
  — Благодарю вас. Конечно, я надеялась, что вы останетесь, мистер Чан. Но с другой стороны, я вас понимаю, дело слишком трудное, если даже Чарли Чан от него отказывается. Боюсь, что известный сержант из гоно–лульской полиции сегодня потерял свое доброе имя.
  Выражение лица Чана резко изменилось. Некоторое время он серьезно смотрел в глаза девушке, потом поклонился.
  — Всего вам хорошего. — И с достоинством направился к сходням.
  Кирк взирал на девушку изумленно.
  — Не глядите на меня так! — жалобно воскликнула она. — Я поступила жестоко, но это была моя последняя возможность. Я испробовала все средства, чтобы его задержать. Поедем?
  — Давайте подождем, — попросил Кирк. — Они отходят через минуту. Меня ужасно волнуют такие моменты. Посмотрите–ка на верхнюю палубу. — Он кивнул в сторону хорошенькой девушки в серебристом платье с букетом приколотых к нему орхидей. — Новобрачная. А идиот с безучастным лицом, который стоит рядом, по–моему, и есть счастливый избранник.
  Мисс Морроу с интересом взглянула в направлении, указанном Кирком.
  — Гавайи — прекрасное место для медового месяца, — продолжал Кирк. — Я сам часто думал… Но надеюсь, я не наскучил вам?
  — Нет.
  — Конечно, новобрачная вас не трогает. Наверное, вас больше волнуют разводы… — Он достал платок и помахал девушке на палубе. — Всего хорошего, дорогая. Желаю вам счастья!
  — А где же мистер Чан? — неожиданно спросила мисс Морроу.
  Чан в раздумье сидел на краю койки в своей каюте. Радость, которую он испытывал уезжая, грубо у него отняли. Он бежит?! Испугался трудного дела? Мисс Морроу действительно так думает? Если да, то он и правда потерял свое доброе имя.
  Его размышления нарушил какой–то шум за переборкой. Чарли Чан встал на ноги и прислушался.
  — Я так и сделаю, — говорил высокий монотонный голос.
  — И если вам начнут задавать вопросы, вы ничего не знаете. Ясно?
  — Да-а. Я молчу. Я понимаю.
  — Отлично. Вы великолепный слуга, Ли Ганг. Я не собираюсь вам льстить, веселый нищий, но мне без вас туго пришлось бы. До свидания, приятного путешествия.
  Чан быстро юркнул в коридор, куда выходили двери всех кают его палубы, и успел увидеть знакомую фигуру, через мгновение скрывшуюся за углом.
  Некоторое время детектив пребывал в нерешительности. Из всех гостей Кирка один заинтересовал его больше прочих. Высокий мрачный мужчина, исследователь пустынь, который, оставляя смертоносные следы, неумолимо двигался к своей цели. Именно полковник Джон Битхэм, попрощавшись с Ли Гангом, вышел из соседней каюты.
  Чан посмотрел на часы. Он не привык торопиться, но теперь спешка была неизбежна. Когда он схватился за чемодан, от его вздоха задребезжали стекла. На палубе он встретил знакомого казначея из Гонолулу.
  — Домой, Чарли? — весело спросил тот.
  — Думал, что домой, — ответил Чан, — но ошибся. В последнюю минуту понял, что мне нужно на берег. Только как с билетом поступить?
  — Не беспокойтесь, вам его заменят. Зайдите в контору, они же знают вас.
  — Спасибо за совет. Просто мои мысли заняты другим. Не сумеете ли вы передать в Гонолулу моему старшему сыну, что я задержался по делам?
  — Конечно передам. Только постарайтесь поторопиться, Чарли.
  — Останусь еще на неделю, — крикнул он через плечо. — До следующего судна.
  А на берегу мисс Морроу сжала Кирку пальцы.
  — Взгляните на сходни: полковник Битхэм! Что он там делал?
  — Действительно, Битхэм. Позвать его? Нет, он поймал такси. Пускай едет, ему, наверное, некогда.
  Они проследили, как полковник усаживается в машину, а вновь обернувшись к «Мауи», увидели, что двое матросов убирают трап.
  Внезапно какая–то толстая фигура с чемоданом в руке растолкала их и бросилась на берег.
  Мисс Морроу облегченно вскрикнула, а Кирк вздохнул:
  — Это Чан… Он остается.
  Детектив приблизился к молодым людям.
  — Трудная ситуация, — заметил он. — Путешественник, окончательно со всеми распрощавшийся, неожиданно поворачивает назад.
  — Мистер Чан, дорогой! — воскликнула девушка. — Вы остались, чтобы помочь нам?
  Чан кивнул.
  — В любом случае, я обязан завершить дело.
  На верхней палубе «Мауи» джаз заиграл «Алоху», означавшую отплытие. В воздух взлетели ленты серпантина. «Не забудь написать!» — послышался чей–то вопль. Чан наблюдал за судном сквозь какой–то легкий туман перед глазами. «Мауи» медленно отвалил от причала. Толпа на берегу неистово махала ему вслед самыми разнообразными предметами. Чан со вздохом тоже помахал рукой.
  — Бедный маленький Барри Чан, — пробормотал он. — Он бы так мне обрадовался. А вот капитан Фланнери не обрадуется. Ладно, давайте займемся нашими проблемами.
  Глава 6 Гость–детектив
  Барри Кирк уложил чемодан Чана в багажник, и воссоединенное трио снова уселось в машину. Кирк развернулся у пирса и помчался по ярко освещенному солнцем Эмбаркадеро.
  — Вас не интересует причина моего возвращения? — осторожно спросил Чан.
  — Вы вернулись, и этого достаточно, — пожала плечами девушка.
  — И все–таки я должен объяснить. Похоже, что, долго вращаясь среди американцев, я перенял их дурные привычки. Например, любопытство. Даже на борту я неожиданно проявил слабость.
  — А что там случилось? — улыбнулась мисс Морроу.
  — Помните, что я говорил вам о Ли Ганге по дороге сюда? То, что его следует порасспросить. Теперь это не удастся.
  — Почему?
  — Потому, что сейчас он плывет на «Мауи», несмотря на свою нелюбовь к морю и страдания от морской болезни.
  — Ли Ганг на «Мауи»? — повторила девушка, широко раскрыв глаза. — Какой же отсюда следует вывод?
  — В том–то и вопрос, — заметил Чан. — Ли Ганг не просто отплыл на «Мауи», его заботливо проводил один из наших друзей. — Он вкратце повторил содержание подслушанного на судне разговора.
  Барри Кирк нарушил молчание первым.
  — Полковник Битхэм? — переспросил он. — Впрочем, я не удивляюсь.
  — Ерунда! — воскликнула мисс Морроу. — Не может он быть замешанным в преступлении. Такой прекрасный человек…
  — Прекрасный, — согласился Чан, — но трудный. Посмотрите в его глаза: они холодны и сверкают, как у тигра. Никто не выдержит такого взгляда, когда подобный человек преследует свою цель. Никто не устоит… Живым!
  Девушка, похоже, растерялась.
  — Нет, не верю. А не допросить ли нам Ли Ганга на борту?
  — Поздно, — пожал плечами Чан. — Попутный ветер унес удобный случай.
  — Тогда мы встретимся с ним в Гонолулу, — не уступала мисс Морроу.
  Чан отрицательно потряс головой.
  — Простите, если я скажу «нет». Мне слишком хорошо знаком китайский характер. Допрос не принесет никакого результата. Особенно, если полковник Битхэм поймет, что мы следим за Ли Гангом. Я содрогаюсь от такой мысли, ведь Битхэм исключительно умен. Заподозри он что–то — и у нас ничего не выйдет.
  — Что же вы предлагаете? — пролепетала девушка.
  — Слежку мы будем вести очень осторожно. А если
  Ли Ганг надумает покинуть Гонолулу, его немедленно схватят. Мы станем наблюдать за ним, как наблюдают за зверем в его логове. — Чан повернулся к Кирку. — Вы отвезете меня обратно в отель?
  — Нет, — улыбнулся Кирк. — Отели для вас больше не существуют. Да будет вам известно, что мы отправляемся в Кирк–билдинг, туда, где совершено преступление. Что вы на это скажете, мисс Морроу?
  — Вы очень добры, — заметила девушка.
  — Нет. Просто в сезон туманов одному ужасно тоскливо. А теперь совершенно один и предлагаю мистеру Чану стать моим гостем. — Он обратился к детективу: — Вы займет^ комнату сэра Фредерика.
  Чан улыбнулся.
  — Разве можно отказаться от подобной любезности?
  — Но сперва давайте заедем ко мне на службу, — попросила мисс Морроу. — Я хочу познакомить мистера Чана с окружным прокурором. Нам всем необходимо подружиться.
  — Будь по–вашему, — согласился Кирк, выруливая на Маркет–стрит.
  Из машины он не вышел, и девушка с Чаном отправились к прокурору вдвоем.
  В кабинете прокурора уже сидел капитан Фланнери.
  — Мистер Трент, у меня для вас хорошая новость… — начала было девушка, но тут же прервала сама себя: — О, доброе утро, капитан!
  Серые глаза Фланнери без улыбки уставились на Чана.
  — В чем дело, сержант?! — рявкнул он. — Я полагал, что вы на пути в Гонолулу.
  Чан усмехнулся.
  — Спешу обрадовать вас, что мои планы изменились. Мисс Морроу убедила меня останься, дабы к вашим выдающимся способностям прибавить мою скромную помощь.
  — Вот как? — пробормотал Фланнери.
  — Да. Разве это не превосходно? — воскликнула девушка. — Мистер Чан поможет нам. — Она повернулась к своему шефу. — Только, пожалуйста, дайте ему временное предписание, назначающее к нам на службу.
  Трент улыбнулся ее энтузиазму.
  — А оно не будет незаконным?
  — Нет, такое невозможно, — решительно отрезал Фланнери.
  — Но почему? — не уступала девушка. — Нам предстоит трудное расследование: поддержка может пригодиться. Сержант Чан никому не помешает, капитан.
  — Я и не говорил о помехе, — возразил Фланнери.
  — Например, он бы стал консультантом, — продолжала девушка. — Даже вам, опытному специалисту, советы не повредят.
  — Ну ладно, — кивнул головой капитан.
  Мисс Морроу вопросительно взглянула на Трента.
  — А как же Г онолулу, сержант? — гнул свое прокурор.
  — Там все в порядке, — заверил Чан. — Мое отсутствие можно растягивать, как резину.
  — Отлично, если вы настолько необходимы мисс Морроу, значит, она вас получит. Только ни в коем случае не сбивайте капитана Фланнери с его пути.
  — Иными словами, — добавил Фланнери, поворачиваясь к Чану, — не вмешивайтесь не в свои дела.
  Чан согласно наклонил голову.
  — Прав Конфуций: «Тот, кто не состоит на службе, не имеет права вмешиваться в дела руководства». Работать будете вы, я займусь прошлым.
  — Меня это устраивает, — заявил Фланнери. — Сперва следует выяснить детали. — Он обратился к окружному прокурору: — Например, мисс Гарланд: ее жемчуг оказался под столом сэра Фредерика. Я должен узнать, почему.
  — Пожалуйста, не подумайте, что я влезаю в чужие проблемы, — произнесла мисс Морроу, — но, по–моему, с женщинами я добьюсь большего, чем вы. Ведь я тоже женщина. Вы позволите мне взять мисс Гарланд на себя?
  — Какие глупости, — заупрямился Фланнери.
  — Отчего же? — возразил Трент. — Мисс Морроу — умная девушка, капитан. Поручите женщин ей. А сами займитесь мужчинами.
  — Какими мужчинами? — вскинулся Фланнери. — В деле замешаны одни дамы.
  — Спасибо, — улыбнулась мисс Морроу. — Итак, мисс Гарланд за мной. А еще есть Лили Барр. При первом же удобном случае я с ней поговорю. Естественно, я буду держать вас в курсе.
  Фланнери безнадежно махнул рукой.
  — Э-э! Делайте, что хотите. Я здесь вообще никто.
  — Вы не правы, — утешительно промолвил Чан. — Не говорите таких вещей. Кому предстоит схватить преступника в минуту триумфа? Вам, капитан. Прочим придется рассеяться, как туману на солнце.
  Девушка поднялась.
  — Нам пора. Увидимся, капитан. Пойдемте, сержант Чан…
  Чан тоже встал. Он чувствовал некоторую неловкость.
  — Капитан должен простить меня, похоже, я причинил ему беспокойство. Это естественно, на его месте я бы тоже был недоволен.
  — Нет, нет, все в порядке, — сказал Фланнери. — Вы же обещали заняться одним прошлым. Никакие ваши опасения меня не остановят. — Он покраснел. — Пожалуйста, думайте себе о ежегоднике «Космополитен». Я займусь чем–нибудь еще. Единственное условие: не задавайте вопросов никому из подозреваемых.
  Поклонившись, Чан заметил:
  — Я последователь известного китайского философа, капитан. Он говорил: «Дурак допрашивает окружающих, а мудрый себя». Мы еще увидимся с вами. До свидания. — Он последовал за девушкой.
  Красный как рак, Фланнери повернулся к прокурору и закричал:
  — Хорошенькая ситуация, нечего сказать! Труднейшее из всех моих дел, а кого я получаю в помощь?! Куклу–девчонку и китайца. Ну, я… я просто… — Он выругался.
  Трента развеселила его горячность.
  — Кто знает, — произнес он улыбаясь, — а вдруг они принесут вам гораздо больше, чем вы ожидаете.
  — В таком случае я буду страшно удивлен. — Фланнери поднялся. — Женщина и китаец! Черт побери! Я стану посмешищем всей полиции…
  Мисс Морроу и Чан, о коих столь пренебрежительно отозвался капитан Фланнери, вернулись к Барри Кирку, сидевшему в машине.
  — Наконец–то, — вздохнул он. — Я вас заждался. Давно пора позавтракать. И учтите, вы оба отправляетесь в мое бунгало.
  В Кирк–билдинге Парадайз уже приготовил приборы. Кирк показал Чану его комнату и, оставив детектива распаковывать вещи, возвратился к мисс Морроу.
  — По–моему, у вас постоянно гости толкутся, — заметила она.
  — Знаете, я ужасно рад, что Чарли здесь останется. Он отличный парень. Но, откровенно говоря, у меня есть и другие причины его пригласить. Вы будете работать с ним вместе, а это означает… Что?
  — Надеюсь, то, что я научусь работать.
  — Общаясь с Чаном?
  — Именно.
  — Но, сотрудничая с моим гостем, вы время от времени будете посещать меня. Я же умный парень, я все предвидел.
  — Не понимаю. Для чего вам мои визиты?
  — Для того, что они приносят мне радость и мысли о том, что впереди еще не один счастливый день…
  Она покачала головой.
  — Боюсь, что вы слишком беспечны. Частые встречи с вами плохо на меня повлияют, и я лишусь работы.
  — Зато под вашим влиянием я сумею перевоспитаться. Вы же знаете, что в состоянии это сделать, — добавил он.
  — Сомневаюсь.
  В комнате появились Чан с Парадайзом, и последний пригласил всех к столу.
  — Я непрерывно думаю о мисс Барр, — серьезно сказал Кирк. — По–моему, я не говорил, при каких обстоятельствах ко мне попал сэр Фредерик. Дело в том, что я случайно познакомился с его сыном, совсем не близко, а так — еле–еле. И он написал мне, что его отец теперь в Сан—Франциско. Я сразу же позвонил сэру Фредерику в отель и заметил, как он заинтересовался Кирк–билдингом. Поначалу он просто задавал мне вопросы, а когда узнал, что я живу на крыше, сам пожелал остановиться у меня. Понимаете, не то чтобы я был против, но в беседе наметилась определенная тенденция и мне пришлось облегчить ему задачу.
  — Ясно, — кивнула девушка.
  — Ну, а спустя дня два он начал говорить о «Калькутта импорте» и в результате все свелось к личности Лили Барр. Прежде я ничего не слышал ни о фирме, ни о мисс Барр. Вообще ни звука. Позднее оказалось, что мой секретарь Кинсей знаком с девушкой, и сэр Фредерик все свои осторожные вопросы переадресовал к нему. Однажды в конторе Кинсей при мне интересовался у сэра Фредерика, не хочет ли он встретиться с мисс Барр. И сэр Фредерик кое–что ответил.
  — Что же именно? — подала голос мисс Морроу.
  — Он сказал: «Может быть, попозже». Думайте сами: важно это или нет.
  — Поскольку мисс Барр вышла из кабинета сэра Фредерика в слезах, значит, важно, — заметила мисс Морроу. — Вы не согласны, мистер Чан?
  Чан склонил голову.
  — Мисс Барр — очень интересный человек, — произнес он. — Я жажду присутствовать при вашей беседе с ней.
  — Я зайду в «Калькутта импорт», — поднялась из–за стола девушка, — и приглашу ее сюда. Впрочем, лучше позвонить по телефону… — Она сняла трубку.
  Ровно через пять минут в гостиной в сопровождении безупречного Парадайза появилась мисс Лили Барр. Пока она молча разглядывала троих людей, сидевших за столом, последние любовались ее красотой. Натуральная блондинка, среднего роста, она имела поразительно невинные голубые глаза.
  — Спасибо за то, что пришли, — поднимаясь, обратился к девушке заместитель окружного прокурора. — Разрешите представить вам мисс Морроу, мистера Чарльза Чана и мистера Барри Кирка.
  — Здравствуйте, — тихо промолвила мисс Лили Барр.
  — Я работаю в прокуратуре, — начала мисс Морроу, — и хочу поговорить с вами.
  Девушка растерянно помялась и неопределенно произнесла:
  — Да-а… а-а…
  — Садитесь, пожалуйста, — встрепенулся Кирк, придвигая ей кресло.
  — Вы, конечно, знаете, что здесь было совершено убийство? — продолжала мисс Морроу.
  — Конечно, — еле слышно пролепетала она.
  — Вы оставались прошлой ночью в конторе?
  — Да, впервые за целый месяц. Много работы накопилось…
  — В котором часу вы ушли?
  — Где–то около четверти одиннадцатого, но не точно. Однако при уходе я даже не подозревала о случившемся.
  — Ясно. Вы не видели никаких незнакомцев в здании?
  — Нет. Я вообще никого не встретила. — Как ни странно, голос ее звучал громче.
  — Скажите, — пристально посмотрела на нее мисс Морроу, — вы были знакомы с сэром Фредериком Брюссом?
  — Нет, я ни разу с ним не сталкивалась.
  — Ни разу? Пожалуйста, подумайте как следует. Вы заходили в его кабинет позапрошлым вечером?
  Девушка замялась.
  — Ну, тогда я его, конечно, видела. Просто я думала, что вы имеете в виду близкое знакомство.
  —- Значит, заходили?
  — Я была в конторе мистера Кирка, и там сидел дородный мужчина с усами. Наверное, как раз сэр Фредерик Брюсс.
  — Наверное или точно?
  — Точно. Теперь–то я знаю, что это был он. Я видела его портрет в утренней газете.
  — Он был в конторе один?
  — Да.
  — Вы к нему приходили?
  — Нет.
  — Но, покидая кабинет, вы вытирали слезы. — Мисс Барр снова смутилась и покраснела. — Это сэр Фредерик заставил вас плакать?
  — Что вы, нет! — воскликнула девушка.
  — Тогда кто?
  — Понимаете… у меня было… личное дело. Разве нужно об этом говорить?
  — Боюсь, что вы обязаны сообщить все, — заметила мисс Морроу. — Вопрос слишком серьезный.
  Мисс Барр нерешительно огляделась по сторонам.
  — Ну, я…
  — Расскажите подробно, что случилось позавчера?
  — Это… это не сэр Фредерик довел меня до слез, — начала девушка. — Совсем другой человек.
  — Другой? Объясните, пожалуйста.
  — Хорошо. — Девушка импульсивно склонилась к мисс Морроу. — Я вам все расскажу. Вы поймете меня. Мистер Кинсей, секретарь мистера Кирка, и я… мы… короче, мы помолвлены. Каждый вечер мистер Кинсей ждет меня, и мы идем обедать. Потом он провожает меня домой. А позавчера днем мы поссорились из–за одного пустяка, вы же знаете, как это бывает..
  — Могу себе представить, — заметила мисс Морроу.
  — Вопрос действительно был пустяковый. В тот вечер я прождала его напрасно: он не пришел. Тогда я подумала, что он задержался на службе, отбросила гордость и отправилась посмотреть. Я открыла дверь конторы мистера Кирка и вошла, полагая, что мистер Кинсей там, но его не было. В комнате сидел один сэр Фредерик.
  Я пробормотала какие–то извинения, но сэр Фредерик только молча на меня взглянул. Я сразу заторопилась уйти, возможно, вы понимаете меня, мисс Морроу…
  — Вы плакали из–за того, что мистер Кинсей с вами не встретился?
  — Боюсь, что да. Это глупо с моей стороны?
  — Отчего же… Просто дело не в этом. — Мисс Морроу тщательно подбирала слова. — Ваша компания занимается импортом из Индии?
  — Да. В основном шелка и хлопка.
  — Вы бывали в Индии, мисс Барр, или в прилегающих странах?
  Девушка ответила не сразу.
  — В детстве я прожила там несколько лет с отцом и матерью.
  — Где именно?
  — Больше всего в Калькутте.
  — И в других местах тоже? — Мисс Барр кивнула. — В Пешаваре, например, в Пакистане?
  — Нет, — твердо произнесла мисс Барр. — Я никогда не была в Пешаваре.
  Чан громко кашлянул и выразительно посмотрел на мисс Морроу. Она резко переменила тему:
  — Вам доводилось слышать о сэре Фредерике до его приезда сюда?
  — Что вы, нет!
  — И при вашей единственной встрече вы не перекинулись с ним ни словом?
  — Именно так.
  Мисс Морроу поднялась.
  — Спасибо. Пока это все. Я полагаю, что мистер Кинсей извинился перед вами?
  Девушка улыбнулась.
  — О да, благодарю вас. — И она быстро вышла.
  Барри Кирк исчез из комнаты следом за ней, но тут же вернулся.
  — Кинсей сейчас навестит нас, — сообщил он. — Я поспешил позвать его, чтобы они не успели сговориться. Вы оба превратили меня в детектива.
  — Превосходно, — одобрительно закивала головой мисс Морроу.
  Тут в комнате появился высокий темноволосый молодой человек, одетый с иголочки.
  — Вы хотели меня видеть, мистер Кирк? — произнес он.
  — Да. Простите, что оторвал вас от дел, Кинсей, но, по моим сведениям, вы помолвлены с мисс Лили Барр, которая работает в одной из здешних контор. Это правда?
  — Чистейшая, мистер Кирк, — улыбнулся Кинсей. — Я сам собирался рассказать об этом, но никак не представлялось удобного случая.
  — Позавчера вы поссорились с ней?
  — Ерунда, сэр, сущие пустяки. — Лицо Кинсея немного омрачилось. — Теперь все в порядке.
  — Поздравляю. Но в тот вечер вы не дождались ее, чтобы как обычно проводить домой? Вы ушли один?
  — Боюсь, что да. Просто я был раздражен…
  — И хотели проучить ее, правильно? Ладно. Извините нас за бесцеремонность.
  — Не беспокойтесь, сэр, — Кинсей повернулся, чтобы идти, но внезапно замялся. — Мистер Кирк…
  — Да, Кинсей?
  — Нет, ничего, сэр, — промолвил Кинсей и исчез.
  Кирк обратился к мисс Морроу:
  — Рассказ мисс Лили Барр подтвердился.
  — Даже слишком, — вздохнула девушка. — Честно говоря, я разочарована. Мистер Чан, по–вашему, я переборщила с Индией и Пакистаном?
  Чарли пожал плечами.
  — Это же игра. И лучше, когда оппонент не знает наших мыслей. Я всегда притворяюсь, будто мне ничего не известно. Правда, иногда я специально делаю вид, что имею определенную цель.
  — Похоже, я не смогу взлететь выше своих возможностей, — нахмурилась девушка. — Конечно, она говорила искренне, но я сомневаюсь…
  — По крайней мере, ясно одно: она не Ева Даренд, — заметил Кирк.
  — Почему вы так решили? — спросила мисс Морроу.
  — А ее возраст? Она ведь еще дитя.
  Мисс Морроу засмеялась.
  — Удивительно! Когда речь идет о блондинках, вы, мужчины, становитесь слепцами. Мисс Барр, самое меньшее, лет тридцать.
  — Да что вы! — присвистнул Кирк.
  — Можно обмануть мужчину, но не женщину…
  — А я думал двадцать, — протянул Кирк. Потом повернулся и увидел Парадайза: дворецкий бесшумно переступил порог комнаты с серебряным подносом в руках.
  — Что мне делать с этим, сэр? — спросил он.
  — С чем? — не понял Кирк.
  — С письмом, адресованным сэру Фредерику Брюссу. Оно только что получено через контору «Томас Кук и сыновья».
  К Парадайзу подошла мисс Морроу.
  — Я забираю его под свою ответственность, — заявила она, и Парадайз с поклоном удалился. — Мы никогда не думали, сержант, — продолжала девушка, блестя глазами, — что почта сэра Фредерика может многое сообщить нам… — Она покрутила письмо в руках. — Это первая ласточка. Из Лондона: столичная полиция — Скотленд—Ярд…
  Она быстро вскрыла конверт и достала оттуда сложенный лист бумаги. Но, развернув его, девушка испуганно вскрикнула.
  Кирк и Чан шагнули вперед и уставились на послание, прибывшее из Скотленд—Ярда. Перед ними находилась только чистая бумага. Совершенно чистая!
  Глава 7 Мутная вода
  Мисс Морроу некоторое время молча смотрела на странное содержимое конверта с лондонской маркой.
  — О Боже! — наконец вздохнула она. — Одни беспокойства с этими детективными делами. Кругом сплошная тайна.
  Чарли Чан улыбнулся.
  — Смиренно прошу прощения, но вы, наверное, не пожелаете огласки? Примите добрый совет: согласитесь с мнением сведущих людей.
  — Но в чем оно заключается?
  — Скажу лишь одно, — ответил Чан, — Скотленд—Ярд не станет ради шутки посылать пустую бумажку за шесть тысяч миль. Нет, столь странный случай должен, как цветок, распуститься в наших ладонях.
  Девушка снова принялась разглядывать листок.
  Чан предостерегающе поднял свою тонкую руку с длинными пальцами.
  — Извините, но не надо ничего трогать: это будет большой ошибкой, — заметил он. — На бумаге определенно что–то есть, хоть и не видимое глазу.
  — Что же? — мгновенно отреагировала мисс Морроу.
  — Отпечатки пальцев, — ответил он, мягким движением забирая бумагу из ее рук. — Здесь наверняка есть отпечатки. По крайней мере, того человека, который укладывал листок в конверт.
  — Верно, — согласилась мисс Морроу.
  — Я не поклонник научных методов, — продолжал Чан, — но отпечатки пальцев могут сказать многое. К счастью, я изучал дактилоскопию. В Гонолулу мне часто приходилось с ней сталкиваться, и я просто развлекался ею. Мистер Кирк, у вас нет ящика с замком, ключ от которого хранился бы только у вас?
  — Конечно есть, — кивнул Кирк, отпирая отделение красивого испанского стола. Чан бережно вложил туда письмо, Кирк запер ящик на ключ и протянул его китайскому детективу.
  — Позже я исследую послание при помощи копоти и кисти, — объяснил Чан. — Возможно, мы разоблачим того, кто вскрывал почту сэра Фредерика. — Он спрятал пустой конверт. — Его, несомненно, подержали над паром. А вот марка на конверте подлинная.
  — Пар! — воскликнул Барри Кирк. — Но кто же, Господи!.. Корреспонденция сэра Фредерика пришла через контору «Томас Кук и сыновья».
  — Совершенно верно, — усмехнулся Чан.
  — По–моему, мистер Карри Эндербэй работает там?
  — Вы, несомненно, очень умны, — пожал плечами Чан. — И вполне возможно, что во всем повинен мистер Эндербэй. Но все это только домыслы, а превыше всего факты. Наследницей корреспонденции сэра Фредерика, похоже, следует считать мисс Марроу.
  — В общем–то, да, — проговорила девушка. — Мне неловко, но мой долг… — Она села и задумалась. Очевидно, ее мысли не дали никакого результата и не принесли облегчения. — Короче, — заявила она наконец, — чистый листок я оставляю вам, сержант. Я же займусь мисс Гарланд. Каким образом жемчужина из ее ожерелья попала под стол, за которым убили сэра Фредерика?
  — Мудрый вопрос, — кивнул Чан. — Осталось только пригласить мисс Гарланд для беседы. Вдруг она окажется более разговорчивой, чем мисс Лили Барр.
  — Хотите, я ей позвоню? — предложил Кирк. — Скажу, что должен выяснить кое–какие детали. Может, она явится не столь подготовленная, как если бы шла в полицию.
  — Превосходно, — согласилась мисс Морроу. — Но я боюсь, что мы злоупотребляем вашим временем, мистер Кирк, у вас же и свои дела есть. Пожалуйста, не стесняйтесь сказать об этом.
  — Какие еще дела? — бросил он с безразличным видом. — Я, как и сержант Чан, связан теперь с вами и буду рад, если навсегда. Не сердитесь, но я… — Не закончив фразы, он резко поднялся и подошел к телефону, чтобы соединиться с апартаментами мисс Гарланд. Актриса дала согласие немедленно приехать.
  Едва Кирк повесил трубку, открылась дверь и Парадайз доложил о приходе посетителя. В комнату ввалился капитан Фланнери.
  — Здравствуйте! — приветствовал он собравшихся. — Все на месте? Разрешите присоединиться, если не помешаю.
  — Не сомневайтесь, мы никому не радуемся, больше, чем вам, — промолвил Чан.
  — Спасибо, сержант. Вы уже решили нашу задачу?
  — Нет. Еще не собрал всех данных, — усмехнулся Чан.
  — Но осталось совсем немного? — Капитан Фланнери беспокоился и пытался замаскировать тревогу шутками. — Судя по тому, что о вас пишут, я полагал, что преступник уже заперт в клозете.
  Глаза Чана сузились.
  — Принимаю ваш вызов, — спокойно кивнул он. — Я уже не одного полицейского заставил вытаскивать из клозетов скрывающихся преступников. Если вы внимательно следите за прессой, там об этом сообщалось.
  — Ну так что? — обратился Фланнери к мисс Морроу. — Вы уже беседовали с мисс Барр?
  — Да, — ответила девушка. Она повторила свой разговор. Фланнери выслушал молча.
  — Не много же вы узнали, — заметил он в конце.
  — Не спорю, — вздохнула мисс Морроу.
  — Хотя не исключено, что и я получил бы такой же результат, даже не будучи женщиной, — добавил Фланнери. — И тем не менее сейчас моя очередь с ней общаться. Она не ждет меня. Значит, она плакала из–за того, что ее парень ушел не дождавшись? Возможно. Но по моему мнению, современную женщину не так легко довести до слез, тут нужна более основательная причина.
  — Может, вы и правы, — сказала мисс Морроу.
  — Конечно прав. А теперь вот что: я должен присутствовать на вашей встрече с Глорией Гарланд. Пора наверстывать упущенное.
  — Я буду рада. Мисс Гарланд как раз скоро приедет.
  — Отлично. А пока я тоже взгляну на вашу плаксивую даму. Позовите меня, если мисс Гарланд придет до моего возвращения. Я уже тридцать лет играю в эти игры, и не прокуратуре со мной тягаться. Занимаясь расследованием, я довожу его до конца.
  Когда он выходил из комнаты, Чан без особого энтузиазма проводил его глазами.
  — Чем сильнее гроза, тем слабее дождь, — пробормотал он про себя.
  — Давайте спустимся в контору, — предложил Кирк. — Мисс Гарланд может явиться с минуты на минуту.
  Они переместились вниз. Комнаты ярко освещало солнце: ночной туман рассеялся, как дурной сон.
  Кирк уселся за свой стол, выдвинул ящик и достал оттуда пару газетных вырезок.
  — Не хотите полюбопытствовать? — спросил он Чарли Чана. — Эти статьи подтверждают мои слова о том, что сэр Фредерик интересовался не только Евой Даренд, но и другими исчезнувшими женщинами.
  Внимательно прочитав вырезки, Чан положил их на стол и тяжело вздохнул.
  — Да, следы действительно ведут в далекое прошлое, — заметил он.
  — Видите, даже вы находитесь в замешательстве, — живо отреагировал Кирк.
  Чан поднял на него задумчивые глаза.
  — Простите, что вы сказали?
  — Я говорю, что даже знаменитый сержант Чан озадачен.
  — Вы правы. Но сейчас я размышляю не о сэре Фредерике. Мой ум был занят куда менее значительной персоной: маленьким Барри Чаном. Я обязательно должен отправиться к нему в следующую среду.
  — Надеюсь, что -вы осуществите свое намерение, — улыбнулась мисс Морроу. — Не так уж много в наше время найдется мужчин, преданных семье, подобно вам.
  — Ах, все совсем иначе, — пробормотал Чан. — Для вас, живущих на континенте, дом означает совершенно другую вещь, чем для нас. Вы снимаете себе квартиры, ходите в рестораны, разъезжаете в автомобилях. Мы, китайцы, иные люди. Любовь, брак, дом! Мы буквально цепляемся за все это. Дом — наша святыня, мужчина верховный жрец, огонь — алтарь, рождающий свет.
  — Прекрасные слова, — заметил Кирк. — Особенно про мужчину. Кстати, я должен послать телеграмму тезке и поздравить его.
  В дверях конторы появилась мисс Гарланд. Кинсей проводил ее в комнату. При дневном освещении она выглядела не столь эффектно, как при свечах. Круги под глазами выдавали ее возраст.
  — Вот и я, мистер Кирк, — произнесла она. — О! Мисс Морроу и мистер Чан! Простите, я сегодня не в форме. Прошлая ночь совершенно выбила меня из колеи. Сэр Фредерик был таким приятным человеком. Вы уже нашли какие–то зацепки?
  — Пока нет, — ответил Кирк. — Садитесь, пожалуйста.
  — Подождите минуту, я только позову капитана Фланнери, — вмешалась мисс Морроу.
  — Я сам схожу за ним, — заторопился Чан.
  Быстро преодолев коридор, он вошел в контору «Калькутта импорт». Посреди комнаты стоял красный и сердитый капитан Фланнери. Перед ним, вся в слезах, сидела Лили Барр. Капитан резко обернулся.
  — Ну? — рявкнул он.
  — Вы просили сообщить, капитан, когда появится мисс Гарланд.
  — Хорошо, — кивнул он и бросил в сторону плачущей девушки: — Мы еще увидимся. — Та ничего не ответила, и капитан шагнул вслед за Чаном в холл.
  — А вы успешно вызываете слезы, — заметил ему Чан.
  — Да у нее вообще глаза на мокром месте, — фыркнул Фланнери. — Впрочем, я с ней не цацкался. Никакой жалости!
  — И ваш метод дал положительные результаты?
  — Естественно. Она выложила мне всю правду. Но, похоже, кое–что утаила: слишком мйого слез для невинного свидетеля. Держу пари на сто долларов, что она и есть Ева Даренд.
  Чан пожал плечами.
  — Моя раса отнюдь не равнодушна к азартным играм. Но я не стану зарабатывать деньги с их помощью.
  — Ну и что же? — произнес свою излюбленную фразу Фланнери, входя в кабинет Кирка.
  Кирк тут же закрыл за ними дверь, спасаясь от любопытных глаз Кинсея, а капитан Фланнери уставился на мисс Гарланд.
  — Я хочу поговорить с вами. Кто я такой, вам известно. Я был здесь вчера вечером. Вас зовут Глория Гарланд?
  Она взглянула на него с затаенным страхом.
  — Да.
  — Это ваше настоящее имя, леди?
  — Я ношу его много лет и…
  — Так значит, настоящее?
  — Не совсем. Это имя я взяла…
  — Понимаю. Вы взяли имя, которое вам не принадлежит. — Голос Фланнери звучал оскорбительно. — И у вас, я полагаю, были на то причины?
  — Конечно. — Женщина смотрела на него уже с нескрываемым испугом. — Меня зовут Ида Пингель и мне показалось, что такая фамилия не очень годится для театра. Поэтому я выбрала себе псевдоним Глория Гарланд.
  — Отлично. Следовательно, вы признаете, что путешествовали под чужим именем?
  — Я и не собиралась отпираться. Большинство театральных актеров носят псевдонимы. Я не совершила ничего такого, что могло бы оправдать вашу грубость…
  — Я прекрасно вас понимаю, — заметила мисс Морроу, с неодобрением глядя на капитана Фланнери. — Теперь я сама буду вести допрос. Ответьте, пожалуйста, вы уже встречались с сэром Фредериком Брюссом до приема у мистера Кирка?
  — Нет.
  — Значит, вы не были с ним знакомы?
  — Конечно нет. Что за странные предположения?
  — Вы ни о чем не разговаривали с ним прошлой ночью?
  — Нет- Ни словом не перемолвились.
  Капитан Фланнери открыл было рот, дабы вставить какое–то замечание, но мисс Морроу сделала ему знак рукой.
  — Одну минуту, капитан. Мисс Гарланд, имейте в виду, дело очень серьезное и вы должны говорить только правду.
  — Ну… — Она явно смутилась. — Почему вы думаете, что я…
  — Лжете? Мы не думаем, а знаем точно! — взорвался капитан Фланнери.
  — Вы заявили, что ваше ожерелье порвалось по дороге в бунгало, — продолжала мисс Морроу. — Где именно?
  — На лестнице. На лестнице, ведущей с двадцатого этажа на крышу.
  — Вы отыскали все жемчужины?
  — По–моему, да. Мне не известно, сколько их. Надеюсь, вам не надо объяснять, что они поддельные. Я не могу позволить себе настоящий жемчуг.
  Мисс Морроу открыла свою сумочку и выложила на стол жемчужину, найденную возле тела сэра Фредерика.
  — Вы узнаете ее, мисс Гарланд?
  — Ну конечно! Она моя. Большое вам спасибо. А где… откуда она у вас?
  — Мы нашли ее, — медленно проговорила мисс Морроу, — в этой комнате под столом. — Женщина покраснела, но не произнесла ни слова.
  Наступила напряженная тишина.
  — Мисс Гарланд, — продолжала мисс Морроу, — я полагаю, вам следует изменить тактику и говорить только правду.
  Актриса пожала плечами.
  — Возможно. Я просто хотела остаться в стороне. Это не та реклама, которая мне нужна. Кроме того, я ни в чем не замешана.
  — Но ожерелье у вас действительно разорвалось в кабинете, когда вы пришли к сэру Фредерику?
  — Да. Нитка зацепилась за угол стола, а я как раз вставала, чтобы уходить.
  — Пожалуйста, не надо с конца. Начните с начала.
  — Хорошо. Заявляя, что до прошлой ночи не видела сэра Фредерика, я сказала правду. Едва я пересекла холл, направляясь к лестнице, дверь этой комнаты отворилась и на пороге появился мужчина. «Вы — мисс Гарланд?» — спросил он. Я ответила утвердительно, и он назвался сэром Фредериком Брюссом, гостем мистера Кирка. Затем он предложил мне немного побеседовать, прежде чем мы поднимемся наверх.
  — Продолжайте.
  — Его поведение показалось мне странным, но он с первого взгляда внушал такое доверие, что я последовала за ним. Мы сели, и он принялся говорить о себе, о Скотленд—Ярде и тому подобных вещах. Я англичанка и, конечно, с уважением отношусь к сотрудникам Ярда. Примерно через минуту он перешел на другую тему.
  — Все верно, — улыбнулась мисс Морроу. — Именно она нас и интересует. Так в чем же эта тема заключалась?
  — Он… он пытался кое–что выяснить.
  — Да? И что же?
  — Смогу ли я опознать женщину, исчезнувшую много лет назад. Женщину, которая шагнула в ночь и с той поры пропала.
  Все молчали в ожидании дальнейших объяснений. Чан спокойно кивал, Барри Кирк с интересом разглядывал лицо Глории Гарланд. Даже Фланнери слушал внимательно, не перебивая.
  — Так, — холодно произнесла мисс Морроу. — А почему сэр Фредерик думал, что вы сможете ее опознать?
  — Потому что она была моей лучшей подругой, и я последней видела ее перед исчезновением.
  — Значит, — подытожила мисс Морроу, — вы присутствовали на ночном пикнике в окрестностях Пешавара пятнадцать лет назад?
  Женщина широко раскрыла глаза.
  — Пешавар? Я никогда в жизни в Пакистане не была.
  От удивления долгое время никто не мог произнести ни слова. Потом Фланнери заорал на актрису:
  — Послушайте, вы обещали говорить правду!..
  — Но я не лгу, — запротестовала она.
  — Ах, не лжете?! Так вот, женщина, которой интересовался сэр Фредерик, исчезла именно из Пешавара и ее звали Евой Даренд…
  Внезапно Чан перебил его:
  — Смиренно прошу прощения, капитан, но не будете ли вы любезны выслушать сперва леди… — Он достал газетные вырезки сэра Фредерика и обратился к мисс Гарланд: — Пожалуйста, расскажите о месте и времени исчезновения вашей подруги.
  — Охотно. Она исчезла возле Ниццы.
  — Ницца? Это еще где, черт побери?! — прорычал Фланнери.
  — Ницца — курорт на французской Ривьере, — мягко пояснила мисс Гарланд. — Боюсь, что со своей занятостью вы чересчур засиделись на одном месте, капитан.
  — Ницца… — медленно повторил Чарли Чан. — Значит, вашу подругу звали Марией Лантельм?
  — Да, именно так, — подтвердила актриса.
  Чан протянул одну из заметок мисс Морроу.
  — Если вас не затруднит, пожалуйста, прочитайте ее вслух! — попросил он. — Это очень интересно.
  И снова, как накануне в «Сан—Франсисе», мисс Морроу ознакомила слушателей с газетной вырезкой сэра Фредерика Брюсса.
  «Что случилось с Марией Лантельм?
  Прошло уже одиннадцать лет с той лунной июньской ночи, когда английская труппа давала „Принцессу долларов" в ниццском театре „Де ля Жете–променад". Этот вечер навсегда запомнили собравшиеся на него. Зрительный зал переполняли отпускники–солдаты, а управляющий был в бешенстве: в самую последнюю минуту выяснилось, что его ведущая актриса больна, и он с дурным предчувствием решил выпустить дублершу, молоденькую статистку Марию Лантельм. Для Марии это был ответственный момент… Выйдя на освещенную сцену, она буквально преобразилась. Зрители никогда не забудут ее выступление. Своей игрой она вызвала настоящую бурю оваций, а когда занавес подняли опять, весь зал в восторге приветствовал ее стоя.
  После спектакля восхищенный управляющий ворвался в ее уборную. Он повезет ее в Лондон, в Нью—Йорк!.. Она молча выслушала его, потом переоделась и вышла на улицу, в темноту ночи. Самые разные знаменитости и богачи с волнением ждали, кого из них она предпочтет. Но выбрала ли она кого–нибудь, мы никогда не узнаем. Нам известно только то, что, выйдя из театра, она словно канула в небытие. С того дня, вот уже одиннадцать лет, никто не слышал о Марии Лантельм».
  Мисс Морроу замолчала, на ее лице появилось растерянное выражение.
  Капитан Фланнери застыл с открытым ртом. Только Чарли Чан сохранил самообладание.
  — Итак, Мария Лантельм — ваша подруга? — уточнил он у мисс Гарланд.
  — Была подругой, — подчеркнула мисс Гарланд. — И сэр Фредерик каким–то образом узнал об этом. Я работала в той же труппе и могу сказать, что заметка несколько преувеличивает успех дебюта Марии. Наверное, автору хотелось сделать материал поинтереснее. Это был обычный спектакль. Я не помню никакого особого оживления вокруг него. Но в остальном заметка права. Возможно, у Марии были собственные тайные планы. Или она выбрала для себя нечто лучшее, чем профессия актрисы. Но одно несомненно: она вышла из театра и с тех пор как в воду канула.
  — Но вы же видели ее еще раз? — предположил Чан.
  — Да. Возвращаясь домой, я заметила их на Проме–над–Дэз—Англе у входа в какое–то здание — Марию и незнакомого мне мужчину. Больше я ее не встречала.
  — И сэр Фредерик спрашивал вас именно об этой девушке? — подытожила мисс Морроу.
  — Да. Он показал мне вырезку из газеты и поинтересовался, не была ли я очевидицей происшедшего. Я ответила, что была. Ему непременно требовалось выяснить, смогла бы я опознать Марию Лантельм после стольких лет разлуки. Я сказала, что обязательно. «Прекрасно! — воскликнул он. — Возможно, ваши услуги понадобятся уже сегодня вечером. Пожалуйста, не покидайте Кирк–билдинг, пока мы с вами не переговорим». Я согласилась, но побеседовать нам больше не довелось.
  Снова наступила тишина. Первой ее нарушила мисс Морроу.
  — По–моему, мисс Гарланд сообщила нам достаточно, — заметила она. — Если капитан Фланнери не…
  Она посмотрела на полицейского. Его багровое лицо выражало полнейшее замешательство.
  — Я? Нет, я возражать не стану.
  — Тогда… большое вам спасибо, мисс Гарланд, — продолжала мисс Морроу. — Вы не собираетесь уезжать из города?
  — Нет. У меня здесь дела.
  — Хорошо, если соберетесь, обязательно уведомите меня. А пока все. Огромное вам спасибо! Как хорошо, что вы пришли!
  Мисс Гарланд кивнула головой в сторону стола.
  — Мне можно забрать жемчужину?
  — Ох, конечно!
  — Благодарю. На актрисе даже подлинный жемчуг похож на настоящий. Понимаете?
  Мисс Морроу встала, чтобы проводить ее. Когда она вернулась, в комнате царила тишина.
  — Ну? — произнесла девушка.
  — Просто невероятно! — воскликнул Барри Кирк. — Еще одна пропавшая женщина. Господи! Ева Даренд и Мария Лантельм никак не могут быть замешаны в нашу историю вдвоем. Если, конечно, не предположить, что где–то существует некий Город Исчезнувших Женщин. А как по–вашему, сержант?
  Гонолульский детектив пожал плечами.
  — С каждой минутой мы погружаемся в тайну все глубже, — заметил он. — Откровенно говоря, я начинаю захлебываться.
  — А я уже давно на дне! — крикнул капитан Фланнери. — Но я выберусь! Не сомневайтесь, выберусь!
  Глаза Чана сузились.
  — У моей расы, капитан, есть старая пословица: «Мутная вода, в которой барахтается глупец, делается еще мутнее». Оставайтесь в одиночестве, может, вода и прояснится.
  Фланнери изумленно посмотрел на него, встал и вышел из кабинета, хлопнув дверью.
  Глава 8 Услуга Вилли Ли
  Пока Чан задумчиво собирал со стола газетные вырезки сэра Фредерика и клал их в свой бумажник, Барри Кирк смотрел на дверь, которую с таким громом закрыл за собой капитан Фланнери.
  — Боюсь, что капитан немного расстроен, — сказал он наконец. — А вернее — здорово раздражен.
  Мисс Морроу улыбнулась.
  — Он просто испуган. Удивление всегда действует на полицейских подобным образом… Они начинают креститься.
  — Надеюсь, у вас последняя информация не вызовет такого же эффекта?
  — Ну почему? Я бы тоже стала креститься на его месте.
  — Значит, вы, как и он, впали в панику?
  — Что же тут странного? Разве кто–нибудь сталкивался с таким загадочным случаем? — Она накинула на себя плащ. — А насчет Марии Лантельм…
  — Позвольте мне смиренно попросить слова, — перебил ее Чарли Чан. — Не занимайте свои мысли Марией Лантельм. Она, если можно так выразиться, вне игры. Помните лишь об одном важнейшем факте — сэр Фредерик умер на этом этаже, и с его ног исчезли бархатные туфли. Самое ценное мы потеряли. Не отвлекайтесь ни на что постороннее, думайте только о Еве Даренд, Хилари Галте и, в первую очередь, обо всем, прочитанном сэром Фредериком, а также о прошлой ночи. Пускай Мария Лантельм отдыхает в отдаленном уголке вашего мозга. Вот единственный путь, который приведет нас к успеху.
  Девушка вздохнула.
  — Неужели мы его добьемся? — промолвила она. — Что–то я сомневаюсь.
  — Живите с улыбкой, — произнес Чан. — Один мудрец сказал: «Темные тучи рассеиваются там, где появляется голубое небо». — Он поклонился и исчез на лестнице, ведущей в бунгало.
  Барри Кирк еле успел остановить девушку, устремившуюся за детективом. И пока он держал ее за плечи, в голове у него промелькнули слова какой–то рекламы: «Повинуйся этому порыву». Но порывы были не в его характере.
  — «С каждой минутой мы погружаемся в тайну все глубже», — процитировал он Чана и добавил уже от себя: — Похоже, мы влипли в совершенно неразрешимое дело.
  — Я тоже боюсь этого, — призналась девушка.
  — Что вы вкладываете в понятие «боюсь»? Мы с вами умные люди, и грядущее расследование только испытает наши силы. Предлагаю встретиться в самое ближайшее время и обсудить все проблемы.
  — Полагаете, это необходимо?
  — Не полагаю, а знаю.
  — Решено, — улыбнулась она. — Спасибо за завтрак, и до свидания.
  Когда Кирк вернулся в бунгало, Чан находился в комнате, которую прежде занимал человек из Скотленд—Ярда. Детектив внимательно разглядывал чемодан сэра Фредерика, стоявший в углу.
  Заметив появившегося на пороге хозяина, Чан обратился к нему с вопросом:
  — Вы осматривали вещи сэра Фредерика?
  Барри Кирк покачал головой.
  — Конечно нет. Это меня не касается. Фланнери ночью все здесь обшарил и, похоже, ничего не нашел. Он велел вернуть вещи в Британское консульство.
  — Фланнери проявляет чрезмерную поспешность, — заметил Чан. — У вас, видимо, есть ключи? Если да, я сам изучу содержимое чемодана.
  Кирк протянул ему ключ и удалился.
  Впервые за время следствия Чан лично приступил к обыску. Наконец он пришел в гостиную с целой кипой книг в руках.
  — Что–нибудь отыскали? — поинтересовался Кирк.
  — В общем, ничего, — ответил Чан. — Ничего, кроме этого. Взгляните сюда, если вам не трудно.
  Кирк поднялся и, едва взявшись за книги, воскликнул:
  — Боже мой!
  — Я отреагировал точно так же, — улыбнулся Чан. — Вы обратили внимание на автора? — Он начал читать названия произведений: — «Через Китай и обратно», «Открытия в Персии», «Год в пустыне Гоби», «Тибет — вершина мира», «Моя жизнь исследователя». — Глаза его сузились. — Исключительно труды нашего доброго друга полковника Битхэма. Среди вещей сэра Фредерика других книг не обнаружилось. Вас не удивляет столь необычное пристрастие к одному автору?
  — Конечно удивляет, — согласился Кирк. — Я…
  — Полковник Битхэм поразил меня с первой минуты. Едва взглянув в глаза этому одинокому путешественнику вчера вечером, я спросил себя: «Что сделало его таким?» Еще до гибели сэра Фредерика мысли мои постоянно возвращались к таинственному лицу. Холодное и непроницаемое, какой огонь скрывает оно за своей маской? — Он выбрал огромный том «Жизни». — Я попробую быстро пробежать эту книгу. Возможно, она откроет мне глаза на его авантюрную карьеру.
  — Хорошая идея, — одобрил Кирк.
  Но как только Чан собрался уйти, раздался звонок и на пороге появился Парадайз, а мимо него весело, как девушка, пропорхнула миссис Даусон Кирк.
  — Здравствуй, Барри. Мистер Чан? Вот уж не ожидала! Вы же хотели уехать. Или море высохло?
  Чан грустно вздохнул.
  — На моем пути возникли такие трудности, что путешествие пришлось отложить. История повторяется.
  — Так или иначе, а я рада, что вы здесь, — заявила миссис Кирк. — Вы им нужны. Страшная история. И подумай, Барри, она случилась в твоем доме. Фамилия Кирков никогда не фигурировала в скандалах. Ах, я всю ночь не сомкнула глаз.
  — Сочувствую тебе, — вставил словечко внук.
  — Не беспокойся, ничего страшного. В свое время я успела выспаться как следует. Лучше расскажите, как у нас дела? Сдвиг уже наметился?
  — Небольшой, — пробормотал Кирк.
  — Какое безобразие! Их полицейский капитан надоел мне. Он глуп, ни капли умения. Ничего, парень из Гонолулу задаст ему жару!
  — Принимаю лесть без зазнайства, — поклонился Чан.
  — Лесть? Ерунда! Я сторонница правды и только правды. Не разочаровывайте меня, я лишь на вас надеюсь.
  — Кстати, хорошо, что ты пришла одна, бабушка, — вмешался Кирк. — Миссис Таппер—Брок давно с тобой?
  — Около года. А тебе что за печаль?
  — Ты достаточно ее знаешь?
  — Не будь дураком, Барри, мне известно о ней все. Она прекрасная женщина.
  — Иными словами, ее прошлое для тебя — открытая книга?
  — Ничего подобного. Я никогда ее ни о чем не спрашивала. Я сужу о людях, опираясь на собственную интуицию. Мне хватает одного взгляда.
  Кирк засмеялся.
  — Какая же ты умница! И все–таки, ты о ней что–нибудь знаешь?
  — Естественно. Она англичанка, родилась в Девоншире.
  — В Девоншире?
  — Да. Была замужем за священником, жила впроголодь. Потом он умер…
  — Откуда такие сведения?
  — Ты, как обычно, напал на ложный след. Жаль: красивый парень, и ни капли мозгов. Однако я пришла не для того, чтобы обсуждать Эллен Таппер—Брок. По–моему, я не сообщила всего, что мне известно.
  — Скрыла важные улики? — улыбнулся Кирк.
  — Не знаю. Может, улики, а может, и нет. Скажи, они докопались до связи между сэром Фредериком и маленькой миссис Эндербэй?
  — Они не докопались, а ты?
  — Ну… все случилось сразу после просмотра фильма. Я пошла на кухню…
  — Вот как?
  — У меня пересохло в горле: в гостиной не было ни капли воды. Но чего еще ожидать в доме холостяка? Короче, в коридоре стояли сэр Фредерик и миссис Эндербэй, они о чем–то оживленно беседовали.
  — О чем же?
  — Я не подслушивала. Кроме того, когда я проходила мимо, они замолчали. И молчали все время, пока я шла по коридору. Когда я возвращалась назад, они уже исчезли.
  — Да, твое сообщение может оказаться важным, — протянул Кирк. — Но может и не оказаться. — Странно, что сэр Фредерик, попросив меня пригласить ее в гости, заявил, что никогда с ней не встречался. Я передам твои сведения мисс Морроу.
  — Интересно, при чем здесь мисс Морроу?! Что ей от тебя нужно? — рявкнула старая леди.
  — Ее назначили следователем от прокуратуры.
  — Что?! Ты хочешь сказать, что они передали столь серьезное дело в руки…
  — Успокойся. Мисс Морроу очень умная, хоть и молодая женщина.
  — Она не может быть умной, она слишком красивая.
  — Иногда на свете происходят такие чудеса, — засмеялся Кирк.
  Бабушка пристально взглянула на него.
  — Разберись в себе, мой мальчик.
  — О чем ты?
  — О том, что все мужчины в семье Кирков питали слабость к умным женщинам. Потому я и ношу теперь эту фамилию.
  — У тебя случайно нет комплекса неполноценности?
  — Нет, сэр. И имей в виду: молодое поколение не в силах меня обидеть. Ладно, ступай, расскажи своей мисс Морроу об Элин Эндербэй. Но, по–моему, этот очаровательный член комиссии по расследованию уже все знает. Ах да, мистер Чан, — она встала и повернулась к детективу, — я сегодня написала Сэлли Джордан, что встретила вас и что вы незаменимый человек на континенте.
  Чан протестующе потряс головой и вежливо возразил:
  — На континенте радуются, глядя на почтальона, который несет свою тяжелую сумку. Не обижайтесь, но мое место на Гавайях.
  — Ну, это ваше дело, — резко произнесла миссис Кирк, — решайте задачу побыстрее и отправляйтесь, куда пожелаете. А теперь извините: я ухожу в клуб встреч. Собственно, вся моя жизнь — такой клуб. Барри, проводи меня. Первое потрясение я испытала двадцать лет назад и с тех пор не хочу ничего пропускать.
  Проводив бабушку, Кирк вернулся в гостиную. Уже стемнело, и он включил свет.
  — И снова отличилась маленькая Элин, — заметил он. — Она говорила, точно умирающая, даже до того, как увидела человека на пожарной лестнице. Если, конечно, это правда. Я пошлю мисс Морроу по ее следу, а?
  Чан посмотрел на него из–за огромной книги.
  — Делайте то, что считаете нужным, — без интереса пробормотал он.
  — А вас не заинтриговало случившееся?
  — Что за удивительная личность этот полковник Битхэм! — воскликнул Чан вместо ответа.
  Кирк в свою очередь тоже не отреагировал на замечание детектива, а, взглянув на часы, заявил:
  — Простите, но сегодня вечером я обедаю с друзьями в клубе «Космополитен». Меня пригласили еще несколько дней назад.
  — Пожалуйста, извините меня за то, что я вмешиваюсь в ваши дела, — промолвил Чан, — но увидите ли вы полковника Битхэма в клубе?
  — Да. Ему тоже кто–то прислал приглашение. Я могу и вас взять с собой как–нибудь на днях.
  — Почту за большую честь побывать там, — серьезно поклонился Чан.
  — Парадайз накормит вас обедом, — продолжал Кирк.
  — О, не беспокойтесь! — запротестовал Чан. — На кухне еще много еды после вчерашнего приема. Я неприхотлив.
  — Ну, как хотите, — кивнул Кирк и удалился, оставив Чана читать книгу.
  В половине седьмого, после ухода Кирка, Чан тоже вышел на улицу.
  Он пообедал в маленьком ресторанчике, расплатился и не спеша зашагал в Чайнатаун, китайский квартал города.
  Китайцы — ночная нация. В ярко освещенных магазинах на Г ранд–авеню было полно покупателей. Толпы народа бродили по улицам: шикарно разодетые, как и их белые сверстники, молодые люди, пожилые неторопливые китайцы в черных сатиновых рубахах. Здесь и там мелькали горделивые китайские матроны, число которых, очевидно, всегда оставалось постоянным. Девочки блестящими глазами рассматривали афищи кинотеатров.
  Чан свернул на Вашингтон–стрит и направился по темной улице к Бэверли–плейс. Отыскав знакомый дом, он постучал в дверь. Удивление не в обычае китайцев, но Чан Ки Лим, появившийся на пороге, имел и вовсе непроницаемое выражение лица.
  — Я снова здесь, — промолвил Чан на кантонском наречии. — Я собирался покинуть континент, но судьба решила иначе.
  — Входи, — буркнул Ки Лим. — Добро пожаловать в мой бедный дом. И пускай ты не замерзнешь. Садись на мой безобразный стул.
  — Ты очень добр, — поклонился Чан. — Я, как ты, вероятно, догадываешься, пал жертвой моей презренной профессии. Пожалуйста, будь ко мне снисходителен и сообщи кое–какие сведения.
  Прищурившись, Ки Лим подергал свою седую бороду. Он не одобрял работу Чарли Чана, и тот знал об этом.
  — Ты связан с дьявольской белой полицией? — холодно спросил он.
  Чан вздохнул'.
  — К несчастью, да. Но я не собираюсь передавать им то, что услышу. Ответь только на один безобидный вопрос. Не известен ли тебе некий турист, гостивший у родственников на Джексон–стрит? Его зовут Ли Ганг.
  Ки Лим величественно кивнул.
  — Я не встречал его, но слышал разговор в «Тонг–хаузе». Он один из тех, кто непрерывно разъезжают по дальним странам. А здесь он жил у своего кузена Генри Ли, императора плетеных корзин, в большом американском доме на Джексон–стрит. Внутри я не был, но болтают, что там есть ванные и другие странные вещи, которые белые дьяволы именуют цивилизацией.
  — Ты знаком с Генри Ли? — поинтересовался Чан.
  Лицо Ки Лима окаменело окончательно.
  — Не имею чести, — твердо ответил он.
  Чан понял, что его кузен не попал в число приглашенных, хотя и рассчитывал попасть. Он встал.
  — Ты чрезвычайно добр ко мне. Ты оправдал большую часть моих надежд, но долг повелевает мне уходить.
  Ки Лим тоже поднялся на ноги.
  — Краткость твоего пребывания в моем доме делает обязательным еще один визит сюда, — заявил он. — Ты всегда будешь здесь желанным гостем.
  — Это единственное, что я точно знаю, — кивнул Чан. — И несмотря на мою занятость, мы еще увидимся. Поэтому я говорю: до свидания.
  Кузен проводил его до двери и уже на пороге произнес:
  — Надеюсь, что путь твой будет безопасен. — И в голосе его прозвучало нечто большее, чем простое «прости».
  Чан отправился на Джексон–стрит. Еще издали он заметил кричаще раскрашенный фасад дома, в котором обитали китайцы, подражающие жителям усыновившей их страны.
  Он вошел в вестибюль и, внимательно изучив почтовые ящики, выяснил, что Генри Ли живет на втором этаже. Не обращая внимания на кнопку, он толкнул дверь. Незапертая, она пропустила его внутрь. Чарли Чан поднялся на третий этаж и добрался до апартаментов, расположенных над квартирой Генри Ли. Потом он направился к лестнице, немного постоял возле нее, и начал тихо спускаться. На середине пролета у него внезапно подвернулась нога, и он с грохотом покатился вниз. В ту же минуту дверь Генри Ли открылась и на пороге появился толстый китаец в черном костюме.
  — Что с вами? — озабоченно вскричал он.
  — Ай–ай! — воскликнул Чан, пытаясь наступить на поврежденную ногу. — Злые духи преследуют меня! Я подвернул лодыжку на скользких ступеньках. — Попытавшись сделать шаг, он страдальчески согнулся. — У меня, кажется, растяжение. Хорошо бы сейчас просто спокойно посидеть…
  Толстый китаец распахнул дверь пошире.
  — Удостойте посещением мое презренное–жилище, — сказал он. — И хотя кресла мои неудобные и жесткие, вы сможете немного отдохнуть.
  Рассыпаясь в благодарностях, Чан последовал за ним в необычайно красивую гостиную: шелковые обои, превосходная обстановка. Возле радиоприемника слушал музыку мальчик лет тринадцати, одетый в форму бойскаутов цвета хаки. На шее у него был повязан ярко–желтый галстук.
  — Садитесь, пожалуйста, — ; пригласил Генри Ли, придвигая мягкое кресло, обитое плюшем. — Надеюсь, вам не очень больно?
  — Спасибо, теперь уже легче, — ответил Чан. — Вы меня выручили.
  Мальчик неожиданно выключил приемник и, поднявшись на ноги, с любопытством уставился на Чана.
  — Ужасное происшествие, — объяснил ему отец. — Джентльмен растянул себе лодыжку на нашей лестнице.
  — Да, неприятно, — посочувствовал мальчик. — Но бойскауты умеют накладывать бандажи. Так что я могу оказать первую помощь…
  — Нет, нет, — торопливо запротестовал Чан, — не утруждайте себя. Повреждение незначительное.
  — Но мне это совсем не трудно, — возразил мальчик. Чарли Чану насилу удалось отговорить его, и, к большому облегчению детектива, мальчик исчез.
  — Я совсем немного посижу, — обратился Чан к Генри Ли. — Боюсь помешать вам. Понимаете, я искал своего старого друга по имени Ли Ганг…
  Глаза Генри Ли на мгновение задержались на фотопортрете, висевшем над камином.
  — Вы друг Ли Ганга? — переспросил он.
  Этого мгновения Чану хватило.
  — Да, и я вижу у вас его фотографию. Значит, он действительно остановился здесь? В таком случае, мои поиски закончились успехом.
  — Он был здесь, — уточнил Генри Ли, — но сегодня утром уехал.
  — Уехал! — Чан помрачнел. — Увы! Выходит, я опоздал. Не будете ли вы столь любезны сообщить мне, куда он отправился?
  Генри Ли насторожился.
  — Он отбыл по личным делам, с которыми я не связан и о которых мне ничего не известно.
  — Да, конечно. И тем не менее жаль. Один мой друг, американский джентльмен, вернувшийся из опасного путешествия, нуждается в его услугах. Ли Ганг получил бы великолепное вознаграждение.
  Генри Ли покачал головой.
  — Думаю, Ганга это не заинтересует. Он занят другим.
  — Ах да, он по–прежнему работает с полковником Джоном Битхэмом?
  — Вот именно.
  — Обидно, вознаграждение, о котором говорю я, было бы весьма значительным. Но, наверное, он очень предан Битхэму. Ведь их связывает столько лет… Я пытался высчитать, но не смог. Ваш почтенный кузен давно сотрудничает с полковником?
  — Достаточно давно, чтобы стать ему преданным, как вы сами изволили выразиться, — неопределенно протянул Генри Ли.
  — Вероятно, лет пятнадцать? — рискнул Чан.
  — Возможно.
  — Или больше?
  — Не знаю.
  Чан кивнул.
  — Когда вы знаете о том, что знаете, значит, вы действительно знаете, а когда не знаете о том, чего не знаете, значит, и вправду не знаете, как говорит мой хозяин. — Он дернул ногой, и лицо его исказилось от боли. — Великий человек полковник Битхэм, просто выдающийся. Ли — настоящий счастливчик. С Битхэмом он посетил Тибет, Персию, даже Пакистан. Он, наверное, рассказывал вам о своих путешествиях по Пакистану?
  Умные глаза Генри Ли подтвердили предположение Чана, но ответил он отрицательно:
  — Мой кузен малоразговорчивый человек.
  — Эта черта его характера, несомненно, ценится полковником, — заметил Чан и повторил: — Как жаль, что он уехал. И все–таки несмотря ни на что, я попытаюсь его убедить. Я обещал моему другу…
  Внезапно открылась дверь, и в комнату вошел маленький бойскаут. За ним торопился молодой бородатый американец с черным саквояжем.
  — Я привел врача, — торжествующе заявил Вилли Ли.
  Чан бросил на юного честолюбца свирепый взгляд.
  — Несчастный случай? — живо произнес врач. — Кто потерпевший?
  Генри Ли молча указал на Чана.
  Американец мигом подлетел к нему и потребовал:
  — Ну–ка, показывайте, что там у вас!
  — О, ничего страшного, — запротестовал Чан. — Абсолютно ничего.
  Но врач уже снимал ему башмак, а потом и носок. Быстро осмотрев ногу и прощупав пальцы, он задумался на мгновение и выпрямился.
  — Чего вы пытались добиться своим обманом? — спросил он с отвращением. — Никаких повреждений у вас нет.
  — Может, просто ушиб оказался слабым? — пробормотал Чан, искоса глядя на Генри Ли. На лице торговца плетеными корзинами он прочел, что разгадан.
  — Пять долларов, — резко бросил врач.
  Чан достал кошелек и отсчитал нужную сумму, с трудом удерживаясь смотреть в сторону мальчика. Белый врач сердито повернулся и покинул жилище Генри Ли. Чан снова надел носок и ботинок. Он чувствовал себя крайне неловко.
  — Эти белые врачи — настоящие дьяволы, — пробормотал он грубо. — Только и умеют, что требовать с пациентов по пять долларов.
  Генри Ли глядел на него с усмешкой.
  — Я вспомнил одного человека, — проговорил он, — который тоже интересовался Ли Гангом. Англичанин, важная шишка. Они умны и хладнокровны, эти англичане. Не о его ли смерти я прочел в утренних газетах?
  — Мне об этом ничего не известно, — еле выдавил из себя Чан.
  — Ну да, ну да. — Генри Ли направился к двери. — Если вы примите мой совет, злые духи вас не тронут. Вы должны передвигаться медленно и осторожно. Не хотелось бы, чтобы с вами произошел настоящий несчастный случай.
  Пробормотав на прощание несколько слов, Чан побрел к двери, возле которой стоял улыбающийся Вилли. История закончилась непредвиденным образом, но тем не менее парнишка был счастлив: он, бойскаут, оказал в этот день услугу.
  Чан шагал по улице раздосадованный. Еще никогда его хитрости не терпели такого краха. Он проклинал всех бойскаутов вместе и каждого по отдельности.
  Завернув по пути в небольшую лавочку, он купил черный магнитный порошок и кисточку из верблюжьей шерсти. Потом он направился в Кирк–билдинг. Ночной сторож впустил его в здание, и уже наверху Чан отпер бунгало ключом, который ему дал Кирк. В помещении было темно, он включил свет и обошел все комнаты. Похоже, никого…
  Открыв ящик стола Кирка, он осторожно извлек оттуда лист бумаги, присланный в конверте из Скотленд—Ярда, и с удовольствием отметил, что бумага была дешевого сорта с глянцем. На такой обязательно сохраняются отпечатки пальцев. Он сел за стол, придвинул к себе лампу, аккуратно погрузил кисточку в порошок и начал водить ею по бумаге. Есть! На листе появился отпечаток большого пальца руки. Его касался какой–то крупный мужчина. Чарли Чан внимательно изучил отпечаток. Карри Эндербэй был дородным человеком, он работал у Кука. Значит, Чан сможет доставь отпечаток пальца Эндербэя.
  Детектив убрал бумагу на место, потом сел в кресло и начал читать описание жизни полковника Битхэма.
  Примерно через час пришел Парадайз. Сперва он посетил кладовую, а затем появился в гостиной со своим неизменным подносом, на нем находилось несколько писем. Он положил их на стол Кирка.
  — Последняя почта, сэр, — сообщил он. — Кстати, для вас тоже кое–что есть.
  Он протянул Чану открытку. Детектив посмотрел на нее с удивлением. Он, конечно, просил в отеле, чтобы его корреспонденцию пересылали сюда, но никак не ожидал, что его просьба будет исполнена столь молниеносно.
  Открытку написала его младшая дочь.
  «Торопись домой, дорогой папочка! Мы по тебе скучаем. Погода у нас хорошая, каждый день 90® F {1}. Приезжай поскорее.
  Твоя любящая дочь Анна».
  Перевернув открытку, Чан увидел хорошо знакомый ему пейзаж Вайкики, буруны от морских судов. Он с тоской подумал о доме и снова неподвижно замер в кресле.
  Но едва Парадайз вышел из комнаты, маленький детектив поспешно вскочил на ноги и метнулся к столу. Большой палец Парадайза наверняка отпечатался на голубом небе Вайкики.
  Быстро поорудовав порошком и кисточкой, Чан снова достал лист бумаги из Ярда и с помощью лупы начал сравнивать оба отпечатка.
  Затем, нахмурившись, он вернулся в кресло. Теперь отпечатки Карри Эндербэя уже не требовались: большой палец Парадайза, оставленный на открытке, адресованной Чану, совпал с отпечатком на бумаге, которая якобы прибыла из Скотленд—Ярда.
  Значит, Парадайз вскрывал почту сэра Фредерика Брюсса.
  Глава 9 Город исчезнувших женщин
  Утро четверга выдалось яркое и солнечное. Быстро вскочив с постели и подойдя к окну, Чан увидел блестящие волны морского порта. Прохладный воздух вселил в него бодрость, все мрачные мысли улетели прочь. Он точно знал, что в ближайшие дни найдет убийцу сэра Фредерика. Это так же ясно, как то, что он видит вдали башни Окленда. А потом… потом Тихий океан, Макапу—Пойнт, Даймонд—Хилл, пальмовый берег и, наконец, родной домик с зеленой крышей.
  Хладнокровно и неторопливо он обдумал план действий на предстоящий день и вышел из спальни.
  Безукоризненно одетый Барри Кирк уже сидел за завтраком, одновременно читая утреннюю газету.
  Чан улыбнулся при мысли о бомбе, которую он приготовил для своего хозяина. Он еще не видел Кирка после нового открытия: хотя он прождал его до полуночи, молодой человек так и не появился, и детектив отправился спать ни с чем.
  — Доброе утро, — произнес Кирк. — Что собирается делать знаменитый сыщик сегодня?
  — Все, что будет в наших силах, — ответил Чан. — Вы, я вижу, в полной боевой готовности.
  — Да, — улыбнулся Кирк. — Я чувствую себя бодрым и свежим. Кстати, вчера вечером я звонил мисс Морроу и передал ей бабушкино сообщение относительно Элин Эндербэй. Мисс Морроу уже договорилась с ней о встрече и приглашает вас. Надеюсь, меня тоже не забудут. Если, конечно, я не совершил ошибку, рассказав об этом.
  — Что вы, напротив, беседа необходима, — успокоил его Чан.
  Появился как всегда надменный и горделивый Па–радайз с апельсиновым соком. Кирк разлил его по стаканам.
  — Вино Калифорнии, — заметил он. — Вы, наверное, читали рекламы? Говорят, он помогает от бессонницы. Ладно. Как вы провели вечер?
  — Я? — Чан смущенно пожал плечами, — Я совершил небольшую экскурсию в Чайнатаун.
  — По следам Ли Ганга? И успешно?
  — Успехи у меня ничтожные, — буркнул Чан с гримасой неудовольствия. — Я познакомился с китайским бойскаутом, который оказал мне медвежью услугу. Самую худшую, какую только можно представить. — И Чан описал Кирку свое приключение.
  — Вот не повезло, так не повезло! — смеялся Кирк. — Впрочем, вы сделали все, от вас зависящее.
  — Ничего, удача еще придет ко мне, — заявил Чан.
  Опять вошел Парадайз, теперь с хлебом, и Чан замолчал, но едва тот удалился, прибавил:
  — Вчера ночью, в гостиной, я сделал замечательное открытие…
  — Неужели? И какое?
  — Вы давно знаете своего великолепного слугу?
  Кирк изумленно открыл рот.
  — Парадайз?! Боже мой! Уж не намекаете ли вы.,.
  — Его наняли по рекомендации?
  — Король Георг не мог бы иметь лучшего. Графы и князья тепло отзывались о нем. А почему бы и нет? Он самый прекрасный в мире слуга.
  -— Скверно, — вздохнул Чан.
  — Что скверно? Что вы имеете в виду?
  — Скверно, если самый прекрасный в мире слуга обзаводится привычкой вскрывать письма… — Он внезапно замолчал, ибо Парадайз принес яйца и бекон. Когда он вышел, Кирк спросил, понизив голос:
  — Парадайз распечатал письмо из Скотленд—Ярда? Как вы догадались?
  Чан кратко все объяснил. Мрачно выслушав его, Кирк вздохнул:
  — Этого следовало ожидать. Дворецкие всегда влезают в такие дела. Но Парадайз! Образец совершенства! Непостижимо! Как же мне поступить? Выгнать его?
  — О нет, — возразил Чан. — Пока надо только молчать. Он не должен знать, что нам известна его слабость. Будем просто наблюдать за ним.
  — Пожалуй, вы правы, — согласился Кирк. — Позже я все равно до него доберусь. Жаль только, что казнить его не мне придется.
  — Наказание может и не понадобиться, — заметил Чан.
  — Надеюсь, что так, — сказал Кирк.
  После завтрака Чан позвонил в редакцию «Глобуса» и спросил домашний адрес Билла Ренкина. Тот еще спал, но, разбуженный, сразу откликнулся на приглашение Чана приехать в бунгало Кирка.
  Уже через час, выбритый и полный энтузиазма, Рен–кйн появился. Он широко улыбался, пожимая всем руки.
  — Что, не смогли удержаться от соблазна? — спрашивал он. — Холодный и рассудительный представитель Востока вернулся назад.
  Чан кивнул.
  — Холодный и рассудительный представитель Востока слишком любит американцев, чтобы бросить их в беде. Я вернулся помочь капитану Фланнери.
  — Все верно! — засмеялся Ренкин. — Я разговаривал с ним вчера вечером. Он здорово удручен, но не признается в этом даже самому себе. Ну, а что нового? Кто убил сэра Фредерика?
  — Дело слишком запутанное, чтобы решить его сразу, — ответил Чан. — Сперва надо проникнуть в прошлое и как следует в нем разобраться. Кстати, вы можете мне помочь в одной небольшой проблеме. Потому я и осмелился вас побеспокоить.
  — Какое беспокойство? Я просто счастлив, что вы мне позвонили. Давайте, выкладывайте.
  — Прежде всего условимся о полнейшей тайне. Никаких публикаций. Понимаете?
  — Для начала согласен. Но потом… потом я буду первым. Идет?
  Чан улыбнулся.
  — Однако вы довольно привередливы. Ладно, так и порешим. А пока надо вести расследование… Вы помните историю Евы Даренд?
  — Разве ее можно забыть? Еще ни одна история настолько меня не потрясала… Пешавар, темные холмы, игра в прятки и маленькая блондинка, которую никогда больше не видели. Если не это называют романтикой, тогда вообще неясно, что ею называют.
  — Ваши слова выражают истину. Она исчезла пятнадцать лет назад, так говорил сэр Фредерик… Однако ни он, ни статьи, которые я просмотрел, не сообщали точной даты. В какой день, какого месяца приблизительно 1913 года Ева Даренд растворилась в ночи? Вы сумеете это выяснить?
  Ренкин торопливо закивал.
  — Подробную информацию наверняка печатали газеты всего мира. Я немедленно перерою наши подшивки за 1913 год.
  — Великолепно, — одобрил Чан. — Но только лично вы, и никто другой. Думаю, вы найдете то, что нам нужно. И взгляните, пожалуйста, упоминается ли там имя полковника Битхэма.
  — Что?! Битхэм? Эта важная птица? Неужели он замешан в случившемся?
  — Вы его знаете? — поинтересовался детектив, игнорируя последний вопрос.
  — Я брал у него интервью. Загадочная личность. Если окажется, что он фигурирует в деле, моя статья получится еще увлекательнее, чем я ожидал.
  — Но возможно, он и не причем, — предупредил Чан. — Пока мною руководит простое любопытство. Итак, вы просмотрите газеты?
  — Обязательно! И сразу же поставлю вас в известность. Уже лечу!
  Репортер убежал, оставив Чана наедине с увесистой книгой. До самого ленча гонолульский детектив сопереживал и удивлялся полковнику Битхэму. Вместе с ним он шел сквозь пески, снега, горы и реки. Рядом погибали люди и верблюды, мили пути ложились за плечами. Ничто не могло остановить полковника…
  Во время ленча зазвонил телефон, и Кирк снял трубку.
  — Алло… О, мисс Морроу!.. Конечно, он здесь… Да, буду… Извините… Не беспокойтесь… Просто мистер Чан чужой в нашем городе, и я не хочу его потерять. Да… Нет, я приду, так что не возражайте, леди, не возражайте… — Он повесил трубку на рычаг. — Мы приглашены к двум часам в кабинет к мисс Морроу для встречи с Эндербэями. То есть, приглашены вы, а я напросился.
  Ровно в два Чан и его хозяин входили в здание прокуратуры.
  Кабинет мисс Морроу оказался душной каморкой, снизу доверху, заставленной книгами.
  Заместитель прокурора, встав из–за стола, с улыбкой поздоровалась с ними.
  Кирк придирчиво огляделся вокруг.
  — Боже мой! И вы все время проводите в этом помещении? — Он подошел к окну. — Очаровательный вид на пыльную улицу, настоящий восторг. Как–нибудь я вывезу вас на лоно природы, чтобы показать деревья и траву. Вы будете удивлены.
  — Эта комната не так уж плоха, — заметила девушка. — Правда, люди сюда иногда заходят неважные, но ведь я на работе.
  На пороге кабинета возник Фланнери.
  — Вот мы и собрались снова, — произнес он. — Все, как один, готовые к приему очередной порции рассказов. Теперь миссис Эндербэй, да? Большинство дам, замешанных в нашем деле, входят в Лигу женщин–избирательниц.
  — Вы, кажется, чувствуете, что попали в тупик? — догадался Чан.
  — Да, именно в тупик. А вы? Что–то я до сих пор не слышал от вас решающих выводов.
  — Ну для вас–то они найдутся у меня в любую минуту, — усмехнулся Чан.
  — Не торопитесь прохаживаться на мой счет, — посоветовал ему Фланнери. — Помяните мое слово: мы потратим не меньше года на расследование. Причем, пока убит только сэр Фредерик Брюсе из Скотленд—Ярда, и никто не задет, кроме Британской империи.
  — А у вас есть прогресс? — поинтересовался Чан.
  — Откуда, Господи ты Боже мой? Всякий раз, как я добираюсь до сути, меня останавливают исчезнувшие женщины. Я ими уже по горло сыт. Если и бывает на свете большая ерунда…
  Открылась дверь, и молодой клерк объявил о появлении мистера Эндербэя с женой. Элин Эндербэй начала волноваться и нервничать, едва переступив порог комнаты. Мисс Морроу встала им навстречу.
  — Здравствуйте, — радушно произнесла она. — Садитесь, пожалуйста… Как хорошо, что вы пришли.
  — Конечно пришли, — дернулась Элин. — Хотя я совершенно не понимаю, зачем…
  — Послушай, Элин, пускай сперва мисс Морроу объяснит свою проблему, — прервал ее муж.
  — Ох, разумеется. — Голубые глаза миссис Эндербэй перебегали с одного человека на другого, пока не остановились на жестком лице Фланнери.
  — Мы хотим задать вам несколько вопросов, миссис Эндербэй, — начала мисс Морроу. — Вы наверняка ответите на них с радостью. Скажите, вы встречались с сэром Фредериком Брюссом до приема у мистера Кирка?
  — Я никогда даже не слышала о нем, — твердо ответила миссис Эндербэй.
  — Так, ясно. Значит, только во время демонстрации фильма полковником Битхэмом сэр Фредерик позвал вас в коридор? Он хотел поговорить с вами наедине?
  Элин Эндербэй посмотрела на мужа, тот кивнул.
  — Да, — промолвила она, — вот именно. В жизни меня никто не удивлял больше, чем он в тот раз.
  — На какую же тему беседовал с вами сэр Фредерик?
  — Понимаете, произошла совершенно невероятная вещь. Он говорил о девушке, которую я очень хорошо знала.
  — И кто же она?
  — О, с ней случилась таинственная история. Эта девушка исчезла однажды ночью. Она шагнула в темноту, и больше ее никто не видел.
  Наступила тишина, которую нарушила мисс Морроу:
  — Это было в пакистанском Пешаваре?
  — В Пешаваре?! Конечно нет.
  — Значит, вы рассказываете о Марии Лантельм, пропавшей в Ницце? — продолжала мисс Морроу.
  — В Ницце? Мария Лантельм? — изумилась Элин Эндербэй. — О ком это вы? — Она растерянно потерла лоб.
  — Ваша знакомая исчезла давно? — впервые вмешался Чан. — Много лет назад, не так ли? Сколько именно?
  — Дайте подумать… ага… да, с тех пор прошло ровно семь лет.
  — Все случилось в Нью—Йорке, верно?
  — Да, в Нью—Йорке.
  — Ее звали Дженни Джером?
  — Точно, Дженни Джером.
  Чан достал из кармана бумажник, вынул оттуда газетную вырезку и протянул ее мисс Морроу.
  — Вот моя единственная надежда, — произнес он загадочную фразу и добавил: — Я буду очень признателен, если вы прочтете заметку вслух. Это одна из вырезок сэра Фредерика.
  Широко раскрыв глаза, мисс Морроу взяла листок и начала читать.
  И чем дальше она читала, тем сильнее багровела физиономия капитана Фланнери.
  "Что случилось с Дженни Джером?
  Семь лет назад бесследно исчезла известная портниха и не менее известная нью–йоркская художница Дженни Джером. Она работала в знаменитом доме моделей „Дю Фур и Си“ на Пятой авеню в Нью—Йорке и была не просто манекенщицей, демонстрирующей новые наряды, а настоящей красавицей. Такой красавицей, что ее до сих пор не могут забыть. Несмотря на недолгий срок пребывания в „Дю Фур и Си“, она пользовалась большой популярностью среди высокопоставленных покровителей дома моделей. Некий крупный художник, увидев ее рисунки в газете, а затем и Дженни Джером лично, предложил ей огромные деньги за то, чтобы она ему позировала.
  Дженни, казалось, наслаждалась своим успехом. Она приглашала на свои приемы только избранных и только самых выдающихся людей. Так произошло и в тот раз. Но когда гости приехали, дверь ее квартиры была отперта, стол накрыт, свечи зажжены, а хозяйка отсутствовала.
  Вахтер объяснил, что несколько минут назад наблюдал, как она спустилась и ушла в ночь. Он видел Дженни Джером последним. Ее хозяйка мадам дю Фур и тот самый художник сделали все, чтобы отыскать девушку, но, увы! Дженни Джером словно растаяла в воздухе. Скрылась? Но никакой мужчина с ней не убегал. Убита? Возможно. Никому ничего не известно. Так или иначе, Дженни Джером пропала без следа… “
  — Еще одна! — заорал капитан Фланнери, едва мисс Морроу умолкла. — Великий Боже, когда это только кончится?!
  — Изумительно, — холодно изрек Чан, убирая вырезку в карман.
  — По–моему, тоже, — мрачно процедил Фланнери.
  — Так вы знали Дженни Джером? — обратилась к Элин мисс Морроу.
  Миссис Эндербэй кивнула.
  — Да, мы работали вместе у дю Фур, обе манекенщицами. Именно в то время я познакомилась с мистером Эндербэем, который служил тогда в нью–йоркском отделении конторы Кука. Да, я хорошо знала Дженни и должна заметить, что история, описанная в газете, немного не соответствует действительности. Дженни была самой заурядной девушкой и не больше. Но художник вполне мог предложить ей стать натурщицей. Нам всем часто подобное предлагали.
  — И она ушла, бросив такую жизнь? — продолжала мисс Морроу.
  — Именно. Меня она тоже пригласила на тот последний обед. Кстати, здесь газета не врет: она шагнула в ночь — и все.
  — Таким образом, сэр Фредерик спрашивал вас о Дженни Джером?
  — Да. Он как–то выяснил, что я входила в число ее друзей. Как — понятия не имею. Во всяком случае, он интересовался, узнала бы я Дженни Джером, если бы увидела снова. Я ответила, что обязательно. Тогда он спросил: «Ее нет сегодня среди гостей мистера Кирка?»
  — И вы сказали…
  — Сказала, что нет. Он задумался, потом попросил меня еще раз хорошенько все вспомнить. Но я и так была уверена, что Дженни среди гостей нет.
  — Значит, вы ее точно не видели?
  — Точно.
  Мисс Морроу встала из–за стола,
  — Мы очень благодарны вам, миссис Эндербэй, — сказала она. — У меня все. Если капитан Фланнери…
  — Нет–нет, — заторопился Фланнери.
  — Ну, если вас интересовало только это, тогда мы пойдем… Элин! — И муж потянул ее к двери.
  Четверо оставшихся в комнате людей в изумлении смотрели друг на друга.
  — Вот так–то, — неопределенно пробормотал Фланнери, поднимаясь на ноги. — Еще одна исчезнувшая дама. Ева Даренд, Мария Лантельм и Дженни Джером. Три женщины… три… и, если верить собственным ушам, женщины, присутствовавшие на обеде у Кирка, и сотрудница из «Калькутта импорт» — каждая были знакомы с кем–то из них. Не знаю, как вам, но мне это слышать дико. Невероятная история!
  — Да, она звучит неправдоподобно, — согласился Кирк. — Город исчезнувших женщин… А я то считал, что у меня обычная контора, в обычном доме…
  — В этом деле вообще все странно, — заявил Фланнери. — Такого вообще никогда не было. Кто–то водит нас за нос… А последний рассказ и вовсе ни в какие рамки не лезет. — Он замолчал и посмотрел на Чарли Чана. — Ну, сержант, а что у вас на уме?
  — Так, кое–какие мелочи, — усмехнулся Чан. — Похоже, начинает проясняться. Новая история пролила немного света. Вы, конечно, улавливаете мою мысль?
  — Нет. О чем вы?
  — Нет?! Какая жалость. Ну ничего, в свое время я вам все объясню.
  — Хорошо, хорошо! — закричал Фланнери. — Я оставляю всех этих исчезнувших женщин вам и мисс Морроу. Я уже слышать о них не могу — и так по шею увяз. Прошлой ночью сэра Фредерика Брюсса убили на двадцатом этаже Кирк–билдинга. Преступление совершил либо кто–то из гостей, либо человек, проникший снаружи. Рядом с телом лежала книга, а на пожарной лестнице остались следы. Таковы факты, над ними я и должен работать. Убийца утащил бархатные туфли с ног сэра Фредерика. Клянусь небесами, я стану заниматься только этим! Но если кто–нибудь хоть раз сунется ко мне со своими исчезнувшими женщинами…
  Он замолчал, ибо распахнулась дверь, и вошла Элин Эндербэй. Она устало опустилась в кресло.
  — Мой муж считает… он велел…
  Тут появился ее мрачный и суровый супруг.
  — Я считаю, что моя жена обязана рассказать все. По моему мнению, она пропустила весьма важную деталь.
  — Я в ужасном положении, — пробормотала женщина. — Я ни капли не сомневалась, что поступаю правильно. Видите ли…
  — Я уверен, что дело тут очень серьезное, — перебил ее муж, — требующее одной правды.
  — Но она умоляла меня молчать, — напомнила Элин. — Ей и так тяжело, я не хочу доставлять ей лишние неприятности.
  — Ты же не давала слова, — возразил муж. — И, по–моему, если женщина в чем–го ошиблась…
  — Послушайте! — рявкнул Фланнери. — Вы, кажется, вернулись для того, чтобы сделать какое–то сообщение. Что произошло?
  — Наверное, вы собирались сказать нам, что видели Дженни Джером? — предположила мисс Морроу.
  Миссис Эндербэй кивнула и с явной неохотой заговорила:
  — Да, я действительно встретила ее, но уже после беседы с сэром Фредериком. Я ему не солгала. Тогда я ее еще не видела, то есть видела, но не обратила внимания. Я заметила…
  — Вы заметили ее позже?
  — Да, по дороге домой. Уже в лифте я присмотрелась к ней и узнала. Прошлой ночью в Кирк–билдинге в лифте дежурила Дженни Джером.
  Глава 10 Письмо из Лондона
  Капитан Фланнери шагнул вперед. У него, бесхитростного человека, все чувства обычно отражались на лице.
  — Значит, лифтершей была Дженни Джером? Выходит, вы солгали, несколько минут назад заявив мисс Морроу, что не видели ее?
  — Не надо ругать Элин, — запротестовал ее муж. — Она вернулась по доброй воле.
  — Почему же она сразу все не рассказала?
  — Такой вопрос трудно решить с налету.
  — Понятно. Хорошо, хорошо. — Фланнери обратился к миссис Эндербэй: — Так вы говорите, что узнали девушку в лифте, когда спускались вниз, возвращаясь домой после обеда? И она поняла, что раскрыта.
  — О да. Я. прямо закричала от удивления: «Дженни! Дженни Джером! Что ты здесь делаешь?»
  — А она что–то делала?
  — Нет, это такая форма обращения. Я не имела в виду ничего определенного.
  — Ясно. И что она ответила"?
  — Она только улыбнулась и спокойно сказала: «Здравствуй, Элин, я думала, ты меня не узнаешь».
  — А потом?
  — Потом я буквально засыпала ее вопросами: почему она убежала, где была… Но она только молчала и улыбалась, а в конце заявила, что, возможно, позже все мне расскажет и попросила помочь ей.
  — Неужели она пожелала, чтобы вы сохранили вашу встречу в тайне?
  — Да. Она объяснила, что не сделала ничего дурного, но если здесь пронюхают о ее бегстве из Нью—Йорка, это может возбудить подозрения…
  — Судя по словам вашего мужа, вы не дали такого обещания? — продолжал Фланнери.
  — Не дала. В нормальной ситуации я бы, конечно, заверила ее в том, что буду молчать, но в связи с убийством сэра Фредерика и необычным поведением Дженни, дело мне показалось очень серьезным. Я решила разузнать у нее все при новой встрече.
  — А вы встретите ее снова?
  — Вряд ли. Случай был таким странным. Я растерялась.
  — Вам лучше держаться от нее подальше, — заметил Фланнери.
  — Я так и собираюсь поступить. По–моему, она догадалась, что я ее выдам… — Элин посмотрела на мужа.
  — Ты ей ничем не обязана, а ложь в подобном деле — опасная вещь, — произнес мистер Эндербэй.
  — Вы — счастливая женщина, миссис Эндербэй, если у вас такой заботливый супруг, — изрек Фланнери. — Слушайтесь его и все будет в порядке. Ладно, теперь можете идти, только сохраните нашу беседу в секрете.
  — Конечно, — пообещала женщина, поднимаясь на ноги.
  — Если вы мне понадобитесь, я вас извещу, — добавил Фланнери.
  Чан распахнул перед ней дверь.
  — Разрешите мне почтительно задать вам вопрос? — рискнул он. — - Вы отчистили то превосходное платье, которое запачкали ржавчиной?
  — К сожалению, нет, — ответила она и помолчала, словно обдумывая, что бы еще прибавить. — Заметив того человека на пожарной лестнице, я так удивилась, что перегнулась через ограду. Был туман и она намокла, потому и остался след.
  — В подобные минуты люди часто поступают неосторожно, — сказал Чан. Потом он поклонился и закрыл за ними дверь.
  — Ну, по–моему, мы кое–чего добились, — пробормотал капитан Фланнери. — Хотя, чего именно, никак не соображу. Зато нам известно, что сэр Фредерик интересовался Дженни Джером в ночь убийства и что она попала в лифт через парадную дверь. Но где ее искать, вот в чем загвоздка!
  — Разве у вас есть улики против нее? — удивилась мисс Морроу. — Ведь нету.
  — Конечно нет. Но газеты моментально начнут вопить о необходимости ее ареста, они всегда так делают. Пожалуй, я отдам им на съедение эту хорошенькую девочку. А если на ее счету ничего не найдется, разрешу ей спокойно уйти.
  — Такая тактика унижает ваше достоинство, капитан, — заметила мисс Морроу. — По моему мнению, для ареста надо иметь какие–то реальные основания, а не одни подозрения. Вы согласны со мной, мистер Чан?
  — Несомненно, — живо ответил тот и посмотрел на хмурое лицо капитана. — Если позволите, я вставлю в беседу свое робкое суждение…
  — Ну конечно! — воскликнула мисс Морроу.
  Однако Чан, видимо, раздумал и решил оставить свое суждение при себе.
  — Терпение — лучшее, чем можно воспользоваться в подобном деле, — произнес он. — Согласуясь с данным принципом, я выиграл множество сражений. Но американцы вечно торопятся. Запомните: отступив на шаг, вы получите громадное преимущество.
  — Но этот ваш газетчик… — - запротестовал капитан.
  — Я не люблю ни во что вмешиваться, но в некоторых случаях охотно отказываюсь от своих привычек, — улыбнулся Чан. — Когда шумят газеты, я затыкаю уши ватой. В конечном счете, я отвечаю за игру, а не за прессу. А Ренкина я вежливо попросил пока помолчать.
  — Прекрасно! — обрадовалась мисс Морроу и тут же обратилась к Барри Кирку: — Кстати, вам что–нибудь известно об этой дежурной? Кажется, она назвалась Грейс Лейн?
  Кирк покачал головой.
  — Я знаю только то, что она хорошенькая и что мы приняли ее на работу. Я выясню, конечно. Я ее видел, и не однажды.
  — Не сомневаюсь.
  — Леди, я же не слепой. Красота привлекает мое внимание повсюду — в лифте, в транспорте, даже в прокуратуре. Я пару раз пытался заговорить с этой девушкой, но добился немногого. Если желаете, я попробую еще.
  — Нет, спасибо. Вам лучше держаться в стороне.
  — Для меня все происходящее окутано полнейшей тайной, — продолжал Кирк. — Мы думали, что сэр Фредерик напал на след Евы Даренд, а оказывается, у него были еще две женщины на примете. Бедняга! Вы все такие прекрасные детективы, и я не собираюсь нажимать на вас, но все же ответьте, куда мы идем? Что нам следует предпринять? Скажите, если знаете.
  — Боюсь, что не знаем, — вздохнула мисс Морроу.
  — А если я запру эту женщину на ключ и… — начал Фланнери, осененный новой идеей.
  — Нет, нет! — воскликнула мисс Морроу. — Ни в коем случае. Мы можем ее выследить, и поскольку она работала ночью, давайте приступим к слежке немедленно.
  Фланнери кивнул.
  — Я приставлю к ней своих мальчиков. Так и порешим. Пожалуй, только таким путем мы чего–то достигнем, а то мистер Чан утверждает, что у нас нет прогресса. Если передо мной единственный ключ, в который я могу вцепиться зубами…
  Чан перебил его:
  — Спасибо, что напомнили мне мою собственную идею. Столько происшествий, что у меня прямо голова распухла. Я приготовил для вас кое–что необычное… — Достав из кармана конверт, он вынул оттуда лист бумаги и открытку. — Я не сомневаюсь, капитан, что вы лучше меня разбираетесь в отпечатках пальцев. Не сумеете ли вы определить, принадлежат эти отпечатки одному и тому же лицу?
  Капитан Фланнери внимательно изучил отпечатки.
  — По–моему, они одинаковые. Я могу передать их экспертам. Но что это значит?
  — Лист чистой бумаги прибыл в конверте из Скотленд—Ярда, — пояснил Чан. — Мисс Морроу, наверное, вам говорила.
  — Да, упоминала, что кто–то вскрывал конверт. А палец на открытке?
  — Оставлен прошлой ночью дворецким мистера Кирка, — объявил Чан.
  Фланнери так и подпрыгнул на месте.
  — Почему же вы сразу не сказали?! Теперь мы за него возьмемся. Вы хороший детектив, сержант. Парадайз следит за перепиской дяди Сэма? Мне этого достаточно, я его беру.
  Чан протестующе замахал руками.
  — Нет, нет! Прошу прощения, но вы снова спешите. Мы должны наблюдать и ждать…
  — Черт побери! — заорал Фланнери. — Не подсовывайте мне своих методов. Я схвачу его и вытяну все до последней капли.
  — А я потеряю отличного дворецкого, — вздохнул Кирк. — Ему написать рекомендацию или для тюрьмы она не требуется?
  — Пожалуйста, капитан, помолчите и послушайте, — обратился к Фланнери Чан. — У нас нет никаких доказательств того, что именно Парадайз всадил роковую пулю в сэра Фредерика. Однако в чем–то он замешан. Нам надо следить за каждым его шагом. Не исключено, что ситуация не столь серьезна. Но тут необходимы факты. Сегодня у него, кажется, свободный день? — Он посмотрел на Кирка.
  — Да, в четверг у слуг выходной, — кивнул Кирк. — Парадайз, возможно, пойдет в кино, он обожает мелодрамы.
  — Видите, какая удача, — продолжал Чан. — Повара тоже не будет. Мы вернемся в бунгало и проверим частную жизнь Парадайза. Разве это не лучше, капитан, чем шарить по кинотеатрам в поисках дворецкого?
  — Пожалуй, вы правы, — согласился Фланнери.
  — Поедем скорее! — вскочил Кирк. — Если мисс Морроу поможет мне, я угощу вас чаем.
  — Меня не считайте, — буркнул Фланнери.
  — И другими напитками, — добавил Кирк.
  — Тогда считайте, — оживился капитан. — Вы на машине? — Кирк кивнул. — Тогда вы поезжайте с мисс Морроу, а я с сержантом.
  По дороге домой Кирк посмотрел на мисс Морроу и улыбнулся.
  — Что? — спросила она.
  — Я только подумал кое о чем. Иногда я улыбаюсь собственным мыслям.
  — О чем–то важном?
  — Возможно, и нет, зато об очень приятном для меня: я подумал о вас.
  — О, пожалуйста, не беспокойтесь.
  — А я и не беспокоюсь, я удивляюсь. В этом деле замешано такое множество таинственных женщин, а вам никто не задает ни единого вопроса.
  — А с какой стати мне их задавать?
  — С такой, что никто не знает, кто вы. Откуда вы взялись? Вы не слишком похожи на прокурора.
  — Вы очень добры.
  — Я надеюсь, вы не обидитесь. Конечно, вы выглядите молодо и простодушно, но даю вам слово, мужчины легко глупеют в такой ситуации. А что вы делали в ту ночь, когда Ева Даренд исчезла из Пешавара?
  — Возможно, в ту минуту я спешила домой. Я всегда, даже в начальной школе, была совестливой и сознательной.
  — Не сомневаюсь. А где вы учились, в Сан—Франциско?
  — Нет, в Балтиморе. Я жила там до поступления на юридический.
  — Да? Просветите меня и в этом. Почему вы выбрали профессию юриста? Разочарование в любви или что–то другое?
  Она улыбнулась.
  — Другое. Отец был судьей и жалел, что я не мальчик.
  — По моим наблюдениям, судьи иногда тоже бывают неразумны. Например, отвлекают меня разговором, когда я веду машину. Так значит, судья хотел мальчика? Он и не подозревал, как ему повезло.
  — Зато он страшно обрадовался, поняв, что еще не все потеряно. Он мечтал, чтобы я изучала право, и я начала его изучать.
  — Какое послушное дитя!
  — Не надо так, ведь мне и самой это нравилось. Видите ли, пустяки меня никогда не интересовали.
  — Боюсь, что вы не грешите против истины, и это меня беспокоит.
  — Почему же?
  — Потому что в вашем представлении я принадлежу к числу пустяшных предметов.
  — Но у вас есть и серьезные черты.
  — Я кажусь себе всего лишь жалким наброском, который никогда не будет завершен, однако я работаю над собой.
  — Я помогу вам, — улыбнулась девушка.
  Кирк оставил машину прямо на улице, и они прошли в здание. На лифте их подняла Грейс Лейн, теперь Кирк изучал ее с новым интересом: из–под шапочки выбивались пряди рыжих волос, лицо бледное, без морщин и молодое. Возраст неопределенный, думал Кирк, но красота несомненная. Какая тайна скрыта в её прошлом? Почему сэр Фредерик принес в Кирк–билдинг газетную вырезку о Дженни Джером?
  — Я догоню вас, — сказала мисс Морроу, когда лифт остановился на двадцатом этаже.
  Кирк кивнул и начал подниматься на крышу, но девушка сразу последовала за ним.
  — Я хотела задать ей пару вопросов, но передумала, — объяснила она. — Ведь я уже расспрашивала ее в ночь убийства.
  — Что вы скажете о ней теперь, в свете новой информации?
  — Несмотря на непрестижную работу, она — леди, ее возможности гораздо выше.
  — Вы полагаете? — удивился Кирк, принимая плащ мисс Морроу. — А я считаю по–другому.
  Девушка пожала плечами.
  Следом за ними появились Чарли Чан и капитан Фланнери, последний буквально рвался в бой.
  — Ну, мистер Кирк! — воскликнул он. — Показывайте комнату своего дворецкого, мы ее осмотрим. У меня с собой набор ключей, мы проделаем все очень осторожно.
  Кирк провел их в коридор.
  — А как насчет комнаты повара? — спросил Фланнери. — Мы должны и туда заглянуть.
  — Мой повар — француз, — объяснил; Кирк. — И он уже спит.
  — Гм… Он был здесь на следующую ночь после убийства?
  — Естественно.
  — Тогда лучше я побеседую с ним потом.
  — Он скверно изъясняется по–английски, — улыбнулся Кирк. — Впрочем, побеседуйте. — Кирк оставил Фланнери и Чана вдвоем, а сам вернулся к мисс Морроу.
  — Наверное, вам ненавистен один вид кухни?
  — Почему же?
  — Ну, крупный юрист, вроде вас…
  — Но я изучала и поваренные книги. Вы удивитесь, но я могу приготовить большинство вкуснейших…
  — Знаю, знаю: недосоленое и пересоленое.
  — Пожалуйста, дайте мне закончить. В общем, стряпаю я неплохо, а мой паштет и вовсе хорош, ей-Богу.
  — Леди, вы очаровательны, — вздохнул он, — вы потрясающи. Пойдемте на кухню и сделаем чай.
  Она последовала за ним.
  — У меня маленькая квартирка, и если я не слишком устаю, то сама варю себе обед.
  — А как насчет вечера в четверг? Вы очень устанете?
  — Это зависит от многих обстоятельств. А что?
  — У слуг выходной. Надо ли добавлять еще что–нибудь?
  Мисс Морроу засмеялась.
  — Я запомню. — И принялась готовить еду и чай. — До чего здесь все аккуратно! Парадайз — молодец.
  — Скажите это моей бабушке. Она считает, что мужчина, живущий один, погрязает черт знает в чем. По ее мнению, в каждом доме необходима женщина.
  — Какой абсурд! — воскликнула мисс Морроу.
  — Бабушка еще помнит старину, в ее время хозяйством занимались женщины. Теперь они стали актрисами, юристами, членами клубов. Должно быть, все зависит от возраста.
  — Для мужчин, да.
  — Ну, мужчины не в счет.
  — Напротив. Ладно, кажется, все готово.
  Кирк принес угощение на подносе в гостиную и поставил его на низкий столик перед камином. Мисс Морроу опустилась в кресло, а Кирк подбросил в камин несколько поленьев и сходил в столовую за бутылкой, сифоном и двумя стаканами.
  — Не забудьте, что капитан Фланнери не пьет чая, — объяснил он.
  Мисс Морроу посмотрела в сторону коридора.
  — Им следует поторопиться, иначе они опоздают, — заметила она.
  Но Чан и Фланнери все не показывались.
  Наступали мартовские сумерки. Сильный ветер гулял по саду и бился в окна.
  Кирк опустил занавеси. Постепенно в комнате теплело. Приняв из рук мисс Морроу чашку с чаем и булочку, Кирк произнес:
  — Глядя на вас, невольно поражаешься, как вы могли взяться за дело Блекстона.
  — Дела я веду самые разные.
  — Вот я и удивляюсь.
  — Чему?
  — Разнообразию. По–моему, нам необходимо дальнейшее изучение вашей жизни.
  — Вы пугаете меня.
  — Если вам нечего скрывать, то чего же вы боитесь?
  В эту минуту в комнате появились Чан и Фланнери.
  Похоже, капитан был очень собой доволен.
  — Удачно сходили? — спросил Кирк.
  — Не то слово! — воскликнул Фланнери, потрясая какой–то бумагой.
  — Поздравляю, — сказал Кирк. — Мистер Чан, вы что будете пить?
  — Чай, с вашего позволения. Три ложки сахара и дольку лимона.
  Когда девушка налила ему чай, а Фланнери устроился в кресле, Кирк полюбопытствовал:
  — И что же вы отыскали?
  — Письмо из Скотленд—Ярда, — торжествующе ответил Фланнери.
  — Великолепно! — обрадовался Кирк.
  — Этот Парадайз — хитрая бестия, — продолжал Фланнери. — Где, по–вашему, оно лежало? Его завернули в вату и засунули в носок ботинка.
  — Хорошо, что вы догадались туда посмотреть, капитан, — заметила мисс Морроу.
  Фланнери замялся.
  — Ну… э-э… собственно говоря, это предложил мистер Чан. Сержант — настоящий сыщик, господа.
  — Благодаря вашему мудрому руководству, — улыбнулся Чан.
  — Мы оба можем поучиться друг у друга, — заявил Фланнери. — Короче, мистер Чан нашел письмо и отдал его мне. Его прислали в том самом конверте, который находится у нас. Никакого сомнения? Понимаете, столичная полиция…
  — О чем там говорится, если не секрет? — поинтересовался Кирк.
  Фланнери сник.
  — Вообще–то, отчасти секрет. Мы советовались с мистером Чаном, но…
  — Ничего страшного, — перебил его гонолульский детектив. — Читайте.
  — Послание адресовано сэру Фредерику и доставлено Куком из Сан—Франциско. — Он огласил содержание письма:
  «Дорогой сэр Фредерик!
  Я искренне обрадовался, получив Ваше сообщение из Шанхая и узнав, что Вы подходите к концу долгого и запутанного расследования. Более всего меня удивило, что в Вашем анализе убийство Хилари Галта и исчезновение Евы Даренд связаны между собой. Правда, Вы с самого начала утверждали это, но, несмотря на мое преклонение перед Вашим талантом, я считал, что Вы ошибаетесь. Теперь мне остается только попросить у Вас прощения. Жалею, что, возбудив мое любопытство, Вы пока не можете сообщить мне подробности. Поверьте, я испытываю огромное облегчение, узнав об окончании столь странного дела.
  Кстати, примерно в одно время с Вами в США по другому поводу приедет инспектор Руперт Дафф. Вы, конечно, его знаете. Если Вам понадобится его помощь, телеграфируйте ему в отель „Уолдорф", Нью—Йорк.
  С наилучшими пожеланиями успеха в расследовании и скорейшего Вам возвращения. Остаюсь Вашим покорным слугой.
  Мартин Бенфилд зам. комиссара Скотленд—Ярда».
  Фланнери закончил чтение и оглядел присутствующих.
  — Вот так–то, — сообщил он. — Оказывается, дела Галта и Евы Даренд связаны между собой. Конечно, это не слишком свежие новости для меня. Но сейчас вся загвоздка в том, почему Парадайз скрыл от нас такую информацию? Что он поставил на карту? Я могу арестовать его, но боюсь, что он будет молчать. Он не знает, что мы подозреваем его. В общем, я верну письмо на прежнее место и посмотрю, что произойдет дальше. Сержант согласен понаблюдать за ним. Кроме того, я полагаюсь на вас, мистер Кирк: проследите, чтобы он не скрылся.
  — Не беспокойтесь, я сам не желаю потерять его, — ответил Кирк.
  Фланнери встал.
  — Кстати, писем для сэра Фредерика больше не было? — обратился он к мисс Морроу.
  — Нет. Я просила присылать их мне в прокуратуру, — сказала девушка. — Только пара частных посланий.
  — Ладно, пойду–ка я положу это письмо на место, — проговорил капитан и вышел в коридор.
  — Оказывается, у Парадайза длинные руки, заметил Кирк, — Я очень доволен вашей работой, сержант, и сердечно благодарю вас.
  — Вы наконец смогли убедиться, что я не дурак? — усмехнулся Чан. — А относительно дворецкого… я против любых арестов в доме, который меня приютил. Я встану на защиту и его, и повара.
  Вернулся Фланнери.
  — Все в порядке, — объявил он. — Спасибо за гостеприимство, мистер Кирк.
  Мисс Морроу внимательно посмотрела на Фланнери и спросила:
  — Вы пошлете телеграмму инспектору Даффу?
  — Нет, — отрезал капитан.
  — Но он может здорово нам помочь…
  — Нет! — упрямо повторил Фланнери. — Я теперь во всеоружии и помощь мне не требуется. Для чего, попасть под его пяту? Нет, мисс, я лично сцапаю убийцу сэра Фредерика, а потом пускай является кто угодно. А что вы скажете, сержант?
  — Вы мудрый человек. Корабль, на котором много рулевых, никогда не достигнет порта.
  Глава 11 Мутная вода становится прозрачнее
  Когда Фланнери удалился, мисс Морроу тоже взялась за плащ, но Кирк удержал ее.
  — Вам обязательно надо идти? — промолвил он.
  — Да, обратно в прокуратуру. Бездна работы. Окружной прокурор интересуется ходом расследования, и я должна сообщать ему новости, так что мне пора.
  — Я надеялся, что сегодня мы «сделаем гигантский скачок вперед, — неожиданно заявил Чан, — но вышло иначе. Теперь не раньше понедельника.
  — Понедельника? — растерянно повторила девушка. — О чем это вы?
  — Чутье мне подсказывает, что мисс Глория Гарланд не сможет воспротивиться сильнейшему желанию появиться здесь вновь. У меня есть то, что мой кузен Вилли Чан называет интуицией. Но, позвонив мисс Гарланд утром по телефону, я выяснил, что она уехала и не вернется до воскресного вечера.
  — Мисс Гарланд? Зачем она вам?
  — Понимаете, она может многое знать, а может и не знать ничего. Это зависит от верности моих предположений. Понедельник покажет.
  — Понедельник, — снова вздохнула мисс Морроу. — А сегодня только четверг.
  Чан тоже выглядел огорченным.
  — Я и сам негодую. Не забудьте, что я поклялся отбыть домой в среду, ведь меня ждет маленький сын.
  — Терпение, мой друг! — засмеялся Кирк. — Врач должен лечить себя своими же методами.
  — Ну конечно, все правильно, — нахмурился Чан. — Я постоянно твержу это другим. Как правило, говоря о терпении, я не имею в виду себя.
  — Но вы ничего не сказали капитану Фланнери о своем предчувствии, — заметила мисс Морроу.
  Чан улыбнулся.
  — Можно ли описать лягушке океан, или насекомому снег? Добрый капитан начнет потешаться надо мной, пока не убедится, что я прав. Мне остается только молиться о понедельнике.
  — А мы тем временем будем ждать и наблюдать, — заявила мисс Морроу.
  — Ждать будете вы, а наблюдать я, — предложил Чан.
  Кирк проводил мисс Морроу до первого этажа.
  — До свидания, — промолвил он и, поколебавшись, добавил: — А вы не забыли свои кулинарные рецепты?
  — Не намекайте, — улыбнулась девушка. — Я ничего не забыла.
  Когда Кирк вернулся в комнату, Чан посмотрел на него с интересом.
  — Очень привлекательная девушка, — заметил он.
  — Да, просто очаровательная, — согласился Кирк.
  — Какая жалость, — продолжал Чан, — что она растрачивает молодость в погоне за преступниками. Ей бы детей рожать.
  — Вот ей это и скажите, — рассмеялся Кирк.
  В пятницу Билл Ренкин позвонил Чану по телефону и сообщил, что просмотрел «Глобус» за 1913 год. Его поиски не принесли никакого результата: он не нашел ни слова о Еве Даренд. Очевидно, исчезнувшие женщины в то время не интересовали «Глобус».
  — Я поищу в библиотеке, — сказал Ренкин. — Сообщение о Еве Даренд наверняка напечатано в какой–нибудь нью–йоркской газете. И хотя я очень занят, но обещаю позвонить вам сразу, как только у меня появятся новости.
  — Благодарю вас за активную помощь, — произнес Чарли Чан.
  Наступила суббота. Жизнь в бунгало текла своим чередом, только над величественным Парадайзом висело теперь облако подозрения. Чан по–прежнему исследовал труды полковника Битхэма.
  Итак, субботним вечером Кирк обедал вне дома. Чан же, поев в одиночестве, опять отправился в Чайнатаун. Теперь у него было гам меньше мест для посещений. На сей раз он не пошел к кузену, а просто слонялся по многолюдной Гранд–авеню.
  Заметив впереди яркие огни театра «Мандарин», он лениво побрел к его дверям. Китайцы питаются плодами цивилизации уже много веков, и киноискусству они предпочитают театр. У входа толпился народ, и Чан задумался. Превыше всего он ставил драму, но сегодня ему требовалось что–нибудь полегче.
  Неожиданно он разглядел в толпе Вилли Ли, который в среду оказал ему «услугу». Вилли печально рассматривал портреты актеров в вестибюле. Дружески улыбаясь, Чан направился к нему.
  Вот мы и встретились опять, — проговорил он на кантонском наречии. — Какое счастье, что я получил возможность поблагодарить вас за доброту, которую вы проявили ко мне, приведя врача.
  Мальчик наконец узнал его и поинтересовался:
  — Надеюсь, ваш ушиб больше не болит?
  — У вас участливое доброе сердце, — заметил Чан. — Теперь я уже нормально хожу по земле. Скажите, вы когда–нибудь видели сегодняшнее представление?
  Мальчик нахмурился.
  — Удобного случая не выпадало? '
  — Вот и мне тоже, но если вы позволите пригласить вас, удобный случай представится для нас обоих. Известно ли вам, что актер получает прибавку к жалованию в размере двадцати пяти центов за аплодисменты, предназначенные именно ему. Давайте пойдем и будем почаще хлопать.
  Мальчик согласился, и, купив два билета, Чан повел его за собой.
  Зрительный зал встретил их таким ужасным шумом, что они даже растерялись. Но это всего–навсего оркестранты настраивали свои инструменты. Несмотря на непоздний еще вечер, им с трудом удалось отыскать свободные места. На сцене начали разыгрывать известную историческую пьесу.
  Оглядываясь по сторонам, гавайский детектив отметил, что вокруг сидят исключительно его соотечественники. Женщины, одетые в прекрасные шелковые платья, время от времени выбегали к своим чадам, играющим в фойе, и заботливо вручали им по бутылке молока.
  Оркестр не умолкал ни на секунду. В драматических местах он чуть стихал, а в комедийных наяривал во всю мощь. Игру актеров Чан оценил очень высоко.
  И тем не менее в одиннадцать часов он предложил мальчику уйти, мол, его (мальчика) родители будут беспокоиться.
  — Папа не будет, — заявил Вилли Ли. — Он знает, что бойскауты заслуживают доверия.
  Но потом они все–таки вышли в фойе. Чан купил мальчику пирожок и чашку кофе, а затем отправился провожать домой.
  — Скажите, — обратился к нему Чан по пути, каковы ваши планы на будущее? Вы. честолюбивы. Какую профессию вы бы хотели получить?
  — Я стану исследователем, как мой кузен Ли Ганг, ответил мальчик.
  — Ах да, это тот человек, который сопровождает полковника Битхэма в его путешествиях, — кивнул Чан. — Наверное, ваш кузен много рассказывал о полковнике?
  — Много, и даже очень.
  — Очевидно, вы восхищаетесь Битхэмом? По–вашему, у него хорошая репутация?
  — Почему же нет? Это железная личность, каждый бойскаут знает, что дисциплина — великая вещь. Кузен приводил тому кучу примеров. Иногда случается так, что караван восстает, но полковник Битхэм вынимает пистолет и, один против всех, целится в зачинщика смуты. Люди начинают дрожать и идут дальше.
  — Они, видимо, догадываются, что полковник будет стрелять без колебания?
  — Они не только догадываются, они наблюдали за такой сценой. Одного рассказа Ли Ганга я никогда не забуду! — Голос мальчика дрожал от возмущения. — Как–то в пустыне полковник отдал каравану необходимые распоряжения, но некий погонщик верблюдов, человек с дурным характером, не подчинился и сразу упал на песок с пулей в сердце.
  — Ну и ну, — вздохнул Чан. — Так я и думал. Впрочем, в его книгах я не читал о подобном случае.
  Они подошли к дому Вилли Ли.
  — Примите мою благодарность, — промолвил тот. — Вы очень добры ко мне.
  Чан улыбнулся.
  — Мне было приятно находиться в вашем обществе. Надеюсь, мы еще встретимся.
  — Я тоже надеюсь, — сказал Вилли Ли. — Спокойной ночи.
  Чан медленно зашагал к Кирк–билдингу. Он размышлял о полковнике Битхэме. Грубый прямой человек, не колеблясь убивающий любого, кто посмеет ему противоречить. Здесь было над чем подумать.
  В воскресенье Барри Кирк позвонил мисс Морроу и предложил ей поехать за город.
  — Попробуем снять паутину с ваших мозгов, — объяснил он.
  — Спасибо за приглашение, — сказала девушка. — Значит, по–вашему, у меня в голове паутина?
  — Вы отлично поняли, что я имел в виду, — запротестовал он. — Просто мне хочется, чтобы вы отдохнули, ничего здесь без вас не случится.
  Они провели вместе счастливый день. А вечером, помогая девушке выйти из машины у ее дома, Кирк произнес:
  — Ну, а завтра утром проверим предчувствия Чана.
  — Вы полагаете, что он смеется над нами?
  — Нет. Но чем дольше я его вижу, тем меньше понимаю. Будем надеяться, что все кончится хорошо.
  — И ясно, — прибавила мисс Морроу. — Я чувствую необходимость в небольшом разъяснении. — Она пожала ему руку. — Спасибо, сегодня вы устроили мне настоящий праздник.
  — Дайте мне еще такую возможность, — попросил он. — Еще много–много возможностей, с каждым разом будет все лучше и лучше.
  — Это что, угроза? — засмеялась она.
  — Обещание. И, пожалуйста, не отказывайтесь.
  — Зачем же отказываться? До свидания.
  В понедельник утром Чан был оживлен и весел. Он позвонил мисс Глории Гарланд и облегченно вздохнул, услышав ее голос.
  Она согласилась прийти в бунгало к десяти часам. Чан набрал номер мисс Морроу и пригласил ее к тому же часу вместе с капитаном Фланнери. Повесив трубку, он повернулся к Кирку.
  — Не откажите в любезности снизойти до моей жалкой просьбы: пожалуйста, отправьте Парадайза часов в десять с каким–нибудь поручением. Мне бы не хотелось, чтобы он в это время находился в бунгало.
  — Ради Бога, — кивнул Кирк. — Я пошлю его за рыболовными принадлежностями. Правда, я никогда не имел пристрастия к рыбалке, но разве человек не может переосмыслить свои потребности?
  Без четверти десять Чарли Чан встал и, надев шляпу, объявил, что идет встречать мисс Гарланд. Спустившись вниз, он расположился в дверях Кирк–билдинга. Мисс Морроу и капитану Фланнери он только холодно кивнул, когда они проходили мимо.
  Заинтригованные, они поднялись наверх. Кирк приветствовал их, стоя на пороге.
  — Ну и дела! — прорычал Фланнери, — Что это с сержантом? Если он пригласил меня ради шутки, я отошлю его обратно на Гавайи. Я слишком занят, чтобы принимать участие в мистификациях.
  — О, не волнуйтесь за Чана, — успокоил его Кирк. —
  Кстати, вы приставили своих мальчиков к Грейс Лейн, или Дженни Джером?
  — Да, они бродят за ней, как тени.
  — Выяснили что–нибудь?
  — Ровно ничего. Она снимает комнату на Поуэлл–стрит. Ночует там, насколько мы в курсе…
  А внизу, у входа в здание, Чан уже приветствовал Глорию Гарланд.
  — Вы пунктуальны, — заметил он. — Удивительная точность.
  — Я, конечно, пришла, — промолвила она. — Но мне совершенно не понятно, чего вы от меня хотите? Я уже все сказала…
  — Безусловно. Пожалуйста, поднимемся со мной наверх.
  Черноволосая ирландка–лифтерша привезла их на двадцатый этаж, и они вошли в бунгало.
  — А, капитан! Мисс Морроу! Здравствуйте, вот и мы. Присаживайтесь, мисс Гарланд.
  Женщина с крайне удивленным видом опустилась в кресло, ее взгляд встретился со взглядом Фланнери.
  — Что вам еще от меня нужно? — сердито бросила она.
  Капитан пожал своими широкими плечами.
  — Мне — ничего, все вопросы к сержанту Чану: у него появилось некое таинственное предчувствие.
  Чан улыбнулся.
  — Да, мисс Гарланд, именно я виновник сегодняшнего собрания; — подтвердил он, — Надеюсь, это не слишком вас задевает?
  — Нет, — ответила женщина.
  — Помните, однажды вы рассказали нам о Марии Лантельм, которая бесследно исчезла в Ницце? — продолжал Чан. — Неужели вы никогда ее больше не встречали?
  — Никогда.
  — Вы уверены, что узнаете ее, если увидите снова?
  — Конечно. Мы были близко знакомы.
  Глаза Чана сузились.
  — Тогда почему вы не сообщили нам, что опознали ее? Напоминаю: дело очень серьезное.
  — Но что бы я вам сообщила? Да, мол, видела?.. Я и сама сомневаюсь…
  — Прекрасно. Посидите здесь до моего возвращения. — И Чан торопливо направился к выходу.
  Все переглянулись, но никто не произнес ни слова. Вскоре на пороге появился Чан, за ним шла лифтерша Грейс Лейн, в которой миссис Эндербэй узнала Дженни Джером.
  Она спокойно шагнула в комнату и остановилась. Солнце ярко осветило ее лицо. Глория Гарланд сперва изумленно уставилась на девушку, потом вскочила на ноги.
  — Мария! — закричала она. — Мария Лантельм! Что ты здесь делаешь?
  От удивления они обе раскрыли рты. В узких глазах Чана появился торжествующий блеск. Впрочем, девушка не потеряла самообладания.
  — Глория! — промолвила она. — Вот мы и встретились.
  — Но где ты была, дорогая? Куда пропала и почему?
  Девушка прервала ее:
  — Одна вещь…
  Но тут поднялся ошеломленный Фланнери.
  — Послушайте, — начал он, — позвольте мне. — Он решительно шагнул к девушке. — Вы Мария Лантельм?
  — Была ею когда–то, — кивнула та.
  — Вы играли в одной труппе с мисс Гарланд одиннадцать лет назад и потом исчезли?
  — Да.
  — Почему?
  — Мне все надоело, я разлюбила сцену, а когда просилась уйти, меня не отпускали. Короче, я сбежала.
  — Так. А семь лет назад, в Нью—Йорке, вы работали манекенщицей под именем Дженни Джером, пока снова не испарились?
  — По той же причине. Я не решилась отказаться от места прямо, я… я устала и…
  — И изменили имя?
  — Я хотела сделаться новым человеком.
  Фланнери посмотрел на нее недоуменно.
  — Тут есть какая–то странность, — заявил он. — Вам известно, кто я такой?
  — Вроде, полицейский.
  — Правильно.
  — Я никогда не совершала ничего плохого, мне нечего бояться.
  — Возможно. Скажите только, что вы знаете о сэре Фредерике Брюссе?
  — То, что он был сотрудником Скотленд—Ярда и что его убили в прошлый вторник в кабинете мистера Кирка.
  — И вы не встречались с ним до того, как он сюда приехал?
  — Нет, сэр, ни разу.
  — Даже не слышали о нем?
  — По–моему, нет.
  Ее спокойные ответы окончательно привели Фланнери в замешательство.
  — Вы обслуживали лифт в прошлый вторник ночью? — опять попытал он счастья.
  — Да, сэр.
  — А вы не догадываетесь, почему сэр Фредерик охотился за вами? За Марией Лантельм, или Дженни Джером, или как там еще?
  Она нахмурилась.
  — Охотился? Как странно. Нет, сэр, я вообще впервые об этом слышу.
  — Хорошо, тогда вот что: вы важный свидетель по делу об убийстве сэра Фредерика, и я не хочу, чтобы вы снова сбежали.
  Девушка улыбнулась.
  — Не сомневаюсь. За мной даже следили последние несколько дней.
  — И будут следить столько, сколько понадобится. Одно неверное движение — и я вас арестую, ясно?
  — Вполне, сэр.
  — Отлично. Спокойно продолжайте работать, если вы мне понадобитесь, я вам сообщу. А теперь ступайте.
  — Спасибо, сэр, — поблагодарила девушка и ушла.
  Фланнери тут же повернулся к мисс Гарланд.
  — Ну, отвечайте: вы узнали ее в ту ночь?
  — Трудно сказать, но сейчас точно узнала.
  — Что ж, у вас было достаточно времени для раздумий, — заметил Чан. — По вашей вине, мисс Гарланд, мы забрались в непролазные дебри. Ладно, пока вы свободны…
  — Да, свободны, — вмешался капитан. — Но до конца следствия держитесь подальше от своей подруги.
  — О, конечно! — заторопилась мисс Гарланд. — Боюсь, ей совсем не понравилось то, что я ее опознала. Надеюсь, она не нарвется на неприятности?
  — В зависимости от обстоятельств, — неопределенно произнес Фланнери, и Кирк проводил актрису к выходу.
  Сияющий Чарли Чан усмехнулся.
  — Мое предчувствие меня не подвело.
  — А какой от этого прок? Во что мы влипли? — пробормотал Фланнери. — Лифтерша оказалась Дженни Джером, а Дженни Джером Марией Лантельм. Ну и дальше что, в чем тут смысл?
  — А смысл тут в одной простой вещи, — мягко проговорила мисс Морроу.
  — Капитан специально притворяется тупым, — сказал Чан. — Невозможно, чтобы он ни о чем не догадывался.
  — Что это вы болтаете? — удивился Фланнери.
  — Мое предчувствие меня не обмануло, — повторил Чан. — Лифтерша оказалась и Дженни Джером, и Марией Лантельм. Вы спрашиваете, в чем тут смысл? В одном: она же и Ева Даренд.
  — О Господи! — закричал Фланнери.
  — И теперь мутная вода стала прозрачнее, — продолжал Чан. — Ева Даренд удрала из Пакистана темной ночью пятнадцать лет назад. Четыре года спустя она объявляется в ниццком театре. Там что–то происходит: либо она увидела кого–то, либо узнала — так или иначе, она снова исчезает. Где? В конечном итоге еще через четыре года мы обнаруживаем ее в нью–йоркском доме моделей. Там опять что–то случается, и она в очередной раз убегает. Куда же теперь? В Сан—Франциско. Ограниченные возможности не позволяют занять ей здесь высокое положение. Потом в поисках Евы Даренд сюда прибывает сэр Фредерик Брюсс.
  — Все это совершенно ясно, — поспешно вставила мисс Морроу.
  — Да, ясно, — кивнул Чан. — Сэр Фредерик, хотя и выслеживал ее, не знал девушку в лицо и не мог отыскать никого, кто был бы с ней знаком, но он помнил, что она в свое время называлась Марией Лантельм и Дженни Джером. Выяснив, что в Сан—Франциско живут два человека, две женщины, знавшие ее под этими именами, он просит пригласить их на обед. Он надеялся, что хотя бы одна из женщин, или обе, укажут ему таинственную беглянку.
  Фланнери зашагал по комнате.
  — Прямо не представляю, — вздохнул он. — Ваш рассказ слишком хорош, чтобы быть правдой. Но если вы не ошибаетесь, я ее арестую. Неужели Ева Даренд?.. Завтра же. Мне бы только удостовериться…
  — Даже не сомневайтесь, это она, — проговорил Чарли Чан.
  — Но ведь вы тоже только предполагаете, как Еву Даренд ее никто не опознал…
  Зазвонил телефон.
  Кирк снял трубку и, коротко переговорив, протянул ее Фланнери.
  — Это вас, капитан.
  Тот вытянулся в струнку.
  — О, здравствуйте, шеф… Да, да… Что?.. Он? Хорошо… Благодарю, шеф… Уверен.
  Положив трубку на рычаг, он повернулся к остальным, на лице его играла широкая улыбка.
  — Ну, сержант, скоро мы выясним, насколько верны ваши предположения, — заявил он. — Я прикрепил к этой даме пару толковых парней, но до завтрашнего утра ничего предпринимать не стану. Да, сэр, к завтрашнему вечеру я точно узнаю, является ли она пресловутой Евой Даренд.
  — Ваши слова звучат на удивление мрачно, — заметил Чан.
  — Только что звонил начальник полиции, — объяснил Фланнери. — Завтра в половине третьего приезжает инспектор Дафф из Скотленд—Ярда. Он везет с собой человека, единственного в целом мире способного безошибочно опознать Еву Даренд: ее мужа, майора Эрика Даренда.
  Глава 12 Туманный вечер
  Когда Кирк и Чан остались одни, маленький детектив задумчиво устремил глаза на огонь.
  — Теперь вся надежда на вторник, — заметил он. — Что он принесет? Я жду от него многого, ибо срок моего пребывания здесь кончается.
  Кирк искренне удивился.
  — И вы уедете в среду, даже если загадка к тому времени не разрешится?
  Чан невозмутимо кивнул головой.
  — Я обещал Барри Чану и сдержу слово. Завтра появится муж Евы Даренд. Во всем мире нам не найти более нужного человека. И тут одно из двух: либо он опознает свою жену, либо нет. В первом случае дело, вероятно, закончится. А во втором.. — Чан пожал плечами. — Что ж, я сделал все от меня зависящее, пусть капитан Фланнери барахтается в одиночку.
  — Но мы не справимся без вас, — испугался Кирк. — Впрочем, до среды многое может измениться. Кстати, я хочу пригласить вас в клуб «Космополитен». Как насчет завтрака там в полдень?
  Чан оживился.
  — Я давно мечтал его посетить, вы очень добры.
  — Тогда порядок, — обрадовался его хозяин. — У меня сейчас дела в конторе, я отправлюсь туда, а вы заходите за мной в половине первого. И передайте, пожалуйста, Парадайзу, что мы не завтракаем дома.
  Захватив плащ и шляпу, он спустился вниз, а Чан подошел к окну и бесцельно уставился на раскинувшийся под ним город.
  Его взгляд задержался на доке «Метсон», перебежал на мол и остановился на красной трубе знакомого судна. Послезавтра оно отходит в Гонолулу, попадет ли он на его борт? Он, конечно, поклялся… но… Детектив вздохнул.
  Зазвенел звонок у входной двери, и на пороге появился Билл Ренкин, репортер из «Глобуса».
  — Здравствуйте, — произнес он. — Очень рад вас видеть. Я же обещал, что проведу весь день в библиотеке, и вот результат — мое нездоровое волнение.
  — Неужели вам повезло? — спросил Чан.
  — Да. Я нашел–таки нужное сообщение в «Нью—Йорк–сан». Ничего говорить не буду, я снял копию, вот она: информация из Пешавара.
  Чан взял листок желтой бумаги и перечитал краткое изложение известных событий: Ева Даренд, молодая жена капитана Эрика Даренда, исчезла при таинственных обстоятельствах два дня назад, во время пикника в окрестностях Пешавара, обеспокоенные власти послали солдат прочесать местность.
  — Статья помечена пятым мая, — пробормотал Чан. — Значит, Ева Даренд пропала ночью третьего мая 1913 года. Вы нашли еще что–нибудь?
  — Продолжения не последовало, — ответил Билл Ренкин. — Не было также никаких упоминаний о Битхэме. Скажите, он мог иметь отношение к случившемуся?
  — Нет, — отрезал Чан. — Тут я немного ошибся, даже великие детективы порой делают шаг не с той ноги. Впрочем, мои неверные шаги часто приносят пользу.
  — Что же происходит? — полюбопытствовал Билл. — Я гонялся за Фланнери и мисс Морроу, но ничего не выяснил. Мой редактор уже начинает злиться. Вы можете хотя бы намекнуть?
  Чан отрицательно потряс головой.
  — Согласуясь с правилами этики, я лучше промолчу. Я не пользуюсь здесь авторитетом, и капитан Фланнери смотрит на меня, как на специалиста по карманным кражам. Так что пока я ничего говорить не буду, мы еще очень далеки от счастливого конца,
  — Жаль, — вздохнул Билл Ренкин.
  — Но расследование не продлится долго, — утешил его Чан. — Свет обязательно пробьет себе дорогу, пока же мы просто плывем по течению. Но если я окажусь на сцене в минуту триумфа, то с огромной радостью намекну вам на скрытые от других обстоятельства дела. .
  — Если окажетесь на сцене? Что вы имеете в виду?
  — Личные проблемы властно призывают меня домой, независимо от того, решится наша задача или нет, в среду я должен уехать.
  — Конечно, так же, как в прошлую среду! — засмеялся Ренкин. — Не считайте меня ребенком: терпеливый Восток не отступает в подобной ситуации. Ну, мне пора бежать. Помните ваше обещание насчет намека.
  — У меня отличная память, — проговорил Чан. — Кроме того, я вам многим обязан. До свидания.
  После ухода репортера Чарли Чан более внимательно изучил копию газетной статьи.
  — Третьего мая 1913 года, — произнес он вслух и, с удивительной поспешностью направившись к столу, схватил «Жизнь» полковника Битхэма. Быстро перелистав страницы, он наконец нашел желаемое. Потом он еще долго сидел в кресле с открытой книгой на коленях, глядя в пространство.
  Ровно в половине первого Чан зашел в контору Кирка. Молодой человек давал указания секретарю, а тот складывал документы в кожаную папку.
  — После завтрака нам надо повидать юриста, — напоследок сказал секретарю Кирк, отправляясь с Чарли Чаном в клуб «Космополитен».
  Пока они раздевались в вестибюле, Чан заинтересованно осматривался по сторонам. Этот клуб был широко известен, его посещали художники, бизнесмены, журналисты. Судя по тому, как его приветствовали, Кирк пользовался здесь большой популярностью. Он представил детектива друзьям, и Чарли Чан оказался в центре группы людей. Наконец им с трудом удалось пристроиться в углу обширного кафетерия.
  Еще сидя за столом, Чан внезапно заметил человека, который сейчас его интересовал: к ним приближался полковник Джон Битхэм.
  — Здравствуйте, мистер Кирк, здравствуйте, мистер Чан, — поклонился он. — Разрешите к вам подсесть?
  — Пожалуйста, — довольно холодно ответил Кирк. — Как насчет завтрака? Что вам заказать?
  — Ничего, спасибо, я уже поел, — поблагодарил Битхэм.
  — Тогда закуривайте, — предложил Кирк, протягивая ему портсигар.
  — С удовольствием, — пробормотал полковник и взял сигарету. — Мы не встречались с того самого обеда… — продолжал он. — Ох, извините, я не имел в виду ничего дурного… Случившееся просто ужасно. Кстати, полиция уже подозревает кого–нибудь? Такой человек, как сэр Фредерик…
  Кирк, пожав плечами, перебил его:
  — Если у властей и имеются подозрения, то они держат их при себе.
  — А вы, сержант Чан, разве не занимаетесь расследованием? — продолжал Битхэм.
  Чан хитро прищурился.
  — Расследованием занимается континентальная полиция, — объяснил он. — А я здесь такой же посторонний, как и вы.
  — Да–да, все правильно, — согласился Битхэм. — Просто я краем уха слышал, что вы собирались уезжать. А поскольку вы остались, то я и решил…
  — Если я сумею помочь, то непременно помогу, — заявил Чан и глубоко задумался. Человек, подобный полковнику Битхэму, не заинтересовался бы без причины действиями Чарли Чана.
  — Как ваша новая экспедиция? — переменил тему Кирк.
  — Подготовка что–то совсем застопорилась, — ответил полковник. — Совсем. — Битхэм нахмурился. — Я как раз хотел с вами об этом побеседовать. Ваша бабушка обещала финансирование, но меня смущает сумма.
  — Сколько?
  — Часть я наскреб, пока мне нужны пятьдесят тысяч долларов.
  Кирк недоуменно поднял брови.
  — Вы что, собираете деньги на черный день? Впрочем, если бабушка рвется вам помогать, пускай помогает.
  — Хорошо, что вы так думаете, — обрадовался Битхэм. — Я боялся, что на нее повлияют другие члены семьи. А ведь идея принадлежит ей, честное слово.
  — Естественно, — сказал Кирк. — Я уверен, что она страшно довольна собой.
  — Результаты экспедиции будут иметь важное научное значение, — продолжал Битхэм. — Имя вашей бабушки может прославиться навеки, она не пожалеет.
  — А какова цель экспедиции?
  Усталые глаза полковника впервые заблестели.
  — Понимаете, мне здорово повезло прошлый раз в пустыне Гоби. Я случайно набрел на развалины города начала первого века нашей эры. Уже при беглом осмотре мне удалось обнаружить там монеты седьмого года! Мало того: письма военного губернатора, остатки предметов одежды, ювелирные изделия, словом, изумительные памятники прошлого. Короче, я хочу вернуться и продолжить раскопки. Правда, волнения в Китае будут мешать, но в Китае всегда волнения. Я достаточно долго ждал, хватит, пора отправляться.
  — Вот уж не завидую вам, — покачал головой Кирк. — Пустыня есть пустыня. И тем не менее желаю всего наилучшего.
  — Спасибо. Вы удивительно чуткий человек. — Битхэм поднялся. — Я рассчитываю завершить подготовку через несколько дней. Надеюсь, что до моего отъезда убийцу сэра Фредерика схватят. Хороший был парень этот англичанин!
  Быстро взглянул на него, Чан добавил:
  — И большой ваш поклонник.
  — Мой большой поклонник? Сэр Фредерик Брюсс? Действительно? — Голос полковника Битхэма звучал ровно и невозмутимо.
  — Вне всякого сомнения. Среди его вещей мы обнаружили кучу книг, написанных вами.
  Битхэм отшвырнул сигарету прочь.
  — Как мило с его стороны. Я польщен. Но если подобным образом вы намекаете на мою причастность к его убийству, то я могу лишь пожелать вам дальнейших успехов, сержант Чан.
  Он резко повернулся и зашагал вон из кафетерия. Чан задумчиво смотрел ему вслед.
  — Он напоминает мне снега Тибета, — проговорил Кирк. — Такой же теплый и человечный. Однако рассказ о мертвом городе составляет исключение. Он заметно воодушевился. Странная личность. Вы не находите, Чарли?
  — Действительно странная, — согласился Чан. — Но самое удивительное…
  — Да?
  — Он искренне жалеет сэра Фредерика. Или его печальные глаза не случайно соседствуют со смеющимся ртом?
  Уже на улице Кирк снова обратился к Чарли Чану:
  — Я вспомнил о ежегоднике клуба «Космополитен». Может быть, в нем что–то скрыто?
  Прежде чем ответить, детектив глубоко вздохнул.
  — Континентальный климат не развивает воображение, — промолвил он.
  Кирк отправился к юристу, а Чан зашагал домой ждать многообещающего завтрашнего дня.
  Во вторник мисс Морроу появилась в бунгало первой около половины четвертого. День выдался пасмурный, ветреный, но девушка была оживлена. Кирк помог ей раздеться.
  — Вы полны энергии и силы, — заметил он.
  — Я всю дорогу шла пешком. — объяснила она. — Я слишком возбуждена, чтобы ездить в такси. Только подумайте, совсем скоро мы увидим майора Даренда и его так давно исчезнувшую жену.
  — Майор уже прибыл? — поинтересовался Чан.
  — Да, полчаса назад вместе с инспектором Даффом. Их поезд немного запоздал. Майор позвонил мне, что они скоро приедут. Похоже, он настоящий англичанин. Он не желает ни с кем разговаривать, пока не примет душ в отеле.
  — Не стоит осуждать его, ведь он мчался к нам из Чикаго, — произнес Кирк — Я надеюсь, что Мария Лан–тельм сегодня дежурит в лифте?
  — Да, — кивнула мисс Морроу. — Именно она меня сюда поднимала. Интересно, правда ли то, что она Ева Даренд? Не ошибка ли это?
  — Она обязана быть ею. Таково предчувствие мистера Чана.
  — Не надо преувеличивать мою значительность, — попросил Чан. — В прошлом я часто нападал на ложный след.
  Кирк придвинул к огню просторное кресло и усадил в него девушку.
  — Оно немного великовато для вас, но вы еще можете подрасти. А чай я принесу позднее. По–моему, англичане ничем не могут заниматься, пока не напьются чаю.
  Девушка устроилась в кресле поудобнее, а Кирк принялся болтать о разных посторонних вещах, все время чувствуя, как Чарли Чан беспокойно шагает по комнате за его спиной.
  — Лучше посидите, Чарли, — предложил он наконец. — Вы похожи на человека, который явился на прием к дантисту.
  — Так мне немного спокойнее, — объяснил Чан. — Слишком много поставлено на карту. Да и насмешки Фланнери еще придется выносить.
  В четыре часа, когда уже начало смеркаться, раздался звонок в дверь. Кирк стремглав бросился открывать и через секунду приветствовал Фланнери и молодого коренастого англичанина. Двоих. Кирк покосился в сторону лестницы, ожидая увидеть третьего. Никого.
  —- Здравствуйте, — сказал Фланнери. — Майор Даренд уже пришел?
  — Нет, — ответил Кирк. — Только не говорите, что вы его потеряли.
  — Все не так, — отмахнулся Фланнери. — Я сейчас объясню. Но сперва, мисс Морроу, познакомьтесь с инспектором Даффом из Скотленд—Ярда.
  — Очень приятно, — спокойно улыбнулась девушка.
  — Мне тоже приятно, — поклонился Дафф.
  У него был старомодный английский выговор. А удивительная молодость и румянец во все щеки делали его похожим на фермера.
  — Мы с инспектором прямо с вокзала поехали ко мне, — продолжал Фланнери. — Я хотел познакомить его с материалами дела. А майор отправился в отель привести себя в порядок. Он скоро появится. Ах да, мистер Кирк, это инспектор Дафф. А это, инспектор, сержант Чарли Чан из гонолульской полиции.
  Чан склонился в глубоком поклоне.
  — Эта минута навсегда останется в моей памяти, — промолвил он.
  — Правда? — спросил Дафф. — Капитан рассказывал мне о вас, сержант. Мы с вами в одном положении — попали сюда издалека.
  — Да, за нашими спинами осталось множество миль, — согласился Чан.
  — Вот что, — сказал Фланнери, — надо устроить так, чтобы майор не встретил нашу лифтершу, пока мы все не подготовим. Пускай кто–нибудь спустится вниз и поднимет его на другом лифте.
  — Я с радостью окажу эту услугу, — вмешался Чан.
  — Нет, я сам пойду, — возразил Фланнери. — Я знаю его в лицо. И потом, мне надо поговорить с ребятами, которые следят за лифтершей. Один из них как раз мелькал перед зданием. Вы, инспектор, побудьте здесь. — И добавил шутливым тоном: — Вы в надежных руках.
  Кирк предложил английскому детективу присесть.
  — Когда придет майор, нам подадут чай, — сказал он.
  — Вы очень любезны, — промолвил Дафф.
  — Значит, капитан ознакомил вас с ситуацией? — спросила мисс Морроу.
  — Частично, — ответил Дафф. — Потрясающее дело. Просто потрясающее! Все мы уважали и любили сэра Фредерика. И то, что ой убит при исполнении долга, хотя и был в отставке, не удивительно. Наверняка убийца — один из преступников, не выявленных Скотленд—Ярдом. Мы не успокоимся, пока не найдем виновного. И тут мы будем счастливы принять вашу помощь, сержант.
  Чан поклонился.
  — Мои способности ничто по сравнению с вашими, инспектор.
  — Я надеюсь, инспектор, что вы обязательно прольете свет на случившееся, — добавила мисс Морроу.
  Дафф грустно покачал головой.
  — Боюсь, что нет. Множество более опытных полицейских работают гораздо успешнее. Просто я сейчас единственный сотрудник Скотленд—Ярда, который находится в Штатах. Видите ли, я несколько молод…
  — Я это заметила, — улыбнулась девушка.
  — Все мои предыдущие дела бледнеют перед этим. Но я приложу максимум усилий…
  — Хотите сигарету? — перебил его Кирк.
  — Если леди не возражает, я закурю трубку.
  — О, пожалуйста! — воскликнула мисс Морроу. — Как Шерлок Холмс.
  Дафф улыбнулся.
  — К сожалению, на этом наше сходство кончается. Я уже говорил, что работаю в столичной полиции всего семь лет. Но об убийстве Хилари Галта, конечно, я слышал, хотя это случилось давно. Еще начинающим полицейским я видел в музее Криминалистики бархатные туфли, которые были на Галте в ту ужасную ночь. А об исчезновении Евы Даренд я узнал обычным путем. Так что с вашим делом я почти не связан. Правда, пять лет назад пролетел слух, будто она в Париже, и сэр Фредерик послал меня туда. Но тревога оказалась напрасной. Зато во время расследования я познакомился с майором Даре–ндом, тоже примчавшимся в Париж. Бедняга! Он испытал только очередное разочарование. Надеюсь, что сегодняшний вечер принесет ему удачу.
  — Выходит, майор не случайно попал в Америку? — удивилась мисс Морроу.
  — Нет, сэр Фредерик вызвал его телеграммой, — объяснил Дафф, — просил о помощи. Короче, майор сразу заторопился в Нью—Йорк. А уже в Чикаго мы неожиданно встретились с майором в поезде, обрадовались друг другу и вместе поехали в Сан—Франциско.
  — Теперь–то он нам поможет, — вздохнула мисс Морроу.
  — Надеюсь. Повторяю, я осторожно отношусь к этому делу. Но меня страшно интересуют бархатные туфли. Почему их забрали? Где они теперь? Они опять стали существенной деталью. Как по–вашему, сержант?
  Чарли Чан пожал плечами.
  — Туфли ничем не отличались от тех, давнишних. Но они могут ни к чему не вести.
  — Конечно, — улыбнулся Дафф. — Однако я не суеверен и снова последую за ними. Кстати, кое в чем я действительно могу помочь. — Он неожиданно обратился к Кирку: — Вашего дворецкого зовут Парадайз?
  У Кирка оборвалось сердце, но, удержав себя в руках, он ответил:
  — Да. И он великолепный слуга.
  — Ваш Парадайз меня интересует, — продолжал Дафф. — А Парадайз, насколько я в курсе, интересовался почтой сэра Фредерика. Где он теперь?
  — На кухне или в своей комнате. Вы желаете его видеть?
  — Непременно.
  Тут появился Фланнери, — сопровождаемый неким блондином в непромокаемом плаще.
  Майор Даренд был типичным англичанином: спортивный, загорелый, гладко выбритый. Его голубые глаза глядели тревожно.
  — Входите, майор, — пригласил Фланнери.
  Потом он представил блондина собравшимся. Кирк взял его плащ и отнес на вешалку. Затем в комнате воцарилась неловкая тишина. Первым ее нарушил Фланнери.
  — Майор, — сказал он, — мы не сообщили вам, по какому поводу встретились. Вы приехали сюда благодаря телеграмме сэра Фредерика Брюсса?
  — Да, — спокойно ответил Даренд.
  — Он объяснил, зачем вы ему понадобились?
  — Полковник намекнул, что нашел мою жену.
  — Понимаю. Ваша жена исчезла при необычных обстоятельствах пятнадцать лет назад в Пакистане?
  — Правильно.
  — И. с тех пор вы о ней не слышали?
  — Ни разу. Случались, конечно, ошибки: нас снабжали ложными данными, и, естественно, наши надежды не оправдывались.
  — Вам никогда не сообщали, что она в Ницце или в Нью—Йорке?
  — Нет. С какой стати она бы там крутилась?
  — Вы, конечно, узнаете ее, если увидите?
  Даренд взглянул на него с неожиданным интересом.
  — Думаю, да. Хотя ей было только восемнадцать лет, когда она пропала.
  Мисс Морроу стало жаль этого человека.
  — Майор, — медленно произнес Фланнери, — у нас есть все основания считать, что ваша жена находится в этом здании.
  Даренд в изумлении откинулся на спинку кресла, потом печально покачал головой.
  — Хотел бы я, чтобы вы не ошибались. Вам такого не понять: пятнадцать лет волнений — чересчур долгий срок. Единственный луч надежды за все это время. Да, я хочу верить, но меня уже постигло столько разочарований. Я потерял способность надеяться.
  — Подождите, пожалуйста, минуту, — попросил Фланнери и торопливо удалился.
  Оставшиеся хранили мрачное молчание. Тиканье часов казалось громом. Внезапно Даренд, уставившийся в пол, вскинул голову и закричал, обращаясь в Даффу:
  — Не может быть! Евы здесь нет! После стольких лет… в Сан—Франциско… исключено… неправда…
  — Сейчас все выяснится, старина, — мягко проговорил Дафф.
  Секунды тянулись медленно. Чан начал удивляться. Даренд шагал взад и вперед по комнате. Пять минут… Десять…
  Дверь как–то вдруг с шумом распахнулась, и влетел Фланнери. Его седые волосы были всклочены, лицо перекошено.
  — Она опять исчезла! — заорал он. — Открытый лифт стоит на седьмом этаже. Она пропала, и никто ее не видел!
  Слабо вскрикнув, Даренд упал в кресло и закрыл лицо руками.
  Глава 13 Старые друзья встречаются вновь
  Но не только майора Даренда потрясла эта весть. Лица всех четверых выражали разочарование.
  — Исчезла, и никто ее не видел, — повторил Чан, с упреком глядя на капитана. — Ведь за ней наблюдали умные сотрудники континентальной полиции.
  — Наблюдали! — рявкнул Фланнери. — Но мы не супермены. Эта баба скользкая, как угорь. Двое моих парней занимались слежкой, смотрели за ней в оба. И никто ничего не заметил. Она не могла…
  Открылась дверь, и в комнату вошли двое мужчин в штатском, следом плелась седая уборщица.
  — Ну, Петерсон, что сие означает? — набросился на них Фланнери.
  Сперва послушайте ее, шеф. — Петерсон кивнул на уборщицу. — Она работает на седьмом этаже. — Он повернулся к женщине. — Расскажите капитану то, что рассказывали нам.
  Женщина нервным жестом поправила передник.
  — Я находилась в 709 номере, сэр. Сотрудники конторы рано ушли домой, и я была там одна. Вдруг открылась дверь и вбежала та самая рыжая лифтерша в плаще и шляпке. «Что случилось?» — спросила я. Но она, не ответив, скрылась в темной комнате. Я, конечно, удивилась и последовала за ней. Но лифтерша уже спускалась по пожарной лестнице. Она ни слова не произнесла, сэр. Просто исчезла в ночи.
  — Пожарная лестница, — пробормотал Фланнери. — Я так и думал. Вы проверяли, Петерсон?
  — Да, сэр. Еле заметный след на земле, вес–то небольшой.
  Ладно, — вздохнул Фланнери. — Но кто–то должен был видеть, как она шла по улице. Надо опросить свидетелей. — Он повернулся к уборщице. — Все, вы свободны:
  Женщина удалилась в сопровождении одного из детективов. Второй обратился к Фланнери:
  — И еще, капитан: парень из табачной лавки на углу заявил, что девушка в униформе Кирк–билдинга несколько минут назад звонила кому–то по телефону.
  — Он слышал разговор?
  — Нет, сэр. Она звонила из будки и говорила недолго, а потом торопливо. ушла.
  — Тут что–то есть, — задумался Фланнери, — Подождите, подождите… Сперва я подниму всех по тревоге. Я пошлю людей на вокзалы и в аэропорты. Такую заметную даму я схвачу еще до полуночи…
  — За что? — мягко поинтересовалась мисс Морроу.
  — Ах да… ну, как свидетельницу. Правильно, я возьму ее как свидетельницу. Так будет лучше, я пока не хочу огласки. В крайнем случае, арестую по обвинению в воровстве. Ее униформа — ваша собственность, мистер Кирк?
  — Да, но мне это не нравится.
  — Но я же не всерьез. Нам надо просто облапошить газеты. А теперь… разрешите воспользоваться вашим телефоном?
  Набрав номер, Фланнери заорал в трубку так, что хозяин сделал ему замечание. Капитана переполняла энергия.
  — Я непременно возьму ее, — обещал он снова. — Она не могла далеко уйти.
  — Но у нее накоплен немалый опыт в подобных делах, — напомнил Чан.
  — Да, но сейчас не тот случай. От меня ей не скрыться. — и Фланнери удалился в сопровождении своего детектива.
  Майор Даренд уныло сидел в кресле, инспектор Дафф курил трубку.
  — Неудачно, — заметил он через некоторое время. — Но терпение — это основа нашей работы, не так ли, сержант?
  Чарли Чан просиял.
  — Наконец–то я встретил человека, с которым можно разговаривать на одном языке!
  Поднявшись на ноги, Барри Кирк нажал кнопку звонка.
  — Как насчет чая? — спросил он, потом подошел к окну и выглянул наружу. Сквозь туман слабо пробивался свет уличных фонарей, дул ветер, дождь колотил по стеклам — перед ним лежал мрачный город. — В такую ночь просто необходимо что–то теплое… — Он помолчал. — В такие ночи женщина убегает, чтобы ее больше не увидели.
  На пороге появился привычно величавый Парадайз.
  — Вы звонили, сэр? — промолвил он.
  — Да, — ответил Кирк. — Принесите чаю, Парадайз, на пятерых… — Он остановился. Глаза смертельно побледневшего дворецкого были устремлены на Даффа. Наступила тишина.
  — Здравствуйте, Парадайз! — наконец окликнул его Дафф.
  Дворецкий пробормотал что–то невнятное и повернулся, намереваясь уйти.
  — Одну минуту! — В голосе инспектора зазвучала сталь. — Какой сюрприз, мой милый, сюрприз для нас обоих. При нашей последней встрече вы сидели на скамье подсудимых в Олд—Бейли. — Парадайз нехотя склонил голову. — Возможно, я бы не возражал против того, чтобы вы удрали, при условии вашего хорошего поведения. Но вы вскрываете почту, не так ли, Парадайз? Вы взяли письмо, адресованное сэру Фредерику?
  — Да, сэр. — Его почти не было слышно.
  — Ну естественно, — кивнул Дафф и обратился к Барри Кирку: — Простите за причиненное беспокойство, мистер Кирк. Наверное, Парадайз — хороший слуга?
  — Лучший из всех, что у меня были.
  — Он всегда считался примерным слугой, — продолжал Дафф. — Насколько я помню, этот факт отмечали в Олд—Бейли. Великолепный слуга. У него отличные рекомендации. Но, к несчастью, несколько лет назад в Англии он подсыпал цианид в чай одной леди.
  — Это явно неподходящее место для цианида, — заметил Кирк. — Правда, я не знаю, кем была указанная леди.
  — Его женой, — объяснил Дафф. — И нам показалось, что он переступил границы привилегий мужа. Его судили…
  Парадайз поднял голову.
  — Ничего не было доказано, — твердо произнес он. — Меня оправдали.
  — Да, мы потерпели крах, — согласился Дафф. — Такое не часто случается, мистер Кирк, но тогда случилось. Юридически его не могли признать виновным. Я имею в виду, по закону. В связи с этим я бы не стал упоминать о прошлом Парадайза, если бы не вскрытое им письмо. Скажите, Парадайз, вы знаете Еву Даренд?
  — Я даже не слышал такого имени, сэр.
  — Вам что–нибудь известно о давнишней трагедии в Эви—Плейсе? Об убийстве Хилари Галта?
  — Ничего, сэр.
  — Но вы распечатали конверт, адресованный сэру Фредерику Бргоссу, и сунули туда первую попавшуюся чистую бумагу. По–моему, вам лучше объяснить этот факт.
  — Да, сэр, конечно. — Дворецкий повернулся к Барри Кирку. — Все это очень болезненно для меня, сэр. За два года работы у вас, сэр, я не совершил ни одного нечестного поступка. Этот джентльмен утверждает, будто я отравил свою жену. Скажу только, что’ имея ко мне некоторую предубежденность, поскольку сам проводил расследование, он испытал разочарование, когда суд меня оправдал. Естественно, чувство…
  — Не болтайте ерунды, — резко оборвал его Дафф.
  — Так или иначе, сэр, — продолжал дворецкий, обращаясь к Кирку, — я был оправдан по той простой причине, что никого не убивал. Но я понимаю, что, независимо от моей виновности или невиновности, такое сообщение вам неприятно.
  — Да, новость не из радостных, — согласился Кирк.
  — Наверное, нам лучше забыть о ней. Здесь у меня превосходное место, тут я был счастлив. Мне всегда нравились высокие этажи. И, когда приехал сэр Фредерик, я немного испугался. Нет, я не был с ним знаком, просто боялся, что он вспомнит меня по процессу. Так к несчастью и случилось. Мы немного поговорили в его комнате. Я заверил его, что не сделал ничего нечестного и живу, как порядочный человек. Потом попросил его хранить в тайне мое прошлое. Проявив истинную справедливость, сэр Фредерик ответил, что должен подумать. Я решил, что он собирается выяснить мнение обо мне Скотленд—Ярда. А ночью сэр Фредерик погиб.
  — Ах вот как… — протянул Кирк. — Я начинаю понимать.
  — Я не пытался вводить вас в заблуждение, сэр. Когда посыльный от Кука вручил мне корреспонденцию-, среди прочих писем оказалось послание сэру Фредерику из Скотленд—Ярда. Я просто хотел успокоиться, если можно так выразиться. Думал, что сэр Фредерик запросил обо мне Ярд и уже получил ответ. Я не желал, чтобы обо мне узнали в местной полиции…
  — Однако ваше объяснение чересчур просто, — заметил Кирк.
  — Но я должен был убедиться, сэр. Я считал, что в письме наверняка говорится обо мне. Я собирался положить его на место…
  — Но оно к вам не относилось, Парадайз, — сказал Кирк.
  — Только непосредственно, сэр. Однако в письме упоминался инспектор Дафф. Я уже имел… м-м… честь испытать на себе внимание инспектора Даффа и потому впал в панику. Местная полиция, ознакомившись с письмом, могла послать за ним, и все бы всплыло на поверхность. Поэтому я вложил в конверт чистый лист. Неуклюжая уловка, сэр, теперь я глубоко раскаиваюсь. Обман ранит меня, сэр. Он всегда меня удручал.
  — Надеюсь.
  — Возможно, я возьму на себя слишком много, сэр, если попрошу у вас прощения. Но я обещаю, что останусь преданным слугой, потому что я люблю вас, мистер Кирк. О, сэр!. Если бы наши отношения остались прежними…
  Кирк засмеялся.
  — Мне надо подумать над вашими словами. А вы уверены, что любите меня?
  — Да, сэр.
  — Давайте потом, — сказал Чан. — Пока я не решаюсь ничего говорить. Мое чувствительное сердце отлично понимает, какую рану мы можем нанести майору Даренду. Пускай он простит меня за грубость, но я попрошу его рассказать о той ночи, когда исчезла Ева Даренд.
  Майор очнулся от своих размышлений.
  — А, что? Ночь, когда Ева… О, это было так давно…
  — Но ведь вы ничего не забыли, — заметил Чан.
  Даренд печально улыбнулся.
  — Конечно нет. Хотя и пытался. Мне казалось, что так будет лучше. Но… не вышло.
  — Это случилось третьего мая 1913 года?
  — Да. Мы жили в Пешаваре только шесть месяцев. Меня направили в полк из Англии через месяц после свадьбы. Пешавар — проклятое Богом место. Он не для такой женщины, как Ева, привыкшей к цивилизованной Англии. — Он помолчал, задумавшись. — Однако мы были очень молоды и счастливы. Еве исполнилось восемнадцать, мне двадцать четыре. Да, мы были молоды и счастливы в любви. Неудобства далекого гарнизона не значили для нас ровно ничего. Мы обожали друг друга.
  — А та ночь? — настаивал Чан.
  — Эту игру уже давно изобрели в гарнизоне. И Ева, конечно, принимала в ней участие. В тот вечер мы отправились на пикник к предгорьям. Выехали верхом на лошадях из города и по узкой тропинке поднялись на плато, чтобы–наблюдать оттуда за восходом луны над Пешаваром. План, безусловно, глупый. Горы кишмя кишели разбойниками, и я постоянно нервничал. Но дамы настаивали, вы же знаете, как они это умеют. Наша группа насчитывала пятерых вооруженных до зубов мужчин, и опасность казалась нереальной. — Он снова помолчал. — Ева надела жемчужное ожерелье, подарок дяди. Помню, я запротестовал, но она только рассмеялась. Иногда я думаю… но нет, глупости. Может, ее убили ради ожерелья и колец? Не исключено. Короче, мы запаслись едой и выехали из города. Все шло нормально, пока не наступило время возвращаться домой. Тут кто–то предложил поиграть в прятки…
  — Вы не помните, кто именно? — заинтересовался Чан.
  — Помню, Ева. Я возражал, но меня не послушали. Женщины прятались за кустами, исчезали в темноте, смеялись и болтали. Через полчаса мы отыскали всех, кроме одной. Ее так и не нашли.
  — Вы тщательно проанализировали свои эмоции? Может, они возникли в результате обиды или разочарования во мне?
  — Ничего подобного, сэр. Клянусь.
  Кирк пожал плечами.
  — Хорошо. Тогда ступайте и… э-э… приготовьте чай. Как обычно, пожалуйста.
  Благодарю вас, сэр, — поклонился Парадайз и исчез.
  — Бедняга, — вздохнула мисс Морроу. — Я убеждена, что он никого не убивал. Он жертва обстоятельств.
  Возможно, согласился Дафф. — Но лично я считаю, что доказательства были веские. Просто тогда я был еще новичком и мог ошибиться. В любом случае, я счастлив, что с Парадайзом все прояснилось. Ясность помогает в работе.
  Его надо исключить из подозреваемых, — заявил Кирк. — Хотя я допускаю, что ситуация может оказаться серьезнее, чем выглядит на первый взгляд.
  Думаете, он замешан в убийстве сэра Фредерика? — спросила мисс Морроу.
  — Нет, но я боюсь, что он предпримет что–то для моего убийства. У меня множество самых разных дел, среди них немало весьма сложных. Я не хочу потерять Парадайза, но еще меньше хочу лишиться жизни. Получается, что каждое утро, выпивая стакан апельсинового сока, я могу проглотить цианид. Бр-р! А как по–вашему, Чарли?
  Немного помедлив, гонолульский детектив предположил:
  — А если он разлюбил свою жену?
  — Мне неприятна даже мысль о том, что он вообще ее любил, сказал Кирк. — Но он добрый, а жены, без сомнения, могут довести мужчин до чего угодно. Наверное, я разрешу ему пока остаться… Однако, — он посмотрел на мисс Морроу, — кто–то обещал мне на обед нечто ужасное.
  — Сержант Чан, — заговорил инспектор Дафф, — какие открытия вы уже сделали в нынешнем расследовании?
  — Почти никаких, — ответил Чан. — Вот напал на след Парадайза, а результат вы видели сами. То, что растет быстро, никогда не вырастет.
  — Ваша правда, — согласился Дафф. — Но у вас наверняка полно идей. Я с удовольствием их выслушаю.
  — Какой ужас! — воскликнула мисс Морроу.
  — Едва ли вы представляете весь ужас полностью, — промолвил Даренд. — Черные холмы Пешавара наполнены неисчислимыми опасностями. Эта игра была идиотской затеей, без нее ничего бы не случилось. Мы искали всю ночь и весь день, потом еще ночи и дни… В общем, нет нужды продолжать.
  — Группа включала пятерых мужчин, считая вас? — спросил Чан.
  — Да, — ответил Даренд, — пятерых мужчин и пять очаровательных женщин.
  — Пятеро мужчин. А четверо других тоже были офицерами гарнизона? — продолжал интересоваться Чан.
  — Трое да, один — нет.
  Лицо Чана просветлело.
  — Один был чужим?
  — Да. И пикник мы устраивали в его честь. Видите ли… таким известным человеком все восхищались, сам вице–король его приглашал, в его честь отчеканили медаль. Весь Пакистан говорил о нем. Он недавно возвратился из трудного путешествия по Тибету…
  Чарли Чан прищурился.
  — Он был исследователем?
  — Одним из лучших. Храбрейший человек.
  — Вы рассказываете о полковнике Битхэме?
  — Ну конечно. Так вы его знаете?
  Кирк и мисс Морроу переглянулись. Чан кивнул.
  — Я так и предполагал, — заявил он, потом добавил: : — Полковник Битхэм сейчас в Сан—Франциско.
  — Правда? — удивился майор. — Странное совпадение. Я бы с удовольствием с ним встретился. Он очень приятный человек.
  — Значит, вы собрались в его_ честь? — снова уточнил Чан.
  — Да, устроили ему что–то вроде проводов. Понимаете, на следующий день он уезжал. Но не домой, такое не в характере Битхэма — отказаться от путешествия. Он собирался пересечь с караваном Афганистан, великую соляную пустыню Персии и Тегеран.
  — Преодолев вначале Хайберский проход?
  — Да, Хайбер. Опасное дело. Но полковника окружала обширная свита, которая сопровождала его и в других путешествиях, кроме того, эмир Афганистана пригласил его к себе. Он ушел рано утром на следующий день, и я больше никогда его не видел.
  — Рано утром, — повторил Чан, задумчиво глядя в окно. — Я сам собирался завтра спозаранок уехать домой. Но всегда случается что–то, мешающее мне вернуться к моему маленькому сыну. Презренный отец, думает он обо мне. Впрочем, — пожал он плечами, — чему быть, того не миновать.
  Тут вошел Парадайз и наступила неловкая тишина.
  — Чай,' сэр, — объявил дворецкий.
  — Надеюсь, что ничего больше, — пошутил Кирк.
  Парадайз налил чаю мисс Морроу и повернулся к инспектору Даффу.
  — Что вам положить, сэр? .
  Инспектор твердо посмотрел ему в глаза.
  — Только один кусочек сахара, и все.
  Глава 14 Обед для двоих
  С серьезным видом сервировав стол, разложив сандвичи и булочки, Парадайз молча удалился.
  Барри Кирк осторожно попробовал чай на язык, и на его лице появилось вопросительное выражение. Инспектор Дафф заметил это и улыбнулся.
  — Должен вам сказать, что цианид обладает определенным запахом, — заметил он. — Острым запахом цветущего персикового дерева.
  — Отлично, — пробормотал Кирк. — Я запомню ваши слова. И вам, Чарли, тоже советую. Мы с вами по утрам пьем апельсиновый сок. Может быть, позвонить в агентство и попросить прислать нового дворецкого?
  — Вам виднее, — пожал плечами китаец.
  — Теперь во всяком случае, — продолжал Кирк, — наша жизнь приобретает особый смысл. Быть или не быть — вот в чем вопрос.
  — Давайте спокойно договоримся с Парадайзом, — предложил Чан. — Не забудьте, что теплое слово греет три зимы, а жесткого не хватает и на шесть месяцев. Он будет лучше к нам относиться
  — Согласен, — обрадовался Кирк. Потом посмотрел на Даренда и подумал, что совсем не такой беседы ожидал этот джентльмен. Бедняга, что за жизнь он ведет! Кирк попытался втянуть майора в разговор: — Скажите, майор, какого вы мнения о Штатах?
  — Что? Ах, мое мнение? — рассеянно пробормотал тот. — Боюсь, что здесь я не оригинален. Вы же знаете, зачем я приехал. Но страна у вас огромная.
  Дафф кивнул.
  — Мы достаточно болтали о ней в поезде. Вряд ли вы поймете, какое впечатление производят США на людей, приехавших из Англии. Мы думали, что никогда не доберемся до места.
  — Полностью согласен с вами, — кивнул Кирк. — И еще вы, наверное, подумали, что здесь очень много народу.
  — Мы этого не говорили, — улыбнулся Даренд. — Однако возможности такой страны кажутся неограниченными. Добавлю еще, — он бросил взгляд на мисс Морроу, — что ваши женщины просто очаровательны.
  — Вы исключительно любезны, — улыбнулась девушка.
  — Нет. Я действительно так считаю. Простите меня, но я плохо понял, какое отношение вы имеете к нашему делу.
  —- Я из прокуратуры.
  — Она вроде королевского прокурора, — добавил Дафф. — — По–моему, эта молодая женщина проходит в прокуратуре практику.
  — Господи, что за прихоть! — воскликнул Даренд. — Ну тогда не удивительно, что в Штатах такие представители закона.
  — Благодарю вас, — склонила голову мисс Морроу. — Я была бы польщена, если бы жила не в Америке.
  Даренд поднялся.
  — Господа, извините меня, но я пойду. Наше путешествие получилось несколько утомительным, к тому же оно принесло очередное разочарование. Я, конечно, не питал особой надежды, но все же волновался.
  — Может быть, ее еще найдут, — утешил его Дафф.
  — Остается только уповать на это. А вы идете?
  — Конечно, — кивнул Дафф и тоже встал.
  — Погодите, инспектор, вы нам еще нужны, — остановил его Чан.
  Дафф снова опустился в кресло.
  — Я подумал, что сейчас не время. Вы ступайте, майор, а я приду потом.
  — Хорошо, — сказал Даренд. — Я снял номер в отеле «Сан—Франсис». Надеюсь, вы одобрите мой выбор.
  — Не сомневаюсь, — улыбнулся Дафф. — Я скоро появлюсь.
  Даренд обратился к Барри Кирку:
  — Вы исключительно гостеприимны по отношению к незнакомцам.
  — Не ко всем. Но вам следует почаще бывать здесь. Тогда вы не почувствуете себя одиноким. Я пришлю вам приглашения пары клубов, и там мы тоже сможем встречаться.
  — Я вам очень признателен. — Даренд поднес руку к сердцу, потом простился и ушел.
  — Бедняга! — вздохнула мисс Морроу.
  — Прекрасный человек, — прибавил Дафф и быстро повернулся к Чану. — Но это не приближает нас к цели, сержант. С чего начнем? Капитан Фланнери сообщил, что никаких бумаг у сэра Фредерика не нашли.
  — Никаких, — подтвердил Чан.
  — Значит, убийца к тому же и вор, если считать, что бумаги уничтожили те же руки, которые убили их хозяина. Должны существовать детальные описания дела Хилари Галта и исчезновения Евы Даренд…
  — Вы слышали, что, по мнению сэра Фредерика, оба случая связаны между собой?
  Дафф кивнул.
  — Да, я видел копию письма моего шефа. Как ни прискорбно, но мы находимся в полнейшем неведении. Однако я уже послал телеграмму с просьбой прислать мне всю возможную информацию.
  — У вас отличный темп, — похвалил его Чан. — Кроме того, сообщение майора Даренда проливает новый свет на дело. До сих пор абсолютно никто не знал, что полковник Битхэм находился в ту печальную ночь в Пешаваре.
  — А где он, кстати? Вы говорили, в Сан—Франциско?
  — Да, он присутствовал на обеде. Странный, молчаливый человек.
  — Но ведь все ясней ясного! — внезапно воскликнула мисс Морроу. — Он был на пикнике в Пешаваре, а, следовательно, знал Еву Даренд. Сюда он должен был подниматься на лифте и встретить Дженни Джером — Марию Лантельм. Если она к тому же и Ева Даренд, он наверняка узнал ее.
  — Несомненно, — согласился Чан.
  — Тогда все очень просто, — продолжала мисс Морроу. — Я позову его к себе и расспрошу о…
  Чан предостерегающе поднял руку.
  — Почтительно прошу прощения, но станете ли вы спрашивать дорогу у слепого?
  — Как? Что вы хотите этим сказать?
  — Мне уже несколько дней известно, что полковник находился по соседству с Пешаваром в начале мая 1913 года. Потом мне пришло в голову, что он был участником пикника. И даже учитывая это, я бы попросил воздержаться от расспросов.
  — Уж не думаете ли вы…
  — Я еще не знаю, что думать. Участие в том пикнике может означать очень много или вовсе ничего. Но даже в первом случае мы не имеем права рисковать, задавая ему вопросы, если не хотим расстроить наши планы. Этот человек может кого угодно заставить поверить в себя. Его исследования пользуются большим успехом.
  Мисс Морроу улыбнулась.
  — Я безоговорочно принимаю ваш совет.
  — Благодарю вас. Прежде чем мы начнем действовать, надо еще поработать с прошлым. — Чан повернулся к Даффу. — Давайте подумаем о бархатных туфлях.
  — Да. Эти туфли — настоящая загадка. Их определенно унес убийца. Но зачем? Что потом сделали с ними? Вряд ли их взяли ради шутки. У нас в Англии для подобных случаев существует определенный метод. Мы печатаем объявление и обещаем вознаграждение.
  — Превосходная идея, — заметил Чан.
  — Но едва ли капитан Фланнери согласится.
  Чан пожал плечами.
  —- Капитан действует, как ребенок, попавший в сети. Он способен только брыкаться, с каждым разом все более запутываясь. Но довольно критики. Я тоже не легко соглашаюсь с чужими планами.
  Дафф засмеялся.
  — Я потолкую с капитаном после обеда. Кстати, сержант, Сан—Франциско мне совершенно незнаком, и я могу заблудиться. Позвольте мне пригласить вас пообедать со мной? Там мы сможем поговорить, а потом вы проводите меня к Фланнери.
  — Глубоко вам признателен, — поклонился Чан. — Где я сумею научиться большему, как ни в вашем обществе?
  — Вы не совсем правы. Но пообедать мы пообедаем. В какое время вам удобнее?
  — Я беру шляпу с плащом, и мы отправляемся.
  Дафф повернулся к Кирку и девушке.
  — Я был очень рад познакомиться с вами. Мисс Морроу, мне впервые приходится сталкиваться с женщиной в своей работе, но я счастлив сотрудничать с вами.
  — А в душе вы, наверное, смеетесь надо мной?
  — Ну что вы! — отмахнулся он с улыбкой.
  Едва Чан с Даффом ушли, мисс Морроу тоже направилась за плащом.
  — Одну минуту, — остановил ее Кирк. — Вы куда собираетесь?
  — Домой.
  — Одинокая трапеза?
  — Не намекайте. Я не могу пригласить вас ночью. Мне нужно время, чтобы подготовить…
  — Правильно. Я и не намекаю. Но я не понимаю, почему бы вам не пообедать со мной здесь… Или там, где свет, веселье, официанты? Не будьте так жестоки, ведь я не привык питаться в одиночестве.
  — Но я действительно иду домой. И потом, мне надо освежиться.
  — Ерунда! У вас необычайно цветущий вид. Как у того растения, о котором говорил Дафф. Ну как, согласны?
  — Если вы хотите…
  Вместо ответа Кирк нажал кнопку звонка, и тут же появился Парадайз.
  — Я… э-э… я ухожу обедать.
  Парадайз выглядел измученным.
  — Прекрасно, сэр. Но если вы разрешите мне сказать…
  — Да?
  — Боюсь, что вы не доверяете мне. Я надеялся, что наши прежние отношения…
  — Ерунда. Я часто обедаю вне дома, вы же знаете.
  — Конечно, сэр. — Дворецкий мрачно удалился.
  — Боже мой, — вздохнул Кирк. — Похоже, скоро он сделается чрезмерно чувствительным. Наверное, надо как–то показать, что я ему по–прежнему доверяю. Например, устроить большой прием и позвать тех, кто мне особенно нравится и кого я люблю.
  — Большой прием?
  — Да, очень большой.
  — И кто войдет в число приглашенных?
  — Моя бабушка, Чарли Чан, несколько старых друзей из клуба. И… э-э… как насчет вас?
  — Если я не появлюсь там, все решат, что я боюсь Парадайза.
  Они вышли на улицу. Ночь была туманная, моросил мелкий дождь.
  Кирк вывел из гаража свою машину и помог девушке сесть в кабину. Потом покатил к Юнион–скверу, ярко освещенному неоновыми лампами.
  — Что скажете относительно «Маркетти»? — спросил он по дороге.
  — Для меня это пустой звук, — ответила мисс Морроу.
  Они вошли в небольшой уютный ресторан. Поскольку Барри Кирка здесь знали, они получили удобный столик. К ним тут же подлетел официант. Они сделали заказ.
  — Мне нравится это место, — промолвил Кирк. — Здесь никогда не бывает шумно. — Хорошенькая маленькая блондинка за соседним столиком смотрела на них с мягкой улыбкой. — Милая девчушка, не правда ли?
  — Вам нравятся такие девушки?
  — На них приятно смотреть. Но я никогда с ними не разговаривал. Впрочем, вы, как юрист…
  — Не смейтесь надо мной, пожалуйста, — попросила мисс Морроу. — У меня нет настроения. Я устала и просто обескуражена всем происшедшим.
  — Ну и хорошо, что устали. А обескуражены… Насколько я понял, вы достаточно успешно потрудились.
  — Нет. Теперь у меня мало работы… Вы забыли, что сегодня юбилей? Неделю назад…
  — Сегодня вы впервые обедаете со мной…
  — Неделю назад убили сэра Фредерика, и я получила первое крупное задание.
  — Верно, вы еще не справились с ним, но скоро…
  — Все не так. В любую минуту окружной прокурор может отстранить меня. Расследование надо заканчивать быстрее. А каким образом? Когда еще и середины–то не видно.
  — Вы же нашли Ейу Даренд.
  — И потеряла ее. И то, если лиф, терша — именно она.
  — Должна быть ею. Так утверждает Чарли.
  Мисс Морроу покачала головой.
  — Чарли умный, но он неправ. Это только его домыслы. Вы же знаете, что случилось сегодня, пока мы ждали Фланнери с девушкой. Какая–то внутренняя уверенность сказала мне, что лифтерша не Ева Даренд.
  — Не говорите так. На чем основана ваша убежденность?
  — Да ни на чем. Просто я почувствовала что–то странное. Она могла быть Дженни Джером и Марией Лантельм, но не пропавшей женой майора. Не забудьте и о других вариантах.
  — Например?
  — Как вы смотрите на Лили Барр из калькуттской фирмы? Вы помните ее слова? Как интересовался ею сэр Фредерик? Что это, по–вашему, такое?
  — Я бы с удовольствием объяснил вам, если бы знал.
  — Но вы не знаете. Потом Элин Эндербэй и Глория Гарланд. Несмотря на их рассказы, сэру Фредерику они все–таки понадобились, верно? А миссис Таппер—Брок? Нет, мы не вправе утверждать, что эта лифтерша — Ева Даренд. Мы только предполагаем. И Чарли предполагает. А истины мы никогда не установим.
  — Почему же нет? Фланнери найдет беглянку.
  — Вы думаете? Если так, то вы больший поклонник бедняги капитана, чем я. Вы считаете, что он отыщет ее и она окажется Евой Даренд? Она просто будет молчать. Но главное, мы по–прежнему не знаем, кто убил сэра Фредерика.
  — Я привел вас сюда повеселиться, — строго произнес Кирк. — А вы постоянно твердите о другом.
  — Подождите, разрешите мне закончить. Здесь так удобно рассуждать о наших проблемах. Убийца сэра Фредерика — вот моя цель. Опознание Евы Даренд, по–моему, не имеет такого значения, как мы предполагаем. Ева Даренд может вообще ни к чему не вести. Кто спустил курок во вторник ночью в вашем кабинете? Карри Эндербэй? Не исключено. Элин Эндербэй? Помните ржавые пятна на ее платье? Вдруг она спускалась по пожарной лестнице? Или мисс Гарланд? А миссис Таппер—Брок?
  — И каждая из них явилась ко мне на обед с пистолетом под одеждой? — улыбнулся Кирк.
  — Каждая из них знала, что встретится с сэром Фредериком. Почему бы и не с пистолетом? Теперь Парадайз. Он мне нравится, но его рассказ подозрителен. И кроме того, был еще один человек. За пределами бунгало.
  — Ах да, Смит. Я и забыл о нем.
  — А я нет. А Ли Ганг? Китаец, который на следующий день отбыл в Гонолулу. Почему он так торопился? Может, именно он влез по пожарной лестнице? Список закончен, — вздохнула мисс Морроу.
  — И все же он не полный.
  — Вы имеете в виду…
  — Я имею в виду человека, который в порту провожал Ли Ганга, полковника Битхэма.
  — Абсурд! Личность, подобная полковнику, известная всему миру, не встревает в такие дела.
  — Это говорит ваш пол, — заявил Кирк. — Ни одна женщина не может остаться равнодушной к этому англичанину. Лично мне, как мужчине, полковник Битхэм совсем не нравится. Конечно, он герой. И бывает там. где делает, что пожелает. Отсюда все последствия. Не хотел бы я оказаться в его экспедиции на вершине Тибета, и ослабеть. Он бросил бы на меня уничтожающий взгляд и кинул одного, предоставленного самому себе. Впрочем, подождите немного, по–моему, он еще сделает доброе дело до отъезда.
  — Какое же?
  — Думаю, он достанет пистолет и застрелит меня. Да, в горах он бы спокойно расправился со мной и отправился дальше, зная, что никто больше не будет его беспокоить.
  — Да, он тяжелый человек, — согласилась мисс Морроу. — И тем не менее, он не убивал сэра Фредерика. Бедный сэр Фредерик не нарушал его планы.
  — А вы откуда знаете?
  — Просто, я не вижу…
  — Оставьте Битхэма Чану. Нашему маленькому сыщику известно, что надо делать. А теперь пойдемте потанцуем. Или я должен танцевать один?
  — Трудно сказать. Вряд ли я сейчас способна…
  — Забудьте обо всем. Пошли.
  Мисс Морроу засмеялась, и они отправились танцевать.
  Остальной вечер они болтали на разные темы. Все шло отлично.
  — Ну, — вздохнул Кирк, расплатившись с официантом чеком, — теперь вы можете радоваться.
  — Да, я забыла все свои тревоги, — ответила девушка, блестя глазами. — Похоже, я больше не стану беспокоиться о расследовании.
  — Вот и хорошо, — одобрил Кирк.
  Но еще до того, как они покинули ресторан, мисс Морроу опять разнервничалась. Когда они направлялись к выходу, Кирк посторонился, чтобы пропустить вперед мужчину и женщину, занятых серьезным разговором. А на улице мисс Морроу повернулась к Кирку.
  — Ну, что я вам говорила! — воскликнула она. — В происходящем замешаны и другие женщины, помимо бедной маленькой лифтерши.
  — А я что говорил насчет красивого английского героя? — парировал Кирк.
  Мисс Морроу кивнула.
  — Завтра я займусь ими. Интересно, какая существует связь между полковником Битхэмом и миссис Эллен Таппер—Брок?
  Глава 15 Осторожный мистер Каттль
  Когда в среду утром Чан проснулся и подошел к окну, дождя уже не было, туман рассеялся и ярко светило солнце. Чарли Чан долго любовался прекрасной панорамой, раскинувшейся перед ним: порт, зеленый остров Гоат, крепость–тюрьма Алькатрац. Рассекая волны, туда и обратно спешили самые разные корабли и пароходы.
  Несмотря на солнечное утро, на душе у Чана было тяжело. В полдень отчалит судно, на котором он поклялся вернуться домой. Скоро кому–то заиграют «Алоху», кто–то увидит Панчбоул—Хилл, а он… Чан вздохнул. Скоро ли наступит и его день? Чтобы он пришел, сперва предстоит проделать тяжелую работу.
  Когда он появился в столовой, Барри Кирк уже сидел там перед нетронутым стаканом апельсинового сока.
  — Здравствуйте! — приветствовал его Кирк. — Я жду вас.
  — Я вижу, ваше недоверие растет с каждым днем, — усмехнулся Чан.
  — Даже не знаю. Это не очень приятно. Просто я сегодня не спешу проглотить излюбленный калифорнийский напиток. А как вы?
  Едва Чан уселся, вошел Парадайз, и детектив без малейшего колебания осушил стакан.
  — Очень полезно для здоровья, — заметил он.
  Кирк искоса посмотрел на дворецкого и тоже взялся за сок.
  — Я, конечно, вам доверяю; — пробормотал он и с опаской сделал пару глотков.
  Парадайз расставил на столе тарелки с овсяной кашей и исчез.
  — Кажется, мы оба невредимы, — произнес Кирк. — Будем считать, что все в порядке.
  — Подозрение — ужасная вещь, — — вздохнул Чан. — Об этом уже давно пишут и говорят.
  — Верно, — согласился Кирк. — А вы сами бывали в таком положении? Кстати, вы узнали что–нибудь от Даффа?
  — Ничего, что нам помогло бы. Он осветил только один факт.
  — Какой именно?
  — Почтительно прошу прощения, но пока я сохраню его в тайне. Вы обедали здесь?
  — Нет, мы с мисс Морроу ходили в ресторан.
  — О, какой приятный отдых, — улыбнулся Чан.
  — Без сомнения.
  — Вам приятно общество этой молодой женщины?
  — Ну, в общем… я не чахну в ее отсутствие. А знаете, она не такая серьезная, какой хочет казаться.
  — Это хорошо. Женщины не годятся для подобной работы.
  — Да, все они мечтают стать киноактрисами. А по–моему, женщина, у которой есть ум, не пойдет на сцену. Например, мисс Морроу этого никогда бы не сделала. Мы провели с ней замечательный и небесполезный вечер в ресторане. Во всяком случае, мы кое–что открыли.
  — Что же?
  Кирк пожал плечами.
  — Может быть, мне пока стоит сохранить это в тайне? Нет, я не собираюсь уподобляться вам, Чарли. Мы видели нашего друга полковника Битхэма, но только изменившего своему обычному одиночеству: он обедал с леди.
  — Вот как! И кто же она?
  — Ну с ней–то полный порядок. Это миссис Эллен Таппер—Брок.
  — Интересная новость. Мисс, Морроу побеседует с ней?
  — Да. Я заеду сегодня к миссис Таппер—Брок и отвезу ее в прокуратуру. Хотя… вряд ли удастся добиться результатов. Она холодна и сдержана, как зимние звезды. О Господи, я заговорил, как поэт. Наверное, потому, что я еще не завтракал.
  — Скорее всего, вы просто полны воспоминаний о вчерашнем вечере, — улыбнулся Чан.
  После еды Кирк объявил, что идет к себе в контору просмотреть кое–какие бумаги. Чан быстро встал.
  — Я буду сопровождать вас, — сказал он, — если, конечно, вы разрешите. Мне нужно отправить жене письмо с объяснением задержки, а то она будет ждать понапрасну. И вместо меня приедет мое послание. — Он вздохнул.
  — Правильно, — одобрил Кирк. — Не переживайте, вы же по делам здесь находитесь.
  — А что подумает обо мне маленький Барри?
  — Не исключено, что он такой же чувствительный, как и его тезка. Он хочет, чтобы вы до конца выполнили свой долг. И он гордится — вернее, будет гордиться, когда вырастет, — тем, как вы раскрыли тайну убийства сэра Фредерика Брюсса.
  — Но пока мне не везет, — промолвил Чан. — Ладно, я даю себе еще одну неделю, а потом, что бы ни случилось, уеду. Клянусь, что я буду непоколебим, как Гибралтар.
  — Недели вполне достаточно, — согласился Кирк. — Вы обязательно все успеете.
  — Уеду я в любом случае, — твердо произнес Чан.
  Они спустились вниз, и Кирк уселся за массивный стол. Кинсея не было. «Собирает ренту», — пояснил Кирк.
  Взяв бумагу и конверт, Чан устроился за стенографическим столиком в углу. Но, похоже, думал он о чем–то другом: детектив исподтишка наблюдал за Кирком. Потом он внезапно встал и подошел к его столу.
  — Чернила высохли, — заявил Чан. — И кто только назвал такие ручки вечными?
  — Достаньте ручку отсюда, — предложил Кирк, выдвигая нижний ящик. А глаза Чана остановились на конверте, лежавшем на столе. Его действия даже ему самому показались странными: он шпионил за своим хозяином.
  Чан взял ручку и вернулся на свое место, продолжая наблюдать за Кирком. Закончив одно письмо, молодой человек принялся за другое. Написав и его, он вложил оба листка в конверты и наклеил марки. Чарли в тот же миг налепил марку на свое послание и вскочил.
  — Разрешите мне сдать и ваши письма, — попросил он.
  — О, благодарю вас, — обрадовался Кирк, протягивая ему конверты.
  Когда Чан вернулся, Кирк стоял посредине комнаты, глядя на часы.
  — Не желаете услышать рассказ миссис Таппер—Брок о своей жизни? — предложил он.
  Детектив покачал головой.
  — Прошу прощения, но это не моя работа. Мисс Морроу сама компетентна в таких вопросах. Я уже несколько раз ввязывался не в свое дело, потому теперь останусь в стороне.
  — Ну что ж, как хотите, — кивнул Кирк. Потом взял шляпу с плащом и исчез.
  Поднявшись в бунгало, Чарли Чан увидел в гостиной Билла Ренкина. Репортер ждал его.
  — Доброе утро, — поздоровался Ренкин и, не сдержавшись, добавил: — Похоже, вы сегодня не отплываете?
  Чан нахмурился.
  — Все суда, покидающие этот порт, уходят пока без меня. Я еще не могу ехать: слишком много темных туч над здешней сценой.
  — Я в курсе, — улыбнулся Ренкин. — Не забудьте только, что вы должны подробно рассказать мне обо всем. Я уверен, что сумею защитить вас. Я считаю китайцев великим народом.
  — Спасибо вам за лестное мнение.
  — А теперь перейдем к делу, — продолжал Ренкин. — В это яркое утро я принес вам маленький подарок.
  — Вы необычайно добры ко мне.
  — Я же все–таки умный парень, — подмигнул ему Ренкин. — Ваши туманные намеки на Битхэма заставили меня призадуматься. А если я думаю, то как правило добиваюсь результатов. Я проштудировал «Жизнь» полковника от корки до корки. Наверное, нет нужды сообщать вам о четвертом мая 1913 года. В тот день полковник Битхэм начал восьмимесячное путешествие из Пешавара в Тегеран через Афганистан и пустыню Кевир в Персии.
  — Я далек от всего этого, — заявил Чан.
  — Возможно. Но вам известно, что в своей книге он назвал эту экспедицию маленькой увеселительной прогулкой, «небольшим праздником». Не настоящим путешествием, а только дорогой к дому.
  — Вот как? — заинтересовался Чан. — Я пока не дошел до этого места.
  — Оно описывается в книге менее знаменитой, чем остальные его сочинения, — пояснил Ренкин. — Полковник назвал его «За Хайберским проходом». Я перерыл весь город и нашел экземпляр только в Беркли. — Он протянул Чану книжку в красном переплете. — Вот тот маленький подарок, о котором я говорил.
  Чан принял книгу с благодарностью.
  — Кто знает, возможно, она не менее ценна, чем предыдущие. В любом случае, я ваш должник.
  — Трудно сказать. Не исключено, что вы найдете там нечто, что я пропустил. Я читал ее очень внимательно, но мое мнение еще ничего не доказывает.
  Чан открыл книгу.
  — Отдельные главы неплохо бы пролистать прямо сейчас, — пробормотал он. — Похоже, это сочинение отличается от остальных трудов полковника Битхэма. — Он прочел посвящение: — «Одной из тех, кто будет помнить и поймет».
  — Я тоже обратил на него внимание, — заметил Ренкин. — Наверное, полковник пережил какой–то щекотливый момент, может быть, в юношестве. Сушествует женщина, которая помнит, как он целовал ее под сиренью возле ворот, и понимает, что теперь он стал таким благодаря ей.
  Чан глубоко задумался.
  — Почему бы и нет, — рассеянно произнес он.
  — Вообще–то, англичане не столь уж бывалые люди, какими кажутся, — продолжал Билл Ренкин. — Я знал одного английского летчика во время войны, настоящего ребенка. Он брал с собой в полеты веточку вереска, напоминавшую ему о давнишней любви. Он был удивительно сентиментальным человеком. А вдруг полковник Джон Битхэм такой же?
  — Почему бы и нет, — опять повторил Чан.
  Ренкин поднялся.
  — Наверное, мой дорогой шеф уже бьется в истерике, ведь я еще не показывался в редакции. Он меня любит, хотя и грозит выгнать за то, что я до сих пор не раскрыл тайны убийства сэра Фредерика.
  — Ну, здесь виноваты не только вы, — заметил Чан.
  — А вы не могли бы подарить хоть крупицу своих догадок миллионам наших читателей?
  — Пока мне ничего не известно.
  — Неужели даже краем глаза нельзя заглянуть за кулисы, — взмолился Ренкин.
  Детектив покачал головой.
  — Дело очень запутанное, — объяснил он. — Если бы я находился тогда в Пешаваре… Но я там не был. И сейчас сижу в Сан—Франциско, спустя пятнадцать лет после случившегося. Я могу лишь догадываться о чем–то, но догадки часто уводят прочь от истины.
  — Вот тут вы правы, — сказал Ренкин. — Но рано или поздно вы все равно победите и сообщите мне все подробности.
  — Вы надеетесь на свою счастливую звезду? — спросил Чан.
  — Естественно, — ответил репортер.
  Потом он ушел, оставив Чана за книгой. Чан читал ее, сидя возле камина и думая о том, что такое занятие гораздо интереснее, чем разговор с миссис Таппер—Брок.
  А в это время Барри Кирк весело мчался в красивый дом своей бабушки на Пасифик—Хейтс. Старая леди приняла его в гостиной.
  — Доброе утро, — поздоровалась она. — Каким образом ты сумел подняться в такую рань? Странно, и лицо у тебя не заспанное.
  — Детективная работа не позволяет долго спать, — засмеялся он.
  — Вот это хорошо. Ну, чем могу быть полезна? Предупреждаю, подобные дела мне давным–давно надоели.
  — Не волнуйся, пока ничего страшного не произошло, — заторопился внук. — Я просто хочу посоветоваться. Короче, мне надо взглянуть на миссис Таппер—Брок. Где она?
  — Наверху. А зачем она тебе?
  — Я собираюсь пригласить ее на прогулку, точнее, на свидание с мисс Морроу.
  — А! С той молодой женщиной, которая любит задавать вопросы? Похоже, ей пока не везет.
  — Ну и что же? У нее еще все впереди.
  — Удивляюсь, зачем ей это? Она влезла в расследование, от которого с удовольствием отказались бы многие мужчины…
  — Ты изменяешь своему полу, бабушка. По–моему, с ней приятно работать. У девчушки крепкая хватка.
  — Вот как! Наверное, она ничего не делает без тебя: ей нужны твои аплодисменты. Значит, тебя к ней тянет?
  — Да, только не приставай ко мне. Как там насчет миссис Таппер—Брок? Распорядись, чтобы она пришла сюда.
  Косо посмотрев на внука, миссис Кирк исчезла. Через несколько минут в комнате появилась ее компаньонка, спокойная и холодная, как обычно. Она поздоровалась с Барри Кирком без особого энтузиазма.
  — Доброе утро, — поклонился Кирк. — Простите, что беспокою вас, но мисс Морроу — вы познакомились с ней у меня на обеде — мечтает с вами встретиться. Если вы готовы, я отвезу вас на своей машине.
  — Что ж, пожалуйста, — процедила она сквозь зубы. — Только подождите немного. — И удалилась.
  В ту же секунду в комнату вошла миссис Кирк.
  — И чем этот парень понравился моей Сэлли Джордан? — заметила она. — По–моему, он чересчур долго копается: я внимательно слежу за газетами.
  — Вовсе нет, — сказал Кирк. — Чарли действует медленно, но верно.
  — Зато нетороплив он — дальше некуда, — заметила старая леди. — Можешь передать ему, что мое нетерпение возрастает.
  — Это определенно его стимулирует, — улыбнулся Кирк.
  — Надеюсь, — с досадой промолвила бабушка. — А как Эллен? Я уверена, что она ни в чем не замешана.
  — К сожалению, не могу дать ни положительного, ни отрицательного ответа. Лучше скажи, бабушка, ты уже ссудила полковнику Битхэму деньги?
  — Нет, но собираюсь.
  — Послушайся моего совета и воздержись еще несколько дней.
  — Что? Уж не подозреваешь ли ты и его? Опомнись, он настоящий джентльмен!
  — И все–таки не спеши… — начал Кирк, но тут вошла миссис Таппер—Брок.
  — Вы меня прямо задергали все, — вздохнула миссис Кирк.
  — В твоем возрасте вредно волноваться. Постарайся сохранять хладнокровие, — попросил Кирк.
  — В каком это еще возрасте?! Что за намеки? На днях я читала о женщине, которой исполнилось сто два года.
  — В таком случае, желаю тебе пережить ее, — проговорил Кирк и добавил, поцеловав ей руку: — Ну, мы поехали, бабуля.
  Миссис Таппер—Брок сидела в машине рядом с ним, явно не собираясь вступать в беседу. Пара замечаний Кирка о дороге и погоде не вызвали с ее стороны никакой реакции. Кирк замолчал и больше разговаривать не пытался. Наконец они подкатили к прокуратуре.
  Заместитель окружного прокурора приняла их тепло и сердечно, но по–деловому.
  Она поздоровалась с миссис Таппер—Брок и придвинула ей кресло.
  — Садитесь, пожалуйста, — пригласила она. — Надеюсь, я не оторвала вас ни от каких срочных дел?
  — Ничего страшного, — покачала головой женщина, усаживаясь.
  Некоторое время в комнате царила гробовая тишина. Первой ее нарушила мисс Морроу.
  — Вы, конечно, знаете, что мы ищем убийцу сэра Фредерика Брюсса, — начала она.
  — Без сомнения, — живо отреагировала миссис Таппер—Брок. Потом достала носовой платок, вытерла руки и невозмутимо поинтересовалась: — И все–таки зачем я вам понадобилась?
  — Я подумала, что, если вы располагаете сведениями по нашему делу, то сможете нам помочь.
  — Помочь? — пожала плечами миссис Таппер—Брок. — Вряд ли.
  — Возможно, и нет, — улыбнулась мисс Морроу. — Пока мы вынуждены обращать внимание на каждую мелочь и на любую деталь. Вы не были знакомы с сэром Фредериком?
  — Нет. Я впервые встретилась с ним во вторник.
  — И с полковником Битхэмом тоже?
  Платок в ее руках неожиданно обратился в комок.
  — С ним нет.
  — Значит, вы видели его раньше?
  — Да. Он часто бывал у миссис Даусон Кирк.
  — И, конечно, вы с полковником добрые друзья? Я что–то слышала об этом. Наверное, вы знали его еще до Сан—Франциско?
  — Нет, не знала.
  — Пока полковник демонстрировал свои фильмы, вы с мисс Гарланд оставались возле письменного стола. Вы не заметили ничего подозрительного?
  — Ничего. — Платок снова распрямился, она принялась разглаживать его и вытирать руки.
  — Вы когда–нибудь ездили в Пакистан?
  — Ни разу.
  — Но, вероятно, вы слышали о трагедии, случившейся в Пешаваре? Об исчезновении молодой женщины по имени Ева Даренд?
  Мисс Таппер—Брок задумалась.
  — Возможно, читала в газетах, — пробормотала она наконец. — Сейчас трудно припомнить.
  — Скажите, вы случайно не обратили внимания на девушку, поднимавшую вас на лифте в бунгало?
  Платок снова забился в руках у миссис Таппер—Брок.
  — Нет. А что?
  — Выходит, она вам совсем незнакома?
  — Ну… Я не знаюсь с людьми подобного сорта.
  — Так–так. — Мисс Морроу делала вид, что допрос идет к концу. — Вы англичанка?
  — Конечно.
  — Из Лондона?
  — Нет, из Девоншира. Я жила там до замужества. Потом супруг перевез меня в Нью—Йорк. Вы, наверное, знаете, что он был священником.
  — Да. Что ж, спасибо за информацию.
  — Боюсь, что я не оправдала ваших надежд.
  — Напротив. Мои вопросы носили формальный характер. — Мисс Морроу опять улыбнулась и встала. — Благодарю вас.
  Миссис Таппер—Брок убрала платок в сумочку и тоже поднялась.
  — Это все? Я могу идти?
  — О да. Сегодня прекрасный день после вчерашнего дождя.
  — Прекрасный, — рассеянно повторила женщина и направилась к двери.
  Кирк подлетел к ней из своего угла.
  — Вам требуется какая–нибудь помощь? — спросил он.
  — Нет, нет, вы очень любезны. — И миссис Таппер—Брок шагнула за порог.
  — Заметьте, ни слова о лифтерше, — тихо сказал Кирк.
  — Ни малейшего намека, — так же шепотом произнесла мисс Морроу. — Привычная история. Но я другого и не ждала.
  Барри Кирк кивнул на дверь.
  — Снова полнейшая неудача, не так ли? Ужасно жаль. Леди ничего нам не дала.
  Девушка задумчиво пожала плечами. У Кирка кружилась голова в ее присутствии.
  — Вы не правы, — заметила она. — Леди, которая только что нас покинула, сказала одну очень важную вещь.
  — Какую, интересно? .
  — Такую, что она лжет. И я могу доказать это.
  — Вы молодец, — промолвил Кирк и заторопился за миссис Таппер—Брок.
  Они ехали в дом миссис Даусон Кирк по–прежнему молча. И Барри Кирк облегченно вздохнул, когда наконец избавился от мрачной дамы.
  Вернувшись в Кирк–билдинг, он поднялся на двадцатый этаж и там заметил Каттля, который выходил из своего служебного помещения. Каттль был не только ночным вахтером и швейцаром, но и помощником коменданта здания, чем страшно гордился.
  — Здравствуйте, Каттль, — шагнул к нему Кирк. — Вы хотели меня видеть?
  — Да, сэр, — ответил Каттль. — Мое сообщение может оказаться важным.
  Кирк проследовал к себе в кабинет, Каттль за ним.
  — Я относительно той девушки, сэр, — начал Каттль. — Грейс Лейн, которая исчезла вчера вечером.
  — Вот как? — Кирк взглянул на него с неожиданным интересом. — И что с ней?
  — Полиция спрашивала меня, где я ее видел и тому подобное. Тут я как раз и промолчал, сэр. Я решил сперва оповестить вас, мистер Кирк…
  — Чудно это, Каттль. Нехорошо скрывать от полиции имеющиеся у вас сведения…
  — Но с другой стороны, сэр…
  — О чем вы?
  — Именно я принял ее на работу, сэр. Она принесла письмо от одного человека…
  — От какого?
  — От вашей бабушки, миссис Даусон Кирк.
  — О Господи! Грейс Лейн явилась к вам с рекомендацией от моей бабушки?
  — Ну да. Я сохранил письмо. Может взглянете?
  — Конечно взгляну, конечно! — воскликнул Кирк.
  Каттль достал из кармана серый изящный конверт и передал его Кирку. Тот вынул записку и сразу узнал старомодный неразборчивый почерк бабушки. Вот что там говорилось:
  «Мой дорогой Каттль!
  Молодая женщина, которая вручит Вам это письмо, — моя приятельница мисс Грейс Лейн. Я буду очень благодарна, если Вы найдете ей какую–нибудь 'работу в здании, например, устроите лифтершей. Мисс Лейн достойна лучшего, но сейчас она в таком положении, что согласна на все. Уверяю Вас, что Вы получите в ее лице послушную и исполнительную труженицу. Я в любое время готова поручиться за нее.
  Искренне Ваша, Мэри Уинтроп Кирк».
  Кирк закончил чтение. Лицо его выражало полную растерянность.
  — Я заберу письмо, Каттль, — пробормотал он, пряча его в карман. — Думаю, вы правильно поступили, не сказав ничего полиции.
  — Я так и понял, сэр, — с глубоким удовлетворением ответил Каттль и ушел.
  Глава 16 Долгая жизнь и счастье
  Торопливо проследовав в бунгало, Кирк застал Чана в кресле с книгой полковника Битхэма «За Хайберским проходом».
  — У меня для вас новости, — выпалил Кирк. — Я только что напал на очередной подозрительный след.
  — Это уже весело, — усмехнулся Чан. — Кто же сей человек, вмешавшийся в игру.
  — Моя бабушка, — вздохнул Кирк.
  Чан посмотрел на него с любопытством.
  — Вы изумляете меня, — произнес он. — Что же натворила эта почтенная старая леди?
  — Она устроила Грейс Лейн — или как там ее еще черти зовут — на работу в Кирк–билдинг. — Он повторил свой разговор с Каттлем.
  Чарли с интересом прочел послание миссис Кирк и вернул его обратно с улыбкой.
  — Теперь ваша бабушка становится соучастницей. Придется вам натравить на нее мисс Морроу.
  — Я так и сделаю, — засмеялся Кирк. — Шикарный фейерверк получится.
  Он позвонил мисс Морроу и, сообщив о письме, пригласил приехать к двум часам в бунгало для беседы с его бабушкой. Потом набрал номер миссис Даусон Кирк.
  — Привет, — поздоровался он. — Это Барри. Ты, кажется, мечтала влезть в дело об убийстве сэра Фредерика Брюсса?
  — Ну и что такого? Я бы действительно обрадовалась.
  — Твое желание исполнилось. За тобой приедет полиция.
  — Спасибо. И какие будут инструкции?
  — Ладно, не волнуйся. Подумай о своих грехах и в два часа приходи ко мне. Мисс Морроу хочет поговорить с тобой.
  — Она? Ну ее–то я не боюсь.
  — Вот и хорошо, только обязательно приходи.
  — Но не надолго. Я обещала быть на лекции…
  — Забудь об этом. Ты просидишь у нас столько, сколько понадобится закону. И, по–моему, тебе следует подготовиться к даче правдивых показаний. Только в та — ком случае я, возможно, сумею спасти тебя от тюрьмы.
  — Меня ты не запугаешь. Я приду из чистого любопытства. Интересно посмотреть на эту молодую особу в действии. Я ни в чем не виновата, да к тому же всегда сумею себя защитить.
  — Что–то я плохо слышу, — усмехнулся Кирк. — Помни! В два часа ровно.
  Повесив трубку, он посмотрел на часы и уселся поудобнее в ожидании назначенного времени.
  Без четверти два приехала мисс Морроу.
  — Странный поворот, — заметила она, пока Кирк помогал ей снять плащ. — Выходит, ваша бабушка знала и Дженни Джером, и Марию Лантельм?
  — Знала! — воскликнул Кирк. — Да они большие друзья. — Он протянул девушке письмо. — Прочтите это. Вот так–то, а еще бабуля!
  — С ней надо обращаться мягко, — заметила мисс Морроу с улыбкой. — К тому же, я не думаю, чтобы она ко мне хорошо относилась.
  — Она в таком возрасте, когда ни к кому хорошо не относятся, даже ко мне. У нее прекрасный характер, однако в нем обнаружилась трещина. Понимаете?
  — Абсурд, — заявила мисс Морроу.
  — И еще: не будьте снисходительны к бабушке, — предупредил он. — Это ей не понравится.
  Тут из своей комнаты вышел Чарли.
  — А, мисс Морроу, — обрадовался он. — Вы опять украшаете эту сцену. Значит, я оказался прав, и Фланнери не удалось арестовать Еву Даренд?
  — Если вы имеете в виду лифтершу, то вы не ошиблись. От нее не осталось ни слуху ни духу. Вы серьезно считаете, что она — Ева Даренд?
  — Если у нее другое имя, тогда я могу лишь посыпать голову пеплом, — — ответил Чан.
  — Ну, пеплу на голове не место, — усмехнулся Кирк.
  — Да, тем более на моей, — вздохнул Чан.
  Появилась миссис Даусон Кирк.
  — А вот и я, — сказала она. — Минута в минуту. Пожалуйста, запомните это.
  — Привет, — поднялся ей навстречу Кирк. — Ты, конечно, помнишь мисс Морроу?
  — Помню, она юрист. Здравствуйте! Добрый день, мистер Чан! Почему вы еще не завершили расследование?
  — Немного терпения, — попросил Чан. — Мы стараемся. А вот вы под подозрением.
  — Я уже об этом слышала, — огрызнулась миссис Кирк и повернулась к мисс Морроу. — Барри говорил, что вы собираетесь устроить мне перекрестный допрос, дорогая?
  — Ничего подобного, — улыбнулась мисс Морроу. — Только несколько вежливых вопросов.
  — Вот как! Смотрите, не перестарайтесь, я с подозрением отношусь к слишком вежливым людям. Надеюсь, вы не думаете, что я убила сэра Фредерика?
  — Конечно нет. Но вы написали рекомендательное письмо.
  — Да, у меня есть привычка посылать необдуманные письма, а от старых привычек трудно отказаться. А что случилось? Кто–то не оправдал моего доверия?
  Мисс Морроу покачала головой и спросила, протягивая ей конверт:
  — Это ваше послание?
  Миссис Кирк взглянула на свою подпись.
  — Конечно мое. Что–то не так?
  — Просто ответьте: Грейс Лейн действительно ваша приятельница?
  — В общем, да. Правда, я ее едва знаю… .
  — Ого! — воскликнул Барри Кирк. — И тем не менее ручаешься? За незнакомого человека?
  — Помолчи, Барри, — оборвала его старая леди. — Ты же не юрист, это не твоего ума дело.
  — Выходит, вы едва знали мисс Лейн? Так, миссис Кирк? — переспросила девушка.
  — Да, я так и сказала.
  — Однако вы без раздумий дали ей рекомендацию. Почему?
  Миссис Кирк немного помялась.
  — Извините, но у меня собственный взгляд на мои личные дела.
  — Не сердитесь, — заспешила мисс Морроу, —
  Пожалуйста, ответьте на мой вопрос. Не думайте, что мы занимаемся пустой болтовней. Я представляю здесь прокуратуру и закон.
  — Я понимаю, — глаза миссис Кирк сверкнули. — Если хотите, я вам все расскажу, но сначала сама кое о чем спрошу.
  — Хорошо. А потом буду спрашивать я.
  — Грейс Лейн замешана в убийстве сэра Фредерика?
  — Именно это мы и пытаемся установить.
  — Неужели она имеет какое–то отношение к случившемуся?
  — Мы полагаем, что имеет. Поэтому ваша рекомендация, миссис Кирк, не только ваше личное дело.
  Старая леди осторожно опустилась на краешек кресла.
  — Я ни слова не произнесу, пока не узнаю, куда вы клоните.
  — Если ты станешь упорствовать, то мигом попадешь в тюрьму, — вмешался Барри Кирк.
  — Даже так? Мои друзья из числа юристов меня выручат. Скажите, мисс Морроу, какое отношение имеет Грейс Лейн к сэру Фредерику Брюссу?
  — Я не против того, чтобы посвятить вас в ситуацию, но при условии, что вы сохраните тайну.
  — Она самая неосторожная женщина на всем западном побережье, — предупредил Кирк.
  — Прекрати, Барри! Я сумею молчать при желании, мисс Морроу…
  — Сэр Фредерик разыскивал женщину по имени Ева Даренд, которая исчезла пятнадцать лет назад в Пакистане. Мы подозреваем, что Грейс Лейн и есть эта женщина.
  — Почему же вы не спросили ее саму?
  — Мы бы с удовольствием, но мы лишены такой возможности. Видите ли, она снова пропала.
  — Что?! Неужели?
  — Теперь, когда я удовлетворила ваше любопытство, надеюсь, вы удовлетворите мое… — Мисс Морроу приняла деловой вид. — Без сомнения, Грейс Лейн вам представил третий человек, пользующийся вашим доверием? Кто он?
  Миссис Кирк покачала головой.
  — Извините, но я не в праве…
  — Вы, конечно, понимаете всю серьезность своего отказа?
  — Я… ох… Боже мой, вы считаете, что я замешана в этом деле?.. Такая почтенная женщина, как я…
  — Именно, — строго произнесла мисс Морроу. — Же–нщина, подобная вам, вдруг отказывается помочь правосудию? Меня удивляет ваше поведение. И все потому, что человек, познакомивший вас с Г рейс Лейн, просил сохранить в секрете…
  — Я такого не говорила.
  — Но ведь это правда?
  — В общем, да… Она действительно просила меня…
  — Она? Значит, Грейс Лейн к вам привела женщина?
  — Естественно. Признаюсь.
  — Ты признаешься! — усмехнулся Барри Кирк.
  — Скажите, — продолжала мисс Морроу, — собираясь сюда, вы сообщили миссис Таппер—Брок, куда отправляетесь?
  — Сообщила.
  — Вы говорили ей, что я буду интересоваться Г рейс Лейн?
  — Г-говорила.
  — И тогда миссис Таппер—Брок попросила не рассказывать, что именно она привела ее к вам?
  Миссис Кирк промолчала.
  — Можете не отвечать, — улыбнулась мисс Морроу. — Все и так видно по вашему лицу.
  Миссис Кирк пожала плечами.
  — Вы очень умная женщина, — промолвила она.
  — Во всяком случае, — продолжала мисс Морроу, — теперь мне известно, что Грейс Лейн к вам привела миссис Таппер—Брок. Вам больше незачем скрывать детали. Как давно это случилось?
  Миссис Кирк поколебалась, потом ответила:
  — Несколько месяцев назад. Эллен пришла с девушкой ко мне домой. Она заявила, что встретила ее на пароме и что они старые друзья по Девонширу.
  — По Девонширу? Прекрасно, а дальше?
  — Дальше она сказала, что у девушки неприятности.
  — Какие?
  — Я не поинтересовалась: это слишком нескромный вопрос по моему разумению. Девушка нуждалась в работе. Она была очень красива, хорошо одета и сразу меня очаровала. И я направила ее сюда.
  — Не сказав мне ни слова, — вздохнул Кирк.
  — А зачем? Я сочла это самым обычным делом, для чего было вмещивать тебя в прием на работу обслуживающего персонала?
  — И больше вы ничего не знаете о Грейс Лейн? — снова спросила мисс Морроу.
  — Ничего. Я навела справки и выяснила, что теперь у нее все в порядке. Но тогда она была несчастна. В тот вечер, когда мы приходили сюда на обед, она горячо поблагодарила меня. Жаль, что ее вынудили бежать из города.
  Мисс Морроу понимающе улыбнулась и заявила:
  — Осталась еще одна вещь. Вы не заметили никаких признаков дружбы между миссис Таппер—Брок и полковником Битхзмом?
  — Кажется, они вышли вместе. Впрочем, я не шпионила за ними.
  — Ясно. Пока это все, миссис Кирк.
  Старая леди поднялась на ноги.
  — Благодарю. К счастью, я еще успеваю на лекцию.
  — И последнее, — проговорила мисс Морроу. — Пожалуйста, не пересказывайте миссис Таппер—Брок нашу беседу.
  — Я… я никому ее не повторю… — Миссис Кирк мрачно улыбнулась. — Кому–то, похоже, со мной не повезло… — Затем она простилась и уехала.
  — Браво! — воскликнул Кирк, с восхищением глядя на мисс Морроу.
  Она же посмотрела на него хмуро.
  — Ну, что я говорила? Миссис Таппер—Брок лжет. Но я не ожидала такого скорого подтверждения.
  — Давайте снова вызовем ее на ковер, — предложил Кирк.
  — Пока повременим. Но зачем ей лгать? Возможно, Грейс Лейн, как близкая приятельница миссис Таппер—Брок, напишет ей из укромного уголка. Я немедленно оповещу почтовые органы. Отныне корреспонденция миссис Таппер—Брок будет идти через прокуратуру.
  — Превосходно, — одобрил Чдн. — У вас на плечах мудрая голова. Какая неожиданная комбинация! Кстати, что сейчас делает наш друг капитан Фланнери?
  — Капитан почувствовал внезапную тягу к мисс Лили Барр, даже вызвал ее к себе для допроса на пять часов. Сама я, к сожалению, не смогу, а вам бы советовала пойти.
  Чан покачал головой.
  — Боюсь, что я стану там нежеланным гостем. Ладно, все равно зайду как бы неожиданно.
  Мисс Морроу повернулась теперь к Барри Кирку.
  — Надеюсь, ваша бабушка не рассердится на меня за этот допрос?
  — Ерунда! Вы вели себя великолепно и тактично, она просто помешалась на вас. У нее по глазам было видно.
  — А вот я ничего подобного не заметила, — пожала плечами девушка.
  — Вы просто не думали об этом, потому и не заметили.
  — Сомневаюсь. Ладно, мне пора. У меня есть только один шанс найти Грейс Лейн для Фланнери.
  — Надеюсь, скоро увидимся, — сказал Кирк, провожая девушку к выходу.
  Появившись в половине пятого во Дворце Правосудия у Чарли Чан направился в кабинет капитана Фланнери. Капитан находился в приподнятом настроении.
  — Здравствуйте, сержант! — приветствовал он Чана. — Какие новости?
  — Ничего особенного. Старею, наверное.
  — А вы ожидали другого? Хороший урок вы получили. Всяк сверчок знай свой шесток. Возможно, в деревушке, вроде Гонолулу, вы и великий человек, но здесь у вас нет почвы под ногами.
  — Вы правы, — согласился Чан. — Я просто в отчаянии. Однако, зная вас немного, я вижу, что вы в отличном расположении духа. Чем оно вызвано, если не секрет?
  — Есть причина. Я выиграл маленький трюк. У меня появилась грандиозная идея: я поместил в утренних газетах объявление о бархатных туфлях…
  — Ах да, — усмехнулся Чан. — Инспектор Дафф мне говорил.
  — Вот как? Ну, Дафф мне не указчик. Я бы сделал это и без него, только занимался другими делами. Дафф просто напомнил мне мою собственную мысль. Я дал очень осторожный текст и…
  — И результаты уже налицо?
  — Да.
  Фланнери достал из ящика нечто, завернутое в грязную газету. Быстро развернув неаккуратный пакет, он вывалил содержимое на стол. Перед Чаном появились бархатные туфли, подаренные Хилари Галту той трагической ночью в Лондоне, те самые, что были на ногах у сэра Фредерика, когда он отправился на поиски собственной смерти.
  — О, какая огромная удача, — с чувством произнес Чан.
  — Еще бы, — согласился Фланнери. — Час назад их
  принес солдат из форта. В среду ночью он возвращался от девушки из Оукленда и обнаружил кулек под скамейкой на пароме. Поскольку никто не предъявил на него права, он взял его с собой. Он бы мог, конечно, отдать его паромщику, но не отдал.
  — На пароме из Оукленда? — повторил Чан.
  — Да, парень страшно удивился своей находке, совершенно не понимая, что с ней делать.
  Чарли медленно повертел туфли в руках. Его заинтересовало китайское пожелание долгой жизни и счастья. Лживое пожелание. Они не принесли ни того, ни другого ни Хилари Галту, ни сэру Фредерику Брюссу.
  — И что теперь? — вымолвил наконец Чан.
  — Да что угодно, вариантов полно, — ответствовал Фланнери. — Прошлая среда — как раз день после убийства. Кто–то бросил тапочки на пароме, идущем в Оук–ленд. И бросил умышленно.
  — И они были завернуты в эту самую бумагу? — спросил Чан.
  — Да. Именно в нее, в вечернюю газету за прошлую среду.
  Развернув газету, Чан принялся ее просматривать.
  — Надеюсь, вы тщательно с ней ознакомились? — пробормотал он.
  — Э-э… ну… у меня не было времени.
  — Здесь нет ничего особенного, кроме… ах, вот, на полях первой страницы несколько цифр, написанных карандашом. Правда, бумагу порвали, и цифры немного стерлись.
  Фланнери подошел ближе, и Чан показал ему надпись — на полях кто–то произвел сложение столбиком:
  79 + 23 = 103
  — Сто три, — прочитал Фланнери вслух. — Странно. Семьдесят девять и двадцать три в сумме дают сто три?
  — Следовательно, надо выяснить, что за бедный ученик настолько слаб в арифметике, — заметил Чан. — Если вы не возражаете, я перепишу эти знаки.
  — Как хотите. Тратьте свои силы на что угодно. Но помните, что туфли нашел я.
  — И газету, — прибавил Чан. — Вы сделали очень важное дело.
  Открылась дверь, и через порог переступил мужчина в униформе.
  — К вам дама, капитан, — сообщил он, — а с ней парень. Впустить их?
  — Конечно, — кивнул Фланнери и пояснил Чану: — Это Лили Барр. Я постоянно думаю о ней, она буквально не выходит у меня из головы. Надо попробовать потолковать с ней еще раз. Если желаете, можете остаться.
  — Польщен вашим доверием, — поклонился Чан.
  Мисс Лили Барр робко шагнула в комнату. За ней следовал Кинсей, секретарь мистера Кирка. Девушка была очень встревожена.
  — Вы хотели меня видеть, капитан Фланнери?
  — Да. Входите и садитесь. — Он посмотрел на Кинсея. — А это кто?
  — Мистер Кинсей, мой друг, — объяснила девушка. — Я думала, что вы не станете возражать…
  — Ваш ухажер?
  — Ну… по–моему…
  — Вы о нем тогда говорили?
  — О нем.
  — В таком случае, рад с ним познакомиться. Но ваш рассказ все равно звучит неправдоподобно.
  — Ничем не могу помочь, — пожала плечами девушка. — Я изложила вам одну правду.
  — Хорошо. Продолжим. Я собираюсь побеседовать с вами о той ночи. О ночи, когда погиб сэр Фредерик. Тогда вы сидели в своей конторе?
  — Да, сэр. Хотя не исключено, что я ушла до убийства.
  — Откуда вы знаете?
  — Я не знаю, я только предполагаю…
  — Мне не нужны ваши предположения, — буркнул Фланнери.
  — У нее есть основания так думать, — вмешался Кинсей. — Она не слышала звука выстрела.
  Фланнери отмахнулся от него рукой.
  — Вы раскроете свой рот, когда вас спросят, — прошипел он и снова повернулся к девушке. — Вы действительно не слышали выстрела?
  — Нет, сэр.
  — И не встретили никого в холле, когда направлялись домой?
  — Я… я…
  — Итак?
  — Я готова изменить свои показания в этом отношении.
  — Неужели?
  — Да. Я посоветовалась с мистером Кинсеем, и он заявил, что я была неправа… я…
  — Вы врали?
  — Поймите, я не хотела ни во что впутываться. Как представила себя в суде и… не смогла…
  — Не смогли помочь нам? Вы совершили серьезный проступок, девушка. Я вправе арестовать вас, если…
  — Если я не изменю показания? А если я теперь скажу правду?
  — Посмотрим. Но только чистую правду. Итак, кого вы видели в холле? И вообще, кто–нибудь там был?
  — Погодите, сейчас… Я вышла из своего кабинета, но, спустившись вниз, вспомнила, что забыла зонтик и вернулась обратно. Тогда–то я и заметила двоих мужчин возле лифта.
  — Двоих мужчин? Как они выглядели?
  — Один из них был китаец.
  Фланнери изобразил на своем лице удивление, а Чарли, улыбнувшись, поинтересовался:
  — А это был не мистер Чан, который присутствует здесь?
  — О нет, тот китаец был старый. Он беседовал с высоким мужчиной… Его фотографии часто помещают в газетах.
  — А его имя вы не помните?
  — Ну как же! Это полковник Джон Битхэм. Он, кажется, путешественник.
  — Понятно, — Фланнери встал и прошелся по комнате. — Значит, вы видели, как непосредственно перед убийством сэра Фредерика полковник Битхэм разговаривал с китайцем в холле. А потом вы зашли в комнату за зонтом?
  — Да, выходя обратно, я их уже не застала.
  — И это все?
  — По–моему, да.
  — Спасибо. Похоже, на сей раз вы не лжете.
  — Но она же не присягала на Библии, — запротестовал Кинсей.
  — И что с того? Она помешала нашей работе, а с такими вещами не шутят. Ладно, ступайте пока. Возможно, вы мне еще понадобитесь.
  Девушка и Кинсей удалились. Фланнери весело поглядел на Чана.
  — Это уже кое–что! — воскликнул он. — Битхэм! Сперва я упустил его из виду, но теперь придется наверстать упущенное. Полковник болтал в холле с каким–то китайцем за несколько минут до убийства сэра Фредерика, а ему полагалось сидеть наверху со своим волшебным фонарем. Что за китаец? И эти туфли — тоже подарок китайской миссии. Клянусь небом, здесь все страшно запутано!
  — Осмелюсь предложить вам… — начал Чан и передумал. — Вы теперь собираетесь… — И опять замолчал.
  — Я собираюсь взяться за Битхэма. Он заявил мисс Морроу, что не выходил из комнаты. Вот вам еще один лжец, и выдающийся притом.
  — Почтительно прошу прощения, — настойчиво произнес Чан, — но полковник Битхэм очень умный и хитрый человек… Смотрите, как бы он не обставил вас.
  — Чего мне бояться?.. Ему меня не одурачить. У меня достаточно опыта в подобных играх.
  — Великолепная уверенность, — усмехнулся Чан. — Будем надеяться, что она оправдается.
  — Не сомневайтесь. Вы только притащите ко мне этого полковника.
  — С величайшей радостью, — согласился Чан. — Если вы подарите мне еще кое–что.
  — Что именно? — насторожился Фланнери.
  — Маленький клочок газеты с цифрами.
  — Несчастный математик! Он же ничего не дает.
  — Время покажет, — мягко произнес Чан.
  Глава 17 Женщина из Пешавара
  В десять часов утра Барри Кирк снял телефонную трубку и, услышав знакомый голос, страшно обрадовался.
  — Доброе утро! — воскликнул он. — Как хорошо, что вы звоните. Теперь я могу считать, что день начался удачно.
  — Спасибо за такие слова, — поблагодарила мисс Морроу. — И поскольку день начался для вас благоприятно, уступите теперь трубку мистеру Чану.
  — А со мной вы не хотите пообщаться?
  — Простите, но сейчас я очень занята.
  — Все, намек понял. Я сразу чувствую, когда не нужен. Так вам желательно…
  — Пожалуйста, мистер Кирк.
  — Ладно, вот вам Чарли. Нет, я не сержусь, но я ужасно, ужасно расстроен… — Он протянул трубку Чану.
  — Здравствуйте, мистер Чан, — сказала девушка. — Капитан собирается в одиннадцать часов встретиться с полковником Битхэмом. Поскольку он расспрашивал меня о показаниях полковника в ту ночь, вам, наверное, тоже следует прийти.
  — Разве капитан интересовался мною? Приглашал?
  — Я вас приглашаю. Разве этого недостаточно?
  — Я польщен, — ответствовал Чан. — Встреча состоится в кабинете Фланнери?
  — Да. Мне он такого не доверяет, — вздохнула мисс Морроу и повесила трубку.
  — Какие новости? — подлетел к нему Кирк.
  Чан в сомнении развел руками.
  — У капитана Фланнери страстное желание побеседовать с полковником Битхэмом. Он и меня приглашает к одиннадцати.
  — А как со мной?
  — Я глубоко сожалею, но вы не упоминались.
  — Значит, мне идти нельзя.
  Без чего–то одиннадцать Чарли входил во Дворец Правосудия. В темном кабинете Фланнери он застал мисс Морроу, та с мрачным видом сидела в углу.
  — Доброе утро, — поздоровалась она. — Капитан показывает инспектору Даффу задание. Хорошо, что вы здесь. Капитан мне совсем не нравится.
  — Континентальная полиция предпочитает барахтаться в неглубоких местах, — заметил Чан.
  Тут появились Фланнери и Дафф. Последний немного постоял, рассматривая Чана и девушку.
  — Интересная пара, верно? — буркнул Фланнери и обратился к мисс Морроу: — Ну, как ваша идея?
  — Какая идея, капитан? — удивилась та.
  — Идея все от меня скрывать, — съязвил Фланнери. — Или вы воображаете, что я умею читать мысли? Просто я только что говорил с инспектором Даффом о полковнике Битхэме и понял, что вы двое знаете о нем гораздо больше меня.
  — Поймите, пожалуйста, что я не виноват, — вмешался Дафф. — Просто, беседуя с капитаном, я думал, что ему все известно.
  — Конечно думали, — хмыкнул Фланнери. — Почему это я не должен быть в курсе? По–моему, я тоже принимаю участие в расследовании, разве нет? Однако вы двое кое–что утаиваете. Могу вам сказать…
  — О, мне так жаль!.. — воскликнула мисс Морроу.
  — А что толку? Ладно, что там насчет слуги полковника? Ли Гангом его зовут? Вы готовы все мне сообщить, сержант, или предпочитаете нажимать кнопки?
  — Я одна всему причиной, — заступилась за Чана девушка. — Сама и скажу. Мистер Чан полагал, что я уже сделала это.
  — Нет, нет! — запротестовал Чан. — Пожалуйста, свалите вину со своих хрупких плеч на мои широкие. Я действительно предпочитаю некоторые факты держать при себе. Но я надеюсь, что свет истины озарит…
  — Хорошо, хорошо, — перебил его Фланнери. — Но сначала изложите то, что я хочу услышать. Когда вы впервые узнали о Ли Ганге?
  — В двенадцать часов того дня, когда был убит сэр Фредерик. После завтрака сэр Фредерик рассказал мне о странном визите Ли Ганга к родственникам на Джек–сон–стрит и просил меня навести справки о нем. Я не согласился. А потом, собираясь отплыть на «Мауи» в Гонолулу, из своей каюты я услышал голоса за стеной. Разговаривали полковник Битхэм и Ли Ганг. Полковник приказывал Ли Гангу сидеть в Гонолулу тише воды, ниже травы и не отвечать ни на какие вопросы.
  — И вы сочли это настолько несущественным, что не сказали мне ни слова? — рассердился Фланнери. — А как насчет того, что полковник участвовал в пешаварском пикнике?
  — Мы узнали об этом во вторник вечером, — пробормотала мисс Морроу.
  — И сообщаете мне только через тридцать шесть часов? Четвертого мая 1913 года полковник Битхэм отправился в экспедицию через Хайберский проход и… э-э…
  — В Тегеран через Афганистан и пустыню Кевир на севере Персии, — помог ему Дафф.
  — Именно. Вы поставили в известность инспектора, сержант, и ни словом не обмолвились мне.
  Чарли Чан вздохнул.
  — Ради чего я бы стал вас беспокоить? Изложенные факты нам ничего не дают. Правда, здесь можно сделать предположение, и довольно интересное. Но понимаете, капитан, похоже, вам не легко вникнуть в столь трудную ситуацию. Посудите сами, могу ли я вести за собой такого человека?
  — А разве не я расколол Лили Барр? Разве не сам доискался до улик против полковника, нет? Я разочарован в вас обоих.
  — О чем я глубоко сожалею, — промолвил Чан.
  — Ладно, будем считать, что все в порядке.
  Наконец появился и сам полковник Битхэм. У полковника был отличный портной, которого он хорошо знал, а портной в то же время хорошо изучил фигуру своего клиента: костюм на полковнике сидел великолепно. В петлице торчал цветок, в руке полковник держал тросточку. Несколько минут он молча рассматривал собравшихся, потом поклонился мисс Морроу и Чану. Во взгляде его сквозила скрытая тревога.
  — Доброе утро, — сказал он наконец. — А вы, я полагаю, капитан Фланнери?
  — Здравствуйте, — кивнул головой Фланнери. — Познакомьтесь, это инспектор Дафф из Скотленд—Ярда.
  — Ну, теперь–то убийца сэра Фредерика попался, — полушутливо заметил Битхэм.
  — Без сомнения, — нахмурился капитан. — Но сперва ответьте на несколько вопросов и постарайтесь говорить правду.
  Полковник недоуменно поднял брови.
  — Конечно правду, — промолвил он с улыбкой. — Я расскажу все, что знаю. Вы разрешите мне присесть?
  — Пожалуйста, — буркнул Фланнери и продолжил: — В ночь убийства сэра Фредерика вы демонстрировали свои фильмы о…
  — Да, я показывал Тибет и…
  — Да, да, и делали комментарии. Незадолго до конца вы неожиданно вышли. Когда мисс Морроу спросила вас о том, покидали ли вы помещение, вы ответили… Ну, так что вы ответили?
  — Я спрашивала не выходил ли он во время показа. И полковник ответил отрицательно, — сказала за него мисс Морроу.
  — Это правда? — Фланнери пристально посмотрел на Битхэма.
  — Абсолютная.
  — Неужели?
  — Неужели? Что вы имеете в виду?
  — То, что на самом деле вы беседовали на двадцатом этаже около лифта с каким–то китайцем.
  Битхэм мягко рассмеялся.
  — Вам никогда не приходилось ни в чем раскаиваться, капитан? Просто мне показалось это неважным. Ведь за время моего отсутствия ничего не случилось. Повинуясь врожденному стремлению избегать скандалов, я и сделал ложное заявление.
  — Значит, вы спускались на двадцатый этаж?
  — О, только на секунду. Видите ли, проектор тянет пленку автоматически, и я вполне успевал обернуться без всякого ущерба для фильма. Меня ждал мой старый приятель Ли Ганг, который помогает мне приобретать снаряжение. Я думал, что к десяти часам демонстрация закончится, поэтому мне пришлось спуститься вниз и отправить его одного, а самому опять подняться наверх.
  — А он ушел?
  — Да, на лифте уехал. Лифтерша может подтвердить мои показания, если…
  — Если что?
  — Если она там.
  — Иными словами, если мы найдем ее?
  — Я ничего подобного не говорил. А разве она исчезла?
  — Вот именно. Может быть, Ли Ганг подтвердит ваши слова?
  — Обязательно подтвердит. Только пошлите ему телеграмму. В настоящее время он в Гонолулу.
  — Он отплыл на «Мауи» на следующий день после убийства?
  — Да.
  — Вы видели его?
  — Естественно. Он не разлучается со мной уже более двадцати лет. Преданный человек.
  — При прощании вы приказывали ему затаиться?
  — Да. Понимаете, у него были неприятности с паспортом, и я боялся, что тут возникнут затруднения.
  — И еще вы сказали, чтобы он не отвечал ни на какие вопросы.
  — По той же самой причине.
  — Вы же знали, что ему придется предъявить паспорт на Гавайях. Если он был не в порядке, значит, вы решили нарушить закон?
  — Путем предъявления паспорта в другом американском пор'ту? Да, я действительно боюсь многих правил и инструкций. По–моему, они очень неудобны.
  — Конечно, ведь вы так много путешествовали.
  — Верно, только не надо сарказма.
  — Простите, — пробормотал Фланнери. — Оставим Ли Ганга. Насколько я понимаю, ночь с третьего на четвертое мая 1913 года вы провели в Пешаваре?
  Битхэм медленно кивнул.
  — Да, об этом сообщалось в отчете.
  — И только потому вы ничего не отрицаете? Вы участвовали в пикнике. Среди собравшихся была женщина по имени Ева Даренд.
  Битхэм чуть вздрогнул.
  — В ту ночь Ева Даренд исчезла и с тех пор ее больше не видели, — продолжал Фланнери. — У вас есть какие–нибудь догадки по поводу того, куда она подевалась?
  — Если ее с тех пор не видели, откуда вам известно, что она исчезла из Пешавара?
  — Вопросы задаю я. Вы помните это происшествие?
  — Конечно. Потрясающий случай.
  Фланнери некоторое время внимательно изучал его, потом, наконец, вымолвил:
  — Ответьте, полковник, вы когда–нибудь сталкивались с сэром Фредериком до обеда у мистера Кирка?
  — Никогда. Хотя… подождите немного… Кажется, он что–то говорил о собрании Лондонского Королевского Географического общества, на котором мы, якобы, встречались, но лично я ничего такого не припоминаю.
  — Вы в курсе, что он прибыл в Сан—Франциско, дабы найти Еву Даренд?
  — Правда? Удивительная история.
  — А вы не слышали об этом?
  — Конечно нет.
  — В конце концов, вы можете помочь нам?
  — Не могу, — твердо ответил Битхэм.
  — Хорошо, полковник. Вы не собираетесь покидать Сан—Франциско в ближайшее время?
  — Я пробуду здесь еще несколько дней, пока не подготовлюсь к новой экспедиции.
  — Ни в коем случае не уезжайте до ареста убийцы сэра Фредерика. Вам понятно?
  — Но, дорогой мой, вряд ли вы считаете…
  — Я считаю, что ваши показания могут оказаться весьма ценными, и я повторяю: вы поняли?
  — Понял… Надеюсь, однако, что вам скоро повезет.
  — Мы тоже на это надеемся.
  — Прекрасно. — Полковник повернулся к инспектору
  Даффу. — Чудовищное преступление. Сэр Фредерик был таким очаровательным человеком…
  — И всеми любимым, — добавил Дафф. — Не беспокойтесь, полковник, мы сделаем все возможное, чтобы разыскать убийцу.
  — Радуюсь вашей уверенности. — Битхэм поднялся. — Теперь, с вашего позволения, и если вы исчерпали свои вопросы…
  — Пока исчерпали, — набычился Фланнери.
  — Благодарю вас, — улыбнулся Битхэм и вышел, сопровождаемый пристальным взглядом Фланнери.
  — Джентльмен лжет как сивый мерин, по–моему, — процедил капитан сквозь зубы.
  — К тому же очень искусно, — прибавила мисс Морроу, тоже не отрывая глаз от двери.
  — Но ему меня не одурачить, — заключил Фланнери. — Он знает больше, чем хочет показать. Не будь он такой знаменитостью, я бы сегодня же все из него вытянул.
  — О, но вы же не станете мучить полковника! — воскликнула девушка.
  — Наверное, нет. Кстати, я разогнал бы и женские клубы. Хотя полковник слишком известен, чтобы суметь скрыться, я все же присмотрю за ним. Теперь о другом. Если бы Ли Ганг не уехал, я бы с ним потолковал. А что вы говорили о родственниках на Джексон–стрит? Я могу поглядеть на них?
  — Не стоит, — ответил Чан, — я уже глядел.
  — Вы? И естественно, не сказали мне ни слова.
  — Слова не приносят пользы. Я проник в их дом, но мои планы расстроил некий бойскаут…
  — Там есть бойскаут?
  — Да, по имени Вилли Ли, сын Генри Ли.
  — Ну, молодой член семьи заговорит, если даже старый откажется. Вилли может дать нам в руки отличный козырь.
  — Он уже имел такую возможность и не сообщил ничего интересного, кроме того, что в одной из экспедиций полковник Битхэм убил человека.
  — Неужели он вам такое сказал? Значит, ему что–то известно о путешествиях полковника?
  — Несомненно. Он подслушивает чужие разговоры…
  Фланнери взволнованно вскочил на ноги.
  — Для меня этого достаточно. Я пошлю Менли в Чайнатаун, пускай вечером приведет ко мне Вилли Ли.
  Китайские дети просто обожают Менли. И мы определенно кое–что выясним.’
  Зазвонил телефон. Фланнери снял трубку и, ответив, протянул ее мисс Морроу. Она слушала молча, только глаза возбужденно блестели. Наконец она повесила трубку и повернулась к собравшимся.
  — Звонил окружной прокурор, — сообщила она. — Мы перехватили письмо к миссис Таппер—Брок из Санта—Барбары: Грейс Лейн написала свой новый адрес.
  — Прекрасно! — воскликнул Фланнери. — Я же говорил, что она от меня не уйдет. Я пошлю туда пару своих людей… — Он посмотрел на мисс Морроу. — Они могут получить в прокуратуре адрес? — Девушка кивнула, и Фланнери потер руки. — Великолепно! Мы зайдем в прокуратуру в семь. Сержант, вы с нами, ваша помощь может понадобиться. И вы, инспектор, если хотите.
  — Спасибо, — поблагодарил Дафф.
  — А как насчет меня? — поинтересовалась мисс Морроу.
  Фланнери нахмурился.
  — Вообще–то, меня не радует ваше присутствие. А все ваши тайны…
  — Мне жаль, что так получилось, — виновато улыбнулась девушка. — Однако вспомните, ведь это я помогла вам найти Грейс Лейн.
  — Ладно, вы тоже отправитесь с нами.
  Все разошлись по своим делам. Чан двинулся в бунгало. Барри Кирк с нетерпением ожидал новостей. Услышав о плане на вечер, он начал настаивать на обеде вместе с мисс Морроу и Чаном. В половине седьмого они выбрались из маленького затемненного ресторанчика и зашагали к Дворцу Правосудия.
  Вечер был прохладный, но чистый и прозрачный, в небе ярко светили звезды. Оставив позади Чайнатаун, они пересекли Портсмут–сквер — площадь романтических свиданий — и вошли в один из кабинетов Дворца Правосудия, где их уже ждали Фланнери и Дафф. Капитан взглянул на Кирка с неодобрением.
  — И вы здесь?
  — Я думал, что вы не станете возражать, — улыбнулся Кирк.
  — Ладно, теперь уже поздно отправлять вас обратно… — Он повернулся к мисс Морроу. — Вы видели Петерсона?
  — Да, адрес он получил.
  — Так, теперь они с Майером — кстати, оба отличные парни — поедут в Санта—Барбару. Вечером — там, утром — обратно… Значит, завтра, если ничего не случится, они будут здесь. Но если она снова исчезнет…
  Они расселись по местам. Неожиданно порог кабинета переступил высокий офицер в форме цвета хаки, он добродушно улыбался. Фланнери представил его:
  — Это сержант Менли, вот уже семь лет он работает начальником полиции в Чайнатауне.
  — Рад вас приветствовать, — сердечно произнес Менли. — Мальчик на улице, капитан. Я взял его спокойно, не дав возможности забежать домой за инструкциями.
  — Молодец, — похвалил его Фланнери. — Как по–вашему, он будет говорить?
  — Конечно будет. Мы с ним старые друзья.
  Он исчез и вернулся с Вилли Ли. Бойскаут даже в обычной одежде выглядел подтянутым, точно в форме.
  — Подойди ближе, Вилли, — сказал Менли. — Это капитан Фланнери. Он собирается попросить тебя об одной любезности.
  — Всегда к вашим услугам, — улыбнулся мальчик.
  — Все бойскауты — американские граждане, — продолжал Менли, — и они стоят на страже закона, правда, Вилли?
  — Согласно присяге, — серьезно ответил мальчик.
  — Я объяснил капитану, что никто из твоей семьи не замешан в случившемся, — продолжал Менли. — И он может подтвердить, что у него нет никаких данных против вас.
  — Именно так, — сказал Фланнери. — Даю тебе слово, сынок, что все будет в порядке.
  — Хорошо, спрашивайте, — отчеканил мальчик.
  — Твой кузен Ли Ганг очень давно служит у полковника Битхэма, — начал Фланнери. — Он объездил с полковником весь свет, так?
  Вилли кивнул и стал перечислять:
  — Гоби, Кевир, Тибет, Индия, Афганистан, Пакистан…
  — Ты слышал от Ли Ганга рассказы о приключениях полковника?
  — Да.
  — И помнишь все?
  — Я никогда ничего не забываю. — Маленькие черные глазки Вилли Ли заблестели.
  — Ты говорил своему другу мистеру Чану, что полковник однажды застрелил человека?
  — Это было необходимо, — прищурился мальчик. — Он не совершил преступления.
  — Конечно, конечно необходимо, — мягко произнес Фланнери. — Мы не собираемся наказывать полковника. У нас и полномочий таких нет, ведь случай произошел не в Сан—Франциско. А интересуемся мы из чистого любопытства. Ты знаешь что–нибудь о той экспедиции?
  — Да. Они двигались из Пешавара через Хайберский проход в Афганистан.
  — Это случилось в Афганистане?
  — Да. Очень плохой был человек, Мухамед Ашреф Хан, погонщик верблюдов. Он пытался украсть…
  — Украсть что?
  — Жемчужное ожерелье. Полковник Битхэм застал его в палатке, в которую тот не должен был входить под страхом смерти…
  — И кто же в ней размещался?
  — Женщина.
  В комнате мгновенно воцарилась тишина.
  — В палатке была женщина? — наконец переспросил Фланнери. — Какая женщина?
  — Та, что переправлялась с ними в Тегеран. Женщина из Пешавара.
  — Твой кузен описывал ее?
  — Она была очень красива: волосы, как золото, а глаза, точно голубое небо. Да, кузен называл ее красавицей.
  — И она пробиралась с ними из Пешавара в Тегеран?
  — Да. О ней знали только полковник и Ли Ганг. Во время переходов женщина скрывалась в повозке. На стоянках жила в палатке. Полковник предупредил, что туда никто не должен входить под страхом смерти.
  — А погонщик не послушался, и его застрелили?
  — Точно.
  — Ну, сынок, — довольно сказал Фланнери, — я тебе очень обязан. Я сообщу о тебе в, твою организацию. Ты заслуживаешь награды или значка.
  — У меня их уже двадцать два, — усмехнулся Вилли Ли. — Я старший бойскаут.
  Затем мальчик и Менли вышли, а Фланнери возбужденно забегал по комнате.
  — Ну, каково! — закричал он. — Подозрительно удачно все складывается. Муж исчезнувшей Евы Даренд искренно переживает и рыскает по всей Индии, а она в это время улепетывает с караваном полковника Битхэма. — Он повернулся к Чану. — Теперь я понял, что вы имели в виду. Только мы по–разному называем такие вещи: я — побегом с другим мужчиной, а вы похищением. Хорошенькое прошлое у полковника Битхэма! Любовный заговор… Восхитительно! Соображаете, что сие означает?
  Чан с сомнением пожал плечами.
  — Похоже, по вечерам вы высоко летаете, — медленно проговорил он.
  — Естественно. Высоко, далеко и красиво. У меня теперь имеются и подозреваемый, и мотив. Сэр Фредерик приезжает в Сан—Франциско в поисках Евы Даренд. Полковник Джон Битхэм, находящийся в апогее славы, узнает причину появления здесь сотрудника Скотленд—Ярда. Он слышал о детективе, уже побывавшем в Пакистане, и боится, что тот откроет правду. Карьере полковника грозит катастрофа. Он больше не получит денег на свои экспедиции. Что делать? Спокойно сидеть и ждать? Нет!
  — Очень эффектно, — мимоходом заметил детектив из Гонолулу.
  — Сперва он стремится выяснить, как сэр Фредерик докопался до истины и много ли ему вообще известно:.. Во время обеда он слышит, что сейф открыт и загорается желанием заглянуть в него. Он крадется в контору мистера Кирка…
  — И попадает туда через запертую дверь, — добавил Чан.
  — Ключ ему могла дать лифтерша, она же Ева Даренд, не забывайте. Кроме того, был еще Ли Ганг. Он тоже участвовал в игре, и вполне мог воспользоваться пожарной лестницей. Во всяком случае, Битхэм в кабинет попал и выяснил, что сэру Фредерику все известно. Но тут внезапно появляется сам сэр Фредерик, единственный человек на свете, который знает, как Ева удрала из Пакистана, человек, способный сокрушить Битхэма. И полковник достает пистолет. Сэр Фредерик убит, а Битхэм берет отчет о расследовании и убегает. Клянусь богом, шикарная версия!
  — Изумительная, — мягко улыбнулся Чарли Чан. — Но вы забыли об одной детали: о бархатных туфлях Хилари Галта.
  — О черт! — завопил Фланнери. — Какой кошмар! Идиотский пустяк, по–вашему, все меняет!
  Глава 18 Большое зрелище капитана Фланнери
  Глубоко удовлетворенный, капитан Фланнери уселся за свой стол. Его версия относительно полковника Битхэма казалась капитану настолько незыблемой, что никакие изъяны в рассуждениях он не замечал, Фланнери сиял от удовольствия.
  — Работа проделана прекрасно, — заливался он. — Завтра вечером на этом самом месте я устрою большое зрелище, и если оно ничего не даст, значит, я совсем не разбираюсь в человеческой природе. В общем так: я приглашаю майора Даренда на встречу с его нашедшейся женой. А пока Евы Даренд не будет, задам ему вопросы по поводу ее бегства из Пакистана. Я посею в его голове подозрение к Битхэму. Затем я позову ее в комнату, и после пятнадцати лет разлуки они наконец встретятся. О чем он подумает? Что спросит у нее и у себя? Где она была? Почему сбежала от него? Как ей в принципе удалось удрать? Тут–то я и представляю ему Битхэма, заявив, что миссис Даренд ушла с караваном полковника, то есть попросту сбежала с ним. А потом сяду в кресло и буду наблюдать за фейерверком. Что вы об этом думаете, сержант Чан?
  — Вы целиком срубаете дерево, чтобы поймать дрозда, — усмехнулся Чан.
  — Иногда приходится поступать и так, ничего не попишешь. А каково ваше мнение, инспектор?
  — Для драмы звучит прекрасно, — процедил Дафф сквозь зубы. — Неужели вы действительно полагаете, что подобным путем разоблачите убийцу сэра Фредерика?
  — А почему нет? Либо женщина, либо Битхэм обязательно расколятся… будем надеяться:.. Хотя я рискую, конечно. Да, сэр, завтра вечером мы произведем крупный эксперимент.
  Оставив Фланнери наедине с его энтузиазмом, они удалились. Чан пошел вместе с Даффом, а Кирк с девушкой.
  — Возьмем такси? — предложил Кирк.
  — Спасибо. Я лучше прогуляюсь пешком, заодно и подумаю-.
  — Давайте подумаем вместе. Каково ваше мнение? Вы тоже подозреваете Битхэма?
  Она пожала плечами.
  — Глупая версия. Никогда этому не поверю. По крайней мере до тех пор, пока он сам полностью не признается.
  — О, естественно, он же герой ваших снов. И все–таки он способен на преступление. Если сэр Фредерик встал на его пути, угрожал планам полковника, он вполне мог убрать его. Вы не верите, что Ева Даренд путешествовала с караваном Битхэма?
  — Верю, — ответила девушка. — В это верю.
  — Потому что хотите верить? — улыбнулся он. — Какая романтическая история, правда? Прямо голова кружится: пикник в горах, игра в прятки, встреча под тамариском. «Я ваша, возьмите меня с собой». Прошлое забыто, перед ними старая караванная дорога, Самарканд, торговцы, верблюды, смуглые лица…
  — А я и не знала, что вы такой поэт.
  — А… вы просто никогда не давали мне самовыразиться, вы и ваши законы. Восемь месяцев в пути, ночи со звездным небом над головой, рассветы в пустыне, жаркое солнце, хлопья снега. Мужчина и женщина вместе…
  — И бедный муж, который в панике мечется по Пакистану.
  — Да. Они забыли о Даренде, правда? Но они обожают друг друга. Знаете, похоже, мы влезли в обычную любовную историю. Вы полагаете…
  — Я просто удивляюсь.
  — Чему?
  — Тому, к чему мы придем, если все подтвердится. Вопрос о поимке убийцы сэра Фредерика все равно остается нерешенным.
  — Слушайте, забудьте свои сомнения. Давайте представим, будто эта пустынная улица ведет в Тегеран, а мы с вами…
  — А мы с вами не имеем лишнего времени. Нам нужна одна единственная дорога, которая ведет к разгадке тайны.
  Кирк вздохнул.
  — Хорошо. Тогда вообразите себе заголовок крупными буквами: «Прокурор Морроу захлопнула дверь перед романтической историей». Но когда–нибудь вы освободитесь и…
  — К сожалению, я всегда занята.
  В пятницу утром, после завтрака, Чарли Чан, немного поколебавшись, проследовал в спальню Барри Кирка.
  — Если вы простите мне маленький обман, у меня к вам будет нахальная просьба.
  — Пожалуйста, Чарли, в чем дело?
  — Не откажите в любезности еще раз пригласить меня в клуб «Космополите») и представить швейцару с орлиным взором. А потом познакомить со служащим клуба. Как?
  — Со служащим? Вы имеете в виду старых работников?
  — Да.
  — Ну… есть там один по имени Питер Ли. Служит гардеробщиком уже тридцать лет. Подойдет?
  — Отлично. Хорошо бы мистер Ли показал мне все помещение клуба от чердака до подвала. Это возможно, как вы считаете?
  — Конечно. — Кирк пристально посмотрел на него. — Вы думаете о найденном ежегоднике?
  — Я никогда не забывал о нем. Так мы идем?
  Глубоко заинтригованный Кирк привел Чана в «Космополитен» и познакомил с Питером Ли.
  — Вам больше нет нужды здесь слоняться, — заявил своему хозяину Чан с довольной улыбкой. — Я вернусь в бунгало немного позже.
  — Хорошо, — кивнул Кирк. — Я буду вас ждать.
  Чан появился в бунгало как раз к ленчу. Глаза его блестели.
  — Удача? — спросил Кирк.
  — Время покажет, — уклончиво ответил Чан и добавил: — Континентальный климат, на мой взгляд, удивительно бодрит и освежает. Боюсь, что я нанесу значительный урон запасам вашей кухни.
  — Не страшась отведать цианида? — улыбнулся Кирк. — Кто–то говорил, что если мы потеряем вас, это будет катастрофой.
  После ленча позвонила мисс Морроу и сообщила, что в четыре часа в кабинете Фланнери появится Грейс Лейн, сопровождаемая двумя полицейскими. Еще мисс Морроу пригласила прийти и Чана, и Кирка.
  — Обязательно, — сказал Чан, — — Капитана Фланнери устраивает большое зрелище для всех.
  — Вы думаете, что–нибудь получится? — разволновался Кирк.
  — Я очень люблю учиться. Если эксперимент увенчается успехом, моя миссия здесь закончится. Если нет…
  — Что тогда?
  — Тогда я внезапно могу превратиться в режиссера.
  Фланнери, Дафф и мисс Морроу уже сидели в кабинете капитана, когда пришли Чан и Барри Кирк.
  — Привет, — поздоровался Фланнери. — Хотите присутствовать при окончании дела?
  — Буду рад за вас, если все завершится удачно, — промолвил Чан.
  — Вот увидите. У меня все продумано.
  Чан кивнул:
  — Мудрец выроет колодец прежде, чем захочет пить.
  — Что–то вы не очень много колодцев вырыли, — буркнул Фланнери. — Я непременно предоставлю вам слово, сержант. Только сперва позвольте обойтись без вашей помощи. Пока она мне не пригодилась. Вы могли бы уже находиться дома.
  — Печальный вывод для меня, — вздохнул Чан. — Но я не обижаюсь и с удовольствием принесу вам самые сердечные поздравления.
  Тут в комнате появился полковник Битхэм, немного взволнованный, но как всегда выдержанный.
  — Здравствуйте, капитан, — приветствовал он Фланнери. — Вот я и опять пришел, в соответствии с инструкциями…
  — Я очень рад вас видеть, — перебил его Фланнери.
  — Что я могу сделать для вас сегодня? — Полковник Битхэм опустился в кресло.
  — Мне бы хотелось представить вас одной леди. Я весьма заинтересован в ее встрече с вами.
  Полковник достал портсигар и вынул из него сигарету.
  — Вот как? Я не большой поклонник женщин, но…
  — И все же эта дама не оставит вас равнодушным.
  — Правда? — Битхэм прикурил, чиркнув спичкой.
  — Понимаете, — продолжал Фланнери, — сейчас вы увидите леди, с которой вместе путешествовали.
  Рука Битхэма чуть заметно вздрогнула.
  — Выражайтесь, пожалуйста, яснее, — холодно бросил он.
  — Я имею в виду восьмимесячное путешествие, — растолковал Фланнери, — через Хайберский проход в Афганистан и Персию.
  — О чем вы, дорогой мой? — Битхэм спокойно выпустил струю дыма.
  — Вы прекрасно знаете, о чем. Имя леди, которой вы помогли пятнадцать лет назад, Ева Даренд. И ведь никто вас не заподозрил, полковник, а? Слишком большой человек, слишком знаменитый. Вся ваша грудь увешана медалями, полковник, но я убежден, что вы во всем виноваты. Мне известно, что жена Даренда убежала с вами, и я докажу это! Правда, вы можете сами, без моего вмешательства… — Он замолчал.
  Выпустив к потолку колечко дыма, Битхэм невозмутимо наблюдал, как оно растворяется в воздухе.
  — Все это настолько глупо, — произнес он наконец, — что я просто отказываюсь отвечать.
  — Дело ваше. Во всяком случае, Ева Даренд будет здесь с минуты на минуту, и я хочу, чтобы вы снова увиделись, это освежит вашу память. Посмотрите на нее рядом с ее мужем.
  Битхэм кивнул.
  — Вы сделаете меня совершенно счастливым. Я знал их обоих очень давно и только порадуюсь воссоединению семьи.
  — Майор Даренд, — внезапно объявил полицейский, возникая в дверях.
  — Прекрасно, — пробормотал Фланнери. — Пат, это полковник Битхэм. Проводи его в соседнюю комнату, потом я пришлю за вами.
  Битхэм встал и, потянувшись, спросил:
  — Я под арестом?
  — Пока нет, — ухмыльнулся Фланнери. — Но вы проследуете за Патом. Ясно?
  — Как божий день. Пат, я к вашим услугам.
  Они удалились. Фланнери тоже вышел из кабинета и сразу вернулся с майором Дарендом. Последний остановился в растерянности, но Фланнери усадил его в кресло.
  — Не волнуйтесь, сэр, вы здесь со всеми знакомы. А у меня для вас грандиозная новость. Мы обнаружили женщину, которую считаем вашей женой. Через пару минут она появится.
  Даренд искренне удивился.
  — Вы нашли Еву? Возможно ли?
  — Скоро узнаем. Но лично я уверен в этом. А пока позвольте задать вам несколько вопросов. В том незабываемом пикнике участвовал некий путешественник — полковник Битхэм. Так?
  — Правильно.
  — На следующее утро он отправился в дорогу через Хайберский проход?
  — Сам я не провожал его, но очевидцы утверждали, что полковник действительно ушел с караваном.
  — У вас не возникла мысль, что он мог взять вашу жену с собой?
  Вопрос Фланнери поразил Даренда, точно пуля.
  — Нет, — побледнел он. — Никому ничего подобного даже в голову не приходило.
  — В таком случае, заявляю вам, что так оно и было.
  Вскочив на ноги, Даренд забегал по комнате.
  — Битхэм, — бормотал он. — Битхэм… Нет, исключено! Такой прекрасный парень… Ведь Битхэм один из лучших… Джентльмен… Он не мог так поступить со мной…
  — Он именно так и поступил. И я обвиняю его в этом.
  — Но он, конечно, все отрицает?
  — Конечно. Однако существуют доказательства…
  — Черт бы побрал ваши доказательства! — закричал Даренд. — Повторяю, Битхэм не такой человек. И моя жена… Ева… Вы оскорбляете ее своими словами. Она любила меня, уверен, что любила. Я не хочу… не могу… никогда…
  — Спросите у нее сами, — предложил Фланнери.
  Даренд упал в кресло и закрыл лицо руками.
  Долгое время все сидели молча. Мисс Морроу была возбуждена, щеки у нее горели. Дафф невозмутимо посасывал свою трубку, Чарли Чан замер неподвижно, точно каменный идол. Кирк нервно вынимал из пачки сигареты, сминал их и швырял в сторону.
  Внезапно дверь открыл Петерсон. В запыленной одежде, он выглядел очень усталым.
  — Привет, Джим! — заорал Фланнери. — Ну что, взяли ее?
  — Да, — ответил тот и посторонился.
  Женщина, носившая так много имен, переступила порог комнаты и остановилась. В глазах ее светились любопытство и тревога.
  — Майор Даренд, — важно начал Фланнери, — если не ошибаюсь…
  Даренд медленно встал и шагнул навстречу предполагаемой жене.
  Внимательно всмотревшись в нее, он с отчаянием махнул рукой и тяжело вздохнул:
  — Старая история… Снова то же самое. Вы. ошиблись, капитан, эта дама не моя жена.
  Глава 19 Бодрствование в темноте
  Наступила гнетущая тишина. Капитан Фланнери напоминал большой воздушный красный шар, из которого внезапно выпустили воздух. Злобно сверкая глазами, он повернулся к Чану.
  — Вы! — рявкнул он. — Вы, со своими выдумками, подсунули мне фальшивку! Эта леди — Дженни Джером! Она же Мария Лантельм! Что сие означает? То, что она же и Ева Даренд! Домыслы, пустые домыслы. А я вас послушался, поверил вам… Господи, какой я дурак!
  На лице Чарли Чана отразилось глубокое раскаяние.
  — Я совершил глупую ошибку и очень сожалею о случившемся. Вы в состоянии простить меня, капитан?
  — Лучше поинтересуйтесь, могу ли я простить себя? — рявкнул капитан. — Мне слушать китайца! Мне — Тому Фланнери! С моим опытом! Я безумец! Редкий безумец! — Он встал. — Тысячу извинений, майор Даренд. Поверьте, я не хотел разочаровывать вас.
  Даренд пожал плечами.
  — Я предполагал, что так произойдет. Хотя в душе надеялся на встречу с Евой. Больше не о чем говорить. — Он направился к двери. — Если это все, капитан…
  — Да, все. Еще раз простите, майор…
  Даренд прошел мимо девушки по имени Грейс Лейн, которая с усталым видом стояла неподалеку от двери.
  — Что вы собираетесь делать со мной? — спросила она, побледнев.
  — Минуту! — грубо оборвал ее капитан и снова набросился на Чана с упреками.
  Тогда мисс Морроу уступила Грейс Лейн свое кресло. Лифтерша взглянула на нее с благодарностью.
  — Ну, а с Битхэмом как? — надрывался капитан. — Я же сам его вызвал. А для чего? Для чего, я вас спрашиваю?!
  — Моя вина растет как на дрожжах, — уныло бормотал Чан.
  — Еще бы! — Капитан подлетел к двери, распахнул ее и крикнул: — Пат!
  Появились Пат и полковник Битхэм. Последний с любопытством оглядел комнату.
  — А как же встреча? Где воссоединение семьи? Я не вижу ни Даренда, ни его жены.
  Фланнери сильно покраснел.
  — Произошла ошибка, — прошелестел он.
  — Боюсь, что вы слишком часто ошибаетесь, — заметил Битхэм. — Опасная привычка, капитан. Похоже, вам следует поискать в другом месте.
  — Когда мне понадобится ваш совет, я за ним обращусь, — огрызнулся Фланнери. — Можете идти. Но поскольку я еще вызову вас в качестве свидетеля, повторяю: вы не должны покидать город.
  — Я запомню ваши слова, — кивнул Битхэм и удалился.
  — А со мной что будет? — настойчиво поинтересовалась Грейс Лейн.
  — Наверное, ничего, — буркнул Фланнери. — Приношу и вам свои извинения. Видите ли, я по глупости послушался некоего китайца и, естественно, сел в лужу. Я задержал вас по обвинению в краже униформы мистера Кирка, но он не предъявляет к вам никаких претензий.
  — Вы очень добры, — пролепетала девушка.
  — Нет, просто я потерял точку опоры, когда, вы исчезли.
  Она улыбнулась и, помолчав, спросила:
  — Могу я идти?
  — Несомненно, — сказал Фланнери.
  — Куда же вы отправитесь? — мягко остановила ее мисс Морроу.
  — Пока не знаю, я…
  — Тогда вот что: вы пойдете ко мне, — решительно заявила заместитель прокурора. — Прямо ко мне домой. Вы переночуете там в свободной комнате.
  — Вы настоящий ангел, — промолвила Грейс Лейн, и голос ее дрогнул.
  — Ерунда. Все мы слишком жестоко поступили с вами. Пойдемте.
  Обе женщины ушли. Фланнери уселся за стол.
  — Теперь я предпочту свой путь, — заявил он. — Мы попали в ужасное положение, но я его исправлю. Слушать китайца! Если Грейс Лейн не Ева Даренд, кто же она тогда? Как по–вашему, инспектор Дафф?
  — Вы должны подумать о том, что англичанина, возможно, тоже опасно слушаться, — улыбнулся Дафф.
  — Но вы же из Скотленд—Ярда, и я доверяю вашему мнению. Ева Даренд где–то поблизости, но где? Сэр Фредерик был из тех людей, которые знают, о чем говорят. Давайте рассмотрим Лили Барр. Она полностью соответствует описанию. Есть еще мисс Глория Гарланд, тоже присвоившая себе чужое имя. Потом Элин Эндер-. бэй. Это ржавое пятно на ее платье… Правда, я его не видел. Может, оно было, а может, и нет. Не выдумал ли его сержант Чан?
  — Существует также миссис Таппер—Брок, — добавил Чарли. — Но я неохотно упоминаю о ней.
  — И хорошо делаете, — заметил Фланнери. — Нет, если вы допускаете, что виновная — Таппер—Брок, тогда мне надо снова приниматься за проверку ваших версий.
  — Я глубоко раскаиваюсь, — вздохнул Чан. — Предположения так и срываются у меня с языка. Вы слышали, капитан, что говорят старые китайцы? «Под незажженной лампой всегда темнее».
  — Я сыт по горло китайскими пословицами, — буркнул Фланнери.
  — Но что, по–вашему, означает последняя? Только то, что у нас над головами горит яркий свет. Именно, капитан Фланнери. Послушайтесь моего совета и не обращайте больше внимания на Еву Даренд.
  — Почему? — нехотя выдавил Фланнери.
  — Потому что вы приблизились к самому крупному триумфу в своей жизни. Через несколько часов ваша голова будет забита вашим собственным бахвальством.
  — Что?!
  — Через несколько часов вы арестуете убийцу сэра Фредерика, — холодно произнес Чан.
  — Откуда вы знаете? — взбодрился Фланнери.
  — Я скажу, но с одним условием, — заявил Чан, — для вас, возможно, и тяжелым. Только, пожалуйста, ради себя самого, подчинитесь!
  — Условие? Какое?
  — Сначала выслушайте в последний раз того, кого вы называете китайцем.
  Фланнери заёрзал в кресле и уже открыл рот, дабы что–то произнести, но пронзительный взгляд маленького человечка остановил его, готовые сорваться с уст, слова.
  — Выслушать вас снова? — уже более спокойно произнес капитан. — И вы полагаете, что от этого будет польза?
  Инспектор Дафф поднялся, попыхивая своей трубкой.
  — Если вы действительно считаетесь с моим мнением, капитан, я лично прошу вас довериться ему.
  Фланнери заговорил не сразу.
  — Хорошо, — выдавил он наконец. — Куда вы целитесь теперь? Что еще у вас в запасе?
  Чарли Чан горестно вздохнул.
  — Несомненно, глупый человек с маленького острова часто ошибается, но сейчас я совершенно точен. Следуйте за мной и получите доказательства.
  — Нельзя ли выражаться пояснее? — не сдавался Фланнери.
  — Через несколько часов вы арестуете убийцу, если поступите по–моему. Скотленд—Ярд, который имеет честь представлять здесь инспектор Дафф, всегда располагает тем, что они называют основным ключом. Такой ключ есть и в нашем деле.
  — Туфли? — предположил Фланнери.
  — Нет, — потряс головой Чарли. — Туфли — ценная улика, но не главная. Главную оставила на месте преступления рука убитого, умнейшего человека, жаль, что таких людей на свете очень мало. Когда сэр Фредерик увидел, что смерть глядит ему в лицо, он тянется к книжной полке и берет… что? Основной ключ, который выпал из его мертвой руки и улегся на пыльном полу рядом с трупом: ежегодник клуба «Космополитен».
  Наступила настороженная тишина.
  — И что же отсюда следует? — спросил Фланнери.
  — Давайте отправимся в «Космополитен» в половине первого, вместе с инспектором Даффом, конечно. Там вы, набравшись терпения, будете ждать, как каменные изваяния… Сколько — не знаю. Но потом я покажу вам убийцу сэра Фредерика и предоставлю необходимые доказательства.
  Фланнери встал.
  — Ладно, даю вам последний шанс. Вы делаете из меня обезьяну, а я подчиняюсь. Хорошо, поедем к половине первого в клуб.
  — Я встречу вас в дверях, — сказал Чан. — Вы составите мне компанию, мистер Кирк?
  — Конечно, с удовольствием, — живо откликнулся тот, и они вышли на улицу.
  — Да, Чарли, вы определенно доканали нашего доблестного капитана, — заметил Кирк.
  Чан с сожалением кивнул.
  — А будет еще хуже.
  Кирк посмотрел на него с удивлением.
  — Что?
  — Я указал ему путь к успеху. Он начнет претендовать на славу, но при виде меня станет чувствовать неловкость. Люди не любят тех, кто помогает им подниматься по крутой лестнице.
  Они сели в такси.
  Клуб «Космополитен», — приказал Чарли водителю и повернулся к Кирку. — А теперь я должен принести вам свои извинения, ибо не оправдал вашего доверия.
  — Каким образом? — изумился Кирк.
  Чан достал из кармана помятое письмо со смазанным на конверте адресом.
  — Утром, в конторе, вы поручили мне отправить свою почту. Одно письмо я предварительно извлек.
  — Боже мой! — воскликнул Кирк. — Вы его не отослали?
  — Нет. Я обманул доверие моего превосходного хозяина, от которого видел только добро.
  — Но ведь у вас была причина?
  — И причина веская, хотя и неясная. Я перешел все границы, полагаясь на вашу незлопамятность.
  — Ну и как? — улыбнулся Кирк.
  — Ваша исключительная любезность оказалась для меня роковой.
  Такси вырулило на Юнион–сквер, и Чан велел шоферу остановиться.
  — Я выйду здесь, чтобы исправить содеянное, — пояснил детектив. — Долгожданное письмо доставит наконец специальный посыльный.
  — Вы же не имеете в виду!.. — удивленно воскликнул Кирк.
  — Я имею в виду, что все надо выяснить, — перебил его Чан, вылезая из машины. — Пожалуйста, подождите меня у клуба. Честный ангел–хранитель возле дверей ревностно наблюдает за всеми посетителями «Космополитена». И для моих целей лучше прийти с вами.
  — Я подожду, — кивнул Кирк.
  Он покатил в клуб, переполненный новыми вопросами и предположениями. Нет, нет, этого не может быть… но Чарли…
  Вскоре явился и Чан, и они вместе прошли мимо швейцара. А еще через некоторое время подоспели Фланнери и Дафф. По виду капитана было заметно, что он действует против своего желания.
  — Надеюсь, это последняя сумасбродная идея, — бормотал он.
  — Благодаря которой мы схватим преступника, — парировал Чарли. — Впрочем, отбросим восточную холодность. У вас есть какие–нибудь свои дела? До полуночи вы совершенно свободны.
  — Это уже лучше, — вздохнул Фланнери. — Еще немного подожду. Но, повторяю, это ваш последний шанс.
  — А для вас это шанс великий. — Чан пожал плечами. — Вам, кстати, тоже неплохо это помнить. Давайте не станем засвечиваться. Мистер Кирк, здесь можно найти укромный уголок, чтобы незаметно наблюдать за всеми? Я видел комнатку позади конторы, которая открывается в сторону гардеробной.
  — А, я ее знаю! — обрадовался Кирк.
  Он переговорил с управляющим, и всех четверых впустили в крошечную, полутемную комнатушку с удобными креслами.
  Все, кроме Чана, расселись. Маленький детектив суетливо разместил собравшихся так, чтобы они видели гардероб, где, сидя за барьером, утренний приятель Чана Питер Ли читал газету.
  — Теперь подождите, — сказал Чан и, выйдя из комнаты, подошел к гардеробщику. Они о чем–то пошептались, и потом трое мужчин заметили, как Чан бросил быстрый взгляд в сторону вестибюля и поспешно кинулся обратно.
  Как всегда добродушный и приветливый, у барьера появился полковник Битхэм. Когда он сдавал свои шляпу и плащ, Кирк, Фланнери и Дафф наклонились вперед и рассмотрели, что полковнику вручили медный жетон, с которым тот и отошел в сторону. Чан даже не шелохнулся.
  Время тянулось медленно. Члены клуба заходили, раздевались, одевались, но никто из них не подозревал, что за ними наблюдают внимательные глаза. Фланнери начал ерзать в своем кресле.
  — К чему все это? — пробормотал он.
  — Терпение, — промолвил Чан. — Как говорят китайцы: «Со временем трава становится молоком».
  — Да, но ваше выражение больше относится к корове, — сказал Фланнери.
  — Терпение и умение ждать — необходимые качества детектива. Правда, инспектор Дафф?
  — Иногда только вынужденные качества, — заметил Дафф. — А можно здесь закурить?
  — О конечно, — сказал Кирк. Дафф облегченно вздохнул и достал свою трубку.
  Минуты все летели и летели. Они слышали шум шаркающих шагов по полу вестибюля, голоса членов клуба, радостно приветствующих друг друга. Фланнери походил на бабочку, которая попала в сачок.
  — Если вы снова одурачите меня, — начал он, — то…
  Он внезапно замолчал, увидев майора Эрика Даренда, передающего Питеру Ли плащ и шляпу. Майор выглядел крайне угнетенным.
  — Бедный парень, — мягко проговорил Фланнери. — Тяжелую встряску мы сегодня ему устроили. И главное, без всякой необходимости… — Он укоризненно посмотрел на Чана. Детектив сидел на своем месте, недвижим, как Будда.
  Прошло еще полчаса. Фланнери не сводил глаз с циферблата.
  — Пропал мой обед, — пробормотал он. — А тут еще эти гадкие кресла.
  — У нас не было времени на поиски диванов, — произнес Чан. — Не волнуйтесь. Счастливый человек — это спокойный человек. Наше бодрствование только начинается.
  К концу следующего получаса Фланнери начал раздражаться.
  — Ну намекните хотя бы, — прохрипел он, — чего и кого мы ждем? Клянусь Богом, я быстро…
  — Потише, — шепнул Чан. — Мы ждем убийцу сэра Фредерика Брюсса. Разве этого недостаточно?
  — Нет! — рявкнул Фланнери. — Меня тошнит от вас и вашей проклятой тайны. Откройте свои карты, как подобает порядочному человеку. О, это кресло убьет меня…
  — Ш-ш, — повторил Чан, подаваясь вперед к двери. Остальные последовали его примеру.
  У барьера предъявлял жетон майор Даренд. Питер Ли принес ему вещи и вышел из–за стойки, чтобы помочь надеть плащ. Даренд пошарил по карманам, достал небольшой кусочек картона и протянул его Питеру Ли. Старик внимательно изучил предметик и выдал майору компактный кожаный чемоданчик.
  Чан схватил Фланнери за руку и потащил потрясенного капитана в вестибюль. Кирк и Дафф бросились за ними.
  Даренд быстро шагал к выходу, но, увидев всю эту группу, остановился.
  — А, вот мы и встретились снова! — воскликнул он. — Мистер Кирк, как хорошо, что вы прислали мне пригласительный билет сюда. Я так вам благодарен. Я просидел здесь совсем недолго, но мне очень понравилось…
  Сияя радостью, Чарли Чан поднял руку, подобно Бутсу или Сальвини.
  — Капитан! — вскричал он. — Арестуйте этого человека!
  — За что?.. Я… э-э… я… — бессвязно забормотал Фланнери.
  — Арестуйте Даренда, — повторил Чан. — Арестуйте его сейчас, пока в руках у него находится чемодан, содержащий прямую улику. Его принес в клуб сэр Фредерик Брюсс в тот день, когда был убит.
  Глава 20 Правда всплывает
  Пока Даренд стоял перед торжествующим маленьким китайцем, его лицо переливалось всеми цветами радуги.
  Фланнери выхватил у него чемодан. Майор и не пытался сопротивляться.
  — Чемодан сэра Фредерика?! — заорал Фланнери с совершенно ошеломленным видом. — Клянусь небом, если это правда, преступник пойман! — Он попытался открыть крышку. — Ах, черт, заперт! Я не хочу его ломать, он послужит важнейшим доказательством.
  — Мистер Кирк предоставил в распоряжение сэра Фредерика ключи, — улыбнулся Чан. — Я бы принес их с собой, но не знал, где они.
  — Ключи в моем столе, — заторопился Кирк.
  Вокруг них начали скапливаться любопытные. Чан обратился к Фланнери:
  — Наше ожидание принесло–таки результат. И поскольку мы уже собираем толпу, давайте отправимся в бунгало.
  — Отличная идея, — согласился Фланнери.
  — И пускай мистер Кирк позвонит мисс Морроу и попросит ее тоже прийти. Скверно, конечно, что мы не взяли ее с собой, но теперь она обрадуется.
  — Еще бы, — хмыкнул Фланнери. — - Пойдемте, мистер Кирк.
  — Ступайте, — напутствовал их Чан, — и посоветуйте ей прихватить с собой Грейс Лейн.
  — Зачем? — вытаращил глаза Фланнери.
  — Время покажет, — ответил Чан своим излюбленным выражением.
  Кирк отправился звонить. А к собравшимся подошел полковник Битхэм. Некоторое время он молча наблюдал за происходящим. Непроницаемое выражение его лица не изменилось.
  — Знаете, полковник, — обратился к нему Чан, — вот этот человек убил сэра Фредерика Брюсса.
  : — Правда? — холодно бросил Битхэм.
  — Несомненно. Я полагаю, что случившееся касается и вас. Не желаете присоединиться к нашей маленькой компании?
  — Охотно, — кивнул Битхэм и пошел за плащом и шляпой. Чан последовал за ним, дабы забрать у Питера Ли картонный номерок, по которому Даренд получил собственность сэра Фредерика.
  Когда Кирк, Битхэм и Чан вернулись, вся группа двинулась к выходу, но Даренд нерешительно затоптался на месте.
  — Идемте, майор, — поторопил его Фланнери.
  — Я не знаком с вашими законами, но где же ордер? — пробормотал тот.
  — Не беспокойтесь, я арестовал вас по подозрению и ордер могу получить в любое время. Не дурите, пошли.
  На улице начался дождь. Дафф, Фланнери и Даренд поехали в одном такси, а Чан, Кирк и путешественник — в другом. Когда Чарли садился в машину, из темноты внезапно появилась неясная фигура.
  — Кто это там с Фланнери? — поинтересовалась фигура, оказавшаяся Биллом Ренкином.
  — Случилось так, как я говорил вам по телефону, — ответил Чан. — Мы его все же сцапали.
  — Майор Даренд?
  — Он самый.
  — Этой информации с меня вполне достаточно. Через двадцать минут я его сфотографирую, а вы, конечно, сдержите свое обещание.
  — Такова моя старая привычка.
  — А как насчет Битхэма?
  Чарли посмотрел на путешественника, уже сидевшего в машине.
  — С ним ничего не вышло. Мы двигались по неверному следу.
  — Сочувствую, — сказал Ренкин. — Ладно, мне пора.
  Позже вернусь за подробностями. Тысяча благодарностей.
  Чан сел в такси, и они направились к Кирк–билдингу.
  — Могу я надеяться, что вы забудете о моем преступлении? — спросил Чан у Барри Кирка. — Я не отправил майору Даренду ваше письмо, содержавшее пригласительный билет в «Космополитен».
  — Конечно забуду, — улыбнулся Кирк.
  — Просто тогда я еще не подготовился к его посещению клуба, — добавил Чан.
  — Я потрясен, — вздохнул Кирк. — Вы, наверное, постоянно следили за ним?
  — Позже я объясню все. А теперь скажу только, что майор Даренд был единственным человеком на свете, который не хотел, чтобы обнаружилась Ева Даренд.
  — Боже мой! Но почему?
  — Увы, я не волшебник. Надеюсь, впоследствии это выяснится. Возможно, полковник Битхэм сумеет нас просветить.
  Голос полковника зазвучал холодно:
  — Я не люблю лгать и не собираюсь просвещать вас, ибо не имею на то ни малейшего желания. Понимаете, я дал слово. А я, подобно вам, сержант, не нарушаю обещаний.
  — У нас с вами много похвальных качеств.
  Битхэм рассмеялся.
  — Кстати, что побудило вас заявить репортеру, будто я ни в чем не замешан?
  — Только надежда, что дальнейшие события оправдают мой великодушный поступок.
  Они подъехали к Кирк–билдингу и поднялись в бунгало. Парадайз уже впустил Фланнери с Даффом и их пленника.
  — Ну–ка, мистер Кирк, давайте ключи, — приказал Фланнери, едва вторая группа переступила порог.
  Кирк вынул их из ящика стола, и капитан с Даффом наклонились над чемоданом. Чарли уселся в кресло и начал внимательно рассматривать майора. Тот приютился в углу комнаты, опустив голову.
  — О Господи! — внезапно воскликнул Дафф. — Здесь отчеты сэра Фредерика и среди них — о деле Евы Даренд.
  Инспектор принялся бегло перелистывать страницы, а Фланнери повернулся к Даренду.
  — Ну, майор, теперь вам придется отвечать на вопросы. Где вы взяли жетон от чемодана сэра Фредерика?
  Даренд молчал.
  — Я отвечу за него, — вмещался Чан. — Он достал жетон из бумажника сэра Фредерика в ту ночь, когда застрелил этого превосходного человека.
  — Значит, вы прибыли в Сан—Франциско до убийства? — настаивал Фланнери.
  Даренд даже не пошевельнулся.
  — Конечно, — опять заговорил Чан. — Капитан, в любую секунду сюда могут нагрянуть репортеры, дабы услышать, как вы поймали опасного преступника. Хотите, я сам все расскажу, чтобы вы могли умно объяснить им ситуацию?
  Фланнери изумленно уставился на него.
  — А ведь вас станут очень дотошно расспрашивать, — продолжал Чан. — Я вот только не знаю, с чего начать.
  — По–моему, лучше с того, когда вы впервые заподозрили Даренда, — пробормотал Дафф и снова уткнулся в бумаги.
  Чан кивнул.
  — Подозрение родилось здесь, в ту ночь, когда приехал Даренд. Вы, наверное, даже не слышали, капитан, что китайцы обладают особым чутьем? А это правда. Взгляд, жест, интонация — все это говорит им о многом. Мистер Кирк сказал тогда майору, что пошлет ему пригласительный билет — или даже два — в клуб. И в неожиданно теплом тоне ответа майора я почувствовал тревогу. Тогда я спросил себя: не проявляет ли Даренд особого интереса к клубам Сан—Франциско? Было похоже, что проявляет, но не имеет на посещения времени, поскольку прибыл из Нью—Йорка вместе с инспектором Даффом. Я решил подумать над этим получше. Что сообщил по поводу их поездки инспектор Дафф? Он только в Чикаго узнал, что майор» ехал с ним в одном поезде. Я запомнил это. Стоило ли инспектору обманывать нас, ведь он умный человек? Инспектор оказал мне честь, пригласив пообедать вместе с ним. Тогда–то, вежливо расспросив Даффа, я и выяснил, что сам он не видел майора в поезде, а основывался только на его утверждении. Даренд заявил еще, что собирается проследовать до Сан—Франциско. И дальше они отправились вместе. Детективы понимают, что такое двойное запутывание следов. Зная время убийства, майор вполне мог воспользоваться подобной уловкой. Заинтересовавшись им, я вспомнил, как однажды, во время завтрака, рассказывая нам о Еве Даренд, сэр Фредерик сделал любопытное упущение. Он говорил, что перед отъездом в Пешавар звонил сэру Джорджу Маннерингу, дядюшке Евы. Но ее муж находился тогда в Англии, и сэр Фредерик мог гораздо больше разузнать о ней у супруга, чем у дяди. Почему же он не обратился к мистеру Даренду? Да, тут стоило призадуматься. Все это время мне не давал покоя ежегодник клуба «Космополитен», обнаруженный под рукой сэра Фредерика. А тут как раз мистер Кирк любезно пригласил меня позавтракать в клуб. В гардеробе я заметил, что жетон на пальто и шляпу вручается металлический, а на чемоданы и другие предметы — картонный. На последнем неуверенным почерком Питера Ли выводится наименование сданной вещи. Меня осенило. Я допустил, что сэр Фредерик оставил в клубе чемодан с документами, которые мы так искали, а номерок положил себе в карман. Скажем, убийца жетон присвоил. Но, увы! В клуб пускают лишь его членов, да лиц с пригласительными билетами. Убийца в отчаянии. Что толку в номерке, если нельзя завладеть важными бумагами? Преступнику надо что–то предпринять. И тут происходит счастливая для меня случайность: отыскиваются бархатные туфли, завернутые в газету. На полях нацарапаны цифры: семьдесят девять долларов и двадцать три доллара дают в сумме сто три. Значит, центы просто посчитали, не записывая. Я отправился на железнодорожную станцию и выяснил, что было зафиксировано на оторванном клочке газеты: 79,84 + 23,63= 103,47. Что это такое? Цена билета в спальном вагоне до Чикаго. Кто же подпадал под мои подозрения? Только майор Даренд. Я опять задумался. Предположим, что майор уехал в среду ночью. В Чикаго он прибыл в субботу в девять. Его тяготила мысль о чемодане сэра Фредерика. Он решил проследовать дальше, до Нью—Йорка, и прикатил туда одновременно с инспектором Даффом. Ему, умному человеку, в голову пришла блестящая идея. Во–первых, он даст понять всем, что приехал с инспектором, а во–вторых, отправится вместе с ним обратно в Калифорнию. Кто станет подозревать его? Все казалось логичным. Но как получить чемодан сэра Фредерика? Утром я был в клубе и беседовал с Питером Ли. Я едва сумел сдержать радость, услышав, что сэр Фредерик действительно оставил там чемодан, о чем говорил и его предсмертный жест. Какой это был человек! Умница! Несомненно, он указал нам на что–то очень серьезное. Но поймать убийцу на пустом месте я не мог и решил устроить ловушку, которая, кстати, удалась. Я ушел из клуба, окрыленный счастьем. Теперь все раскроется, говорил я себе. Я еще не знал причин такого поведения майора Даренда, но был уверен, что именно он столь яростно боролся против поисков своей жены. Он приехал сюда отнюдь не по телеграмме сэра Фредерика, это ложь. Сэр Фредерик не нуждался в нем. Но, возможно, дядюшка Евы Даренд сообщил майору, что сэр Фредерик обнаружил ее. По мотивам пока неясным Даренд решил, что его жену не должны найти. Он прибыл в Сан—Франциско в одно время с сэром Фредериком, разнюхал, где остановился великий детектив и стал наблюдать за ним. Чтобы миссис Даренд не отыскали, требовались две вещи: уничтожить отчет и убрать сэра Фредерика, который, в чем майор не сомневался, скоро разоблачил бы его. Он замыслил начать с отчета и, пока шел прием у мистера Кирка, забрался в кабинет, никем не замеченный. Он рылся в бумагах, когда сэр Фредерик, бесшумно ступая в бархатных туфлях, застиг его за воровством. Для майора не нашлось бы более удобного случая. Он застрелил безоружного сэра Фредерика. Но его планы были осуществлены только наполовину. Отчет отсутствовал. Зато майор обнаружил номерок на сданный чемодан. Он попытался проникнуть в клуб, но, потерпев фиаско, уехал в Чикаго, увезя жетон с собой. Поняв все это, я устроил ловушку — и вот перед вами убийца сэра Фредерика.
  Оторвавшись от чтения, инспектор Дафф внимательно слушал Чана.
  — Ум, упорный труд и удача, — заметил он, — вот три необходимых условия для хорошей детективной работы. И, по–моему, в данном случае самым важным компонентом оказался ум.
  Чан поклонился.
  — Вашими словами я буду гордиться всю свою жизнь.
  — Да, все хорошо, — нехотя проговорил Фланнери. — Очень даже хорошо. Но все же несовершенно. А как же бархатные туфли? Что с Хилари Галтом? Как связать его убийство со всем сказанным?
  Чан усмехнулся.
  — Я не такой жадный и оставляю часть загадок для капитана Фланнери.
  Фланнери повернулся к Даффу.
  — В отчете есть что–нибудь о Галте?
  — Я еще не все просмотрел, — ответил Дафф. — Пока мне попалось лишь одно упоминание о нем. В документе написано, что среди людей, которые посетили адвоката в день его смерти, был Эрик Даренд. Тогда он носил звание капитана. Значение этого открытия я пойму, когда дочитаю до конца.
  — А сэр Фредерик знал, которая из дам Ева Даренд? — спросил Чан.
  — Очевидно, нет. Ему было известно только то, что она работает в Кирк–билдинге. Он, кажется; заподозрил Лили Барр.
  — Ах так? Он выяснил, как Ева Даренд скрылась из Пакистана?
  — Почти.
  — А он успел установить, что она бежала с караваном?
  — С караваном через Хайберский проход, вместе с полковником Битхэмом, — добавил Дафф, утвердительно кивая.
  Все повернулись к полковнику, который молча сидел в темноте.
  — Это правда, полковник? — спросил Фланнери.
  Исследователь склонил голову.
  — Не стану больше отпираться, — вздохнул он. — Это правда.
  — Может, вам известно…
  — То, что мне известно, я не имею права открыть.
  — А если я заставлю?! — заорал Фланнери.
  — Попробуйте, но я очень сомневаюсь в успехе вашего предприятия.
  Открылась дверь, и торопливо вошла мисс Морроу. За ней брела лифтерша. Кто она: Дженни Джером? Мария Лантельм? Грейс Лейн?.. Как бы ее ни звали, она шагнула в комнату и остановилась, изумленно глядя на майора Даренда.
  — Эрик! — воскликнула она. — Что ты здесь делаешь? Как ты мог…
  Даренд поднял голову, глаза его налились кровью.
  — Отойди от меня, — тупо пробормотал он. — Проваливай. Ты не принесла мне ничего, кроме неприятностей. Отойди, я ненавижу тебя!
  Женщина отшатнулась, испуганная его тоном. Чан приблизился к ней.
  — Простите, — сказал он мягко. — Возможно, вам уже известно, что этот человек по фамилии Даренд — убийца сэра Фредерика. Он ваш муж, не так ли, мадам?
  Она упала в кресло и закрыла лицо руками, всхлипывая.
  — Да, муж.
  — Значит, вы — Ева Даренд?
  — Д-да.
  Чарли Чан сурово посмотрел на Фланнери.
  — А вот теперь открылась истина, — заметил он. — И не так было позорно для вас однажды послушаться китайца.
  Глава 21 Что случилось с Евой Даренд?
  Фланнери со свирепым видом повернулся к Еве Даренд.
  — Так вы все знали?! — закричал он. — Знали, что майор был здесь раньше, видели его в ту ночь, когда сэр Фредерик…
  — Нет, нет, — запротестовала она. — Я его не видела… Я даже не подозревала… Если бы он пронюхал, что я дежурила здесь тогда, он бы старался не попасться мне на глаза. А если бы я встретила его, он бы…
  Фланнери успокоился.
  — Хорошо, вернемся к давним годам. Вы — Ева Даренд, и сами подтвердили это. Пятнадцать лет назад вы сбежали от своего мужа из Пешавара. Вы ушли с караваном полковника Битхэма…
  Женщина удивленно посмотрела на него, потом впервые обратила взор на Битхэма.
  — Верно, — сказала она, — я бежала с его караваном.
  — Удрали с другим мужчиной, бросив мужа? Почему? Вы любили полковника?
  — Нет! — Ее глаза неожиданно сверкнули злостью. — Вы не в праве так думать. Полковник совершил очень великодушный, хотя и неосторожный поступок, и он не должен отвечать за него. Я давно составила план побега.
  — Пожалуйста, Ева, не щадите меня, — вмешался Битхэм. — Я не понесу ответственности. Не переживайте за меня.
  — Это похоже на вас. Но я не стану упорствовать. Если бы меня нашли, я бы давно все рассказала. А после того, что натворил Эрик, и вовсе нет смысла молчать. О, наконец–то мне станет легче!
  Она повернулась к Фланнери.
  — Я обращусь к прошлому. После смерти моих родителей я жила в Девоншире у дяди и тети, не очень–то счастливо, надо заметить. У моего дяди были старомодные взгляды на жизнь. От него, хорошего, доброго человека, я готова была сбежать. Потом я встретила Эрика, как мне показалось, настоящего романтика, и полюбила его. Мне тогда только исполнилось семнадцать лет, а в восемнадцать я уже вышла замуж. Его перевели по службе в Пешавар, и я поехала с ним. Даже до приезда в Пакистан я начала раскаиваться в содеянном. Я жалела, что не послушалась дядю, который возражал против нашего брака, ибо поняла, что за изысканными манерами Эрика скрывается посредственность. Он играл и много пил. Его подлинный характер, грубый и жестокий, ужаснул меня.
  Совсем скоро в Пешавар ему начали приходить письма из Лондона. Послания в грязных конвертах, отправленные малограмотным человеком. Они, кажется, приводили мужа в бешенство. Я была удивлена и встревожена. Как–то, в день пикника, одно из таких писем попало мне в руки. К тому времени я уже разочаровалась в Эрике полностью и даже была на грани отчаяния. Я понимала, что, узнав о письме, он разъярится, и мне будет плохо. Я колебалась, но потом решилась и вскрыла конверт. То, что я прочитала, разбило мне жизнь.
  Письмо прислал швейцар одного из лондонских учреждений, он требовал денег. Не просил, а именно требовал. Эрика, моего мужа, шантажировал швейцар. Муж платил ему за молчание. Видимо, не получая желаемых сумм, швейцар угрожал открыть властям то, чему он был свидетелем годом раньше. А конкретнее, как Эрик выходил из конторы, в которой потом обнаружили труп Хилари Галта с простреленной головой.
  Ева Даренд на секунду прервалась, затем вновь продолжила:
  — Да, моего мужа шантажировали за убийство Хилари Галта. Эрик вернулся домой в довольно хорошем настроении, и я заявила, что ухожу от него. Он захотел узнать причину, и я протянула ему конверт. Он побледнел и упал на колени, обхватил мои ноги, умолял выслушать его и в конце концов поведал ужасную историю.
  Хилари Галт и мой дядя — сэр Джордж Манне–ринг — были старыми друзьями. Однажды, в тот страшный день, адвокат позвал Эрика к себе и объявил, что если он будет настаивать на браке со мной, он — мистер Галт — сообщит моему дяде о некой неприятной истории из прошлого Эрика. Эрик принял это к сведению и удалился. Ночью он проник к Хилари Галту и убил его, а швейцар видел, как Эрик выходил оттуда после совершенного преступления. Муж заявил, что, поскольку сделал это из любви ко мне, я обязана вечно принадлежать ему. Я должна понять и простить…
  — Извините меня, — перебил ее Чан. — В ту злосчастную минуту он не упоминал-о паре бархатных туфель?
  — Упоминал. После убийства мистера Галта он заметил их под креслом. Он знал, что Скотленд—Ярд всегда обращает внимание на вещественные улики и решил подсунуть им таковую. Но в действительности туфли ничего не означали. Он снял с ног Галта его обувь и надел ему другую. По–моему, он поступил так из простого бахвальства. Он вообще любил подобные выходки. Хвастался, как ловко провел Скотленд—Ярд, потом снова стал упрашивать меня… Ох, я не могу говорить об этом… Я, его жена, должна была молчать. Видит Бог, как мне хотелось убежать от него. Я опять сказала, что ухожу. Тогда он начал грозить, что убьет меня. Короче, я отправилась на пикник встревоженная и напуганная. Полковник Битхэм тоже был там, до этого я видела его пару раз, не больше. Полковник казался прекрасным человеком и настоящим джентльменом, не то, что Эрик. Утром он собирался уехать, и я решилась упросить его взять меня с собой. Я предложила поиграть в прятки, предварительно условившись с Битхэмом о встрече в определенном месте. Там я взяла с него слово молчать и сообщила, в какое попала положение. Я боялась, что Эрик, узнав, где я нахожусь, выполнит свою угрозу. Полковник Битхэм все понял. Ночью я скрывалась среди холмов, а на заре приехали в повозке полковник с Ли Тангом, и я присоединилась к каравану. В таких удивительных приключениях еще не принимала участия ни одна женщина. Восемь месяцев мы ехали на верблюдах через дикую страну. Звезды над головой, песчаные бури…
  В Тегеране я отстала от каравана и одна направилась в Баку, откуда перебралась в Италию. Теперь, восемь месяцев спустя, я уже не опасалась погони. Но я всегда помнила о своем положении. Полковник Битхэм был героем, его всюду чествовали. Что, если выяснится, каким путем мне удалось покинуть Пакистан? Конечно, наше путешествие не могло носить более невинного характера, но в этом циничном мире кто поверит в такое? Спасая меня, полковник сам очутился в неловкой ситуации. В глазах света случившееся выглядело бы как бегство с другим мужчиной. Если об этом станет известно, думала я, карьера полковника рухнет. И я поняла, что нужно делать.
  — И сделала, — мягко произнес Битхэм. — Джентльмены, вам только что сказали, будто я совершил благородный поступок. Но он ничего не стоит по сравнению с благородством самой Евы.
  — Перво–наперво, я написала письмо Эрику, — продолжала Ева. — Просила, чтобы он не пытался меня искать, если ему дорога собственная безопасность. Предупредила, что, промолви он хоть слово о том, как я покинула Пакистан, и нанеси тем самым удар но Битхэму, я, не задумываясь, объявлю, что мой муж убил Хилари Галта. Эрик на письмо не ответил, но он наверняка его получил. И он действительно никогда не старался найти меня.
  Она помолчала.
  — Вот и все. Мне пришлось много пережить. Я продала свои драгоценности и существовала на доход с вырученных денег. Поселилась в Ницце и поступила в театральную труппу под именем Марии Лантельм. Там я услышала, что по моему следу идет другой человек, совсем не Даренд, а сэр Фредерик Брюсс. Он расследовал убийство Хилари Галта. Он знал, что Эрик был у Галта в конторе в день его смерти, а прочитав еще и о моем исчезновении из Пакистана, должно быть, уловил связь. В ту ночь, едва я вышла из театра, на Променад—Дэз-Англэ меня остановил инспектор Скотленд—Ярда. «Вы Ева Даренд?» — только и успел спросить он, потому что я сразу удрала и на следующее утро уехала в Марсель, а оттуда в Нью—Йорк. Там я перекрасила волосы и, назвавшись Дженни Джером, стала работать манекенщицей. И снова Скотленд—Ярд напал на мой след. И опять я ночью скрылась. Совершенно случайно я попала в Сан—Франциско, без цента в кармане и без крова над головой. На здешнем пароме я встретила Эллен Таппер—Брок, жившую неподалеку от нас в Девоншире. Она меня узнала и, пожалев, устроила на работу в Кирк–билдинг. Я была счастлива, пока сэр Фредерик Брюсс снова не вышел на меня.
  Даренд поднялся на ноги.
  — Надеюсь, теперь ты довольна? — хрипло прорычал он.
  — О, Эрик…
  — Для меня ты не существуешь, радуйся же! — Его глаза гневно блестели. — Ты спасла репутацию проклятого полковника…
  — Так вы признаетесь?! — закричал Фланнери.
  Даренд пожал плечами.
  — А почему бы и нет? Что мне еще остается, во имя чего затягивать комедию? — Он повернулся к Чарли Чану. — Все, что сказала эта дьяволица — правда. Я во всем сознаюсь. Мне следовало быть умнее. Но вы обошли меня… — В его голосе зазвучали истерические нотки. — Да, я убил сэра Фредерика, потому что не видел иного выхода. Он настиг меня и, стоя здесь, смеялся надо мной. Господи Боже, что за человек! Он не отказался от своей затеи, шестнадцать лет тащившись за мной по пятам. Шестнадцать лет он помнил… Да, это я убил его…
  — А бархатные туфли? — спокойно спросил Чан.
  — На его ногах? Те же, что были на Хилари Галте. Я увидел их уже после убийства. Они выглядели как приговор. Я снял их с трупа и взял с собой. Мои нервы шалили, но я прикончил его намеренно. Да, прикончил. Я готов заплатить за это. Но не той платой, о которой вы думаете.
  Он внезапно бросился к французскому окну, ведущему в сад на крыше.
  — Пожарная лестница!.. — закричал Фланнери. — Держите его!
  Капитан, Дафф и Чан бросились за Дарендом. Чарли первым подбежал к пожарной лестнице и далеко внизу увидел темный силуэт, который мгновенно исчез из поля зрения. Капитан и Дафф подлетели к Чану. Перегнувшись через перила, они посмотрели вниз. Шел дождь. А где–то на асфальте в свете уличных фонарей лежал темный бесформенный предмет, возле которого начала собираться толпа.
  Глава 22 Отъезд на Гавайи
  Трое преследователей медленно вернулись назад в гостиную бунгало.
  — Вот и все, — вымолвил Фланнери.^ Конец.
  — Убежал?! — всплеснула руками мисс Морроу.
  — На тот свет, — кивнул капитан.
  Ева Даренд вскрикнула, и мисс Морроу положила ей руку на плечо.
  — Внизу теперь полно работы для меня, — заявил Фланнери и вышел из комнаты.
  — Нам лучше пойти домой, дорогая, — сказала мисс Морроу Еве, и они вместе выбрались в холл. Кирк последовал за ними. Ему так много хотелось сказать, но при данных обстоятельствах лучше всего было молчать.
  — Я могу предложить свою машину, — пробормотал он.
  — Нет, спасибо, — покачала головой мисс Морроу. — Мы возьмем такси.
  — Доброй ночи, — сказал он нежно. — Я надеюсь, что еще увижу вас.
  Когда он вернулся в гостиную, говорил полковник Битхэм:
  — Ему нечего было жалеть в жизни. Она получилась у него неудачной. Бедный майор!
  Дафф спокойно курил свою трубку.
  — Кстати, — сказал он внезапно, — я сегодня утром получил каблограмму. Десять лет назад его с позором выгнали из британской армии. Так что его права на воинское звание весьма сомнительны. Не сомневаюсь, что вы знали об этом, полковник.
  — Знал, — кивнул Битхэм.
  — Вы знали так много, полковник, — продолжал Дафф, — что вообще не хотели говорить. Что вы делали в тот вторник ночью на двадцатом этаже?
  — Только то, что сообщил Фланнери. Я предупредил Ли Ганга, чтобы он меня не ждал.
  — Как будто я не в курсе, что вы беседовали с Евой Даренд.
  Полковник покачал головой.
  — Нет. Мы беседовали раньше. Видите ли, я нашел Еву за несколько дней до приема у мистера Кирка. Потеряв ее из виду десять лет назад, я приехал в Сан—Франциско, поскольку услышал, что она здесь. А разговор с Ли Гангом был сугубо деловым.
  — И на следующий день вы проводили его в Гонолулу?
  — Да, по просьбе Евы. Я подготовил его отъезд двумя днями раньше. Она слышала, что сэр Фредерик интересуется ею, и боялась, как бы не случилось нечто, что помешает моей экспедиции. В спешке не было настоятельной необходимости: Ли Ганг не сказал бы ничего. Но, чтобы успокоить ее, я сделал так, как она просила.
  Дафф посмотрел на него неодобрительно.
  — Вы знали, что Даренд совершил убийство, однако ни словом не обмолвились полиции. Какую игру вы вели, полковник?
  Битхэм пожал плечами.
  — Да, пожалуй, вы правы. Я не предполагал, что Даренд был ночью в Сан—Франциско. И даже, если бы знал… Видите ли…
  — Боюсь, что не вижу, — резко прервал его Дафф.
  — Никаких причин для подобных объяснений у меня нет, — продолжал Битхэм. — Однако я объясню. За время долгого путешествия по пустыням кое–что случилось. Ева была очень храброй, она ни на что не жаловалась. Я… я полюбил ее. Впервые за всю свою жизнь полюбил. В первый и последний раз. Я поклонялся ей, но никогда не говорил об этом. Я не знал, как она относится ко мне. При жизни Даренд был моим соперником. Вы понимаете, какой мотив могли мне приписать, если бы я донес на него? Короче, я ждал, когда Ева все решит сама. Я помог ей убежать от людей Фланнери. И если бы она захотела, помог бы и теперь. Да, инспектор, я вел свою игру.
  Дафф печально вздохнул.
  — Прекрасное чувство чести… Однако, полковник, я пойду дальше, пожелав вам счастья.
  — Спасибо. — Полковник встал. — Да, я действовал из сугубо эгоистических соображений, скрывая ее от вас. И сержант Чан видел, что меня не огорчают происходящие события. Сержант, примите мои сердечные поздравления. Впрочем, я знаком с вашим народом и ничему не удивляюсь.
  Чарли поклонился.
  — Ваши слова для меня, как прелестный цветок.
  — Итак, я ухожу, — произнес Битхэм и исчез.
  Дафф взглянул на чемодан Бэра Фредерика.
  — Может, вы хотите просмотреть эти материалы, сержант? — спросил он.
  Чан недоуменно уставился на него.
  — Простите мою глупость, но я не понял.
  — Я говорю, не хотите ли вы пролистать отчет сэра Фредерика?
  Чан покачал головой.
  — Любопытство гасит в человеке все хорошее, как дождь гасит огонь. Мы заглянули за кулисы, и я доволен. . В такие мгновения я предпочитаю подумать. До следующей среды не будет судна до Гонолулу. Еще пять ужасных дней!
  Дафф засмеялся.
  — Я наскоро пробежал отчет. Сэр Фредерик разговаривал с друзьями того швейцара–шантажиста из Лондона. Но сэр Фредерик умер раньше, чем Ярд узнал об этом. И доказательства его были настолько туманны, что суд вряд ли учел бы их. Требовалось еще подтверждение Евы Даренд, за каковое сэр Фредерик заплатил дорогой ценой.
  — Откуда сэр Фредерик узнал, что Ева Даренд в Сан—Франциско? — спросил Барри Кирк.
  — Из письма, которое миссис Таппер—Брок послала своей тете в Шанхай. Там упоминалось, что Ева Даренд в Сан—Франциско и работает в Кирк–билдинге. Потому–то, мистер Кирк, он так охотно согласился сделать ваш дом своей штаб–квартирой. Но Еву он не отыскал, так и умер, не выяснив, кто она. Его выбор пал на Лили Барр. Он не мог расспросить миссис Таппер—Брок из боязни снова спугнуть Еву. В ночь званого обеда он устроил ловушку, оставив незапертыми стол и сейф. Он надеялся, что кто–нибудь явится взглянуть на его бумаги. В этом заключался его шанс опознать Дженни Джером, или Марию Лантельм.
  — И, не погибни он, все бы получилось, — дополнил Чан.
  — Несомненно. В Пешаваре он выяснил обстоятельства, при которых исчезла Ева. Он собирался выложить ей свои открытия, а она бы сама досказала остальное. Его долгие поиски убийцы Хилари Галта закончились здесь. Бедный сэр Фредерик!
  Дафф поднялся и начал одеваться. Кирк помог ему.
  — Я заберу чемодан с собой, — сказал инспектор. — Он пригодится Скотленд—Ярду… Сержант, встреча с вами — единственная награда за мое далекое путешествие. Приезжайте к нам в Лондон. Я покажу вам нашу работу.
  Чан улыбнулся.
  — Вы очень любезны. Но почтальон и по праздникам ходит, пока не устанут ноги. Даже если он берет отпуск, все равно встречаются непредвиденные обстоятельства.
  — Не сомневаюсь, — кивнул Дафф, — Мистер Кирк, я рад был познакомиться с вами. До свидания, и желаю вам обоим счастья.
  Кирк вышел проводить его. Когда он вернулся, Чарли Чан стоял у окна и смотрел на город.
  — Теперь я отправлюсь к себе собирать вещи, — произнес он.
  — Но у вас еще пять дней на сборы, — удивился Кирк.
  Чан покачал головой.
  — Гость, который задерживается надолго, портится, как недожаренная рыба. Вы так добры, что мне неловко злоупотреблять вашим гостеприимством. Теперь я удаляюсь.
  — О нет! — закричал Кирк. — Старый добрый Пара–дайз через несколько минут приготовит обед.
  — Пожалуйста, мистер Кирк, позвольте мне сделать намеченное, — проговорил Чан.
  Он зашел в спальню и вернулся поразительно быстро.
  — Мой багаж готов, — объявил он и опять поглядел в окно. — Над Гонолулу встает яркая луна. Я думаю о тех, кто сидит дома, кто ведет неторопливую беседу, пьет чай, спит и видит мирные сны. — Он направился в холл, но внезапно вернулся. — Невероятно, как много слов требуется для того, чтобы выразить свои чувства. Ваша доброта…
  Резкий звонок в дверь прервал его монолог. Чарли поспешно шагнул в спальню. Кирк впустил в комнату Билла Ренкина.
  — Где Чарли Чан? — заторопился тот.
  — У себя, — ответил Кирк. — Он сейчас выйдет.
  — Я хочу поблагодарить его, — громко заявил Рен–кин. — Он доставил мне огромное удовольствие. А теперь у меня для него новость: в Оукленде при странных обстоятельствах убита женщина. Весьма загадочно, а он свободен до следующей недели…
  Кирк засмеялся.
  — Скажите ему об этом сами.
  Они немного подождали, потом Кирк вошел в спальню и негромко вскрикнул от удивления. Комната была пуста, а дверь, ведущая в коридор, открыта, дверь на лестницу тоже.
  — Ренкин, — позвал он, — идите, пожалуйста, сюда.
  На пороге появился Ренкин.
  — Где же он… почему… зачем… где…
  Они спустились вниз. В конторе было темно, и Кирк зажег свет. Ближайшее к пожарной лестнице окно было распахнуто.
  — Почтальон наотрез отказывается сделать последний заход, — заметил Кирк.
  — Он, как Ева Даренд, удрал от. нас! — воскликнул Ренкин. — Ничего, я его догоню!
  Кирк засмеялся.
  — Я знаю, где его можно будет найти… в следующую среду.
  Для проверки своего предсказания Барри Кирк появился в кабинете мисс Морроу в одиннадцать часов следующей среды. Он успел купить огромный букет орхидей и с ним предстал перед заместителем окружного прокурора.
  — Что это такое? — удивилась мисс Морроу.
  — Пойдемте, — сказал Кирк. — В такой хороший день приятно посмотреть на отплывающие корабли. А цветы я отдам отъезжающему.
  — Но я же остаюсь, — улыбнулась мисс Морроу.
  — А мы сделаем вид, будто наоборот. Собирайтесь!
  — Ладно.
  Девушка оделась, и они отправились на улицу.
  — Вы слышали что–нибудь о Чарли Чане с тех пор? — спросила она.
  — Ни слова, — вздохнул Кирк, — Чарли не упускает шансов, мы найдем его уже на борту. Ставлю на это все, что у меня есть.
  Они сели в машину и покатили в порт.
  — Какое утро! — воскликнул Кирк. — И чего вы сидите в душном кабинете, леди, ведь весна на дворе!
  — Похоже на то. Кстати, вы знаете, что прошлой ночью полковник Битхэм отплыл в Китай?
  — Да. А что Ева Даренд?
  — Завтра она отправляется в Англию. Дядя прислал ей телеграмму, в которой просит, чтобы она осталась с ним. Полковник проведет год в пустыне Гоби, а потом тоже вернется в Англию. В Девоншире уже будет весна… Весна любви.
  Кирк с улыбкой кивнул.
  — Великолепно. Но ждать целый год… слишком утомительно. Пропадает радость от возрождения природы.
  Он затормозил возле здания порта. Еще один день прощаний и волнений. Сколько туристов!
  Мисс Морроу и Кирк поднялись по трапу на палубу большого белого парохода.
  — Постойте немного у борта, — попросил он, — и подержите орхидеи.
  — Для чего?
  — Я хочу поглядеть, как вы выглядите в этой роли. Я скоро.
  А когда он вернулся, перед девушкой стоял Чарли Чан. Лицо детектива выражало удовольствие, которое он не мог скрыть.
  — Вас необычайно приятно видеть, — говорил он мисс Морроу.
  — Где же вы были все это время? — восклицала та. — Мы вас обыскались.
  Он усмехнулся.
  — Скрывался от соблазна.
  — Но капитану Фланнери досталась вся слава, которую заслужили только вы. Это нечестно.
  Чан пожал плечами.
  — Во–первых, мой вклад в дело совершенно незначителен. А во–вторых, зачем мне чужой триумф? Могу я прибавить, что вы очаровательны?
  — Кого она вам напоминает, Чарли, — вмешался Кирк, — когда стоит у борта с цветами?
  — Невесту, — улыбнулся Чарли. — Новобрачную, готовящуюся провести медовый месяц с горячо любимым мужем.
  — Точно, — откликнулся Кирк. — А ведь она репетирует.
  — Впервые слышу, — засмеялась мисс Морроу.
  — Мудрец сказал: «Даже самая прекрасная птица попадает в клетку», — заметил Чан. — Так что не пытайтесь убежать.
  Девушка протянула ему небольшой сверток.
  — Это для маленького Барри. С моими наилучшими пожеланиями и огромной любовью.
  — Сердечно благодарю вас. Он будет гордиться вшим подарком. Только не дарите ему свою любовь, она нужнее его взрослому тезке. Китайцы — чуткие люди, и я не ошибся, правда?
  Мисс Морроу весело расхохоталась.
  — Боюсь, что вы всегда правы.
  — В таком случае, сегодня для меня самый счастливый день, — улыбнулся Чарли.
  — И для меня! — вскричал Кирк, извлекая из кармана конверт. — А это тоже для маленького Барри. Передайте ему, пожалуйста.
  Чарли принял конверт, тяжелый от золота.
  — Мое сердце навсегда останется с вами, — растроганно пробормотал он. — И сынишка мой будет счастлив поблагодарить вас, когда вы приедете к нам в Гонолулу в свадебное путешествие…
  — К тому времени он научится говорить, — заметил Кирк. — С таким отцом, как вы…
  Прозвучал последний удар гонга. Они попрощались с Чаном и сошли на берег. По трапу им навстречу бежали последние пассажиры.
  Кирк наклонился и быстро поцеловал мисс Морроу.
  — Ох, как вы смеете! — воскликнула она.
  — Простите, но мне показалось, что и вам того же захотелось.
  — Ошибаетесь, — произнесла она, но взгляд ее блестевших глаз говорил совсем другое.
  Они махали Чану, тот в ответ посылал им воздушные поцелуи. Кирк счастливо улыбался.
  — Если бы мне две недели назад сказали, что я буду с таким удовольствием целовать юриста… — Его слова прервал гудок парохода.
  Судно медленно отвалило от причала. Чарли Чан стоял у борта и махал рукой.
  — Алоха! — кричал он. — До новой встречи! — Его полное лицо сияло от радости.
  Большой белый пароход лег на нужный курс и, прибавив обороты, двинулся к Гавайям.
  Питер Чейни
  Зловещее поручение
  Глава 1 «Пучок перьев»
  Калейдоскопические картины ночной пирушки, смутно запечатлевшиеся где–то в глубине сознания, хаотически повисли между мной и потолком. На некоторых из этих весьма неясно вырисовывавшихся картин мелькали два лица. Одно из них определенно принадлежало Сэмми, а вот другое… Кому же принадлежало оно?.. Одно не подлежало сомнению: то была весьма и весьма привлекательная женщина. Но очертания ее прекрасного лица были слишком расплывчаты для того, чтобы я мог ее узнать… Впрочем, я не особенно и стремился это сделать, чувствуя себя весьма скверно после ночного гулянья. Мне вообще не хотелось ни о чем думать или что–либо делать.
  Я вовсе не принадлежу к тому сорту людей, которые, будучи выбиты войной из привычной колеи, пытаются заглушить вином свою досаду, раздражение, скуку. Конечно, нет. Но человек, который, подобно мне, постоянно и притом в течение многих лет занят выслеживанием различных шаек гангстеров, бандитов, а теперь, в войну, и кое–кого посерьезней, такой человек, безусловно, имеет право на некоторую разрядку, на то, чтобы иногда ослабить постоянное напряжение своих сил и нервов. Иначе недолго вообще выбыть из строя.
  Я лежал на спине и смотрел в потолок.
  Непонятно почему, шея сзади ныла так, как будто я в течение целых суток перетаскивал железные балки. В глазах мелькали какие–то белесые пятна, а язык пересох, будто кто–то протер его наждачной бумагой. Чувствовал я себя преотвратительно.
  Понемногу мои мысли сосредоточились на том, что так или иначе я должен подняться. После некоторых усилий это мне удалось, и, сидя на краю кровати, я взглянул на беспорядок, царивший в комнате.
  Одежда моя валялась повсюду. Мягкая черная шляпа оказалась наброшенной на бронзовый бюст Наполеона, стоявший на камине.
  В такой обстановке оставалось только одно, что можно предпринять. Собравшись с силами, я встал на ноги, разыскал брюки и ощупал левый карман. Дело в том, что я обладаю укоренившейся издавна привычкой. Как бы я ни был пьян, я всегда прихватываю с собой пинту виски на похмелье. И на этот раз фляжка была на месте, и притом полная. Немедля откупорив ее, я сделал несколько затяжных глотков. Это несколько передернуло мой бедный организм, но зато я почувствовал себя много лучше.
  Усевшись вновь на кровать, я попытался обдумать положение. Прежде всего я принялся припоминать детали ночной пирушки. В ту компанию я явился, надеясь на нечто весьма важное. Сэмми действительно намеревался кое–что предпринять. Вместо этого я нашел его настолько окосевшим, что и речи не могло быть о каком–либо деле. Что ж, я присоединился к общему веселью и также слегка выпил.
  Там, в этой компании, была девушка. Даже, кажется, две девушки. Но одна–то уж несомненно. Ее облик представлялся мне крайне смутно. Помню, что я разговаривал с ней, шутил, что произвела она на меня весьма приятное впечатление, но представить себе, как она выглядела, я не мог. Не мог я припомнить и такого обстоятельства — была эта девушка с Сэмми или нет? Когда же мои воспоминания сосредоточивались на Сэмми, меня не покидала странная мысль о том, что Сэмми, казалось, не желал разговаривать со мной. Г де–то в глубине моей бедной головы гнездилось смутное воспоминание, что раза два я пытался кое–что выяснить у него, но он умело и решительно уклонялся от всяких разговоров со мной. Более того, в той компании он всем своим поведением подчеркивал, что я для него совершенно постороннее лицо. Все это весьма необычно и в высшей степени странно.
  Заметив на туалетном столике свои часы, я вновь поднялся с кровати и взглянул на циферблат. Было шесть часов чудесного летнего вечера.
  Я распахнул одно. Где–то гудели моторы бомбардировщиков, тяжело и глухо ухнула сброшенная бомба, трещали зенитки.
  Я подумал о Старике и вспомнил, что вчера, как только вышел на берег, тотчас же позвонил ему. Все, что я смог выудить у него, это что я должен как можно скорее повидать Сэмми и как можно подальше держаться от него, от Старика. Казалось, Старик намекал на что–то еще. Но на что именно?
  Постепенно я начал чувствовать себя немного лучше. Отправившись в ванную, я принял сперва горячий, потом холодный душ и почувствовал себя еще лучше. Позвонив вниз и попросив принести крепкого черного кофе, я побрился, умылся и подобрал чистую одежду. Одевался я довольно тщательно, так как чувствовал, что после прошедшей ночи мне следовало сделать кое–что для восстановления моего реноме. Конечно, во время войны' каждый понемножку выпивает, но, кажется, лично я выпил вполне достаточно для того, чтобы в проглоченном мною вине смогли свободно плавать две яхты.
  Я все еще чувствовал небольшое головокружение, но от виски пока решил воздержаться.
  Я уже почти оделся, когда принесли кофе. С наслаждением выпив его, я принялся подбирать разбросанные по комнате вещи, с особым вниманием проверяя карманы. После встреч в какой–либо компании я частенько находил в своих карманах кое–что полезное, — визитную карточку, письмо, заметку. Так было и на этот раз. В левом кармане пиджака я обнаружил кусочек бумажки, на котором было написано: «С-23, Киннаул–стрит, С. К.».
  Я усмехнулся. Это было уже немного лучше. Выходит, у меня все же хватило ума выудить у Сэмми его адрес, и, видимо, самое лучшее, что можно предпринять, это немедленно направиться прямо к нему, поужинать с ним и как следует поговорить.
  Недолго думая, я снял свою шляпу с Наполеона, отчего тот сразу приобрел более серьезный вид, и вышел из дома.
  Был тихий прохладный вечер.
  Я шел не торопясь, всей грудью вдыхая чистый, свежий воздух, и чувствовал себя все лучше и лучше. Голова быстро прояснялась, и мысли становились отчетливыми и стройными.
  Киннаул–стрит представляла собой старомодную улицу с довольно красивыми, уютными и низенькими домиками, расположенными по обеим ее сторонам.
  Номер 23, очевидно, был совсем недавно заново окрашен.
  Я нажал кнопку дверного звонка, но так как никто не появлялся, принялся достаточно энергично стучать в дверь. Результат был тот же. Тогда я толкнул ту половинку двери, которая должна была открываться, и, к моему удивлению, она легко и беспрепятственно распахнулась.
  Я вошел в переднюю, прикрыл за собой дверь и принялся шаркать, кашлять, а затем громко спросил:
  — Кто–нибудь дома?
  Вновь никакого результата.
  Я поднялся по ступенькам, открыл дверь в коридор и снова окликнул:
  — Есть ли кто–нибудь дома?
  В квартире царила полная тишина, и никто мне не ответил.
  Оставалось самому приступить к обследованию квартиры и поискать комнату Сэмми. Двинувшись по коридору, покрытому мягким ковром, я заглянул в первое помещение справа. Это была со вкусом обставленная гостиная. Рядом находилась столовая, а за ней располагалась какая–то полупустая комната.
  Заглянув в предпоследнюю комнату слева по коридору, я сразу увидел спальню Сэмми. На зеркале, стоявшем на туалетном столике, висел хорошо знакомый мне галстук. В прошлую ночь именно этот галстук красовался на шее у Сэмми, и я тогда бурно восхищался им и допытывался, где он его приобрел. Галстук был изготовлен из плотного шелка, прошитого белыми и черными узорами.
  Комната выглядела еще хуже, чем моя после пробуждения. Одежда и обувь были разбросаны повсюду. Несколько пустых бутылок валялось на полу, стакан и полупустой сифон помещались на туалетном столике, а на заваленном всякой всячиной столе возвышалась недопитая бутылка бренди. Очевидно, Сэмми организовал дополнительное осушение бутылок.
  Расхаживая по комнате и переступая через различные предметы, я продолжал думать о Сэмми.
  Уже несколько раз в глаза мне бросалась малозаметная среди прочего хлама, но странная вещь, стоявшая на туалетном столике. Это была небольшая круглая чаша из черного дерева. Подобные чаши или коробочки обычно используются для хранения запонок, пуговиц, брелков. Но в этой чаше ничего подобного не было: в ней находилась небольшая кучка белого лебединого пуха и лебяжьих перьев. Именно эта нецелесообразность и приковала мое внимание. Приглядевшись к кровати, я тотчас заметил, что кончик одной из подушек был распорот, а из образовавшейся дыры высовывался комок лебяжьего пуха и перьев.
  Я закурил сигарету и задумался.
  Приглушенный звук хлопнувшей двери прервал ход моих мыслей. Вскоре послышались чьи–то шаги в коридоре, и в открытую мной дверь в комнату Сэмми вошла женщина.
  На вид незнакомке можно было дать лет сорок. Выглядела она довольно привлекательно и оставляла впечатление значительности. На ее спокойном и невозмутимом лице резко выделялись большие голубые глаза. Она была в шляпке и, очевидно, только что вошла в дом. Не выразив ни единым жестом своего удивления при виде меня, она произнесла мягким, мелодичным голосом:
  — Добрый вечер. Не могу ли я быть вам чем–либо полезной?
  — Благодарю вас. Я пришел сюда повидать моего друга.
  — Вы имеете в виду мистера Кэрью? — спросила она, снимая шляпу.
  — Совершенно верно. Мне хотелось бы повидать мистера Кэрью. Я звонил, стучал, звал, но никто не ответил. Дверь оказалась открытой, и я вошел, надеясь увидеть его у себя в комнате. Но здесь его не оказалось. Не знаете ли вы, где он? Мне он нужен крайне срочно.
  — Крайне срочно? — переспросила она ровным голосом, в котором не звучало ни удивления, ни любопытства, ничего вообще.
  — Вот именно! — сказал я. — Его тетя сегодня после полудня была убита бандитами.
  Это было первое, что пришло мне в голову.
  — Понятно, — произнесла она тем же ровным, без всяких интонаций, голосом.
  — Такое несчастье! — вздохнул я.
  — А я и не знала, — продолжала она, — что у него есть и другая тетя. Но если вы так говорите…
  — Что значит «другая тетя»? — перебил я ее.
  — Другая — это значит не я, — любезно объяснила она? — Я полагала, что у Сэмми только одна тетя, я,
  Я усмехнулся.
  — Хорошо. Это очень забавно, не так ли? Но в таком случае другая, о которой он мне говорил, не могла быть его тетей. Возможно, она была его кузиной.
  — Возможно, — согласилась она.
  — Но меня интересует только один вопрос — не знаете ли вы, где он может быть в настоящее время?
  — Нет, не знаю. Все, что мне известно, это то, что он пришел сегодня утром в таком опьянении, что я опасалась любого несчастья. Он лег в кровать, а я ушла по своим делам. Вернулась я только что и думала,, что застану его спящим. Теперь для меня и для вас ясно, что он уже встал и ушел. Но куда он ушел, я, разумеется, не знаю.
  — Выходит, вы не знаете и когда он вернется?
  — Не знаю.
  — А нет ли здесь поблизости кафе, бара или чего–либо в этом роде под названием «Пух», «Пушок», «Перья» или «Перо»?
  — Как же! Есть, есть! Это мысль. Он вполне мог пойти туда опохмелиться.
  — А как это заведение называется?
  — «Пучок перьев».
  — Далеко отсюда?
  — Нет, сразу за углом, на Малбри–стрит.
  — Очень вам благодарен. Если я его разыщу, то сейчас же приведу домой, и притом в отличном виде.
  Я кивнул ей и направился в коридор.
  — Думаю, — сказал я, оборачиваясь, — что Сэмми весьма счастлив, имея такую тетю, как вы. До свидания, тетушка.
  Я вышел из дома и направился на Малбри–стрит.
  Начало розысков Сэмми мне весьма не понравилось. Целый ряд мелочей настойчиво указывал на то, что дело здесь далеко не в порядке и что я могу столкнуться с совершенно непредвиденным оборотом событий.
  Я невольно ускорил шаги.
  Малбри–стрит обладала особой, присущей только ей одной атмосферой,’ которая сразу увлекала всякого вступающего в ее пределы и воздействовала на него вполне своеобразно. Если человек раньше ничего и не знал об этой улице и даже не слышал о ней, то, попав на нее, сразу же ощущал, что что–то задело таинственные струны его памяти и в голове начали невольно всплывать давно забытые картины, смутные образы, манящие видения прошлого.
  Малбри–стрит расположена почти в самой середине Лондона, в нескольких минутах ходьбы от Пикадилли, но здесь было спокойно и тихо, как если бы эта улица находилась где–то в отдаленном уголке страны.
  Улица была странно искривлена и окружена маленькими, загадочными в своем полнейшем спокойствии домиками.
  Здесь было целых четыре небольших второразрядных бара с вывесками у входных дверей. Еще издали я легко смог прочесть на одной из этих вывесок: «Пучок перьев».
  Разумеется, я был далек от того, чтобы испытывать радость по поводу приближения к цели моих розысков. Чувство беспокойства не только не оставляло меня, но, наоборот, заметно возрастало.
  В «Пучок перьев», расположенный между двумя небольшими домиками, вели пять каменных ступенек.
  Бар был очень мал. За столиками разместилось с полдюжины каких–то людей.
  Молодой человек с черными волосами и тонким белым лицом сидел за столиком у окна и, видимо, решал какой–то кроссворд. Его костюм был модным и щеголеватым. «Анютины глазки» — обозвал я его про себя.
  Угрюмого вида мужчина, сидевший за другим столиком, лениво потягивал пиво маленькими глотками.
  Довольно привлекательной наружности блондинка, блузка которой была слишком тесной и короткой, разместилась на высоком стуле, выставляя напоказ превышающую дозволенный стандарт часть своих ног. Она была совсем пьяна и казалась счастливой в связи с этим.
  В противоположном от «Анютиных глазок» углу сидел мужчина в костюме из грубого сукна со значком торгового флота на отвороте пиджака.
  За ближайшим от входа столиком двое мужчин оживленно беседовали о скачках.
  Но Сэмми в баре не было.
  Из внутренней двери в помещение бара вошла приветливая женщина и вопросительно взглянула на меня.
  Я уселся за столик и попросил ее принести кружку пива. Когда она поставила передо мной пенящуюся кружку, я сказал:
  — Возможно, вы смогли бы оказать мне услугу.
  — С удовольствием.
  — Я надеялся встретить здесь своего друга. Его имя Кэрью. Сэмми Кэрью.
  — Не знаю такого.
  — Он высок, светловолос, хорошо выглядит. Я думаю, что вы обязательно должны были видеть его. Возможно, он оставил для меня записку:
  Она покачала головой, подумала и сказала:
  — Мне припоминается один посетитель, похожий на ваше описание. Возможно, он и есть ваш друг. Как будто, если мне память не изменяет, я его видела вчера. Сегодня же он здесь не был.
  — Благодарю вас.
  Я был в полном разочаровании.
  Покончив с пивом, я двинулся к выходу и был уже в дверях, когда «Анютины глазки» обратился ко мне:
  — Простите, но мне кажется, что я мог бы помочь вам. Ваш друг был здесь около часа тому назад.
  Его высокий фальцет звонко прозвучал в баре.
  — Да, — подтвердила женщина, подававшая мне пиво. — Возможно, он мог быть. В это время я была наверху и не могла его видеть.
  Затем, повернувшись к «Анютиным глазкам», она спросила:
  — Не оставил ли он какой–нибудь записки?
  — Не думаю. Он ушел с Джаниной.
  С очаровательной улыбкой на лице я подошел к женоподобному брюнету.
  — Оказывается, вы можете принести большую пользу. Правда, не думаю, что вы могли бы знать, куда отправился мистер Кэрью с Джаниной.
  Он презрительно улыбнулся.
  — Но я могу догадываться.
  — А именно?
  — Полагаю, что они отправились на квартиру Джанины.
  — Превосходно! А где находится квартира Джанины?
  На его лице появилась особенная сладкая улыбка.
  — Уверен, что это всякий знает.
  — Во всяком случае, не я.
  — О, вы легко найдете. Идите до конца Малбри–стрит и поверните направо. Там будет площадь, которая называется Дэзи–плейс. Пройдите через нее и по ту сторону попадете на маленькую улочку — Верити–стрит. — При этом он почему–то хихикнул, а затем продолжал: — Это очень приятная улица — старые дома, клумбы и все такое; Джанина живет, кажется, в номере 16.
  — Очень вам благодарен, — сказал я.
  — Рад вам помочь.
  — Не хотите ли чего–нибудь выпить? — предложил я.
  — Это очень мило с вашей стороны. Только я имею склонность к тому, что дорого стоит. Мне нравится бренди с содовой.
  — У вас превосходный вкус. Я с удовольствием выпью с вами.
  Я заказал два бренди.
  Когда он брал стакан, я заметил, что на мизинце левой руки он носит кольцо с печаткой. Но кольцо было повернуто так, что печатка оказывалась внутри ладони, а снаружи был виден только золотой ободок. На плоском ободке виднелся след — словно от напильника.
  — Бренди исключительное. Весьма благодарен вам за угощение, — сказал брюнет, улыбаясь.
  Мы допили содержимое стаканов, и, пожелав ему спокойной ночи, я вышел из бара.
  Солнце уже зашло за горизонт, и окружающая обстановка показалась мне странно гнетущей.
  Я начал думать о Сэмми. Действительно, это своеобразный тип. Никогда нельзя быть уверенным в его действиях, поступках и намерениях. Не то чтобы он был слаб или бестолков. Совсем наоборот. Но его действия и мысли как бы скользили по касательной к деловому кругу. Он обычно утверждал, что именно это и было его методом при кажущейся нерасторопности. Быть может, это и так, но в данном случае я склонен был считать, что он зря вынуждает меня вертеться вокруг да около. Черт возьми! Он ведь превосходно знал о том, что именно сказал Старик! И тем не менее он преспокойно забавляется с Джаниной, в то время как я даже не знаю, в каком направлении должен действовать. Странно… Даже для метода Сэмми это чересчур.
  Верити–стрит представляла собой узкую, чистенькую, слегка изогнутую улицу со старомодными домами, построенными не менее полувека назад.
  Аккуратненький домик номер 16 был кирпичный, трехэтажный, с цветочными ящиками, пристроенными под окнами верхних этажей.
  Поднявшись по трем ступенькам, я взглянул на три кнопки звонков, расположенные справа от входной двери. Под каждой кнопкой, на прибитой к стене металлической рамке, была помещена визитная карточка. На средней карточке значилось:
  «Джанина. Верити–стрит, 16.»
  Я нажал кнопку этого звонка и подождал. Вскоре послышался щелчок и наружная дверь приоткрылась. Видно, она подчинялась какому–то механизму изнутри.
  Я толкнул дверь и поднялся по лестнице вверх. Лестница поворачивала вправо. На площадке первого этажа, прислонившись к косяку двери и слегка касаясь перил лестницы, стояла, внимательно разглядывая меня сверху, женщина.
  Но какая! Кажется, я никогда в жизни не встречал женщины, которая производила бы такое сильное впечатление с первого взгляда. Она вполне стоила того, чтобы ею неустанно любоваться. Вьющиеся белокурые волосы имели естественный пепельный оттенок и изящно обрамляли лицо удивительной прелести. Она была в домашнем халате из сине–желтого шелка с розового цвета воротником, манжетами и поясом. При каждом движении тончайший шелк тотчас послушно облегал то одну, то другую часть изумительной фигурки. Чудные глаза с каким–то фиолетовым оттенком спокойно смотрели на меня.
  «Да, — подумал я. — Сэмми далеко не лишен вкуса».
  — Добрый вечер, — сказал я.
  Она ответила мне легким поклоном головы.
  — Я разыскиваю моего друга Сэмми Кэрью, — продолжал я. — Мне сообщили, что он, возможно, у вас.
  Она молча взглянула на меня. Ее грустные глаза еще более потемнели, как будто что–то причинило ей боль.
  Наконец она произнесла:
  — Сэмми Кэрью был вашим другом?
  — Да. Но что вы подразумеваете под словом «был»?
  Она повернулась к двери и сделала шаг к ней. При этом из–под слегка распахнувшегося халата выглянула восхитительная ножка, обтянутая шелковым чулком. Я, разумеется, видел немало красивых ножек. Но, пожалуй, эти превосходили все виденное мной до сих пор.
  Кажется, я начинал интересоваться ею все больше.
  Сделав приглашающий жест рукой, незнакомка сказала:
  — Вам лучше было бы зайти.
  Голос был низкий, но очень мягкий и звучный,
  Говорила она как бы лениво, не заботясь о том, слушают ее или нет.
  Она вошла в комнату. Я последовал за ней и остановился на пороге, держа в руке шляпу и оглядывая помещение.
  Комната была большая и просторная, с высокими и широкими окнами, уютная, обставленная с тонким вкусом. На бледно–желтых стенах висели две картины фламандских мастеров. В нескольких искусно расставленных вазах переливались всеми оттенками радуги роскошные цветы. Эти цветы заставили меня подумать о том, где она смогла добыть такие и в таком количестве в июле 1944–го. Но я тут же пришел к заключению, что кто–то вложил в эти цветы весьма приличную сумму и что Джанина была вполне достойна их. В конце концов, если мужчина в достаточной степени влюблен в женщину, то он, безусловно, достанет цветы когда угодно, сколько угодно и где угодно. А Джанина была такого рода женщиной, что 99 мужчин из 100 могли бы влюбиться в нее до полной потери представления о стоимости цветов, а сотый, невлюбившийся, несомненно, оказался бы слепым или, по крайней мере, полным идиотом.
  Она стояла посреди комнаты и смотрела на меня. В ее глазах мелькало беспокойство, какая–то скрытая тревога, смешанная с грустью.
  — Если Сэмми Кэрью был вашим близким другом, то вас ждет огорчение, — сказала она тихо.
  Она вздохнула и прикрыла рот ладонью. При этом пара бриллиантовых колец, несомненно стоивших весьма приличную сумму, сверкнули на ее тонких пальцах.
  — Вам лучше присесть, — продолжала она. — Если хотите сигарету, то они на маленьком столике в коробке.
  — Благодарю вас, — сказал я и, усевшись за маленький столик, вынул из коробки сигарету и закурил.
  Это были превосходные турецкие сигареты, ароматные и дорогие.
  Я курил и ждал.
  Она же стояла посреди комнаты и по–прежнему разглядывала меня.
  — Вы не принадлежите к категории любопытных людей, не гак ли? Вы не кажетесь взволнованным и жаждущим поскорее узнать все о Сэмми Кэрью. Правда?
  Я пожал плечами.
  — Я не совсем понимаю то, что вы мне говорите, Джанина. Я действительно сейчас готовлюсь услышать все о нем. Но я достаточно терпелив.
  — Я не говорила вам, что вы можете называть меня Джаниной.
  — Но я совсем не думал над тем, как вас называть. На визитной карточке внизу стоит имя Джанина. Полагаю, что если вы не хотите, чтобы вас так называли, то должны написать на этой карточке свое настоящее имя.
  Она ничего не ответила на это и, грациозно повернувшись, подошла к дивану и удобно уселась на нем.
  При этом вновь на мгновение показалась очаровательная ножка, но я тут же убедился, что это произошло совершенно неумышленно. В этот момент ей было, по–видимому, абсолютно безразлично, видны ее ноги или нет, смотрят на них или нет. Впрочем, я все же подумал, что Джанина бесполезно растрачивает свое время на Верити–стрит, так как в качестве натурщицы она могла бы иметь кучу денег.
  Затем Джанина поднялась, подошла к столику, взяла сигарету, прикурила ее от зажигалки, оказавшейся в кармане ее халата, и вновь уселась на прежнее место.
  На этот раз она обратила внимание на то, что ее ноги видны мне и я ими любуюсь. Она тотчас же спокойно и тщательно прикрыла их полами халата.
  — Кэрью приходил сюда сегодня, — проговорила она.
  — В котором часу?
  — Это было ранним утром. Думаю, около четырех часов. Но я не уверена. Он был здесь около часа.
  Я молчал и вопросительно смотрел на нее.
  — Затем он ушел. Очевидно, когда он покидал этот дом, полисмен Военного резерва видел его. Кэрью прошел по улице, повернул на Фелз–стрит и начал пересекать площадь. Полисмен, который в этот момент находился на краю площади, видел его. На этой площади уже несколько дней производятся восстановительные работы, и она вся изрыта. Так вот, в тот момент, когда Кэрью переходил площадь, туда упала бомба. И в то же самое время через площадь проезжал грузовик, принадлежавший дорожной организации. Кэрью оказался под грузовиком. Когда полисмен подбежал к нему, он был мертв.
  Она замолчала.
  — И это все? — спросил я, пораженный.
  — Да.
  — А как вы узнали об этом?
  — Полисмен полагал, что я являюсь родственницей Кэрью, и поэтому зашел ко мне и рассказал все, что видел.
  — Выходит, он был сбит грузовиком, налетевшим на него?
  Она пожала плечами.
  — Кто знает? Полисмен утверждает, что он был мертв уже до того, как грузовик ударил его. Взрыв авиабомбы должен был убить его. Так полагает полисмен.
  — Вы знаете этого полисмена?
  — До этого случая я никогда его не видела.
  Я поднялся.
  — Весьма признателен вам. Не смею вас больше затруднять. Полагаю, он в местном морге?
  — Не знаю, но, вероятно, так.
  Я взял шляпу.
  — Да, утешительного мало. Трагедия неожиданная. Думаю, что Сэмми был и вашим другом?
  Она поднялась с дивана, взглянула на меня, поджав губы, и произнесла что–то неопределенное.
  Я направился к двери.
  — Благодарю за сигарету, Джанина. Надеюсь, мы еще встретимся.
  Сигарета, которую она держала в левой руке, струила вверх замысловатую дымовую спираль.
  — Хорошо, — сказала она медленно, — если хотите. Думаю, что хотите.
  Я вяло улыбнулся.
  — Вы действительно так думаете?
  — Если не все, то, по крайней мере, большинство мужчин, подобных вам, поступают так.
  — Что вы подразумеваете под «мужчинами, подобными мне»?
  Она сделала нетерпеливое движение левой рукой, отчего дымовая спираль сломалась.
  — По этому вопросу мы втянемся в длинную дискуссию, а я очень устала. До свидания.
  Я вновь улыбнулся ей и, пожелав спокойной ночи, спустился вниз и отправился на Фелз–стрит.
  Первые ощущения этого дня меня не обманули. Дела шли действительно весьма и весьма скверно.
  Я взглянул на часы: было 8.30. Я прошел Верити–стрит, вышел на площадь и сразу же увидел место падения бомбы, которое успели уже огородить. Через площадь прокладывали рельсы, и рабочие трудились вовсю.
  Я подошел к одному из них и осведомился, где находится ближайший полицейский пост. Он дал мне адрес, и я отправился туда.
  Дежурный сержант оказался симпатичным малым и с участием выслушал меня.
  — Мой кузен по имени Кэрью был убит сегодня утром бомбой на площади у Верити–стрит, — сказал я. — Полагаю, что мне следовало бы произвести идентификацию тела.
  — Минутку, сейчас я все выясню.
  Сержант вышел, а я, усевшись у стола, закурил.
  Вскоре он вернулся и сообщил:
  — Все верно. Полисмен видел, как он вышел из дома на Вериги–стрит и пересекал площадь в тот момент, когда упала авиабомба. А через площадь прямо на него ехала грузовая машина. Он мог быть убит или бомбой, или грузовиком. Если хотите взглянуть на него, то он в морге. Это недалеко. Кстати, могу ли я узнать ваше имя и адрес?
  Я дал ему свою визитную карточку.
  — Все сказанное полисмен видел лично? — спросил я.
  — Нет, он узнал об этом со слов некоего очевидца, кажется, полисмена Военного резерва.
  — Благодарю вас.
  Мы отправились в морг.
  Да, это был Сэмми. Его лицо оказалось неповрежденным, и выглядел он, пожалуй, лучше, чем когда бы то ни было раньше.
  Глядя на него, я вспомнил минувшие дни, когда Сэмми попадал в чрезвычайно опасные и затруднительные положения, и подумал, что такому парню закончить жизнь от случайной бомбы мистера Гитлера — довольно глупая штука. Но от бомбы ли?
  С разрешения сержанта я сдернул простыню, прикрывавшую убитого, и быстро, но внимательно осмотрел его.
  Сержант поднял на меня удивленные глаза.
  — Полагаю, — сказал я, — что при нем были какие–либо вещички.
  — Кое–что. Но вы так бы и спросили, а то осматриваете его, как доктор или следователь. Однако это он или нет?
  — Да, это Кэрью. Нет никаких сомнений.
  — Вы единственный его родственник или есть еще кто–нибудь?
  — Существует еще тетя, но я не хотел бы ее беспокоить, пока сам не удостоверюсь предварительно в случившемся. Но я сообщу ей об этом.
  — Хорошо. Теперь я вам покажу вещи, которые были найдены при нем. Прежде всего очень странным является то, что он имел при себе два удостоверения личности и, по–видимому, не фальшивые. Одно из них на имя Кэрью, а второе на другое имя. Думаю, что вы вряд ли что–либо знаете об этом.
  — Вы правы. Я абсолютно ничего не знаю об этом.
  Сержант подошел к столу, открыл ящик и вытащил маленький шелковый узелок. Я сразу узнал этот платочек из цветного китайского шелка, который давно был у Сэмми.
  Сержант развязал платок. В нем находилось несколько монет, разорванная записная книжечка, скрученная булавка от галстука и кольт 38–го калибра.
  — Удивляюсь, — заметил сержант, — зачем он носил револьвер.
  — Ни малейшего представления не имею об этом, — сказал я. — Правда, Кэрью представлял собою тот тип людей, которым нравится носить оружие ради собственного удовольствия. — Я взял кольт и быстро осмотрел его. — Меня тоже удивляет, — продолжал я, — зачем некоторые люди таскают с собой револьверы? Возможно, просто привычка. Кэрью ведь служил в армии.
  Сержант кивнул головой, завернул вновь все вещи в шелковый платок и положил в стол.
  — Вы были очень добры, — сказал я. — Теперь я уйду и сообщу печальное известие тете. Думаю, что она сама придет сюда.
  — Разумеется, если, конечно, ей это не будет трудно.
  Я попрощался, вышел из морга и направился вдоль улицы в поисках какого–либо бара. Там я заказал приличную порцию виски с содовой.
  Медленно осушая стакан, я принялся размышлять над тем, что следовало бы предпринять. Обстановка выглядела довольно мрачно и имела явную тенденцию ухудшиться и стать весьма затруднительной. Может быть, попробовать связаться со Стариком? Но он, скорее всего, поспешит выразить свое крайнее неудовольствие. Он привык иметь дело с людьми, которые сами решают сложные задачи, самостоятельно ищут и находят выход из запутанных положений и обстоятельств, сами принимают смелые решения и сами же за них отвечают. Все это, конечно, хорошо и правильно, но ведь в этом деле и в данной обстановке я вообще ничего не выполняю, да и не в состоянии ничего сделать. По сути, я решаю уравнение со всеми неизвестными. Нет, это не годится.
  Я выпил еще порцию виски с содовой, вышел на улицу и, найдя автомат, позвонил Старику.
  В трубке тотчас же послышался его характерный, как никогда едко–кислый голос.
  — Меня кое–что беспокоит, — сказал я после приветствия. — Мне нужно повидать вас и поговорить.
  — Ради бога, о чем это вы задумали говорить со мной? До сих пор я считал вас вполне интеллигентным человеком. В чем дело? Вы не видели Кэрью?
  — Нет. И опасаюсь, что вообще не буду иметь случая увидеть его.
  Наступила пауза. Затем вновь раздался резкий голос:
  — Ясно. Через пятнадцать минут я буду в «Хаф Мун», Бретон–стрит. Там есть небольшой закрытый бар.
  — Договорились, — сказал я и повесил трубку.
  Чтобы дойти до Бретон–стрит, мне понадобилось чуть меньше 15 минут.
  Я вошел в «Хаф Мун», взял в буфете питье и с ним направился к столу в углу. За ним уже сидел Старик с большим бокалом портвейна. Его лицо было покрыто несколько большим, чем раньше, количеством морщин, но в остальном он по–прежнему выглядел бодрым и крепким. Последний раз я видел его два года тому назад, и за это время он почти не изменился. Да, старина был еще полон сил и энергии.
  — Садитесь, — сказал он. — Что значит эта бессмыслица относительно Кэрью?
  — Я так не думаю. Скорее всего, во всем этом есть смысл, хотя он пока мне и не совсем ясен. Но, прежде всего, история такова. После вчерашнего телефонного разговора с вами я позвонил Сэмми. Позвонил я ему потому, что он мне не звонил. Оказалось, что он собирается на вечеринку в какую–то компанию и сказал, что мы там встретимся. Я отправился по указанному адресу.
  — Что за компания?
  — Самая обычная, неплохая. Были привлекательные женщины и вполне достаточно ликера.
  — Вы нашли случай поговорить с ним?
  — Для этого я и явился туда. Два раза пытался отозвать его в сторону, но он явно избегал прямых контактов со мной. Он не желал говорить.
  — Вероятно, он не желал говорить с вами именно в том месте. Возможно, он чего–то опасался?
  Я пожал плечами.
  Старик взглянул на меня. Его глаза выглядели немного усталыми.
  — Да, это несомненно. Он действительно был чем–то встревожен. Но что же случилось потом?
  — После того как я убедился, что к делу приступить невозможно, я решил тоже выпить. Уже под утро ушел домой и встал сегодня поздно, перед самым вечером. В кармане я обнаружил его адрес, написанный на клочке бумаги. Я отправился к нему. Дома я его не застал, но в его комнате все выглядело так, как будто он оставил ее в очень большой спешке. Я внимательно осмотрел все в надежде найти какое–либо предупреждение, какую–либо наводящую нить и действительно нашел кучку лебяжьих перьев в чаше, стоявшей у него на туалетном столике. Там была женщина, хозяйка квартиры, довольно миловидная. Она подсказала мне, что его можно найти в баре «Пучок перьев». В баре его не оказалось, но там мне дали адрес одной женщины, у которой он мог быть. Действительно, он был у нее, но ушел, по–видимому, сегодня рано утром, примерно на рассвете.
  — Странно. Ну и дальше?
  -— Кое–кто видел его выходящим из квартиры этой женщины. Видели, как он пересекал площадь. В этот момент на площадь упала авиабомба. Она упала в то самое время, когда грузовик дорожно–восстановительной службы несся через площадь. Грузовик оказался взорванным, как раз когда он сбил Сэмми.
  При этом сообщении Старик даже бровью не повел. Он только спросил:
  — Вы его видели?
  — Да, я только что из морга. Несомненно, это он.
  Старик вздохнул.
  — Это не самое плохое.
  — Не самое? — спросил я. — Почему не самое?
  — Худшее состоит в том, что я не знал, чем именно был занят Сэмми. Кем он был направлен сюда, вы знаете. Он связался со мной два дня тому назад и сообщил, что работает над одним деликатным вопросом. Он осведомился о вашем прибытии сюда. Я сказал, что вы должны вернуться с судна завтра, то есть фактически вчера. Он просил, чтобы вы сразу iio прибытии связались с ним, так как вы должны были совместно разрабатывать это деликатное дело. Он сказал также, что, войдя в курс дела, вы сможете поставить в известность и меня. Он не выразил желания немедля войти в прямой контакт со мной, сказав, что в данный момент не может терять ни одной минуты. Вот И все. И теперь вы знаете столько же, сколько и я.
  — Так, — сказал я. — Все это выглядит довольно странно. Никто ничего не знает, кроме Сэмми, а он убит.
  Старик допил свое вино, взял наши стаканы, подошел к стойке и вернулся с новой порцией портвейна, снова усевшись напротив меня.
  — Что бы следовало предпринять, по–вашему? — спросил он. И сам ответил: — Думаю, здесь два пути, по которым можно было бы пойти.
  — Один из них — закрыть дело?
  — Да.. Мы можем вычеркнуть Сэмми и позволить событиям идти своим чередом. Пытаться что–либо выяснить у тех, кто направил сюда Сэмми, дело бесполезное. Насколько я знаю, Сэмми один нащупал какую–то нить. Дело это, безусловно, важное, и на его разработку сразу же направили и его, и вас, а мне предложили оказать вам содействие. Но в чем именно состоит это дело, как именно выглядит эта ниточка, ни я, ни кто–либо другой, полагаю, не знает. Сэмми собирался вас первого посвятить в суть этого дела, но не успел. Мы в неизвестности, так что наш отход от действий можно было бы понять. Но есть и другой путь.
  — Я заранее и решительно склоняюсь к нему.
  — То есть попытаться поймать эту ниточку, теперь никому не ведомую?
  —- Совершенно верно. Попытаться собрать все кусочки, обрывки и посмотреть, что можно сделать.
  — Вы с ним были довольно дружны, не так ли?
  — Да, это верно. Но далеко не только это вынуждает меня решительно поддержать второй вариант. Сэмми человек дела, он имел большой опыт и пустяками не стал бы заниматься. Я попытаюсь собрать все частички этого дела и сложить вместе. В конце концов, никакого вреда от этого не будет. Попробовать обязательно нужно.
  Старик оскалился в одобрительной улыбке.
  — В конечном счете вы неплохой парень, — сказал он. — Правда, у вас некоторый избыток самомнения и фантазерства, но все же парень вы неплохой. Всегда, по крайней мере в большинстве случаев, вы делаете максимум возможного.
  — Благодарю вас.
  — Я не к тому. Вы действительно намереваетесь взяться за это дело не только из–за вашей былой дружбы?
  — Я уже сказал, что эти мотивы для меня имеют определенное значение. Однако здесь нечто такое, что совершенно исключает возможность колебаний с моей стороны.
  — Уверенность в важности дела?
  — Безусловно. Значимость этого дела доказывает тот факт, что Сэмми не был убит ни бомбой, ни грузовиком.
  — То есть?
  — Он был убит кем–то другим.
  Старик приподнял брови.
  — Вы так думаете? — медленно спросил он.
  — Не думаю, а знаю. Это было именно так.
  — Да… — задумчиво произнес он. — Что ж, в таком случае это выглядит несколько иначе.
  Заказав новую порцию выпивки, мы еще некоторое время обсуждали возможные варианты загадочного убийства Сэмми Кэрью, работавшего со мной по специальным заданиям сугубо секретного характера. Теперь Старик уже не выдвигал каких–либо возражений против начала расследования, а, напротив, одобрил мой план и обещал свое содействие.
  Пожелав ему спокойной ночи и оставив его сосредоточенно рассматривавшим остаток портвейна в стакане, я вышел на улицу.
  Спустя некоторое время я взял курс на Верйти–стрит.
  Я чувствовал, что все это дело понемногу начинает меня затягивать. Никогда в жизни, пожалуй, я не попадал в такое странное положение.
  По всем едва уловимым фактам и соображениям Сэмми шел по какому–то следу, известному только ему. Именно об этом он собирался сообщить мне, чтобы вместе идти по этому следу. Прошлой ночью он имел такую возможность — проинформировать меня во время вечеринки; но не воспользовался ею. Почему? Разумеется, только потому, что кто–то неустанно вел за ним наблюдение и он знал об этом.
  Теперь Сэмми уже ничего не скажет о том кончике нити, за который он ухватился. Но ведь ниточка–то существует. Все дело в том, чтобы вновь ее обнаружить. Но где и как? Очень хорошо, что Старик так благосклонно отнесся к мысли о Выяснении того, что знал Сэмми и что он собирался сообщить мне. С этой стороны не только не будет помех, но, наоборот, он сможет оказать весьма существенную помощь. Хотя бы в предоставлении мне необходимого времени для поисков никому не известной ниточки. Все это дело явно сомнительное, и тем не менее взяться за него следует. Кто–то сказал: «Если сомневаешься, не делай ничего». Это не очень мудро. Если сомневаться и ничего не делать, то дело пойдет много хуже. А чтобы делать дело, надо следовать за своим носом. Нюх определенно приведет в конце концов к чему–либо нужному.
  Я стоял перед дверью квартиры Джанины, рассматривал ее выгравированное на металлической дощечке имя и думал о ней. Потом нажал кнопку звонка.
  Дверной механизм щелкнул, дверь открылась, и я поднялся.
  Джанина вновь стояла на верхней площадке, прислонившись к дверному косяку, и встретила меня внимательным и вопросительным взглядом.
  — Хэлло, Джанина!
  Она, ответила коротко:
  — Привет. Что же еще?
  Я улыбнулся ей.
  — Тон ваш не слишком приветлив. Возможно, тому причиной моя настойчивость?
  — Настойчивость?
  — Вы хотите назвать ее назойливостью?
  — Не знаю, на что вы намекаете. Прошу вас сказать мне прямо: вы хотите мне что–либо сообщить или, наоборот, хотите о чем–то спросить меня?
  Она не предложила мне войти в комнату, и мы продолжали разговор, стоя на лестничной площадке.
  — Вы были абсолютно правы относительно Кэрью. Я был в морге и осмотрел его. Он выглядит довольно прилично. Лицо совсем не задето.
  — Да? А тело?
  — Оно выглядит не так хорошо. Кэрью попал в основательную переделку.
  — Так. И что же?
  — Я хотел бы от вас кое–что услышать.
  — А именно?
  — Тот полисмен, который пришел к вам и сообщил о гибели Сэмми. Что, собственно, он вам сказал? Сказал ли он, что своими глазами видел Сэмми покидающим ваш дом или что его уход видели другие?
  Наступила пауза. Молчание становилось тягостным.
  — Для чего вам это? — спросила она. наконец.
  — Видите ли, Джанина, я являюсь одним из тех людей, кому не задают вопросы, а кто их сам задает. Нет сомнений в том, что в свое время вы узнаете все, а пока скажите то, что мне нужно знать. Сказал ли полисмен, что он лично видел Сэмми оставляющим ваш дом?
  — Точно не могу припомнить, что и как именно он сказал. Зачем это мне? Вы сами должны понимать, что не существует таких причин, по которым я могла бы быть особенно заинтересована в вашем друге Кэрью.
  — Разве? Что ж, он был просто… просто очередным посетителем?
  Она слегка покраснела.
  — Что вы подразумеваете под этим?
  — То, что вы сами пожелаете. Хорошо. Итак, вы не были особенно заинтересованы в Кэрью. Но все же попробуйте припомнить слова полисмена.
  — В этом я совсем не заинтересована.
  Ее тон стал вызывающим.
  — Не ошибаетесь ли вы?
  — Это мое личное дело — желать или не желать припоминать не интересующие меня подробности.
  — И тем не менее вы вспомните, — сказал я, взглянув на нее.
  Она закурила сигарету, которая была в ее руке, и глубоко затянулась. Губы у нее были ярко–вишневые и, несомненно, совершенной формы.
  — Я не думаю, что полисмен сказал, что сам видел Сэмми выходящим из дома. Я думаю, что он сказал, что Сэмми был замечен каким–то другим джентльменом, который и видел, как Сэмми был убит взрывом авиабомбы на площади.
  Все это Джанина проговорила медленно, как бы силясь припомнить все подробности.
  — Благодарю вас, Джанина. Это именно то, что мне хотелось бы знать.
  — Прекрасно. Я вам кое–что сообщила. Теперь, в свою очередь, мне хотелось бы узнать нечто.
  — Если смогу, охотно отвечу.
  — Почему вы сказали, что Кэрью, быть может, был «очередным посетителем»? Как это могло прийти вам в голову?
  — Не знаю, но через минуту, возможно, я буду в состоянии ответить на ваш вопрос.
  — Не понимаю.
  — Сейчас, надеюсь, поймете. Скажите, не знаком ли вам молодой человек, который имеет обыкновение пудрить лицо и выглядит подобно карандашу? Довольно высокий, лицо тонкое и белое, волосы черные, гладкие. Не знаете такого?
  — Не могу припомнить.
  — Недавно он сообщил мне, что этим вечером видел вас и Кэрью в баре «Пучок перьев» и что вы вместе ушли оттуда.
  — Чепуха какая–то.
  — Разумеется, все это чепуха, так как Кэрью был задолго до этого убит. Но не сможете ли вы припомнить этого молодого человека? Не видели ли вы его когда–либо в том баре или в ином месте?
  — Никого похожего не помню. Но во всяком случае он бессовестный лгун. Этим вечером я близко не подходила к бару «Пучок перьев».
  — Хорошо. Вы хотите, чтобы я поверил вам? Но я скажу следующее. Когда я его спросил, не знает ли он вашего адреса, он ответил, что любой человек знает адрес Джанины. Как вы думаете, что он имел в виду и почему сам безошибочно указал ваш адрес?
  — Понятия не имею. Все это чересчур странно.
  — Хорошо. Благодарю вас, Джанина, и до свидания.
  Ее мягкий голос стал чуточку тверже:
  — Что все это значит? Кто вы? Что, собственно, пытаетесь выяснить?
  — К сожалению, в настоящий момент я и сам не знаю этого точно. Я чувствую себя, как Санта Клаус в маске.
  Я махнул ей на прощание рукой и добавил:
  — Не делайте, Джанина, ничего такого, о чем мне не хотелось бы услышать.
  Я начал спускаться по лестнице. Когда я был уже на полпути к дверям, она вдруг произнесла усталым и безразличным тоном:
  — Идите–ка вы к дьяволу, мистер Кто–бы–вы-ни–были!
  В ее голосе было нечто, что заинтриговало меня. Мне даже понравилась ее грубая выходка, и я задумался, увижу ли я ее в недалеком будущем и при каких обстоятельствах это может случиться.
  Я направился в отель, где прежде всего выпил виски с содовой, а затем, устроившись поудобнее на диване и наслаждаясь прохладой комнаты, принялся спокойно обдумывать все случившееся.
  Несомненно, Сэмми втянул меня в весьма запутанную и чертовски сложную историю, но я должен был простить ему это, и не только потому, что он был убит, а и потому, что всякий прощал Сэмми все, что он делал. Такой уж был он человек. И все же я немного злился на него.
  Я выпил еще немного виски, походил по комнате и затем, раскрыв один из своих саквояжей, вытащил из него автоматический маузер. Неплохая штучка! 38–й калибр, и с глушителем. Совершенно бесшумный.
  Я повертел пистолет в руках, тщательно осмотрел и сунул во внутренний карман под левым рукавом пиджака.
  Выйдя на улицу, я некоторое время медленно шел по опустевшим тротуарам, напряженно ожидая, когда небо ниспошлет мне какую–либо светлую мысль, которая могла бы помочь. Однако этого не случилось.
  Ночь была темная и душная. Такая ночь не освежает, а, наоборот, угнетает своей непроницаемостью и горячим дыханием.
  Спустя некоторое время я двинул к Малбри–стрит, и вскоре передо мной показался знакомый уже бар «Пучок перьев».
  Я заглянул через окно внутрь. На этот раз бар был полон посетителей, но я почти сразу же отыскал молодого человека с белым лицом и черными волосами, который все так же сидел в углу и, казалось, был все еще занят решением кроссворда.
  Я взглянул на часы: без двадцати одиннадцать. Я отошел от бара и принялся прогуливаться по соседству с ним.
  Неподалеку я заметил небольшой темный переулочек, свернув в который увидел в полусвете фонарей Малбри–стрит два–три пустых домика с объявлениями на дверях: «Сдается».
  Переулок был совершенно пуст и тих.
  Подойдя к ближайшему пустому домику, я вынул свои ключи и, повозившись с минуту, открыл входную дверь.
  Войдя внутрь и прикрыв за собой дверь, я принялся при свете своего фонарика за беглый осмотр внутренних помещений.
  От входной двери до самого конца боковой стены домика тянулся длинный коридор. Я прошел по всему коридору, поочередно заглядывая в двери, расположен-, ные слева. Последняя вела в подвал. По довольно крутой лестнице я спустился в этот подвал и осмотрел его. Кроме просторного помещения, там имелось еще нечто вроде чулана без окон. На полу этого чулана валялся упаковочный ящик с отломанной крышкой.
  Подвал был грязен и пуст.
  Я поднялся наверх и вышел на улицу, прикрыв за собой дверь, но не заперев ее.
  Некоторое время я вновь разгуливал по Малбри–стрит, поглядывая на часы.
  Без трех минут одиннадцать публика начала расходиться из бара.
  Подойдя на достаточно близкое расстояние к двери «Пучка перьев», я начал внимательно следить за покидавшими его посетителями.
  Ровно в одиннадцать вышел и мой знакомый молодой человек. Сложенная газета была зажата у него под мышкой. С минуту он стоял на мостовой, зачесывая назад свои гладкие черные волосы, и, казалось, раздумывал, куда ему направиться. Затем повернулся и медленно двинулся по улице, которая успела вновь стать почти безлюдной.
  Я следовал за ним.
  Когда до переулка осталось ярдов двадцать, я приблизился к нему сзади.
  Услыхав мои шаги, он оглянулся и, узнав меня, криво усмехнулся.
  — Надеюсь, вы разыскали Джанину?
  — Да, благодарю вас. У вас найдется пара минут?
  — Я иду на свидание. Но может быть, вам еще что–нибудь нужно от меня?
  Он разговаривал со мной на ходу, поворачивая ко мне голову. Выражение его лица было откровенно наглым и насмешливым.
  Я сунул руку себе под пиджак, вытащил маузер и слегка толкнул этого типа стволом в левый бок.
  Он, казалось, не испугался и даже не особенно удивился. Бросив косой взгляд на маузер, он прошипел:
  — Очень хорошо.
  В его шипении чувствовалась плохо скрытая угроза.
  Я показал ему рукой на переулок, и мы направились к моему пустому домику.
  Подталкивая брюнета дулом револьвера, я ввел его в дом, закрыл за собой дверь, указал ему дорогу в подвал и, освещая путь начавшим затухать фонариком, завел его в чулан и предложил ему место на упаковочном ящике.
  — Садитесь здесь. Мне нужно поговорить с вами.
  Я присел напротив на груду кирпичей и погасил свой фонарик. Батарейка, по–видимому, почти окончательно села, а немного света мне еще понадобится. Это я знал наверное.
  — И прошу вас не двигаться, — продолжал я. — Слух у меня достаточно хорош.
  Тип молчал.
  — Итак, начнем. Когда вы видели Кэрью в последний раз?
  Я слышал, как он вздохнул.
  — Не знаю, о чем вы говорите, и вы начинаете мне надоедать.
  — В разговоре со мной вам придется запастись адским терпением.
  — Вы думаете?
  — Не думаю, а знаю. Итак, ублюдок, собираетесь вы говорить или нет?
  — С таким?.. — Здесь он выразился довольно невежливо по моему адресу.
  — Отлично, — сказал я. — В таком случае говорить буду я. Слушайте внимательно.
  — Может быть, прекратим этот- бесполезный разговор?
  — Следовательно, прежде чем выслушать меня, вы предпочитаете потерять несколько лишних зубов? — Тип промолчал. — Так вот, — продолжал я. — Вы знали, что сегодня рано утром Кэрью направился к Джанине. Вы были весьма заинтересованы в этом. Почему? Возможно, я сумею догадаться. Вы последовали за ним и болтались возле дома Джанины, поджидая Кэрью. Когда же через некоторое время Кэрью покинул дом, вы прошли вслед за ним по Верити–стрит и зaтeм наблюдали, как он пересекает площадь. Вдруг вы услышали свист, а затем взрыв бомбы. Возможно, в этот момент вы стояли в некотором отдалении в каком–либо подъезде. Бомба взорвалась и убила Кэрью. Вы заметили полисмена, приближающегося к площади, и сообщили ему все виденное вами. Полисмен направился к Джанине по указанному вами адресу и рассказал ей о случившемся. Я вас спрашиваю, так это или не так?
  — Да. Это было именно так.
  Голос типа напоминал шипение змеи.
  — Вы мерзкий лгун! Кэрью был мертв задолго до того, как был на площади подтащен под разбитый авиабомбой грузовик! Сам грузовик стоял там со вчерашнего вечера и случайно оказался разбитым взрывом. Вы и ваши друзья подтащили Сэмми под искореженный грузовик, позаботившись взвалить на него тяжелые части машины. Все вы полагали, что бомба будет сочтена за причину его гибели и что вряд ли кому взбредет в голову искать на его измятом машиной теле следы пуль. Да и вообще эти следы можно было приписать, при невнимательном осмотре, ударам якобы наскочившей на него машины.
  Впотьмах я слышал, как тип перевел дыхание.
  — Правилом Сэмми Кэрью было всегда иметь полный комплект пуль в своем револьвере. Когда же этим вечером я был в морге, то оказалось, что в его револьвере отсутствовало два патрона. Следовательно, он где–то вынужден был их израсходовать. Я найду, где именно. Так. Дальше. После убийства вы перетащили его к месту, где ведутся восстановительные работы. Это как раз против сквера. В такой ранний час место было совершенно безлюдно. Возможно, вы и ваши друзья намеревались закопать убитого там. Но здесь вам повезло. На площадь упала бомба и разбила, кроме прочего, грузовик. Под него вы и подтащили убитого. Вот так. Что вы на это скажете?
  Он деланно засмеялся и сказал:
  — Человека по имени Кэрью я никогда не видел.
  — Несколько часов тому назад вы утверждали обратное.
  — И что с того?
  — У вас мозги есть? Вы думаете что–нибудь?
  — Думаю, что вы сумасшедший.
  — Возможно, но это к делу не относится. А дело заключается в том, что я задаю вам вопросы, на которые вы должны четко и ясно отвечать. Вы же своим поведением наводите меня на мысль о том, что возиться с такими ублюдками, как вы, затея совершенно бесполезная.
  — Давно бы так. Ну, пора заканчивать болтовню.
  — Согласен. Такая падаль, как вы, порой даже забывает быть сообразительной.
  — Как сказать… — еле слышно прошипел он. В ту же секунду я услышал едва заметный щелчок, который мне приходилось слышать и прежде, и не один раз. Это был звук открываемого ножа с длинным лезвием.
  Я нажал на кнопку фонарика, и в его слабом, неверном свете на какой–то миг мелькнуло лезвие, занесенное для удара. Но в этот же самый миг я уже рванулся что было силы в сторону, нажав на курок.
  Раздался звук, похожий на хлопок пробки из бутылки, а я свалился с груды кирпичей, едва не ударившись головой о каменную стену чулана.
  Моментально вскочив на ноги, я направил ослабевший свет фонарика на типа. Тот лежал за ящиком, спиной к стене. Я еще раз выстрелил в левую часть его груди, что уже наверняка означало его конец.
  Некоторое время я стоял и осматривал его, а затем, наклонившись, снял с его левой руки золотое кольцо. Ни малейших сомнений не могло быть. Это кольцо принадлежало Сэмми. Это было то самое кольцо, которое я когда–то пытался снять или спилить с пальца Сэмми, когда в Южной Америке его укусила в руку змея.
  Я положил кольцо в карман.
  Обшарив в потемках все карманы убитого и ничего не обнаружив, я уложил его в упаковочный ящик и придвинул ящик к стене, подумав при этом, что вряд ли кто–либо в скором времени сможет его здесь найти.
  Прислонившись к стене и закурив сигарету, я бегло припомнил события этого вечера. Скучным его нельзя было назвать. Тетушка Сэмми и Джанина, Старик и белолицый тип, находившийся теперь в ящике, — все это было интересно и волнующе.
  Однако для меня, пожалуй, всего этого было более чем достаточно. Теперь следовало бы извлечь из этих встреч и событий одну–две важные, связующие мысли. Одну или две.
  Погасив сигарету, я осмотрел еще раз подвал при свете своей зажигалки. На полу все еще валялся нож. Я отбросил его в угол и затем поднялся наверх. Слегка приоткрыв дверь и убедившись, что переулок пуст, я выскользнул из дома, запер за собой дверь и направился к себе.
  Глава 2 Миссис Вейл
  Проснулся я в шесть утра. Было жарко. Я поднялся и принялся ходить по комнате, мысленно пытаясь привести в некоторый порядок вчерашние события.
  Четыре пункта доминировали в моих мыслях.
  Первый: кучка лебяжьих перьев, найденных мной в чаше на туалетном столике Сэмми.
  Второй: белолицый субъект, с которым я уже покончил.
  Третий: Джанина.
  И четвертый: якобы тетка Сэмми.
  Я чувствовал, что все четыре пункта заставят меня еще долго размышлять.
  Кроме того, в глаза бросалось пока еще непонятное несоответствие между сообщением Джанины и рассказом белолицего. Удивляло, что этот тип при первой же встрече со мной в «Пучке перьев» позаботился сообщить, что Сэмми ушел оттуда вечером, и при этом вместе с Джани–ной. Зачем он мне это сказал? Конечно, он мог предположить, что поскольку я ищу Сэмми, то безусловно и немедленно отправлюсь по указанному адресу. В этом он был прав. Но предвидел ли он, что Джанина опровергнет его рассказ? Быть может, в то время он имел основание считать, что она поддержит его версию?
  Так или иначе, Джанина не поддержала. Более того, она полностью его опровергла и, как кажется, такими словами и тоном, которые, пожалуй, заслуживают доверия.
  Чем же все–таки объяснить такое несоответствие между утверждениями Джанины и брюнета? Впрочем, об этом можно думать сколько угодно, не продвигаясь к решению ни на шаг.
  В течение примерно полутора часов я бродил из одной комнаты в другую, обдумывая все эти проблемы.
  Иногда, правда, меня отвлекали воспоминания сентиментального порядка. Мне припоминались минувшие дни, проведенные в Южной Америке и других краях. Разумеется, все эти дни, овеянные романтической дымкой прошедших лет, представлялись восхитительными.
  Затем я вновь возвращался к мыслям о своем деле и думал, что всякое собственное дело кажется весьма прозаическим и что в то же время одного оно волнует, захватывает, а другому досаждает. Конечно, только что начатое мною дело не могло еще оказать на меня определенного воздействия. Я был заинтересован им, хотя и очень далек еще от понимания запутанной цепи событий, приведших к трагической гибели Сэмми.
  Разумеется, последние поступки Сэмми меня далеко не приводили в восторг. Сыграл он свою роль неважно. И вышел из игры, не оставив никаких вразумительных подсказок. Правда, такой образ действий никогда не был для него характерен.
  Вскоре после восьми я принял холодный душ, заказал завтрак и оделся.
  К этому времени я окончательно пришел к решению, что единственным способом продолжать это дело является метод быка. Следовало хотя бы в начальной стадии идти напролом, подобно быку в китайской палатке, сокрушающему все и вся, что попадется под ноги, и двигающемуся вперед. Этот метод, за неимением лучшего, может оказаться весьма эффективным, особенно если кто–то нанесет вам первый удар.
  В девять я позвонил Старику по его частному номеру.
  На этот раз тон его голоса был необычен: мягок и нежен, почти как у голубя.
  — Так, дорогой друг… Что теперь? — проворковал он.
  — Я кое–что обдумал.
  — Это меня радует.
  — У меня появился целый ряд соображений и возникло несколько планов.
  — Дельных?
  — Не знаю. Возможно, они приведут к цели, а возможно, и нет. Но вреда, думаю, не будет.
  — Согласен.
  — Мне нужна помощь.
  — Какого рода? — спросил Старик.
  — Точно еще не знаю. Но если бы вы смогли заполучить для. меня смышленого и образованного парня достаточно крепкого телосложения и ловкого, то я был бы очень доволен. И хотелось бы найти женщину, достаточно пожившую, чтобы обладать уравновешенностью, опытом и умом, и достаточно молодую, чтобы нравиться и быть в состоянии кого–либо очаровать, если это потребуется. Сможете ли вы что–либо предпринять в этом плане?
  Старик что–то промычал и затем сказал:
  — Хорошо. Можете считать, что с этим все улажено. Я пришлю их прямо к вам. Когда?
  На минуту я задумался.
  — Днем я намерен немного отдохнуть. Совершу небольшую прогулку и поиграю в гольф. Играя в гольф, я лучше соображаю. Вернусь в Лондон после полудня. Хотелось бы увидеть парня около шести. Я буду у себя. Женщина пускай встретится со мной в девять часов в «Гей Сиксти Клаб».
  — Договорились. Это все? — спросил Старик.
  — Да. Благодарю вас.
  В тот же момент в трубке послышался щелчок. Старик не любил попусту тратить слова.
  Немного побродив по улицам, я направился в гараж, завел машину и двинулся в Суррей, расположенный к югу от Лондона. Местность там чудесная.
  Около двенадцати часов я проехал Доркинг и направил машину в Бичворт Голф Кос, где находилась превосходная площадка для игры в гольф.
  За год до войны мне приходилось часто бывать там с Сэмми, с которым мы подолгу забавлялись игрой.
  На этот раз площадка была пустой и выглядела заброшенной. Выйдя из машины, я принялся бродить, припоминая шутки и веселые забавные истории, которые любил рассказывать Сэмми.
  Был прекрасный солнечный день, освежаемый легким прохладным бризом.
  Я уселся на небольшую низенькую скамейку, зажег сигарету и почему–то вспомнил одну ночь, когда я и Сэмми на несколько часов были лишены спокойного сна, на который мы тогда имели бесспорное право. Это было в Фореле, на побережье Па–де–Кале, в первый год войны. Среди ночи я был разбужен страшными проклятиями, вырывавшимися из уст всегда достаточно корректного Сэмми. При тусклом освещении барака нашей части я увидел Сэмми в расстегнутом обер–лейтенантском мундире с высоким воротником, с кровоточащей, как у подрезанной свиньи, раной на щеке. Пока я продирал глаза, Сэмми подбирал самые нелестные выражения в адрес маки, то есть французских подпольщиков, и наших британских спецслужб, которые мы называли «бригадой плаща и кинжала по защите Па–де–Кале». Как выяснилось, Сэмми наткнулся на крадущегося вдоль бараков французского партизана — этот смельчак намеревался взорвать местную электростанцию. Увидев Сэмми в форме немецкого офицера, партизан, естественно, бросился на него и попытался задушить. Не тут–то было. Сэмми сам ловко нокаутировал этого несчастного, а потом начал ломать голову, что с ним делать. Теперь он пришел ко мне за помощью. Вместе мы погрузили бесчувственного поджигателя на тележку, прикрыли толстым слоем засохшего навоза и откатили подальше в лес, на безопасное расстояние. Позже вся эта история дошла до нас в виде анекдота — как какой–то партизан обнаружил себя в лесу на тачке под навозом и ровным счетом ничего не мог вспомнить о том, как же оказался в данных обстоятельствах…
  Я невольно улыбнулся при этом воспоминании и поднял голову.
  Где–то слева послышался шум шагов по гравию. По дорожке шла женщина.
  Мои глаза расширились от восхищения. Поистине это был экзотический фрукт, это был персик. Тонкая, стройная, превосходно сложенная, с легкой походкой. Шатенка лет тридцати двух, эта красавица несомненно принадлежала к аристократическим кругам столицы. На ней элегантно сидела серая фланелевая курточка, под которой виднелась голубоватая рубашка с белыми полосками. Серая шляпка и модные шведские туфельки дополняли туалет.
  Она медленно приближалась ко мне, идя по другую сторону той дорожки, у которой я сидел.
  Внезапно мне в голову пришла мысль попытаться организовать знакомство с помощью какого–либо из моих испытанных приемов. Возможно, это могло показаться не особенно умным и тактичным, но, во всяком случае, было перспективно. Так или иначе, раздумывать уже было некогда.
  Когда она находилась примерно в двадцати ярдах от меня, я тяжело поднялся, весьма неловко и неуклюже переступил через скамью и тотчас повалился наземь, издав невнятное болезненное восклицание. Затем, с трудом приподнявшись и стоя, как аист, на одной ноге, я тщательно изобразил на своем лице невероятное страдание.
  Она клюнула на эту мистификацию и, подойдя ко мне, заботливо осведомилась:
  — Вы ушиблись?
  Я с трудом уселся на край скамейки и сказал:
  — Боюсь, что я вывихнул ногу или ушиб ее о камень. Боль ужасная.
  Она взглянула на меня парой своих очаровательных глаз. Они были карие, искристые, таинственные, а взгляд спокойный, ровный. Я почувствовал, что эта женщина обладает какой–то особой притягательной силой, источник которой я не мог объяснить.
  Улыбаясь, она сказала:
  — Мне очень жаль, но это иногда случается с людьми, которые бродят по площадке, не имея к гольфу ни малейшего отношения.
  В глубине моего сознания начала было возникать мысль о явной неправомерности такого замечания по отношению к совершенно незнакомому человеку. Но цель, которую я ставил перед собой в данный момент, была выше подобных соображений, и я ограничился лишь крайне невнятным:
  — Как же?.. Как же…
  — А так, — сказала она. — Эта площадка предназначена только для членов местного клуба.
  — Как же вы можете знать, член я этого клуба или нет?
  — Конечно, может быть, вы и являетесь членом клуба, но я никогда не видела вас прежде.
  — Однако я тоже никогда прежде не видел вас. Кстати, не можете ли вы помочь мне?
  Она присела на другой конец скамьи.
  — Собственно, что вы имеете в вицу?
  — Видите ли, я не в состоянии ступать левой ногой. Я вывихнул ее или ударил. А она у меня и без того повреждена, и потому новый удар или вывих довольно опасен.
  — Разумеется.
  — И мне обязательно нужен доктор.
  Она вздохнула, вынула из сумочки портсигар, достала сигарету и предложила мне. Я закурил.
  — Вы не выглядите беспомощным человеком, — сказала она.
  — Вполне возможно, — согласился я. — Однако все дело в том, что мне нужно добраться до доктора. Я предполагаю, что у меня вывихнут один из суставов. Со мной это бывало и в прошлом, и доктора довольно легко их мне вправляли.
  Она улыбнулась. Улыбка делала ее сверхочаровательной.
  — А как же вы намерены решить эту задачу?
  Итак, она склонялась поддержать игру.
  — Это довольно легко, — сказал я живо. — Если вы одолжите мне вашу тросточку, я попробую, хромая, добраться до своей машины. Правда, вряд ли я смогу вести ее. Больно будет нажимать на педали.
  — А где ваша машина?
  — Недалеко от ворот. Справа, по ту сторону шоссе.
  — Мы сможем проделать все это проще, — заметила она. — Если вы дадите мне ключ от машины, я подгоню ее к воротам. Но вам придется добраться туда через эту площадку. Затем я доставлю вас в ближайшую лечебницу.
  — Благодарю вас, — проникновенно сказал я. — Если бы было необходимо еще раз вывихнуть ногу, чтобы иметь возможность получить помощь от человека такой прекрасной души, как вы, то я ни на одну секунду не задумался бы проделать это!
  Она приподняла брови.
  — Так–так… Я понимаю ваши слова в том смысле, в каком, надеюсь, они были сказаны, — то есть как простую вежливость.
  — Прошу вас не сомневаться в этом.
  — Между прочим, кто вы?
  — Разрешите представиться: моя фамилия Келлс. Майкл Келле.
  — Миссис Вейл.
  — Чрезвычайно рад, миссис Вейл! — сказал я совершенно искренне.
  Она передала мне свою трость, и я начал медленное передвижение к воротам, сильно прихрамывая и изредка подавляя глухие вздохи.
  Она шла рядом со мной, готовая поддержать меня в любую минуту в случае падения.
  Возле ворот она быстро пошла к машине с переданным мной ключом, а я с удовольствием наблюдал за ее легкой походкой и думал, что не совсем хорошо так глупо шутить с приятной женщиной. Но что иное я мог сделать? Должен же я был как–то и с чего–то начать.
  Вскоре она подогнала машину к воротам и помогла мне влезть в нее.
  На окраине Доркинга мы остановились у найденного, нами дома одного из докторов.
  Дорога до этого места заняла у нас всего лишь несколько минут, в течение которых мы оба хранили молчание.
  Раз или два мне показалось, что она искоса бросила на меня быстрый взгляд, один из тех, которыми женщины осматривают мужчин, если заинтригованы ими. Но, возможно, это было только плодом моего воображения?
  Вела она машину плавно, ловко и искусно.
  В моей голове уже успел обозначиться в общих чертах план участия миссис Вейл в разрабатываемом мною деле. Ее участие могло оказаться и вполне возможным, и далеко не бесполезным. При этом я испытывал невольное чувство жалости к ней, хотя тут же мысленно ругал себя за сентиментальность.
  Доктор был дома, и я, сильно прихрамывая и сдержанно охая, пробрался к нему.
  В течение целых десяти минут я говорил ему всякую всячину, чтобы кое–как протянуть время.
  Когда я вышел, моя хромота значительно уменьшилась.
  — Ну как? — осведомилась миссис Вейл.
  — Оказалось не так плохо, как я думал, — бодро ответил я. — Ничего не сломано и не повреждено. Ногу хорошо забинтовали, и через несколько дней все будет отлично. По крайней мере, так сказал доктор.
  — Весьма рада слышать это. Я уже было начала беспокоиться о вас.
  Я искоса взглянул на нее. Ее глаза были злыми. Почему? Впрочем, вся она пока что оставалась для меня загадкой.
  — Мне очень приятно слышать это от вас, — сказал я как можно любезнее. — Но мне необходимо вернуться в Лондон, а я вряд ли смогу вести машину. Что бы можно было сделать? Как вы думаете?
  — Никаких затруднений не вижу. Сегодня я собиралась в город и с удовольствием отвезу вас туда на этой славной машине.
  — Превосходно! — восторженно воскликнул я. — Но вы уверены, что это не причинит вам беспокойства?
  — О, нет! Я никогда не делаю то, что мне не нравится.
  Я благодарно улыбнулся ей.
  — Отлично, миссис Вейл. Вы поистине счастливая женщина.
  Я попытался представить себе, что она могла придумать, если бы знала характер роли, которую я начал обдумывать для нее в моих планах расследования убийства Сэмми.
  По пути в город мы обменялись ничего не значащими, обычными в подобной обстановке фразами.
  Когда машина остановилась у моего отеля, она спросила:
  — Есть у вас кто–либо, кто бы мог поставить машину в гараж? Если нет, то я могла бы…
  — Нет–нет! Вам не следует затруднять себя. Я чувствую, что ноге несколько лучше и через несколько часов она будет в более или менее нормальном состоянии. О машине позаботится мой портье.
  — Хорошо. Но, быть может, ваш портье сможет достать мне кэб?
  — Одну минуту! Однако все это выглядит не совсем хорошо.
  — Что вы имеете в виду?
  Я усмехнулся.
  — Вы должны знать, что именно вы были причиной повреждения моей ноги.
  — Ничего не понимаю. Как так?
  Я пожал плечами, взглянул ей прямо в глаза и улыбнулся.
  — Сейчас объясню.
  — Слушаю.
  — Видите ли, каждый мужчина имеет свой идеал женщины. Вы понимаете, о чем я говорю.
  — Допустим.
  — Он хранит в своем воображении некий портрет такой идеальной для него женщины, не надеясь зачастую встретить ее в действительности.
  — И что же?
  — Так вот. Я встретил такую. Когда я увидел вас и понял, что вы и есть та, о. которой я думал и мечтал много лет, я оказался в таком волнении, что упал и вывихнул ногу. Таким образом, вы немножко в долгу передо мной и должны чем–то вознаградить меня.
  — Чем же? — спросила она, подумав.
  — Пообедать со мной сегодня вечером. Я чувствую себя одиноким. Что вы думаете об этом?
  — Все это настолько странно и неожиданно, но что ж… Эта мысль мне нравится. Где мы будем обедать?
  — Мне кажется, что было бы очень хорошо, если бы я встретил вас в Беркли в четверть десятого. Обещаю вам прекрасный обед.
  — Хорошо.
  — Вот и чудесно.
  — Я не должна этого делать, — сказала она медленно. — Я приду туда.
  — С нетерпением буду ожидать вас.
  — Вы, кажется, очень интересный человек. Не так ли, мистер Келлс?
  — В этом вы не ошибаетесь и даже будете приятно удивлены, узнав, насколько правы.
  — Однако!
  — Итак, в девять пятнадцать в Беркли?
  — Я буду там.
  Войдя в отель, я попросил портье побыстрее достать кэб.
  Не прошло, пожалуй, и минуты, как моя новая очаровательная знакомая сидела в кэбе и приветливо помахивала мне рукой.
  Глядя вслед удалявшемуся кэбу, я подумал, что все это весьма нехорошо, но тем не менее должно быть сделано. Для того дела, которое я имел в виду, она должна была подойти лучше, чем кто–либо другой.
  В шесть часов позвонил портье и сказал, что ко мне пришел некий джентльмен. Я ответил, что жду его с нетерпением.
  Когда он вошел в комнату, я быстро и внимательно оглядел его. Он мне понравился.
  Это был стройный, тонкий в кости моложавый мужчина с весьма интеллигентным, симпатичным лицом. У него только–только начала пробиваться лысина на макушке.
  — Добрый вечер, — сказал я. — Как ваше имя?
  Он ответил, что его зовут Чарльз Фриби и что Старик направил его ко мне к шести часам.
  Я попросил его сесть, предложил ему виски с содовой и спросил, какого рода работу он выполнял.
  Кратко и точно он рассказал мне о своей деятельности в последнее время, и я убедился в том, что передо мной находится разносторонний профессионал.
  — Что ж, — сказал я. — Если вы не очень щепетильны, то будете чувствовать себя в этом деле неплохо. Вряд ли я должен напоминать вам о том, что иной раз приходится быть если не мерзавцем, то, во всяком случае, чем–то в этом роде. И колебания здесь неуместны.
  Он улыбнулся.
  — Я не думаю, что смогу быть мерзавцем.
  Внимательно взглянув на него, я убедился в том, что он, безусловно, не сможет быть мерзавцем, если того потребует дело.
  Внешность у него была неприметная. В толпе его ни за что нельзя было бы заметить. Он производил впечатление человека, не привыкшего тратить зря время. На вид ему было лет тридцать с небольшим. Несмотря на худощавость, он несомненно обладал значительной физической силой. В его характере чувствовались настойчивость и целеустремленность.
  Допив виски с содовой, он спросил:
  — Каков будет мой первый шаг?
  В ответ я спросил его, не говорил ли ему Старик обо мне.
  — Да, но очень мало. Сказал только, что вы крупный специалист, что работаете самостоятельно и мелкими делами не занимаетесь. А что касается дела, в котором я буду участвовать, он не сказал ни одного слова.
  — Он и не мог вам этого сказать, так как сам не знает. Не знаю этого и я, — пояснил я ему.
  Он улыбнулся.
  — Это звучит интригующе и обещает быть интересным.
  — Возможно, так и будет. Пока же все в этом деле неясно.
  Я предложил ему сигарету и закурил сам.
  — Так вот, — сказал я. — Сегодня в 9.15 я собираюсь пойти обедать с одной женщиной в Беркли. Ее рост около пяти футов и восьми дюймов. Фигура изящная, стройная, гибкая. Красивые ноги. Глаза карие. Волосы красновато–коричневого цвета. Лукаво очерченная линия рта. Запомнили?
  — Да.
  — Когда мы кончим обедать, она уйдет. Я не знаю, куда она отправится и как это сделает. Возможно, она вызовет кэб. Может она и пешком уйти. Но мне нужно, чтобы вы пошли вслед за ней. Наблюдайте за всем, что может случиться. Если сегодня ничего не произойдет, то ночью можете отдохнуть, а утром возобновите слежку.
  — И как долго я должен буду висеть у нее на хвосте?
  — До тех пор, пока что–нибудь не случится, — сказал я.
  — Вы думаете, что–нибудь случится?
  Я кивнул головой.
  — И какого рода может быть случай?
  — Вопрос логичный, но вразумительно ответить на него не могу. Здесь может быть вот что. Кто–нибудь может что–либо предпринять против нее. Кто–нибудь может попытаться следить за ней, наконец, обойтись с ней дурно.
  — Так, — сказал Фриби, — вы хотите держать ее под наблюдением и в нужную минуту обезопасить? Должен ли я в минуту опасности открыто прийти ей на помощь?
  — Не совсем так. Задача здесь в другом. Во всех подобных случаях, если, конечно, они будут иметь место, а я думаю, что да, во всех таких случаях. ваше главное внимание должно быть обращено не на ее защиту, а на слежку, на выслеживание до конца того, кто ею чрезмерно заинтересуется.
  — Я, кажется, начинаю понимать.
  — Это хорошо. Мне жаль, что все это еще так неопределенно, но это именно так, и это единственный пока что вид наших возможных действий.
  — Хорошо, — сказал он. — Не сомневаюсь, что все будет так, как надо.
  Он допил свое виски, надел шляпу и ушел.
  Мне он определенно понравился.
  Я выпил коктейль и просмотрел свежие газеты. Новости были совсем неплохими. Похоже, что война медленно, но верно шла к концу и судьба Европы должна решиться не долее чем в течение года. Это было бы очень хорошо, так как я чувствовал себя просто больным от войны. Война сковывала развитие моих специфических способностей, глушила их. А может быть, наоборот? Может быть, она чересчур сильно их развивала? Так или иначе, твердой уверенности в том, в какую сторону она воздействовала на них, у меня не было, но зато я был полностью уверен в том, что война делала меня больным.
  Покончив с чтением, я отправился на Киннаул–стрит.
  Остановившись у дома № 23, я задумался, почему Сэмми взбрело в голову остановиться именно здесь? Прежде он всегда располагался в отеле, а к меблированным комнатам чувствовал отвращение.
  Я нажал кнопку звонка и подождал. Никакого ответа. Казалось, что в доме никого не было.
  Я толкнул дверь, и она тотчас распахнулась. Тетушка, видимо, была весьма доверчивой особой.
  Я вошел в холл, закрыл за собой дверь и крикнул:
  — Тетушка!
  Ни звука в ответ.
  Я поднялся по лестнице и вошел в комнату Сэмми.
  Комната была прибрана и подметена. Два чемоданчика, принадлежность которых Сэмми я тотчас заметил, стояли на подставке для дорожных вещей, а его одежда, тщательно вычищенная, висела у кровати.
  Закурив сигарету, я принялся бегло осматривать одежду Сэмми.
  Мое внимание привлекла небрежно подшитая подкладка
  пальто. Это было странно, так как Сэмми всегда щепетильно относился к своей одежде и являл собой образец аккуратности.
  Не требовалось большого труда, чтобы догадаться, в чем тут дело.
  Я вышел в коридор, поднялся на этаж выше и осмотрел другие комнаты. Все они были красиво обставлены. В большой комнате, расположенной над комнатой Сэмми, висел портрет тетушки в изящной рамке. Я подумал, что она действительно приятная женщина, которую мне обязательно придется навестить. Еще подумал о том, кто же делал всю работу в доме. Не сама же тетушка!
  Я спустился на второй этаж, закрыл дверь спальни Сэмми, спустился на первый этаж и прошелся по комнатам. Все они были пусты.
  Закрыв за собой парадную дверь, я вышел на улицу.
  «Тетушке, пожалуй, не следовало быть столь доверчивой, — подумал я. — А может быть, это и не ее дом?»
  В «Гей Сиксти Клаб» я прибыл без пяти девять и, остановившись на противоположной стороне улицы, принялся наблюдать за входившими в клуб.
  Через несколько минут хорошо одетая девушка, по–видимому, та, которую я поджидал, появилась со стороны площади Беркли и вошла в клуб.
  Она была среднего роста, стройная и держалась с большим достоинством.
  Я перешел улицу и вошел в клуб. Девушка уже сидела в углу бара и пила джин.
  Я подошел к ней.
  — Добрый вечер. Не ищете ли вы случая встретиться со мной?
  Она улыбнулась. Со своей искусно–имитируемой наивностью и некоторой робостью — этот имидж свойствен большинству наших секретных агентов прекрасного пола — она была очаровательна.
  — Думаю, что да, — ответила она. — Вы мистер Келле? Не так ли?
  — Это верно. Кто вас направил ко мне?
  Она назвала Старика.
  Я заказал себе виски и ей еще джина.
  — В данный момент я не располагаю большим временем для беседы, — начал я. — Дело заключается вот в чем. Недалеко отсюда есть улица — Верити–стрит.
  В № 16, на втором этаже, проживает женщина, именующая себя Джаниной. Довольно привлекательная. Я почти ничего о ней не знаю, но хотел бы знать больше. Надо выяснить, когда она здесь появилась, что делает, откуда берет средства на жизнь и прочее. Вероятно, кое–что можно будет вытянуть из ее соседей.
  Протянув ей полоску бумаги с моим адресом и номером телефона, я добавил:
  — Запомните это и затем выбросьте. Когда будет что сообщить мне, позвоните. Кстати, как ваше имя?
  — Элисон Фредерикс, — ответила она и добавила, что все поняла и, как только что–нибудь выяснит, немедленно сообщит мне.
  Она выглядела весьма исполнительной и толковой девушкой. Впрочем, Старик никогда и не пользовался услугами тех, кто не обладал хотя бы этими качествами.
  Покончив со своим джином, Элисон поднялась.
  — Итак, я иду работать, — сказала она и, поколебавшись с секунду, спросила: — Полагаю, это одно из тех дел, которые требуют осторожности?
  — Вы были бы поражены, если бы узнали, в какой степени должны быть осторожны. Надеюсь, вам нежелательно сломать себе шею?
  На ее лице появилась легкая гримаска.
  — Нет, мистер Келлс, конечно, нежелательно. Между прочим, мне хотелось бы, чтобы вы знали, как я рада тому, что мне позволили работать с вами. Я думаю, что это большая удача.
  На это я ничего не ответил. Я тоже надеялся, что дело пойдет к большой удаче, но тем не менее имел некоторые основания для сомнений.
  Когда она ушла, я выпил еще виски с содовой и затем отправился в Беркли.
  Не успел я пробыть там и двух минут за занятым мною столиком, как появилась миссис Вейл.
  Она сразу же заметила меня и направилась ко мне.
  Одета она была восхитительно и выглядела прекрасно. Жизнерадостная улыбка усиливала ее очарование.
  Я заказал ей выпить и предложил сигарету.
  Когда официант ушел, она сказала:
  — Мистер Келле, я должна признаться, что в какой–то степени заинтригована вами.
  — Это меня радует сверх всякой меры, — ответил я галантно.
  — Думаю, однако, что вы и сами это знаете и догадываетесь о причине, побудившей меня согласиться пообедать с вами сегодня вечером.
  — Чтобы сделать меня безмерно счастливым? — восторженно глядя на нее, осведомился я.
  — Нет. Чтобы удовлетворить свое любопытство.
  — Все равно я чрезмерно рад слышать, что вы заинтригованы мной. Любой мужчина был бы счастлив, заинтриговав такую прекрасную женщину, как вы… И такую умную.
  Я улыбнулся ей.
  Она прищелкнула языком и сказала:
  — Вы должны уяснить себе то, что, по моему мнению, вывих вашей ноги является чистейшей фикцией.
  — Вот так сюрприз!
  — С самого начала я сомневалась в этом. И вот десять минут назад я остановила свой кэб по ту сторону улицы и имела возможность наблюдать за вашим шествием со стороны «Гей Сиксти». Ни малейших признаков хромоты!
  Я пожал плечами.
  — Что ж, в таком случае мои способности к восстановлению находятся в хорошем состоянии. Только и всего. Правда, здесь сыграл свою роль двухчасовой массаж, который я делал по предписанию врача. Но если даже моя нога и находится в неожиданном для вас отличном состоянии, то, полагаю, это не может вас особенно сильно огорчать?
  Мы перешли в главный зал и с аппетитом пообедали, отдавая должное превосходно приготовленным блюдам и оживленно беседуя о всяких пустяках.
  Минут через десять мы уже называли друг друга по имени.
  Должен признаться, что я с большим интересом слушал ее. Она обладала острым язычком и сообразительностью. Ее меткие замечания были полны юмора, что придавало особую прелесть ее болтовне.
  Теперь, когда я присмотрелся к ней поближе, я смог убедиться, что она действительно обладала исключительной привлекательностью. Ее глаза отличались приятным блеском, а звук ее мягкого, своеобразного тембра голоса как–то особенно волновал.
  Когда мы пили кофе, я вновь подумал о той роли, которую готовил для этой столь милой женщины, и той легкости, с которой я намеревался поставить ее в весьма и весьма опасные положения, ежеминутно могущие возникнуть в острых столкновениях с пока невидимыми, но уже осязаемыми, не знающими снисхождения врагами. Но тут же я про себя улыбнулся. Мысль о том, что я начинаю считаться с чем–то и с кем–то помимо интересов дела показалась мне забавной. В какой–то момент, правда, я спросил себя, а не могу ли я оказаться влюбленным до потери всякого соображения? Должен сознаться, что эта мысль не была мне неприятной. Но тут же я подумал о страшных проклятиях Старика, которые он не замедлил бы призвать на мою бедную, лишившуюся разума голову.
  В начале одиннадцатого миссис Вейл собралась уходить.
  Швейцар подал ей кэб.
  Я стоял на мостовой, опираясь одной ногой на подножку кэба, и глядел на нее через открытое окошко.
  Внезапно и почти неслышно она сказала:
  — Вы чуточку, совсем немножко, негодяй. Не так ли, дорогой Майкл?
  Я изобразил на своем лице полнейшее недоумение.
  — Дорогая Бетина, я шокирован. Никогда бы не подумал, что такой прелестный ротик может выговорить такое грубое слово. А вы даже улыбаетесь, произнося его. Однако почему же я немножко негодяй?
  Она состроила недовольную гримаску.
  — С самого начала вы прекрасно понимали, что если я пришла пообедать с вами, то это значит, как я уже вам говорила, что я немножко очарована вами. Однако вы умело позаботились о том, чтобы ничего не сообщить о себе. Вы весьма ловко уклонились от всех моих вопросов на этот счет.
  — Позвольте…
  — Не сделав ничего, чтобы удовлетворить мое любопытство, вы покидаете меня, даже не спросив, сможете ли вы повидать меня вновь.
  — Но…
  — Я ужасно разочарована, Майкл. Для мужчины, который выглядит так интригующе…
  — Да дайте же мне сказать слово, Бетина!
  — А что вы можете сказать?
  — Послушайте, Бетина. Я имею достаточно оснований для того, чтобы не спрашивать, смогу ли я вас снова увидеть или нет. Я совершенно уверен в том, что если я этого не сделаю, то это сделаете Вы.
  При этом я изобразил на своем лице как можно более приятную улыбку.
  Она тяжело вздохнула.
  — Дерзость, превосходящая все возможные границы… Хорошо… Вы найдете мой адрес в телефонной книге. Приходите как–нибудь вечерком на чашку кофе. Около половины седьмого.
  — Вы очень добры, Бетина.
  — Не совсем… Но я все еще хочу удовлетворить свое любопытство и намереваюсь сделать это как можно быстрее.
  — Вы очень милы, Бетина. И вы должны знать, что я стремлюсь к вам всей своей душой. И если бы этот ваш кэб не загораживал весь проход у Беркли, то я сказал бы вам одну–две вещи, касающиеся вас.
  — Что же?
  — Я сказал бы о ваших глазах, о вашем нежном певучем голосе, о… вы сами знаете…
  Она вновь вздохнула.
  — Вы не только интригующий, вы ужасно опасный человек, Майкл. Эти же слова вы повторяли сотням женщин.
  — Как вы можете…
  — Не перебивайте! Я думаю, почему я всегда попадаю под очарование мужчин, подобных вам… Хорошо, дорогой Майкл… Приходите навестить меня. Спокойной ночи!
  Кэб двинулся в направлении площади Беркли.
  На противоположной стороне улицы, наискось от клуба, я заметил Фриби в двухместной черной машине.
  Спустя несколько секунд машина Фриби медленно двинулась вслед за кэбом.
  Итак, все было в порядке.
  Я зажег сигарету и пошел по Пикадилли к себе в отель.
  Около часа ночи задребезжал телефон.
  Я мгновенно приподнялся на кровати и схватил трубку.
  Это был Фриби. Он сообщил:
  — Вы были правы относительно вашей знакомой. Она проехала через площадь Беркли, а затем оказалась на Чарльз–стрит. Здесь она остановилась у большого блока № 34. К счастью, я заметил, что кэб замедляет ход, и вовремя свернул в переулок. Я был рад этому. На ее хвосте оказалось другое такси. Из него вышел худой, довольно высокий мужчина. Он отпустил такси, осмотрелся по сторонам и скрылся в темном подъезде по другую сторону улицы. Почти тотчас же к этому темному подъезду подкатила двухместная, спортивного типа машина. Ее вела женщина. Она уверенно вошла в темный подъезд и оставалась там не более минуты. Затем она перешла улицу и скрылась в парадной дома № 34, куда перед тем прошла ваша знакомая. Последовать за ней я не мог, так как это парадное находилось под наблюдением высокого человека. Выйдя из машины, я подошел к самому углу дома, скрываясь за решеткой. Это дало мне возможность разглядеть мельком женщину в свете домового фонаря. Она среднего возраста, довольно миловидная, хорошо одета, с кошачьей походкой. Но рассмотреть сколько–нибудь подробно ее лицо мне не удалось. Минут через пятнадцать или двадцать к дому № 34 подъехал пустой кэб, видимо, вызванный по телефону. Кэб, на котором прибыла миссис Вейл, уехал пустым еще раньше. Еще минут через десять из дома вышла женщина, о которой я только что упоминал, и села в свою двухместную машину. Тотчас же из темного подъезда вышел высокий худой человек, быстро подошел к ее машине и занял в ней место рядом с женщиной. Машина тронулась и начала медленно отъезжать от дома. В этот момент из парадной вышла миссис Вейл. Она села в кэб, очевидно, назвала свой адрес, и кэб, легко обогнав двухместную машину, двинулся, как оказалось, прямо к ее дому. Двухместная машина прибавила ход и все время висела на хвосте у кэба. Кое–как мне удалось, надеюсь, незаметно, проследить обе машины до самого дома вашей знакомой. Там миссис Вейл отпустила кэб и вошла в дом. Двухместная машина замедлила ход возле этого дома, но, не останавливаясь, двинулась дальше. Не решаясь оторваться от объекта своего наблюдения, я медленно проехал с полсотни ярдов, осматривая местность. Заметив неосвещенный открытый двор, я въехал в него, оставил там машину и направился на улицу. В ту же секунду я заметил двухместную машину, шедшую в обратном направлении с потушенными фарами. Двигалась она медленно, как бы осторожно. Я едва успел отпрянуть в тень за выступ ворот. Машина медленно еще раз прошла мимо дома вашей знакомой и затем исчезла. Преследовать машину, очевидно также занятую слежкой, на пустынной улице я не решился. Разобрать ее затемненный номер оказалось тоже невозможным. Вот и все. До настоящей минуты больше ничего не случилось.
  — О’кей, Фриби, — сказал я. — Вы сделали все, что нужно, и сделали отлично. Ваши наблюдения очень важны. Отправляйтесь отдыхать, а завтра утром снова понаблюдайте за миссис. Если будет что–либо — позвоните.
  Он пожелал мне спокойного сна и повесил трубку.
  Я вновь уселся на кровать и принялся обдумывать положение в свете новых, добытых Фриби фактов.
  Итак, я был прав в своей догадке, что наши «друзья» начнут следить за миссис Вейл. Совершенно очевидно, что они проявят немалое любопытство ко всем, с кем я встречаюсь, кого я знаю. Действуют они по отношению ко мне достаточно оперативно и далеко не глупо. Так же, по–видимому, они действовали и по отношению к Сэмми. В делом, похоже, они собираются проявить ко мне и к людям, с которыми я встречаюсь, весьма значительный интерес. Возможно, столь же пристальный, какой они проявили к Сэмми. Отсюда, само собой, вытекала необходимость особой осторожности всех окружающих меня людей и одновременно максимального развития инициативы. Трагедия Сэмми не должна повториться с кем–либо из нас. На это я надеялся. Но все знать и предвидеть еще никому и никогда не удавалось. Пока что уже замелькали осязаемые тени наших готовых на все противников. Но кто они? Это еще предстояло узнать. Более того. Еще предстояло выяснить, почему же ими был убит Сэмми и почему, собственно, я стал объектом их повышенного внимания. Только потому, что расследую причину гибели Сэмми? Нет, нет! Для проявления столь большой заботливости с их стороны даже к моим знакомым этого явно недостаточно.
  Несколько часов сна подкрепили меня, но продолжавшая где–то в глубине головы работать мысль заставила проснуться очень рано.
  Я тотчас же поднялся и оделся, продолжая чувствовать досаду. Мне нравятся неясности, неожиданности, волнение и тому подобное, но при этом я всегда точно знаю, что и для чего делаю. Полная же неопределенность в данном деле раздражала меня.
  Наскоро позавтракав, я вышел на улицу и не торопясь направился на Киннаул–стрит.
  Там я на всякий случай позвонил, думая, тем не менее, что в доме либо никого нет, либо вряд ли кто мне откроет в такую рань. Подождав одну–две минуты, я вновь нажал кнопку звонка.
  Мои пальцы уже начали перебирать в кармане ключи в поисках подходящего, как вдруг дверь тихо отворилась и на пороге показалась сама тетушка. Она была в халатике из черного с серым шелка и выглядела довольно привлекательно, несмотря на то что глаза ее еще слипались от только что прерванного крепкого сна.
  — С добрым утром, уважаемая тетушка, — выговорил я как можно вежливее. — Как поживаете?
  Она пожала плечами и выдавила кислую улыбку.
  — Я поражена. Снова тот же человек… Что ему еще нужно, и в такой час, когда все люди еще спят? Вы всё еще ищете Сэмми?
  — Нет, я с этим уже справился. Сэмми убит.
  — Бог мой! — произнесла она прежним совершенно безразличным тоном.
  Я молчал.
  Секунду подумав, она отступила от дверей и сделала мне знак войти.
  — Прошу.
  Мы вошли в дом.
  Она открыла дверь в комнату, расположенную справа от холла. Это была столовая.
  — Присаживайтесь. Если хотите немного закусить или выпить, то вот все здесь на столе.
  — Благодарю, я уже выпил свою порцию, но, если вы позволите, я закурю.
  — Пожалуйста. Так что же с Сэмми? Вы серьезно это сказали?
  — Подобное событие никак не может быть предметом шуток. Не так ли?
  — Ну, как сказать. Некоторые люди обладают весьма странным чувством юмора.
  — Согласен с вами.
  На несколько секунд воцарилось молчание.
  — Да расскажите же, что и как? — спохватилась тетушка трагически погибшего любимого племянника.
  — Все произошло довольно просто. Очевидно, Сэмми был в баре «Пучок перьев», а потом отправился еще куда–то. Так или иначе, его видели пересекающим площадь близ Малбри–стрит. Как раз в тот момент на площадь обрушилась авиабомба, и это был конец Сэмми.
  — Вы уверены в этом?
  — Я был в морге и видел его. Это безусловно Сэмми. Между прочим, им желательно, чтобы вы туда пришли.
  — Я?
  — Да.
  — Но откуда же они…
  — Я им сказал, что вы являетесь ближайшей родственницей убитого.
  — Так–так. Что ж, хорошо.
  — Что хорошо?
  — Ну, что вы… позаботились.
  — Может быть, вы не будете возражать против того, чтобы я вас туда проводил? Скажем, сегодня утром, как только откроется морг?
  — Нет–нет. Мне не хочется утруждать вас. Я отправлюсь туда сама.
  — Хорошо, если вы это предпочитаете, пожалуйста.
  — Вы сообщили мне действительно ужасную новость, — произнесла она равнодушно. — Не правда ли? Мне очень нравился Сэмми.
  — Не сомневаюсь. Я и сам догадывался об этом. Разрешите?
  Я потянулся к бутылке с виски.
  — Да–да, прошу.
  Налив себе полстакана и выпив, я сказал:
  — Мне очень приятно вас видеть, тетушка, но мне надо собираться.
  Она взглянула на меня с грустью.
  — Не спешите. Выпейте еще. Мне нравится беседовать с вами.
  Я налил еще полстакана виски с содовой.
  — Как ваше имя? — спросила она вдруг.
  Я сказал, что меня зовут Келлс.
  — Думаю, что вы знали Сэмми очень хорошо, не правда ли? — спросила она.
  — Да, мы были почти друзьями. По крайней мере, когда не ссорились из–за женщин или еще из–за чего–либо.
  — Что ж, вам это подходит. Вам обоим, — сказала она, понемногу стряхивая с себя остатки сонливости и все более оживляясь.
  — Сэмми был красивый интеллигентный мужчина, — продолжала тетушка. — Такой тип нравится женщинам. В вас тоже что–то есть.
  — Вы мне льстите, тетушка.
  — Я знаю, что говорю. Вы мне немного напоминаете Георга Рафта. Во всяком случае, думаю, вы нравитесь женщинам. Впрочем, я в этом уверена.
  — Мне даже неловко, дорогая тетушка.
  — Богу богово, а кесарю кесарево; всему следует отдавать должное. Кроме того, мне очень легко представить вас обоих ведущими ожесточенный спор по вопросам, не имеющим никакого значения, просто потому, что вам больше не о чем думать и нечего делать.
  Я промолчал, обдумывая эту легковесную болтовню оживившейся тетушки. Болтовню, прорвавшуюся сразу и непосредственно после сообщения о гибели ее любимого племянника.
  — Знаете ли вы, чем занимался Сэмми? — спросила она вдруг.
  — Да, я знаю, что он делал.
  — Что именно?
  Я молча раскуривал сигарету.
  — Или это большой секрет? Я знаю, что он был каким–то скрытным, таинственным. То и дело куда–то уходил, откуда–то приходил, и никто не знал, куда и откуда. Но, возможно, вам этого лучше не говорить? Возможно, это большая тайна?
  Я взглянул на нее, улыбнулся и мягко сказал:
  — Вы должны знать это, тетушка.
  Она быстро спросила:
  — Что за дьявольщину вы имеете в виду?
  — Послушайте, уважаемая тетушка! Зачем все эти недомолвки? Неужели вы полагаете, что я являюсь последним идиотом?
  — Я вас не понимаю, — произнесла она холодно и резко.
  — Неужели? Значит, это не вы так заботливо оставили пучок перьев в чаше? Не вы? Конечно, вы. Вы проделали это для моего удобства. Ваша идея состояла в том, чтобы натолкнуть меня на мысль о следах, оставленных Сэмми. Я мог подумать, что этот пучок оставил Сэмми, что он хотел мне сказать этим о месте, которое как–то связано с перьями. Так оно и получилось, и вы помните, что я вас об этом и спросил. Очевидно, это дало вам возможность легко и как бы невзначай направить меня в «Пучок перьев». Там ваш друг белолицый уже поджидал меня, чтобы послать к Джанине. Но здесь произошла какая–то ошибочка. В тот момент моя встреча с Джаниной не предполагалась. Предусматривалось, по–видимому, что перед моим приходом Джанина спешно удалится. Но получилось иначе. Мы встретились с ней. Беседовали. И она сообщила некоторые факты, которые явно не сходятся с утверждениями вашего белолицего. На это вы не рассчитывали. Но и без того я уже был настороже. И что, по–вашему, я мог сделать и сделал?
  До сих пор она слушала меня молча, покусывая губы и нервно шевеля пальцами. Теперь же она произнесла нетвердым голосом:
  — Не знаю… Вы говорите вздор. Но… что вы сделали?
  — Так. Я отправился в морг. И, взглянув на Сэмми, убедился в том, что это он. Кроме того, для меня стало очевидным то обстоятельство, что с ним кто–то был довольно груб. Уверен, что этот кто–то были вы с вашими милыми друзьями.
  — Что за чертовщину вы несете? — выговорила она почти бесчувственным голосом.
  — Легко могло статься, что Сэмми был убит здесь, — продолжал я спокойно. — Во всяком случае, он сделал пару выстрелов в кого–то незадолго перед тем, как был убит. Вы намеревались закопать его в той части площади, где шли работы по заделыванию большой бомбовой воронки. Там поблизости не было ни одного ночного сторожа, но имелся весь необходимый инвентарь для вашей цели. Никто бы больше ничего о нем не услышал. Это была замечательная мысль, но только с вашей точки зрения. Правда, вам неожиданно повезло. Думаю, что именно в то время, когда вы привезли его туда, по–видимому на тележке восстановительной службы, вы услышали шум самолетов и звуки сирен. Вы бросили Сэмми под стоявшим там грузовиком, а сами нырнули в ближайшую подворотню или парадное. Одна из авиабомб упала на площадь и взорвала грузовик. Удар был такой силы, что никто, как вы полагали, не мог бы узнать, отчего именно погиб Сэмми. После взрыва вы подошли к убитому и решили оставить его там, где он лежал. Вероятно, вас было трое, если не больше. Кто–то из вас двинулся навстречу показавшемуся на соседней улице полисмену Военного резерва и сообщил ему, что, по–видимому, на площади кто–то убит. Не знаю, сказал ли он, что видел убитого выходящим из дома Джанины. Думаю, что вряд ли. Во всяком случае, дело сделано превосходно! Приветствую и поздравляю вас, уважаемая тетушка!
  — Вы идиот! — выпалила она, скривив губы в принужденной улыбке. — Вы, должно быть, сумасшедший. То, что вы говорите, смешно. И как вы можете знать все эти… забавные дела?
  Я подумал, что настало время нанесения тетушке пары решительных ударов.
  — Я как раз собираюсь заставить вас как следует посмеяться, рассказав, как именно я все это узнал. После того как я повидал Сэмми в морге, я вернулся назад и встретил вашего друга белолицего. Он совершил одну непростительную ошибку, сняв с пальца Сэмми кольцо. Видимо, оно ему понравилось. Я узнал это кольцо. Ну, и заставил этого типа говорить. Он много рассказал. Тогда я вернулся сюда и нанес вам маленький визит. Я хотел повидать вас, но дом был пуст. Я поднялся наверх и взглянул на одежду Сэмми. Оказалось, что вы уделили этой одежде изрядную долю внимания и заботы, стремясь убедиться в наличии или в отсутствии чего–то в ней. Затем вы зашили подпоротые места подкладки, но далеко не аккуратно. Думаю, что по какой–то причине вы торопились. Но по какой именно? Ну, тетушка? — Я подвинул свой стул поближе к ней. — Ваш единственный шанс, тетушка, — это говорить. В противном случае все может обернуться для вас дурно. И если вы не пожелаете говорить добровольно, то я намерен заставить вас. Не скрою, что я уже достаточно рассержен и уверен, что сумею приняться за вас как следует. Вы меня понимаете? Вы лживая, старая сука.
  Она пожала плечами и беспомощно сказала:
  — Что ж… Я думаю, что лучше всего…
  Все последующее произошло в какие–то считанные доли секунды.
  По–кошачьи ловко и мгновенно она смахнула с перечницы, которую перед этим придвинула к себе, крышку и высыпала все содержимое в мои глаза…
  Тот, у кого никогда глаза не были полны перца, не имеет ни малейшего представления, что такое ад и геенна огненная!
  Так или иначе, на несколько мгновений или даже секунд я очутился в таком положении, что абсолютно ничего не мог предпринять.
  Тетушка, разумеется, — исчезла, и я был покинут в одиночестве во всей своей славе.
  С закрытыми слезящимися глазами я сидел, курил сигарету и вполголоса говорил о тетушке.
  Никому нет никакого дела до тех эпитетов, которыми я характеризовал эту голубоглазую ведьму. Эти тирады произносились мною на четырех различных языках и, как всякие заклинания, понемногу, хотя и очень медленно, уменьшали режущую боль в глазах.
  Несколько придя в себя, я покинул пустой дом и отправился домой. Там я выпил солидную порцию виски, наложил на глаза примочки и попытался уснуть.
  Глава 3 Джанина
  Было одиннадцать дня, когда я проснулся в этот день во второй раз.
  Прежде всего я направился в ванную и поглядел в зеркало. Глаза все еще были красные и воспаленные.
  Достав из шкафчика раствор борной кислоты, я принялся за промывание, которое сопровождалось произнесением новых оригинальных эпитетов по адресу тетушки.
  Я все более и более заинтересовывался личностью тетушки. Пока я был не в состоянии разобраться в ее положении. Прежде всего меня удивило то обстоятельство, что Сэмми избрал местом жительства ее дом, если вообще этот дом принадлежал ей. И был ли здесь Сэмми хозяином положения или тетушка одержала над ним верх? Ответа я пока не знал. Правда, все это не являлось первостепенным, но в значительной мере могло бы облегчить мне главное — распознавание подлинного лица тетушки. Пока я мог только догадываться о ее роли во всем этом деле. Только догадки и предположения — а этого слишком мало.
  Я принял ванну, побрился, надел чистый костюм и, позвонив, чтобы принесли кофе, принялся расхаживать по номеру, вновь пытаясь осмыслить положение.
  Мне пришло в голову, что разница между тем, что обычно именуется детективной историей, и событиями, которые происходят в действительности, заключается в том, что в историях ход событий зачастую подгоняется так, что эти события всегда имеют логическое завершение. Действительность куда сложнее. В ней может случиться — и на самом деле случается — то, что никак не укладывается в логику. В ней то и дело возникают факты, не имеющие никакой видимой связи с расследуемым делом. И тем не менее многие из подобных фактов могут оказаться неразрывно связанными с происшествием. Осмысливание и отбор фактов, приведение их в систему играет, конечно, первостепенную роль. Однако же зачастую выручает просто удача, а не ум. Правда, и удача без достаточного ума не так уж много стоит. Ведь, спотыкаясь о разнообразные факты, теряясь среди важных и неважных событий, невольно обращаешься за содействием своего умишка, и, пожалуй, только он может натолкнуть на удачу…
  Я закурил и сосредоточил внимание на трех лицах, которых и попытался мысленно объединить в связи с таинственной гибелью Сэмми.
  На первый взгляд казалось, что связь между ними имеется. Можно было подумать, что все они работают вместе. Так или иначе, это были тетушка, которая послала меня в «Пучок перьев», белолицый, встреченный там, и Джанина, к которой он направил меня.
  Но в этом пункте имелась загвоздка. И не одна. Прежде всего, информация, которую дал мне бледнолицый, была сознательно им искажена. Во–вторых, он хотел сразу же настроить меня против Джанины.
  Но какую цель он мог преследовать при этом? Разумеется, он хорошо знал, что после разговора с ним я тотчас же направлюсь к Джанине и скажу ей, что уже имею сведения о том, что примерно час тому назад она вместе с Сэмми покинула «Пучок перьев». Брюнет знал, что Джанина станет отрицать это обстоятельство и расскажет мне то, что она и сообщила в действительности, то есть что Сэмми рано утром ушел от нее и был убит бомбой или грузовиком.
  Но белолицый был убежден, что я не поверю ей. Не поверю, так как, основываясь на данной им весьма нелестной характеристике Джанины, буду настроен против нее. Пожалуй, это могло быть так. И все же она говорила мне правду. В основном. Какая–то загвоздка все–таки остается. И пока устранению не поддается.
  Однако замыслы белолицего довольно ясны. Он хотел заставить меня думать, что Джанина лжет, что Сэмми ушел из «Пучка перьев» вместе с ней час тому назад. Иными словами, я должен был прийти к мысли, что Джанина была последней, кто был с ним перед его исчезновением. Да, белолицый был не так глуп, хотя его мозги и не привели его никуда, кроме упаковочного ящика. Где, как я искренне надеялся, он все еще спокойно отдыхает.
  Путаница в этих соображениях наталкивала меня на воспоминание об известной пословице: нет чести среди воров. Пожалуй, эта пословица оправдывалась и здесь.
  В самом деле. Моя первая мысль о том, что тетушка, белолицый и Джанина действовали вместе, как будто была близка к истине. Однако вместе с тем между ними были трения, споры, какие–то несогласия, недоразумения и ссоры. Наиболее возможной могла быть среди них стычка по поводу убийства Сэмми. Не исключено, что после того как с Сэмми было покончено, кое–кто заколебался. Возможно, тетушка и белолицый сговорились друг с другом свалить всю тяжесть выкручивания из опасности на плечи Джанины. Не исключен также и их план пожертвовать одним из членов своей организации, отведя удар от остальных. Не исключено, что ссора и привела к решению проделать такую контроперацию против Джанины. Что ж, все это вполне возможно и вероятно.
  Если я начну игру с этого угла, то результат может оказаться небесполезным. Наоборот, таким путем, пожалуй, я скорее всего смогу либо подтвердить свои догадки, либо начисто их опровергнуть.
  Остановившись на этом решении и выкурив очередную сигарету, я пришел к мысли о том, что наступило время для новой беседы с Джаниной.
  Несомненно, Джанина представляла собой личность незаурядную. Она одна из тех особ, которые являются только такими, какими хотят выглядеть. Джанина может быть какой угодно: резкой, грубой, жестокой, легкомысленной, ветреной, как внушал мне белолицый, но может быть и весьма строгого нрава, и вместе с тем отзывчивой, мягкой, нежной.
  Правда, я был не очень озабочен выяснением качеств Джанины, так как полагал, что Элисон Фредерикс скоро определит все характерные черты этой особы.
  Около часу я оделся и отправился завтракать.
  Вернувшись к себе, прочел несколько глав из книги, но вскоре заметил, что никакого интереса к чтению у меня нет и мои мысли почему–то все чаще и чаще обращаются к Бетине Вейл.
  Да, жизнь все–таки весьма любопытная вещь, если взглянуть на нее чуточку со стороны.
  Вот Бетина. Женщина привлекательная и вполне достойная жить в свое удовольствие, наслаждаться радостью и спокойствием. Но в силу того, что она совершенно случайно проходила по площадке для игры в гольф именно тогда, когда я там был, она оказалась втянутой в весьма темное и опасное дело. Она даже уже начала играть свою роль «выявителя» членов организации, безусловно связанной с тетушкой, белолицым, Джаниной, или, по крайней мере, с кем–либо из них. А Бетина даже не догадывается, насколько опасно ее положение, и, возможно, никогда не узнает, какую роль она играла в ожесточенной схватке сверхтайных агентов во время войны.
  Об этом я думал уже во время обеда с ней в Беркли. И там же я начал испытывать чувство вины и даже нечто вроде раскаяния. Но ведь всем известно, что никоим образом нельзя приготовить омлет, не разбив яйца. Кто–то или что–то всегда может пострадать. Далеко не обязательно, что пострадает Бетина. На это я очень надеялся. Но во всяком случае для меня уже было слишком поздно отступать. Все, что я мог теперь, это только надеяться на лучшее.
  В пять часов, когда я взялся за виски с содовой, зазвонил телефон.
  Это была Элисон Фредерикс.
  Невозмутимым приветливым тоном она сказала:
  — Добрый вечер, мистер Келлс. Несколько минут тому назад я отправила вам запечатанный конверт. Портье сказал, что передаст его вам незамедлительно. Я хотела бы убедиться в его получении.
  — Одну минутку! Как раз кто–то стучит в дверь. Подождите.
  Я открыл дверь. Это был портье с конвертом в руках. Я вернулся к телефону.
  — Ваш конверт я получил. Есть еще что–нибудь?
  — Я сообщила вам в записке все, что выяснила. Работать продолжаю. Надеюсь, что в моем сообщении вы найдете кое–что нужное.
  — Не сомневаюсь. Я сейчас же прочту его. Если что–либо еще узнаете — важное или неважное, — звоните.
  — Непременно.
  Она повесила трубку.
  Я распечатал конверт.
  На тонкой бумаге изящным почерком было написано:
  «Джанина.
  Джанина прибыла в дом на Верити–стрит всего два дня тому назад. На ней было дорогое платье. Она приехала на такси, полном вещей, но взяла с собой только два чемодана. Остальной багаж был куда–то отослан. В течение этих двух дней ее посетили двое или трое мужчин. Я не могла добыть их описание, за исключением одного из них, который очень хорошо выглядел, был выше среднего роста, широк в плечах, с темными глазами.
  Джанина сама готовит себе утром кофе. Вчера она пропустила завтрак, но сегодня была на нем. Обедает она очень поздно и вне дома.
  Ее одежда очень элегантна, некоторые из ее украшений, по словам женщины, видевшей их, представляют собой значительную ценность.
  Вчера после полудня произошла целая серия небольших событий. Домовладелица, возвратившись из города, заметила Джанину, стоящую за окном и внимательно глядящую на улицу из–за занавесок. Совершенно очевидно, что Джанина смотрела на женщину лет сорока, довольно хорошо одетую, с голубыми глазами, которая приближалась к дому с противоположной стороны улицы. Эта женщина подошла к дому №16, нажала на кнопку звонка и, когда дверь автоматически открылась, вошла внутрь. Через две–три минуты за ней последовала и домохозяйка, которая сразу же отправилась в свою комнату.' Она полагала, что посетительница находится с Джаниной в ее комнате, но оказалось, что она ошиблась. Минут через десять голубоглазая женщина спустилась вниз и спросила ее, не знает ли она, где Джанина.
  Квартирная хозяйка объяснила сначала этот казус только тем, что, желая избежать встречи с голубоглазой женщиной, Джанина скрылась в ванной и оставалась там до тех пор, пока голубоглазая посетительница не ушла. Но и это ее предположение оказалось ошибочным.
  Минут через двадцать после ухода нежелательной посетительницы к дому подъехал кэб, в котором находилась Джанина. Квартирная хозяйка вынуждена была убедиться в ошибочности своего предположения, что Джанина скрывалась в ванной. Скорее всего, Джанина, пытаясь уклониться от встречи с голубоглазой женщиной, вышла из дома через черный ход.
  Хозяйка не имеет определенного: мнения о Джанине. По ее словам, она очаровательна, обладает хорошими манерами, скромна, приветлива; но в то же время Джанина кажется ей немного подозрительной, какой–то осторожной и не в меру сдержанной. На ее подозрительность указывает и эта, по ее выражению, «забавная история» с голубоглазой посетительницей.
  Я узнала еще кое–что, над чем продолжаю работать. Надеюсь, результаты смогу сообщить вам завтра утром.
  Мой телефон: Слоан—77999.
  Э. Ф.».
  Я дважды внимательно прочел рапорт Элисон и затем сжег его.
  В рапорте кое–что было. Кто же это посещал Джанину? Очевидно, один был Сэмми. Также совершенно очевидно, что женщина сорока лет, которой Джанина причинила столько забот, избегая ее, была тетушка. Джанина видела ее, приближавшуюся к дому, выскользнула из дома через заднюю дверь и гуляла до тех пор, пока тетушка не ушла. Но почему?
  Пожалуй, я был прав, предполагая несогласие или ссору между этим трио. Джанина избегала тетушку, а белолицый пытался столкнуть меня с Джаниной.
  Так или иначе, этот первый коротенький рапорт принес мне известное чувство облегчения, кое–чем подтверждая мои предположения и дополняя их.
  Выпив виски с содовой, я наметил план на вечер. Я подумал, что было бы неплохо побывать у Бетины и выпить с ней.
  Найдя номер ее телефона в справочнике, я позвонил. Ответила служанка. Я назвал себя, и минуту спустя в трубке раздался мягкий голос Бетины:
  — Добрый вечер, Майкл. Я очень рада, что вы позвонили.
  — Почему, Бетина? Из–за моей фатальной привлекательности или почему–либо еще?
  — В данном случае привлекательность не главное. Дело сложнее.
  — Серьезно?
  — Поверите вы или нет, мой дорогой Майкл, но здесь имели место весьма забавные и странные события.
  — У вас в доме?
  — Непосредственно.
  — И какого же рода события у вас произошли?
  — Я же сказала, что странные.
  — Что ж, почти ясно. А имеют они какое–либо касательство ко мне?
  — Видите ли, с каждым часом я все больше и больше сомневаюсь в вас.
  — Чепуха, Бетина. Вы все больше и больше нервничаете. Почему это вы начали во мне сомневаться?
  — Я ничего о вас не знаю. Думаю, что вы слишком хороши, чтобы быть таким на самом деле. Вы чересчур сладкоречивый и необычайно эрудированный. Безусловно, у вас богатый опыт общения с женщинами. Вы говорили мне очень много разной ерунды относительно вашей ноги на площадке для гольфа, вы…
  — Погодите, Бетина. Все это, может, верно, а может, и нет.
  — Все верно.
  — Допустим. Но мне кажется, что все это вам нравится.
  — Да… — ответила она медленно. — Мне нравится это, и думается, что я одна из тех женщин, которые немного скучают и жаждут приключений. Это так. Но я очень сомневаюсь в вас, Майкл.
  — Моя дорогая, я, который являет собой пример цельной натуры…
  — Да? — прервала она меня. — Возможно, вы и цельная натура, но я начинаю подозревать всяческие вещи.
  — Например?
  — До сих пор я вела нормальную, спокойную жизнь. Встреча с вами на площадке для гольфа, где вы якобы вывихнули ногу, нарушила эту жизнь. С этого самого момента со мной случаются странные вещи, которые удивляют меня и вынуждают теряться в догадках.
  — Конкретнее.
  — Сегодня поздней ночью, или, как вы любите выражаться, сегодня рано утром, конечно до рассвета, произошло нечто весьма странное.
  — Правда? В таком случае это чрезвычайно интересно. Я просто умираю от любопытства.
  — Это совсем не шутки.
  — Тогда расскажите мне об этом, Бетина.
  — Нет… — произнесла она нерешительно. — Думаю, что по телефону это сделать нельзя. Но если вы навестите меня сегодня после обеда… У меня собирается маленькое общество. Вам оно может понравиться. В удобный момент я смогу вам все рассказать.
  — Неужели все это правда? Че'стно говоря, слушая вашу драматическую историю, я думал, что вы просто хотите, чтобы я навестил вас и присоединился к вашей компании. Но это не совсем так?
  Она засмеялась и сказала мягко:
  — Вчера вечером я говорила вам, что вы немножко негодяй. И улыбалась, когда это говорила.
  — Это было мило с вашей стороны.
  — Да, но боюсь, что скоро я скажу вам, что вы не немножко, а совсем… Ясно?
  — Вполне.
  — Вы придете?
  — Мне нужно сделать пару дел. Если все пойдет хорошо, то, думаю, в половине десятого смогу быть у вас и сделаю это с величайшим удовольствием. Время подходит?
  — Да.
  — Благодарю, Бетина, вы очень добры ко мне.
  — Я так не думаю. Возможно, я изменю свое мнение о вас. Возможно, что я захочу узнать о вас все. Пока что вы представляетесь мне весьма опасным человеком.
  — Неужели? Но в таком случае вы принадлежите к женщинам, которым нравится опасность. Не забавное ли это несоответствие?
  — Да, но не слишком, — задумчиво проговорила она. — Итак, до вечера?
  Я попрощался и повесил трубку.
  Но что же, собственно, могло случиться с Бетиной за такой короткий промежуток времени? Во второй половине ночи Фриби там не было, и он, разумеется, ничего не мог мне сообщить. Во всяком случае теперь следовало ждать разъяснений от самой Бетины.
  В семь часов я переоделся, выпил немного виски с содовой, выкурил сигарету и направился на Верити–стрит.
  В тот момент, когда я, стоя перед дверью, нажимал на кнопку звонка, мне в голову пришла мысль о том, что вряд ли я вообще увижу Джанину; птичка давно могла улететь.
  Входная дверь открылась, и я поднялся наверх.
  Обе двери в квартиру Джанины были закрыты.
  Я постучал и, держа шляпу в руке, терпеливо ждал.
  Совершенно непонятным образом меня охватило волнение при мысли о том, что через несколько секунд я смогу встретиться с Джаниной. Подобное ощущение я сам себе не мог объяснить. Бетина была права, утверждая, что я привык рассказывать сказки десяткам женщин. Это, конечно, верно. И проделывал я это отчасти потому, что интересы моего дела нередко диктовали необходимость подобных сказок, а отчасти и потому, что мне это нравилось. И все–таки я не мог понять, почему же всякий раз, когда я приходил на Верити–стрит, меня охватывало какое–то особенное ощущение ожидания. Ощущение, которое вызывало необъяснимое волнение и даже какую–то несвойственную мне дрожь. Однако не время было об этом размышлять.
  Дверь, наконец, открылась, и на пороге появилась Джанина.
  Она держалась за ручку двери и загораживала вход в гостиную.
  Видно было, что она как раз собиралась уйти из дома. Одета она была со вкусом. Замечания Элисон Фредерикс полностью оправдывались. Черный плащ, с особенной легкостью наброшенный на плечи, был произведением большого мастера. Голубая блузка из мягкого шелка выгодно подчеркивала красивые линии фигуры Джанины, а бриллиантовые клипсы эффектно сверкали. Ее ботинки были последним криком моды. Маленькая черная шляпка дополняла наряд.
  — О, мой бог! Итак, вы опять? — воскликнула она своим низким, чуть хрипловатым голосом.
  Я улыбнулся ей как можно нежнее.
  — Очень жаль, что надоедаю вам. Но что вы собираетесь делать — говорить со мной или прогнать меня?
  Она вздохнула и убрала руку с двери, слегка пожав плечами и взглянув на меня так, как если бы я был шкодливым котенком.
  — Почему это я должна с вами разговаривать? И о чем мы можем с вами говорить?
  — О Сэмми.
  — Но это бессмысленно. Я уже вам сказала все, что о нем знала.
  Я вздохнул и заметил вежливо:
  — Трудная задача.
  — Бог мой! Вы чересчур настойчивы. Ну хорошо. Покончим с этим. Зайдите, мистер… мистер…
  Она выжидающе взглянула на меня, но я молча прошел в комнату, так и не сказав своего имени.
  — Я не знаю, как вас зовут. Когда я спросила вас об этом в прошлый раз, вы сказали, что, может быть, Санта Клаус. Вы обладаете странным чувством юмора. Не так ли?
  Я закрыл за собой дверь, положил шляпу на кресло и ответил:
  — Послушайте, Джанина. Я действительно могу быть очень надоедливым. Но, с другой стороны, я весьма приличный парень, в чем вы не преминете убедиться, как только узнаете меня поближе.
  Она взяла из стоявшей на камине коробочки сигарету и закурила. Ее движения были грациозны и уверенны.
  Мне доставляло удовольствие наблюдать за ней.
  — Суть дела в том, что я не имею особого желания узнавать вас, — проговорила она.
  — Верю, но, возможно, придется. Не исключено и то, что я, как призрак, всегда буду с вами.
  Она взглянула на меня сквозь кольцо дыма и сказала:
  — Мистер Кто–бы–вы-ни–были, я как следует позабочусь о том, чтобы вы никогда не были со мной. Я уже устала от вас.
  Улыбнувшись, она добавила:
  — Я вам еще кое–что скажу. Я также могу быть упрямой и грубой.
  — Вполне верю, Джанина. Женщина, такая прекрасная, как вы, и достигшая того, чего вы уже достигли, не может с большой легкостью переносить длительного пребывания в парочке меблированных комнат на Верити–стрит. Тем более из–за того, что кто–то в чем–то ошибся. А когда дела идут плохо, то прекрасная леди порой бывает склонна к тому, чтобы стать и упрямой, и грубой. Порой она слепо наносит удары во всех направлениях, но преуспевает лишь в том, что сама себя бьет. Будьте рассудительной и принимайте все это спокойно.
  Когда после паузы она заговорила, я услышал в ее голосе первый намек на страх.
  — Удивительно, почему вы воображаете, что имеете право быть таким дерзким? Мне самой непонятно, почему я не попросила вас уйти сразу.
  — Я вам объясню. Это потому, что вы испытываете страх. Я незнакомец, а в данный момент вы опасаетесь незнакомцев.
  — Вы явились сюда обсуждать со мной вопрос о незнакомцах?
  — Не совсем.
  — В таком случае не будете ли вы столь любезны сообщить, что, собственно, вы хотите? Я как раз собираюсь уходить и очень занята. Не можем ли мы ускорить это интервью?
  — Разумеется.
  Во время беседы с Джаниной я решил придерживаться той линии, которая была подсказана мне белолицей крысой. Подобная линия, казалось мне, сможет дать шанс на острую реакцию.
  — Послушайте, — сказал я вкрадчиво, — Сэмми Кэрью был одним из моих хороших друзей. Я знаю, что последним местом, которое он посетил перед своей гибелью, было это помещение. Вы подтвердили это обстоятельство. Теперь я хочу выяснить одну–две детали относительно Сэмми.
  — Что же именно?
  — Вы сказали, что Сэмми покинул вашу квартиру рано утром.
  — Да.
  — Хорошо. Зачем он сюда приходил?
  Она взяла сигарету, затянулась и в свою очередь спросила:
  — А как вы думаете?
  — То, что я думаю, ровным счетом ничего не значит. Я задаю вопрос, и вы либо пожелаете на него ответить, либо нет. Зачем Сэмми приходил сюда?
  — Зачем мужчина, подобный Кэрью, посещает женщину? Что вы об этом думаете?
  — Ничего.
  — Вы так наивны?
  — Напротив, совсем наоборот. Сэмми действительно обладал прекрасным вкусом. Но в данном случае…
  — Что?
  Я не верю вашему объяснению.
  — Не думаю, чтобы меня особенно заботило то, чему вы верите и чему нет. Не можете ли вы сказать мне, почему вы сомневаетесь в моих словах?
  — Постараюсь объяснить. Я пришел сюда потому, что белолицый джентльмен сообщил мне, что вы и Сэмми покинули «Пучок перьев» незадолго до того, как туда прибыл я. Вы же, напротив, сказали мне, что Сэмми ушел от вас рано утром и что он был убит авиабомбой на площади, неподалеку отсюда.
  — Все это нетрудно проверить, не так ли? Вы были в морге на Эльвастон–стрит и видели его.
  — Понимаю… Итак, вы знали, где они настигли его. Вы отправились туда, желая убедиться, что он действительно убит. Или чтобы выяснить что–либо еще?
  Она недовольно поморщилась, поняв, что в ее защите образовалась небольшая брешь, в которую я попытался проникнуть.
  — Я туда не ходила. Что я там могла найти, если бы пошла?
  — Вы могли поискать кое–что из того, что Сэмми имел при себе в момент гибели и что интересовало вас троих.
  Она взглянула на меня.
  — Я вас не понимаю. И не только это, но и многое из того, о чем вы толкуете. Каких «троих»?
  — Хорошо, Джанина, я скажу. Мой букетик пока состоит из трех цветочков. Первый — довольна симпатичная женщина сорока лет не то с испуганными, не то с удивленными голубыми глазами. Я буду называть ее тетушка. Она выдает себя за тетю Сэмми, хотя о подобной тете я никогда не слышал. Второй цветочек в моем букетике — это белолицая крыса. Довольно хитрая крыса. Третье лицо — это вы сами. Совершенно очевидно, что между вами тремя весьма прочная связь, но, я полагаю, вы начнете утверждать, что–не имеете ни малейшего понятия о других двух лицах в этой тройке.
  Она внимательно слушала, а затем утомленно улыбнулась.
  — Действительно, я собираюсь сказать вам именно это. Совершенно не понимаю, о чем вы говорите. Я не знаю никакого белолицего хитрого человека и никакой голубоглазой леди сорока лет.
  — Милая Джанина! Какая же вы упрямая маленькая лгунья, — сказал я спокойно.
  Ее глаза сузились.
  — Я не привыкла к подобным выражениям.
  — Возможно, но я привык называть вещи своими именами. Сказать, почему я абсолютно уверен в том, что вы знаете леди с голубыми глазами?
  Она подумала и ответила неопределенно:
  — Ваши речи меня угнетают. Но мне кажется, что если я буду долго вас слушать, то действительно услышу нечто стоящее.
  — Хорошо. Я скажу вам кое–что из этого стоящего. Можно?
  — Что ж… — Она пожала плечами. — Если хотите…
  Любопытство ее было задето, но выказать его она явно не желала.
  — Вчера после полудня вы ожидали прихода к вам тетушки. Но не желали встречаться с ней. Вы направились в спальню и, стоя у окна, оглядывали улицу из–за занавески. Когда вы заметили тетушку, приближавшуюся к вашему дому, то поспешили выскользнуть через черный ход. По–видимому, вы не предполагали, что она войдет к вам в квартиру, даже если вы не выйдете ей навстречу, но, так или иначе, вы оставили дверь открытой. Вы знали, что в этой комнате нет ничего интересного для нее. И это дало вам возможность поступить так, как вы желали.
  — Как интригующе! — произнесла она, стараясь улыбнуться. — И проницательно, и драматично! Ну, и что же сделала я в вашем… вашей…
  — Фантазии? Нет, я не умею фантазировать. Итак, не теряя времени, вы направились на Киннаул–стрит, в квартиру тетушки. Не знаю, был ли у вас ключ, но вы открыли дверь и поднялись в комнату, которую занимал Сэмми. Вы осмотрели помещение, одежду и убедились в том, что кто–то уже до вас интересовался этим. И основательно, судя по подпоротым и наспех зашитым подкладкам. Вы пытались найти то, что вас, а также тетушку и белолицего, весьма интересовало. Но оказалось, что ваши расчеты на недальновидность тетушки не оправдались. Так или иначе, но там ничего не было. Вы ничего не нашли. Затем вы вышли из дома, и притом в большой спешке. Предполагаю, что вам не очень–то хотелось встретиться с тетушкой при ее возвращении. Между вами пробежала черная кошка, произошел какой–то разлад. Вы вышли в такой спешке, что оставили дверь за собой незапертой. Она была открыта, когда я пришел туда несколько позже.
  Я сделал паузу.
  Джанина стряхнула пепел с сигареты и спокойно сказала:
  — Какой вы дотошный. Думаю, всю свою жизнь вы занимаетесь тем, что суете свой нос в чужие дела, ничего не зная толком.
  Неожиданно для меня ее лицо вдруг осветилось прелестной улыбкой. Розовые губы раскрылись, обнажив два ряда точеных белоснежных зубов.
  — Скажите мне прямо, что, собственно, вы ищете? — спросила она с почти нескрываемыми нотками дерзости в голосе. — Возможно, я смогла бы вам помочь?
  — В ближайшие дни я скажу, что именно я ищу. И можете быть уверены: то, что я ищу, будет мною найдено.
  Она медленно взглянула на золотые часики.
  — Мне очень жаль, но наша бесполезная беседа закончена. Я тороплюсь. Больше никакой информации для вас у меня нет.
  Я взглянул на нее. В какой–то новелле была описана женщина, похожая на стальное лезвие. Нечто в Джанине напоминало мне эту женщину, хотя, по–видимому, в данном случае лезвие и не было изготовлено из лучших сортов стали.
  Я пожал плечами.
  — Хорошо. Было очень приятно вас видеть, Джанина. Думаю, что мы встретимся вновь.
  — Вы ошибаетесь. Нам с вами не о чем говорить. И я хочу сказать вам, что, если вы опять появитесь, я вас не приму. И может быть… выгоню.
  Я улыбнулся.
  — Для этого вам придется просить о помощи всех ваших друзей. Я слишком упрям, чтобы меня можно было легко изгнать из того места, где я намерен быть.
  — Да, я знаю, что вы упрямы. Однако послушайтесь моего совета. Будьте немного более осторожны, ибо в противном случае ваше упрямство может доставить вам большое разочарование. И не будете ли вы столь любезны оставить меня? Я устала от ваших… разговоров.
  Я взял шляпу.
  — До свидания, Джанина.
  Потом осторожно прикрыл за собой дверь и спустился по лестнице вниз.
  На квартиру Бетины я явился без четверти десять. Она занимала второй этаж в большом красивом доме.
  Гостиная представляла собой просторную комнату с венецианскими окнами и изящной, удобной мебелью. На маленьких боковых столиках громоздились бутылки с всевозможными напитками и вазы с фруктами и конфетами.
  Собравшаяся компания также выглядела приятно и располагающе. Она состояла из четверых мужчин и шести элегантных дам. Все они, за одним исключением, были очень хороши, если не прекрасны.
  Одна из них — миссис Хелдон — безусловно взяла бы первый приз на конкурсе красоты. Своей броской внешностью она сразу заинтриговала меня. Разглядывая ее, я подумал, давно ли Бетина Вейл знает ее.
  Больше всех, однако, мне понравилась мисс Вэрни — высокая, грациозная, с нежным овалом миловидного лица. На ней было искусно сшитое черное платье и жемчужное ожерелье.
  Мне пришла в голову мысль, что женщины такого типа, как мисс Вэрни с ее ангельским видом, способны без малейших колебаний убивать.
  Стоя у столика с виски и содовой в руках, нашептывая приятные бессмыслицы миссис Хелдон, которая старалась деликатно улыбаться и периодически кивать, но, совершенно очевидно, думала о чем–то другом, я размышлял над тем, что подумал бы Сэмми, очутившись в моем положении. Вероятно, он одобрил бы мои действия. Нередко он действовал под впечатлением первой же мысли, пришедшей ему в голову, и, как мне помнится, редко ошибался.
  Через некоторое время к нам подошел один из мужчин и присоединился к беседе. Вскоре он заговорил о себе, чему я был весьма рад. Миссис Хелдон отвечала ему той же далекой от понимания его слов улыбкой.
  В какой–то момент Бетина Вейл отделилась от группки женщин, беседовавших в другом конце гостиной, и, взглянув на меня через плечо, еле заметно кивнула.
  Я подошел к ней.
  — Мой будуар в конце коридора, — сказала она. — Как только будет удобно, идите туда. Там и поговорим. Я не заставлю вас долго ждать, Майкл.
  Она улыбнулась и ушла.
  Мои мысли тотчас завертелись вокруг вопроса, следует ли и как именно воспользоваться открывшейся для меня маленькой возможностью. Колебался я недолго. Если есть возможность, то ее непременно надо использовать. Вопрос о благородстве в серьезных и опасных делах стоять не может.
  Несколько минут я расхаживал со скучающим видом по гостиной, рассматривая творения фламандских мастеров, красовавшиеся на стенах.
  Вскоре наступил ожидаемый благоприятный момент. Бетина оказалась втянутой в какой–то оживленный разговор с двумя леди. Она сидела в кресле, повернувшись к дверям спиной.
  Не торопясь, я выскользнул из гостиной.
  В промежуточном помещении справа оказался широкий проход, а налево шел устланный мягким ковром коридор.
  Когда именно Бетина заметит мой уход и отправится вслед за мной, я не мог знать, но, так или иначе, в моем распоряжении были буквально считанные секунды.
  Слева по коридору виднелась одна дверь. На миг приоткрыв ее и включив свет, я удостоверился в том, что это была столовая. Первая комната справа представляла собой небольшую гостиную с двумя книжными шкафами и пианино.
  Еще через секунду я уже был в указанной мне Бетиной комнате. Это была прекрасно обставленная спальня в голубых и золотых тонах. В воздухе ощущался тончайший аромат духов.
  Однако все это меня в те секунды совсем не занимало. Мое внимание было сосредоточено на том, чтобы попытаться найти какие–либо письма, записки, пусть даже конверты, клочки заметок, то есть все то, что могло бы помочь мне нарисовать себе более точный портрет Бети–ны. В свете моих планов в отношении ее это было вовсе не обязательно, но уж если она, сама того не сознавая, оказалась вовлеченной в мои замыслы и действия, то, пожалуй, такая проверка никак не могла бы стать совершенно бесполезной.
  Обрывки подобных соображений проносились в моей голове, в то время как пальцы лихорадочно, с профессиональной быстротой, открывали и закрывали ящики и шкатулки, нервно шарили в них и извлекали немногочисленные открытки и письма, которые я тут же засовывал обратно как не вызывавшие во мне никакого интереса.
  Два нижних ящика маленького японского шифоньера оказались запертыми. Прошло несколько томительных для меня секунд, пока я справился с их замками при помощи одной из моих отмычек. Но перед тем как их открыть, я все же метнулся из предосторожности к двери и выглянул в коридор.
  Все было тихо.
  Я вновь рванулся к ящикам, выдвинул их и почти одновременно сунул в них обе руки. Тотчас же правая рука нащупала под грудой батистовых платочков и еще каких–то шелковых изделий что–то твердое.
  Никаких сомнений в том, что это такое, быть, разумеется, не могло, и через секунду я переправил в свои карманы газовый пистолет, небольшую пачку патронов к нему, а также небольшой, но обычно безотказно действующий «вальтер» и две обоймы патронов.
  Заперев оба ящика, я вновь подошел к полуоткрытой двери, прислушиваясь и пытаясь осмыслить неожиданную находку и сообразить, что именно следовало бы предпринять в оставшиеся в моем распоряжении секунды.
  Но, увы! До моего сверх меры напряженного слуха донесся из глубины коридора едва уловимый звук — не то шелест платья, не то шорох шагов по ковру.
  Я отпрянул от двери и в небрежной позе уселся в кресло спиной к шифоньеру. Я еще успел подумать, что на всю предшествующую операцию, закончившуюся таким поразительным результатом, мною было затрачено не более двух минут, максимум три, и потому приход Бети–ны был уж слишком скор.
  Дверь распахнулась, и в спальню впорхнула улыбающаяся Бетина. В красном платье она выглядела более чем восхитительно.
  Держа в руке только что вынутый портсигар, я поднялся ей навстречу и изобразил на лице восторг.
  — Итак, Майкл, вы… не хотите меня поцеловать? Или вас смущает то, что вы в моей спальне?
  — Могу попробовать, если вы позволите.
  Я поцеловал ее в губы, но пробуждение во мне каких–либо нежных эмоций оказалось заглушено страхом, чтобы неосторожным жестом она не коснулась моих оттопыренных карманов. К тому же она, кажется, метнула настороженный взгляд в сторону шифоньера.
  Бетина уселась в кресло, которое я только что освободил, потянула к себе ящик с сигаретами и предложила мне закурить.
  — Наступило время немножко поговорить с вами, Майкл, — начала она. — Я не знаю, что таится в вашей голове, и вообще не знаю, кто вы такой. Думаю, что вы сами Должны рассеять все мои подозрения. В противном случае я вынуждена буду прийти к определенному заключению.
  — К какому заключению?
  Она внимательно посмотрела на кончик своей сигареты и после минутного колебания проговорила:
  — Мне кажется, что вы используете меня в качестве средства в какой–то игре. Не знаю, почему я так думаю, но эта мысль преследует меня. Я ровным счетом ничего не знаю о вас и немножко побаиваюсь. Вы выглядите так, как и должен выглядеть всякий мужчина, но чувствуется, что вы ведете какую–то игру, с кем–то состязаетесь и стремитесь к какой–то цели. И вот я должна сказать вам прямо: я всецело хочу быть на вашей стороне.
  — Очень этому рад и благодарю вас, но…
  — Одну минутку. Повторяю, что я целиком на вашей стороне, очень хотела бы быть вам полезной, но при этом должна знать о вас гораздо больше. Хотя бы для самоуспокоения. Вы видите, что я совершенно откровенна с вами, дорогой Майкл… Итак?..
  Расположившись в мягком кресле напротив Бетины и слушая ее, я думал о том, что наличие у нее распространенного «вальтера» может еще ни о чем не говорить. Разрешения на его хранение у нее, разумеется, нет. Пистолет немецкий, и с немцами мы ведем войну. Это так, но еще далеко не все для существенных выводов. А вот газовый пистолет — это уже нечто совсем иное. Я не успел его осмотреть, но можно было не сомневаться и в его немецком происхождении. Газовый пистолет пока еще большая редкость, и наличие такового у леди в столице может свидетельствовать весьма о многом.
  — Что ж, дорогая Бетина, еще раз благодарю вас за такое хорошее отношение ко мне, но, к сожалению, должен разочаровать вас. Никакой загадки я собой не представляю. Все у меня ясно, просто и открыто.
  Она покачала головой.
  — Думаю, дорогой, что совсем наоборот. Вы представляете собой чрезвычайно опасного человека, и я это знала с самого начала. Я уверена, что вы не кто иной, как тайный разведчик, ловкий шпион или еще кто–либо в этом роде. Не правда ли?
  — Абсолютная бессмыслица, милая Бетина! Вы просто начитались ужасных романов, которых сейчас уйма, и ваше воображение взыграло. Однако любопытно, каким образом пришли вы к такой забавной мысли? Что могло вас натолкнуть на такое странное предположение?
  Она встала с кресла, слегка поджав губы, достала из небольшого буфетного шкафчика виски с содовой и стакан и молча поставила все передо мной на низеньком столике.
  — Благодарю вас, Бетина.
  Медленно потягивая виски, я ощущал на себе ее внимательный, пытливый взгляд через плечо.
  Она оглядела себя в зеркало, поправила свои пышные локоны, вновь уселась в кресло и на некоторое время задумалась, стараясь, видимо, привести свои мысли в порядок.
  Не прерывая ее молчания, я думал, как лучше поступить с пистолетами. В голову приходили разные варианты, но все они казались мне неподходящими. Что касалось Бетины, то я решил полностью отбросить мысль о случайном нахождении у нее этого оружия и о том, что оно могло и не принадлежать ей лично.
  — С тех пор как я вас узнала, Майкл; — сказала она мягко, — начали случаться удивительные вещи.
  — Об этом–то вы и обещали мне рассказать, и я весь внимание.
  — Прошлой ночью меня неотступно преследовала мысль, что кто–то за мной следит. Эта мысль оказалась настолько упорной, что я действительно начала верить этому. Затем, когда- я уже возвратилась к себе домой, я постаралась убедить себя в том, что все это невозможная глупость, плод моей беспочвенной фантазии, результат, возможно, некоторой взвинченности нервов.
  — Вернее всего. Ну, и дальше?
  — Дальше… Я отправилась спать и попыталась уснуть… Прошло не более десяти минут с тех пор как я легла в постель, и вдруг…
  — Что «вдруг»?
  — Кто–то попытался выстрелить в меня через окно!
  Она повернулась в кресле и взглянула на меня. Она все еще улыбалась, но в ее глазах светилось беспокойство.
  — Что за чертовщину вы выдумываете, Бетина? Вы в самом деле хотите меня уверить в том, что кто–то стрелял в окно вашей спальни? Но ведь это нереально.
  — Подойдите и взгляните в окно. А потом я покажу вам пулю. Она пробила настенный коврик и застряла в стене. Я выковыряла ее ножичком.
  Я обошел кровать и обследовал окно. В нем действительно оказалось отверстие и, вне всякого сомнения, пулевого происхождения, Стреляли с дистанции в несколько десятков ярдов.
  Я открыл окно и выглянул наружу. Перед окном был расположен двор с фонтаном посредине. По ту сторону фонтана, примерно в пятидесяти ярдах, возвышался другой дом.
  — Кто живет в доме напротив? — поинтересовался я. — Меня интересует, кто живет в квартире, которая расположена как раз против вашего окна, а также выше и ниже. Совершенно очевидно, что стреляли из одного из этих окон.
  — Никто там не живет. Дом пустует.
  — Ясно.
  — Майкл, подойдите сюда и взгляните на пулю.
  Это был кусочек скошенной «и -слегка сплющенной бронзы. Нетрудно было догадаться, что стреляли из «шмайссера» сорокового калибра и что к ружью был приделан глушитель.
  — А откуда вы выковыряли эту пулю?
  — Вот, взгляните.
  — В таком случае гадать не приходится. Стреляли со второго этажа из окна чуть наискосок от вашего. Но это мало что объясняет, раз дом пустует.
  — Мне от этого не легче.
  — Да… — протянул я. — Над всем этим следует поразмыслить.
  Закурив новую сигарету, я подумал, что Бетина далеко не так глупа, как я мог надеяться в начале нашего разговора. Несомненно, она что–то подозревала, что–то нащупывала, переходила в атаку, ставила передо мной все новые и новые вопросы. И вот еще новая проблема — выстрел в окно. Странный выстрел, нелогичный. Очень нелогичный, почти совсем не поддающийся объяснению. Позднее, когда мое с ней «сотрудничество» стало бы внешне более очевидно, вот тогда могло быть всякое, но в данный момент — какие такие могли быть основания для покушения на нее? Абсолютно никаких! Логика здесь явно не действовала. Странно.
  Я молча пожал плечами.
  — Вы сами видите, Майкл, — прервала она затянувшееся молчание, — что кто–то полагает, что я действую совместно с вами… Этот кто–то весьма недолюбливает вас и ваших друзей. И я не знаю, что и думать.
  Она негромко засмеялась.
  Итак, она подсказывала мне объяснение событий. Умело подсказывала. И прямо предлагала мне свои услуги.
  — После всего этого, — продолжала она задушевным полушепотом, — дело о вашей вывихнутой ноге начинает, кажется^ выглядеть довольно подозрительно, не так ли, милый Майкл?
  Полностью игнорируя ее намек, я сказал:.
  — Мне кажется, что лучшее, что можно было бы придумать в этом случае, это ваше прямое обращение в полицию. В конце концов, вы вовсе не обязаны терпеть стрельбу по окнам вашей спальни. Это ведь в высшей степени некомфортабельно! — закончил я шутливо.
  Само собой разумеется, что в подобных случаях только обыватель способен был бы выдвинуть такое предположение, и только обыватель мог бы его принять.
  Она согласно кивнула головой.
  — Верно, — сказала она тем же мягким, ласкающим глосом. — Но если я обращусь, в полицию, то там мне могут предложить кучу вопросов. Уйму всяких неприятных вопросов. Не правда ли, Майкл?
  — Кто же их задаст?
  — Они могут пожелать заполучить для своих расследований всякие сведения об окружающих меня людях. Могут задать мне вопросы, касающиеся вас, Майкл. Но что я могла бы на них ответить? Ровным счетом ничего.
  Она улыбнулась мне. Ее глаза сияли и были загадочны.
  Я ответил на ее улыбку, но промолчал, погрузившись в размышления о том, что все это выглядело далеко не так, как я предполагал. Вместо того чтобы превратить случайно встретившуюся мне Бетину в некую приманку, вышло, что Бетина сама намеревалась предоставить мне подчиненную роль. Все начало переворачиваться с ног на голову. Бетина, оказывается, далеко не только безобидная красавица. Нет, не только. И теперь уже яснее ясного, что пистолеты принадлежат ей.
  Бетина продолжала:
  — Я знакома с парой офицеров из высших чинов полиции и уверена, что они окажут мне необходимую помощь в случае, если нечто подобное вновь повторится. Но я убеждена, что все это как–то связано с вами. Я убеждена в этом и очень желала бы, чтобы вы были со мной откровенны. Или вы вообще ни с кем не бываете откровенны?
  — Бетина, как вы можете так думать обо мне?
  Я подвинулся со своим креслом поближе к ней и взял ее за руку.
  Она доверительно приблизила ко мне лицо и вкрадчивым, нежным голосом проговорила:
  — Скажите мне правду, Майкл. Ведь я за вас, поймите эго. И если вы позволите, я буду играть за вас и для вас. Я уверена, что вы испытываете некоторые затруднения, а также в том, что вы имели или имеете намерение использовать меня в качестве Какого–то орудия в вашей игре. Но все это неважно и будет тотчас же забыто, как только я буду знать все. В этом случае вы сможете положиться на меня еще в большей степени, чем на самого себя.
  Слушая вкрадчивый и нежный голосок Бетины, я думал, что она начинает представлять для меня немалое затруднение. Обращение в полицию явно ее не устраивает, а меня тем более. Никакая огласка в нашем деле не допускалась. Если бы Старик узнал, что я причастен к обращению Бетины в полицию, он разорвал бы меня на части. Однако своим предложением Бетине я добивался иного результата и получил его. И здесь впервые мне в голову пришла мысль: «А была ли моя первая встреча с ней на площадке для гольфа чистой случайностью?» Я тут же ответил себе: конечно, нет, она была случайна только для меня. А если так… Теперь, после сказанного Бетиной, было нецелесообразно отрицать все и вся. Требовалась только особая осторожность, выигрыш времени, а в настоящий момент — приемлемое решение проблемы пистолетов.
  Изобразив на своем лице доверчивую улыбку, я сказал:
  — Дорогая Бетина, возможно, в ваших догадках и есть какая–то доля правды, но поверьте, я совершенно не расположен об этом сегодня говорить. Я хотел бы иметь с вами совершенно откровенный разговор, но только не сегодня, а завтра. И мы безусловно должны будем кое–что предпринять по отношению к чудаку, который забавляется стрельбой по окнам вашей квартиры.
  — Я сделаю все, что вы скажете, мой дорогой. Но что–то обязательно нужно сделать.
  «Она меня учит», — подумал я и сказал:
  — Вот что, Бетина. Есть одна молодая женщина, которую я хорошо знаю. Она умна, весьма изобретательна, смела и безусловно надежна. Я надеюсь ее повидать этой же ночью и попрошу немедля прибыть сюда к вам. Полагаю, что было бы очень хорошо, если бы она смогла побыть с вами здесь несколько дней. Ее наблюдательность окажет нам очень большую помощь в расследовании этого странного события и в предотвращении чего–либо подобного.
  — Я знала, что целиком могу положиться на вас, Майкл. Я уверена в том, что вы являетесь незаурядным деятелем международной разведки.
  — Бетина!..
  — Я говорю прямо и откровенно о том, что думаю. И нисколько не буду удивлена, если окажусь вовлеченной в какие–либо сверхужасные дела. Но для меня это будет весьма забавно.
  — Вы меня поражаете, Бетина.
  — Что же касается молодой женщины, которая, как я полагаю, является вашей сотрудницей, то можете прислать ее сюда, если считаете это целесообразным.
  — Убежден в этом.
  — А она красива? Впрочем, это и так ясно, так как я не представляю вас пользующимся услугами недостаточно миловидных женщин. Я даже думаю, что вы соединяете в своей странной профессии удовольствия с опасными делами. Не так ли?
  Она мило рассмеялась.
  Я молча улыбнулся ей в ответ, неопределенно пожав плечами.
  — А теперь, — продолжала она, — нам следует вернуться к гостям и рассеять их возможные недоумения по поводу нашего отсутствия.
  — Хорошо, но мне уже пора прощаться. Мне еще нужно разыскать вашу телохранительницу. Кстати, ее имя Элисон Фредерикс. Она весьма обходительна. Я сразу же ее пришлю, как только разыщу.
  — Отлично, мой дорогой. Я буду ждать ее и приму как можно лучше, несмотря на то что вы, вероятно, не раз любезничали с ней в свое свободное время.
  — Вы переоцениваете меня, Бетина.
  — А может, наоборот? Так или иначе, не забывайте, что завтра вы должны быть у меня и поговорить со мной откровенно и серьезно.
  — Не забуду. Кроме того, вам не мешало бы иметь мой телефон на тот случай, если бы вам срочно понадобилась моя помощь.
  — О, конечно!
  Я вырвал листок из своего блокнота, написал номер телефона и передал ей.
  — Между прочим, Бетина, кто такая миссис Хелдон? Она выглядит весьма недурно, не так ли? Давно вы ее знаете?
  — Я совсем ее не знаю. Мы встретились с ней только вчера в одной компании. Думаю, однако, что мы познакомимся с ней поближе. Она и внешне привлекательна, и превосходно образованна. Вы что, Майкл? Успели влюбиться в нее?
  Я усмехнулся.
  — Если это и бывает со мной, то всякий раз возникают непредвиденные помехи. Судите сами. Не успел я влюбиться в вас, как немедленно кто–то начинает в вас стрелять через окно.
  Она рассмеялась.
  — Вы полагаете, что это была женщина? Соперница? Это было бы в высшей степени забавно. Но я не думаю, что это так.
  Она обняла меня за шею и прошептала:
  — Вы очень опасны. Очень. И кажется, в этом кроется причина того, что я — за вас. Спокойной ночи, мой дорогой.
  — Как мне пройти, минуя гостиную?
  — Пойдемте.
  У входа в вестибюль мы расстались.
  Чувствовал я себя весьма неопределенно. План по использованию услуг Бетины в моем небезопасном деле неожиданно и полностью провалился. Сомневаться в этом было уже просто невозможно. Осталось, правда, еще много неясного в том, что касалось ее, но на все сто она не была нашим же агентом. Вывод, следовательно, был ясен: хорошо, конечно, что я раскрыл ее, но не очень хорошо, что и я оказался раскрытым ею и всей ее бандой. И сделали они это раньше меня. Теперь я известен всем членам их организации, а я из них знаю только Бетину и, возможно, тетушку, Джанину, белолицую крысу. И все это пока только предположения. Смутное беспокойство не оставляло меня.
  Вестибюль был обширен и полутемен.
  Отыскав свою шляпу, я медленно двинулся к выходной двери и, уже взявшись за ручку, услышал шепот, исходивший из–за выступа, прикрытого декоративными растениями.
  — Мистер Келлс…
  Это был голос Элисон Фредерикс.
  Я отодвинулся от двери, повернулся лицом к лестнице и тихо произнес:
  — Слушаю…
  — Джанина у вас на хвосте. Она в одном из темных парадных по ту сторону улицы. Она ожидает вашего появления.
  — Благодарю. Это очень важно. А сейчас попробуем вместе пробраться во двор.. Вы мне нужны.
  — Нет ничего легче. Вон там, справа от лестницы, небольшая дверца. Через нее я вошла сюда.
  Спустя пару минут мы расположились в маленькой пустой беседке в глубине садика, примыкавшего ко двору.
  — Теперь слушайте, — сказал я. — В этом доме на первом этаже снимает квартиру миссис Бетина Вейл. Она наш противник. Примерно через полчаса поднимитесь к ней и предстаньте в качестве моей сотрудницы. Ничего больше. Думаю, она еще не подозревает, что уже раскрыта мною. О вас я ей говорил, и она ждет вас.. Кто–то прошлой ночью якобы пытался застрелить ее через окно. Выстрел был произведен из окна вот этого дома напротив. Побудьте с ней в качестве телохранительницы и немного понаблюдайте. И присмотритесь к ней.
  — Постараюсь.
  — Но все это между прочим. Ваша первостепенная инелегкая задача заключается в том, чтобы как можно скорее положить на место вот эти ее две игрушки.
  Я извлек из кармана два пистолета.
  — Ого! — тихо воскликнула Элисон. — Даже среди наших не часто можно увидеть газовое оружие.
  Она взяла в руки газовый пистолет.
  — Немецкий… хотя и без фабричного клейма. Что ж, попробую.
  — Сперва их надо препарировать.
  — Понимаю.
  Используя наши складные ножи с небольшим набором лезвий и слабые отблески света из окон домов мы провозились минут пятнадцать, пока справились с задачей.
  Я подробно описал Элисон расположение спальни Бетины, передал свою отмычку, которой открывал нижний ящик шифоньера, и, пожелав ей успеха, направился обратно в вестибюль, а оттуда на улицу.
  У выхода я встал так, чтобы Джанина безошибочно смогла узнать меня.
  Я подумал, что время, когда я, наконец, смогу сорвать таинственную вуаль с лица Джанины, наступает. Эта слежка за мной говорит уже о многом. Она работает, и достаточно активно. Сам по себе этот факт кое–что значит. А еще что? Пожалуй, ничего. Не исключена здесь и рука Бетины. Но в таком случае почему слежка за мной поручена именно Джанине? По многим соображениям эта кандидатура явно неподходящая для такой черновой работы. Странно. Впрочем, и многое другое в этом деле оставалось для меня загадочным.
  В свое время я брался за дела, которые также были весьма трудными, но это уже начало действовать мне на нервы. События шли своим чередом, и я до сих пор не мог докопаться до их сути и причин. И, вероятно, именно поэтому различные факты представлялись мне явно нелогичными. Среди них мне вновь припомнилось непонятное поведение Сэмми. В самом деле, почему Сэмми оказался в ту ночь в состоянии такого сильного опьянения? В ночь, когда предполагался столь серьезный разговор. Все это совершенно не было на него похоже.
  Я продолжал стоять у освещенного парадного, погрузившись в воспоминания о той ночи. Все действия Сэмми подчеркивали его явное нежелание заниматься делом и очевидное намерение не дать мне возможности установить с ним необходимый контакт.
  Я припоминал, и в памяти всплывали лица членов той ночной компании. То одно, то другое… То смутно, то яснее… Вот лицо очень привлекательной женщины. На ней было василькового цвета платье… О, так это же была Джанина! Да, теперь я это ясно припомнил. Несомненно, то была Джанина и, возможно, именно это было причиной странного поведения Сэмми. Он знал ее и знал, почему и зачем она там была. Именно тот факт, что она присутствовала там, вынудил его держаться подальше от меня. Да, так оно и было!
  И вот по ту сторону улицы, в одном из темных подъездов, притаилась Джанина. Она внимательно наблюдает за мной. Хотел бы я знать, в какой степени она замешана в убийстве Сэмми. Что случилось в ту ночь после вечеринки? Кто же из них и как расправился с Сэмми?
  Я непроизвольно сжал губы и подумал:
  «Браво, детка! Пока продолжайте вашу игру. Но прежде чем вы доберетесь до меня, вам придется испытать на собственной шкуре, что такое нокаут!»
  Глава 4 Элисон
  Я медленно сошел с тротуара, разжег погасшую сигарету и как бы нехотя двинулся по освещенной стороне улицы.
  Шел я очень неторопливо, зная наверняка, что где–то в тени за мной следует Джанина.
  Она была далеко не глупа, и кто–то, вероятно, научил ее надевать резинки на высокие каблуки, так как я не мог уловить ни малейшего звука ее шагов на тихой и безлюдной улице.
  Тем временем я ломал голову в попытках уяснить ту роль, которую играла Джанина, и проникнуть в тайну ее загадочного поведения.
  Я представил себе, что, возможно, Джанина в этот момент думает о том же, следуя за мной. Мы оба охотились друг за другом, но пока бегали по замкнутому кругу, и никто из нас не знал многого о другом, хотя каждый и пытался раскрыть тайну соперника.
  Интересно, что подумал бы обо всем этом Старик? Я еще не предполагал информировать его об этом малопонятном периоде состязания. В ответ я выслушал бы немало язвительных замечаний. Следовало подождать чего–либо более реального, а оно, видимо, надвигалось.
  Я свернул на Чарльз–стрит и пошел в направлении Беркли–стрит. Там я пересек площадь и возле Хей Хилла вошел в телефонную будку.
  Я набрал номер Фриби и слушал гудки, досадуя, что его нет на месте.
  Вдруг в телефонной трубке послышался его голос, и я сразу успокоился.
  — Это Келлс. Вы можете покинуть миссис Вейл. Я оставил следить за ней другого человека.
  — Понял, — ответил Фриби. — Есть еще что–нибудь?
  — Да. В настоящий момент за мной увязался очаровательный хвост. Это леди по имени Джанина. Она живет на Верити–стрит, 16. Кажется, она в чем–то меня подозревает и ведет за мной слежку. Вам следует сейчас же переключить свое внимание с Вейл на Джанину. В данный момент вы могли бы побывать в ее квартире. Не можете ли вы проникнуть в нее без того, чтобы поднять на ноги всех соседей? Она занимает две комнаты — спальню и гостиную — на втором этаже. Там есть черный ход, и я думаю, он является самым легким путем для проникновения в ее квартиру. Если вы увидите, что проделать это без большого шума нельзя, то оставьте до более подходящего случая. Шум здесь для нас крайне нежелателен.
  — Я понял. На что надо обратить внимание?
  — Бумажки, записки, всякая подходящая нам мелочь.
  — Каким примерно временем я располагаю?
  — Не менее часа, я думаю. Если что–нибудь случится — сразу сообщите. Буду у себя часа через полтора. Пока.
  Он также сказал «пока» и повесил трубку.
  Я вышел из телефонной будки, прошел до угла и завернул на Довер–стрит. Как только я оказался за углом, я тотчас же вошел в первое попавшееся парадное и, стоя там с потухшей сигаретой, принялся поджидать.
  Не прошло и минуты, как мимо моего парадного прошла Джанина. Она двигалась очень быстро и в то же время грациозно и неслышно. На каблучках ее туфель действительно были надеты резинки, и она, видимо, знала свое дело.
  Я позволил ей пройти мимо меня с десяток ярдов, вышел из парадного и бесшумно догнал ее.
  — Добрый вечер, Джанина! Как поживаете? Это ваша обычная прогулка или, быть может, по той или иной причине ищете меня?
  Она остановилась и повернулась ко мне, сохраняя полное присутствие духа.
  — О, это вы?
  В ее голосе чувствовалось вполне естественное удивление и ничего больше.
  — Да, это я. Вы удивлены, увидев меня? Вы вовсе не следили за мной весь вечер? Чего же вы хотите, дорогая?
  — Не думаю, чтобы я хотела чего–либо особенного, кроме стаканчика прохладительного. Я с удовольствием выкурила бы сигарету и выпила чего–нибудь.
  Я подумал: «Да, у вас хорошие нервы, бэби. Но что же вы замыслили?»
  — Отлично, — сказал я. — Это нетрудно организовать. Пойдемте со мной. Думаю, что знаю, где мы могли бы посидеть и выпить, даже если это будет и немного позже обычного. Не правда ли, чудесный вечер?
  — Полагаю, вы правы.
  Мы направились по Довер–стрит. Никто из нас не произнес больше ни одного слова.
  После довольно продолжительного молчания Джанина не выдержала, чуть дрогнувшим голосом она сказала:
  — Вы знаете, что рано или поздно кто–то начнет разговор. И я думаю, кто же из нас это сделает.
  — Я отвечу вам, Джанина. Это должны сделать вы. Я вовсе не намерен делать то, что не желаю. А вот вы обязаны это сделать, и немедля.
  — Это почему же?
  — И это я скажу вам. Вы кое–что сделали с Сэмми. Должен вам сообщить как твердо установленный факт, что Сэмми вовсе не был жертвой авиабомбы. Он был убит. Кто–то застрелил его.
  Казалось, эта новость не особенно взволновала ее. Она сказала:
  — О, неужели? Но в таком случае этот факт отрицает то, что я общалась с ним последней. Не так ли?
  — Совсем нет. Если даже история белолицего и была неверна, если даже ваша собственная версия была правильна и если, наконец, Сэмми покинул вашу квартиру рано утром, вы все же были последним лицом, которое он видел при жизни.
  — Следовательно, — сказала она, — вы предполагаете, что он, оставив мою квартиру, направился прямо на площадь. И вы уверены, что перед этим он никуда больше не заходил?
  — Я ничего не предполагаю. Я интересуюсь только фактами. Некоторые уже есть, а скоро появятся и новые. Можете не сомневаться в том, что очень скоро на поверхность выплывут такие, за которые я уцеплюсь мертвой хваткой и которые, как прожектор, осветят тайну убийства.
  Джанина. прищелкнула языком и сказала:
  — В таком случае это становится ужасно интересным. Мне бы очень хотелось, чтобы вы таки скорее раскрыли эту тайну. И убедились бы, что ваши подозрения на мой счет развеяны как дым.
  Я промолчал.
  К этому времени мы прошли примерно половину Сент—Джеймс–стрит и находились у намеченной мною цели.
  Я подошел к знакомому дому и позвонил. В прошлом заведение Селены работало всю ночь.
  Спустя пару минут дверь открылась, и на пороге появилась сама Селена.
  — Так… так… Так эго вы?.. Вы…
  — Да–да! Майкл Келлс.
  — Ах, Келлс… Так–так… И еще Майкл…
  — Да–да! Конечно!
  — Откуда это вы? Впрочем, снова видеть вас большое удовольствие! Заходите.
  — Мне тоже приятно вас видеть, Селена. Со мной моя дальняя родственница — кузина, мисс Джанина. Не могли бы мы чего–нибудь выпить?
  — О, разумеется! Именно для этого мы и находимся здесь. Заходите.
  Мы поднялись по ступенькам и вошли в зал.
  Бар был не слишком полон. Несколько красивых девушек и довольно скромного вида джентльменов плюс три–четыре подтянутых официанта.
  Я сказал Селене несколько слой и затем повел Джанину к столику, расположенному в конце зала.
  Усадив ее, я принес из буфета виски с содовой, наполнил стаканы и сказал:
  — Итак, таинственная леди, теперь можно выпить. Вот и сигареты.
  Я поднес ей огонек и пытливо взглянул на нее.
  Забавно, но я уже давно подметил, что все порочные женщины, с которыми я встречался в своей жизни, как правило, обладают прекрасной наружностью, а если они и не очень красивы, то всегда имеют нечто привлекательное. Может быть, это и является следствием того, что они порочны. Джанина обладала этой привлекательностью. Все в ней было обворожительно. Темно–желтая блузка, черный жакетик с кружевными гофрированными манжетиками, — все было изящно и удивительно шло ей. Зубы, подобные маленьким жемчужинкам, и лукавые ямочки на щеках так и вынуждали забыть о всех делах на свете.
  Конечно, я встречал в своей жизни женщин всех сортов, конфигураций и характеров, но Джанина меня весьма заинтересовала.
  — Итак, куда же мы направлялись сегодня вечером? — начал я.
  Наступило молчание.
  Джанина повертела сигарету, сбила с нее пепел. Я заметил, что ее пальцы слегка дрожали.
  — Итак, — повторил я. — Куда?
  — Разумеется, вы думаете, что этим вечером я следовала за вами. Так?
  — Нет, я этого не думаю. Я это знаю.
  На мгновение она заколебалась, а затем спокойно проговорила:
  — Хорошо. Пусть будет так. Я действительно следовала за вами. Но вовсе не для того, чтобы следить за вашими действиями. Отнюдь нет. Я просто хотела поговорить с вами. Когда я увидела вас входящим в дом недалеко от Беркли–сквер, я решила подождать, пока вы выйдете оттуда, и побеседовать с вами.
  — Отлично. И почему же вы не поговорили со мной?
  — Вы вышли оттуда слишком поспешно, и я не имела возможности подойти к вам.
  — Джанина, вы далеко не совершенный и не законченный лжец. Вы имели десятки удобных случаев встретиться со мной и поговорить после того, как я вышел из того дома. Так или иначе, давайте отбросим в сторону все эти вилянья. В чем суть дела? Но прежде я должен предупредить вас.
  — Очень мило с вашей стороны. Вы всегда меня предупреждаете. Я слушаю.
  — Не знаю, так это или не так, но я вас предупреждаю. Именно теперь. Вы должны знать, что я начинаю терять терпение. Как видите, я говорю прямо и с достаточной откровенностью. Все это успело уже порядком мне наскучить, и я думаю, что пришло время объясниться и согласовать наши усилия.
  Она с живостью ответила:
  — Это именно то, что я хотела вам предложить. Но прежде чем мы это сделаем, не могу ли я задать вам один вопрос?
  Несмотря на напряженность разговора, я почувствовал потребность громко рассмеяться. Слишком очевидным был тот факт, что она поступала именно так, как я, и так же, как я, пыталась вытянуть из меня как можно больше, не сообщая взамен ничего. И я подумал, что нам предстоит, может быть, и интересный, но почти наверняка малорезультативный разговор.
  Теперь было уже совершенно несомненно, что и в лице Джанины я столкнулся с умным и квалифицированным агентом.
  — По–видимому, — сказал я, — существует только один вопрос, на который я мог бы ответить, если б я только знал ответ.
  — Вашу повышенную заинтересованность в причинах гибели Сэмми я вполне могу понять, — начала Джанина. — Он был вашим другом, и вы знаете, что он погиб. Однако я не вижу причины, которая побуждает вас интересоваться чем–то еще помимо потери друга.
  — Возможно, что это и так, — сказал я. — А почему бы мне не интересоваться всеми обстоятельствами его гибели?
  — Почему вы не хотите прямо мне сказать — чем именно интересуетесь? — спросила она.
  Я подумал, что произвел выстрел в пустоту. Но то же сделала и она.
  — Поверите мне вы или нет, — сказал я, — но я действительно заинтересован в том же самом, в чем заинтересованы вы, «тетя» и белолицая крыса. Вот, наконец, мы с вами знаем все главное друг о друге. Так, Джанина?
  Она покачала головой.
  — Нет, мы этого не знаем. Более того. Я даже не понимаю, о чем вы говорите. И думаю, что вы не можете быть заинтересованы в том, чем интересуюсь я.
  — Пусть будет так. Но я становлюсь больным от разговоров загадками. О чем вы говорите? Чем вы интересуетесь? Почему это мы с вами не можем интересоваться одним и тем же?
  Она приподняла свои красиво изогнутые брови:
  — Не думаете ли вы, что женщина может интересоваться собственным брачным свидетельством?
  Я едва не упал со стула от удивления.
  Минуту я разглядывал ее скромно наклоненную головку и затем сказал:
  — Итак, вы интересуетесь брачным свидетельством. Так–так. И, видимо, Сэмми имел при себе этот документ в тот момент, когда он был убит. И вы хотели его заполучить. Так?
  — Вы совершенно правы. Все было именно так, как вы говорите.
  — Допустим, что это так, и на некоторое время я поверю этому. Но скажите мне еще кое–что. Почему же ваше брачное свидетельство находилось именно у Сэмми?
  Ее глаза широко раскрылись. Они были восхитительны — простодушные, искрящиеся, теплые.
  В течение нескольких секунд она смотрела на меня.
  — Но ведь Сэмми был моим мужем.
  Я ничего не сказал, а только взял свой стакан виски и сделал несколько глотков.
  Затем я взглянул на нее, в душе восхищаясь ею. Однако сомнение тотчас же зародилось в моей голове. Конечно, Сэмми обладал решительностью и быстротой действий, но вряд ли он мог пойти на такой опрометчивый шаг. С Джаниной он был знаком без году неделю. Нет, на Сэмми это было совсем не похоже. И тем не менее… Сэмми был энтузиаст своего дела, иногда он шел на весьма рискованные вещи, и не исключено, что и в данном случае он мог прийти к заключению о целесообразности подобного шага. Он мог жениться, так сказать, временно, на некоторый период, движимый какими–то неизвестными мне скрытыми мотивами.
  Я улыбнулся Джанине.
  — Итак, вы миссис Кэрью? Отлично… Отлично… Но я не верю вам.
  — Меня это не волнует и не беспокоит. Вы спрашивали меня, что мне нужно было от Сэмми, и я ответила вам. Вы знали, что я посетила морг на Эльвастон–стрит. Там полицейские сказали мне, кто был убит на площади, они показали мне вещи, которые нашли при нем. Но брачного свидетельства не нашли.
  — Понимаю, — сказал я. — Итак, единственное доказательство того, что вы являетесь законной супругой Сэмми, это свидетельство, и оно находилось у Сэмми в момент его гибели. И этот документ исчез. Вещь неприятная. — Я выпил еще виски. — Однако все это вовсе не может беспокоить вас, Джанина, — продолжал я. — Во всяком случае, если вы действительно состояли в браке, этот факт занесен где–то в соответствующие книги. Есть, следовательно, запись, есть свидетели, и вы всегда сможете официально восстановить факт заключения брака. Это нетрудно.
  — Боюсь, что это не так просто.
  — Почему?
  Она взглянула на меня и улыбнулась.
  — Потому что мы заключили брак не в этой стране.
  Я сдался. Впервые я понял, что находился перед кем–то, кто был очень крепким, очень умным и таким же упорным, как я сам. Возможно, более умным.
  Прерывая короткое молчание, я сказал:
  — Что–то вы не пьете.
  Она взяла свой стакан и, глядя на меня через ободок, глотнула.
  — Сейчас мне нужно уходить. Мне было очень приятно побеседовать с вами.
  — Мне также, Джанина.
  — Откровенно говоря, мне нравятся мужчины вашего типа. Вы можете быть очень грубым, резким и тем не менее в вас есть много привлекательного. Вы достаточно умны и ужасно упрямы и настойчивы.
  — Это хорошо или плохо?
  — Для вас хорошо. Но я вам скажу еще кое–что. Если эта настойчивость для вас и хороша, то во мне она будит подозрительность. Я не в состоянии доверять вам.
  — Очень печально.
  — Но думаю, было бы очень хорошо, по крайней мере для вас, если бы мы с вами остались друзьями.
  — Ваше милое пожелание звучит как плохо прикрытая угроза, Джанина.
  — Принимайте это так, как вам больше нравится, но, будьте добры, никогда больше меня не беспокойте. Если вы не выполните этой моей просьбы, мы поссоримся. Вы меня рассердите.
  — И что же будет?
  — Увидите.
  Она поднялась со своего стула и сказала:
  — Не трудитесь провожать меня. Я уверена, что поймаю кэб. А вы выпейте еще и отдохните. Доброй ночи.
  Она пересекла зал, улыбнулась Селене, обслуживающей соседний столик, и ушла.
  Подойдя к буфетной стойке, я наполнил свой стакан и возвратился на место, сопровождаемый недоуменным взглядом Селены.
  Мои мысли вертелись вокруг Джанины. Действительно, она обладала весьма крепкими нервами, и голова у нее была ничуть не хуже моей. Еще час назад я находился в полной уверенности, что близок к раскрытию тайны Джанины. И вот опять — ничего. По сути дела, не столько она, сколько я поставлен перед новыми загадками. Да, не зря, выходит, Сэмми проявил тогда в компании такую осторожность. С этим орешком придется повозиться как следует, прежде чем его раскусишь. Одно только ясно: Джанина незаурядной квалификации разведчик. Она несомненно превосходит шпионку Бетину. Однако каковы их взаимоотношения? В чем причина их возможной ссоры, несогласия или размолвки? Какого рода задачу они пытаются здесь решить? В чем заключается их цель? Ответы на все эти вопросы по–прежнему были окутаны непроницаемой для меня завесой тайны.
  Мне показалось, что над моим столиком еще носится аромат ее тонких духов, и я подумал, что как бы там ни было, а Джанина обладала необычайной привлекательностью.
  Но тут мои мысли переключились еще на одну сторону поведения Джанины. Нетрудно было подметить в ее поступках некоторую самоуверенность, как если бы она имела в руках какой–то полновесный козырь. Что, если именно она держала в своих руках то, к чему стремились Бетина, тетушка, белолицый и мало ли еще кто? Может быть, и так. Во всяком случае, определенная уверенность в ее действиях явно чувствовалась.
  Я пожал плечами и допил свое виски.
  Я отправился домой. Пикадилли была безлюдна. Мягкий лунный свет перемежался с желтоватыми отблесками фонарей.
  Медленно шагая по широкой и пустынной улице, я обдумывал целую серию необычных событий, имевших место за то время, что я занялся этим делом. Событий было много, но что, собственно, я мог сообщить Старику, если бы он позвонил мне? Я мог бы ему рассказать, что после нашей с ним последней встречи разговаривал с Джаниной, познакомился с Бетиной Вейл на площадке для игры в гольф, был в ее компании, немножко выпил. Мог бы добавить, что, по словам Бетины, кто–то пытался застрелить ее через окно, что я нашел у нее пару пистолетов, что заподозрил ее, Джанину, а также тетушку в деятельности против нас, что все они, к сожалению, не так глупы, как можно было бы надеяться. Вот, пожалуй, и все. Да, мой отчет выглядел бы весьма неудовлетворительно.
  Впрочем, теперь я знал по крайней мере один новый факт. В ту ночь перед гибелью Сэмми именно Джанина находилась в компании. Теперь я припоминал ее совершенно ясно. Если так, то Джанина, по убеждению Сэмми, представляла собой весьма опасную особу.
  В отеле я нашел записку портье на мое имя.
  «Вас просит позвонить один джентльмен. Гросвенор-77650».
  Бросив шляпу в угол, я поспешил к телефону. Кто это мог быть, раздумывал я. Вероятно, Фриби.
  Я ошибся. Это был Старик, и его тон не предвещал ничего хорошего.
  — Хелло, Келлс! Я в Грейт Гросенор Курт, 71. Если вы не заняты чем–либо чересчур важным, то могли бы сюда явиться. Мне бы хотелось поговорить с вами.
  Я ответил, что прибуду туда немедленно.
  Мне очень не понравился тон Старика. Он говорил так, как будто уже имел те сведения, которые я должен был ему добыть. Но это означало бы, что помимо меня еще кто–то занимался нашим делом и его осведомленность превзошла мою. Нет, это неправдоподобно.
  Указанное мне место встречи представляло просто обставленную квартиру. По–видимому, это была одна из резиденций Старика. Подобных явок в городе у него было не меньше дюжины.
  Он сидел в большом кресле, а рядом на низеньком столике стояли ящики с сигарами, сигаретами и бутылками с виски и содовой.
  Со своими сдвинутыми к переносице и насупленными бровями Старик выглядел как воплощение гнева господня.»
  Однако начал он довольно сдержанным тоном:
  — Положите вашу шляпу, налейте себе виски и берите сигарету.
  Молча я проделывал все указанное.
  Он также молча сидел и разглядывал меня. Затем сунул себе в рот сигару и некоторое время медленно попыхивал ею. Потом вынул сигару изо рта и вновь поглядел на меня.
  Я знал, что все это означает. От меня не было никакой информации, а Старик любил дельные сообщения. После последней нашей встречи он не слышал от меня ни одного слова и отсюда вывел заключение, что, кроме виски, я ничем не занимаюсь. Техника Старика была всем известна. Он подбирал человека для определенного дела и был уверен, что человек этот верный, надежный и на него можно полностью полагаться. Затем он отходил в сторону, стушевывался и ждал результатов. А результаты должны были быть. Во что бы то ни стало должны быть. В противном случае он становился весьма раздосадованным и похожим на гнев господний.
  Наконец он начал:
  — Вас считают хорошим и даже отличным сотрудником. Вы числились в нашей лучшей тройке агентов. Это предполагает, что вы обладаете отличными нервами, достаточным количеством мозгов и нужной в деле инициативой. Я Сказал «предполагает». Вы поняли?
  Я ничего не ответил.
  Я подумал только: «Что ж… Хотите ругаться? Ругайтесь. Ничего хорошего вам это не даст, а мне от этого не будет ничего плохого».
  Он был нрав, называя меня хорошим агентом. А что касается того, что я был один из трех лучших, занятых в нашей особой области деятельности, то здесь начинала проявляться его старомодность. Он хорошо знал, что я не один из лучших, а лучший, особенно после того, как Сэмми выбыл из игры. В полдюжине стран я выполнил для Старика ряд таких операций, которые не снились всем его другим агентам вместе взятым. И он это отлично знал. И знал, что и я в этом хорошо разбираюсь. Однако я подавил нараставшую во мне досаду и принялся за виски. А виски было превосходным! Выдержанное, довоенного производства, с тонким ароматом.
  Старик, продолжал:
  — Предполагалось, что вы и Сэмми Кэрью представляете собой нашу лучшую группу. Теперь попрошу вас взглянуть на вашу так называемую деятельность. Кэрью выключился из дела до того, как он получил шанс хотя бы переговорить с вами, хотя бы сообщить вам, в чем, собственно, дело. А дело, как я теперь все больше убеждаюсь, хотя и не в курсе его, является немаловажным. Вы были связаны с Кэрью. До последнего времени вы были вместе. И оба ничего, абсолютно ничего не сделали. А почему ни он, ни вы ничего не сделали? Только потому, что вы оба, как бродяги, перепились в той компании, в которую попали в ночь перед его гибелью. Так это или не так?
  Я продолжал курить и по–прежнему молчал. Еще не настал момент, чтобы что–либо сказать.
  — Прекрасно, — продолжал Старик. — Так. Вы получили доллары. И получаете. А что вы сделали? — При этом он издал своими сложенными для этой цели губами забавный свист, означавший не то безнадежность, не то презрение, не то замысловатое ругательство. Он повторил: — Что вы делали? Конечно, кроме пьянки? Что я получил от вас? А вот взгляните на то, что я получил от других. А получил я это проклятое письмо от других потому, что от вас не получил ничего, кроме сообщений, и то неточных, о количестве проглоченного вами виски!
  С этими словами он швырнул мне какое–то письмо с грифом «Совершенно секретно».
  Письмо было подписано весьма высокопоставленным лицом. Оно напоминало Старику в очень вежливом и весьма дипломатичном тоне то обстоятельство, что последствия применения «летающих снарядов»{2} на территории Южной Англии становятся более тяжелыми, чем до сих пор. Изучение мест их попадания за последние дни народит на мысль о том, что немцы имеют некоторое представление не только о мишенях, но, возможно, и о результатах своей прицельной стрельбы. Больше в письме не было ничего. Ни пожеланий, ни упреков, ни советов. Все и так было ясным как день.
  Я вздохнул и возвратил письмо Старику.
  — Так что же? — спросил я, не подумав.
  Это его взорвало. Он стал красным, ударил кулаком по столу и принялся обзывать меня всеми некрасивыми словами, какие только знал и какие мог выговорить его язык. Раздражен он был довольно прилично.
  Я не говорил ничего, потому что, во–первых, никто и никогда не мог говорить, когда Старик проявлял свой темперамент, а кроме того, во–вторых, я прекрасно понимал значение только что прочитанного тактичного и мягкого письма. Безусловно, оно давало право Старику прикладывать к моему имени разнообразные малоприятные эпитеты.
  Досадовать и злиться на него после письма я перестал.
  Когда он закончил, я сказал:
  — Прошу вас, сэр, выслушать меня. Мне кажется, что вы допускаете небольшую ошибку относительно нас. Прошу вас вспомнить, что некоторое время я не встречался с Сэмми. Как вам хорошо известно, в последнее время мы с ним под видом немецких офицеров находились на немецкой ракетной базе в Па–де–Кале.
  — Известно. Дальше?
  — Когда Кэрью получил предписание бежать оттуда и явиться сюда, он в течение некоторого времени, правда небольшого, действовал самостоятельно, и за это время мы с ним потеряли связь. И я не знал и не мог знать, что именно попало ему в руки в этот промежуток времени, на какой именно след он напал. Но и вы, сэр, тоже ничего не знали. Более того, не исключено, что и сам Кэрью не так уж много знал. И вот когда я попал в ту компанию, я увидел, что Сэмми прилично пьян, и решил, что и мне ничего не остается до утра, как немного попробовать виски. И это было довольно хорошо.
  — Почему это было довольно хорошо?
  — Потому что там была женщина. Очень приятная и красивая. Называет себя Джаниной. Она работает на той стороне. Думаю, что Сэмми знал это. Он отлично знал, что она умело следит за ним, стремясь выяснить и установить его контакты. Вот почему он всячески избегал каких бы то ни было разговоров со мной. Он пытался оградить меня. И как следует пил.
  — Это верно.
  — Он отлично знал, что если он будет в подобной компании пить как следует, то вряд ли кто сможет заподозрить его в том, что он является первоклассным оперативником или вообще оперативником. И он прав. И прав был, что и меня подталкивал к тому же. А речь идет, как вам известно, не о том, чтобы только казаться пьяным. Такой метод может привести к обратному результату. Надо, чтобы они поверили, быть действительно пьяным.
  — Мистер Келле, — перебил меня Старик, — вы случайно не репетируете свою вступительную лекцию на будущем преподавательском поприще?
  Неопределенно пожав плечами в ответ, я продолжал:
  — Я получил его адрес, и это было все. После этого он исчез из моего поля зрения. И все потому, что он опасался этой женщины. — Я сделал глоток виски. — Конечно, ничего хорошего во всем этом нет. Даже совсем напротив. На другой же день они убили Сэмми. Однако я узнал, кто же была та женщина, которой так опасался Сэмми в ту ночь. Теперь я знаю это.
  — Так, — сказал Старик. — Ну, это уже кое–что. Следовательно, в ближайшее время я буду иметь некоторые подробности относительно ее действий, связей, намерений. Так? — Не ожидая от меня подтверждения, он еще раз повторил: — Так. Неплохо все–таки. Надеюсь, мистер Келле, что с вашей головой не так уж трудно понять то обстоятельство, что подобные письма не доставляют мне высокого эстетического наслаждения. Я не привык получать такие письма.
  После секундной паузы, он резко переменил тон:
  — Ради всего святого, Майкл, вгрызайтесь в это дело по–настоящему, как следует. Я знаю, что «летающие снаряды» не являются пока особенно опасным оружием, но беспокоить уже начинают, и не исключено, что мы можем встретиться с кое–чем похуже. Выпейте еще и можете идти.
  Одним залпом я выпил еще стакан виски и направился к двери, подхватив свою шляпу.
  — Доброй ночи, сэр, — сказал я.
  Он улыбнулся и проговорил:
  — Доброй ночи, Майкл. Держите ухо востро и помните, что я вам говорил.
  Я кивнул и тихо закрыл за собой дверь.
  К себе в отель я отправился пешком.
  Приняв горячий душ и выпив крепкого кофе, я пришел к заключению, что спокойный сон, пожалуй, одна из самых лучших вещей на свете.
  Погасив свет, я улегся в кровать, закрыл глаза и попытался найти в массе разрозненных фактов и событий, обрывках версий и предположений некую отправную точку, ключевой пункт, который придал бы моим поискам определенную целенаправленность.
  Теперь уже со всей определенностью надо было считаться с фактом нахождения где–то здесь немецкой группы. Эта группа занималась корректировкой «летающих снарядов». Группа может находиться здесь, в Лондоне, или же в самой непосредственной близости, то есть на территории, подвергающейся обстрелу этими снарядами. Факт наличия такой группы можно было считать установленным. Можно также считать установленным, что Бетина, Джанина, тетушка и белолицый действовали в пользу немцев, представляя собой тоже некую группу. Связаны ли они друг с другом? Чем, собственно, занимается группа Бетины?
  Одно было ясно: что надо как можно быстрее и плотнее заняться группой Бетины и раскрыть ее планы. А пока что следовало подкрепиться несколькими часами сна.
  В этот момент зазвонил телефон.
  Тяжело вздохнув, я взял трубку.
  Это была Бетина.
  — Надеюсь, я вас не побеспокоила, Майкл?
  — Не особенно. Правда, я в кровати, но еще немного размышляю перед сном.
  — Боюсь, дорогой Майкл, что я дам вам дополнительный материал для размышлений.
  — Это меня не удивляет. Что же вас беспокоит, Бетина?
  Она медленно проговорила:
  — Меня беспокоит ваша Элисон Фредерикс. Она очень мила, не так ли? Мне она очень нравится.
  — Почему же вы беспокоитесь?
  В моем вопросе прозвучали нотки нетерпения.
  — Дорогой мой, не сердитесь. Прошу вас. Я стараюсь все делать как можно лучше, чтобы чем–нибудь помочь вам, несмотря на то что до сих пор я абсолютно ничего не знаю о вас и просто сгораю от любопытства что–нибудь услышать от вас завтра. Вы мне это обещали. А пока я стремлюсь делать все для вас.
  — Это очень мило с вашей стороны, Бетина.
  — А вы невыносимы, Майкл. Вы не желаете позволить ни одной женщине полюбить вас. Вы напоминаете мне ежа.
  — Ежа?
  — Да–да! Но прошу вас — уберите свои колючки.
  — Хорошо, пусть я буду похож на ежа. Но почему вы тревожитесь об Элисон?
  — Объясняю. Вскоре после вашего ухода она явилась ко мне и представилась. Как раз в это время гости расходились, и я некоторое время была занята с ними. Затем все ушли, кроме миссис Хелдон, и мы втроем выпили за новое знакомство. Потом ушла и миссис Хелдон. Мы с Элисон долго говорили по душам.
  Я громко рассмеялся в телефон.
  — Клянусь, что вы попытались выкачать у нее все, что она знала обо мне. Не так ли, милый мой ягненочек?
  В трубке послышалось нечто вроде бульканья, что должно было означать кокетливый смех.
  — Вы правы, пыталась. Почему бы нет? Если красивая, богатая и глупая женщина, как я, влюблена в рокового негодяя, как вы, вполне естественно для нее интересоваться всем, что связано с ее идолом.
  — Убедительно. Итак, вы пробовали расколоть Элисон, а получили от нее приятные пустячки. Так?
  — Так. Она искусно избегала всякого разговора о вас. Она довольно умна. Не правда ли?
  — Может быть.
  — Однако она осведомлена об имевшей место попытке застрелить меня. Очевидно, с ваших слов. Так?
  — Разумеется, — подтвердил я.
  — Мы с ней решили, что я не буду спать в своей комнате, и мы устроились в другой. Выпили чаю и легли спать. Еще слушаете?
  — Даже очень внимательно, — сказал я. — Эти домашние подробности прямо–таки чрезвычайно волнуют меня.
  — Хорошо. Я надеялась, что они домашними и останутся.
  Сонливость с меня уже давно слетела, так как за болтовней Бетины я почувствовал готовившийся сюрприз. Я тщетно силился представить себе, что же там могло случиться с Элисон. Заметила ли Бетина наши проделки с ее пистолетами? Догадалась ли о чем–либо другом? Ничего предугадать я не мог, и надо было ждать, пока сама Бетина соблаговолит перейти к делу.
  — А что они? — спросил я. — Перестали быть домашними?
  — Да. В этом–то все и дело.
  — Не понимаю.
  — Примерно через двадцать минут после того, как мы легли спать, раздался телефонный звонок. Я немножко нервничала и пыталась сообразить, кто бы мог мне звонить в такую позднюю пору. Свои сомнения я высказала вслух, и Элисон предложила снять трубку и узнать, в чем дело. Она подошла к телефону и некоторое время слушала. Затем она сказала: «Хорошо, я понимаю». Разумеется, это вы, Майкл, ей звонили.
  — Что за чертовщину вы выдумываете, Бетина? Я вовсе не говорил с ней. И в мыслях у меня не было звонить вам.
  — О, дорогой…
  Итак, что–то случилось с Элисон. Но что?
  — А что же она вам, Бетина, сказала?
  — Она сказала, что звонили вы и что она должна сейчас же отправиться в указанное вами место. И еще она сказала, что это очень срочно.
  — В какое же место?
  Она ответила быстро:
  — Я заставила ее оставить этот адрес. Не правда ли,
  я умно поступила? Вот он. Это место называется Намюр–стрит, 27. Она отправилась туда, чтобы встретить вас.
  — Понимаю… Она должна была направиться в дом 27 на Намюр–стрит и там встретиться со мной… И что же она сделала?
  — Как что? Оделась и ушла.
  Я перевел дыхание. События развивались в каком–то опасном направлении.
  — И что потом? — спросил я.
  — Ничего. Я отправилась спать, но уснуть не смогла. В голову мне пришла мысль о том, что все это несколько странно. Не говоря уже о том, что с Элисон вы не так давно виделись, мне показалось странным, что вы звонили ко мне и не передали мне хотя бы привет. — В трубке послышался ее подавленный смешок. Я промолчал. — Она долго не возвращалась. Я продолжала лежать в кровати с открытыми глазами, и меня начало охватывать беспокойство не только за Элисон, но и за вас.
  — Почему же за меня? — Я деланно рассмеялся.
  — А вы не знаете, не так ли? Конечно, вы не знаете, что нравитесь мне. Конечно, вы не знаете, что меня тревожит любой ваш неосторожный шаг. А вы ведь странный человек, и каким–то образом мне в голову запала мысль, что вы играете с огнем. И я тревожусь о вас и чувствую себя несчастной. Мне даже захотелось встать, одеться и навестить вас. — Она сделала небольшую паузу и сказала: — Выходит, не вы звонили Элисон?
  Думать надо было быстро. В данном случае Бетина знала больше меня, но все же не следовало давать ей лишнее подтверждение даже хорошо известного ей факта.
  — Прошу прощения, Бетина, говоря честно, это я звонил Элисон и просил ее встретить меня там. Если бы вы взяли трубку…
  — Следовательно, вы видели ее?
  — Нет еще. Я был очень занят. Но я еще увижу ее. А вы тем временем ложитесь в кровать и отдохните, Ночью ничего не случится. Я имею в виду, что ничего особенного. Завтра около двенадцати я буду у вac и мы с вами выпьем коктейль. Потом вместе позавтракаем. Одобряете такой план?
  — О, разумеется, Майкл. Я буду очень рада.
  — Чудесно. Итак, пока, Бетина.
  Наступила маленькая пауза. Затем она произнесла каким–то хриплым голосом, в котором чувствовались слезы:
  — Спокойной ночи, дорогой.
  Я повесил трубку.
  Выпив стакан холодной воды, я попытался наскоро обдумать весьма странную новость. Кто же мог вызвать Элисон по телефону? Сомнительно, чтобы кто–нибудь смог так имитировать мой голос. Это не исключено, но маловероятно. Могло быть и гак, что кто–то говорил от моего имени. Вполне могло быть… И тотчас в голове у меня возник образ Джанины — леди с резинками на каблучках, которая весь вечер вела за мной слежку, которая отлично знала, что я посетил Бетину и вполне могла знать, что и Элисон зашла туда к ней. Так или иначе, очень вероятно, что в этом трюке активно участвовала Джанина. Но тогда надо будет признать, что по отношению к Джанине я был слишком деликатен. Я даже не счел необходимым организовать непрерывное наблюдение за ней и предоставил ей полную свободу для вредоносных действий. А если сейчас позвонить Старику? Он, конечно, легко сможет набросить на нее сеть. Это верно. Но нет. От звонка к Старику я тут же отказался. Частью традиции в нашей нетривиальной профессии было то, что мы вели игру самостоятельно, избегая втягивать других людей без крайней на то нужды. Кроме того, в данном случае я был уже убежден, что ничего хорошего в этом загадочном трюке не могло быть. И не знал, действовала на этот раз Джанина одна или совместно с Бетиной и еще кем–либо.
  Я выпил с полстакана виски с содовой, зажег сигарету, присел в кресло и попытался сосредоточиться. Очевидно, Элисон не являлась в этом трюке самоцелью. Скорее всего, через нее пытались добраться до меня. И если это так, а это было наиболее вероятным, то, следовательно, Элисон может в данный момент находиться в весьма критическом положении. Агенты Гиммлера довольно изобретательны по части добывания сведений. Что–то надо было предпринимать.
  Я начал одеваться, чувствуя, что жизнью совсем недоволен, а ходом дела еще меньше.
  В самом деле, я предполагал, что с Элисон Фредерикс, наблюдающей за Бетиной, с предприимчивым Фриби, следящим за Джаниной, со мной самим, изучающим дело со всех сторон, я смогу в ближайшие дни вскрыть такие факты, которые послужат мне отправной точкой для расследования его до конца. Но все повернулось иначе.
  Бетина, например. Я предполагал использовать ее в качестве приманки для ловли рыбки, но вскоре очутился у нее же под колпаком. Джанина оказалась на деле куда умнее, нежели я мог это предполагать. А тетушка? Какова ее роль? Что она делает? Не исключено, что и она выкинет какой–нибудь номер.
  Тут, правда, я с большим облегчением вспомнил о белолицем. По крайней мере, хотя бы одного опасного противника мне удалось ликвидировать. Иначе он тоже мог бы предпринять что–либо.
  Я быстро закончил одеваться, но, прежде чем выйти на улицу, решил еще раз продумать возможный план действий.
  Намюр–стрит была мне незнакома. Разумеется, полученный мною адрес — Намюр–стрит, 27 — может оказаться чистейшей фикцией. Однако проверить следует. Немедленно и тщательно. Этот адрес также может оказаться западней для меня. Вероятность этого в данный момент очень мала, но…
  Я вынул из столика маузер и сунул его в специальный карман под левой рукой. С ним я чувствовал себя спокойнее.
  Я вспомнил о Фриби. Он мне не звонил, следовательно, ничего любопытного в квартире Джанины он не нашел и в настоящий момент должен быть у себя.
  Через некоторое время мне удалось вызвать его к аппарату.
  Он подтвердил мое предположение о нулевых результатах осмотра квартиры Джанины и хотел было перейти к подробностям.
  — Послушайте, Фриби, — перебил я его, — есть новое срочное дело. Немедля оденьтесь и отправляйтесь на Намюр–стрит, 27. Знаете такую?
  — Слышал, что есть такая маленькая улица, но где она…
  — Хорошо, узнаете. Я тоже не знаю, где она. Дело в следующем. Примерно с час тому назад кто–то от моего имени вызвал туда нашу сотрудницу из квартиры Бетины, а затем Бетина сообщила мне этот адрес. Адрес, может быть, фиктивный, а может быть, и нет. Может оказаться и ловушкой. Я немедленно туда отправляюсь. Встретимся с вами в районе дома, где будет удобнее. К дому приближайтесь осторожно, незаметно и смотрите по сторонам.
  — Ясно. Сейчас же выхожу.
  Я повесил трубку и вышел на улицу. Двинулся сперва в направлении Найтсбриджа. На перекрестке Най–тсбридж с Уилтон–плейс я встретил полисмена Военного резерва и спросил его, не знает ли он, где расположена Намюр–стрит. Он сообщил мне, что Намюр–стрит это небольшой тупичок у Малбри–стрит и находится он в десяти минутах ходьбы.
  Я поблагодарил его и направился на Малбри–стрит, размышляя, что место это несколько странное. Ведь все началось с Малбри–стрит. Все началось с «Пучка перьев» на Малбри–стрит. И Джанина снимает квартиру на Вери–ти–стрит, примыкающей к Малбри–стрит. Там же я встретил белолицего и там же в каком–то тупике покончил с ним. Совпадения явно необычные, но вполне допустимые. Однако почему же понадобилось, чтобы Элисон прибыла в какой–то переулок туда же, на Намюр–стрит?
  Почти бессознательно я ускорил шаги. Тревожное чувство нарастало с каждым мигом. Короткое знакомство с Элисон оставило у меня весьма хорошее впечатление. Она, несомненно, принадлежала к тем надежным сотрудникам Старика, которые отказываются от различных жизненных удобств ради служения большому и нужному делу. С легкостью необыкновенной они пропускают удобные случаи устроить счастливо свою личную судьбу, проходят мимо заманчивых перспектив, отдавая делу всю свою энергию, опыт, знания, устремления. Разумеется, они прекрасно отдавали себе отчет в важности этого дела, но, и я в этом убежден, они рисковали еще и потому, что это им нравилось.
  Я пожал плечами, поймав себя на этих мыслях и подумав, что начинаю становиться сентиментальным. А как раз сентиментальность исключалась в нашей работе. Малейшее ее проявление никогда ничего хорошего не приносило и было абсолютно противопоказано.
  Я остановился и закурил, подумав о том, сколько времени провел на всевозможных улицах в течение жизни, занимаясь своим необычным делом. Ночные блуждания успели уже стать моей привычкой.
  Попыхивая сигаретой, я двинулся дальше. В голову мне пришла мысль о том, что война, по–видимому, идет к концу, а после ее окончания и моя деятельность претерпит изменения и войдет в более или менее нормальное русло.
  В этот момент, как бы отвечая на мои мысли, завыла сирена. Звук ее, то утихая, то усиливаясь, прорезал ночную тьму на минуту или минуты полторы. А еще минуты через две я услышал взрыв «летающего снаряда». Через полминуты другой «летающий снаряд» со зловещим свистом пронесся в черном небе, оставляя за собой огненный хвост. Несколько секунд я следил за его полетом, вполголоса произнося выразительные эпитеты в адрес немцев. Там, где в эту минуту падают эти их снаряды, там убитые, раненые, там трагедии, несчастья. Верно, конечно, что с военной точки зрения это оружие не представляет собой чего–либо особо опасного, но для тех людей, которые, ничего не подозревая, попадают в сферу его действия, оно до крайности мерзко, отвратительно и подло.
  Повернув за угол, я очутился на знакомой мне Малбри–стрит. При слабом свете ущербной луны улица выглядела как спокойный и сонный деревенский поселок. На ней не было ни души.
  Держась затененной стороны, я поглядывал направо и налево, пытаясь найти Намюр–стрит и заблаговременно заметить что–либо подозрительное.
  Четкую надпись: «Намюр–стрит» — я увидел с ощущением, похожим на неожиданный шок. Намюр–стрит была именно тем переулочком, где мною была ликвидирована белолицая крыса.
  Удвоив осторожность, почти крадучись вдоль забора, я приближался к тому дому, в подвале которого я убил брюнета. Совпадения здесь невозможны, твердил я себе. Но нет. Все было верно, и то, что невозможно было предположить, оказывалось суровой истиной.
  Табличка на левом углу дома ясно указывала, что это злополучное место имело именно двадцать седьмой номер.
  Месяц зашел за тучи, стало темнее. Переулочек был совершенно пуст и тих.
  Фриби еще не появлялся.
  Нервы мои несколько напряглись, и я решил, что еще до прихода Фриби успею быстро осмотреть небольшой, уже знакомый мне дом.
  Я толкнул наружную дверь. Она оказалась незапертой. Я вытащил маузер, снял с предохранителя и, соблюдая обычные предосторожности, открыл дверь, осветив на секунду своей зажигалкой коридор, и вошел Продолжая чиркать зажигалкой, я наспех осмотрел незапертые внутренние помещения, подошел к двери, ведущей в подвал, и открыл ее.
  Всюду царила абсолютная тишина.
  Держа маузер наготове и периодически освещая себе путь вспышками зажигалки, я спустился в подвал. По–прежнему вокруг царила тишина. Я стоял там, плотно охватив курок пистолета, и чего–то ждал. Но не знал чего.
  Затем я улыбнулся в темноте сам себе, припомнив многочисленные подобные ситуации в своей практике. Да, подумал я, еще рановато превращаться в старую леди и распускать нервы. С этой мыслью я решительно засунул пистолет обратно в карман и двинулся в то место, где находился упаковочный ящик, в котором я оставил белолицего.
  Ящик лежал в том месте, где я его оставил.
  Здесь мне в голову пришла еще одна мысль. Тот, кто звонил на квартиру Бетины и говорил с Элисон, возымел намерение показать мне, что ему или им известен факт убийства мною белолицего. И они направили меня в это место. Но для чего? Зачем? Чтобы потрепать мне нервы? Чепуха! Западня? Но таковой как будто бы нет.
  Я пожал плечами, подошел в темноте к ящику, прислоненному к стене, и дернул его. Он был тяжел и двигался с трудом.
  Я усмехнулся про себя. Итак, белолицый все еще находился в ящике. По–видимому, я был не прав в своих предположениях. Я даже вздохнул с облегчением.
  Оттащив от стены ящик, я опрокинул его набок, чиркнул зажигалкой и заглянул внутрь…
  Я не ошибся в своих мрачных предположениях!..
  Кто–то позаботился вытащить белолицего из упаковочного ящика. Мало того! Кто–то позаботился вместо него втиснуть туда другого… Мертвое лицо Элисон, все еще красивое, глядело на меня. На лбу ее, между глаз, виднелось маленькое аккуратное отверстие. Глаза были открыты, и в них застыл испуг.
  Погасив зажигалку, я придвинул 'ящик вновь к стене, присел на него, закурил сигарету и задумался.
  Пожалуй, никогда в жизни я не был так разъярен. Даже какая–то дрожь пробегала по моему телу, и мысли путались. Элисон я плохо знал, хотя она, несомненно, и была отличной сотрудницей. Не было у меня и каких–либо мотивов личного порядка, которые могли бы объяснить вспыхнувшую беспредельную злобу.
  Единственное, что мне было ясно, это что надо успокоиться и попытаться трезво оценить обстановку.
  Я загасил сигарету о край упаковочного ящика и решил выйти и поговорить с Фриби.
  Но это решение оказалось далеко не самым удачным.
  Внезапно холодный подвал оказался залит ярким светом сильного электрического фонаря. Луч ударил мне в лицо и на секунду заставил зажмуриться.
  Мгновенно что–либо предпринять было и невозможно, и нецелесообразно.
  Прошло, вероятно, секунды две или три, пока я смог осмотреться и оценить обстановку.
  В ярком свете на пороге открытой мною ранее двери стояла Бетина.
  В левой руке она держала электрический фонарь, а в правой — пистолет, нацеленный мне в грудь.
  Напряженно всматриваясь, я пришел к выводу, что это не «вальтер», а, скорее всего, газовый пистолет.
  Запоздалая мысль пришла мне в голову: жизнь полна сюрпризов, она никогда не дает скучать.
  Бетина улыбалась и в отсветах фонаря выглядела подобно самому дьяволу.
  Глава 5 Сэмми
  Она улыбалась и говорила:
  — Итак… Майкл… Мой дорогой и прекрасный Майкл. Мой любимый. Любовь моей жизни. Мне думается, что теперь мы можем немножко побеседовать. А после этого мы посмотрим, не найдется ли в этом ящике места еще кое*для кого. Даже если этот кто–то и окажется таким большим, как вы, мой милый.
  Думал я быстро. В первую минуту почему–то вспомнил о Старике и попытался представить себе его впечатление, если бы он явился свидетелем этой интересной сцены. Что бы он сказал по этому поводу? Был бы он в состоянии выразить свои чувства адекватными словами?
  Несмотря на весь свой угрожающий характер, ситуация оказывалась для меня далеко не ясной. Прежде всего, что у нее было в руке? Надо было выждать, пока колеблющийся свет фонаря не даст мне возможность точно определить систему оружия, нацеленного мне в грудь. Если это действительно газовый пистолет, то шансы мои не так уж безнадежны, особенно если он заряжен препарированными мной и Элисон патронами.
  Что касается Фриби, то надежд на него возлагать, видимо, не приходилось. Он должен будет ждать меня у дома.
  Тем временем, выждав окончание монолога Бетины, я сказал:
  — Так–так… Бегина… Неплохой сюрпризик, не так ли? Прямо прелесть! — Я улыбнулся ей. — Представляю себе, — продолжал я, — как вам должно быть смешно.
  — Еще бы, — проговорила она. — Я нахожу положение весьма забавным.
  Я промолчал и внимательно вгляделся в нее. Теперь она казалась совсем иной. Я заметил высоко поднятые скулы, особое мерцание в глазах, жесткую складку в уголках рта. В чертах ее лица проглядывало нечто упрямое, надменное и даже свирепое, нечто такое, что достигалось специфической тренировкой всех женщин — сотрудниц Внешнего отдела гиммлеровской разведывательной службы. Длительная работа в этом отделе накладывала особую, едва уловимую глазом печать на лица.
  Сделав небольшой поклон и по–прежнему улыбаясь, я проговорил по–немецки:
  — Приветствую вас, моя госпожа. Вы прекрасная актриса, и мне доставит громадную радость перерезать вам при случае горло.
  Она подарила мне очаровательную улыбку и сказала также по–немецки:
  — Не сомневаюсь, что эту громадную радость испытаю все–таки я. Это будет исключительным удовольствием для меня! Что может быть приятнее, чем видеть вас умирающим! Поганая свинья!
  Я пожал плечами.
  — Отлично, моя прелестная, наивоспитанная Бетина. Итак, теперь мы прекрасно понимаем и знаем друг друга. И все, что вам остается делать, — это застрелить поганую, как вы изволили выразиться, свинью.
  Она злобно улыбнулась.
  — О, я сделаю это с наслаждением. У меня достаточный опыт в таких упражнениях. Только я еще не знаю, куда буду стрелять. Вероятно, в живот. Тогда смерть займет у вас некоторое время, а мне предоставит продление приятного зрелища.
  Я зевнул и спросил:
  — Не вы ли застрелили Кэрью? Полагаю, что это ваша работа.
  — Ошибаетесь. Я бы с удовольствием это сделала, но честь ликвидации этой собаки выпала не мне. Это проделал другой. — Она как–то деланно засмеялась и затем продолжала: — Мне припомнилось наше забавное знакомство. Может быть, в последние минуты вашей дрянной жизни вам тоже будет интересно знать, как вы насмешили меня на площадке для гольфа?
  — Не понимаю.
  — И не знаете того, что я гналась за вами до самого Доркинга, а там меня крайне заинтриговал вопрос, что, собственно, вы можете делать на площадке для игры в гольф? Я с трудом тогда удержалась от смеха, наблюдая ваши неумелые попытки зацепиться ногой за скамью, после чего и последовала неуклюжая попытка падения и вывиха ноги. Прямое знакомство с вами тогда не входило в мой план, но и никаких возражений тоже не было. И в тот же день оказалось, что в вашей одурелой голове каким–то образом возникла глупая мысль относительно моей особы. Вы замыслили извлечь некую пользу от знакомства с очаровательной Бетиной Вейл. Надеялись понаблюдать, как ваши противники начнут проявлять особый интерес к вашей якобы сотруднице, и засечь и выявить их при этом. Просто поразительно, как мог такой умный план возникнуть в безмозглой голове, подобной вашей! Но мне было жаль вас, и я подумала, что будет весьма печально, если ваша бедная голова разочаруется в таком умном плане. И я полагаю, Майкл, что представление, устроенное мною в честь вашего плана, вполне было достойно вашей остроумной идеи. Не так ли?
  — Что за «представление»? — спросил я, наполовину слушая ее, наполовину занятый своими мыслями.
  — Это я выстрелила в окно своей спальни, готовясь к вашему приходу. Я уверена была в том, что вы примете мою инсценировку за блестящее подтверждение своего сверхумного плана по отношению ко мне. Ни минуты я не сомневалась в том, что ваши скудные мозги без колебаний приведут вас и сюда, в этот прохладный подвал. И наконец, я уверена в том, что вы уже успели заглянуть в ящик, на котором вы сидите. Не правда ли? — Я промолчал. Ее глаза, подсвеченные фонарем снизу, сверкнули, как у дьявола в преисподней, и она продолжала. — Действительно, вам явно не везло. События развивались для вас неудачно.
  Она вздохнула и грациозно прислонилась спиной к косяку подвальной двери. При этом фонарь в ее руке дрогнул и на какую–то долю секунды оружие, особенно дуло, оказалось лучше освещенным. Да, это был газовый пистолет. Почти наверняка. Если это был именно тот, который находился в ящике в спальне Бетины, то сомнений не могло быть в том, что это газовый пистолет. В таком случае оставался вопрос о том, какими патронами он заряжен. Если Бетина не заметила, что этот пистолет и патроны к нему побывали в чужих руках, то особой угрозы он не мог представлять, а если заметила?.. Что ж… Газовые пистолеты употребляются не для убийства. Обычно ими глушат, и человек находится в обморочном состоянии в течение нескольких часов.
  — Да, Майкл, сообразительность вам не присуща, — продолжала она. — Я твердо знала, что вы поверите в историю, которую я вам рассказала о несчастной Элисон. Знала, что если я вам скажу, что ей звонили и что она ушла, то вы немедленно отправитесь вслед за ней, чтобы выяснить, что случилось. Вы придете к этому дому и увидите место, где вы убили нашего несчастного товарища. Кстати, я даже рада тому, что вы его убили. Он был так глуп, что только мешал другим.
  Она вновь деланно засмеялась.
  Я ответил не сразу. Я как раз размышлял над тем, что бы сделал с этой гарпией, если бы имел шанс. Желание свернуть ей шейные позвонки было настолько сильно, что явно мешало думать. А думать надо было. И притом предельно быстро и четко. В данную минуту меня начала удивлять ее говорливость. Почему она так много болтала, вместо того, чтобы привести в действие свой пистолет?
  Как можно спокойнее и нежнее я улыбнулся ей.
  — Итак, Бетина, мы с вами в расчете. Я выбил из вашей компании вашего друга, а вы — Элисон Фредерикс. Мы с вами в данный момент квиты. Не так ли?
  — О нет! Так я не думаю, милый мой начинающий что–то соображать Майкл! — Ее лицо застыло в странной улыбке.
  — Послушайте, вы, глупая… Прежде чем мы покончим с вами, вы пока еще можете иметь некоторый шанс.
  — Мы? Кто же это мы, хотела бы я знать? Полагаю, что вы не считаете себя больше участником этой игры, мистер Келле, такой умный, отважный, блестящий?
  Она пожала плечами.
  — Допускаю, что вы и Кэрью недурно придумали действовать под видом германских офицеров в Па–де–Кале в течение целого года. Должна признать, что это была неплохая работа. Но мне кажется, что в собственной стране вы не обладаете подобной изобретательностью и ловкостью.
  — А мне кажется, что вы обладаете достаточным количеством мозгов, чтобы сообразить, что я и Кэрью действовали отнюдь не в одиночку. И в моем «мы» есть смысл. — Я сделал небольшую паузу и добавил: — Вы мне уже начинаете надоедать. Вы ничего не будете иметь против, если я закурю?
  — Нет, мой дорогой. Но когда вы сунете руку в карман, позаботьтесь о том, чтобы вынуть только портсигар и зажигалку. Предупреждаю, что стрелок я неплохой и никогда не делаю промахов.
  — Не беспокойтесь об этом, Бетина, в данный момент я бы не застрелил вас, если бы даже имел на то шанс. Вы мне еще понадобитесь.
  Я вынул портсигар, закурил и спокойно пустил несколько дымовых колец в сторону гарпии.
  — Удивляюсь, почему вы думаете, что можете так говорить? Или вы успели потерять чувство реальности, Майкл?
  — Думаю, что это относится к вам.
  Моя уверенность, казалось, несколько поколебала ее.
  — Что же, собственно, вы имеете в виду?
  — Только то, что у вас составилось неправильное представление о людях, дорогая моя.
  — А именно?
  — Элисон Фредерикс, например, вовсе не была такой глупой, как вы думали. Идя сюда, она по пути позвонила мне. Я тотчас вспомнил, что это за место и что за дом.
  — И что же?
  — А то, что меня удивляет ваша сверхсообразительность. Неужели вы действительно вообразили, что я явлюсь сюда один? Не можете же вы думать, что я настолько глуп?
  — Разве? — Она презрительно хмыкнула.
  — В данный момент дуло вашего пистолета направлено мне в грудь. Если вы нажмете на курок, то это будет мой конец. Но это будет и вашим концом, так как вы не сможете уйти дальше дверей этого дома. Мои люди находятся по обе стороны улицы.
  Секунду–две о чем–то подумав, она медленно проговорила:
  — Предположим, все, что вы сказали, правда… Хорошо. Но даже если все это верно, вы все равно будете убиты. И это главное.
  Я предпринял иной ход:
  — Не думаю. И вот почему. До тех пор пока я жив, вы имеете некоторый шанс добыть то, что так усердно ищете. — Она внимательно взглянула на меня. Я продолжал: — Вы пытались получить это у Сэмми, но не смогли. Вы предприняли целый ряд шагов, чтобы выяснить, где или у кого это находится. Но все оказалось тщетным. Теперь вы обратили все свое внимание на меня. Однако я не вижу ни малейшего смысла меня убивать, если вы хотите что–то найти. Такой безрезультатный опыт у вас уже был. Я имею в виду убийство Кэрью.
  — Вы хотите сказать, что если я сохраню вам жизнь, то вы дадите то, что нам нужно? То, что мы хотим получить?
  — Да. При определенных условиях. И это ваш единственный шанс.
  — Ха–ха! — Она грубо захохотала. — Знаете, если бы вы это даже и сделали, то в настоящий момент это уже никакого интереса для нас не представило бы!
  Я вновь передернул плечами.
  — Мне уже надоело говорить с вами. Можете стрелять.
  Она слегка пошевелилась, по–прежнему прислоняясь спиной к косяку двери, и, сопровождая свои слова странной улыбкой, сказала:
  — Стрелять я буду тогда, когда мне это будет нужно. Пока мне доставляет удовольствие слушать вас, позволять вам рассуждать и строить догадки относительно того, когда именно я решу убить вас и как именно.
  — Так. Выходит, что вы еще не окончательно решили застрелить меня? Возможно, вы примените по отношению ко мне иной способ?
  — А почему бы и нет?
  На ее лице вновь появилась улыбка, показавшаяся мне особенно отвратительной.
  — Вы имели еще одного замечательного агента, — продолжала она. — Человека по имени Кресси. Возможно даже, вы помните его.
  Я неопределенно пожал плечами.
  — Этот Кресси был довольно приятным. И нельзя сказать, что он был неумен. Подобно вам и Кэрью этот Кресси также подвизался в роли немецкого офицера. Но ему удалось достичь большего, чем вам, мой дорогой
  Майкл. С помощью подложных документов он сумел пробраться на ракетную экспериментальную базу на Балтийском побережье. Его достижение было выдающимся. Не правда ли, Майкл?
  — Может быть.
  — Но Кресси слегка поскользнулся. Совсем немножко. И это было роковым для него. Однако вас интересует продолжение истории Кресси?
  — Да, меня интересовала причина гибели моего друга Кресси, но не в меньшей степени меня интересовала и причина не совсем понятного для меня странного поведения этой ведьмы. Зачем она тянула время? Чего она хотела добиться от меня? Может быть, хотела вырвать у меня какое–либо неосторожное слово, признание, указание? Может быть, подтверждение того, что Кресси действительно был наш?
  — Я всегда всем интересуюсь, Бетина, исключая ваши рассказы о самой себе.
  Она изобразила на лице гримасу.
  — Ах вот как! Вы разочаровались во мне, дорогой Майкл? Но вы успеете еще больше разочароваться во мне, прежде чем я покончу с вами! А пока вернемся к нашему другу Кресси, который проделывал такую исключительную работу для вас в Пенемюнде. Так вот. Однажды ночью налет англичан был особенно тяжелым. Как вы знаете, им уже удалось раскрыть существование и местоположение ракетной экспериментальной базы. Поэтому и предпринимались некоторые меры по ее ликвидации. Ваш бедняжка Кресси в качестве капитана противовоздушной обороны нашей базы очень устал после длительного дежурства. После налета он отправился к себе на квартиру в деревянный домик в ряду подобных же домиков, соединенных общим полуподземным коридором. Он бросился одетым в кровать и, по–видимому, тотчас же крепко уснул. Я была там же. Я выслеживала другого шпиона — француза — и заглядывала во все домики, углы и щели, надеясь где–либо натолкнуться на него. Мы точно знали, что он находится где–то по соседству, вблизи. Заглянула я и в домик Кресси. Он спал, что–то бормотал себе под нос и тяжело ворочался. Я уже собиралась закрыть дверь и уйти, чувствуя некоторую неловкость оттого, что вынуждена нарушать отдых германского офицера. Но в эту минуту Кресси начал отчетливо говорить во сне. Догадываетесь, дорогой Майкл?
  — Что ж здесь особенного?
  — Не прикидывайтесь таким наивным. Так вот. Кресси заговорил на чистейшем английском языке! А таких способностей, по нашим данным, за ним не числилось!
  — Так вот как был раскрыт Кресси, — подумал я с горечью. — Однако какую же цель преследует гарпия, рассказывая это мне? Возможно, беспредельный садизм побуждает эту змею оттягивать последний момент?»
  Она продолжала:
  — Как раз в этот момент англичане совершили второй заход. Грохот от наших зениток и взрывавшихся бомб был невероятный. Ваш Кресси зашевелился и начал, видимо, пробуждаться. У меня мелькнула неплохая мысль — не казнить ли мне самой английского шпиона. Тут же на месте. Это было бы недурно для меня. Я выхватила револьвер, но в следующую секунду пришла к заключению, что было бы более забавным перерезать ему горло. Так я и сделала. В то время, когда он еще не успел проснуться. Он еще спал. По крайней мере в первое мгновение… И вот теперь я думаю, не применить ли такую же технику и к вам.
  — Мне кажется, — сказал я, начиная догадываться о назначении газового пистолета в руках садистки, — что вам будет нелегко перерезать мне горло, принимая во внимание то обстоятельство, что я нахожусь далеко не во сне.
  — Не беспокойтесь. Способ я найду.
  Я зевнул опять. Громко и довольно театрально.
  — Одна вещь для меня совершенно очевидна, — сказал я, — и это то, что вам совсем не улыбается убить меня. Почему — я уже вам говорил. Дополню эти причины. Совершенно очевидно, что вами еще не найдена та вещь, которую вы так усердно разыскиваете. Вы полагали, что она находится у Сэмми Кэрью, но ошиблись. У Кэрью этой вещи не было. Эту вещь мог бы иметь я. Не так ли? Вы хорошо понимаете, что я могу ее иметь. Но, само собой разумеется, я не могу ее иметь при себе. Следовательно, убить меня — это напрасная трата времени. И я уверен, что все это вы уже давно решили. Прав я, дорогая Бетина?
  Говорил я не очень складно, так как все мои мысли сосредоточились на подготовке к ослаблению возможных одурманивающих последствий выстрела из газового пистолета. Даже если в нем и находился один из препарированных мною патронов, то и в этом случае выстрел мог бы причинить вред, размеры которого я не мог предугадать. Важно было не упустить момент, вовремя вдохнуть в себя чистый воздух и отвернуть от прямого удара газовой струи лицо. Одновременно я прикидывал шансы преодолеть пространство в пять ярдов, отделявшее меня от выступа стены. Этот выступ находился слева от двери, почти рядом с немецкой чертовкой.
  Секунду–две гарпия молчала, а затем слегка отодвинулась от косяка двери и прохрипела:
  — Правы вы или нет, я не знаю. Но знаю, что вы паршивая английская свинья! И я застрелю вас или перережу вашу глотку…
  Все последующее произошло в таком стремительном темпе, что впоследствии я лишь с большим трудом смог восстановить события.
  Внезапно в доме раздался какой–то глухой грохот. Определить его характер или происхождение времени не было. Бетина вздрогнула, но мне это могло и показаться. И в ту же секунду она выстрелила. Но в эти доли секунды я уже инстинктивно рванулся за выступ стены. Я еще не успел подлететь к выступу, как моя правая рука взмахнула маузером. Свет исчез, а я, оглушенный, теряя сознание, осел у стены за выступом. Но сознание я не потерял, а если и потерял, то не более чем на какую–нибудь секунду.
  Полулежа за выступом стены, стараясь не выпускать из рук револьвера, я напрягал все силы, чтобы овладеть собой и не растянуться беспомощно на полу. В воздухе стоял отвратительный запах углекислого газа в соединении еще с чем–то. Ноющая боль в голове и левом плече казалась невыносимой.
  Оцепенев, я старался не делать ни малейшего движения, чтобы не обнаружить себя, и держал дуло револьвера направленным на дверь.
  Кромешная тьма и абсолютная тишина окружали меня. Раз или два мне почудился звук, похожий на скрип половиц где–то в коридоре.
  Я прислушался. Все было тихо.
  Прошло некоторое время.
  С большими предосторожностями я поднялся на ноги и, к своему удовольствию, почувствовал себя значительно лучше. Боль утихла. По–видимому, я был оглушен стремительным ударом о стену во внезапно наступившей темноте и к тому же затронут газовой струей. Но точно определить, был патрон препарирован или выстрел дал значительное отклонение от цели, то есть от моей головы, было довольно затруднительно, да теперь, собственно, и не нужно. Второй раз выстрелить она не успела. Почему? Во–первых, она могла заметить в моей руке маузер и предпочла погасить свой фонарь. Во–вторых, кажется, она была встревожена шумом наверху. Как для меня, так и для нее этот шум был, безусловно, неожиданным. Следовательно, сам по себе шум мог побудить ее поторопиться. Но что это был за шум? Как будто что–то бросили на пол или что–то обрушилось в доме.
  Левой рукой я ощупал голову и сразу же обнаружил шишку с левой стороны. Ну что ж… Отделаться такой шишкой — этому можно было только радоваться.
  Но где могла быть в данный момент Бетина?
  Не исключено, что она могла находиться где–либо у двери или за дверью, выжидая благоприятный момент для повторения выстрела. Выдержки у этой бестии хватит. В любую секунду мог вспыхнуть электрический фонарь в ее руке. Какое–то время надо было выждать. За выступом я чувствовал себя довольно уверенно. Но Бетина могла находиться и в коридоре, заняв там еще более выгодную позицию. Все это не исключалось, хотя и было маловероятным, учитывая ее тревогу по поводу непонятного шума в доме. В таком случае она должна была покинуть дом немедля. Это всего вероятнее, однако следовало некоторое время выждать.
  Прислонившись к стене, я внимательно прислушивался к тишине и размышлял о не совсем ясных для меня вещах. Какую же, в сущности, цель преследовала Бетина? Застрелить меня? Но зачем же тогда газовый пистолет? Возможно, действительно она намеревалась перерезать мне горло? Перерезать после того, как я буду парализован выстрелом из газового пистолета?
  Бетина и ее друзья без колебаний убили Сэмми Кэрью и Элисон Фредерикс, и у них не могло возникнуть каких–либо колебаний, чтобы расправиться со мной. Но выстрел из газового пистолета мог только вывести меня из строя, и то на очень непродолжительное время. Скажем, часов на пять–шесть или немного больше. Конечно, в некоторых случаях может быть и смертельный исход. Но рассчитывать именно на это Бетина никак не могла. А что, если отбросить ее угрозу перерезать мне горло? В таком случае остается только одно предположение. Группа Бетины не имела намерения застрелить меня в данный момент, а следовательно, эта группа стремилась привести меня в недееспособное состояние на какой–то определенный период. Выходит, в этом случае я мог бы оказаться для них помехой в каком–то деле. И притом в самое ближайшее время. Но что это могло быть за дело? Никаких намеков на это у меня как будто бы не было.
  Теперь я был более чем когда–либо убежден в том, что квартет усиленно стремился что–то разыскать. Квартет, состоявший из Бетины, тетушки, Джанины и белолицего, несомненно, был занят поисками чего–то, что, по первоначальным предположениям, находилось у Сэмми. Затем они пришли к заключению, что это не так. Раскрыв меня, они могли предположить, что это нечто могло оказаться у меня. В таком случае они могли попытаться обыскать меня. Газовый пистолет был бы для этой цели идеален. Ну а если нечто не было бы найдено при мне, то наиболее целесообразным для группы Бетины была надежда на то, что я, оставшись в живых, мог бы навести их на след. Пожалуй, эта версия была наиболее вероятной.
  Так я размышлял, по–прежнему внимательно вслушиваясь в тишину.
  Бесшумно вытащив из кармана зажигалку и подняв ее над головой, я на какие–то доли секунды высек свет.
  Подвал был пуст.
  Очень медленно, соблюдая все необходимые предосторожности, я вышел из подвала, поднялся по лестнице в коридор, еще некоторое время выждал в проеме одной из дверей и с удвоенной тщательностью принялся осматривать внутренние помещения.
  Бетина, несомненно, ушла. Никакого намерения подстерегать меня у нее, очевидно, не было. Но в чем причина странного грохота? Случаен он или здесь находился еще кто–либо помимо нас?
  Полуразгадку этой тайны я обнаружил в комнате, из которой одна дверь вела в кухню. Дверь эта была двустворчатой, и половинки открывались и закрывались в обе стороны. Но в комнате, закрывая одну из створок, были сложены двумя штабелями пустые ящики. Когда я осматривал эту комнату раньше, то заметил, что обе колонки этих ящиков возвышались до потолка. Они не помешали мне открыть вторую створку и осмотреть кухню. Теперь же возвышалась только одна колонка. Вторая рухнула, и ящики оказались разбросанными по полу. Развалиться колонка могла и сама по себе, но… она могла рассыпаться также и при легком нажиме на дверь со стороны кухни. И это правдоподобнее. Я прошел в кухню. Это было угловое помещение. Большое продолговатое окно выходило в сад, — а рядом с ним темнела дверь. Я нащупал рукой запор. На дверь была наброшена массивная щеколда. Не чиркая из предосторожности зажигалкой, я подошел к окну и ощупал его руками.
  Разгадка обнаружилась тотчас же. Нижнее стекло было мастерски вынуто, и проход через окно в дом оказался свободным.
  Но кто же это мог быть?
  Пока ясно было, что неизвестный не принадлежал к обитателям этого дома. Внутреннее расположение в доме он знал плохо. И ясно, что он торопился.
  В голову мне пришла мысль о Фриби, но, прежде чем строить какие–либо предположения, целесообразнее было бы просто связаться с ним.
  Я прошел к двери, которая выходила на затененную сторону улицы, осторожно приоткрыл ее и внимательно оглядел тупик. Нигде не было ни души. Конечно, Фриби мог скрываться поблизости, что ему и было рекомендовано, и, для того чтобы привлечь его внимание, мне следовало бы показаться на открытом месте. Но из многочисленных темных и скрытых углов тупика за мной мог наблюдать и кое–кто из группы Бетины.
  Притворив дверь, я вернулся в кухню, пролез через окно в сад, пересек его и через какой–то двор пробрался в параллельный Намюр–стрит переулок.
  Улицы были безлюдны, и я медленно шел домой, вдыхая чистый ночной воздух и понемногу забывая о боли в плече и шишке на голове.
  Было уже три часа ночи, когда я вернулся к себе. Первым долгом я направился в ванную, вымыл холодной водой лицо и голову и наложил на шишку компресс.
  В гостиной я принялся смешивать виски с содовой, но, как только я взял в руки сифон, на глаза мне попался конверт, очевидно принесенный портье и заботливо прислоненный к вазочке на камине.
  Вскрыв конверт, я обнаружил внутри еще один конверт и записку:
  «Уважаемый мистер Келлс!
  Я нашел этот конверт, адресованный вам, в водосточной канаве вблизи Малбри–стрит. Почтовый штамп на нем отсутствовал. Как вы можете сами заметить, на конверте в углу имеется написанная карандашом просьба к нашедшему отправить письмо почтой. Подумав, что это письмо, возможно, может иметь для вас некоторое значение, я решил немедленно отправить его вам с настоящей запиской.
  Уважающий вас Джеймс Твейтс».
  Отложив записку, я осмотрел конверт. Он был смят и испачкан в грязи. Карандашом на нем был написан мой адрес, а в углу — приписка:
  «Величайшая просьба к нашедшему этот конверт отправить его почтой».
  Я был поражен, как, пожалуй, никогда в жизни. Меня ошеломило то обстоятельство, что почерк, которым был написан мой адрес и приписка на конверте, был мне более чем знаком. Рука Сэмми! В этом не могло быть ни малейшего сомнения!
  Не знаю, дрожали ли у меня пальцы, когда я вскрывал конверт. Внутри находилось три–четыре листка бумаги, вырванные, очевидно, из блокнота.
  Забыв про виски, я принялся читать письмо, представлявшее шифрованную стенограмму. Такой тип записей обычно употреблялся мною и Сэмми.
  Сэмми писал:
  «Дорогой Мики!
  Дело чертовски дрянное, не так ли? В данный момент я нахожусь в таком месте, из которого вряд ли выберусь. В прескверном исходе мало сомневаюсь. Прежде всего постараюсь кое–что объяснить. Я тщательно избегал тебя в той компании ввиду того, что там находилась женщина, которая внушала мне весьма обоснованные опасения. В этом, правда, я не уверен до конца, но мой опыт и инстинкт подсказывают, что эта женщина почти наверное с другой стороны. И я подумал, что самым лучшим в таком положении было бы не дать ей ни малейшего намека, никакой зацепки. За этим я старательно следил и был убежден, что ты это поймешь и не сделаешь даже попытки заговорить со мной о деле. Я не ошибся.
  Моей единственной заботой было сообщить тебе свой адрес, чтобы на следующее утро мы смогли бы спокойно установить друг с другом крайне необходимый контакт.
  Но этого не случилось.
  После того как я покинул компанию, — а я думаю, что тебе там понравилось и при случае ты бы не возражал вновь туда попасть, — я проводил одну девушку домой и отправился к себе, думая о бутылке превосходного виски, ожидавшей меня дома. Однако кто–то успел превратить это виски в превосходную отраву. Даже будучи пьян, я смог это заметить, правда, к сожалению, уже после того, как осушил целый стакан этой гадости.
  После этого сознание и память возвращались ко мне на очень короткие промежутки. Я что–то делал, где–то падал, куда–то пытался выйти, хватался за свой револьвер, даже стрелял, пытаясь привлечь внимание соседей к странным действиям каких–то людей в моей комнате, затем вновь падал под ударами по голове…
  Одним словом, был какой–то кошмар, то ли во сне, то ли наяву. По–видимому, моя голова тщетно боролась с действием снотворного или одуряющего, которое было подмешано в мою бутылку виски.
  В результате я не в состоянии точно и ясно припомнить действительную картину событий этой ночи. Сон и явь смешались в кучу.
  Теперь о причине, по которой я снял комнату на Киннаул–стрит. Когда я вернулся в Англию, то по некоторым признакам буквально в первые же часы пришел к заключению, что кое–кто проявляет особый интерес к моей особе. Это был молодой человек с бледным лицом и претензией на наглую самоуверенность. Чуть позже, узнав, что он живет в одном из домов на Киинаул–стрит, я подумал, что для дела будет лучше, если я остановлюсь где–либо поблизости. Кстати, он же подсказал мне удобное помещение. Моя квартирная хозяйка женщина такого сорта, что кое–что она сможет тебе рассказать. У меня нет никаких данных, но мне кажется, что этой особой следовало бы заняться, особенно если этот бледнолицый окажется действительно персоной, требующей специального внимания.
  Когда сознание ко мне вернулось и действие дурмана прекратилось, я обнаружил, что нахожусь в незнакомом помещении, в котором и пишу тебе эту записку.
  В комнате высокое окно с железными решетками. По–видимому, я нахожусь на втором или третьем этаже. Изредка сюда доносится шум транспорта. Но трудно определить, откуда и с какого расстояния.
  Теперь о главном. Так или иначе, буквально в самое последнее время мне удалось узнать следующее: одна из специальных групп Гиммлера находится здесь с заданием проследить полет и точность попадания «летающих снарядов», именуемых в Германии «Фау-2». Тебе они хорошо известны. В этой группе действуют две–три женщины и примерно столько же мужчин. Группа, повторяю, имеет весьма важное значение. Оно состоит в том, чтобы не только точно засекать место падения «Фау-2», но и немедленно передавать информацию об этом. Кому именно и по каким каналам они намерены передавать эту информацию на континент — мне неизвестно.
  Теперь я убежден, что был весьма искусно приглашен в эту компанию и что там находились двое, а то и трое подозрительных людей. Напоминаю адрес квартиры, в которой состоялась эта вечеринка: Глан'стон Курт, Сент Джонс Вуд, 324. Хозяйка — миссис Маринет. То, что я принял приглашение туда, нельзя, ни в коем случае считать ошибкой. Но грубейшей моей оплошностью было то, что я не подготовился, как положено, к этой вечеринке и ничего не сообщил Старику. Я не представлял себе столь стремительных темпов. В этом я непростительно виновен, не сетую и, очевидно, расплачусь своей головой.
  Если получишь это письмо, на что я мало надеюсь, то, помимо прочего, можешь начинать поиски среди всех присутствовавших у Маринет. Женщина, которой я так опасался, высокого роста, довольно красивая, с белокурыми волосами. Я бы сказал даже, слишком красивая, как бы искусственно красивая. Имени ее я не знаю. Повторяю, определенных данных против нее у меня нет.
  Боюсь, что сведений, которые я сообщаю, окажется слишком мало, но все же убежден, что кое–что пригодится для розыска.
  Очень сожалею также, что ничего не могу сообщить о людях, затащивших меня сюда. Никого из них я не видел с того момента, как ко мне вернулось сознание.
  Однако я начинаю думать, что какую–либо зацепку ты сможешь разыскать на Киннаул–стрит. Вызывает подозрение то обстоятельство, что банда действовала, по–видимому, очень уверенно и спокойно, хорошо ориентируясь во внутреннем расположении дома без чьей–либо помощи изнутри. Ясно? И к тому же, где находилась в тот момент моя квартирная хозяйка? Если не дома, то мои выстрелы она могла не слышать, но где же она могла быть в такой поздний час, перед рассветом? Будь я на твоем месте, я бы весьма заинтересовался этой особой, на квартиру к которой я попал не случайно. В этом я теперь уверен.
  Вчера я встретил того самого наглеца с бледным лицом. Он вертелся на углу улицы. Я заговорил с ним, и наша беседа закончилась в кафе, которое называется «Пучок перьев». Это на Малбри–стрит. Мы немного выпили. Должен сказать, что это весьма и весьма опасный тип. Учти, он знаком с моей хозяйкой. И учти, именно он, по сути дела, ввел меня в компанию Маринет.
  Эти идиоты еще не успели очистить мои карманы, и у меня сохранился блокнот и, к счастью, конверт и карандаш. Я попытаюсь выбросить это письмо сквозь решетку. А вдруг кто–либо подберет и бросит в почтовый ящик! А если нет… ну, что ж…
  Очевидно, банда поджидает, когда я приду в себя. Сомневаюсь, что мне удастся отсюда выбраться. Что ж, сам виноват. Желаю удачи, Мики.
  Всегда твой Сэмми.
  Р. S. В самые последние дни установил контакт с превосходным сотрудником. Она прибыла с континента. История длинная — она ее расскажет сама.
  Она тоже была на вечеринке у Маринет. Контакт с ней для тебя крайне важен. Ее имя Джанина Грант, а ее адрес: Верити–стрит, 16. С.».
  Я выпил виски с содовой, еще раз внимательно перечитал поразившую меня записку Сэмми и затем сжег ее.
  Я ощущал крайнюю признательность к мистеру Твей–тсу, кто бы он ни был, за отправку письма Сэмми.
  Закурив сигарету, я принялся ходить взад и вперед по комнате.
  С самого начала это дело было весьма важным, крайне запутанным и напряженным. Никто с нашей стороны не сделал чего–либо стоящего, действительно полезного, хорошего. Но зато каждый из нас делал уйму больших и малых ошибок. Я, например, среди прочего, усердно охотился за Джаниной, растрачивал на нее ценное время. А как бы я смог продвинуть дело, если бы только знал, что она работает на нашей стороне!
  Жизнь действительно полна сюрпризов!
  Однако теперь многое прояснилось. Теперь более или менее ясно, что случилось с Сэмми. Кое–что известно о Джанине, хотя далеко не все. Теперь уже нельзя было сомневаться в характере деятельности тетушки, а тем более покойного белолицего.
  Однако надо было понять состав компании и как можно быстрее кое–что сделать. В противном случае Старика может хватить апоплексический удар.
  Прежде всего, разумеется, следовало установить контакт с Джаниной. Чем, собственно, она занималась? Откуда она появилась? Где и как связалась с Сэмми? Каковы были ее планы? Что ей известно о том «нечто», что, несомненно, разыскивает группа тетушки — Бетины?
  Контакт с Джаниной — это первое дело, которое не терпит отлагательства.
  После этого надо было посвятить во всю историю Фриби. Он достоин доверия и сможет гораздо больше сделать, зная существо и перипетии всей этой истории. Его помощь, в которой я все более нуждался, увеличится.
  По отношению к Бетине следовало придерживаться крайней осторожности, не спуская с нее глаз. Она достаточно умна, обладает прекрасными актерскими способностями и может предпринять шаги, которые надолго поставят в тупик ее противников.
  Помимо моей воли и желания в голове у меня то и дело возникали всевозможные планы сведения с ней счетов личного порядка. Все эти планы, разумеется, были легко осуществимы, но я их решительно и бесповоротно отбрасывал в сторону и гнал из головы. Преждевременная ликвидация этой змеи могла плачевно отразиться на ходе нашего расследования. Само собой понятно, что чувствам личного порядка не могло быть места, тем более что оставалась твердая надежда: эти устремления я с лихвой реализую в конечном итоге.
  Я не сомневался в правдивости ее рассказа о Кресси. Именно она убила Кресси! Этому вполне можно было верить. Но кроме того, она знала его настоящее имя! Откуда и каким образом?
  Кресси был у нас одним из лучших. Прекрасный лингвист, с острым умом и дьявольски крепкими нервами.
  Я вспомнил ту ночь, когда мне и Сэмми впервые пришла в голову мысль о Кресси. В то время и я, и Сэмми носили форму двух убитых нами офицеров германской армии. Эти офицеры направлялись с Востока для прохождения дальнейшей службы на артиллерийскую батарею. Но «продолжать службу» на этой батарее было суждено уже нам с Сэмми — в их форме и с их документами. Однажды эту батарею посетил один из высших чинов артиллерии по имени Мейерейн. Он инспектировал нашу группу батарей перед своей поездкой в Пенемюнде на экспериментальную ракетную базу. Как только мы с Сэмми взглянули на него, так тотчас же переглянулись. Одна и та же мысль пришла нам в голову. Мейерейн был чуть ли не двойником Кресси. Тот же рост, тот же тип лица, та же походка.
  Мейерейн оставался на батареях четыре дня. Этого было вполне достаточно для разработки нашего плана.
  В ночь отбытия Мейерейна Кресси был сброшен на парашюте в условленное место.
  Мы с Сэмми остановили в намеченном месте машину Мейерейна, прекратили его вредоносную деятельность на этом свете, а самого закопали в лесу, предварительно освободив его от документов и формы. Форма пришлась впору Кресси, и он, снабженный целым ворохом документов, отправился в Пенемюнде. Кресси знал полдюжины языков, и на немецком изъяснялся без малейшего акцента. В Пенемюнде Кресси Действовал с большим успехом до тех пор, пока его не раскрыла Бетина. Понятно, что деталей мы не знали.
  Помимо прочего, Кресси мог обладать информацией, которую еще не успел передать нашим. Возможно, она никогда не достигнет нас.
  Но пока что весьма зловещим фактом является то, что Бетина знала имя Кресси. Каким образом? На нем и при нем не было ни малейших указаний на то, что он не немец. Мы с Сэмми об этом весьма тщательно позаботились. Но тогда — каким же образом? Каким путем она дозналась?
  Возможно, конечно, что служба Гиммлера имела здесь кого–то еще до появления Бетины. Этот кто–то мог раскрыть Кресси, точно гак же как они раскрыли Сэмми и меня.
  Я затушил сигарету и подумал, что в этом деле еще уйма загадок, а пока надо хотя бы несколько часов отдохнуть. Устал я невероятно.
  Но как раз в тог момент, когда я входил в спальню, зазвенел телефон.
  Глава 6Фриби
  Я стоял и глядел на аппарат с сомнением. В этот вечер и ночь я имел более чем достаточно телефонных звонков, и воспоминание о телефонной беседе с Бетиной было в моей голове слишком свежо. Но может быть, еще кто–либо? Так или иначе — узнать нужно.
  Это был Фриби.
  — Я по–прежнему нахожусь в том районе.
  — Но вы отлучались?
  — Да, но ненадолго. Я выслеживал одну женщину, которая сопровождала мой прежний объект в указанный вами дом.
  — Успешно?
  — Думаю, что да.
  — А сейчас вы где?
  — В телефонной будке в сотне ярдов от «Пучка перьев» на Малбри–стрит.
  — В общем, все хорошо, Фриби. Идите к тому же дому № 27 и ждите меня.
  — Намюр–стрит?
  — Да. Я сейчас же иду туда.
  Он сказал «о’кэй» и повесил трубку.
  Я взглянул с сожалением на кровать, выпил немного виски, закурил, оделся и вышел на улицу.
  Близился рассвет, и стало немного прохладнее.
  Я шел быстро и скоро увидел спокойную фигуру Фриби, стоявшего у дома № 27. У него было уже знакомое мне снисходительно–вежливое выражение лица.
  — Итак, — начал я, когда мы отошли с ним в тень под навес, — здесь вы никого не заметили?
  — Только что? Нет.
  — Никого. Никто вас не видел на квартире у Джанины?
  — На самой квартире нет. Но после осмотра ее я некоторое время наблюдал за домом. Решил дождаться ее прихода и еще кое–что узнал.
  — И что же?
  — Джанина не появлялась. Но мимо медленно прошли двое прилично одетых мужчин. Они замедлили шаг у дома и внимательно всматривались в его окна. Я стоял в не совсем удобном месте, и не исключено, что они могли заметить меня. Так или иначе, они вдруг ускорили шаг и исчезли за углом. Я занял более удобную позицию и еще некоторое время вел наблюдение, но никого больше не видел. Как только я вернулся домой, вы мне позвонили.
  — И Джанина домой не возвращалась?
  — Нет.
  — Это и загадочно, и подозрительно. Может быть, даже очень нехорошо.
  — За это время она могла уже десять раз вернуться домой.
  — Могла, конечно, но это не безусловно. Посмотрим. Теперь скажите, почему я вас не видел здесь?
  — Не знаю, хорошо ли я поступил, но получилось так. После вашего звонка я тотчас же помчался сюда. Но, помня ваше предупреждение, я, не доходя до Намюр–стрит, пробрался через дворы и начал осторожно приближаться к той рощице за забором, что наискосок от нас. Видите?
  — Вижу. Очень умно. Одобряю.
  — Там я едва не натолкнулся на двух женщин, наблюдавших за домом. Номер дома я, конечно, разобрать не мог. Через минуту–две появились вы. Вы не стали дожидаться меня, а вошли в дом. Мне стало ясно, что это и есть № 27. С момента вашего появления в переулке женщины наблюдали за вами, а я за ними. Через их головы я видел этот дом, часть переулка и кусочек Малб–ри–стрит. Через небольшой промежуток времени где–то возле угла Малбри–стрит два раза мигнул свет фонарика. Одна из женщин покинула свой пост и направилась через улицу к этому дому. Когда она вышла из тени я сразу узнал ее. Это была прежняя моя подопечная Бетина Вейл. Она вошла, так же как и вы, в эту дверь.
  — А другая?
  — Другая, совсем мне незнакомая, принялась расхаживать вдоль забора. Пользуясь этим, я незаметно отошел подальше, полагая, что она будет поджидать Бетину, и вон по тем дворам, вдоль изгородей и заборов, пробрался к самому тупику, перешел через переулок и уже по этой стороне добрался до дома. У фасада я не мог показаться, так как фасад находился под наблюдением незнакомки. Я обошел сад, примыкающий к дому, ,с тыльной стороны, и, убедившись, что он пуст, принялся искать другой вход в дом. Там оказалась дверь, но она была закрыта на щеколду. Я вынул стекло углового окна, просунул руку, открыл окно и пробрался в дом.
  — И умудрились опрокинуть пруду ящиков, — вставил я с улыбкой.
  — Да, но…
  — Нет–нет, Фриби. Все отлично, продолжайте.
  — Наделав шуму, я затаился. Прислушался. Никаких звуков. Я решил, что вы уже успели уйти, и Бетина тоже, так как мой переход занял довольно много времени. Но вдруг я уловил шорох чьих–то шагов, а затем тихий звук прикрываемой двери. Очевидно, кто–то вышел из дома. Я не нашел ничего лучшего, как тотчас же выкарабкаться из дома через то же окно и из–за угла дома понаблюдать.
  — Успели?
  — Да. Бетина и незнакомка шли по переулку к Малбри–стрит. На углу их встретил какой–то мужчина, но тотчас же скрылся. На улицах никого не было, и я с большим трудом продолжал следить за женщинами. Мне помогло, что они были заняты каким–то оживленным спором. Шли они медленно. Через некоторое время показалась двухместная спортивная машина. В ней находился мужчина. Женщины продолжали идти, а машина следовала поблизости от них. В сотне ярдов до Киннаул–стрит Бетина села в машину и уехала. Я продолжал следить за незнакомкой. Несколько раз оглянувшись, она прошла на Киннаул–стрит и там вошла в дом № 23.
  — Тетушка.
  — Тетушка? Вы ее знаете?
  — Сейчас скажу. Это все?
  — Да. Я позвонил вам, но дома вас не оказалось. По дороге сюда я еще два раза звонил вам и вот только в последний раз дозвонился. Не знаю, хорошо ли…
  — Отлично, Фриби! Отлично! Вы вполне заслужили несколько часов спокойного сна, так же как и я, надеюсь. Но дело не терпит. Сейчас мы его немножко обсудим вместе, а затем уж отдохнем парочку часов. Зайдем внутрь.
  Открыв наружную дверь, я двинулся по знакомому коридору, приглашая Фриби следовать за собой.
  — У вас фонарик при себе? — спросил я, освещая коридор зажигалкой.
  Фриби включил фонарик.
  Мы спустились в подвал.
  — Садитесь сюда, на ящик, — сказал я, присаживаясь на груду кирпичей.
  Я предложил ему сигарету и спросил:
  — Вам приходилось когда–либо встречаться с девушкой по имени Элисон Фредерикс?
  — Да. Я дважды с ней работал. Очень исполнительная и пунктуальная. Сотрудница она очень хорошая.
  Я закурил сигарету и сказал:
  — Была хорошей.
  Совершенно не дрогнувшим голосом он произнес:
  — Выходит, они убили ее?
  — Она находится в ящике, на котором вы сидите, Фриби. Миссис Бетина Вейл — одна из участников прекрасного хора Внешнего отдела гиммлеровской службы. Час тому назад я имел приятную беседу с ней вот здесь, сидя, на этом ящике.
  Он пожал плечами.
  — Вот как иногда получается… Мне очень жаль ее.
  — Мне тоже, — сказал я. — Что–то надо будет сделать. Я доложу об этом сегодня. Так вот. События развивались так. Я направил вас на квартиру Джанины, а Элисон к миссис Вейл. Эта самая Вейл, настоящее имя которой мне неизвестно, выразила беспокойство по поводу того, что кто–то стрелял в окно ее спальни. Я предложил ей в помощь Элисон. Под предлогом помощи Элисон должна была присмотреться к обстановке. Часа через полтора или два мне позвонила Вейл и сообщила, что Элисон вызвали по телефону и направили ее сюда, в этот дом.
  — Кто вызвал?
  — Элисон сказала, по словам Вейл, что звонил ей я сам.
  — Вы?
  — Да. Здесь возможно только два варианта. Либо кто–то звонил от моего имени…
  — Элисон не могла…
  — Да–да. Я тоже так думаю. Значит, остается только одно предположение.
  — Имитатор?
  — Да. Так или иначе, а Элисон отправилась сюда. Сообщив об этом мне, Вейл отлично знала, что я немедленно поспешу сюда, чтобы узнать, что же случилось. Я нашел тело Элисон в этом ящике. Она была застрелена. Пуля прошла между глаз. Я сидел здесь в темноте и размышлял. Неожиданно предприимчивая Бетина появилась на пороге с пистолетом в руке и ослепила меня своим фонарем.
  — Как же вам удалось?.. — воскликнул удивленный Фриби.
  — Удалось остаться в живых? Я думаю, главным образом, потому, что она заинтересована, чтобы я остался живым.
  — Это любопытно.
  — Очень даже, хотя многое еще не ясно. Стреляла она из газового пистолета в тот момент, когда грохнули ваши ящики, а я прыгнул за этот выступ. Видимо, она сразу же исчезла после этого, опасаясь присутствия в доме неизвестного человека.
  — Выходит, я вам…
  — Оказали поддержку. Несомненно.
  — Жаль, что я не знал…
  — Наоборот, это очень хорошо. Ликвидировать ее сейчас ни в коем случае нельзя.
  — Понимаю.
  —Так вот. Перед выстрелом мы имели с ней длительный разговор. Если бы у нее было намерение убить меня, то в разговоре со мной она не могла бы быть такой сдержанной. Нет–нет. По существу, ничего нового она мне не сообщила, хотя и много болтала.
  — Все–таки очень забавно, мистер Келле: прикончить Элисон и не тронуть вас, — задумчиво проговорил Фриби.
  — Они что–то разыскивают.
  — Ага, понимаю.
  Фриби продолжал спокойно курить, а я принялся ходить взад и вперед по небольшому помещению.
  — Вот что я знаю об этом деле, Фриби. Сэмми Кэрью, один из лучших оперативников Старика — думаю, вы о нем могли слышать, — и я были удачно внедрены на немецкую артиллерийскую батарею на берегу Па–де–Кале. Мы там выступали в качестве младших офицеров немецкого артиллерийского полка. Там же мы прикончили одного немецкого майора, Мейерейна, забрали у него форму и все бумаги, одели в эту форму одного из наших, по имени Кресси, и направили его в Пенемюнде — на главную немецкую ракетную экспериментальную базу на балтийском побережье. Кресси начал действовать там достаточно успешно, но кто–то раскрыл его и прикончил. Этот кто–то была Бетина Вейл. Об этом она рассказала мне здесь час тому назад. Это новая для меня деталь, хотя о гибели Кресси было известно.
  Фриби тихо присвистнул.
  — Эта миссис Вейл занятная штучка, не так ли? Она запросто раскрывает вам свои действия и избавляет вас от труда разгадывать самому. Мне это напоминает шпионские кинобоевики.
  — Не совсем так. Все то, о чем она говорила, относится только к прошлому. Правда, очень недавнему, но все же к прошлому. Ни единым словом она не обмолвилась о настоящем. О своих планах, о своих действительных намерениях. Ни своих, ни своей группы. Вот в чем дело, Фриби!
  — Все, что я понял пока, это то, что у мадам крепкие нервы.
  — В этом можете не сомневаться. Нервы она имеет. И мы должны быть очень осторожны с ней. Иначе тоже попадем в такие же ящики.
  — Это верно.
  — В ее неглупой болтовне есть одна тревожная вещь. Она знает настоящее имя Кресси.
  —- А каким образом она могла узнать это?
  — Не знаю, — сказал я. — Но тот факт, что она знает его имя, наводит меня на следующую мысль. Кэрью и я покинули немецкую батарею в Па–де–Кале в различное время. Точнее, мы оставили С ним эту базу одновременно, но Сэмми прибыл сюда в Лондон раньше меня. Я же некоторое время еще скрывался в лесу, выполняя побочные задания. Затем получил сигнал и тоже прибыл сюда. Так вот, будучи германскими офицерами, мы оба имели удостоверения, изъятые у убитых нами двух германских офицеров, с замененными фотокарточками. Соответствующие предписания и дубликаты этих фотокарточек находились в дивизионной штаб–квартире. Когда мы исчезли, то, само собой разумеется, немецкая контрразведка немножко забеспокоилась и должна была переслать наши фото своим людям сюда, с тем чтобы им можно было кое–кого из нас при случае опознать. Ясно?
  — Понимаю.
  — Сэмми Кэрью напал на след одной из гиммлеровских групп, действующих здесь. Эта секция должна точно засекать места падения «летающих снарядов» и отправлять информацию об этом в центр. Впоследствии они надеются точно направлять их в цель. Видимо, это главная задача. Кроме того, они что–то ищут, а что именно, мне неизвестно. Далее. Кэрью, конечно, тоже прекрасно знал, что дубликат его фото немцы не замедлят переслать сюда своим людям и что, рано или поздно, они вполне смогут выследить его. Так оно и случилось. Вскоре по прибытии сюда Сэмми заметил кое–кого на хвосте. Это была белолицая крыса, которую я ликвидировал. Кстати, в этом же подвале.
  — Женщина?
  — Нет, нагловатый тип, похожий на белую крысу. Кэрью, в свою очередь, увязался за ним. Узнав, что он живет на Киннаул–стрит, Кэрью тоже решил поселиться поближе, чтобы иметь больше возможности наблюдать за ним и за его друзьями. В тот день, когда я прибыл сюда, я предполагал немедля встретиться с Кэрью. Оказалось, что он направлялся на вечеринку на квартиру к некоей Маринет. Туда он был приглашен при содействии белой крысы. Там, вероятно, Кэрью рассчитывал засечь кое–кого из близких друзей этого белолицего. Кэрью пригласил и меня, едва я появился в городе в тот день. Но поговорить нам не удалось. Кэрью напился и решительно избегал всякого контакта со мной, заботясь, чтобы не раскрыть меня. Но мне думается, все это была напрасная трата драгоценного времени.
  — Выследить там друзей этого белолицего было бы неплохо.
  — Это верно, но учтите то важное обстоятельство, что Кэрью ими был уже раскрыт. Более того. Теперь ясно, что был раскрыт и я.
  — Вы в этом уверены?
  — Бетина сразу же повисла у меня на хвосте, о чем я даже не догадывался. Потом я расскажу вам подробности нашего с ней знакомства. Этой Бетины на вечеринке не было. Но я припоминаю одну девушку, которая там была. Это Джанина. Сперва я предполагал, что Сэмми опасался именно ее. Но я ошибся; Джанина работает на нашей стороне. На вечеринке же была другая женщина, и именно ее опасался Сэмми. Он описывает ее как красивую, слишком красивую. Имени ее он не знал.
  — Простите, мистер Келле, но как вы можете это знать?
  — Голос с того света. Час тому назад я получил письмо от Кэрью. Перед тем как они его убили, он выбросил в окно конверт с моим адресом. Кто–то подобрал, спасибо ему, и снес на почту.
  — Выходит, что они раскрыли Кэрью, а затем раскрыли и вас. Это не очень хорошо, не так ли?
  Я пожал плечами.
  — Может быть. Увидим.
  — Вероятно, они раскрыли и Джанину, — заметил Фриби.
  Я покачал головой.
  — Не исключено, но не думаю. И я скажу вам почему. Мои первые розыски они довольно умело направляли на Джанину. Белолицая крыса, с которой я беседовал в «Пучке перьев», утверждал, что Джанина и Кэрью были в день его гибели неразлучны, и подсказал мне мысль о том, что Джанина была последним человеком, видевшим его живым. Он же утверждал, что Джанина женщина весьма легкомысленная, намекая, что ради денег она готова на все.
  — С какой целью?
  — Чтобы связать ее с гибелью Кэрью. Одним махом направить мои розыски по ложному пути. И я действительно обдумывал вопрос о возможном участии Джанины в убийстве Кэрью. Он ведь был у нее незадолго до гибели. Если бы белолицый и вся его банда думали, что Джанина не простая женщина, а наш сотрудник или агент, действующий на нашей стороне, то они на такой шаг вряд ли пошли бы. Что касается Джанины, то она поведала мне иную версию. Ее рассказ, разумеется, сильно отличался от версии белолицего. Но Джанина не знала и не знает до сих пор, кто я. Она мне не доверяла и не доверяет.
  — Я бы за это ее не осуждал, — сказал Фриби, усмехнувшись. — Если ей придется поработать в таких сферах, как наши, немного подольше, она вообще перестанет доверять кому бы то ни было! Во всяком случае, уверен, что она ничего не знала о вас.
  — В этом вы правы, — сказал я. — И мне думается, что Сэмми Кэрью сам устроил приглашение Джанины на ту вечеринку, поскольку был уверен, что никто там ее знать не мог. Но в самой компании что–то или кто–то возбудил его подозрения. Что–то там было для него неожиданным, и его планы были нарушены. Он нашел нужным подчеркнуть, что не имеет никаких дел со мной. Думаю, он опасался этой сверхкрасавицы. Впрочем, он и сам об этом пишет в своем письме. Он знал: я догадаюсь, что произошло непредвиденное, и последую его примеру, то есть буду веселиться, забыв про всякие дела. Единственное, на что он решился, — сунуть мне в карман записку со своим адресом.
  — Ясно то, — заметил Фриби, — что Кэрью ничего не говорил о вас Джанине. Он надеялся сделать это либо на вечеринке, либо после. Наверное, хотел согласовать сначала с вами.
  — Именно так я и думаю. Когда Сэмми увидел, что я хлещу ликер, он принял это за доказательство того, что я понял его игру.
  — А когда вечеринка закончилась…
  — Когда она приближалась к концу, Сэмми ушел с Джаниной. Этот факт я установил позже. Он проводил ее к дому на Верити–стрит. А за ними тянулся хвост: парочка этих людей. Вероятно, Кэрью расстался с Джаниной у порога ее дома и пошел к себе домой. Там приготовились к его приходу и подсыпали в бутылку виски чего–то одурманивающего или снотворного. Сэмми хватил стакан этой отравы, впал в полубессознательное состояние, вышел, по–видимому, в коридор, заметил, вернувшись, каких–то людей, хозяйничавших в его комнате, пару раз выстрелил из своего револьвера, пытаясь привлечь внимание соседей, и свалился под ударами. Все это происходило при полуобморочном состоянии, и точную картину восстановить трудно, да это и не так уж важно.
  — Он сам так описывает то, что произошло?
  — Да. И это согласуется с другими фактами. Выстрелов его никто не слышал, так как единственная особа, жившая кроме него в доме, также является их человеком. Сэмми, впавшего вновь в обморочное состояние, затащили в какое–то другое место, чтобы, когда он придет в себя, там его допросить, а затем прикончить. Но, придя в себя, Сэмми успел написать мне записку, вложить ее в конверт и выбросить через зарешеченное окно. Вот, пожалуй, и все. Ясно?
  — Да. А после?
  — Затем на сцене появляюсь я. Я направился на квартиру Сэмми и встретил там женщину с голубыми глазами, его квартирную хозяйку, которую я окрестил тетушкой ввиду того, что она претендовала на роль тети Кэрью. Эту тетушку вы сегодня и выследили, Фриби.
  — Выходит, я зря за ней следил?
  — О нет! Совсем наоборот! Иначе нам трудно было бы догадаться, с кем сегодня действовала Бетина. Но пока оставим это. Так вот. Тетушка направила меня в «Пучок перьев», хорошо зная, что белолицый где–то там болтается. Я отправился в этот бар и осведомился о Сэмми. Белолицый знал, что Сэмми довел Джанину до самого дома после вечеринки. Но мне он сказал, что Сэмми и Джанина вышли из «Пучка перьев» всего за час до моего прихода. Я тотчас направился к Джанине и там услышал, что Сэмми был убит на площади бомбой. — Я закурил новую сигарету и продолжал: — После того как они убили Сэмми, они потащили его на площадь, где производились восстановительные работы, с намерением закопать. Сирена возвестила о воздушной тревоге, и они вынуждены были оставить Сэмми под грузовиком, стоявшим на площади, а сами скрылись где–то в подъезде. Авиабомба взорвала грузовик над Сэмми. Белолицый или кто–либо из его друзей нашел ближайшего полисмена и сообщил ему, что видел, как какой–то мужчина вышел несколько минут тому назад из квартиры Джанины, пытался перейти площадь во время воздушной тревоги и был убит взрывом авиабомбы.
  — Неплохо.
  — Совсем даже неплохо. Выходит, что непосредственно перед гибелью Сэмми он находился с Джаниной. Это сразу же бросает тень подозрения на Джанину, и больше ни на кого.
  — Само собой.
  — Джанина в беседе со мной заняла не совсем ясную позицию. Она не знала, кто я, и говорила все, чтобы только избавиться от меня. Ей нужно было время, чтобы подумать и разобраться в обстановке. Совершенно очевидно, что она не знает Старика или кого–нибудь из его людей здесь в Лондоне. Сэмми установил с ней контакт в самое последнее время на континенте, перед своим возвращением оттуда. Она могла работать на континенте с кем–либо из наших, могла быть направлена сюда с каким–либо поручением или сообщением и тому подобное. Каким образом она установила контакт с Сэмми, мне неизвестно. А пока что она находится здесь и пытается найти друзей Сэмми, действительных его друзей. Естественно, она побаивается говорить слишком много. После гибели Сэмми положение ее довольно отчаянное.
  — Но поскольку мы уже знаем…
  — Верно. Выход мы найдем. Тем временем история развивалась таким образом. Направив мои подозрения на Джанину, они сразу же прицепились ко мне. Хвостом стала Бетина Вейл. Решив совершить небольшую прогулку, я отправился в Доркинг. Эта Вейл следила за мной до самого Доркинга, а там показалась мне на глаза. Она блестяще предугадала мой расчет: что я попытаюсь использовать ее, такую красотку, в своем расследовании смерти Сэмми. Так я и поступил, осел.
  — Вы хотели сделать ее приманкой?
  — Именно так. Я предпринял смехотворные усилия, чтобы познакомиться с ней, отвез ее в город, пригласил обедать и даже испытывал угрызения совести при мысли о том, какую опасную роль отводил ей в своих планах. Должно быть, она немало хохотала над моими усилиями. Одновременно я счел необходимые держать ее и Джанину под наблюдением. В связи с этим на сцену вышли вы и Элисон. Все дальнейшее вы более или менее знаете.
  Он кивнул головой.
  — Это так. Но есть одна вещь, которая мне не совсем ясна.
  — Что именно?
  — Если бы эта миссис Вейл сегодня ночью не позвонила вам, возможно, вы не скоро бы ее раскрыли. Она могла бы еще долго водить вас за нос.
  — Согласен, — сказал я. — Вопрос этот очень любопытный. Думаю, что на то есть причина, даже две. Первая могла заключаться в том, что ей или им понадобилось убрать меня с дороги на несколько часов, чтобы провернуть какое–то дельце. Необходимость могла продиктовать им любые, даже отчаянные способы для этого. Вплоть до применения газового пистолета.
  — Это вполне может быть, — сказал Фриби. — А вторая?
  — Вторая может заключаться только в следующем. Представьте себе, что эти люди вбили себе что–либо в голову. Предположите, что они убеждены в том, что для выполнения своей задачи должны действовать очень быстро и без всяких помех, абсолютно без всяких помех. И что все это вполне стоит того, чтобы кое–кем пожертвовать. Для чего? А для того, чтобы нас с вами занять и отвлечь от себя. Возможно это?
  — Вполне допустимо. Следовательно, вы полагаете, что они могут принести в жертву эту миссис?
  — А почему нет? Вы ведь знаете этих людей. Они не колеблясь пожертвуют своими матерями, если сочтут, что дело того стоит. Теперь эта миссис, вернее фрау, вышла в открытую и показала мне, кто она и что из себя представляет. Как же я должен поступить? Оставшись «случайно» живым, я брошусь со всем своим пылом и энергией за ней, по ее следам. Во что бы то ни стало я должен ее схватить. Вот что думают они.
  — Пожалуй, — согласился Фриби. — И пока вы будете заняты этой фрау, те, о ком вы ничего не знаете, смогут спокойно закончить свое дельце. Неплохая тактика. — Он закурил сигарету и добавил: — Все же я начинаю беспокоиться о Джанине. Те двое возле ее дома не выходят у меня из головы. И в такой поздний час ее еще не было.
  Я пожал плечами.
  — Будем надеяться, что она уже дома или скоро вернется туда. Сегодня я непременно буду у нее. Обязательно. Что же касается этой группы, то она несомненно что–то ищет. Кроме своего главного дела, то есть наблюдения за местами падения «летающих снарядов» и передачи информации на континент, они заняты розысками чего–то. Они полагали, что это нечто находится у Сэмми. Теперь они думают, что этим владею я. Вот почему фрау Вейл не прикончила меня. Отсюда следует, что они немедля приклеят мне хвост.
  — Это так. И это не очень приятно для вас.
  — Но мы должны использовать это. Задача состоит в том, чтобы опознать того, кто будет у меня на хвосте. Фрау Вейл отпадает. Белолицый ликвидирован. Тетушка нам хорошо известна. Следовательно, на дело будет поставлен кто–то иной, кого мы не знаем.
  — Понимаю. Когда мы его поймаем…
  Я улыбнулся.
  — Разумеется, Фриби! Когда мы его поймаем, то заставим его говорить и ему должно это понравиться.
  Он поднялся с упаковочного ящика и с грустью взглянул на него.
  — Ясно, — сказал он. — А кто, собственно, убил ее?
  — В том–то и дело, что Бетина только признала факт убийства Сэмми и Элисон членами ее группы. Но, имея намерение стрелять в меня из газового пистолета, она никак не могла назвать их имена. Правда, она сказала, что это не она стреляла в Сэмми. Но это может быть и так, и не так. Для такого дела она весьма подходящая особа.
  — Что же я должен делать? — спросил Фриби.
  — Займитесь наблюдением за фрау Вейл. Отправляйтесь к ее дому и попытайтесь заметить все, что можно. Скорее всего, вам не удастся сделать много, но держать эту штучку под наблюдением нужно. Кроме того, вы можете обратить внимание и на другую женщину. Мне думается, что эта женщина была в компании на той вечеринке, о которой я вам говорил. Возможно, именно ее так опасался тогда Сэмми.
  — А как она выглядит?
  — Превосходная фигура, среднего роста, бирюзового цвета глаза, светлые волосы. Очень хорошая одежда, даже слишком хорошая. И вся она как–то слишком красива. Маленькие ноги и очень короткие шажки при походке. Ее фамилия Хелдон. Я ничего не знаю о ней, и фрау Вейл также постаралась ничего не сообщать мне о ней. Думается, единственный шанс выследить ее заключается в том, чтобы понаблюдать за слугой фрау Вейл и уловить тот момент, когда он назовет шоферу место, куда отвезти эту Хелдон. А если это будет такси, то все будет проще.
  — Это ясно, — сказал Фриби и, вновь взглянув на упаковочный ящик, добавил: — Надо было бы поскорей что–то сделать. Наступает утро. Как вы полагаете?
  — Вы правы. Свяжитесь со Стариком, и он немедленно все организует. Он пришлет сюда людей и сделает все, что нужно.
  — Хорошо. В таком случае я отправляюсь?
  — Учтите еще следующее, Фриби. Малютка Бетина ожидает, что кто–то будет неотступно следить за ней. Поэтому ваше дело не может быть слишком безопасно. Возможно, они также постараются поближе присмотреться к вам.
  Он усмехнулся.
  — То же самое, мистер Келле, относится и к вам. Однако я надеюсь, что они скорее доберутся до вас, чем до меня.
  Я пожал плечами.
  — Не согласен с вами, какой бы смысл вы ни вкладывали в эту шутку, Фриби. Я надеюсь только на одно. На то, что они не доберутся до нас, а мы до них доберемся. И только в этом плане и должны настраивать свои головы. Согласны?
  — Полностью.
  — Вот и все. Думаю, что разойтись нам лучше по одному.
  — Доброй ночи, или, вернее, доброго утра, мистер Келлс. До свидания… — И, вновь усмехнувшись, он добавил: — Надеюсь.
  Я подумал, что я тоже на это надеюсь.
  Было уже три часа дня, когда я проснулся.
  Приняв ванну и одевшись, я закурил сигарету и принялся расхаживать по комнате, занятый своими мыслями.
  Меня определенно тревожил Фриби. Слишком очевидной была опасность, которой он подвергался, и не было бы ничего удивительного или неожиданного, если бы и его постигла трагическая участь. Однако я не знал, что предпринять в данном случае.
  Вскоре мои мысли переключились на Джанину. Какое, собственно, значение она могла иметь для данного дела? Никаких данных на этот счет у меня не было. Она могла значить — и знать! — очень много, а могла не знать — и не значить! — г ничего. Так или иначе, я все это скоро выясню. Где бы она ни задержалась после встречи со мной ночью, теперь она должна быть дома и, возможно, готова для разговора со мной.
  Я позвонил портье и попросил принести кофе.
  — Сию минуту, — сказал он и добавил: — С вашего позволения я сам его принесу. Я хочу кое–что сообщить вам.
  Через несколько минут он был уже у меня с дымящимся кофейником на подносе.
  — Прошу прощения, — начал он в ответ на мой вопросительный взгляд, — но прошедшей ночью вы возвратились во второй раз в отель после того, как я уже сдал дежурство и отправился домой.
  — И что же из того?
  — Я не успел вам доложить, что какие–то два прилично одетых господина вертелись возле вашей двери.
  — Это любопытно.
  — Меня как раз вызвали наверх с расписанием поездов.
  — Кто вызвал?
  — Мистер Керстен. Он ночью уехал.
  — Так.
  — Обратно я спускался не лифтом, а по лестнице. На вашем этаже в начале коридора стоял один из этих людей и, как мне показалось, а может быть, и не показалось, заметив меня, сделал какой–то знак рукой другому человеку. Продолжая сбегать по лестнице, я заметил, что тот, другой, быстро отошел от вашей двери. В ту минуту в холле и на лестнице не было ни души, и, по правде говоря, мне стало немножко не по себе. Я сбежал в холл, схватил трубку телефона, громким голосом вызвал полисмена и начал было подниматься по лестнице, чтобы держать неизвестных, показавшихся мне подозрительными, под наблюдением. Но в этот момент для вас принесли письмо. Я вернулся в конторку, принял письмо и уже хотел было попросить принесшего его подняться со мной на ваш этаж, как в холл вошел полисмен. В двух словах я объяснил ему, в чем дело. Вместе с ним мы прошли по этажам, но неизвестные исчезли. По–видимому, они вышли через одну из боковых служебных дверей во двор.
  — А двери не заперты?
  — Обычно запираются, но в данном случае обе двери оказались открытыми.
  — Ну и дальше?
  — Когда мы возвращались и вновь проходили по вашему этажу, я попросил полисмена минутку обождать, пока занесу в ваш номер письмо. Ключ у меня был с собой, но… ваша дверь была не заперта.
  — Скорее всего, я сам оставил ее незапертой.
  — Может быть. Я включил свет, оставил вот здесь письмо, быстро осмотрел помещение, вышел и запер вашу дверь. Вот- и все. А вскоре после этого сменился и отправился домой.
  — Что ж, Роберт, я вам очень благодарен за вашу расторопность. Подарок вам обеспечен. Но все это вы кому–либо рассказали?
  — Не счел нужным.
  — Внимание полисмена вы обращали на мою дверь?
  — Тоже не счел нужным — согласно прежним вашим указаниям мне.
  — Отлично, Роберт. Прошу вас и впредь иногда поглядывать на мою дверь, когда я отсутствую. А с полицией, как я вам уже говорил, я никогда не имел и в будущем не желаю иметь никакого дела. Мои конкуренты могут еще, конечно, попытаться устроить мне какую–либо пакость или выкрасть различные коммерческие или торговые документы из моего номера. Это не исключено. Но полиция здесь ни при чем. Ясно?
  — Все это я помню.
  — Ол–райт. А пока что вот вам в счет подарка.
  — О!.. — смущенно протянул портье при виде врученной ему банкноты.
  После его ухода я быстро, но внимательно осмотрел свой стол, чемодан, бюро, но никаких следов обыска не обнаружил.
  Выпив кофе, я позвонил Старику.
  Услышав резкий дребезжащий голос, я подумал, что меня ждет новая буря в сопровождении грома и молнии. Однако я ошибся. Узнав, кто ему звонит, он сразу переменил тон на дружеский и доброжелательный.
  — Добрый день, — сказал я. — Надеюсь, что вы уже виделись с Фриби?
  — Да. Я имел разговор с ним. С Элисон все устроено. С Фриби мы обсудили разные стороны всего этого дела и высказанные вами предположения. Кажется, начало двигаться. Это уже неплохо. Что вы думаете о ситуации, Келле?
  — Положение, мне кажется, стало немножко проясняться, и это мне нравится. Но одна вещь меня тревожит. Это Фриби.
  — Почему?
  — Моя подружка, я в этом уверен, отлично знает, что я посажу ей кого–либо на хвост. Она должна это знать. Она знает, что без хвоста ей не обойтись.
  — Да. Думаю, что вы правы. — После небольшой паузы он добавил: — Основываясь на том, что рассказал мне Фриби, с ваших слов разумеется, думаю, что ваше беспокойство вполне обосновано. Но хвост в данном случае абсолютно необходим. Что вы предлагаете и что хотите от меня?
  — Я хотел бы, чтобы вы поручили кому–либо следить за Фриби. Совершенно необязательно, чтобы Фриби это знал- Если он будет знать это, то его действия, естественно, будут в определенной мере скованы. Кроме того, человек, которому будет поручено наблюдать за Фриби и его беречь, должен быть особенно гибкий, ловкий и опытный.
  Наступила небольшая пауза, после которой Старик сказал:
  — Вы когда–либо встречали человека по имени Эрни Голвейда?
  — Нет, — ответил я, — но много слышал о нем. Он работал с Кейном в Лиссабоне. Не так ли?
  — Да, это он. Голвейда очень ловок и в своем роде достаточно умен. Он может быть полезен для вас. Во всяком случае, я поручу ему следить за Фриби и скажу о вас. Если вам понадобится встретиться с ним, звоните по этому телефону. — Он дал мне номер телефона и сказал: — Итак, с этим покончено. Все.
  Я услышал щелчок в трубке.
  Выбор Старика был более чем удачен. Эрни Голвейда был как раз тем человеком, который был нужен для этого дела. Он был ловок и изворотлив, как змея. Его стальные нервы ничем не отличались от нервов чертей в преисподней. Обладал он и своеобразной привлекательностью. В течение длительного времени он работал с Кейном в Лиссабоне, вылавливая и обезвреживая агентов противника. Им трудно было ускользнуть от него. Всеми фибрами души он ненавидел все, что касалось Германий. История его заключалась в том, что в первые месяцы войны один германский офицер замучил его подружку. После ее смерти Эрни Голвейда имел одну–единственную цель — убивать немцев. И он действительно любил их убивать и проделывал это с большой гордостью. Выбором Старика я был очень доволен.
  Отпив пару глотков виски и закурив сигарету, я порылся в чемоданах, разыскал свою коллекцию незаполненных паспортов, удостоверений, документов и подумал: это, пожалуй, единственное, что банда Бетины могла изъять в моей квартире при удачном обыске и о чем бы я сожалел. Кое–что им пригодилось бы. Пожалуй, надо будет предпринять кое–какие меры предосторожности.
  Разыскав, что мне требовалось, то есть бланк Скотленд—Ярда с печатями и подписями, я вписал в него: «Детектив инспектор Саммерс» и, сложив вдвое, спрятал в бумажник.
  Затем я связался с Годвейдой, с которым Старик успел уже переговорить, и попросил его прийти ко мне около пяти.
  Одевшись и сложив в небольшой саквояж все более или менее ценные бумаги, я вызвал Роберта и поручил ему сдать саквояж в сейф отеля.
  Выбравшись, наконец, на улицу, я направился на Мал–бри–стрит, ощущая некоторый подъем. Мне казалось, что в скором времени должно случиться что–то, что позволит, наконец, полностью раскрыть все это дело. В эту возможность я верил все больше, думая о Джанине. В конце концов, Джанина должна' знать кое–что. Когда она узнает, кто я и что из себя представляю, она будет говорить. Несомненно.
  Мысль о том, что я вскоре вновь увижу Джанину, еще больше подняла мое настроение. Думать о том, что она работает на нашей стороне, было также весьма приятно.
  В превосходном расположении духа я прошел мимо «Пучка перьев» на Малбри–стрит, слегка замедлив шаги и заглянув через открытую дверь внутрь. Там, как обычно, было несколько посетителей, спокойно беседовавших и медленно потягивавших напитки из бокалов. Возможно, подумал я, там находятся и те люди, которые были свидетелями моей первой встречи с белолицым и которые не подозревают о роковых последствиях этой встречи — в спокойной и даже сонливой атмосфере, которая царит в этом баре.
  Подойдя к дому номер 16 на Верити–стрит, я нажал кнопку звонка квартирной хозяйки. Через некоторое время дверь открылась и на пороге появилась опрятно одетая, полная женщина лет пятидесяти. Она вопросительно взглянула на меня.
  — Добрый день, — сказал я. — Вы?..
  — Миссис Адамс. Чем могу служить? Боюсь, все мои помещения заняты.
  — Я не ищу квартиры, миссис Адамс.
  Вынув из кармана незадолго перед тем заполненное удостоверение, я показал его ей.
  — Я детектив — инспектор Саммерс из Скотленд—Ярда, — сказал я. — В вашем доме проживает леди Джанина. Не так ли?
  Она удивленно взглянула на меня.
  — Да. Это верно. Вы хотите ее видеть?
  — Если можно. Она дома?
  — Не знаю. Два джентльмена из ведомства гражданской обороны навестили ее сегодня рано утром. Я сама сегодня ее не видела.
  — Скажите, пожалуйста, миссис Адамс, когда эти джентльмены из гражданской обороны пришли сюда, то кому они звонили? Вам или Джанине?
  — Они звонили мне.
  — Понимаю. А не сказали ли они, что сперва звонили Джанине, но она не открыла?
  — Нет. Ничего подобного они не говорили. Они только сказали, что желают видеть мисс Джанину.
  Видимо, она чувствовала себя от этих вопросов неловко.
  Я улыбнулся ей.
  — Не беспокойтесь, миссис Адамс, ничего особенного. И еще одно. Вы проводили их к мисс?
  — Нет, сэр, Я была занята. Я попросила их подняться наверх и постучать в гостиную.
  — Превосходно, миссис Адамс. Вы видели этих людей из гражданской обороны когда–нибудь раньше?
  — Нет, никогда. Думаю, что они новые работники. Я ведь знаю многих из наших людей.
  Я кивнул головой.
  — Да, по всей вероятности, это новые работники. Вы не имеете ничего против, если я поднимусь к мисс Джанине? Мне надо побеседовать с ней.
  — Конечно, нет. Пожалуйста. Сюда, на второй этаж, и постучите в дверь слева от площадки.
  Я поднялся по лестнице и постучал в знакомую дверь гостиной.
  Полная тишина была мне ответом.
  Дверь была заперта. Понадобилась минута сосредоточенной работы, пока я справился с замком, очевидно кем–то немного испорченным, и вошел внутрь.
  Гостиная выглядела так, как если бы там произошло целое сражение. Мебель была опрокинута, занавески сдернуты, ящики столов перевернуты и их содержимое рассыпано по полу. Вся комната была в невероятном беспорядке.
  Очевидно, двое джентльменов из гражданской обороны пережили горячие боевые минуты.
  Я вздохнул и, стоя в углу комнаты, обозревал картину хаоса.
  Затем, подойдя к дверям спальни и убедившись, что они также заперты, я осторожно и тихо постучал. Как и следовало ожидать, я не получил никакого ответа. Открыв отмычкой дверь и войдя внутрь, я убедился, что в спальне царил не меньший хаос. Здесь также все было перерыто и разбросано.
  Покрывало было сорвано с кровати и валялось на полу. Одна подушка подпорота. Два–три изящных платья небрежно брошены на кровать.
  Я зажег сигарету и осмотрел незнакомую мне комнату. Это была очень уютная спальня, свидетельствовавшая о тонком вкусе ее владелицы.
  Осматривая комнату, я подумал, что владелица была бы несколько раздосадована, увидев в ней подобный разгром.
  По всем признакам выходило, что ее не было в момент разгрома квартиры. По–видимому, она не встречалась с этими джентльменами, и последние орудовали в ее отсутствие. И, вероятнее всего, она вообще не являлась домой этой ночью. Все это можно было рассматривать как весьма благоприятное обстоятельство для нее. Это была несомненно счастливая случайность для Джанины.
  Я расхаживал по комнате, заглядывал во все углы, пытаясь найти что–либо полезное для меня, хотя и не имел никакого представления, что именно я ищу или хотел бы найти.
  Так я ничего и не нашел.
  Я вернулся в гостиную и окинул ее взглядом. В углу стоял небольшой письменный столик с открытыми ящиками. Я подошел к столику и осмотрел его. На нем лежала папка с бумагой для письма, а также пачка промокательной бумаги. Я раскрыл ее и бегло просмотрел. В ней не было ничего стоящего или интересного, за исключением, может быть, неиспользованной почтовой открытки. На лицевой стороне этой открытки была помещена фотография старинного Мавританского замка в Чипингфилде.
  Положив открытку обратно в папку, я принялся бродить по комнате в поисках чего–либо бросающегося в глаза, чего–либо, что кто–нибудь мог бы уронить, забыть, утерять. Ничего такого я не находил. Но когда я повернулся к двери, в глаза мне бросился железнодорожный путеводитель, лежавший на камине. Путеводитель выглядел совершенно новеньким. Большими и указательными пальцами обеих рук я взял путеводитель за основание с обеих сторон и приподнял его над головой, слегка подув на него снизу. Книга слегка раскрылась. Я развернул ее в этом месте и убедился в том, что на данной странице, на которой, видимо, путеводитель только и раскрывался, было расписание поездов в Чи–пингфилд.
  Я закрыл книгу и положил ее обратно на камин.
  Еще раз внимательно окинув взглядом квартиру, я запер отмычкой обе двери и спустился по лестнице вниз.
  Внизу я вызвал миссис Адамс и, когда она появилась, сказал ей:
  — Мисс Джанины нет дома. Квартира ее заперта, и я напрасно несколько минут прождал ее, надеясь, что она скоро вернется.
  — Меня это удивляет, — сказала хозяйка.
  — Не беспокойтесь, она скоро вернется.
  — Вы так думаете, сэр? Может быть, что–то неладно?
  — Этого не может быть. И вы ничего не предпринимайте, пока она не вернется. За квартиру уплачено?
  — Только до конца недели, — сказала она.
  Я спросил, какова квартплата, вынул бумажник и вручил ей несколько банкнот.
  — Здесь, миссис Адамс, до конца месяца. Но, разумеется, она вернется раньше.
  — Надеюсь. Но вообще странно…
  Попрощавшись с ней, я медленно направился домой.
  Насколько я понимал сложившуюся обстановку, имелся только один путь, который следовало немедля испытать. Во всяком случае, поездки за город меня всегда привлекали.
  Однако куда же девалась Джанина, задавал я себе вопрос, но тут же ловил себя на том, что обманываю сам себя. Я уверен был в том, что знаю, где она могла быть и что могла делать.
  «Что ж, — подумал я, — так это или не так, сегодня вечером мне это будет известно».
  Глава 7Великий Равалло
  Эрни Голвейда прибыл точно в назначенное время. Он был чуть выше среднего роста, изящный, с безупречной фигурой. На первый взгляд, правда, он казался немного полноватым. Но на самом деле состоял лишь из мускулов. Ноги он ставил со странной точностью и мягкостью, напоминая повадку кошачьих. Округлое лицо казалось добродушным, но это впечатление создавалось, если не замечать его глаз. Они были серо–голубые со странным стальным блеском. Словом, это были глаза убийцы.
  Говорил он со смесью испанского и бельгийского акцентов. Свое более чем педантичное произношение он уснащал случайными брызгами американского жаргона, что придавало речи странное несоответствие с его мыслями. Например, «хей!» он употреблял как некое заключительное местоимение и вставлял его туда, где это совершенно не требовалось.
  Я предложил ему виски с содовой, и он, прислонившись к буфету в моей гостиной, с полнейшим хладнокровием рассматривал превосходно разглаженные складки своих брюк в интервалах между глотками.
  — Я хотел бы сказать вам, мистер Келлс, что очень рад случаю поработать с вами. Очень приятно. В самом деле. Я очень много слышал о вас. И уверен, что вы не будете заниматься чем–либо несущественным. Хей?
  — Вы не любите людей, которые занимаются несущественным, Голвейда?
  — По отношению к немцам, я имею в виду. — Когда он произносил слово «немцы», пальцы его совершили особое движение, как бы схватывая кого–то за горло и с силой сдавливая. — Я лично, — продолжал он, — никогда не занимался несущественным по отношению к проклятым немцам. Хей?
  Я заметил суховато:
  — Я слышал об этом. Хорошо, возможно, у вас будет шанс развлечься.
  — Ничто не может меня порадовать больше.
  — Но в то же время, — подчеркнул я, — самостоятельно ни в коем случае не забегайте вперед. Ни в коем случае не позволяйте вашей столь естественной склонности существенно насолить немцам увлечь вас чересчур.
  — Уверяю вас, что я достаточно расторопный малый и серьезно отношусь к немцам только тогда, когда это не вредит делу. С чего я должен начать?
  — Вы знаете Фриби?
  — Очень хорошо.
  — Я поручил ему следить за женщиной, носящей имя Бетина Вейл. Эта миссис — немка. Она сотрудница Внешнего отдела гиммлеровской разведслужбы, та самая леди, которая заботливо сунулась мне под нос, чтобы я сконцентрировал все свое внимание на ее особе.
  Голвейда кивнул головой.
  — Это старый трюк, — сказал он. — Она должна отвлечь вас от тех, кто делает дело и которых вы даже не знаете.
  — Именно так это и выглядит. Так вот. За ней следит Фриби. Вполне возможно, что вскоре она будет знать это. Она может пожелать совершить по отношению к Фриби что–либо «существенное». Возможно, не она, а кто–либо другой из их группы получит указание сделать что–либо «забавное» по отношению к Фриби. Люди эти достаточно опытны и не останавливаются ни перед чем. Снять Фриби с наблюдения за ней нельзя, но потерять его мы тоже не можем. Ваша задача — страховать Фриби и быть в курсе событий в районе его слежки. Без крайней надобности Фриби об этом не должен знать.
  Затем я кратко рассказал Голвейде о всех происшедших событиях и поделился с ним своими соображениями.
  Взяв листок бумаги, я написал адрес Бетины Вейл, адреса еще двух пунктов, которые, как я полагал, могут ему понадобиться, и передал ему.
  — Запомните и уничтожьте эту записку. Держите связь со мной здесь. Думаю, неплохо, если вы будете звонить мне сюда два раза в день. В двенадцать часов дня и затем в девять вечера. Даже если меня здесь не будет, я постараюсь связываться с вами через портье. Ночные и дневные портье предупреждены. В разговоре с ними называйте себя Эрни.
  — Полагаю, что это разумно.
  — Что–то должно взорваться. Что–то должно неожиданно оказаться на поверхности, — сказал я. — Это очевидно. Миссис Вейл не стала бы сбрасывать маску и раскрывать себя только для того, чтобы показать, что она собой представляет. Она знает, что' я вцеплюсь в нее обеими руками, и, конечно, приготовилась к этому. Главное же, однако, состоит в том, что все это она ни в коем случае не проделывала бы, если бы не считала, что дело, которым они занимаются, приближается к завершению.
  — Да, мне кажется, что они выигрывают время, — задумчиво произнес Голвейда. — Она немножко поторопилась и думает, что может предоставить своей группе в чем–то большие преимущества. Вероятно, эта леди является одной из тех фанатичных сук, которые считают величайшим счастьем умереть за фюрера. Она думает, что вы готовитесь ликвидировать ее, а пока вы будете этим заниматься, кто–то еще успеет справиться с каким–то большим делом. И это дело они заканчивают. Ясно. Ясно и то, что рано или поздно придется отнестись к этим немцам серьезно. Это меня устраивает. Хей?
  Я налил ему еще виски с содовой и сказал:
  — Хорошо, Голвейда, пользуйтесь револьвером, ножом или еще чем–либо, но ни в коем случае не делайте этого только ради забавы. Не забывайте чрезвычайную важность этого дела.
  — Очень хорошо, мистер Келле. Уверяю вас, что без необходимости или без вашего указания я не вытащу из кармана ни револьвера, ни ножа, ни веревки. Уверяю вас. Хей?
  Он внимательно прочел мою записку с адресами, вытащил из кармана маленькую золотую зажигалку, поджег уголок листа и с интересом наблюдал, как он горит. Пепел он аккуратно ссыпал в мою корзинку для бумаг. Затем взял свою шляпу, щелкнул каблуками, почти незаметно поклонился и ушел.
  Большую часть времени, когда он находился в моей комнате, я чувствовал себя слегка не в своей тарелке. Он обладал особым видом нервного воздействия. И тем не менее он мне понравился. Для этого дела он был вполне подходящим сотрудником.
  Думая о нем, я испытывал удовлетворение оттого, что имею его в союзниках, а не в противниках.
  Был чудесный летний вечер, когда я прибыл в Чипинг–филд. Часы показывали шесть тридцать.
  Чипингфилд представлял собой маленькую деревеньку, по единственной улице которой группами были разбросаны коттеджи.
  Медленно проехав по улице и разыскав небольшой отель, я поставил во дворе машину и вошел внутрь.
  В маленьком полупустом холле я заказал виски с содовой и попросил принести местный телефонный справочник.
  Вскоре я уже сидел со стаканом в руке и с книгой на коленях.
  Открывая справочник на букве «К», я подумал, повезет мне или нет?
  Я выпил стакан виски и принялся просматривать этот раздел детально. Оказалось, что в Чипингфилде проживала только одна Кэрью — мисс Элеонора Кэрью. И жила она в старом Мавританском замке.
  Я вздохнул с большим облегчением.
  Расплатившись за виски и вернув справочник, я вышел из отеля и отправился отыскивать замок.
  Деревенский полисмен, стоявший на углу, указал мне дорогу. По пути я пытался представить себе характер приема, который мог быть оказан мне со стороны мисс Кэрью. Со слов Сэмми я знал о ее существовании, но никогда с ней не встречался. И думал, что, если даже мои догадки и предположения верны, может случиться так, что я потерплю здесь полную неудачу. Так или иначе, скоро я это выясню.
  Мавританский замок представлял собой старинный дом, много повидавший на своем веку.
  Вокруг дома царила атмосфера мирной античности, что мне очень понравилось. На фоне этой обстановки я представил себе Сэмми и подумал, когда он мог быть здесь в последний раз.
  Я протиснулся в щель между створками тяжелых чугунных ворот, прошел по крытому тоннелю и еще через несколько ярдов очутился перед самым домом.
  Дернув за грушу звонка, я смог убедиться, что этот звонок принадлежит к тем старомодным изделиям, которые звучат в течение многих минут после того, как его привели в действие.
  Через некоторое время дверь открылась, и в проеме почти квадратных дверей появилась приятная на вид старая леди в сером домашнем платье. Пара мерцавших глаз глядела на меня из–за очков в роговой оправе.
  Я вежливо осведомился:
  — Вы мисс Кэрью?
  — Да.
  Она стояла;, улыбаясь, и смотрела на меня так, как будто уже давно ожидала моего визита.
  — Простите меня за то, что я задаю вам вопросы. Я сейчас поясню, почему это делаю. Так вот. Я полагаю, что вы являетесь тетей Сэмми Кэрью?
  — Да. Я его тетя.
  Она вовсе не казалась удивленной вопросом, и мне это не понравилось.
  — Мне хотелось бы зайти к вам, если возможно, и поговорить.
  — О, сделайте одолжение.
  Она отступила от двери, и я вошел в прохладный, тускло освещенный вестибюль. Мисс Кэрью закрыла за мной дверь и провела по коридору в хорошо обставленную гостиную.
  — Не хотите ли присесть? Сигареты в этом ящике.
  Я взял сигарету и уселся за стол. Она расположилась в большом кресле напротив меня.
  — Итак, — очень спокойно сказала мисс Кэрью, — чем могу быть вам полезной?
  — Простите за вторжение, мисс Кэрью. Мое имя Келлс, Майкл Келлс. Я старый друг Сэмми. Полагаю, что вы ничего не знаете о том, чем занимался Сэмми последние несколько лет?
  — Напротив, — сказала она с улыбкой, — я это очень хорошо знаю. Сэмми всегда служил в армии. Он артиллерист.
  — Понимаю. Так… Дело в том, что с Сэмми совсем недавно произошел инцидент. Я пытаюсь выяснить кое–что относительно этого. Но все это довольно странная и запутанная история, мисс Кэрью, и мне бы не хотелось беспокоить вас описанием ее.
  — Очень вам признательна за это. Но что именно вы хотите, мистер Келле?
  Мне было очевидно, что тетя Сэмми представляла собой весьма хладнокровную натуру и была достаточно умна, чтобы не позволить уклониться в ту сторону, которая ей была нежелательна.
  И в то же время можно было биться об заклад, что она многое знала о Сэмми. Она знала, чем он занимался, что делал. Она должна была знать. Сэмми рассказывал, что он почти всегда останавливался у нее во время своих частых поездок в Лондон, вполне доверял ей и даже сообщил ей, что у него имеются кое–какие дела в штабе, что и объясняет его нередкие поездки. Она должна была уразуметь, что артиллерийскому офицеру, особенно в военное время, совершенно нечего делать в штабе или ему подобных учреждениях.
  Когда–то Сэмми предлагал мне навестить его в этом замке и познакомиться с тетей. Но я так и не собрался это сделать. А теперь было бы неплохо, если бы она знала меня.
  В самом начале беседы я почувствовал, что мисс Кэрью почему–то недолюбливает меня, но упрекать ее за это я не мог. Я сам чувствовал то же самое по отношению к ней. И, кажется, взаимная неприязнь имела явную тенденцию нарастать, что никак не могло способствовать моим планам.
  Подавляя в себе раздражение, я сказал:
  — Я хотел бы знать, не навещала ли вас недавно красивая молодая женщина, именующая себя мисс Джа–нина.
  — Мистер Келле, а почему эта мисс Джанина должна была навестить меня?
  — Я отвечу вам, мисс Кэрью. Она и Сэмми работали вместе над одним небольшим заданием, характер которого относился к тому роду дел, которыми занимался Сэмми в дополнение к своей службе в качестве артиллерийского офицера. Мне пришла мысль о том, что Сэмми по тем или иным причинам временно исчез с горизонта, а ей могло понадобиться обязательно с ним встретиться. В случае отсутствия такой возможности она могла заинтересоваться поисками людей, для которых работал Сэмми. И мне кажется, мисс Кэрью, что она слышала о вас от Сэмми, знала ваш адрес и поэтому должна была прибыть сюда и спросить вас, не знаете ли вы товарищей Сэмми и не могла бы она установить с ними контакт.
  Тетя улыбнулась мне. Это была приятная, вежливая и доброжелательная улыбка, от которой меня всего как–то передернуло. И действительно, она спокойно разъяснила:
  — Я не понимаю вас, мистер Келле. Не понимаю, что вы подразумеваете под какими–то «товарищами» Сэмми. Он ведь служит в армии. Он артиллерист. Я уже говорила вам.
  Я решил подойти к делу несколько иначе.
  — Мисс Кэрью, Сэмми действительно служил в армии. Он был артиллеристом. Это так. Но…
  — Был? — произнесла она с очаровательной улыбкой.
  — Я не оговорился и сейчас это поясню. Так вот. В течение последних трех с половиной лет Сэмми выполнял вместе со мной работу специального назначения. Несколько дней тому назад он$1исчез, и мне это не нравится. — Я понизил голос: — Я не был бы удивлен, если бы обнаружил, что Сэмми убит. — Спокойная улыбка не сходила с лица мисс Кэрью, выбивая почву у меня из–под ног, но я продолжал: — Я не очень много знаю об этой молодой женщине, которая называет себя Джаниной, но хорошо знаю, что она была другом Сэмми. Я потерял контакт с ней. Мне нужно найти ее. Я предполагал, что она вполне может навестить вас. Так вот, была она здесь у вас?
  Мои убедительные слова и настойчивая интонация, казалось, начали, наконец, доходить до ее сознания.
  Улыбка, приводившая меня в бешенство, сошла с ее лица, и, отвечая на мою откровенность, она мягко, но серьезно и с достаточной искренностью сказала:
  — Мистер Келле, я ничего не знаю о вас. Вы должны понимать, что нет никаких особых причин, которые побуждали бы меня доверять вам. Тем более что у вас весьма неправильные представления, если то, о чем вы мне рассказываете, является вашими истинными мыслями.
  Мои брови невольно приподнялись, и я молча ждал, что еще может последовать за этой уничтожающей оценкой моей деятельности.
  Мисс продолжала:
  — Вы совершенно ошибаетесь относительно того, что Сэмми якобы исчез, а тем более может быть убит. Я лишь вчера разговаривала с ним по телефону.
  — Мисс Кэрью, вы уверены в том, что это был Сэмми?!
  Она взглянула на меня с сожалением.
  — Мистер Келле, если бы вы знали Сэмми, вам было бы известно, что он обладает своеобразным тембром голоса. И не думаете ли вы, что я не знаю голоса своего собственного племянника? А что касается мисс Джанины, о которой вы говорите, то хочу вас уверить в том, что ее имя я впервые услышала от вас.
  Итак, разговор был закончен, а между нами стояла непроницаемая стена.
  Воткнув сигарету в пепельницу, я поднялся.
  — Хорошо, мисс Кэрью. Весьма благодарен вам. Сожалею, что вы не можете помочь мне. Я должен уйти и желаю вам всего хорошего.
  — Я также сожалею. Прощайте, мистер Келле.
  Она проводила меня по коридору и широко открыла дверь.
  Когда я выходил наружу, она сказала с легким оттенком сарказма в голосе:
  — До свидания, мистер Келлс. Мне очень жаль, что вы затратили столько времени и сил попусту.
  С этими словами она закрыла дверь.
  Шагая по улице, я вполголоса произносил довольно–таки скверные слова. Причин для ругани было достаточно. Дела шли неважно.
  Кто–то успел, и довольно искусно, обработать тетю Сэмми. Кто–то рассказал ей хорошую и очень убедительную историю. Кто–то телефонировал ей, с исключительным искусством имитируя голос Сэмми. И это уже второй загадочный случай подобной имитации. Первой жертвой была Элисон. А не может ли в данном случае жертвой стать Джанина? Очевидно, они могли догадаться о том, что я могу или должен буду появиться здесь, у мисс Кэрью. Возможно. Они знали, что я попытаюсь начать здесь розыски Джанины, но сделали это раньше меня.
  Я вернулся в отель, выпил виски с содовой и задумался. Ситуацию никак нельзя было назвать хорошей. Почти очевидно, что в данный момент они уже успели раскрыть Джанину. Если это так, то положение крайне осложнялось.
  Попивая виски и покуривая сигареты, я просидел в баре с полчаса, примерно до половины седьмого, чувствуя себя далеко не прекрасно. Ситуация выглядела паршиво, но я пытался успокоить себя тем фактом, что в моем деле хорошая ситуация вообще редкость.
  В конце концов, как обычно, я пришел к заключению, что под лежачий камень вода не течет и надо что–то предпринимать.
  Попросив хозяина отеля присесть за мой столик, я разговорился с ним. Оказалось, что в пяти–шести милях от главной дороги находится город под названием Боллинг, а там узел телефонной сети данного района.
  Покинув отель и забравшись в свою машину, я направился в этот Воллинг, не переставая думать о судьбе Джанины.
  Мне казалось, что наиболее вероятным пунктом, из которого кто–то звонил вчера мисс Кэрью, мог быть Воллинг. Телефонировать из самого Чипингфилда по ряду причин было бы крайне неудобно. Конечно, имелась тысяча других мест, из которых можно было бы связаться с Чипингфилдом, и, кроме того, если бы даже оказалось, что звонили именно из Воллияга, то и в этом случае я не представлял себе пока, какую пользу смог бы из этого факта извлечь. Во всяком случае, я не видел ничего лучшего, что можно было бы сделать в данный момент. Надо было вгрызаться в дело. Если я не начну суетиться, судьба Джанины отнюдь не будет представлять загадку. В один из ближайших дней нам придется найти ее со смертельной грамасой на лице и перерезанным горлом. Сомневаться в этом не следовало.
  Прибыв в Воллинг, я поставил машину в гараж и прошелся по главной улице. Это был маленький красивый городок, примерно такого же размера, как Доркинг, с одной центральной улицей и разбегавшимися от нее в боковые стороны узенькими улочками. Немногочисленные прохожие сновали взад и вперед мимо аккуратных магазинов и лавок.
  Старомодная гостиница помещалась также на главной улице, приблизительно в средней ее части. Бар, отделанный под дуб, был заполнен дымом и жужжанием голосов посетителей.
  Я заказал себе выпить и устроился у большого окна, выходившего на улицу, думая о том, что в этом Воллийге у меня столько же шансов узнать что–либо полезное, сколько взлететь в небо. Подобные минуты депрессии, признаюсь, бывали у меня нечасто.
  Напротив окна, через которое я наблюдал за движением на улице, был просвет, не занятый домами, и я мог видеть в отдалении холмы и перелески. Был тихий чудесный вечер, и небо голубело над темной зеленью деревьев.
  Как раз среди этих малоуместных поэтических созерцаний все и случилось.
  Зрачки моих глаз внезапно расширились, и я невольно придвинулся к оконному стеклу.
  Из табачной лавки, расположенной по ту сторону дороги, вышла тетушка! Сомнений не могло быть. Это была тетушка, со своей аккуратной фигуркой, голубыми глазами и походкой стаккато. Это была тетушка, квартирная хозяйка Сэмми на Киннаул–стрит, ослепившая меня перцем. Участница убийства Сэмми и сообщница Бетины.
  Я залпом допил стакан и поспешил выскользнуть на улицу.
  Идя по противоположной стороне дороги, я старался все время прятаться за спины прохожих, чтобы не попасться на глаза тетушке. К счастью, она не оборачивалась и не осматривалась. Она шла куда–то с определенной целью. Я пересек улицу и пошел позади нее. Людей было порядочно, и она по–прежнему не оглядывалась. Мы подошли к месту, где главная улица сужалась и толпа была гуще. И здесь я ее потерял. В один момент она исчезла из поля моего зрения, как будто растворилась в воздухе. Когда я подошел точно к тому месту, где ее видел, то заметил узенькую аллею. Я пошел по ней. Через десяток ярдов аллея продолжала идти прямо, но от нее ответвлялись узкие проходы вправо и влево. Здесь тетушка могла направиться в любую сторону. Но нигде ее не было видно.
  Я вернулся на главную улицу и закурил.
  Очевидно, тетушка зашла в какой–то соседний дом, справа или слева от аллеи. Но в какой?
  Справа от аллеи был расположен небольшой кинотеатр — из тех, что построены более тридцати лет тому назад, но все еще достаточно популярны. Я подошел к нему и, разглядывая афиши, подумал, что тетушка вполне могла возыметь желание посмотреть какой–либо фильм. Правда, это мало согласовывалось с родом занятий тетушки. Как могла она интересоваться кинематографией, будучи по горло занята своими особыми делами?
  Я купил билет и вошел внутрь.
  Помещение было маленьким и затхлым, пленка трещала и рвалась, и фильм явно устарел.
  Когда глаза мои освоились с темнотой, я начал пристально осматривать присутствующих в надежде заметить тетушку. Но в зале ее не было.
  Фильм кончился, свет зажегся, и я собрался было уйти. Но экран вдруг поднялся, занавес позади него раздвинулся, и свет в зале снова погас.
  На сцене появилась леди с несколькими голубями и принялась демонстрировать разнообразные трюки.
  Очевидно, в вечернее представление были включены несколько номеров с участием артистов.
  Леди заставляла своих голубей проделывать различные интересные вещи, и казалось, все это им нравится. Я с удовольствием следил за представлением.
  Когда выступление закончилось, зал разразился громкими аплодисментами.
  Я поднялся и начал продвигаться к выходу. Я уже почти добрался до него, когда услышал голос со сцены, возвестивший:
  — Леди и джентльмены, сейчас я сымитирую для вас воркование голубей, которое вы только что слышали в блестящем представлении мадмуазель Леклерк.
  Я остался стоять у выхода, с возросшим интересом наблюдая представление. Артист продемонстрировал отличное подражание воркованию голубей.
  Возле меня стояла контролерша. Я спросил ее:
  — Кто это такой?
  — Это Великий Равалло. Гвоздь нашей программы этой недели.
  — Превосходный подражатель, — заметил я.
  — Чудо! У нас многие удивляются, как он соглашается на такую ничтожную работу в маленьких местечках, имея возможность получить гастроли по большим городам.
  — Да… — ответил я неопределенно, разглядывая вновь появившегося на сцене Великого Равалло. Он искусно имитировал разнообразные звуки и голоса. Из его рта вырывался охрипший бас, женский мягкий голосок, детский писк и лепет и многое другое. Аудитория бурно аплодировала ему.
  Я вытащил портсигар из кармана, зажег сигарету и, прислонившись к стене, продолжал наблюдать за ним.
  — Да, это очень занимательно, — сказал я контролерше. — Он будет еще сегодня выступать?
  — Да, на последнем представлении, примерно в десять пятнадцать. Представление заканчивается его выступлением. Приходите. И своих знакомых приводите.
  — Непременно, — ответил я, — а сейчас, очень жаль, не могу досмотреть. Тороплюсь.
  Выйдя из кинотеатра на главную улицу, я дошел до узкой аллеи, у поворота на которую потерял тетушку, свернул в нее, добрался до первого прохода вправо и уверенно пошел по нему. Не пройдя и пятнадцати ярдов, я нашел то, что искал, — служебный вход в кинотеатр.
  Повернув обратно, я добрался до гостиницы, заказал виски с содовой и, расположившись в баре, почувствовал себя несравненно лучше, впервые за весь этот день.
  После минутного размышления и одного стакана виски я отыскал с помощью буфетчицы телефонный аппарат и попросил соединить меня с номером моего отеля в Лондоне. Вскоре в трубке послышался голос портье.
  — Говорит Келле.
  — Слушаю вас.
  — Сегодня вечером мне будет звонить мой знакомый мистер Эрни.
  — Эрни. Ясно.
  — Мне нужно передать ему сообщение. Было бы хорошо, если бы вы достали блокнот и записали.
  — Одну секунду, мистер Келлс
  Я подождал, пока он приготовился записывать, и затем продиктовал:
  — «Прошу мистера Эрни взять машину и прибыть в Воллинг в Беркшире. Я буду ждать в гостинице «Корона» на главной улице, в баре, в девять сорок пять. Поэтому надо поторопиться. Келле». Записали?
  — Да.
  — Прочтите, чтобы не было ошибки.
  Портье прочел записанное, и я повесил трубку.
  Вернувшись в бар, я выпил еще одну порцию виски с содовой, чувствуя, что нуждаюсь в этом, и затем отправился на улицу.
  Двигаясь по главной улице и внимательно осматриваясь по сторонам из опасения неожиданно натолкнуться на тетушку, я дошел до знакомой аллейки у кинотеатра и, еще раз осмотревшись, проскользнул в нее. Здесь было безлюдно.
  Свернув в знакомый проход вправо, я прошел мимо закрытого служебного входа дальше и скоро оказался в узеньком переулке. Двигаясь прямо по нему, я вышел на окраину городка и натолкнулся на теннисный корт. Тропинка, шедшая вокруг корта, вывела меня на проселочную дорогу, по обеим сторонам которой были расположены коттеджи и бунгало — летние одноэтажные домики с верандой.
  Вскоре, пробираясь дальше, я обнаружил маленький коттедж, окруженный заросшим садом, у входа в который на калитке красовалось объявление: «Сдается».
  Своим видом и расположением коттедж пришелся мне по вкусу. Кухонная дверь поддалась моим усилиям очень быстро и легко, и я принялся за осмотр внутренних помещений.
  Коттедж имел три комнаты и кухню. Одна из комнат, расположенная между передней комнатой и кухней, имела маленькое окно, из которого проглядывались поля. Место было идеальное.
  Я вышел через ту же кухню и плотно притворил за собой дверь, не заперев ее, однако.
  Несколько минут я гулял в окрестностях этого коттеджа, а затем направился обратно в город, придерживаясь по возможности наиболее безлюдных улиц. Беспокоила меня лишь одна мысль — как бы не попасться на глаза шнырявшей где–то здесь в городке голубоглазой тетушке. И я все пытливее и осторожнее вглядывался в шедших по главной улице женщин, приближаясь к гостинице. Если бы тетушке удалось заметить меня в этом городке, то все представление, которое я тщательно готовил, должно было потерпеть полный крах.
  Когда я благополучно вернулся в бар «Короны», я почувствовал большое облегчение.
  Эрни Голвейда вошел в бар «Короны» без двенадцати десять.
  На нем был твидовый костюм, коричневые ботинки, темно–зеленая шерстяная рубашка и красновато–коричневый галстук. Безусловно, одет он был вполне хорошо для провинции, куда, собственно, и прибыл.
  Учитывая время, необходимое для приобретения такого внешнего вида, и время, отведенное ему на езду, можно было прийти к выводу, что летел он сюда как дьявол, намного превышая все дозволенные скорости.
  Он уселся за мой столик, стоявший в отдаленном углу бара, и, подтверждая мои предположения, сказал:
  — Получив ваше сообщение, я должен был двигаться достаточно быстро, особенно потому, что, как видите, пришлось соответственно одеться. Я полагаю, что кое–что взорвалось. Хей?
  — Вы полагаете правильно, — сказал я. — Взорвалась, как вы это называете, тетушка. Она находится здесь. И, конечно, не для поправки своего драгоценного здоровья.
  Он вытащил из кармана маленький изящно инкрустированный портсигар и предложил мне сигарету. Мы закурили.
  — Я чувствую себя ужасно заинтересованным всем этим делом, — проговорил он мягко.
  — Джанина не вернулась домой прошлой ночью, — сообщил я ему. — И это было, вероятно, счастьем для нее. Они побывали у нее на квартире, все перевернули, перетрясли. Я был там уже после них.
  — Никаких следов?
  — На письменном столике, среди бумаг, я обнаружил почтовую открытку с фотографией Мавританского замка в Чипингфилде. Это деревня недалеко отсюда. Они тоже видели эту открытку…
  Голвейда кивнул головой.
  — Так, — сказал он. — Выходит, Джанина…
  — Да, она направилась в Мавританский замок повидать тетю Сэмми. Она попыталась разыскать кого–либо из тех, с кем работал Сэмми, через эту тетю. Правильно она действовала или нет, этого пока касаться не будем. Пока важен сам факт. Это ее намерение было каким–то образом разгадано компанией Бетины — тетушки. Каким образом, я не знаю, но факт, что еще до ее появления в Чипингфилде кто–то звонил тете Сэмми голосом ее покойного племянника.
  — Но…
  — В том–то все и дело, что никаких «но» не было. Звонивший мужчина изумительно точно имитировал голос Сэмми. Он сказал, что скоро к ней явится Джанина, что ее надо направить туда–то и туда–то, ни в коем случае не говоря ей, что звонил Сэмми. Ясно?
  Голвейда кивнул головой.
  — Что ж неясного.
  — Эта тетя была также настроена против меня. Ей было сказано, что, возможно, я побываю у нее и попытаюсь кое–что узнать и что ей вообще ни о чем сколько–нибудь серьезном со мной говорить не следует. Этой инструкции она и придерживалась в беседе со мной.
  Он пожал плечами.
  — Самое обычное дело с этими проклятыми тетками, — заметил он. — Они всегда делают одно из двух. Либо без всякого удержу и без остановки трещат всюду и везде о вещах, о которых вообще ничего не следовало бы говорить, либо, наоборот, держат свои глотки закупоренными, когда интересы дела требуют сведений. Ко всем чертям эту мисс Кэрью! Хей?
  — Пользы от нее мало. Это верно. Но встреча здесь с тетушкой все–таки кусочек удачи.
  — Ого!
  Его брови поднялись, и лицо оживилось.
  — Так вы нашли тетушку? Леди с перцем? Это же превосходно! Вам явно везет. Правда, мне говорили, что вам всегда везет и что вы очень счастливый человек.
  — В данном случае мне, конечно, повезло. Я попал сюда из Чипингфилда не столько по расчету, сколько по наитию. И увидел тетушку. Я потерял ее на улице возле небольшой аллейки, которая ведет к служебному входу кинотеатра.
  — Вы хотите поручить тетушку моим заботам?
  — Может быть. Но не сейчас. Здесь есть еще одна интересная фигура.
  — Значит, будем праздновать? кто же это?
  — В кинотеатре, кроме фильма, дают небольшое представление из парочки номеров. В одном из этих номеров выступает некий Равалло, который имитирует голоса.
  — Бог мой!.. Я просто поражен… Но ведь это же сверхудача! Хей?
  — Да, это лакомый кусочек. Это тот самый тип, который звонил мисс Кэрью. Тетушка навещала его в кинотеатре. Вероятно, она сидела в его служебной комнате и беседовала с ним в то время, как я смотрел фильм. Улавливаете роль этого друга во всем деле?
  — Я не совсем понимаю… Хей? Вы полагаете, что тетушка с Киннаул–стрит предложила за приличную сумму имитировать голос Сэмми в беседе по телефону с его настоящей теткой. Вы полагаете…
  — Нет, совсем не то, — прервал я его. — Пошевелите мозгами, Голвейда. Этот Равалло не мог бы имитировать голос кого бы то ни было, если бы он никогда не слышал этого голоса. Не так ли?
  — Бог мой! Значит, этот имитатор является одним из тех?
  — Точно. Он один из тех, кто убил Сэмми. Единственным местом, где Равалло мог встретить Сэмми и услышать его голос, было то место, куда они затащили его, напоив предварительно наркотиком. Там они его допрашивали, там и убили. Несомненно, Равалло один из участников этого допроса и убийства. Вероятно также, что он является одним из тех мужчин, которые обыскивали квартиру Сэмми и о которых Сэмми пишет в своей записке.
  — Понимаю, — сказал Г олвейда. — Вполне понимаю. И думаю, что кое–что надо этому артисту сделать. И не наспех, а с чувством, с толком и расстановкой.
  Он выразительно взмахнул рукой в воздухе.
  — Для этого будет достаточно времени, — сказал я. — А пока следует проделать некоторую работу.
  — С имитатором? — Г олвейда взглянул на меня с любопытством.
  — Да. Он должен говорить. Он разговаривал по телефону с тетушкой, а теперь должен говорить со мной.
  Голвейда начал смеяться. Это был особый род тихого, сдержанного смеха, от которого по моей спине пошли мурашки.
  — Превосходно, — сказал он, — более чем превосходно. Я как раз знаю очень хорошие способы заставлять людей говорить. У меня они всегда разговаривают. Вы будете удивлены!
  — Посмотрим, — сказал я.
  — Как и когда вы предполагаете начать?
  — У нас еще есть время. Равалло выступает сегодня со своим номером в последний раз в десять десять. Его номер занимает примерно двадцать минут. Девушка из кинотеатра говорит, что на последнем сеансе номер продолжается чуть дольше. После этого он уходит переодеваться. Таким образом, его выхода из кинотеатра следует ожидать около десяти сорока пяти. В это время будет уже темно. Мы отправимся туда в десять тридцать и подберем место встречи с ним.
  — Все ясно. К такому плану мне нечего добавить. Разве только то, что теперь я буду с огромным интересом ждать практического его осуществления. Это будет захватывающее зрелище. — Он закурил новую сигарету и затем сказал: — Расскажите мне, пожалуйста, немного об этой Джанине. Я очень этим интересуюсь. Вы, вероятно, слышали, что я вообще большой любитель женщин. И мне хотелось бы знать о Джанине немного больше.
  Я улыбнулся ему.
  — Все это мне действительно известно, Голвейда. А что касается Джанины, то она чудесна. Она обладает всем, что требуется женщине высшего сорта. Голос, волосы, фигура — все у нее прелестно. Движения ее грациозны. Наблюдать за ее походкой — это чисто эстетическое наслаждение. Джанина — это уникальная особа.
  — Понимаю. — После минутной паузы Голвейда сказал: — Чувствую, что мне явно не терпится. Как бы парень пораньше не ушел оттуда.
  — Не уйдет. А маячить там без дела нам не следует. Не забывайте голубые глаза.
  Он поглядел на меня сбоку, вздохнул и сказал:
  — Вот моя невезучесть. Где–то здесь находится голубоглазая красотка, но босс прибывает сюда раньше меня. Не очень хорошо. Правда, в противном случае ее уже не было бы в живых, что многих могло бы разочаровать. — Он пожал плечами, вздохнул и продолжал: — В Лиссабоне была женщина исключительной красоты. Отличная баба, скажу я вам. Тогда я работал с Кейном, и случилось так, что мне необходимо было вступить в контакт с этой женщиной, чтобы добыть некоторую информацию. Ее имя было Мирандель. — Он вновь тяжело вздохнул. — Я не мог ожидать от нее откровенности, так как еще за год перед этим разошелся с нею при довольно неблагоприятных обстоятельствах. — Я взглянул на часы. Было десять двадцать. Г олвейда продолжал: — Я обнаружил, что моя нежная Мирандель не была мне верна, что она связалась с одним проклятым португальцем только потому, что у того были лишние деньги и он ей покупал разные красивые камешки. И я покинул ее. Но, покидая ее, я прихватил с собой ее бриллиантовое колье и такой же браслет. Она обнаружила это уже после того, как я ушел. Теперь. вы понимаете, мистер Келле, что мне было трудно, очень трудно возобновлять с ней дружбу.
  — Думаю, что ужасно трудно, — заметил я. — И что же случилось?
  — Она работала с испанским агентом по имени Рок–ка. Кейн поручил мне связаться с ним через Мирандель. Однажды ранним утром я отправился к ней на виллу. Она была дома. Выглядела она превосходно. Прежде всего она запустила в меня китайской вазой, вы можете и сейчас видеть шрам у меня на лице. Затем она предприняла попытку убить меня кривой восточной саблей. Однако…
  — Прервем на этом, Голвейда. Время.
  — Я готов.
  Глава 8 Голвейда
  С того места в узенькой аллее, в двадцати ярдах от служебного входа в кинотеатр, где я стоял, я мог слышать «Боже, спаси короля», что означало завершение представления. Видимо, поставили пластинку с гимном, и звуки были слышны на улице.
  Я затушил сигарету и отодвинулся в тень стены.
  Место моего расположения находилось со стороны города, а Г'олвейда поместился по другую сторону служебного входа, где начиналась дорога, ведущая в поле.
  Прошло минут десять, и из служебного входа вышла какая–то женщина, а вслед за ней мужчина. Оба исчезли в темноте аллейки, ведущей на главную улицу.
  Прошло еще пять минут, и я начал волноваться. Вполне возможно, что Великий Равалло принадлежал к тем артистам, которые предпочитают пользоваться главным выходом.
  Занятый обдумыванием такой не предвиденной мною возможности, сулившей ряд осложнений, я не сразу заметил, как служебная дверь медленно приоткрылась и показался Великий Равалло. Он был высок, хорошо сложен, шествовал уверенно, спокойно, со сквозившим в походке чванством, которое чувствовалось и на сцене.
  Через несколько шагов он остановился, чтобы зажечь сигарету, и затем пошел в том направлении, где в засаде находился Г олвейда. Я спокойно двинулся вслед за ним.
  Не успел Равалло пройти и десяти–двенадцати ярдов, как из темного угла ему навстречу вынырнул Голвейда и просительно произнес:
  — Простите, пожалуйста, но не будете ли вы столь добры одолжить огонька?
  Я ускорил шаг.
  Равалло что–то сказал и принялся шарить в кармане пиджака.
  Я приблизился к нему вплотную и ткнул его в бок дулом маузера.
  — Спокойно, Равалло, — проговорил я. — Нам надо побеседовать. И прошу без шуток. Вы были бы поражены, если бы знали, в какой степени мы можем быть невежливы.
  Голвейда сказал по–немецки:
  — Как бы вы удивились, если бы знали это!
  Казалось, Равалло не был особенно потрясен. Почти незаметно пожимая плечами, он переводил взгляд с Голвейды на меня и обратно с таким выражением, как будто был раздосадован ходом дела. Впрочем, так оно и должно было быть. Вероятно, он раздумывал о том, каким образом мы напали на его след, или, может быть, думал, как лучше ему поступить в данном случае. Или, не исключено, он старался представить себе реакцию своего шефа, узнавшего, что он, Равалло, выключен из дальнейшей игры, что не только его карьера, но и жизнь приблизились к финишу. Для тренированных сотрудников гиммлеровской разведки смерть не представляет собою чего–либо ужасного. Конечно, они не любят ее, но если она связывается с именем фюрера, то, видимо, они не очень задумываются, принося свои ничтожные жизни к его стопам.
  Голвейда находился с правой стороны Равалло, я с левой.
  — Куда? — спросил Голвейда.
  — Прямо по аллее, — сказал я. — Там мой коттедж. Это недалеко.
  — Отлично, — сказал Голвейда, — Пошли!
  Мы тронулись в путь.
  Великий Равалло двигался между нами все с той же театральной чванливостью, мало, казалось, обращая внимания на дуло маузера, изредка подталкивавшего его в бок, и на острие ножа, которым играл Г олвейда, шагая рядом с ним.
  Ночная темнота была достаточна, чтобы успокоить мои опасения относительно тетушки. Нашу процессию можно было распознать только с очень близкого расстояния. На пустынных улочках, однако, мы вообще никого не встретили в этот поздний час.
  Голвейда, продолжая поигрывать своим ножом, что–то напевал себе под нос и выглядел вполне счастливым. Вероятно, он предвкушал приятное времяпрепровождение с Равалло в коттедже.
  Мы подошли к коттеджу, прошли через сад и вошли в дом через оставленную мной незапертой дверь.
  Включив электрический фонарик, я указал дорогу в маленькую комнату с высоким окном. Там я попросил Голвейду затемнить окно. Он проделал это самым простым образом, сняв с Равалло пиджак и повесив его на раму.
  Равалло стоял в рубахе в центре пустой комнаты все с тем же выражением досады на своем упитанном лице. Однако к этому выражению примешивалось теперь еще что–то, мерцавшее в его глазах.
  Я вынул из кармана приготовленную бечевку и, передавая ее Голвейде, сказал:
  — Свяжите его.
  Голвейда взял шнур и подошел к Равалло. Тот презрительно пожал плечами.
  — Чего вы от меня ждете? Какую информацию хотите получить? Заранее скажу, что я ничего не знаю. И я недостаточно значительное лицо для того, чтобы знать секреты и говорить о них.
  Мы молчали.
  Равалло поднес руки к лицу, на секунду прикрыв его, и затем устало опустил их, глядя на Голвейду, который стоял перед ним со спокойной и счастливой улыбкой.
  Эрни определенно предвкушал удовольствие от допроса немца.
  — Свяжите его, — повторил я, — и используйте его носовой платок как кляп, если понадобится. Шум не очень желателен. Обыщите его.
  Бельгиец усмехнулся.
  — Разумеется, — сказал он и принялся за Равалло. С большим искусством он связал ему кисти рук и лодыжки.
  Сунув пистолет в карман, я осмотрел при помощи фонарика соседние помещения. В одном из них я нашел деревянный ящик и притащил его в комнату с высоким окном.
  Глядя на Равалло, я чувствовал на себе косой и внимательный взгляд Голвейды. Несомненно, он пытался догадаться, далеко ли я собирался зайти. Собирался ли я действительно заняться делом и поручить ему,
  Голвейде, добыть информацию у этого немца или просто занимался блефом.
  Нет, я не блефовал. Этот вопрос мною уже был решен. Я видел, и вполне достаточно, то, что немцы и японцы проделывают с людьми, чтобы беспокоиться о том, чтобы не повредить как–нибудь их агента, добывая у него нужную информацию. И я прекрасно знал, что проделал бы со мной этот немец, если бы был на моем месте.
  Все эти соображения меня мало занимали и беспокоили. Для меня был важен вопрос о том, много или мало знал этот немец, насколько значительна роль, которую он играл во всем этом деле. Я уверен был, что эта роль немаловажна. Помимо того что он безусловно был участником допроса и убийства Сэмми, что дало ему возможность выдать себя за Сэмми в беседе с мисс Кэрью, помимо этого он несомненно являлся имитатором моего собственного голоса. Кто же, как не он, телефонировал Элисон Фредерикс на квартиру миссис Вейл и от моего имени предложил ей прибыть на Намюр–стрит? Элисон ни за что на свете не отправилась бы туда, если бы не была уверена в том, что с нею разговаривал именно я. Если бы у нее возникли какие–либо сомнения, она непременно позвонила бы мне. Но она этого не сделала. Она была убеждена, что с ней говорю я. На деле же с ней говорил Равалло.
  Если все это было так, а иначе и быть не могло, то, следовательно, Равалло где–то слышал мой голос. Где же? Единственным таким местом, по–видимому, могла быть квартира Маринет, где состоялась злополучная вечеринка.
  Вероятно также, что он был одним из двух мужчин, которые пробрались в комнату Сэмми, находившегося в одурманенном состоянии, произвели обыск и утащили его для допроса и расправы в какое–то другое место.
  Так или иначе, это был активный участник банды тетушки — Бетины, убежденный сотрудник гиммлеровской разведслужбы.
  В его деятельности была еще одна сторона, и притом весьма важная. Он был актером эстрадного плана, свободно передвигающимся по всей стране, без препятствий выступающим в кинотеатрах, мюзик–холлах, провинциальных театрах, и его появление в закрытых зонах, запретных во время войны местах ни в ком не могло вызвать какие–либо подозрения. Положение для информатора просто идеальное.
  Большой удачей, прямо–таки счастьем, можно было, пожалуй, считать то обстоятельство, что ни тетушка, ни кто–либо другой, по–видимому, не заметили моего присутствия в Воллинге. Это значит, помимо прочего, что Равалло мог быть не особенно осторожным в последнее время.
  Это следовало проверить, когда Голвейда приступит к его допросу.
  Тетушка и Бетина теряют сегодня своего крупного сотрудника. Они могут создать немалую угрозу Фриби. Не пытается ли он в данный момент установить со мной контакт? Не пытается ли наша Бетина Вейл заманить его в какую–либо западню?
  В считанные секунды все эти мысли пронеслись в моей голове, пока я стоял и смотрел на немца, а Голвейда настороженно поглядывал на меня.
  — Садитесь на ящик, Равалло, — сказал я.
  Он спокойно уселся на указанное место с видом полного безразличия ко всему происходившему. Казалось даже, что он надеется на что–то непредвиденное.
  Эрни Голвейда стоял у грязного камина, прислонившись к его полуразрушенной облицовке, и спокойно курил, наблюдая за выражением лица гитлеровца.
  Я также закурил сигарету и, стоя перед Равалло, начал:
  — Слушайте… И слушайте внимательно. — Я выпустил колечко дыма и продолжал: — Вы работаете для одной из гиммлеровских заграничных секций. Вы связаны с одной хорошо одетой женщиной с голубыми глазами. Сегодня вечером она навещала вас в вашем служебном кабинете в кинотеатре. Я хочу знать, зачем она к вам приходила, какие у вас с ней дела. Это первое. Второе, — продолжал я, — заключается в следующем. Вчера, вероятно по указанию этой голубоглазой женщины, вы телефонировали мисс Кэрью в Чипингфилд. Вы имитировали голос ее племянника — Сэмми Кэрью, — голос, который слышали раньше. Вы сказали мисс Кэрью, что вы ее племянник, что к мисс Кэрью вскоре явится одна молодая женщина по имени Джанина и что эта Джанина будет интересоваться вами и тем, где она может вас увидеть или разыскать, и что с этой целью она может говорить ей, мисс Кэрью, разные небылицы, вплоть до того, что он, Сэмми, якобы убит. Вы сказали мисс Кэрью, что ни при каких обстоятельствах она не должна говорить Джанине о том, что вы ей звонили. Вы дали указания мисс Кэрью о том, что именно она должна говорить Джанине. Особенно вы предупредили ее относительно возможности моего прихода к ней и предостерегли против каких бы то ни было разговоров со мной по существу. Вы же дали ей описание моей внешности. Так вот. Я хочу точно знать, что именно вы ей говорили. Следующее, — добавил я, затянувшись дымом ароматной сигареты, — что мне нужно, это сведения о леди, носящей имя Бетины Вейл. Мне нужно знать ее настоящее имя и какую роль она играет в вашей организации. Вот так. — Сделав небольшую паузу, я сказал: — — Разумеется, я желаю прочесть всю книгу, а не только ее отдельные страницы и собираюсь вытащить из вас все ее содержание тем или иным путем. Все, что вы будете говорить, мы проконтролируем с позиции соответствия сказанного истине. Ваша обработка, ее степень и способы — все будет, разумеется, зависеть от вас. Вам это понятно?
  Равалло улыбнулся.
  — Я понял все очень хорошо, — сказал он.
  Я обернулся к Голвейде.
  — Поговорите с ним, Эрни.
  Голвейда выступил вперед. Он стал напротив Равалло, склонил немного набок голову и, улыбаясь во весь рот, сказал:
  — Друг мой, Великий Равалло, послушайте меня. Я Голвейда. Может быть, вы слышали обо мне. Я специалист по приведению людей в разговорчивое состояние. И они всегда начинают разговаривать для Эрни Голвейды. Хей? Послушайте, почему бы вам не постараться избавиться от некоторых неприятностей и не начать сразу разговаривать? Правда, лично я не очень заинтересован в такой легкой беседе, но мой шеф… Хей? — Равалло промолчал. Голвейда продолжал: — Мне кажется, что вы ужасно упрямый тип. Это мне нравится. И я вам заранее объясню, какие предварительное способы применю к вам. Прежде всего я намерен показать вам маленький японский прием. Он называется «шейный замочек». Если во время «шейного замочка» вы вдруг почувствуете, что вам хочется говорить, то мотните головой из стороны в сторону. Надеюсь, вы меня поняли? О’кей. После этого, если, как я лично надеюсь, вы не будете говорить, я намерен дать вам воды. Надеюсь, вам знакома вода? Уверен, что да. Мистер Гиммлер очень любит бизнес с водой. Он использует воду в Берлине, в Колумбийском доме, при беседах с евреями. Это не особенно приятно. И вы имеете шанс сами в этом убедиться. Хей?
  — Вы, Равалло, знаете, безусловно должны знать Го–лвейду. Его действия ни в какой степени не разойдутся с его словами. И может быть, вы хотели бы знать почему?
  На лице Равалло вновь появилась неопределенная улыбка. Он слегка пожал плечами, как будто хотел сказать: «Что ж… как вам угодно».
  Я продолжал:
  — Голвейда был в Бельгии обручен с одной молодой женщиной. Так… Когда в ее деревню пришли немцы, то они обращались с ней не очень хорошо. Даже совсем нехорошо. Она умерла, и я думаю, что она должна была быть рада тому, что умерла… Естественно, все это не очень понравилось Голвейде. Этот факт произвел на него особое впечатление. Этот факт превратил немцев в очень непопулярных для него существ. И я знаю, что если оставлю вас ему, то вам придется испытать довольно скверные минуты. Вот так. Как видите, все стало ясно. Все свои карты мы выложили перед вами на стол. Итак… намерены ли вы говорить?
  Равалло взглянул на меня, затем на Голвейду, презрительно усмехнулся и сказал по–немецки:
  — Черт бы вас обоих побрал!
  Голвейда взглянул на меня, и в его глазах я заметил вспыхнувшие радостные искры.
  Я кивнул ему.
  Голвейда подошел к Равалло и положил указательный палец на его плечо. Прижав этим пальцем плечевой нерв, другой рукой он проделал так называемый «японский шейный замок».
  Тотчас Равалло начал извиваться как червяк, неестественно скрючиваясь и выгибаясь всем своим телом. Его искривившееся лицо мгновенно стало пепельно–серым, а лоб покрылся каплями пота.
  Через несколько секунд тело Равалло забилось в судорогах, и я забеспокоился, опасаясь, как бы Эрни не переиграл со своим замком.
  Но Голвейда убрал руки, отступил на шаг и с восхищением рассматривал полуживого немца.
  — Крепкий, — сказал он удовлетворенно. — Очень крепкий. Мне это подходит. Я дам ему воды. Никто еще не смог долго выдержать воду. Это будет очень забавно. Вы сами будете удивлены. Мне нужен какой–либо ковш или ведро. Или просто жестянка.
  — Возле двери снаружи валяется старое ведро. А на кухне есть кран.
  — О’кей. Еще мне нужен кусок шнура. Впрочем, вот этого хватит. Отлично. Он ужасно хочет воды. И он будет ее иметь.
  Голвейда направился за ведром.
  Равалло тем временем начал приходить в себя.
  Я сказал ему:
  — Голвейда собирается применить к вашей персоне одну водную процедуру. Вы представляете себе, что это такое? Возможно, вы не сталкивались с этим на практике. Не знаю. Попытаюсь объяснить. Он подвесит над вашей головой качающееся ведро с водой. Через маленькое отверстие в дне ведра вода будет методично капать вам на голову. Но не в одну точку и нерегулярно благодаря небольшому покачиванию ведра. Еще не было случая, чтобы кто–либо выдержал это капанье на голову сколько–нибудь долго. Вы вынуждены будете заговорить. Так почему же не сделать это сейчас?
  Равалло поднял на меня свои сверкающие недобрым огоньком глаза и сказал:
  — Ко всем чертям вас и вашу проклятую страну!
  Я пожал плечами.
  — Что ж, вы получите то, что вам положено.
  Вернулся Голвейда с ведром. Он поставил ведро на пол и закурил сигарету, с интересом разглядывая Равалло.
  — Действуйте, Эрни, — сказал я. — Он должен заговорить. А у меня возникла одна мысль, и я хочу ее проверить. Если он придет к выводу, что для его самочувствия будет лучше и полезнее заговорить, то внимательно слушайте его рассказ. Я постараюсь вернуться как можно скорее.
  — Это меня устраивает. Я займусь им основательно. Положитесь на Голвейду. Парень залепечет очень скоро и болтать будет так, что его не остановишь.
  Он начал снимать пиджак.
  Я вышел из коттеджа, обошел его вокруг и двинулся по знакомым погрузившимся в полную темноту улицам и переулкам к служебному входу в кинотеатр.
  Была чудная теплая ночь. Легкий бриз приятно освежал лицо, и я шел, раздумывая над тем, как хороша была бы жизнь, если бы не было этой мировой войны со всеми ее ужасами и страданиями, со всеми этими отвратительными типами вроде тетушки, Равалло и прочими крысами.
  Вскоре мои мысли сосредоточились на Джанине. По–видимому, размышлял я, Джанина ими уже раскрыта. Как это ни печально, но нужно было считаться с этим фактом. Группа тетушки — Бетины полагает, что Джанина имела какой–то деловой контакт с Сэмми и, возможно, установила такой контакт со мной. Они видели ее с Сэмми и знают о моих встречах с ней. Следовательно, они будут стараться заставить ее говорить. И примерно тем же способом, каким мы пробуем превратить в болтливого парня Равалло. Они постараются выудить у нее все о Сэмми и обо мне, и тот факт, что она очень мало знала о делах Сэмми и ничего не знала о моих делах, вряд ли сколько–нибудь может облегчить ее участь.
  Невольно Джанина подыграла им. На столе она оставила почтовую открытку с фотографией Мавританского замка, и еще хуже то, что, по–видимому, она оставила железнодорожный справочник открытым на странице с названием станции Чипингфилд. Все это было наиболее вероятным, хотя и не исключало особую слежку за ней. Так или иначе, им не трудно было догадаться о ее намерении установить контакт с мисс Кэрью. Но они успели опередить ее в этом. На сцену снова вышел Равалло. Он выдал себя за Сэмми, когда позвонил мисс Кэрью и сказал, что некая Джанина вскоре посетит ее, что нужно сделать то–то и то–то и ни в коем случае не говорить ей о том, что звонил сам Сэмми.
  Итак, следовательно, Джанине, несомненно, было сказано, что она должна направиться в определенное место, и, скорее всего, она туда и направилась, не подозревая о западне.
  Собственно, это и было главной причиной того, что по отношению к Равалло я решил не останавливаться ни перед чем. Голвейда должен был довести свое дело до конца.
  Тем временем я свернул в узкий проход, который вел прямо к служебному входу в кинотеатр. Двигаясь в тени заборов и деревьев, я прошел мимо нужных мне дверей и внимательно осмотрел ближайшую аллейку. Все было тихо, и ни одной живой души не видно. Я вернулся к служебному входу. Освещавшая его лампочка была включена, а сама дверь помещалась в небольшой нише в стене, что делало человека, прижавшегося к ней, почти невидимым со стороны улицы.
  Я прислушался. Из помещения не доносилось ни звука. По всей вероятности, там было пусто. Вряд ли уборкой занимались в этот час. Все же в течение нескольких минут я прислушивался и лишь затем принялся за дверь. Это была двойная дверь со старомодным замком, поддавшимся моим усилиям почти без звука.
  Я вошел внутрь, закрыл за собой дверь, запер ее и, неподвижно стоя в коридоре, вновь прислушался. Но все вокруг было тихо. Я включил свой электрический фонарик и осмотрелся. Коридор, в котором я находился, вел к сцене. По обе стороны виднелись небольшие ниши, в которых помещались одностворчатые двери. Перед каждой дверью было несколько каменных ступенек. Я подошел к первой двери справа и открыл ее. Здесь находились проигрыватели, различные принадлежности к ним и довольно много мелких музыкальных инструментов.
  Следующая дверь вела в конторку управляющего, а третья и последняя — в комнату обслуживающего персонала.
  Я вернулся по коридору обратно и принялся обследовать помещения, расположенные слева. На дверях первой же комнаты слева я заметил табличку с надписью; «Великий Равалло — величайший в мире имитатор».
  Дверь была заперта, и моя отмычка вновь вступила в дело. Войдя в комнату и убедившись, что окно надежно затемнено, я включил свет и, стоя у двери, внимательно осмотрел помещение.
  Комната представляла собой обычную артистическую гримерную. На столе, возле зеркала и на стенах лежали и висели фотографии Равалло, афиши, плакаты, вырезки из журналов и газет, черно–белые и красочные; в углу на вешалке висел вечерний фрак и другие принадлежности для выхода на сцену. Возле стола стояла обычная плетеная корзинка для мусора.
  Я принялся за тщательный осмотр всего содержимого. Исследовал даже подкладки фрака и пиджака, подошвы и особенно каблуки ботинок. 'Опрокинул корзинку для мусора на пол и тщательно пересмотрел все бумажки.
  Но не обнаружил ничего.
  Ссыпав мусор обратно в корзинку и расположив все вещи в том порядке, в каком они находились до меня, я присел за столик.
  Тут находились различные принадлежности для грима, коробка пудры, баночка вазелина, полотенце, ящик с сигаретами и полбутылки виски. Здесь же, среди прочего, лежала небольшая книга в кожаном переплете. Я открыл ее. Это оказалась тетрадь с графиком работы Равалло.
  Я принялся внимательно перелистывать и просматривать эту обычную в артистическом мире рабочую тетрадь с датами выступлений. Были записаны все места, где выступал Равалло в течение последних трех месяцев. Большей частью это были провинциальные и деревенские кинотеатры, а также небольшие мюзик–холлы.
  Насколько я мог судить, большинство навещаемых Равалло местечек было расположено в районах далеко не маловажного военного значения. Кроме того, по двум–трем из этих районов, помимо самого Лондона, велась пристрелка «летающих снарядов».
  На странице с отметкой кинотеатра в Боллинге были помечены часы выступлений, на одном из которых присутствовал и я. Следующая страница оказалась пустой. Выходной день? Я перевернул еще одну страницу. На ней оказалось расписание выступлений Равалло во «Флюгерном клубе» в Пелсберри. Он должен был выступить там два раза.
  Последующие страницы были пусты. Следовательно, намечавшееся выступление в Пелсберри должно было быть последним.
  Что же. этого надо было ожидать. Группа заканчивала какой–то этап своей деятельности.
  Положив книгу на место, я еще раз бегло осмотрел комнату, выключил свет и вышел в коридор, закрыв дверь отмычкой.
  Еще с минуту у меня ушло на то, чтобы 'незаметно проскользнуть через служебный вход и запереть его.
  Пробираясь по узкому проходу, я попытался представить себе результат усилий Голвейды. Начнет ли говорить Равалло? Значительная вероятность этого, несомненно, существовала, несмотря на то что Равалло должен был понимать свою полную обреченность. Знал это Сэмми, попав к ним в лапы, должен был знать это и Равалло. Возиться с ним мы не имели никакой возможности, и смысла в этом не было абсолютно никакого. Все это Равалло должен был прекрасно понимать, но, с другой стороны, методы Голвейды — это нечто такое, что вполне могло пересилить всякое понимание и вынудить жертву заговорить. На это вполне можно было рассчитывать. Но что он может сказать? Скорее всего, он поступит так, как поступают опытные агенты обеих сторон, попав в затруднительное положение. Он может говорить достаточно правдиво о вещах, которые нам уже известны, избегая всего того, что как раз и представляет для нас ценность первостепенного значения.
  Небо вдруг потемнело еще больше, и крупные капли дождя начали падать все чаще и чаще.
  Контуры домиков вокруг сливались с чернотой ночи. В голову мне пришла мысль о том, что сказали бы безмятежно спящие респектабельные граждане тихого Боллинга, если бы узнали вдруг, что один из их уютных коттеджей превращен в данный момент в камеру пыток. Впрочем, подумал я тут же, все это в их собственных интересах, и мало ли творится всяких странных и необычных, хотя и очень нужных, вещей во время войны, вещей, которым никогда не суждено увидеть дневной свет.
  В настоящий момент, думал я, Эрни Голвейда наверняка уже успел добыть кое–какую информацию, а с Равалло уже давно, вероятно, слетели все остатки высокомерия и чванливости.
  Начавшийся было дождь то прекращался, то вновь усиливался, и я для сокращения пути направился напрямик, через поля.
  Мысли о Сэмми вновь завладели мною. Что, собственно, могло находиться в руках Сэмми, что так интересовало немцев? В своей записке он ничего не упоминает. Почему? Надеется на Джанину? На то, что я получу этот документ у нее? И так как важность этого документа первостепенная, он даже не рискует о нем обмолвиться хотя бы одним словом? Что ж, все это могло быть, и Равалло мог бы пролить кое–какой свет на этот вопрос. Именно он искал этот документ или фото у Сэмми, и именно он с кем–то еще пытался добыть у Сэмми сведения об этом важном документе. Но что мог представлять из себя этот документ? Так или иначе, Равалло знал об этом гораздо больше, чем я.
  Многое он мог бы рассказать и о вечеринке у Маринет. Совершенно очевидно, что именно там случилось что–то такое, что заставило Сэмми резко изменить свое поведение, вынудило его не узнавать меня, не разговаривать, всячески избегать встречи со мной.
  Объяснением всего этого могло быть только то, что Сэмми внезапно понял окружавшую его опасность, понял, что имеет дело с хорошо организованной бандой, следящей за каждым его шагом и каждым движением.
  К этому заключению он мог прийти только на самой вечеринке и никак не раньше. Если бы он обнаружил эту серьезную опасность до вечеринки, он несомненно связался бы со Стариком и постарался передать информацию мне. Ничего подобного он не сделал.
  Дождь вновь усилился, и я свернул в сторону к видневшемуся невдалеке амбару. Сильно выступавшие края его крыши отлично защищали от дождя, который, впрочем, нисколько не мешал мне углубиться в свои мысли.
  Вопрос о роли Джанины вновь встал передо мной в связи с ее участием в той вечеринке. Возможно, Сэмми пригласил ее просто для отвода глаз, чтобы создать впечатление, что он пришел покайфовать с подружкой. Это же впечатление он постарался подтвердить, когда проводил Джанину домой.
  Но он ничего не сказал ей о своих подозрениях. И ничего не сказал ей обо мне. Почему? Ответом на этот вопрос могло быть соображение Сэмми, что чем меньше Джанина будет знать, тем лучше для нее. Кроме того, он не сомневался, что в самое ближайшее время встретится со мной. Видимо, он имел в виду утро.
  Несомненно, Сэмми, приглашенный на вечеринку белолицым, надеялся там нащупать следы группы. Именно для этого он пригласил туда меня. Но то, с чем он там столкнулся, очевидно, было для него совершенно неожиданным. И именно об этом также многое мог бы рассказать Равалло.
  Если Сэмми действительно обладал неким документом большой значимости, документом, который в высшей степени интересовал группу, то, спрашивается, куда он мог его девать? Он пишет в своей записке, что когда начал приходить в чувство, то увидел двух людей. По–видимому, в то время как Сэмми был на вечеринке, голубоглазая тетушка приготовила одурманивающее и влила его в виски. В то же время, очевидно, начался тщательный обыск в комнате Сэмми, не давший никаких результатов. Позже обыску был подвергнут сам одурманенный Сэмми. И еще позже, когда он приходил в себя, его допрашивали и пытали. И просчитались. Я не мог себе представить кого бы то ни было, кто мог бы заставить говорить Сэмми, если он того не желал.
  Из этого всего следовало, что документ, фотография или еще что–либо в этом роде до сих пор не обнаружены.
  Несомненно, это что–то очень важное. Это старательно разыскивается и до сих пор не найдено.
  Это нечто было настолько важно, что Сэмми даже не мог пойти на риск иметь его при себе или держать спрятанным у себя в комнате. Странно… Очень странно, так как подобная мысль логически подводила к выводу' об отсутствии этого «нечто» у Сэмми. Но в таком случае группа ошибалась? Действовала не по адресу? На этот вопрос Равалло вряд ли сможет дать сколько–нибудь вразумительный ответ.
  Но какой–то весьма важный документ существует бесспорно, и он представляет собой значительную ценность или опасность для гиммлеровской группы.
  А не сможет ли дать об этом кое–какие сведения Джанина? Много или мало она знала обо всем этом деле? Во всяком случае, она кое–что знала. Она знала достаточно, чтобы увильнуть от встречи с тетушкой, когда последняя направлялась к ней на Верити–стрит. Он знала достаточно, чтобы, не теряя времени, отправиться на Киннаул–стрит, проскользнуть на квартиру тетушки и попытаться там кое–что поискать. Она, следовательно, должна знать или догадываться, что из себя представляет это важное нечто.
  «Нет никаких сомнений в том, — подумал я, — что пятиминутный откровенный разговор с Джаниной мог бы сразу избавить меня от всяких догадок, предположений, излишних тревог и волнений. Да, все это так, но где найти Джанину? Вырвать бы нужные сведения у Равалло… Ключ к поиску он, безусловно, мог бы дать, если даже предположить, что точного ее местонахождения и не знает».
  В последнее время они весьма усердно охотились за Джаниной, и не исключено, что она уже у них в руках. Не надо было обладать большим воображением, чтобы представить себе обращение с ней этих голубоглазых тетушек и красоток Вейл, высшим наслаждением которых было отрывание крылышек у бабочек.
  Сэмми ничего не говорил Джанине обо мне. Из других источников она тоже ничего обо мне не знала и поступала совершенно правильно, избегая откровенности со мной. И она должна была придерживаться такой линии поведения до тех пор, пока неопровержимые факты не убедили ее в том, что я на ее стороне. А эти факты должен был добыть не кто иной, как я.
  Но одну вещь Сэмми сказал Джанине. Он сказал ей о своей тете, мисс Кэрью, из Чипингфилда. И вероятно, он же дал ей почтовую открытку с изображением Мавританского замка — адрес мисс Кэрью.
  Очень вероятно, что он предупредил ее: если она попадет в затруднительное положение, то может обратиться к мисс Кэрью. А если это так, то что же могло побудить Сэмми передать Джанине этот адрес и предупредить ее?
  Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой. На вечеринке Сэмми пришел к заключению об угрожавшей всем нам опасности. Он понял, что раскрыт и что за ним следит сильная группа. И единственный контакт, который он допустил, заключался в том, что, улучив удобную секунду, незаметно сунул мне в карман клочок бумаги со своим адресом. Его расчет состоял в том, что, если что–либо случится с ним в эту ночь, я смогу начать работу хотя бы с обследования его квартиры, то есть буду иметь хотя бы отправную точку.
  Дождь тем временем поутих; я вышел из–под навеса и двинулся через мокрое поле к коттеджу, до которого было уже совсем близко.
  Мысли мои переключились на Великого Равалло.
  Вероятно, не в очень приглядном состоянии я его застану, думал я. Важно только, чтобы он заговорил и дал нужные сведения.
  К коттеджу я подошел со стороны поля. Открыв потихоньку дверь, вошел в коридор и прислушался. Никаких звуков. Кругом все было тихо. Я закрыл за собой дверь, включил фонарик, прошел по коридору и заглянул на кухню. Никого. Тогда я направился прямо в ту комнату, где оставил Голвейду с Равалло. и, секунду помедлив, открыл дверь.
  Моим глазам представилась совершенно неожиданная картина.
  Возле камина на ящике, сгорбившись, сидел Голвейда. Свет от свечи, прикрепленной в неустойчивом положении на краю камина, падал ему на лицо, которое он подпирал обеими руками. Погасший окурок сигареты свисал у него с уголка рта.
  Весь его вид являл собой полное отчаяние и бесконечное уныние. С мрачной удрученностью он разглядывал пол перед собой и не сразу поднял голову, когда я открыл дверь и появился на пороге.
  В его глазах я прочел беспомощность и безнадежность.
  Жизнь не улыбалась Эрни, и, очевидно, он не был ею доволен.
  У стены почти напротив двери лежал Равалло без признаков жизни. Его лицо было спокойно.
  — Итак?.. — спросил я.
  Голвейда пожал плечами, вынул окурок из рта и нервным, раздражённым жестом бросил его в камин. Затем от ткнул большим пальцем в направлении Равалло и сказал:
  — Он мертв! Самым настоящим образом мертв! Я взбешен! Эта грязная свинья обвела меня вокруг пальца как пятилетнего ребенка! Хей! А может, и в самом деле я уже никуда не гожусь! Такого со мной еще не бывало.
  — И он так ничего и не сказал? — спросил я.
  — Он не имел случая что–либо сказать.
  — Как так?
  — Сразу после того как вы ушли, я принялся за подготовку «водной процедуры». Когда я собирался пойти на кухню за водой, я сказал ему: «Дружок, очень скоро вы будете рады побеседовать с Голвейдой. Я ни в коем случае не буду просить вас об этом. Вы сами будете умолять меня дать вам возможность поболтать как следует». Вот все, что я ему сказал. Он посмотрел на меня довольно грустными глазами и сказал, чтобы я убирался ко всем чертям. Он также обозвал меня довольно грубым словом. Все это он произнес тихим и каким–то очень мягким голосом, что обязательно должно было насторожить меня. Но и на этот раз я оказался идиотом. Когда я вернулся, он был уже мертв. Он свалился с ящика и растянулся на полу.
  — Яд?
  — Никакого сомнения. Он принял его в тот момент, когда как бы в отчаянии схватился руками за лицо. Помните?
  — Да. Видимо, так. В этом немалая доля и моей вины.
  — Сразу после этого я связал его, даже не подумав о том, что он водит меня за нос. Проклятье! Он, должно быть, сейчас смеется надо мной! Мерзкая шкура!
  И он принялся причитать и ругаться, употребляя слова и выражения, слушать которые отважились бы немногие уши. Досталось от него всем членам предполагаемой семьи Равалло, всем его ближайшим и дальним родственникам и всем возможным потомкам'.
  Мне кажется, что не менее пяти минут он клял Равалло и его родню, ни разу не повторив дважды свои ужасные выражения, а применяя все новые и новые. Он действительно был очень разъярен.
  Я закурил сигарету и решил выждать, когда он закончит. Затем сказал:
  — Послушайте, Эрни. Забудьте на несколько минут свою досаду, которую я разделяю, и сосредоточьтесь на том, что я вам скажу.
  — Я готов.
  Кивнув на тело Равалло, я продолжал:
  — Это был наш последний шанс добыть нужные сведения быстро и своевременно. Этот шанс мы упустили. Виноваты мы оба, повторяю, и в равной степени. Будем считать, что с этим покончено. Приступим к делу. Ближайшая и неотложная наша задача — попытаться разыскать Джанину. И решать эту задачу надо также с достаточной быстротой.
  Голвейда согласно кивнул головой.
  — Само собой, — сказал он. — Если мы не найдем, а они схватят ее, то мы потеряем еще один шанс в этом деле. Церемониться с ней они не будут.
  — Боюсь, что дело здесь не в том, схватят они ее или нет. Надо исходить из того, что она уже у них в руках.
  — Вы так думаете?
  — Этот Равалло дал мисс Кэрью определенные инструкции относительно Джанины. Какого сорта могли быть эти инструкции? Очевидно, Джанине было предложено направиться в определенное место для встречи якобы с друзьями Сэмми.
  — Западня?
  — Несомненно. В подготовленную для нее ловушку она могла попасть, а могла и не попасть. Будем исходить из худшего. И если она что–либо знает, то в этом случае они вытянут у нее нужную информацию. Кто знает, может, они уже приступили к ее обработке.
  — Я их знаю, и мне ее жаль, если это так, — вздохнул Голвейда. — Но что нам делать? Куда мы направимся отсюда? Хей?
  — Мне нужно вернуться в город, — сказал я. — Надо будет узнать, нет ли чего–нибудь интересного у Фриби. За эту ночь кое–что могло случиться и там.
  — Мне бы хотелось быть с вами. Это дело меня все больше и больше захватывает. Кроме того, я еще не имел ни одного случая отправить кого–нибудь из них на тот свет. Эта свинья не в счет. Может быть, все–таки…
  — Думаю, что «все–таки» будет. Даже непременно будет. Но спешить с этим нельзя. Вы сами понимаете, что в данный момент важно другое. Теперь что касается ваших ближайших задач.
  — Слушаю.
  — В Лондон вам сейчас ехать нельзя. Прежде всего следует как–то отделаться от этого тела. Сейчас совершенно темно, и вы сможете где–либо возле дома найти подходящее место. Нужные инструменты найдете в кладовой возле кухни. Оставляю вам свой фонарик.
  — Хорошо. Это займет у меня немного времени. А затем?
  — Затем вы вернетесь в «Корону», снимете там номер и до утра пару часиков отдохнете. Утром понаблюдайте за служебным входом в кинотеатр.
  — Зачем?
  — Чтобы засечь тетушку. Вот ваша задача. Тетушка находится в Боллинге. И находится она здесь, повторяю, не для поправки своего здоровья. Она и Равалло работали вместе. Этой ночью Равалло закончил здесь свои гастроли. Я просмотрел план его выступлений и знаю, где он должен был играть в понедельник. Это было бы его последнее выступление. Так вот, тетушка всегда встречалась с ним в его гримерной и без всяких помех могла вести с ним любые разговоры. Почти наверняка перед его отъездом из Боллинга между ними должны состояться очередные переговоры. Сегодня она навестит его вновь. Ваша задача — повиснуть у нее на хвосте.
  — Но она могла и уехать отсюда.
  — Конечно, могла. Но девяносто девять шансов из ста за то, что она здесь и явится в кинотеатр. Ваша задача — проследить, куда она направится после Боллинга. Учтите, эта тетушка — бестия очень увертливая.
  — Это я уже знаю.
  — Она достаточно быстро и ловко выскользнула из моего поля зрения. Надо постараться не упустить ее и на этот раз… А в том, что Равалло отбыл в преисподнюю, есть одна неплохая сторона.
  — Вы думаете?.. Так… Но если она и есть, то я не вижу ее. Что же здесь может быть хорошего, мистер Келлс?
  — Сегодня факт исчезновения Равалло станет известен и администрации кинотеатра, и тетушке, а затем уже и местной полиции, что, впрочем, нас не касается. Так вот, тетушка задумается, что за чертовщина могла случиться с этим Равалло? Куда он мог деваться? За помощью в полицию она, разумеется, не обратится, но зато сама предпримет все доступные ей способы и меры, чтобы разыскать своего важного сотрудника. Она будет метаться во все стороны, и, конечно, в конце концов чутье подскажет ей, что Равалло нами раскрыт. И ликвидирован. Все это в определенной степени облегчит вам ее выслеживание.
  — Согласен.
  — Но дело вот еще в чем. Она обязательно что–то предпримет или куда–то направится. Ваша задача — проникнуть в логику ее действий. Понимаете?
  — Да. Постараюсь. Как будто все ясно, и думаю, что вы абсолютно правы. А с этим, — кивнул он в сторону Равалло, — я управлюсь за полчаса. Только очень досадно… Если бы знать, то я бы его сам…
  — Ничего, Эрни. Вы еще будете иметь шанс кое–кого из них прирезать, если, конечно, они не сделают это первыми.
  — Постараюсь не доставить им этого удовольствия.
  — Будем надеяться, Эрни. Итак, до свидания. Приведите все здесь в порядок, отдохните и осторожно принимайтесь за тетушку.
  Я дал ему подробное описание наружности голубоглазой леди.
  — Где я смогу установить контакт с вами? — спросил он.
  — Там же. Звоните мне в отель, как договорились. Если меня там не будет, ваше сообщение примет портье. Все они об этом предупреждены.
  — Ясно. До свидания.
  Я вышел на улицу. Дождь лил в полную силу, и было совершенно темно. Кое в чем эту ненастную погоду следовало признать благоприятной.
  Втянув голову в воротник пиджака, я быстро зашагал к центру Боллинга, думая о том, что в делах далеко не всегда бывает удача.
  В Лондон я вернулся незадолго до рассвета.
  Поставйв машину в гараж, я разыскал прежде всего дежурного ночного портье. Оказалось, что никто мне не звонил и не спрашивал обо мне. Все выглядело так спокойно и благопристойно, что я почувствовал себя явно не в своей тарелке.
  Я прошел к себе, принял сперва холодный, а затем горячий душ, переоделся и принялся за виски с содовой. В этом я нуждался особенно, ибо чувствовал себя так, как если бы вертелся в замкнутом кругу и ни за что не мог уцепиться.
  Все в этом деле шло не так, как я мог бы предположить. На этот раз даже действия Сэмми представлялись мне далеко не понятными. С самого начала казалось, что Сэмми не придерживается определенной линии поведения, что само по себе было не похоже на него. Сэмми мог делать нечто неопределенное, нечто, что могло казаться странным, неясным и даже несуразным, нелепым, но всегда при этом имел совершенно определенную цель. И только в этом деле я оказывался бессильным разгадать линию его поведения.
  В нашем деле, разумеется, часто приходится действовать на ощупь, наугад, наудачу, и критерием может служить только успех или неуспех.
  Если Сэмми действовал именно так, то его действия никак нельзя считать успешными. В самом деле, почему Сэмми, прежде чем отправиться на ту вечеринку, ни одного слова не сказал и не написал ни мне, ни Старику? Почему? Прав ли я, полагая, что причиной этому то, что Сэмми до вечеринки не был в чем–то уверен? Так ли это? Он о чем–то догадывался, что–то подозревал, на что–то рассчитывал, но уверенности во всем этом у него не было. Чувство неопределенности и неуверенности, по–видимому, владело Сэмми до самого прихода на вечеринку. И если это так, то и в этом случае результат его тактики выжидания и фактического бездействия был неисправимым и, конечно, явно плачевным.
  Я выпил еще с полстакана виски, закурил и попытался собрать воедино все известное мне о Джанине.
  Да, она была весьма расторопна, находчива, очень умна и очень красива. Ей присущи были и решительность, и ловкость. Обладая незаурядным умом и сообразительностью, она без особых затруднений могла увлечь любого мужчину, пустив в ход обаяние и ослепительные внешние данные.
  Ее поведение с самого начала было несколько странным и неясным. Присматриваясь к ней, я вначале пришел к выводу, что она сотрудничает с голубоглазой тетушкой, белолицей крысой, а затем и с Бетиной Вейл. Эту версию я отбросил только тогда, когда получил записку от Сэмми. Однако было бы весьма забавно, если бы моя первая мысль оказалась верной…
  Если бы это было так, то тогда, выходит, Сэмми ошибся. Но это не было похоже на Сэмми. А, впрочем, почему он не мог ошибиться? Всякий может поскользнуться, особенно если он имеет дело с такой леди, как Джанина, и наделен темпераментом Сэмми…
  Однако, черт возьми, кто же такая Джанина? Никто, исключая Сэмми, никогда и ничего о ней не слышал, никто и никогда не видел ее. Со всей определенностью это относится и к Старику, иначе он сразу же поставил бы меня в известность о ней.
  Последний раз я видел Сэмми в Па–де–Кале, после того как мы бежали из немецкого артиллерийского соединения. Мы договорились с ним разъединиться. Он должен был первым переправиться в Англию, а я последовать за ним при первой же благоприятной возможности после завершения моих дополнительных заданий. Главное же заключалось в том, чтобы в случае чего не дать возможность немцам захватить нас обоих вместе.
  Однако нельзя сомневаться в том, что наше исчезновение всполошило немецкую контрразведку. Ей было нетрудно нащупать нас по дубликатам фотокарточек в штабе и принять кое–какие меры. Вполне возможно и очень вероятно, что и наши фотокарточки, и подробное описание нашей наружности группа тетушки — Бетины получила в Лондоне еще до того, как Сэмми удалось высадиться в Англии. Вполне вероятно и то, что, получив такое предупреждение, эта группа выслеживала и разыскивала нас с Сэмми еще до нашего возвращения в Лондон. Сопоставляя все известные мне факты, можно было даже с уверенностью полагать, что все это так и было.
  И вот именно в промежуток времени между тем, как я с ним расстался, и тем, как он вернулся в Лондон, Сэмми заметил, что кто–то выслеживает его и он, следовательно, раскрыт. И вслед за этим он попытался сам уцепиться за этот хвост.
  Вскоре после того, как Сэмми покинул Па–де–Кале, он где–то встретил Джанину. Во всяком случае он встретил ее до вечеринки. Этот факт несомненен. Вполне возможно, что именно Джанина сообщила ему о нахождении в Лондоне гиммлеровской группы, занимающейся корректировкой «летающих снарядов» и выполняющей ряд других заданий. Вполне возможно, что именно от нее исходила первоначальная информация об этом.
  Этот факт, естественно, заставил Сэмми поверить в то, что Джанина в курсе весьма важных событий и что она работает на нашей стороне. Надо также предположить, что помимо этой информации Сэмми имел и другие данные о Джанине, служившие доказательством ее честной игры на нашей стороне. Это можно было предположить, но соответствовало ли это действительности?
  И каков же результат установления доверительного контакта с Джаниной? Результат быстрый и разительный — гибель Сэмми. Но, может быть, это только внешняя сторона дела?
  А что, если ради осмысления взаимосвязи событий представить себе роль Джанины несколько в ином свете?
  Предположим, что она работает на немцев. Предположим, что она одна из тех, кому было сообщено о том, что два человека, первоначально считавшихся германскими офицерами, прикомандированными к немецкой артиллерийской части, оказались на деле британскими агентами и что они, по всей вероятности, находятся на пути в Англию. При этом, разумеется, она получила детальное описание наших примет. Тем или иным путем она могла напасть на след Сэмми и установить с ним контакт еще до того, как он успел покинуть французский берег.
  Установив контакт с Сэмми, предъявив ему какие–то доказательства своей работы на нашей стороне, Джанина сообщает ему сведения о гиммлеровской группе в Лондоне, не называя, разумеется, ни конкретных имен, ни адресов. Она прекрасно знала, что Сэмми поверит этому, так как, будучи в немецких артиллерийских частях, мы оба не могли не знать, в какой степени немецкие ракетчики на французском и бельгийском побережье обеспокоены тем, что не могут иметь прямой и быстрой информации о полетах своих «летающих снарядов», или «Фау-2». С достаточной достоверностью она могла также предполагать, что розыски и ликвидация этой группы будут поручены либо непосредственно Сэмми и мне, либо кому–то другому, но с обязательным участием Сэмми, или меня, или нас обоих. Иными словами, группа оказалась бы заблаговременно неплохо вооруженной против нас. Ее участники заранее знали бы, с кем им придется иметь дело и кого опасаться. Имея на своей стороне Джанину, игравшую роль нашего сотрудника, они могли бы проделать много забавного и весьма вредного для нас. Все это дало бы им значительные преимущества, учитывая то, что они должны были как можно скорее завершить данный этап деятельности и без особого труда следить за своими противниками, а по мере необходимости ликвидировать их.
  Если попробовать придерживаться этой версии о роли Джанины, то нетрудно будет понять и поведение Сэмми. Последний, будучи далеко не глупым, мог и должен был вскоре после знакомства с Джаниной прийти к заключению о двойственной ее роли в игре. Предположим, что незадолго до вечеринки ему в голову начали заползать сомнения. В частности, не исключена здесь и активная
  роль Джанины по завлечению Сэмми на вечеринку. Предположим, что все это было так. Как бы Сэмми поступил в таком случае?
  Не может быть никаких сомнений в том, что в этом случае Сэмми поступил бы так, как он поступил на самом деле. Его первая мысль была о деле. Второй мыслью была забота обо мне. Сэмми стремился предотвратить возможность моего провала, чтобы я в случае чего смог продолжить дело, которое он нащупал. Он целиком положился на меня, отказавшись от каких бы то ни было контактов со мной, контактов, которые могли быть замечены. Единственное, на что он решился, была записка с его адресом, незаметно засунутая мне в карман. Он ничего не сказал мне о Джанине и ничего не сказал Джанине обо мне. Это факт. Но фактом является и то, что непосредственно перед своей гибелью Сэмми в своей записке сообщил мне о том, что она работает на нашей стороне. Но является ли это утверждение Сэмми бесспорным? Было ли оно бесспорным хотя бы для него самого?
  Если придерживаться гой версии, что Джанина работает в группе тетушки — Бетины или параллельно ей, и если учесть ту обстановку, в которой Сэмми писал свою последнюю записку мне, то можно смело считать это утверждение ложным. И Сэмми мог быть уверенным в том, что такое утверждение меня в заблуждение не введет. Но для чего же оно понадобилось? Ответить на это нетрудно. Главная забота Сэмми заключалась в том, чтобы обеспечить доставку мне своей записки. Он выбросил конверт в окно в надежде, что кто–то подберет его и снесет в ближайшее почтовое отделение или просто опустит в почтовый ящик. При этом Сэмми превосходно понимал, что письмо с легкостью необыкновенной могло попасть в руки его тюремщиков. По крайней мере, восемьдесят шансов из ста было за это. В этом случае его приписка о Джанине могла сыграть немалую роль. Сэмми мог быть уверен в том, что если письмо случайно будет обнаружено его тюремщиками, то они вряд ли задержат его отправление по моему адресу. Ведь это письмо сможет прочно утвердить положение Джанины, их агента, в нашей организации.
  Я покончил с виски и пришел к выводу, что сомнения довольно–таки неприятная вещь.
  С самого начала поведение Джанины давало основание считать ее в равной мере и другом, и врагом. Вполне можно было полагать, что она действует против нас, работает на той стороне. Правда, многие, слишком многие факты противоречили этому. Вполне можно было считать, что она работает как раз на нашей стороне. Но опять–таки многочисленные факты не согласовывались и с этим утверждением…
  Даже сам по себе ее визит к мисс Кэрью мог иметь двоякий смысл и двоякую цель. С одной стороны, она могла попытаться разузнать, для кого работал Сэмми, чтобы передать информацию или документы, если таковые у нее были. С другой стороны, она могла попытаться выяснить, кто именно возглавляет британскую группу по ликвидации группы немцев.
  Почувствовав, что сомнения меня вконец утомили и мне обязательно надо отдохнуть и собраться с мыслями, я завел будильник и лег спать.
  Мозги мои продолжали работать и во сне, так что спал я плохо и проснулся рано.
  Ночь еще не кончилась, близился рассвет, но те полчаса, которые я провел в полном покое, казалось, значительно подкрепили меня.
  Я поднялся с постели, освежился холодной водой, быстро оделся и отправился в гараж. Мне подумалось, что начать надо с Верити–стрит. Остановив машину на углу Малбри–стрит и Верити–стрит и отыскав более или менее удобное затененное место, я поставил туда машину и пешком двинулся по Верити–стрит.
  Дождь уже перестал, ветер утих, и конец ночи был не так плох. Духота, жара и какая–то тяжесть, которые ассоциировались у меня с этими местами, исчезли. Наоборот, прохлада и предутренняя свежесть приятно охватили меня на этой знакомой улице. Я решил принять это, за хорошее предзнаменование, хотя и не принадлежал к тем людям, которые напрасно тратят время на осмысливание всяких примет.
  Когда я, идя по противоположной стороне, приближался к знакомому дому и внимательно всматривался в его окна, то смог заметить бледную полоску света, вырывавшуюся из–под темных занавесок гостиной Джанины.
  Я остановился, зажег сигарету и подумал, что наконец–то наступило время, когда я и эта леди хорошенько потолкуем.
  Недолго думая, я пересек улицу, подошел к дому и нажал кнопку звонка возле все еще прибитой таблички: «Джанина».
  Полная тишина была мне ответом.
  Я вновь нажал кнопку звонка и в течение целой минуты не снимал с нее пальца. Результат оказался тот же.
  Тогда я постучал в дверь. Затем еще раз. Настойчиво и громко.
  Прошло некоторое время, пока дверь открылась и на пороге показалась знакомая мне квартирная хозяйка. Выглядела она на этот раз далеко не гостеприимно. Ее глаза смотрели на меня с плохо скрытой враждебностью и неприязнью. Она явно недолюбливала меня, и я задал себе вопрос, можно ли объяснить эту вспышку антипатии с ее стороны только неурочным часом моего визита в ее дом. Ответа я пока не находил.
  Как можно вежливее я поздоровался и спросил:
  — Дома ли мисс Джанина?
  — Неподходящее время для визитов, — проговорила она кисло. — Мы не имеем обыкновения принимать посетителей в такое время.
  — Я очень сожалею и приношу вам свои извинения, но дело требует. Кстати, я полагаю, вы помните меня. Я полицейский, который вчера был у вас.
  — Неужели? — Ее тон был весьма нагловатый и дерзкий. — Вы совсем не похожи на офицера полиции.
  — А на кого же я похож? На дрессированного тюленя? Но, так или иначе, может, вы будете настолько добры, что ответите на мой вопрос? Мне необходимо видеть мисс Джанину.
  — Вы не сможете ее видеть. Ее нет дома.
  Я кивнул головой.
  — Еще один вопрос. Была ли она здесь после того, как я заходил к вам?
  Она отрицательно покачала головой и сказала:
  — Она еще не возвращалась.
  Я зажег новую сигарету, и спросил:
  — Кто в настоящий момент находится в ее гостиной? Если даже вы думаете, что я не похож на полицейского, то все же должны помнить, что я уплатил за аренду и, следовательно, вы не можете позволить себе сдать эти комнаты кому–либо еще. Не так ли?
  — Да. Это верно. Комнаты никому не сданы. Но там сейчас идет уборка. Мы были очень заняты и не имели времени сделать это раньше.
  — Что ж, — сказал я, — это ваше дело. Но у меня к вам есть еще одна просьба.
  — Просьба?
  — Да. Как только увидите мисс Джанину, будьте добры сообщить ей о том, что я дважды ее навещал и что мне непременно нужно ее повидать.
  — Хорошо.
  — Скажите ей, что если мы не встретимся здесь, то это можно будет сделать на… Киннаул–стрит. Возможно, для нее это будет удобнее.
  — Хорошо. Передам, — так же кисло проговорила она и захлопнула перед моим носом дверь.
  Мне оставалось только повернуться и направиться к тому месту, где стояла моя машина.
  Теперь у меня не было никакого сомнения в том, что кто–то постарался основательно обработать хозяйку квартиры и настроить ее против меня. Кто это мог быть? Скорее всего, сама Джанина. И я подумал, что, пожалуй, не так уж она нравится мне, как казалось, и что если мои соображения о ее принадлежности к группе тетушки окажутся верными, то удивляться мне не придется. Правда, в интересах справедливости, следует признать, что некоторые основания быть настроенной против меня у нее имелись. Ни она, ни квартирная хозяйка не имели доказательств моей непричастности к обыску в комнате Джанины…
  Включив мотор, я вновь медленно проехал по Верити–стрит. Нетрудно было заметить, что полоска света из окна гостиной Джанины больше не пробивалась наружу. Кто–то уже позаботился об этом.
  Я свернул в сторону и направил машину на Киннаул–стрит. Не исключено было, что дополнительный тщательный осмотр местожительства одного из главарей мог кое–что дать. При первом осмотре я не был в курсе дел этой самой скользкой тетушки. Я подумал, что будет весьма забавно, если дверь откроет, она сама. Впрочем, я знал, что этого не будет. Тетушкй не могла быть в этом доме с тех пор, как почувствовала, что она опознана нами, особенно после событий на Намюр–стрит. А почувствовать это она должна была. Не говоря уже о перце… В данный момент, кроме того, она почти наверное в Боллинге.
  Не доезжая до дома тетушки, я остановил машину и двинулся пешком. Дом был погружен в полнейшую темноту. Казалось, он пуст и необитаем. Я нажал кнопку звонка у дверей. Ни малейшего эффекта. Я попробовал наружную дверь. На этот раз она оказалась запертой.
  Улица была тихой и пустынной. Нигде не было видно ни души. Я вынул свои отмычки и принялся за дверь. Замок был несложный, и через несколько секунд я уже был внутри.
  Закрыв за собой дверь, я прислушался. Все было тихо.
  Расположение комнат в доме мне уже было известно достаточно хорошо. Освещая себе путь электрическим фонариком, я поднялся по лестнице и сперва заглянул в столовую, где в последний раз встречался с тетушкой. Комната выглядела точно так же, как и в прошлый раз. На столе стояли тарелки, чашки, лежали вилки, ножи, салфетки — все это было расположено в том же порядке. Кресло тетушки валялось на полу, оставленное в таком положении при ее поспешном бегстве из комнаты.
  Никто, очевидно, здесь не был после моего последнего посещения.
  Пройдя в комнату Сэмми и бегло осмотрев ее, я пришел к заключению, что и здесь, по–видимому, никого не было. Одежда была разбросана примерно в том же беспорядке, в каком я видел ее в прошлый раз.
  Окна были затемнены плотными занавесками, и я включил электрический свет, продолжая разглядывать хаос в комнате и пытаясь представить себе возможное поведение Сэмми накануне трагедии.
  А что, если предположить, что Сэмми действительно имел какой–то документ, которым так интересовались обыскивавшие его комнату? Эта мысль давно уже не давала мне покоя.
  Я присел в кресло, закурил сигарету и, внимательно вглядываясь во все уголки, пытался проникнуть в тайну исчезновения документа.
  Энергичные и решительные поиски свидетельствовали о том, что подобный документ, чрезвычайно важный и весьма опасный для них, существовал или существует. Из–за этого документа был убит Сэмми, была предпринята попытка обыскать мою квартиру и подвергнуть меня самого личному обыску в подвале на Намюр–стрит. В самом наличии такого документа сотрудники группы не сомневаются и не сомневались. Можно также не сомневаться и в том, что этот документ нигде не обнаружили.
  С другой стороны, неизвестен он и нам. В противном случае Старик знал бы об этом первым, а за ним и я. Не было его и при Сэмми. А мог ли он быть в его комнате?
  Прежде всего надо предположить, что документа он вообще не имел. Но задолго до вечеринки он иметь его не мог. Это исключено. Остается только предположить, что
  Сэмми мог стать обладателем этого документа непосредственно перед самым уходом на вечеринку. Не исключено, что этот документ был передан ему Джаниной, если, разумеется, отбросить мою первую версию о ней самой. Допустим, что это было так. И допустим, что по той или иной причине Сэмми не придал документу чрезвычайного значения и решил его пока припрятать. Припрятать на несколько, скажем, часов. При себе такой документ он не решился бы держать. А не мог ли он его спрятать в своей комнате? Исключено. Абсолютно исключено.
  Докурив сигарету и вдавив окурок в пепельницу, я поднялся, выключил свет и вышел в коридор.
  Включая на короткие промежутки времени свой фонарик, я прошел по коридору к спальне тетушки. Дверь оказалась плотно прикрытой, но не запертой. Я вошел и, убедившись в том, что окна здесь тоже были затемнены, включил свет и оглядел комнату.
  Спальня была довольно хорошо обставлена и выглядела привлекательно. Большая кровать стояла у стены, слева от дверей. Покрывало было откинуто, как если бы тетушка начала готовиться ко сну. Справа от дверей, возле оконной ниши, был расположен небольшой, но удобный письменный столик. На нем находились пресс–папье, чернильница, ручка, карандаши, настольный календарь, стопки бумаги, конверты, перочистка, почтовые марки, зажимы для бумаги и прочие вещи, которыми так любят окружать себя дамы в возрасте во время письма. Над столиком, кроме того, возвышалась полка с маленькими подносиками, наполненными скрепками, перьями, кнопочками и разными безделушками. Здесь же лежала особая тетрадь с почтовыми марками.
  Я подумал, что тетушка была достаточно мелочной и дотошной особой в те часы, когда не была занята перерезыванием чьей–либо глотки. или чем–то другим в этом роде.
  Почти рядом со столиком располагался красиво инкрустированный камин. Он отапливался газом, но в топке громоздилась груда искусственного угля.
  На камине среди прочих безделушек стояла фотография в серебряной оправе хозяйки спальни. Я подошел и взял ее в руки, почти машинально, просто потому, что люблю рассматривать фотографии. Тетушка смотрела на меня с лукавым вызовом, словно говоря: «А ну–ка отгадай!» Я нагляделся на нее вдосталь, даже поднес фото к электролампе. И физиономия этой шпионки все больше внушала мне отвращение. Когда я ставил фотографию на прежнее место, случилось непредвиденное. Я нечаянно задел застежку на задней стороне рамки, стекло сдвинулось, и фотография упала на пол. Однако не одна — вместе с ней выпал небольшой коричневый конверт. Очевидно, он был засунут под фотографию.
  Я открывал конверт с сильно бьющимся сердцем. В нем лежали три проявленные фотопленки — формат выдавал их принадлежность нашей секретной службе. Подобную пленку использовали при пересъемках тайных планов, карт и других документов. Из–за сильного уменьшения я не мог разобрать, что изображено на пленке, но сомнений не было: именно это так настойчиво искали мои друзья из компании тетушки — Бетины. Теперь ясно, что Сэмми в последнюю минуту перед вечеринкой припрятал конверт там, где никто не стал бы его искать, — в комнате тетушки.
  Кажется, в первый раз за период расследования этого дела мне улыбнулась настоящая удача.
  Я вырезал несколько кусочков картона по формату пленок, вложил в конверт и заклеил его. Затем аккуратно поместил его, как прежде, в рамку за фотографию и поставил портрет на камин. Вернувшись к письменному столу, я взял один из чистых конвертов, вложил в него пленки, завернутые в лист чистой бумаги, и вывел на этом листе: «Прошу срочно увеличить». На конверте я написал адрес Старика.
  Запечатав конверт с фотопленками и наклеив одну из марок тетушки, я направился в коридор.
  Я двигался, освещая себе путь вспышками фонарика, держа наготове маузер и думая о том, что если кто–нибудь попадется мне на пути, то, прежде чем выяснить его намерения, придется сперва привести его в неподвижное состояние, и притом первой же пулей. Никакой риск в данный момент был недопустим. Но дом по–прежнему пустовал.
  Прикрыв за собой наружную дверь, я направился на поиски ближайшего почтового ящика, который вскоре нашел на перекрестке. Я опустил в него письмо, зажег сигарету и вновь вернулся в дом тетушки, решив внимательнее присмотреться к этой резиденции немаловажного вражеского агента.
  Войдя в спальню тетушки, я опустился в мягкое кресло и расслабился. Я был почти счастлив. Многое теперь становилось ясным, а вскоре должно было проясниться и остальное.
  Очевидно, Сэмми поступил так, как только и мог в той сложной обстановке, которая сложилась перед злополучной вечеринкой. В тот день, точнее, перед вечером, в руки Сэмми попали тем или иным образом эти фотопленки. Он знал, что они, по сути дела, представляют собой динамит. Он знал также, что группа следит за каждым его шагом и он должен быть чрезвычайно осторожен. Контакт со мной он не смог установить, возможно, потому, что за ним неотступно следила Джанина. Сэмми знал, что он раскрыт, что за ним ходят по пятам, но делал все, что мог, чтобы оставить меня в тени, чтобы никого не навести на мой след. Отправляясь на вечеринку, где он надеялся засечь кое–кого из группы, он заходит в комнату отсутствовавшей тетушки и прячет эти пленки в ее портрет, нисколько не сомневаясь в том, что там они будут в полной сохранности до следующего утра.
  В своем письме ко мне он, разумеется, ни словом не мог упомянуть об этом, учитывая возможность перехвата письма. Но он мог вполне рассчитывать на то, что я сумею извлечь из его письма кое–что существенное, а именно то, что оперативным центром событий был дом на Киннаул–стрит и что в этом доме находилась особа, внимание к которой и привлекало его письмо. Что ж, возможно, все так и было, и в конце концов фотопленки оказались -в моих руках. И не так уж важно, что здесь сыграла свою роль счастливая случайность, хотя обычно и преимущественно находит тот, кто ищет. Главное в том, что находка в моих руках.
  Правда, в своих рассуждениях по поводу действий СэммИ я чувствовал некоторую нелогичность и известную непоследовательность, но относил это на счет незнания отдельных звеньев в цепи запутанных событий.
  Особое ощущение подъема, которое я испытывал, сопровождалось одновременно и чувством какой–то пустоты. Начинать тщательный осмотр спальни просто не хотелось. Физическая усталость давала о себе знать. Кроме того, найти что–либо у осторожной и предусмотрительной голубоглазой бестии было весьма проблематичным делом. Да и что могло бы сравниться по важности с находкой фотодокументов? Через несколько часов увеличенные копии этих документов будут у меня, и они несомненно дадут ключ ко всему.
  Выкурив сигарету и несколько отдохнув, я все же решил перед уходом кое–что осмотреть в спальне и убедиться хотя бы в том, что ничего стоящего здесь нет.
  В этот момент до моего слуха донесся какой–то звук от входной двери.
  Сонливость и усталость с меня как ветром сдуло, и через секунду, выключив свет, я уже стоял у полуоткрытой двери и прислушивался.
  Сомнений не было. Кто–то открыл запертую мной при входе наружную дверь, захлопнул ее за собой и начал подниматься по лестнице.
  Бесшумно притворив дверь и не спуская с нее глаз, я направился в темноте к кровати голубоглазой тетушки и растянулся на ней.
  Шаги приближались. Они были легкие, частые и четкие. Очевидно, они принадлежали женщине. Кроме того, шаги были уверенными, и поэтому можно было полагать, что, пренебрегая всякой опасностью, сама тетушка решила навестить свой заброшенный было дом. Видимо, привела ее сюда крайняя нужда.
  Звук шагов затих у дверей спальни. Дверь открылась, кто–то вошел, и чья–то рука начала шарить но стене в поисках выключателя. Послышался щелчок, и комната озарилась светом.
  У порога открытой двери стояла Джанина. Она не смотрела в мою сторону. Ее глаза были устремлены на окно и письменный стол.
  Она была прекрасна.
  На ней было голубое бархатное платье и норковый жакет нараспашку. Маленькие с высоким подъемом ноги были обуты в кожаные туфельки бронзового цвета. Такого же цвета чулки из тончайшего шелка дополняли ее наряд. Это была превосходная картина, написанная масляными, яркими красками одним из мастеров итальянского Возрождения.
  Она повернулась и увидела меня. Но не испугалась. Молниеносно вскинулась вверх ее рука с маленьким револьвером. Так мы смотрели друг на друга пару секунд.
  Глава 9 Бетина
  Я заложил руки за голову и с улыбкой продолжал разглядывать ее. Потом Джанина сделала пару шагов и положила руки на дубовую спинку кровати, на которой я лежал. На ее лице отразились одновременно и удивление, и досада, и гнев.
  — Итак, Гретхен, — сказал я, — как идут ваши дела?
  Она улыбнулась. Это был род сардонической улыбки.
  Ее указательный палец, как я заметил, плотно охватывал спусковой крючок револьвера, и я подумал, что она с одинаковой легкостью сможет и говорить со мной, и стрелять в меня.
  Она спросила своим низким, музыкальным голосом, с легкой ноткой презрения:
  — Почему Гретхен?
  — Потому, что это ваше имя, — ответил я. — Но если не Гретхен, то Карла, или Минна, или еще как–нибудь в этом роде. Но не исключено, конечно, что вы могли принять одно из тех имен, которые теперь распространяются в Германии.
  Она пожала плечами. Выглядела она чудесно, но в то же время весьма агрессивно и зловеще.
  — Что вы здесь делаете?
  — Точно то же, что и вы, — ответил я весело. — Я ищу ту же самую вещь. В ближайшие дни я найду ее. Даже в том случае, если мне придется все перевернуть вверх дном.
  — Не думаю, — сказала она. — Не думаю, что вы собираетесь что–то и где–то искать. Я думаю, что вы собираетесь распроститься с жизнью.
  — Ошибаетесь. Это в мои планы не входит. Кроме того, вы должны знать, полагаю, что человек, которого грозили убить, живет очень долго.
  Слегка приподнявшись на локте, я поправил у себя под головой подушку. Как только я задвигался, дуло револьвера приподнялось вместе с ее рукой, а когда я вновь спокойно откинулся на подушку — опустилось.
  — Послушайте, Джанина, — сказал я мягко. — Почему бы вам не стать немножко умнее и не бросить все это дело? Вы провалились, и сами об этом знаете. Вы действовали здесь уже достаточно долго со своими милыми друзьями, а именно с миссис Бетиной Вейл, голубоглазой леди, живущей в этой комнате, но пока сбежавшей, Великим Равалло и другими членами вашего бродячего цирка. Почему бы вам не бросить все это дело и эту компанию и не попытаться спасти свою жизнь? Шанс для этого у вас пока есть. И скажу вам прямо. Я давно уже раскрыл вас, и даже если вы нажмете на курок вашей игрушки, то далеко отсюда не уйдете.
  Ее брови поднялись.
  — Вы думаете? Однако скажите, что, собственно, вы подразумеваете, утверждая, что раскрыли меня.
  — Хорошо, — сказал я, — выслушайте меня. Уверен, что у вас достаточно здравого смысла, чтобы последовать моему совету и сделать то, что я вам скажу. Так вот. Мое имя Майкл Келлс. Я являюсь агентом, работающим в интересах страны. И занят уже несколько лет этим, то есть с начала войны. Я один из тех, кто вместе с Сэмми Кэрью работал на немецких артиллерийских и ракетных батареях на французском побережье. Сэмми Кэрью вы знаете. Отлично знаете. Так… Когда мы выполнили там нашу задачу, встал вопрос о нашем возвращении сюда. Кэрью отправился первым. Я должен был последовать за ним. Тем временем ваша подруга миссис Вейл, настоящее немецкое имя которой мне пока неизвестно, выследила и раскрыла нашего агента, которого мы направили в Пенемюнде. Она же его убила. И я думаю, что мы вовремя вернулись. Так вот, я полагаю, что вы встретились с Сэмми по пути сюда. Скорее всего, еще на французском побережье. Вот почему вы наврали мне, что якобы Сэмми и вы вступили в брак, и притом за границей. Припомнили? Итак, встретившись с Сэмми самостоятельно или с чьей–то помощью, вы попытались втереться к нему в доверие. Каким образом? Вы сказали ему, что работаете на Британию, или что вы участница французского Сопротивления, или еще что–либо в этом духе. Разумеется, вы прекрасно знали, что Сэмми не может принять ваши слова на веру. Поэтому вы постарались приукрасить свою вздорную историю небольшим лоскутком истины. Вы рассказали ему совершенно правдивую историю о том, что здесь действует группа гиммлеровской разведслужбы и что она занимается сбором информации о точности Попадания «летающих снарядов», или, как их у вас называют, «Фау-1» и «Фау-2». Вы отлично знали, что Сэмми клюнет на это. А чтобы убедить его окончательно, решили представить доказательства.
  Легкая загадочная улыбка озарила ее лицо.
  — Продолжайте, — сказала она, — вы даже не представляете себе, как вы забавны, мистер Келлс. Итак, я дала ему доказательство справедливости своих слов?
  — Да. Вы могли позволить себе это. — Я улыбнулся ей и продолжал: — Вы были уверены в том, что переданное ему доказательство сможете вернуть обратно еще до того, как кто–либо, кроме Сэмми, его увидит. Вы были уверены в том, что легко покончите с Сэмми, прежде чем он сможет что–либо предпринять. А это доказательство представляло собой, несомненно, какой–то важный документ. Какой именно, я пока еще не знаю. — После небольшой паузы я продолжал: — Но не все ваши расчеты оправдались. Сэмми был далеко не глуп. Он оказался слишком опытен и слишком умен для вас. Вы не добились его полного доверия, и его поступки разошлись с вашими намерениями и предположениями.
  Едко, но с явной заинтересованностью она сказала:
  — Действительно… И что же он сделал?
  Я пожал плечами.
  — По причине, известной только ему самому, Сэмми сомневался в вас. Он сомневался, несмотря на все рассказанные вами истории, несмотря на представленное вами доказательство, несмотря на переданный ему вами важный документ. Вы ошиблись в нем. Вы не получили от него никаких сведений, никакой информации. Более того, вы даже не могли вернуть себе этот важный документ. Вы полагали, что он носит его при себе. Вы убили его и убедились, что это не так. В тот вечер, когда он собирался отправиться вместе с вами к Маринет, он оставил этот документ здесь в доме. И это была самая умная вещь, которую он когда–либо делал. Перед уходом отсюда на вечеринку Сэмми уже знал, что он раскрыт, что все ваши друзья неотступно следят за ним, что он не имеет возможности незаметно передать этот документ — или документы — кому–либо. Это знал он, и это знали вы и все ваши друзья. И он спрятал документ в этом доме. После вечеринки он проводил вас и, по–видимому, не заходя к вам, отправился домой. Весь предшествовавший день, затем вечер и ночь за ним непрерывно наблюдали ваши друзья, ни на минуту не спуская с него глаз. И он знал это. Но не поостерегся. Возвратившись с Верити–стрит к себе, он залпом выпил стакан виски, не зная, что голубоглазая леди заранее подсыпала в бутылку одурманивающее средство. После этого он куда–то вышел, а когда вернулся в свою комнату, будучи уже в полубессознательном состоянии, то увидел хозяйничавших там ваших друзей. Но они ничего не нашли. И ничего в его комнате они найти не могли. Сэмми не был настолько глуп, чтобы прятать важные вещи в своей комнате.
  Она улыбнулась и сказала:
  — Вы замечательный отгадчик, мистер Келлс, не так ли? А может быть, и замечательный лжец. Я даже думаю, что вскоре вы сообщите мне, что знаете, где Сэмми спрятал документ. Не правда ли?
  — А почему бы и нет? Если бы я был на месте Сэмми, то я припрятал бы документ здесь, в этой комнате. Почему? Да просто потому, что это последнее место, где пришло бы в голову искать его. И, как я уже вам говорил, я как раз собирался перед вашим приходом все здесь перерыть.
  Она, как мне показалось, чуть вздрогнула, пристально взглянула на меня и проговорила:
  — Не знаю… Не думаю… Впрочем, меня интересовало бы ваше настоящее имя, мистер Келлс.
  — Я вам уже говорил это раньше, — ответил я. — Санта Клаус.
  — Очень подходящее вам имя. Но в таком случае вы должны торчать в дымовой трубе. Только этим путем вы сможете исчезнуть навсегда.
  — Исчезнуть отсюда я сумею и без дымохода. О себе я не беспокоюсь, я беспокоюсь о вас.
  — Напрасный труд.
  — Между прочим, Джанина, успешно ли было ваше посещение мисс Кэрью? — Она чуть заметно приподняла брови, но промолчала. — Добились вы от нее тех сведений, которые вам были нужны? Узнали вы у мисс Кэрью, кто руководил Сэмми? — Она продолжала молчать. — Мне досадно за вас, Джанина. Вы действуете далеко не успешно. Не так ли?
  Она. вздохнула.
  — Если бы я сказала вам, что работала вместе с Сэмми и что он мне доверял, я только понапрасну потратила бы время…
  — Об этом вам не следует беспокоиться. Прежде всего, лично я никогда не верил вам. Я полагаю, что вы действительно стремились завоевать доверие Сэмми, но не в его интересах, а в своих. В данный момент у вас есть шанс, и он состоит в том, что вы должны говорить истину, хотя, признаться, я и не думал, что вы на это способны. Одно время я думал иначе, но оказалось, что я ошибся. Неопровержимые факты, суровая очевидность против вас, Джанина.
  — А не относится ли сказанное точно так же и к вам самому? — возразила она. — Думаю, что относится еще в большей степени, чем ко мне. Сэмми никогда и ни одним словом не упоминал мне о вас. Никогда не произносил вашего имени. Никогда…
  — Конечно! — прервал я ее. — Сэмми никогда не был и не мог быть таким простаком. Если бы он доверял вам хоть сколько–нибудь, он, безусловно, рассказал бы вам обо мне. Но он этого не сделал. А причина очевидна.
  На минуту она задумалась, глядя куда–то поверх моей головы.
  Я начал медленно продвигать руку по направлению к грудному карману. Если бы мне удалось охватить пальцами рукоятку маузера, то стоило попробовать вышибить из рук красотки ее бесшумную игрушку.
  Но в тот момент, когда пальцы уже почти коснулись рукоятки, дуло револьвера в белой руке Джанины слегка дрогнуло и заставило мою руку поспешно отступить. Мне вовсе не хотелось в тот момент испытать на собственной персоне пробивную способность пуль ее револьвера.
  После минутного молчания она сказала:
  — Итак, мистер Санта Клаус — Келлс, куда мы отсюда направимся?
  — Что касается меня, то я не собираюсь никуда идти, — ответил я весело. — Это место, по–видимому, становится моим постоянным адресом. Я намерен оставаться здесь до тех пор, пока_нечто_не случится. И если я побуду тут подольше, то что–нибудь обязательно случится.
  — Полагаю, это случится скорее, чем вы думаете, — многозначительно произнесла она и отступила от кровати в центр комнаты.
  Остановившись посреди спальни и глядя на меня, она добавила:
  — Возможно, вы кое в чем правы, мистер Келлс. Однако в ваших словах много фантазии и разного рода несоответствий. Я думаю, что вы ведете достаточно умную игру и должны знать, что никакого зла вам я не хотела бы причинить.
  — Это меня полностью устраивает, — отозвался я. — В свою очередь, я также не желал бы вам ничего плохого. Но учтите — долг есть долг, а служба есть служба. Это вы и без моих напоминаний прекрасно знаете. Кстати, каким образом вы узнали, где живет мисс Кэрью, тетя Сэмми?
  — А как вы думаете?
  — Не знаю.
  — Конечно, единственно возможным для этого путем, то есть от самого Сэмми.
  — Чепуха! Вы, Джанина, забываете почтовую открытку, лежавшую под вашим блокнотом. Эта открытка принадлежит к выпущенной в прошлом году серии. По–видимому, эта открытка была направлена вам одним из ваших немецких друзей, которому была известна привычка Сэмми останавливаться у тети во время пребывания в Лондоне. Сэмми не дал бы вам такой открытки. Он дал бы просто адрес мисс Кэрью.
  — Вы говорите вздор, — сказала она, и в ее голосе прозвучали гневные нотки. — Абсолютный вздор! Говорю вам, что именно Сэмми дал мне этот адрес.
  — Но вы также говорили, что Сэмми женился на вас, и еще несколько подобных забавных вещей. — Она с досадой прикусила губу. Я продолжал: — Послушайте, Джанина. Если бы Сэмми доверял вам, он передал бы вам эти документы. Ни в коем случае не спрятал бы их там, где вообще никто не мог бы их найти. Это, повторяю, если бы он вам доверял. Он не только передал бы их вам, но и сказал бы, что с ними делать. А если бы даже он их спрятал, то сказал бы вам, где их найти. Однако ничего подобного он не сделал. Более того, он'не мог сообщить об этом даже мне во время нашей с ним встречи на той вечеринке у Маринет. А почему?
  — Вздор!
  — А потому, — продолжал я, — что вы были с ним, что вы следили за каждым его словом, за каждым его движением. Словом, он опасался вас.
  — Ваши слова, мистер Келле, все более убеждают меня в том, что я права. Однако вы утверждаете, что собираетесь разыскать эти документы. Вы полагаете, что знаете, где они. Так?
  Я усмехнулся и сказал:
  — Именно так. И я имею на то основание.
  Она сделала шаг ко мне и произнесла с нажимом:
  — Я также имею основания полагать, что нахожусь значительно ближе к истине, чем вы. И я попробую разыскать эти документы там, где он должен был их спрятать. А вы не двигайтесь… Я очень хорошо стреляю, но мне не хотелось бы вас убивать. Вы такой… забавный.
  — Действуйте. Обо мне не беспокойтесь. Шевелиться я не буду.
  Не сводя с меня своих прекрасных глаз и отвратительного дула, она попятилась назад, к камину. Но вдруг остановилась, решительно подошла к кровати и, прежде чем я успел догадаться о ее намерении, ловко извлекла из моего нагрудного кармана маузер.
  — Так вам будет намного лучше, — сказала она спокойно. — — Вы слишком импульсивная натура, чтобы носить пистолет.
  Она вновь, не сводя с меня глаз, попятилась к камину и, проходя мимо письменного столика, положила на него маузер. Затем ее свободная рука заскользила по камину в направлении портрета тетушки, нащупала его, сняла и, недолго думая, бросила на каминную решетку.
  Стекло разлетелось, подкладка и фотокарточка выпали из рамки, а маленький коричневый конвертик оказался на полу.
  Она наклонилась и подобрала его.
  Разумеется, все это меня удивило в немалой степени, и я не поскупился отразить изумление на лице.
  Джанина улыбнулась, выпрямилась и сделала шаг или два в моем направлении.
  - — Кажется, моя догадка была верна, — сказала она. — Не так ли, мистер Келле? — Любуясь моим обескураженным видом, она продолжала: — Кажется, моя догадка оказалась лучше вашей. Не правда ли?
  — Знаете что, Джанина, — сказал я вкрадчиво, как бы приходя в себя после несказанного удивления. — Знаете что, давайте будем друзьями. Давайте сделаем с этой штукой общее дело. Вместе подумаем, как лучше…
  — Я уже подумала…
  — Что?
  — Что лучше всего прекратить это, мистер Келле. Я получила то, что желала, и теперь оставляю вас наедине с вашими мыслями. — Она положила конверт во внутренний карман жакета и продолжала с довольной улыбкой: — Я ухожу, мистер Келле, а вы должны здесь остаться. Я закрою дверь на ключ и, пока вы выберетесь отсюда, буду уже очень далеко.
  Возразить на это я ничего не мог, так как подобая развязка была вполне подходящая при данной ситуации.
  — Хорошо, — сказал я. — По крайней мере, было очень приятно с вами встретиться* Полагаю, что в недалеком будущем вы вернете мне деньги, которые я заплатил за вашу квартиру.
  — Постараюсь, — сказала она, улыбнувшись. — Если, конечно, не забуду. Мне кажется, что вы, мистер Келле, не располагаете достаточным количеством времени, а это очень печально. Особенно для человека с таким богатым воображением.
  — Мое богатое воображение, как вы выразились, не является столь уж плохим, Джанина. Иногда оно бывает даже хорошим. В один из ближайших дней, надеюсь, вы придете к тому же выводу. Должны будете прийти…
  — Должна буду… Нет, я так не думаю. А пока… До свидания!
  Она направилась к двери, открыла ее и, стоя на пороге, взглянула на меня через плечо.
  Я закинул руки за голову и, продолжая спокойно лежать, широко улыбался ей. Я был действительно очень доволен тем, что она не потрудилась заглянуть в конвертик. Если бы она это сделала, то, пожалуй, была бы не только очень удивлена… Нет, не только.
  Джанина была тоже крайне довольна собой. Она одарила меня обворожительной улыбкой и сказала своим нежным музыкальным голосом:
  — В самом деле, мистер Келле, или как вас там зовут, вы поразительно тупоголовый человек.
  — Я‑то? Пусть будет так. Но почему? Объясните, прошу вас.
  Она подумала и сказала:
  — Все ваши аргументы, рассуждения и предположения основываются на том факте, что именно Сэмми Кэрью спрятал конверт в этой комнате. А мысль о том, что это мог сделать кто–то другой, не пришла вам в голову. Но вы не отчаивайтесь. У вас все же есть некоторые задатки и способности, и если вам попадется дело нетрудное, не требующее особого ума…
  — Хорошо, — перебил я ее, — но кто же мог еще?..
  — Да кто же, кроме меня, непревзойденный тупица?! Я, именно я сама спрятала этот конверт здесь! Вот почему я знала, где его искать. А теперь прощайте! Больше мы не увидимся.
  — Полсекунды, Джанина!
  — Что еще?
  — Молите бога, чтобы случилось наоборот!
  — Излишне. А вы подберите себе работу полегче. Прощайте!
  Она закрыла дверь, дважды быстро повернула в замочной скважине ключ, и через секунду послышались ее удаляющиеся шаги.
  Я откинулся на подушку и оглядел потолок. Затем поднялся, взял с письменного стола свой маузер, выбил дверь плечом, погасил свет и через пару минут выбрался через окно в нижнем этаже в пустой дворик, а оттуда на улицу.
  Уже наступило утро, и на улице начиналось обычное движение.
  Добравшись до машины, я закурил сигарету, включил мотор и двинулся к себе в отель.
  Еще через несколько минут, попросив портье не тревожить меня без особой нужды, я улегся спать.
  Было уже позже полудня, когда меня разбудил резко задребезжавший телефон. Я открыл глаза и подумал, что случилось что–то важное, ибо в противном случае вряд ли портье соединил бы мой телефон с городом.
  На мое «алло» в трубке прозвучал спокойный и приветливый голос Старика:
  — Вы продвигаетесь вперед, Келле. Поздравляю.
  — Благодарю вас. А насколько хорошо я продвигаюсь?
  — Скоро узнаете. Ваш материал еще не обработан. Думаю, через час–два все будет закончено. До свидания.
  Я повесил трубку и вновь улегся в кровать, думая, что, должно быть, это для меня самое безопасное место в настоящий момент. Перевернувшись на другой бок, я вскоре опять заснул.
  Около трех часов телефон вновь зазвонил. Это был Голвейда.
  — Хей… Мистер Келле… Дела у меня не очень хороши… Но что я мог поделать? Сами знаете, что очень трудно висеть у кого–либо на хвосте, не имея никакой помощи. Я…
  Я прервал его:
  — Все ясно, Голвейда. Вы получили возможность убедиться, что тетушка обладает некоторой изворотливостью. Но не беспокойтесь. Ничего ужасного в этом нет. Лучше расскажите по порядку, как она от вас ускользнула.
  — Вы были правы. Сегодня она появилась у кинотеатра вскоре после полудня. Там начался первый сеанс. Она прошла туда через служебный вход и пробыла в здании очень недолго. Я тем временем решил ходить между улицей и аллеей, чтобы держать под наблюдением оба выхода. Неожиданно она появилась из главного входа и прошла мимо меня. Пройдя несколько шагов прямо, я повернулся и попался ей на глаза. Не знаю точно, но мне показалось, что она о чем–то догадалась. Я удвоил осторожность. Она оглядывала меня не больше секунды, а затем пошла по главной улице, не торопясь и не оглядываясь. Пройдя пару кварталов, она зашла в один из магазинов, который был плотно окружен домами и постройками. Не видя другой возможности, я решил примерно через полминуты также зайти в этот магазин.
  — И обнаружили там другой выход?
  — Вот именно. Я бросился через него, попал в какой–то большой двор, затем на соседнюю улицу, но…
  — Ничего, Эрни. Неудача небольшая. А эта ведьма от нас не уйдет. Вы же возвращайтесь немедленно. Можете отдохнуть несколько часов. Даже обязательно. Сегодня в восемь часов будьте у меня.
  — О’кей, мистер Келлс. В восемь буду у вас.
  Я чувствовал, что, несмотря на звонки, я чудесно выспался и набрался сил не на одну бессонную ночь, которая, возможно, ожидала меня впереди.
  Занявшись душем, одеванием, завтраком и просмотром газет, я терпеливо поджидал посланца от Старика.
  Новый телефонный звонок оторвал меня от «Таймса». Это был Фриби.
  — Мистер Келле, я уже звонил вам, но портье сказал, что вы отдыхаете и если у меня нет ничего особенно спешного, то мне лучше позвонить после четырех.
  — Это так, Фриби. Что нового?
  — Меня беспокоит все это дело.
  — Что же вас беспокоит, Фриби? Не делает ли наша очаровательная миссис Бетина Вейл то, чего мы от нее не ожидали или не желали бы?
  — Она вообще ничего не делает. Это–то меня и беспокоит. Эта женщина должна чего–то опасаться, чего–то бояться. Она должна пытаться найти какой–то выход или связаться со своими друзьями. Или просто попробовать исчезнуть. Не правда ли? Так вот, она ничего не делает. Ровным счетом ничего. Она преспокойно живет в своей квартире. Никто у нее не бывает. Иногда она выходит из дома в ближайшие магазины за покупками. И все. Она ведет себя, как обычная, нормальная женщина, и нет никаких признаков того, что ее что–либо тревожит или что она к чему–то готовится. Вот все, что я считаю нужным сообщить вам.
  — Что ж, все правильно, Фриби, — сказал я. — Вы должны учесть, что имеете дело с весьма неглупой особой. Могу вам с уверенностью сказать, что она превосходно осведомлена о том, что вы заняты слежкой за ней. Можете в этом не сомневаться. Ее задача как раз и состоит в том, чтобы держать вас приклеенным к своей особе и всецело занять вас наблюдением за действиями и бездействиями. Она рассчитывает на то, что, пока мы концентрируем все свое внимание на ней, мы не станем обращать внимания на кого–то еще. В этом все дело.
  — Ясно. Выходит…
  — Выходит, что задача ваша трудна и опасна. Продолжайте наблюдать и будьте крайне осторожны. Сегодня вечером, как обычно, обязательно позвоните мне. Возможно, будет новый план действий.
  — Понял, мистер Келлс.
  Я вновь принялся за «Таймс», но звонок заставил опять снять трубку. Голос портье предупредил, что ко мне направился какой–то незнакомый мужчина.
  Это был фельдъегерь, один из специальных посланцев Старика.
  Он вручил мне запечатанный конверт, я расписался в получении и угостил его бокалом вина.
  Когда он ушел, я поспешил устроиться у окна и вскрыл пакет.
  Первый снимок, как оказалось, представлял собой письмо. Оно было написано от руки. При первом взгляде па почерк я почувствовал, как мое сердце забилось сильнее. Это было подлинное письмо Коллинса, агента, с которым я проверну.!1 два–три дела в начале войны. Год тому назад Коллинс был направлен нашей службой во Францию и ушел там в глубокое подполье. Ничего о нем не было слышно с тех пор, и мы опасались, что, несмотря на всю его опытность, он мог быть раскрыт и убит.
  В письме кратко говорилось, что приложенное к нему является фотокопией с секретных немецких документов, сделанной лицом, работавшим вместе с Коллинсом. Это лицо выполнило роль связующего звена между Коллинсом и французским Сопротивлением и заслуживает абсолютного доверия. Далее в письме говорилось, что один из прилагаемых документов содефж'ит список сотрудников внешнего отдела гиммлеровской службы, входящих в группу, размещенную в Лондоне. В этом списке названы те имена, под которыми они будут действовать в Англии. В одном случае известно и настоящее имя агента, которое внесено в список, а также приводится один из ставших известным личных адресов. Кроме того, дается краткое описание примет всех участников группы.
  Я бросил нетерпеливый взгляд на список и сразу обнаружил, что миссис Бетина Вейл была не кто иная, как фрейлейн Лизл Эрнст. Описания всех сотрудников этой банды были кратки, но настолько точны и выразительны, что я тотчас же распознал среди них и голубоглазую тетушку, и Великого Равалло, и белолицего, носившего, оказывается, имя Стэнли Воткинса. В списке было описание знакомой мне роскошной леди, которую я встречал у Бетины Вейл, и еще трех мужчин, о которых я ничего до сих пор не знал. Кто были эти трое? Встречал ли я кого–либо из них? Какую роль они играли в группе — руководящую или исполнительскую? Все это еще предстояло выяснить.
  Следующий отпечаток представлял собой копию приказа немецкой секретной службы. Он содержал инструкции группе агентов, направляемой в Лондон. Говорилось, что они должны добывать точную информацию о дальности и направлении полетов «Фау-2», точках попадания и результатах действия. Здесь же указывались даты запусков «Фау-2» и рекомендовались примерные пункты наблюдений.
  Я бегло просмотрел эти сведения. Что касается пунктов, то почти три четверти их были расположены в различных районах Лондона, остальные — в разных точках Суррея. Здесь же была приложена карта Лондона и Суррея с обозначением нужных пунктов.
  Последней датой наблюдения значилось сегодняшнее число; это вполне согласовывалось с моими предположениями о том, что группа форсирует завершение своей пакостной деятельности.
  Отложив в сторону фотодокументы до их последующего более тщательного изучения, я вернулся к письму Коллинса.
  В письме говорилось, что благодаря сотрудничеству с силами французского Сопротивления удалось добыть все фотокопии немецких документов и перевести их (как и само письмо) на микропленку. Сделано два экземпляра фотокопий. Один экземпляр Коллинс был намерен хранить в соответствующем тайнике, а другой предполагал как можно скорее переправить нам в Лондон. Этой переправой, писал он, займется особа, с которой он до сего времени сотрудничал и которая заслуживает абсолютного доверия. По прибытии в Лондон она, помимо фотокопий и данного письма, сможет дать нам дополнительную информацию, которая, как Коллинс надеется, окажется достаточно полезной. В настоящий момент, указывалось в письме, заканчивается разработка плана переброски этой особы с французского побережья в Англию.
  Чувствуя нарастающее волнение, я отложил письмо в сторону и закурил.
  Теперь, думал я, все это дело распутано и находится полностью в наших руках. С такой информацией и с теми ее обрывками, которые удалось собрать за эти дни мне, дело уже можно считать завершенным.
  Прекрасное самочувствие и приподнятое настроение подтолкнули меня к бутылке виски. Налив себе полный стакан, я сделал несколько глотков и вновь взял письмо, чтобы дочитать его до конца. Я определенно помню, что в ту минуту почувствовал: в последнем абзаце меня ожидает еще какой–нибудь сюрприз.
  Не исключено, что именно это неосознанное чувство заставило меня оттянуть момент чтения.
  Интуиция меня не обманула. Да и вообще — была ли это интуиция? Скорее, опыт. Ведь любое лицо, направляемое к нам, должно было иметь определенные приметы для идентификации. Читая письмо Коллинса, я ждал сведений о таких приметах и почему–то не очень спешил их найти. Почему? Да потому, что, найдя их в конце письма, я вдруг почувствовал себя весьма и весьма неважно. Пожалуй, впервые я узнал, испытав на самом себе, что такое шок.
  В конце письма говорилось, что особа, которая добыла эти фотокопии секретных немецких документов и которая попытается переправить их в Англию, является сотрудницей разведывательной группы французского Сопротивления. Ее имя мисс Джанина Грант.
  Старик приготовил свежую смесь виски с содовой, пододвинул ко мне стакан и вновь откинулся в своем мягком кресле. Затем, закурив толстую гаванскую сигару, он некоторое время внимательно наблюдал за вьющимся дымком и наконец, пожав плечами, произнес:
  — Действительно, она попала в чрезвычайно затруднительное положение. Это одна из редких, но пока неизбежных в нашем деле ситуаций. Иной порядок для прибывающих к нам агентов из других стран мы пока установить не можем. Поэтому Коллинс не имел права просто назвать ей нужные адреса. Он дал ей косвенную информацию для выхода на связь. И только со вчерашнего дня я начал получать о ней первые, еще ни о чем не говорящие сведения. Она могла оказаться и просто приезжей, и агентом. Причем любым агентом.
  — Это я знаю. И все же…
  — Она поторопилась в поисках прямых контактов. Не хватило выдержки.
  — Нет, не думаю, — возразил я. — События подтолкнули ее к этому. Сыграло здесь свою роль и мое повышенное внимание в связи с убийством Кэрью, и настойчивая слежка за ней членов немецкой банды.
  — Может быть, — согласился Старик, но тут же добавил: — Она могла сменить квартиру при надобности. Коллинс наверняка снабдил ее несколькими адресами наших резервных точек. — Сделав очередную затяжку, он продолжал: — Более того. Как только я получил первое сообщение о мисс Грант с Верити–стрит, я распорядился ускорить проверку. И вчера, уже поздно вечером, получил сведения о том, что одна девушка, судя по приметам, та же самая мисс Грант, сняла комнату по нашему явочному адресу, но, отправившись за вещами, больше не появилась там. Не появлялась она там и сегодня. Она исчезла.
  — Вам обязательно надо было бы повидать ее, — сказал я. — У нее есть информация.
  — Знаю. Будем надеяться и искать ее. И если разыщем, то как следует отругаем за нарушение наших правил. Если, конечно, будет желание или необходимость в этом. Опасаюсь, однако, того, что она будет найдена в каком–нибудь рву или реке в таком состоянии, что разговаривать с ней уже не придется. Церемониться с ней они не будут, а живая она им не нужна.
  — Это, конечно, так, — сказал я.
  — Что касается Кэрью, — продолжал Старик, — то он оказался в таком положении, что не мог полностью доверять этой мисс Грант, как не мог, с другой стороны, и полностью не доверять ей. Очень жаль, что у них не оказалось достаточно времени, чтобы ликвидировать разделявший их барьер взаимного подозрения.
  — Для этого они не имели ни одного подходящего случая, — добавил я. — Джанина и Сэмми встретились на пути сюда. Каждый из них работал за себя. Она знала о нем только то, что он ей говорил. А много говорить ей он не мог. И он знал о ней только то, что она сама говорила ему о себе. А говорить много о себе она также не могла. Оба они рассчитывали, что здесь, в Лондоне, они смогут, наконец, докопаться до истины. Возможно, она сообщила ему кое–что об этой немецкой банде, но теперь уже нет никаких сомнений в том, что свой коричневый конвертик она Сэмми не передала. И, скорее всего, ни одним словом о нем не обмолвилась. Вот здесь–то я и поскользнулся. Крепко поскользнулся и ошибся. Как только передо мной возник вопрос о каких–то разыскиваемых немцами документах, я предположил, что они находились в руках Сэмми.
  — Вполне логично и естественно, — вставил Старик.
  — Затем, то есть сразу по прибытии их в Лондон, события начали развиваться слишком быстро — и неожиданным образом для них обоих. Сэмми обнаружил, что некий белолицый висит у него на хвосте. Он понял, что какая–то организация ведет за ним слежку. Стал подозревать всех, включая Джанину. И был прав. Безусловно прав. Стремясь не выпустить Джанину из поля зрения, он взял ее с собой на вечеринку, куда был приглашен белолицым. Сэмми прекрасно понимал, что этот белолицый пытается свести его с членами организации, к которой принадлежит сам и которая организовала слежку. И Сэмми решил сыграть, ва–банк. На свой страх и риск. Но он даже не догадывался, что эта самая организация, раскрыть которую он собирался, имела совершенно определенную цель.
  — Изъять документы?
  — Безусловно. Эта агентура весьма оперативно получила с континента сведения об отправке в Лондон копий секретных документов большой важности. Каким именно образом немцы нащупали эту операцию, нам пока неизвестно, так же как неизвестно, каким путем группа пришла к заключению, что эти документы находятся у Сэмми Кэрью.
  — Вернее, что они могут находиться у Сэмми Кэрью, — вставил Старик.
  — Именно так, — согласился я. — Попав на тот злополучный вечер, Сэмми понял или почувствовал, что что–то неладно, что он не только раскрыт неизвестной ему организацией, но своими неосторожными и поспешными действиями может навести эту организацию на мой след. И на вечере он замкнулся и резко подчеркнул свое незнакомство со мной. И ничего не сказал обо мне Джанине.
  — И, ничего не зная о документах, — заметил Старик, — он не мог оценить размеров грозящей ему опасности. К тому же от виски вы оба окосели и что–либо сообразить были не в состоянии.
  — Согласен. Оплошали мы тогда оба. И вот Сэмми убит. Вслед за этим я навестил Джанину. Она насторожилась. Она не знала точно, на кого работал Сэмми. Она не знала его шефа. Я же вертелся там, что–то пытался разузнать и выглядел весьма подозрительно. Джанина имела все основания опасаться меня. С другой стороны, она встретилась с отлично знакомыми ей по документам людьми из группы. Прежде всего, это белолицый и тетушка. Последняя даже оказалась квартирной хозяйкой Сэмми. В этом доме Джанина была, и внутреннее его устройство известно ей досконально. И еще, ей нетрудно было понять, что Сэмми убит в связи с поисками документов, что поиски будут продолжены и что центром понемногу становится ее собственная особа. Со всеми, разумеется, вытекающими отсюда последствиями. И она поступает единственно правильным способом: прячет документы и делает это очень умно. Когда пронырливая тетушка направилась к ней на квартиру после убийства Сэмми, Джанина выскользнула через черный ход, бросилась к дому тетушки и спрятала документы в знакомой ей спальне этой бестии. Я же ошибочно предполагал, что она занималась гам осмотром вещей Сэмми в поисках каких–то важных бумаг. Один мой неверный шаг порождал другой. Более того, в какой–то степени я сам навел группу на след Джанины, так как они уже таскались за мной по пятам.
  Все это так. Майкл, — мягко сказал Старик, подвигая ко мне стакан виски с содовой. — И с вашими выводами я согласен. Но учтите одну банальную истину — мы с вами не боги. Учтите и другое. Как бы там ни было, а уже полученный результат оценен нашим руководством как превысивший всякие ожидания.
  — Дело еще не закончено. — заметил я, пытаясь скрыть приятное ощущение, охватившее меня при последних словах Старика.
  — Это само собой, — сказал он, отпив глоток, и продолжил: — В документах ничего нет о способах передачи информации на континент. Если удастся, выясните. Далее. Люди вам нужны?
  — Полагаю, что нет. Помощи Голвейды и Фриби пока достаточно. Хорошо бы еще одну машину.
  — Отлично. Через полчаса в гараж вашего отеля поставят скоростной «ягуар». В случае какой бы то ни было надобности звоните мне в любое время. Полагаю, что вежливость по отношению к немецким агентам излишня. Можете не церемониться.
  — Голвейда днем и ночью бредит об этом.
  — Знаю. В эпилогах он неизменен.
  Я допил стакан, попрощался и ушел, сопровождаемый доброжелательной улыбкой Старика.
  Подъем, который я испытал, выслушивая похвалу, вскоре сменился ощущением тревоги. Я отлично знал, чего от меня ждет Старик, хотя прямо об этом он и не говорил. В свою очередь и он прекрасно понимал, что я сделаю все возможное, чтобы спасти Джанину, хотя такого намерения я прямо и не высказал. Но возможно ли это? Не поздно ли? Сегодня утром она была еще жива. Однако эти мерзавцы действуют с быстротой необыкновенной. Хватит ли у нее сил, сообразительности и ловкости, чтобы не попасть в расставленную сеть? Или она уже в ловушке?
  В любом случае, решил я, она должна быть спасена. И я не скрывал перед собой, что пришел к этому категорическому заключению не только из чисто служебных побуждений. Что ж, мои личные интересы в данном случае ни в коей мере не расходились с общими…
  Некоторое время я провел, гуляя по Сент—Джеймскому парку и обдумывая вновь и вновь планы возможных действий обеих сторон.
  Затем я вышел на Пикадилли и, по–прежнему почти никого не замечая вокруг, медленно двинулся вдоль тротуара.
  До встречи с Голвейдой оставалось еще достаточно времени, но я решил взять такси и подождать его дома.
  Вдруг какой–то таксомотор, шурша колесами о бордюрные камни тротуара, остановился рядом со мной, и довольно приятный голос произнес:
  — Майкл… дорогой…
  Это была Бетина Вейл, или Лизл Эрнст, и выглядела она превосходно. На ней было зеленоватое плотно облегающее платье и изящная горностаевая накидка.
  Я приблизился к такси и учтиво поклонился.
  — Так–так… Милая Бетина… Должен сказать, что у вас нервы дьявола. Однако где вы намерены закончить свою блестящую карьеру? Здесь же на улице? Что ж, я к вашим услугам, если не возражаете.
  Она мило улыбнулась:
  — Нет–нет, Майкл. Я как раз собиралась сообщить вам, где именно закончится моя печальная карьера. Поверьте, тот ужасный выстрел из газового пистолета был тогда абсолютно необходим. Я выполняла приказ и за мной следили. И тогда я еще не приняла решения.
  — Какого решения? Сдаться?
  — Не забегайте вперед, Майкл. Я думаю, неплохо было бы нам выпить вместе. Помните, как вы угощали меня вкусным обедом в Беркли? Вы тогда были таким милым и приятным простаком. Не правда ли?
  — Ни разу я не предлагал вам питье, которое содержало бы отраву.
  — Возможно, дорогой, — нежным тоном произнесла фрейлейн. — Но я убеждена, что в ваших же интересах угостить меня чем–нибудь вкусным и терпеливо выслушать то, что я вам скажу. А рассказать у меня есть что.
  Я взглянул на нее. Ее взгляд был жестким, но с тенью беспокойства.
  — Что, собственно, вы собираетесь делать? — спросил я напрямик. — Продаваться?
  На ее лице появилась недовольная гримаса.
  — Не говорите так грубо, Майкл, хотя этот термин и выражает в известной мере существо дела. У меня нет другого выхода. Нет его и у всей нашей бедной родины. Я это поняла. Остальные еще продолжают верить в то, что мы выиграем. И с ними мне не по пути. В сказки и волшебство я не верю.
  — Другими словами, вы думаете не столько о горячо любимом фатерланде, сколько о маленькой Бетине? Или, проще, хотите заключить сделку?
  — Да, Майкл, — сказала она серьезно. — Хочу порвать со своим прошлым.
  Я открыл дверцу и сел в машину рядом с ней. Ее духи были превосходны. Их тончайший аромат вынудил меня искоса взглянуть на нее. По–видимому, мое первое впечатление было верным. Она казалась испуганной и чем–то обеспокоенной.
  — Как же это возможно, — спросил я, — чтобы вы решились на такой шаг — пойти на сделку с врагом вашего фатерланда? Вы немка. Вы профессиональный шпион. Вы очень опасная женщина. Думаю, что вы успели отправить на тот свет не менее полудюжины добрых англичан…
  — Которые первыми поспешили бы отправить меня туда же, если бы имели шанс, — прервала она меня.
  Она вывела машину на Беркли–стрит и остановила ее у самого тротуара.
  Мы вышли из машины и направились в «Баттери». Найдя удобный отдаленный от других столик, мы уселись, и я заказал коктейль.
  — Не думаю, чтобы все было совершенно безнадежно, — сказала она. — Для меня продолжает существовать некоторая надежда. Я не немка, а австрийка, и, верите или нет, я была вынуждена заняться этим ужасным делом. Многие женщины занимаются шпионажем и работают в качестве агентов для Германии. Они вынуждены это делать, хотя и не желают. Я одна из них. И не вижу причин, чтобы не попытаться спасти свою жизнь.
  — Если она стоит того, — заметил я. — Но что именно заставило вас так быстро переменить свои убеждения? Откуда такой внезапный поворот и страх?
  Она пожала плечами, кисло улыбнулась и сказала:
  — Думаю, что виной всему вы. Вы оказались очень внимательны к нам и знаете почти все. И я знаю, что вы кое–что задумали по отношению к нам, и потому никто из нас не имеет никакого шанса выбраться из Англии. Я чувствую это. Вернее, убеждена в этом. А умирать мне не хочется. Я хочу еще пожить. Возможно, когда кончится война, жизнь станет прекрасной.
  — Боюсь, что скоро вы меня совсем растрогаете. — сказал я. — Давайте лучше ближе к делу. Что вы можете предложить?
  — Хорошо, — проговорила она тихо. — Вы должны мне обещать, что я не буду расстреляна. Я, разумеется, ничего не говорю о коротком пребывании в тюрьме. Это я смогу перенести, зная, что наступит день, когда жизнь мне вновь улыбнется.
  — Так. И что же дальше?
  — Если вы дадите мне такое обещание, то я расскажу вам то, что вы должны знать в настоящее время.
  — Что вы имеете в виду Лизл?
  При этом имени она почти незаметно вздрогнула, но, не меняя тона, продолжала:
  — Да, Лизл Эрнст. Я вам уже говорила, что вы знаете о нас почти все. И вот я намерена сообщить вам то, что касается нашей группы и ее планов на заключительный период деятельности. Я расскажу вам все об информации, которую группа собрала здесь, и о том, каким образом эта информация будет переправлена в Германию. И более того. Я проведу вас и ваших друзей в одно место, расположенное за городом, где после завершения работы встретятся все участники нашей группы.
  — А когда эта работа завершается? — спросил я и, допив коктейль, сделал знак официанту подать еще.
  — Практически работа закончена, — ответила она. — Если вы хотите достичь цели, то должны действовать быстро, очень быстро. Но прежде всего вы должны мне обещать…
  — Дудки, — сказал я. — Ничего я вам не обещаю, Лизл. А если бы и сделал это, то мое обещание немного бы стоило. Неужели вы думаете, я такой идиот, что способен заключать с вами сделку?
  Она пожала плечами.
  Я предложил ей сигарету и закурил сам.
  — Послушайте меня, фрейлейн Эрнст, — сказал я. — Мой вам совет — говорить сейчас, и говорить все, что вы знаете. Без каких бы то ни было обещаний с моей стороны и без каких бы то ни было сделок. Если вы имеете какую–либо информацию, которая может оказаться полезной для меня, то я попробую что–нибудь для вас сделать. Вот и все. Итак, собираетесь ли вы говорить?
  После минутного молчания она сказала:
  — Я в ваших руках. Я вынуждена делать то, что вы скажете.
  — Сколько человек в вашей группе?
  — Ну… Не очень много. Прежде всего, руководит группой и контролирует ее…
  — Женщина около сорока с голубыми глазами?
  — Да. Марта Хенкель.
  Итак, возглавляла группу тетушка. Для меня это было новостью, которую следовало попозже обдумать.
  Она продолжала:
  — В группу входит также миссис Хелдон. Вы видели ее у меня на вечере. Всего три женщины, включая меня.
  — Так. Мужчины?
  — Из мужчин в группе был молодой человек, Карл, носивший для всех имя Стэнли. Это тот, которого вы пристрелили на Намюр–стрит.
  — Припоминаю. Дальше.
  — Был еще один мужчина по кличке Великий Равал–ло. Он был имитатор голосов и звуков и выступал в небольших кинотеатрах в провинции. В Англии он жил несколько лет. Для него было нетрудно появляться в таких местах, откуда группе поставлялась информация.
  Я взглянул на нее и спросил:
  — Почему вы говорите «был»? А где же он сейчас?
  — Не знаю. Исчез. Просто исчез, и мы не знаем, где он и что с ним. Но для нашего дела это неважно, так как информация уже собрана и оставалось лишь одно место, которое он должен был посетить. Вся собранная информация уже передана в руки нашей руководительницы.
  — И это все? — спросил я.
  — Нет, есть еще трое мужчин, но они играют второстепенную роль. Сегодня ночью вы сможете их увидеть в одном доме за городом. Дом этот приобретен одним из нас уже несколько лет тому назад. Ночью там состоится заключительная встреча участников группы, перед тем как покинуть Англию.
  Сделав пару глотков, я спросил:
  — Что вы искали у Кэрью, которого убили?
  — Радиошифровка, которую мы получили, утверждала, что он доставил сюда план дислокации наших ракетных установок на побережье Па–де–Кале.
  — Кто его убил?
  — Карл, Равалло и один из наших помощников, Генрих.
  — Где он был убит?
  — На квартире у Генриха, в доме на Киннаул–стрит, 25.
  — По соседству с домом Марты?
  — Да, там можно пройти через двор.
  — Кто стрелял в Элисон?
  — Там были Генрих и Марта.
  — Каков из себя этот Генрих?
  — Сегодня ночью вы его увидите. Среднего роста, плотный, квадратное лицо, большие уши.
  — Где ваша рация?
  — В том же доме, в Эндоувере.
  — Зачем вам понадобилось стрелять в меня из газового пистолета?
  — Марта полагала, что не найденные нами документы, возможно, переданы Кэрью вам.
  — Но почему вы меня просто не убили?
  — Нас интересовали документы. Марта полагала, что если мы не обнаружим их у вас, то вы, так или иначе, сможете навести нас на их след. Кроме того, было еще одно соображение.
  — Какое?
  — Оставляя вас в живых, мы смогли бы и в дальнейшем знать, кто именно нами интересуется. Это преимущество нам хотелось сохранить.
  — Что вы знаете об инструкциях, данных Великим Равалло мисс Кэрью?
  — К сожалению, об этом мне ничего не известно.
  — Так что вы предлагаете? Проводить меня к дому в Эндоувере, где этой ночью предполагается последняя встреча вашей группы?
  — Именно. Дом расположен на окраине Эндоувера и носит название «Форист Энд». К нему надо подъехать о. собым путем, чтобы не вызвать подозрений.
  — Ясно. И каков ваш план?
  Бросив настороженный взгляд на проходившего мимо нашего столика посетителя, она продолжала, еще более понизив голос.
  — Думаю, что мы, то есть я, вы и ваши друзья, могли бы встретиться сегодня на ближайшей окраине Эндоувера.
  — Когда?
  — Около двенадцати.
  — Отлично. Где именно?
  — По пути к Эндоуверу, за четверть мили до него, есть запущенный парк. В его начале, с правой стороны от дороги, стоит часовня. Мы встретимся у часовни. Оттуда по тропинке через парк выйдем к самому «Форист Энду». Теперь вы видите, Майкл, что все карты я выкладываю на стол. Все до последней. И сегодня ночью вы сможете сами убедиться в этом.
  — Что ж, хорошо, Лизл… Я попробую положиться на вас. Нельзя сказать, что вы являетесь особенно надежной особой, но тем не менее я принимаю ваше предложение. Мне кажется, это лучшее, что можно предпринять в данный момент.
  — Вы не раскаетесь.
  — Хорошо. Итак, сегодня ровно в двенадцать ночи я встречу вас у часовни на окраине парка, примерно за четверть мили до Эндоувера. Вы проводите меня до самого дома. Остальное — мое дело. Но, Лизл, никаких выходок, никаких штучек.
  — Клянусь, что все, что я говорю и делаю теперь, является истиной, Майкл.
  — Хорошо. А сейчас я тороплюсь в театр. На новую постановку. Уже опаздываю, — добавил я, взглянув на часы.
  — Жаль. Я надеялась…
  Стоя у кафе, я наблюдал, как машина Лизл исчезла за поворотом на площадь Беркли. Я вернулся в кафе, разыскал телефон и был очень обрадован, когда после нескольких безуспешных попыток удалось, наконец, дозвониться до Старика.
  — Что случилось? — спросил он.
  — Небольшое изменение в моих экскурсионных планах. Предвидятся две новые экскурсии, поэтому нужен еще один пассажир, если, конечно…
  — Какого рода?
  — Подойдет любой. Ему придется заняться небольшой рекогносцировкой, имея в кармане нож и пистолет.
  — Когда?
  — Минут через десять я буду у себя.
  — Я вам позвоню. Все?
  — Да.
  Как только в трубке раздался щелчок отбоя, я позвонил Фриби. Он оказался дома и сразу принялся было докладывать мне о своих ночных наблюдениях. Но я перебил его и попросил явиться ко мне.
  Выйдя на улицу, я взял первое попавшееся такси и направился к себе.
  Итак, думал я, дело идет к своему завершению. Л из л мне кое–что сообщила. А сообщить мне она должна была многое, чтобы заставить меня поверить ей в главном. Она без запинки отвечала на мои вопросы, касавшиеся прошлого, того, что уже не могло иметь существенного значения для данного момента. А вот о настоящем… Здесь дело выглядело далеко не так просто. Здесь она утверждала явный вздор.
  Теперь, после беседы с Лизл, думал я, уже невозможно сомневаться в том, что Джанина находится в их руках, что они собираются заставить ее говорить и для обеспечения спокойной обстановки допроса и своей заключительной встречи решили принести в жертву фанатично преданную фатерланду Лизл. Задача этой Лизл как раз и заключалась в том, чтобы сломать мои планы, о которых они, вполне возможно, смутно догадываются и которых опасаются, и завлечь меня со всеми моими помощниками в Эндоувер.
  Однако актриса она превосходная. И хитра сверх меры. И у нее крепкие нервы.
  Машина затормозила у моего отеля, и я, расплатившись, поднялся к себе.
  Голвейда сидел в кресле, попивая виски с содовой. Он был отлично одет и выглядел стопроцентным столичным жителем.
  Он встал, щелкнул каблуками и церемонно поклонился.
  — Знаете, мистер Келле, — сказал он, — я ужасно расстроен из–за этой тетушки. Такой промах у меня бывает не часто… Хей? Но что я мог сделать? Невозможно уследить за такой женщиной, если с вами не работают еще два–три человека.
  — Не тревожьтесь, Эрни. Я уже говорил вам, что это не имеет теперь большого значения. И должен сказать вам вот еще что. Если вы по–прежнему ощущаете некоторую жажду, то сегодня ночью, полагаю, вы будете иметь шанс удовлетворить ее.
  — Если это тетушка или какая–нибудь другая немка или немец, то хоть сейчас. Даже без ножа.
  — Думаю, что сегодня кое–кто собирается перерезать кому–то горло. Но я надеюсь, что это будет не мое. И не ваше.
  — Это меня не беспокоит.
  — Однако кое–какие приспособления прихватите.
  Я имею в виду хотя бы нож. Их может быть несколько.
  — Это меня устраивает.
  Я налил ему и себе виски с содовой и продолжил:
  — Только что я имел очень интересный разговор с одним из наших немецких доброжелателей. Это Бетина Вейл, которая на деле является Лизл Эрнст. Она решила продать своих друзей. Предложила этой ночью показать нам в Эндоувере дом, где соберется вся их банда. Взамен потребовала от меня обещания не допустить ее расстрела.
  Голвейда усмехнулся и сказал:
  — Старые штучки? Хей?
  — Надо полагать.
  Пришел Фриби, и после взаимных приветствий я начал излагать план предстоящей операции. Фриби и Гол–вейда слушали меня внимательно, не перебивая.
  Раздался телефонный звонок. Это был Старик. Он сказал:
  — Через несколько минут у вас будет Гринел. Он знает Фриби и Эрни. Все?
  — Да. Благодарю вас. — Я вернулся к столу и спросил Фриби: — Эта местность знакома вам?
  — Я знаю ее как свои пять пальцев.
  — Отлично. Отправляйтесь туда немедленно на моей машине. После уточнения всех деталей будьте примерно без четверти одиннадцать с машиной на шоссе, в полумиле от места со стороны Лондона. Сколько вам понадобится, чтобы оттуда добраться до Эндоувера?
  — До Эндоувера?.. Примерно час. Хотя нет. По окружной магистрали, минуя город, можно покрыть это расстояние минут за сорок — сорок пять.
  — После встречи с нами, то есть со мной и Эрни, и после инструктажа вы отправитесь в Эндуовер, где подготовлена засада против меня и всех, кто туда явится со мной.
  Голвейда усмехнулся и сказал:
  — Так что, Фриби, скучать не придется.
  — Да, Фриби, — подтвердил я, — там понадобится держать ухо востро. Суть вашей задачи такова. За четверть мили перед Эндоувером начинается заброшенный парк. Там же, на самом его краю, справа от дороги стоит часовня. Ровно в полночь у часовни меня или нас с вами будет ожидать Бетина Вейл, чтобы проводить в дом, где соберутся, по ее словам, все агенты. На свидание с ней вместо меня явитесь вы.
  — Фриби всегда был счастливее меня, — добродушно съязвил Эрни.
  — Задача ясна, — сказал Фриби, улыбнувшись в сторону Эрни.
  — Нет–нет, не спешите. Дело не так просто, — сказал я. — Эта немка к свиданию приготовится тщательно.
  — Само собой.
  — И она приготовится встречать не одного, а нескольких гостей.
  — И это ясно, — сказал Фриби.
  — С минуты на минуту сюда явится Гринел.
  — Генри Гринел? Я с ним работал. Классный сотрудник, — заметил Фриби.
  — Этот не подведет. Я его тоже знаю, — добавил Эрни.
  — При вас, как только он придет, я поставлю ему задачу такого рода, — продолжал я. — Он немедленно на такси отправится в Эндоувер и тщательно изучит местность вокруг часовни. С наступлением темноты затаится там и будет действовать по обстоятельствам. Некоторые возможные варианты его и ваших действий мы сейчас разберем совместно. А вот, кажется, и Гринел!
  Действительно, постучав в дверь, в комнату вошел худощавый, выше среднего роста, с внимательным, чуть тяжеловатым взглядом темных глаз мужчина.
  Представившись мне, он поздоровался с Эрни и Фриби и уселся на предложенное место. Его спокойная уверенность мне понравилась.
  — Итак, — сказал я, — ни одной минуты терять мы не можем. Уточним детали — и за работу.
  Глава 10 Главный
  Эрни Голвейда, откинувшись на спинку сиденья и небрежно придерживая руль двумя пальцами, напевал какую–то немелодичную фламандскую песенку. Вид у него был весьма довольный и настроение явно приподнятое. По–видимому, он нисколько не сомневался в том, что вскоре ему посчастливится отправить кое–кого к праотцам.
  На это надеялся и я. Однако вновь и вновь обдумывал свои предположения, пытаясь найти в них слабые места или подкрепить новыми соображениями.
  Я хорошо знал, что если мои расчеты окажутся в какой–то части неверными, это будет очень скверно для Джанины. Очень скверно! В этом случае оправдаются худшие предположения Старика и Голвейды. Сомневаться не приходилось.
  Проверяя свои заключения, я снова перебирал в памяти недавние события и вдумывался в поведение действующих лиц.
  Теперь можно с полной уверенностью утверждать, что ни Сэмми, ни Джанина не доверяли и не могли полностью доверять друг другу. До встречи перед отправлением в Англию они ничего друг о друге не знали. Эта встреча могла произойти уже на самом судне, но, скорее всего, случилась на берегу. Французские рыбаки всегда рады оказать таким людям, как Сэмми и Джанина, всевозможную помощь. И он, и она искали случая перебраться через, пролив и, вероятнее всего, так и встретились. Она рассказала ему кое–что о себе и о гиммлеровской группе, действующей в Лондоне. Но ни одним словом она не могла обмолвиться в беседах с ним о фотокопиях, своей работе в подполье французского Сопротивления или конкретных делах той же немецкой группы в Лондоне.
  Что касается Сэмми, то, возвращаясь в Лондон, он кое–что знал о действиях этой группы со слов Джанины. Но доверять ей полностью, разумеется, не мог. Вскоре по прибытии в Лондон Сэмми заметил у себя на хвосте белолицего. Тогда Сэмми рискнул сблизиться с ним и попытаться через хвост нащупать всю организацию. Он позвонил Старику и сказал, что напал на некоторый след и ему нужно установить контакт со мной, как только я вернусь в Лондон.
  Голвейда нажал ногой на акселератор, и «ягуар» Старика сразу превысил скорость в шестьдесят миль. Мы миновали Тилфорд и быстро приближались к Гринингу.
  Я искоса поглядел на Голвейду. Он все еще напевал себе под нос свою песенку и улыбался.
  У его ног, почти под сиденьем, лежал дорожный саквояж, который он принес с собой и с которым обращался очень осторожно.
  Луна еще не взошла, и только сильные фары «ягуара» вырывали из темноты быстро мелькавшие дорожные картины, не мешая ходу моих мыслей.
  Итак, вдумывался я в цепь событий, Сэмми стремился побыстрее установить контакт со мной, не прерывая, однако, своих собственных усилий по распутыванию подвернувшегося ему загадочного клубка. Джанина же со своей стороны тщательно следила за Сэмми, пыталась понять его и убедиться в том, что он действительно заслуживает ее доверия. Джанина стремилась поскорее обрести верную и надежную связь. Но в этих стремлениях она терпела одну неудачу за другой. Сэмми ей не доверял, как. впрочем, и она ему.
  События развернулись слишком быстро. Белолицый, скорее всего, прямо за бутылкой виски в «Пучке перьев» приглашает Сэмми на вечер к Маринет. Сэмми, надеясь напасть там на след немецкой организации, к которой, как он был уверен, принадлежал сам белолицый, принимает это приглашение и осведомляется, может ли он явиться со своей подругой. Он получает согласие и берет с собой Джанину. Позже, перед самым отправлением туда, он узнает о моем прибытии в Лондон, звонит мне и просит обязательно явиться гуда же. Но еще до моего появления на вечеринке он заметил что–то, что его весьма встревожило и определило несколько странную линию поведения по отношению ко мне. Что это могло быть? Вернее, кто это мог быть? Теперь ясно, что это не была и не могла быть Джанина. Это могла быть упоминаемая в его письме «шикарная» женщина — не кто иная, как миссис Хелдон. Где–то, видимо во Франции, Сэмми видел ее среди немцев. Внезапная встреча с ней в Лондоне у Маринет резко изменила его поведение там.
  Все это не могло особенно понравиться Джанине и заглушить ее сомнения по отношению к Сэмми. На вечере у Маринет Джанина не могла не распознать кое–кого из гиммлеровской группы. Знала она и тетушку, у которой снимал комнату Сэмми и в чьем доме под тем или иным предлогом она бывала, изучая окружение Сэмми.
  Когда он провожал ее после вечеринки на Верити–стрит, кто–то висел у них на хвосте, и Сэмми это знал. Как и Джанина. И мысль о том, чтобы поскорее поместить пленки в надежное место, постепенно стала для нее главной.
  Вслед за этим через несколько часов Сэмми был убит. Джанине было сказано, что он убит авиабомбой. Возможно, она поверила этому, а возможно, нет. Сэмми, ее единственный контакт в этой стране, который давал ей перспективу скорейшего установления необходимых связей, погиб. И без того она очень мало что знала о нем и столь же мало доверяла ему. Вероятно, она так же ломала себе голову над загадкой Сэмми, как я над загадкой ее самой.
  На сцене появился я со своими вопросами, намеками и версиями, Встреча со мной должна была еще больше насторожить Джанину. И она решила самостоятельно искать выход из опасного круга. Изучая обстоятельства гибели Сэмми, она должна была все более, проникаться доверием к нему, хотя и очень запоздалым. Ее подозрения о возможной связи Сэмми с немцами рушились под давлением фактов.
  Между тем однажды у ее дома появилась тетушка, которая решила навестить Джанину. Тетушку беспокоило исчезновение белолицего, которого они в тот момент еще не обнаружили. Тетушка решила также выяснить максимум возможного о самой Джанине, которая в то время еще не была ими раскрыта.
  Джанина знала, что друзья тетушки следили за нею и Сэмми, когда они возвращались с вечеринки. Она не могла не прийти к заключению, что рано или поздно банда тетушки, безусловно, заинтересуется ею. И понимала, чем это грозит.
  Когда, стоя у окна, Джанина заметила приближавшуюся к ее дому тетушку, она решила использовать представившийся ей случай незаметно побывать на квартире Сэмми и попытаться там что–либо выяснить или узнать о погибшем. Она выскальзывает из дома через черный ход и за спиной тетушки устремляется на Киннаул–стрит. Для ее тренированных глаз не составило большого труда заметить следы недавнего и тщательного обыска в комнате Сэмми, увидеть, среди прочего, подпоротые и наспех подшитые подкладки на его одежде, разбросанной там и сям. Все это не могло не пробудить у нее новые догадки. Она проходит в комнату с портретом тетушки на камине. Даже если допустить, что в спальню она прежде не заглядывала, одного взгляда на обстановку спальни было для нее достаточно, чтобы понять, чья она. Она прячет свой коричневый конверт в портрет тетушки, зная наверняка, что никому и в голову не взбредет искать его там.
  Если бы я смог сообразить, что документы находятся не у Сэмми, а у Джанины, это избавило бы меня от излишней головной боли, а Джанина не очутилась бы в том месте, где она находилась в данный момент.
  При всей своей осторожности она все же попала к ним в лапы. Так же как и Элисон Фредерикс. Элисон услышала мой голос, который направил ее на Намюр–стрит, где в упаковочном ящике я заботливо спрятал убитого. Найти его в подвале не составило большого труда для них, так как в нашем деле каждый знает, что пустые дома с табличкой «Сдается» являются самыми удобными местами, чтобы кого–либо пристрелить и спрятать. Они также знали, что белолицый исчез в районе Малбри–стрит. Остальное было нетрудно.
  Дальше. Навестив мисс Кэрью, Джанина была очень обрадована. Ей, как она полагала, повезло. Мисс Кэрью приняла ее прекрасно и любезно сообщила, где и когда Джанина сможет встретиться с подлинными друзьями Сэмми. Не называя имени Сэмми, тетка точно передавала его указания Джанине, ни секунды не сомневаясь в том, что незадолго перед этим беседовала по телефону с любимым племянником. И вскоре после этого Джанина поспешила изъять из тайника фотодокументы для вручения их «подлинным друзьям Сэмми».
  Великий Равалло оказался большой находкой для группы. Это он превосходно вводил меня в заблуждение и ставил передо мной почти неразрешимые задачи. Среди прочего и такую: поскольку Равалло так блестяще имитировал мой голос в беседе с Элисон, следовательно, он где–то слышал голос. Где же? Это могло быть только у Маринет. Выходит, что там присутствовало по крайней мере трое из немецкой банды — белолицый, Хелдон и Равалло!..
  Спидометр «ягуара» застыл на отметке пятьдесят пять миль. Голвейда начал было напевать новую не менее скверную песенку. Вдруг, прекратив свои завывания и возвращаясь к недавней нашей беседе, он спросил:
  — Вы, значит, уверены в том, что Равалло — ключ ко всему этому? Хей?
  — Поразмыслите сами, Эрни. В его обязанности входило мотаться по стране. Где именно? Все места, которые упоминаются в его актерском дневнике, расположены внутри района обстрела «Фау-2». Все, за исключением одного пункта. В который мы и направляемся.
  Обогнав темный «роллс–ройс», Голвейда сказал:
  — Сдается мне, что Равалло мог быть их главным.
  — Сомневаюсь, — ответил я. — Но одним из важнейших звеньев он был. Его осведомители собирали нужные сведения, а он потом незаметно получал их в разных местах. Воллинг был последним пунктом.
  — Бог мой! — воскликнул Голвейда. — Он успел передать информацию тетушке. Вот для чего она туда залетала!
  — Думаю, что так, — сказал я. — И если это так, то Воллинг был последним пунктом сбора сведений. Все дело на этом этапе завершается, а собранная информация должна быть тем или иным путем переслана на континент.
  — А девушка… Джанина?
  — Это самое подходящее место, куда они могли ее направить, — сказал я. — Она навестила мисс Кэрью в Чипингфилде, стремясь выяснить, где и кому она могла бы поскорее передать документы. Она рассказала мисс Кэрью свою историю, а та сообщила, что действительно получила для нее указания и что эти указания предписывали Джанине отправиться в Пелсберри, отыскать там «Флюгерный клуб» и передать свою информацию и документы лицу, которое встретит ее там.
  — И они всё знали о содержании ее конверта?
  — Еще совсем недавно я думал так, — сказал я.
  И ломал себе голову, каким образом они могли получить столь точную информацию с континента. Подумав и допросив немку, я прихожу к выводу, что они, безусловно, ничего не знали о содержании привезенных Джаниной документов. Вначале они даже ничего не знали о Джанине. Их группа предполагала, что какие–то секретные документы, в том числе план дислокации германских ракетных частей на французском побережье, привезены в Лондон Сэмми Кэрью. Охота за этими документами вывела их в конце концов на след Джанины. И именно сегодня ночью, согласно всем расчетам, они должны попытаться заставить Джанину заговорить и изъять у нее предполагаемые документы.
  — А что будет, если они обнаружат в коричневом конверте ваши чистые листки? Хей?
  — В любом случае ей будет плохо, если мы ошибаемся в расчетах. Но, думаю, что не ошибаемся. Время ее допроса должно примерно совпасть с моим предполагаемым прибытием в Эндоувер. Эта банда знает, что мы их нащупали и можем помешать. Вот почему они обязательно приурочат свои завершающие действия к тому моменту, когда мы с вами двинемся в Эндоувер и подставим свою башку под дуло пистолета Лизл Эрнст. На этот раз газовыми патронами она стрелять не будет.
  Голвейда усмехнулся.
  — Я много бы дал за то, чтобы спектакль в Эндо–увере отложить до утра, — сказал он.
  — Зачем?
  — Чтобы поглядеть на лицо взбесившейся немки. А она обязательно взбесится, когда вместо вас увидит там Фриби. Обязательно пустит в ход пистолет. И зубы, и ногти, и нож… Очень интересно.
  — Ничего, — успокоил я его. — Здесь будет не менее интересно.
  — А кто же у них главный?
  — Главный? Не знаю. Немка утверждала, что руководит группой тетушка. Но это одна из ее ловких хитростей. Посмотрим.
  Замедляя ход, «ягуар» промчался по главной улице маленького сонного городка и, оставив его на полмили позади, остановился у развилки дорог рядом с небольшой дубовой рощей.
  От рощи отделилась тень и двинулась к «ягуару». С каждым шагом тень все яснее приобретала знакомые очертания Фриби.
  Приблизившись вплотную, Фриби. сказал:
  — Все выглядит примерно так, как вы предполагали, мистер Келле. «Флюгерный клуб» находится на дороге в Форбридж, на окраине Пелсберри, приблизительно в миле отсюда. Под клуб использован старый фермерский дом. Он принадлежит миссис Мэйн, которая живет в расположенном рядом с клубом доме. Миссис Мэйн прибыла сюда за год до начала войны. По соседству нет никаких построек до самого Пелсберри. — Фриби замолчал.
  — Что–нибудь еще? — спросил я.
  — Да. Сегодня в клубе небольшое представление. Оно уже закончилось, и начались танцы. Согласно объявлению, они должны закончиться в одиннадцать тридцать, а выручка пойдет на местные благотворительные цели.
  — Как далеко находится дом миссис Мэйн от «Флюгерного клуба»?
  Фриби секунду подумал.
  — Расположение там такое. За клубом находится площадка для стоянки машин — всего двадцать–двадцать пять ярдов в длину. За ней роща, а в самой роще стоит дом этой Мэйн. От клуба до ее дома можно добросить камень.
  — Хорошо, Фриби, — сказал я. — Все ясно. Сейчас уже без четверти одиннадцать. Ваша машина в порядке?
  — Да.
  — Двигайтесь не торопясь. Времени у вас достаточно. Тщательно рассчитайте, чтобы появиться у часовни в точно оговоренное с Гринелом время. Секунда в секунду. Не забудьте дать ему сигнал фарами при приближении к часовне.
  — Я все помню.
  — Хорошо. И еще одно. Сразу после операции позвоните Старику. Из первого попавшегося автомата.
  Ловкая фигура Фриби тотчас растаяла в темноте.
  Голвейда нажал на сцепление, и «ягуар» уверенно двинулся по извивающейся между низкими холмами дороге. Минут через десять мы находились уже поблизости от Пелсберри.
  — Попробуем объехать городок, — сказал я. — Не очень желательно, чтобы нас сейчас кто–нибудь заметил.
  — Это верно, — ответил Г олвейда, замедляя ход и нащупывая фарами боковую дорогу. — Поверите вы мне или нет, но я начинаю немного волноваться. Совсем немного, правда.
  «Ягуар» свернул вправо навстречу начинавшей подниматься над горизонтом луне.
  Мы обогнули городок и вновь выехали на главную дорогу по другую его сторону. За возвышенностью, на которую мы поднялись, расстилалась широкая равнина с зелеными холмами.
  Восходившая луна превращала эти холмы в причудливую смесь черных теней и серебра.
  Менее чем в полумиле от нас виднелись очертания двухэтажного клуба и рощи, в которой, очевидно, скрывался дом миссис Мэйн.
  — Свернем куда–нибудь и спрячем машину между холмами или в кустах, — сказал я. — Дойдем до места пешком.
  Голвейда переехал шаткий мостик и завернул за поросший густыми кустами холм невдалеке от дороги. Здесь он заглушил мотор и мы вышли из машины.
  Плащ Голвейды заметно оттопыривался, а в правой руке он нес свой саквояж. По–видимому, он основательно подготовился к операции и выглядел таким довольным, каким я его еще не видел.
  Мы двинулись по тропинке между холмами и через несколько минут оказались вблизи «Флюгерного клуба». Этот старомодный фермерский дом стоял на открытом месте. Ветерок доносил до наших ушей игривую ритмичную музыку, и я был очень рад, что танцы всё еще продолжались.
  — Здесь мы разделимся, — сказал я Голвейде. — Вы пройдете за клуб и взглянете, есть ли там машины, сколько их и какие. Затем попытайтесь найти какой–нибудь скрытый проход, может быть, подземный ход, ведущий из клуба в дом миссис Мэйн. Очень вероятно, что такой существует.
  — Где я вас найду? — спросил он.
  — Затрудняюсь сказать, — усмехнулся я ему в ответ. — Думаю, где–нибудь поблизости. Возможно, зайду в клуб. Когда все сделаете, встаньте в тени той изгороди. — Я указал на темневший высокий забор у края рощи.
  Голвейда кивнул и ушел.
  Стараясь держаться в тени деревьев, я приблизился к затемненному зданию клуба.
  Звуки оркестра доносились из более отдаленной от меня части дома. По–видимому, именно там помещались танцевальная комната и бар. Кухня и кладовая, следовательно, должны были размещаться на стороне, которая ближе ко мне. Я двинулся вдоль боковой стены, затем завернул за угол, внимательно прислушиваясь. Внутри в этой части дома царила полная тишина.
  Мое внимание привлекло расположенное в пяти футах от земли окно — по всем признакам, из кладовой. Я осмотрелся по сторонам. Никого и ничего. Без особого труда выдавив стекло, я на миг осветил помещение фонариком. Мои предположения оказались правильными. Это была кладовая. Проникнув внутрь через окно, я минуту прислушивался. Видимо, шум, произведенный мной, не привлек внимания. Все было тихо.
  Я вновь зажег фонарь и осмотрелся. Да, это была большая кладовая. Бутылки и всякого рода провизия размещались на полках и стойках. Дверь из кладовой была не заперта и, открыв ее, я очутился в просторном складском помещении. Здесь уже отчетливо слышались звуки музыки. Оркестр играл румбу.
  Открыв другую оказавшуюся также незапертой дверь, я попал в тускло освещенный длинный коридор с дверями по обе стороны. Музыка здесь слышалась еще громче, и казалось, что оркестр находится где–то совсем рядом.
  В конце коридора виднелась тяжелая портьера, прикрывавшая либо дверь, либо открытый проход. За ней и был танцевальный зал, судя по доносившимся звукам.
  Медленно двигаясь по коридору, я прислушивался возле дверей. Ничего не было слышно. В этих помещениях либо никого не было, либо находившиеся в них вели себя очень тихо.
  Дойдя до конца коридора, я чуть–чуть, осторожно, сдвинул портьеру. Передо мной открылся вид на самую большую, очевидно, комнату в доме, превращенную в танцевальный зал. В противоположном от меня углу справа помещался оркестр, состоявший из пяти музыкантов. Вдоль стен располагались позолоченные столики и кресла. Рамы нескольких картин и зеркал, висевших на стенах, тоже были позолочены. Все убранство помещения выглядело как худшего качества имитация того, что в довоенное время было принято называть ночным клубом.
  Портьера, за которой я стоял, прикрывала, очевидно, служебный вход из зала в складское помещение и другие комнаты, находившиеся по обеим сторонам коридора. Этот угол зала находился в тени благодаря какой–то галерее или еще чему–то в этом роде, нависавшему по ту сторону. Я отодвинул портьеру еще немного и окинул взором весь зал.
  Мои догадки оказались верны.
  За столиком, стоявшим поодаль от других, сидела за ужином компания. Но какая! Прежде всего в глаза мне бросилось напряженное лицо Джанины. Перед ней стоял нетронутый бокал вина, и она неуверенно ковыряла вилкой у себя в тарелке. Рядом с ней сидела красавица Хелдон и что–то весело щебетала. Рядом с этой ослепительной особой улыбалась мисс Вэрни, которую я также встречал на вечере у Бетины. С ними сидели трое незнакомых мужчин с самоуверенным и нагловатым видом.
  В то время как я их разглядывал, мисс Вэрни взглянула в направлении главного входа в танцевальный зал и затем на свои ручные часы.
  Итак, все шло хорошо. Сидевшие за столиком кого–то поджидали. Кого–то значительного. Возможно, хозяина.
  Судя по всему, Джанина чувствовала себя в этой компании весьма неважно. Опознала ли она сидевшую рядом с ней Хелдон, описанную в ее фотодокументах? Во всяком случае, тревога и беспокойство ощущались во всех ее движениях, во всем ее поведении за столом. Даже если она и не отдавала себе ясного отчета во всем, несомненно, она уже чувствовала или начинала чувствовать, что попала в западню.
  Осторожно опустив портьеру, я направился обратно по коридору в складское помещение, оттуда прошел в кладовую и выпрыгнул через окно наружу. Затем обогнул открытое место, где стояли две машины, и направился к забору у рощи. Там находился дом миссис Мэйн.
  Из тени мне навстречу вышел Голвейда. Подойдя ко мне, он сказал:
  — Позади дома гараж. Из клуба в него ведет крытый проход. Внутри гаража, конечно, должна быть дверь, ведущая в дом. Пойдемте покажу.
  Мы прошли в ворота и с тыльной стороны дома подошли к кирпичному гаражу. Отсюда крытый проход тянулся вдоль изгороди, затем по краю площадки до самого клуба.
  — Он ведет к боковому входу в клуб, — сказал Голвейда. — В случае дождя, например, можно вполне спокойно пробраться оттуда сухим в дом. К тому же при надобности незаметно. Неплохо? Хей?
  — Да, — ответил я. — Подойдем поближе.
  Пересекая небольшое открытое место перед гаражом, я заметил, что плащ Голвейды уже не топорщился, потому что автомат он держал в руке. В другой руке по–прежнему был саквояж.
  — Что у вас там? — спросил я, когда мы вошли в тень гаража.
  Он развел руками.
  — Знаете… Я всегда готовлюсь к худшему. Никто и никогда не знает, что может случиться… И иногда маленький взрыв бывает очень полезным… Особенно если компания большая. Хей?
  — Может быть, — сказал я неопределенно и продолжал: — Мы были правы. Джанина здесь. Тетушки не видно, но она где–то близко и скоро появится: Вероятно, до поры до времени остерегается показываться на глаза Джанине. Та ее знает.
  — А кто там?
  — Две леди, Хелдон и Вэрни, и трое типчиков. Они кого–то поджидают. Вряд ли только тетушку. Я думаю, что, когда ожидаемая персона прибудет, все они пройдут сюда, в этот дом.
  — Будем здесь ожидать?
  — Нет, я все же сейчас вернусь в клуб, на случай, если они задумают что–либо иное. А вы оставайтесь здесь и осмотрите дверь гаража — можно ли ее открыть.
  Голвейда усмехнулся.
  — Все уже сделано, — сказал он. — Никакого труда.
  — О’кей. Думаю, с минуты на минуту надо ждать машину. Она может проехать на ту площадку или прямо сюда в гараж. Держитесь подальше в тени. Полагаю, мы их возьмем в этом доме.
  — Я буду здесь и дождусь вас.
  С этими словами Голвейда исчез в тени густых кустов, черневших у изгороди.
  По знакомой дороге я вернулся к клубу, прошел к окну кладовой, осмотрелся и пробрался внутрь. Прикрывая за собой окно, я услышал шум мотора приближающейся машины.
  Закрыв окно, я прошел через кладовую и складское помещение в коридор, который по–прежнему был пуст. По–видимому, закуски подавали из бара, находившегося у главного входа. Очевидно, там было припасено достаточно всего, что для меня оказалось очень кстати. В коридоре не появлялся никто.
  Я подошел к портьере, слегка сдвинул ее и взглянул в зал.
  Ужин и танцы продолжались. Ряды танцующих несколько поредели, но людей было еще много.
  Оркестр затих, и пары разбрелись по столикам.
  За тем столиком, который интересовал меня больше всего, по–прежнему сидели шестеро моих знакомых. С очаровательной улыбкой Хелдон что–то говорила настороженной Джанине, а Вэрни уже не сводила нетерпеливого взгляда с главного входа в зал. Трое типов, поджав губы, переглядывались между собой.
  Прошло минуты две–три. Вдруг у входа в зал мелькнуло лицо тетушки. Она бросила взгляд на столик, занятый ее друзьями и сидевшей к ней спиной Джаниной, и скрылась.
  Но ненадолго. Через несколько минут в дверях показался плотный, выше среднего роста, благообразного вида мужчина в сопровождении какой–то леди. За их спинами на миг вновь мелькнула стройная фигурка тетушки.
  Вошедший выглядел, как настоящий английский джентльмен. Его одежда была корректной, усы идеальными и все в его внешности соответствовало облику респектабельного горожанина. Сопровождавшая его женщина была, по–видимому, не кем иным, как владелицей клуба миссис Мэйн.
  Она уверенно провела вошедшего к тому самому столику. Сидевшие, заметив подходившего к ним джентльмена, вытянулись, Хелдон и Вэрни заулыбались. Хелдон представила продолжавшую сидеть Джанину, а Мэйн подала ему кресло.
  Оркестр вновь наполнил зал звуками веселого танца; пары поднялись и опять закружились по залу. Чувствовалось, что моя компания не намерена заняться делом в подобной атмосфере. Ей требовались покой и тишина, так же как и мне с Голвейдой.
  Я опустил портьеру и, прислонившись к стене, выжидал.
  Прошло не более минуты, как со стороны складского помещения появился какой–то мужчина. По–видимому, он вышел из одной из комнат, расположенных по обеим сторонам коридора. Направляясь в зал, он быстро приблизился к портьере, но, заметив меня, остановился и попытался было грозно крикнуть: «Кто?..»
  Не договорив, он получил удар в скулу. Я постарался вложить в этот удар всю силу, которой обладал. Он ударился о противоположную стену и начал валиться на пол, но я успел его подхватить и тут же оттащил в складское помещение, а оттуда в кладовую.
  Прикрывая за собой дверь кладовой, я подумал, что пройдет немало времени, прежде чем он чем–либо заинтересуется.
  Пройдя по коридору, я вновь сдвинул на полдюйма портьеру и взглянул в зал. Ужин й танцы все еще продолжались. Один из типов танцевал с Хелдон, а двое других беседовали с Вэрни и Мэйн. Что касается вновь пришедшего джентльмена, то он уже сидел рядом с Джаниной и был занят каким–то серьезным разговором.
  После нескольких протяжных аккордов оркестр замолк, а спустя минуту грянул «Боже, храни короля». Все встали. Я усмехнулся при виде нацистских агентов, вынужденных стоя выслушивать гимн страны, которую они стремились уничтожить.
  Музыка умолкла, и оркестранты принялись укладывать свои инструменты. В этот момент я заметил, как миссис Мэйн что–то сказала «джентльмену» и кивнула на боковой выход. Подождав, когда основная масса публики прошла через главный вход, компания, предводимая миссис Мэйн, скрылась в боковой двери. С ними ушла и Джанина. Через несколько секунд из главного входа показалась тетушка, пересекла зал и также скрылась в боковой двери.
  Сомнений не было. Все они двинулись к крытому проходу, ведущему в дом миссис Мэйн.
  Покинув свой наблюдательный пункт, я быстро прошел по коридору через складское помещение в кладовую. Там я на пару секунд осветил фонариком лицо лежавшего на полу мужчины. Пока он не проявлял ни малейшего интереса к жизни и, казалось, не скоро таковой проявит.
  Оставив его в покое, я выпрыгнул через окно и бегом устремился к гаражу. Из тени навстречу мне вышел Голвейда.
  — Мистер Келлс… — начал он.
  — Потом, потом, — прервал я его. — Они идут. Слышите?
  Крытый проход заканчивался в трех–четырех ярдах от гаража, у самого края рощи.
  Голоса, раздававшиеся из глубины этого прохода, становились все громче.
  Мы отошли в тень кустов под изгородью, и я еще успел полушепотом предупредить Голвейду:
  — Напоминаю, Эрни, не предпринимайте ничего до моего сигнала.
  — О’кей, — прошептал он, — но…
  — Тсс…
  В отверстии прохода мелькнул свет электрического фонарика, и через несколько секунд оттуда вышла Джанина в сопровождении прибывшего. За ними показалась Мэйн, за которой, в свою очередь, следовала вся остальная компания.
  Миссис Мэйн прошла вперед, открыла ключом дверь гаража и жестом пригласила всех войти.
  Пока она открывала, я уловил обрывок фразы, произнесенной вновь прибывшим, продолжавшим разговор с Джаниной:
  — …дело величайшей важности для нашей родины, более того, для всей империи, мисс Грант!
  Вся компания прошла в гараж мимо стоявшей у двери Мэйн, и в это же время из перехода вынырнула тетушка. Мэйн передала ключи тетушке и скрылась в гараже, прикрыв за собой дверь. Тетушка осмотрелась, шмыгнула сперва в одну сторону, затем в другую, оглядывая затемненные окна дома и всматриваясь в близлежащие кусты, а затем также скрылась в гараже, заперев за собой дверь на ключ.
  Мы подошли к гаражу и прислушались. Голоса внутри замерли. Видимо, все уже прошли в дом.
  — Подождем пару минут, — сказал я тихо. — Так что вы хотели сказать?
  — Так случилось… Я не предполагал…
  — Что именно?
  — Человек, который приехал вместе с тем, что шел впереди только что…
  — Ну?..
  — Он кружил возле дома, шнырял туда и сюда и начал шарить по кустам. С фонариком… Ну и натолкнулся на меня… Хей? Я ведь не предполагал…
  — Ликвидировали?
  — Да, я его уложил… ножом. Я же…
  — Ничег о, Эрни. На этот раз вы сделали то, что надо. Этот охранник мог бы нам здорово помешать. Однако время начинать.
  Голвейда поработал над замком, и через полминуты мы были уже в гараже, прикрыв за собой дверь, но оставив ее незапертой. Гараж оказался освещенным небольшой лампочкой, свисавшей с потолка.
  В глубине гаража виднелась окрашенная в зеленый цвет дверь, к которой вели четыре ступеньки. Я осторожно нажал на нее. Она оказалась незапертой. Приоткрыв ее, я внимательно прислушался. Откуда–то из глубины дома доносились еле слышные голоса.
  Голвейда тем временем, опустив на пол свой саквояж и автомат и прислонившись к стене, преспокойно чистил ногти при помощи своего шведского ножа, которым, как я слышал, он владел в совершенстве. Он улыбался.
  Внезапно он весь напрягся и перевел взгляд с ногтей на дверь. Я взглянул в том же направлении. На пороге стоял тот самый тип, которого я оставил в кладовой почти бездыханным. По–видимому, он не смог еще сообразить, что ему следовало предпринять. А я не успел подумать о той опасности для нашей операции, которую мог вызвать хотя бы крик этого нацистского охранника. Все произошло мгновенно: в воздухе сверкнуло лезвие ножа, и тут же его рукоятка словно прилипла к горлу вошедшего.
  Незадачливый агент упал, схватившись за рукоятку.
  Голвейда подбежал к нему, втащил в гараж, снова плотно прикрыл дверь, а затем, вытащив нож и тщательно вытерев его о пиджак убитого, подошел с виноватым видом ко мне.
  — Я не предполагал… Хей?
  — Отлично! Отлично, Эрни! — пробормотал я, полностью забыв в ту минуту о предупреждении не делать ничего подобного без моего сигнала. — Пора в дом, — продолжал я. — На всякий случай побудьте минуту здесь, а затем идите следом за мной.
  — О’кей!
  Открыв дверь, я проскользнул в какую–то небольшую прихожую, а оттуда в коридор и начал медленно и осторожно продвигаться в том направлении, откуда слышался невнятный шум голосов.
  У одной из дверей голоса оказались значительно слышнее и ближе. Я подошел к этой двери и прислушался. По–видимому, голоса доносились из смежной комнаты.
  Стараясь не производить никакого шума, я слегка приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Комната представляла собой гостиную и была действительно пуста. Слева на боковой стене виднелась портьера, из–за которой явственно слышались голоса и легкий смех.
  Я пересек гостиную, подошел к портьере и прислушался.
  Говорил мужской голос. Я уже слышал его у гаража. Это был голос вновь прибывшего. Прерывая какое–то замечание миссис Хелдон, он сказал:
  — Довольно комедии! — Наступила полная тишина. После секундной паузы он продолжал: — Друзья мои, приступаем к делу. Приветствую всех! Хайль Гитлер!
  В ответ раздался нестройный хор голосов: «Хайль!» и чье–то тихое: «Ах!..»
  Чуть заметный шорох заставил меня обернуться. Дверь открылась, и вошел Голвейда. Двигался он мягко и бесшумно, как кот, и не переставал улыбаться.
  Я вновь прислушался.
  Тот же голос продолжал:
  — Спокойно, мисс Грант, спокойно! Не двигайтесь, если, конечно, хотите жить. Да–да, это так. И отнеситесь к этому спокойно и трезво. Вы, мисс Грант, одна из самых невезучих женщин. Вы были уверены в том, что ваши поступки, вся ваша деятельность являются долгом по отношению к вашей стране. Однако точно таким же образом и мы оцениваем нашу работу по отношению к нашей стране. И если вы останетесь живы, что будет зависеть от вас, то предупреждаю: вы заблуждаетесь, служа тем, кто обречен на гибель. — После паузы тот же голос продолжал: — С самого начала, как только была замечена ваша связь с мистером Кэрью, мы заподозрили вас. Когда же вы отправились в Чипингфилд к мисс Кэрью, наши подозрения превратились в уверенность. Всякий раз, когда мистер Кэрью бывал в этой стране, он останавливался у своей родственницы. Несомненно, мисс Кэрью была осведомлена о роде занятий и деятельности своего племянника хотя бы в какой–то степени. И мы предполагали, что после утраты вами мистера Кэрью вы обратитесь именно к ней. Наши предположения оказались верными. Мы организовали маленькую импровизацию для вас и мисс Кэрью. Наш коллега, обладающий особыми способностями, телефонировал мисс Кэрью, выдав себя за ее племянника, и сказал, что вы, мисс Грант, посетите ее. Что, далее, по некоторым обстоятельствам вам не следует ни одного слова говорить о нем и что вам, мисс Грант, надлежит направиться во «Флюгерный клуб», близ Нелсберри, в определенное время и встретить там леди с рубиновой брошкой, изображающей кинжал и розы. Вот она перед вами, и вы с ней уже познакомились. Вам было сказано, что эта леди представит вас человеку, которому вы и должны будете передать имеющиеся у вас документы. Этим человеком являюсь, как вы уже догадываетесь, я. Что нам нужно? Во–первых, эти документы, а во–вторых, некоторые сведения о вашей деятельности на континенте и встречах здесь в Лондоне. Начнем с документов.
  Возбужденный, но твердый голос Джанины прервал его:
  — Никогда я их вам не отдам! Ни. за что!
  Послышался довольно противный, бесстрастный голос тетушки:
  — Вероятно, она их держит при себе.
  — Несомненно! — прозвучал самоуверенный голос босса. — Обыщите ее! Очень сожалею, мисс Грант, что мы вынуждены проделать это публично.
  — Отойдите! Хорошо… — сказала Джанина сдавленным голосом. — Кажется, у меня нет выбора…
  — Давно бы так, — проскрипел голос тетушки.
  Наступила пауза. Я представил несчастную Джанину, передающую главарю свой коричневый конвертик.
  — Очень хорошо, мисс Грант… — проговорил главарь. — Да… Но где же документы? В конверте, как вы сами видите, только три кусочка картона!..
  Вновь послышалось приглушенное: «Ах!» Видимо, этот сюрприз для Джанины оказался ошеломляющим.
  Я вытащил из кармана маузер и сдвинул предохранитель. Голвейда покосился на меня, улыбнулся и вновь прислушался. Руки его по–прежнему были заняты саквояжем и автоматом.
  — Мисс Грант, — потребовал голос главаря за портьерой. — Даю вам две минуты на ответ, где находятся документы. Не принуждайте нас применять к вам особые меры, которые так или иначе заставят вас заговорить. — После короткой паузы тот же голос продолжал: — В сумке, которую вы видите на столе, мисс Грант, находятся сообщения наших агентов в этой обреченной на гибель стране. Эта информация с большим искусством и риском собрана одним из наших коллег, тем самым, по указанию которого мисс Кэрью и направила вас сюда. Кстати, все, что вы нам дополнительно расскажете, а также ваши документы или фото, — все это будет приобщено к информации. Эта весьма ценная сумка ночью будет на цобережье, откуда попадет во Францию, а затем в Германию. И вы должны понять меня, мисс Грант. Я весьма заинтересован вложить в эту сумку также ваши сообщения и документы. От способа их получения от вас будет зависеть и ваша судьба, что, полагаю, вам ясно. Итак… Где документы?
  Ответа я не стал ждать. Резко откинув нортьеру, я вошел в комнату.
  Вся компания стояла вокруг стола. Я успел заметить напряженное лицо Джанины, стоявшей напротив допрашивающего ее главаря, внезапную судорогу на лице тетушки, заметившей меня, и почти мгновенное исчезновение наглых ухмылок с лиц мерзавцев–кавалеров, также заметивших мое вторжение.
  — Извините за непрошеный визит, — проговорил я. — Но дом окружен.
  Главарь, допрашивавший Джанину, после мгновенного замешательства с каким–то немецким проклятием сунул руку в карман.
  Не помню, чтобы я когда–нибудь в свой практике нажимал на спусковой крючок маузера с таким удовольствием.
  Не дожидаясь, пока главарь, зашатавшийся и уронивший револьвер, свалится на пол, и удержавшись от желания всадить в него хотя бы еще одну пулю, я дернул Джанину за руку и втолкнул ее в дверь позади себя, не сводя дула с остальных и пятясь к двери.
  — Руки вверх! — крикнул я в заключение всей этой сцены, продолжавшейся не более двух секунд. В этот момент один из типов, стоявший несколько позади остальных выхватил пистолет. Я успел только невольно вздрогнуть от выстрела, раздавшегося у моего левого плеча, из автомата Голвейды. Выстрел был кстати, хотя сделан опять–таки без моего сигнала.
  — Эрни! Действуйте! — поспешил я наконец дать ему долгожданный сигнал.
  Эрни, не спуская глаз с банды, слегка кивнул в ответ.
  Я схватил дрожавшую от нервного возбуждения Джанину и потащил ее за руку по коридору к выходу.
  Только в прихожей я услышал выстрел.
  Одиночный выстрел. Почему? Ошибка Эрни? Я остановился, прислушиваясь. Джанина, которую все била нервная дрожь, с тревогой посматривала на меня. Вдруг до наших ушей донеслись какие–то вопли, крики, потом приглушенный рев, стенания…
  — Подождите меня здесь, Джанина, — сказал я. — Нужно взглянуть, что там случилось.
  — Нет–нет! — быстро проговорила она. — Я с вами.
  — Хорошо.
  Мы медленно двинулись по коридору обратно. В руке я держал маузер наготове.
  Внезапно среди наступившей было тишины раздался душераздирающий вопль, за ним другой, а вслед за воплями послышался странный хрип в сопровождении пронизывающего душу хохота. Сомнений не было: хохот принадлежал Голвейде.
  Сунув маузер в карман, я решительно направился к месту драмы. Заглянув за портьеру, я увидел совершенно уникальную картину.
  Оставшиеся в живых сидели связанными на полу вокруг какого–то приспособления, над которым священнодействовал Голвейда. Здесь же валялся его пустой саквояж, а рядом лежал автомат. Искаженные ужасом лица носили явные следы довольно невежливого обращения.
  Досадливо махнув рукой, я повернулся к выходу и натолкнулся на Джанину, с тревогой глядевшую на меня.
  — Все в порядке, — сказал я. — Пойдемте!
  Мы прошли в гараж.
  — Что это? — спросила Джанина, вздрагивая и указывая на темневшую фигуру, распластавшуюся у стены.
  — Ничего, — сказал я. — Это был один из них.
  Мы прошли через площадку и медленно двинулись мимо клуба, залитого лунным светом.
  Я вновь остановился и с некоторым беспокойством обернулся назад.
  — А там что? — спросила Джанина, кивая на покинутый нами дом.
  — Там?.. Гм… Там мой компаньон наводит порядок.
  Договорить я не успел, заметив быстро идущего к нам Голвейду.
  — Три минуты… — проговорил он. — Осталось уже немного, мистер Келлс. Хей?
  — А если не сработает?
  — У меня так не бывает. Проверил. Тикает… И они там орут и ждут. Хей? Надо было бы еще тех двух туда засунуть. Никаких бы следов…
  — Следы, как вы знаете, Эрни, нас не могут интересовать, Нас интересует только ликвидация. А пока что закурим.
  Вокруг было тихо и пустынно.
  Мы молча закурили и, стоя неподалеку от клуба, поглядывали на темные очертания особняка.
  — Вот сейчас!.. — проговорил Голвейда, вглядываясь в циферблат своих часов.
  И почти в ту же секунду стреловидный сноп огня и искр прорвался через вышибленные окна развороченной взрывом комнаты. Казалось, что от глухого и сильного взрыва вздрогнул весь дом.
  — Точно!.. Хей? — воскликнул Голвейда, обращая мое внимание на циферблат.
  Наконец–то я смог облегченно вздохнуть, что и сделал с нескрываемым удовольствием.
  — Отлично, Эрни, — сказал я, впервые дружески похлопав его по мускулистым плечам. — Отлично!
  — Полисмены наши и косточки там внутри не найдут!.. Хей?..
  — Ну, это нас не касается, — заметил я. — Этим делом никто не заинтересуется. Ни одна газета не поместит хотя бы одной строчки об исчезновении миссис Мэйн или ее знакомых. Разве только местный шеф полиции лишний раз ругнет Скотленд—Ярд за то, что тот никакого внимания не обратил на его рапорт о ночном происшествии. А что это у вас?
  В правой руке вместе с автоматом Голвейда держал какую–то сумку вместо своего неизменного саквояжа.
  — Это ваша… вы ее там позабыли на столе… Девушку схватить за руку не забыли, а сумку… Хей?
  — Спасибо, Эрни. Это досье в какой–то степени облегчит нам розыски остальных агентов.
  — Я положил сюда и все бумажки, которые нашел у них в карманах, — добавил Эрни.
  — Пригодятся.
  Продолжая беседовать, мы незаметно добрались до скрытого в кустах «ягуара».
  «Ягуар» мягко перевалил через мостик и вновь оказался на магистрали.
  Навстречу нам из Пелсберри мчалось несколько пожарных машин в сопровождении периодического завывания сирен.
  Взглянув им вслед, мы заметили черные клубы дыма и извивавшиеся языки пламени над домом миссис Мэйн.
  — Зря они туда летят, — заметил Голвейда. — Хей?
  — Вам Эрни, — сказал я, — не мешало бы извиниться перед этими парнями за пожар.
  — Ничего… Подумают, что бомба. Хей?
  «Ягуар» рванул вперед, и Эрни затянул было какую–то веселую песенку, но я прервал его:
  — Остановитесь, Эрни, у первого же автомата в Пелсберри. Надо сообщить. Он ждет.
  — А может, и спит, — заметил Голвейда, замедляя ход машины на окраине Пелсберри и высматривая автомат.
  — Маловероятно. Но в любом случае звонок услышит.
  «Ягуар-» резко затормозил у телефонной будки.
  Понадобилось не менее двух–трех минут, пока я добился соединения. В трубке послышался спокойный голос Старика.
  — Говорит Келле. Операция закончена. Группа ликвидирована. Джанина со мной.
  — Никто не пострадал?
  — Нет. Только Джанина немного переволновалась.
  — Прекрасно. Звонил Фриби. За полминуты до его прибытия к часовне Гринелу удалось там уничтожить выслеженного им автоматчика. Попытка вашей Вейл застрелить Фриби не удалось. Он вышиб у нее револьвер, но она успела ранить его стилетом в руку. Кажется, тем же стилетом он и прикончил ее. В Эндоувере ему сделали перевязку:
  — Рана неопасная? — спросил я.
  — Говорит, пустяковая. Минут через десять он и Гринел прибудут ко мне. Расскажут подробности. Вы трое также немедленно ко мне. Бутылка уже на столе.
  Голвейда включил сцепление, и «ягуар» помчался по залитому лунным светом асфальту.
  Сидя рядом с молчавшей Джаниной, я заметил, что она успела более или менее прийти в себя после основательного нервного потрясения и с пробудившимся интересом рассматривала быстро сменявшиеся дорожные картины в неверном свете луны.
  Стрелка спидометра переползла цифру 50. Затем 55… 60…
  Голвейда вновь принялся за свой фламандский репертуар, который он на этот раз исполнял с особым подъемом.
  — Скажите мне кое–что, Джанина…
  — Все что угодно, мистер Келлс, — не задумываясь, произнесла она ровным, тоном. — Что вас интересует?
  — Почему вы спрятали фотопленки за рамку портрета на Киннаул–стрит?
  — Что?.. А… А вы откуда знаете, что там были фотопленки?
  — Я их искал и нашел.
  — Вы?!.. О боже! Как же я была…
  — Все в порядке, Джанина. Но почему вы их туда положили?
  — А что я могла сделать? Когда я заметила ту даму, направлявшуюся к нам в дом, я решила воспользоваться случаем и побывать на Киннаул–стрит. Я думала, что смогу там найти что–либо, что оставил Сэмми Кэрью. Но я там ничего не нашла. Кто–то в его комнате уже побывал и произвел тщательный обыск. Даже подкладки пальто и пиджаков были подпороты и затем наспех пришиты. Когда я собиралась уходить, кто–то дернул за ручку входной двери, предварительно мною запертой. Фотопленки были при мне. Я подумала, что если это враги, то я рискую потерять фотодокументы, так как, расправившись с Сэмми, они не станут церемониться со мной, застав меня в том доме и, как я знала уже почти наверное, подозревая меня в сотрудничестве с Кэрью. Внутреннее расположение помещений в доме мне было знакомо, и о месте для документов я раздумывала недолго. Затем я удачно выскользнула по черной лестнице во дворик, и никто, кажется, меня не заметил. Но могло быть и иначе. Риск был большой.
  — Поступили вы правильно. А помните наш разговор в спальне тетушки?
  — Я никогда его не забуду, мистер Келле, — сказала она и впервые улыбнулась.
  — А не кажется ли вам, что «мистер Келле» звучит несколько официально? Может быть, лучше Майкл?
  — Согласна. Особенно принимая во внимание тот факт, что вы всегда называли меня Джаниной. Вы не забыли нашу первую встречу?
  — Не думаю, что я вообще когда–либо ее забуду. И мне кажется, эта встреча могла быть гораздо теплее.
  — Боюсь, что вы правы.
  При этом Джанина вздохнула.
  Я взглянул на Голвейду. Он смотрел прямо перед собой на лунную дорогу, улыбался и вполголоса напевал бодрый мотив.
  — Почему «боюсь»?
  Джанина с улыбкой повернулась ко мне.
  — Возможно, вы помните, в первую встречу я сказала вам, что такие, как вы, очень часто добиваются того, чего хотят.
  — Надо полагать, это ваше замечание должно означать…
  — Не поймите меня неправильно, Майкл, — перебила она с улыбкой. — «Очень часто» еще не означает всегда.
  Я пожал плечами, угостил ее сигаретой, закурил сам и сказал:
  — Оттенки в выражениях между друзьями обычно не увеличиваются, а сглаживаются…
  — Чистая правда! — живо поддержала она. — Особенно в комнате тетушки я была очень близка к этому… сглаживанию… Но я оказалась такой… такой дурой…
  — Ладно, — прервал я ее. — Поделим эту оценку пополам. Это и будет чистая правда. Идет?
  Коротко об авторах
  Эрл Дерр Биггерс родился в городе Уоррен, штат Огайо (США), 26 августа 1884 года. Окончил Гарвардский университет, потом работал обозревателем и театральным критиком в Бостоне. Уже первый его роман, написанный в 1912 году, принес Биггерсу громадную популярность. А в 1925 году появился его новый роман, положивший начало знаменитой серии с полицейским детективом из Гонолулу, китайцем Чарли Чаном в главной роли. Пройдя по страницам шести произведений этой серии, Чарли Чан «вырос» от сержанта до инспектора, восхищая читателей не только своим мастерством сыска, но и ярким, афористичным языком. Американцы считают, что как литературный герой Чарли Чан по популярности в их стране не уступает Тому Сойеру и Тарзану, а его автор создал одного из самых выдающихся героев детектива всех времен. За двадцать пять лет после выхода первого «Чарли Чана» по романам серии было поставлено свыше тридцати фильмов, создавались теле- и радиопостановки, комиксы.
  Умер Э. Д. Биггерс от сердечного приступа в городе Пасадена, штат Калифорния, 5 апреля 1933 года.
  Питер Чейни — псевдоним, взятый английским писателем Реджинальдом Саутусом Чейни. Он родился в Лондоне 22 февраля 1896 г. Литературная карьера Чейни началась рано, когда он, еще будучи школьником, публиковал свои статьи и стихи в журнале для мальчиков. Затем начинающий автор попробовал силы в драматургии.
  Во время первой мировой войны Чейни был призван в армию, демобилизовавшись, опубликовал два сборника стихов, писал песни, короткие рассказы. Лишь в сорок лет он достиг широкой популярности, когда опубликовал роман «This Man is Dangerous» («Этот человек опасен»). Впоследствии этот роман стал началом серии из 13 произведений, объединенных главным героем, агентом ФБР Лемми Кошеном. Работал Чейни преимущественно в жанрах крутого и шпионского детектива.
  Критики сомневались, будет ли устойчивой слава Чейни, если он сменит героя. В ответ на это писатель начал новую серию, где действует британский частный сыщик Слим Каллаган, и публиковал произведения обеих серий параллельно, с неизменным триумфом.
  Влияние Чейни испытали такие признанные мастера жанра, как Хэммет, Спиллейн, Флеминг, Браун.
  Умер П. Чейни в Лондоне в 1951 г.
  * * *
  Скоро издательство «СКС»
  выпустит новый сборник из серии
  «Bestseller»
  В него, помимо прочих произведений,
  войдет роман французского писателя
  Мориса Раппа
  «Смерть в шубке из тюленьего меха»
  Молодая женщина, влюбленная в талантливого художника, решает убить его жену. Она нанимает для этой цели профессионального убийцу, человека, однако, не способного причинить зло старику, ребенку или животному. Вдвоем они придумывают план: убить нескольких женщин, одевающихся в шубки из тюленьего меха, как жена, приговоренная ими к смерти…
  Познакомьтесь, пожалуйста, с несколькими отрывками из этой увлекательной книги.
  — Вы садитесь? — спросила она.
  Он занял место пассажира, Камилла села за руль и захлопнула дверцу. Стало тепло и уютно.
  Ландон продолжал внимательно и как–то растерянно ее разглядывать. Сейчас его светлые глаза утратили свое ледяное выражение и смягчились.
  — Так о чем же мы будем говорить? — поинтересовалась Камилла.
  — У вас есть сигареты? Я свои прикончил.
  — Не думаю, чтобы они вам понравились, но других у меня нет, — сказала она, протягивая ему пачку.
  Ландон закурил от собственной зажигалки и дал прикурить своей собеседнице. Сделав несколько глубоких затяжек, он стал с любопытством рассматривать салон машины. Глаза его остановились на журнале, брошенном на заднем сиденье. На обложке помещалась цветная фотография малыша тюленя, белька с огромными черными глазами. Надпись кроваво–красными буквами гласила: «Перестаньте их уничтожать!»
  Ландон схватил журнал, торопливо его перелистал, задерживаясь на некоторых иллюстрациях, затем отбросил со словами: «Какое варварство!»
  — Что именно? — удивилась Камилла.
  — Истребление бельков. Вы видели снимки? Есть типы, которые убивают зверушек на глазах у их матерей. Там есть одна самка… Она просто плачет!
  Камилла поразилась.
  — Что с вами? Только сейчас вы говорили, что вам ничего не стоит убить человека!
  — Прошу прощения, но тут есть разница. Во–первых, люди, которых я убиваю, могут и хотят убить меня. Ну а во–вторых, они совершенно не страдают. Я настолько меток, что убиваю мгновенно. Смерть не страшна сама по себе, боишься беспомощного состояния, боли, отсюда и все страхи. Боишься мучений.
  Каких мучений? Физических или нравственных?
  — Не знаю, что хуже. А несчастные бельки умирают в муках. Их приканчивают дубинками. А для того, чтобы мех был более блестящим, с них иногда с живых сдирают шкурки… Мне кажется, я слышу этот крик! Невообразимый… На мой взгляд, это. чудовищно. Милосерднее было бы убивать матерей, но это невыгодно.
  — Вы никогда нс убивали детей?
  — Нет! Ни женщин, ни детей, ни стариков. И надеюсь, что никогда не убью.
  Камилла недоуменно покачала головой.
  — Что с вами? — спросил он.
  — В вашей психике присутствует какая–то неустойчивость.
  — Вы психиатр?
  — Нет, конечно. Но я люблю разбираться в мотивах, которые заставляют людей совершать те или иные поступки. Я ничего не имею против, если вы убийца, но не понимаю, как с этим уживается подобная чувствительность? Или она — простое проявление слабости?
  Лицо Ландона стало жестоким, он затянулся сигаретой.
  — Людей без слабостей вообще нет.
  Камилла задумчиво продолжала:
  — По–моему, логичнее было бы ненавидеть не тех, кто убивает несчастных тюленей ради куска хлеба, а многочисленных модниц, для которых и добывают бельков… Их стали истреблять после того, как в моду вошли тюленьи шкурки, верно?
  — Вы правы. Неужели нельзя убедить женщин- отказаться от натуральных мехов? Есть такие прекрасные заменители! Скажите, у вас тоже манто из белька?
  Камилла пожала плечами.
  — Нет, разумеется, хотя бы потому, что белек мне не нравится. А потом, у меня хватает денег на кое–что получше.
  — Норка?
  — Соболь.
  — Да, у него мех самых красивый. Но и самый дорогой.
  — Вы разбираетесь в мехах?
  — Еще бы. Мой отец был скорняком, и детство я провел среди звериных шкурок. Чуть сам не стал скорняжничать.
  — И вы не ошибетесь, определяя мех?
  — Нет, естественно.
  Ландон вынул изо рта сигарету и наклонился к Камилле.
  — Хотите, чтобы я оценил ваши?
  — Нет, не совсем.
  Загадочное выражение лица Камиллы заинтриговало Ландона.
  — Вы что–то задумали, — покачал он головой.
  Откуда ему было знать, что его рассуждения об истреблении бельков придавали все большую отчетливость мыслям Камиллы.
  — Ответьте, вы не отказались бы заработать много, очень много денег?
  — Что, по–вашему, значит «очень много»?
  — Гораздо больше, чем вы получаете в Конго или Индонезии.
  — Так, ясно. Выходит, надо кого–то убить.
  — Правильно. Но поменьше, чем в Конго или Индонезии.
  Ландон нетерпеливо раздавил окурок в пепельнице перед собой и положил руку на сиденве за спиной Камиллы.
  — Выкладывайте поскорее, что вы такое придумали!
  Черные глаза Камиллы блестели, и Ландон на ее сильно побледневшем лице ничего, кроме них, не видел. Эти глаза его привлекали и отталкивали.
  — Могу предложить дело, которое будет вам по плечу. Скажите, вы всегда так ловко орудуете ножом?
  — Всегда. Как только освоил это искусство, не делал промахов. Этот способ самый быстрый, чистый и точг ный. Вам действительно надо кого–то убить?
  Камилла промолчала. На лбу у нее образовались глубокие поперечные складки. В эту секунду Камилла видела кукольное личико «белобрысой», ее потертую шубку из белька.
  — Решайтесь же!
  — Не спешите, — сказала она, — эту операцию надо тщательно обдумать, чтобы ни один из нас не оказался под подозрением.
  — И сколько же вы заплатите за «эту операцию»?
  — Сто тысяч.
  — Я ценю свою голову дороже. Ведь за убийство в таких условиях я рискую головой.
  — Триста.
  — Пятьсот.
  — Ого! Вы, оказывается, довольно алчный человек.
  — Не знаю, не замечал за собой такого. Но и дураком себя не считаю. Если фортуна дает шанс, только идиот им не воспользуется. Скажите, для вас это важно?
  — Чрезвычайно.
  — Вот и платите «чрезвычайно».
  Камилла разглядывала лицо сидящего так близко человека. «Странно, — думала она, — вот ведь совсем не красавец, но он мужчина и может волновать…»
  Внезапно она вздрогнула от смелой ласки его руки, пробравшейся к ее затылку.
  — Вы странная девушка, — проговорил он неестественно медленно. — С первого взгляда вы кажетесь некрасивой, простите меня, таких вещей обычно не говорят. Но чем больше на вас смотришь, тем сильнее вы к себе притягиваете…
  Ночь была очень холодной, улицы казались вымершими.
  Но Реми и Люк к этому привыкли. Они ни на секунду не умолкали, обсуждая то, что услышали от своих товарищей, с которыми недавно расстались.
  — И вовсе не в том дело, — кипятился Реми, — что в колледже заставляют зубрить, а в том, что этот тип имеет такой вид, будто снисходительно похлопывает тебя по плечу и приговаривает: «Я понимаю, сам был молодым…» Врет он! Потому что нельзя поверить, что он был таким, как мы! Правда?
  — Безусловно. Наша эпоха такова, что и не снилась нашим дедам и отцам. Хотя они и восставали против того, что навязывалось им сверху. Но современность не имеет ничего общего с тем, что было даже тридцать–сорок лет назад. Людей того времени здорово обогнали, как в свое время обгонят и нас, ведь прогресс остановить невозможно.
  — Да, да! К прошлому нет и не должно быть возрата. Но есть люди, которые не понимают этого и живут по старым канонам, да еще требуют от нас, чтобы мы переняли их вкусы и привычки…
  Разглагольствуя, приятели свернули с ярко освещенного проспекта на темную улочку, а затем в еще более темный переулок.
  Вряд ли они замечали, где шли, пока в непроницаемой тьме не наткнулись на какое–то препятствие.
  — Осторожно!
  — Что это?
  Оба возгласа раздались одновременно. Склонившись до самой земли, они с трудом разглядели женщину, лежащую поперек тротуара. На ней была меховая шубка, а светлые волосы создавали подобие ореола вокруг ее безжизненного лица.
  У Реми и Люка перехватило дыхание. Они смотрели на женщину, не имея сил даже позвать кого–нибудь на помощь.
  — Ты думаешь, она мертва? — прошептал наконец Люк.
  — Надо бы проверить… Потому что, если она просто потеряла сознание, то на таком холоде замерзнет.
  Реми набрался храбрости и приоткрыл ее манто, а затем приложил руку к груди женщины. Ее абсолютная неподвижность внушала ужас.
  — Сердце не бьется.
  — Взгляни на ее глаза. Они открыты и ничего не выражают.
  — Но что же случилось?
  Люк чиркнул зажигалкой и поднес трепетный огонек к телу. На груди оказался небольшой разрез, немного крови просочилось на светлую ткань.
  — Пуля?
  — Нет, скорее нож…
  Реми выпрямился, пошатываясь.
  — Наверное, ее хотели обокрасть?
  — Сумочка на месте… видишь?
  — Ничего не трогай! Не знаешь, что ли, как полагается вести себя в подобных случаях?
  — Но к сумочке прикреплена записка.
  — Тем более не трогай. Постереги тут, а я побегу в комиссариат.
  — Что за дикая история… Ненавижу такие штуки… Совсем молоденькая девушка!
  И Люк вытер проступивший на лбу пот. Но Реми уже не слышал его рассуждений. Со всех ног он бежал за полицией…
  Марта Шену возвращалась из кино. Она ходила туда часто, иной раз через день. Это было ее единственное развлечение, если не сказать — единственная духовная пища. Из некоторых фильмов она получала все, в чем ей отказывала жизнь: приключения, страсти…
  Марта была идеальной зрительницей. Такие самозабвенно участвуют в самых неправдоподобных историях, смеясь или плача, они безоговорочно принимают все за чистую монету.
  Шагая одна по опустевшим улицам, Марта чувствовала себя полупьяной. Она не думала о своем непривлекательном жилище: происходило самое настоящее раздвоение личности. Она никак не могла вернуться к действительности, вся была еще там, на экране.
  Походы Марты всегда заканчивались бессонницей, но ей нравилось и это. Она всячески стремилась подольше побыть в той, другой, жизни, прежде чем утром приступить к своей нудной работе машинистки среди сослуживиц, таких же сереньких, как она сама.
  Она уже давно не обольщалась. Молодость прошла в уходе за больной матерью, а потом, когда старушка умерла, Марта даже не делала попыток свернуть с той дороги, по которой плелась уже в силу привычки.
  Ей было за сорок, и она полагала, что для нее все кончено.
  Но этим вечером, быстро и упруго шагая по темным улицам, она была светской львицей, только что пережившей волнующие любовные неурядицы. Она еще разговаривала со своим поклонником, смеялась над ним и плакала из–за одного негодяя.
  — Как он мог! — патетически восклицала она. — Не понимаю, как он мог?
  Машинально она свернула в темный переулок, ведущий к ее дому. Путь ее был так изучен, что она могла идти с завязанными глазами. Ни темноты, ни безлюдия, ни позднего часа она не боялась. Она не имела ничего, на что могли бы позариться люди.
  Поглощенная своей призрачной жизнью, она не заметила, что кто–то шел ей навстречу. И когда ее на мгновение ослепил фонарик, она не испугалась, а удивилась:
  — В чем дело?
  Вместо ответа был слабый, но острый удар в грудь, после которого у нее закружилась голова.
  Но она и не подумала о том, что умирает, что окончательно уходит из того мира, в котором, собственно, и не жила…
  Ландон оказался прав. Все меньше и меньше женщин в тюленьих шубках попадалось на улицах Парижа. Он обходил квартал за кварталом, и все впустую.
  «Нет объектов! — с усмешкой констатировал он. — Сам же и виноват!»
  Однажды, пообедав в ресторанчике, он брел по улице Рокет, решив проверить самые темные закоулки. Он уже не надеялся что–нибудь найти, а просто шагал из потребности двигаться и глушить в себе нежелательные, возникающие в мозгу мысли.
  Дело в том, что Ландон был куда более сложной натурой, чем сам себя считал. Его мозг работал неустанно. Вся бравада, все изображения себя бездумным автоматом–убийцей происходили лишь от неосознанного желания уйти от того, что называется совестью. Иногда он сам с каким–то недоверием прислушивался к тому, что творилось у него в голове. Он гнал странные мысли прочь, но они немедленно возникали снова, едва он оставался в тишине и покое. Тогда ему не удавалось заснуть. Он задавал себе вопросы, на которые не существовало ответов. И… уходил бродить…
  Он должен был утомиться так, чтобы повалиться и заснуть наконец, без мыслей и сновидений.
  Ночь была прохладной, и он зашел в небольшое кафе «Табак», уселся за столик и попросил двойной коньяк. Холод согнал сюда много народу. Тут можно было согреться, покурить, поболтать со случайным собеседником, находясь в той дружеской атмосфере, которую так любил Ландон.
  Он просидел за столиком довольно долго, уже допив свой коньяк и расплатившись, наслаждаясь приятным окружением, убаюканный гулом голосов, когда внезапно заметил «ее».
  Точнее, бельковую шубку.
  Мгновенно, как в хорошем счетно–решающем устройстве, в голове Ландона выстроилась схема — программа к исполнению.
  «Уж не выработался ли у тебя пожизненный рефлекс на эти шубки, братец?» — подумал он. Но ведь, в конце концов, он должен выполнить свою задачу, чтобы получить вторую половину «гонорара» и обеспечить себя на всю жизнь. Он медленно поднялся и двинулся к выходу, чтобы подкараулить шубку снаружи. Его не интересовало, на ком она надета… Уже в дверях он услышал тоненький голосок, спрашивающий коробок спичек.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"