Аннотация: В некоем царстве, в некотором государстве внезапно, ни с того, ни с сего решили жить по законам гуманизма. Отменили смертную казнь, отменили телесные наказания, и выгнали с работы молодого палача с минимальным выходным пособием...
Палач не знает роздыху,
Но, черт его возьми,
Работа-то на воздухе,
Работа-то с людьми!
Владимир Вишневский.
Джол Каркс уныло смотрел в оловянный стакан, занимающий позицию рядом с тарелкой перловой каши. Содержимое ни первого, ни второго сосудов не вызывало ни малейшего энтузиазма, но еще меньше ему способствовали жизненные перспективы.
Не ранее как вчера утром он, кат первого разряда с правом исполнять приговоры особой важности, явился на службу как всегда вовремя - минута к минуте, аккурат когда тень от указателя солнечных часов указала на цифру "5". Бегло черкнул закорючку в журнале у конвойного, заступая на смену, и едва снял с гвоздика связку ключей, прикидывая, кого проведать в первую очередь - на матерого вора и душегубца Шака Рваного еще вчера поступил ордер, но дознаватель из Белой башни просил без него не начинать - есть какие-то специфические вопросы... Ну, купец-мошенник к четвертом каземате дыбы третий день дожидается, конвой не успевает парашу менять - от животного ужаса купчик вконец животом ослаб, такой вот житейский каламбур. Фальшивомонетчика должны прислать - трепались вчера ребята, что приказ пришел жаровню подготовить, свежим маслом заправить. А кого в масле жарят? Известно кого - любителей чеканить у себя на дворе такие же денежки, что и на Монетном, да только не из меди и серебра, а из свинца да олова...
В общем, едва взялся за ключи, как конвойный, закрывая журнал, сообщил:
- Зайдите к Бирону, господин кат.
Бирон - комендант Черной башни, начальник всех заплечных дел мастеров. По крайней мере, в крепости Корак.
- Что-то случилось?
- Не знаю. Но имею приказ направлять к нему всех господ катов.
- Ладно... Стоп! - Внезапно остановился Каркс. - Когда он это приказал?
- Только что, господин кат. Он уже на службе. Велено, чтоб вы поднимались к нему, не откладывая.
Кат первого разряда поднял бровь - странно, с чего бы? Бирон раньше девяти в своем кабинете не появляется. Но пришлось подчиниться, и вместо того, чтоб нырнуть в обитую железом дверь сразу за караулкой, выходить на промозглый утренний воздух и огибать Черную башню с противоположной стороны. Винтовая лестница со стершимися ступенями... Не особенно-то и высока Черная башня, локтей десять всего будет.
Зато глубока и под землей - широка.
В приемной Бирона уже сидели двое младших катов, подобострастно вскочивших при виде Каркса. Тот отмахнулся и сел в уголок. Если всех собирают, значит, еще его помощник должен подойти, и еще один младший... Что-то запаздывает. О, нет, вот и они. Все в сборе.
Пятеро катов крепости Корак, пятеро заплечных дел мастеров. И он над ними старший. На правах старшего Каркс открыл дверь кабинета Бирона, бодро доложил, что все в сборе.
Всех разом пригласили войти.
Младшие каты заробели - никогда в жизни они тут не были. Что-то надо от них грозному коменданту? Может, взгреет за то, что инструмент не в порядке, или последственные долго ломаются? Так за это им и Каркс преотличнейше шею мылит, когда недочеты находит. Выше него - младшие знают - сведения об их проступках не взбираются.
Тогда что?
Карксу тоже интересно.
Бирон - жилистый сорокашестилетний мужчина, родом из мещан, имеет два ордена, из-под кафтана выглядывает воротник тонкой кольчуги - молча выложил на стол закручивающийся лист гербовой бумаги. Много строк текста каллиграфическим почерком Государственного Писаря, алая печать с камелопардом в углу и размашистая подпись Державного.
- Кто грамотный? Читайте.
Комендант Черной башни так и не выучился грамоте, хотя подпись ставить умеет. Зато у него память безошибочная - что один раз услышал, то может, как заморская птица попугай, воспроизвести. Только попугаю, говорят, неделю три слова талдычить надо, а Бирону одного раза хватает, чтоб длиннейшую, с кучей казенных оборотов, формулировку приговора запомнить и при необходимости хоть через год дословно пересказать.
Ну, Каркс грамотный. Надо же ордера разбирать, чего там дознаватели, как курица лапой, царапают. Да вообще-то все они, каты, и читать, и писать умеют - служба такая. Бумажной возни не меньше, чем собственно работы.
Но Каркс - начальник.
Читает:
- ...От такого-то числа сего года Королевский Указ. В целях процветания нашей Державы, за границей достойного Ея представления и пущего прославления, а также для соответствия идеалам гу-ма-нис-ти-чес-ко-го, - по слогам дурацкое слово выговорил, - начала Мы, Державный Монарх славной Монархии Нашей, постановляем: смертную казнь по всем видам преступлений и прегрешений, считая душегубство, разжигание мятежей и политические заговоры, отменить; телесные наказания за преступления средней тяжести - отменить, клеймение подследственных - отменить, допросы второй и третьей степени на дознании - отменить. Заменить указанные меры наказания соответственными сроками заключения и денежными штрафами - на усмотрение судов. Копии данного Указа разослать по всем крепостям, городам и весям, включая военные лагеря и корабли Державного Флота нашего по прибытии их в порты государства. Указ считается введенным в действие с момента приложения Высочайшей Печати и Подписи. Печать и подпись приложены. Все.
И посмотрел на коменданта. С губ сорвалось совершенно неуставное:
- Не понял?..
- Не дошло? До меня сперва тоже. - Горестно качнул головой комендант. - Мне этот Указ до тебя начальник конвоя читал. Я думал, он чего недопонял, голова-то дубовая... А ты слово в слово прочел. Значит, правда.
- Но как же это? - Каты переглянулись. - Это что ж, значит... Это ж нам того же Шака-душегубца, четверых человек зарезавшего... Выпускать, что ли?!
- Зачем выпускать? - Бирон оттянул ворот кольчуги, как будто он его давил. - Судить... По усмотрению судов приговорить к заключению или денежному штрафу.
- Да как его судить?! - У Каркса чуть капюшон дыбом не встал. - На него прямых улик нет, только косвенные! Это ж такая хитрая сволочь - ни одного свидетеля не оставил! К слову, из тех четверых двое как раз свидетелями-то и были!
- А это, господин кат первого разряда, уже не ваша забота. - Угрюмо посмотрел на него комендант. - С этим пусть теперь в Белой башне разбираются, на нашу долю только содержание и конвой остались. А вы все, ребятки, теперь не при делах, вроде как... Вот так.
Каты подавленно молчали, глядя в пол. Вот так небо на землю и рушится.
- Могу в конвойные перевести, что ли... Три места как раз есть. - Не глядя в глаза (сам в стол смотрел), предложил комендант.
- Переводите младших. - Глухо сказал Каркс. - Я в конвойные не пойду. В этом ремесле ничего не смыслю, а переучиваться мне уж поздно.
Отстегнул форменный капюшон с куртки:
- Хоть лицо прятать уже не буду.
- Зайдешь в канцелярию после обеда, получишь жалованье.
Ничего не ответил Каркс, только капюшон положил на стол и вышел.
Он не смотрел, как рядом лег капюшон его помощника.
Жалованья за полмесяца оказалось негусто.
Столбик из серебряных монет равнялся в высоту трем асторам. Или, по-старинному, шести пальцам. Казначей быстро выставил мерку, так же быстро пододвинул серебро кату первого разряда - теперь уже бывшему, впрочем, кату - что тот едва успел подхватить брошенный следом золотой. В глазах у казначея явственно читалась неприязнь, а под ней плескался страх. Каркс давно уже не обращал на них внимания, он привык, что все служащие обеих башен (в том числе конвойные) питали к недрам Черной башни не самые лучшие чувства. К служителям этих недр - такие же.
Все, не будет больше этих чувств. Не будет больше страха. Недра-то останутся (куда ж они денутся), а как поступят с инструментом? Какая была коллекция, частью сам ее заказывал у лучших мастеров, частью с пеной у рта из того же Бирона вытрясал. С особой тоской Каркс вспомнил несколько своих любимых кнутов. Кнут вообще был у него предпочитаемым орудием. Дыба сама по себе быстрого результата не дает, на ней люди пару часов терпят, а потом быстро отключаются. Дыба - она больше для гарантии спокойствия, ибо куда (а главное - как?) ты побежишь с руками, вывернутыми в плечевых суставах-то? Каленое железо - не для дознания, это мера наказания. После обработки белой сталью люди от кровяной горячки обычно в три-четыре дня загибаются. Ну, тем, кому по бумаге начертано на следующее утро с головой расстаться, это не грозит уже...
А какой был меч! Почти три локтя длиной, широкий, тяжелый, сбалансированный - хоть над пропастью по канату с ним иди! И острый настолько, что бриться можно. Сам собой падал, собственного веса хватало, чтоб любую шею перерубить, даже и с волосами. Хоть с целой косицей.
А кнуты!.. Семь штук, из разных сортов кожи, различного плетения, с рукоятями из шернанского рога - дабы не скользили в потной руке во время работы. Семь разных кнутов - от "старшего", одним ударом раскраивающего кожу и разрубающего мясо до самых костей, до "младшего" - ловкой змеей обвивающегося вокруг туловища, оставляя лишь алые следы своих пылких объятий. Лучшее средство - кнуты. Во-первых, можно варьировать, смотря по состоянию здоровья последственного. Во-вторых, после работы обдал тело крутым соляным раствором, и все. И впечатления ярче, и сговорчивость пуще, и кровяной горячки не будет.
Куда это все теперь, на помойку?
Мрачнее тучи, Каркс снова вернулся к караулке, только не стал спускаться вниз, а поднялся на два пролета вверх. Здесь, в небольшой комнате (по сути, в таком же каземате - у иных подследственных больше) он и жил. Сбором вещей он занимался полдня, как раз до зарплаты. Да и было у него тех вещей - уместились в один заплечный мешок. Ха, заплечный мешок мастера заплечных дел. Смешно, наверное.
Так что он только переменил куртку, оставив здесь свою коричневую, форменную, приметную. Вместо нее достал из мешка недавно купленную - хорошего, плотного темно-зеленого сукна, с низким стоячим воротником и двойным рядом медных пуговиц. Всем хороша вещь, да вот беда - карманы мелкие...
Распласталась новая куртка на столе, вывернутая наизнанку. Тускло блеснул в ловких пальцах нож, раскраивая подкладку. Единственный свой золотой зашил Каркс в куртку, аккурат напротив сердца, чтобы хоть монета душу грела.
Расправил, разгладил, одел. Нет, ничего не заметно. Привязал к поясу кошель с частью серебра, распихал часть по мелким карманам - на текущие расходы. Встал на пороге, огляделся...
М-да... Двенадцать лет мрачный каменный каземат домом был.
Сосущее чувство под ложечкой подсказало, что он что-то забыл. Каркс внимательнее присмотрелся, хлопнул себя по лбу и сунул в заплечный мешок самый любимый кнут. Вот и все. Больше ничего пока не нажито.
Таковы были события предыдущего дня, а днем нынешним сидел унылый бывший кат первого разряда, с правом исполнения приговоров особой важности, в дрянном кабаке перед миской отвратительной каши и стаканом еще более мерзкой водки, и думал, что делать дальше.
Что теперь? Кому он нужен? В соседнюю страну перебегать, с головою продаваться? Это если не додумались там пока до такого, с позволения сказать, "прогресса". И этого, как его, "гуманизма". Тьфу, черт, слово-то какое мерзкое. Липкое, вяжущее, склизкое и совсем безвкусное...
Джол начал вспоминать, какие по соседству есть страны. Страноведение не было его сильной стороной - какое оно там в Черной башне-то? Слева "тирский мясник", справа "девственник Божьей волей", сверху дыба, под ногами либо каменный пол, либо решетка для танцев. Вышел в коридор - в одну сторону идти, и будет внутренний двор с плахой и деревянной вдовой, а в другую - ряды камер, и помещение конвоя в самом конце. Вот и вся география.
Приблизительно Каркс знал, что есть страна на севере - Юургдан называется. Живут там люди, не едящие рыбы, зато ловко бьющие гарпунами невероятных морских гигантов - китов. Интересно, а кит не рыба, что ли? Еще он слышал, что все юургданцы поголовно разбойники, и что короля у них нет, а есть Совет Великих Матерей. Власть женщин - виданное ли дело?! Нет, север отпадает...
От севера по правую руку восток. Что на востоке? На востоке сплошные горы. Даже из крепости Корак они видны, если взобраться на главную башню, где живет сам наместник Корака - эртар Ллорж. Довелось однажды бывать в покоях эртара, углядел из стрельчатого окна узкую ломаную полоску скал, идущую с севера на юг. Про восток говорят, что это дикие земли. Живут там люди-змеи и люди-коты, волки бегают величиной с теленка, но самое страшное там - это жжоры, "бродячие валуны", неуязвимые живые камни, медлительные, но неутомимые. Сел тебе жжор на хвост - и будет катиться следом, пока ты не устанешь. И тогда разинет живой валун каменную пасть - и поминай, как звали.
На восток тоже не хотелось.
Дальше по солнечной стрелке был юг. Что на юге? Вот на юге как раз живут богато. Тучные поля, обширные пастбища, огромные города с серебряными крышами, на которых восседают золотые петушки. Про этих самых петушков Каркс слышал что-то нехорошее, но вот что - убей-забыл. Всем хорош юг, кроме одного: не любят там чужаков. Не ценят южане нахлебников, стремящихся примазаться к их богатству. Колоссальные подати на въезд дерут стражники в серебряных городах, а купцы кряхтят, но платят: таких товаров, как на юге, нет больше нигде в мире. Потом втридорога накрутку делают и возвращают сторицей...
Что же - пытать счастья на юге? Каркс угрюмо отправил в рот ложку каши. На водку и смотреть не хотелось.
- Человек! Эй, челове-ек!
Подплыл половой, величавый и самодовольный. Процедил сквозь зубы:
- Чего изволите-с?
И как они так умеют, стервецы - ведь слова-то все правильные, интонации подобострастные... А общее впечатление - будто с молью разговаривает.
- Водку убрать. - Отодвинул Каркс от себя стакан. - Что еще есть?
- Вода. Вино красное и белое. Пиво. Кисель. - Перечислил половой. Подумал, оценивая платежеспособность клиента, и с заминкой выдавил: - Чай.
- Что за чай? - Удивился бывший кат.
- О, это новый напиток из южных городов! - Принялся нахваливать загадочный чай кабацкий человек. - Бодрит, освежает, не туманит разум, привлекает новые мысли и укрепляет дух!
- Да ну-у? - Усомнился Каркс. - Ладно, если это не очередной сорт пива, то неси чай. И кисель. Овсяный. - Про себя подумал: "Влетит мне в состояние этот самый "чай"..."
Спустя несколько минут (бывший кат в это время неторопливо подъедал кашу) половой плавно подплыл к столу и водрузил на поверхность большой ковш густого киселя и крохотную, чуть больше наперстка, чашечку дымящейся темной жидкости. Рядом с нею поставил блюдце с горкой янтарного меда и маленькой деревянной ложечкой.
- Это чай? - Недоверчиво посмотрел Каркс на темную глянцевую поверхность.
- Лучший чай из серебряных городов-с! - С заминкой отвечал половой, скользнув взглядом в сторону дверей. Там угрюмой глыбой возвышался вышибала-привратник, именно в этот момент с угодливым поклоном принимавший шарфы у двух толстопузых купцов.
- Ладно, свободен. - Кабацкий человек улетучился.
Каркс понюхал загадочный чай, осторожно пригубил - от южан можно ждать любой гадости. Напиток был горьковат, но ярко выраженного вкуса как бы и не имел. Может, дело в добавках? Мед?
С ложечкой меда, заботливо размешанного до полного растворения, чай стал гораздо вкуснее. Карксу такой чай понравился. Горькая мысль скользнула - а хрен бы ты, друг сердечный, при каземате тот чай отведал. У бироновских кашеваров даже для служителей башни список блюд был из двух пунктов - каша да кисель. Хотя каша, кстати, порядком лучше здешней.
Доев кашу с киселем, бывший кат мелкими глоточками смаковал чай с медом, прикидывая дальнейшую свою судьбу.
Куда подаваться? В полицию? Там своих костоломов полно, да это ж не настоящие каты, только зубы считать и умеют. Там своя специфика - бьют по-простому, но так, чтоб следов заметно не было. Или в крайнем случае пишут в протоколе: "шел подследственный Имярек, да наступил на грабли". А он с инструментом работать привык, обстоятельно, вдумчиво. Особо ценных клиентов месяцами между жизнью и смертью поддерживать. Колышек тоже сумеет ввернуть так, чтоб приговоренный на это колу три дня подыхал, другим в назидание. Ну и наоборот - того, кого к костру приговорили, сможет успокоить по-быстрому - сырых веток в огонь подкинуть, чтоб милосердно задохнулся, или просто придушить в каземате заранее. Если родственники, конечно, серебра отсыплют (в каждой профессии - свои маленькие тайны). В полиции всему этому употребления нет.
В воровской мир, как в омут? Да это только в глупых книжках, которые младшие каты тайком листали, первый же трактирщик первому встречному местного главного пахана сразу указывает. В жизни оно посложнее будет - в этот мир надо пропуск иметь, ходы знать, а какие у него ходы? Всю жизнь, считай, в пыточных казематах крепости просидел. Да и неохота оно, к ворам-то... Он все-таки сотрудник службы порядка. Иголки под ногти привык загонять только по ордеру прокурора, а петлю на шею одевать по приговору суда. Собака он, а не волк. Пес служивый.
От этих мыслей совсем грустно стало. Кому ты нужен теперь, пес, кто тебя будет натравливать на душегубцев и мятежников, на воров и мздоимцев, на заговорщиков и морских пиратов? Что ты умеешь, кроме этого? Что ты знаешь?
От внезапно пришедшей мысли холодком обдало по хребту. Что он знает?.. Он как раз очень много всего знает. Каты ведут... вели допрос вместе со следователями Белой башни - только те всегда чистенькие, лощеные, в жемчужно-серых мундирах и назеркаленных сапогах. А ты - в кожаном фартуке ниже колен, в грубых кожаных перчатках до середины локтя, и по шею в кровище. А чаще всего и не только. От страха у человека первым делом кишечник облегчается, и если кто-то этому не верит - его просто не пугали пока по-настоящему...
А память у Джола немногим хуже Бироновской. Даже сейчас помнит почти дословно показания многих за десяток лет. И что дознаватель спрашивал, и что подследственный отвечал. Ерунду всякую, показания мелкоты вроде должников и домовых жуликов память логично отсеивала, но были... Были моменты, когда лощеный дознаватель нервно захлопывал папку с бумагами и отдавал приказ добавить подследственному плетей, дабы не болтал лишнего. Чаще всего такого болтливого постояльца в ускоренном режиме знакомили с деревянной вдовушкой, но слова-то вырвавшегося не воротишь...
Тогда эти страшные, сгубившие (в том числе и рукой самого Каркса) не одну жизнь слова "господина ката" не волновали. Он, как и все служаки из Черной башни, был "невыходным", то есть не имел права самовольно выходить за пределы крепости. На всякий подобный "выход" требовалось получать разрешение лично у Бирона, с обязательным объяснением, чего тебе там понадобилось. Чаще всего "срочной необходимостью" были девочки из веселых домов, но не напишешь же так в объяснительной...
Бывший кат бегло оглядел кабак. Ничего подозрительного. Никого подозрительного. Обычный трактир для простонародья - не крестьян, конечно, сиволапых, у которых звонче меди отродясь ничего по карманам не бренчало, а для купчишек или цеховых мастеров. Здесь в лицо его никто знать не может. Во-первых, в работе на нем всегда были капюшон и маска. Кстати, не в целях скрытности, а просто чтоб разные выделения подследственных на лицо не попадали - кровь со слюной брызнет изо рта, да мало ли...
А во-вторых, те, кто томился в заключении в Черной башне, свободу обретали всегда, но чаще всего оказывалось, что свобода эта в первую очередь от бренного тела.
Побегов при нем не было.
Внеслужебные переговоры с родственниками "постояльцев" он всегда вел, не снимая капюшона и маски.
Так что знать его лицо не может никто... Исключая других уволенных катов и пары-тройки дознавателей.
Холодная логика подействовала. Каркс почти успокоился, с отвращением доел кашу, с большим аппетитом - кисель. Пока мелкими глоточками допивал чай, рядом неожиданно, как кошка, очутился половой. Требовательно показал один выпрямленный палец, и один полусогнутый.
- Полусогнутый-то за что? - Осведомился Каркс, вынимая из мелкого кармана две серебряных монеты.
- Четверть серебра - каша, кисель и водка-с. Серебро с четвертью - чай-с... - Кабацкий человек ловко отсчитал ему восемь маленьких медных монеток.
Каркс понял, что если б он этот драгоценный чай уже не допил, то неминуемо поперхнулся бы. Вот первый день в городе - а две серебряных монеты уже как корова языком слизнула. Хорошее начало, ничего не скажешь.
Рывком встав из-за стола, он прошел через почти пустой (рабочее время же!) зал, миновал угодливо посторонившегося вышибалу и вышел на улицу.
На серой брусчатке плясали лучи осеннего солнца, все еще яркие, но уже холодные. С севера налетал порывистый юургданский ветерок, заставляя прохожих придерживать шапки, а мальчишек-разносчиков - газетные листы. Тоже вот нововведение, свежие сплетни за умеренную цену.
Каркс брел по городу, затянутый в строгую зеленую куртку, как в кирасу от житейских невзгод, впервые за двенадцать лет абсолютно свободный и абсолютно несчастный. У него были деньги, у него была свобода - но старый цепной пес совершенно не знал, куда и к чему все это применить.
Вот что люди делают со свободой?
Проигрывают в карты?
Пропивают в кабаках?
Меняют на ту же Черную башню, только дома, и в роли господина ката - так называемая супруга с кучей сопливых ребятишек?
Покупают себе должности, титулы, имения? Ну так его скромной золотой монетки даже на самый завялящий титул эргера не хватит. На должность... Может, и хватит, скажем, на патент медикуса, только не здесь, в Кораке, а где-нибудь в глуши, в провинции, в коронном городке, немногим отличающемся от гербовой деревни. Работа лекарей считается прибыльной. А потом от их порошков и микстур из мела и разведенного уксуса начинают загибаться люди, и волокут стражники так называемых медиков в местную крепость, где стоят рядышком две сестры - белая и черная...
Хотя, впрочем, теперь уже не поволокут, чего уж там. Теперь, наверное, торжественно поведут под ручки, будут называть "милостивым господином", а дознаватель в жемчужном мундире глядеть станет не презрительно, а исключительно уважительно...
Картинка нарисовалась такая, что Каркс не выдержал и сплюнул. Нет, работа такая не про него - сколько перебывало уже в руках и означенных "медиков", и тех несчастных, кто от такого лечения потерял кого-то из родных - и с горя взял во дворе топор, да и пошел к "лекарю"...
- Дядь, купи газету! - Звонко, и прям над ухом, потребовал детский голосок. Каркс аж споткнулся и сбился с шага. Он частенько так глубоко погружался в свои мысли, что шагал или работал не думая, как колесо водяной мельницы. - Купи, не пожалеешь!
Ребенок даже за рукав его дернул, дабы привлечь внимание. Обычный, ничем не примечательный ребенок - в меру чумазый, в меру смышленый, в меру оборванный мальчишка лет десяти, цепко сжимающий пачку газетных листов. Он глядел снизу вверх на опешившего Каркса, белозубо улыбался и норовил ткнуть прямо в лицо своими газетами.
- Два медяка, дядь! - Снова дергая за рукав, потребовало дитя.
- За что?
- За газету! А не хошь за газету, так за погляд. На меня. - Уточнил мальчишка, явно готовясь дать деру. Он не понимал, почему этот странный худой мужчина с усталым лицом так на него смотрит. А Каркс просто забыл, когда в последний раз видел детей...
- За погляд денег не берут. - Нашел в себе силы пошутить бывший кат, шаря в кармане в поиске двух квадратных, с дыркой посередине, медных монеток. Деньги перекочевали к нахальному дитяти в обмен на сложенный посередине тонкий бумажный лист размерами один на два локтя, и оно счастливо ускакало, звеня медяшками в большом кошеле на поясе.
Прямо на ходу Каркс развернул газету. С титульного листа смотрел на него, вцепившись кручеными лапками виньеток в поля, тот самый проклятый Указ Державного, набранный самым крупным шрифтом, чтоб не дай боги, не проглядел никто...
Бывший кат хотел было с горя газету выкинуть - и так на душе погано - да взгляд, привычный к разбору нечитабельных закорючек, мгновенно отметил некоторые детали...
Прямо в подзаголовке, безо всякого зазрения совести, было напечатано: "Указ Диржавного"!
Дальше Джол и перечитывать-то не стал. В голове все вверх дном пошло. Еще три дня назад за одну опечатку в публикации государственных бумаг можно было угодить на дыбу, где он сам, Джол Каркс, трудолюбиво спрашивал бы - по злому умыслу опечатку допустили, или по врожденному скудоумию? А парочка младших катов знай себе ворот подкручивала, который и злой умысел враз излечивает, и скудоумие даже...
А сейчас? Вчера Указ разослан по крепостям, лагерям и кораблям, сегодня его открыли для простых обывателей. Вон они, эти обыватели, собираются кучками вокруг одного-двух грамотных, которые целой толпе вслух газету читают. Да и то по слогам. Шумят люди, волнуются, сами у себя толкования спрашивают. Уже и к Карксу подошли, неловко обминая шапки, два простецких мужичка, не то фонарщики, не то печники. Запинаясь и робея, попросили им вслух прочесть.
Увидели, понимаешь, свободного грамотного с газетой...
Пришлось читать. Нехорошо честным людям отказывать. А читать он умеет, у ката первого разряда, помимо прочих обязанностей, имелась и такая, как чтение вслух приговоров. Не для знатных людей, конечно, господам дворянам по протоколу сам верховный судья крепости читает. А простонародью и такая персона, как старший кат, сойдет.
Незаметно вокруг чтеца собрался народ. Два приснопамятных мужичка, баба с пустыми ведрами, великовозрастный шалопай в аляповатом кафтане и с леденцовым петушком меж зубов, и даже двое патрульных солдат подошли. Для последних пришлось еще раз с самого начала прочесть, видать, сквозь толстые медные каски до мозгов не сразу доходило. Остальные, впрочем, тоже не были в претензии.
- Господин хороший, вы, как видно, человек знающий, вон как ловко это... Читаете, - обратился к Карксу один из мужичков. - Не то что по слогам, как некоторые, или вон как мы, сиволапые, сроду эти буковки махонькие разбирать не обучены...
Товарищ ткнул его кулаком в бок, и мужичок осекся, поняв, что его от волнения понесло куда-то совсем не туда.
- А вот не могли бы вы разъяснить... - Робея еще больше перед "грамотным", снова начал он.
- Да не тяни ты, я сама скажу! - Перебила его баба с ведрами. - Это что ж такое деется? Теперича пытать не будут, что ли?
- Не будут. - Коротко отвечал Каркс.
Шалопай с петушком причмокнул губами.
- Так и... Даже ежели я убил кого, ограбил, или меня убили и ограбили - тоже не будут? - В голове обычного градского обывателя это явно не укладывалось.
- Тоже не будут. - Каркс бегло просматривал газету дальше.
Шалопай смачно захрустел петушком, перемалывая его крепкими, отродясь не знакомыми с кулаком зубами.
- И на плаху не пошлют?
- Не пошлют.
Шалопай вытянул изо рта палочку, подумал и ущипнул бабу с ведрами за обширную корму. Та взвигнула и дала ему подзатыльник. Шалопай даже не покачнулся.
- Деньгами брать будут? А если у меня денег нет? - Не унимался мужичок, по обыкновению всех малоумных допытываясь правды у того, кто читает. Как будто этот указ сам Каркс писал.
- Дом продашь. - Мимоходом отвечал Каркс.
- А если дом сгорел? - Напирал тот.
- Тише ты! Нельзя о таком! Накаркаешь! - Попытался осадить его товарищ.
- Эх, говори душа, разговаривай! - Раздухарился тот. - Всю жизнь молчали, теперь уж выскажем! Нету денег! И дома нету! Напугали меня тюрьмой, там каждый день баланду дают, и делать ничего не надо! Ноздри больше не рвут, клейма не ставят - развернись, душа!
- Я тебе сейчас развернусь... - Недобро процедил солдат, поудобнее перехватывая короткое толстое копье. - Я тебе сейчас так развернусь, что забудешь, как тещу звать!
- А не выйдет! Нету! Нету у тебя больше таких прав, медноголовый! - Скрутил мужичок солидный шиш прямо под солдатским носом. - Ничего ты мне не сделаешь - бить нельзя!
И от мощного прямого удара брыкнулся лаптями вверх, только юшка из носа брызнула.
Шалопай в кафтане смачно огладил бабу по внушительным выпуклостям. Та взвизгнула, сбросила с коромысла ведра и размахнулась от души, но юнец с неожиданной ловкостью укрылся за спиной патрульного. Остановить замах баба не сумела, солдат принял удар на древко копья, показал бабе кулак и развернулся догонять удирающего похабника. Однако тот оказался на удивление прытким, и понесся длинными прыжками по улице, оглашая округу счастливыми бессмысленными воплями.
- Дык как же... - Плаксиво сказал мужичонка, поднимаясь с земли с помощью более смирного приятеля и грязной пятерней вытирая подтекающую из ноздрей кровь. - Свобода же...
- Свобода. - Согласились патрульные. - Тебе вот от нас влетело, а нам ничего не будет. Окромя денежного штрафа. Понял, свинячье рыло?
И Каркс подумал - ох, не учел тут чего-то Его Державное Величество...
Если человека хорошенько оглушить, мешочком песка по затылку, скажем, то он, когда очнется, вести себя будет довольно странно. Двигаться станет вяло, в ногах путаться, пять шагов не сможет пройти, не держась за стеночку. Выблевать еще может, вне зависимости от обстановки и окружающих. И взгляд у него станет ненормальный, неправильный - рассеянный, мутный, как бутыль самогона, словно смотрит не на тебя, а сквозь тебя...
Каркс шел по городку, примыкавшему к крепости и носившему то же имя, и видел целые толпы одинаково оглушенных людей. Даже в мастеровых кварталах прекратилась работа - горшечники, кузнецы, ткачи, шорники оставляли свой труд и собирались небольшими группами, эдакими толпками, раз за разом перечитывая уже наверняка вошедший в историю Указ и глядя друг на друга непонимающими глазами. Кое-где вспыхивали жаркие споры, перераставшие в потасовки, по центральным улицам нет-нет да и попадались солдатские патрули. Выглядели "медноголовые" нервно, с оглядкой топали по самому центру улицы, нахлобучив каски, против обыкновения, на самые брови. Экипажи дворян, в былые времена рассекавшие где вздумается, не обращая внимания на жалкий плебс, пуганой курицей выскакивавший из-под копыт, вообще будто испарились. Только грузовые фуры лениво тащились по мостовым, и на запятках каждой помещались два молодца с дубинками на поясах, подозрительно зыркавших по сторонам.
Сложно сказать, можно ли было затормозить жизнь города более эффективным методом. А если учесть, что подобное сейчас происходит по всей стране... Каркс надеялся, что Его Величество все еще в состоянии понимать, что он делает с вверенной предками ему Державой.
По широкой дуге он обошел главный городской рынок (что там творится, представлять даже не хотелось - шум слышен был за три квартала), и оказался в Новом городе. Здесь размещалось все современное производство - цеха часовщиков, арбалетчиков, изготовителей театральных машин и мельниц различных типов. Типография тоже была тут. Обнаружил ее Каркс по запаху - краской воняло на всю округу.
Ну и стекавшиеся со всего Корака бойкие уличные мальчишки, сами того не желая, указали ему дорогу. Бывший кат отмечал, как стайками они скрываются в полуоткрытых воротах цеха, и выскакивают оттуда, держа в объятиях целые охапки мажущихся свежими чернилами газет.
Совершенно свободно он прошел внутрь, никто не остановил и не спросил, чего, собственно, постороннему надо. В небольшом внутреннем дворе стояла телега, полная перевязанных пачек бумаги, около нее человек со свитком и свинцовым карандашом в руках, отмечавший, какому босяку и сколько он выдал. Посмотрел человек на Каркса:
- Вам чего, уважаемый?
- Да мне б главного.- Сказал бывший кат, помахивая свернутой в трубку газетой.
- А-а, это вон, на втором этаже. - Указал карандашом человек на мрачноватое двухэтажное здание, со стороны которого доносились угрожающие звуки: бум-клац-шлеп! Бум-клац-шлеп!
Словно молотком фаланги плющат, только воплей подследственного не слышно...
Каркс поблагодарил и двинулся к источнику звуков. Сбоку от здания нашлась узкая деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Джол поднялся, отворил дверь, за которой был лишь короткий темный коридор и еще одна дверь в самом конце, полуоткрытая.
Заглянул в нее Каркс с осторожностью. За простым деревянным столом сидел тучный человек в распахнутом камзоле, из-под которого виднелась уже слегка засаленная белая рубаха, и работал с текстом. Перед ним лежал развернутый свиток, прижатый по углам двумя толстыми книгами, чтобы не скручивался, и человек старательно, шевеля губами, читал, что-то отчеркивал, дописывал, обводил, ставил одному ему понятные знаки на полях...
- Кхм. - Кашлянул бывший кат.
- А? Что такое? Вам чего, уважаемый? - Поднял голову газетчик.
Тяжелая кость, мощный череп с низким, широким лбом, брыла свисают, как у бульдога, про лишний подбородок и упоминать не стоит... Однако глаза в картинку не вписываются: небольшие, но умные, цепкие, как у хорошего сыщика.
Каркс решительно шагнул внутрь, сделал три широких шага до стола и положил перед ним газету, которую держал под мышкой.
- Вы не подскажете, что это такое? - Требовательным тоном недовольного клиента, которому подсунули лежалый товар, начал бывший кат. - Как это понимать? Только в тексте Указа - девятнадцать ошибок! Не поленился сосчитать, вот извольте...
Взяв со стола у брыластого карандаш в кожаной оплетке, он начал отмечать самые вопиющие из нарушений грамматики и орфографии.
- А... Э... - Не сразу сориентировался толстый господин. - Это опечатки!
- В таком количестве? - Давил Каркс.
- Ну... А вам что за дело, уважаемый? Вы что, из Белой башни?
- Нет. - Чуть не ляпнул бывший кат, что из Черной. - Но скоро и оттуда могут заглянуть к вам на огонек. Вы что же это делаете, милейший? Что допускаете? Столько ошибок в одном тексте Высочайшего Указа! Теперь вам, конечно, ничего за это не будет - ни дыбы, ни плетей - но что, у вас деньги лишние?
- Что вы такое говорите, уважаемый! - Возмутился газетчик. - Деньги лишними не бывают... А за это я с наборщиков сдеру три шкуры! Безграмотные дураки, деревенщина! Постоянно литеры путают. А я здесь один, и за и директора, и за дознатчика, и за мастера... Юфус Сорк. - Представился он, по привычке всех полных людей утирая платком быстро выступивший пот на лбу.
- Джол Каркс. - В свою очередь отрекомендовался бывший кат. - А кто такой дознатчик?
- Главная в нашем ремесле работа - везде бывать, все узнавать, с любыми людьми разговаривать. - Доступно объяснил Юфус. С явным интересом посмотрел на гостя: - А не нуждаетесь ли вы в работе? Судя по вашему напору, у вас получилось бы...
- Дознатчиком? Нет, увольте. - Отказался Джол, усмехнувшись про себя - ох, каким он двенадцать лет был дознатчиком... - Но в работе в самом деле нуждаюсь. Я думаю, вам, мастер Юфус, не лишним будет человек, способный не допускать этакого вот безобразия. - И потряс газетой в кулаке. - Ибо если вы будете продолжать в том же духе, может случиться однажды большая неприятность... Королевская казна любит обращать себе во благо любые провинности подданных.
- Вообще-то вы, конечно, правы... - Уныло сказал мастер Юфус. - Да где его найдешь, такого человека... Благородные господа хорошо если читать умеют, да свое имя выписывать, черному народцу оно вообще без надобности. Здесь нужен человек из Геральдической школы, но зачем ему такая работа, если ждет его служба при дворе наместника?
- Ваше предприятие открылось недавно? - Уточнил Каркс.
- Два месяца всего. - Печально сказал господин Сорк. - Моя это идея, мастер Джол, и основа, и организация - моя, но не справляюсь я со всем. Там, в южных городах, все поголовно грамотные, и служба дознатчика в почете. А здесь...
- Ваши газеты читают на улицах. - Сказал Каркс. - Люди собираются возле того, кто способен хоть по слогам понимать написанное, и читают, и обсуждают. Начало положено неплохое.
- Отрадно слышать... - Мастер Юфус протянул ему пухлую ладонь. - Значит, хотите быть... Как бы это сказать... Проверяльщиком?
- Пожалуй, лучше будет - печатным надсмотрщиком. - Ухмыльнулся Каркс, пожимая руку.
- Работаем на грани прибыльности. Бумага дорога, чернила тоже недешевы, наборщики тупы, как строительный дуб. - С самыми честными глазами сказал мастер Юфус. - Так что большого оклада положить не смогу. Две серебряных монеты в неделю.
- Четыре. - Не моргнув глазом, удвоил Каркс. - Мне надо платить за жилье.
- Эмн... - Пожевал губами пухлый газетчик. - Две с половиной, и жилье - за мой счет.
- Договорились. - Весело сказал бывший кат. - Ну что ж, показывайте, как оно тут все устроено.
- Но мне надо проверить ваши... Э-э-э... Навыки. - Быстро сказал господин Сорк.
- Нет ничего проще. Диктуйте...
Юургданский корабль
Началась эта история, как обычно, с разноса.
Джол Каркс, злющий, как теща после праздника, в голос, никого не стесняясь, орал на одного из наборщиков - действительно тупого, как церемониальный меч, деревенского парня, взятого на эту работу лишь потому, что других грамотных не нашлось. Этого вьюношу, как оказалось, обучал бывший шут эрсора Кларка, получивший отставку у господина и вернувшийся в родное село. После забав в ледяном дворце любимый шут господина эрсора больше не мог веселить хозяина и его гостей так же, как раньше...
Бедолага-наборщик никак не мог уяснить, что нельзя набирать текст так же, как он принимается на слух. К превеликому сожалению, почерк у хозяина "этой богадельни" (как всердцах обзывал Каркс типографию и все газетное дело в целом) мастера Юфуса оказался преотвратным. Почти как у всех без исключения дознавателей, но видит бог - там-то, в каземате, протоколы пишутся на коленочке, освещение скверное, да и вопли подследственных с толку сбивают. А мастер Юфус ухитрялся перещеголять дознавателей, даже сидя в удобном кресле, за широким столом, и работая карандашом, а не гусиными перьями.
Что, как легко догадаться, качеству набора никак не способствовало. В конце концов Каркс плюнул и взял на себя еще и эту обязанность - переписывать черновики хозяина набело. Почерк у него, конечно, не как у дипломированного выпускника Геральдической, но, по крайней мере, вполне разборчивый.
Так нет же - эта скотина дубоголовая, эта орясина стоеросовая все равно ошибки делает! Прям истый менестрель-народник - "как вижу, так и пою"! Никаких сил на них не хватает...
- Тупица! - Разносились по всей типографии крики "печатного надсмотрщика". - Идиот! Дубина! Какую литеру ставишь?! Почему Акоз, а не Оро?
- Так ведь, господин управляющий, "карова" ведь... - Робко возражал наборщик, детинушка четырех локтей в высоту, а шириной плеч соревнующийся с рыцарем гвардии в полном доспехе. - И говорим "карова", и слышим - "карова"...
- Сам ты "карова", пень дубовый! - Окончательно озверел Каркс, в сравнении с детинушкой он был на полголовы ниже, а в плечах уже раза в два. - Корова! Через Оро! Только так и никак иначе! Святый боже, каждый день то же... - Он устало дал наборщику дежурный подзатыльник, скомкал и выкинул в корзину только что отпечатанный лист с объявлением о пропаже несчастной "каровы", и самолично заложил в пресс свежий, чистый, пока что не испоганенный. Выдрал из держателя литеру с буквой Акоз, вставил правильную - Оро, еще раз все проверил, и со вздохом сказал:
- Опускай...
Проштрафившийся детинушка с угодливой поспешностью дернул рычаг, пресс с характерным звуком опустился и поднялся. Каркс схватил отпечатанную с одной стороны газету, быстро пробежал глазами - вроде как все в порядке...
Ему до сих пор сложно было привыкнуть к тому, что набирать будущий печатный текст из литер следует в зеркальном отображении. Глаза отказывались узнавать в таком знакомые буквы, поэтому на всякий случай он проверял отпечатки. Сейчас, кажется, все правильно...
- Продолжай в том же духе. - Приказал он наборщику. С хищным выражением в глазах оглядел еще двоих, должностью помладше - уборщики, подавальщики бумаги, да то-се... - Ничего, я вас выучу, черти, не хуже чем в Геральдической...
"Черти" боязливо кивали головами - за те четыре дня, что работал Каркс у мастера Юфуса, его уже боялись так, как не страшились самого хозяина. Утренний тираж должен был выйти точно в срок - к тройному удару колокола на донжоне крепости Корак, знаменующему начало трудового дня.
Но едва только успела начаться работа, как с тихим скрипом отворилась дверь, и в типографский цех просочился мастер Юфус. Была у него такая манера - не проходить, не врываться, даже не проникать, а именно что просачиваться, несмотря на, мягко говоря, тучное телосложение. Наборщики вытянулись в струнку, дубиноголовый детинушка забыл поднять рычаг - и Каркс, взревев, кинулся спасать отпечаток. Двигался он стремительно, дело решил привычный подзатыльник, и чернила вроде бы не успели сильно размочить бумагу...
- Неплохо, мастер Каркс, совсем неплохо! - Похвалил мастер Юфус, просматривая свежий номер. - Вторую сторону еще не печатали?
- Нет. Это когда чернила просохнут.
- Замечательно, а я думал, что уже опоздал. Вот, поместить на вторую страницу. - Он протянул бывшему кату маленький скруток бумаги, исписанный привычным свинцовым карандашом.
Каркс развернул свиток, мысленно готовясь продираться сквозь лес хитросплетенных букв. Почерк мастера Юфуса был не то чтобы ужасен, о нет, по-своему он был даже красив. Но просто-напросто почти все буквы, написанные рукой господина Сорка, выглядели одинаково. Та же Акоз отличалась от Оро едва заметным наклоном хвостика.
- "Как стало известно из доверенных источников, - медленно читал Каркс, - сегодня в наш славный город, да хранит его Господь Милостивый, прибывает ладья северных варваров, жителей снежного Юургдана..."
Бывший кат отвлекся. Недоуменно посмотрел на работодателя:
- Варвары? Ладья?
- Знания из первых рук! Переговорил в трактире с капитаном "Матушки Удачи". Она встретила юургданцев в море, на курсе к Кораку. - Похвастался мастер Юфус.
- Кто встретила? - Не понял спервоначалу Каркс. - Капитан? Женщина, что ли?!
- Джол, вы совсем заработались. - Укоризненно (как будто не сам требовал гореть на работе) посмотрел на него мастер Юфус. - "Матушка Удача" их встретила на этом... Как его... На траверзе. Боевая галера Его Величества.
- Обыкновенно такие встречи кончаются обломками на воде... - Усомнился "господин управляющий".
- Джол, вы недоверчивы, как мытарь! Капитан врать не будет. Он отпустил ладью, поскольку они позволили досмотреть свое судно, и показали ему бумаги.
- У варваров? Бумаги? Всю жизнь был убежден, что снежные люди используют их исключительно для нужника.
- У них верительные грамоты от Совета Матерей к наместникам... И даже, говорят, к самому королю! - Мастер Юфус чуть не подпрыгивал от счастья, предвкушая сенсацию. - Грядут новые времена, Джол! Нам выпало жить в удивительную эпоху!
У Каркса имелось свое мнение о предстоящей эпохе, однако он предпочел оставить его при себе. Пробежав глазами статью мастера Сорка и привычно отметив, как слегка ее видоизменит для пущей красивости, он лишь уточнил:
- В какое место мне это втиснуть? У меня полный комплект материала. Вот, про корову, про четырех гусей, про будущий праздник Опохмеления... То есть, я хотел сказать, Благодарения. Два новых указа наместника... Прикажете их подвинуть?
- Указы господина эртара двигать чревато... - Пожевал губами мастер Сорк. - К черту гусей! К черту праздник Опохмеления! То есть тьфу ты... Ну в общем, вы поняли, Джол. На вторую и третью страницы - про прибытие варваров! Я хочу, чтобы о них заранее узнал весь город! То-то удивятся снежные люди!
У Каркса и про отношение снежных людей к таковому оповещению имелось свое мнение, но он, как всегда, придержал его при себе. Мастер Юфус оставил статью и улетучился урвать несколько часов сна, но в типографии работа только начиналась...