Иван Кузьмич отложил томик Платона, подпёр щёку ладонью и стал смотреть в окно...
Платон был хорош!
Кузьмич же, глядя на полусонную улицу, подумал: "А для меня - так даже и слишком хорош!"
Несколько минут Кузьмич сидел молча, гоня от себя любую случайную мыслишку, которая могла бы перехлестнуть ту эфирную снасть, которую он закинул в океан Большого Сознания, надеясь зацепить увесистую мыслищу.
На Платона клевало почти всегда...
Когда же с той стороны почувствовалось еле уловимое движение, Кузьмич подсёк и стал потихоньку выуживать.
А как только в его мысленном взоре показалось то, что он сегодня уловил, Кузьмич со страху чуть не бросил, и свои снасти, и самого Платона. На другом конце тонкой астральной нитки, лениво ходила широкими дугами, самая сокровенная мечта человечества.
Совладав со своим возбуждением, Иван Кузьмич успокоился, вдохнул-выдохнул, и мельком глянул на свою "удачу", а через минуту уже вглядывался пристально и без опаски, потому как мечта вела себя вяло и неагрессивно, видимо привыкнув к извечному вниманию и, будучи уверенной в своей неосуществимости.
Перед Кузьмичом плавало и переливчато мерцало древнейшее, и самое навязчивое человеческое желание - встать вровень с Богом, означающее только одно - стать самим Богом. Ни больше и ни меньше...
Иван Кузьмич поскрёб в затылке и, заварив себе чайку, призадумался. Во-первых, надо было разобраться, почему этот реликт клюнул именно на Платона, а не на Софокла или, например, на Ильфа с Петровым? И во-вторых, что там, у Платона было такого, что так прельстило это бессмертное вожделение?
Решив начать со второго вопроса, Кузьмич стал перебирать в памяти те платоновские афоризмы, которые и могли послужить аппетитной наживкой. Сидел, перебирал, постукивая пальцами по суровому портрету мыслителя, выдавленному на обложке, и вдруг прихлопнул его ладошкой, внезапно осознав, где пряталась тайна.
А осознав, Кузьмич откинулся на спинку стула и, скрестив руки на груди, явственно увидел весь драматизм большой человеческой мечты. Человек не мог сравняться с Богом никоим образом, ни при каких условиях, и ни при каких прогрессах и достижениях. Не мог, по причинам фундаментальным и строго математическим.
А все те, кто, так или иначе, в Боги лез, изначально были обречены на неудачу. На пустое, бессмысленное насилие, которое было не в силах их возвеличить до божественного статуса.
Поняв всю абсурдность положения, Иван Кузьмич на какое-то время одеревенел, и, глядя неподвижными глазами на лежащую книгу, несколько раз повторил мрачным шёпотом: "Платоша... Они ж об этом даже не подозревают... Они об этом даже не догадываются..."
Когда оцепенение его прошло, он решил ещё раз пройтись по всей цепочке рассуждений. Спокойно и вдумчиво, без всех этих логических скачков и откровений.
"Да-да... Конечно... Мы существа алгебраического плана... На самом деле, всем нашим достижениям мы обязаны счёту. Мы трудяги-вычислители, познавшие меры числовых рядов... - тут Кузьмич прихлебнул из кружки и, поставив перед собой Платона стоя, продолжил,
- Теперь-то я понимаю... Всё, что окружает нас, мы неизменно подвергаем арифметическому осмыслению... Осмыслению и накоплению - раз звезда, два звезда,.. раз деньга, два деньга... Тот, кто насчитал больше всех, обзывается молодцом и сажается в телевизор... Цифра, Платон Сократович, цифра... Именно она наш крест и способ мышления... И нам за неё не переступить!"
Кузьмич опять замолчал, а промурлыкав пару куплетов про губы окаянные, да мысли потаённые, шумно выдохнул, и вновь обратился к античному мужу:
"Ну, ты, конечно, голова-а-а... Не понимаю, как я раньше-то этого не увидал. Ты ж мне это, эвон, сколько лет назад сказал, а я всё это время ушами хлопал... А ведь всё же в одной фразе... В одной твоей фразе... Чётко и гениально кратко - "Бог геометризирует!"
Ге-о-мет-ри-зи-ру-ет!..
Не считалку считает, и не в столбик складывает...
На кой хрен ему это нужно?! Камни, что ли пересчитывать?..
Что Он, в самом деле, контролёр-бухгалтер, что ли?
Он Геометр!
Слово-то какое великолепнейшее... Чистое!
И мышление Его совсем иное, нам не доступное, а может и чуждое... Мыслит Он может себе, там в бездонной беспредельности, целиковым пространством! Единым и неделимым... Ворочает в голове хаосом и формами,.. а тут мы со своими треугольниками и глобусами под мышкой, да с числовым рядом банковского счёта, - Здра-а-асьте, Дяденька! Возьмите нас в боженьки. Нам это страсть, как охота!
Так Он, небось, и не поймёт, товарищ Платон, какого рожна мы от него хотим!"
Иван Кузьмич пролистал умную книгу, прошуршал страницами, отложил её в сторону и, произнеся, как окончательный вердикт: "Геометр счетоводу не товарищ!" - аккуратно оборвал тонкую натянутую снасть.
Большая человеческая мечта блеснула гладким мерцающим боком и, не торопясь скрылась в океане Большого Сознания...