Дабы не преувеличивали личное участие публикатоќра в этой истории, сошлюсь на авторитет Карло Манчини, прозванного Угольщиком, не потому, что он каким-то боком способствовал согреву односельчан в холодные зимние времена, для этого предназначены другие, а потому, что его жена, черная, как цыганка, и днем не могущая сойти за красавицу, в темноте выглядеќла, словно тень, отбрасываемая лунным светом в огороќде, что вызывало у людей, верящих в нечистую силу, состояќние близкое к истерике. Конечно, не у всех, но ведь так уж повелось на белом свете, что о единомыслии среди божьих тварей можно только мечтать.
Этот самый Манчини, пока его жена ублажала в темноте очередного клиента, днем, наверняка, не обратившего на нее внимания, посиживал в трактире "Рог изобилия", где рог о рог с такими же, как сам, мужьями, за бутылкой кьянти, рассказывал истории, напоминавшие его собственную, с некоторыми, впрочем, отклонениями, неизбежными, когда имеешь дело со слушателями, у которых на кончике языка скопилось не меньше побасенок. И они ждут, не дождутся, что и им представится возможность проявить свое красноречие.
Но рассказам Угольщика было присуще нечто такое, чего недоставало другим: умением вести интригу, даже неправдоподобную с видом полного доверия к собственным словам, с чем многим нетерпеливцам приходилось смиряться, ибо интерес к услышанному в значительной степени смягчал их разочарование. Похоже, что и у нас с вами нет иного выхода, как поддаться общему гипнозу.
Итак, все внимание на рассказчика, к сожалению, не доведшего свою историю до финала.
ЕСЛИ ГОВОРИТЬ ТОЛЬКО УМНО,
ЭТО ТОЖЕ ГЛУПО
Когда двое любят друг друга, что, казалось бы, до них третьему. Но поскольку "третьи" никуда не деваются и нагло тычутся свиным рылом в чужое корыто, то правильно говорят, что нет худа без добра, ибо без "третьего" не было бы и нашей правдивой истории.
В Венеции, а может и не в Венеции, ибо, как известно, это обстоятельство не имеет большого значения для любви, беззаботно жили два друга. Одного звали Сильвано, другого - Андреоло. Им вместе едва перевалило за тридцать, а в таком, как известно, возрасте науки, как бы ни были они захватывающи и полезны, не особенно лезут в голову. Единственная наука, находящая в ней приют, наука любви, и оба юноши были исключительно заняты ею. Но пока только на теоретическом уровне, ибо обоим мешали некоторые обстоятельства. Красавец Сильвано был сыном бедного человека, звавшемся Маттео Бергони, и добывающего пропитание своей многочисленной семье работой таксиста. Его допотопный "Феррари" некогда, безусловно, представлял определенную ценность, но время не щадит не только людей. По всем признакам драндулету самое время отправиться на свалку, но среди многочисленных туристов, особенно богатых американцев, находилось немало таких, кто готов был рискнуть жизнью, испытывая незабываемое чувство расставания с нею, когда, летящий со скоростью сто миль в час над пропастью во ржи, автомобиль оказывался без руля и ветрил, поскольку именно в этот момент беспечный Маттео оборачивался к ним, дыбы обратить внимание на мелькающие перед их глазами красоты. Так что, возвращаясь целыми и невредимыми, они, дрожащими от счастья руками, выкладывали суммы, которые обеспечивали семье вполне комфортабельное прозябание в длинном, как зимняя ночь, межсезонье.
Именно из-за своей бедности Маттео не смог дать Сильвано, старшему из пяти сыновей, настоящего образования, ограничившись начальным. Но, как уже было сказано, Сильвано это обстоятельство не очень-то печалило. У молодости свои заботы, ничего общего не имеющие с будущим, поскольку полностью сосредоточены на настоящем. Он был влюблен и любим самой красивой, по общему мнению, девушкой в городе Агнесс Бульоне, отец которой известный адвокат готовил для дочери блестящую будущность, вовсе не имея при этом в виду бедняка Сильвано.
Но именно его избрало сердце Агнесс. Возможно, не будь строгих отцовских запретов, девушку, в конце концов, удалось бы убедить в том, что было очевидно всякому здравомыслящему человеку. Но гордость, столкнувшись с гордостью, высекала искры, из которых разгорелся пожар. И не просто пожар, а пожар любви.
Встречи тайком, с оглядкой, отнюдь не способствовали огнетушению. Они любили друг друга впопыхах, и тот, кто испытал, что это такое, поймет меня без слов, а не испытавшим никакие слова не покажутся убедительными. И потому все, что будет рассказано дальше, не для их ушей.
Однажды вечером, дабы избежать бдительного ока отца и знакомых девушки, влюбленные наняли гондолу, якобы для того, чтобы полюбоваться ночной Венецией. В описанное нами время это было в порядке вещей, и у гондольера не могло возникнуть никаких подозрений. У одного из мостов они попросили его остановиться и обождать, пока прогуляются. Найдя, как им показалось, укромное местечко, они, по обыкновению, торопливо отдались друг другу, а когда приступ страсти прошел, девушке вдруг показалось, что на сей раз ее любезник превысил свои полномочия, щедро отпущенные возлюбленной, оказавшись не столь осторожным, как обычно и как они о том договаривались. И тогда Сильвано твердо пообещал, что найдет такое место, которое будет служить их любви надежным пристанищем и, значит, позволит избегать последствий, кажущихся для некоторых мнительных особ роковыми.
Он сам верил сказанному, но когда дошло до выполнения обещанного, понял, что сдержать слово мужчины будет не так легко. Ведь он не мог пригласить любимую даже в гости. Переполненный отчаянием, он, не найдя ничего лучшего, решился поделиться с Андреоло, мучавшими его сомнениями. Друг, если не поможет, то хотя бы посочувствует.
Андреоло представлял собой полную противоположность Сильвано. Не только потому, что, будучи сыном коммерсанта, имел такое же представление о бедности, как бедность о богатстве. Он был некрасив, и порядочные девушки не особенно его жаловали. Если они шли ему навстречу, то не потому, что видели в нем любовника, а только будущего мужа. Несмотря на его неполных шестнадцать лет, отец уже дважды откупал сына от настойчивых притязаний совращенных им девиц, относясь к этому, не сказать благосклонно, но с пониманием. "Я был не лучше", - объяснял он свою терпимость. Сильвано и Андреоло сблизило то, что оба ловеласа были к тому же отчаянными лентяями.
Сначала Андреоло хитро посоветовал Сильвано каким-то образом переговорить с отцом девушки, авось тот смягчиться, тем паче, что речь о женитьбе пока не шла, и при удаче вполне можно было ( так, по крайней мере, объяснял Андреоло свой совет ) рассчитывать на то, что молодым людям будет дозволено хотя бы встречаться.
- Убеди своего отца, - наставлял друга Андреоло, - пусть тот пойдет к отцу Агнесс с бутылкой самого лучшего вина. Чем черт не шутит, пока бог спит.
Но адвокат Клаудио Бульоне, хотя и любил всякого рода подношения, не подался столь дешевому соблазну.
- Ишь, о чем возмечтался! - кричал адвокат вслед стремительно уносящему ноги таксисту. - Узрели лакомый кусочек в лице моей дорогой, в полном смысле слова, дочурки и решили его обглодать. Хитро задумано, но на дурака рассчитано. Да я ее на базаре житейской суеты продам с тысячекратной выгодой, тогда, как этот старый сводник и его сопливый красавчик-сын, ничего, кроме ржавого корыта, именуемого такси, предложить не может.
И расстроенный Сильвано, раз за разом, возвращался к душеспасительным беседам с коварным советчиком, со слезами на глазах повествуя, смеющемуся над ним в душе, Андреоло, о своих неудачах. Таким, скажем прямо, несколько подловатым образом, Андреоло смягчал мучавшую его зависть.
- Не представляю, чем бы я мог тебе помочь. - притворяясь озабоченным , говорил Андреоло. - Может, на первых порах, пока созреет какая-нибудь стоящая идея, вы могли бы встречаться в гостинице, разумеется, не в самом городе, где каждая собака вас знает, а где-нибудь поблизости?
Но Сильвано напрочь отверг такое предположение, заявив, что Агнесс - девушка честная и предлагать ей подобное, значило бы оскорбить в самых лучших чувствах. Скажу больше, добавил Сильвано, если бы такая мысль исходила от Агнесс, что невозможно, и я это высказываю как предположение, я бы сам от нее отказался.
И тогда Андреоло, преподнес другу, совсем было отчаявшемуся, сюрприз.
С ТАКИМ БЫ СЧАСТЬЕМ ДА ПО ГРИБЫ ХОДИТЬ.
- Можете встречаться у меня, - предложил Андреоло ошеломленному Сильвано. - В конце концов, разве не Господь учит нас любви к ближнему? Возможно, меня это несколько стеснит, но я не могу допустить, чтобы столь малая причина влияла на счастье моих друзей. Ибо с тех пор, как тебя полюбила Агнесс, я тоже числю ее в своих друзьях.
- А как же твоя семья? - робко воспротивился Сильвано.
- Я все обдумал, - успокоил его Андреоло. - Отец, занятый коммерцией, месяцами не бывает дома. Его легче застать в Лигурии или где-нибудь за границей, чем дома. Моя почтенная матушка не выходит из домашней молельни в надежде уговорить Бога не наказывать отца за его грехи. А прислуга так вышколена, что не посмеет совать свой нос в дела, ее не касающиеся. В моей комнате, имеющей к тому же отдельный вход, вам будет полное раздолье.
- Чем я расплачусь с тобой за твою доброту?! - со слезами на глазах воскликнул Сильвано.
- Ты уже расплатился со мной верной дружбой.
И хотя Сильвано мог бы многое возразить на сей счет благородному другу, пожертвовавшему столь многим, не взяв ничего взамен, решил отложить свое намерение на более подходящее время. Получив желаемое, он тут же превратился в эгоиста.
Между тем, злокозненный добряк отнюдь не дремал, а тайно установил в комнате записывающую аппаратуру высокого класса и, после ухода любящих, жадно наслаждался увиденным. Несчастный Андреоло только слюнки пускал и горечь оттого, что везение Сильвано было столь полным, превращало и, без того злые, мысли, в злобные. И все, чего он жаждал, оказаться на месте Сильвано. Теперь образ обнаженной и радостно отдающейся Агнесс не покидал его ни на мгновение. Особенно поразили Андреоло, смелость и предприимчивость, проявленные девушкой в любовных играх. По молодости лет Андреоло не подозревал, что может позволить себе ошалевшая от страсти женщина, и узнанное произвело на него ошеломляющее впечатление. Образ, пребывающей в чувственном экстазе Агнесс, преследовал его как наваждение. И смятая после ночных бдений постель, могла бы послужить лучшим доказательством сказанному.
Но Агнесс, понимал он, была для него недостижима. Попытки же искать утешение в объятиях проституток, очень похожих на те, что дарила Агнесс, Сильвано, казались всего лишь плохой копией оригинала. Униженный, и я бы даже сказал, уничтоженный Андреоло, снова и снова запирался у себя в комнате, из которой еще не успевал выветриться дух, пропахших эротическим потом тел, ломая в отчаянии руки, пристально вглядывался в мелькающие перед глазами кадры, знакомые до мельчайших подробностей.
ДОВЛЕЕТ ДНЕВИ ЗЛОБА ЕГО
Мучаясь бесплодной страстью, Андреоло в поисках выхода из далеко заведшего страдательного воображения, несолоно хлебавши, возвращался в реальность, приводившей его на край готовой поглотить бездны. Каким-то чудом удавалось ему избегать решительного шага, означавшим преступление, но, избавившись от одного наваждения, возвращался к менее опасным, но не менее мучительным мечтаниям, им овладевавшими, пока, наконец, отчаяние не подвигло его на действия, прежде казавшиеся невозможными. Как-то днем, когда Сильвано был на работе, подменяя отца за рулем дребезжащего "Феррари", Андреоло подстерег возвращающуюся из колледжа Агнесс, и, пользуясь доверием девушки, вызванном оказанной ей и ее любимому услуги, сообщил, что у него припасена для нее новость, узнать которую ей будет полезно и приятно, но сможет удовлетворить свое любопытство только у него дома. Разумеется, такого рода известие мало кого могло оставить равнодушным, но остаться наедине с Андреоло она не решалась. Не потому, что у нее возникли какие-то подозрения по поводу его намерений, а в силу приличий, внушенных ей обществом. Правда, что отношение с Сильвано были бы для общества, проведавшего о них, столь же неприемлемыми, но любовь не рассуждает, тогда как с Андреоло, кроме благодарности, ничего не связывало.
Всячески умоляя Андреоло сообщить, в чем заключается его новость, она не заметила сама, как оказалась у дома соблазнителя. Но если несколько минут назад любопытство и опасения на равных боролись друг с другом, то теперь, когда она была столь близка к мучавшей ее тайне, что возьмет верх, уже не вызывало сомнений.
Видя колебание девушки, Андреоло изобразил полное равнодушие, сказав лишь, что она может поступать, как ей будет угодно, но свой секрет раскроет лишь на условиях, им поставленных. А на требование поклясться, что с его стороны не будет никакого подвоха, сделал это с таким чистосердечием, что ее сомнения, если даже и были, испарились. Оглядевшись по сторонам, она, вслед за Андреоло, быстро вошла в дом.
Оказавшись в знакомой обстановке, на сей раз с Андреоло, она вдруг устыдилась самое себя, сделавшись совершенно пунцовой, что позволило наглецу, догадавшемуся о мыслях девушки, обнаглеть еще больше. Сев в удобное кресло, на котором обычно сидел Сильвано, наблюдая за тем, как она раздевалась, а после отдавалась, устроившись на его коленях, Андреоло включил телевизор, а когда на экране замелькали первые кадры, не сразу сообразила, что беснующаяся на экране девица - она. Она и никто другой.
- Боже мой! - только и произнесла Агнесс, увидев собственное изображение. - Какой ужас! Ведь это я.
- Ты, - охотно согласился торжествующий Андреоло. - И держишься молодцом. - Не думаю, что хоть одна из тех, с кем приходилось иметь дело мне, могла бы с тобой сравниться. Что и говорить, Сильвано здорово повезло.
- Но ведь это... - У Агнесс перехватило дыхание. Мысль тревожно билась в лихорадочных поисках оправдания, которое нужно было ей, но не тому, кто загнал ее в ловушку, так ловко подстроенную, что она провалились в нее, как в яму такой необозримой глубины, из которой самой не выбраться.
- Но ведь это... - снова начала она.
- Ты хотела сказать, подлость? Не бойся, называй вещи своими именами. А разве не подлость, что ты достаешься какому-то Сильвано, только потому, что он смазливее меня.
- Он твой друг, - напомнила Агнесс, ища любую зацепку, могущую ей, если не помочь, то хотя бы отдалить то, что должно было произойти.
- Не отрицаю. И я доказал это, обеспечив вас надежным убежищем. А он, если, конечно, его дружба не вымысел, обязан поделиться со мной. Но поскольку до этого не додумался, мне пришлось действовать самостоятельно.
- И что теперь?
- Именно то, о чем ты подумала.
- И ты не пожалеешь меня?
- Почему я должен тебя жалеть? Ведь ни ты, ни Сильвано, забавляясь, не думали обо мне. Тогда, как я, думал постоянно и, наверняка, сошел бы с ума, если бы Господь не надоумил меня, за что я буду всю жизнь ему благодарен.
- И что ты намерен со всем этим делать?
- Пока не решил, но все зависит от тебя. В конце концов, я ничуть не рад тому, что придется выставлять тебя на позорище. Но я хочу тебя, и никакая мера не покажется мне крайней.
- Чего же ты требуешь?
- Пройтись...
- Пройтись?
- Ну, да! Что в этом удивительного? - Он встал и обошел, все еще стоящую перед светящимся экраном, Агнесс. - Моя мечта пройтись по незнакомой дороге, заглядывая во все закоулки, которые встретятся на моем пути: рытвины, ухабы и, конечно, гроты, увитые чудными цветами. Гроты особенно, хотя и другие прелестные места не обойду своим вниманием. Но, как всякий путешественник, понимаю, что свои радости обязан оплачивать отнюдь не мелкой монетой, но по самой высокой цене.
- Ах, - сказала Агнесс жалобно, но в душе радуясь, что Андреоло не сразу набросился на нее, не готовую к сопротивлению. - Не думала, что ты способен на такое.
- И я не думал, что ты способна, - он кивнул на экран, где как раз в этот момент девушка исполняла, казалось бы, неисполнимую просьбу любимого. Мы оба не думали, а потому следует подумать, как сделать так, чтобы всем было хорошо.
- Но ведь всем хорошо быть не может.
- Отчего же не может. Ведь тебе со мной будет не хуже, чем с Сильвано. Да и ему тоже немало перепадет, если учесть, что если все обойдется тихо и мирно, он останется при своих, то есть, при тебе.
- Не знаю, что и сказать.
- А то и скажи, что согласна.
- Я понимаю, выхода у меня нет, - тихо сказала Агнесс, притворившись, что не заметила победную улыбку Андреоло. - Но есть просьба, без исполнения которой мы с тобой ни о чем не договоримся.
- Вот как? Интересно!
- Ты должен дать мне время для размышлений.
- О чем размышлять? Выхода у тебя нет.
- Собственно, даже не размышления, а желание подготовить себя к тому, что неизбежно. И можешь вполне мне довериться, ведь я в твоих руках, как ни прискорбно это осознавать. И еще. Если это случиться, то не здесь. Ни при каких обстоятельствах я на это не соглашусь. После Сильвано такое невозможно. Я буду видеть перед собой не тебя, а его. Думаю, что понимание этого будет для тебя неприятно. И, кроме того, не хочу попасть в еще одну ловушку. От наших с тобой встреч не должно остаться никаких следов.
- А ты предусмотрительная, - ухмыльнулся Андреоло.
- На ошибках учусь, - спокойно ответила Агнесс.
- И сколько времени тебе понадобиться на размышление?
- Не больше недели.
Еще какое- то время они пререкались, но в этой перепалке Агнесс вышла, пускай и не победительницей, но все же с преимуществом, добиться коего она не чаяла. Пускай на время, но ей удалось избежать самого страшного: отдаться нелюбимому, к тому, же на позорных условиях. Случись это сейчас, и она становилась его вечной рабой или, по крайней мере, до тех пор, пока не надоест новоиспеченному султану.
С ТАКИМ БЫ СЧАСТЬЕМ ДА ПО ГРИБЫ - 2
Уговаривать его на разовую встречу не имело смысла. Андреоло не из тех, кто выпускает из рук добычу, не выпив всей крови капля по капле. Да и получив желаемое в качестве залога, не стал бы дожидаться окончательного расчета. Рассуждая таким образом, она вдруг поняла, что не очень-то сердится на него, хотя всеми силами старалась разубедить себя в этом. Он безусловный подонок и даже подлец, но вот закавыка, решился-то сподличать из-за нее, Агнесс. Это не могло послужить оправданием, но в какой-то мере извиняло. Мысль эта пробилась сквозь толщу ее возмущения, и, будучи невинной во всем, кроме страсти, ее сердечко смягчалось помимо ее воли. Во всяком случае, будь она судья его поступкам, в приговоре, безусловно, учла в качестве смягчающего вину обстоятельства.
И все же, несмотря ни на что, головы не теряла. Умное понимание ситуации не позволяло сентиментальному раздолбайству взять верх над трезвым расчетом и размягчить ее решительность. И потому план спасения, поначалу достаточно расплывчатый и даже сумбурный, постепенно обрастал деталями, из которых мало-помалу складывалось целое. Решающим в нем было одно: девушка, которую надо, во-первых, найти, а во-вторых, подбросить ее Андреоло вместо себя.
С тех пор жизнь ее превратилась в сплошное мучение. Не говоря уже о том, что Андреоло стал ее тенью. Куда и когда бы она ни шла, тот появлялся на ее пути. Он не останавливал ее, но, проходя мимо, обязательно напоминал, сколько времени осталось до решающего с ним свидания.
А разве меньше хлопот было у нее с Сильвано? Ее отказ встречаться с ним в том месте, которое, казалось бы, идеально подходило для любовных утех, вызвало в нем сначала недоумение, а после ярость. Уверенный, что Агнесс разлюбила его и только ждет повода сказать ему об этом, он терзал девушку упреками и намекнул, что покончит с собой, если его подозрения справедливы. Он даже стал требовать имя счастливца, сумевшего отбить у него любовницу, и не верил в искренность ее уверений, что такового не существует в природе.
- Пойми же, - убеждала его Агнесс, - никого другого у меня нет и, наверное, никогда не будет. Но сейчас у меня много проблем, решение которых для меня очень важно, помочь не сможешь, а помешать вполне. Сделай божескую милость, оставь свои подозрения и позволь самой разобраться во всем.
- И как же наша любовь?
- Она никуда не делась.
- Может, мне подыскать другое место, где мы могли бы встречаться?
- Именно так и случится. Но, повторяю, не сейчас.
- А когда же, черт побери?
- Разве я непонятно тебе объяснила?
А искомая девушка все не находилась. Агнесс мысленно перебрала своих одноклассниц и одношкольниц, но ни одна, по ее мнению, не подходила на роль, приуготовленную разгоряченным воображением. И сложность была не в том, что числила их в паиньках, коими они не были по определению, а в ее собственной скрытности. Не делясь ни с кем своими любовными переживаниями, не могла рассчитывать и на встречный отклик.
А что же ее поклонники? Оба были недовольны и нервничали из-за неуступчивости Агнесс. Один, получивший все, о чем только можно было мечтать, и другой, желавший того же и сгоравший от нетерпения, по-прежнему были болтливы, но свои секреты держали при себе. Андреоло деланно удивлялся, что Сильвано и Агнесс перестали посещать его "гнездышко", а Сильвано, бормоча что-то невнятное, по поводу глупых девичьих фантазий, тем не менее, не уставали хвастаться своими сексуальными успехами. Андреоло исходил злостью и злобой, слушая друга, а тот завидовал легкости, с которой Андреоло менял девиц, ложившихся под него, как скошенная трава под острый серп. Особенно заинтересовала Сильвано история с некоей Ренатой, которая, если верить Андреоло, не дает ему прохода, от острого желания оказаться под ним. Она служила официанткой в баре "Морские бродяги", где кроме официально объявленной должности выступала как певичка. Голос у нее был несильный, но приятный, а сама не красавица, но с отличной фигурой и легкая, как лань, в движениях. Казалось, она не ходит, а летает по бару. Каждый посетитель считал своим долгом прикоснуться к ней, но поскольку никто не держал над ней свечку, никаких доказательств ее легкомыслия не могли бы предъявить самые строгие блюстители чистоты женских помыслов.