Как-то раз известный юмористический писатель Александр Хорт, выходя из редакции "Литературной Газеты" после плодотворного рабочего дня, столкнулся, прямо у входа, с просящим литературного подаяния, Аркадием Аверченко.
- Удивляюсь тебе, Аркаша, - сказал Хорт, несколько времени понаблюдав за бесплодными попытками просящего: все, к кому тот обращал натруженные пером руки, проходили мимо, притворяясь, будто ушли в себя и им не до посторонних. - Обнищать до такой степени? В этом я вижу неуважение к нашей с тобой профессии. Уйди, не позорься.
- А ты, кто такой будешь, чтобы давать мне советы? - огрызнулся Аверченко, высморкавшись в вынутый из большой папки рукописный листок, и вложенный обратно. - Я таких, как ты, советчиков видел в гробу в белых тапочках.
- Послушай, что ты ко мне пристал? Идёшь - иди, не мешай другим стоять.
- Вижу, ты и впрямь меня не признал. Отстал от жизни. "Литературную Газету" не читаешь.
- Если каждого признавать, кто же будет ходить в непризнанных? А то, что не читаю, угадал. - А что в ней про тебя написано?
- Опаздываешь жить, коллега. Я не из тех, о ком пишут. Я сам пишу.
- Воистину, кто был ничем, может стать всем, чем угодно. Этак каждый...
- Я не каждый, - гордо объявил Хорт. - Я Хорт.
- Не знаю и знать не хочу, - презрительно отмахнулся Аверченко. - Хорт знает что! Видать, развелись в нашем деле шибздики, что лебеда в огороде. Постоять спокойно за подаянием не дают.
Обиженный Хорт ушёл, а Аркадий Аверченко ещё долго пытался припомнить, где мог видеть настырягу? Может, в Праге, когда жил там в эмиграции? Рассказывали про такого, будто собирал деньги у литературной братии, страдающей от недостатка читателей и гонораров, якобы на создание в Совдепии независимой газеты, обещая спонсорам и то, и другое. Но был ли Хорт этим самым хортом, или этот хорт другой масти, но той же хватки, так и не решил.
- Эх, - вздохнул Аверченко, - что за времена! Столько развелось знаменитостей, глаз на них не напасёшься.