В городском гулял саду драматург Виктор Сарду. А навстречу, словно гриб, шёл его коллега Скриб.
- Как дела, - спросил Сарду,- пьески пишете?
- Пишу.
- Ставят?
- Вроде.
- Сразу все?
- В комедии, притом, Франсе.
- Хорошо живётся вам...
- Я не жалуюсь... Мадам!
Оба поклонились даме, знать которую едва ли доводилось прежде им. Но сказалось воспитанье: драматурги той поры были вежливы, как драмы, что мерещились в тиши.
ДВА ПРОЗАИКА
Два Гонкура - брат и брат - пили утром шоколад. Шоколад был вкусен, густ. Их беседа полна чувств.
- Я умру, - сказал один, - ты останешься один. Не тоскуй. Лечись трудом. Дом не превращай в дурдом. Тщательно веди "Дневник" - лучшую из наших книг. Заноси в него о том, что произойдёт потом, когда Бог решит, что мне нету места на земле.
- Всё слова, мой брат, слова. Ты и я - одна душа. Пока жив - она жива. А потом, потомки пусть помянут, утишив грусть.
Шоколад был выпит. Вышли. Шёл Сент-Бёв, как кот по крыше. Попросили его братья написать о них статью. Окатил Сент-Бёв их бранью... Вероятно, от того, что недавно не избрали в Академию его.
Он к Золя спешил навстречу и при этом бубнил речь он, заготовленную впрок. И, согласно с этой речью, был уверен, что весь вечер проведёт у камелька с автором Ругон-Макаров. И какие б только кары ни послал на них Господь, он ответит тем макаром, каковой изобретёт.
Что касается Гонкуров... Братцы, это на смех курам. Разве их сравнишь с Золя! Нет, хвалить он не намерен, даже в качестве примера, даже для календаря.
Намозолил всем глаза - этот гнусный тип - Золя!
ДВА ПОЭТА
Как-то, сидя на трубе, Франсуа Виньон с Бюлле толковали о былом, разговляяся вином.
Дю Бюлле стихи слагал. Франсуа Вийон бурчал. Дю Бюлле спросил Вийона, отчего тот зол на мир: обманула ли девчонка, сам ли ей он изменил? А возможно, что короста / для поэта спутник роста/, в силу множества причин, отнимает много сил.
Франсуа ответил кратко, так же кратко, как и жил:
- Не короста виновата. Не ищи простых причин. Мы с тобою два солдата на пути нездешних сил. Силы эти совращают бесконечно малых сих. Силы эти загубили ту, которую любил. И пока на рану в сердце лью я красное вино, заплатив валютой, кто-то обнимает стан её.
- Будь мужчиной! - на трубе вдруг заёрзал дю Бюлле. - Мало ли, какой дурак потеснит поэта. Ты ответь ему, да так, чтоб запомнил это. Или, уловив момент, острый сочини памфлет. Не сумеешь? Сильно пьян? А на что Бог рожки дал? Коль наставили рога, обрати их на врага.
ДВА ХУДОЖНИКА
Как-то раз Манэ с Дега собирались на бега.
День прохладен был и чист. На пленере лежал лист, одинокий, как гармонь, и сушёный, как фасоль.
Говорит Манэ Дега:
- На кой чёрт тебе бега! Посидим. Пускай Нитуш голышом станцует туш. Напиши её портрет. Спонсор - мой знакомый мент из парижского ГАИ, щедрость у него в крови. Франков столько даст, что их хватит и на четверых.
Но Дега сказал Манэ, чтобы шёл ко всем Монэ...
Чем закончились бега, поспрошайте у Дега.
БАЛЬЗАК В РОСИИ
/приложение/
Раз отправился Бальзак прогуляться на большак. А навстречу дама шла. Дама шла - его нашла. И сказала Бальзаку: "Как бальзам тебя приму. Всё до капли... Ты один мне и врач и господин. В каждом слове книг твоих - жизнь, в основе, для двоих. Научилась у тебя денежки считать, любя. Но теория по боку - практику с тобой начнём. Притворяться недотрогой - выход ложный и не мой. Понемногу мы от слов устремимся к делу. Мой залог, тебе мой бог, и душа и тело"...
"Погоди, в ответ Бальзак, не хочу попасть впросак. Сколько лет тебе, скажи. И коленки покажи. Если тридцать - припаду, молодую - обойду. Молодых я не люблю... В них не смыслю, на беду".
Дама поднимает крик, искажая светлый лик: "Не писатель ты, Бальзак, а наглец или пошляк. Я отдаться к тебе шла - ты не понял ни шиша".