- Автор? - привычно угадал редактор, указывая вошедшему на поместительный стул.- Чем порадуете?
- Пьесой, сэр, - и автор, не дождавшись приглашения, достал из кармана, уставшего от носки пальто, сверток.
- Однако! - редактор внимательно рассматривал лежащее перед ним.- Не менее пуда весом.
- Растопырилось от холода, сэр, - поспешил с разъяснениями автор.- Оттает и приобретёт реальные очертания.
- Я предполагал, что тела от холода сжимаются.
- Физические, - доказал свою осведомлённость автор. - Дух же, напротив, увеличивается в размерах не столько, впрочем, от холода, сколько от стечения неблагоприятных обстоятельств.
Помолчали. Автор глядел на рукопись с восторгом, редактор - с отвращением.
- Давно сочиняете? - поинтересовался редактор. Будучи джентльменом, он не мог мимоходом отказать другому джентльмену в том, в чём тот, так остро нуждался. Иначе бы сразу сказал то, что скажет после ухода неприятного посетителя своим сотрудникам.
- Сколько себя помню, сэр, - последовал ответ.
- Это сколько же?
- Примерно лет пятьсот. Если и меньше, то не намного.
- Срок, - осторожно согласился редактор. - И всё это время / он надеялся, что автор сбился со счёта и ожидал поправки / не печатают?
- Были попытки, сэр, иногда даже настойчивые. Но...
- Обычное в издательской практике явление, - согласился редактор. - А как, по-вашему мнению, должен поступить с пьесой я? Кстати, оттаяла.
- Как и обещал, - не скрыл гордости автор. - Что же касается моего мнения, сэр, печатайте без промедления. Другой возможности обессмертить себя и ваше издание может и не представится.
- Выходит, всё мне? - проявление редакторского сарказма очень редко бывает немотивированным. - А что вам?
- Гонорар, - неслышно произнёс автор.- Чтобы дожить до весны.
- Тогда вам прямой путь в театр, - тоже неслышно подсказал редактор. - Выгода с точки зрения материальной, не говоря уже обо всех прочих.
- Прямой, говорите? Да театр и по кривой не объехать. Хотя за совет благодарю. - Автор сполз со стула, иронически преклонив колени, после чего вернулся в прежнее, более удобное, положение. - Как раз оттуда я прямиком к вам. Режиссёру, видите ли, ни пьеса, ни я не показались. С литературной стороны претензий вроде бы нет, зато актуальность хромает. Сотрясаются основы общества. Королям рубят головы, как у деревьев сучья, Алая Роза воюет со своей Белой тёзкой. А я, дескать, пытаюсь взобраться на подмостки с любовными неурядицами малолеток. Экая невидаль, девчонка влюбилась в пятнадцать лет. Не ждать же ей до шестнадцати.
- А дочери своей вы бы позволили? - не скрыл раздражения редактор.
- Искусство, сэр, жизнь не копирует, а отражает.
- Что-то подобное слышать уже доводилось, а потому скажу без околичностей, хотя пьесу вашу не читал, но целиком и полностью разделяю мнение неведомого мне режиссёра. Что за дурная привычка смешивать жизнь со своими о ней представлениями. Как читатели, так и зрители должны ощущать свою причастность к сегодняшним нашим реалиям и потому их интересуют в основном трагические сюжеты, а не сюсюканье младенцев.
- Утешает и обнадёживает, - задумался редактор. - Я изучу вашу рукопись. Глядите, она и впрямь утончилась. /А про себя подумал: не соскучишься с нашими непризнанными гениями пятивековой давности/. О моём решении будете извещены по электронной почте.
- Простите, вы о чём?
- Ах, да, конечно... Просто по почте.
- Покорнейше благодарю, сэр, - автор распахнул пальто, извлекая из кармана пиджака, похожего на рубище, засаленную визитную карточку, испещренную тонким, как волос, готическим шрифтом.
Оставшись один, редактор вызвал сотрудника:
- Что будем делать с этим хламом?
- Отфутболим, - не задумываясь, решил тот.
- Но осторожно, дабы не травмировать. Уж очень он какой-то впечатлительный. Как ты думаешь, пять веков - много или мало?
- Смотря для кого, - ответил привыкший ничему не удивляться сотрудник. - Для китайцев, например...
- Мы с тобой, слава Богу, не китайцы. Кстати, как фамилия этого долгожителя?
- Шекспир какой-то.
- Тебе она о чём-то говорит?
- Разве всех упомнишь. У меня ещё с девятнадцатого века завалялась рукопись некоего Байрона, вообразившего себя поэтом. А ответить не доходят руки. И к тому же адрес потерялся.
- Адрес у них у всех один, - тяжко вздохнул редактор. - Вечность.