Совсем в надежде я изверилась, но показалось мне, наглец, что сердце радостью оперилось, когда за мною шёл след в след.
Своею топорной походкою и страстью стиснутой в кулак, ты был отчаянной подлодкою, пробившей океанский мрак. Я ощущала сквозь бессилие прикосновения твои, хоть это было не насилие, но так насилуют, пойми.
Потом сморение. Смирение. С намёком - дальним - поцелуй. Потом, понятное намеренье, попридержать, раз не вернуть.
Не удалось. Опять на случке свой женский упустила шанс. Я у тебя строка в получке, а мне мечталось, чтоб аванс.
НЕЦКЕ
Удостоверилась с печалью в сердце, что удостоилась стать твоей нецке. Переставлял меня из угла в угол, переплавлял меня из злата в уголь. Как водится, мной наигравшись вдоволь, аукцион пообещал фартовый. Назначил цену мне / ну, ты и сволочь! /, как в декабре за юный майский овощ.
Не переводятся любители "клубнички" в засеянных полях эротики столичной. Но, между нами, тем я и спасаюсь, что - при нужде - в "клубничку" превращаюсь.
НАМЁК
Будь осмотрительною, дева, раз заманить тебя хотят. Чем привлекает твое чрево и не стареющий фасад? В мажорной гамме глаз лучистых, при разговоре по душам, любовный ветерок подчистит, мешавший объясненью, хлам.
Намёк прозрачнее портьеры, что не висит уже лет пять, как сноска во французском тексте, чтоб не перевран был опять. Как брошенная в воду леска, на радость поглупевших рыб, как в патине стариной фреска на фоне розовых картин. Как необычные подвески на мочках примадонн иных, как маленькие сексо-пьески в вольерах баров и пивных.
Что ещё взять с души невинной? Ведь глупость, в доле своей львиной, её к крушенью привела. Она раскрылась, как улитка, но вместо жемчуга, в ней нитка не лучших качеств полотна.
СТРАСТЬ МОНАХА
Умом девицу не понять и грудь аршином не измерить. В её божественную плоть, без лицемерья, можно верить. Всё в ней волнующе свежо, раздевшись, смотрится принцессой...
Жаль, что терпенья не дано, дождаться окончанья мессы...