когда раздобыл для него великолепный куст камелий,
вишню и криптомерии...
1. Алина Шади
Пальцы дрожат в предвкушении чего-то смутно сладкого и жуткого
Цвела вишня. Само по себе это ничего не значило. Но сейчас цвела вишня, и цвела вся пустыня, покрываясь островками синих крокусов, так известных у ценителей шафрана, и это навевало меланхолию. Шафранная весенняя меланхолия в пору цветения. Словно чтобы помучить себя, он поднимался в сад, садился на мраморную скамью на Новой террасе и наблюдал. Мир цвел и пах, презирая приближение душного засушливого лета. Равно как и близость праздника Ишио*.
С другой стороны, это была своеобычная весенняя хандра, которая мучала Шади из года в год. Именно в период всеобщего цветения, он особенно остро и болезненно ощущал неподвижность своей собственной жизни. Глядишь с одной стороны: вечная весна гибкого, красивого тела. Повернешь другим боком: уродливая сушь лета, мертвенность пересохшего колодца, века на дне зрачка.
- Сколько мне лет? - спросил он Черепа.
Ветер подхватил эти слова, закутал в нежный аромат куры* и отнес к Баберье, устроенной у ствола криптомерии. Казалось, мумия потянула носом.
- Меньше, чем мне, - ответила колдунья, - и больше, чем твоим внукам.
Их было бесполезно спрашивать. Они ели годы и пили века, как сказал когда-то один поэт, к слову, успокоившийся в коридорах Города. Им нравилось насмехаться над еще живыми. Порой это злило.
Шади увернулся от сладких весенних ароматов, поднимаясь со скамьи. И подошел к Баберье. Величественная, прекрасная погребальная маска выражала дружелюбие, совсем ей не свойственное. Нарисованные на папье-маше и инкрустированные стеклом и черным обсидианом глаза следили за Алиной.
- Ты не спрашиваешь меня о своем будущем, но хочешь знать свое прошлое, - проворчала Баберье. - Задай вопрос живым. Спроси, сколько царьков сменилось с тех пор, как ты родился, и как давно умерла твоя мать. Займись бесполезными делами!
К концу голос ее сорвался на крик. Предки не любили вопросов о прошлом. Шади досадливо передернул ноющими плечами. Хорошо, что здесь не было Зубери, предпочитавшего цветущему саду прохладу Залы Предков. Предсказатель в отличие от Баберье срывался редко, но вопросов о прошлом на дух не переносил.
- Я был опрометчив, - покладисто сказал Шади и невпопад заметил. - Красивые блики на воде. Отнести тебя к пруду, Баберье?
- Уйди! - хмуро приказала колдунья. - И убери с собой этого болтливого...
Шади поклонился, снял Бапака с украшенной раковинами подставки и пошел к лестнице.
У этой глупой ссоры, оставившей по себе горьковатый запах поморской полыни (восточный угол сада, рядом с кустом жимолости), было множество причин. И приближение дождя, сулящее мигрень. И душные ароматы весеннего сада. В конце концов, даже пальцы дрожали в предвкушении чего-то сладкого и жуткого.
Дорога царей
Все шестеро, пересекающие на великолепных конях пустыню, были облачены в светлые, почти белые накидки. И это мало сочеталось с той целью, которую они преследовали. Предводитель ехал молча на полтора корпуса впереди остального отряда. Изредка вперед вырывался один из белоплащников, шептал что-то предводителю и возвращался к остальным. Последней, особняком, ехала невысокая хмурая девушка. Из-под белого плаща, скрывающего ее почти полностью, выглядывало красное одеяние, судя по всему, отнюдь не женского покроя. Заметно было, что ее избегали. Женщина пришпорила коня только когда горы полностью скрыли горизонт. Предводитель вздрогнул, когда белая фигура на чалой лошади поравнялась с ним.
- Вам стоит встать здесь, - сказала женщина. - Куштам запрещено подъезжать близко к городу.
- Смерть, твое дело, - неохотно согласился предводитель. - Так что тебе виднее, Фрида.
Женщина кивнула и пришпорила лошадь.
2. Фрида
Я спала, как зерно под землей, не имея шанса прорасти
(Ноги твои вязнут в горячем песке. Это происходит из года в год. Ноги уже погрузились в него по щиколотку, за десять лет не выбраться. Ты чувствуешь запах крови, пропитавшей песок, как на арене амфитеатра в твоем родном Соселае*. И только ты повинна в этом запахе, мисту Фрида. И сколько же здесь теней! И ты идешь к ним в гости, дорогая моя, или на закланье?)
Она выехала на рассвете, еще не стряхнув гаденького сна. Воздух с утра был еще прохладен, но уже тяжел и перенасыщен запахами. Откуда-то тянуло ароматом цветущей вишни и горькой поморской полыни. Все эти запахи были непривычны для пустыни. Возможно, их приносило из сада, который по легенде устроил для своей умирающей возлюбленной кто-то из Алина Шиам полторы тысячи лет назад. Фрида в это не очень верила: ни один сад не сможет расти столько лет посреди почти безводной пустыни. Тем не менее, запах не исчезал.
Когда она подъехала к нижнему храму, к вишне и полыни примешался тяжелый, сладкий запах согу.
На площадке перед нижней часовней уже собрались несмотря на раннее утро женщины. Закутанные в накидки, похожие на саваны, тронутые нежными тонами шафранного и песочного цвета, они толпились у резного портала из розового песчаника, прижимая к груди мешочки с подношениями. Престарелые птицы в выцветшем одеянии.
Фрида спешилась, запахнула плащ и влилась в очередь просительниц. Те, что справа, навещали своих усопших. Те, что слева, жаждали узнать настоящее или будущее. Фрида достав из-за пазухи небольшую сумку, где лежали согу, испеченные накануне лепешки и фляга с вином, встала к последним.
В часовню она входила с некоторым трепетом, не зная, чего стоит ждать. Своим спутникам Фрида этого не сказала: она боялась мертвых. А здесь было такое место...
В пещере пахло тленом - тянуло из-за двери черного дерева, обрамленной базальтовым порталом, - маслами для бальзамирования и согу. Слезились глаза. Фрида ощутила приступ паники. А потом кто-то тронул ее за руку.
- Что ты хочешь узнать? - тихо спросил мягкий, нежный голос, обволакивающий и удивительно чистый.
Фрида представила себе седого старика, мудрого хранителя Города Усопших. И она обернулась.
Он был сед.
Он был юн.
Стройную фигуру обтекала мантия нежного, крокусно-лилового цвета, длинные белые до серебра волосы были собраны на затылке в хвост, напоминающий конский, и скреплены заколкой. Лицо было удивительно чистым и юным, еще не знавшим бритвы.а глаза оказались аметистово-синими.
- Что тебя так волнует? - спросил юноша.
Одна из женщин толкнула Фриду в бок.
- Говори! Алина обращается лично к тебе!
Алина? Алина Шиам? Этот мальчишка?
Он улыбнулся, скупо, уголками тонких губ. Серебряные серьги с кусками горного хрусталя, качнувшись, издали нежный звон.
Фрида опустила глаза.
- Я из деревни на западе. Колодцы пересыхают, люди гибнут от жажды. Старики послали меня спросить у предков совета и помощи.
Она поклонилась, передавая сумку с подношениями и глиняную табличку, на которой были написаны имена усопших. Мертвецы были настоящими, и беда была настоящей. Все честно. Не стоит гневить мертвых в преддверии дела. Алина принял подношение. Губы его шевельнулись. Фрида не услышала. Не было ни звука. Тишина. Немота.
(Твои уши заливает воском, так принято наказывать нерадивых у тирана Гудилеи. Ты избежала свинца, залитого в глотку Иону Отравителю. Тебя не выгнали на улицу в час, когда гаснут фонари, а Марка, говорят, разодрали в клочья мифические Лорды. Ты даже не оглохла. Воск ведь можно достать.
Просто ты на время стала, как зерно, лежащее под землей и не имеющее шанса прорасти...)
3. Алина Шади
Ох, запахи, запахи. Древесина, тлен и тимьян...
Шади смотрел на женщину, кулем лежавшую у его ног. Белый плащ откинулся, открыв красные шальвары. Опустившись на колени, Алина коснулся горячей и влажной руки просительницы.
- Отнесите ее в кельи, - велел он поднимаясь. - Ваши прошения будут приняты завтра.
Женщины подняли крик, вызвавший всплеск мигрени. Шади молча указал на дверь, где возник уже Салах, смуглый, спокойный, как могильщик. При одном взгляде на него женщины смолкли. Салах походил на разбойника из пустыни и лучше многих своих предшественников справлялся с должностью Младшего служителя. В отличие от тех же многих он ясно понимал, что Алина Шиам ему не стать.
Салах коротко поклонился Шади, поднял просительницу на руки и молча покинул часовню. Женщины потянулись за ним. Шади с облегчением снял тяжелое облачение, хрустнул уставшими, затекшими суставами и толкнул дверь в Город.
Здесь было прохладно, как всегда, и перешептывания заполняли извилистые коридоры. Под этими перешептываниями дрожали язычки лампад.
Шади безошибочно нашел нужную камеру. Стены ее были скудно украшены росписями, имитирующими соломенные циновки. Черепа и кости жителей деревни - множество поколений - были сложены в нишах. Перед каждыми останками теплилась лампада из плохо обожженной глины. Шади разложил подношения в плошки мудрецов - каждому по лепешке, немного пряного вина (жуткая кислятина!) и по комочку согу. Огонь стал ярче.
Опустившись на соломенный топчан, Шади скрестил ноги под своей шафранной рубахой и полуприкрыл глаза.
- Мир вам, черепа и кости.
Ему ответил нестройный хор стариков. Он спрашивал. Они отвечали. Груз веков давил на плечи. Шади чувствовал себя старым, дряхлым и тонким.
И снова пришла Она, встала за спиной Алины и нежно коснулась губами его макушки. При этой молчаливой поддержке Шади смог закончить разговор. Обычное дело, которое можно бы было решить не прибегая к помощи предков, если бы по северо-востоку не растекалась зараза богоборчества. Пришел новый бог, и его слепые последователи растоптали веру отцов.
- По крайней мере, они еще верят, - шепнула Она. Светлый локон щекотнул щеку Шади.
- Лучше мало, чем ничего? - хмыкнул он, поднимаясь. Глаза оставались закрыты. - Ты побудешь со мной еще немного?
- Хорошо, -сказала она.
Шади пошел по коридору, вслушиваясь в ее тихие шаги и мерное дыхание. Нарочно выбрать путь подлиннее, чтобы насладиться этими звуками. "Сколько же это длится?" - подумал он, но ее не спросил. Она, конечно, сказала бы правду. Оставив горечь.
- Наверное, ты голоден, - сказала Она, внезапно разорвав тишину, сшитую звуком шагов. - Женщины уже приготовили похлебку и зажарили мясо с тимьяном.
Шади ощутил: Она нагнулась. Легкий аромат лотоса шел от ее кожи и волос, неощутимых, но вещественных. Мягкие губы коснулись его щеки, и все исчезло. Ушла. Шади с сожалением вздохнул и взбежал по лестнице, торопясь расстаться с ароматом лотоса. Здесь, наверху мир был совсем иным. Душным и красноватым от заходящего солнца. А запахи...
Запахи: древесина, тлен и тимьян.
Кельи гостевой дороги
Их построили только в XII веке по исчислению насэритов. Теперь паломники и просители не вставали безобразным разномастным лагерем у подножия гор, а селились в аккуратных кельях, частично вырубленных в скале, частично сложенных из полученного камня. Расположены они были так, чтобы лишний раз не попадаться на глаза Алина Шиам. Только Салах - черная тень на красных песках - часто входил сюда. Собрать просителей, получить подношения, отнести еду, дарованную Алиной. Реже забирал еду для хозяина Города усопших.
Сегодня он внес женщину. Уложил ее на постель и препоручил заботам старух. Опытный в лекарстве, Салах мог и сам вылечить просительницу. Но предпочел не идти против правил. Собственных правил.
Покинув тесную келью, Салах поднялся к нижнему храму и окинул пустыню цепким взглядом. Господин умел прозревать будущее, как те духи, которые любили его. Салах же умел чувствовать опасность самыми кончиками своих длинных ногтей. Сейчас ногти дрожали.
А еще - женщина была красива.
Текст целиком на Призрачных Мирах: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%B7%D0%B8%D0%BD/%D0%98%D0%BE%D1%80%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F-%D0%94%D0%B0%D1%80%D1%8C%D1%8F/